Глава 6Женщины и деньги
Татсуя
Последняя неделя выдалась утомительной. Я устал сильнее, чем когда мы с учителем Лиангом заблудились в пустыне.
После ужасающей встречи с онрё я потерял сознание и когда пришел в себя, солнце стояло уже высоко. Я еле поднялся на ноги - меня лихорадило так, что это при всем желании невозможно было скрыть.
Коками уговаривал меня прилечь, но я не хотел задерживаться там, где на нас могли напасть еще какие-нибудь злые духи.
Ку принес мою котомку, и я отыскал в ней лекарства, которые еще привез из Чанъань. Мне стало немного лучше, и мы двинулись в путь. Я с трудом опирался на меч.
Только мы дошли до деревни Кимура, как Коками заявил, что здесь наши дороги расходятся и дальше он пойдет один, а мне лучше остаться здесь.
Я удивленно посмотрел в его серьезные и полные решимости глаза, и, несмотря на усталость, разозлился.
- И куда, интересно, ты пойдешь?
- К прибрежным поселениям. Один! И не пытайся спорить!
- Ах, к прибрежным поселениям? Тогда скажи, пожалуйста, каким образом ты собираешься добывать себе еду? А защищаться?
- Что-нибудь придумаю! Перестань говорить так, будто я ничего не умею! - сорвался на крик Ку.
Мне и так было плохо - почва уходила из-под ног, я еле стоял, а тут еще и Ку со своим упрямством.
- Да что ты умеешь, мальчишка?! Ни охотится, ни денег толком зарабатывать. Ты один и дня не протянешь. А к людям относишься так, будто они тебе все должны! - Я знал, что это жестокие слова, но не мог с собой совладать - я чувствовал себя как раненый, взбешенный зверь.
Ку бросился на меня с кулаками. Ничего у него из этого не вышло. Хоть я и порядком ослаб, ни один его удар так и не достиг цели, зато мне удалось повалить его на землю. Тем не менее, он быстро поднялся и вновь кинулся на меня. Из последних сил я нанес ему удар в живот.
Мне не стоило этого делать, но в тот момент я забыл о том, что я старше и что мне полагается вести себя разумнее. Ку отдышался и, злобно посмотрев на меня, сказал:
- Всё! Все плохое, что произошло со мной - из-за тебя! По твоей милости меня чуть не убили еще в Хэйан, да и онрё - на твоей совести!
- Если бы не я, ты до конца своей жизни плясал бы под дудочку Сайомори. Ты и вздохнуть бы не смел без его разрешения.
В ответ Коками обрушил на меня поток слов о моей напыщенности и о том, что "я такой сильный воин, что любой, прикинувшись старичком, может меня убить". Потом он напомнил мне о Юи.
- Не встреть я Юи, ты бы так и остался писарем в Оомуре. Потому что ты слишком большой трус, чтобы самому принимать решения.
В запале я ничего не замечал вокруг себя. Воспользовавшись этим, Ку подскочил ко мне и резко двинул локтем под дых. У меня перехватило дыхание, и я не удержался на ногах.
- А как насчет еще одного пустячка, а, Татсуя? Или правильней сказать -Хидэо?
Эти слова ударили меня сильнее его выпада. Дрожь накрыла меня с ног до головы.
Коками этого, видно, не ожидал, потому как торжествующая улыбка быстро слетела с его лица:
- Татсуя! - потряс он меня за руку.
Все плыло перед глазами и сливалось в однородную массу. Коками вроде что-то спрашивал, но я не мог разобрать слов. Его голос становился все дальше и дальше...
Я потерял сознание.
Следующие два дня меня бросало из реальности в сон. Я видел один и тот же кошмар: полугнилой труп обвивал меня руками и смеялся голосом Мичико. Наверное, я кричал во сне, потому что, когда я ненадолго пришел в себя, Коками промокнул мой лоб и зашептал, что всё в порядке, никто меня не тронет и, конечно же, меня зовут "Татсуя".
Снова проснувшись, уже глубокой ночью, мне удалось немного приподняться на локтях, чтобы дотянуться до миски с водой. Жар спал, но я всё еще чувствовал себя обессиленным. Волосы слиплись от пота, а одежда прилипла к телу.
Я сел и перекинул одеяло на Коками. Мне было жарко, а он кутался в тонкую одежду.
Открыв окно и вдохнув свежего воздуха, я почувствовал себя немного лучше.
"Это только начало нашего путешествия, что же будет дальше? Неужели нет никаких защитных амулетов против слишком разговорчивых онрё?" - я прикрыл глаза и попытался очистить себя от мыслей и найти внутреннюю силу, как меня учили в Чанъань.
На самом деле это гораздо проще, чем говорят здешние буддийские монахи. Стоит лишь представить себе место, где вы чувствуете полную свободу от всего - чувств, обязательств, правил. Для кого-то это лес, для кого-то - горы. Для меня таким местом был берег и бушующее море. Я ощущал свежий ветер и соленые брызги.
