Дракон-Романтик : другие произведения.

Глава 1. Щит Окделлов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если на престоле твоего родного королевства воцарился чужак, казнивший твоего любимого мужа за верность прежнему правителю, да ещё и в тот же день выдавший тебя за одного из своих безродных сподвижников - не вини Судьбу, укравшую всё. Она может и услышать.

Щит Окделлов

(22-23 Осенних Молний 399 К.М.
Надор)



Заснул старик на солнышке,
Скормил свиньям Демидушку
Придурковатый дед!
Я клубышком каталася
Я червышком свивалася,
Звала, будила Дёмушку -
Да поздно было звать!

Н.А. Некрасов "Кому на Руси жить хорошо"


1.


- Эрэа,1 Вы проснулись!
Эрэа. Да. Она - герцогиня Женевьев Окделл. Теперь уже Ларак. Голова казалась странно тяжёлой. Судя по солнцу, пробивавшемуся сквозь витраж, около полудня. Значит, она спала почти сутки.
Завтра - последний день года. Ещё год назад в это время царила предпраздничная суета, дети с нетерпением ждали подарков... Год назад все были вместе. Все были живы и счастливы.
Женевьев умывалась, одевалась с помощью Жанны, сидела, невидяще глядя в зеркало, пока служанка причёсывала её, и вспоминала...


Вчера утром даже скорбь по Алану2 отодвинулась в какой-то уголок души, а сама Женевьев с улыбкой слушала разговор Эдварда с отчимом. Герцог Ларак обещал подарить мальчику ко дню рождения настоящую лошадку и научить ездить верхом. В шестнадцатый день Весенних Скал Эдварду должно было исполниться шесть лет...
- Правда? - просиял малыш. - У меня будет своя лошадка?
- Конечно! Такому большому мальчику надо уметь ездить верхом. Дикон ведь уже умеет?
- Дикона учил папа. А может, он и меня научит? Когда вернётся?
Женевьев хотела было сказать, что герцог Окделл уже никогда не вернётся, но осеклась под быстрым внимательным взглядом...супруга. А тот как ни в чём не бывало улыбался мальчику:
- Нет, Эдвард. Герцог Окделл не успеет к твоему дню рождения. Его зачаровал злой колдун и унёс далеко-далеко. Герцог сидит в плену в глубокой и тесной темнице, где не видно солнца, и очень скучает по тебе с Ричардом и по вашей маме.
- А этот колдун... это он прислал того... ну, чёрного безголового? - в голосе мальчика слышался страх и в то же время любопытство.
- Наверно. Я не разбираюсь в таких вещах, - пожал плечами Ларак.
- А я знаю, зачем он пришёл! - Эдвард улыбался, совсем как кузен Шарль., 3
- И зачем же? - Женевьев тоже улыбнулась.
- За своей головой. Он её потерял, а теперь ищет. Без головы же нельзя!
Супруги рассмеялись, и по знаку герцогини Марта, няня Эдварда, увела мальчика.
- К чему эти сказки? Он и так верит любой небылице.
- Это не Ричард. Ему всего пять лет. Моему брату было на год меньше, когда погиб отец. Это случилось далеко от дома, и его там же похоронили. Матушка рассказывала Эжену похожие сказки. Только вместо колдуна была колдунья, а вместо темницы - зачарованный сад, где всегда весна.
При упоминании о матери лицо Ларака смягчилось и стало моложе. Теперь Женевьев не дала бы собеседнику больше тридцати. А ведь при первой встрече он показался сорокалетним. А тот продолжал:
- Даже взрослым трудно смириться с потерей близкого человека, а дети... детям не объяснишь, что такое смерть.
Создатель! Ну почему он прав?
- Эжен - ваш покойный брат?
Кажется, он что-то такое говорил, когда они втроём уезжали в Надор, а Дик оставался на попечении дяди Шарля. Мальчику хотелось плакать, но он сдерживался, ибо слёзы - женское дело. "Мужчины не плачут!" - заявил Ричард. "Меньше слушай дураков! - посоветовал новоявленный отчим. - Если бы Создатель хотел, чтобы мужчины никогда не плакали, Он бы сделал нас другими" "А вы часто плакали?" - Ричард не умел так легко сдаваться. Ларак задумчиво почесал шрам. "Знаешь, мой брат умер от простуды. Ему было почти столько же, сколько Эдварду. И я считал себя слишком взрослым, чтобы плакать, и боялся, что мальчишки засмеют. Тогда моя матушка рассердилась и сказала, что только очень плохие люди, у которых вместо сердца камень, не плачут о смерти родных. А ещё у нас в городке жил злой старик. Однажды он умер прямо на площади, не успев с кем-то доругаться. Говорили, что его убило каменное сердце. Потому что он никогда не плакал. Так что, Дикон, плачь. Ты можешь - и должен - оплакивать своего отца. И грустить, что матушка уезжает." "Это правда, Дик, - подтвердил и Шарль, - только лучше плакать, когда тебя не видят."
Именно в тот день Ларак перестал быть навязанным королём незнакомцем, и Женевьев неожиданно поймала себя на мысли, что Алан никогда бы не сказал подобного. Герцог Окделл всегда был невозмутим и спокоен, не считая возможным выказывать свои чувства посторонним.
- Да. Он был самым младшим. Ещё есть две сестры, но они давно замужем.
Зачем ей нужно это знать? Женевьев досадовала на своё любопытство, пока новый герцог во дворе замка проверял выучку своих и надорских гвардейцев. Однако она не могла не отметить, с какой теплотой Ларак говорит о своих родных. И с Эдвардом они... почти сдружились. Последний месяц вечерами перед ужином они втроём сидели у камина, Женевьев вышивала, Ларак рассказывал то забавные, то страшные истории, а Эдвард слушал, как обычно приоткрыв рот. Герцогиня не раз выговаривала младшему сыну за эту привычку, а Ларака такое внимание только подзадоривало. Два или три раза он даже сажал мальчика на колени, но, видя, что Женевьев это не нравится, перестал.

