И увидел Пила сон. Приснился ему шатун или, как его еще звали, жердяй. Этот призрак последние пару недель появлялся в безлюдных местах возле городища, а в сумерках, ночью, или в предрассветном тумане подходил и к самой изгороди. Он был ростом локтей до десяти, полупрозрачный, похож на худющего, бледного до синевы мужика в белой рубахе и подштанниках, с длинными но редкими седыми волосами и бороденкой. Шатун обычно ходил, внешне не обращая никакого внимания на людей, но пропадал, едва к нему кто-нибудь приближался сам, или просто окликал. Теперь же, во сне, вел себя иначе. Приведение сам махал Пиле рукой, словно зовя идти за собой, но Пила не мог никак до него добежать, сколько не пытался - ноги его непонятно отчего налились невероятной тяжестью и отказывались двигаться. Шатун же наоборот отдалялся, постепенно скрываясь в окутавшем все вокруг густом тумане. "Куда мы! Куда!" - закричал Пила, отчаявшись настигнуть призрака, а тот вдруг ответил: "В лес пошли: там Краюха белку ловит!" И правда, кругом действительно оказался лес, так же затянутый туманной дымкой. Бредя меж деревьев на чудесным образом оживших ногах, Пила немедленно наткнулся и на Краюху. Младший брат сразу схватил одной рукой старшего за грудки, другой тыкал вверх и кричал: "Там на дереве белка, давай срубим дерево и белку поймаем!" Тут же он выхватил топор и стал рубить дерево, крича: "А ну, слезай, слезай, не то хуже будет! Слезай! Слезай! Отворяй! Отворяй!" Удары топора становились все громче и громче, будто бревном долбили в ворота, только очень быстро: бах бах бах бах...
- Отворяй! Отворяй, кому сказал!
Бах бах бах бах бах...
Ворота трещали и содрогались от частых тяжеленных ударов.
Пила подскочил, вылез из сарая и открыл ворота. Тут же во двор, не поздоровавшись и не спрашивая разрешения, ворвались по очереди двое. Тот, что шел впереди, был ростом чуть ниже среднего, но очень широкий в плечах и плотно сбитый, на вид лет под сорок, с рыжими волосами, уже отступившими ото лба и темени. Голова, размером с ведро, сидела на могучих плечах, кажется, совсем без шеи. Маленькие кабаньи глазки глядели свирепо. Надет был на кряжистом муже расстегнутый нараспашку кафтан, перетянутый поверх кушаком, а под кафтаном - красная рубаха. За поясом торчал длинный кинжал в изукрашенных каменьями ножнах.
За этим гостем следовал другой, повыше, поуже в плечах и худощавый. Без кафтана, в зеленой рубахе, и опоясанный мечом. Голову покрывал колпак с длинным острым концом, свешанным на грудь. Был этот второй незнакомец на вид помоложе рыжего крепыша, но в его черных волосах, клочками торчавших из-под шапки, виднелась редкая проседь. Лицо у него было брито, а взор - спокойным, и словно немного усталым.
- Спишь, что ли? - рявкнул коренастый.
- Сплю, да... А вам чего? - спросил хозяин.
- Ты Пила? Краюха - твой брат?
- Да, а...
- А-а-а... - передразнил его рыжий - С нами поедешь!
- Стой, Коршун! - попридержал его второй - Нам сторож сказал, твой брат нанялся провожатым к какому-то проезжему, так?
- Да, так. - подтвердил Пила.
- А кто он такой, кем назвался? - спросил длинный.
- Сказал, что у князя на службе, что едет из гор в Стреженк по делу.
- Ясно, что по делу, вот только по какому, и у какого князя он на службе! - выпалил недовольно Коршун.
- Вот что, Пила: - сказал длинный - Меня Рассветник зовут, а это Коршун. Мы сами княжьи люди, два дня как из горного лагеря, от главного воеводы Барса. Он оттуда никого не отпускал, тем более ни по какому делу не отправлял в Стреженск. Зато нам доподлинно известно, что вашими местами зачем-то в Новую Дубраву едет бенахский лазутчик и убийца. Руки у него по локоть в крови.
Пила похолодел.
- В лицо мы его не знаем, но думаю, его и взялся проводить твой брат. Дорогу, которой они поехали, знаешь?
- Знаю.
