Кай и Герда ложатся спать, близко-близко, под одним одеялом. "Братик, - спрашивает Герда, - а ты меня любишь? Скажи, как сильно, как горячо, как долго". Кай прижимает её к себе и шепчет, шепчет, целует сестрице маленькие руки, горячее лицо, разметавшиеся волосы и всё говорит, говорит: "Только тебя, одну тебя, больше жизни, больше яркого солнца, лишь тебя я люблю". "Братик, - снова спрашивает Герда, - а ты всегда будешь меня любить, не перестанешь, правда, не перестанешь?" Кай гладит сестрицу по щекам, целует в глаза, успокаивает, снова шепчет ей в волосы: "Всегда любил, всегда буду, всю свою жизнь буду любить тебя и никогда не перестану". Долго лежат они в молчании, крепко обнявшись, под одним одеялом, но сон не идёт к Герде. "Братик, - в третий раз спрашивает она, - а ты всякую будешь меня любить? Будешь любить больную? Или старую? Будешь любить меня некрасивой, будешь любить слепой?" Кай наклоняется к сестрице, снова целует, снова успокаивает и шепчет, шепчет, не умолкая: "Конечно, буду, всегда буду любить тебя, никого, кроме тебя, только в тебе моя радость, моё счастье, моё солнце, моя жизнь. Буду любить тебя, чтобы ни случилось".
"Хорошо, братец", - говорит Герда, и вдруг выпускает его из объятий, вдруг отстраняется от возлюбленного брата и царапает себе грудь, до крови ранит белую кожу, и маленькими своими руками с необычайной силой раскрывает, раздвигает плоть, обнажает рёбра, под которыми содрогается сердце. Перепачканными пальцами гладит она своё лицо и тоже царапает, скребёт ненавистную кожу, сдирает её кусками, снимает вместе с волосами, как неудобную одежду. "Братик, - тянет Герда к Каю окровавленные руки, - обними меня, братик, - вцепляется ему в плечи, кладёт скользкую ладонь на затылок, наклоняет к своей груди, - поцелуй меня, поцелуй прямо в сердце, в горячее моё сердце холодными своими губами, остуди его кипящую кровь. Красива ли я, - спрашивает Герда, - скажи, братик, красива ли я теперь? Целуй, целуй лицо моё, теперь оно прекрасно. Любишь ли ты меня сейчас, братик?"