Скиннер Чарльз Монтгомери. Истории пуританской земли

Евангелина

Захват англичанами той страны, что вскоре была переименована в Новую Шотландию, был одним из жесточайших событий в истории*. Землю эту населял добрый и веселый народ, у которых было немало веры, немного законов, в обилии - еды и питья, и никаких сборщиков налогов или судей, одним словом, эти люди именовали себя акадийцами, ибо они сотворили свою землю подобно греческой Аркадии**. Британские корабли охотились на них, захватывали безоружных и беззащитных, втискивали их на борт суден - часто разделяя мужей и жен, родителей и детей, - рассеивали их за горами и за долами, без малейшей надежды вернуться домой, и на останках мира и благоденствия водрузили знамя с крестом Святого Георгия***. На берегу бухты Минас до сих пор можно основания тех домов, что пришлось покинуть, и среди них руины Гран-Пре.

Здесь жили Евангелина Белльфонтен и Габриэль Лажёнесс, и перед приходом англичан они только успели отпраздновать свою помолвку. После того как их люди были арестованы, возлюбленные ждали, что их отошлют вместе; но большинство мужчин находились под стражей, и Габриэль уже плыл на корабле в море, - ни он, ни она не знали, куда его отправили, - в то время, когда Евангелина оказалась в отчем доме совсем одна, потому что треволнения и горе оказались непосильными для ее старого отца. Его похоронили на берегу, как раз перед тем, как местных женщин согнали на борт. Когда корабль отошел от берега, они печально глядели назад, на свои дома, над которыми поднималось пламя и дрожал дым; не было больше для них Акадии. Англичане хорошенько подумали, как уберечься, чтобы люди этой земли не собирались вместе и не строили планы мести, они рассеяли их по всей Америке: от Ньюфаундленда - и до саванн на юге.

Евангелину увезли не так далеко, всего лишь в Новую Англию, но без Габриэля любые земли для нее были мрачны, и она отправилась искать его, нанимаясь на работу то там, то здесь, и изредка робко рассматривала камни на свежих могилах, прежде чем отправиться в путь дальше. Однажды она услышала, что он стал "лесным гонцом"**** в прериях, в другой раз, что его видели в низинах Луизианы траппером, но те из людей, что окружали ее, высмеивали ее верность и настаивали, чтобы она вышла замуж за сына нотариуса Леблана, который искренне любил ее. На это она отвечала одно: "Не могу".

Она сплавилась вниз по рекам Огайо и Миссисипи в небольшой компании тех, кто искал французские поселения, где язык, вера и простота жизни напоминали бы Акадию. Они нашли их на берегу реки Теке и добрались до дома пастуха Габриэля в тот самый день, когда он ушел на север в поисках Евангелины. Вместе с добрым священником, что поддерживал ее в годы отчаяния, она повернула назад, чтобы нагнать его, и месяцами они брели по ложному следу в прериях и лесах, в горах и болотах, свободные среди дикарей, пока наконец не вернулись в Филадельфию. С разбитым сердцем, но столь же мягкая и добрая после страданий, которых ей довелось хлебнуть, Евангелина, названная в честь ангелов небесных, стала служить милосердию и в черном платье монахини приносила утешение больным и беднякам. Болезнь пронеслась по городу, и тех, у кого не было ни друзей, ни родных, отправляли в странноприимный дом, куда, как обычно, мягким воскресным утром шла Евангелина - успокаивать дрожащих в лихорадке и облегчать сердца умирающих.

Некоторые из больных исчезли, и их места заняли новые. Неожиданно с лица Евангелины сошли краски, и она, с восклицанием: "Габриэль, любовь моя!", опустилась на колени у постели преждевременно состарившегося человека, что задыхался в агонии. Он медленно очнулся от своего забвения и попробовал выговорить ее имя. Она прижала его голову к своей груди, поцеловала его, и один миг они были счастливы, пока свет в его глазах не погас, и тепло не покинуло его сердца. Она закрыла его глаза и склонила голову, ибо теперь ее путь стал ясней, и Евангелина поблагодарила Господа, что все случилось именно так.

*Изгнание акадийцев (Великое изгнание, депортация франко-канадцев) происходило во время Франко-индейской войны в 1755-1764 гг.

**Аркадия в классической античной литературе описывалась, как место единения с природой, жилище бога Пана и его дриад и нимф. Название "Аркадия" (без буквы "р") в Канаде появилось благодаря путешественнику Джиованни да Веррацанно в начале шестнадцатого века.

***Английский флаг с красным крестом на белом фоне.

****Лесные гонцы, les coureurs de bois - трапперы французского происхождения.

Храп Свунксуса

Настоящий владелец Оленьего острова у берегов штата Мэн - во всяком случае, тот, кто был им сто тридцать лет назад, - носил звучное имя Свунксус. В окрестностях славилось не только его имя, ведь где бы ни появлялся Свунксус, недалеко оказывались и горячительные напитки. Незадолго до войны за Независимость на остров явился человек по имени Конери, бежавший из Бостона, и он начал бороться за выбранную им жизнь, как мог. Однако, чем дольше он жил в этих краях, тем больше росла его алчность. Свунксус был не против разделить свои владения с белым пришельцем, но того не устраивала лишь половина. Если говорить начистоту, то в земле Конери не нуждался, он лишь желал ею обладать. Шло время, он то и дело затевал ссоры и долго изводил несчастного Свунксуса, пока, наконец, не принудил индейца к поединку, но не к немедленному сражению. Им должно было сразиться насмерть, как только они встретятся в следующий раз.

