Аннотация: Ещё одна сказка про Иванушку-дурачка и Василису Прекрасную.
1.
Суровые ели и заросли ольшаника вдоль Каргаломского тракта неохотно расступались перед одиноким всадником.
Медвежья шапка сползла ездоку на глаза, поверх меховой безрукавки перекрестье ремней меча и колчана, лук со снятой тетивой приторочен к седлу. Внимательный путник сразу приметит серебряную гривну на груди всадника, знак княжеского гридни, и малиновый кушак сотника. Кланяясь, поспешит уступить дорогу знатному господину.
Давно остался за спиной Варяжский Городок, что на Кемке, или Белозер, как зовут его горожане, мощные, забранные в деревянные срубы валы детинца, сверкающие на солнце тесовые купола, шатры, маковки княжеского дворца и теремов, высокие крыши домов богатых словен в слободе.
До Каргалома путь не близкий. Поводья отпущены и, предоставленный себе конь не спеша перебирает копытами, а сотник, со странным именем Черемык, бормочет себе под нос, развлекает себя песенкой:
- Привалило парню лихо,
Подсуропил бабу чёрт...
Песенка была в тему и вызывала в душе Черемыка противоречивые чувства. Не далее как вчера притащил он на аркане атамана разбойной шайки. На Ладожской дороге злодеи разграбили хутор, сожгли дома и постройки, погубили господ и работников. Три недели Черемык с небольшим отрядом гонялся за душегубами по лесам и урочищам, многие из них нашли смерть от меткой стрелы, только вожака Черемык доставил живым на справедливый суд князя.
Мама Черемыка, Старая Важа, к приезду сына истопила баньку, загрузила печь пирогами. Отмыл Черемык походную грязь, набил брюхо доверху, а как смерклось во дворе и слуги улеглись, и мама угомонилась в своём закутке, на цыпочках топ-топ-топ из дому. В потёмках перемахнул знакомый плетень, скользнул в сарайчик, где его ждала вдовая красавица Любча.
На самом интересном месте снаружи послышались пьяные голоса, в хилую дверь сарайки застучали кулаками. Кто это был, Черемык не понял. Может другая вдовушка проследила за ним и, в приступе ревности, наняла мужиков проучить его. Может сама Любча подговорила родню "застукать" их вместе, и навсегда повязать Черемыка с собой. Сотник не стал испытывать судьбу, нагишом выскочил через соломенную крышу и только дома, в своей светёлке обнаружил в ягодице стрелу. Потому-то, если присмотреться сейчас, можно увидеть, что сидит Черемык в седле неестественно, чуть боком.
В излучине реки открылся сотнику высокий дуб, обожжённый молнией. При желании любой человек увидит в искалеченном стволе лик человека или бога. Старые люди говорят бога, Сварога, что огненным кнутом гоняет по небу чёрные тучи.
Поприветствовал сотник бога, как давнего знакомого:
- Здравствуй, дедушка, как жизнь вековая?
Заскрипел ветвями могучий дуб, зашумел листвой, жалуясь на судьбу, что молодёжь ныне не знает к нему тропы, а старики всё реже приносят подношения. Сотник не понял горьких причитаний или сделал вид, что не понял:
- Да-да, спасибо, дедушка, у меня тоже всё хорошо! - крикнул он калеке великану, не оборачиваясь, и скрылся в лесу на другом краю опушки.
Вдруг конь Черемыка сильнее обычного ударил копытом и вздёрнул голову с тихим ржанием. Человек или зверь крадётся лесной чащей? Не меняя положения тела в седле, сотник взялся за рукоять меча.
С боковой дороги на низенькой лошадёнке с широкой гривой выехал крепкий сухопарый мужик с изъеденным оспой лицом. Таких лошадок, невзрачных и выносливых, предпочитают смерды. Незнакомец не был похож на земледельца, хорошее седло, крепкие сапоги и кафтан, светло-русые волосы на затылке заплетены в косичку. Незнакомец, быстрым, неспокойным взглядом окинул сотника с головы до ног, на мгновение задержал глаза там, где из-под безрукавки торчал толстый кошель.
- Тутошний я, господин, - мужик оробел перед грозным сотником или только притворился трусом, - Наумом, зовут. Рыбачёк с Белозера, тут и хибарка моя...
Сотник не поверил ни одному слову мужика, рыбачком прикидывается, лицом улыбается, а глаза злющие, чисто тать. Помолчал в раздумье и, наконец, решил:
- Ладно, живи пока.
- Спасибочко, господин, - обрадовался Наум, - распознали трудового человека. Век буду тебя благодарить тебя и детям своим накажу. Как звать-то тебя, добрый человек?
- Мать Черемыком назвала, - неохотно отозвался сотник.
- Знатное у тебя имя, господин, - подобострастно закивал Наум. - То-то, смотрю, едешь один, без рати.
- Так и ты вроде без войска, - усмехнулся Черемык.
- Я-то? - смутился Наум. - Я-то... Что с меня взять, господин, армячишко поношенный, да старую клячу...
Мужик ловко перевёл разговор на рыбалку и стал рассказывать об особенностях ловли белорыбицы. Черемык правил конём так, чтобы Наум постоянно был в боковом поле зрения. И когда лошадёнка мужика почему-то сбавила шаг, и Наум стал перемещаться назад, за спину сотнику, Черемык сжал рукоять меча. Клинок легко пошёл из смазанных жиром ножен. Наум словно почувствовал опасность, воткнул пятки в бока лошадёнке и они снова поравнялись.
По судьбе Черемык должен был стать охотником. Батька его, Такмож, с детства брал сына в лес, обучал не простому ремеслу, а нерадение и лень выбивал старым дедовским способом, ремнём по мягкому месту. В три года Черемык уже ходил на лыжах, в пять силками ловил зайцев, к восьми научился стрелять из лука так, что не каждый взрослый охотник мог сравниться с ним в меткости. Сам Такмож был неважным охотником, на княжеской охоте его ставили в дальних загонах, и когда однажды он повстречался с матёрой медведицей, оплошал с рогатиной и погиб.