- Тогда придется тебе с нами ехать. Догнать их нам надо как можно скорее. Куда этот бенах поедет дальше из Новой Дубравы, мы не знаем, и брата твоего отпустит подобру-поздорову или нет - это тем более никому не известно. Так что если они раньше нас в город попадут - считай пропало. Собирайся, да поскорее!
- Да слышу! - не то согласился Пила, не то огрызнулся.
- Чего? Ты мне порычи еще! - грозно двинулся вперед Коршун. Пилу обдало густым запахом кислого ржаного хлеба из его рта.
- Стой! Давай-ка без этого... - снова поспешил Рассветник угомонить своего товарища, не в меру ретивого в княжьей службе. Он сказал что-то Коршуну вполголоса, и тот сразу вышел со двора. Сзади за поясом у него болтался боевой молот.
- Собирайся давай. Время не ждет - твой брат в опасности. Лошадь у тебя есть?
- Есть, да Край на нем уехал...
Пила изготовился в дорогу еще быстрее чем недавно Краюха. Всего делов: в избе нашел накидку, ноги обмотал, вышел со двора да ворота подпер снаружи. Оказалось, что кроме Рассветника с Коршуном, снаружи ждали еще двое. Оба сидели верхом, на левом боку у каждого висел меч. Рядом топтались два оседланных коня.
Сторожевая вышка пустовала. Колючка со своего поста куда-то отлучился и ворота городища остались безо всякой защиты, но на улице народу прибавилось. К воротам с реки поднимались однорукий Водопьян и его жена Синичка. Была она настоящая красавица, и сам Пила бодался когда-то за нее с Водопьяном, но неудачно - Синичка предпочла Пиле своего теперешнего мужа. "Интересно, кого бы она теперь выбрала, когда он об одной руке? Уж наверное, не его!" - мысленно спрашивал иногда парень. Впрочем, Пила считал такие мысли непристойными, и ему не пришло бы в голову снова добиваться жены городищенского героя.
- Водопьян! - окликнул его Пила.
- Будь здоров... - ответил сосед и любопытно покосился на четверых всадников.
- Я в Новую Дубраву поехал, за Краюхой. Там дело срочное. Хвостовой жене скажи! И скажи, пусть за молоком пока ходит!
- Ладно. Скоро будете?
- Скоро! Как управимся, сразу будем... Завтра или послезавтра.
Поехали так быстро, как только мог выдержать Пила, болтавшийся на голом крупе позади Коршуна. В каком смятении он находился, можно себе представить - так просто поддался на уговоры врага, да еще сам, не моргнув глазом, отправил с ним родного брата! И не просто отправил, а спихнул, спровадил поскорее - лишь бы не самому, лишь бы от него, Пилы, отвязались! Неизвестно на что обрек, на какие злоключения, может быть и на смерть...
"Все-таки не должно ничего с ним случиться, - думал Пила, пытаясь успокоиться - Не затем ведь этот бенах сюда из-за Хребта пробирался, чтобы убить Краюху. Разве что только сам король его к себе позвал и повелел: "в Горюченском Городище живет пильщик Краюха, поезжай и убей его!" Нет уж! Ну доведет он его до Дубравы, а там, если он и правда какой-то тайный посланник, то для чего ему убивать проводника? Чтобы себя обнаружить лишний раз? И для чего нам здесь говорить, куда поехал, да еще и проводника брать! Куда его Краюха провожает, в городище все равно теперь знают - и я знаю, и Колючка. Значит, незачем ему руки марать... Или, может...
Нет, на сей раз успокоиться не получалось.
Всадники спустились с крутого берега, проехали недолго по дороге вдоль Горючей, и в месте, где река поворачивала направо, двинулись в поля, на непроторенный прямой путь. Впереди ехали парой Рассветник со вторым своим спутником по имени Клинок, самого низкого роста из всей четверки, по лицу которого было не понять, молод он, или зрел. Взгляд Клинка был внимательным и по-недоброму холодным - не смотрел, а целился из-под надбровий. Кости на его лице выдавались вперед плотными гребнями. Следом, ехал Вепрь - кажется, самый молодой из четверки, долговязый, с узким лицом с крючковатым острым носом и глубоко посажеными округлыми глазами. Парой с Вепрем - Коршун с самим проводником вдобавок.
