Аннотация: Происшествия на пути из Калькутты в Гамру. Прибытие в Коламбо, Аньенго, Кочин с описанием сих мест. Сведения о кочине или Слоновьей Ноге. Прибытие и краткие сведения о Теллишерри, Гоа, Бомбее и Гамру. Наблюдения о дереве баньян.
Глава тринадцатая
Происшествия на пути из Калькутты в Гамру. Прибытие в Коламбо, Аньенго, Кочин с описанием сих мест. Сведения о кочине или Слоновьей Ноге. Прибытие и краткие сведения о Теллишерри, Гоа, Бомбее и Гамру. Наблюдения о дереве баньян.
Начало ноября прошло в прощаниях со многими нашими друзьями из эскадры и из Калькутты, и за написанием писем тем, что остались на Коромандельском берегу; мы хотели выразить нашу благодарность за все любезности и знаки дружбы, которые они выказывали нам, когда мы жили среди них. Вежливое и дружеское обращение, которое мы все ощутили по нашему прибытию и житью в Индии от знатных семей, поселившихся тут, требовало, чтобы мы отплатили за него той же монетой. Если говорить откровенно, то гостеприимство и щедрость к чужакам, что столь широко распространено в этой стране, поистине невыразимы; и невозможно указать иное место в мире, где бы дух милосердия проявлялся с большим благородством, чем в поселениях нашей Ост-Индской компании; можно было бы привести немало случаев, когда за короткое время собирались поистине королевские пожертвования и облегчали тяжелую ношу множества несчастных семей.
В субботу, девятнадцатого ноября, мы оставили Калькутту и сели в небольшую лодку на реке Ганг, вооруженные рекомендательным письмом от мистера Ги, свободного торговца в Бенгале, к барону Книпхаузену, губернатору острова Карек в Персидском заливе. Юный джентльмен по фамилии Пиго (последний хирург бомбардирного кеча) отправился с нами из Калькутты в надежде сесть на европейский корабль в Бомбее и вернуться в Англию. Поскольку перед нами лежало долгое и опасное путешествие, мы посчитали нужным - для лучшего управления делами нашей небольшой компании - назначить мистера Дойджа нашим лидером, а мистера Пая мы определили секретарем. Мистер Дойдж должен был доставить несколько важных сообщений от адмирала Покока одному из государственных секретарей и в секретариат лордов Адмиралтейства. Ему также поручили передать депеши от губернатора и совета Калькутты упраявляющим Ост-Индской компании.
Двадцать первого, в понедельник, мы и наши слуги отдохнули на борту корабля его величества Кумберленд, который с того времени, как вошел в реку, стоял у Калпи*. Двадцать пятого мы сели на Отмщение, военный фрегат Ост-Индской компании, которому адмирал приказал отвезти нас в Бомбей и которым в то время все еще командовал командор Джеймс, которого мне так часто случилось упоминать. Когда мы поднялись на борт, он был так любезен, что дал в нашу честь салют из одиннадцати пушек. После полудня мы бросили якорь у Ингели. Во время нашего переезда из Калькутты в Калпи произошел случай, который в дальнейшем весьма смешил нашу компанию; и пусть он не имел большого значения сам по себе, но все же передает сам дух индийских обычаев, поэтому вставка его может быть оправдана.
*Во время стоянки он захватил французский корабль с богатой добычей, который зашел в Ганг.
В один из дней мы получили письмо от некоего фермера из той части страны, принадлежавшей нашей Ост-Индской компании, который просил разрешения навестить нас по делу, которое очень его интересовало. Нам было сказано, что он хочет вручить ходатайство, и меня назначили встретить просителя по всей форме, поскольку я был самым дородным из нашей компании; мои друзья-путешественники галантно заметили, что тучность в этой стране ценится как неопровержимый знак небесной благосклонности и даруется лишь особым его любимцам. Когда его ввели в каюту нашего судна, он немедленно простерся у моих ног, расцеловал мои туфли и положил четыре или пять рупий, завернутые в клочок хлопковой ткани. Затем я пожелал, чтобы он сел и рассказал о своем деле; и он пожаловался на множество притеснений, которые терпит от земиндара, подробно рассказав о некоторых из них, и умолял нас о помощи, чтобы мы передали его письмо кому-нибудь из видных джентльменов в Калькутте. Нам было ясно, что с ним действительно очень плохо обращались, и я упомянул о его случае в письме мистеру Бекеру, одному из джентльменов совета, с которым, как я думал, я мог позволить подобную вольность; и позже имел удовлетворение услышать, что мистер Бекер, в соответствии с моей просьбой, повел себя столь по-доброму в отношении нашего просителя, что изыскал для него законное возмещение. Мы очень сердечно пожелали фермеру возмещения его потерь, но еще до этого нам было известно из многих подобных случаев, что происходили во время нашего пребывания в Индии, что этого не может случиться без того, чтобы он не потерял все свои надежды освободиться от гнета; поэтому ему стоило бы понять, что письмо, которое мы ему дали, скорей навредит ему, чем принесет выгоду.
В девять утра, в понедельник, двадцать восьмого, мы вышли из Ингели, и в тот же час, но вечером, один из лоцманов оставил нас, когда налетел сильный шторм с северо-востока. В полдень второго декабря мы были счастливы узнать, что находимся в тринадцати градусах к северу, на широте Мадраса. Быстрый переход из Бенгала, который теперь занял у нас всего пять дней, в сравнении с утомительным семинедельным переходом, когда мы ехали туда из Мадраса в прошлом году, более чем убедил нас в безмерной огромной силе и свирепости муссона, и как трудно и опасно всякий раз преодолевать его. В ночь на пятое число чернокожий юнга, раб, которого продал наш бенгальский лоцман одному из лейтенантов "Отмщения" из-за того, что тот был слишком близок с любовницей-рабыней своего хозяина, неожиданно исчез, бросившись, как мы предположили за борт. Юноша был мрачен с тех пор, как лоцман расстался с ним, и рассказал остальным юнгам на корабле, что сильно любил ту девушку и что теперь она ждет от него ребенка. Мы можем лишь скорбеть над жестокой судьбой двоих несчастных, но верных возлюбленных!
