Волков Юрий Николаевич : другие произведения.

Подонки-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  Пожар зимой в лесу [Волков]
  
  
   У адвоката, сами понимаете, режим работы свободный.
   Поэтому после инфаркта и операции, Женька решил позволить себе отдохнуть. Ну а что? Деньги есть. Работа не волк...
   Он, большей частью, сидел дома и много времени проводил с дочкой. Немного прогуливался по городку, врачи сказали - полезно.
  
   Тут надо сказать ещё вот что:
   Женька, он же не супермен, без страха и упёка. Совершённое преступление и постоянное, подспудное ожидание разоблачения, накладывает отпечаток на психику. Он стал замкнутым и угрюмым. Всё больше - молчал.
   Если раньше он был открыт и прост, то теперь ему было что прятать от друзей, от коллег и, самое страшное, от дочери.
   Часть его жизни ушла в темную и нечистую область.
  
   Поначалу, он мучительно переживал ситуацию.
   Как это вышло? Почему всё так погано? Он же много работал, создавал благополучие семье. И вот теперь, когда у него получился комфортабельный, сытый и безопасный мирок, всё рухнуло. А ведь он планировал завести ещё детей. Средства уже позволяли это сделать, не ущемляя себя ни в чём. И тут... Для чего жить непонятно.
  
   В конце-концов он как-то успокоился. Не то, чтобы махнул на все рукой, смирился, или там ещё что. Он просто устал.
   Инфаркт, высокие стрессовые нагрузки и тяжёлое осмысление ситуации в конце-концов выбили из него способность остро чувствовать. Он ничего не хотел, все желания пропали. Все "Хочу", исчезли. Только кое-что заменились на "Надо".
  
   В воскресенье, Гусаков сидел на кухне перед ноутбуком и рассматривал старые фотографии, будто прощаясь с той, потерянной жизнью, полной радужных планов и надежд на светлое будущее.
   Не было у него никакого светлого будущего. Его будущее - только в Машке. А личные мечты и планы о том, чтобы жить долго и "умереть в один день"...
   Впрочем, насчет умереть, это вполне возможно. С такой супругой ласты завернуть, как дважды два.
   Связь между ним и его женой, та связь, что грела и стимулировала его долгие годы, разорвана. Теперь каждый из них сам по себе.
   Снова защемило сердце тоской от утраты.
   - Даа парень... - сказал он сам себе, - праздники закончились. Впереди одни тоскливые будни. Одна у тебя теперь радость - дочка.
  
   Зашли Маша с женой.
   Яна села напротив, на диванчик.
   Машенька подвинула табурет, уселась рядом с отцом, прижалась к плечу, тоже заинтересовано глядела на снимки.
   - Подожди, пап... Вы тут такие красивые...
   Она имела в виду их свадебную фотографию, где Женя и Яна стоят рука об руку на крыльце ЗАГСа. Действительно - красивая пара.
  
   Неожиданно Мария спросила:
   - Мам, вот я всё думаю - а если бы мы тебя тогда не нашли?
   Родители поняли, о чём она.
   Яна замерла, вопросительно и испугано глядя на мужа. А что он мог ответить ребёнку?
   Момент истины, мать твою! Всё то, опасное и страшное, что они творили до сих пор, - ничто, по сравнению вот с этим простым вопросом, заданным их дитём. И на него надо отвечать. Никуда не денешься.
   Маша перевела взгляд с матери на отца. И он рискнул:
   - Было бы очень плохо, Машенька. С ней много чего нехорошего могли сделать... Но, в любом случае, всё было бы очень плохо.
  
   - А зачем ты, - обратилась Мэри к Яне, - пошла в этот бассейн? Я не могу понять.
   - Дочь... Я... Меня... Меня обманом туда затащили. Я не хотела туда идти, но меня... Обманули.
   - Всё равно не понимаю... Если тебя там силой держали, тогда зачем ты с папкой дралась?
   Яна растерянно открывала и закрывала рот.
   - И зачем было изменять папке? Или тебя заставили? Я ничего не пойму...
   Яна окончательно растерялась.
   Женька попробовал исправить ситуацию:
   - Доченька... Есть вещи, которые тебе пока будут непонятны, как бы мы их не объясняли.
  
   Мэри обиделась:
   - Я уже не ребёнок. Ясно?
   Встала и, огорчённая, пошла к себе.
   Янка сидела бледная и потная. Она испуганно посмотрела на мужа. Тот пожал плечами, развёл руки. Ну что, мол, я сделаю.
   - Иди к ней, Яна. Иди.
   - А что я ей скажу?
   - Скажи, что любишь её.
  
   Минут через двадцать Яна вернулась, прикрыла двери, тяжело села на диван. Видно было - сильно переживает. Судорожно вздохнула:
   - Поговорили...
   - Всё рассказала?
   - Не всё, конечно. Зачем ребёнку травмировать психику.
   - Про "казнь"?
   - Нет. Сказала, что больше эти люди не смогут нам навредить... Что папка позаботился... Что мы с тобой об этом позаботились.
   - Хорошо.
   - Да чего уж хорошего... Я думала - в обморок упаду. До сих пор ноги ватные... Знаешь, что она мне сказала? Она сказала: - "Я хочу гордиться своей матерью. Но сейчас мне стыдно, что у меня такая мать."
   - Мда. Большая уже девочка... Думаю, тебе следует стать образцовой матерью. А ещё - лучшей подругой.
   - Я не представляю - как.
   - Первым делом, уволься из этого гадюшника и займись дочерью.
   - Хорошо. Я подумаю над этим.
  
   - Подумаешь?... Подумаешь?!... Тут не надо думать, тут надо просто уходить, - надавил Гусаков.
   - Женя, ну дай я годовую премию получу. И тогда сразу же уволюсь.
   - Премия сколько?
   - Месячный оклад. Тридцать тысяч на дороге не валяются.
   Женька посмотрел на неё огорчённо и даже с жалостью.
   - Из-за тридцатки ты рискуешь хорошим отношением с дочкой... Своей репутацией и, в конце-концов, своим здоровьем?
   - А здоровьем-то почему?
   - Потому, что ничего ещё не кончилось, - Женька горько покривился, - система ещё не сработала. А должна. Это неправильно. Система всегда срабатывает. Надо уволиться, Яна. Надо.
   - Но... Там мои заработанные деньги. Почему я должна от них отказаться?
   Муж смотрел на неё, как на неразумное дитятко.
   - Просто потому, что там ты в опасности.
   Янка искренне удивилась:
   - Женя, но уже же всё... Всё уже нормально... Все эти... Они же больше не смогут нам напакостить. Всё кончилось.
   Евгений устало вздохнул и закрыл ноутбук.
   - Ну, ты, как ребёнок, честное слово. Пойми - ничего ещё не кончилось. Впереди у тебя серия домогательств. Единственный выход для тебя - сбежать от ситуации и спрятаться дома...
  
   Яна недоуменно интересовалась:
   - Да каких домогательств, Женя? Откуда они возьмутся?
   У Гусакова от этого разговора заболела голова.
   - Ты что, не понимаешь, что у тебя в администрации репутация шлюхи? Ты думаешь, Юрьев хранил твой позор в тайне? Ты думаешь, он не хвастался своей победой?... Ты серьёзно так думаешь?
   - Мне кажется, ты не прав, - нахмурилась Яна. - Отношение ко мне после... Ну, после того... Нисколько не изменилось.
   Да что ты будешь с ней делать! Женьке захотелось прилечь. Но...
  
   - Дай-ка мне твой телефон, - потребовал он.
   - Ну, на, - удивилась жена.
   Женя нашёл номер Насти и запустил набор.
   - Привет Янусик, я тебя слушаю.
   Евгений включил громкую связь.
   - Настя, привет, это я.
   - Женя? - удивилась Настя, - а Янка где?
   - Она тут, рядом. Я что хотел... Насть, скажи нам откровенно, какая репутация у Яны в коллективе?
   Янкина подруга надолго замолчала.
   Яна с диванчика попросила:
   - Настя, скажи мне честно. Ты не думай, я не обижусь, если что.
   Анастасия решилась:
   - Репутация... После того, как ты уехала с Эдичкой... Нет, бабы тебя не осуждают. Не ты первая... Понимаешь - если раньше ты была... Чуть ли не святой в нашей компашке, то сейчас... Только ты не обижайся. Для меня ты как была подругой, так и осталась. Но вот остальные...
   - То есть, для них я - шалава?
   - Нет, ну не прямо уж "шалава", но...
   - Ясно, - огорчилась Яна, - а что же ты мне раньше не сказала?
   - Я думала ты и сама всё сообразила, - немного удивилась Настя. - Да если бы я тебе и сказала... Ну, и что бы ты сделала?
   Яна промолчала.
   - Ну, вот! А чего зря говорить, нервы мотать.
   - Слышь, Насть, - вклинился Гусаков, - а что ты сегодня делаешь?
   - Свободна, бля, как птичка.
   - Приезжай в гости... Ян, ты за ней сгоняешь?
   Янка покивала.
   - Только после обеда, после обеда. Ага? - заторопилась Анастасия, - у меня тут стирка...
  
   - Ну? И что ты об этом думаешь? - поинтересовался Гусаков.
   Яна выглядела подавленной. Открытие истины - неприятная штука.
   - Исправить я видимо уже ничего не смогу?... - полувопросом ответила жена.
   - Такие ошибки, невозможно исправить.
   - Знаешь, - горько пооткровенничала Яна, - я раньше, когда рассказывала бабам, как я... ну... живу. Они завидовали. Я-то считала это нормальным... А теперь... И деньги терять не хочется... Но уходить надо.
   Женька успокоительно положил ладонь на её руку. Яна закрыла глаза и посидела так немного.
   Наконец что-то решила.
   - Знаешь что, я в конце года премию получу и сразу же уйду. Хорошо?
   Женька покривился, но промолчал.
   - Женя, я буду осторожна. Теперь я буду очень осторожна. Поверь - всё будет хорошо.
  
   Яна внимательно посмотрела мужу в глаза.
   - Женя, я, что ещё хочу сказать... Если ты будешь постоянно отталкивать меня, то у нас ничего не получится.
   И, на его вопросительный взгляд, пояснила.
   - Ты всё время: - "не трогай меня", "убери руки", "отойди"... Если так продолжать, то тогда действительно, лучше разойтись. Ты же не подпускаешь меня к себе.
   - Хорошо. Учту. Только... Не старайся меня соблазнить. Не надо. От этого только хуже.
   - Но, почему?!
   - Понимаешь... - он постарался облечь свои ощущения в слова, - пытаясь все исправить при помощи секса... Ты ставишь меня в один ряд с этими твоими... Мне больно.
   - Они не "мои", - вспыхнула Янка. - И что здесь плохого? Что плохого в том, что я хочу своего мужа? Что я хочу искупить свою вину?
   - Я объясню... У меня возникает ощущение, что я становлюсь в очередь. Искупление измены сексом унизительно и оскорбительно.
   Яна опустила глаза. Для неё открылась ещё одна неприятная истина.
  
   Гусаков успокаивающе погладил её по руке.
   - Яна, сейчас главное, чтобы мы не стали противниками, или даже врагами. Ты уж поверь, я тебе не враг. Не злись.
   - Да я и не злюсь. Я просто устала.
   Она действительно устало потёрла лицо.
   Евгений уже не стал говорить о том, насколько он-то устал.
  
   Посидели, помолчали каждый о своём. Потом Янка осторожно так упрекнула:
   - Я вот что хочу спросить... Ты так много знаешь о жизни. Почему ты не предусмотрел той ситуации? Почему ты не научил меня, как жить? И сейчас, ты обвиняешь меня.
   Женька слегка опешил.
   - Я тебя не обвиняю. Согласен, я тоже виноват - пустил всё на самотек. Первое же столкновение с жизнью, а ты не готова... Но я тебя не обвиняю. Честно.
   - Ну, да! А "дура", "тупая кобыла"... Это всё - ласковые прозвища...
   Гусаков не знал, что на это ответить.
  
   - И ещё, - Яна замялась... - я боюсь тебя.
   - Почему? - поинтересовался Женька.
   - Когда ты там... Когда убивал Кузнецова, ты улыбался. Страшно так улыбался. Как сумасшедший... Я тебя боюсь. Я рядом с тобой даже спать боюсь... Я понимаю, что если бы мы его не убили, он бы сосал из нас деньги всю жизнь. А так, мы еще и с доходом... Ты поступаешь правильно, но жестоко... Очень жестоко.
   - Это ещё милосердно, Яна. Этих уродов надо воскресить и снова убить. И так несколько раз... Впрочем, чёрт с ними, чего в прошлом ковыряться. Я исправил твои ошибки, - он подчеркнул слово "твои". - Как мог, так и исправил. Но есть и третье виновное лицо. Что делать с ним?
   - Ты меня имеешь в виду?
   - Угу.
   Яна печально и как-то обречённо посмотрела на мужа.
   - Ты и меня убьёшь?
   Тут спокойствие Евгению отказало. Он ошарашено разинул рот.
   - А... Э... Ты что, с ума сошла?!
   Янка грустно отвечала:
   - Я уже не знаю, чего от тебя ожидать.
   - Ну, не такого же!... Я просто поговорить думал... Решить проблему... Как-то всё развалилось. Что делать, чёрт его знает? Ты ничего не предлагаешь, у меня тоже никаких идей.
   Жена обхватила его предплечья.
   - Женя, я всё сделаю, ты только скажи... Ты же умный.
  
   - Я хочу спросить кое-что.
   - Просто - спросить?... Ну... Спрашивай, - пожала плечами Яна.
   - Несколько вопросов. Только без обид. И только - правда.
   - Хорошо.
   - Скажи, Яна, за те двенадцать лет, что мы вместе, ты мне изменяла? Ну, кроме Юрьева и Кузнецова.
   - Нет, Женя. Нет, - отвечала Яна. - До нашей встречи у меня было... После того, как я встретила тебя - нет. Я ведь с тобой была... Я была счастлива. Зачем мне ещё кто-то.
   - Хорошо... А с Эдиком, у тебя сколько длился этот роман?
   Яна усмехнулась.
   - "Роман"? Какой к чёрту роман... Это было... Это было единственный раз. Если ты думаешь, что я... Нет, Женя. Это было один раз.
  
   - Видишь ли... Ты Толика Убираева помнишь? Нет, не помнишь. Но он у нас на свадьбе был. Так вот, он работает с полиграфом. Ты знаешь, что это такое?
   - Нет.
   - Это прибор, который определяет - правду говорит человек, или врёт. Я хочу его пригласить и проверить тебя.
   - А-а, - протянула Яна, - вон оно что. Ну, приглашай.
   - Позволь, теперь я второй раз задам тебе те же вопросы. Я хочу сравнить ответы.
   - Не надо, Женя. Ответы будут точно те же... А я тебя тоже смогу проверить на этом приборе?
   - Да, конечно. Мне скрывать нечего. И тебе меня не в чем упрекнуть.
  
   Помолчали, подумали. А потом Яна спросила:
   - Женя, вот когда ты на мне женился, я ведь не девочкой тебе досталась. У меня были парни. И всё было нормально. Да и ты тогда тоже был далеко не девственник. А сейчас-то почему у нас так? Почему в постели-то всё так плохо?
   - Я не знаю, - отвечал Евгений. - Если ты думаешь, что я наказываю тебя таким образом - нет! Нет ничего этого. И я бы рад всё исправить, но... Его, - он выразительно опустил глаза на ширинку, - Его же нельзя уговорить, или усовестить. Он не подчиняется приказам. Не обвиняй меня в злом умысле. Это надо говорить с Ним.
   Яна грустно усмехнулась этой горькой шутке.
   - Знаешь, - продолжал Женя, - у меня есть мизерная надежда на то, что всё можно починить. А иначе двенадцать лет жизни - в задницу. Это... Это обидно. Я подожду ещё. Немного. Может, ты придумаешь способ...
  
   Закипел чайник.
   Яна открыла дверь из кухни, крикнула:
   - Мэри, чай будешь?!
   - Нет!
   - С зефиром!
   - Да!
   Попили чай. С зефиром. И Яна поехала за подругой.
  
   * * *
  
   Следующим утром Гусаков увёз Марию в школу, Яну и Настю на работу, а сам, купив в универсаме хлеба и молока, вернулся домой.
   Почему именно он развозил 'дам', а не Яна? Да потому, что вчера Янка и Анастасия назюзюкались до поросячьего визга.
   С Женькиного разрешения, конечно. Он воспринимал эти редкие, надо сказать, посиделки - снисходительно, как невинные шалости детей.
   "Дети" орали караоке до тех пор, пока снизу не пришла возмущённая соседка, Татьяна Николаевна. Нотариус.
  
   Мария сидела у себя в спальне, за компьютером, с котёнком, уснувшим у неё на коленях. А Женя, позади неё, на диване, листал планшет.
   Через двадцать минут относительной тишины в комнату ввалилась эта самая нотариус, довольно тучная дама, в сопровождении Яны и Насти, и объявила:
   - Евгений Влади... ик... ирович! У нас тут белый танец намечает... ся. Дамы при... иглашают калаве... карале... Тьфу, б**дь! Ка-ва-леров...
   И, по косяку, тихо сползла на пол.
   Мария поморщилась:
   - Блин. Дурдом.
   Евгений, как санитар на поле боя, растащил женщин по местам дислокации, попил с Машей чаю, помыл посуду, тут и день закончился.
  
   А на этот понедельник у Женьки был план - перепрятать деньги. Бог его знает, что там впереди. Может быть и обыск. А найденные деньги мигом превратятся в улики. И в процессе следствия, хоть миллионы, хоть миллиарды, в недрах нашего следственного аппарата обычно теряются мгновенно и бесследно.
   Он завернул всё бабло в мусорные пакеты в несколько слоёв и засунул в рюкзак. И тут - звонок.
  
   Игорь нервничал:
   - Женя, привет. Спешу обрадовать - дело Бобровых мы просрали.
   - На, мать его!... А как? Наташа что-то накосячила?
   - Не. Это сам Бобров, придурок. Он пункт шесть-два оспариваемого договора нарушил. А теперь встал в позу - он, мол, нам заплатил и мы должны его, сука, чуть ли не на престол возвести. Истец, видимо, о нарушении знал заранее. А наш подзащитный, урод, бля, нас не уведомил.
   - Игорь, верни ему деньги и пошли нахрен.
   - Он уже хай поднял, у нас репутация рухнет. Посмотри, может, ты что-то придумаешь.
   - Хорошо. Я перезвоню.
  
   С этим звонком Гусаков забыл, что ещё хотел сделать. Постоял в задумчивости, огляделся...
   А-а, да! Пошел в спальню и выгреб всё Янкино золото и украшения. Свалил это дело в коробку из-под ботинок, обмотал скотчем, положил тоже в мусорный пакет, и запихал в рюкзак.
   Когда Женька начал работать, он, после каждого выигранного судебного процесса, покупал жене какую-нибудь дорогую побрякушку. Ввёл, так сказать, в традицию. За двенадцать лет накопилось много...
   Загрузил рюкзак в машину и покатил на дачу.
  
   В дачном домике он не задержался.
   Спустился в подполье, и засунул рюкзак под половицы. Да ещё и граблями затолкал его подальше к стене. Вдобавок присыпал землёй, так, чтобы нельзя было заметить.
   И вернулся домой.
  
   Посмотрел договор и позвонил Игорю.
   - Игорь, я тут помозговал... Пункт шесть-два - ничтожен.
   - Почему?
   - Потому, что запрет на новый трудовой договор нарушает конституционное право на свободный труд. Мы объявим юридическую несостоятельность этого пункта. Если истец согласится признать ничтожным только его, то... То на этом, собственно, и всё. Суд мы выиграли... А если, на этом основании, признают недействительным весь договор, да ради Бога. Только пусть двести пятьдесят тысяч вернут нашему долбодятлу.
   Игорь долго молчал. Потом хмыкнул:
   - Я так и знал, что ты что-нибудь изобретёшь! Всё. Пишем апелляцию.
   Через пять минут позвонила Наташа:
   - Евгений Владимирович! Я ваша должница!
   Женька отмахнулся:
   - Да ладно...
  
   Через несколько дней, числа так двадцать пятого, вечером, Яна вошла в спальню с вытянутым лицом и испуганными глазами.
   - Послушай, Женя, а где деньги?
   - Какие деньги?
   - Ну, вот те, которые в кресле... И в комоде
   - А зачем они тебе?
   - Ну, как "зачем"? Они что - пропали? Ты их кому-то отдал?
   - Нет, я их перепрятал. На всякий случай. И всё твое золото - тоже.
   - И золото? Ты мне не доверяешь?
   - Да, Яна. Увы, не доверяю. Я... Как бы это сказать... Я не уверен в твоей разумности. Но, самое главное, если будет обыск, деньги не найдут.
   - Слушай, ну, даже если и обыск... Какое право кто-то имеет на наши деньги.
   Женька посмеялся.
   - Ты думаешь - чтобы украсть, нужно какое-то "право"?
  
   * * *
  
   Двадцать седьмого декабря Янка пришла домой задумчивая.
   - Ты знаешь... Мне Виталий Тимурович предложил перейти к нему замом, - сообщила она мужу.
   - Что за Виталий?
   - Решетников. Директор департамента капитального строительства и земельных угодий.
   - А чем он аргументировал это предложение?
   - Да ничем, собственно. У меня ведь соответствующее образование и опыт...
   - Ага. А вот скажи мне, у вас там что, нет людей с таким же образованием, но более опытных?
   - Есть. Ольга Толобова, к примеру.
   - Тогда почему ты?
   - Да вот и я думаю: "Почему - я?".
  
   - Может потому, что у тебя репутация шлюхи, а деду захотелось молоденького мясца. Сколько ему лет?
   Янка взорвалась:
   - Женя! Я не шлюха! Я не шлюха! И прекрати это!...
   Потом посмотрела на мужа, поняла, что её истерика не к месту, и расстроено плюхнулась на стул.
  
   Женя был спокоен.
   - Я и не говорю, что ты шлюха. Я говорю о твоей репутации. Раньше её не было, теперь она есть. Поэтому тебя интенсивно будут стремиться трахнуть.
   Яна скуксилась.
   - Женя, зачем ты говоришь гадости? Тебе доставляет удовольствие унижать меня?
  
   Гусаков покривился, горько покрутил головой.
   - Пошли на кухню. Садись.
   Он тоже уселся, уже традиционно, напротив, за столом.
   - Слушай внимательно. Слушаешь?
   - Да слушаю-слушаю!
   - Это первый звоночек. Система срабатывает. Впереди у тебя неприятности.
   - О чём ты?
   - Я говорю о... Хм... О многократном совокуплении с работниками администрации. Поздравляю тебя, золотце моё. Тебя собираются пустить по рукам.
   Жена снова окрысилась:
   - А чему ты радуешься?!
   Странно было это утверждать, глядя Женькину угрюмую рожу.
  