Скоро добрались до леса, и здесь перестроились в один ряд, гуськом. Коршун с Пилой теперь скакали первыми, указывая остальным путь. Ехать стали медленнее, и оттого на душе у Пилы кошки скребли все зануднее. Время утекало. Солнце неуклонно шло на закат, а по приметам, заметным Пиле, вся дорога еще была впереди.
- Стой! Стой, Коршун! - окликнул кто-то сзади.
Коршун остановил коня и повернул к товарищам боком.
Рассветник стоял в стременах, чуть приподняв руку, призывая к тишине. Все молчали, глядя на него и прислушиваясь. Кони переступали с ноги на ногу, шурша прошлогодней листвой. У Вепря лошадь потянулась мордой на кусты, и смачно прохрустела подвернувшимся лакомством, но всадник мигом одернул ее...
Пила тоже прислушался, но ровным счетом ничего подозрительного не различил. Рассветник все слушал, даже чуть прикрыл глаза... показалось, что ли? Пила видел, как все встревожены, и как напряглись, но ничего не понимал.
- Неладно... - тихо сказал Рассветник - Наследил где-то поблизости...
За мной! - вдруг выкрикнул он и рванул с места, налево от прежнего пути. Остальные кинулись за ним, обгоняя друг друга. Коршун теперь уже мчался как мог, не задумываясь о своем втором седоке, и Пила подпрыгивал на лошадиной заднице как хороший лягушонок. Еще минута такой скачки, и полетел бы он вверх ногами, но на его счастье, Рассветник скоро сбавил шаг, а потом вовсе остановился и слез с коня. Все спешились по его примеру. Спустился на землю и Пила.
Рассветник снова вроде как послушал, посмотрел кругом, привязал коня и пошел вперед - осторожно, ничего не говоря, только поманив остальных взмахом руки. Пила, уже привыкнув к такому обращению, следовал позади всех.
Прислушиваясь, поглядывая по сторонам и останавливаясь через два-три шага, Рассветник провел маленький отряд около полсотни обхватов. Потом он чуть приподнялся на цыпочках, вытянул голову, словно что-то в траве заметив...
- Клинок, поди-ка ко мне. - Негромко позвал он - Остальные стойте на месте.
Вдвоем они отошли еще на пару шагов, и остановились, разглядывая что-то лежащее перед собой.
- Да... - донесся до Пилы приглушенный голос Клинка - Нагадил так нагадил... Гляди: его пометка, точно...
Пила, почти вне себя от охватившего его тихого отчаяния и страха, двинулся было к ним, но тут на плечо ему опустилась тяжелая как балка рука. Пила оглянулся - рядом с ним, хмуро глядя маленькими глазками в рыжих ресницах, стоял Коршун.
- Постой, парень! Нам с тобой лучше здесь подождать. - сказал, а вернее - предупредил он. Пила повернулся к Молнию с Клинком, но подойти уже не пытался.
- Дела, брат... тем временем говорил Рассветник товарищу - Что будем делать?
- А ты что думаешь? - переспросил Клинок.
- Думаю, гнать за ним надо, пока след не простыл, не то уйдет.
- Солнышко садиться, его время приближается. - как будто возразил Клинок.
- Считаешь, может глаза отвести?
- Может. Да и не все мызнаем, что он может. Надо обряд готовить, пока он нас не учуял, как мы его сейчас. Если учует, тогда, да еще на ночь глядя - так запутает...
- Думаешь, еще не заметил? Зачем тогда кожу сбрасывает? - спросил Рассветник.
- Он и в горах уже досыта нагадил, и за горами, поэтому и сбрасывает. За этем и провожатого взял.
- За этим и взял, для чего ж еще! Дорогу эту он и так знает как жаба свое болото. Зачем бы ему еще нужен был провожатый...
Пила слушал, и ужас его все усиливался оттого, как зловеще звучали слова княжьих людей, и оттого, что чем дальше он слушал их, тем больше недопонимал.
- Поди-ка сюда, пильшик. - позвал его наконец Рассветник. Пила подошел...
В траве перед ним, округлив распахнутые в небо, вытаращенные глаза, раскрыв рот, в который уже проникла усеявшая щеку и подбородок муравьиная свора, в закоченевших кистях сжимая комья земли вперемешку с травой, лежал на спине их с Краюхой сегодняшний суровый гость-проезжий. Лоб у него как будто был вымазан чем-то черным. Присмотревшись, Пила понял, что это кожа обуглилась дочерна от сильного ожога.