- Хидэо! - внезапно я услышал голос моей матери. Обернувшись, я увидел призрака, похожего как две капли воды на мою мать. Я решил, что это опять злобный онрё или ками, который принял ее образ. Дух подлетел ко мне, излучая мягкий свет.
- Как же ты всё-таки вырос. Но я чувствую тревожное биение твоего сердца, и это печалит меня. - Дух дотронулся до моей щеки, и тепло и спокойствие разлилось по моему телу.
- Это какой-то обман. Ты не моя мать, - неуверенно произнес я.
- Неужели ты не узнал меня? Посмотри мне в глаза и прислушайся к себе.
Ее волосы были собраны в хвост и перевязаны розовой лентой, а с пояса свисала яшмовая фигурка феникса - такой я помнил маму с детства. Она даже пахла жженым сахаром - будучи мальчиком, я прибегал к ней чумазый и усталый, а у нее всегда была припрятана маленькая сладость для меня.
Я попытался к ней прикоснуться, но она печально покачала головой.
- Я всего лишь призрак. Я уже больше никогда не смогу тебя обнять. Но пока ты носишь с собой амулет с прядью моих волос, я всегда буду за тобой присматривать.
Я склонил голову, чтобы хоть как-то скрыть подступившие слезы.
- Да, тебе нелегко, Хидэо. Ты мечешься из стороны в сторону, но сердце-то чувствует, что твоя судьба - быть защитником, быть воином. Не бояться и не искать легких путей.
- Но мой меч не может защитить ни от ками, ни от онрё.
- Меч - хорошее оружие, но вовсе не в нем лежит твоя главная сила. Опыт и воля - вот, что приведет тебя к цели и поможет спасти Ямато. От ками и онрё тебя защитит этот юноша, а твой долг уберечь его. - И она показала рукой на Ку.
Только тогда я заметил, что он проснулся и внимательно прислушивается к нашему разговору.
- Я постараюсь, - сказал я и впервые за последнее время почувствовал себя уверенным.
Мама в последний раз улыбнулась мне, прежде чем превратиться в огонек, что поплыл к окну. Очевидно, Коками мог видеть что-то еще, потому что он не сводил удивленных глаз с огонька, пока он не исчез в ночи.
- Это твоя мама? Она очень красивая.
- Да. - Впервые за долгое время я улыбался.
- А как ее зовут? - восторженно спросил Ку.
- Мэгуми. Ее звали Мэгуми.
На следующий день я пораньше растолкал Коками, поблагодарил хозяйку за гостеприимство, и мы снова вышли на дорогу к Наниве.
Коками не выспался и ворчал.
- И чему, интересно, ты ухмыляешься?
- Отличный день для прогулки. - Я посмотрел на его ошарашенное выражение лица, и мне стало еще веселей. - Пошли, а то мы так к следующему году не дойдем.
Ку
Всё то время, что мы шли до деревни Такэмура, Татсуя находился в отвратительно хорошем настроении - меня это жутко раздражало. Он много шутил, рассказывал курьезные истории из жизни императоров земли Тан и больно хлопал меня по плечу, если я уж слишком вяло реагировал на его прибаутки. Мне порой начинало сильно не хватать прежнего молчаливого Татсуи. Правда, я хорошо понимал, отчего он так изменился, и немного ему завидовал.
Да какое там "немного"! Более сильной зависти я никогда в жизни не ощущал. К Татсуе явился дух его матери, который снял с его плеч тяжелую ношу. До этого я даже не подозревал, насколько Татсуе было трудно. Пока я не увидел, каким веселым и легкомысленным он может быть, я и не понимал, насколько он был подавленым все то время, что мы знали друг друга. Но не эта положительная перемена вызывала у меня зависть, а его прочная связь с матерью. Татсуя и не подозревал, что вот уже два дня его мама находилась с ним рядом - за нами следовал маленький огонек, который тянулся за Татсуей тонкой золотистой нитью. Эта нить то становилась тоньше, то опять уплотнялась, и я всегда чувствовал, как Татсую что-то поддерживает и питает жизненной силой. Насколько же он любим - любим своей матерью, чей дух так сильно лучился добротой и пониманием.
Это заставило меня задуматься над тем, о чем я отказывался думать всю свою жизнь: любила ли меня моя мать? Если да, то почему она от меня отказалась? Почему оставила меня в монастыре и не дала мне достойного имени? Может, она думала, что обо мне позаботится мой отец - настоятель Кукай? А было ли ему дело до меня и до моей матери? Если он знал, что я его сын, почему ни разу со мной не заговорил? Я вдруг задал себе самый страшный вопрос - а любил ли меня когда-нибудь хоть кто-то? Я сильно затряс головой - не думать об этом, не думать об этом...
