Аннотация: Прошло семь лет после трагической истории на празднике Последнего звонка. Одноклассники снова собираются вместе.
Глава Первая. ВСТРЕЧА ВЫПУСКНИКОВ
- Эй, ребята, слезайте! А то вместо кафе вечер встречи проведем в больнице или в милиции!
- Спокойно, девки... - огрузневший за прошедшие годы Стас с трудом поспевал за ловким Геной Скачко, который уже был в пяти метрах от земли и в двух - от цели, привязанной проволокой к стволу тополя жестяной коробке, обмотанной полиэтиленовых пакетом: - это дело принципа...
- Эх, нарастил Стасик зад в своём кресле... - вздохнула Инночка Малышева, печально глядя снизу на забирающихся на толстую ветку парней: - а какой он был в десятом, помните?
- Кто именно, Стасик или его зад? - спросила Лена Сахно, приехавшая на встречу в дорогущем пальто и на лупоглазом "Мерседесе" с личным водителем. Погода позволяла вполне обойтись летним плащом, но Лена была бы не Леной Сахно, если бы не поразила всех полным отсутствием материальных проблем. Такой она была даже когда оба родителя лишились работы на градообразующим предприятии и чтобы поддерживать имидж классной светской львицы, Лене пришлось пуститься во все тяжкие, о чем ходила масса слухов и подозрений. Поговаривали, что она даже пользовалась огромной популярностью в первом в городе элитном стриптиз-клубе. Впрочем, свидетелей тому не было, а сама Лена быстро смекнула, что такую молву можно выгодно использовать в личных целях и решительных опровержений не давала.
- Оба... - ещё раз так искренне вздохнула Инна, с седьмого класса и до сих пор находящаяся в постоянном "активном поиске", что вызвало взрыв смеха у присутствующих.
- Есть, девки, есть! - с высоты завопил Генка, потрясая оторванной от ствола жестянкой.
Стас, в модном костюме лежал пузом на широкой ветке и цепко держал Геннадия свободной рукой за пояс брюк. Он хорошо помнил, как семь лет назад обнимал эту самую ветку и расширенными от страха глазами смотрел вслед странно медленно улетающему вниз Генке. Тогда, после выпускного, повезло - под деревом стоял затянутый тентом прицеп к легковушке. Как оказалось, под ним было какое-то мягкое тряпье и Генка отделался лёгким испугом и вывихом плеча. Сейчас повторение падения обернулось бы ударом тела о растрескавшийся асфальт. Да и тело в тот раз было уже изрядно поддавшим, если уж честно вспоминать все подробности. Настолько, что боль от вывиха дала о себе знать только к вечеру следующего дня, когда растворился алкогольный наркоз.
Торжественное привязывание коробки с посланиями себе из прошлого, как и экзамены с последующим выпускным вечером, прошло тогда без участия Наташи. Физически она была уже в порядке, даже почти не хромала. Но замазывать тональным кремом не сошедшие ещё синяки на половину лица и одевать сверху солнечные очки, чтобы отметить событие в кругу одноклассников она решительно отказалась. Да и роскошное, так ни разу и не надетое вечернее платье было уничтожено безвозвратно.
Сейчас она молча смотрела на спускающихся вниз ребят, опустив руки в глубокие карманы плаща и поеживаясь от холодного ветра.
- Спасибо, не надо, - качнула головой она: - это больше от воспоминаний, чем от холода. Страшно стало, что столько лет прошло, а как будто вчера всё было. Ещё раз столько же пройдёт - и полжизни как и не было.
- Для этого есть свой рецепт, - проговорил Максим, ещё теснее приблизившись к девушке: - нужно использовать каждый момент, чтобы жить. Если сидеть и только считать время, то и жизнь пролетит и вспомнить будет потом нечего.
- Наверное, ты прав...
- Есть! - спустившийся на землю Гена в окружении уже приплясывавших от холода девчонок пытался очистить банку от скотча .
- Ты живёшь все там же? Не переехала?
- Максим, - Наташа повернулась и решительно отвела руку, намеревающуюся обнять её: - давай сразу определимся... Я рада была тебя увидеть, я рада, что у тебя все хорошо. Но и только, Макс. Все, что когда-то давно было между нами, оно осталось там.
- Как скажешь, - Максим отшагнул от неё, шутливо поднимая руки: - я должен был предложить. Но хоть подвезти домой я тебя могу?
- Ура, открыли! - громкие аплодисменты перебили их разговор. Выглянувшая из тесного кружка Инна призывно замахала рукой: - Голубки, ещё наворкуетесь! Идите сюда быстрее!
Наташа не хотела идти и уступила только напору Лейлы Мансуровой. Лейла все годы была душой и стержнем их класса, который никогда не был сильно дружен и всегда норовил распасться на группы по интересам, которые мало между собой контактировали. Лейла же, невысокого роста, худенькая, подвижная и энергичная, бойкая на язык и неистощимая на выдумки и идеи, постоянно металась между этими группами и заставляла их действовать как одно целое, как единый класс.
Таким дружным их 11-й "Б" и остался в памяти учителей, родителей, и даже их самих, хотя после выпуска вся видимая дружба тут же рухнула и все разлетелись-разбежались кто куда.
Лейла была единственной, кто сразу после первого экзамена прибежала в больничную палату с пакетом фруктов и конфет и без оханий и аханий, чего очень боялась Наташа, просто посидела рядом, гладя её руку и повторяя: - "Все будет хорошо, я знаю. Тебе очень повезло. Я знаю, что тебе очень больно, но это пройдёт. Просто терпи и все пройдёт. Тебе правда повезло."
