Алан бережно принял изящный медальон морискийской работы, бывший хранилищем светло-русого локона.
- Октавия?
- Да, единственная сила, которой я молюсь.
Третий день Осенних Ветров. Сегодня Рамирито исполнилось восемь. Восемь лет минуло со дня воцарения Франциска Оллара и гибели герцога Рамиро Алва, Властителя Кэналлоа. Сегодня в королевском дворце приём в честь годовщины царствования Франциска Первого Оллара и образования Талига. Сегодня во дворце соберутся и знатнейшие фамилии Талига, принявшие Франциска, и его старые соратники, получившие в новом королевстве титулы и земли. Будут и гости из Кэналлоа. И Рубен Дьегаррон, которого августейший племянник почти девять лет назад назначил наместником Кэналлоа, и другие рэи приехали, чтобы убедиться - кровь Алва жива. Многие из них помнят семнадцатилетнюю герцогиню, и все они чтят память соберано, лежащего под сводами храма здесь, в Олларии.
Королева Октавия сидела перед зеркалом, ничего не видя из-за слёз. Сейчас никто не потревожит покой Её Величества. Ни ожидающие её в приёмной и Малой гостиной придворные дамы с их вечными сплетнями и болтовнёй о нарядах. Ни августейший супруг - Франциск сейчас беседует с послами; после провала Священного похода для большинства государей Золотых Земель он из 'этого выскочки' и 'еретика' превратился в 'царственного брата', и теперь соседи с опаской наблюдают за силой и растущим влиянием Талига. Ни сын - он под присмотром усмехающегося в седые усы Санчо повторяет гербы и родословные своих подданных.
А Долорес уже полмесяца в Рассвете. Молоденькая Мария очень старательна, но она не знает, как войти в самый нужный момент; не успокоит понимающим взглядом. И не станет порою ворчать или петь кэналлийские песенки. Не обмолвится 'моя эреа', а только 'Ваше Величество'. И уж конечно, не приготовит отвар, успокаивающий боль в сердце. Уже готовых настоек и отваров осталось почти до Зимних Скал, а потом придётся глотать лекарства лейб-медика. Если она переживёт эти роды. Срок близился, и Франциск, обеспокоенный нездоровьем супруги, поселил врача рядом с её личными покоями. Стоит только позвать - и он примчится. Но нет. Не сегодня.
Сегодня вечером Октавия желала побыть в одиночестве. Нет, не так. Наедине с Создателем.
Хотя Франциск и запретил эсператизм в Талиге, для супруги он делал исключение, зная её набожность. Впрочем, после неудачного Священного похода Октавия сильно сомневалась в угодности Агариса Всемилостивому. Да и молитвы на родном языке казались теплее и ближе.
Утром Октавия вместе с сыном, королём, герцогом Эпинэ и другими вельможами была у могилы Рамиро. Останься она герцогиней Алва, бывала бы там как можно чаще, но королева не принадлежит себе.
Скоро её долг перед Талигом будет исполнен. Создатель, пошли сына! Она не сможет больше родить, врачи единодушны в этом, и если будет дочь,.. тогда Франциск усыновит Рамиро. Её Рамирито... Нет! Он - герцог Кэналлоа, её маленький соберано. Когда-то Октавия была юной и наивной, а Рамиро смеялся и управлял Кэналлоа словно бы шутя, и все слушались его. Тогда это не удивляло юную герцогиню - как может быть иначе? Но сейчас она видела, как порой трудно приходится Франциску.
Корона... она почти ненавидела этот венец, из-за которого потеряла самого дорогого человека.
Наедине с собой можно не лгать, не притворяться. Да она это и не умела.
Было время, когда она смирилась с потерей. Тогда-то вдовствующая герцогиня Алва и стала королевой Талига. Франциск был всегда заботлив, предупредителен, ласков к ней и сыну. Но иногда от его взгляда становилось страшно. Так не смотрят на живую женщину! Король словно молился на неё. Рамиро тоже обожал свою Синеглазку, но его глаза были другими. Их огонь обжигал её щёки, заставляя смущённо потупиться. Особенно поначалу, когда Октавия ещё не верила, что это всерьёз, что ей, сироте из маленького городка, выпала такая неслыханная честь.
А как он любил играть с её волосами или просто смотреть, как его герцогиня причёсывается!