- Эй! Эй! -Татсуя потряс меня за плечо. - Коками, что это с тобой? - Я посмотрел на него и почувствовал неприязнь. Ух, как же я завидовал!
- С чего это ты меня Коками все время называешь? То, что ты сменил имя, совсем не значит, что я должен последовать твоему примеру. Я доволен своим настоящим именем и не стыжусь его, в отличие от некоторых! - Я почти заорал на него, а его уязвленное выражение лица доставило мне какое-то извращенное удовольствие.
- Извини, я не хотел тебя обидеть. Мне показалось, что это имя тебе больше подходит, вот и все, - спокойно ответил Татсуя. Мне стало стыдно за свой необоснованный выпад, но я упрямо продолжал грубить:
- Я сам лучше знаю, что мне подходит, а что нет. А, ладно, называй меня, как хочешь, мне совершенно все равно.
Спокойствие Татсуи дало трещину:
- Знаешь, мне плевать на твое плохое настроение и какие-то детские обиды. Когда же ты поймешь, что наше путешествие - не игра, а опасное дело? Вспомни хотя бы онрё, который нас чуть не убил. У нас, кстати, есть дела поважнее, чем пустые ссоры. Ты не заметил, что мы почти на мели? Чтобы раздобыть еду и заночевать в постоялом доме, нам каким-то образом надо подзаработать.
Я удивился.
- Как это - не осталось денег? Я рассчитал, что до моря нам хватит. А там уже будем думать, где наскрести денег на корабль...
Татсуя рассмеялся:
- Значит, плохо рассчитал. В еде мы себе особо не отказывали, да и на постоялых дворах не торговались, так что денег - только-только оплатить одну ночь в самой дешевой комнате.
Я вынул связку денег, чтобы проверить, сколько осталось от заработанного у Синамото-сан. Монеток было - енот наплакал. И если у Татсуи осталось столько же, то положение у нас незавидное.
- Надо будет задержаться в Такэмуре и найти работу, - задумчиво сказал мой спутник. Я грустно кивнул.
Деревня Такэмура была лишь немногим меньше Хэйан, а по количеству строений вполне могла сойти за небогатый городок. Мы зашли на большой постоялый двор и поразились, насколько он ухоженный и чистый. К нам тут же подбежала хозяйка заведения:
- Здравствуйте, дорогие гости! Чего изволите - комнату или только отобедать?
- Нам бы и того, и другого... Только вот вряд ли мы будем в состоянии заплатить большую цену, - сказал Татсуя. С лица хозяйки исчезла улыбка:
- И сколько же вы можете заплатить?
Татсуя молча протянул ей все, что у нас было - хозяйка презрительно хмыкнула:
- Этого вам хватит только на то, чтобы поесть - и то не очень сытно.
- Да уж, - вздохнул Татсуя, - но нам очень нужна комната. Может, у вас найдется какая-нибудь работа, чтобы оплатить ночлег?
Хозяйка нахмурила брови, которые у нее, как и у знатных дам в Хэйан, находились посередине лба.
- Работа всегда найдется. Наш постоялый двор доставляет налоги из Такэмуры в Хэйан. Нам нужны помощники, чтобы погрузить все мешки риса в повозку. За два дня справитесь?
Татсуя прищурился - видимо, прикидывал, сколько мешков могла собрать за год такая большая деревня, а потом кивнул.
- Вот и славненько, - обрадовалась хозяйка и опять стала улыбчивой, - за это сможете жить здесь и питаться два дня.
- И еще мешок риса в придачу, - твердо заявил Татсуя.
- Помилуйте, ради всех ками, за эту работу не полагается и столько, сколько я вам предлагаю! Какой еще мешок риса? Вы в своем уме? - запричитала хозяйка.
- Как хотите, -Татсуя повернулся и зашагал к выходу.
- Постойте! - крикнула она. - Хорошо, будет вам еще рис в придачу. Полмешка и не рисинкой больше!
Татсуя опять повернулся к хозяйке, улыбнулся и спросил:
- Где находится склад?
Хозяйка повела нас к небольшому помещению на задворках постоялого двора, бормоча себе под нос что-то про "жадных проходимцев". Она также показала нам повозку, в которую полагалось грузить мешки, а мешков было много. Даже очень много. Я не мог представить, что мы с Татсуей сможем погрузить их все за два дня. Татсую это, похоже, не смущало - насвистывая веселый мотивчик, он взвалил один из мешков себе на спину и двинулся к повозке. Я хотел последовать его примеру, но мешки оказались неподъемными. Я их даже с места двинуть не мог. Со злости я пнул один из мешков и пребольно ударил ногу. Свирепый от боли, я всем телом навалился на мешок и начал толкать его вперед. Мешок не поддался. За моей спиной раздался смех.