Наверное, это самое правильное, что можно было услышать тогда, чтобы в очередной раз не разрыдаться от отчаяния. Лейле можно было верить - она несколько лет назад бежала в их город с мамой, бабушкой и двумя сестрами из родного городка с каким-то трудным названием в Таджикистане, в котором дружные когда-то соседи в один миг озверели и стали убивать друг друга с нечеловеческой жестокостью. Деда Лейлы убили во дворе дома на глазах внучек, а её отец-милиционер погиб у себя в отделе милиции, где проработал больше пятнадцати лет, отказавшись отдать бандитам ключи от оружейной комнаты. Так что Наташа хорошо понимала, насколько хуже могло с ней случиться. Наверное, поэтому Лейла так старалась, чтобы её класс был дружен и един и в радостях и в трудностях, и даже в конфликтных ситуациях. К всеобщему сожалению, у большинства собравшихся вполне искреннему, сама Лейла на эту встречу не пришла, буквально накануне попав вместе со своим годовалым ребёнком в городскую инфекционную больницу.
Выпускные экзамены Наташа сдавала отдельно от класса, из них по общему графику только два последних, когда смогла собраться с силами и не замечать оценивающе-сочувственные взгляды членов комиссии. Послаблений она не просила, но кое в чем оценки ей все-таки натягивали. Полноценно готовиться на больничной койке не получалось. В итоге во врученном ей в кабинете директора школы аттестате о полном среднем образовании значились все пятерки кроме алгебры.
На выпускной Наташа не пошла. Не стала даже пытаться скрыть синяки на лице, плечах и ногах, а прихрамывание на правую ногу и боль от треснувшего ребра, стянутого тугой повязкой, сводили на нет даже обещанные чудеса косметологии в исполнении маминой знакомой тети Лены, мастера лучшего в городе салона красоты.
Какой бы сильной и уравновешенной Наташа себя не полагала, но дни школьных выпускных она не любила все последующие годы. Свой тот самый день она провела в тёмной комнате, укутавшись в плед и почти весь вечер пытаясь читать захватывающий приключенческий роман, понимая, что ни одна строчка не доходит до осмысления. Тогда она отложила книгу и остаток вечера тихо проплакала, уткнувшись носом в подушку. Лицо к тому времени уже не болело...
- Девчонки! Пью за вас! - вымахавший в почти двухметрового шкафообразного дядю Виталик Милованов. Навис над столом, провозглашая очередной тост. По иронии природы самый большой и могучий парень в классе быстро хмелел буквально с двух рюмок, а самый мелкий и субтильный, Антоха Ерошенко по кличке Гном ещё в школе мог на спор явиться на урок, всосав стакан ядерного самогона, зажеванного несколькими пластинками фруктовой жвачки и никто никогда не мог посчитать его нетрезвым.
- За вас, девчонки! За вас, родные! За то, чтобы вы были такими красивыми, милыми и добрыми! Чтобы годы шли, а вы не менялись! - тост был одобрен, над столом раздался дружный звон поднимаемых бокалов. В порыве чувств Лена и Таня повисли на Виталике, раскрасневшимся и добродушно ухмыляющемся, награждая его жаркими поцелуями в щеки с обеих сторон, а Леша Кульницкий вспышкой фотокамеры спешно запечатлел эту пикантную сцену для истории.
Наташа слегка пригубила красное вино из бокала, оставила его обратно.
- Ты так и не пьёшь? - весь вечер неотрывно наблюдающий за каждым её движением и жестом Максим, сидящий рядом, незаметно для других положил широкую ладонь на колено Соколовой, склонился к её плечу: - Это очень хорошее вино...
- Я не люблю спиртное, ты же знаешь. - Наташа решительно убрала его руку, не пытаясь это скрыть от взглядов соседей.
Дорогое вино для женской части компании заказал Максим, которого в школьные годы прочили в будущие мужья Наташи. Учились вместе они с шестого класса, а ухаживания его начались с восьмого. Цветы, шоколадки, кино, провожания домой после уроков. Были даже корявые, не сильно складные стихи на самодельных открытках. Наташа воспринимала ухаживания спокойно, дальше поцелуев и обьятий дело не заходили. Она была настроена на учёбу и последующее поступление в медицинский институт. Да и, честно говоря, не всегда видела Максима в роли человека, с которым хотела бы связать свою жизнь и каждый день просыпаться в одной постели (это уже позднее ощущение, в те годы она вообще не мыслила, как можно с кем-то спать в одной кровати). Были периоды, когда она чувствовала себя по уши влюбленной в него, но были и моменты полного непонимания, почему и зачем они вместе.
Кончились их отношения на следующий день после Последнего звонка, когда Максим пришёл в больницу и часа два молча просидел у её кровати. Он ничего не говорил, уставясь в одну точку на стене, она и не хотела и не могла говорить, тревожа страшные распухшие губы, и притворялась дремлющей. Потом он тихо встал и вышел из палаты. Больше Максим не приходил, только звонил два или три раза по телефону, справляясь о здоровье. В голосе его чувствовалось отчуждение. Как потом донеслось до неё из третьих уст, Максим был шокирован её видом и не верил, что покрытое громадными гематомами тело с загипсованной рукой, перевязанной головой, опухшим страшным лицом через какое-то время способно вновь превратиться в одну из самых красивых девушек школы. Её успокаивали, мама заверяла, что Максим очень занят поступлением в военное училище и потому не может посещать её, но звонит и очень переживает. Наташа ничего не отвечала, чем вызывала ещё большие утешения. На самом же деле она из-за этого почти не горевала. Во-первых, ей было слишком плохо, чтобы телесные муки усугубляло ещё и душевными - болело всё, от корней волос до ступней, пошевелиться было нельзя без стйона сквозь стиснутые зубы. А уж сесть, встать, потом снова лечь - это были такие пытки, когда действительно можно было забыть, как тебя зовут. Во-вторых, нарастало ясное понимание, что с исчезновением Максима в её жизни ничего не разрушились сильнее, чем уже произошло.
Потом Максим приходил ещё раз, уже в августе, перед отъездом в военное училище. Как поняла Наташа, чтобы убедиться, правильно ли он поступил, порвав их отношения. Она не стала его разубеждать - встретила ненакрашенная, бледная, с распущенными волосами и в стареньком халатике. Даже прихрамывала больше, чем обычно - в действительности нога уже не болела. Вот с того дня она Максима больше и не видела.