Создатель! Что же там так бухнуло? Ещё раз, и ещё... Неужто безголовый посланец Леворукого?,4
Он объявился несколько дней назад, перепугав многих обитателей Надора. Самые суеверные из слуг тут же начали шептаться, мол, это герцог Алан вернулся в родовой замок. Кто-то из слуг, бывших в Каби...,5 в Олларии, слышал, что герцогу Окделлу являлся Леворукий, а сам герцог расспрашивал Шарля Эпинэ о древних Силах, которыми они якобы владели. Женевьев бы не поверила, если б кузен не обмолвился о странном интересе Алана к гальтарским временам,6 . И Ричард читает греховные книги... Женевьев была доброй эсператисткой,7, не желавшей и слышать о происхождении Повелителей от побеждённых Создателем демонов,8 . Надо при случае проверить библиотеку. Незачем Эдварду читать старые свитки, он ведь не Повелитель Скал и никогда им не будет.
Странная тревога, поселившаяся в сердце, мешала вышивать, и в конце концов герцогиня сдалась, отложив бисер. Да и время близилось к обеду. Надо было ещё переодеться, отыскать Эдварда (он уже пару раз опаздывал к трапезе). Послать слугу за герцогом, и пораньше, дабы тот успел принять пристойный вид. Не то чтобы ей доставляло удовольствие лицезреть на другом конце стола не Алана - чужого! - но традиция есть традиция.
Герцогиня Ларак неспешно направлялась в трапезную. Эдвард задерживался, но Марта, после выговора за опоздание мальчика, наверняка поторопит его. Что до супруга, то она была почти уверена, что тот моется. Мужлан всячески старался походить на благородного человека. Ничего, к обеду успеет. Надо бы вечером принять ванну с вербеной... та...
Додумать Женевьев не успела.

