Волошин Юрий Дмитриевич : другие произведения.

Казаки-разбойники

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    XVIIв. Молодой хлопец Лука из Киевщины вместе с отрядом казаков отправляется на войну в Европу. Сражения на полях Тридцатилетней войны, приключения на море приводят его на другой берег Атлантического океана, где он с друзьями пытается наладить жизнь. Битвы, пираты, женщины, золото и казацкая дружба.

    Книга вышла в феврале 2005 в издательстве "Крылов".
Обложка книги [Изд-во Крылов]

Волошин Ю.Д.

КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ

Приключенческий роман

Глава 1

  Боричев взвоз кишел людом. Торги завершались, но народ ещё бродил по рядам в поисках снеди подешевле.
  Стоял тёплый день начала мая-травеня. Лёгкие облачка плыли в синем небе. Ласточки носились наперегонки со стрижами, оглашая воздух весёлым писком.
  Кущи откосов зеленели молодой листвой и почками кустов и деревьев.
  Молодой оборванный босой хлопец с косматой головой, покрытой давно не мытыми русыми спутанными волосами, казалось, бесцельно бродил среди возов и лотков торговцев и крестьян, готовившихся покинуть это великое торжище. Он жадными глазами высматривал, что бы стащить и наполнить требовательно урчащий желудок.
  Он был осторожен и внимателен. Знал, что за воровство могут и забить до самой смерти, если поймают. Потому не спешил, поглядывал на кручи, выискивая пути для бегства.
  Вдруг вздрогнул и, обернувшись, поискал глазами.
  - Лука! Неужто ты, бисов сын! Топай сюда!
  Лицо парня сморщилось в подобии улыбки, серо-голубые глаза заискрились весёлыми огоньками. Он шагнул к возу, на котором сидел, свесив босые ноги, большеусый дядька, призывно щуривший глаза под кустистыми седеющими бровями.
  - Узнал, паскудник! Иди, расскажешь, что у тебя да как.
  - Дядько Макей! Вот так встреча! - чуть ли не прокричал парень. - Здоровы будете, казак!
  - Как ты, Лука? - Глаза дядьки Макея погрустнели, он стал серьёзным. - Я у вас побывал по дороге сюда. И многое знаю. Но тебя не ожидал увидеть, сынку! Не думал, что ты жив.
  - Да, дядько Макей. Всех порубали, пожгли. Я случайно остался жив. С Ганкой рано утром пошли в лес, к речке. Вернулись, а село горит. Мы испугались и не пошли туда. Так и спаслись, а теперь я здесь, дядько Макей.
  - С Ганкой?
  - Нет. Она осталась у родных. Дальних. А меня... - Лука нахмурился и замолчал, опустив кудлатую голову.
  - Понятно. Не приняли. Хоть богатые были?
  - Да нет, дядько Макей.
  - Ладно, дело прошлое, и негоже вспоминать, - ответил бодро казак, натолкал в люльку табаку, примял пальцем, заскорузлым от работы и грязи, прикурил от фитиля и лишь тогда спросил:
  - Чем промышляешь? - В голосе его послышались недоброжелательные нотки.
  - Чем придётся, - тихо ответил Лука и ещё ниже опустил голову.
  - Понятно. Да и осудить тебя трудно, хлопчик. Кругом моровица шастает, неурожаи, а тут ещё паны да униаты орудуют. Как выжил-то?
  Лука неопределённо пожал плечами, промолчал, рассматривая грязные босые ноги.
  - А всех похоронили в общей могиле, сынку. Хотел твоего батьку помянуть.
  - Да. Я знаю, дядько Макей. Мы ушли в Киев в тот же день, после обеда.
  - А ты сильно вытянулся с тех пор, как я приезжал с твоим батьком после похода в Крым. Это сколько же тебе годков теперь, хлопец?
  - Под Пасху Христову стукнуло восемнадцать, - буркнул Лука.
  - Да, да, припоминаю. Тогда тебе вроде бы лет пятнадцать было. Верно?
  - Ага. Вроде того.
  - Славно нас тогда посекли, хлопец. Грицька чуть не скинули с кошевого. Это я по старинке так его называю. Его гетманом не все и признавали. Да и какой он гетман? Предатель, душегуб! Туда ему и дорога, паскуде!
  - Отец говорил, дядько Макей, - ответил Лука, чтобы прекратить излияния казака. Он ждал чего-то другого.
  - Понятно, хлопчик. С твоим батьком мы едва утекли, хоть и нас малость посекли. Да вот теперь я уже сколько годков хожу в выписниках.
  - И чем зарабатываете, дядько Макей?
  - Теперь я казак снова! Записался к сотнику Петру Мелецкому. До похода приторговываю здесь для пана сотника. Всё же какой-то грош в кармане бренчит. Садись, Лука, поедешь со мной. И на поешь, у меня осталось, - и с этими словами дядька Макей протянул юноше кусок чёрствого хлеба, ломоть сала и пучок зелёного лука. - Небось рыщешь тут за тем же?
  Лука немного покраснел, еду взял и запрыгнул на сено.
  - Мы с сотником на Подоле обретаемся.
  - А куда вы собираетесь, дядько Макей? - немного безразлично спросил юноша.
  - Ох, далеко, хлопец! Аж в Австрию. Немчуру бить. У них там долгая война идёт, ну пан король и разрешил набрать из таких, как я, казаков для войны.
  - Так ты возьми меня с собою, дядько Макей! Уговори пана сотника взять меня в обоз, - воскликнул Лука обеспокоено.
  -- Так мы же на войну едем, а там и убить могут, сынку.
  - Убить и здесь не трудно. Вон как в Мироновке порубали всех: - очень серьёзно ответил Лука. - А там, может, и зипуна добуду. Да мало ли чего можно с войны привезти. Мне бы в Мироновку не хотелось вернуться, дядько Макей. Что у меня там осталось? Ты бы поглядел на наше подворье. Ничего нет. Ещё под пана запишут, и горбись тогда на него всю жизнь. Возьми, дядько, век буду за тебя Бога молить.
  - Так ведь кто же возьмёт тебя в обоз?
  - Возьмут, дядько! Ты уговори. Пан сотник знал мооего отца. Не посмеет отказать. Да и выгодно меня взять. Платы мне не не надо. Лишь еду и одежду. А там, глядишь, и оружие добуду, и зипуна. Чем тут пропадать, так лучше мир поглядеть. Я молодой ещё и многое могу увидеть. Ты ведь вон сколько походил по свету с моим батьком. И в Кафе с Сагайдаком были, и в Стамбуле побывали, и в Болгарии. Интересно, дядько! Попроси за меня, не прогадаешь. А смерть?.. Она от нашего брата никогда не отворачивалась, где бы мы ни были.
  Они медленно спустились к Подолу и узкими переулками тащились дальше к Днепру, где обосновался пан сотник.
  Вода в реке синела, отражая белые облака. Она притягивала, манила, но была ещё по-весеннему холодной. Ребятня ещё не гомонила на берегу, не плескалась с визгом и гоготом. Кусты едва зеленели и сквозь них хорошо просматривался ещё не вошедший в свои берега Днепр.
  - Приехали, - тихо молвил дядька Макей. - Ты посиди тут, я испрошу позволения поговорить с паном сотником.
  Лука осмотрелся по сторонам. Хата была просторная, в несколько окон. Обширный двор с коновязями, где хрупали овёс привязанные кони. Люди в казацком одеянии входили, выходили из хаты, переговаривались, поглядывали безразлично на Луку.
  Дядька Макей долго топтался у порога, пока не осмелился войти внутрь.
  В горнице было два казака, которым пан сотник выговаривал за какие-то проступки. Дядька Макей переминался с ноги на ногу, пока пан Мелецкий не обратил на него внимание.
  - Идите и больше не злите меня, - бросил тот казакам, те вышли с понурыми головами, свесив длинные чубы-оселедцы. - Как расторговался, Макей?
  - Как велели, пан сотник, - поклонился дядька Макей. - Вот вам выручка, - и протянул мешочек с монетами.
  Паи Мелецкий мельком глянул в мешочек, хмыкнул удовлетворённо.
  - Чего топчешься? - хмуро спросил сотник.
  - Да вот, пан сотник... Дело небольшое появилось. Можно?..
  - Давай, только побыстрее, мне недосуг.
  - Пан сотник, может, помнит казака Остапа Незогуба?
  - Ну и что?.. Вроде припоминаю. Встречались где-то небось.
  - Под Цецорой, пан сотник, и под Хотином вместе стояли от Браславского полка, пан сотник.
  - Слишком долго тянешь, Макей! Быстрей ворочай языком. Уже вспомнил.
  - Сынишка его, пан сотник: Всех порешили в Мироновке головорезы Лаща. Он теперь один. Нельзя ли пристроить хлопца в обоз? Работящий он, пан сотник!
  - Небось мал ещё?
  - Нет, пан! Почти девятнадцать лет! Добрым может стать казаком. И платы не требует. Идет за еду и одежду, пан...
  Тот задумался, покрутил длинный ус, заправил оселедец за ухо, пыхнул облачком табака.
  - Все места заняты, Макей. - Сотник немного подумал ещё, поглядел на напряженно смотревшего в его рот Макея, вздохнул и ответил: - Ладно, Макей. Только из уважения к твоей прежней славе. Пусть остаётся. Ты в ответе за него. А теперь иди и не мешай мне.
  Макей лишь склонил голову и плечи и выбежал во двор.
  - Порядок, Лука! Всё устроил! Будешь под моим началом. Доволен?
  - Бог тебя спаси, дядько Макей, - ответил обрадованный юноша. - Спасибо тебе. А я отслужу, в долгу не останусь.
  - Ну вот ты и казак! Вот подстригу тебя, а там и оселедец можно отрастить. И все тебя зауважают, казак ведь! Идём в конюшню, я тебе покажу, где мы будем с тобою спать. С конём управляться, не забыл как?
  - Чего уж там. Не забыл. Всегда был рад с ними повозиться, дядько Макей.
  - Вот и хорошо, хлопчик! Пошли, распряжем потом.
  