И вот сегодня бывший влюбленный в неё юноша сидел рядом и пытался гладить её коленку.
От того юноши мало что осталось. Максим сильно раздался в плечах, утратил модную прическу, сменив её на короткий жёсткий ёжик с глубокими залысинами спереди, осунулся. И в целом казался старше своего возраста лет на десять. Кроме того, лицо Максима стало каким-то хищным и злым - эта перемена её поразила больше всего.
Подробностями его жизни после расставания Наташа не интересовалась. Знала только, что Максим так и не закончил военное училище, на третьем курсе вместе с двумя другими курсантами попал под суд за хищение и продажу боеприпасов, отсидел четыре года. В прошлом году вышел на свободу и чем сейчас занимается, неизвестно.
- Наши голубки что-то притихли! - заявила с другого края стола Инна : - Мы же все ждали, что будем на вашей свадьбе гулять! Не передумали?
Наташа попыталась изобразить вежливую улыбку, очень надеясь, что её ответный неприязненный взгляд не даст повода никогда не обладавшей чувством такта, да ещё и подвыпившей Малышевой сделать это следующей темой затухающего разговора.
По счастью, другие, слушавшие похвальбы Стаса Жигунова о своей нелегкой жизни успешного предпринимателя, не обратили на эту реплику никакого внимания.
- Никто работать не хочет. Никто! Плачу на штуку больше, чем в любой фирме в городе, отпуск даю, больничный даю. И все равно нос воротят, сволочи...
- А Милану помните? - это уже Лена Сахно в кругу былых подруг, отринутых по причине разительного контраста в материальном уровне.
- Крапивникову?
- Крапивникова не Милана, а Миланья. Милана в "Д" классе была, крашеная в брюнетку такая, с носом. Она ещё в восьмом классе к итальянцу по переписке какому-то сбежать пыталась. Ну, который потом оказался зэком из Воркуты...
- А, помню, да! Смешная была история, она чуть в психушку от насмешек не попала. И что с ней?
-Все-таки уехала в Италию замуж. К какому-то мужику лет сорока. Правда, пишет, что его тоже посадили, уже в их тюрьму. Надолго вроде, но она все равно счастлива, ждёт от него второго ребёнка и живёт на настоящей вилле у моря. Прямо как в фильмах у нас показывали.
- Счастливая... Я нашу виллу кособокую и облезлую уже видеть не могу, вместе с картошкой и свекром непросыхающим... - тоскливо протянула Инна и опрокинула в рот стопочку водки.
- ...Дима, все просто, главное знать, куда вписаться! - это уже секретами делятся бывшие мальчуганы, когда-то мучительно выбирающие, взять булочку в школьном буфете или пяток дешёвых сигарет поштучно в ларьке через дорогу: - Я с палатки начинал на рынке, сам стоял, носками и стельками торговал. А сейчас у меня два магазина, десять точек по городу - от дубленок до гондонов, пардон, девчонки!
- Что, вместе продаются? - в перерывах между глотками пива спрашивает грустно подпирающий голову свежеброшенный женой Антон Ярошенко.
- Зачем вместе? Отдельно, конечно. У меня три аптеки...
- Вместе логично! - в голос ржёт Стас: - Дубленку купили и айда праздновать, прими на вооружение!
- Пошляки! - хором фыркают девчонки.
- Это повезло, что раскрутился - это Коля Некрасов, сын прокурора города и хронический неудачник. Постоянно болевший и сыпавшийся на списываниях у товарищей, он почему-то вместо института попал в армию и ещё до присяги там очень неудачно сломал ногу, став инвалидом сразу второй группы: - У меня двоюродный брат с этим бизнесом так влип, что за ним сразу и менты и банкиры, и бандиты до сих пор гоняются. Если бы отец прокурором не был, уже давно убили.
- Это да, это согласен, - тряхнул патлатой головой Стас: - тут мозгов мало, в бизнесе ещё везуха нужна. Вот у меня тоже сначала ситуация была...
Как-то так получилось, что и Максим и Наталья выпали из кругов общения, оставшись среди большой кампании снова наедине.
- Замуж так и не выходила? - спросил он, грея в руке бокал с остатками вина и пристально разглядывая бывшую любимую девушку: - Не нашла никого?
- Времени нет, работы много - пожала плечами Наташа: - Да и узнать надо человека хорошо, куда спешить... Мы сколько друг друга знали, а чем кончилось? Не хочу снова обжечься.
- Занимаешься чем? Как вернулся, узнавал, расспрашивал о тебе - никто ничего толком не знает. Сейчас вон все в Интернет ударились, фотки свои выставляют, общаются. А тебя и там не найти. У Ленки только твои фотографии и нашёл, с годовщины выпуска.
- Испугался? - Наташа усмехнулась, вспомнив себя спустя год после выхода из больницы. Не сказать, что она сильно походила на "жертву нападения неизвестных, оставленную со следами насилия на лице", но сочувственные взгляды на улице обжигали её ещё долго. Конечно, от страшных гематом на половину лица следов уже не оставалось, швы на месте рассечений были почти не видны и даже два передних зуба выглядели лучше прежних. Самую большую проблему тогда составляло замаскировать недостаток выбритых врачами прядей волос над ухом справа, а все предложения остричь волосы и растить их равномерно по-новой Наташа отметала наотрез.
- Нет, - покачал головой Максим: - ты на тех фото такая странная была, хоть икону с тебя рисуй. Задумчивая, отрешенная. Меня тогда первый раз будто током прошило. Начал подозревать, что совершил огромную ошибку, убежав от тебя.
- Неужто красивее меня не нашёл? - удивилась Наташа.
- Красивее найти не проблема, таких-то полно... Только они все жадные как комары к осени. Либо просто пустые, что поговорить не о чем. Души нет. А ты всегда была как... Как свой пацан, но в юбке.