Что-то грохнуло, и сейчас же завизжала служанка.
Гербовый зал! Безголовое чудище появлялось там особенно часто.
Герцогиня поняла, что бежала, лишь очутившись на пороге зала. Чудища там не оказалось. Зато была бледная Марта, продолжавшая голосить. Другая бы сразу горло сорвала, а она... Несколькими оплеухами Женевьев привела няню в чувство.
- Где Эдвард? Где мой сын?!
- Т-там, - дрожащая рука указала куда-то вглубь.
Лучше бы Женевьев этого не видеть.
Её мальчик... её малыш лежал у дальней стены, там, где по приказу Женевьев повесили щит Алана. Она хотела уколоть этим Ларака, но тот лишь пожал плечами в ответ на этот вызов.
Сейчас этот щит рухнул. Прямо на стоявшего почти под ним Эдварда. Малыш упал, и широкий край покачнувшегося щита опёрся о стену, а острый... его удар перерубил шею мальчика. Словно топор палача. Со стороны казалось, будто вепрь, злобно сверкая глазами, попирает свою жертву.
Он затоптал Эдварда. Он. Затоптал. Её мальчика. Её Эдварда.
Путь от дверей до... стены показался очень долгим, позволяя разглядеть всё. И кровь, растёкшуюся по новому, всего два года назад купленному ковру, и сапожки, из которых малыш так и не успел вырасти...
Вот и Эдвард. Герцогиня опустилась на колени, не замечая, что портит платье, коснулась щеки. Ещё тёплая. На лице застыло виноватое выражение, как будто малыш просил прощения. Эдвард всегда опускал голову, разглядывая пол или носки сапожек, когда его отчитывали. Ричард - тот хмурился, но глаз не опускал. Тяжёлому деревянному щиту, окованному железом, ничего не стоило перебить тонкую мальчишечью шею. Да что там мальчишечью! Он бы убил и взрослого, пусть даже самого сильного.
Гербовый зал постепенно заполнялся людьми, то тут, то там слышались женские причитания, а герцогиня всё сидела подле тела, гладя по щеке своего малыша. Ему это так нравилось... Но мать была всегда такой сдержанной, рассудительной... как и подобало Повелительнице Скал. А теперь поздно. Уже ничего не поправить.
Ну почему она не сказала Эдварду, как любит его? Что они с Диком ей дороже всего на свете? А теперь поздно. Можно рыдать, молиться, рвать волосы, кричать, звать - она опоздала. Опоздала спасти, опоздала сказать...
Слёз не было. Нет, они кололи горло, но наружу не пролилось ни единой. Наверное, она походила на безумную - в залитом кровью платье, с отрубленной головой на коленях, со взглядом, устремлённым в пустоту, что-то беззвучно шептавшая. Женевьев это не трогало.
Слуги и стража, набившиеся в зал, опасались подходить к ним. Они боялись даже слово сказать. Слишком уж всё происходившее в последние дни пугало, и теперь такое...
Факел потух? Нет. Всего лишь чья-то высокая фигура заслонила свет. Это герцог Ларак наконец-то добрался до Гербового зала. Что-то заскрежетало по камням...она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как летит проклятый щит, отброшенный сильной рукой. Глаза машинально отметили мокрые волосы и небрежность в одежде, когда муж подхватил Женевьев на руки вместе с её страшной ношей. Она ещё успела уловить шедший от его кожи лёгкий травяной запах, когда Ларак нёс её в покои герцогинь. Верная Жанна спешила следом, молясь и всхлипывая.
Ларак что-то вполголоса сказал Жанне, та кивнула в ответ, но герцогиня не обратила внимания ни на этот короткий разговор, ни на уход мужа. Женевьев позволила камеристке раздеть себя, искупать в той самой ванне с вербеной, выпила настойку кошачьего корня... В голове было пусто. Ничего не хотелось, лишь заснуть и не просыпаться... и тут явился священник.