Теперь он уже совсем ничего не понимал. Ровным счетом ничего.
- Этот к вам приезжал? - спросил его Рассветник.
Пила кивнул.
- Этот... Этот, но... Он чего?
- Мертвый. Не видишь что ли! - негромко сказал Клинок, переводя свой недобрый исподлобный взгляд от тела на Пилу.
Пила посмотрел на Клинка, затем на Рассветника, затем назад, где поодаль стояли Коршун и Вепрь. Все глядели на него, не произнося ни слова, и молчание это было таким же пугающим, как давешние невнятные речи.
- Не он это... - прошептал Пила, подумав, куда клонят княжьи люди - Не мог Краюха... Не мог он его... Да и зачем ему... Не он...
- Знаем, брат-пильщик. - прервал Рассветник - Знаем, что не он, об этом и говорить нечего. Только тебе от этого не легче. Брата твоего уже нет в живых.
- Как нет...
- Разбивайте ночлег, друзья. И готовьте обряд. - Сказал Рассветник во всеуслышание, а затем обернулся снова к Пиле:
- Послушай, Пила. Ты прости, что мы тебе все, как есть, сразу не сказали. Мы сами, видишь, думали, что может быть, еще обойдется, только вышло как вышло, и ничего уже не сделать. Твой младший брат умер днем на этом месте, хотя ноги его до сих пор ходят, и глаза глядят...
- Как это? - удивился Пила.
- Ты Ясноока помнишь, конечно.
- Затворника, что ли? Колдуна в Стреженске?
- Да. Слышал о его подручных, злыднях?
Кто о злыднях в Горюченском Городище не слышал! Хоть и не появлялись они там ни разу, но молва о них разлеталась быстро и далеко. Как они звали друг друга между собой, Пиле никто не сообщал, да никто наверное и не слышал, а люди тайно вполголоса прозвали - злыднями. Были они из всех слуг затворника самыми доверенными - все важнейшие дела поручал он только им. И если злыдень появлялся в каком-нибудь ратайском городе, то все уже знали, по чьему поручению он прибыл. Без воли Ясноока они вообще не покидали княжеского двора в Стреженске, а по его приказу добирались в самые отдаленные края, творили его волю и действовали всегда от его имени. На это Ясноок дал своим ближним слугам большую колдовскую силу. Страх перед ними был столь же сильным, как страх перед самим затворником, черным князем ратайской земли.
Пила кивнул.
- Так вот, из них, злыдней, один сегодня приехал к вам в городище. Приехал в обличии человека, дух которого он убил много дней назад, а в тело вселился. Теперь то же самое он и с твоим младшим братом сделал, вселился в него, а старое обличие, пустое мертвое тело, здесь бросил. Понимаешь?
- Понимаю. - сказал Пила - Теперь понимаю.
Что творилось сейчас у него в голове и в сердце - пером не описать.
У него не было никакого доверия к словам этих невесть откуда свалившихся людей. Да и говорили они вещи небывалые. Между тем мертвым Краюху Пила не видел, представить, что злая колдовская сила истребила его дух и завладела телом - не мог, и смерть брата не могла быть для Пилы чем-то очевидным. Но человек, с которым Краюха уехал утром, лежал здесь бездыханный с выпученными глазами, по следу его шли вооруженные княжьи люди...
И вдобавок звучало имя Ясноока...
Не оставалось уже сомнения - Краюха вляпался во что-то теперь уже действительно страшное - может быть, даже страшнее, чем подрядиться в провожатые к бенахскому разведчику. Но чем было это что-то...
Ощущение не возможной, а уже свершившейся беды пугали парня вдвое больше прежнего. Незнание и непонимание этой беды увеличило ужас в десять раз. Собственная беспомощность - обессиливала: будь у Пилы возможность как-то все исправить, как угодно, хоть самому сложив голову, он бросился бы не размышляя. И страх, и тоска по родичу уступили бы место немедленному, действию для его спасения. Тогда и задумываться было бы не о чем - руки сами бы взяли бы верх над головой... Но нечего было сделать. От этой бесполезности самого себя и тело отказывалось двигаться, и разум словно заволокла муть.
И если бы в этот первый миг, вдобавок ко всему несчастью, Пиле пришло бы еще в голову уже промелькнувшее сегодня ощущение, то, которое полностью он почувствует завтра - чувство его собственной вины во всей беде... Тогда рассудок Пилы мог бы и вовсе не устоять...