Краснокожий ушел на свою половину острова и спрятался в кустах недалеко от дома, чтобы дождаться бледнолицего, однако в убежище он нашел бутылку с виски, которую подкинула то ли судьба, то ли его враг. Не прошло и часа, как Свунксус был полон виски и благостен, как полная луна в ночь осеннего равноденствия; сразу после этого явился его враг. Найти Свунксуса не составило труда, потому что он храпел подобно туманному рожку, и, подойдя к нему, Конери высыпал ему на лицо пригоршню золы, а затем объявил землю своей собственностью и жил долго и счастливо. Свунксус принял мнимую смерть легко; хоть он не раз потом бродил вдоль берегов, дух его большую часть времени спал, и днем из лесу доносился ужаснейший храп.

Отшельник из Льюистона

В начале восемнадцатого века на острове у водопадов на реке Андроскоггин жил белый отшельник. Местные уроженцы, у которых было достаточно поводов, чтобы не ждать ничего хорошего от бледнолицых, не могли хорошо думать о том, кто живет среди них, но не с ними. Частенько они собирались на берегу и глядели на одинокую свечу, мерцавшую среди листвы, гадая, что за зло замышляет чужак. Однако среди множества заговорщиков обязательно найдется болтун или предатель; так что, когда индейцы решили убить его, отшельник узнал об их намерении и сделал все, чтобы расстроить их планы. Так велик был их страх перед одиночкой и могущественными злобными силами, которых тот мог позвать на помощь, что около пятидесяти индейцев вышли в поход, подбадривая друг друга.

Задумкой их было чуть подняться вверх по реке и спуститься с течением, чтобы он не смог услышать звука весел. Когда стемнело, они отошли от берега и взяли курс на огонек, что дрожал над водой, однако хитрый отшельник в тот день не зажег света в хижине - огонь горел на мысу за его жилищем, и из укрытия среди камней он видел лодки индейцев, шедшие в тишине, похожие на тени, что явились за ним, ведомые ложным огнем.

Вскоре раздался крик. Дикари миновали место, где лодками легко было править, и их неумолимо влекло течением. Забыв о своем намерении, индейцы надеялись лишь на собственное спасение, но тщетными оказались все их попытки достигнуть берега: река уносила их навстречу судьбе. Вопли и предсмертные песни смешивались с утробным ревом воды, легкие лодки достигли водопада и здесь взмыли в воздух. Затем вновь наступила тишина, если не считать рокота потока. Никто из индейцев, кто вышел в поход смерти, не пережил уловки отшельника.

Корабль-призрак из Харпвелла

Порой на закате рыбаки Мэна видят плывущий к берегу корабль, сквозь обшивку которого просвечивают деревянные внутренности, будто тело бедняка из нищенских лохмотьев. Корабль этот очень стар, и широкие паруса на высоких мачтах разорваны в клочья; однако никто не может сказать, как он зовется, откуда вышел, чей вымпел поднят на нем и к какой гавани он держит свой путь, поскольку ни разу на его палубе не показывались матросы и не доносилось с него ответа на оклик. В бурю или тишь, с приливом или отливом корабль шел прямо, пока почти не касался берега.

Не скрипит рангоут, ветер не рвет снасти, не оседают брызги на носу корабля, позади кормы не пенится вода - ни голоса, ни человеческого лица на его борту. У скал он останавливается, а затем, будто подхваченный иным потоком, устремляется к морю и исчезает в сумерках. У Харпвелла он появляется чаще, чем в иных местах, и его визит заставляет людей задуматься: пусть и не очевидно, что он ведет за собой злую судьбу, но не раз видели, как покойницкие лодки, что пересекали гавань вскоре за ним, подхватывало ветром, приливом или течением и несло прямиком по его следу.

Не было школьного учителя в Орринтоне

Тихий городок Орринтон в штате Мэн был основан Джессом Артвудом из Уэллфлита в 1778 году и с тех пор славится, как место, где живут умелые фермеры и храбрые моряки; в нем жили старейшие жители штата Мэн. Говорят, что свое имя город получил из-за безграмотности, и будто это единственное место в мире, название которого произошло из-за ошибочного написания.

Через десять лет поселенцев, последовавших за Артвудом, стало достаточно, чтобы назвать свое поселение городом, и имя, которое оно решили ему дать, звучало как Оранжтаун, как и деревушка в Мэриленде, где жили их родственники. Однако писец городского собрания не заканчивал колледжа и потому писал Оранж как Оррин, а таун - как тон. Именно его вариант предстал перед законодательным собранием, и после него люди внезапно обнаружили, что живут в Орринтоне.

Мертвецкий огонек Джека Уэлча

В Понд-Ков, штат Мэн, видят призрачный огонек, что каждое лето тем или иным вечером появляется в море, за милю от берега, медленно летит к берегу и оттуда, со свистом и ослепительным блеском, несется к старому дому, где исчезает. Первое его появление совпало с пропажей рыбака по имени Джек Уэлч. Вечером еще видели, как он чинил свою лодку, но утром он исчез и никому больше не показывался во плоти.

Через десять лет после этого случая три рыбака гребли через залив, надеясь поспеть домой до заката, поскольку опасались загадочного огня, но спустился туман, и было уже слишком поздно, прежде чем они добрались до верфи. Пока они привязывали лодку, сквозь туман будто бы открылся проход, и со скоростью метеора из него вылетел шар из бледного пламени. Один из рыбаков, дрожа и бледнея, спрятался на дне лодки и не видел огня, хотя тот прошел прямо над его головой, минуя снасти, сделал широкий круг у берега и исчез в его доме. На следующий день один из его товарищей заехал за ним, но жена рыбака сказала, что Том Райт пропал, пропал еще до рассвета. Исчезновение его, как и пропажа Джека Уэлча осталось необъяснимым, и со временем его стали считать мертвым.