- Успокойся, Коками, можешь и не пытаться. Я сам все сделаю - иди лучше отдохни. - Он отдал мне все наши сбережения и продолжил работу.
Я хотел возмутиться, но, к сожалению, он был прав. Я понуро направился в дом. Хозяйка удивленно на меня посмотрела и показала отведенную нам с Татсуей комнату. Я был готов сгореть со стыда. До самого вечера я бродил из угла в угол и тихо ругал себя.
Когда начало смеркаться, в комнату вошел Татсуя:
- Ну что, пошли кушать!
Я невесело поплелся за ним. Внизу нам дали по миске рыбного супа и ячменной лепешке. Было вкусно, но я не мог наслаждаться едой, понимая, что являюсь нахлебником. Чай нам принесли две красивые молодые девушки. Но с мамой Татсуи сравниться они не могли.
Разлив чай, девушки не ушли, а сели возле Татсуи и принялись весело щебетать. Татсуе, видно, тоже было весело. Лишь я сидел один, никому не нужный и хмурый. Допив чай, я громко стукнул чашкой по столу и вышел. Я не заметил, как уткнулся в чью-то спину. Подняв взгляд, я увидел пухлого мужчину с хитрой улыбкой:
- Почему не смотришь, куда идешь, юноша? Несчастная любовь?
Я закашлялся:
- Нет, конечно! Мне бы денег подзаработать. Не могу же я быть совсем неспособным ни к чему! - Меня самого удивило, как просто я вдруг все высказал незнакомому человеку.
- Любишь ли ты поесть?
Я немного растерялся.
- Конечно, а кто не любит?
Мужчина внимательно оглядел меня с ног до головы:
- Сколько ты можешь съесть за один заход?
- Много могу съесть. Вернее, сколько дадут, столько и съем. Но обычно дают крайне мало, - пожаловался я, хотя никак не мог взять в толк, к чему он задает такие странные вопросы. - А вы, собственно, кто?
- Я Митсуно, - ответил он таким тоном, будто это все объясняло. Потом улыбнулся и поинтересовался:
- Деньги-то у тебя есть? Или что-то ценное?
Я начал пятиться - не нравился мне этот разговор. Судя по всему, улыбчивый дяденька решил меня ограбить.
- Стой! Куда ты? Я тебе хорошее дело предложить хочу. У нас соревнование сейчас начнется - если ты сможешь съесть больше всех, получишь неплохой куш.
Я подозрительно покосился на мужчину.
- А в чем подвох?
- Никакого подвоха. Идем со мной, сам все увидишь, - и он привел меня на шумную оживленную площадь. Большая толпа окружала что-то, что я не мог разглядеть, сколько бы ни подпрыгивал. Митсуно-сан схватил меня за руку, и мы с трудом протиснулись к центру. Оказалось, что людей почему-то интересовали несколько деревянных столов. Невдалеке от них разрумянившийся мужчина, неловкими движениями утирая пот со лба, жарил тофу. И успел нажарить на целую армию, судя по тому, что ему некуда было ставить миски - лавка рядом с ним уже ломилась.
Вперед вышел бодрый упитанный старичок, чем-то напоминающий мне статуэтки Будды, которые у нас в Сингоне стояли в каждом пыльном углу. Старичок мне сразу не понравился.
- Сильно уважаемые и средне уважаемые господа, я так рад, что мы все здесь сегодня собрались. В честь того, что наша деревня смогла оплатить налоги и при этом не разориться, мы проводим долгожданное соревнование едоков! Сегодня мы узнаем, у кого самый большой и выносливый желудок. Кто желает участвовать - смело выходите вперед. Не упустите такую возможность - всего лишь три серебряные монеты за участие!
"Всего лишь!" - присвистнул я. - "Неплохо они тут, однако, живут".
Киранага толкнул меня в спину.
- Давай, вызывайся!
- Нет у меня трех серебряных монет! У меня всего лишь десять медных - и то шесть из них не мои.
Киранага-сан сморщил нос и недовольно махнул рукой:
- Ладно, не в первый раз рискую. Так уж и быть, поставлю на тебя из своего кармана. Чувствую, что у тебя неплохие задатки.
- Почему это? - удивился я. Мой вид обычно не вызывал у людей уверенности в моих силах.
- Чутье старого игрока. Эх, карма моя тяжкая, - произнес Митсуно и сунул мне три серебряные монеты, перед этим выхватив у меня связку с медяками. Я уж было возмутился, но он заявил, что если я проиграю, он заслуживает получить хоть что-то. А если я выиграю, то об этих жалких медяшках я даже и не вспомню.
Я неуверенно поднял руку. "Будда" заметил меня и жестом пригласил выйти из толпы.