   Женя поднял предостерегающе руку.
   - Давай определимся. Или мы будем собачиться как два придурка, или будем трезво оценивать ситуацию и принимать меры. Радости тут никакой
   - А что делать-то?
   - Успокойся! Прежде всего, успокойся. А потом надо будет срочно увольняться.
   - Да. Надо увольняться...
   - Ну а чего ты тогда тянешь?
   - Я не хочу. Мне трудно будет сидеть дома. Там, на работе, всё знакомо, привычные обязанности. Там такая сердечная обстановка... Люди чуткие...
   - Я понимаю, Яна, хоть насчёт чуткости и сердечности - сомневаюсь. Но... Вот ты живешь... Ну, так, как считаешь правильным и нужным, и от тебя одни неприятности... Дочь тебя презирает. Я тебя... В общем, тоже, мягко говоря - не "боготворю". Так может начать жить по-другому, - Женя крутанул рукой, - может начать жить как-то наоборот. Может тогда и наше отношение к тебе изменится?
   - Я ничего не понимаю. О чём ты говоришь?
   - А ты начни думать. Может, поймёшь.
   - Женя, ну я же не совсем дура. Я думаю... Но... Сидеть дома.
   - Придумай что-нибудь. Мало ли интересных занятий. А хочешь, ко мне помощником иди.
   Яна собиралась что-то сказать, но Гусаков перебил:
   - Обрати внимание - я ничего тебе не приказываю и ничего не диктую. Мне не нужна рабыня, мне нужна женщина-друг. Которая меня не предаст. Но ты должна думать о нас с Машей. Если ты продолжишь работать в администрации, то... Короче, подсыпят тебе снова что-нибудь в пойло, и всё окончательно развалится. Я же не могу всю городскую власть на змеевиках перевешать?
   - Ладно, - согласилась Яна, - после корпоратива уволюсь.
   - Тебе вообще не следует ходить на корпоратив.
   - Там премию в конвертах будут выдавать.
   - Но ты же можешь получить её и после...
   - Женя, мне тоже хочется иногда развеяться, побыть в обществе. Показать свои наряды.
   - Вон оно что. А меня ты с собой не позовёшь?
   - Нет, там же, как всегда, все будут без супругов. Только свои, из руководства города.
   - Господи! Где же я так нагрешить-то успел?! Ладно, пошли ужинать. Зови ребёнка.
  
   * * *
  
   Чем ближе к новогодним праздникам, тем тревожнее становилось на душе у Евгения. Смутные подозрения начали оформляться в нехорошие мысли.
  
   Тридцатого числа Янка, часов в пять, примчалась домой и начала в темпе прихорашиваться и наряжаться. Параллельно выдавала:
   - Женя, ты меня сейчас отвезёшь в горсовет, а к десяти приедешь, заберёшь. Я как получу деньги, так сразу и уйду.
   - Ты там, что - собираешься пить?
   - Жень, - жена смотрела на него глазами кота из мультика, - один бокальчик шампанского.
   - Рискуешь.
   - Ну, Женечка, я тебя прошу - не нагнетай. Всё будет нормально.
  
   - А вот это обязательно одевать?
   Яна вертелась перед зеркалом в длинном, до полу, изумрудном платье, с глубоким декольте и разрезом до бедра.
   - Женечка, это же вечернее платье. Где мне его носить, если не на светском вечере, на элитарном рауте...
   Гусаков иронично покачал головой:
   - В России не бывает элитарных раутов, только грязные, быдлоидные попойки. Контингент, знаешь ли, не тот.
   - Тебе обязательно надо испортить мне настроение?
  
   Женя не обратил внимания на её укор.
   - Так. Слушай сюда. Я тебе сделал набор номера жестом. Да, да - в телефоне. Просто на экране нарисуешь тройку. На, попробуй.
   Яна попробовала. На телефон мужа поступил вызов.
   - Теперь одной рукой.
   - Как?
   - Большим пальцем черти.
   Ещё один вызов.
   - Ещё раз.
   - Жень... Ну, хватит уже...
   - Я сказал - ещё раз!
   Отрепетировали до автоматизма, и Гусаков отвёз жену в центр.
   Вот, задницей чуял неприятности. Но оставить жену дома, это значит обидеть её. Будет потом дуться месяц. Не мог он так поступить. Это как конфету отобрать у ребёнка.
   Ситуация дебильная. Думается - многие в такую попадали: - Женщина засовывает голову в какую-нибудь жопу, а ты ничего не можешь сделать. Впрочем, нет, можешь. Но у тебя только два варианта, и оба кончаются дерьмом.
   Евгений думал:
   - Может у меня и правда паранойя? Может ничего и не случится? Может, пронесёт?
   Хоть внутреннее напряжение нарастало, и он кишками чувствовал - нихрена не пронесёт.
  
   Не пронесло.
  
   В половине десятого Гусаков подъехал к зданию администрации. Ждал.
   Без пятнадцати десять зазвонил телефон. Женька включил трубу. Секунд пять слушал хрипение и сопение, потом Янка вскрикнула:
   - Уйди, тварь!
   Гусаков рванул ко входу. Задолбился в массивную дверь.
   Не спеша вышел охранник. Спросил через переговорное:
   - Ну? Чего ломимся?
   Женя, по возможности спокойно, объяснил:
   - Мне надо жену забрать. Ей там плохо.
   Женьку-то охрана знала.
   - Позвоните ей, пусть выходит.
   - Она уже не может выйти. Уже всё - готова.
   Скандалить было совершенно непродуктивно, поэтому Евгений сдерживал эмоции. Главное тут было - войти.
   Мужик понимающе усмехнулся.
   - Ясненько. Ну, проходите.
   Женька знал, где актовый зал, и помчался прямо туда.
  
   Ворвался на пирушку злой как чёрт.
   Картина Репина - "Не ждали". Вся тусовка замерла, открыв рты.
   Женька рявкнул:
   - Настя! Настя!
   Подлетела Анастасия. Он прорычал:
   - Где она?!
   - Пошли, - засуетилась Настя, и потащила его через другую дверь в коридор.
   Женька достал телефон, включил камеру, отдал Насте:
   - Снимай!
   Дорогу загородил какой-то дрищ.
   - Вам туда нельзя!
   Женька взял того за рожу, толкнул так, что мужик улетел к стене.
   - С дороги, глиста!
  
   Подошли к одной из дверей. Гусаков дёрнул створку - открыто. Резко вошёл. Настя привычно включила свет.
   Поперёк офисного стола дрыгалась, пытаясь вырваться, расхристанная Янка, а над ней нависал здоровенный мужик, удерживая её одной рукой за горло, а другой шарил у неё между ног. Он обернулся на звук.
   - Я же сказал, мать вашу, - не беспокоить!
   Он был откровенно бухой. При этом рожа у него была ободрана знатно. Даже лучше, чем у Женьки.
  
   Гусаков сократил дистанцию и со спины засадил ногой бугаю в пах. Насильник "ойкнул" и, потеряв равновесие, упал на карачки.
   Женька добавил ещё по роже пинком, опрокинув и вырубив того окончательно.
  
   Взял Янку на руки, как ребёнка, и понёс на выход. Декольте на ней было разорвано до пояса. Левая щека опухла, глаз заплыл, наливаясь синяком. Она уткнулась мужу в грудь, тряслась и всё повторяла:
   - Женя... Женя прости... Женя...
   Толпа сотрудников уже стояла в коридоре. Почти одни женщины. Смотрели испуганно, но с любопытством.
   Тот мелкий дрищ завопил:
   - Остановите его! Задержите!
   Ага. Остановщик хренов. Помалкивал бы уж...
   Вышли на морозное крыльцо. Настя следом несла шубу и сумочку, сама по-летнему, в одном платье.
   Евгений свалил жену на сиденье. Забрал у Анастасии вещи и телефон.
   - Спасибо Настя. Спасибо. Беги, а то простынешь.
  
   Гусаков повёз жену в травмпункт на Карла Либкнехта. Это рядом. Бормотал под нос:
   - Повеселилась, мать твою. Светская, бля, львица. Ох, Янка, что же ты творишь.
   Яна пришла в себя, подняла голову.
   - Мы куда?
   - В больницу. Лежи, не шевелись.
   - Женя, меня тошнит...
   Женька остановил машину, сначала накрыл жену шубой, как покрывалом, потом обошёл, открыл пассажирскую дверцу.
   - Блюй.
   Янку вывернуло. На только что почищенный асфальт. На улице Ленина.
   Ей видимо полегчало, и она снова откинулась на сиденье.
   - Сотрясение мозга, - констатировал Гусаков.
  
   Женька снова сел за руль, но что-то кольнуло сверху в ступню. Он включил свет в салоне, задрал ногу и посмотрел на ботинок.
   - Да твою же мать!
   - Что, Женя? - повернулась Янка.
   - Зуб, блядь! Он меня что - за ботинок укусить пытался.
   Он выдернул чужой зуб из взъёма и выкинул его в окно.
   Яна замычала, сдерживая смех, но не выдержала - взорвалась истерическим хохотом.
   - Прости, Женя, прости...
   Она смеялась, придерживая опухшую щеку ладошкой. Стонала от боли, и снова хохотала.
  
   - Вот ты ржёшь, как дура, а дело-то хреновое... Этот мудак будет мстить. Подло и гадко.
   - Да он проспится и ему самому будет стыдно...
   - Да ты что! Ему станет стыдно?! Ага... А вот скажи мне - он нормальный человек или говно собачье?
   Янка промолчала, что тут скажешь.
   - Снова придётся принимать превентивные меры.
   - Ты его убьёшь?
   - Яна! Он избил мою женщину! Как ты думаешь - что мне делать? Ты думаешь - ему надо всё простить?
  
   Женя притормозил, прижался к обочине.
   - Он тебе засадил?
   - В смысле, - поморщилась от боли Яна.
   - О, Господи! Он тебя трахнул?
   - Нет. Я ему не позволила.
   - Ну-ка дай я проверю... Подними подол...
   - Женя! - возмутилась Янка, - Это гадко!
   Гусаков зарычал:
   - Я что сказал?!
   - Да на, проверяй! - Яна, со психом, спустила трусики.
   Гусаков действительно пальцем проверил, буркнул:
   - Хм... Сухо...
   Он достал влажную салфетку и вытер руку.
   - А что вы там делали, пока я бежал тебя спасать? Это же - минут пять...
   - "Что делали", "что делали"!... Дрались!!
   Расстроенная Яна отвернулась от мужа к окну, уставившись в темноту.
  
   В травмпункте у Яны не выявили ничего страшного. Ну, относительно, конечно. Кости целы, внутренности не повреждены. Несколько синяков на теле и лицо разбито. Сотрясение мозга. Рекомендовали покой, выписали кучу лекарств. Зафиксировали факт побоев.
   Гусаков попросил аж три копии освидетельствования. С печатями. Заплатил врачу, - тот сделал. На случай внезапной потери документа в ходе следствия.
   А следствие будет. Куда же от него денешься.
  
   Домой вернулись уже в двенадцатом часу.
   Маша не спала. Вышла в коридор.
   - Привет мам. Что так долго...
   И тут увидела мать. Она сморщилась, хотела заплакать, но сдержалась. Только спросила:
   - Что? Опять?
   Отец, снимая туфли, покивал:
   - Опять, дочь. Опять.
   Тут Янка взвилась:
   - Что "опять"?! Что?!
   Маша только махнула рукой и пошла к себе.
   - Стой! - разорялась Яна, - Не смей уходить, когда с тобой мать разговаривает!
   - Да пошла ты...
   Янка возмущённо повернулась к мужу и...
   Она отшатнулась от его перекошенного злобой лица.
   - Оставь ребёнка в покое. Быстро, в ванну и спать, - прошипел мужик.
   Яна как-то уменьшилась в размере, пригнулась и метнулась в ванную...
  
   Женя жарил котлеты, намереваясь покормить дочку. С этим компьютером и социальными сетями ребёнок вечно забывал поесть. Хорошо, хоть уроки делала без напоминания. На улицу гулять не выгонишь. Думал:
   - Надо ей щенка купить. Пусть выгуливает.
   Тихонько зашла Яна. Прошептала:
   - Жень, я есть хочу.
   - Садись.
  
   Ели, запивая какао, как любила Мария. Маша растерянно взглядывала на распухшее лицо матери и снова прятала глаза.
   Яна не выдержала молчания:
   - Женя, прости. Я не думала, что...
   Он отмахнулся:
   - Это твоё любимое занятие - не думать... Деньги получила?
   - Да. Пятьдесят тысяч.
   - Надо дочке новый компьютер купить... Самый лучший.
   Мария распахнула глазищи:
   - Что, правда, что-ли?
   - Ну а чего.
   И с горькой иронией:
   - Деньги мать заработала.
   Ребёнок тут же перестал хмуриться, растаял от счастья и заметно энергичней заработал вилкой.
  
   Яна тихо предположила:
   - Надо заявление написать, в суд. За побои и попытку... - она зыркнула в сторону дочери.
   Гусаков отложил вилку.
   - Ничего не надо.
   На вопросительный взгляд жены, пояснил:
   - Сейчас, по информации от медиков, заведут дело. Мы сделаем вид, что прощаем. А этот Валерий, или как его там, сам напишет заявление в прокуратуру. Я эту поганую породу знаю... Но тут типичная ошибка дилетантов - первыми начинать войну. Мы получим возможность ознакомиться с делом, и, исходя из того, что он нам предъявляет, будем строить защиту. Ну, по крайней мере, мы будем точно знать от чего и как отбиваться.
  
   - Жень, и ты выиграешь этот суд? - осторожно спросила жена.
   - Естественно. Я - Адвокат. А он - дерьмо.
   - Он тоже наймёт адвоката.
   Женька криво усмехнулся.
   - Он, со своими эмоциями и апломбом, весь процесс завалит... Да и что я за юрист, если не могу защитить самого себя.
  
   - Нет, вот как так можно? - удивлялась Яна, - Напасть на женщину... И это элита общества!
   Я же объяснял, - напомнил Гусаков, - в России нет элит. Впрочем, у воров тоже своя элита.
   - Но, хоть что-то святое должно быть...
   - А как же, - ёрничал Гусаков, - вот он и есть святой, почти божество. А ты, ничтожество, посмела ему отказать!
   И Маше:
   - Кушай, доченька, кушай. Тебе ещё рано такое... Я потом тебя всему научу.
   Хмуро посмотрел на Янку, не выдержал:
   - Ну, у тебя и рожа... Нормально ты отдохнула. Ага, блин. Повеселилась и всё такое. Ох, Янка, что ты творишь... Ладно, не дуйся. Восприми это как хороший жизненный опыт. И вспомни, - я тебя предупреждал.
  
   Нет, правда. Если так подумать: - запрети он жене идти на корпоратив, она всю жизнь бы ему это припоминала. А теперь она наоборот, постарается всё скорее забыть.
   И ещё Женька подумал, что с некоторых пор просто манипулирует Янкой. Раньше бы рвал и метал, наделал бы глупостей... А теперь. Ну, получила по роже - нормально. Будет ей урок.
   Он отнёсся к её трагедии даже с некоторой долей юмора. Ничего себе, мол, девка гульнула. Оторвалась по полной. Будет что вспомнить.
   И ещё с удивлением и горечью обнаружил, что жалости к пострадавшей жене он не чувствует.
  
   Когда жена и дочка улеглись, Евгений, на кухне, скачал видео-файл из телефона на ноутбук и просмотрел его. Съёмка довольно качественная. В принципе, всё видно, всё понятно. Настя молодец, спасибо ей.
   Скинул файл на три флешки. Посидел, подумал, покривился и пошёл спать.
  
   * * *
  
   На следующий день, с утра, к восьми часам, сиганул в свой "Pilot" и помчался в тридцать третье отделение почты.
   Там он купил коробку для посылок, положил в неё флешку, приклеил припасённым скотчем ко дну, чтобы не болталась, и отправил на собственный адрес ценной посылкой с описью вложения и с уведомлением о вручении.
  
   Вернулся домой, когда Яна уже отвезла Машу в школу и даже приготовила завтрак. Попробовал омлет, скривился.
   - Ты этим кормила ребёнка?
   - Да, - буркнула жена, - Мэри не стала завтракать.
   - Это и понятно... Учись готовить. Я тоже не буду есть эту отраву.
   Он, не обращая внимания на недовольную физиономию жены, нарубил бутербродов с сыром и колбасой, тем и подкрепился.
  
   После девяти поехал в Сбербанк на Красном Пути, там арендовал ячейку, положил в неё две флешки на ответственное хранение и спокойно поехал домой.
   На этом манипуляции с фильмом закончил. Разложил все документы по отдельным прозрачным файлам и спрятал всё в папку-регистратор. В общем - привычно начал формировать "дело".
   Мда... Тридцать первое декабря. Предновогодняя счастливая суета, мать её.
  
   И вот, именно сейчас, он понял - насколько они с женой отдалились друг от друга. Она просто спросила:
   - Куда ты ездил?
   И, на этот естественный вопрос, в нём вспыхнуло такое раздражение. Первым порывом было, рявкнуть в ответ:
   - Какое твоё дело?!!
   И добавить:
   - Дура!!
   Но разумом он понимал, что им надо идти навстречу друг-другу, иначе наступит окончательный разрыв. Не следует ничего с плеча ломать, пока есть надежда на восстановление.
   И он терпеливо объяснил Яне принципы предоставления суду видеозаписей, как доказательств, и правила оценки их достоверности.
  
   * * *
  
   Прошли новогодние каникулы. Десять дней отдыха!
   Яна, со своими синяками и сотрясениями, сидела дома, а Женя с дочерью расслаблялись от души. Побывали на трёх утренниках. Не на детских ёлочках, а на взрослых мероприятиях, где симпатичную и не по возрасту зрелую школьницу взрослые мужчины приглашали танцевать и делали ей комплименты.
   Просмотрели кучу фильмов в кинотеатрах и прошли кучу любимых Марией квестов в разных местах города. И каждый день, час-другой проводили на катке.
   В конце каникул, Женя купил дочери неприлично дорогой компьютер, со всеми причиндалами. Здоровенный экран и мигающая всеми цветами клавиатура. Светящаяся мышка и наушники с подсветкой. Принтер с функцией сканера и ксерокса. За весь набор без малого двести тысяч отдал. Полное счастье для девочки.
   Баловал, короче, ребёнка.
   В свободное от родительских хлопот время, искал и систематизировал информацию по Решетникову. Прощупывал привычки, маршруты, и прочие слабые места.
  
   А сразу после праздников, прямо одиннадцатого числа, в понедельник, позвонили из прокуратуры, пригласили на "собеседование". Прямо так и выразились - "собеседование".
   Ну, что - съездили. Поговорили со следователем о результатах медицинского освидетельствования.
   Женька прибеднялся. Мол, судиться не будем. Мол, куда нам тягаться с целым директором департамента. Ладно, мол, пусть. Ну и всё в таком роде.
   Янка вообще молчала.
   Претензий никаких, - дело закрыли.
  
   А потом Евгений свозил жену в городскую администрацию, и та уволилась в один день. А ей и не возражали, после такого-то скандала. Сделали запись в трудовой книжке, штамп шлёпнули и - привет. "По собственному желанию". Ага.
  
   Но Виталик, само собой, не успокоился. Тринадцатого, с утра, Янке позвонил его адвокат и предложил встретиться, поговорить. "Обсудить некоторые проблемы".
   Гусаков перехватил трубу и сам повёл разговор. Договорился о встрече на "нейтральной территории", в ресторанчике "Сибирская корона", недалеко от их дома.
  
   Женя с женой опоздали на встречу, минут на пять. Тактический приём. Явная демонстрация пренебрежения. Примитив конечно, но некоторую нервозность и даже раздражение у ожидающих создаёт.
   Надо сказать, экипировались по-боевому. Кроме Женькиного арсенала, в карманах у Яны тоже лежали гелевый перцовый баллончик и мощный электрошокер. И оба телефона переведены в режим диктофона.
  
   Уселись за столиком и Евгений сообщил:
   - Я слушаю.
   Искарябанный Виталик сразу кинулся в атаку:
   - Слуфаесь?! Молодес! Слуфай меня фнимательно!...
   Стало очевидно, что нескольких передних зубов у него нет и он слегка "подшофе".
   - Ты мне сильно задолфал! Фы оба! - рычал Решетников, - Понял? Ты...
   Его адвокат, представительный мужик, предостерегающе положил руку клиенту на плечо. Женька с этим адвокатом был знаком. Старый, прожжённый сутяга, по фамилии Гетман. Да и Гетман Гусакова тоже хорошо знал.
   - Я так понимаю, разговор пишется? - спросил он у Евгения.
   Тот просто ответил:
   - Да.
   Решетников снова забесился:
   - Да мне похрену щё ты там пифеф! Понял?
   Яна вообще сидела с отсутствующим видом, в черных очках. Они скрывали не до конца сошедший синяк и не позволяли рассмотреть её глаза. Никакой информации об эмоциях.
  
   Гетман снял очёчки в золотой оправе, не спеша протёр их платочком. Тоже профессионально демонстрировал хладнокровие.
   - Евгений Владимирович, мой клиент готов отказаться от претензий, если вы оплатите ему моральный и физический ущерб в сумме двести тысяч рублей...
   Виталий прервал:
   - Пятьсот тысясь!
   Гетман невозмутимо переждал эту вспышку и спокойно продолжил:
   - Я исхожу из ваших предположительных финансовых возможностей. Сумма в двести тысяч в нашем случае - оптимальна...
   - Иначе?... - поинтересовался Гусаков.
   - Инаще я тебя поимею, - разошелся беззубый Виталик. - Я тебя упеку на сону надолго, петуф ты, б**дь, гамбургский! Я тебя урою! Понял?! Я тебя порфу, мрафь!
  
   - Это - всё? - уточнил Евгений.
   Гетман вежливо улыбнулся.
   - Я прошу извинить моего клиента. Его эмоции понятны, - он пострадал. Так вот, я предлагаю вам, на добровольной основе оплатить оговоренную сумму, и тогда все претензии к вам будут сняты. В противном случае мы передадим дело в суд. Нападение на представителя власти, в здании городской администрации, сами понимаете Евгений Владимирович, дело нешуточное. У нас масса свидетелей, которые подтвердят факт нанесения тяжких телесных повреждений.
   Гусаков уточнил классификацию:
   - Менее тяжких...
   Ну, так... Чтобы подчеркнуть свою компетентность.
   - Я понимаю и ценю ваш профессионализм, - запел Гетман, - но мы оба, как профессионалы, понимаем всю безвыходность вашей ситуации.
   Гусаков посидел спокойно, как будто дело касалось вовсе не его.
   - Нам надо подумать, - наконец заявил он и встал.
   Яна поднялась следом. Не прощаясь, они вышли из ресторана и поехали домой.
  
   В дороге Женя спрашивал:
   - Ну, что? Допрыгалась? Ох, Янка, что ты вытворяешь!
   Яна, насупившись, молчала.
   - Вот отходить бы тебя ремнём по заднице, чтобы знала...
   - Короче, так, - объявил он, подъезжая к дому, - у нас серьёзная ситуация. Поэтому ты будешь делать то, что я скажу и говорить только то, что я разрешу. Поняла?
   Янка потрясла головой.
   - И никакой самодеятельности. Молчишь и не мешаешь мне работать. Поняла?
   Яна снова покивала.
   - Постарайся не накосячить. Если придётся что-то объяснять, в суде или на следствии, сначала думай. Поняла?
   Яна всё так же кивала.
   Женя повысил голос:
   - Я спрашиваю - ты поняла?!
   - Да, Женя, я поняла. Я всё сделаю.
  