- Я думала, у вас такие сравнения не в ходу. Двусмысленно звучит.
- Компания не та, - неприятно улыбнулся Максим: - чтобы такие моменты соблюдать. Та часть жизни осталась за тем же забором. Люди везде живут и там тоже не самые плохие люди собираются. Самые большие подонки на зону как правило, никогда не попадают. Если меня боишься из-за этого - не стоит. Я там проще стал смотреть на жизнь и на других людей, соображать быстрее. А так я не сильно другой, чем был. Не вампир и не душегуб, по крайней мере.
- По нынешним временам звучит почти как реклама.
- Если ты на неё клюнешь, я буду очень рад. - Максим взглянул в её глаза с явным желанием получить ответ.
Наташа решила было закашляться, чтобы избежать необходимости что-то отвечать на это, но как нельзя более кстати на выручку пришла женская сторона стола, пригласив к обсуждению слухов о том, что их всегда модный и ухоженный учитель физкультуры Остапенко, который четверть века подсаживал на канат и брусья девочек, все это время сожительствовал с завучем Андреем Константиновичем, который своими придирками и утонченными издевательствами доводил до слез даже отпетых хулиганов. Пожалуй, впервые в жизни Наташа делала вид, что ей интересна эта тематика и желала, чтобы обсуждение высосанного из пальца бреда продолжалось подольше.
Постепенно, по мере увеличения количества выпитого, разговоры за их столом становились все громче и бессвязнее, пустых бутылок становилось все больше, а на тарелках остались лишь огрызки подсохшего хлеба, да россыпи окурков. Женская часть стола тоскливо жаловалась друг другу на безвозвратно ушедшие лучшие молодые годы, а среди мужской части Стас и Антон по результатам какого-то бессмысленного спора о политике вдруг вскочили и начали стаскивать пиджаки с намерением немедленно пойти на улицу и разобраться.
С кривой ухмылкой, не выпуская из угла рта сигарету, Максим легко расплел руки вцепившихся друг в друга драчунов и легко рассадил их обратно по местам. Девочки отметили это нестройными, но шумными аплодисментами.
- Тебе не кажется, что нам пора? - Максим поправил ворот рубашки, махом отправил внутрь остатки вина из бокала, который понемногу тянул уже часа полтора, игнорируя провозглашаемые одноклассниками тосты.
- Да, пожалуй, - согласилась Наташа: - скоро они перестанут нас узнавать. Только, Максим, чтобы не было недопонимания - нам с тобой в разные стороны.
- Неужто боишься все-таки? - снова неприятный испытующий взгляд.
Наташа выдержала его спокойно, не отводя глаз: - Я так понимаю, это пунктик такой? Нет, не боюсь. Просто мы живём в разных местах и разной жизнью. Я не хочу, чтобы у тебя появились какие-то неправильные иллюзии, что наша школьная история продолжается.
Он шутливо поднял руки: - Как скажешь. Но как мужчина я не могу бросить знакомую красивую девушку поздним вечером одну в сомнительном месте. Твоё отношение ко мне это твоё дело. А если с тобой что случиться, то это мне будет ещё один камень на совесть. Нужно мне оно?
Наташа молча пожала плечами, признавая в этом логику.
Уходили практически по-английски. Не по причине дурного воспитания, к этому моменту остающиеся за столом уже не обращали на них никакого внимания.
- Вот и ещё день долой, - на улице Максим шумно втянул прохладный воздух: - интересно было посмотреть на людей, с которыми столько лет были как родственники. Ни черта общего - будто в маршрутке на дальняк проехался. Девки вообще подурнели все. Кроме тебя, конечно.
- Дурацкая попытка польстить, - отозвалась Наташа: - когда будешь сорокалетней женщине рассказывать, что она красивее, чем двадцать лет назад, береги глаза - выцарапает.
- Заметано, спасибо за науку! - рассмеялся Максим, помогая ей надеть плащ: - Как-то в последнее время редко общаюсь с интеллигентными девушками. Взялся бы кто за перевоспитание дикаря...
- Это была реплика в пустоту, Максим. Можешь проводить меня до остановки, вон там. И разбежимся... ещё лет на семь. Как минимум.
- Вообще-то у меня машина на парковке, - он жестом руки указал на красную "Мазду" в тёмном углу стоянки.
- Вообще-то то ты пил сегодня. - Наташа направилась было в сторону автобусной остановки, но Максим придержал её за локоть: - Ну постой, пожалуйста! Я просто хочу подвезти тебя, и все. Клянусь!
- До первого гаишника? Я с пьяными не езжу.
- Не смеши - Максим дурашливо расставил руки и твёрдо прошёл приставными шагами по выложенному из кирпича поребрику туда и обратно, попеременно дотрагиваясь пальцами до кончика носа: - Нормальному мужику это что слону дробина. Даже в голову не шибануло.
- Тебе все равно в другую сторону, - продолжила отказываться Наташа: - лучше такси вызову.
- В такси сейчас черти кто работает от безденежья. - Он доверительно взял девушку за руку: - Правда, Ната, не бойся. Я понимаю, что тюрьма за спиной меня не красит, но ничего плохого я тебе не сделаю. Поехали! А гаишники так вообще не твоя забота, договорюсь, если попадемся.
Мощная машина быстро набрала скорость, пролетая квартал за кварталом по быстро пустеющим улицам ночного города. Максим управлял уверенно, держа руль одной рукой. Вторая лежала на рукоятке коробки скоростей, но чувствовалось, что ей очень хотелось переместиться на коленку спутницы. Чтобы не искушать судьбу ещё больше (за то, что поддалась уговорам дать себя подвести Наталья уже обругала себя последними словами из тех, которые старалась никогда не произносить вслух), она отодвинулась как можно ближе к двери и сосредоточенно наблюдала за дорогой.
Едва отъехали от кафе, Максим попытался запустить "музыкальную культурную программу" и недовольно поджал губы, когда Наташа решительно потребовала прекратить чьи-то гнусавые страдания о воле и маме, которая может не дождаться сорвавшегося в побег сыночка.