- И вот - наш третий претендент! Неизвестный тощий мальчишка! Кто-нибудь его знает? Нет? Ну и не важно. Важно то, сможет ли он соревноваться с победителями прошлых лет. - Он указал на худощавую пожилую женщину и мужчину таких необычайных размеров, что он один занимал целую лавку.
Я передал "Будде" три серебряных монеты и уселся рядом с женщиной. Она кинула на меня оценивающий взгляд и, видно, решив, что я не представляю угрозы ее победе, улыбнулась мне.
- Следующие два участника - братья-близнецы Мичизанэ! Один из них - убейте меня, не знаю, который именно, - в прошлом году почти вырвал победу у старухи Обжоры, но кто же может тягаться с неоспоримой чемпионкой? - "Будда" отвесил поклон моей соседке. Та задрала подбородок.
К нам присоединилось по меньшей мере еще человек двенадцать. Среди них все были опытными едоками - некоторые прибыли издалека, чтобы поучаствовать в соревновании. Даже какой-то мелкорослый парень в розовых штанах чуть постарше меня оказался известным во всем Ямато пожирателем риса. Судя по тому, что, когда он появился перед толпой, все, включая "Будду", заголосили: "Нанивское Чудо! Нанивское Чудо!", - родом он был из Нанивы.
От волнения у меня начали трястись руки. Я уже сожалел о том, что позволил Киранаге втянуть меня в это сомнительное дело. Оглядывая опытных противников, я думал, как скажу Татсуе, что проиграл все наши деньги.
Вдруг раздался громкий хлопок, и нам всем принесли по первой миске жареного тофу с рисом. Палочек эти жадные некультурные люди нам не выдали, поэтому пришлось есть руками - благо, тофу успел остыть. Только рис постоянно прилипал к пальцам, что доставляло много неудобств.
Зато такой вкусной еды я давно не пробовал - очевидно, ради соревнования повар постарался на славу. Когда я расправился с первой миской, сердце подскочило от радости в предвкушении следующей. Как же долго я мечтал о таком в Сингоне! Сколько же я снов насмотрелся о нескончаемой еде!
После шестой миски, к моему превеликому удивлению, кое-кто уже начал сдаваться. А к десятой я обнаружил, что нас осталось всего пятеро.
- Вот слабаки собрались, - подумал я самодовольно. Живот мой хоть и надулся, но против добавки не возражал.
- Вы только посмотрите! - раздался возмущенный возглас "Будды". - Оставшийся близнец Мичизанэ кидает рис на землю!
- Жулик! - заголосила толпа. Я бы к ним присоединился, не будь мой рот полон.
Близнеца Мичизанэ отдали разъяренным борцам за честные соревнования, и нас осталось четверо - я, старуха Обжора, Нанивское Чудо и толстяк-здоровяк. Правда, приглядевшись, я понял, что толстяк уже не ел, а лежал без сознания лицом в миске. "Отличненько, - подумалось мне, - только двое противников осталось. Похоже, победа у меня в руках. Зря я волновался".
К сожалению, я чуть-чуть себя переоценил. Когда к двадцатой миске ни Чудо, ни Обжора не сдались, я понял, что дела мои плохи.
Никогда не думал, что такое когда-либо скажу, но я наелся. Причем до отвала. Изначально вкусный тофу теперь казался мне мерзким, а на рис и вовсе смотреть не хотелось. Я замедлился, и Обжора обгоняла меня уже на две миски, когда из толпы раздался голос Митсуно-сан:
- Лопай, мелкий, онрё тебя побери!
От этих слов лучше не стало, пот тек с меня градом, и я с трудом дышал. Но миску все же кое-как доел. Мне принесли следующую, и я с отвращением заставил себя глотать кусок за куском.
Обжора так и не доела двадцать вторую миску и со стоном сползла под стол. Оставалось победить только Нанивское Чудо, которое до сих пор уплетало так, что за ушами трещало. "И где он безразмерный желудок достал? Или он тоже в каком-нибудь монастыре долгое время голодал?" - я с ненавистью поглядывал на соперника, пока давился гадкой пищей. Я не мог позволить себе сдаться, особенно сейчас.
"Судя по выкрикам Митсуно, если я не выиграю, он нашими с Татсуей медяшками меня и пристукнуть может. А если он не пристукнет, то за него дело с удовольствием закончит Татсуя". - Я так и представлял, как он меня отчитывает: "Я деньги зарабатываю, а ты их на всякие глупости тратишь!" От этих мыслей у меня открылось второе дыхание (или второй желудок). Я приговорил еще три миски, когда "Будда" вдруг объявил:
- Дорогие мои, вижу, вы затаили дыхание, ожидая узнать, кто же получит звание лучшего едока Такэмуры - чудо-человек из Нанивы или тощий мальчик, похожий на пугало? Особенно замерли те, кто поставил хорошие денежки на победу Пугала! - он кинул взгляд на Митсуно, который нервно теребил себя за рукав. "Вот прохвост - дважды на мне навариться решил!" - Я жевал и одновременно пыхтел от возмущения, когда Нанивское Чудо неожиданно встал, поклонился толпе и заявил, что он сыт.
