В прошлом году, в канун Покрова Клавдия Васильевна схоронила единственного сына. Сын страшно пил и погиб трагически - его с пробитой головой нашли случайные прохожие на пристанционной площади. Когда-то у сына были жена и дочка, но жизнь не заладилась, и давно уже разлучился он с семьей, разошлись они как в море корабли.
Сына провожали плохо, никто по нему, кроме матери не убивался,не плакал. Жена и дочь и вовсе стояли в сторонке, как чужие или соседи. При прощании покойного с домом только протяжное завывание старухи- матери и такой же протяжный скулеж дворняги Малыша возвещали, что в последний путь отправился чей-то сын, муж и отец.
На кладбище Малыша не взяли: вроде как собакам там быть не положено. Чтобы не болтался под ногами, его приковали цепью к собачьей конуре, и, пока несли гроб, бедный пес рвался и метался, изо всех сил надеясь высвободиться.
Уже после похорон старушка-читалка, не пошедшая за гробом на кладбище, а оставшаяся в доме помогать в приготовлении заупокойной трапезы, говорила : " Собачка-то так с цепи рвалась, так рвалась!.. Я думала, сердце надсадит или на забор вскинется, и дело с концом ".
После пережитого горя Клавдии Васильевне было не до собаки, тем более, что та поначалу, после потери хозяина, вела себя отчужденно и недружелюбно, будто в чем-то ее упрекая. Дней через десять после похорон к Клавдии Васильевне забрел странный субъект, который объявил, что сына ее убили за бутылку пива, а сам он, субъект то есть, стал невольным свидетелем этой трагедии.
Незваный гость исчез трак же внезапно, как и появился , и Клавдия Васильевна не успела узнать, почему же он не заступился за ее сына, не успела спросить и о том, как это можно так просто убить человека...Да мало ли чего она не успела спросить...
После внезапного визита Клавдия Васильевна долго не могла прийти в себя. И не найдя ничего более успокаивающего, она присела на свежий чурбак у собачьей конуры и повела беседу как бы сама с собой: " Ты знаешь, Малыш, видно чего-то мы с тобой недоглядели, коль все так произошло. Видно чего-то мы ему не сказали и недоразобъяснили..."
Клавдия Васильевна точно не знала, что нужно было досказывать и доразобъяснять взрослому сорокалетнему мужику, если он начал путать божий день с ночью, но она знала, чувствовала, что не донесла до сына что-то такое, что могло бы стать основой его, а значит и ее жизни.
" Может быть, я редко говорила, что люблю его, что он мой единственный и самый лучший?" - однажды спросила себя Клавдия Васильевна. Пес при этом прижался к ногам хозяйки, посмотрел на нее всепрощающими глазами и, по-видимому, согласился с тем, что она права.
С того дня пес от нее не отходил. Клавдия Васильевна, признаться, не ожидала от собаки такого внимания, но Малыш был единственным, кто ждал ее после долгих хождений по милицейским инстанциям, где она пыталось оспорить странное заключение о гибели сына, гласившее "Смерть наступила в результате несчастного случая".
- Пришла я к этому милицейскому начальнику, - рассказывала Клавдия Васильевна собаке, - и говорю: " Какой же несчастный случай, милок, коль сына моего забили до смерти. И свидетель ко мне сам приходил, подтвердил сказанное". А начальник мне и отвечает: " Ты из ума выжила, бабка. А если хочешь чего оспорить, веди своего свидетеля, коль он тебе не причудился".
После задушевных "собачьих" бесед и обильных горьких слез, Клавдия Васильевна неизменно чувствовала себя легче, будто горе ее постепенно растворялось и смывалось слезами, будто кто неведомый подставлял свою душу, чтобы горе- горькое не затаилось в душе одной.
"Вот, скажут, совсем бабка чокнулась - в собаке утешение и сочувствие ищет", - ворчала иногда сама на себя, будто чего застеснявшись, Клавдия Васильевна. И тут же добавляла: " А кто знает, какая душа у той собаки, сочувствующая или несочувствующая - и , может быть, она у нее больше болит, чем у нас самих".
Малышова душа и вправду болела. Она помнила, как была еще душой щенка и бесприютно жила на привокзальной площади, где позже произошло несчастье с тем человеком, который щенка с этой площади однажды увел. Внезапно обласкав взглядом, этот человек пригласил Малыша в утреннюю электричку. И Малыш поехал, втайне надеясь, что там, куда его привезут, для него обязательно найдутся тепло и сытый стол.