В неполные четырнадцать Черемык остался в семье за главного, с матерью и двумя старшими незамужними сёстрами (всего их было у него восемь). Сестёр следовало не только кормить и одевать, но и собрать им приданое. Как раз в это время младший княжич, Ивар, стал набирать ватагу ушкуйников для набега на тверцов. Черемык решил идти с княжичем. Одолел Черемык робость, остановился перед матерью, руки воткнул в бока, ноги в пол, пушок над верхней губой едва пробивается, а о бороде - не говори, и сказал баском:
- Мамка, иду в рати!
- В рати, так в рати, - печально вздохнула Старая Важа. Она справедливо рассудила, что если суждено погибнуть её единственному сыночку, он всё равно сгинет, хоть за печкой его прячь. В одну ночь мать расшила рубаху и порты сына замысловатыми оберегами с той силой колдовства, на которое было способно материнское сердце. А потом каждый вечер бросала на стол гадальные камни. Камешки у неё, кроме одного, были чёрно-белые и от того, какой стороной они ложились на стол, Старая Важа судила об исходе события. Последний камешек был зелёным, его маленький Черема принёс с пристани, видимо, уронил в песок богатый купец. С тех пор этот камешек в гаданиях матери обозначал её сыночка. В тот год выходила ему невероятно удачная дорога.
Черемыку повезло дважды. Первый раз, когда он попал гребцом на струг княжича, а второй, когда сразил стрелой тверца, подскочившего с топором к Ивару. Домой он вернулся товарищем княжича, его телохранителем, и стал быстро продвигаться по службе. Даже в детских потаённых снах не мечтал Черемык, что однажды станет одним из тех бесшабашных удальцов, что возвращаются из похода в кровавых повязках и славе, доступные сударушки виснут у них на стременах, на пиру батюшка государь сажает героев по правую руку от себя и первую чашу пьёт в их честь.
Князь щедро платил Черемыку за верную службу, и тот без труда собрал приданое сёстрам. Черемык хотел построить новые хоромы рядом с детинцем или на берегу Кемки, но разве можно было уговорить его маму расстаться с отцовской избой. Черемык прикупил земли у соседа, нанял артель плотников. Артельщики обнесли участок заплотом в его рост, в избе поменяли нижние венцы, завершили жилище шатровой крышей и новым крыльцом, а на чердаке обустроили Черемыку светёлку. К дому поставили два прируба для слуг и заменили дворовые постройки новыми. На торжище Черемык прикупил челядь, трёх молоденьких девушек в помощь маме, и пожилого скотника, рассудив, что старый человек должен быть обучен обращаться со скотиной. Впоследствии выяснилось, что скотник не только хром и глуп, но и законченный пьяница.
Князь ценил Черемыка за храбрость, и тот достиг бы высоких чинов, не будь у него пристрастия к молодым вдовушкам, когда каждое новое увлечение сотника почему-то неизменно заканчивалось скандалом. После этого государь вызывал Черемыка во дворец, ласково корил, что сотник не слушает матушку и не женится, и отправлял на край земли ловить злодеев, пока страсти вокруг очередного приключения сотника развеются сами собой.
Поэтому когда рано утром вестовой князя древком копья забарабанил в закрытый ставень, Черемык удивился, что в этот раз Добрину о его ночном похождении донесли быстрее обычного.
Князь принял сотника в престольной палате, что говорило о важности дела. Седые усы и борода его были аккуратно подстрижены, волосы разведены на прямой пробор и схвачены обручем. На светлой шёлковой рубахе, подпоясанной кожаным ремешком, лежала печать Словена, легендарного прадеда Добрина, отлитая ещё скифскими мастерами.
Добрин обнял Черемыка за плечи и сотник понял, что князь о его ночном приключении пока ничего не знает. Тем лучше. Князь привычно осведомился о здоровье матери Черемыка.
- В заботах с утра до вечера, государь. Слуги с ног валятся, а она всё бегает.
- Слуги ленивы, - между прочим, заметил князь, - а матушка твоя молодец. - И перешёл к делу, по которому вызвал Черемыка. - Что ты знаешь о Волчи?
- Волчи? Сам за ним не гонялся, но слышал от других, что он хитрый и жестокий. После налёта пропадает неизвестно куда, в шайке товарищей не имеет, и выследить его логово невозможно.
- Да, это он. Недавно убил в Кадуе моего друга. Шемяка был мне как брат. Волчи пробрался во дворец и зарубил его.
- Следует найти его, государь?
- Да пойман он.
- Кто же изловчился, государь?
- Донесли, будто какой-то лесник в Топорне.
- Лесник? - удивился Черемык. - От лучших воевод уходил, а леснику попался!
Князь пожал плечами:
- Дело не в нём, Черема. Посадник Костыга разберется, как положено, и если это Волчи, доставит его ко мне. Забота моя в другом. У Костыги гостит дочь убитого Шемяки. И вот наша барышня возомнила, что она должна отомстить за отца...
- Наша Ивушка такая непослушная.
К ним неслышно подошла княгиня Гудрун.
Дочь великого конунга по словенским меркам не была красавицей, угловатая, рыжеволосая, с жёстким мужским характером, но каким-то невероятным образом, не иначе колдовством, влюбила в себя князя так, что Добрин до сих пор бредит ею. Прожитые годы, другим жёнам не на пользу, преображают княгиню необыкновенным зрелым очарованием. В дела мужа Гудрун не встревает, если эти дела каким-то боком не касаются её и близких ей людей, и тогда выясняется, что нет силы в княжестве, способной противостоять ей. По счастью такое случается редко. А из государевых потех предпочитает она голубей и охоту, на которую выезжает на белом тонконогом жеребце, подаренном ей братом, который дважды в год с огромным торговым караваном проходит этими землями.