  Лука быстро свыкся с новой жизнью. Больше не надо было искать жратву и вздрагивать от опасения быть пойманным. В конюшне было тепло, кони тихо жевали сено, переступали ногами, всхрапывали, но все это не мешало усталым казакам крепко спать после трудов дневных.
  Стало известно, что дней через шесть обоз выходит в поход, и теперь все занимались последними приготовлениями к длительной дороге.
  - У нас с тобой будет три мажары под ряднами, - заметил дядька Макей. - Я, Кривой Лабза и ты. Хорошо, что у нас нет груза соли. С ней одни хлопоты. То дождь подмочит, то туман, то ещё что, а ты отвечай.
  - И долго будем путь держать? - допытывался Лука.
  - В те края я ещё не ходил и ничего не могу тебе сказать, хлопец. Думаю, однако, что не больше месяца. А там, как Бог положит.
  Лука щеголял теперь в старых чоботах, в шароварах когда-то синего цвета, в рубахе и старой свитке. На голове возвышалась шапка-колпак из тонкого валяного войлока. Это для юноши была чуть ли не праздничная одежда, от которой он давно отвык, но уже хотелось ему и лучшего.
  - В Неметчине, дядько, обязательно разживёмся хорошей одеждой. Там, говорят, люди живут побогаче, и крепаков там нет.
  -- Разживемся, Лука, всего добудем. Ещё ой как утрём носы разным нетягам с Сечи, которые носятся по полям и жгут панов. Всех не выжечь.
  - Ты что, Макей, - сверкнул глазом Кривой Лабза. - Держишь руку этих панов? Мало они попили нашей народной кровушки? Ещё придёт время, и поплачут они кровавыми слезами!
  - Да ты что, Лабза? Разве я за панов? Только за их спинами король, войско!
  - А у нас разве нет войска? Сечь поднялась. Трясило с Кривоносом гуляют по панским маеткам, пускают красного петуха.
  - И раньше такое случалось, Лабза, а что толку? И Северин поднимал народ, а что получилось? Только крови пролилось людской сколько!
  - Кровь нашу считать не надо, Макей, - огрызнулся Лабза. - Её у нас и так пьют всякие паны - хоть чужие, хоть свои. И ещё неизвестно, какие хуже. Казаков бабы нарожают ещё, а свободы казацкой нам не видать с панами.
  - Надеешься устроить жизнь без панов? - недовольно бросил Макей, попыхивая люлькой.
  - А как же?! Обязательно! Ты не слушал Кривоноса и Трясилу? Так не говори, Макей. А они люди грамотные, не то, что мы, серое быдло. Им виднее.
  - Такие, как они, были и раньше, да их надолго ли хватало? А паны всегда найдутся на наши шеи, Лабза. Вот ты потерял глаз, а что имеешь? Ничего, хоть и рубился за своих, за волю и народ. А гетманы, кошевые, да и такие, как наш пан сотник - живут и в ус не дуют. Всё себе заграбастали и о народе думку не думают. Паны всегда были и всегда будут. Так людство устроено, что без панов жить не может.
  - Погоди, Макей! Посмотрим, что будет. Тогда я тебе напомню.
  - Напомни, напомни, Кривой. А я погляжу, долго ты проживёшь без панов. Они быстренько головы поднимут и ещё зубами щёлкнут в поисках твоей шеи.
  Кривой Лабза махнул со злостью рукой и отвернулся.
  Лука с интересом слушал перепалку друзей. Ему было чудно видеть, как эти люди, вместе прошедшие столько жутких сеч и походов, так злобно препираются.
  Потом вспомнился последний поход отца в Крым, где их турки и татары погромили, и отец пришел с незажившими ранами и без медяка в кармане. Мать тогда сильно ругала отца, а тот лишь молчал и курил люльку за люлькой.
  И ещё вспомнилось, что отец часто говорил, как богатеют те, кто не прикладывает рук к труду хлебороба и ремесленника, не тянет лямку простого казака в походе.
  А после того, как отец попал в выписники, дела пошли и того хуже. Едва не записали всех за паном и не сделали крепаками. Лишь это было светлым пятном в их жизни.
  Было жалко, что после пожарища он не смог взять отцовского оружия. Всё разграбили проклятые ляхи и их подручные, теперь придётся самому добывать оружие и становиться казаком. Сумеет ли он? Обязательно сумеет!
  Ночью приснилась Ганка. Он опять пережил страшное волнение, возникшее при мысли о близости с этой девчонкой, встречаться с которой он осмеливался лишь тайком. Они целовались под вербой, а Луке казалось, что он парит в воздухе и его сжигает что-то необъяснимое, приятное и в то же время страшное.
  Он проснулся в поту с колотящимся сердцем и в сильнейшем возбуждении. С трудом успокоил бурное дыхание, прислушался к спящим Макею и Лабзе. Они похрапывали, ворочались иногда, слегка шуршали сеном.
  Потом тёплое томление обволокло его тело. Жалость к себе заполнила его. Вспомнилась тётка Горпина, пристававшая к нему ранней весной, то, как он смущался, волновался, и в то же время желал её близости, её потного и немытого тела, представляя себе всё, что могло произойти, согласись он на её домогания. И теперь он жутко жалел, что не смог преодолеть смущение и робость. Злость наполнила его нутро, он стремительно повернулся на другой бок.
  Хлопец долго не мог заснуть. В голову постоянно лезли мысли о женщинах. Он вспоминал, что некоторые из них бросали на него странные взгляды, особенно молодые вдовушки. Он краснел, убегал, а потом клял себя за трусость и нерешительность и за лохмотья, которые висели на его тощих юношеских плечах.
  Вся кровь в нём бурлила, пульсировала в жилах, не позволяла успокоиться.
  Продолжая беспокойно ворочаться, Лука никак не мог отмахнуться от возникавших видений, так будораживших его воображение. Он злился на себя, на всех баб, которых мог вспомнить, и в бессильной злости продолжал ворочаться.
  Лишь под утро удалось придремать, но тут же строгая рука Макея пробудила юношу, а заспанный голос молвил с хрипотцой:
  - Хватит бока отлёживать, хлопчик! Вставай к коням. Уже утро на дворе.
  Лука был хмур, молчалив, но ни у кого не было времени обратить на это внимание. Эти мелочи не волновали казаков.
  - Завтра на рассвете выступаем, - сказал Кривой Лабза, вернувшись в конюшню. - От Стёпки Сыча услышал.
  - Стало быть, кончилась привольная житуха! - воскликнул Макей, но в его голосе Лука не услышал тревожных ноток.
  - Когда ещё доберёмся до места, Макей, - разумно заметил Лабза.
  - Да и то верно. Идти нам положено по мирным землям до самой Неметчины. Интересно, что за земля там? Лука, ты хотел бы поглядеть? - Макей с хитринкой в глазах глянул на юношу.
  - Конечно, дядько Макей!
  - Девки там, я слыхал, знатные! Небось задумываешься, а?
  Лука покраснел, отвернулся и не ответил. Казаки похабно загоготали, а юноша даже озлился немного.
  