Восьмого, после полуденных наблюдений, мы обнаружили, что находимся на широте 6 градусов и одной минуты, и перед нами показался остров Цейлон, замечательный, как я упоминал ранее, обилием различных специй, которые растут на нем для голландцев. Кроме специй, на нем делают очень много арака. Голландцы обеспечивают прочие индийские края этим товаром в той же мере, в какой и шлют огромные его количества в Европу. С годами он становится (и я об этом рассказывал) становится столь мягким и нежным на вкус, как и тот, что делают в Батавии, хотя свежий он обжигающ и неприятен.
В среду, четырнадцатого числа, после полудня, мы встали на рейде Коламбо. Я и мистер Дойдж сошли на берег, чтобы навестить мистера Нокса, представителя владельца груза корабля Фатти Селим, капитана Вудсона; мы узнали, что он очень болен, и его болезнь произошла от простуды, которую он подхватил, когда танцевал в Галле с некоторыми леди, которые только-только прибыли из Европы. Как я смог узнать у мистера Нокса, который обучался искусству физиологии и лечил свой недуг, как прерывистую лихорадку, что, к сожалению, он принял соишком большую дозу перуанской коры. В то время он страдал от значительнй тяжести в левой части кишечника, сопровождавшейся запорами. Пилюли каломели, клистиры и припарки, которые я прописал, принесли ему небольшое облегчение, но на следующий день к нему вернулся бред, и по его искренней просьбе, сделанной в мгновения просветления, мы перенесли его на борт "Отмщения", где он скончался восемнадцатого числа от омертвения кишечника и желудка, оплакиваемый всеми, кто его знал.
Город Коламбо - главное голландское поселение на этом острове и, несомненно, следом за Батавией на острове Ява самое важное из всех, которыми они владеют в Ост-Индии. Он расположен на западной оконечности острова, на семи градусов северной широты, на небольшом склоне горы. Под ногами здесь красный песок, смешанный с небольшими черными блестящими камнями, которые используются для мощения улиц. Все мостовые столь дельно придуманы с легкими подъемами и спусками, что не может возникнуть ни единого неудобства, даже после сильных дождей. Еще они очень широки, и по краям рядами растут деревья, между ними и домами лежит ровный и симметричный тротуар. Между деревьями все поросло свежей и славной травой, равной, если не лучшей, той, что мы видим на прогулках в самых замечательных садах Англии. Все улицы, похоже, пересекаются под прямым углом, и, в целом, они так элегантно проложены и столь не похожи на улицы, которые мы до этого видели в Индии, что мы не могли не восхититься превосходной искусностью и изобретательностью голландцев.
После того, как мы удовлетворили наше любопытство красотой и исправностью зданий, мы отправились на край города, чтобы взглянуть на укрепления, которые у моря были весьма заурядны. Разумеется, нет необходимости делать их с этой стороны слишком крепкими, поскольку ни один враг не сможет приблизиться к ним настолько, чтобы причинить значительный ущерб. Поэтому голландцы мудро развернули силу своих укреплений к суше и столь хорошо распланировали их, что мы отважимся сказать, будто даже если все европейцы в Индии соберутся в единую армию, то смогут сделать очень немногое против этих стен, если вообще хоть как-то их разрушить. Цитадель здесь неправильной формы, зависящей от рельефа местности, на которой стоит крепость; стены, похоже, сложены из очень крепких и больших камней; бастионы обширны; и большая часть города окружена двойной стеной. Перед крепостью вырыт наполненный водой ров, все шестьдесят футов в ширину, здесь есть и крытый переход, и гласис, где позволяет земля. Голландцы в этом месте кажутся способными защитить себя от врага как своим удобным расположением, подобным тому, что на воде, так и крепостью укреплений; они все продумали настолько, что человеку невозможно подобраться к крепости, используя прикрытия, хотя страннику, подошедшему ближе, может вообразиться, что весь город построен из дерева. В крепости всегда находится гарнизон из тринадцати сотен европейцев; все они здоровые и крепкие юноши; за весь наш день, пока мы гуляли, нам не удалось увидеть ни одного солдата, которому можно было бы дать сорок лет. Среди военных и морских припасов мы не могли не заметить огромного количества хороших мачт, некоторые из которых показались большими, как средняя часть грот-мачты семидесятипушечного военного корабля.
Менеер Планшард, церемониймейстер губернатора Коламбо, представил нас ему (кто за свои величественные манеры и за огромную власть, которой он владеет в этой части мира, может по справедливости называться Великим и Могучим); но наша встреча прошла столь холодно, что мы составили крайне низкое мнение о вежливости губернатора с чужаками. Что касается Планшарда, то по его открытому лицу можно было судить о счастливом и легком характере, и он дружелюбно распил с нами бутылку вина в таверне в первый же вечер нашего прибытия; но никогда больше не обращал на нас внимания после. Эта перемена в его настроении со всей вероятностью произошла под влиянием губернатора менеера Шрюдера, который не обменялся с коммодором Джеймсом ни единым знаком расположения, как-то: салют и ответный салют. Мы не увидели ничего замечательного среди обитателей этого места, если не считать необыкновенно широкой грудной клетки у мужчин, уроженцев Цейлона. Пока мы были здесь на стоянке, три голландских дезертира пробрались на корабль; двое были голландцами и один - шотландцем по имени Александр МакИнтош. Последнего я нанял в слуги, и он присоединился к нашей компании.
В субботу семнадцатого декабря мы вышли из Коламбо в сопровождении английского торгового корабля из Бенгала. Девятнадцатого мы были у Аньенго на Малабарском берегу и здесь похоронили мистера Нокса под салют полупушек Отмщения. Аньенго находится на восьмом градусе и тридцать пятой минуте северной широты и является самым южным нашим поселением.
