Аннотация: Отрывок из книги "Король пиратов" (предположительно написанной Дэниелом Дефо) о пирате Генри Эвери: его злодеяниях и грабежах.
Дочь Великого Могола
Дэниел Дефо
(из книги "Король пиратов")
На этот раз я продолжил путь вдоль всего берега Малабара и не встретил ничего ценного, если не считать португальского ост-индийца, которого я преследовал до Гоа, где тот ускользнул от меня. До того, как зайти в большой Бенгальский залив, я захватил несколько небольших торговых суден и кораблей, но ценностей на них было мало, и здесь я принялся оглядываться вокруг, ожидая большей удачи, однако без малейшего представления о том, что случилось в итоге.
Прошло два месяца моего пребывания здесь, и я не нашел ничего стоящего; поэтому я направился в гавань у северного мыса острова Суматра, где останавливаться не стал, поскольку мне пришла важная весть, что нужно ждать два корабля, принадлежавших Великому Моголу. Они должны были пересечь залив из Хугли, что в реке Ганг, к земле короля Пегу и перевезти туда внучку Великого Могола, невесту короля, со всей ее свитой, драгоценностями и богатствами.
Такую добычу стоило подождать, хоть это и заняло бы немало времени. Я решил, что мы будем ходить неподалеку от мыса Негарис, в восточной части залива, у Алмазного Острова, и здесь мы прилежно лавировали три недели и начали отчаиваться в успехе нашего предприятия. Однако нас подстрекало знание о добыче, на которую мы рассчитывали, и с превеликим терпением мы ждали, поскольку она обещала быть баснословно ценной.
Наконец мы заметили три корабля, которые подходили к нам справа по ветру. Мы с легкостью смогли разглядеть по их парусам, что они не были европейскими, и начали готовиться к захвату добычи, а не к сражению. Но, с легким разочарованием, нам пришлось увидеть, что первый из кораблей полон пушек и солдат и в столь славном состоянии, что, коль бы им правили английские моряки, он одолел бы два корабля, равных нашему. Однако мы решили атаковать его, будь он даже полон дьяволами в таком же количестве, как и людьми.
Итак, когда мы подошли к ним ближе, мы выстрелили из пушки, бросив им вызов. Они немедленно ответили из трех-четырех орудий, но стреляли так беспорядочно, что мы ясно поняли, что они не разумеют этого дела. Когда мы решили встать с ними борт о борт и так преградить им путь, если сможем, мы открылись из-за ветра, и тогда дали по ним сильный бортовой залп. По суматохе на борту мы с легкостью смогли увидеть, что от ужаса им отказал разум: они стреляли из пушек и туда, и сюда, и даже в противоположную сторону от нас, даже те, что были совсем рядом с нами. Следующее, что мы сделали, - встали борт о борт с ними, и мы сделали это немедленно, а затем выстрелили по ним залпом дроби, которая, поскольку они стояли тесно, убила огромное количество их людей и заставила спрятаться в трюме остальных, кричавших как одержимые. Одним словом, мы тут же захватили корабль и, взяв под стражу его экипаж, бросились в погоню за остальными двумя. На одном из них были преимущественно женщины, на втором - скарб. В целом, на первом корабле нашей добычей стала внучка Великого Могола, на втором - ее служанки, или, если проще, ее хозяйство, ее евнухи, весь ее гардероб, конюшня и кухня, а на последнем - большое количество домашней утвари и вещей, которые стоили гораздо меньше, но были отнюдь не менее полезными.
Но главным была основная добыча. Когда мои люди завладели кораблем, один из наших лейтенантов позвал меня, и я немедленно перепрыгнул на борт захваченного судна. Он сказал мне, что полагает, будто только я, и никто больше, должен зайти в главную каюту или, по крайней мере, никто не должен зайти туда передо мной, поскольку там находится госпожа и ее свита. Он опасался, что наши люди так разгорячены, что могли бы убить их или сделать чего-нибудь похуже.
Я немедленно подошел к двери главной каюты, взяв с собой лейтенанта, который окликнул меня, и заставил отворить дверь. О, такого зрелища одновременной гордости и ничтожества не видел доселе ни один буканьер! Королева (поскольку ею она должна была стать), перепуганная и заплаканная, сидела в золоте и серебре. При моем появлении она, кажется, задрожала, словно оно сулило ей смерть. Она сидела на краю чего-то вроде кровати, напоминавшей кушетку, но без балдахина и без какой-либо занавеси; на ней можно было только лежать. На девушке, по обычаю, было надето множество алмазных украшений, и я, как истинный пират, вскоре дал ей понять, что меня больше интересуют они, чем она.
Однако, прежде чем дотронуться до нее, я приказал лейтенанту поставить стражника у двери и запереть ее, оставив нас одних, что он и исполнил. Госпожа была молода и, предполагаю, по меркам своей страны считалась очень миловидной, но не на мой вкус. Вначале ее ужас и опасность быть убитой, как она думала, подсказывали ей делать все, что могло, по ее мнению, встать между ней и угрозой, и потому она резво сорвала с себя драгоценности и протянула их мне, и я без всяких особых любезностей взял их столь же быстро, как она отдавала, и положил их к себе в карман, не обращая особого внимания ни на них, ни на нее. Это испугало ее еще больше, чем все остальное, и она произнесла что-то, чего я не понял. Однако две и из прочих женщин в слезах вышли вперед и опустились на колени передо мной, воздев руки. Вначале я понятия не имел, что они имели в виду, но по их жестам я наконец осознал, что они умоляли сохранить юной королеве жизнь и что я не должен убивать ее.