- Это правильные песни, Ната. Может, звучит не как в консерватории, но это про жизнь.
- Не про мою жизнь. Такого я никогда не понимала. Тот, который меня бил, может быть, тоже теперь сидит и такие песенки распевает.
Он повернул голову, посмотрел с выражением превосходства: - Чтобы понимать, надо самому через это пройти. Свобода, которую у тебя отобрали, дорогие тебе люди, к которым нельзя уйти долгие годы, жуткая одежда и жратва, которой на воле многие даже собак кормить не станут - это все здорово прочищает мозги. Ты такого даже на один процент не поймёшь. Того подонка я не оправдываю, сам убил бы гада. Но надо понимать, какая жизнь заставляет так поступать, как он.
- Ты сейчас на красный свет проехал, - Наташа с беспокойством бросила взгляд на стрелку спидометра, подбиравшуюся к отметке 100 километров в час: - и сбрось скорость, пожалуйста. Я хочу заснуть в своей постели. Что касается понимания - ты прав. Не понимаю и понимать не хочу. Нормальный человек должен и жить нормально. Учиться, работать, семью завести, детей вырастить. Гадости другим делать ни у кого нет права. А эти страдания - сначала попасть за решетку по своей дурости, и потом плакаться, как маму жалко - это все оправдания своей глупости и подлости.
Уязвило настолько, что Максим убрал вторую руку на руль, стиснув его крепкими пальцами, на двух из которых отчётливо приступили наколотые "перстни". Впрочем, скорость сбросил и на следующем перекрёстке затормозил как положено: - Знаешь, вот за такие же высказывания зимой я родному братцу лицо разбил...
Наташа усмехнулась: - Теперь мне разобьешь? Мне не привыкать, опыт есть. Самое трудное - ждать, останутся шрамы или все зарастет, пока молодая...
- Извини, я об этом не подумал. Просто не шути на такие темы с людьми, для которых это очень серьёзно.
Машина свернула на Почтовую, названием обязанную ещё в войну сгоревшему дотла зданию старого городского Почтамта. Отсюда до дома Наташи оставалось минут десять ходьбы пешком. Максим подрулил к одинокому ларька с тускло горящей над витриной лампочкой: - Схожу за сигаретами. Тебе взять чего-нибудь?
- Чего, например?
- Ну, пива, кофе, шоколадку...
- Говорят, обычно для дамы берут резинку с фруктовым вкусом и банку "Ягуара".
- Что? - замер недоуменно Максим.
- Шутка, - Наташа пожала плечами: - глупая шутка. Я устала и хочу домой.
- И не боятся же, - проворчал он пять минут спустя, шумно размещаясь на сидении и одновременно разрывая упаковку дорогих сигарет: - сидит дохляк очкастый, вокруг на километр никого, а ларёк кулаком развалить можно, вместе с решетками...
- Только без меня, - подняла руки Наташа: - не хочу как парень с твоей кассеты песни петь, как к маме хочется, да овчарки на вышках не пускают... Сам знаешь, у меня с вокальными данными плохо. А танцевать в лагерном костюмчике я смогу, но все равно печальное будет зрелище.
- Ты меня решила из себя вывести? - спросил он, с места разгоняя автомобиль километров до семидесяти.
- Скорее наоборот, ввести в себя. Мне кажется, что ты себе представил, что этот вечер может чем-то кончится...
- Каждый вечер обязательно чем-то заканчивается.
Они повернули на Красноармейскую - финишную прямую на пути к дому. Максим курил, полностью опустив окно и поглядывая на замолчавшую спутницу: - Слушай, а давай махнем в ресторан, а? Посидим спокойно, наедине. При всех мы почти не поговорили...
- Нет, спасибо, - отказалась она: - я устала, да и завтра мне на работу. Рано вставать.
- Завтра воскресенье.
- Шеф попросил выйти, срочные дела. Не успели все сделать за пятницу.
- Тогда послезавтра? На следующей неделе? Ты же не двадцать четыре часа и семь дней в неделю работать будешь.
- Все, приехали. - Наташа отстегнула ремень безопасности, протянулась за сумочкой: - Не стоит, Макс. Это все ни к чему. Сегодняшней встречи вполне достаточно.
Он припарковал машину метрах в двадцати от подъезда, рядом с парой облезлых гаражей. Стих двигатель, погасли яркие фары.
- А где ты хоть работаешь? Я попытался узнать, так ты такого тумана навела...
- Ничего особенного. Офисная работа в одной фирме. Платят неплохо, мне хватает.
- А как же медицина? Ты же поступила в медицинский, как я слышал?
Наташа усмехнулась: - Примерно там же, где твоя армия. Не сложилось, к сожалению. Спасибо, что подвез. Я пойду.
- Погоди... - Рука Максима, дернувшаяся удержать её, замерла на полпути: - На кофе не позовешь?
- Нет, не позову. Родители дома спят.
- Родители... У тебя кто-нибудь есть?
Наталья повернулась к Максиму, встретила его напряженный взгляд.
- Конечно, есть. Сколько лет прошло...
Он слегка кивнул, хотя по глазам было понятно, что ответ пришелся ему не по душе и заготовленный заранее текст пришлось проговоривать через силу: - Наташа, я собирался тебе сказать... Конечно, прошло много лет, мы долго не виделись. По моей вине, разумеется... Но ты за это время стала ещё красивее.
- По сравнению с тем, какой ты меня видел последний раз - конечно, - Наташа не удержалась от саркастической усмешки: - но все равно спасибо.
- Погоди. Наташа, я тогда совершил плохой поступок. Но попробуй понять, почему я так сделал. Я преклонялся перед тобой как перед идолом, божеством. Это было как наваждение. Я не шучу - если бы ты требовала бы приносить тебе жертвы за твоё внимание ко мне, я бы это делал. У меня комната была вся в твоих фотографиях, я пытался рисовать твои портреты и дико злился на себя, что ничего не получается. Я мечтал о том, что буду носить тебя на руках всю жизнь, у нас будет свой дом, много детей...