  Весь день занимались погрузкой снеди в мажары, крытые толстой рядниной.
  Подводы все прибывали, с ними возницы и казаки охраны. Сотник Мелецкий покрикивал, видно было, что он неспроста озабочен. Под его началом было не менее шестидесяти мажар с кучерами - и всё надо принять, распорядиться. И за припасами постоянный догляд нужен.
  - Эх, казаки! - Макей блаженно щурил глаза. - Повезло нам! Ни соли, ни пороха нам не доверили, хе-хе! С ними одна морока. То и дело доглядай и береги от дождя и сырости. А это в дороге не так-то просто. Поживём!
  - Поглядим, как ты будешь управлять нами, Макей, - скептически заметил Лабза и поправил повязку на лбу. - Всё ж начальным человеком стал. Угодил пану сотнику. Не обидишь?
  - Нашел начальника, Кривой! Подумаешь, десятник в обозе! Но всё же спуску не ждите. Спрашивать буду по всей строгости. Дело - прежде всего.
  - Вот-вот! А ещё друзья с бог весть какого года! - Лабза скривился и сплюнул. - Сколько кулеша с тобой поели в походах, а теперь спрашивать? Я и так дело знаю.
  - Полно злиться, Лабза! Не обижу, коль нужда не припрёт. Понимаю.
  - Дядько Макей, а что, если на нас нападут? - спросил Лука, посчитав, что их спор заходит дальше разумного. - Где ваше оружие?
  - Зачем обременять себя зря, Лукашка? - весело ответил дядька Макей. - Мы его в возах держим, но под рукой. И сабли, и пистоли, и луки со стрелами. Да и мушкеты имеются. Вмиг вооружимся, коль потреба случится. Хорошо, что напомнил, надо бы проверить, почистить, поострить. Как бы пан сотник раньше нас не поинтересовался. Хоть обоз, а все ж казаки.
  Полдня Лукашка чистил оружие, примеривал руку к рукоятям сабель.
  - Смотрю, ты справно службу несёшь, хлопец, - неожиданно услышал Лука. Перед ним стоял пан сотник, придирчиво оглядывая мажары и кладь. - Это Макея хозяйство?
  - Макея, пан сотник! - вскочил Лука стремительно.
  - Добре, хлопец. А ты не его юнец, за которого тот просил?
  - Так, пан сотник! Лукой Незогубом кличут.
  - Добрый был казак, не в одной сечи стояли плечом к плечу. Жаль, что помер. Слыхал я про это, Лука.
  Мелецкий не стал задерживаться и пошел проверять другие обозы.
  А Лука все стоял и думал об отце. Вспоминал его рассказы, приезды дядьки Макея, когда на столешницу выставлялась макитра пенной горилки, а мать тяжко вздыхала, глядя на друзей.
  И Лука вздохнул. Но долго смута в голове не держалась. Он поискал глазами Макея, с улыбкой представляя, как поведает о похвале пана сотника.
  Его мысли переключились на оружие. Так захотелось иметь собственное, но приходилось ждать. Просто так ему никто оружия в руки не даст, а денег на покупку и за год не насобираешь. Да и как их собрать-то? Одна надежда - взять в бою.
  Спать казаки легли рано, только стемнело. Вставать надо было ещё до восхода, а день теперь начинался рано, время к лету двигалось.
  