Мистер Мур поднялся на борт с приветствием к коммодору Джеймсу и его пассажирам от мистера Спенсера, здешнего главы, желавшему доставить себе удовольствие и принять нас в своем доме. Здесь нас встретили очень обходительно и любезно и принимали вплоть до двадцать третьего числа. По утрам мы читали или, скорее, вгрызались в множество газет, журналов и политических памфлетов, привезенных недавно из Европы. Вечера коротали на реке, на барке местного главы, с ружьями, охотившись на аллигаторов. В рощах по обе стороны реки обильно росли деревья какао, и здесь жили мужчины и женщины чистой природы духа, поскольку они ходили почти голышом, с обнаженной грудью и животом; этого обычая всецело придерживалась любая каста, от бедных сборщиков риса до дочери или жены короля.
Здесь я увидел в первый раз, как растет перец; это ползучее растение, которое карабкается по деревьям и обвивается вокруг их стволов; и я нашел, на каком дереве, из которого мы получаем конгери или кору теллишерри*, обычно появляется сие лекарство. Оно вырастает до размера нашей обычной вишни; перец, подобно иве, оплетает его ствол и выпускает гроздья, похожие на ранние завязи виноградной кисти. Здесь водится множество разнообразных голубей: один их вид окрашен в зеленый цвет и гораздо больше обычных. Море изобилует сардиной, кефалью, ставридой, морским окунем, угрем, рыбой Нэйер и прочими.
* Много лет назад эту кору рекомендовал мне мистер Сван, покойный хирург на пристани его величества в Портсмуте, под названием Cort de Pala, как прекрасный заменитель перуанской или иезуитской коры; и, когда я попал в Индию, я часто успешно использовал ее. Она не встречается нигде, кроме Малабарского берега, и нужна в больших количествах; ее нельзя купить ненароком в Бомбее, но заблаговременно стоит обращать на нее внимание, поскольку ее привозят из Теллишерри
Крепость Аньенго* очень мала, но изящна и крепка; она квадратной формы с четырьмя бастионами, и на каждом - по восемь пушек, которые заряжаются восемнадцатифунтовыми ядрами. Два из этих бастионов смотрят на море, еще два - на сушу; кроме того, здесь находится линия из восемнадцати-двадцати пушек, которые смотрят на море, в восемнадцать и двадцать четыре фунта. В пистолетном выстреле позади крепости течет река, которая не только служит препятствием перед факторией, но и добавляет немало к удачному расположению крепости. Эта река берет свой исток в далеких горах и долго спускается на север и восток, потом она поворачивает несколькими изящными изгибами так далеко на запад, что омывает заднюю часть сада нашей фактории, и, в конце концов, подгоняемая ветром на юг, впадает в море. Несколько прекрасных маленьких островков, которые огибает ее течение, оживляют картину и прибавляют ей разнообразия и очарования.
В первый вечер, который мы провели на барке, с нами был Марчан, мусульманин, губернатор двенадцати каррикаров (офицеров округов), которые находятся под властью короля Траванкора. Сей мусульманин пил пиво и вино с таким же удовольствием, как и любой из нас. Он не покрывал спины, и в тот вечер, который был достаточно ветреным, кое-кто из нашей компании выразил опасение, что воздух будет для него слишком холодным; на что он благожелательно ответил: "Пока я в компании английских джентльменов, погода никогда не станет слишком холодной или плохой". Около семи миль выше по реке, у места под названием Аттинга, в полумиле от реки, стоит пагода (храм генту), в которой живет королева Аттинги. До недавнего времени город и страна Аттинга были независимы от короля Траванкора, но теперь они платят ему дань. Старший сын королевы Аттинги всегда является несомненным наследником короля Траванкора. Мы отметили в этом месте единый принцип управления государством, как принято на всем малабарском берегу. Чтобы убедиться в преемственности принцев, в жилах которых течет чистая и королевская кровь их древних монархов, право наследования трона переходит старшему сыну по женской линии; стало быть, сын короля в этой стране находится в положении дочери короля французского, лишь с той разницей (и даже хуже), что юный малабарский принц, принадлежащий (как и все из Найяр королевской касты) ко второй касте, уступает место браминам*.
*Следующий отрывок из "Истории мира" Катбри, однако, показывает, что не везде на малабарском берегу принят обычай наследовать трон старшему сыну по женской линии.
"В соответствии с законом наследования среди некоторых эфиопских народов, после смерти короля трон занимает сын его сестры; в случае, если женщины королевского рода не оставили потомства, они выбирают самого красивого и доблестного человека среди них стать их королем". Том 5, стр.525
Это поселение обеспечивает нашу Ост-Индскую компанию перцем, и его расположение очень удобно, чтобы передавать надежные вести нашим кораблям, которые останавливаются здесь по пути из Европы или же из любой части Индии. Нынешний глава, мистер Спенсер, - человек превосходных качеств: неподкупности и проницательности, и среди жителей под его управлением царит величайшая гармония и удовлетворение*.
*С тех пор этот джентльмен скончался
В полдень двадцать пятого декабря мы встали на рейде Кочина, поселения, принадлежащего голландцам, на девятом градусе и пятидесятой минуте северной широты. Мы обедали с главой этого поселения Де Янгом, здесь его называют командантом; это был очень обязательный низенький человек. После ужина мы пили за успех короля Англии, штатов Голландии и т.п, и, когда наше вино закончилось, то вместе с командантом и последним главой Квилона поехали в усадьбу компании неподалеку в фаэтонах, запряженных одной лошадью. Город Кочин вовсе не отвратителен, но в великолепии, ухоженности и, несомненно, во всех прочих отношениях весьма уступает Коламбо. Мы застали голландцев в этом поселении во время спора с местными властями, глава которых зовется заморин, сей титул равен королевскому. Этот сановник недавно захватил одну или две голландских крепости в десяти лигах от Кочина; они собирали против него войска и для этого уже привезли три или четыре сотни солдат из Батавии. Отсюда голландцы получают большую часть своего перца. Укрепления здесь весьма неоднородны, но достаточно крепки, чтобы противостоять любым местным войскам, и сорок-пятьдесят пушек направлены в море. Здесь живет множество еврейских семей; их предков португальцы обнаружили на этом месте еще в первое свое заселение этой страны, и, в основном, считается, что они - потомки тех евреев, которые перебрались сюда вскоре после окончательного разрушения храма. Сейчас в Кочине живет некий равви Эзекиил, человек знаменитый, и его слово крайне высоко ценится; он интересуется наукой и знает астрономию.