Прошло еще двадцать лет, и возможную вдову напугало письмо, написанное дрожащей и неуверенной рукой, под которым стояло имя ее мужа. Он писал его издалека, на смертном одре, и признавался в собственном грехе. Прежде чем они поженились, Джек Уэлч тоже добивался ее руки и из двух поклонников был более желанным. Чтобы устранить соперника и стать на его место, Райт прокрался к нему, пока тот работал, убил его, взял тело в море и выкинул его за борт. С тех пор мертвец преследовал его, и Райт был рад, что наступил конец его дней. Но хоть Тома Райта и не стало на белом свете, ежегодно призрак его жертвы приходит с моря, с того места, где утопили тело, парит на берегу, где случилось убийство, а затем юркает к дому, где жил убийца и годами изображал довольство, что пришло к нему после женитьбы.

Могг Мегоун

Несчастной дочерью предателя пришлось родиться Руфи Бонитон. Ее отец одинаково легко предает и друзей, и врагов, но ни к кому так не безжалостен, как к Руфи. Он знает, что она любит мастера Скаммона, несмотря на его бегство, знает, что она лучше умрет, чем выйдет за другого, но все равно пообещал ее Моггу Мегоуну*, вождю инлейцев у устья реки Сако. Этот грубый дикарь забавляется глубиной ее отчаяния, и однажды во время свидания, он приоткрывает одеяло и показывает скальп Скаммона, чтобы показать, что он отомстил за нее, но, когда он бросает кровавый трофей к ее ногам, она крестит его со слезами прощения. К какому злодейству может это привести? О, не стоит бояться, ибо входит Бонитон и льстиво предлагает индейцу выпить, чтобы наконец заполучить его подпись - тотемный лук, и бледнолицему перейдет желанная земля, за которую он продал свою дочь. Руфь, сведенная с ума низостью своего отца и жестокостью индейца, бросается на оскотинившегося дикаря, хватает с его пояса нож, которым он зарезал ее любимого, дважды бьет его в сердце и убегает в лес, оставив Бонитона застывшим в изумлении.

В часовне у Норриджвока отец Рале** настраивает своих индейских новообращенных против пуритан, что поселились пятьдесят лет назад к югу отсюда. К нему приходит женщина в порванной одежде и с перепуганным лицом. Ее покойная мать явилась ей прошлой ночью, говорит она, и смотрела на нее с упреком, потому что она убила Могга Мегоуна. Священник в гневе пятится, поскольку Могг Мегоун был надежным проводником его веры, и велит ей уйти, поскольку она не желает раскаяться. Погруженный в раздумья, он внезапно слышит пугающий звук выстрелов и шорох стрел; это Хармон*** и Моултон**** приближаются со своим войском, крича: "Порази римского зверя! Смерть вавилонской блуднице!". Руфь, не знающая, что предвещает ей новая напасть, бросается прочь из церкви и исчезает.

Несколько дней спустя старый барон Кастен*****, пришедший в Норриджвок похоронить мертвых и отомстить за убитых, находит там женщину, что сидит на земле и неотрывно глядит на поле, усеянное пеплом и человеческими костями. Он дотрагивается до нее. Она холодна. Жизнь покинула ее. Это Руфь.

*Могг Мегоун - вождь Мог (1663 - 1724), индеец племени Абенаки, союзник французов в войнах короля Уильяма и королевы Анны, за плату и припасы расплачивался скальпами. По одной из версий убит индейцем-могауком во время битвы при Норриджвок.

**Отец Рале - Себастьян Ракле (Рале), родился 20 января 1657 года, погиб 23 августа 1724 во время войны отца Рале, иезуитский миссионер, глава миссии индейцев Вабанаки. Во время войны короля Уильяма и войны королевы Анны настраивал индейцев против англичан, за что за его голову была объявлена награда. Погиб в битве при Норриджвоке, скальпирован и объявлен французами мучеником.

***Джонсон Хармон (ок. 1675 - 1757) - капитан, позже полковник, английских войск колонии Массачусетс, известен прежде всего своими сражениями с индейцами.

****Джеремайя Моултон (1688 - 1765) - английский офицер, член совета Массачусетса, судья и шериф графства Йорк.

*****Жозеф д'Аббади де Сен-Кастен (1691? - 1801?) - французский офицер и вождь Абенаки, внук вождя микмаков Мадокавандо, сын Жана-Венсана д'Аббади де Сен-Кастена, о котором Генри Лонгфелло написал поэму "Барон из Сен-Кастен".

Леди Урсула

В далеком 1690 году в Киттери, штат Мэн стоял величественный дом: хорошо укрепленное место с разводным мостом, который поднимали на ночь, рвом и огороженным водой скотным двором неподалеку, где паслись коровы, овцы и лошади. В этом доме с одиноким достоинством жила леди Урсула, дочь хозяина Грондейлского аббатства за океаном, и ее усадьба лишь слегка подражала его далекому великолепию. Серебро, красное дерево, картины, гобелены, навощенные полы, резные сундуки с бельем свидетельствовали о богатстве; священник читал молитвы в часовне каждое утро и каждый вечер, и хоть главный зал мог вместить в себя пятьсот человек, знатная дама принимала пищу лишь в компании тридцати слуг, и ее половина стола возвышалась на два фута.