   Уже дома, лёжа в постели, Яна спросила:
   - Жень, а тебе часто приходится вот так?... Вот такие разговоры?...
   - С пистолетом-то за пазухой?... Да, постоянно.
   - Я думала, что ты сорвёшься... Он тебя так оскорблял...
   Женька криво усмехнулся.
   - Это работа, а эмоции в моей работе недопустимы.
   Немного подумал...
   - Но иногда их приходится имитировать.
   Он потёр переносицу.
   - Кроме того, нам нужно было уйти оттуда живыми и, желательно, здоровыми. Там, на стоянке, стоял "Крузак" с четырьмя бугаями, и они нас отслеживали, так что... Поэтому я сразу напрямую не отказал.
   Янка тревожно нахмурилась:
   - Это опасно?
   - Чёрт его знает. Но я думаю, что если бы у него была серьёзная группировка, или надёжная крыша, он бы не обратился к адвокату. И не нервничал бы так... Напоказ.
   - Да, - согласилась жена, - его прямо трясло...
   - Он вообще в уязвимом положении, но не понимает этого. Зиновий ему предлагает действительно разумную сумму, а он ничего не хочет слушать. Абсолютное отсутствие самоконтроля. Так что он уже проиграл.
  
   - А может отдать ему деньги. Пусть подавится.
   - Ну, во-первых, он не подавится. Скорее наоборот, только аппетит разогреет. Неужели ты думаешь, что он на этом успокоится?
   - Наверно - нет.
   - Именно... А во-вторых, я не пацан с грязной писькой, чтобы меня разводить на бабло, да ещё и безнаказанно. Этот Виталя, да и его адвокат, они себя переоценивают. Самонадеянные очень.
   - Жень, а ты этого мужика, который в очках, знаешь?
   - Да, знаю. Гетман Зиновий Игоревич. Очень хороший адвокат. Спи, давай.
  
   На следующий день, опять с утра, дозвонился Зиновий Игоревич.
   Женя, прикинувшись нищетой, объяснил ему, что не может себе позволить отдать такую сумму. Зиновий настаивал:
   - Евгений Владимирович, вы же можете что-то продать. Например - машину.
   - Нет, простите Зиновий Игоревич, но платить я не буду. Нет у меня такой возможности.
   - Это печально, - грустил тот, - я всегда считал вас разумным человеком. Мне бы не хотелось вас огорчать уголовным процессом.
   - А я и не огорчусь. Это моя работа.
   На том и распрощались.
  
   * * *
  
   В следующие две недели ничего особенного не происходило.
   Гусаков взялся за одно простенькое дело, связанное с приобретением жилья. В этом случае молодая доверчивая семья продала квартиру, а деньги получила не полностью.
   Женька легко, как дважды два, доказал преступный умысел покупателя, и высудил возмещение в двойном размере, ловко подведя сумму задолженности к понятию "задаток". И сверху приляпал неустойку, за пользование чужими денежными средствами.
   А судья пригрозила мошенникам конфискацией имущества через службу приставов, если долг не будет выплачен в течение месяца.
   Ну, это так - между делом. Лёгкая разминка.
  
   Два раза Янка заводила серьёзный разговор. Но ситуации эти разговоры не изменили.
   Она жаловалась:
   - Женя, я устала. Я устала от твоего холодного взгляда. От того, что ты снова шарахаешься от меня, как от прокаженной. Я не знаю, сколько я ещё выдержу.
   Он интересовался:
   - Что значит "выдержишь"? А если не выдержишь, то, что ты сделаешь?
   А что она могла сказать?
   Так всё и заглохло. Только хуже стало.
   Янка начала раздражать мужа. То, как она говорит, как она поднимается по лестнице, как она ест... Всё вызывало глухое чувство неприятия.
   Случалось так, что он думал:
   - Господи! Как я мог на ней жениться? Как я прожил с ней двенадцать лет? Где были мои глаза?!...
  
   Двадцатого, в четверг, курьером пришла повестка с вызовом к следователю. Пока только Женьке.
   Гусаков констатировал:
   - Ну вот, началось... Яна! Ну-ка иди сюда.
   Показал жене повестку:
   - Знаешь, что это означает? Это повестка к следователю. Потом вызовут и тебя.
   Он подумал-подумал, а потом сел в машину, и поехал к себе на работу. Через час привёз Наташу Синицыну, своего коллегу.
   Долго сидели, пили чай и обсуждали ситуацию и варианты её развития. Решили так, - если Женьку упекут в СИзо, то при вызове Янки, Наташа будет её адвокатом. Если пронесёт, то Гусаков сам управится. Тут всё зависит от следователя.
   - А ты, - наказывал он жене, - никакой самодеятельности. Говоришь только то, и только так, как мы здесь договорились. И во всём слушаешь Наташу. Говоришь со следователем, а сама смотришь на неё. Только так. И вообще... Будь благоразумной. Прежде, чем открыть дверь, смотри в глазок. Поняла?
   Янка только кивала, глядя на адвокатов круглыми, испуганными глазами.
   - А меня не посадят? Я же его тоже...
   Наташа успокоила:
   - Нет. Твоя вина незначительна. Кроме того - у тебя ребёнок. Так что - отобьёмся. Сейчас главное узнать, - что нам инкриминируют.
  
   * * *
  
   Следователь был тот же, что и в деле о побоях. Совпадение? Вернее всего - нет. Прокуратура, видимо сознательно, поручила расследование сотруднику, уже знакомому с подоплёкой.
   Нормальный мужик, в возрасте, видно, что специалист с большим стажем, он не давил на подозреваемого, не угрожал и не пытался выжать признательные показания. Может потому, что понимал - перед ним не простой человек. А может просто, действительно искал истину, а не ляпал дело. Старая гвардия, работник советских времён. А может все мотивы в куче.
  
   Гусаков отдал один экземпляр бумаги из травмпункта. Потом сгонял со следователем в банк, и тот изъял из ячейки один экземпляр Настиной видеозаписи и копии документов об аренде ячейки.
   Вернувшись в кабинет, майор дал Женьке почитать исковое от Виталика и позволил даже снять его на телефон. Нормально, да?!
   Потом позадавал ещё уточняющие вопросы и на этом всё. Только в конце попросил в понедельник приехать с женой.
   - Вы же, как я понимаю, будете её адвокатом? Вот и хорошо. К одиннадцати подходите.
   Женька прочитал протокол, расписался и умотал домой. Даже в некотором недоумении.
   Что, Решетников ни на кого не давил? Никакие связи не подключал? Странно. Может, у него и связей-то нет, одна тупая наглость и гонор.
   Но готовым надо быть ко всему.
  
   Дома они с Янкой сели, и по-деловому обсудили список свидетелей. Одиннадцать женщин, якобы были готовы подтвердить версию Решетникова. Семь из них участвовали в роликах Коли Кузнецова. Вот такой расклад.
   Дело было двадцать второго, а это пятница. Гусаковы решили в тот же день, вечером после работы, проехать по адресам, поговорить с героинями порнофильмов. А кого не успеют охватить сегодня, так впереди суббота и воскресенье. Выходные.
  
   И опять Настя помогла. Ну, вот как без неё? Надиктовала адреса и номера телефонов женщин-свидетелей, которые перечислены в "деле".
   Всё же есть в этом мире настоящая женская дружба.
  
   Решили начинать говорить со свидетельницами без нажима, по-доброму. А там как получится.
   Открыли "дубль-гис", проложили оптимальный маршрут по адресам.
   Первой в их плане была Зайцева Людмила.
   Гусаковы подъехали к её дому, на Волховстроя, встали на стоянке и позвонили "клиентке", вызвали её на разговор.
  
   Уже после первых кадров на ноутбуке она закатила истерику.
   - Что вам ещё от меня надо?! - кричала Люда сквозь слёзы. - Я и так уже сто тысяч отдала! Чего ещё вы хотите?!
   Яна пыталась успокоить женщину.
   - Люда, нам ничего особенного не надо. Просто ты в списке свидетелей Решетникова. Тебя к Липкину вызывали?
   - Да, вызывали! А что я могу сделать?! Что?! Да, он приказал врать! Если бы я отказалась, выгнали бы с работы. Да еще и мужу бы наплели...
   Яна приобняла Людмилу.
   - Женя, дай деньги.
   Взяла десять пятитысячных бумажек, протянула Зайцевой.
   - Люда, здесь пятьдесят. Если ты не поведёшься на приказы Липкина и расскажешь всё, как было на самом деле, после суда получишь ещё пятьдесят... Муж-то наверняка не знает, что ты сотню отдала.
   Люда растерянно взяла деньги.
   - Нет, не знает. Если это выплывет, он меня убьёт.
   Янка достала платок, вытерла Зайцевой слёзы.
   - Всё. Успокойся. Никто тебя шантажировать больше не будет. После суда мы уничтожим эту запись. Расслабься и живи спокойно. Договорились? Не бойся ничего.
   Люда согласно потрясла головой.
   - Ну, всё, беги... Деньги спрячь.
   А Женька посоветовал:
   - Муж будет спрашивать - чего заплаканная, отвечай - Лиза померла. Отравилась.
   - Какая Лиза? - удивилась Зайцева.
   - Просто, твоя знакомая Лиза. Этого достаточно.
   Зайцева собралась уходить, вдруг остановилась:
   - Яна, а откуда у вас эта запись?
   - Кузнецов мне отдал, перед смертью. Видать совесть пробила мужика... Ну ладно, беги.
  
   Второй была Ольга Соловец. Та сразу пошла в атаку:
   - Вы что меня пугать вздумали?
   - Нет. Мы предлагаем взаимовыгодную сделку.
   - Да пошли вы со своей сделкой! Никакой сделки не будет. А тебе, - она ткнула пальцем в Яну, - шлюхой не надо быть. Поняла?... Вздумали давить на свидетеля? Так это, ребята, статья!
   Женька, молча, включил ноутбук, повернул его к Ольге и Янке, сидящим на заднем сиденье.
   Соловец вытаращила глаза, побледнела и дрожащими губами спросила:
   - Откуда это у вас?
   - Неважно, - отмахнулась Янка, - что ты на это скажешь?
   - Что вы хотите?
   - Нам нужно, чтобы ты не врала. Ни на следствии, ни на суде. Ты к Липкину ходила?
   - Ходила... Меня уволят если я...
   - Это Решетникова уволят. А Липкин от него открестится и будет молчать.
   Соловец с недоверием посмотрела на Женьку:
   - А откуда вы...
   Гусаков перебил:
   - Просто, расскажи следствию и суду - как всё было, и эта запись исчезнет навсегда.
   - Откуда я могу знать, что вы не обманете?
   - Тебе придётся поверить нам на слово, - ответила Яна.
   Ольга ушла задумчивая и расстроенная.
  
   Когда Женя завел машину, Янка сказала:
   - Эта не копейки от меня не получит. Я - шлюха, оказывается! А она, прямо - ангел!
  
   Следующей была Ольга Толобова.
   Она страшно испугалась. Её просто трясло так, что зубы стучали.
   - Я все сделаю, - клялась она, - только не показывайте мужу.
   Янка успокаивала её, как могла. Обещала, что никто ничего не узнает. Тоже отдала пятьдесят тысяч, и расстались, в общем-то, по-доброму.
   После ухода Толобовой, Янка пояснила:
   - У Ольги муж больной. Сердце... Она боится, что ему плохо станет...
   Потом видимо вспомнила про Женькин инфаркт и осеклась. Положила руку мужу на плечо:
   - Прости, Женя.
   Тот только вздохнул тяжело и нажал на педаль газа.
  
   Со всеми остальными женщинами, в субботу, состоялся примерно такой же разговор, с нюансами. Все получили деньги и обещали не скрывать правду.
  
   * * *
  
   В понедельник Гусаков повез жену к следователю.
   Яна страшно волновалась, несмотря на то, что Женька скормил ей пару таблеток валерианы. Он успокаивал, объяснял, что вести разговор будет он, а ей останется только подтверждать его слова. Но всё равно, Яна то краснела, то бледнела, и нервно тискала телефон.
   На самом деле, ничего страшного не произошло. Янку попросили рассказать, как всё происходило. Она и рассказала. Ничего сверхъестественного.
   Следователь уточнил некоторые моменты и задумался.
   - Знаете, я, пожалуй, откажу в возбуждении... Только четыре свидетеля подтверждают слова 'Потерпевшего'. Остальные рассказывают совершенно другую историю.
   Женька попросил не отказывать в возбуждении, и передать дело в суд.
   На недоумение следователя, он объяснил, что если суд не состоится, Решетников останется на своём рабочем месте. А его близкий родственник, заместитель мэра, поувольняет женщин, что ослушались его прямого указа и не стали врать следствию о новогодних событиях. А он, Гусаков, надеется на общественный резонанс дела, и на частное определение суда в отношении мэрии и Решетникова. Женщин-свидетельниц надо спасать.
   Следователь не стал отказывать ему в просьбе. Очную ставку делать не стал, и так, мол, всё ясно.
  
   А уже четвёртого февраля состоялся суд. Очень оперативно. Некоторые обвиняемые по полгода ждут судебного заседания, а тут... Впрочем, это понятно - директор департамента, и всё такое...
  
   Получился не суд, а комедия.
   Решетников перед судом, видимо прямо в машине, 'принял' для энтузиазма. Поначалу он вёл себя смирно, и полагался на адвоката.
   Зиновий обвинял Гусаковых по статьям триста восемнадцатой (насилие в отношении представителя власти) и сто шестнадцатой (побои из хулиганских побуждений). Прокурор не поддержал обвинения и обтекаемо высказал предположение о ложном доносе.
   А дальше начался цирк.
   Решетникова, в теплом помещении центрального суда, развезло, и он принялся комментировать слова прокурора, судьи и своего адвоката. И делал он это всё громче и громче.
   Судья, приказала охране вывести подвыпившего пострадавшего из зала суда. А тот начал перепираться с охранниками и крыть матом обвиняемого.
   Короче, дело быстренько закрыли. Обвиняемых оправдали. На вопрос судьи о выдвижении встречного иска, обвиняемые (а теперь уже оправданные) ответили отказом.
   Зиновий сидел красный как свёкла. Так бездарно он ещё ни разу дела не проигрывал.
   И всё это Евгений снимал втихаря на свой Samsung. Он специально носил с собой старенький аппарат исключительно для съёмок. У того была поворачивающаяся камера. Он безобидно клал аппарат перед собой на стол и снимал.
  
   В коридоре пошло ещё веселей.
   Решетников перегородил выход из здания Гусаковым, и из него попёрло. Он пьяно рычал в лицо Женьке:
   - Ты, что - думаешь это и всё? Думаешь - легко отделался? Нееет, адвокатская ты рожа, тебя ожидают ещё неприятности. Я тебе их устрою. Я о тебе позабочусь.
   Складывалось впечатление, что он где-то добавил в организм ещё граммов сто.
   Гусаков тихонько рыкнул на Янку:
   - Стой за моей спиной и снимай всё на телефон. Поняла?
   - Да, Женя, поняла.
   И Женя попросил Виталика:
   - Будьте добры, успокойтесь, пожалуйста, и дайте нам пройти.
   - Ну, а что ты сделаешь? А? Что ты сделаешь? Да я тебя просто удавлю прямо здесь...
   - Вы мне угрожаете? - задал риторический вопрос Гусаков.
   - Да! - орал Виталя, - Я тебе угрожаю! И что? Что ты сделаешь? Ты кто такой?
   И тут он заметил Янку с телефоном, и переключился на неё:
   - Убери камеру! Убери камеру, сука! Шлюха позорная!
   Женька, с Янкой за спиной, перемещался к выходу. Но Решетников метнулся и вцепился Женьке в воротник. А зря. Нарвался на 'рычаг локтя'. Причем Женя не ограничился простым загибом. Он крутанул руку так, что у этого бугая плечевой сустав хрустнул. Да, вдобавок, Виталик треснулся лбом о подоконник.
  
   Тут открылась дверь в зал заседаний и вышла судья, которая только что вела дело.
   - Это что за безобразие? - строго рявкнула она, - Охрана, быстро разберитесь.
   Решетников стоял, согнувшись, опираясь целой рукой на батарею. И из такого положения прохрипел в сторону судьи:
   - А ты, сучка, ещё пожалеешь о своём приговоре! Я и тебе устрою неприятности!
   Но тут два бойца охраны подхватили его 'под белы руки' и выперли на улицу. Виталя, придерживая больное плечо, прохромал к своему 'Чероки', сел за руль и, со психом, рванул с места как на 'Формуле-1'.
   Один из охранников зашёл в помещение и поднял телефон. Посмотрел на судью и успокоил:
   - Сейчас...
   Набрал номер.
   - Костя, это Титов. Слушай. Тут мужик, пьяный в сиську, уехал на 'Чероки'. Номер 'О - пятьсот сорок три - ИК'. Поехал в сторону Интернациональной... Ага... Хорошо...
   Положил трубку и опять судье:
   - Гаишники примут парня...
  
   Судья обратилась к Женьке:
   - Гусаковы, а ну-ка зайдите ко мне.
   Когда супруги зашли в комнату совещаний, судья усадила их против себя и строго спросила:
   - Слушай, Гусь, что у тебя происходит?
   Светлана Даниловна Краюшкина училась на одном курсе с Женькой, у которого погоняло в универе было от фамилии Гусаков - "гусь".
   - Твою жену избили, попытались изнасиловать, потом оговорили... У нас на руках доказанная попытка изнасилования. И ты отказался от претензий. Ты потерял хватку? Ты боишься? Или что?
   - Нет, я просто трезво оцениваю ситуацию.
   - Твою жену избили. Я же тебя знаю, ты такого не простишь. Так что?
   - Света, - объяснил Женька, - у Решетникова родственник - зам мэра. Я не могу и не хочу ещё и со всей мэрией начать бодаться. Это уже чересчур. Мне тогда только из города бежать ...
   - Да? Ну, тогда понятно. Ситуация не айс.
   - Знаешь, о чём я тебя хочу попросить? О частном судебном определении по работе с кадрами в мэрии.
   И он объяснил ситуацию со свидетелями-женщинами, работницами городской администрации. Краюшкина обещала позаботиться о будущем господина Решетникова.
  
   Уже сидя в машине, Женька спросил:
   - Ну и как? Тебе нравится вот это элитное общество? Тебе нравятся вот такие светские львы? Я тебя спрашиваю - тебе это нравится?!
   - Да, нравится! - зло поехидничала Янка.
   - Ты извращенка, - констатировал Гусаков.
   И добавил:
   - Это только начало.
  
   Дома, он залез в интернет и провернул нехитрую операцию, с двумя анонимайзерами. Вошёл в ютуб через цепочку: Румыния - Норвегия, и выложил видео с попыткой изнасилования своей жены. Подумал-подумал и добавил то, что снимал в зале суда. Пусть поднимется маленький шум.
  
   * * *
  
   А шестого вообще случай из разряда "офигеть". Такого Евгений точно не ждал.
   В этот день Гусаковы съездили в "Народный адвокат", решить кое-какие Женькины юридические дела и оформить кое-какие бумаги. Заодно и познакомить Яну с командой. Раз уж она решила работать с мужем.
   Да. Они переговорили по поводу работы и решили, что Яна будет помогать супругу в его адвокатской практике. Женька рассчитывал, что она займётся бумажной волокитой, а он, освободившееся время, посвятит непосредственной работе с клиентурой.
  
   В 'конторе' народ веселился. Игорь прямо светился от радости.
   - Ну, Жека! Ну, ты дал стране угля! Самого Зиновия обул! Надеюсь, ты не возражаешь, если мы эту победу запишем в наш актив?
   Ребята хотели прямо праздник устроить. Но Гусаковы уклонились от фуршета. Поговорили о делах, познакомили Яну с маленьким коллективом и отчалили.
  
   Супруги вышли из конторы и пошли к стоянке.
   Женька как жопой почуял неприятности - обернулся. Сзади, из припаркованного Крузака, вылазили те самые мужики, что отслеживали их во время разговора с Решетниковым в кафешке...
   Ждали! Дорогу назад в контору уже перекрыли.
   Женька схватил жену под руку и бегом поволок её к "Пилоту".
   - Яна, быстро - в машину!
   - А что случилось?
   Он сунул ей свой телефон.
   - На свой снимаешь, с этого звонишь в милицию. Лезь в машину!
   - Женя, что ты паникуешь... - завела жена.
   - Да блядь!!
   Он отступил на шаг и, ударом ноги в плечо, вбил в салон эту тупую дуру. Достал дистанционку и заблокировал двери.
   И в этот момент получил кулаком в голову.
   Чёрт! Ему бы ещё пару секунд в запас, он бы не позволил такому случиться. Навыки рукопашника и травмат позволили бы ему отбиться без потерь. Но драгоценное время ушло на спасение этой...
  
   Женька "поплыл" и рухнул на колени. Прикрылся от ударов в голову, но ориентация потеряна, реакция ослабла, и он пропустил ещё один - в челюсть.
   Гусаков упал на спину, рядом с задним колесом. Нападавших было четверо, и они стали бить его ногами. Женька вертелся как кошак, но всё же пропустил ещё пару ударов по голове. Уж не говоря про остальные части тела. Хорошо, отморозки были явно не профессионалами в мордобое. Лупили от души, но не прицельно, так... больше по площадям.
   Прикрываясь левой рукой он, правой, кое-как вытащил из кобуры травмат-резинострел и начал стрелять по ногам. Это было больно. Все держались за копыта. Один бандюган даже упал, схватившись за голень.
   Обойма закончилась. Двенадцать патронов всего. Но мужиков он ошеломил.
   Евгений выщелкнул пустой магазин и вставил новый. Крикнул:
   - А теперь, суки, в головы!
   Банда быстро отступила и сиганула в свой Крузак.
   Кроме одного. Тот, стоя у открытой двери автомобиля, вытащил из-под кожанки револьвер и выстрелил в сторону Женьки. Пуля врезалась в брусчатку совсем рядом с его головой и, с воем, рикошетом ушла в небо.
   Повезло - промахнулся. Или специально промазал, но показал серьёзность намерений. Это был настоящий боевой патрон.
   Мужик с наганом прыгнул в машину и банда умчалась. Уж сильно тут нашумели.
  
   Гусаков кое-как встал, опираясь на Хонду, цепляясь дрожащими руками за дверную ручку. Подобрал пустую обойму и, тяжело постанывая, залез на водительское сиденье.
   В голове шумело, перед глазами плыло.
   Янка сидела с вытаращенными глазами, так и держа в руке перед собой Женькин телефон.
   Евгений, на мгновение потеряв сознание, упал лицом на руль. Машина рявкнула клаксоном, и он очнулся. С трудом повернул голову к жене:
   - Позвонила?
   - Н-н-нет, - трясущимися губами ответила Янка.
   - Сняла?
   - Нет, Женя. Я... Я и-и-испугалась... И р-растерялась.
   - Дура... - прохрипел Гусаков и потерял сознание окончательно.
  
   * * *
  
   Очнулся на койке. Открыл глаза... И тут же накатила боль. Болело всё. Тошнило, и кружилась голова.
   - Нихрена себе, меня отметелили, - пробормотал он, - хорошо, хоть не убили.
   Попробовал пошевелить руками и ногами. Двигалось не всё.
   С трудом откинул одеяло. Буркнул:
   - Ну и красавец...
   Левая рука в гипсе. В вену воткнута игла капельницы. На левой ноге наложена шина. Туловище туго перемотано, так что дышать можно только диафрагмой. Наверно поломаны рёбра. На голове повязка.
   Уронил голову на подушку
   - Пипец!
  