Отец Доминик немало гордился тем, что назван в честь основателя своего ордена,9 и считал необходимым при каждом удобном случае укорять герцогиню Окделл за то, что та слишком мало занимается детьми, оставляя их на попечение кормилиц и нянек. К счастью, он оставался в Надоре, пока герцог и герцогиня Окделл были в столице. Но сейчас, когда Женевьев стала герцогиней Ларак, святой отец не упускал возможности напомнить доброй дочери святой эсператистской Церкви о супружеском долге.
Когда отец Доминик попытался втолковать Лараку, что надо быть настойчивым в утверждении своих прав и не потакать женским капризам, тот со всей солдатской прямотой попросил святого отца не вмешиваться в их семейную жизнь. Герцогиня Ларак любила своего первого супруга и вправе скорбеть по нему столько времени, сколько понадобится, чтобы смягчить боль утраты. Разумеется, всё это было сказано иначе, но... священник поспешил ретироваться. Она тогда спросила: "Вы не боитесь рассердить короля?" Ларак хмыкнул: "Эрэа, я не прошу Вашей любви. Но хочу, чтобы Вы не питали... эээ... я не хочу, чтоб жена меня ненавидела"
- Дщерь моя, - возгласил святой отец (учитывая, что он был всего на пару лет старше Алана, это звучало смешно) - тебе выпало пережить страшную утрату, и мой долг - смягчить её, даровав тебе утешение.
Он что-то говорил о великом испытании и каре, настигающей грешников. Женевьев не слишком вслушивалась, пока священник не произнёс это:
- Всеблагий и Всемилостивый забрал жизнь твоего дитяти, дабы не совершил он преступлений и не запятнал свою душу непростимыми грехами, подобно отцу своему. И надлежит не рыдать, но радоваться...
Докончить фразу ему не удалось. Не иначе как горячая кровь Эпинэ, выплеснувшись на бледные щёки, заставила руку подняться и со всей силы угостить мерзавца пощёчиной.
- Радоваться? Радоваться?! Да как ты смеешь говорить такое!
Ещё, ещё! Герцогиня, задыхаясь от ярости, хлестала по щекам опешившего святого отца; вцепившись в плечи, трясла так, что у того лишь голова моталась. Ярость, отчаяние и боль утраты требовали хоть какого-то выхода.
- Эрэа, довольно, - Ларак вновь появился вовремя.
Он аккуратно высвободил изрядно потрёпанного святого отца из рук её светлости, отметив про себя, что раскрасневшаяся, с горящими глазами, Женевьев нравится ему куда больше обычной, холодной и неприступной. Доминик хотел было что-то сказать, но под взглядом нового герцога осёкся и поплёлся к двери - его комната находилась на нижнем этаже.

- Эрэа, я написал герцогу Эпинэ о несчастье. Но думаю, будет лучше, если и Вы напишете кузену и Ричарду.
- Ричарду? Вы думаете...
Он понял её с полуслова.
- Безусловно. С Диком ничего не случилось, ведь он в столице. Напишите ему.
- Конечно... Я сейчас!
Как она могла забыть о Дике? Он ведь так любил младшего братика! Женевьев дважды начинала письмо, но в первый раз от волнения посадила кляксу, во второй слова были какими-то глупыми и ненастоящими. В третий раз всё вышло, но в самый последний момент перо порвало бумагу и сломалось. Пришлось переписывать. С письмом Шарлю вышло куда меньше хлопот. Наконец всё было должным образом запечатано и вложено в футляр.
На футляре был герб Окделлов - Ларак не успел или не удосужился заказать новые. Проклятые вепри! Женевьев отшвырнула футляр так, что он едва не упал со стола. Сможет ли она когда-нибудь спокойно смотреть на добытого на охоте кабана? Или хотя бы на свинью? Слёзы всё-таки пробили плотину и теперь текли по лицу. Женевьев их не утирала.
Внезапно послышались шаги, и через минуту тёплые надёжные руки легли на плечи женщины. Несколько минут герцог и герцогиня молчали.
- Эрэа, я приказал подготовить Эдварда к похоронам.
Только тут она заметила, что в комнате больше нет головы.
- Благодарю вас. За...всё. Возможно, герцог Эпинэ и... - она запнулась, - Ричард приедут.
- Даже если хоронить на шестнадцатый день, они всё равно не успеют. И лучше, чтобы Ричард не видел брата мёртвым.
- Я успела, - Женевьев слабо улыбнулась сквозь слёзы, - успела сказать Ричарду, что я его люблю. С ним ведь ничего не случится? Правда? - она порывисто обернулась, а затем неожиданно для себя прижалась к Лараку, уткнувшись лицом в его плечо. А ведь ещё утром она бы ни за что не допустила такой фамильярности. Утром все были живы...
- Правда, - подтвердил Ларак, одной рукой прижимая к себе содрогающееся от рыданий тело жены, а другой гладя её по волосам. - Вот увидишь, всё будет хорошо.
А она сквозь всхлипы что-то говорила о щите, о вепре, затоптавшем её мальчика. Отец как-то рассказывал маленькому Гвидо, что свиньи могут съесть человека. Особенно маленького ребёнка. Тогда Гвидо не очень-то поверил, хоть и испугался. Но кто ж их знает, надорских-то вепрей...
Он присел в кресло, усадив жену на колени и по-прежнему гладя её по голове. А Женевьев понемногу успокаивалась. Напоить её кошачьей настойкой? Да нет, не стоит. Ей бы отдохнуть, а завтра пусть уж сидит в часовне возле тела. А Доминик ещё раз такое скажет, ещё хоть раз посмеет указывать, что им делать, - вылетит из замка.
Сметливая Жанна поднесла герцогине кубок с вином. Она прислуживала Женевьев ещё в родительском доме, в Эпинэ, и, будучи на несколько лет старше, угадывала желания госпожи с полувзгляда, не то что с полуслова. Через несколько минут герцогиня Ларак уже крепко спала прямо на груди супруга.
- Воробьиный корень,10? - вопрос был задан больше для порядка.
Служанка кивнула.
Ларак отнёс герцогиню в спальню, уложил на кровать и вышел, оставив Женевьев на попечении заботливой служанки. Впереди было ещё много дел...