Она была счастлива, пока верила, что капитан Фаулер, ушедший на войну с французами, вернется и возьмет ее в жены, как и обещал, но однажды явился вестник в лохмотьях и принес горькие новости: капитан погиб. Она не говорила о своем горе, и, хоть ее лицо потеряло краски, а шаги стали тяжелы, она продолжила придерживаться обычаев, которые требовались от женщин в те времена: ухаживать за больными, помогать беднякам, учить невежественных, проповедовать дикарям. Великой была ее радость, когда из Англии пришел корабль с письмом от самого капитана Фаулера, где тот опровергал слухи о поражении и говорил, что скоро вернется. Зал засиял, отражая довольство хозяйки: румянец вернулся на ее щеки, глаза засверкали, и она могла сдерживать свое нетерпение лишь тем, что еще больше работала и щедрее подавала милостыню. Недалек был день возвращения ее возлюбленного, когда на Урсулу и ее слуг, пока они не были под защитой стен усадьбы, напали индейцы и убили. Несчастные были похоронены на том же месте, и капитан Фаулер не нашел никого, кому бы мог поведать о своей любви или горечи.

Черная маска отца Муди

В 1770 году скончался преподобный Джозеф Муди. Это случилось в Йорке штата Мэн, где он долгое время служил пастором и где никто - ни друзья, ни близкие - не видел его лица в последние годы. Дома, когда там кто-либо был, на улице и на кафедре проповедника он скрывал облик под сложенным вдвое черным крепом, завязанным надо лбом и ниспадавшим к подбородку, и нижний его край колыхался от дыхания. Когда он впервые появился перед своей паствой в черной маске, людское удивление было велико, и долго не утихали разговоры об этом удивительном случае. Может быть, он сошел с ума? Но его проповеди звучали слишком разумно для подобного предположения. Может быть, он пережил несчастную любовь? Но он мог улыбаться, хоть улыбка и была печальной. Или же он был изуродован болезнью или несчастным случаем? Если так, то ни один врач не знал об этом.

Со временем прошел слух, что его глаза ослабли от чтения и письма по ночам, и удивление улеглось, хотя пастора в вуали не слишком жаловали на свадьбах, крещениях и собраниях и больше ждали на похоронах. На просьбу снять повязку он отвечал одно: "Все мы носим повязки, те или иные, и самые темные, самые тяжелые из них - те, что близко к сердцу. Это всего лишь ткань. Пусть она останется до того часа, когда покажутся все лица и всякая душа откроет сердечные тайны".

Мало-помалу священник почувствовал, что вынужден спрятаться от людских взглядов. Встречались грубияны, дерзкие на язык, и робкие людишки, что сворачивали с дороги, чтобы не встретиться с ним, так что его прогулки и раздумья стали проходить по ночам, если только он не выбирал уединенное кладбище или не бродил по берегу, прислушиваясь к ворчанию волн у Черных Медведей - камней у берега, что смеялись ночью, когда йоркская ведьма поднялась из печной трубы в бурю. Но жизнь его была долгой, благостной и славной делами, и когда, наконец, его голова в платке опустилась на подушку, со знанием, что никогда не поднимется вновь, друг-священник пришел утешить его в последние мгновения жизни и подготовить его душу к милости Господней.

Одним вечером отец Муди сказал ему: "Брат, мой час пришел и покров тьмы закрывает мой взор. Люди спрашивали меня, отчего я ношу кусок крепа на лице, словно для них это не знак и не напоминание, и я так долго вынашивал причину внутри себя, что только сейчас решился рассказать о ней. Помнишь ли ты, как много лет назад за рекой нашли юного Кларка? Его застрелили в голову. Человек, что убил его, сделал это случайно, поскольку был его лучшим другом, однако он так и не смог заставить себя признаться в этом, поскольку боялся упреков со стороны горожан, мук родителей мертвеца и ненависти его возлюбленной. Верили, что это убийство, и виновен в нем забредший индеец. После долгих лет угрызений совести, когда лицо мертвого друга частенько появлялось перед ним с осуждением, несчастный негодяй поклялся, что никогда не посмеет прямо взглянуть своим товарищам в лицо: он уплатит штраф и скроет позор. Потому я и отгородился тканью от мира".

Джозеф Муди отошел с миром, и, по его желанию, ткань осталась на лице, когда он лежал в гробу, но священник, который приподнял ее на миг, чтобы разгладить черты лица покойного, увидел на нем поразительную безмятежность.

Обитель грома

Некоторые индейцы верят, что буревестник приносит с собою грозу, что блеск его глаз вызывает молнию, а взмах широких, белоснежных крыльев рождает гром. Но не индейцы племени Пассамаквоуди, которые полагают, что грозы суть дети духа Катадина, и вот как один из индейцев нашел их. Он бродил в поисках дичи вдоль реки Пенобскот и неделями не видел никого из товарищей, но как-то зимним днем наткнулся на отпечаток снегоступов, на следующее утро следы появились в другой части леса, и на протяжении многих дней он находил их.

Через некоторое время ему пришло в голову разузнать, куда ведут эти следы, и он последовал за ними, пока они не исчезли среди других на нахоженной тропе, оборвавшейся у крутого склона горы Катадин, Великой Горы.

Пока он терялся в догадках, почему так много следов ведут в никуда, послышались шаги, и у каменной стены появилась девушка. Хотя он не сказал ни слова, пораженный ее величавостью и красотой, она ласково отвечала на все его невысказанные мысли и велела следовать за ней. Он приблизился к камням с опаской, но с прикосновением незнакомки они обернулись туманом, и они вошли внутрь.