   Вошла Яна, с уткой. Увидела его открытые глаза. Села рядом на табурет.
   - Привет Женечка.
   - Я где?
   - В БСМП, в травматологии. Я тебе одноместную палату купила. Чтобы не беспокоили.
   - Дорого?
   - Нет. Тысяча за сутки.
   - Как я здесь оказался... А-а, ну да, скорая... Что у меня?
   - В предплечье и берцовой кости трещины. Одно ребро сломано и в двух тоже трещины. Это - предварительно. Ждали, когда ты очнёшься, рентген сделать и томографию.
   - С головой что?
   - Видимо сотрясение.
   - Маша где?
   - Она дома, с мамой. Я попросила маму посидеть с ней, пока я тут...
   - Сколько я валяюсь?
   - Почти сутки. Сейчас утро, - она взглянула на часики, - шесть пятьдесят две...
   Посмотрела на утку, которую так и держала в руках.
   - Тебе в туалет надо?
   - Нет.
  
   - Это я виновата? Да? - тихо, почти шёпотом спросила Яна
   Женька вздохнул огорчённо.
   - Тебе надо было просто выполнять мои приказы...
   - Я глупость сделала, я...
   Гусаков её перебил:
   - Последние полгода ты постоянно делаешь глупости. Яна, что с тобой стало? Почему всё так?...
   Ответа не дождался. Да он его и не ждал, понимал, что объяснений не будет.
  
   Тут впорхнула молоденькая сестричка с лоточком.
   - Как себя чувствуем, больной?
   Женька поёрничал:
   - Да вот... Что-то слегка нездоровится.
   Девочка проверила капельницу, выложила горсть таблеток:
   - После еды.
   И упорхнула.
  
   Женька спросил у жены:
   - Ты хоть спала?
   - Нет.
   - Езжай домой, отоспись.
   - Я тут побуду.
   Гусаков дернул бровью. Ну, ладно, мол, побудь...
  
   А после обеда приехала тёща, привезла Марию. Поговорили немного ни о чём, и Татьяну Алексеевну чёрт дёрнул за язык. Она спросила:
   - Женечка, а как всё случилось-то? Почему на тебя напали?
   Баба... Что с неё возьмёшь.
   И Янка тоже не лучше. Бестолочь. Повинилась:
   - Это из-за меня, мама.
   Мария, сидевшая на краю койки, и держащая отца за руку, встрепенулась:
   - Так это опять из-за тебя?
   Глаза её налились обидными слезами.
   - Мама! Ты что делаешь? Что ты творишь? Ты понимаешь, что его могли убить?!
   - Машенька,... Машенька... - засуетилась, зауспокаивала тёща.
   И Женька тоже потянулся, приобнял.
   - Не надо, доченька. Всё же нормально.
   - Да какой "нормально"?! Ты посмотри на себя!
   Мария не успокаивалась и выговаривала матери:
   - Ты!... Ты всё портишь! От тебя только вред! Лучше бы тебя не было! Лучше бы ты сдохла!
   Взрослые замерли в растерянности и ужасе от таких слов.
   Яна, с остекленевшим взглядом, медленно встала, покачнулась, поймала равновесие и пошла как сомнамбула к двери.
   Женя сказал ей вслед:
   - Яна, стоять!... Что ты должна делать?!
   - Идти к тебе, - не поворачиваясь, ответила супруга.
   - А ещё?
   - Садиться и разговаривать.
   - Выполняй!
   Яна вернулась и снова села на табурет. А Гусаков с тёщей успокаивали ребёнка.
   - Машенька, - уговаривал Евгений, - нельзя так говорить. Всё в жизни можно исправить, кроме смерти. Нельзя такое желать, тем более маме. Она же тебя любит.
   Дочка, со слезами, уткнулась ему лицом в грудь. А отец гладил её по голове и шептал успокаивающие слова. Рёбра заныли от Машкиных объятий, но он терпел...
   Татьяна Алексеевна тоже пыталась вставить свои пять копеек:
   - Машенька, нельзя быть такой злой.
   Женька остановил её жестом.
   - Ей можно...
  
   Посидели ещё маленько, и за больным пришли с каталкой две санитарки.
   На рентген.
  
   А вечером пришла Лена. В смысле - Юрьева.
   Она присела на табуреточку, спокойная, деловая, уверенная в себе. Поинтересовалась здоровьем. Женька смотрел на неё ошарашено и насторожено.
   Поначалу был короткий пустой разговор о здоровье и о погоде. Но Елена быстро перешла к сущности.
   - Евгений Владимирович, я хочу, чтобы вы работали у меня. Кроме того, - тут впервые Женька увидел на её лице тень смущения, - у нас с вами осталось одно незаконченное дело.
   Гусаков понял. Он понял, на какое "дело" намекала эта бизнес-леди.
   - Ну? - требовательно спросила Юрьева, - что скажете?
   - Я так понимаю, вы предлагаете мне должность штатного юриста?
   - Знаешь Гусаков, давай-ка без посторонних на 'ты'. Не чужие, всё же, люди. И, да. Ты правильно понимаешь. Оклад - двести тысяч. Устраивает?
   - Предложение заманчивое, но... Работы в производственной конторе немного, я там что, - буду сидеть и ничего не делать?
   Юрьева с иронией смотрела Гусакову в глаза.
   - Ну, кое-что тебе делать придётся... А в остальном, ты свободен. Ненормированный рабочий день. Можешь заниматься своей адвокатурой
   - Если я правильно понял, ты нанимаешь меня, как штатного любовника?
   Лена посмотрела секундочку в сторону, потом решительно подтвердила:
   - Да... Запал ты мне в душу. Веришь-нет - влюбилась, как соплюха...
   Помолчала, оценивая его реакцию. Потом, как-то горько, добавила:
   - Снишься ты мне с тех пор... Каждую ночь.
  
   - Леночка, тебе не надо мужика покупать. Совершенно незачем. Тебе стоит только пальцем любого поманить...
   Она прервала:
   - Женя, я не какая-то нищая учительница или медичка. И мне не нужно 'любого'. Я могу позволить себе быть с тем мужчиной, которого люблю. И могу обеспечить ему достойную жизнь. Особенно теперь, когда овдовела.
   - А Эдика ты любила?
   - Нет. С Эдуардом, царство ему... С ним я из-за отца. Отец приказал, я исполнила. Иначе я не имела бы то, что сейчас имею... А теперь я хочу, чтобы ты был возле меня.
   - Я не смогу это принять.
   - Понятно, - покривилась Юрьева, - ты остаёшься верен своей распутной жене...
   - Нет. Тут дело в моём сердце. У меня в октябре, после того как я увидел свою жену с твоим мужем... У меня случился инфаркт. Операция. Реанимация. Реабилитационный центр. Я теперь плохой любовник.
   - Твоя жена... Она или окончательная шлюха, или полная дура. Извини, если обидела... Ладно, наш разговор не окончен. Выздоравливай. Потом я тебя вызвоню. Тут мандарины и всякое...
   Лена пододвинула ему пакет. Наклонилась, поцеловала.
   Он приобнял:
   - Спасибо.
  
   На следующий день Гусаков понял, что частично ослеп.
   Он проснулся, полежал, отходя от сонливости, и потёр заслезившийся правый глаз. И с испугом понял, что другим глазом видит только расплывчатые силуэты.
   Позже ему объяснили, что в результате травмы в левом глазу нарушена аккомодация.
   Вот такая фигня.
  
   Потом приходили из полиции. Опросили о нападении и стрельбе.
   Ничего определённого Женя ответить не мог. Так... Приблизительно описал нападавших.
   Кто такие? Чего им надо? Хрен их, уродов, знает.
   Так что, опер ушёл ни с чем. Только просил, сразу после выписки, занести документы на травмат и сам 'эм-эр' для осмотра.
  
   Выписали только пятнадцатого.
  
   * * *
  
   Вечером собрались ужинать, а тут Настя пришла. Раздеваясь в прихожей, обижалась:
   - До вас добраться, как до северного полюса...
   - Так ты бы позвонила, я бы за тобой приехала, - удивлялась Янка.
   - Ай, - отмахнулась Анастасия, - не хотела беспокоить.
   Сели за стол, поставили бутылочку хорошего вина, начали ужинать. Настя рассказывала новости.
  
   Решетникова убрали, по "собственному желанию". Липкин ходит тише воды. Вежливый такой.
   Из женщин никого не уволили. А Ольга Толобова пошла на повышение. Теперь она, вместо Решетникова, директор департамента капитального строительства. Принимает дела.
   - Наши бабы что-то шушукаются и скрытничают. А мне ничего не говорят. Засранки, - жаловалась Настя.
   Ну, что сказать? Первая часть драмы окончилась благополучно.
  
   * * *
  
   Состояние Гусакова в тот момент было, прямо сказать, - не блестящее, но мстить надо.
   Первым делом поговорил с женой. Не знакомы ли ей те бандитские рожи, которые пытались его "наказать". Они же явно связаны с Решетниковым.
   Он ещё раз укорил Яну, за то, что она не сняла драку на телефон. Та только виновато опустила глаза. А что она могла сказать?
   У неё и так на висках седина пробилась. Тридцать лет женщине, уже седая. Видимо, после Машиного проклятья, Янка сильно переживала. Ходила по квартире тихо, как привидение, и почти не разговаривала.
   Гусаков пытался один раз выйти на разговор, но... Жена отмолчалась.
  
   Короче - Женька думал не долго. Он сел за компьютер и скачал программу составления фоторобота. И весь вечер, на пару с женой складывали в кучу глаза, носы и губы, пока не получился портрет, более-менее похожий на мужика с наганом.
   Яна подтвердила:
   - Да, это он. Точно - он.
  
   Женя узнал этого мужика. Вспомнил, где его видел.
   Полез в старые, добрые одноклассники, на страницу Решетникова Виталика. И действительно! Это сын Витали, от первой жены. Такой же, как папа, - кругломордый. Решетников Сергей Витальевич. Уже кое-что.
   На сайте ФНС России, в списке предпринимателей, обнаружил этого говнюка. Он, оказывается предприниматель... ИП, если быть точным.
   Ага, предприниматель с наганом. Финансовый, блин, гений.
   А по ИНН мальчика Серёжи, выяснилось, что он руководитель и владелец бара "Камелёк", что на той же улице Либкнехта.
  
   Женя, кряхтя как старый дед, залез в свой "Pilot" и поехал в центр, посмотреть - что это за "Камелёк" такой...
   Обычный пивной бар. С залом, столов на двенадцать, и вынесенной верандой на пять столиков, по причине зимы не работающей.
   Входить в помещение не стал. Так... Посмотрел из машины и уехал домой. По дороге обдумывая план действий. И придумал!
  
   По здравому рассуждению, молодой парень, можно сказать - мажор, имеет небольшую банду и владеет баром. Вывод?
   Вот "как пить дать" ребята, по вечерам, зависают в этом "Камельке". Надо было проверить.
   И он проверил. Съездил к десяти часам и постоял на парковке, понаблюдал...
   Да. В половине одиннадцатого подъехала гоп-компания на "Крузере", ввалилась в зал и начала "культурно отдыхать". Пять рыл сидели за столом, выпивали, говорили о чём-то. Примерно, раз в полчаса, выходили на крыльцо покурить. Как там Янка говорила - "светский вечер", мать бы их.
   Гусаков внимательно осмотрел территорию. Камера наблюдения висела только в одном месте, над фотостудией. И вообще переулок слабо освещён и малопроходим. Место очень удобное для его замысла.
   Дома, ещё посидел над картой, намечая маршруты, стоянки и пути отхода.
  
   На другой день, первым делом он, через весь город, попёрся в магазинчик карнавальных костюмов. Ему нужна была накладная борода. Да и усы бы не помешали... Купил и то и другое. Плюс специальный клей для крепления этих аксессуаров на рожу.
   Ох, господи! Чем приходится заниматься!
   Дома обстриг ножницами лишние лохматости, превратив роскошную седую бороду в чеховскую бородку и элегантные усики.
   Позвал Яну.
   - Посмотри, пожалуйста, на меня.
   Та охнула от неожиданности:
   - Женя. Зачем ты...
   - Яна, просто скажи - это смотрится естественно?
   - Да. Как живые.
   - Спасибо.
  
   Потом, уже в наклеенных фальшивках и в старом полушубке, поехал на Заозёрную в магазин "Красное и белое", купил большую двухлитровую бутылку коньяка "Квинт Монте Чоко", в красивой коробке и литровую бутыль спирта "Royal". Естественно - в магазине попал под камеры. Да и покупка неординарная. Поэтому шифровался.
  
   После обеда сгонял на Третий разъезд. Там он знал одну маленькую контору, магазинчик химпрепаратов. Купил литровую бутылку бромадиолона. Рядом же, в аптеке приобрёл шприц на 150 миллилитров и упаковку резиновых перчаток.
   Вывез всё это дело на дачу и там похимичил с коньяком. Профессор, бля, Мориарти, доморощенный. Получилась жуткая смесь.
   Упаковал всё аккуратно в коробку и протёр её ваткой со спиртом - удалил отпечатки пальцев.
  
   Приехал домой, злой и угрюмый. Попил чаю с бутербродами и завалился спать, хоть и семи ещё не было.
   Устал.
  
   В четверг занимался тем, что учился падать. Пока Маша была в школе, он часа три падал в коридоре с пакетом, наполовину наполненным продуктами. На самом верху лежала пустая бутылка.
   Он падал так, чтобы продукты высыпались из тары. Одну бутылку разбил. Потом долго и тщательно пылесосил линолеум.
   В конце-концов Женька решил, что достаточно подготовился и пригласил к разговору Яну, которая смотрела на его тренировку с некоторым испугом.
   Объяснил ей задачу: - Подвезти его на Либкнехта; постоять на парковке до нужного момента; как только Женька скроется за углом, выждать десять минут и выехать на Партизанскую; подобрать там мужа и, через Спартаковскую, уехать домой... Всё. Больше ничего объяснять не стал.
  
   Тем же вечером, дождались, когда дочка уснёт и выдвинулись. Только телефоны заглушили и оставили дома.
   Женька напялил своё старое теплое, длинное пальто и вязаную шапочку балаклаву.
   На место добрались к одиннадцати. Настроились на несколько дней ожидания, но всё получилось в первый же вечер.
  
   Как только беззаботная компания вышла на крыльцо покурить, Женя выбрался из машины и тихо закрыл дверцу. Кивнул ободряюще Яне и, слегка присев, похромал по тротуару.
   Проходя мимо крыльца, Гусаков неожиданно споткнулся и грохнулся на брусчатку. Из пакета вылетело всё содержимое.
   Он, кряхтя, поднялся и начал собирать разлетевшиеся продукты. Парни бросились ему помогать. Свалили всё в пакет, отряхнули страдальца. Женька шепеляво шептал:
   - Спасибо, деточки. Спасибо.
   Ухватив пакет поудобней, он почесал, всё так же прихрамывая, дальше. Мужички вернулись на крыльцо.
   Когда Женька завернул за угол, Серёжа Решетников презрительно сказал:
   - Старый придурок... Ну, что, орлы, пошли коньячком побалуемся, - и продемонстрировал друзьям коробку "Квинта".
   Команда радостно заржала и втянулась в помещение.
  
   * * *
  
   В пятницу, с утра, Гусаков сел за компьютер и накатал исковое о расторжении брака. Собрал все сопутствующие документы и уехал под напряженным взглядом жены. Сделал нотариально заверенные копии, оплатил пошлину в "сбере" и увёз всё к мировому судье на Затонскую.
   А потом пришла из школы Мария и безапелляционно заявила:
   - Так. Папа, мы сейчас едем на каток, на Королёва.
   - Дочь, да я же только из гипса.
   - Там будут все "наши". А я буду смотреть на тебя, и такая: - Мой папка только из гипса вылез, а катается как чемпион... Классно?
   - Классно, классно. Поехали.
  
   А в субботу с самого утра примчалась тёща. Наводила в квартире порядок, так, как она себе его представляет. Готовила обед. Демонстрировала свою хозяйственность и нужность.
   Пообедали, подождали, когда Мария уйдёт к себе, и Татьяна Алексеевна начала:
   - Женя, Яна сказала, что ты подал на развод...
   - Она правильно сказала.
   - А в чём дело? Что случилось?
   Гусаков посмотрел на Янку осуждающе - мать-то зачем в это втягивать.
   А тёща не унималась:
   - Ну ладно, она в чём-то ошиблась, сделала что-то не так, но это же не повод... А ребёнок? Вы о ребёнке подумали?
   Татьяна расходилась, не остановишь:
   - Женя, даже если она провинилась, ты должен её простить. Она просто не подумала... Ну... Она же не изменила тебе!
   Женька с горечью отвернулся к окну, Янка опустила голову.
   Татьяна посмотрела на одного, на другого, и удивлённо спросила:
   - Что?... Изменила?
   Опять никакого ответа.
   Тёща ошарашено повернулась к дочери:
   - Яна, ты с ума сошла? Нет. Подождите. Я не верю...
   - Мама, - попросил Евгений, - не надо вам в это дело лезть. Мы сами разберёмся.
   - Вы уже "разобрались", - вспыхнула Таня. - Семью разваливаете! Зачем?! Двенадцать лет! Двенадцать лет жили нормально... И что теперь?
   - Теперь мы разведёмся. Так надо, мама. Это необходимо.
   - Женечка, ну прости ты её.
   - Я-то её прощу. Но она уже не может остановиться. Жить рядом с ней стало опасно. Рядом с ней опасно находиться ребенку.
   Татьяна Алексеевна удивлённо посмотрела на Янку.
   - Яна, что ты такое натворила?...
   Женя вышел в спальню, принёс ноутбук.
   Яна посмотрела на него взглядом полным тоски, но ничего не сказала.
   Гусаков нашёл нужный эпизод, включил, повернул экраном к тёще.
   После слов ребёнка: "Мама, пойдем домой! Пожалуйста! Пойдём!", остановил воспроизведение.
   Таня прошептала:
   - Боже... Маша... Она там... Она же тебя ненавидит...
  
   - Понимаете, мама... - объяснял зять, - смысла нет сохранять этот брак. Он развалился. И она же, - он кивнул на Янку, - не успокоится. Я боюсь, что запас её подлостей не исчерпан... Всё было прекрасно. Дом полная чаша, счастье, взаимопонимание. И вдруг она как с цепи сорвалась. Не догуляла в молодости, что ли...
   - Но... Она... Я... - не находила что сказать Таня.
   А Женька продолжал жаловаться:
   - Знаете, мама, хочется уюта, спокойствия, милых, тёплых отношений. Вместо этого - пьянки, позор, блядство, инфаркт, импотенция, судилище, избиение, слепота, перестрелка, ободранная рожа, расстроенный ребёнок, презирающий свою мать. Зачем мне всё это?... Хорошо, хоть как-то ухитрился живым остаться... И вот скажите мне мама: - а нужна ли мне такая жена? Мама! Нужна мне жена, которую я постоянно вытаскиваю из-под каких-то поганых, мерзких, пьяных мужиков?
   Яна ответила с укоризной:
   - Постоянно? Не надо! Это было всего два раза!
   - Думаешь - это тебя оправдывает? Мне лично вот так хватило.
  
   Таня ткнула пальцем в ноутбук:
   - То есть... Это ещё не всё?...
   Женя только безнадёжно махнул рукой. И повернулся к жене:
   - Сначала ты, поверив каким-то уродам, не поговорив со мной, со своим любящим мужем, побежала трахаться... Потом я тебя попросил не ходить на этот грёбанный кооператив. Попросил! Ты ушла туда, назло мне... Потом я тебе уже приказал - сесть в машину. Приказал! Ты проигнорировала мой приказ... То есть, ты откровенно меня игнорируешь. Как я ещё могу дать тебе понять, что так со мной поступать нельзя? Как?
   Яна подалась к нему:
   - Женя не надо развода. Я все поняла.
   - Хорошо. Расскажи,- что ты поняла?
   - Что твои просьбы надо выполнять. Что приказы надо выполнять.
  
   - Ладно.
   Женька пододвинул ноут и включил секундомер.
   - Упала на пол! Быстро!
   - Женя... - заметалась Янка, - Ну, тут же мама... Нелепость какая... Зачем ты...
   Гусаков устало вздохнул.
   - Увы, ты ничего не поняла. Это был твой последний шанс... Ладно. Пошёл я спать.
   - Женя! Постой! Я легла! Я уже на полу! Не уходи! Поговори со мной!
   Евгений вернулся. Яна лежала на полу кухни, сложив руки на груди как покойник.
   - Вставай, - разрешил он.
   Яна поднялась с пола и села на место.
   - Понимаешь, Яна... Там, на Менделеева, когда меня убивали, мне надо было две секунды, чтобы вытащить травмат. Всего две секунды! Ты их мне не дала. Ты их у меня отняла.
   Он повернул компьютер к жене.
   - Сейчас, от приказа до исполнения прошло тридцать шесть секунд. За это время меня могли убить восемнадцать раз. На самом деле - ты ничего не поняла. Поэтому - развод. Это единственный выход из ситуации.
   И ушёл в спальню.
  
   Он разделся и лёг под одеяло. Слушал, засыпая, как на кухне тёща выговаривала дочери:
   - Яна! Ты что, не могла ему уступить? Тебе что, так трудно было лечь на пол? Я его сегодня помыла.
   - Мам, не начинай. Мне и так плохо.
   - Яна! - не унималась Таня, - Он! Твой! Муж!... И он!... Он!... Он нормальный! Тебе, дуре, достался нормальный мужик! Ты не разбрасывайся, давай! Ишь ты! Гордая какая! Иди, проси прощения!
   - Он запретил.
   - Что "запретил"?
   - Просить прощения запретил.
   - Дочь! - зашипела Татьяна, - Ты что, не знаешь, как просить у мужика прощения? Тут слова не нужны.
   - Мама, он мне запретил.
   - Он запретил тебе что?... Спать с ним?
   - Да.
   - И давно это у вас?
   - С октября. С того момента...
   Тут Женька уснул.
  
   * * *
  
   В воскресенье с утра, поговорив с женой, сели в машину и поехали по женщинам, которые свидетельствовали против Решетникова. Ко всем, кроме Ольги Соловец. Янка на неё обиделась. Да и Женя не горел желанием встречаться с этой особой.
   Отдали всем ещё по пятьдесят тысяч, поговорили. Расстались полными и окончательными подругами.
   Прокатались целый день. Янка была покорной и услужливой.
  
   Да! Ещё одна новость. Женщины сообщили. У Решетникова сын умер. И вся его компания тоже. В пятницу утром нашли их на Яковлева, в машине. Точнее - трое в машине, двое рядом с ней. Вся машина облёванная. Отравились чем-то. Народ говорит - палёной водкой.
   Виталий с горя пьёт.
  
   Вечером позвонил Игорь. И сразу к делу:
   - Привет, Гусаков. Мне тут Юрьева звонила, просила тебя подъехать к ней на фирму. У меня такое впечатление, что она тебя переманить от нас хочет. Надеюсь, ты не бросишь старых друзей.
   - Хе, - поехидничал Женька, - всё зависит от сумм, Игорёк. Диктуй, куда ехать...
  
   На вопросительный взгляд Янки, ответил:
   - Юрьева зовёт на работу. Предлагает оклад двести кусков.
   - Согласишься?
   - Посмотрю на место, на условия и вообще...
  
   На следующий день Гусаков поехал на улицу Заводскую в Еленину "ООО".
   Ну, что сказать... Автопарк - ворота, проходная, боксы, котельная, склады. Небольшая двухэтажная конторка.
   Охрана позвонила "куда надо" и пропустила машину на территорию.
   В управлении поднялся на второй этаж. Пробегающая девочка, с кучей документов в руках, указала кабинет директора.
  