Да, Малыш знал о надвигающейся трагедии (собаки всегда о таком знают заранее), но он так боялся прежде времени пугать хозяйку, что взял и смолчал. Если трактовать его поступок по-человечески, то пес действовал по принципу: " Пусть узнает, но не от меня". А может он верил, что его молчание что-то изменит...
Той же осенью, что погиб сын, к дому Клавдии Васильевны приблудился котенок - грязный, тощий, в чем душа теплилась. Казалось, все позвонки на его спине можно было пересчитать по порядку. Он стоял у забора и горько плакал. И подойти ближе не смел, боялся, что прогонят, и уйти не стремился, все же надеясь, что его здесь могут приютить.
Клавдия Васильевна решила котенка подкормить: принесла плошку, нацедила в нее молока, ткнула его мордочкой в живительную влагу. Пока котенок лакал молоко, Клавдия Васильевна готовилась к "скандалу". Она прекрасно изучила характер Малыша и давно поняла, что дворовый пес согласен был терпеть любые невзгоды, лишения, обиды - единственное, чего он в действительности не мог перенести, это когда пересекаются его пути со всякими бесхозными кошками.
"Скандала" почему-то не последовало, все было тихо и мирно. Сначала Клавдия Васильевна решила, что Малыш просто-напросто не заметил котенка, но когда увидела, что он наблюдает за маленьким гостем с большим интересом, была удивлена еще больше.
Вопрос "оставлять или не оставлять" котенка для Клавдии Васильевны не стоял, вернее, ею не ставился. Наевшись, этот маленький комочек жизни благополучно заснул на солнышке у собачьей конуры, проснулся, опять поел и ... остался жить. А что же пес? Да ничего. Он котенка не только не обижал, но и позволял ему есть из своей чашки, ловил с ним вместе мышей и даже отгонял мух, когда те не давали котенку спать.
Зиму они прожили в тепле и дружбе. Котенок поселился с Клавдией Васильевной в избе, а в сильную стужу она зазывала сюда и Малыша. К весне Васька (а бывшего кошачьего сироту назвали именно так) вырос, остепенился и обрел, надо сказать, весьма независимый характер. Единственное существо, к которому он питал неизменное уважение, был пес Малыш. Васька стал лютым добытчиком. Он ежедневно приносил в дом мышь, иногда и не одну. Мышей Васька обычно складывал на пороге и явно недоумевал, почему хозяйка ведет себя так вяло и не выражает явного ликования по поводу его высокоразвитого охотничьего инстинкта. А еще приблуда - кот очень любил поговорить, причем его "мяу" больше напоминало "хм" и, произнесенное с разными интонациями могло означать, например, "Как дела ?" или "Что это вы здесь делаете ?"
Нельзя сказать, что Клавдия Васильевна подолгу забавлялась со своими животными. Несмотря на возраст, она старалась как можно глубже уйти в хозяйство, чтобы забыться и не о чем плохом не вспоминать. И все же ее радовало, что рядом есть две живые души, которые к ней прислушиваются, приглядываются и стараются ее понять.
...Малыш взялся подвывать в середине лета. Выл он протяжно, но как бы нехотя, будто выполняя тяжелую безрадостную работу. " Ну вот и дождалась, - подумала как-то Клавдия Васильевна . - Собака-то по мне воет".
Клавдии Васильевне минуло семьдесят пять, и умирать она особенно не страшилась. "Все там будем, - рассуждала она. - Вот только живность жалко, не на кого оставить. Да и кому сегодня нужны безродный кот и дворняга-пес."
Но первым помер Васька. Поговаривали, что соседка травила мышей, и кот что-то не то съел. Ровно через неделю издох Малыш. Он где-то пропадал несколько дней подряд и вернулся домой весь израненный. Ходили слухи, что его загнали чужие собаки...Клавдия Васильевна похоронила пса и кота в саду, положила их в землю рядом, и того, и другого завернув в новый холщевый мешок.
" Отчего мы так неуместно боязливы,- думала, горюя Клавдия Васильевна. - Отчего я не жалела кота за то, что он хорошо ловил мышей? И не жалела собаку за то, что она хорошо сторожила дом и была мне большим другом? Почему я так боялась сказать моему сыну о том, как я его люблю и какой он для меня всегда маленький и несмышленый мальчик?.."
Иногда Васька и Малыш снились Клавдии Васильевне - вдвоем, такие домашние, пушистые и теплые. И Клавдия Васильевна вдруг стала думать о том, что там, в другой жизни, ей будет спокойнее и милее: то Малыш хвостом потрусит, то Васька про дела спросит. Единственное, чего она опасалась, - пожара от оставленной без присмотра печи : очень уж не хотелось умереть неспокойно, не по - праведному, не по-христиански.