Здесь мы не могли не заметить огромное количество случаев кочин, или слоновьей ноги. Эта болезнь часто встречается у обитателей малабарского берега и особенно у жителей Кочина. Она кажется просто-напросто отечной опухолью, возникающей из-за плохой крови; и у многих нога становится столь большого размера, что по этой причине ее назвали Слоновьей Ногой - она очень похожа по форме и величине на ногу слона. Я не смог узнать, открыли ли местные уроженцы лекарство от этой болезни, и так как они редко или вообще никогда не обращаются за помощью к европейцам, я верю, что они вообще редко лечатся. Но даже если они начнут лечиться, вероятно, это не слишком поможет, поскольку им наверняка будет прописана крепкая и питательная диета взамен полуголодной, и нам хорошо известно, что каждая индийская каста столь крепко держится своих обычаев, что каждый из этих людей скорее умрет, чем существенно переменит образ жизни, даже если обстоятельства им это позволяют*. Большая часть тех, кого поразила эта болезнь, редко способны позвать на помощь, поскольку принадлежат к беднейшим из людей и питаются по большей части сардинами, не имея возможности купить даже пригоршню риса, чтобы сварить его с рыбой для дневного пропитания. Мне говорили, что эти бедняки держатся вместе неделями, а то и месяцами, без какой-либо другой еды, кроме этого вида рыб, а пьют они лишь воду, несмотря на то, что тогда и сейчас на пирах они получают по глотку несбродившего сока кокосового дерева, который зовется тодди.
*У нас было несколько случаев среди сепоев полковника Клайва во время нашего долгого переезда в Бенгале, когда люди умерли, не желая есть корабельный провиант после того, как их собственные припасы подошли к концу.
Двадцать восьмого мы вышли из Кочина и тридцать первого были в Теллишерри. На следующий день (первого января 1758 года) мы обедали с главой нашей компании, мистером Ходжесом, который был так любезен, что представил нас каждому джентльмену и каждой леди поселения. После обеда мы друг за другом говорили верноподданнейшие тосты, и после каждого, заслуживающего внимания, звучал выстрел пушки. Теллишерри - поселение, неподконтрольное Аньенго, однако и то, и другое подчиняются Бомбею. Кроме собственного гарнизона, здесь есть еще несколько крепостей по соседству; одна на юге, в миле отсюда, и потому получила название "Тупик через милю" и восемь-девять на севере, все под управлением здешнего главы. У этих крепостей нет иного назначения, кроме охраны торгового перечного пути, чтобы местные уроженцы не везли перца тайно по воде к ущербу наших дел.
Крепость Теллишерри находится на возвышенности, но в пушечном выстреле находится еще один холм, выше нее, на котором стоит маленькое укрепление. Попади оно в руки врага, и тот сможет получить Теллишерри под полный контроль. В двух милях к югу, на значительной высоте, находится французское поселение Маби, самое важное из тех, которыми владеет сия нация на малабарском берегу. Прямо перед нашим прибытием в Теллишерри наша фактория, к сожалению, потеряла хирурга, и французский джентльмен той же профессии из Маби, несмотря на войну между двумя народами, время от времени навещал наших больных, и сам мистер Ходжес какое-то время находился на его попечении*. Для защиты Теллишерри и соседних крепостей наш гарнизон состоит из примерно четырехсот европейских солдат и стольки же топассов. Почти все время, что мы провели здесь, фрегат Бристоль (бывший английский приватир, захваченный французами) стоял на якоре у Маби. Этот корабль, высадив сорок или пятьдесят солдат, принял на борт перец и ушел, как мы тогда полагали, к Маврикию.
В четырех милях от Теллишерри лежит маленький остров, принадлежащий англичанам под названием Даматапан, где мистер Дойдж нашел родник превосходной воды, ранее неизвестный нашим людям.
*После захвата Пондишерри в году 1761 против этого французского поселения Маби были собраны силы под командованием майора Гектора Монро, который в согласии с мистером Ходжесом захватил это место, несмотря на то, что его защищали более двухсот пушек.
Мы вышли из Теллишерри третьего января и восьмого бросили якорь на рейде Гоа. В тот же день мы славно поднялись вверх по реке в лодке, принадлежавшей одному знатному португальцу, в компании преподобного мистера Хауэла из Бомбея, который сел на наш корабль в Аньенго. Гоа - главное и почти единственное поселение, которое осталось у португальцев из всех огромных владений, которыми они распоряжались в Ост-Индии. В основном, оно управляется вице-королем, которого назначают из Европы, но в то время оно находилось под властью архиепископа и двух знатных людей, которые выступали регентами. Последний вице-король был убит в сражении с маратхами (в 1756 году), которые населяют горы Гоа и с кем португальцы несколько лет ведут мучительную войну.
Гоа - остров; здесь, в сущности, нет городов, зато там и сям разбросано множество приятных вилл, принадлежащих купцам; некоторые из них очень живописно расположены на холмах, но большая часть - по берегам реки, для удобства выгрузки товаров. Несколько домов построено и на другой стороне континента, от которого Гоа отделен не более чем тремя милями воды в самой широкой части. На холме по левую руку от входа в гавань стоит позиция из пятидесяти пушек, которую они называют Альгвардо; и если пройти чуть дальше, то на вершине другого холма стоит крепость, которая полностью защищает гавань. Здесь много церквей и монастырей, некоторые из которых были когда-то великолепны; их упадок и ветхость других общественных зданий чересчур ясно показывает нынешнее печальное состояние силы и торговли португальцев в этой части света. Однако позорно жестокий суд Инквизиции царит здесь во всей своей ярости и примитивной дьявольской славе.