   - Ты мог бы и позвонить, - укорила Юрьева, - просто, дать мне услышать твой голос.
   Женька оправдывался:
   - Я был сильно занят.
   Елена недолго думала. Она быстренько сделала выводы:
   - Ты был сильно занят? А Решетников сынишка умер? Очень интересно...
   - Лена, ты делаешь неверные заключения...
   - Ну, да... Ну, да.
   Юрьева встала.
   - Поехали ко мне. Разговор не простой.
   Они вышли в приёмную, Елена Михайловна отдала несколько распоряжений секретарше, и Гусаков повёз её домой на Масленникова. Маршрут знакомый.
  
   Конечно же, Женя понимал, зачем они приехали в Ленину роскошную квартиру. Но отказываться от чего бы то ни было, не хотел. Да уже и не мог. Он больше четырёх месяцев не прикасался к женщине. Поэтому, при виде обтянутых тугой юбкой ягодиц, поднимающейся перед ним по лестнице Елены, его начало потряхивать.
   В коридоре Юрьева указала:
   - Вон тапочки.
   Повернулась к Евгению и попала в капкан его рук.
   Они набросились друг на друга, как одержимые. Тискали друг-друга и яростно целовались, стукаясь зубами.
   Женя провел рукой по внутренней стороне бедра женщины от колена до паха. Промежность была мокрой и липкой. Он сжал её легонько, и Лена забилась, заахала в припадке оргазма.
   - Золотая моя, это сколько же у тебя мужика не было?
   - Долго, - прохрипела в ответ Юрьева.
   Глаза у неё помутнели, взгляд расфокусировался. Она тяжело дышала, прижимаясь к Женьке, обхватив его что было сил. Её потряхивало.
  
   Это он уже видел. Было у него такое. Сейчас Елена просто потеряла голову от желания.
   Такое сымитировать нельзя. Женщина впадает в такое состояние только с любимым, желанным человеком, которому она готова отдать всё, в том числе и всю себя. Это большая жертва и большое доверие.
   А для мужика это большая честь и большая ответственность. Если, конечно, это мужик, а не быдло поганое.
  
   Он поднял её на руки и понес в спальню. Посадил на кровать и начал целовать её лицо.
   Она помогала ему снять брюки, торопясь и дрожа от нетерпения. Извлекла игрушку и завсхлипывала:
   - Господи... Господи...
   Терлась о его одеревеневший инструмент лицом, как кошка.
   Женя аккуратно пытался повалить её на постель, но она засопротивлялась:
   - Нет-нет. Тебе нельзя. Я сама. Я всё сама...
   Повалила его на кровать, Окончательно освободила от брюк и трусов. Лихорадочно стащила с себя гетры с трусиками. Только с одной ноги. Сочла, что этого достаточно. Перешагнула через лежащего мужика и, со вздохом облегчения, плавно опустилась на мужское достоинство.
   Ни тому, ни другому не понадобилось много времени, чтобы одновременно взорваться кульминацией наслаждения.
  
   Лена свалилась с Гусакова и, тяжело дыша, лежала на животе в позе бегуна. Юбка скаталась валиком на поясе, блузка расстёгнута. Гетры и белые трикотажные штанишки болтались на одном бедре. Бюстгальтер задран по шею. Женька хорошенько потискал её груди.
   Эта бесстыдная поза, с откровенно выставленными ягодицами и промежностью, взвинтили его вожделение. Он встал на колени и потянул Леночку за талию. Та покорно встала на четвереньки. Повернула голову к любовнику:
   - Поцелуй.
   Евгений наклонился и прососался к её губам. Через минуту жарких лобзаний Лена оторвалась от Гусакова и скомандовала:
   - Давай!
   Тот пристроился к попке, и замер. Он любовался, задом женщины, как произведением искусства. У Янки бедра были поуже, да и не любила она такой позы. А Ленины круглые булки хотелось тискать, гладить, ну хотя бы просто трогать.
   Он и трогал. Везде. Не переставая колотиться о партнёршу.
   Лена подмахивала невпопад.
   Женькин галстук болтался и выглядел неуместно, елозя по круглым, кремовым от загара ягодицам роскошной женщины. Он снял эту тряпку и бросил не кресло к брюкам.
   Наконец Елена застонала с мычанием, низко, почти басом. Забилась в конвульсиях. Кончила третий раз.
  
   Извернулась, упав на спину, упёрла стеклянный взгляд в потолок.
   Женя позвал:
   - Леночка...
   Та никак не прореагировала. Выпала из реальности.
   Такое может быть только после долгого воздержания.
   И, видимо, женщина и правда серьёзно влюбилась. Это обрушилось на неё как лавина. Вон как её бедную колбасит.
   Она лежала, отдыхая, теперь уже на спине, бесстыже разбросав ноги, расхристанная, с перекошенной и задранной одеждой. И бездумная улыбка сияла на её лице.
  
   Гусаков наклонился и опять начал целовать её глаза, губы... Лена встрепенулась:
   - Женя... Женя... Я всё для тебя... Я всё тебе отдам. Ты мне нужен. Что ты со мной сделал? Я тебя во сне вижу, как ты меня любишь.
   Женька, молча, ласкал её шею, груди...
   Леночка приподнялась:
   - Я сейчас. Я сейчас. Пойду, помоюсь. И тебя помою.
   Посбрасывала с себя всё, раздела Евгения и потащила его в душевую.
   Пока мылись, она постоянно смотрела на него. Глаз не отводила.
   - Ты что, Леночка?
   - Что?... Мне просто нравится смотреть на тебя.
   - У тебя пожрать-то есть что?
   - Сейчас, всё будет.
  
   Они сидели голышом на кухне. Женя метал тефтели с вермишелью, а Лена попивала вино из широкого бокала. Дорогое, кстати, вино. Шато Сен-Мишель. И пила она это изысканное вино тоже изыскано. Вот вроде ничего особенного, просто женщина понемногу отхлёбывает спиртное, но как у неё это получалось... Словами не высказать. Это видеть надо.
   Женька не выдержал, спросил:
   - Лена, ты знаешь, что ты чудо расчудесное?
   Та счастливо тихонько посмеивалась.
   - Почему я тебя раньше не встретил? Лет двенадцать назад.
   - Двенадцать лет назад у меня было двое детей, и я ходила с пузом, ждала третьего. А ещё у меня был разорённый автопарк строительной техники и куча работников - пьяных мужиков. Я крутилась, как белка в колесе. Разрывалась между работой и детьми.
  
   - А где у тебя дети?
   - Дети... Руслан в Гарварде, Диана в Кембридже психологию учит, младший, Костик, здесь, в кадетском училище. Он у меня в прадеда - вояка.
   - А старшему твоему сколько...
   Елена задумчиво улыбнулась.
   - Русланчику в августе двадцать один исполнилось.
   - Дак, а тебе сколько?
   - Сорок два. Я старуха.
   Женька отложил вилку, вытер салфеткой рот и переместился к Елене на диван. Он целовал шарики её сосков, приговаривая.
   - Ах, какая миленькая старушка.
   Щекотнул её бочок.
   - Какая симпатичненькая старушка.
   Лена взвизгнула, пыталась вскочить, Женька не дал. Придавил её, покусывая за бока.
   - Какая сладенькая старушка.
   Они возились на диванчике как подростки, пока Юрьева, возбудившись от такой игры, не задышала тяжело, и впилась поцелуем в Гусакова...
  
   И опять они оказались в спальне.
   Женька умело демонстрировал Леночке навыки владения языком и пальцами. И два раза довёл её до беспамятства.
   Она лежала, целовала его лицо, а в глазах стояли слёзы.
   - Лен, ты что?
   - Ты никогда не станешь моим... У тебя жена...
   - Вчера подал на развод.
   Лена удивлённо распахнула глаза, подняла брови.
   - А дочка?
   - Дочка останется со мной.
   Тут Лена оторвала от него взгляд и задумалась.
   - Женя. В случае чего... Я хорошая мать. Правда.
   - Давай пока ничего не загадывать.
  
   Они прощались, целуясь в коридоре у входной двери.
   - А давай ещё разок, - заигрывала Юрьева, - прямо здесь.
   - Лен, если я отважусь на "ещё разок", то сдохну. Пожалей, не губи безвинную душу.
   - Жень, не пропадай. Не бросай меня.
   Женька ничего не ответил, чмокнул Леночку в нос и ушёл.
  
   * * *
  
   Вернулся домой поздно. В одиннадцатом часу.
   Яна стояла в коридоре, скрестив руки на груди, прислонясь к вешалке.
   - Ты всё это время был у Юрьевой?
   - Да.
   И на её молчаливо вопросительный взгляд, в продолжение, подтвердил:
   - Да.
   Яна всё поняла. Помолчала. Потом спросила:
   - Ужинать будешь?
   - Нет.
   - Ну, да. Тебя же там покормили...
   И ушла.
  
   На кухне грохнуло. Женька, не снимая пальто, испуганно влетел.
   Посреди кухни, на полу валялась кастрюля с голубцами. Половина содержимого разметалось по линолеуму. Дверцы кухонного гарнитура уделаны соусом.
   Яна стояла лицом к плите и плакала.
   - Яночка, что случилось? Ты не ошпарилась, не ушиблась?
   Жена повернулась к нему с зарёванным лицом:
   - Ты всё испортил!
   - Господи! Что всё?
   - Все наши отношения!
   Женя удивился:
   - А у нас осталось что-то неиспорченное?
   - Моя любовь. Она осталась. Неиспорченной. А теперь...
   Гусаков немного разозлился.
   - Извини, а в чём выражается твоя любовь. Ты мне изменяешь, потому что безумно меня любишь?
   - Я тебе не изменяю!
   - Ладно. Иди спать. Это пустой разговор.
  
   Яна скорбно удалилась в спальню. А Женька, окончательно переодевшись в домашнее, начал наводить порядок на кухне.
   Вошла Мария.
   - Привет. Что за грохот был?
   - Мать кастрюлю уронила. Голубцы будешь? Тут ещё два осталось.
   - Ты их с полу, что ли подобрал?
   - Нет, солнышко. Как я могу тебя кормить голубцами с пола.
   - Нет, пап. Не хочу. Пойду спать.
  
   * * *
  
   Гусаков, передохнув пару дней, начал подготовку к устранению старшего Решетникова. Тот, уволившись из администрации города, устроился на работу в сельхозакадемию. Кем он там - Женя не интересовался.
   Янку не подключал, не хотел лишний раз нервировать. Сорвётся ещё, упаси Господь.
  
   Сначала пришлось ещё пару дней ждать, когда безутешный отец, наконец, выйдет из запоя. Бедняга сидел дома и заливал горе водочкой. Только жену гонял в магазин. Как будто у неё не такое же горе.
   В академии отнеслись с пониманием - беда у человека. Хотя "человек" и раньше мимо рта стопарь не проносил. Не от печали, так от радости. Для таких, повод найти не проблема. Но Женьке-то спешить некуда.
   Потом ещё четыре дня ездил за Виталей, отслеживая его постоянные маршруты. Да и в интернете собирал и анализировал информацию.
   Наконец сложился конкретный план.
   Определилось место, где можно провернуть задуманное. Тихий переулок Малиновского по которому Виталик регулярно проезжал, возвращаясь домой. С одной стороны улочки шёл забор какого-то заводика, с другой, за теплотрассой, стоял кленовый и ольховый лесок с густым подлеском, примерно с гектар размером. В одном месте трубы подняты аркой, зачем - непонятно. Но проехать можно. А чуть дальше, лесной массив упирался в короткую улочку поперёк Малиновского, заполненную частным сектором и гаражами.
  
   Женька сел на кухне с кружкой какао и стал набрасывать список действий и того, что нужно купить. Всё это скрупулёзно-продуманно, как перед адвокатской защитой в суде... Так же, как в истории с Колей Кузнецовым и с Сергеем.
   Замысел, честно сказать, был громоздким и хлопотным. Но ничего другого в голову не пришло.
   Весь следующий день занимался поездками на заправки.
   Яна сидела дома, выходила только в "Магнит" за продуктами. Всё остальное время валялась на тахте и читала какой-то роман.
  
   Евгений купил в пяти разных хозяйственных магазинах десяток пластиковых канистр по двадцать литров, в которые под завязку, за четыре поездки на АЗС, слил бензин из бака Пилота. Они заполнили весь багажник его внедорожника. В салоне стоял запах бензина, но куда денешься, - надо.
  
   В тот же день, точнее - в ночь, скатался на выбранное место. Выключив фары долго юзгался между стволов ольхи и клёнов, забираясь подальше от дороги. Выходил из машины, проваливаясь по колено в снег, определялся с направлением, снова двигался, оставляя колею.
   Наконец, метрах в пятидесяти от асфальта, нашёл неплохую полянку. Повытаскивал канистры и попрятал их в снегу, справа и слева от машины.
   Пятясь, выкатился на дорогу. Вся проторенная колея в лесочке представляла собой букву "Z". Прямо проскочить никак не получилось. Ну и ладно. Не в гонках же участвовать.
  
   На следующий день мотался по магазинам.
   В "хозяйственном" приобрёл три бельевые верёвки, две упаковки свечей и десяток пластиковых пищевых контейнеров. Слил ещё десять литров горючего и расфасовал их по "полторашкам".
   После выехал на дачу и провёл несколько экспериментов. Задача была проста - зажечь топливо спустя некоторое время, после того как "палач", прости Господи, покинет место казни.
   Он приклеивал разогретым парафином огрызок свечи ко дну пластикового контейнера, заливал это дело бензином и поджигал свечку. Расчёт был на то, что свеча, сгорая, через определённое время прикоснётся пламенем к топливу.
   Получилось несколько по-иному. Свечной парафин растворялся в бензине и через три - три с половиной минуты столбик горящей свечи падал в жидкость.
   То есть - на то, чтобы уйти с места казни у Гусакова было три минуты. Нормально!
   А ещё он съездил на барахолку и купил валенки. В штиблетах шариться по глубокому снегу ему не понравилось.
  
   В обед посидел с Яной на кухне, объяснил порядок её действий, в процессе операции.
   Да, так и сказал - " операция". Штирлиц, мать его. Вместо того, чтобы нормально жить, спокойно работать, любить жену, воспитывать ребёнка, приходилось заниматься всякой хернёй. О-хо-хо... Спасибо "любимой" супруге.
  
   Одиннадцатого числа, вечером, Гусаков поговорил с Марией. Попросил её побыть дома одной некоторое время.
   Но тут Яна заупрямилась.
   - Я не поеду с тобой. Я больше не хочу в этом участвовать. Я устала.
   Женька расстроился и разозлился. Он уволок жену в спальню, закрыл дверь и совестил:
   - Ага. Значит, мужа калечить, подставлять под гопоту ты не устала? Нажираться на корпоративах ты не устала? Таскаться по сомнительным пьянкам, наплевав на просьбы мужа, ты не устала?
   - Я не нажиралась на корпоративе!
   Гусаков устал, честно говоря. Устал воевать с разными тварями, а тут ещё и эта... Он постоял перед Янкой, закрыв глаза и решился:
   - Хорошо. Просто отлично... Собирай чемоданы. Тебе пора переезжать к маме.
   Яна заплакала.
   - Женя. Ну, пожалей ты меня. Мне плохо, мне страшно. У меня руки трясутся. Я, как подумаю, меня тошнить начинает. Не втягивай меня в это.
   Гусаков попробовал ещё раз:
   - Ты, по тупости своей, не понимаешь ситуации. Вот смотри...
   Он сел на кровать и похлопал ладошкой рядом. Янка послушно присела на краешек.
   - Сынок Решетникова с гоп-компанией избил человека. То есть - меня. А через две недели он отравился вместе с этой самой компанией. Пять трупов. Как ты думаешь, кого Виталя обвинит в смерти сына? А?
   - Но ведь доказательств нет.
   - Ты уверена, что ему нужны доказательства?
   Яна тяжело молчала.
   - Он попытается в ответ навредить мне. Но это всё херня. А если он попытается наказать тебя?
   Жена удивлённо вскинула на него глаза.
   - Но и это всё херня, - продолжал Гусаков, - у нас ведь есть Машка. А если он на неё нападёт? Ты не подумала?... Вот ёб*ет ему в голову с похмелюги - "ребёнка за ребёнка". Как думаешь, - он способен на такое?
   Яна сидела с каменным лицом. Мда... Озадачил он её. Продолжал:
   - Послушай, я не профессиональный убийца и не супергерой. мне тяжело и страшно. Мне тоже не хочется ничего такого делать. Но вариантов нет. Нет альтернативы. Или - так, или - мотать из города, и начать все сначала, практически с нуля.
   - Может правда, - уедем куда-нибудь? - тихо спросила Яна.
   - Нет никакой гарантии, что ты и там не накосячишь. Нам, что теперь - мотаться по всей стране?... Поэтому мы будем делать неприятные и опасные вещи, иначе наша жизнь превратится в кошмар.
   - Так она и так - сплошной кошмар.
   - Будет ещё хуже. Короче... Или ты мне помогаешь, или я сделаю всё сам, но ты уходишь из дома. Но знай - дороги назад не будет.
   Яна тихо всхлипывала, ладошкой вытирая со щёк слёзы. Женька подсел ближе, обнял за плечи.
   - Яна, это последнее дело. Больше врагов не осталось... Давай сделаем это, и всё. Будем отдыхать. Поедем на Кипр, на Мальту или на Мадагаскар. Да куда хочешь. Ну?
   Он профессионально ломал Янкину психику, обрабатывал её по системе "хороший и плохой полицейский". Причём и тем и другим был он сам.
   - Хорошо, - согласилась Яна, - Но обещай мне, что это последний раз. Я больше не выдержу этих смертей.
   - Обещаю - это последний раз. Если ещё подобное случится, клянусь - никого убивать не буду... Я просто тебя выгоню, к такой-то матери, и всё. Будешь расхлёбывать сама, как хочешь. Никаких смертей. Ну? Успокоилась?
   - И ещё... Жень. Не надо развода. Я тебя умоляю...
   - Ладно. Там посмотрим.
   И они поехали.
  
   Раз пять Гусаковы сопровождали Решетникова неудачно.
   Первый раз он вернулся домой рано. По светлому времени.
   Второй - не поехал по привычному пути, а крутанулся по Заозёрной, мимо намеченного места.
   Потом два дня ездил удачно - поздно, по темноте, как обычно это и делал. Но каждый раз в тот момент по переулку проезжало много машин, куча свидетелей.
   Пятый день ехал домой не один. С женщиной. С женой, как определила Яна.
   Только на шестой раз все получилось, как задумано.
   И погодка была, как ни странно, походящая - буран, низкие тёмный тучи, видимость метров десять-пятнадцать. А ведь это начало марта, почти весна. Но вот... Подфартило.
  
   Смертничек рулил не спеша. Домой не торопился.
   Женя обогнал его в нужном месте, подрезал и остановился вплотную перед капотом. Выскочил из машины, подбежал к водительской стороне Виталиного "Чероки" и распахнул дверцу.
   Виталий презрительно бросил через губу:
   - Ну и чё ты, бля?!
   Гусаков, первым делом, пшикнул тому из баллончика по глазам. А когда приговорённый склонился к рулю, закрыв ладонями лицо, Женька приложился как следует к его шее электрошокером.
   Бедолага выключился.
   Гусаков закинул рюкзак в салон, сдвинул бессознательную тушку на пассажирское сиденье, сам сел на водительское. Мигнул аварийкой, и Яна, уже сидящая за рулём Пилота, уехала.
   Чероки, с выключенными фарами, свернул в лесок, выписывая по уже наезженному букву "Z". Правым бортом цепанул за ствол. Да и хрен с ним, не на продажу...
  
   Остановился в приглянувшемся месте.
   Первым делом основательно прикрутил верёвками Виталика к сиденью. Зафиксировал руки и ноги. Примотал голову его же шарфом к подголовнику. Кляп не стал вставлять, хотел немного поговорить. Ну, так... Число по-человечески поиздеваться. Душа просила поглумиться, как ей откажешь.
  
   Пока выкапывал канистры и загружал их в салон, Решетников очнулся. Пытался пошевелиться, матерился сквозь шарф, как через глушитель. Орал:
   - Эй! Ты! Ты, бля, кто?! Чё те надо?!
   Евгений работал молча.
  
   Виталий бухтел через кашне:
   - Ты мне руки перетянул, я их не чувствую.
   - Они тебе больше не понадобятся...
   - В смысле?
   Тут директор департамента принюхался.
   - Это чё? Это бензин? Э-э! Мужик! Ты чё удумал? Ты чё? Совсем что-ли? Слышь, мужик, так нельзя. Если чё... Тебя же всё равно найдут...
   Женька молча работал.
  
   Виталя, наконец, понял, с кем имеет дело, и всерьёз заволновался.
   - Так ты это... Ты Янкин муж? Слушай, ну, я ошибся. Облажался. Пьяный был. Ну, прости. Нельзя же так... И суд... Я это сгоряча. На этих... На эмоциях. Мужик, я же не со зла...
   Евгений догрузил последнюю пару канистр. Постоял, подумал и полез Витальке за пазуху. Достал портмоне. Извлёк небольшую пачку денег, засунул себе в карман.
   - Да! Бери всё! - засуетился Виталик, - Кольца... Часы. Золотые... Цепочка с крестиком, шестьдесят тысяч отдал... Бери всё. У меня много денег...
   Решетников торопился, лихорадочно выговаривал слова через шарф:
   - Я тебе дам... Я тебе полмиллиарда дам.
  
   Женька спокойно раскладывал на заднем сиденье пищевые контейнеры и ставил в них свечи.
   - Я тебе миллиард дам. Мужик. Это большие деньги. Тебе хватит надолго. Мужик, не надо так. Не бери грех на душу.
   Евгений вытаскивал из рюкзака полторашки с горючим и раскладывал их вокруг коробок со свечами.
   - Мужик, открой багажник. Там кейс. Там деньги. Не знаю сколько. Где-то миллион. Возьми их. Возьми. Только не убивай. Ну, зачем тебе это?
   Женя нашёл кейс, открыл. Среди деловых бумаг три пачки пятитысячных купюр в банковской упаковке.
   Он засунул добычу в карман. Уведомил Решетникова:
   - Полтора миллиона.
   - Ну, вот! Забирай. Забирай. И развяжи меня. Я клянусь. Я ничего против тебя... Я буду молчать...
  
   Гусаков закончил подготовку. Рюкзак забросил в салон. Подошёл к "водителю".
   - Ты как-то в суде, помнишь, поинтересовался - что я могу с тобой сделать. Сейчас покажу... Тебе понравится.
   - Я понял! Я всё понял. Больше никогда... Богом клянусь - никогда.
   В темноте, да ещё при такой погоде, лиц не разобрать, но понятно, что Гусаков смотрел на жертву.
   - Знаешь, - задумчиво сказал он, - есть такая греческая богиня - Геката. Что-то мне вспомнилось... Мало кто знает, но она ещё и богиня мучительной смерти. Забавно, правда?
   Он вышел из задумчивости и деловито сообщил:
   - В общем, так. Я тут загрузил тебе десять канистр с бензином, по двадцать литров. Мы с тобой сейчас устроим пикник. Ты будешь шашлыком.
   В салоне завоняло мочой, Виталик только невнятно повторял:
   - Не надо, мужик. Мужик, не надо.
   Женя огорчился:
   - Какое ничтожество.
   Закрыл водительскую дверь. Из одной полторашки наполнил контейнеры и вытащил зажигалку. Аккуратно зажёг свечи, захлопнул заднюю дверку и побрёл сквозь буран, по колено в снегу, к дороге. Решетников глухо орал внутри:
   - Помогите! Помогите!
  