Черемык поклонился княгине. Из-за раны в ноге сделал это неуклюже, и Гудрун участливо осведомилась:
- Ранен в бою, сотник?
- Нет, матушка, в бане с полка упал, - с серьёзным лицом ответил Черемык.
Княгиня понятливо улыбнулась. Ей, родившейся в семье викинга, нравился бесхитростный воин, которого все, включая её мужа, считают лучшим гридни княжества. И разве его вина, что многие вдовушки от Черемыка без ума и хотят заполучить в мужья.
- Отомстить она, видите ли, хочет, - Добрин ворчливо вернулся к прерванному разговору. - Не нравится мне эта история, Черемык, а потому немедленно отправляйся в Каргалом и присмотри за ней. Будь рядом, и всё. Понял? У меня на неё виды.
Последней фразой князь почти проговорился. Он мечтал о внуке, дважды женил Ивара, но обе его снохи наперекор рожали внучек. Встретив шумных малюток во дворце, Добрин непременно ворчал: "Развелось бабья, шагу ступить некуда" - и гнал малышек к бабушке в терем. Похоже, князь хочет женить сына третий раз.
- Нам очень дорога эта девочка, - слова княгини прозвучали с другим акцентом. - Мне понятно её благородное рвение отомстить, но она не понимает, что она ещё ребёнок, а он лихой человек.
Проще поручения у Черемыка ещё не было. Князь заметил на лице сотника легкомысленную ухмылку и погрозил:
- Не промахнись.
Черемык мгновенно вернул лицу уважительное выражение и с достоинством откланялся. Последнюю фразу господин мог не произносить, Черемык знает законы и знает, что Добрин слов на ветер не бросает. По краю глубокого рва, что сплошным кольцом опоясывает детинец, торчат колья, увенчанные отрубленными головами злодеев. Истерзанные вороньём и непогодой, они напоминают всяк проходящим здесь, что частная собственность и жизнь человека в этом государстве священны. На крайний кол насажена голова приведённого Черемыком душегуба, глаза страшно выпучены, язык вывалился, свежая кровь струйкой катится по шесту.
2.
Наум повернул коня на лесную тропу и поклонился так низко, как это можно было сделать, оставаясь в седле:
- Прощайте, господин, мне сюда.
- Прощай, Наум, - сказал Черемык, не оборачиваясь.
- А может, заедете, господин, отдохнёте с дороги? Печёные сиги шибко хороши.
Черемык резко натянул повод:
- Наум, сегодня мне недосуг, тороплюсь к посаднику. Но твои слова не забуду, и как-нибудь обязательно загляну, узнаю, что за караси водятся в твоих омутах.
Наум понял намёк, вспыхнул злобой, и сразу потупился, чтобы не выдать себя. Голос его подрагивал:
- Непременно заходите, господин...
Черемык хорошо знал Каргалом и в городе его хорошо знали, на переправе перекинулся шуткой с паромщиком, потрепался со знакомым десятским на заставе и только у ворот детинца его остановили. История повторяется из раза в раз, и порядком надоела. Один из сторожей, по имени Тащил, жутко ревнует к нему свою чухоночку. Товарищи над ревностью мужика потешаются и в каждый приезд Черемыка пытаются стравить его с сотником. Черемык жену сторожа, как на духу, в глаза не видел, и ему Тащила немного жаль, потому что если они однажды сойдутся на кулаках, сотнику придётся покалечить дурака ни за что.
В этот раз один из сторожей с копьём решительно преградил путь Черемыку и озорно крикнул товарищу:
- Тащил, я красавчика здесь подержу, а ты беги, прячь свою развару в печке, а то она опять забрюхатит!
Взбешенный Тащил метнул в болтуна копьё. "Весельчак" увернулся, и копьё вонзилось рядом с конским копытом.
- Черти, мать вашу! - рявкнул Черемык. - Коня продырявите! - Оттеснил конём "весельчака" и по размочаленным брёвнам подвесного моста въехал в тесный двор детинца, окружённый пёстрой смесью срубов и срубиков, дворцов и теремов на высоких каменных подклетях и вросших в землю, соединённых между собой мостами и переходами, с конюшенным, житным, кормовым, казённым и прочими дворами.
Сторожа разозлили сотника, и он свирепо перекатывал желваки, готовый сорвать злость на первом встречном. Скоро "первый встречный" подвернулся, в сумерках сеней незнакомый отрок юркнул перед ним в открытую дверь. Черемык поймал наглеца за шиворот, бросил в угол, хотел было плюнуть ему на сапог, и плюнул бы, да отрок вскрикнул бабьим голосом. Черемык присмотрелся, точно девка в портках, пошёл дальше, потирая лоб и вспоминая, какой сегодня праздник, что ряженные шляются по дворцу.
Слуга и верный товарищ боярина, Кудря, такой же старый и седой как хозяин, встретил Черемыка в прихожей и через комнату стражи проводил в палату боярина. Комната была огромной с низким прокопчённым потолком, дубовыми лавками вдоль стен и окнами дымниками у самого потолка, забранными деревянными решётками, сквозь которые в зал вливался рассеянный свет.
Голодный, усталый в запылённой одежде, слегка прихрамывая, Черемык предстал перед посадником.
Костыга сидел на сдвинутых лавках, слуги обложили его подушками и укрыли овчиной. Пот градом струился по лицу и груди с седым волосом, но ему всё равно было холодно. Кудря тут же встал за спиной господина, чтобы в нужную минуту придти ему на помощь.
Кроме боярина в палате удобно расположились на лавках четверо его сыновей, брат и родной дядька. Молодой щеголеватый воевода с полными румяными щеками, он же Осьмин, единственный сын младшей любимой жены Костыги, замолчал и смерил Черемыка пренебрежительным взглядом.