Мы оставили Гоа одиннадцатого числа и в понедельник, двадцать четвертого января, бросили якорь в гавани Бомбея. Мы увидели немало существенных улучшений, что были сделаны за прошедший год, чтобы усилить укрепления со стороны моря, под командованием инженера, капитана Дефунка, шведа по рождению и уважаемого человека исключительных способностей в его профессии. Перед самым нашим прибытием в Бомбей, к сожалению, случилось так, что из Европы сюда был направлен майор Мейс (из королевской артиллерии) с доверенностью от Ост-Индской компании, которая назначила его главным инженером всех крепостей. Капитан Дефунк принял сие назначение майора как оскорбление, причиненное ему, и, соответственно, с величайшим отвращением покинул службу компании. Многие предполагали, что уход этого джентльмена будет сопровождаться неблагоприятными условиями для компании, поскольку из-за его отсутствия майор Мейс должен будет задержаться в Бомбее, в то время, как его лучшие качества и незамедлительные услуги нужны в Калькутте, чтобы привести тамошние укрепления в хорошее состояние. Было действительно известно, что капитан Брауер (инженер на службе компании) еще не покинул Калькутту, но затем заговорили, что его слабое здоровье вынуждает его сделать это в следующем марте, чтобы избежать смертоносной жары и дождей лета. Мы рассчитывали, что в бомбейские доки может зайти семидесятипушечный корабль, как следовало из многочисленных заверений мистеру Уотсону; но, в частности, этим мы оказались разочарованы, недоставало рук, чтобы провести план в жизнь. Однако мистер Хафф, суперинтендант флота компании, был неутомим в попытках закончить сию колоссальную работу, и теперь доки готовы. Коммодор (позже адмирал) Стивенс был вынужден поставить здесь на килевание Элизабет, один из кораблей его эскадры, чтобы устранить большую течь, но при первой попытке ее грот-мачта, к сожалению, треснула, и потому ему пришлось задержаться здесь дольше, чем он желал того. Мы узнали, что он покинул Бомбей, чтобы присоединиться к адмиралу Пококу за несколько дней до нас, и вся его команда была здорова, а корабли - в хорошем состоянии.
Как только мы сошли на берег, нам нанес визит губернатор Буршье, который встретил нас очень любезно и сказал, что корабль компании Ласточка под командованием капитана Прайса повезет товары в Гамру, и если нас это устроит, то мы вольны поехать на нем. Мы с удовольствием приняли это предложение. В ожидании готовности корабля мы остались в Бомбее до восьмого февраля, тогда мы взошли на борт и приняли в компанию моего дорогого старого друга мистера Элмза, о котором я упоминал ранее, флотского лейтенанта и последнего коммандера Хардвика, большого торгового корабля в этих морях; а мистер Пиго, приехавший с нами из Калькутты с намерением добраться до Англии на каком-либо корабле из Бомбея, с радостью принял наше приглашение и решил составить нам компанию в нашем путешествии по суше. Мистер Хафф* (ему и его семье мы всецело обязаны за их любезное и дружеское поведение во время нашего пребывания в Бомбее) вручил нам аккредитивные письма в Гамру и Басру, а сэр Джеймс Фаулис был столь услужлив, что дал нам вексели к мистеру Драммонду, советнику нашей компании в Алеппо.
*Этот джентльмен вернулся в Англию, но через год-два умер в Лондоне.
Четырнадцатого февраля прошли Сурат, который до сих пор остается очень населенным и богатым городом; в окружности он занимает около трех миль, окружен стеной, с несколькими старыми укреплениями, чтобы охранять его, но которые уже не столь важны. Он расположен в королевстве Гужарат и подчиняется Великому Моголу; здесь есть английская фактория**, а также голландская, французская, португальская и армянская. Последние торгуют очень широко и весьма богаты. Сурат находится в ста шестидесяти милях от Бомбея, на двадцать первом градусе и тридцатой минуте северной широты, и на закате виден берег Счастливой Аравии, который лежит около тринадцати градусов западной долготы от Бомбея. Первого марта на восходе мы подошли к Персидскому берегу. После полудня мы были на двадцать пятом градусе северной широты, и затем отпустили лодку под названием большой Сибар, направлявшуюся в Маскат***, которую мы вели на буксире от самого Бомбея и которая весьма нас задерживала. В полдень среды, восьмого числа, мы обошли мыс Жак, за которым находится вход в залив. Ночью поднялась сильная буря, и мы переждали ее на двух якорях между острова Ормуз**** и Ларак. На следующее утро в одиннадцать утра мы встали на рейд Гамру, где увидели Успех, военный корабль Ост-индской компании, и один из его офицеров пришел к нам и принес неутешительные вести: Бристоль, ныне военный тридцатипушечный корабль французов, прибыл в Басру восьмого числа этого месяца, чтобы взять под охрану торговый корабль, который какое-то время пробыл там. Мы знали, что это был тот же фрегат, что стоял на якоре у Маби, пока мы оставались в Теллишерри, и который, как мы думали, ушел к Маврикию.
**С 1759 года англичане считаются в Сурате главными.
***Портовый город Счастливой Аравии, который ведет тесные торговые дела с Бомбеем, где местные уроженцы весьма культурны, но питают сильное предубеждение к англичанам, больше, чем любая другая нация.