- А потом наваждение пропало...
- Потом... - Максим резко сел прямо, скрипнула кожаная оплётка руля, сжатая сильными пальцами: - Потом, когда я тебя увидел в тот день, в больнице, со мной что-то случилось. Я два дня ничего не соображал, не ел, не спал. Первый экзамен как сдал - не помню. Говорили, Мария Федоровна была в ужасе, впервые в жизни ученику помогла подсказками, иначе нужно было двойку ставить. Было ощущение, что мир рухнул, всё то, что я распланировал чуть ли не до старости, до счастливой старости рядом с любимой женщиной - все это тогда перестало существовать. Такого удара я в жизни не получал, хотя потом прошёл через многое...
- Зачем ты это сейчас рассказываешь? - Наташа украдкой взглянула на его напряженный профиль лица - Максим и тогда крайне редко мог признаться в своих ошибках, а с учётом его нынешнего опыта и возраста эта исповедь говорила о том, что на встречу выпускников он пришёл с определёнными планами.
- Я очень хочу, чтобы ты знала... Что в тот день пострадала не только ты. Моя жизнь вообще разлетелись вдребезги. Раньше ты меня не поняла, наверное... Потому я столь времени и не появлялся, хотя думал о тебе каждый день. И если бы ты выглядела иначе... ну, если бы последствия того остались бы на всю жизнь... Тогда я не смог бы тебе этого всего говорить, да и вообще бы не пришел на эту встречу, струсил просто. Но ты сейчас, это просто нечто. Когда увидел тебя сегодня, сердце заколотилось, в голове как колокол забил. Стоял и смотрел на тебя как дурак. То, что ты не со мной - это самое страшное наказание, которое я получил от жизни. Сломанная карьера, тюрьма - это неприятно, но к этому можно привыкнуть и пережить. Ты знаешь, когда это закончится, примерно понимаешь, как ты будешь жить и в это время и после этого. А как быть без любимого человека, который сейчас с кем-то другим - сердце про это ничего сказать не можешь. Все эти годы просыпаюсь с одной девушкой, с другой, с третьей - а мысль о тебе. Что было бы, если это была ты. Что было бы с моей жизнью, если бы я не предал тебя, не струсил, не убежал в ужасе, а остался у твоей кровати в больнице.
- Думаешь, все было бы по-другому?
Максим будто и не услышал вопроса: - Проклятые семнадцать лет! Когда думаешь, что ты уже взрослый мужик, который знает как ему жить и что делать, а на самом деле интеллект и поведение щенка, который ещё за мамкой бегает при всякой непонятности. Ну вот со мной за это судьба сполна рассчиталась. Если бы не оставил тебя, ни за что бы не встрял в ту историю в училище. Пытался тебя забыть, спутался с девками, пошли гулянки, пьянки. Девки непростые были, нужны были деньги, чтобы по уровню подходить. Пришлось крутиться. Ну и докрутились в итоге...
- Максим, я в-общих чертах об этом знаю - Наташа взглянула на часы: - не обижайся, но мне правда нужно выспаться. Завтра будет трудный день. Что ты от меня хочешь?
- Наташ, я извиниться хочу. За то, что тогда бросил и пропал. И... Я хочу начать все сначала...
Соколова взглянула на Максима с нескрываемым изумлением: - И как ты это себе представляешь?
Он откинулся на спинку сидения, с каким-то совершенно незнакомым выражением превосходства поймал ладонь девушки, повлек к своей груди: - Слушай, мы же взрослые люди, не щенки лопоухие. Что было, то было. Мы выросли, набили шишек, состоялись как люди. Ты ту историю пережила, расцвела даже, прости за цинизм. Моя судимость сегодня ничего не значит. Голова, руки, деньги - все есть. Чего нет - добудем. Я бы в армии так не поднялся, как сейчас дела делаю. За это не волнуйся вообще. Все для тебя сделаю, что скажешь.
- Максим, я тебя поняла. - Наташа с усилием вытянула руку: - Но не надо продолжать. Ничего не получится.
- Почему?
- Потому что нельзя ставить на стол вазу, которую семь лет назад разбили вдребезги. По крайней мере, в приличном доме.
Максим хмыкнул: - Интересная аналогия. Что дальше?
- Ты правильно сказал, Макс, мы выросли. И пошли каждый по своей дороге. Ты по своей, я по своей. Так сложилась жизнь. Отыграть все назад не получится, даже если этого очень хочется.
- Но попробовать-то можно! С тебя убудет что ли?
Наташа натянуто улыбнулась: - С меня не убудет, но ничего пробовать мы не будем. Это совершенно бессмысленно и только навредит и мне и тебе.
- В каком смысле?
- Во всех смыслах. Мы не просто стали старше на семь лет, мы по разным вселенным с тобой разлетелись. Все теперь по-другому - разные взгляды на жизнь, идеалы, цели, отношения с людьми. У тебя даже взгляд, жесты, манера речи изменились. Я тебя и узнаю и нет одновременно. Да и я наверняка выгляжу не такой, как ты меня запомнил до... До того дня, в-общем.
- Это всё из-за того, что ты не можешь меня простить.
- Я тебя простила в тот же день, когда ты пришёл ко мне в больницу. - Наташа демонстративно посмотрела на часы: - Я по твоим глазам тогда поняла, что вижу тебя в последний раз. Так что давай не будем тревожить прошлое. Получилось так, как получилось. Сегодняшняя наша встреча была важной и нужной, мы увиделись, поставили точки в той нашей истории, которая вправду оборвалась слишком внезапно. Но на этом, Макс, всё. Давай расстанемся по-доброму, как взрослые нормальные люди. Окончательно расстанемся.
- А моё мнение тебе не интересно? - резко спросил Максим: - Забавно вас, баб, слушать. Любовь вроде как была на двоих, а как что-то не так, то все решения принимает баба единолично!