   По дороге, мотались машины, которые обозначались в метельной круговерти только лучами света. Женька, лёжа за снежным отвалом, выждал, пока переулок очистился и перебежал на другую сторону.
   За гаражами он присел на заснеженную лавочку и немного передохнул. Сердце, зараза!
   Когда сердцебиение улеглось, он встал в темноте, за стенкой гаража, и наблюдал за оставленным "Чероки". Ждал недолго. Вдали, меж стволов, мелькнул огонёк. Закладка сработала.
   Через пару минут донёсся далёкий хруст разбитого стекла. Лопнуло от жара окно. И сразу пламя, хватанув кислорода, загуляло ярче, веселей.
   Ещё через несколько минут огонь резко взметнулся и загудел, став заметным издалека и освещая низкие тучи. Пары закипевшего бензина разорвали первую канистру.
  
   Женя развернулся и, пошёл вглубь жилого сектора. На одной из стоянок его ждала жена в родном "Пилоте".
   Домой добрались без приключений.
   Правда по дороге остановились у стоящих около асфальта мусорных контейнеров и забросили в них валенки, балаклаву и пальто, провонявшее бензином. А дома сразу все, что на Женьке, отправили в стиральную машину.
   Гусаков помыл с мылом упаковки с деньгами и положил их в комод. В ящик с двойным дном. Помылся и сам.
   Вышел в халате из ванной, нашёл на кухне Янку, посмотрел внимательно в лицо.
   - Как ты?
   - Вроде, нормально, - пожала плечиками та.
   - Страхи закончились?
   - Не знаю, Жень. Я вот сейчас думаю о том, что там... Что ты Решетникова уничтожил... И ничего. Как будто меня это не касается.
   - Ну и отлично. Оно действительно тебя не касается. Ты вообще дома сидела, ничего не видела, ничего не знаешь. И спасибо тебе, Яна. Ты уж прости, что приходится вот так...
   Янка неожиданно порывисто обхватила мужа, потерлась о его грудь щекой по-кошачьи.
   - Ладно, Женя. Всё уже закончилось.
   - Да, закончилось, пойду спать. Вымотался как собака.
   Ушёл в спальню, упал на кровать и выключился.
  
   * * *
  
   Вот, вроде бы показал себя настоящим мужиком. Прикончил кучу народу. Спас семью от посягательства. Гордится надо. Грудь колесом, челюсть вперёд, руки в боки...
   Но нет гордости. И нет удовлетворения. Только горечь и мерзость на душе.
   Янка живёт тихо, как мышка. Слова лишнего не скажет. И всё взглядывает испуганно и растеряно на мужа. И это понятно. Над ней висит гильотина развода, который Гусаков не собирался отменять.
  
   Мария, чувствуя напряжённость родительских отношений, тоже старается сильно не отсвечивать. С матерью не общается, только с папкой.
   В конце-концов Янкина психика не выдержала нагрузки, крыша съехала. У неё началась жуткая бессонница. Она все ночи напролёт ворочалась, вздыхала. Сама не спала и мужу не давала. А если засыпала, то тут же вскакивала от кошмаров. Что-то снилось ей страшное.
   К середине марта она исхудала, под глазами не проходила чернота. Потом начала заговариваться. Женя её спросит о чём-нибудь, а она отвечает невпопад. Даже страшно.
   Гусаков попёр жену к врачам. Невропатолог... Психиатр...
   Ему посоветовали положить жену в психиатрическую клинику на Куйбышева.
   Ну, что делать... Повёз.
   Яну обследовали. Два дня измерений и тестов. Наконец выдали диагноз: - деперсонализация на фоне глубокой депрессии. Надо госпитализировать.
   Женька испугался. Он же понимал, что эта лечебница - банальный дурдом, и примерно представлял, как там лечат пациентов.
  
   Пошел к главврачу.
   Поговорил об особых условиях лечения. Отдельная палата, уход, питание.
   Палат на одного человека в клинике на существовало, но двухместные палаты были. Обговорили лечение сроком на месяц. В общей сложности, стоимость госпитализации вылилась в сто сорок четыре тысячи. Да и чёрт с ними. Жену бы спасти.
   Собрал всё необходимое и увёз Яну в ОКПБ.
  
   А на следующий день его вызвали в областную прокуратуру.
   Молодой амбициозный следователь вёл себя дерзко. Он сразу, с первых слов начал давить на Гусакова:
   - Ну, всё гражданин Гусаков, ты доигрался.
   Женька, он же... Да, господи! Не сравнишь же этого сыщика-сопляка и Евгения, старого, битого волка. Он был абсолютно спокоен и вежлив.
   - А почему вы обращаетесь ко мне на 'ты'? - первым делом поинтересовался он.
   - Потому, что я тебя расколю. Понял? Я знаю - в чём ты виноват, и я всё докажу.
   Евгений посмотрел на следователя, как на тяжело больного, и только вздохнул огорчённо.
   - А ты не вздыхай, не вздыхай. У тебя теперь два выхода. Первый - я посажу тебя в подвальчик, и ты там будешь сидеть, пока не надумаешь раскаяться. Второй - ты подписываешь вот эту бумагу, и я тебя отпускаю домой.
   А Гусаков смотрел на этого клоуна и думал: - Деточка, ты же с огнём играешь. Я же и тебя завалю, ничего тебе не поможет. Ни твои корочки, ни твой пистолет, ни твоя крыша.
  
   Вслух сказал:
   - Я могу посмотреть этот документ?
   - Конечно! Это же твоё чистосердечное признание!
   Женя взял бумагу, почитал.
   Ну, что сказать? Парень всё пишет правильно. Он даже нашёл, где Гусаков покупал коньяк для Серёжи. Все события изложены последовательно и логично. Но... Но, бездоказательно. То есть, мысли-то верные, только подтвердить их невозможно. А без улик, свидетелей и экспертизы, всё написанное представляет собой выдумки следователя. Как-то всё это... Непрофессионально.
   - Олег Леонидович, - спросил он у чиновника, - вы что заканчивали, какой ВУЗ?
   - Достоевского. А что?
   - Да так. Просто интересуюсь... Я могу поговорить со Спиридоновым, с вашим непосредственным начальником.
   - Ну, только этого не хватало. Областной прокурор не будет с тобой говорить. Он недоступен.
   - Понятно. А его заместитель Хамошин? Я так понимаю, - он тоже недоступен?
   - Да, Гусаков. Для тебя он недоступен.
   - В соответствии с законодательством, я могу сделать один звонок, перед тем, как вы отправите меня в камеру. Вы позволите?
   Следователь подумал немного, потом махнул рукой:
   - Ладно, звони.
  
   Гусаков набрал Тёщу:
   - Мама. Есть вероятность, что меня сегодня посадят в камеру предварительного заключения. Пожалуйста, побудьте с Машей. Она дома одна.
   - Всё? - спросил сыщик.
   - Да. Это всё.
   - Подписывать будешь?
   - Не спешите, Олег Леонидович. У меня вопрос. Вы предъявляете мне официальное обвинение в совершении всех этих, - он потряс бумагой, - преступлений?
   - Да, дорогой. Да.
   - Ладно, оставим без внимания тот момент, что это совершенный бред. А доказательств у вас, значит, нет?
   - Доказательства будут. Не волнуйся.
   - Давайте так: - Когда только появятся доказательства, тогда и будем разговаривать конструктивно. А, поскольку я всего этого, - он снова потряс бумагой, - не совершал, то доказательств у вас не будет никогда.
   - То есть - ты отказываешься помогать следствию?
   - Напротив! Я готов оказать вам любую, посильную для меня, помощь.
   - Тогда подпиши протокол, и мы останемся друзьями.
   - Извините, не могу. Потому, что это дача ложных показаний, и за них наступает ответственность по статье триста семь Уголовного Кодекса Российской Федерации. А я законопослушный гражданин. Так что - нет. Даже не просите.
  
   Следователь видимо понял, что сломать Евгения не удастся. Он сел, покривил губы, спросил:
   - Гражданин Гусаков, где вы были ночью с девятого на десятое марта этого года?
   - Дома, - сразу ответил Евгений.
   - Почему вы так уверенно утверждаете?
   - Потому, что у меня в октябре был инфаркт, и еще меня недавно избили. Так что я, по состоянию здоровья, уже больше месяца вообще из дома не выхожу. Только в магазин.
   - Вспомните, в какие магазины вы ходили первого марта.
   Гусаков посидел задумчиво, потом ответил:
   - Нет. Не могу вспомнить. Мне кажется, я вообще в тот день никуда не выходил... Нет, не помню.
   - Ваш пропуск, - Олег протянул ему карточку, - можете идти.
   - Спасибо, - спокойно поблагодарил Женька, и вышел из кабинета.
   Из прочитанного в протоколе он вывел одно: - Всё, что он натворил, сделано чисто. Улик никаких. Хмыкнул удовлетворённо, завёл двигатель и поехал домой.
   Больше его не беспокоили.
  
   Весь месяц Гусаков ездил на Куйбышева к жене. Стабильно, три раза в неделю. Возил фрукты, молочное, кондитерку.
   Тёща жила у него, постоянно навещала больную дочку и присматривала за ребёнком.
   Да и сам Женька вплотную занялся Машкой. А то он, со всеми этими приключениями, как-то забросил её воспитание, и ребёнок из отличницы скатился до троечницы.
   За месяц подтянул дочку по всем предметам.
   Машка была довольна. Она вообще любила отца больше чем мать. Она как-то сказала ему:
   - Я замуж не буду выходить. Я с тобой буду жить. Я же никого из парней не знаю толком. А с тобой я знакома целую вечность...
  
   Женя нашёл группу гимнастики, сводил туда Машеньку, но той не понравилось. Почему? Вот не понравилось и всё.
   А в танцевальный класс рокн-рольщиков пошла с удовольствием.
   Так он её и возил по занятиям и репетиторам.
   Танцы, бассейн, волейбол, английский язык.
   К концу месяца Мария неожиданно запросилась на борьбу Акидо. Да ради бога! Папка разве против. Записались и на Айкидо. А что? Девочка должна уметь хоть немного себя защищать.
  
   Позвонила Лена.
   - Чего не звонишь? Я соскучилась. Сильно.
   - Леночка, я сильно занят. Прости, солнышко. Я разгребу дела и тут же - к тебе. Договорились?
   - Странные у тебя дела. Ладно, я жду.
  
   Через месяц Яну выписали.
   Она поправилась. Даже растолстела можно сказать. Ей там кололи гормональные...
   Выглядела она как-то... Потухше.
   Вечером, за столом, выговаривала:
   - Зачем ты меня отдал на опыты этим коновалам?
   Женя удивился:
   - Почему 'коновалам'?
   Яна не стала объяснять, но продолжила:
   - Знаешь. Я узнала много нового... Я узнала, что такое боль и что такое терпение. Унижение и надежда. Я по-другому смотрю на мир. Я поняла, что я маленький никому не нужный человечек. Я-то всегда думала, что я человек, а я букашка. Никому не нужная букашка. И никто меня не станет ни спасать, ни защищать.
   - А как же я? Я всегда тебя спасал и защищал.
   - Но не сейчас. Не знаю... Мне было очень больно. Это было мучительное, жестокое и беспощадное лечение. Когда издеваются над телом, это можно как-то перетерпеть, потому что после можно и вылечиться. Но когда калечат душу, её вылечить уже нельзя. И это страшно.
   - Ты сейчас спишь нормально? - спросил Гусаков главное.
   - Да... Сплю, как убитая.
   - Ну, вот и хорошо. Все остальное - ерунда.
   - Ты ошибаешься, Женя. Ты сильно ошибаешься. Это не ерунда. Это как в концлагере побывать...
   - Яна, может быть, нам надо было через это пройти. Ну, типа, как испытания. У меня - свои, у тебя - свои. Я понимаю, что тебе пришлось нелегко, но и мне довелось пройти через смерть. Так что...
  
   Мария и тёща сидели молча, не вмешивались.
   Женя продолжил:
   - У нас, Яночка, есть работа - быть родителями. И нам её надо выполнять. Несмотря ни на что. Я считаю, что я хороший отец. И если моя жена плохая мать, то я её постараюсь исправить. Вылечить. А если лечение не поможет, то избавлюсь от неё. И буду воспитывать ребёнка так, как надо. Один.
   Янка была как-то странно спокойна. Видимо ещё находилась под действием ударных доз транквилизаторов.
   - Ты же обещал всё исправить.
   - Когда?
   - Когда мы пришли от Юрьева. Когда он застрелился.
   - Я говорил, что 'Мы' можем всё исправить. 'Мы'. Понимаешь? Но никаких 'мы' нет. Я один пердячусь, получаю шишки, синяки и переломы. Для того чтобы исправить ситуацию нужна мудрость, мужество и желание. Ничего из этого у тебя нет... Вместо того, чтобы думать - что делать, как исправить ситуацию, ты ищешь себе какие-то оправдания. Забудь. Всё это в прошлом. Думай - что делать дальше... Один я ничего не могу сделать. Семья лепится из двух человек.
  
   - Тогда надо искать выход, - подсказала Тёща.
   И Яна подтвердила:
   - Да.
   - Предлагай... - пожал плечами Гусаков.
   - Я не знаю, что предлагать.
   - Ну, тогда развод, неплохой выход. И момент подходящий. Мария тебя ненавидит и не особо огорчится от твоего выхода из семьи...
   Дочка серьёзно посмотрела на мать и снова уткнулась в тарелку.
   - Женя, это несправедливо, - горько упрекала жена.
   - Почему?
   - Потому, что я... Я...
   - Ну-ну?
   - Потому, что нельзя так.
   - Господи... Как "так"?
   - Вот так - выбросить меня на улицу, как кошку шелудивую.
   - А почему нет? Яна. Почему? Пользы от тебя никакой, а вред очевиден. Кроме того, я боюсь, что ты не успокоишься. Тебя хоть на цепь сади. Рядом с тобой быть - опасно. А у нас ребёнок. Ты понимаешь, что можешь подставить дочку. Поэтому мы расходимся.
   - Зачем? Что это тебе даст? Что изменит?
   - Я вынужден жёстко взять тебя под контроль. Я больше не буду тебе просить и вразумлять. Я буду приказывать. Неповиновение карается изгнанием. Ты видела в коридоре большой чемодан на колёсиках?
   - Ну... Да...
   - Я специально купил. Вот как только мне что-нибудь не понравится, так ты собираешь этот чемодан, кладёшь его в багажник и едешь к маме. Например, не понравится мне как ты на меня посмотрела, сразу: чемодан - багажник - здравствуй мама. А поскольку мы с тобой будем разведены, то вопрос будет решаться мгновенно.
  
   Татьяна Алексеевна смотрела на их разговор с тревогой. Мария делала вид, что ей безразлично.
   Яна подумала секундочку.
   - Женя, мне кажется это жестоко. Я что, постоянно должна думать - как поступить, чтобы тебе понравиться?
   Тут тёща не выдержала:
   - Яна! А как ещё должна жить женщина? Ты - замужем. Ты что, ещё этого не поняла? Он всё правильно говорит. То, что я видела в этом ноутбуке... Это ни в какие рамки... Это такой позор...
   И к Женьке:
   - Женя, ты же её, как я понимаю, не гонишь? А развод, это чисто воспитательная мера?
   - Да, мама, вы абсолютно правильно поняли.
   - Дочь, - Татьяна повернулась к Янке, - он правильно говорит, он правильно решил. Тебе надо думать о муже и о ребёнке. Тебе надо научиться это делать - думать о семье. Поняла?
   А Женя добавил:
   - И учиться готовить.
  
   Ни к чему этот разговор не привёл.
   Они развелись. Яна ни на что не претендовала. Со всем молча соглашалась. Судья-мужчина несколько раз переспрашивал её по каждому пункту, видимо полагал, что женщина не понимает, что происходит.
   - У вас нет имущественных претензий к вашему мужу?
   - Нет.
   - Точно нет?
   - Точно нет.
   Их развели.
  
   После развода Янка ударилась в религию. Начала ежедневно ездить в церковь. В храм Иоанна Крестителя. Пропадала там по полдня. Вроде бы договорились, что она начнёт заниматься дочерью, но нет. Снова какой-то заскок.
   Господи, он так от неё устал. Жена сосредоточилась на своих надуманных проблемах. Она ему сказала:
   - Я хочу искупить свою вину. Я хочу искупить её перед Богом.
   Он пытался вразумить:
   - Да не перед Богом надо искупать вину! Яна! Перед своим ребёнком нужно!... Маше нужна мать, наставник, воспитатель, а ты к Богу...
   - Я не знаю, как это сделать.
   - Если не знаешь, так хотя бы не делай новых глупостей. Ты же...
   Он безнадёжно махнул рукой:
   - Ты безнадёжна...
  
   Через некоторое время жена объявила:
   - Женя, я приняла решение. Я ухожу в монастырь.
   - В какой монастырь? - охренел Гусаков.
   - В Ачаирский. Я поговорила со своим духовником, он даст мне рекомендацию.
   Женя был шокирован.
   - Ты сбегаешь от проблем?
   Тут Янка произнесла расхожую женскую фразу, за которую хочется придушить. Медленно.
   - Так будет лучше для всех...
   - Господи! Для кого лучше?! Для меня?! Для Машки?! Для матери?! Это лучше только для тебя! Да и то... Это эгоизм. Это очередная твоя глупость и подлость!
   Яна промолчала. Ничего не сказала. Ничего. Всё как в стенку.
  
   В среду Гусаков отвёз жену в Ачаир.
   Поговорил с настоятельницей. Передал пакет с деньгами, как благотворительный взнос - двести тысяч. Попросил создать для Яны хоть не идеальные, но приемлемые условия. Обещал привезти ещё денег.
   Тёща, Татьяна Алексеевна была шокирована не менее Женьки. Когда он вернулся домой, тёща сидела на кухне зарёванная. Растерянная Мария забилась в свою комнату. Янкина выходка вышибла из колеи всех.
  
   Что ещё хочется сказать... Тёща у Гусакова - золотая. Своих-то родителей у него нет. Умерли в четвертом году. А Татьяна беспокоилась о нём как о сыне. Повезло ему с тёщей. А вот с женой... Как-то, не очень.
   Татьяна Алексеевна совсем перебралась к зятю. Пока тот работал и возил дочку по кружкам и занятиям, Татьяна тащила на себе все работы по дому. Учитывая её возраст, это была огромная помощь.
  
   Женя согласился с Еленой Юрьевой и начал работать штатным юристом в её стройколонне. Сразу же обнаружил слабые места в системе оптимизации налогов. Исправил.
   Потом подключился и к административной работе. Взял на себя большую часть рутинных переговоров и заключения договоров.
   Предложил продать два старых экскаватора, и привезти один новый из Иваново. Так и сделали. И производительность резко увеличилась. Старые-то два, больше простаивали в ремонте, чем работали.
   Всё же мужик, особенно умный мужик, лучше разбирается в вопросах производства, строительства и всего, связанного с техникой ...
   Лена сияла и порхала. Вторая молодость!
   Они с Гусаковым частенько уезжали к ней в квартиру и там... Ну, думаю - понятно...
   Лето завертелось в бешеном ритме.
  
   Однажды, в самом начале июня, Настя, Янкина подружка, приехала в гости. Рассказала новости, поинтересовалась жизнью Янки. Засиделась допоздна, да и осталась ночевать. А ночью пришла в Женькину спальню и часа два гарцевала на нём, как амазонка. Пухленькая, такая, симпатичная амазонка.
   Утром Гусаков увёз её в администрацию, всю расстроенную. Ну как же! Подругу предала!
  
   В конце июня Гусаков взял отпуск. И, с Машей, поехал в Европу, - Италия, Франция, Германия... Отдохнули.
   В Париже к ним присоединилась Лена, и, некоторое время они провели с ней. Потом Гусаковы поехали в Берлин, а Юрьева в Англию, к дочке.
   Мария интересовалась:
   - Пап, ты на Елене жениться собрался?
   - Ну... Не жениться, а просто - сойтись. Жить вместе. Но, дочь - Гусаков заторопился, - всё будет так, как ты скажешь. Главное, чтобы ты чувствовала себя комфортно. Понимаешь? Я тебя свожу к Лене домой. Ты посмотришь, как она живёт, как относится ко мне, как отнесётся к тебе... А потом примешь решение. Потому, что без тебя я никуда не уйду. Для меня - ты главная женщина в моей жизни.
   - Знаешь, па... Я по маме скучаю. Правда. Пусть она и... Она у нас легкомысленная какая-то. Но я её всё равно люблю. Я недавно поняла, что я её люблю. И мне её не хватает. Правда.
   Женька обнял своё дитятко.
   - Хорошо, солнышко. Приедем домой - будем мамку возвращать в семью. А то она у нас что-то совсем того...
   Мария подсказала:
   - От рук отбилась.
   - Это у неё кризис среднего возраста, - Евгений попытался оправдать Янку.
   Дочь озабочено спросила:
   - А как ты с Леной?
   - А с Леной я разберусь.
  
   Так и жил всё лето. Иногда ездил в женский монастырь, отвозил Яне витамины, апельсины-яблоки. А тёща, кстати, ездила каждую неделю. Ну что тут скажешь - мать.
   Один раз возил Машу, но ей не понравилось, как живут монахини. Одного раза хватило. Больше не просилась.
  
   С Леной отношения закручивались серьёзные. Один раз поехал к ней в гости с Машкой. Потом спросил у дочери:
   - Ну, как тебе.
   Мария поморщилась:
   - Так-то ничё... Но старая она какая-то.
   Что есть, то есть. Хоть Елена и следит за собой не жалея денег, но всё равно. Она же на десять лет старше Гусакова. Да и не сравнишь Янины тридцать с Лениными сорока двумя...
   В общем, дочери не приглянулась Женькина пассия. А может ребёнок просто приревновал... Но о совместной жизни с Леной придётся забыть. А жалко. Хорошая она баба.
  
   В конце июля, как-то в воскресенье позвонила Настя, попросила встретиться.
   Встретились в кафешке, посидели, поговорили. Анастасия всё извинялась за 'ту ночь'. Просила Яне ничего не говорить.
   Закончилось всё в её квартире, в постели, снова ковбойскими скачками.
   Потом Настя по-новой распереживалась:
   - Теперь ты меня будешь презирать!...
   Гусаков постарался показать женщине, что не о каком презрении речи быть не может. После таких-то ласк, Настёна мгновенно успокоилась. Покормила Женьку украинским борщом, поцеловала на прощание, просила не забывать забегать иногда.
   Как-то он... По рукам пошёл. Нет, конечно, всё не так вульгарно, как кажется на первый взгляд. Но лёгкую вину он за собой чувствовал.
  
   В конце сентября Татьяна Алексеева вернулась домой в панике. Яна заболела. Лечиться отказывается.
   - Она очень плохая, - жаловалась она Жене, - очень. Я боюсь. Я боюсь, что она может умереть.
   Поехали всей семьёй в Ачаир.
   Яна жила в гостинице при обители. Пострига она ещё не прошла и числилась простой 'трудницей'. Работала на огороде и помогала на кухне.
   Посудомойка с высшим образованием. Нормально?
  