****В то время Ормуз был покрыт солью, которая представляла собой корку в два дюйма толщиной и была похожа, особенно на расстоянии, на выпавший снег. На острове нет пресной воды, но, несмотря на это, португальцы, когда открыли его в пятнадцатом веке, из-за его удачного расположения для торговли построили здесь изящный город и хорошо его укрепили. Через примерно сто двадцать лет персы вместе с англичанами изгнали португальцев, и Шах Аббас разрушил укрепления, и приказал вести торговлю в Гамру на противоположном берегу, даровав англичанам превеликие преимущества в делах.
Капитан Прайс сошел на берег в тот же день, когда мы прибыли в Гамру, и мои друзья-путешественники последовали его примеру на следующее утро; я же приболел* и не знал, сколько нам должно платить за приют, потому остался на корабле еще два дня. Эсквайр Александр Дуглас из совета Бомбея был здешним главой и агентом. Мистер Мостин, сын капитана пехоты на службе компании, был его заместителем, и показался весьма услужливым и разумным молодым человеком. Мистер Нэш и мистер Холмс, два писца, мистер Паркер, хирург, и мистер Уэйт, библиотекарь мистера Дугласа, составляли здешний свет.
*Пока мы были в Бомбее, я подхватил лихорадку с жаром и разлитием желчи, которая, по всей вероятности, должна была быть очень жестокой и сопровождаться непосредственной угрозой жизни, если бы при первом приступе мне не выписали указания весь день ежечасно принимать жаропонижающий порошок доктора Джеймса, который столь сильно влиял на желудок, кишки, почки и кожные поры, что уже через шесть часов после первого приема, все беспокоящие меня и тревожные симптомы исчезли. Количество желчи, которая исторглась из моего желудка, превосходила все ожидания. Действительно, за последние годы моей практики я увидел столь много преимуществ сего благородного лекарства и потому всегда горюю, что не узнал его удивительной силы раньше. Я совершенно уверен, что оно столь же незаменимо при горячечной лихорадке, как и перувианская кора - при перемежающейся, а ртуть - при сладострастных заболеваниях. Однако существует огромная опасность, если принимать его бездумно и беспорядочно, поскольку точно известно, что это лекарство растворяется в гное, равно как и лечит горячечную лихорадку.
Гамру находится у подножья высокой горы, которая задерживает бриз и делает воздух непереносимо жарким. Сейчас это место не имеет никакого значения, если не считать того, что оно получает от английской и голландской факторий, кроме которых нет ни единого поселения иных европейских наций. Две усадьбы факторий - единственные здания, что имеют хоть какую-нибудь важность; кроме них, весь город представляет собой развалины, которые ясно напоминают нам былую его роскошь; однако постоянные войны, которые здесь велись, и их спутники: смута и безвластие, отобрали у англичан все торговые преимущества, а город избавили почти от всех жителей. Немногие из тех, кто остался, зависели от одной из двух факторий, и лишь малое количество баньянов, генту и персидских торговцев поселилось здесь. Как изменился вид сего города с тех пор, как в нем побывал сэр Джон Шарден! Воздух остался таким же нездоровым, как и во времена этого писателя; сами персы спасаются от него в плохое время года, и лишь несколько человек с нашей фактории смогли избежать гнойных перемежающихся лихорадок (что с особой яростью бушуют в мае и сентябре), и, хотя порой от этих болезней можно восстановиться, но обычно здоровье необратимо подорвано: люди теряют европейский цвет лица, становятся бледными и лишаются сил; эти болезни вызывают заворот кишок и их спайки вплоть до перитонита.
Помимо множества догадок, упомянутых Шарденом и прочими, о неблаготворном влиянии воздуха Гамру в летние месяцы, доктор Бургаве считает, что это из-за сущности почвы, которая изобилует солью и выталкивает ее на поверхность в самых жарких местах земного шара, по его мнению, хотя широта Гамру не превышает двадцати семи градусов и тридцати минут. Белая корка, в которую соль превращается на земле, вначале притягивает сильный солнечный жар, а затем отражает его на близлежащие предметы. Наши соотечественники, живущие здесь, полагают также, что огромное количество медуз, что море выносит на берег, быстро становится ядовитым в это время года, и они источают противные и пагубные миазмы, которые вносят весомый вклад в болезнетворность сего места.
Тем не менее, в саду мистера Дугласа, примыкающему к его дому, растут бобы, капуста, шпинат, латук, лук и огурцы; столь же плодоносят и общественные сады компании, что находятся в двенадцати милях отсюда в Ассейне. Так же здесь выращивают лимоны, апельсины, лаймы, гранаты и миндаль. В этих краях можно найти фиговое дерево и несколько других, чаще всего встречаются финиковые пальмы и акация, из которой добывают гуммиарабик. С последней джентльмены нашей фактории, кажется, не слишком знакомы. В Нарбане, по соседству с Гамру, обильно растет жасмин и дамасковая роза; последнюю мы видели в цвету, когда были здесь. Нам рассказывали, что в верный сезон здесь много яблок, винограда, персиков, абрикосов, слив и орехов; последние мы попробовали, но они были сухими и прошлогодними. Мясо домашнего скота, птица, устрицы (вкуснейшие из тех, что я пробовал в Азии), креветки и множество сортов рыб здесь водятся в изобилии. За свой счет компания обеспечивает своих слуг персидским вином, и это вкуснейшее из вин, которое мне только доводилось пробовать, если не считать кларета; оно стоит примерно двадцать пенсов за бутылку. Компания также дозволяет своим слугам мадеру и несколько других необходимых вещей к столу. Сюда компания возит хорошее шерстяное сукно и свинец, отсюда - кирманскую шерсть и медь.
В Персии немало прочих товаров, но наша Ост-индская компания не задумывается об этом, оставив прибыль от них частным предпринимателям. К этим товарам относятся: ассафетида, хингра (лучший сорт ассафетиды), драконова кровь, сладкая мирра, сагапенум, руинас (который выглядит, как веточки дерева, и используется для окраски в красный цвет), семена кумина, миндаль, кишмаш (особый вид изюма без косточек), черный изюм, орехи-фисташка, чернослив, манго и финики, которые не так хороши в других частях света, как в местах, что граничат с Персидским заливом.