... Служанка, сделав реверанс, вышла из комнаты, оставив вошедшего герцога наедине с супругой. Рамиро Алва отплывал на Марикьяру, его не будет целый месяц. Они никогда раньше не расставались так надолго. Но мужчины всегда уходят, а женщины остаются и молятся за них. "Ничего не поделаешь, детка, так устроил Создатель", - бывало, повторяла её старая няня. И рассказывала на ночь сказки.
- Я бы хотела сплести тебе кольчугу из моих волос, чтобы никакое зло не одолело тебя, - улыбнулась она через силу.
- Это были бы самые драгоценные доспехи. Тоньше паутинки, легче пуха и чище серебра. Но моя эреа защитит меня своей молитвой, - улыбнулся герцог. И как ни в чём не бывало, видя, что жена вот-вот расплачется, поинтересовался: - а какие ещё истории знает моя герцогиня?
- О волосах? Нянюшка рассказывала о девушке, чей жених уехал в дальние края и забыл невесту, поддавшись колдовству. Тогда она вышла на самую высокую башню родительского замка, отрезала прядь волос, золотых, точно солнечный свет, и попросила ветер отнести их любимому.
- Вот как? - Повелитель Ветра приподнял бровь в шутливом удивлении. - И юноша вернулся?
- Она четырежды посылала волосы, прежде чем чары Леворукого спали.
- Четырежды? Ну, я б на её месте не стал портить причёску из-за...
- Рамиро! Как ты можешь! - Наедине они могли звать друг друга по имени, хотя в её родной семье тётушка всегда называла мужа господин Леран, да и соседи... Но в Кэналлоа всё другое, а её соберано лучше всех!
Повинуясь какому-то порыву, Октавия схватила ножницы и отрезала прядку от оставшейся недоплетённой косы.
- Это чтоб мой соберано никогда не забывал, что его ждут.
Рамиро взял пепельный локон, на миг поднёс к лицу, вдыхая родной запах и, вытянув из-за ворота медальон с выгравированным Вороном, бережно вложил туда прядку.И, опустившись на колено перед сидящей супругой, поцеловал ей сначала руку, а потом губы. Поцелуй... такой лёгкий, словно и впрямь губ коснулся ветерок. А во взгляде чёрных очей были восхищение, любовь, нежность, грусть разлуки и обещание скорее вернуться. Муж легко поднялся и хотел было выйти к уже ждущим его людям, но Октавия с улыбкой попросила:
- Подождите, мой соберано, пока я закончу причёску, и проводите меня в церковь. Я хочу помолиться за благополучное плавание и успех Ваших переговоров с герцогом Марикьяры.
Спустя четверть часа герцог и герцогиня Алва покинули её покои, направившись в город. Там их пути расходились: герцогиня Октавия со своими дамами вошла в недавно отстроенный храм, а соберано в сопровождении свиты спустился в порт.
За несколько дней до возвращения герцога разыгрался сильный шторм, и никогда раньше не видевшая подобного Октавия почти не выходила из церкви. Ведь, по всем расчётам, Рамиро уже должен был отплыть с Марикьяры! Создатель Всемилостивый, усмири волны и верни мне моего соберано живым и невредимым! Пусть все корабли возвратятся в порт!.. Пожилая камеристка, привязавшаяся к молоденькой герцогине, тщетно уговаривала её хорошенько поесть и отдохнуть, ведь это разве шторм? Так, пустяки какие! Успокойтесь, моя госпожа, ничего дурного с соберано не случится. Он заговорённый!Перекусить она соглашалась. А спать - ни за что. Стоило забыться, опустив голову на подушку - и она оказывалась во власти кошмаров.
...Октавии снилось, что она бежит, оскальзываясь на водных горбах, к тонущему кораблю. А всего на шаг или два впереди - спокойно идущая, словно по ровному полу, босая черноволосая женщина в старинном синем платье. Если та, другая, дойдёт первой, они все погибнут! Её герцог может спастись, стоит только прыгнуть в море, но он никогда не бросит своих людей на верную гибель. Ветер, подгоняющий Октавию, толкает корабль назад, временами крутит его, утягивая в водоворот. А Рамиро смеётся, словно бросая незнакомке вызов. Герцогиня почти успевает, когда незнакомка оборачивается...
Но что было дальше, она не знала, каждый раз просыпаясь от собственного крика и дрожа от пережитого ужаса. Тогда-то Долорес и приготовила госпоже первую настойку. И сердце, отчаянно колотившееся, чуть ли не выскакивавшее из груди, успокоилось.