  Длинный обоз из более чем пятидесяти мажар загромыхал по шляху ещё до восхода. Мальчишки долго бежали в пыли, провожая.
  Возчиками были в основном люди пожилые, знающие толк в этом деле и в случае необходимости способные быстро и со сноровкой соорудить из возов защитный круг.
  Конные казаки плелись впереди и позади обоза, растянувшегося почти на версту. Иногда кто-нибудь из верховых трусил вперёд или назад с докладом пану сотнику. Перекидывались парой фраз и продолжали вяло разговаривать или перекликались громкими возгласами. Да десятники нет-нет да разрядят тишину отборной руганью, распекая нерадивого возчика.
  Лука с опаской поглядывал на свою пару коней, стараясь не прозевать какой-нибудь неувязки или недогляда.
  Обоз миновал Подол, втянулся в Крещатый Яр и по нему поднялся на дорогу до Василькова. С обеих сторон зеленели деревья и густые кусты с зарослями крапивы и лебеды. Многие были уже изрядно обобраны жителями для похлёбки и борщей, люди спешили насытиться молодой зеленью весны.
  Лука с тоской оглянулся на юг, где осталась родная деревня Мироновка и братская могила родных.
  Оставив по правую руку Паньковщину и переправившись по гати через речку Клов, обоз вышел на шлях и покатил в сторону Василькова, где намечалась ночевка. Солнце уже припекало, хотелось пить, но лишь удалось несколько раз брызнуть себе в лицо не совсем чистой воды из речки, да смочить босые ноги.
  Лука избавился от первого волнения и теперь поглядывал вперёд и назад в надежде перекинуться парой слов с товарищами. Но те не обращали на хлопца никакого внимания. Становилось скучно, клонило в сон, но допустить это было стыдно и боязно. Даже дядька Макей за сон в дороге по голове не погладит.
  Пришлось затянуть песню, что возникла в памяти, хотя всех слов он и не помнил. Кто-то поддержал, и скоро часть обоза нестройными голосами тянула песню, постукивая в такт кнутовищами по оглоблям.
  Скоро и речка Лыбедь осталась позади, Киевские горы растаяли вдали, а впереди виднелась всхолмлённая местность в пятнах, квадратах пашни, где копошились селяне и лошади с волами. Заканчивалась посевная.
  На обед остановились в дубраве. Распрягли коней, бросили им по охапке свежей травы, наскоро накошенной сноровистыми конюхами. Дым костров приятно щекотал ноздри.
  Поздно вечером прибыли в Васильков и расположились на лугу за городком.
  Лёжа под мажарой, Лука высматривал редкие звёзды, просвечивающие в щели между оглоблей и сбруей, развешенной на них. В голове роились волнующие мысли, хотелось чего-то непонятного и хорошего, и всё это обязательно сочеталось с Ганкой или какой другой девкой. Это волновало, тревожило и не давало заснуть. А вставать приходилось ещё в сумерках. Работы с лошадьми, упряжью и грузами было много.
  