- Как это? Вы разве не хотите еще побороться?
Чудо удивился.
- Но я уже наелся.
Тут в разговор встрял Митсуно:
- Он же говорит, что наелся - пусть идет!
- Некоторым лечиться надо, - пробормотал обескураженный "Будда", а потом громко добавил. - Нанивское Чудо добровольно выходит из состязания, а значит...
- Побеждает мелкое Пугало! - завопил во весь голос Митсуно и, спустя мгновение, его поддержала толпа.
"Замечательно, - думал я, пытаясь встать, - теперь меня навеки в Такэмуре запомнят, как "Пугало".
Встать у меня не получилось, поэтому пришлось ползти. "Будда" доброжелательно выдал мне тридцать четыре серебряные монеты, но не успел я их прикарманить, как Митсуно отнял у меня половину.
- Эй, ты же еще выигрыш полу... - я не смог закончить предложение, так как тофу начал проситься наружу. Митсуно похлопал меня по плечу:
- Ну что, молодой человек, приятно было с тобой сотрудничать, - и его и след простыл.
От ужина, я, понятное дело, отказался, хотя немного об этом сожалел. Тем не менее, я подсел к Татсуе и похвастался съеденным и заработанным. Он лишь заботливо поинтересовался, не болит ли у меня живот.
Чай нам снова принесли две красивые девушки, и в этот раз одна из них - в розовом кимоно с желтыми цветами - подсела ко мне, причем настолько близко, что я смутился. Она разливала чай и нашептывала мне о его свойствах. Я не мог сосредоточиться на ее словах и завороженно смотрел, как она двигалась. Только я допил свой чай, девушка взяла меня за руку и потащила за собой. Я шел, как одурманенный, но тут меня кто-то схватил за воротник.
- На пару слов, - сказал Татсуя. Я нехотя повернулся к нему, и он отвел меня в сторонку:
- Слушай, ты осторожнее с этими девушками из постоялых домов. Им доверять нельзя.
- Почему это? - Задиристо спросил я. - Тебе лишь завидно, что и на меня обращают внимание.
- Ну как знаешь - потом не жалуйся, - резко сказал Татсуя и ушел.
Девушка опять повела меня за собой. Мы вошли в маленькую комнату, в которой сильно пахло пряностями. У меня закружилась голова, поэтому когда девушка приблизилась ко мне, я немного отпрянул.
- Ты же уже взрослый? - с улыбкой спросила она. Я закивал, и девушка прижалась ко мне губами. Я ответил на ее поцелуй и тут почувствовал сильный удар по голове. Я даже не успел удивиться - просто упал и потерял сознание.
Очнулся я в той же комнате и со стоном ощупал затылок, на котором, как оказалось, вскочила огромная болящая шишка. Я вышел из комнаты и, пошатываясь, пошел вниз. Там, как ни в чем не бывало, сидел Татсуя:
- Ты не видел здесь девушку в розовом кимоно?
Татсуя поглядел на меня:
- Нет, не видел, а что? Обобрала? - спросил он почти весело.
Я порылся в карманах и не обнаружил там связки денег. Окинув Татсую хмурым взглядом, я сказал:
- Да, да, ты, как всегда, был прав! Не стоило мне с ней никуда идти! Но что мне делать, если я такой дурак?
Татсуя почесал подбородок:
- Вряд ли эта девица вышла из постоялого дома. Здесь нет еще одного выхода, так что мы ее найдем. Не переживай, - он мне подмигнул.
Я опять коснулся своей шишки и, не удержавшись, подмигнул ему в ответ.
Татсуя
Я решил наконец все-таки научить Коками приемам самообороны.
Вначале он воодушевился, но когда узнал, что под "умением себя защищать" я не имею в виду меч, на его лице отразилось разочарование, а потом раздражение.
Я этого и ожидал. Такой уж у него характер - всё или ничего. Он кидается что-то делать, тут же бросает, если с первого раза не получается, а потом ходит и злится на себя и весь мир.
Поэтому было бы неразумно учить его искусству владения мечом. Для этого нужен холодный разум, спокойствие и терпение.
Я выбрал три несложных приема: "удар сердитого дикобраза", "ответный удар вредного петуха" и "захват хитрой мартышки". Эти приемы мне давным-давно показал учитель Лианг, который мог выйти из любой драки победителем. Даже если был в дрова пьяным.
Лианг говорил мне, что в самообороне главное - хватит ли тебе смекалки применить полученные знания. Смекалки у Коками хватит, главное, чтобы он не отвлекался на ворчание по поводу вселенской несправедливости и не пытался все время увильнуть от тренировок:
- Отстань от меня. Я устал. И вообще, мне плохо, - капризно говорил он мне.