И настал день, когда дозорные углядели в море знакомые паруса, когда в замок примчался гонец с радостной вестью, и Октавия разрыдалась от облегчения и счастья. Но на крыльце замка стояла уже не заплаканная девочка, а молодая госпожа. А как хотелось побежать навстречу кавалькаде!.. Он что-то говорил, она что-то отвечала - Октавия не помнила, утонув в любимых глазах, потом они чинно, рука об руку шли к праздничному столу - она почти не замечала вкуса блюд. Прикосновения рук (они сидели рядом во главе стола, не то что в других семьях по разным концам) пьянили слаще любого вина. Он был рядом, разлука окончилась, и всё остальное было уже не важно.
С тех пор они не расставались дольше чем на день.
Уже вечером, когда праздник в честь возращения соберано закончился, и даже верная Долорес ушла спать, она призналась, как боялась за него все последние дни. Рамиро только рассмеялся, расплетая её причёску и зарываясь лицом в пахнущие жасмином локоны:
- Твоя кольчуга меня защитила. Я не расстанусь с этим сокровищем даже за все чёрные ройи.
Она счастливо улыбнулась, прижавшись головкой к его плечу и чувствуя под ладошкой прохладу медальона.
Это стало их маленькой тайной.
Эти доспехи подвели лишь раз. Лишь один раз, тогда, восемь лет назад. Наверно, герцог Алва не ждал подлости от герцога Окделла, ведь они вместе сражались. Почему же так вышло?! Создатель, ну почему? За что?!
Старый Санчо, помнивший Рамиро мальчишкой, и оставшийся служить "маленькому соберано", как он называл Рамирито, признался, что вынул прядку из медальона и положил её в гроб герцога. Хотел было вложить в руку, но побоялся, что заметят. Он сознался в этом только вчера, когда королева обнаружила исчезновение локона. И не стал бы врать даже ради её успокоения.
Так вот почему все эти годы, даже после свадьбы с Франциском, ей всё время чудится незримое присутствие Рамиро. Как же её герцог, должно быть, тоскует по ней! Ему одиноко в Рассветных Садах, потому он так часто снится последние месяцы.
Создатель Всеблагий и Всемилостивый, благодарю тебя, что не дал мне увидеть Рамиро мёртвым!
Медальон Ветра лежал в шкатулке вместе с фамильными драгоценностями дома Алва. Когда-нибудь Рамиро подарит их своей избраннице. Кто же будет новой герцогиней? Недаром сегодня вспомнился тот визит Рамиро. Марикьяра... У марикьярского герцога недавно родилась девочка. Мерседес... Красивое имя. Мерседес Алва... А почему бы нет?
Руки помимо воли перебирали украшения. Вот сапфировая диадема. Рамиро подарил её, узнав о будущем сыне. 'Эти камни хороши, но твои глаза ещё прекрасней!' - улыбался он, украшая распущенные волосы жены. Эта нитка жемчуга - тётушкин подарок на шестнадцатилетие. Скромное ожерелье помнило первые свидания, помнило их с Рамиро свадьбу. А вот тот самый медальон с Вороном. Его сделали по приказу нар-шада Минкараха для соберано Гонзало. Теперь это наследство его внука.
Королева оглянулась, не видит ли кто, и отрезала маленькую прядку. Пусть этот локон станет надёжной защитой для молодого Властителя Кэналлоа. Памятью об отце. И о матери. Её мальчик даже не догадывается о своём близком сиротстве, но Октавия знает: ей не увидеть сына взрослым. Сегодня она подарит Рамирито медальон. А когда юному герцогу минет шестнадцать, он получит родовой Знак. Не забыть бы попросить герцога Эпинэ надеть Знак юному герцогу Алва. Они сражались с Рамиро плечом к плечу, и Шарль всегда был так добр и внимателен.
Это должен сделать Повелитель. Не король.
Иногда ей казалось, что не будь сына, Франциск позабыл бы о том, что женился на вдове. Ему так хотелось быть единственным!
Октавия вздохнула, слегка ослабляя ворот черно-белого 'мундира'. Так, бывало, Долорес называла этим новым словом предписанные церемониалом королевские туалеты. Как душно... И это громоздкое платье слишком тяжёлое. В нём она чувствует себя куклой из тех, что когда-то любила наряжать вместе с кузинами. Чёрный бархат верхних юбок точно ночное небо с бриллиантовыми звёздами, затканный золотым узором белый атлас, тончайшее кружево... Мастерицы постарались на славу, все королевские туалеты великолепны. Но в них можно только ходить, а раньше Октавия почти летала!