Костыга поманил Черемыка рукой, чтобы тот подошёл ближе, и спросил слабым голосом:
- С какой вестью княжий посланец?
- Вести хорошие, судари, - радушно ответил Черемык. - Батюшка государь и матушка княгиня в полном здравии. А к вам послан, чтобы присмотреть за шемякинской барышней.
- Не терпит она этих присмотров.
- Государь знает и велел присматривать незаметно, день, два, пока вы колодника переправите в Белозер.
- Хорошо, гридни, присматривай, - Костыга повернулся к двери в спальные покои, хотел позвать барышню, а вместо этого тяжело и хрипло закашлялся. Тогда Кудря расторопно вышел и вскоре вернулся с "ряженной", с которой чуть раньше Черемык столкнулся в сенях.
О-хо-хо, Черемык, пустая голова, где же были твои глаза? Несомненно, это была девушка, в том прелестном возрасте, когда грудь и бёдра её округляются и начинают волновать мужчин. Сенных и слободских девушек в это время больно щиплют за их округлости. В отношении барышень высокого рода ухажёры рукам воли не дают, но недвусмысленные взгляды парней говорят сами за себя.
На Иваше была свита из розового бархата, сшитая специально для неё, гати украшенные кружевами, а черевья - вышивкой и бисером. И можно ли было принять за шапку повойник, подбитый соболем и богато расшитый золотой нитью? Через плечо у барышни висел небольшой кинжал в искусно сделанных ножнах с рукояткой из кости. В доме своего папеньки она росла как мальчишка, расхаживала в штанах, была обучена обращаться с коротким мечом и пикой, на собственной лошади ездила с отцом на охоту. У неё даже был свой дядька, отставной ратник, Смолен, хотя ей, как девушке, дядька был не положен, и Смолен постоянно конфликтовал с мамками и няньками барышни.
Черемык понял, что попал в историю и ему надо как-то выкручиваться. Он решил свою промашку свести к шутке:
- Простите, сударыня, в потёмках тебя случайно за мужика принял. - Что прозвучало приблизительно так: извини, девица, но ты так безобразна, что похожа на мужика.
В зале воцарилась гробовая тишина. Скажи он такое деревенской простушке и та бы не выдержала, заплакала и убежала. Или сначала дала по морде, а потом заплакала и убежала. А тут сказанул девушке такого знатного рода, что будь она глупой уродиной, сам князь не посмел бы намекнуть на её несовершенство, а восхищался бы её красотой и красноречием.
Иваша побелела от злости. В доме её тятеньки смерда за подобную наглость запороли бы до смерти, а этот мало толкнул, мало оскорбил, так ещё и насмехается.
Дрожащим от нетерпения голосом Иваша спросила боярина:
- Дяденька, зачем здесь этот ратник?
Боярин не нашёлся ответить.
Черемык почувствовал, что его ноги проваливаются сквозь пол, и кто-то издалека его голосом (а может это он сам) пытается оправдаться:
- Государь-батюшка меня в помочь...
- Дяденька! - чеканила слова Иваша, повернувшись к боярину, голос метал, режущая сталь. - К чему нам помочь? Мы сами поймали злодея, - "мы" было произнесено таким тоном, чтобы у Черемыка не осталось сомнений относительно того, кому принадлежит заслуга в поимке Волчи. - И мы сами свезём его в Белозер.
- Сударыня, да разве я сам, - обескуражено мямлил Черемык, страшась ещё больше разгневать девушку. - Я по воле господина моего...
-Так ты ему служишь? - голос барышни сорвался на визг.
Костыга зашёлся в очередном приступе кашля, и это разрядило обстановку. Не получив поддержки от высоких мужей, девушка фыркнула и убежала.
Успокоив кашель, боярин подал знак Осьмину продолжать доклад.
От воеводы требовалось прибыть на берег Шексны, удостовериться, что пленённый колодник Волчи, выплатить леснику обещанный куш, а злодея препроводить в Белозер. Осьмин же готовился к маленькой войне и хотел взять с собой отцову дружину, городской полк и почти всех сторожей детинца, мотивируя тем, что вдруг разбойники решатся отбить своего атамана. С полком Осьмин хотел встретить струг, дружину поставить в засаду, сторожам отводилась роль резерва воеводы. Для содержания этой оравы Осьмин планировал забрать почти всю обслугу дворца, включая поваров.
Костыга сократил армию сына до десяти конных сторожей, сказал, что негоже в сенокосную пору отрывать столько рук от сельского труда. Что для охраны злодея достаточно тех двадцати мужей, что везут его в струге, и что они способны разогнать сколь угодно большую шайку. А также разрешил взять один шатёр на тот случай, если он, боярин, почувствует себя лучше и приедет посмотреть в глаза безродной собаке.
На этом совещание закончилось и Черемык, никем не останавливаемый, вышел. Вляпался он с этим поручением, не думал, не гадал, что пустяшное дельце таким боком вывернется. Нет уж лучше день и ночь скакать по буеракам в поисках злодеев, чем прислуживать знатным самодурам и заносчивым гусыням. Служба при дворе не для него, в который раз убедился он, тут особенный дар нужен.
3.
Поднявшиеся по Шексне рыбаки сообщили караульной страже, будто бы лесник в Топорне захватил известного атамана разбойников и просит прислать ратников, чтобы передать Волчи властям. Рыбакам не поверили, но на всякий случай в Топорню послали старого и, ни к чему не пригодного служаку, Плешку, который знал Волчи в лицо, и в помощь ему дали двух копейщиков из новобранцев.
Вояк встретил лесник, загорелый мужик огромного роста, лилово-красный шрам от виска до подбородка придавал его лицу свирепое выражение. При виде лесника у Плешки холодок побежал по спине, такой не то, что Волчи, всю шайку голыми руками скрутит.