Здесь они оказались в большой пещере, у самого сердца Катадина, где сидел дух горы. Он поприветствовал их и спросил у девушки: вернулись ли ее братья? "Я слышу, как они идут", - отвечала она. Ослепительная вспышка, рокот грома - и в пещеру вошли два великана с прекрасными лицами: щеки у них затвердели, а лбы были из камня. "Это мои братья, - пояснила девушка охотнику, - Гром и Молния. Отец посылает их вперед, чтобы исправить, если где-то что идет не так, но те, что почитают нас, могут не бояться. Если ты слышишь раскат грома, знай - это мои братья сразили врага".

Вечером охотник вернулся домой и узнал, что прошло семь лет с тех пор, как он исчез. Иная легенда гласит, что каменноликие братья приняли его в семью, и семь лет он был Громом, но, в конце концов, во время бури ему было дозволено упасть с неба в свою родную деревню и остаться невредимым.

Колдунья-куропатка

Два брата охотились у истока реки Пенобскот, пока их мокасины и снегоступы совсем не развалились; они горестно взглянули друг на друга и воскликнули:

- О, если б была здесь женщина, что помогла бы нам!

Младший из братьев тем вечером вернулся к охотничьей хижине первым, чтобы приготовить ужин, и велико же было его удивление, когда он вошел в вигвам и увидел, что пол чисто выметен, в очаге горит огонь, на нем булькает котелок, а их одежда починена. Он бросился назад в лес и пристально наблюдал из укрытия за домом, пока не увидел стройную девушку, что зашла внутрь и занялась хозяйством.

Когда он вошел, она смутилась, но он обращался с ней уважительно, позволив ей поступать, как она желает, так что вскоре они стали близкими друзьями, забавляясь вместе, будто дети по окончанию рабочего дня. Но однажды она воскликнула:

- Твой брат идет. Я его боюсь. Прощай!

И девушка скрылась в чаще. Когда юноша рассказал старшему брату, что здесь произошло - тот несколько дней преследовал оленя - брат заявил, что хотел бы, чтобы незнакомка вернулась, и немедленно, без всякого зова, девушка вошла в хижину, волоча за собой сани, нагруженные одеждой и оружием. Удача улыбнулась охотникам, и они счастливо дотянули до весны, когда пришло время возвращаться домой с мехами.

Они спустились вниз по реке Пенобскот в каноэ и всю дорогу весело гребли, но стоило им только приблизиться к поселению, как девушка заволновалась и вскоре "выпустила свой дух наружу" - увидела будущее; она сказала:

- Дайте мне выйти здесь. Я вижу, что не понравлюсь вашему отцу, поэтому не говорите ему обо мне.

Но старший брат не послушался и рассказал о ней, когда они добрались до дома. Тогда отец заявил:

- Этого я и боялся. Эта женщина - сестра горным духам. Она желает уничтожить людей.

При этих словах старший задрожал - как бы та не наложила на него заклятье! - и погреб вверх по реке. Он нашел девушку, когда та купалась, и выстрелил в нее. Казалось, что стрела достигла цели, но на ее месте осталась пригоршня перьев, а сама девушка вспорхнула и улетела прочь, обернувшись куропаткой. Младший, впрочем, не забыл сделанного ею добра и отыскал ее посреди леса, и они играли немало дней, как прежде.

- Я не виню твоего отца. Та ненависть, которую он питает ко мне, - дела старых дней, - сказала она. - Вскоре он найдет для тебя невесту, но не женись на ней, а то погибнешь.

Юноша не мог взять в жены колдунью, как не мог и ослушаться отца, несмотря на предупреждение, поэтому, когда старик сказал ему: "Сын, у меня есть для тебя жена", он ответил: "Хорошо".

Они привели невесту в деревню, и четыре дня длился свадебный танец, и еще четыре дня после - свадебный пир. Затем юноша сказал: "Вот и пришел мне конец". Он лег на медвежью шкуру, несколько раз вздохнул, и его дух поднялся на Тропу Призраков, Млечный Путь. Отец его покачал головой, поскольку он знал, что это проделки колдуньи. Оставаться на этом месте он больше не мог и ушел прочь, а затем и остальное племя рассеялось по свету.

Жена горы Катадин

Юная индианка, собиравшая ягоды на склоне горы Катадин, взглянула на ее вершину, розовеющую в полуденном свете, и вздохнула:

- Хотела бы я выйти замуж! Если бы Катадин был живым мужчиной, он мог бы взять меня в жены!

Ее спутники засмеялись над такой самонадеянной глупостью, и девушка, красная от смущения, бросилась вверх по склону горы и вскоре исчезла из виду. Три года ее племя ничего не слышало о ней, а затем она вернулась с ребенком на руках, прелестным мальчиком с каменными бровями. Он владел чудесной силой, стоило ему только указать на лося, утку или медведя, как они падали замертво, так что племя больше не нуждалось в еде; ведь он был сыном индианки и духа горы, который повелел никогда не говорить о том, кто отец мальчика. Годами женщина хранила об этом молчание, презирая, подобно прочим индейцам, пытливые предположения, слухи и насмешки юнцов; она знала, что Катадин приготовил ее сыну судьбу стать основателем могучего рода, наделенного силами самих гор в человечьем обличье, что должен населить землю и править ею. Но однажды, ущемленная пренебрежением, мать промолвила:

- Глупцы! Осы, жалящие пальцы, что вытаскивают вас из воды! Почему вы мучаете меня тем, что сами могли бы давно увидеть? Посмотрите на лицо моего сына, на его брови; не видите ли вы в них Катадина? Теперь вы навлекли на себя проклятье, потому что с этого дня вы будете охотиться на дичь сами!