- Ну вот, я уже и бабой стала... Так ты меня ни разу не называл, даже когда ссорились. Все, Макс, больше ничего нового мы друг другу не скажем. Я была рада тебя увидеть, узнать, что все нормально. А теперь мне правда пора. Прощай, Макс.
Наташа дернула ручку на двери машины, но ещё раньше сработал блокиратор открывания, быстро нажатый Максимом.
- Что за шутки дурацкие? - Она устало повернулась к нему: - Открой дверь.
- Какие шутки... - тихо проговорил Максим, быстро просовывая руку между креслом и спиной девушки и захватывая широкой пятерней её плечо. Вторая рука попыталась нырнуть в разрез её пиджака, но встретила стойкое сопротивление верхней пуговицы, а в следующую секунду неожиданно сильным ударом кулака была отброшена прочь.
- Кончай придуриваться, - потерпев неудачу в попытке притянуть девушку к себе, Максим начал наваливаться на неё всей своей немалой массой: - я тебя хочу, Натка! Ну, не ломайся, вспомни, как нам хорошо было...ох, сука!
Он отпрянул, с удивлением и злостью поднеся к глазам сильно укушенную руку.
- Ну как, приступ прошёл? - ситуация не располагала к веселью, но Наташа действительно искренне смеялась, вызвав полный бешенства взгляд бывшего возлюбленного: - Буря внизу улеглась? Макс, это прозвучит как дебильная фраза из дешёвого сериала, но ты сейчас падаешь в моих глазах. Я действительно не виню тебя за былое - для меня те обиды давно в прошлом и я даже понимаю твой испуг связать своё будущее с уродкой, утратившей в один миг всю свою красоту, которую ты увидел на больничной койке. Но то были естественные слабости, которые присущи большинству - немногие в семнадцать лет пошли бы против своего страха и мнения родителей. А сейчас ты ведешь себя просто мерзко. Где и кто тебя научил, что если женщина не согласна доставить тебе удовольствие добровольно, её нужно принудить силой? Ты же не таким был раньше, вспомни себя! Ты говорил, что для тебя счастье прижаться ко мне плечом, коленом, а от поцелуя в щеку потом неделю ходил в эйфории. Врал тогда?
- Не врал.- Зло проговорил Максим, растирая покрасневшую кожу с четким отпечатком аккуратных ровных зубов: - Сама же сказала, выросли мы и изменились. Тогда этого было достаточно, потому что времени было вагон и впереди его до хрена. Хоть год ходи уламывай. Сейчас смешно все это.
- Это не смешно. Это тебе женщины попадаются...непритязательные.
- А мне других не надо. Все просто - стол проставил, на тачке покатал по клубам, ночь кувыркаемся. Все честно и быстро. А ты что, все как принцесса - ждёшь и выбираешь? Как успехи? Кольца чего-то не наблюдаю...
- Ты меня хотел такой же увидеть? Скачущей из постели в постель?
- Ладно, проехали. Посмотрю на тебя лет через десять. Если замуж не выйдешь, сама будешь на первых попавшихся вешаться, лишь бы приголубили. Вы все такие, хотя каждая уверена, что с ней будет не так... Давай хоть поцелуемся, по старой памяти? Это тебе тогда сильно нравилось.
- Нет, Макс, целоваться не будем. - Наташа отрицательно показала головой: - И телефон тоже не проси - не дам. Всё, я пошла. Спасибо, что подвез, за извинения, желаю тебе счастья и всего прочего. Открой мне замок.
Максим помедлил, но ничего больше не сказал. Мягко клацнул блокиратор двери и Наташа тут же протянула на себя рукоятку. Вышла, одернула юбку, надетый нараспашку плащ и махнув на прощание рукой, быстро зашагала к своему подъезду.
- Стой! - Вдруг раздалось за спиной. Максим быстро догнал девушку: - Забыл совсем! Посмотри, что было в коробке на дереве...
В его подрагивающих руках Наташа увидела желтоватый листок с четкими стрелками сгибов. Рисунок был очень далек от художественной ценности, но лица парня и девушки на нем были узнаваемы, если знаешь, кто это.
Наташа помотала головой: - Нет, нет. Я сожалею, но нет. Прощай.
Максим неотрывно смотрел ей вслед. После того, как за Наташей закрылась стальная дверь, он молча уткнулся лбом в ребристую оплетку руля.
На часах была почти полночь и Наташа постаралась как можно тише проскользнуть в квартиру, чтобы не потревожить родителей. Отец уже год мучался бессонницей и будить его не стоило. Иначе он ходил бы по квартире до утра, включая то телевизор, то без конца кипятя чайник, ушёл на работу злым, а вечером высказал бы всё, что думает о своей беспутной дочери. Лишний раз попадать под этот моральный пресс не тянуло совершенно, потому Наташа все передвижения из прихожей в ванную, из ванной на кухню и из кухни в свою комнату совершала на цыпочках. По пути к кровати она успела перекусить парой бутербродов, запив их горячим чаем, скинуть одежду, сменив её на короткую шёлковую ночнушку, тщательно умыться и поставить будильник в телефоне на 7.30 утра. Уже забравшись в постель под уютным мягким светом лампы-ночника, Наташа поймала себя на мысли, что даже не думает о том, что происходило менее получаса назад. А ведь утром, узнав, что на встрече среди бывших одноклассников будет Максим, когда-то "её Максим", сердце заволновалось в неизвестности. Вдруг твердое себе обязательство не прощать самого большого предателя в своей жизни растает от каких-то нахлынувших чувств и забытая школьная любовь вспыхнет по-новой. Зря волновалась, обошлось. Не то что не вспыхнуло, искорки не проскочило. От того Максима, ничего не осталось, сегодня перед ней был совершенно чужой человек, знакомиться с которым не возникло ни малейшего желания.