  Первую днёвку устроили вблизи Фастова на берегу речки Уновы.
  Здесь к обозу присоединился отряд казаков человек в триста. Они уже ждали два дня и торопили с продолжением пути.
  Сотник Мелецкий не соглашался.
  - Панове, мы не можем без отдыха. Кони устали, а угнаться за вами будет трудно, - пан Мелецкий решительно рубанул рукой. - Придётся ждать день.
  - Да и то, - вдруг согласился сотник Яцко Качур. - Куда спешить-то? Успеем навоеваться. Это от нас не уйдёт, панове. Останемся. Вместе веселее.
  Потом долго тащились вдоль Каменки, - эта часть пути была одной из приятнейших. Воды вдоволь, травы и тени достаточно. И деревни попадались, где казаки успешно добивались благосклонности молодых вдов, которых было достаточно после голода, мора и казацких восстаний.
  - Лука, - как-то обратился к юноше Макей, - я смотрю и удивляюсь на тебя.
  - Что так, дядько Макей? - удивился Лука.
  - Ты уже большой, а девок стесняешься. Гляди, сколько кругом молодиц! И у каждой в голове засела мыслишка о казаке.
  - Ну и что? Причём тут я? - ответил, слегка смутившись, юноша.
  - При том, что ты обижаешь баб, хлопец, - вдруг сурово бросил дядька Макей. Лука отвернулся, поняв, что имеет в виду десятник. Его обдало жаром волнения. Слов для ответа не находилось. А Макей продолжал безжалостно:
  - Сегодня мы рано остановимся на ночлег. Поручу тебя Стёпке Сычу. Он в делах с бабами весьма удачлив. Пора тебе становиться казаком, хлопец. И не возражай десятнику! Иначе... - И Макей покачал увесистым кулаком.
  И действительно, ещё солнце не склонилось над зубчатой верхушкою леса, а голова обоза уже остановилась на ночлег. После ужина появился Сыч.
  - Эй, Макей! Где твой хлопец? Поспеши! Ещё успеть поспать надо!
  Луку бросило в жар, руки и ноги задрожали, не то от страха, не то от волнения. А Макей уже толкал его в бок, приговаривая:
  - Слыхал? Поторопись, а то Степанко не любит ждать. Проваливай, пока добром говорю. Иди!
  Лука готов был провалиться сквозь землю от стыда, волнения и нерешительности. Однако Сыч грубовато толкнул его в бок и загоготал:
  - Гы-гы! Хлопец, чего нюни развесил? Идём, я помогу тебе сделаться казаком! Это не страшно, сам быстро поймёшь. Будешь благодарить. Шагай.
  Они быстро удалились, а Сыч всё бубнил, что и как надо делать с бабой. Лука слушал вполуха и больше переживал, поглядывая вперёд, где виднелись белеющие хаты деревни.
  Сыч весело оглядывал хаты, около которых по вечерам сидели мужики и молодые бабы вперемешку со старыми и пожилыми, девками и хлопцами. Он придирчиво оглядывал молодиц, весело отвечал на шутки и их призывы, и шел дальше.
  - Вот тут мы и отаборимся, хлопец. Это нам подойдёт.
  Три молодицы стреляли в них глазами, и Сыч смело и решительно ответил на шутки, в которых слышались откровенные призывы.
  - И много вас, таких казаков, понаехало? - спросила чернобровая молодица, с интересом заглядывая в глаза Степанка. - Видели, как ваш обоз колесил к роще.
  - На вас хватит, бабы, гы! - осклабился Сыч и подкрутил ус, свисающий вниз.
  - А как тебя кличут, хлопец? - спросила другая баба с круглым смешливым лицом и игриво показала в улыбке ровные влажные зубы.
  - Лука, - буркнул, покраснев, хлопец.
  - А где ж твои усы, казак, где чуприна, ха-ха?
  - Ещё не посвящён, бабы, - пришел на помощь Сыч. - Еще все наживётся. Вот вернёмся с похода в Неметчину, тогда поглядите, что за молодец будет перед вами. Надо только немного погодить и приобщить хлопца к казачеству, гы-гы!
  Все засмеялись, а чернобровая спросила, игриво поведя плечом:
  - Небось захотелось домашней снеди казакам?
  - То было б очень кстати, Марфутко, - ответил с готовностью Сыч.
  - Бабы, ведите казаков в хату. Мы мигом соберём стол, - заторопилась чернобровая и встала, оправив вышитую юбку и рубаху на груди.
  - Ой, бабы! - вскочила третья с озабоченным лицом. - Я забыла загнать уток. Побегу, а то не соберу.
  Сыч мимолётно бросил взгляд на Луку, подмигнул и сказал тихо:
  - Порядок, хлопец! Всё идёт, как надо. - И к Марфуше: - Вы, я вижу, вдовствуете, бабоньки милые?
  Чернобровая вздохнула, ответила, понурив голову:
  - Судьба не обминула нас, Степанко. - Загинули наши ещё в прошлом году. А где теперь найдёшь человека на хозяйство? Эх!
  Молча зашли в хату. Засветили лучину, каганец, завесили угол с иконами и лампадой рушником, вышитым крестом. Скоро на столе появился хлеб, зелёный лук и ещё тёплый борщ.
  - Живём бедно, так что вы уж не обессудьте. Чем богаты...
  - Не беспокойся, Марфута, - беспечно махнул рукой Сыч. - Мы прихватили с собой малость. На вот - порежь этот огрызок, - и протянул большой кусок копчёного сала с аппетитными толстыми прожилками мяса, - да и штоф нам не помешает, - победоносно и со стуком поставил он посуду на стол.
  - Ой! Как здорово! - не утерпела от восклицания круглолицая Мотря. - А можно детишкам немного, а?
  - Бери, молодица! Чего уж там. Для детей завсегда готов... Много у тебя их, Мотря?
  - Двое, Степан, - серьёзно ответила женщина. - Девочка и хлопчик. Три и два годика. Маленькие ещё. В соседней хате с бабкой сидят. Я сбегаю?