Она взяла ребенка за руку, повела его к горе и скрылась у ее подножья. С тех пор индейцы, что не смогли сдержать языка за зубами и которым было предначертано стать великим народом, сильно уменьшились в росте.

Лосиха горы Кинео

Гайавата в рассказах востока во многом отличается от того Гайаваты, о котором рассказывают на западе.

На востоке его знают, как Глускапа, бога племени Пассамакводди, и его метки остались на многих островах и в штате Мэн. Это он дал имена всему, что есть на земле, это он создал людей и вдохнул в них жизнь, это он вызывал бурями их изумление и трепет. Он жил на скале Бломидон у входа в бухту Минас, и агаты, что можно там найти, - это драгоценности, которые он сделал для ожерелья своей бабушки, когда вернул ей молодость. Он создал утес между Фортом Кумберленд и Паррсборо в Новой Шотландии, по которому мог пересечь, не замочив обуви, озеро, созданное бобрами, перегородившими ручей Бломиндон. Однако потом он убил бобров и сломал их плотину, позволив озеру течь в море, и отправился охотиться на юг. У Безлюдной Горы Гайавата убил лося и швырнул его кости, обращенные в камень, на землю у Бар Харбор, где они лежат до сих пор, и пока он пересекал залив, то разбрасывал его окаменевшие внутренности, на которых до сих пор остались следы наконечников от стрел Гайаваты.

В древние времена и гора Кинео была огромной лосихой, которую убил Гайавата, и индейцы начертали на горе, оставшейся от ее останков, контур могучего существа, сохранившийся до сегодняшних дней. Малютка Кинео был ее теленком, который тогда же погиб от его рук, а Котловая Гора - его походным котелком, который он опрокинул в пылу погони на землю.

Совиное дерево

В один из дней октября 1827 года преподобный Чарльз Шарпли навестил городок Альфред в штате Мэн и провел службу в молитвенном доме. После проповеди он объявил, что собирается в Уотерборо нести слово Господне и что среди прихожан он собрал двести семьдесят долларов на постройку церкви в этой деревне. Не желают ли его слушатели добавить что-нибудь к этой сумме? Они согласились, и тем же вечером священник уехал прочь с тремястами долларами в седельной сумке. В Уотерборо он так и не прявился. Некоторые из деревенских с опаской предполагали, что деньги заставили его позабыть святое призвание и сбежать из Америки.

Однако на следующее утро после его исчезновения в Альфред нагрянул дьякон Дикерман верхом на лошади, которую тут же объявили принадлежавшей пропавшему священнику, пока владелец таверны не сказал, что у той была звезда на лбу и на груди, в то время как эта оказалась совершенно черной. Дьякон рассказал, что на рассвете эта лошадь паслась на его дворе, и он отдаст ее любому, кто докажет, что животное ему принадлежит. Никто не отозвался, и вскоре люди забыли, что он не был ее хозяином. Примерно в это же время дьякон расширил свое дело и весьма преуспел; для маленького городка он стал богатым человеком, но, хоть его состояние росло, он превратился в мрачного человека, питающего отвращение к компаниям.

Как-то раз прошел слух, что запоздавший путник видел туманное нечто под "совиным деревом", что стояло у поворота дороги, над которой то и дело ухали совы, и это нечто напоминало пропавшего священника. Дикерман побледнел, когда услышал этот рассказ, но тряхнул головой и тихо пробормотал о дураках, которые слушают детскую чепуху. Прошло десять лет, - за эти годы юноши избегали проходить рядом с совиным дерево после заката, - и мистер Дикерман, который, как говорили, страдал от переутомления, настойчиво потребовал увидеть священника из соседнего прихода. Тот застал дьякона в его доме одного, мистер Дикерман мерял комнату шагами, его одежда была в беспорядке, а на щеках играл болезненный румянец.

- Мне недолго осталось жить, - сказал он гостю, - но я бы и не хотел жить дольше, чем смогу. День и ночь меня преследуют призраки, и мне нет ни покоя, ни отдыха на этой земле. Они говорят, что дух Шарпли появился под совиным деревом. Что ж, его тело действительно там. Они обвинили меня в том, что я забрал его лошадь. Это правда. Чтобы обмануть их, хватило лишь зачернить ей грудь и лоб. Помолитесь за меня, потому что я боюсь, что моя душа потеряна. Я убил Шарпли.

Священник вздрогнул и отшатнулся.

- Я убил его, - продолжил несчастный грешник. - из-за денег, что у него были. Дьявол помог мне в делах. По своей воле я оставляю вдове убитого две тысячи долларов и пять тысяч на церковь, на которую он собирал. Будет ли ко мне снисхождение? Я не осмеливаюсь даже подумать об этом. Уходите и помолитесь за меня.

Священник поспешил прочь, но едва он вышел за дверь, как звук выстрела заставил его вернуться. Дикерман лежал мертвым на полу. Тело Шарпли выкопали из тени совиного дерева, и его призрак больше никогда не беспокоил людей.

Ореховое бревно

Без сомнения, фермер Лавел читал древнюю историю, иначе он не был бы столь готов к той неожиданности, что как-то раз стряслась с ним. Он поселился среди холмов Нью-Хэмпшира, рядом с тем местом, где нынче стоит деревушка Вашингтон, и пережил немало интересных событий среди медведей и индейцев.