2.


- Герцог велел тотчас доложить, как вы проснётесь - Жанна ловко укладывала волосы госпожи, но Женевьев успела заметить тонкую белую прядку на виске. Вчера её не было.
- Тотчас?
- Эрэа следует быть готовой к визиту эра.
Последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и Жанна прикрыла рот ладонью.
- Где он сейчас?
- В часовне. Рядом с... рядом с Эдвардом.
- Я спущусь к ним.

Ларак действительно был в храме. Сидел возле гроба. Кажется, до её прихода он молился. При появлении жены герцог встал, слегка поклонившись. Судя по всему, он дожидался только пробуждения супруги, чтобы отправиться по своим делам. "Эрэа, жду вас в трапезной, - видя, что она собралась возразить, Ларак взял её за руку. - Постарайтесь хотя бы ради Ричарда. Мальчику нужна мать, а не измученная тень!". Ну почему он прав, мысленно подосадовала Женевьев, вслух осведомившись, куда направляется эр герцог.
Ларак собирался оставить жену наедине с Эдвардом и заняться отчётом управляющего, но Марта, до того сидевшая на одной из скамей, беззвучно шевеля губами, с рыданьями упала в ноги Женевьев. Она что-то лепетала сквозь всхлипы, что-то о прощении, что она не хотела...
Возможно, в иное время Гвидо и обратил бы внимание на бойкую красотку, не раз, пока хозяйка не видит, строившую глазки новому владельцу Надора. Но сейчас, с заплаканными глазами и покрасневшим носом, она вызывала только жалость. Особенно в сравнении со сдержанной, спокойной герцогиней.
- Эрэа, клянусь, я не знала! Я просто так сказала...
- Что? Что ты сказала Эдварду? - только глухой или дурак не расслышал бы в тихом голосе Женевьев предвестье бури.
- Ну... эр Эдвард не... не слушался, и я сказала, что этот щит... Что он волшебный, и герцог Окделл смотрит через него за всем, что делается в замке. И ещё сказала, что... он рассердится, если эр Эдвард будет... так радоваться подаркам нового герцога...
Так вот почему мальчик оказался под щитом, вот за что просил прощения... Хотелось дать... нет, не пощёчину, избить эту дуру так, чтобы навек запомнила! Спокойно, надо успокоиться, ведь они в церкви.
- Марта, я тебя предупреждала, что будет, если ты вздумаешь пугать Эдварда?
- Д-да, эрэа... - прошептала заплаканная дурища. А Ларак невольно поёжился от ледяного голоса супруги.
- Вон. И если ты когда-нибудь ещё придёшь в этот замок...
Женевьев не докончила, но Марта, и без того напуганная, со всех ног кинулась к двери. На полпути она споткнулась о край молельной скамьи, упала и дальше ползла на четвереньках. Это было мерзкое и отвратительное зрелище, и Ларак поймал себя на мысли, что ему очень хочется отвесить хорошего пинка по этому пышному заду. Он покосился на Женевьев. Её лицо, и без того бледное, казалось, совсем побелело, и струйка крови из прокушенной губы лишь подчёркивала это. А глаза... он видел такие у людей, получивших смертельную рану и уже ощущающих жар Заката. Почти на пороге бывшая няня обернулась, со страхом и надеждой глядя на господ. Это было уже слишком, и он не выдержал. Несколько шагов - и вот уже твёрдые сильные пальцы, играючи свернувшие бы ей шею, запрокидывают лицо. И голос, совсем не похожий на обычный голос нового герцога - глухой, полный ненависти и презрения:
- Если ты, тварь, приблизишься к замку ближе чем на арбалетный выстрел... или попадёшься мне на глаза...
Она не посмела даже кивнуть, когда господин отпустил её. По знаку брезгливо вытиравшего ладонь платком Ларака двое стражников, стоявших в карауле поблизости, подхватили Марту и выволокли её из часовни. Точно куль с мукой.
Женевьев всё так же стояла, только медленно разжимались стиснутые кулаки.
- Всё хорошо, родная. Она больше никому не навредит.
И тут ледяная статуя ожила и пролилась дождём. Он усадил Женевьев на ближайшую скамью, а она захлёбывалась слезами:
- Два года назад... она уже пугала Эдварда... рассказывала сказки... а он прибежал ко мне, плакал, просил спрятать...Я обещала не пускать чудищ, спела... спела колыбельную, и он заснул. Рядом... такой маленький, беззащитный... он так плакал...
- Ты прогонишь всех закатных тварей, - улыбнулся Ларак. - Рядом с тобой никто не страшен.
- Я рассердилась. И Алан... я сказала, что её надо выгнать, а он говорил... Марта больше не будет... Грета... кормилица Эдварда... она ушла, когда малышу было два годика, и взяли Марту. Алан взял... Сказал, такая трудолюбивая девушка, без приданого... Это моё право - выбирать няню для детей!
Если эта паршивка так же опускала глаза при встрече с герцогом, не забывая облизывать пухлые губки, неудивительно, что Окделл взял её в замок. Может, он и не затаскивал девчонку в постель, но уж точно стал почаще навещать Эдварда.
Жена наконец взяла себя в руки:
- Вас ждёт управляющий.
- Подождёт.
- Не стоит ради меня пренебрегать другими делами. Даже если повесить Марту во дворе замка, ничего не исправить. Такова воля Создателя.
- Или Леворукого.
- Не шутите так! Епископ Ариан сказал, что смерть мужа - это испытание, посланное Создателем. А смерть ребёнка - кара за грехи родителей.
- Эрэа, вы ни в чём не виноваты. А Ваш... супруг уже расплатился.
-Нет, - Женевьев покачала головой, - я грешна пред Вами. Я дала перед Создателем клятву быть хорошей женой, и Создатель наказал меня... ведь я не сдержала слово...
Голос женщины прервался, и Ларак предпочёл отвернуться, чтобы не видеть, как она утирает слёзы кружевным платочком с вышитым вензелем. Ж и О, увенчанные герцогской короной.
Алан, Алан... повсюду Алан! Покои герцогов - в Гербовой башне, но Лараку туда ход закрыт. "Там могут жить только Окделлы!" - заявила Женевьев, когда они только приехали в Надор. Нельзя сказать, чтоб Гвидо возражал. Во всяком случае, его комнаты казались более удобными, чем герцогские покои. Ну, повесили щит покойного - ну и что? Он своими ушами слышал крик Женевьев, когда Окделла уводили на казнь. Ничего не скажешь, герцог Алан наверняка нравился женщинам. Но быть с Женевьев и чувствовать присутствие... предшественника - это слишком! Эдвард всё-таки больше походил на мать, темно-русые волосы и любопытные тёмные глазищи. Сейчас, после его гибели, такой страшной и... нелепой, ненависть к Окделлу только усилилась. Ну уж нет! Он, Гвидо Ларак, никому не позволит отнимать то, что принадлежит ему по праву! Ни проклятому Алану, побери его Леворукий, ни другим!
С такими мыслями он покинул часовню, оставив скорбящую супругу наедине с Создателем.
А Женевьев, едва захлопнулась дверь, подбежала к стоящему на низком возвышении гробу. Эдвард был обряжен в новенький костюмчик. Женевьев собственноручно украшала его серебряной вышивкой, желая сделать подарок к празднику. Личико так и осталось виноватым, будто малыш опять выслушивал выговор, шаркая по полу ножкой.
- Прости! Прости меня, мой маленький! Я думала... так будет лучше... тебе ведь уже минуло четыре... Я сказала, что ты уже большой мальчик, чтобы спать с мамой...
Есть воспоминания, которые будут мучить всегда. Таким для Женевьев останется отвернувшийся, шмыгающий носом обиженный Эдвард. Он после того случая ещё несколько раз приходил к матушке ночевать, но когда ему исполнилось четыре года, герцогиня решила это прекратить. Мальчик не должен бояться темноты, он же хочет вырасти таким же храбрым, как отец? "Мамочка, я обещаю, что буду очень-очень храбрым! И перерасту Дикона!" - сможет ли она когда-нибудь позабыть этот голос? Эдвард так хотел вырасти...
Отец Доминик, менявший свечи перед иконами, некоторое время наблюдал, как герцогиня, гладя расчёсанные волосы сына, что-то беззвучно шепчет сквозь слёзы, потом тихонько вышел из часовни. Госпожа явно тронулась рассудком, а сумасшедших он побаивался. Тем более таких буйных.