Смеркалось. Витязи осмотрели как следует окрестности, разожгли костер, сварили в котелке кашу, съели ее с сухарями и с салом, выпили по пол кружки вина и готовились устраиваться на ночь. Пила все это время сидел на одном месте, не проронил ни слова и к еде не притронулся. Сейчас он, также молча, сидел и смотрел на горящий огонь. Ни на что происходящее вокруг, он не обращал никакого внимания, разве что изредка прихлопывал на шее или на лице особо болючего комара. Не заметил он и как четверо его новых знакомых расположились около костра кружком.
- Эй, парень! Слышишь? - будто от сна его одернул Коршун.
- Что? - тихо сказал Пила.
- Не спи. Сейчас будем обряд совершать.
Слева от Пилы сидел Рассветник, дальше - Вепрь, Клинок, и справа - Коршун. В руках у Рассветника Пила увидел большую, на три четверти наполненную чем-то деревянную кружку. Рассветник держал ее перед собой, бережно обхватив обеими ладонями и заглядывая внутрь. Все наблюдали за ним внимательно и слегка напряженно.
- Начнем. - сказал наконец Рассветник, окинул всех взглядом последний раз, и снова повернувшись к своей кружке, заговорил:
- Человек, живая душа! Ты, неупокоенный, скорбящий, умерщвленный до срока, принужденный скитаться, искать себе пристанища и не найти, пока не истечет время отпущенное тебе на белом свете! Ты, принужденный бессловно, бесслезно скорбеть о своей гибели! Мы принуждены вместе с тобой скорбеть о твоей гибели. Мы братья тебе - по отцу, вечному небу, по матери - сырой земле, по всему человеческому роду! Один отец у нас с тобой, одна мать у нас с тобой, одна печаль у нас с тобой, один враг у нас с тобой! Как мы скорбим о твоей беде, как земля и небо скорбят о твоей беде, так ты опечалься нашей бедой! Встань на нашу защиту, чтобы мы рассчитались за нашу с тобой обиду, за вину перед землей и небом, за вину перед всем нашим родом! Кровью, пролитой без вины, укрой нас от колдовского взора, чтобы врагу твоему, врагу нашему, врагу земли и небес, были мы невидимы, чтобы мы были ему неслышны. Чтобы он нас не слышал, когда будем рядом, и не видел, когда приблизимся к нему. Тогда наш враг ответит за твои и за наши обиды, и за всех убитых им, и за всех живых, которых обидел, за вину пред небом и пред землей! В том надейся на нас, а мы на тебя надеемся, как на верного брата!
Сказав так, Рассветник выпил из кружки глоток и передал Вепрю.
- Да будет так! - сказал Вепрь, выпил и передал Клинку
- Да будет так! - повторили то же Клинок и Коршун. Потом Коршун протянул кружку Пиле.
- Скажи, и пей до дна.
- Да будет так...
Приторно-сладкая терпкая едкость окатила Пиле Глотку, засвербила, защекотала в ноздрях. Теплом прошла по горлу и растеклась по груди, по животу. Коршун и Клинок поднялись с земли. Рассветник взял у Пилы кружку. Обряд закончился.
- Вино? - спросил Пила.
- Да. Вино и кровь. - ответил ему Вепрь. В речи его звучал сильный говор - странный, совсем незнакомый Пиле.
- Как кровь? Чья?
- Человека, который был для злыдня его телом. Рассветник добыл кровь из жилы мертвого, и добавил кровь к вину. Злыдень убил этого человека давно, а теперь его кровь послужит нам укрытием против колдовского глаза. А теперь, горожанин, будем ложиться ночевать.
После, когда уже стемнело совсем, когда доели остатки ужина и выпили остатки вина, когда решили кому за кем стоять в карауле (первым выпало Коршуну) и устраивались под плащами и покрывалами, Рассветник сказал:
- Вот что, Пила. Тебе хочешь-не хочешь, а придется завтра с нами ехать.
- Зачем?
- Затем, что твоего брата мы в лицо не знаем, а глаза злыдень заморочить может так, что сам леший его не разберет. Поможешь нам его узнать. Понятно? Теперь спи.
Пила не стал ждать, пока сон сморит его, а лег, закрыл глаза и тут же провалился в черную кромешную тьму без сновидений.