Грозный атаман, что в ужасе держит половину княжества, на деле оказался красивым молодым человеком с редкой вьющейся бородкой. Увидев его связанным, Плешка раздулся от возложенной на него обязанности:
- Попался, вражёнок. Теперь всё зачтётся. Пошто обижал, пошто грабил? А ну-ка, робятки, берите его, - скомандовал Плешка копейщикам.
- Э, господин, а как дружки его по дороге навалятся? - предостерёг лесник. - Втроих не отобьётесь, разнесут по косточкам, и с кого спрос будет? С тебя, господин.
- Правильно мыслишь, - Плешка согласился с доводом лесника, - рекой надо. Есть у тебя чёлн?
- На берегу лодчонка валяется. Только у неё дно, что решето, не то, что в Каргалом, на другой берег вряд дотянет. Тут судно побольше надо.
- Я и говорю, не в лодке же плыть со злодеем, - снова переменил решение Плешка, позвал совсем юного копейщика. - Эй! Вертайся к боярину, скажи, пусть шлёт подмогу.
- Так-то оно надёжней, - с облегчением вздохнул лесник.
Заплаканная жена лесника, прижав к себе детей, сидела на колоде у бани. Она была бледна лицом и детей от себя не отпускала. Если бы Плешка был наблюдательным, то обратил внимание, что на хуторе нет ни одной собаки - а как жить в лесу без собак? - и заподозрил бы неладное. Но Плешка думал только об одном, чем бы ему набить свою утробу, и он крикнул жене лесника:
- Баба, покормила бы служивых.
Женщина ещё крепче прижала к себе детей, стала корчить рожу и странно махать рукой.
- Что это с ней? - спросил Плешка лесника, который запер Волчи в чулане и вышел на улицу.
Лесник недобро покосился на женщину и объяснил:
- С перепугу, служивый, не каждый день на хуторе такие гости.
- Скажи голубе, что пока мы здесь, вражины к вам не сунутся.
- Правильно мыслишь, господин, - согласился лесник. Он что-то негромко сказал жене, хозяйка подхватилась как ошпаренная, вывернула из погреба кусок солонины, заплесневелый хлеб, и бегом вернулась к детям.
Лесник принёс глиняную корчагу:
- Извини, господин, мы люди простые, в доме ничего кроме браги не держим.
Не сводя горящих глаз с корчаги, Плешка сглотнул слюну:
- Наливай!
На ночь лесник запер семью в баньке, от греха подальше. Вояки допили третью корчагу и упали там, где сидели. После этого лесник отпер чулан и весело спросил в темноту:
- Что, брат, жив?
- Жив, брат. - Волчи вышел из темноты и, похоже, он был доволен жизнью.
На берегу Шексны горел, весело потрескивая, костёр, языки пламени плясали на берёзовых чурках, аппетитно пахло жареной свининой. На траве были постелены тулупы.
Тот, кто выдавал себя за лесника, на самом деле был таким же разбойником, как и "пойманный" им атаман. Волчи звал его Харя. А настоящий лесник маялся где-то в лесу под охраной их товарищей, и трясся за свою жизнь, жизнь детей и жены, потому как обещано было всем, что если жена или ребятишки болтнут лишнего, голова лесника и его задница поедут домой в разных телегах.
Злодеи запивали жареную свинину мёдом, говорили тихо и небрежно, словно рядили какое-то благородное дело. Со стороны могло показаться, что это рыбаки обсуждают свой улов или пахари говорят о будущем урожае.
- Брат, - говорил Харя, - может, прежде его имуществом разживёмся?
- Нет, брат, на болярине долг мой кровавый, смерти его жажду. А серебро я у других отберу.
- Убить, так убить, - спокойно согласился с атаманом Харя. - Ты уверен, что он самолично приедет брать тебя в полон? С тех пор, как ты зарезал Шемяку, он из крепости не ногой.
- Вылезет. Он меня боится, а сегодня я повязан, сам знаешь, - Волчи засмеялся, - вот и будет здесь утром.
- А если стражи много возьмёт, как в двоих управимся? Может ещё товарищей позвать?
- Нет, Харя, в открытом бою мы их не одолеем. Костыга с собой лучших ратников приведёт, они вас вмиг порешат, сколько бы вас не было. Мы их хитростью возьмём. Мне мамка отраву дала, одолень-трава называется, - Волчи вытащил из шапки завязанную в узел тряпицу. - Размешай это в бочонке с квасом, и в полдень, в самый жар, угости стражу, а остальное дело на мне.
Они просидели у костра до самого утра, хотя ночи как таковой не было, солнце ненадолго скрылось за горизонтом и тут же стало подниматься. В сарае закукарекал петух и Волчи поднялся:
- Ладно, веди под замок. Да, чуть не забыл, когда будем на струге, ты стукни меня разок для достоверности. Я тебе потом верну.
- Хорошо, брат. - Оба засмеялись удачной шутке атамана.
Скоро на реке показался посланный боярином струг, полный стражи. Харя ворвался в горницу. Плешка и его молодой товарищ спали на полу. Разбойник озорно улыбнулся и изо всей силы ударил Плешку ногой под рёбра.
Старик от боли задохнулся:
- Гад!.. Ты!.. Я!..
Харя, как ни в чём не бывало, склонился над ним, радушно улыбаясь:
- Господин, там, на реке парус.
- Ты пошто ударил, изверг? - сипел Плешка, не в силах продохнуть.
- Кого? - удивился "лесник".
- Меня! - негодовал Плешка, задыхаясь от боли. - Щас!
- Господин, ты вчера по нужде пошёл, с крыльца кувыркнулся, вот, наверное, и ударился. А я ненароком тебя за больной бочок тронул.
"Лесник" смотрел на Плешку наивными глазами и улыбался изувеченным лицом. Сама невинность. И Плешка засомневался: ударил ли? Может правда с крыльца упал?