  - Беги, но не задерживайся долго. - Степан был за хозяина и всем показывал это с удивительным довольством. - А твои где пострелята, Марфутка?
  - Гостят у тетки. Через три хаты. Они любят гостить там. И ночевать будут там, - многозначительно закончила она.
  Лука ничего не говорил. Он только слушал и дрожал от и возбуждения, поглядывал на товарища и удивлялся, как он легко и свободно мог разговаривать с незнакомыми женщинами, ничуть не стеснялся и был весел.
  Появилась Мотря. Она явно спешила и смущенно оглядела собравшихся за столом.
  - Как раз вовремя, Мотря, - заметил Сыч. - Лука, подвинься, дай бабе сесть. Юноша подвинулся, пряча пылающее лицо и радуясь, что солнце закатилось, а света огонька лучины было явно маловато.
  - Ты что это отодвинул кружку? - тихо спросила Мотря, пододвигаясь к хлопцу.
  - Не хочу, - буркнул тот, ощущая дрожь в теле.
  - Не трожь его пока, Мотря, - бросил Сыч и опрокинул келих в рот. Крякнул, занюхал коркой хлеба и добавил: - Я его знаю. Душа не принимает. Оно и к лучшему. Ещё молодой, успеется. Казаком станет - и душа примет. Куда ей деться!
  Он весело засмеялся, а Лука чуть не горел. Мотря подкладывала ему сала, лука, подливала борща. Вкуса он почти не ощущал, лишь прислушивался, как гулко бухало в груди сердце. Вдруг до его слуха долетели слова Сыча:
  - Крали мои милые, не пора ли на боковую? Уж стемнело, чего бы не случилось. Огонь загасить пора.
  Лука обессилел, а Сыч с жестокими нотами в голосе продолжал:
  - Мотря, смотри, не обидь хлопца. Он у нас хороший, гы-гы! Поручаю его тебе.
  Мотря встрепенулась, вскочила и сказала чуть охрипшим голосом:
  - Пошли, а то уже поздно, Лука. Смотри не споткнись, - и потянула за рукав рубахи.
  Юноша покорно встал и кое-как потащился на ватных ногах следом.
  - Да ты не волнуйся, хлопчик! - вдруг задышала Мотря ему в лицо и приблизила свои губы к его. - Поцелуй меня.
  И не успел Лука ничего сообразить, как её горячие губы впились в его трепещущие уста. Потом её рука схватила его потную руку и прижала её к своей тёплой и мягкой груди.
  Он смутно соображал, что идёт куда-то, потом был запах сена, шуршание и жаркое молодое тело Мотри. Все было, как удар молнии. Она торопливо всё делала за него, а он лишь безвольно принимал её ласки, и всё происходило почти без участия мысли. Лишь острое ощущение блаженства, бурное соединение тел и бешеное трепетание страсти. Она захлестнула Луку всего, пока не опустошила, и он с ужасом и удовлетворением одновременно ощутил себя мужчиной.
  - Вот и получилось, милый, - прошептали губы Мотри. - А ты боялся, глупый. Тебе понравилось?
  Он ощущал её запах, теплоту тела, прижимавшегося к нему, и вдруг понял, что он гол, и никак не мог вспомнить, как это произошло. Его руки стали шарить по телу Мотри; оно было податливо, желанно и трепетно одновременно.
  - Отдохнул? - зашептала она на ухо и стало щекотно. Желание опять нахлынуло на него.
  - Ты чего стонешь, Мотря? - осмелился он спросить. - Тебе больно?
  - Дурачок! Это так приятно, что всё само рвётся из нутра. Ты доволен?
  - Ещё бы, Мотря!
  - Я рада, что ты получил меня первой. Но ты не думай, что я гулящая. Это случается редко, да и то Марфа постоянно меня уговаривает. Без человека тоскливо и муторно. А теперь где его взять, когда столько казаков полегли в восстании, да от мора и неурожаев. Сами едва живы остались. Хорошо, что мой был казаком и нас не записали в крепаки. Да надолго ли?
  Лука услышал в голосе женщины такую скорбь и тоску, что стало неловко и жалко эту бедную молодицу. Он спросил участливо:
  - И как же ты теперь будешь? И сколько же тебе лет, Мотря?
  - Старая я уже, Лука, - ответила Мотря тихо и грустно. - На Афанасия будет двадцать шесть.
  - А мне только восемнадцать, - почти про себя молвил Лука. - И никого у меня нет. Всех порешили ляхи Лаща. Хорошо, что друга отца упросил взять меня в поход. Может, судьба смилуется надо мной, пуля или сабля не слишком меня заденет, добуду казацкой славы, грошей и всякого добра. Молюсь, чтобы услышал меня Господь.
  - Должен услышать, Лукашко! Ты молод, и не тебе погибать в такие годы! Живи на радость людям и нам, глупым бабам!
  Послышался со двора голос Степана:
  - Эй, казак! Спишь? Вылазь, пора возвращаться!
  - Уже кличут, - с сожалением прошептала Мотря. - Возьми меня ещё на прощание! Ты люб мне, Лукашко!
  Волна нежности обволокла юношу. Он не стал себя упрашивать и не слушал уже сердитых призывов Сыча. Но расставаться приходилось. Мотря жадно целовала его и просила умоляюще:
  - Обещай, что, если будешь жив, то заглянешь ко мне на обратном пути, любый!
  - Обещаю, Мотря. Вот увидишь, я сдержу слово! Но теперь прощай, я вернусь!
  Лука опрометью бросился догонять Сыча, который не стал его ждать и в темноте ночи уже скрылся. Лишь тихие отдаленные звуки шагов давали Луке понять, что тот ушел ещё не очень далеко.
  - Дядько Степан, я не знал, что надо так скоро, - оправдывался юноша.
  - Ладно! Получилось у тебя с Мотрей?
  - Получилось, дядько Степан. Просила на обратном пути заглянуть. Обещал.
  - Правильно сделал, хлопец. Однако с тебя причитается за содействие, гы-гы!
  - Ага, - согласился Лука слегка смущённо. - Позже, когда будет с чего.
  - Гляди, не забудь.