Случилось так, что, пока он щепал брусья в горах Лавела - их позже назвали в его честь, - его окружили шестеро индейцев и сказали, что теперь он их пленник. Он согласился, потому что их было больше, и сказал, что покорно пойдет с ними, если они позволят ему закончить работу над большим ореховым бревном. Он был крепким малым, и его топор стоил двух их томагавков, и он был наверняка готов отнять жизнь, по крайней мере, у одного противника, если тем вздумается погнать его силой раньше, чем он желал, и индейцы согласились. Лавел сказал, что закончит работу быстрей, если они помогут ему, и они согласились ему помочь. Он вставил клин в щель, затем попросил их схватиться за нее, и, когда они послушались, выбил клин несильным ударом. Двенадцать рук оказались в тесной ловушке. Хоть индейцы и боролись с силой, присущей дикарям, но освободиться не могли, и, полюбовавшись на их незадачу, он подошел к каждому из них и раскроил черепа всем шестерым. Затем он вернулся к работе - надо было заготовить еще ореховых брусьев.

Хранительница Белого острова

В ясные дни с берегов Нью-Хэмпшира можно увидеть Отмельные острова, небольшой архипелаг из скал, которые обтесали ветер и волны. Здесь происходило немало несчастий и преступлений. На острове Бун, где сто пятьдесят лет назад затонул галеас Ноттингем, выжившие стали людоедами, спасаясь от голода, а остров Хейли населен призраками испанцев, погибших в кораблекрушении; духи приветствуют всякое судно и умоляют отвезти их домой. Пират Тич, он же Черная Борода, обычно прятал здесь сокровища, а один из его помощников жил какое-то время на Белом острове с прекрасной девушкой, которую похитил из родительского дома в Шотландии, и она смогла полюбить его, несмотря на суровую жизнь. Случилось так, что как-то раз он гулял с ней по острову, позабыв о делах торговых и о преступлениях, в которых перепачкался по самое горло, и внезапно перед ним предстал один из его людей с вестью, что на горизонте показался парус, и он приближается. Пираты быстро снарядили корабль для схватки, но, прежде чем взойти на борт, помощник, полный мыслей о возможном бегстве или плене, заставил возлюбленную поклясться, что она будет присматривать за сокровищами, даже если придется ждать судного дня.

Корабль, который он так торопился встретить, неслышно подошел до того, как пиратский успел достаточно отойти от берега. Амбразуры на его борту распахнулись, оттуда показались пушки, и сильный артиллерийский залп прошил дерево галеаса грабителей. Это был не торговый корабль, но военный, который потопил корабль Черной Бороды. Он приблизился и сцепился с пиратским кораблем, готовясь взять его на абордаж, но, когда солдаты уже стояли на вант-путенсах, готовые перепрыгнуть на чужой борт и повязать преступников, на пиратском корабле вспыхнул столп огня, обломки обоих суден поднялись в воздух, и страшный рев разнесся на мили по морю. Помощник Черной Бороды поджег пороховые запасы, предпочтя смерть плену, и от кораблей остались лишь искореженные останки. Немногим раненым и обожженным удалось доплыть до острова, хватаясь за доски и позабыв вражду, но никто не пережил зимних холодов и голода. Возлюбленная пирата умерла одной из первых, но, все же, верная обещанию, она несет дозор, и по ночам на скалистом восточном мысу видно ее высокую фигуру, закутанную в плащ, светлые волосы рассыпаны по плечам, а бледное лицо неподвижно, как камень.

Чокоруа

Эта величественная гора получила свое название в память шамана из племени Пиквакет, который собрался в долгое путешествие и доверил своего сына одному из дружественных белых поселенцев, Корнелиусу Кэмпбеллу из Тэмуорта. Случилось так, что мальчик нашел в доме заготовленный для лис яд. Решив, что это, должно быть, лакомство, он выпил его и скончался. Когда Чокоруа вернулся, он не смог принять, что его сын пал жертвой собственного неведения, и приписал его смерть предательству белого человека; поэтому как-то раз Кэмпбелл вернулся с поля домой и нашел в хижине искалеченные и оскальпированные тела жены и детей.

В такое время он не стал скорбеть, ненависть была сильней печали. За дверью его дома нашелся свежий след. Он зарядил ружье и ринулся в погоню за убийцей. Метка в пыли, примятая травинка, сорванный ненароком лист - этого хватило, чтобы указать дорогу, и сквозь болото, лес и заросли они привели его к той самой горе, и, задыхаясь, он карабкался по ее склону. На вершине неподвижно стоял Чокоруа. Он видел, как идет мститель, и знал, что безоружен, но не стал даже пытаться избежать судьбы. Он выпрямился, протянул вперед руки и призвал проклятье на головы своих врагов:

- Будьте вы прокляты, бледнолицые! Пусть проклянет вас Великий дух, когда заговорит в небесах, и его словами станет огонь! У Чокоруа был сын, и вы убили его, пока небо было ясным. Молния сожжет ваши посевы! Ветер и огонь уничтожит ваши дома! Тот, кто приносит зло, нашлет смерть на ваш скот! Ваши могилы скроются под тропой войны! Над вашими костями завоют пумы, и на них отожрутся волки! Чокоруа идет к Великому духу. Но его проклятие останется с белым человеком.

Звук выстрела отразился от скал, и Чокоруа взвился в воздух, чтобы упасть на камни внизу. После его искалеченные останки были найдены и сожжены неподалеку от тропы на Тэмуорт. Проклятие подействовало, чума и буря опустошили окрестности, и люди покинули немногие здешние поселения. Кэмпбелл же превратился в угрюмого отшельника и через два года умер в своей постели.