- Господин, струг уж близко, - напомнил "лесник".
Плешка, кряхтя, поднялся, двинул ногой молодого товарища и, согнувшись пополам, выскочил на улицу.
4.
Про Черемыка забыли, и он сам устраивал Орлика в конюшню, сам искал пропитание в кухне. Доступ во дворец ему был закрыт, и как в таком случае он должен охранять барышню, если понятия не имеет, в какой светёлке она находится. Спать Черемык улёгся в людской избе на старых овчинах. Когда полчища клопов выпили из него половину крови, Черемык пожалел, что не пошёл ночевать к сроднику, уличному старосте, к которому ему всё равно придётся идти. Мама просила купить у Ямника садовника и заодно посмотреть на его старшую дочь, как на будущую невесту.
Черемык поднялся и бесцельно пошёл по детинцу. Внезапно его внимание привлекли приглушённые голоса, которые раздавались откуда-то сверху. Он поднялся на вал и увидел, что сторожа, должные караулить у башен-стрельниц, собрались в одной из них, развели костерок и играют в "кости".
Все знают, что сторожа люди ленивые и никчёмные, пошли в услужение к боярину за еду и одежду, потому что душа их к работе не лежит, а руки не обучены доброму ремеслу. Но по жизни своей они далеко не последние в слободе, ставят хорошие избы, безбедно содержат семью, и остаётся догадываться, где они разживаются средствами.
- Ставлю конскую сбрую, - горячился молодой сторож, - с медными бляхами.
- Так вот кто обчистил старшину, - раздался весёлый голос, и он Черемыку показался знакомым. - А старшина с конюха семь шкур содрал.
- Не мели чепухи, - заволновался молодой сторож. - Сбруя моя, на торжище купил.
- Конечно твоя, - охотно согласился насмешник. - Сам такой.
Молодому сторожу, видимо, повезло, и голос его повеселел:
- Сегодня атамана привезут, надо будет сбегать к пристани.
- Как бы ни так, привезут, - усомнился третий сторож. - Атаман целое войско перехитрит и уйдёт.
- Боярин не дурак, дружину за ним послал.
- Если атамана повязали, значит, это было нужно ему, - рассудительно заметил пожилой сторож, молчавший до этого, - а придёт срок, обернётся атаман серым волком и ищи его потом в чащобе. Зря, что ли его Волчи зовут.
- Ух, ты! - восхищённо сказал молодой голос. - Дядька Дубок, а ты его боишься?
- Зачем мне его бояться. Он нищих вроде меня не обижает, это...
Черемыку не терпелось посмотреть на лица говоривших сторожей, и он кашлянул. Внутри башни звякнули монеты, сторожа прятали улики, и наступила тишина. И когда сотник заглянул в узкий проём, караульные, сидя на корточках, тянули руки к скудному огоньку. Вид Черемыка вызвал у них вздох облегчения. А "весельчак", что накануне у ворот натравливал на него Тащила, учинил сотнику допрос.
- Ты почему, господин, в секретное место без спроса пришёл?
- Не спится что-то, вышел подышать.
- Дыши внизу, здесь не положено.
- Оно понятно, сам служивый, - согласился с "весельчаком" Черемык. - Думал, среди вас компанию найду в "кости" перекинуться.
- Мы при службе, ищи игроков во дворце! - строго произнёс "весельчак", однако вид толстого кошелька, который Черемык демонстративно передвинул на живот, смутил стражника. Соблазн поживиться его содержимым пересилил осторожность и "весельчак" достал из шапки кубики из моржовой кости.
Черемык выставил на кон большую жемчужину и по довольным лицам партнёров понял, что он им угодил. Весёлыми сторожа оставались не долго, Черемыку почему-то везло больше чем им, и содержимое их тощих кошельков перекочёвывало к нему. К тому же Черемыку нравилось поддразнивать недалёких мужичков, вчерашних смердов, видеть, как они скрипят зубами в бессильной злобе, он считал, что контролирует ситуацию. Вот-вот объявится начальник дворцовой стражи, и эта ночь для сторожей закончится хорошей поркой.
Если бы сторожа набросились на Черемыка открыто, даже вшестером, он бы раскидал их, не напрягаясь, а особо упорным ещё расквасил носы. Поэтому неожиданный удар сзади по голове свалил его с ног. Медвежья шапка смягчила удар, голову не проломили, но ощущение было такое, будто стена рухнула на него. За руки за ноги поволокли из башни, чтобы сбросить вниз, повторяя с негодованием: "Кровопийца! Простой народ грабить!" Вот тут-то на счастье Черемыка появился начальник дворцовой стражи, и крикнул сторожа, которого не оказалось на месте. Мужики бросили Черемыка и разбежались.
Внизу у ворот началось движение, Осьмин со своим отрядом выдвигался к реке. С ним был старый Кудря в плаще и кафтане с хозяйского плеча, и девушка на светло-рыжей кобыле. Самое время вспомнить о своём назначении, и Черемык поспешил в конюшню. На бегу почувствовал, будто чего-то не хватает в его облачении. Шапка, гривна, кошель... Не было кошелька, сторожа успели его срезать. Что-то ему не везёт второй день подряд, и вдруг Черемыка осенило: Любча, зараза, сглазила. Не останавливаясь, он трижды обернулся через левое плечо, повторяя: "Чур меня, чур меня, чур меня!" - и трижды сплюнул. Это средство должно было помочь от сглаза.
5.
На берегу Шексны, как раз напротив дощатой пристани, белел боярский шатёр. С воды наползал туман и сторожа, стреножив коней, окружили костёр, на котором в большом медном котле закипал сбитень.