В двадцати четырех милях от Гамру находится местечко под названием Генау, где нашли горячие источники и ванны; сюда съезжаются люди со всей страны, чтобы излечиться от всех болезней. Мистер Паркер рассказывал мне, что это особенно полезно при кожных заболеваниях. У него достало любопытства привезти оттуда несколько бутылок с водой, выпарить их над огнем и обнаружить, что остаток почти полностью состоит из серы. Он давал его некоторым своим пациентам, и лекарство подействовало как деликатное слабительное. На расстоянии в полмили от фактории Гамру еще растет знаменитое дерево Баньян; оно не показалось мне столь же раскидистым, как то, что растет у Тревандепарума в четырех милях от форта Святого Давида, в тени которого, как посчитал мистер Дойдж, могут стоять десять тысяч человек, не стесняя друг друга, из расчета шесть человек на ярд. Несколько людей построили дома под арками, которые возникли из сучьев, пустивших лыко вниз, что в свою очередь укоренились и стали другими деревьями, соединенными с первым. Арки, которые появились из различных стволов, напоминают готичные и очень похожи на арки Вестминстер-холла. Листья на этих деревьях яркого зеленого цвета, свежие и овальные, в шесть дюймов длиной; его плод - инжир, но птицы склевывают их, как только они появляются.
Есть и другое дерево этого вида в кокосовой роще рядом с Бомбеем, у дороги к беседке неподалеку от Малабарского холма, которое третье по величине и самое тенистое из всех, что я видел; но это последнее отличается от прочих тем примечательным обстоятельством, что ни одна его ветвь не спускается до земли и из них не растет (как у двух прочих) новых стволов или деревьев*. Действительно, кажется, будто оно пытается сделать это, но побеги с корешками все еще не достигли земли. Однако ствол дерева в Бомбее значительно толще любого из стволов деревьев у форта Святого Давида и Гамру. Под тем, что растет на Коромандельском берегу, лежат руины неких домов, и обычно рассказывают (чтобы дерево казалось еще чудесней), что однажды в тени этого дерева лежал целый город. Неподалеку от дерева в Гамру находится Пагода или храм, почти полностью разрушенная, не считая малой ее части, которую содержат в хорошем состоянии, и сюда часто приходят генту молиться. Подобно этому, генту молятся под сенью деревьев, что растут у форта Святого Давида и Бомбея, с одной лишь существенной разницей: в тех местах нет пагоды**, построенной человеческими руками, и лишь такая, которая была у Друидов старых времен, которые возносили под священным дубом молитвы единому Всевышнему, бесконечному и безграничному, и не могли даже подумать заключить свою хвалу в узкие стены храма, который, как они полагали, будет совсем неподходящ. Таким же образом и генту почитают баньян священным; они будут совершенно также сильно задеты, если срезать или сломать одну из его замечательных ветвей, словно вы убили или расчленили корову, между чьими священными рогами они часто кладут руку, когда приносят самые торжественные клятвы и взывают к своему Божеству.
*Хотя у всех трех одинаковые листья и одинаковое название, возможно, они принадлежат к разным видам.
**Геродот рассказывает, что персы не возводили ни статуй, ни храмов, ни алтарей своим богам, но проводили жертвоприношения под открытым небом обычно на вершине холмов или возвышенностях. Книга I, глава 131
Цицерон предполагает, что персидский царь Ксеркс сжег все греческие храмы по совету и наущению волхвов, полагая, что оскорбительно заключать могущество бога, которому открыто все на этой земле и которому весь мир служит домом или храмом, в стенах. Вот его слова: 'По наущению магов Ксеркс, говорят, вознамерился сжечь греческие храмы, в стенах которых были заключены боги, в чьем всемогуществе быть свободными и всевидящими; боги, которым весь сей мир есть храм и дом'. Цицерон, De Legibus, II
Наш соотечественник, мистер Тикл, обращает внимание на это дерево следующими строками:
Вот дерево Баньян, чьи ветви гнутся вниз,
Пустить желая корни под толщею земли,
Пока огромной рощей не станет старый ствол
Среди полей зеленых, их плодородных волн.
Там смуглые индийцы гуляют под листвой,
Мчит вольная охота средь гулкой рощи той.
Здесь мы поняли, что осел - крайне полезное животное; я ездил на одном в Нарбане дважды, и мои братья-путешественники использовали его на увеселительной прогулке в Ассейн. Дорога туда проходит через цепь бесплодных земель и негостеприимных гор, где много не только ужасных ущелий, которые необходимо миновать, но и громадных, угрюмых скал, нависающих над головой, будто беспрерывно угрожающих свалиться. Уже в миле от Гамру и до самого Ассейна нельзя увидеть ни травинки и ни кустика; однако вокруг дома компании разбит весьма пристойный сад, и что еще более ценно, в нем есть несколько колодцов чистейшей воды, которую каждый день возят на верблюдах в Гамру для нужд фактории. Позади дома фактории стоят десять-двенадцать больших пушек, обращенных в сторону суши, а у морских ворот - еще несколько, но столь маленького диаметра, что звук их выстрела будет слышен только, если корабль встанет совсем близко от берега и ветер в это время будет дуть с берега; как было в нашем случае, когда они отсалютовали нам в ответ после приветствия с Ласточки.
Несколько лет королевство Персии терзали междоусобные войны. В то время было четверо претендентов на престол империи, и еще недавно о себе заявлял пятый, по имени Азат Хан, однако его войска были разбиты, ему пришлось бежать в Багдад, чтобы испросить защиты, и его власть рухнула после неудачной битвы с Хамет-шахом, соперником в земле Афган или Питан. Один из четверых, Назир-хан, живет в Лааре, неподалеку от Гамру, и его местные европейские джентльмены называют "Наш Хан", поскольку живут по соседству, и его власти обязаны подчиняться все губернаторы или шейхи в округе. Мне говорили, будто у этого хана или генерала (так толкуется слово Кан, Хан или Каун с персидского) на жаловании не состоит и пяти тысяч человек, но он владеет множеством цитаделей и гарнизонов в почти непроходимых горах, и что недавно он заставил Керим-хана (еще одного соперника), который с огромной армией осаждал Лаар, бесславно отступить.