Где те платья, что носила герцогиня Алва? Не строгие столичные - другие. Те, что шили мастерицы в Алвасете. Разве кто-нибудь из королевских портних сможет сравниться с Хуанитой! А чудесные вышивки Габриэлы превращали в сказку даже самый строгий церемониальный наряд. В Кэналлоа любят и умеют веселиться, ей до сих пор снятся танцы, песни, шум прибоя, смех, улыбки и яркие девичьи наряды. Нарядные юбки, блузки и корсажи, ленты и цветы в волосах. Почему другим можно, а ей - нет? Тогда юная герцогиня, что греха таить, немножко завидовала служанкам, не скованным этикетом. 'Знатные дамы носят платья.' - нравоучительно изрекала старая графиня Бернарда всякий раз, когда замечала праздный интерес молодой герцогини к нарядам рыбачек и крестьянок. Помнившая герцогиню Альшатин ещё маленькой дочкой шада Дьегаррона, графиня считала, что 'супруга герцога Алва должна носить только его родовые цвета'! Исключение делалось для белого. Но Октавия не обижалась на небогатый выбор.
...Её любимый в чёрно-синих парадных одеждах был прекраснее всех! И она стояла рядом - в синем платье с отделкой из чёрных лент, в фамильных драгоценностях рода Алва. Они вышли из храма, и съехавшиеся на свадьбу гости и жители Алвасете приветствовали своего соберано и его супругу. Празднества длились восемь дней, пиры и приёмы в замке, танцы на площадях, музыка, веселье, цветущие гранатовые рощи, прогулка на галере... А какие наряды приготовили алвасетские портнихи! Юная герцогиня меняла платья каждый день и никак не могла поверить, что это не сказка, не сон. Ей всё казалось, что стоит на миг зажмуриться - и счастье закончится. Но оно длилось и длилось, и казалось, так будет всегда. Гранатовые рощи стали для Октавии Рассветными Садами. Пусть там, в тех Садах праведники ходят в белом и воспевают Создателя, она будет петь кэналлийские песенки и носить чёрное. Право же, как можно было назвать чёрный цвет мрачным? Юная герцогиня и раньше любила его, ведь чёрный атлас строгого платья, в котором она обычно ходила в храм, подчёркивал хрупкую стройную фигурку и тонкую талию. Будто бы случайно выбившийся из-под чёрной мантильи локон позволял Рамиро как бы невзначай коснуться её лица, возвращая непокорную прядку в кружевной плен. Впрочем, Октавии нравился и синий. Ведь этот цвет так чудесно шёл её глазам! Лёгкий синий шёлк, расшитый жемчугом и серебром, ласкал кожу и дарил прохладу даже в зной. Где широкие юбки, шуршавшие при каждом движении, и корсажи, не мешавшие танцевать весь вечер? Остались в памяти, как и налетавший с моря ветерок.
Ещё полчаса - и надо выходить к гостям. А именинник уже там. Её мальчик одинаково свободно говорит на кэналлийском и на талиг.
Последнее время Рамирито всё чаще спрашивает об отце. Впервые он спросил: "А какой был мой папа?" когда ему не минуло и трёх. Сейчас уже не отговоришься: "Он был хороший, храбрый, красивый..." Малыш растёт умным и наблюдательным, его наставники хвалят юного герцога вовсе не потому, что тот - королевский пасынок. Конечно, он порой шалит, но Санчо уверяет, что "покойный соберано был ещё большим озорником". Для врагов Франциска герцог Алва - 'Рамиро-Предатель'. Для Санчо он был добрым господином, и, быть может, кем-то вроде сына, для герцога Эпинэ - другом и надёжным соратником, для приехавших сегодня кэналлийцев - истинным соберано, сильным и властным правителем. А для неё он был - и остаётся - просто любимым. Единственным. Её герцог. Её Рамиро.