Осьмин, Иваша и Кудря держались обособленно. Воевода оделся как на войну: шлем, щит, меч, броня из толстой свиной кожи с нашитыми на неё копытами. Иваша в белоснежной одежде и с такой же белой ширинкой на голове, которая опускалась едва ли не до пят, а по верху была перехвачена обручем. На фоне мужчин барышня выглядела нереальной, пришедшей с воды купальницей, если бы не кинжал на тонком ремешке за спиной.
Исправляя вчерашний промах, Черемык угодливо раскланялся перед ними. Иваша брезгливо отвернулась, Осьмин нехотя пожал руку. Кудря с разрешения воеводы ушёл в шатёр, прикорнуть на походной кровати, бессонная ночь у постели заболевшего хозяина далась ему нелегко.
- Шустрые у тебя сторожа, воевода! - Черемыку не терпелось поделиться недавним приключением и потерей кошелька с Осьминым. Воевода не заметил иронии и с важным видом согласился:
- Я знаю.
Он взял Ивашу под руку, и они стали медленно прогуливаться по берегу, переговариваясь короткими загадочными фразами. Черемык понял, что господа пытаются сохранить от посторонних, в данном случае от него, какую-то тайну. Из отрывочных фраз барчука и барышни он понял, что они оба хорошо знают Волчи. Будущий атаман воспитывался в семье Костыги с его детьми и считался им названным братом. Но кто он и откуда было неведомо даже боярину, однажды отец Костыги, Юрич, привёл мальчишку в дом и сказал, что тот будет жить с ними. Может со временем сметливый старательный Волчи стал бы настоящим барчуком, только однажды он будто с цепи сорвался, набросился на одного из сыновей Костыги и убил его. Волчи заперли в яму и стали решать его судьбу. Решали не долго, за смерть барчука всегда смерть. Утром яма оказалась пустой, а сторожа, охранявшие мальчишку, в беспамятстве лежали на земле.
Скоро о Волчи заговорили. Он собрал шайку отчаянных головорезов, и с нею появлялся в самых разных местах княжества, грабил бояр, купцов, всех, у кого водились деньги. На Волчи устраивали облавы, многих его товарищей ловили, отрезали им уши и продавали в рабство, сам же атаман оставался неуловимым, и говорили, будто ему помогает какая-то ведьма.
Солнце поднималось в зенит. Осьмин в своём одеянии нещадно потел. Черемыку тоже стало жарко, и он решил освежиться. Чтобы не разбудить Кудрю, тихо разделся в шатре и с разбега бросился в реку. Проплыл под водой саженей двадцать, вынырнул как раз напротив Иваши и Осьмина, отфыркиваясь и мотая головой, стряхивая с лица воду.
Полуденное однообразие луга, тихо струящейся воды, молчаливого леса и безоблачного неба томили, глазу не на чем было остановиться. Поэтому, купающийся в своё удовольствие Черемык, привлёк всеобщее внимание, но смотрели на него равнодушно, как если бы плескалась в воде утка или поганка. Но вот появился давний знакомец Черемыка Тащил. Этот не поленился, сбегал две версты к перевозу, выпросил чёлн, якобы для дела, и подговорил товарища. Товарищ сидел на вёслах, а Тащил выбирал направление, куда следует грести, каждый раз конечной целью был Черемык. Тащил хотел во чтобы то ни стало наехать челном на сотника.
Сторожа на берегу помогали земляку советами, подсказывали, где снова вынырнет Черемык, и каждый раз, когда сотник ускользал от встречи со смолёным днищем, разочарованно вздыхали. Среди Каргаломской стражи Черемык был явно не популярен. Появился второй чёлн, и с той же целью начал гоняться за Черемыком.
Сотнику надоела "игра" и он завершил её необычным образом. В очередной раз скрылся под водой - гребцы в ожидании сушили вёсла, а Тащил, свесившись через борт, вглядывался в мутную воду. Черемык резко выскочил из-под лодки, схватил Тащила за грудки и увлёк за собой. И тут выяснилось, что Тащил не умеет плавать, намокшая одежда и сапоги увлекали мужика ко дну. Он отчаянно барахтался, исчезая и появляясь на поверхности, и тогда изо рта его вырывались жалостные всхлипы.
Публика от хохота валялась по траве.
В конце концов Тащила зацепили багром и как бревно повели к берегу.
Пока внимание всех было приковано к спасению Тащила, Черемык незаметно вылез из воды, оделся, ухмыляясь стоял рядом с Ивашей, расчёсывая самшитовым гребнем мокрые волосы.
- Едут, воевода, едут! - истошно завопил кто-то из сторожей, и все засуетились, сгрудились на пристани, вперив взгляд к горизонту. Вдали, из-за лесистого бугра выплывал белый квадрат паруса. Сторожа истомились надзором воеводы и тихо радовались скорой возможности оказаться подальше от начальства и ближе к кухне. Осьмина волновали предстоящие маневры, а Иваше не терпелось увидеть злодея пленённым. Работа Черемыка тоже заканчивалась, останется ему заехать к Ямнику за садовником, и можно будет возвращаться домой. Ах, да! Мама просила посмотреть на дочь Ямника. Что ж, посмотрит, почему бы не посмотреть, может действительно пора остепениться. Черемык хотел представить незнакомую девушку своей невестой, но вместо неё перед глазами замаячила пышногрудая азартная Любча. Да уж фантазии не в его духе.
Ветер был слабым, и судно едва двигалось, с трудом преодолевая течение. Деятельному Черемыку всякое ожидание оказывалось мукой, будь он старшим на берегу, давно бы на лодке смотался к стругу, и плёткой заставил ленивую команду взяться за вёсла. Он не выдержал и сказал Осьмину:
- Воевода, а на вёслах сподручней было бы. Послал бы кого, пусть почешутся.
Осьмин небрежно глянул через плечо - тоже мне советчик - но всё-таки хлопнул в ладоши, привлекая внимание гребцов в челне. Тащил в отжатой одежде и его товарищ взялись за вёсла. Взмахом плётки Осьмин скомандовал вперёд, и крикнул вдогонку:
- Пущай поторопятся!