   В комнате Янки Гусаков ни разу не был, но тёща уверенно повела его по знакомому ей маршруту.
   Янка лежала в комнате одна. Худая, кости да кожа. Волосы, пегими от седины клоками, разметались по подушке. Старуха! Скулы заострились, глаза ввалились, шея тонкая.
   Таня присела рядом на табуреточку.
   - Яночка, Женя с Машей приехали.
   Яна с трудом разлепила губы.
   - Это хорошо... Перед смертью дочку увижу...
   Гусаков стоял в шоке. Да и Маша тоже имела ошарашенный вид.
   - Врача вызывали? - первое, что спросил Женя.
   - Она врача не подпускает. Лечиться отказывается.
   Тёща заплакала.
   - Я не знаю, что делать... Она умрёт...
   Мария неуверенно подошла к матери:
   - Мам. Поехали домой. А?
   Янка с трудом нашла глазами ребёнка.
   - Машенька... Прости...
   И всё. Закрыла глаза, больше ничего не сказала.
  
   - А ну-ка.
   Женька отодвинул тёщу, сгрёб 'бывшую' в охапку, вместе с одеялом, и пошёл с ней на выход. Казалось, Янка ничего не весила, до того исхудала.
   - Мама, вещи её соберите, что там у неё. Машенка, пошли, поможешь устроить мать в машине.
   И упёр Янку домой. А то ещё, действительно, помрёт.
  
   Дома, позвонил в скорую, прицыкнув на Яну, которая всё шептала:
   - Не надо, Женя. Не надо. Не беспокойся.
   Какой там к чёрту 'не надо'! Приехала бригада, в стационар не забрали. Просто - выписали кучу лекарств, надавали кучу рекомендаций. Только удивились - это надо же было простое ОРЗ довести до такой степени...
  
   Первым делом Гусаков смотался в аптеку.
   Потом помыл Янку. Та стеснялась своей худобы, пыталась выгнать его из ванной, но он снова рыкнул на неё, и та смирилась.
   После покормил таблетками, напоил микстурами, поставил горчичники и подложил грелку под ступни.
   Татьяна Алексеевна только крутилась вокруг и пыталась давать советы. Мария тоже суетилась, подавала, поддерживала и подсказывала.
   Когда Яна была уложена в постель и прошла все процедуры, тёща накормила её куриным супчиком, напоила малиновым чаем и сидела рядом пока дочь не уснула. Спящая Яна выглядела старше своей матери - седая и худая.
  
   Женька сидел на кухне и думал:
   - Вот нахрена ему всё это? Зачем ему этот кавардак в жизни? Он, вроде бы, всё делал правильно. Старался быть хорошим мужем, отцом... Человеком. И всё это кончилось ничем... Как оно дальше будет - непонятно. Как они будут жить - черт его знает. За что не возьмись, все рушится, расползается и превращается в абсурд и мерзость. И жизнь его, словно театр абсурда, - "ни Богу свечка, ни чёрту кочерга".
   Нет, это конечно всё даже занятно и наполняет адреналином. Все эти рисковые приключения, они подхлёстывают эмоции... Только нафиг бы оно было всё нужно. Хочется спокойного существования, маленького, уютного семейного счастья. А тут...
  
   За окном темнело. Где-то играла музыка. Матери звали ребятишек домой. В открытое окно тихо просачивалось последнее тепло уходящего лета.
   Пришла Машенька, села рядом, прижалась. Отец чмокнул её в макушку.
   - Как ты, дочь?
   Маша вздохнула и совершенно по-взрослому ответила:
   - Да, нормально...
   Так они и сидели, молча, как две сироты, обнявшись и думая каждый о своём...
  
   * * *
  
   Янка выздоравливала тяжело. Только через восемь дней она смогла самостоятельно сходить в туалет. А до этого Евгений носил её на руках. На унитаз, в ванную, на балкон подышать свежим воздухом.
   Татьяна Алексеевна всё это время спала вместе с дочерью в одной комнате.
   В тот день, о котором речь, а точнее вечер, она попросила зятя:
   - Женя, ты бы поговорил с женой...
   Она сбилась, вспомнив, что Янка уже не его жена.
   - Я тебя прошу, поговори с ней. Она не живёт, она существует. И... И она не хочет жить. Я не пойму - почему. Поговори с ней, Женечка.
   - А она-то что говорит?
   - Она ничего не говорит. Она молчит.
   - Она и с вами молчит?... Я думал только со мной... Только мама, я не знаю о чём с ней говорить.
   - Поддержи её как-то. Покажи, что она тебе не безразлична.
  
   Женька сел на край кровати. Рядом, на табуреточке, пристроилась тёща. С другой стороны придвинулась Машенька. Вся семья в сборе.
   - Яночка, - начал Женя, - я хочу кое-что выяснить. Давай поговорим без обид, как взрослые люди.
   Яна с некоторым удивлением смотрела на собравшихся.
   Татьяна причесала дочку, одела в кружевную ночную рубашку, постаралась, чтобы Янка выглядела... ну, не то, чтобы красивей, но, по крайней мере, - аккуратней. Хоть седину, пергаментную кожу и морщины в уголках глаз эти ухищрения спрятать не могли.
  
   - Яна. Что с тобой происходит?
   Семья терпеливо ждала. Янка долго смотрела в сторону. Наконец просипела своими воспалёнными связками:
   - Я никому не нужна. Я никому здесь не нужна.
   - Где 'здесь'?
   - Здесь. В этом мире.
   - Ну, Яна! Это несерьёзно. Вот - твоя мать. Она нянчится с тобой и пытается поставить тебя на ноги. Ты считаешь - ты её не нужна?
   Яна молчала. А что она могла сказать?
   - Вот - Маша... У вас были разногласия, но она тебя любит. Она твоя дочь, ты её мать.
   Он посмотрел на дочь. Та взяла Янину ладошку обеими руками и прошептала:
   - Мама, пожалуйста... Не болей. Я люблю тебя. Правда. Прости меня.
   Янка протянула слабую руку, прижала Машку к груди. Всхлипнула.
   - Вот - я, - продолжал Гусаков. - Я делаю всё, чтобы ты поправилась. Ты же не хочешь сказать, что я забочусь о тебе, потому, что ты мне не нужна. Ну?... Ты нам всем нужна. Уж поверь... Я не буду уговаривать тебя, как ребёнка. Ты уже давно выросла из пелёнок. Зачем ты отгораживаешься от тех, кто тебя любит?
   - Женя, я не хочу жить без тебя, без семьи.
   - И поэтому ты сбежала в монастырь, вместо того, чтобы быть со мной, с семьёй?
   - Там, в монастыре, - не жизнь... Умереть... Я боюсь умирать. Я... А там, я вроде бы и не живая...
  
   - Я понял, - кивнул Женька. - Но, вот сейчас, я говорю, что ты мне нужна живой и здоровой. Мне больно смотреть, как ты себя уничтожаешь. Поэтому я тебя прошу - выздоравливай. Договорились?
   Яна тяжело вздохнула.
   - Есть что-то ещё, что тебя... гнетёт? - догадался Женя.
   - Да... Мне страшно. Я убила столько людей... Мне всё равно придётся за это ответить.
   - Ответить перед кем?
   - Перед Богом. Перед судьбой... Не знаю... Мне страшно, Женя. Мне так страшно...
   - Ну-ка иди сюда, - Женька приподнял супругу, прижал к груди.
   - Давай посмотрим - чего ты боишься. Понимаю, тебе неудобно говорить о своих страхах, но здесь люди, которые тебя любят, поймут и не осудят. И постараются помочь...
  
   Тёща смотрела удивлённо и испуганно.
   - Она?... Убила?...
   - Нет, мама. Никого она не убивала. Она просто чувствует вину за гибель этих людей.
   Женька строго посмотрел на жену и она, поняв, что сказала опасную глупость, опустила глаза. А Женя продолжал:
   - Все эти люди умерли потому, что хотели причинить вред тебе, Маше, мне... Они хотели уничтожить нашу семью. Это война. Это - "мы или они". В этой ситуации кто-то должен был умереть. Вот скажи мне - кого бы ты выбрала для смерти? Нас или их?...
   - Ну... - заметалась Яна.
   - Конкретно - кого?
   - Ну конечно их. Но может быть следовало как-то по-другому?
   - У нас не было другого пути. Это была война. На праведной войне нет преступников... Наша война была правильной?
   Яна затрясла головой:
   - Да! Да! Мы же только защищались. А они...
   - Поэтому никто тебя не осудит и не накажет. А, в случае чего, я весь грех возьму на себя. И перед людьми, и перед судьбой, и перед Богом. Успокойся и постарайся побыстрее встать на ноги. Ты мне нужна.
   - Зачем? Зачем я тебе нужна?
   - Машка растёт без матери. Думаешь, ей легко? Думаешь, ей не обидно?
   Яна вопросительно глянула на дочь.
   - Да, мам. Мне обидно... У всех мамы как мамы, а у меня... Меня Валентина Ивановна спрашивает - "Почему на родительские собрания приходит только отец?". Я же не могу сказать в школе, что меня мать бросила. И вообще...
  
   - Ну? Мы с тобой договорились? - интересовался Гусаков.
   - Я постараюсь вылечиться. Я постараюсь.
   - Ладо, Маша. Мать слабая, устала. Пусть отдыхает... А ты, - он снова повернулся к Яне, - кушай, пей микстуры, смотри телевизор и побольше спи. Выздоравливай. И, кстати, когда выкарабкаешься, надо к Вере Павловне съездить. Пусть она над тобой поколдует.
   - Вы приходите ко мне... И это... Пусть Мэри со мной побудет ещё.
   - Хорошо, хорошо. Ладно, я пошёл. У меня ещё работы чёрт знает сколько.
  
   Работа... Свои две сотни Женька отрабатывал полностью. Он стал заместителем и главным советником... Точнее - советчиком Юрьевой.
   Он объяснил Лене, что не следует расширяться и втягиваться в деловую конкуренцию с акулами местного строительного бизнеса. Они оба знали историю одой из крупнейших строительных организаций города, которую абсолютно беспардонно пытается присвоить губернатор области с подельником.
   Более того, Юрьева, по подсказке Женьки, начала процесс дробления ООО на три меньшие организации, вроде бы независимые, но жёстко связанные между собой технологическими процессами.
   Иногда Гусаков оставался ночевать в квартире у одинокой женщины. Привязался он к ней. Они с Леной стали не просто близкими, а родными людьми. Как-то так получилось.
   У него мелькала иногда мысль о грешности и бесперспективности их связи. Но когда он смотрел вслед Лене, отмечая, как шевелится её тело ниже талии, как двигаются её ноги в капроне под строгой юбкой, у него была только одна мысль - он в любой момент может овладеть этим роскошным телом, смакуя его и наслаждаясь им. Другие мысли отходили куда-то на второй план.
   Да и Юрьева млела от близости молодого, горячего самца. Хоть и всегда опасалась за его здоровье и никогда не требовала от него чрезмерных усилий.
   Любила она его. Любила искренне и без корысти.
  
   После возвращения Яны, у Гусакова с его начальницей произошёл серьёзный разговор.
   - Евгений, - спросила она, - ты жену вернул из монастыря?
   - Да, Елена Михайловна, - "повинился" Женька.
   - Зачем?
   - Лена... Зачем ты жила с Эдуардом столько лет?
   - А это-то тут причём?
   - Я просто надеюсь на твоё понимание. Я не могу бросить умирать в монастырской келье мать моего ребёнка. Я вообще не могу позволить ей умереть.
   - Хорошо... - подняла бровь Юрьева, - что будут с нами? Что будет со мной?
   - Смотря чего ты хочешь...
   - Я хочу... Да чёрт его знает... Я хочу, чтобы ты меня любил.
   - Ну, так, а я что делаю?!
   - Женя, я обыкновенная баба. И я боюсь, что у меня уведут мужика. Понял?
   - Я никуда от тебя не денусь.
   Женька оглянулся на двери кабинета, быстро наклонился через стол и поцеловал Елену в губы.
   - Женька! - огорчилась Юрьева, - Гад! Я же теперь работать не смогу!
   - Ну, потерпи как-нибудь до вечера, - издевался Гусаков.
  
   - Ну а что мы решим с твоей Яной?
   - Пусть она занимается дочкой. А я смогу больше времени работать...
   - Ты её ещё любишь?
   - Конечно. Я её люблю как сестру. Мы ведь с ней не "живём" с того момента, как она с твоим мужем... Не получается... Считай, уже год. С тобой - всё прекрасно. С ней - эта... - он пошевелил в воздухе пальцами, - А! Эректильная дисфункция. Так что... А так-то она не чужой мне человек. У нас Машка.
   Лена, умная и всё понимающая женщина, успокоилась и больше этот вопрос не поднимала. Она уже давным-давно не пыталась что-то решить скандалами, понимая, что сотрудничество многократно продуктивней, чем противостояние. И ещё, она всё-таки была уверена в себе. В своей способности привязать к себе мужчину. Поэтому и не особо рефлексировала. Относилась ко всему спокойно и философски.
  
   * * *
  
   Яна действительно пошла на поправку. Начала самостоятельно вставать и передвигаться по квартире опираясь на стены, стулья и столы.
   И, вроде бы, все утряслось. Не так, чтобы полный восторг и мление... Просто как-то - устаканилось. Но...
   Вот эта бестолковая вера во вселенское наказание за грехи сыграла с Яной плохую шутку.
  
   Женька проснулся среди ночи от прикосновения.
   Он открыл глаза и вздрогнул от неожиданности. В полутьме Яна склонилась над ним и смотрела прямо ему в лицо.
   - Уф... Яна, ты чего?
   И тут Янка произнесла сакраментальную фразу:
   - Женя, нам надо поговорить.
   У Гусакова заныло под сердцем от плохого предчувствия. Он сел, потёр лицо ладонями и настороженно спросил:
   - А может не надо? Ну его... Отложим, хотя бы до завтра.
   - Завтра у меня не хватит смелости. Так что, давай сейчас.
   Он помолчал в мрачной задумчивости и согласился:
   - Давай.
   Янка выпрямилась, посмотрела рассеянно в темноту и выдала:
   - Женя... Мэри не твоя дочь. Я думала, что умру и унесу это в могилу... А теперь я готова жить, быть с ней и заботиться о ней... Даже если и без тебя. Прости.
   Евгений, как ни странно, остался спокойным. Очередная глупость взбалмошной бабы - вот так он воспринял это сообщение.
   Он, укладываясь головой на подушку, спросил:
   - А ты не могла об этом промолчать?
   - Нет, Женя. Это ложь. Я устала лгать... Это меня гнетёт. У меня душа болит...
   - А ты не подумала о том, - как теперь сложится жизнь у меня, у дочери? Нет, не подумала?
   Яна опустила голову.
   - Подумала. Но...
   - Ладно, иди спать, завтра будем разбираться с этим вопросом.
   Яна удивилась:
   - Ты не хочешь узнать кто её отец? Не хочешь знать - как это получилось?
   - Сейчас - нет. Давай спать. Ночь на дворе. Всё завтра.
  
   Он подумал что это, ей Богу - очередная бабья блажь.
   Маша его дочь... У него на руках результат теста ДНК на отцовство. Видимо у Янки что-то совсем плохо с головой, если она забыла этот очевидный факт.
   Впрочем, пусть даже она права... Да будь Мария даже инопланетянка, всё равно она останется его дочерью.
   Вся эта галиматья не выбила его из колеи. И он уснул, не мучаясь тяжкими думами.
  
   Утром Гусаков, одетый и готовый отвести Машу в школу, а себя на работу, завтракал со всей "семьёй". Он закончил с яичницей и перешёл к чаю, когда попросил у Яны:
   - Ну, что? Рассказывайте, Яна Глебовна.
   Яна, испуганно посмотрела на дочку.
   - Прямо сейчас?
   - Да. Самое подходящее время.
   - При Мэри?
   - Она такой же член семьи, она должна знать всё. Я бы не хотел оскорбить её, скрывая правду.
   - Вы о чём? - поинтересовалась Маша. И Таня тоже удивлённо вскинула брови.
   Женька снова подтолкнул бывшую:
   - Рассказывай.
  
   Яна вздохнула глубоко, как перед нырком, и начала:
   - Это было в девяносто восьмом. Мы с тобой уже... Мы с тобой уже "жили".
   Она снова испуганно оглядела слушателей.
   - Форум молодых экономистов и управленцев. В санатории "Сапфир". Помнишь?
   - Помню, - эхом откликнулся Гусаков.
   - Эдик Юрьев... Он тогда был замом у директора департамента по делам молодых специалистов. А я... Я была отличницей. Меня, естественно, отправили на этот слёт...
   Все молча ждали продолжения.
   - Эдик... Он на одиннадцать лет старше... Ему было тридцать. Женя, у меня никогда не было отца. Отец нас бросил, когда мне было три. Не знаю, может его мама обидела. Может...
   - Да никто его не обижал. Смотался за границу в восемьдесят третьем без объяснений и с концами, - вспыхнула тёща. Диссидент хренов...
   - Вот... - вздохнула Яна. - А Эдик... Он много внимания уделял мне. Было лестно... Он так оберегал меня. Так опекал. Он покупал мне всё, что я хотела. Он водил меня в лучшие рестораны города и в театры... А я... соплячка, девятнадцать всего. Когда я приболела, он положил меня в частную клинику. Отдельная палата, обслуживали как принцессу... Да что я о таких подробностях! Тебе это не интересно...
   - Нет, мне интересно, - возразил Евгений. - Мне интересна эмоциональная составляющая. Так мне понятней, почему ты с ним тр... - он покосился на Марию, - вступила в интимные отношения.
   - Да. Я... Я была счастлива. Мы неделю жили в "Оазисе"... И потом часто встречались. Эдик был мне как отец и как...
   - Как любовник? - спросила тёща.
   - Да... Когда, в сентябре, я обнаружила, что беременна, по моим подсчётам от него, я растерялась и... Он сказал мне, что я должна найти молодого парня, а он старик. Я уговаривала его остаться со мной, но он... Он сказал, что это невозможно, что у него семья и двое детей. А моему ребёнку нужен отец. И он уговорил меня не делать аборт, не калечить свой организм...
  
   Мария слушала, растерянно переводя взгляд с отца на мать:
   - Мама... Ты хотела сделать аборт?
   - Нет-нет, дочь! Я не могла тебя убить! Нет! Я уже тогда любила тебя.
   Маша настороженно оглядела семью. Ничего не сказала.
   А Янка продолжала:
   - Он дал мне деньги. Много... Он плакал, когда мы расставались. Говорил, что никогда меня не забудет и в любое время готов помочь, чем только может. А тут ты предложил замуж. Я не хотела остаться одна с ребёнком, и согласилась.
   - А мать?
   - Мама ничего не знала. Я ей не сказала.
   Татьяна Алексеевна испуганно заторопилась:
   - Я ничего не знала. Зачем ты всё скрыла? Ох, бестолковая...
   - Так ты думаешь, что Маша его дочь? - уточнил Женя.
   - Думаю - да...
   Мария испуганно протянула:
   - Пааап?...
   - Всё нормально, доченька. Даже если ты мне не родная, я всё равно не могу перестать тебя любить... Не думай ни о чём плохом. Всё нормально. Поняла?
   Маша растерянно покивала.
   А Гусаков снова обратился к Яне:
   - Ты, видимо, забыла о тесте ДНК... Что скажешь?
   - Заведующая лабораторией - Анька Вдовина. Моя одноклассница. Я ей двадцать тысяч заплатила за нужный результат.
   - А почему Маша так похожа на меня?
   - Да ты посмотри на Эдика и на себя. Вы очень похожи. Только ты выше, и... И красивее...
   Женька задумался, замер.
   - А зачем ты тогда вышла именно за меня?
   - Ребёнку нужен отец. Ты... Женя, я к тебе сначала ничего не чувствовала. А потом... Я тебя полюбила... И сейчас люблю. Я решила забыть Эдика... И я его забыла. Я поняла, что люди по разному проявляют свою любовь. Одни поют серенады под окном, дарят цветы и совершают безумные поступки. Другие пашут как проклятые, создавая любимому человеку достойную жизнь. И эти способы проявления любви не могут сочетаться в одном человеке. Либо он труженик, либо позёр и фат. Третьего не дано.
  
   Мария опять протянула:
   - Пааап?...
   Женя обнял сидящую рядом дочку и чмокнул её в висок.
   - Пап. Что ты собираешься делать?
   - Если мать ошиблась, и ты мой ребёнок то - ничего. А если ты не моя кровь, то мне нужен свой ребёнок. То есть, тебе будет братик ли сестричка.
   Яна встрепенулась:
   - Женя, я готова...
   Он выставил ладонь, остановив её мысль:
   - Не с тобой, Яна. Не с тобой. После твоей... Откровенности... У нас с тобой вообще ничего не предвидится. Извини.
   Женя помолчал, подумал.
   - А в прошлом году?
  
   - Женечка, я же Эдику доверяла. Я же верила, что он ко мне по-доброму... Я не знаю, почему он так... Он очень изменился. Теперь я, кажется, понимаю, "почему". Когда я рассказывала, как мы с тобой живём он как-то... Огорчался. Грустнел как-то. А я ему поверила. Как поверила бы отцу.
   Она смахнула слезу.
   - Там, в "Оазисе"... Я пьяная была... Эдик пошёл ещё за пивом. А Кузнецов поставил меня на четвереньки и... Я ничего не могла поделать. Я много выпила... Когда Эдик вернулся, он ударил Колю, нос ему разбил. Матерился на него. А меня обозвал шлюхой... Потом успокоился и... Он к тому времени очень изменился. Злой какой-то стал, дёрганный...
  
   - А вот это? - Гусаков указал на шрамы на лице. - Это обязательно было делать?
   Янка опустила голову, промолчала.
   - И ещё... Ты не думала о том, что тест действительно показал, что отец Марии - я? А твоя... Эта...
   - Аня, - подсказала Яна.
   - Может Аня просто не хотела возвращать деньги и не информировала тебя о том, что я - настоящий отец.
   Яна удивлённо вскинула глаза. Она явно не думала о таком повороте событий.
   Женька шлёпнул ладонями о стол:
   - Ладно... Яна, дай мне твой телефон... - он положил телефон в карман. - Спасибо. Собирайтесь.
   - Куда?
   - По ходу дела решим.
   - А... Телефон...
   - Пока побудет у меня. Для чистоты эксперимента. А ты собирайся и собирай дочку. Мы сейчас уезжаем. Мама, продуктов в дорогу положите, дня на два.
   - А вы куда? - забеспокоилась тёща.
   - Пока не знаю. Просто - соберите еду.
  
   Он позвонил Лене и попросил неделю выходных за счёт будущего отпуска. Та забеспокоилась:
   - Что у тебя случилось? Ты заболел?
   - Нет, Лена. Я в порядке. У меня личные проблемы... Проблемы с дочкой.
   - Она заболела?
   - Нет, Лена, она тоже в порядке. Я приеду - всё тебе расскажу. Хорошо?
   - Ну, хорошо. Отдыхай. Надеюсь, мне не надо начинать беспокоиться?
   - Нет-нет, всё нормально. Ну, давай. Целую.
  
   Он покосился на поморщившуюся Яну.
   - Ну? Что сидим? Собирайтесь. Одевайтесь потеплее...
   Окунул взглядом замершую компанию.
   - Давайте-давайте. Пошустрее.
   И все зашевелились. Только Маша тихонько спросила:
   - Пап, а школа.
   - Потерпит, - он приобнял девочку. И пошёл к компьютеру, поискать в "инете" кое-какую информацию.
  