Слуги толком не знали, будут ли господа обедать. Такое горе... Вчерашний обед пропал, ужина вовсе не было - герцогиня спала, а герцогу было не до еды. Да и завтракал он в своих покоях. Однако в два часа пополудни, как обычно, герцог и герцогиня Ларак прошли в трапезную. И впервые рука эрэа Женевьев лежала на руке супруга.

Эрэа - обращение к женщине благородного происхождения, в описываемые времена и позднее - знак принадлежности к доолларианской аристократии. Мужской вариант - эр.
Алан, герцог Окделл (364 - 399г.г Круга Молний) - первый супруг Женевьев, казнённый по приказу нового короля за убийство герцога Рамиро Алва. В тот же день Женевьев была выдана замуж за Гвидо Ларака, которому был пожалован Надор и герцогский титул.
Шарль, герцог Эпинэ (367г. Круга Молний - 32г. Круга Скал) - Повелитель Молний, Первый маршал Талига, кузен герцогини Женевьев и опекун её стаpшего сына Ричарда.
посланец Леворукого - в эсператизме и олларианстве Леворукий (Враг, Чужой, Повелитель Кошек) - антипод Создателя.
Кабитэла - прежнее название столицы. Заняв талигойский престол, Франциск Оллар переименовал город.
Гальтара - старая столица, почти за 800 лет до описываемых событий император Эрнани Святой перенёс столицу из Гальтар в Кабитэлу. Гальтарские времена - древние, а также языческие.
Эсператизм - в отличие от существовавшего в гальтарские времена абвениатства, монотеистическая религия Ожидания. Эсператисты верят в новый приход Создателя, в то, что праведники попадают после смерти в Рассветные Сады, а грешники - в Закатное пламя. Службы и молитвы проводятся на древнегальтарском языке. Центр эсператизма - город-государство Агарис, глава церкви - Эсперадор.
Согласно догматам эсператизма, Создатель изгнал так называемых демонов - четырёх богов абвениатского пантеона, о котрорых, по преданию. пошли четыре рода так называемых Повелителей Стихий: Скал, Ветра, Волн, Молний. От младших сыновей потомков богов пошли 16 родов так называемых кровных вассалов. На данный момент Повелителем Скал является юный Ричард Окделл, а его дядя, Шарль Эпинэ - Повелитель Молний. Повелителями Волн считаются герцоги Придд, а Повелителями Ветров - герцоги Алва.
Имеется в виду святой Доминик, основатель ордена Справедливости. Всего в эсператистской церкви семь орденов: Славы (символ - Лев со свечой, основатель - Адриан), Знания (Сова со свечой, онователь - Танкред), Милосердия (Голубь со свечой, основаптель - Иоанн), Истины (Мышь со свечой, основатель - Торквиний), Домашнего очага (Пёс со свечой, основатель Игнатий), Чистоты (Агнец со свечой, основатель - Андроний), Справедливости (Единорог со свечой, основатель - Доминик). Эсперадор выбирается из магнусов орденов.
Воробьиный корень - лучшее снотворное в Кэртиане.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"