Вот и сегодня... Ну как было не выспросить двоюродного деда и об отце, и об Алвасете? Недаром примчался перед обедом: 'Матушка, дядя-дедушка (так он всегда звал Рубена, как не поправляй. Впрочем, старика это забавляло) хочет, чтобы мы следующей весной погостили в Алвасете.' Алвасете, Алвасете... столько чудесных дней прошло в этом старом замке... Нет, она никогда не поедет в Кэналлоа. Но ни сын, ни придворные не должны видеть королеву плачущей! 'Его Величество...' 'Король отпустит, не бойся! Он же сам всегда говорит: 'Хороший правитель должен знать свою страну.'' При этом и выражение лица, и тон - всё было точно таким, как у Франциска, и кто-то из фрейлин засмеялся. 'Матушка, обещаю, я буду очень-очень хорошим правителем. Я же соберано!' Королева улыбнулась: 'Конечно, сын мой. Ведь вы - герцог Алва и Властитель Кэналлоа. Не забывайте об этом.' Она поправила растрепавшиеся волосы мальчика: ' Если будет на то воля Создателя, мы поедем в Алвасете в конце месяца Изумруда. После турнира.' Рамирито просиял: 'Правда?! Я так рад! Рубен говорит, только в Алвасете можно стать настоящим кэналлийцем.' И, прежде чем Октавия успела что-то сказать, шаловливым вихрем умчался из материнских покоев. Только двери хлопнули. 'Настоящим кэналлийцем...' Он самый настоящий, её синеглазый соберано! Как был бы счастлив и горд Рамиро, доживи он до этого дня!
Рамирито очень нравятся кэналлийские песни и легенды, он обожал слушать сказки старой Долорес. Правда, ими заслушивался не только малыш, но и Октавия с её дамами... особенно когда Франциска не было дома. Сколько бы муж не вздыхал по неслучившейся дружбе Рамиро и потере столь блестящего полководца, королева не верила в его искренность. Король Талига - умный и тонкий политик, умело скрывающий свои чувства, но... Франциск до сих пор ревнует её к Рамиро. Всеблагий и Всемилостивый, да он ревнует её даже к сыну. Уже сейчас малыш всё больше и больше походит на отца. Точно так же горят синие глаза Рамирито, и у её мальчика такая же, отцовская, улыбка. Когда сын вырастет, у него будет такой же прекрасный голос, как у Рамиро. Санчо пообещал научить 'маленького соберано' игре на гитаре.
А после приёма Рамирито ждёт ещё один маленький подарок. Октавия непременно споёт его любимую песню. Рамирито считает, что 'Ворона и голубку' сочинили нарочно для его матери. Хотя на самом деле это вовсе не новая кантина, а старинная баллада, которую любил напевать Рамиро. Первая кэналлийская песня, услышанная ею, песня о любви ворона и белой голубки. "Моя белокурая горлинка" -так звал Октавию только её соберано. Он был её Вороном, она - его робкой Голубкой. С первой встречи, с первого свидания. Кажется, это было только вчера. Он провожал её из церкви до дома тётушки, потом они стояли у ворот, её пальчики в его руке, тёплый взгляд его чёрных глаз и его голос. И эта песня. Этот голос звучал и во сне, и в святом храме, заглушая 'Ураторэ'.Позже эта баллада помогла ей пережить потерю. Когда Рамиро не стало, Октавия сквозь слёзы пела 'Ворона и голубку' Рамирито, и малыш сразу засыпал. Чужой певучий язык завораживал, и юная герцогиня сразу полюбила кэналлийские песни. Она до сих пор помнит каждый романс, что сложили в честь их с Рамиро свадьбы. Как позабыть всеобщее ликование, песни, пляски! В честь новой хозяйки Кэналлоа горожане пили лучшую 'Девичью слезу'. 'Пусть все беды останутся в девичестве!' - желали рэи своей юной госпоже.
Герцогиня Кэналлоа пела и смеялась как девчонка, и всё внутри пело. Королева Талига только улыбалась. Празднества по случаю венчания Его Величества Франциска Первого и вдовствующей герцогини Алва длились шестнадцать дней. Возможно, королевская свадьба была более великолепной и уж наверняка более торжественной, но покой в душе не заменит счастья.
Оллар любящий муж, заботливый отчим, хороший человек... но он не Рамиро.
Её герцог ждёт её в Рассвете - в этом Октавия не сомневалась. Скоро их разлука закончится.
...Королева застегнула на шее замочек подаренного Франциском в четвёртую годовщину свадьбы сапфирового ожерелья и позвонила камеристке.
- Мария, переплетите волосы. Я надену жемчужную сетку. И принесите лавандовой воды.
Пока Мария будет укладывать локоны, следы слёз успеют исчезнуть.
Серебряный медальон приятно холодил ладонь. Сегодня на приёме королева наденет его имениннику. Пусть юный герцог Алва живёт долго и счастливо!