За несколько дней до нашего приезда у Ассейна случилась битва, причиной которой послужило дурное поведение некоего шейха, кто, владея крепостью с гарнизоном из трехсот-четырехсот человек, частенько прерывал шерстяной торговый путь из Карминии на голландскую и английскую фактории в Гамру. После жалоб на его поведение Назир-хану, последний выступил с отрядом войск, атаковал крепость и захватил ее; однако, к сожалению, шейху удалось бежать с некоторыми своими людьми к другому мелкому шейху, кто стал отступником, и вместе они собрали несколько сотен воинов. Назир-хан выступил против них лично, отрядив вперед себя офицера с небольшим войском, который вскоре настиг врага, схватился с ним, убил примерно семьдесят человек, захватил еще больше, а остальных рассеял прочь. Ликовавшие победители находились, по их предположению, в совершенной безопасности, и часть войска разбрелась и принялась грабить окрестности; один из этих мародерских отрядов был застигнут врасплох недавно побежденным врагом, главный офицер хана был убит на месте, как и четверо или пятеро званием пониже, и для помощи раненым вызвали хирурга с английской фактории в Гамру.
Мули Али, персидский губернатор Гамру, - араб. Ему подчиняются острова Ормуз и Ларак. У первого из них стоят три военных корабля, но они не в том состоянии, чтобы выходить в море. Крепости под его командованием тоже одряхлели. Обычно он живет на острове Ормуз и, когда поднимается переполох при приезде Хана, спасается там же; он неохотно платит положенные ему налоги и потому всякий раз преисполнен дурных предчувствий от визита сего генерала. Кроме островов Ормуз, Ларак и Кисме, есть еще один остров, который населяют персы, правда, не столь примечательный, и сейчас он тоже находится под властью Мули Али, хотя еще недавно был достаточно независим. Последний губернатор этого острова много лет храбро отражал все нападения Мули Али; он дожил до восьмидесяти и умер в своей постели в тот самый час, когда Мули Али осаждал его основную крепость, которую мы видели, пока проплывали мимо; она удачно расположена на холме. В основном, полагают, что последний поход Мули Али должен был быть столь же бесславным, как и предыдущие, если бы смерть губернатора не изменила дела к худшему. Вскоре после этого события гарнизону пришлось сдаться, и Мули Али, чтобы снискать (как он полагал) величайший успех, приказал отрубить голову храброму почившему губернатору и с триумфом вернулся с ней в Бандерабасси и Ормуз.
Среди наших людей сей военный воришка* славится невысоко. Ему часто грозит Назир-хан и, возможно, будет продолжать угрозы еще долго, прежде чем вынести публичное наказание; поскольку Мули Али связан родственными узами с могущественным шейхом арабского берега, женившись на его дочери. Тот всегда готов помочь зятю с кораблями и лодками, чтобы перевезти его на острова, и защитить его своими войсками, если Мули Али подвергнется нападению.
*Говорят, что он тайно помогал французскому графу д'Эстену при атаке и завоевании последним нашу факторию в Гамру, что случилось в 1759 году.
Я не могу заключить рассказ о положении дел в Гамру без того, чтобы не отдать должной похвалы величайшему благоразумию и сообразительности местным английской и голландской факториям, которые среди потрясений и судорог гражданской войны в Персии, почти не встретились или не встретились вовсе с прекращением торговли со стороны любой из соперничающих партий. Их основополагающий принцип - не вставать открыто ни на чью сторону и одновременно держаться со всеми одинаково радушно; для этой цели совершенно необходимы были любезные письма и порой подарки.
Когда французский фрегат Бристоль появился в реке Басры, этим мистер Дуглас был предупрежден не отправлять с нами в Басру граб Успех, как ему было велено от губернатора и совета Бомбея; в нынешних обстоятельствах он не полагал разумным доверять грузы компании, которые должны были отправиться с Успехом, столь слабому кораблю. Эта задержка была для нас весьма разочаровывающей из-за своей внезапности, поскольку в этих морях не появлялся ни один французский корабль с тех самых пор, когда началось соперничество между двумя нациями. Когда мы покидали Калькутту, то льстили себе, что быстро доберемся до Басры и сможем присоединиться к каравану, что должен был выйти оттуда в Алеппо ранней весной; но, к нашей печали, все планы на тот миг оказались полностью расстроены! Однако помеха, которую мы встретили в виде французского корабля, была не первой на нашем длинном пути; кроме нее, врывались тысячи прочих, чтобы задержать нас, и это стоило нам мучительных раздумий, особенно по поводу тех посланий, которые нам должно было доставить, поскольку у нас был повод верить, что срочная их передача полностью повлияет на последствия для нашей страны. Именно поэтому мы посчитали своим долгом пренебречь риском и добраться до Англии так быстро, как только возможно. Исходя из этого, мы решили нанять одно из обычных здесь, но неудобных суден, которое называется Транки, и добраться до Басры на нем, переодевшись в арабов. После того, как мы объявили об этом мистеру Дугласу, он был столь любезен, что послал лодку на Кисме, чтобы обеспечить нас судном. Однако за несколько дней оттуда так и не пришло ответа, наша нетерпение усилилось, и мы послали мистеру Дугласу письмо с просьбой дать нам любое судно, чтобы отвезти нас вглубь Персидского залива до острова Карек, который принадлежит голландцам; у нас было рекомендательное письмо к его губернатору, барону Книпхаузену. После зрелого размышления мистер Дуглас согласился удовлетворить наше пожелание и велел снарядить граб Успех капитана Линдси, чтобы перевезти нас на берег сего острова.