Наташа повернулась на бок, зарылась лицом в мягкую подушку, пытаясь опустошить голову от мыслей и уснуть - впереди действительно был непростой день. Но прошло пять минут, десять, а сон не спешил приходить. Включила свет. Протянув руку к полочке рядом с кроватью, взяла до половины прочитанный "Террор" Симмонса, попыталась сосредоточиться на ужасной судьбе английских полярных исследователей. Это с детства всегда успокаивало перед важными событиями или после неприятных историй - читать или смотреть фильмы о людях, которым приходится значительно хуже, чем тебе сейчас. Но строчки прыгали, воображение давало сбои, память подсовывала сцены далёких школьных лет, про которые она давно уже и не помнила. Думала, что не помнила. Вот девятый, что ли, класс, самое начало. В школьном походе накануне Первого сентября переходили речку вброд и Макс тащил её на спине. На середине оступился, присел, моментально промокнув по пояс в ледяной воде, а её не бросил, даже руки не дрогнули, хотя тогда она много новых слов услышала, от которых покраснел даже бросившийся на помощь учитель физкультуры. А потом у костра, пока девчонки бегали искать одеяло, она растирала ему ноги спиртом. Максим стучал зубами о край железной кружки с чаем и пытался тихо признаваться ей в любви. Получалось плохо - половина звуков пропадала по пути, но она все понимала и млела от романтики и необычности такого признания...
А это уже десятый, точно десятый. После празднования Дня рождения Наташи все разошлись и они с Максимом сидели в обнимку в кресле в тёмном уголке комнаты, смотрели на поздний снегопад за окном и тихо шептались, вспоминая книжных и киношных героев - сверстников, на которых они могли бы походить. Почему-то выходило, что ни кого из положительных персонажей они не походили. Таким нужно было обязательно страдать, преодолевать недостатки характеров, жизненные преграды или коварные интриги разлучников и недоброжелателей. И только у плохих персонажей все было ровно - и внешностью бог не обидел, и умом тоже, и жили далеко не в нищете, и родители на радоваться не могли на сладкую парочку. Даже интриг против них никто не поел всерьёз. Завистливые разговоры и взгляды за спиной не в счёт. Макса обожала половина девчонок школы - коренастый, атлетический сложенный, с острым умом и чувством юмора, смелый и пробивной парень. Наташа была под стать - высокая, красивая, длинноволосая, с точечной фигурой фотомодели и несомненным вкусом в одежде и прическах, подкреплённые финансовыми возможностями родителей. И при этом отличная и дисциплинированая ученица - не слишком частое и завидное сочетание. Одним словом, не походили они ни на героев классики вроде Ромео и Джульетты, ни на более современные им образы, как в замечательном "Вам и не снилось".
- А может мы с тобой негодяи? - шептала Наташа, бдительно отслеживая попытки Максима продвинуть руку под подолом её платья выше дозволенного предела.
- Почему? - удивлялся Максим, зарываясь носом в мягкие локоны девушки: - Мы же никому ничего плохого не сделали?
- А мы скрытые негодяи...тайные... - и Наташа закатывала глаза, когда он сжимал её талию и приникал к волнующим приоткрытым губам.
- Негодяйка моя любимая! - Пользуясь возможностью, он опрокидывал девушку на спину и проводил рукой вдоль её бедра, с лёгким шуршанием сминая по пути подол платья: - Я тебя так обожаю!
- Тьфу, вот же лезет в голову! - вслух проговорила Наташа, садясь на постели и отыскивая ногами мягкие тапочки. Потушив ночник, пару минут сидела молча, глядя через вполовину зашторенное окно на прикрытый дымкой облаков полумесяц.
- Абсурд какой-то. - Окно необъяснимо манило к себе. Ведь только что казалось, что всё - пустой звук? Тогда почему сейчас не заснуть?
Она вытянулась во весь рост, подложила руку под голову. Так в чем же дело? Неужто что-то тронуло сердце? Она без труда восстановила перед собой образ Максима. Было что-то, что понравилось, захотелось бы увидеть снова вблизи? Взгляд, глаза? Чужие, злые, даже отталкивающие. Черты лица - лоб, рот, скулы, подбородок? Ничего от того Макса, милого, доброго, любимого. Что ещё? Руки? Хотела бы ощущить их на себе, на своём теле? Явственно вздрогнула. Нет, тут сомнений меньше всего. Когда в машине он попытался насильно добиться взаимности, еле удержалась, чтобы не ударить его в лицо. Значит, не в сегодняшнем Максиме дело. Во вчерашнем. В том, которого нет и не будет. А если уж совсем быть честной перед собой - дело в том чувстве, которое она после Макса никогда больше не испытывала. Флирт, ухаживания, симпатия - да, недостатка в этом она не знала никогда в жизни. Дружба? Отец начинал ругаться не хорошими словами, когда она кого-то представляла своим другом. Категорически не верил в существование таких отношений между мужчиной и женщиной, находящимися в репродуктивном возрасте. Хотя, наверное, просто чрезмерно оберегал добродетель дочери. Она утверждала обратное, на что отец обычно отвечал, что застать такого друга в её постели и без штанов - только лишь дело времени.
А вот что касается Любви, чтобы цепенела от нежности душа, чтобы озноб бежал по коже в предвкушении встречи с любимым человеком, чтобы хотелось отдаться каждой клеточкой тела в его руки... Очень такого хотелось, но по сей день это оставалось только умозрительной девичьей фантазией, основанной больше на любовных историях из кино и книг, чем на собственных чувствах.
Тогда чем манит приоткрытое окно? Что это может доказать или изменить? Воскрешение прошлого не произойдет, новое воплощение этого человека её не устраивает совершенно. Тогда какого же чёрта? Она быстро встала и подошла к окну сбоку. Аккуратно, чтобы было незаметно снаружи, чуть отодвинула край тяжёлой шторы, выглянула во двор.
Красная "Мазда" Максима стояла напротив подъезда, через тонированное лобовое стекло явственно был виден разгорающийся и тухнущий красный огонёк сигареты.