   * * *
  
   Женька выкатился на своём "Пилоте" за шлагбаум. Он уже принял решение о цели поездки - Тюмень.
   Бак полон. Хватит на семьсот километров. Вся поездка максимум три дня с ночёвкой.
   Но он собирался ускорить процесс. Деньги на экспресс-тест ДНК есть, так что результат он надеялся получить максимум через сутки
   Почему Тюмень? Чтобы отсечь все возможные факторы влияния. Ему нужна была чистота эксперимента.
   До того момента, как выскочили за город, все молчали. Но как выскочили на трассу, тут прорвало:
   - А мы куда? А почему? А зачем?
   Женя объяснил:
   - Едем делать новый анализ ДНК.
   - А где? - интересовалась Маша.
   - В Тюмени.
   - А чего такую даль?
   - Потому, что твоя мама как что отмочит... Она же просто и понятно не может жить. Шпион-неудачник, блин...
   - А-а-а! - поняла Мария, - Мы едем туда, где нас никто не знает?
   Женя только покивал.
  
   Вы замечали, что в дальней поездке, в замкнутом пространстве салона авто, иногда приходят интересные мысли? И разговоры идут неспешные и глубокомысленные.
   Гусаковы молчали.
   Мария, сидящая впереди, покрутила радио, пока не наткнулась на:
   - "Если долго, долго, долго".
   Она начала подпевать и покачиваться, выписывая ладошками кренделя. А припев и вовсе грянули на пару с отцом:
   - А-ах, в Африке горы вот такой вышины!
   Так они ехали и напевали, пока не услышали громкий всхлип с заднего сиденья. Маша оглянулась и удивлённо спросила:
   - Мам, ты чего?
   Женя сбросил скорость и обернулся.
   Яна согнулась и закрыла лицо руками. Её плечи вздрагивали от рыданий.
   - Ян. Ты чего?
   Гусаков становился на обочине и повернулся к "жене". А Маша отстегнулась и просто перелезла на средний ряд к матери, обхватив её и заглядывая в лицо.
   - Мама, что случилось? Мама, не пугай меня.
   - Яна, что не так? Что стряслось?
   Женя тоже вышел и пересел к "бывшей".
   - Я не могу... - рыдала Яна. - Я... Я всё сломала... Я всё сломала...
   - Мама, - уговаривала Маша, - мы больше не будем петь.
   - О господи! - взвыла Яна, открыла правую дверь и выскочила из машины. Она шла, качаясь как пьяная, в сторону дома. Так раненный зверь тащится в свою берлогу, чтобы там умереть.
   Женя догнал её в три прыжка, подхватил на руки и понёс к машине, приговаривая:
   - Не надо, Яна, не надо, золотце. Давай доделаем начатое дело, а потом... Всё. Всё. Успокойся...
   Маша, напряжённая, напуганная, стояла у машины.
   - Дочь, подержи дверь...
   Ситуация в "Оазисе" повторялась. Только там была разъярённая голая фурия, а здесь разбитая горем, потерянная женщина.
  
   Они втроём сидели, прижавшись друг к другу. Яна всхлипывала и вытирала покрасневшие глаза и нос туалетной бумагой.
   И в этот момент... Что-то хрустнуло у него внутри. Нет, не в организме. В душе.
   Женька... Он же не злой человек. Несмотря на все его внешнюю жестокость в поступках, у него достаточно высокий уровень эмпатии.
   Ему стало безумно жалко эту бестолковую женщину. А с жалостью возникло чувство ответственности за неё и её судьбу. Дальше пришла волна беспокойства и заботы об этом растерянном, нелепом существе, которое так недавно было самым близким для него человеком.
   И снова ударило чувство потери. Оно прорезалось через всё. Через обиду, злость, отторжение...
   Это было больно. Сердце прихватило уже по-настоящему. Он уже было подумал, что ещё один инфаркт.
  
   Яна с Машей повернулись на его стон. Женька откинулся на спинку, закрыв глаза и прижав руку к груди.
   "Дамы" всполошились;
   - Папа?! Тебе плохо?!
   - Женечка?! Что?! Что с тобой?!
   Женька вздохнул, повернулся к Янке, осторожно взял её лицо, притянул и поцеловал в губы.
   Янка вытаращила глаза:
   - Женя! Ты чего... Господи! Я думала тебе плохо.
   Он осторожно поцеловал её ещё раз. Истерика лечится шоком. Янка точно была шокирована той нежностью, с которой она получала поцелуи. Она просто замерла и смотрела неотрывно на "мужа", не понимая, что происходит.
   - Всё? Успокоилась?
   - Мам, ну, видишь? Всё хорошо. Не плачь...
  
   - Ладно, девочки, - скомандовал Гусаков. - У нас много дел. А мы сидим тут, сопли распускаем. Поехали.
   И ни поехали.
   Гусаков рулил и прислушивался к себе. Он старался понять - что с ним произошло. Почему ему так привычно-приятно было целовать свою жену...
   Ну, ладно! Бывшую жену.
   Так ничего и не придумав, он покатил в Тюмень, перекусив запасами по дороге возле какого-то полицейского поста.
  
   С установлением отцовства уложились в сутки. Пришлось доплатить семь тысяч сверх двенадцати по прейскуранту, за проведение работы без очереди.
   Женька вернулся с "Пятидесятилетия Октября" к обеду следующего дня в гостиницу, где его ждали Яна с Машей. Он бросил папку с результатами на столик. Сел в кресло, закрыл лицо руками.
   Янка осторожно спросила:
   - Что, Женечка?...
   - Всё нормально. Поехали домой.
   - Дак это... Пап. Я твоя дочь, или не твоя? Или чё?
   Он расставил руки:
   - Иди сюда.
   Обнял дочку.
   - Ты моя дочка. Ты моя, самая родная. Умница и красавица, вся в папу.
   Почмокал её в щёчки.
   - Почти сто процентов, - кивнул он на бумаги. - Как я и предполагал. Всё! Поехали.
   Он отдал конфискованный телефон Яне:
   - Теперь можешь пользоваться.
  
   Там, в Тюмени, Гусаков почти не спал. Переживал.
   Дома он завалился в гостиной на свою тахту и выключился.
   Проснулся только к ужину. Сметнул тарелку пельменей и снова упал на тахту. Его больному сердцу поездка далась тяжело.
  
   А ночью к нему пришла Яна.
   Она тихонько залезла под одеяло и прижалась к его спине.
   Женька перевернулся на спину, и жена тут же положила голову ему на плечо.
   - Привет, - прошептал он. - Ты чего?
   - Просто... Давай поговорим. Можно?
   - Хорошо, давай. Начинай.
   - Я хочу понять - что с нами будет... Извини. Я понимаю, что "нас" уже нет... Что будет со мной и с тобой.
   - Давай так - чего ты хочешь? Чего ты ждёшь?
   - Я бы хотела начать сначала. С чистого листа... Но это нереально... Но теперь, когда Маша оказалась твоим ребёнком...
   - Нет, - перебил её Гусаков, - она не мой ребёнок.
   - А... А как же...
   - Я попросил исправить результаты. Не хочу травмировать ребёнка. Пусть она не знает.
   Янка надолго замолчала.
  
   - Значит, у нас нет ничего общего?
   - К сожалению - да. Любви нет, детей нет, общих интересов нет...
   - Мы могли бы завести детей...
   - Как?... Искусственное оплодотворение? Ты будешь вынашивать для меня детей?
   Яна долго молчала.
   - Нет, наверно я так не смогу. Без любви... Быть фабрикой по воспроизводству... Нет.
   - Подумай. Может это именно путь к воссоединению? Общие дети...
   Янка нахмурилась.
   - Но ведь ты не собираешься снова на мне жениться? Это же будет не семья а... Я даже не знаю, как это назвать.
   Потом спросила:
   - А чего хочешь ты?
   - Всё просто, - отвечал Евгений, - семья. Хочу назад свою семью. Сильно хочу. Я постоянно думаю - как всё исправить. Что придумать, чтобы восстановить нашу с тобой привязанность и теплоту... Но - ничего. Ничего не могу придумать. Всё плохо.
   - Мне надо как-то восстановить твоё доверие. Доверия нет, - жизни не будет.
   Женька отмахнулся:
   - Ай... При чём тут доверие? Забудь. Главное не это. Главной была моя убитая самооценка. Ну, с самооценкой - ладно. Я её поправил с Юрьевой. А отсутствие доверия всегда можно поправить непрерывным и унизительным контролем... Но... Я, наверное, зря увидел те видео. Когда я смотрю на тебя, то вспоминаю, как ты... Как ты брала в рот у этого сраного Эдика...Он тебя... Как это сказала Вера Павловна... Осквернил. Да... Для меня ты грязная. Ну, её Богу, нельзя же спать с грязной бомжихой. И тут я ничего с собой не могу поделать. Не обижайся, пожалуйста.
   Янка морщилась, пытаясь удержать слёзы. Женька огорчённо вздохнул.
   - Мне и посоветоваться-то не с кем.
   - Может с мамой? Или с психологом?
   - Ян, сама подумай, что в такой ситуации может посоветовать мама?
   - Не знаю. Но она умная. Может хоть что-то...
   - Ладно. Давай попробуем поговорить Верой Павловной. Хоть я сомневаюсь... У тебя её координаты есть?
  
   * * *
  
   Я, как-то, поинтересовался у ГГ, чего ради он нянчится со своей "бывшей"? Выгнать её и дело с концом!
   - Ты подумай, - пытался я объяснить, - два, совершенно посторонних для тебя человека, совокупились и произвели дитё. И вместо того, чтобы образовать семью, как порядочный граждане, они подсунули этого ребёнка тебе. И ты его кормил, поил, воспитывал. Потратил на него жизненные ресурсы. Которые мог бы потратить на своих детей. На своих!
   - Ну, выгоню я её, - рефлексировал Гусаков, - и что? У неё ни жилья, ни работы. Машка останется со мной. И что? Суицид? Она слабое существо. Она просто уйдёт из жизни. Ну и нахрен оно мне надо?... А Машка?... А вот люблю я её. Понял?
   Я понял.
   Я понял, что в русском мужике есть какое-то великодушие и сострадательность.
   В отличие от юсовцев. Это те, уничтожив жизнь женщины, наслаждаются чувством удовлетворённого самолюбия и справедливого возмездия, упиваясь её страданиями.
   Мы (по крайней мере, те, кого я знаю) не такие. Есть в нас что-то этакое... Милосердие, если хотите.
  
   * * *
  
   Они поговорили с Верой Павловной.
   Женька не поленился притащить свой ноутбук и продемонстрировал психологу фильм, с Яной в главной роли. Та отреагировала сразу:
   - Мда... Этот фильм вам действительно не следовало смотреть. Удар по вашей психике, Евгений, намного разрушительней, чем я предполагала раньше. Мне надо подумать.
   Психолог думала минуты две. Пациенты терпеливо ожидали. Наконец Вера "ожила":
   - Если я в чём-то не права - поправьте меня...
   Она обратилась к Женьке:
   - Я так понимаю, что вы не занимаетесь с супругой сексом из чувства брезгливости?
   - Ну... Да. Можно и так сказать.
   - Тогда помойте её.
   Яна вспыхнула:
   - Я и сама могу помыться...
   - Яна Глебовна, дело не в гигиене, и не в самом процессе. Дело в участии вашего мужа в вашей "дезинфекции". Вероятность исправления ситуации ничтожно мала. Но вам... Если вы конечно намерены сохранить брак... Вам нужно использовать всё, даже если это не приведёт ни к чему. Понимаете?
   Яна покивала.
   - По крайней мере, это не навредит, - подвела итог Вера. - В крайнем случае... Время исправляет всё. Подождите годика три - четыре. Боли и обиды уйдут, и ваши взаимоотношения наладятся.
  
   Гусаковы весь вечер обсуждали предстоящую процедуру. Яна предложила, простите за прямоту, проклизмить её. Всю. А Женя подкинул мысль о применении перекиси водорода. Планировали, как войсковую операцию.
  
   На следующий день Гусаков купил большую спринцовку, и, посмотрев адрес в интернете, прикупил в одной конторе канистру перекиси водорода для бассейнов.
   Вечером, он наполнил ванну и вылил в неё литров пять перекиси. Приблизительно на глазок концентрация составила два-три процента.
   И они начали.
  
   Сначала Яна прополоскала раствором рот. На три раза. Потом проспринцевали её. И, наконец, обычная клизма завершила эти манипуляции со спринцовкой.
   А в конце Янка залезла в ванну и полежала том минут пять.
   Вся процедура напомнила Женьке техобслуживание автомобиля. Ничего интимного в их действиях даже не проскользнуло. Орудовали, как два сантехника, прости Господи.
   У Янки намокли кончики волос. Получила бесплатное мелирование. Блин.
  
   Закончили и стали ждать результата.
   Ждали четыре дня. Спали всё это время вместе. Но - ничего. Попытались пару раз, всё безрезультатно.
   Да, собственно, чего было ожидать? Увы - чуда не произошло.
   Они оба поняли, что совместного будущего у них нет. Совсем.
   В пятницу Женька плюнул на эти эксперименты и остался ночевать у Юрьевой.
  
   В среду, Янка позвонила психологу и пожаловалась на отсутствие результатов. А вечером пересказала Гусакову их разговор.
   Вера Павловна даже возмутилась:
   - Яна Глебовна, а чего вы ждали? Вы ждали чуда? Так чудес не бывает. Предложенная процедура давала только шанс. Она не сработала мгновенно но, возможно, приблизила ваше воссоединение.
   - А в вашей практике были такие случаи? - поинтересовалась Яна.
   - Да, были. Я понимаю, что вас интересует. Минимальный срок восстановления отношений - полтора года. Да и то... Через четыре года они всё равно разбежались. Максимальный - восемь лет. Восемь лет возможной счастливой жизни глупо потеряны. В том и другом случае виновата супруга. По вашей проблеме, Яна Глебовна, статистика печальна. Увы...
   - Всё безнадёжно? - огорчилась Янка.
   - Моя изначальная рекомендация остаётся в силе. Разойдитесь. Не мучайте друг-друга.
   - Дак мы и так, в разводе.
   - Тем более... Пока вы молоды, у вас есть возможность найти новую любовь. Не терзайте друг-друга, не калечьте свою психику и психику мужа. Просто - разойдитесь и начните заново строить свою жизнь...
  
   Вечером, после ужина, когда Маша убежала к своему компьютеру, поговорили серьёзно.
   Расписали всё, как хороший бизнес-план.
   Гусаков спросил совета у Яны, кого бы она посоветовала в качестве матери его будущих детей. Янка не задумывалась и сразу посоветовала присмотреться к Насте Губиной.
   - Я, помнишь, говорила тебе, чтобы ты приводил женщину, а я бы ночевала в комнате Мэри. Так я имела в виду Настю. Она хорошая баба. Только ей с мужиками не везёт. Я даже переживать не стану, если ты с ней...
   - Слушай, Яна, а сколько ей?
   - Двадцать восемь.
   - А почему она ещё не замужем?
   - Не везёт. Она была замужем... Он оказался придурком.
   Женька отложил в памяти этот вариант.
  
   Потом был разговор с Юрьевой.
   После планёрки, все вышли из кабинета, Женька остался сидеть.
   - У тебя есть вопросы? - вскинула брови Елена Михайловна.
   - Да, Лена... Ты можешь мне родить ребёнка?
   Елена Михайловна подавилась слюнями.
   Гусаков подбежал и хлопал её по спине, пока она не перестала кашлять.
   - Нет, - ответила Юрьева, отдышавшись, - нет, Женя, не могу.
   - Почему?
   - Гусаков, мне сорок три... Помнишь политика Хакамаду?... Она родила в сорок два. Ты знаешь, кого она произвела на свет? Я не рискну благополучием своего предполагаемого ребёнка.
   Женька понятливо покивал.
   - А во-вторых, - продолжила Елена, - я не могу уйти в декрет. На кого я брошу производство?
   - Предположим - на меня... - подсказал Евгений.
   - Нет. Ты не знаешь всех тонкостей работы. Да ты и половины тонкостей не знаешь... Так что - извини.
   Посидели, помолчали. Наконец Юрьева поинтересовалась:
   - А почему ты об этом забеспокоился.
   - Лена... - горько признался Гусаков, - у меня нет детей.
   - Так... Ещё раз удивил. А твоя дочь.
   - Она не моя дочь. Её отец - твой покойный Эдик.
   Лена шлёпнула ладошкой по столу.
   - Да твою же мать!!... Этот гадёныш и тут отметился! Извини, Женечка, сорвалась... Ты делал анализы?
   - Делал. Я не её отец. Мне нужны мои дети.
   - Мда... Это действительно - проблема.
   Они сидели друг против друга, подперев головы руками. Думали.
   - У тебя, кроме меня, есть ещё кандидаты на материнство?
   - Есть.
   - Яна?
   - Нет. Я с ней, как-то... После Эдика... - он даже передёрнулся.
   - Тебе придётся на ком-то жениться?
   - Да. Придётся.
   - А я?
   - Я без тебя не смогу. Я не хочу тебя потерять. Но... Ты пойми - я когда-то умру. И моё бессмертие в моих детях. Если у меня не будет детей... Я прожил жизнь зря.
   - Мда, Женечка. У тебя серьёзные проблемы. Я не знаю, что буду чувствовать, если ты женишься... Я не собственница. И, думаю, что... Если для счастья тебе нужны дети, то... Возможно я смирюсь. Уж больно ты сладкий... В общем - решай. Но, сам понимаешь, я тебе не гарантирую свою лояльность.
   - Ну, что же. Твоя позиция мне ясна. Только вопрос - ты меня уволишь?
   - Здравствуйте! Женя, мы с тобой сработались. У меня никогда не было такого помощника... И никогда не будет. Зачем я стану тебя увольнять.
  
   Вечером он собрался к Насте Губиной, к своей потенциальной невесте.
   Он очень удивился, когда Янка настояла на поездке вместе с ним. Мол - подруга и всё такое.
   Сели за стол. Женщины опрокинули по рюмочке ликёра (Женька, как всегда, воздержался), и Янка "сделала предложение". Поначалу Гусаков пожалел, что взял её с собой. Но потом...
   Янка сразу взяла "быка за рога":
   - Настя, выходи замуж за Женьку...
   Настя замерла, выпучив глаза и открыв рот. Потом, молча, налила себе рюмку ликёра, выпила одним глотком и спросила у Гусакова:
   - Ты, что? Ты ей рассказал?
   Яна заволновалась:
   - Так. Минуточку. Что "рассказал"?
   Настя повинилась в содеянном.
   - Ну, Настька, ты и сучка! Зачем ты это сделала?!
   Анастасия долго и печально смотрела на подругу. Янку озарило:
   - Ты его любишь... Настя!... Чёрт!... Как я сразу-то не догадалась!
   Настя молчала. Яна посопела сердито, поглядела исподлобья, потом смирилась.
   - Ладно. Чёрт с вами. Мы тогда уже были в разводе. А я, так вообще в монастыре. Ты мне скажи - что ты на эту тему думаешь?
   - Я не знаю... - растерянно отозвалась Губина.
   - Значит, смотри...
   Янка откашлялась, как заправский оратор.
   - Плюсы. Квартира, машина, деньги, престиж. Заботливый и ответственный муж. Тебе не нужно будет работать. Только заниматься домом и детьми. Поняла? Ему нужны дети.
   - Ещё?
   - У него нет детей. Мэри не его ребёнок.
   Опять минутная пауза.
   - А... Чей?
   - Да какая разница?!
  
   Наконец Настя встрепенулась:
   - А минусы?
   - У него есть любовница.
   Настя опять замерла на пару секунд.
   - А... А почему любовница ему не рожает детей?
   Женька объяснил:
   - У неё уже есть трое.
   - А почему ты, - обратилась Настя к Яне, - не родишь ему.
   - У нас не получается.
   - То есть - я буду, как свиноматка, рожать ему отпрысков, а он развлекаться с молоденькой любовницей.
   Гусаковы синхронно усмехнулись.
   - Молоденькой?... Она лет на десять его старше. Женя, сколько Ленке лет?
   - Сорок три.
   Он с интересом наблюдал за диалогом двух женщин. И поведение Насти нравилось ему всё больше. Она на истерила, не паниковала и не скандалила. Настя выясняла условия.
   Гусаков раньше как-то не вникал в Настин внутренний мир, но сейчас она ему нравилась.
   - Я так понимаю, что в случае нашего брака ты её не бросишь.
   Женька включился в разговор.
   - Нет, не брошу. Она руководитель и владелец той конторы, в которой я работаю, и она платит мне две сотни. А ещё, она дорогой для меня человек.
   - Я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем, как в обманутую жену.
   - Она никогда не опустится до такого. Надеюсь, и ты отнесёшься к ней с уважением...
   - Ладно, - вздохнула Губина, - где мы будем жить?
   - Поехали, - скомандовал Гусаков.
  
   Женя уже купил квартиру в том же жилом комплексе, только пятикомнатную. Буквально в ста метрах от его нынешнего жилья. А Яна, по идее, должна остаться в старой квартире с Марией и матерью.
   - Но у меня маленькое условие, - предупредил Гусаков, - мужиков в мою квартиру не водить.
   - Господи! Ты своём уме?! Какие мужики? У меня нет жилья, нет работы, нет мужа. Я рискую потерять дочь. Женя, какие мужики?! Посмотри на меня... Кому я нужна?!
   - А чем ты будешь заниматься?
   - А вот тем, что ты мне и говорил. Дочерью буду заниматься. Она, хоть и обижена, но всё равно меня любит. Буду делать из неё успешного человека. По крайней мере, постараюсь.
   - Тебе придётся где-то работать.
   - Да... Зря я уволилась из администрации. Это, кстати, ты меня заставил...
   - Ну, Яна! Кто же знал, что ты такую херню отмочишь?
  
   Насте понравилось жилище. Естественно! С её однокомнатной не сравнишь.
   Она попросила сутки на раздумье. А следующим вечером дала согласие...
  
   * * *
  
   Эта история не имеет эффектного окончания.
   Коварная изменщица не живёт в тоске и бедности, горько раскаиваясь о содеянном. Одураченный муж не упивается чувством справедливой мести. Все живы и здоровы. Может быть не особо счастливы, но, по крайней мере, благополучны.
  
   Мария в Кембридже. Она изучает медицину в университете. В прошлом году она прилетела из Лондона на каникулы. Повидаться с отцом, обнять бабушку, встретиться с подругами. У неё всё хорошо.
   С ней прилетела и Яна с её новым мужем. Мужик - англичанин, адвокат, вдовец. Видать судьба у неё такая, выходить за адвокатов.
   Этот юрист подарил Янке на свадьбу машинку-корейку, Дэо Матиз.
   В принципе, Янка была счастлива. Её новый супруг взял на себя расходы по Машиному проживанию. Но за университет по-прежнему платил Гусаков.
  
   В старой квартире Гусаковых живёт Татьяна Алексеевна. Она каждый день приходит к Жене и Насте, нянчиться с их детьми. Все три пацана считают её своей бабушкой и относятся к ней с любовью.
   Да. Настя родила ему троих мальчиков. В прошлом году, старшему исполнилось девять.
   Настя? Настя - хорошая хозяйка и отличная мать. Без закидонов и чудачеств. Любит мужа и обожает детей.
   Женька Гусаков просто живёт. Работает, зарабатывает деньги. Ему ещё троим пацанам надо устраивать состоятельность и благополучие.
   Он... Он доволен. Нет в его жизни того восторженного счастья, в котором он прожил с Янкой двенадцать лет. Но что поделаешь? Такова жизнь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"