Глава 2

  Не прошло и месяца, как обоз достиг Львова. Здесь он влился в другой, больший, и после трёхдневного отдыха тронулся в сторону границы с Неметчиной.
  - Это сколько же идёт с нами казаков, дядько Макей? - всё спрашивал Лука на роздыхах.
  - Не они с нами, а мы с ними, хлопец, - отвечал казак. - Думаю, что тысячи две должно быть, будет ещё больше, не все ещё собрались. Хоть так нас, выписников, отметили, а то выбросили, как ненужный мусор, и живи, как хочешь. А как?
  - А чего меньше стало реестровых казаков, а?
  - Пан король жадничает и не хочет выделить для нас грошей. Войны нет - вот он и не хочет раскошелиться. Сагайдак, тот умел выбить гроши. А теперь пошли не гетманы, а тряпки. Трясило панов трясёт, вот король и жмотничает.
  Дня через три возы остановились вблизи крохотного сельца дворов в двадцать. Оно белело в версте от лагеря казаков.
  Макей со своими возчиками сидели у костра, курили люльки, и вели тихую беседу. Лёгкие облака набегали на небо и заслоняли звёзды. Луна всходила поздно. Было тихо, темно и мирно.
  - Погоди-ка, Макей! - предостерегающе поднял руку пожилой конюх Яким Рядно. - Кажись, кто-то идёт к нам. Может, от коней кто.
  - Пусть идёт себе, - махнул рукой Макей.
  Светлая фигура человека появилась в свете костра и остановилась в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
  - Кто ты, человече? - спросил Макей, признав незнакомого. - Чего тебе?
  - Добрые люди, я пришел просить помощи.
  - Сидай, хлопец, - пригласил Макей, указав на кучку хвороста у костра. - Что у тебя стряслось, что ты тут появился?
  - Житья нет от нашего пана, казаки! Измордовал! Особенно меня.
  - Эх, хлопец! Кого паны не мордуют? Скоро всех крепаками сделают, тогда и жалости не у кого будет просить. А что так?
  - Да я осмелился заступиться за сестру, пан казак. Вот он меня и возненавидел. А сестру всё равно взял себе. А я больше не могу, пан казак! Возьмите к себе! Буду служить вам верно!
  - Я не сотник, хлопец. Куда мне тебя взять? Могу отослать к пану сотнику, да вряд ли он тебе поможет. А усадьба у пана большая?
  - Какой там! Хата немного больше обычной, а дерёт нас нещадно, словно ясновельможный! Даже мать свою мордует. А чего? Она наша, украинка, а он по батьке лях!
  - Это уже плохо, хлопец, - бросил Макей. - Всё ж мать.
  - А сегодня приехали к нему ляхи и пируют, собрали в деревне живность, побили батогами многих - и в ус не дуют. Обжираются себе, а люди голодают. Возьмите, пан казак! - парень упал на колени.
  Он был молод, не больше семнадцати-восемнадцати лет, в ободранной рубахе и рваных полотняных штанах. Больше никакой одежды на нём не было.
  - И не проси, хлопец, - отрезал Макей. - Мы казаки, идём на войну и взять тебя не можем. Ищи своей доли сам.
  - Дядько Макей, - тихо молвил Лука, - может, можно, а?
  - Цыть, курёнок! Не твоего ума дело! Замолкни!
  - А сколько приехало ляхов, хлопец? - поинтересовался Терешко Богуля.
  - Да пятеро молодых, пан казак! Сидят, уже напились, а все требуют ещё. И девок наших требуют. Все и разбежались кто куда от греха подальше.
  - Гляди, как обнаглели, паразиты папские! - вскричал Яцко Качур. - Всыпать бы им хорошенько! Прямо руки чешутся!
  - Можно было б и почесать, - заметил Терешко мрачно. - Что с тебя возьмёшь? Ты казак в походе и завтра будешь далеко. Ищи ветра в поле.
  - И то верно, дядько Терешко! - воскликнул Лука. - Сходить бы в деревню и накостылять по шеям этим проклятым панам!
  - Сиди, молокосос! - остановил Макей юношу. - Ишь, разорался, казак!
  - Да брось ты, Макей, - остановил начавшегося злиться десятника Яцко. - Я с большим удовольствием бы взялся за это, братья-товарищи.
  - А что? Всего верста, а их пятеро перепившихся панов. Ну и ещё один. - Лука оглядел собравшихся у костра. - Дядько Макей, дозволь сходить. Охота косточки поразмять, а то я все с лошадьми возился. А впереди война. Надо мне привыкать к оружию, да и свое раздобыть. Дозволь, мы быстро смотаемся, и никто не узнает.
  Макей засопел, казаки дружно наседали.
  - Слушай, дядько Макей! - предложил Лука. - Ты ничего не знаешь, а мы сами все сделаем. Пана сотника нет, и вернётся поздно, да и на кой ему проверять нас после гульбы с австрияками, что вчера встретили нас на дороге. Идёт?
  Макей продолжал молча сопеть, жадно затягивался табачным дымом, но все в обозе уже знали, что это лишь видимость. Он просто побаивался сотника и не хотел брать ответ на себя.
  Терешко не выдержал и крикнул задорно:
  - Собираемся, товарищи! Макей не возражает. Он просто ничего не знает. Тебя как у вас в деревне кличут? - обернулся он к пришедшему хлопцу.
  - Яким Ярыга, пан казак, - тихо ответил парень.
  - Во! Ещё один Яким появился! Яким, Рядно, гляди, тёзка твой! Хватай сабли, пистоли и пару пик. Мушкеты не трогаем. Обойдёмся. Яким Малый, так пока будем звать, веди коротким путём. И тихо.
  Скоро семеро теней скрылись в темноте. Макей вздохнул, покачал головой, выколотил люльку о палку и полез под мажару спать, укрылся попоной и затих.
  