- А в следующий раз, когда тебя будут обворовывать, ты тоже так скажешь?
- Кстати, раз уж ты вернул мои деньги, может, отдашь их? - Коками встал, упершись руками в бока.
- Пока не сможешь за себя постоять, все деньги будут храниться у меня.
Ку насупился, но с упорством принялся отрабатывать на мне "ответный удар вредного петуха".
Я ухмыльнулся про себя, вспомнив, как легко было вернуть украденные деньги.
Молодая воровка даже не стала особо отпираться. Заметив рукоять моего меча, она поджала губы и кинула в меня связкой монет.
- Половину я себе оставила за предоставленные услуги.
Я схватил девушку за локоть и подтянул к себе:
- Я ведь уже той ночью с тобой расплатился, или ты уже забыла?
- А это за твоего друга. - Она подмигнула мне.
От удивления я отпустил ее. Когда розовое кимоно скрылось из вида, я задумчиво посмотрел на связку монет, которую незаметно вытащил из рукава девушки.
Хоть мы и разжились деньгами после того, как Коками доказал всем в Такэмуре, что монах, которого плохо кормили, может объесть всех и вся, я все равно переживал - вдруг нам не хватит этого до Нанивы. Поэтому когда услышал от хозяйки постоялого дома, что она устраивает у себя небольшое "ута-авасэ", победитель которого получит денежную награду, я незамедлительно подписался на участие.
- Ты решил состязаться в поэзии? - удивленно спросил меня Ку, когда я рассказал ему о возможности еще подзаработать.
- Да, а что в этом такого?
- Ничего, просто не думал, что ты такой знаток тонкого стихотворного искусства, - подколол он меня.
- А я не думал, что в твоем худеньком теле может поместиться столько плошек риса, - не остался в долгу я. - Я, конечно, не такой великий поэт, чтобы меня включили в новый императорский сборник стихов, но для деревенского "ута-авасэ" вполне сгожусь.
Отец научил меня слогать вака. По его рассказам, до женитьбы у моей мамы было очень много ухажеров, и она долго выбирала, с кем из них связать свою судьбу. В итоге она выбрала моего отца потому, что сочиненный им стих покорил ее сердце.
Вечером я почистил свою одежду, чтобы выглядеть прилично, и хозяйка провела меня туда, где уже собрались зрители, пришедшие поддержать или освистать нас. Сами участники ута-авасэ, судя по одежде, являлись местными чиновниками. В постоялый дом набилось столько народу, что сразу стало ясно, зачем на самом деле устраивалось "ута-авасэ" - это был замечательный повод собраться вместе, показать себя и посплетничать.
Мне выдали именную деревянную табличку, чтобы судья мог определить, кому ставить оценку.
Наконец все расселись, и судья - пожилой, но еще не седой мужчина в строгих темных одеяниях - объявил главное слово первого круга - "забота".
Начал мой сосед - молодой чиновник в светло-голубых одеждах по имени Фукуяма:
- Нет на земле цветка,
Что рос бы без забот.
Я продолжил:
- В лесу не найти дерева,
Вознесшегося в высь,
Без помощи дождя.
Мужчина средних лет, почесав бороду, добавил следующую строчку:
- Человек жалуется на беды
И не видит этой красоты.
Судя по одобрительному шепоту, она понравилась зрителям.
- Его сосед похоронил
Отца, жену, детей
И расцвел, как сакура, - довольным голосом изрек последний участник - сухонький, пожилой человек с прилизанными волосами и смугловатой кожей. На его именной табличке значилось "Касай".
То, как он закончил стих, с моей точки зрения, не вписывалось в общую тему, а скорее, наоборот, высмеивало ее. Но многим зрителям, на удивление, понравились эти строчки. Они доброжелательно кивали Касаю. Одна молодая женщина решила показать свое восхищение тем, что широко заулыбалась поэту. Признаться, лучше бы она этого не делала - с улыбкой ее лицо напоминало ослиную морду.
Фукуяма-сан поморщился, и, видно, хотел мне что-то сказать, когда судья объявил начало следующего круга.
В этот раз начинал я с главного слова "новизна". У нас складывался неплохой стих, пока очередь вновь не дошла до Касая:
- Новые саженцы смоет ливнем -
Старые пни останутся навеки.
Когда после этих отвратительных строчек в комнате раздались восхищенные возгласы, я чуть не выругался. Какая-то седовласая женщина в грубоватой коричневой одежде, которая больше походила на мужскую, довольно кивала и громко расхваливала Касая. На остальных участников она смотрела пренебрежительно, называла их "зелеными недоростками", а, взглянув на меня, так вообще скривилась.