Когда три женщины склонились передо мной и как только я понял, зачем они это сделали, я дал им знать, что не причиню вреда королеве и не позволю обидеть ее кому другому, но она должна отдать мне все драгоценности и деньги. После того, как они уведомили ее, что я сохраню ей жизнь, и стоило им только уверить ее в этом, как королева заулыбалась, подошла к бюро искусной индийской работы и открыла потайную дверцу, откуда достала маленький кабинет, полный квадратных ящичков и отверстий, и вознамерилась встать на колени, чтобы вручить его мне. Этот невинный обычай начал будить в моей душе какие-то добрые чувства (хотя я никогда не был ими особо богат), и я не позволил ей опуститься. Я сидел на краю ее кушетки или постели и потянулся к ней, желая, чтобы она тоже присела, но от этого девушка вновь, похоже, испугалась того, о чем я даже и не думал. Но, поскольку я не предложил ей ничего подобного и лишь вынудил ее сесть рядом, женщины через какое-то время почувствовали облегчение, и королева дала мне маленькую коробочку или ларец - ума не приложу, как эта штука зовется, зато она была полна бесценных сокровищ. Я до сих пор храню их у себя и надеюсь, что они будут в сохранности в Англии, поскольку не сомневаюсь, что некоторые из них подойдут и для королевской короны
Став хозяином сих драгоценностей, я поймал себя на настойчивом желании относиться к людям благодушно; поэтому я вышел из каюты, чтобы оставить женщин одних, и наказал охране вести себя тихо, чтобы дамы не получили больше оскорблений, чем те, которые нанесу я.
После того, как я провел какое-то время вне их каюты, меня нашел раб этих женщин и сделал мне знак, что королева хочет поговорить со мной еще раз. Я ответил ему знаками, что приду и отобедаю с ее величеством, и приказал ее слугам приготовить ей обед, принести его, а затем позвать меня. Они подали все обычным манером, и, когда королева увидела, что вносят еду, то показалась довольной, и ее довольство усилилось, как только она увидела меня. Королева была невообразимо счастлива, что я поставил охрану, чтобы держать моих людей подальше от нее, и, похоже, что ей рассказывали, как грубо они обращались с женщинами, принадлежавшими ей.
Когда я вошел, она встала и осыпала меня такими любезностями, что я даже толком не знал, как их принять, и не имел ни малейшего понятия, как на них ответить. Если бы она понимала по-английски, я бы просто, доходчивыми грубыми словами сказал ей: "Мадам, спокойно. Мы грубые, плохо отесанные ребята, но никто не причинит вам вреда и даже не дотронется до вас. Я буду вам охранником и защитой. Понятное дело, мы тут за деньгами и возьмем все, что у вас есть, но другого вреда не причиним". Но поскольку этого я сказать ей не мог, я едва ли знал, что сказать вообще. Но я сел и знаком показал, чтобы и она села и поела. Она это сделала, но с такими церемониями, что я был в замешательстве, что с этим делать.
После того, как мы поели, она опять встала и, выпив воды из китайской чашечки, села на край кушетки, как раньше. Когда она увидела, что я закончил трапезу, то подошла к другому бюро и, вынув ящичек, поднесла его мне: он был полон золотых монет Пегу примерно в половину английской гинеи, и, я думаю, там их было три тысячи. Она открыла еще несколько ящиков и показала мне богатства, что хранились в них, а затем отдала мне ключ.
Так мы купались в бездонном море роскоши весь этот день и часть следующего, когда мой лейтенант начал намекать мне, что мы должны решить, что делать с пленниками и кораблями, поскольку дальше так жить было нельзя. После этого мы созвали недолгий совет и решили, что большой корабль возьмем с собой, но всех пленников - королеву, ее придворных дам и прочих - посадим на меньшие и отпустим их. И я был столь далек от обольщения этой девушки, как мне приписывают по дошедшим до меня слухам, что хоть я и мог забрать у нее все, но, уверяю вас, я дал ей уйти нетронутой ни мною, ни, как мне говорили, моими людьми. Больше того, когда мы отпустили их, то позволили ей взять с собой множество ценных вещей, которые бы у нее отняли, если бы я не был так внимателен.
Теперь мы владели богатством, которое могло сделать богатыми не только нас, но и весь народ. Если говорить откровенно, то, учитывая, сколько мы захватили ценных вещей, не осознавая их истинной стоимости, не считая золота, серебра и драгоценностей, я скажу, что мы никогда не знали, насколько были богаты. Кроме того, у нас было несметное количество связок и тюков товаров, таких как миткаль и набивной шелк, которые, предназначенные на продажу, возможно, были товаром для уплаты долга, который ложился на бенгальцев, как приданое невесты. Все, что попало нам в руки, оказалось немалым богатством в серебряных монетах, слишком крупным, чтобы говорить о нем среди англичан - особенно, пока я жив, - по причинам, о которых я, наверное, расскажу вам позже.