На глазах у всех чёлн приблизился к стругу и скрылся за ним. В движении судна ничего не изменилось и это усилило тревогу Черемыка, поэтому, когда струг изогнутым форштевнем въехал в прибрежные заросли тростника в версте от пристани, Черемык уже мчался к нему на Орлике.
Чья-то жестокая рука прошла среди команды, никого не оставляя в живых, раскалывала черепа, вспарывала животы, отрубала конечности. Поперёк струга лежал пронзённый копьём огромный мужик с искалеченным лицом, а рядом зарубленный юноша с колодой на шее. Черемык обратил внимание, что дорогое оружие убитых и их кошельки не тронуты.
Соизволил подъехать Осьмин:
- Сотник! - крикнул воевода. - Злодей сбёг?
-Тут он, - Черемык пнул труп колодника.
Сторожа подняли убитого и понесли не берег. Осьмин переменился в лице:
- Это не Волчи.
Только теперь Черемык понял, что не давало ему покоя. Тащил. Где этот не симпатичный человек? Он не мог ослушаться воеводу и проплыть мимо струга. Значит, он тоже убит, убийца воспользовался их челном и теперь возможно гораздо ближе к любому из них, чем он думал минуту назад. При этой мысли Черемыку стало не по себе, и он торопливо оглянулся, ища глазами Ивашу. Девушка стояла поодаль, жива и здорова, и даже с такого расстояния Черемык увидел, что лицо её мокро от слёз. До недавнего времени она легко судила о сече по хвастливым рассказам удальцов своего круга вроде Осьмина, и вот сеча предстала перед ней в откровенной мерзости. Сначала несправедливое подлое убийство отца, теперь ладья полная мертвецов. Перекошенные в страдании лица воинов, знойный рой мух и начинающийся трупный смрад.
С необыкновенной поспешностью Черемык оказался рядом с ней, с участием и настойчивостью стал уговаривать девушку вернуться в Каргалом. Услышав, что Волчи сбежал, Иваша заплакала с новой силой, и Черемык в какую-то минуту почувствовал себя нянькой, призванной успокоить расстроенную девочку.
- Воевода, мы возвращаемся, - предупредил он Осьмина.
- Да, да, - согласился тот. - Скажи отцу, пусть вышлет подмогу. И Кудрю заберите, от него всё равно никакой пользы...
Они пошли к шатру. Черемык вёл в поводу Орлика и светло рыжую кобылу Иваши. Девушка никак не могла примириться с увиденным:
- Сотник, неужели это сделал человек?
- Разве он человек, сударыня, он зверь.
- Зверь убивает, чтобы прокормиться самому и накормить детёнышей. А этот убил просто так.
- Так и есть, сударыня, - согласился Черемык, его мягкий голос действовал на неё успокаивающе. - Его непременно поймают, боярин уже вызвал подмогу.
Схватят Волчи или нет, Ивашу, похоже, не очень беспокоило, её поразил сам факт лютой смерти.
Рядом с шатром, догорая, чадил костёр. Сторожа и слуги все до одного суетились у причалившего струга, и только чёлн с одиноким гребцом стремительно пересекал реку. Черемык умел держать себя в руках и сохранял внешнее спокойствие, его главная задача сейчас увезти девушку под опёку тётушки и дядюшки. Заглянув в шатёр, он увидел старого слугу с перерезанным горлом, и поспешно задёрнул полог.
Иваша пристально разглядывала гребца, который уже причалил к противоположному берегу, и вдруг закричала, показывая на него рукой:
- Сотник, это Волчи, схвати его!
Несколько мгновений в душе Черемыка боролись азартный охотник на татей, готовый немедленно броситься в воду, и рассудительный гридни, обязанный чётко выполнять приказы государя. Победил служака, и Черемык с непроницаемым лицом возразил девушке:
- Гнаться за ним бесполезно, сударыня. Он уже далеко, а в лесу нам его не найти... - последние слова Черемык договаривал Иваше, уносящейся на своей лошадке в сторону перевоза, белоснежная ширинка за её спиной развивалась, словно хвост сказочный птицы.
Черемык с трудом поспевал за ней и сосредоточенно думал, как ему остановить её. На скаку перерезать подпругу? "Нечаянно" выбить из седла? Что было бы уместно с мужиком, не подходило для молодой девушки. В конце концов, сотник смирился, пусть скачет, богам наверху виднее, как распорядиться их судьбами.
Вид Иваши был столь решительным, а команды она отдавала таким грозным голосом и так выразительно взмахивала плеткой, что не только паромщик, но все, кто был на барже, схватились за верёвку и дружно потащили паром к другому берегу.
6.
Волчи не мог появиться в Каргаломе, где его многие знали, и первый встречный слобожанин за приличное вознаграждение непременно сдал бы его властям. Желание поквитаться со старым боярином оставалось сильным, и он придумал хитроумный план, как выманить Костыгу из крепости. Только старческая немощь посадника свела усилия атамана на нет. Однако Волчи не был бы Волчи, если бы при первой промашке отказался от цели и поэтому атаман, уповая на удачу, продолжил путь в Каргалом "пленником".
Ближе к полудню он подал знак товарищу. Харя выбил дно у бочонка и пустил ковш по кругу:
- Эй, господа вояки, налетай не зевай! Кто мово квасу вволю не пил, тот почитай и вовсе не жил, - приговаривал Харя как заядлый торговец, снова наполняя деревянную посудину. - Ни одна жонка так мужика не любит, как мой квасок приголубит.
Ратники тянулись за ковшом, не хлебать же забортную воду, когда щедрый лесник угощает прохладным ядреным напитком. Даже дядька Костыги, он был на струге за главного, и тот не утерпел, отхлебнул.