Заметив в каком замешательстве я пребывал, мой сосед наклонился ко мне и шепотом объяснил:
- Это Учиха-сан - единственная старая дева в Такэмуре. Говорят, что у нее и в молодости был такой противный характер, что, несмотря на состоятельных и знатных родителей, никто не хотел иметь с ней дела. А теперь она плохо относится ко всем, кто младше ее самой. Потому-то она и поддерживает только Касая-сан.
- Но почему все остальные тоже так благосклонны к нему? Неужели им действительно нравятся его бездарные стихи?
- Нет, конечно, - хмыкнул Фукуяма-сан. - Просто Касай-сан, как самый богатый торговец, частенько дает жителям деньги взаймы под очень большой рост. Вот все и хотят выслужиться перед ним. Наивные - думают, что он тогда о долгах на время забудет.
Я посмотрел на улыбающегося торговца, который в тот момент прихлебывал чай из пиалы, и он показался мне еще отвратительнее.
Поэтому я решил во что бы то ни стало выиграть ута-авасэ.
Следующий круг получился гораздо лучше, потому что заканчивал стих Фукуяма-сан, а Касаю достались вторые строчки. Хотя он и попытался повернуть все к тому, что какой бы благочестивой не была девушка, она продаст своих родителей за дорогое украшение.
Постепенно все участники выбыли, кроме меня и Касая.
Судья объявил последний круг, который определял победителя, а темой для него назвал "женщину".
Торговец снисходительно улыбнулся мне, а потом заискивающим голосом обратился к судье:
- Я думаю, что начать стоит нашему юному другу. Я, как человек немолодой, и много раз доказавший способность слагать стихи, могу позволить себе отдать сопернику первый ход.
Судья задумчиво огладил короткую бороду, явно не спеша отвечать. Кажется, он был одним из тех немногих людей, кто ничего не задолжал Касаю. Поэтому я решил тоже высказать свое мнение:
- Я хочу выразить свое глубокое почтение Касаю-сан и поблагодарить его за такое великодушное предложение. И, тем не менее, отказаться от чести начинать последний стих. Поскольку я моложе, - улыбка на лице Касая дрогнула, - а соответственно не имею такого огромного жизненного опыта, как мой соперник, мне будет трудно, да и невежливо слагать строки на такую нелегкую тему.
- Согласен, - и судья кивнул Касаю, приглашая его начинать.
Торговец не удержался и метнул в меня таким яростным взглядом, будто я у него что-то прилюдно украл, и при этом меня оправдали. Наверное, он не знал, что придумать, потому что вначале пустился в пространные речи о мудрости философов прошлых лет и своей молодости. Может, он хотел таким образом заручиться поддержкой зрителей, да только даже те, кто ему до этого улыбались, начали украдкой прятать зевки. Не считая Учихи-сан, которая, как и прежде, нахваливала Касая своим соседям.
"Да, из них бы вышла отличная парочка - оба старые никому не нужные зануды, считающие себя даром небес", - хмыкнул я.
Наконец его скучное повествование закончилось, и Касай прочел свои строки:
- Цветущая сакура по весне
Прекрасней женщины ночью.
Не знаю, есть ли у Касая жена, но, будь я на ее месте - непременно обиделся бы. Надо же такое сказать! Многие женщины в комнате нахмурились и стали перешептываться. Да и некоторые мужчины покачали головой.
Торговец, явно не ожидавший такого недовольства среди зрителей, уже начал объяснять, что имел в виду вознесение духовного над материальным, но судья остановил его и дал мне слово:
- У мужчины, не ценящего женщину,
В саду засыхает бамбук.
В комнате раздался громогласный смех, к которому постепенно присоединялись всё новые голоса. Лицо Касая возмущенно побагровело, а Учиха-сан смотрела на меня, словно на чудовище.
Вот так я и выиграл "ута-авасэ" в деревне Такэмура. Поскольку теперь у нас с Ку денег было предостаточно, я решил сводить его в чайный дом, чтобы отпраздновать наш успех.
Нас усадили в тихий угол, и под звуки музыки мы расслабились. Мне принесли сакэ, но поскольку я знал, что мой спутник ни за что не возьмет его в рот - для него я попросил вишневого сока.
К нам подсели две девушки и начали играть с нами в маджонг. Ку сперва напрягся, но через какое-то время даже стал смеяться над моими шутками и тем, как я игриво общался с девушками. Первая благовонная палочка еще не успела истлеть, а Ку уже вовсю болтал - так что мне захотелось его ненадолго заткнуть.
- Ой, смотри, как красиво они танцуют! - воскликнул Ку, указав на две тонкие фигуры. В Чанъань я и не такое видел, но для Коками чувственное исполнение было явно в новинку. Он внимательно следил за тонкой фигурой одной из танцовщиц.
- Она почти такая же красивая, как твоя мама.
- Что ты имеешь в виду? - остолбенело спросил я.
- У нее такое же доброе лицо.