Путь Пассаконавая на небеса

Кто таков был Пассаконавай, могущественный вождь и шаман, до сих пор неведомо, но о его мудрости известно достоверно. Некоторые историки думают, что он был Святым Аспенквидом*, первым индейским миссионером, который после обращения в католичество французскими иезуитами прошел от Мэна до Тихого океана, проповедуя шестидесяти шести племенам, исцеляя больных и творя чудеса. Он умер в девяносто четыре года и был похоронен на вершине горы Агаментикус, где ради ублаготворения его манов** в жертву были принесены три тысячи животных, а на его надгробном камне, простоявшем еще сотню лет, была высечена надпись: "Полезен, пока рядом, нужен, если далеко; живой - желанен, умерший - оплакиваем".

Иные полагают, что Пассакановай был совсем другим человеком. Медвежонок - вот так переводится его имя - был вождем пеннакуков с реки Мерримак и был обращен в христианство апостолом Джоном Элиотом***. И местные, и колонисты одинаково восхищались им за красноречие, храбрость и доблесть. До обращения он считался могущественным шаманом, который колдовством остановил белых людей, проникавших глубже в его леса и горы. С вершины горы Агиочук он призывал духов природы выступить против бледнолицых, и его сородичи заявляли, будто он заставлял воду гореть, скалы двигаться, деревья танцевать и сам превращался в пламя.

Сила его над землей была такова, что он мог зимой сжечь дерево и из его пепла вырастить зеленую листву; он заставлял срубленное дерево цвести, а фермерское молотило пустить почки; змеиная кожа по его приказу сама убегала прочь. Когда ему исполнилось сто двадцать лет, он покинул свое племя и поселился в глуши среди гор Пеннакук. В одну из зимних ночей раздался волчий вой, и сквозь индейскую деревню пронеслась стая, запряженная в сани из побегов орешника гикори, на которых стоял высокий трон, укрытый мехами. Волки застыли у входа в вигвам Пассакановая; старый вождь вышел наружу, забрался в сани и с торжествующей песнью, что заглушала тявканье и ворчанье его свиты, унесся прочь. Точно ветер, они пролетели над замерзшей гладью Виннипесауки, и запоздавший охотник содрогнулся, когда увидел, что северное сияние скрылось за высоким темным силуэтом, и услышал песню смерти, отражавшуюся от холмов. Сквозь непроходимые леса, через ущелья мчались волки, ничуть не замедляя бега; они направлялись к горам Агиочук, к самому высокому пику, который мы ныне зовем горой Вашингтона. У нетронутой снежной кручи они бешено помчались вперед, у самой вершины сани охватило пламя, но гонка не прекратилась; на пике горы волки с воем исчезли в темноте, но пылающая повозка взлетела вверх, в небо, и исчезла среди множества звезд, что сияли той зимней ночью. Вот так индейский вождь попал на небеса.

*Святой Аспенквид - вождь микмаков, перешедший в католичество и убитый в 1696 году.

**...апостолом Джоном Элиотом.

Джон Элиот (1604 - 1690) - пуританский миссионер, проповедовавший среди массачусетских индейцев.

Игра в мяч

Водяные гоблины из ручьев у горы Катадин покинули родные места и отправились в путь к вершине Агиочук. Индейцы тех мест вскоре узнали об их присутствии, ибо гоблины не гнушались воровать вещи и красть людские жизни. Когда маниту по имени Глускап узнал, что гоблины пожирают человеческую плоть и творят прочие злодеяния, он принял облик одного из них, обратив часть своего тела в камень, и отправился на их поиски. У Обиталища Водяных Духов - нынче люди из Северного Конуэя перековеркали название в Купальню Дианы - стоял вигвам, и гоблины пригласили Глускапа зайти внутрь, отведать мяса. На углях жарился китовый хвост, но как только Глускап взял его, один из гоблинов сказал:

- Больно уж славный обед для такого бродяги! - и отобрал еду.

Глускап захотел вернуть угощение, и оно само шлепнулось на его тарелку. Затем он поднял китовую челюсть, зажал ее зубами, будто дудочку, набил как трубку и одним выдохом превратил табак в пепел; он немало позабавился скорой слабости хозяев, когда они прикрыли полог вигвама и принялись усердно курить, чтобы напустить в воздух дыма и одурманить гостя, и потому каждый из гоблинов шепнул другому:

- О, это могучий шаман! Мы должны проверить его силы иным путем.

Они сговорились поиграть в мяч на песчаной излучине реки Сако, но стоило игре начаться, как Глускап увидел, что мячом им служил отвратительный череп, который катился прямиком к нему и кусал его плоть. Он разорвал бы Глускапа на кусочки, если бы тот не был неуязвим, а его мясо не крепко держалось бы на костях. Одним ударом великий дух сокрушил злую игрушку, отломил сук дерева и превратил его в череп, в десять раз больший прежнего, и тот помчался за гоблинами, будто рысь, преследующая зайца. Бог топнул ногой по песку, и в горах ключом забили родники, стекая в реку; с ревом, что напугал окрестные племена, Сако затопила долину, и сильное течение подхватило гоблинов и унесло их в море, где Глускап превратил их в безобидных рыб.

Оставить комментарий © Copyright Скиннер Чарльз Монтгомери Размещен: 14/08/2016, изменен: 14/08/2016. 43k. Статистика. Сборник рассказов: История, Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация:

Скиннер Чарльз Монтгомери : другие произведения.

Истории пуританской земли