  - Вот и пришли, казаки, - прошептал Яким Малый.
  - Это панская хата? - спросил Терешко.
  - Она самая. Окна еще светятся. Пьют ещё.
  - Говорил, что маленькая, а там, наверное, окон десять. Да ладно. Собаки во дворе есть?
  - Есть, да заперты в сарае. Гости, - ответил Яким.
  - Веди, только тихо, - приказал Терешко.
  Казаки, пригибаясь и стараясь не шуметь, прокрались во двор. Кругом было темно и тихо. Лишь смутные голоса доносились из открытых окон, где теплились лучины и одна свечка.
  - Как договорились, казаки, - прошептал Терешко. - Пугаем пистолями, вяжем, а потом видно будет. Оружие держать наготове. Не стрелять без необходимости. Не стоит поднимать шум. Пошли.
  Прошли сени. Дверь в горницу была открыта и тусклый свет освещал немного просторные сени.
  Заглянули в горницу. Там сидели пятеро панов в расхлестанных рубашках, один лежал на лавке и спал. Две девки со страхом в глазах сидели на коленях панов, руки которых жадно шарили под юбками и сорочками.
  Казаки поправили повязки, закрывавшие им нижние части лица, шагнули в горницу. Терешко зловеще приказал, наставив пистоль в грудь одному из панов:
  - Всем молчать, панове! Сидеть смирно или умрёте! Руки на стол!
  - Этт-то чт-оо за быдло? - прошамкал с полным ртом один пан.
  Лука вспомнил Мироновку, порубанную родню, подскочил и хрястнул того в зубы, ободрав суставы. Яким Рядно двинул стволом пистоля в лицо хозяину, крикнув зло:
  - Молчать, паскуды польские! Убью!
  Попытка вскочить была остановлена нервным взмахом сабли. Один лях со скрипом зубовным свалился в лужу собственной крови.
  - Зря ты это, хлопец, - заметил Терешко, но без сожаления, обращаясь к казаку по имени Ермило Гулай с чёрным оселедцем и пронзительными глазами того же цвета. Ему было лет под сорок, но выглядел он совсем молодым и лёгким в движениях.
  Побледневшие ляхи оторопело застыли в напряженных позах, ожидая, что произойдёт дальше.
  Хозяин, моложавый рыхлый мужчина лет тридцати пяти, трясущимися руками шарил по столешнице. Его влажные губы наконец промямлили:
  - Чего вам здесь нужно, холопы?!
  - Это тебе за холопов! - наотмашь ударил того по лицу Лука. - Ещё раз вякнешь - и я отправлю тебя к Богу на небеса! Выкладывай гроши, падло!
  Яцко несильно кольнул кинжалом в шею хозяина, тот чуть не свалился с лавки от страха, но молчал.
  Терешко взял чью-то люльку, раскурил и выбил об голову пана её содержимое. Поляк, с кем это случилось, только открыл было рот для вопля, как Терешко сунул дуло пистолета тому в рот, ощущая крошево зубов, и прошипел зловеще:
  - Спросили, где гроши, так отвечай, иначе поджарим по-настоящему! Быстро!
  Тот только в недоумении пожимал плечами, не в силах проговорить хоть бы слово, и лишь мычал, пытаясь языком вытолкнуть ствол пистолета изо рта.
  - Хватит его пугать, - отстранил руку Яцко Терешко. - Попробуем хозяина. У него язык лучше подвешен. Ну, пан, где гроши? Выкладывай живо!
  Лабза уже накалил конец шомпола от пистолета и вопросительно поглядывал на Терешко. Тот мотнул головой.
  - Нет! Не надо! Я всё отдам! - упал на колени хозяин. - Только не пытайте!
  - Это хорошо, пан, - язвительно ответил Терешко. - Торопись. Хозяин затрусил в соседнюю комнату. Терешко последовал за ним.
  Лука всё это наблюдал с округлившимися глазами. Потом его взгляд упал на ковёр на стене, где был набор оружия из двух сабель, копья с коротким древком, топора старинной ковки и лука с сагайдаком со стрелами.
  Глаза у него загорелись. Он вопросительно глянул на Яцко, и тот ответил с усмешкой в глазах:
  - Правильно, бери, хлопец. Теперь это все твоё, и ещё пистоли где-то у панов должны быть. Ага, вижу. Их тут целых восемь. Тебе повезло. И припас к ним! Всё забираем. Пригодятся.
  Лука благодарно ответил немым взглядом, торопливо стал срывать со стены оружие и неумело цеплять его на себя. Потом, отойдя от страха и оцепенения, сказал беглому Якиму:
  - Чего стоишь, словно пень трухлявый? Слыхал, что сказано? Бери, пока есть что.
  Яким неуверенно взял пистоль, осмотрел и попробовал засунуть его за штаны. Но бечевка вдруг лопнула, и штаны сползли на пол.
  Громовой хохот огласил горницу. Юноша смутился, подхватил штаны и затравленно огляделся.
  - Ну, хлопец, теперь тебе не отвертеться от хорошей клички! - вскричал со смехом Ермило. - Быть тебе прозвищем Штаны! Да ты не очень-то серчай! Это не самое страшное! Могло быть и хуже. Однако поспеши поднять их.
  Лука вдруг заметил злорадно ухмыляющуюся физиономию пана хозяина, а потом и услышал его голос:
  - Погодите, холопы, я вам еще покажу, где раки зимуют!
  Гнев отразился на побледневшем лице юноши. Его, казака, назвали холопом! У него открылся рот, захлопнулся, опять открылся. Он шагнул к пану хозяину, посмотрел в его выкаченные глаза, схватил угол скатерти, оторвал кусок. В руке появился пистолет. Терешко заметил:
  - Погоди, хлопец. Мы ещё гроши не пересчитали. Может, ещё что утаил этот паскудник!
  Но Лука уже ничего не слышал. Он ткнул пистолетом в рот хозяину, надавил вниз. Рот открылся, юноша с помощью куска скатерти нащупал язык, рванул на себя и, не успел никто вскочить, как тот отхватил его ножом, крикнув тонко:
  - Поговори теперь с нами, холопами, пан хозяин! А мы послушаем!
  Пан вопил дурным голосом, но слов уже понять было невозможно. Кровь лилась чёрной густой массой, заливая сорочку и штаны.
  - Добре, Лука! - протянул Яцко тихо. - Видать, доставалось тебе от панов. Вот и отыгрался хоть на одном. А теперь мотаем отсюда, пока не поздно.
  - Яцко, - подал голос Лука, - неужто мы оставим их тут? - И тут же добавил, как бы поспешая: - Опасно. Дознаться могут.
  Яцко с Терешком скривили рты в сожалеющую гримасу, качнули головами в знак согласия. Несколько взмахов саблями, всхлипы, стоны вперемешку с тихими воплями - и всё было покончено. Все шестеро поляков уже плавали в лужах крови.
  - Уходим, товарищи, - бросил хрипло Терешко. - Поспешим.
  - Жратвы захватить бы, - предложил Омелько. - Яким, ты все тут знаешь. Займись этим с Омельком.
  Казаки ушли, а остальные похватали закуску и торопливо жевали.
  - Брось горилку! - прикрикнул Терешко, увидев, как Яким Рядно тянет келих ко рту. - Не искушай судьбу! Так нас быстрей узнают. Поостерегись пока.
  Тот тяжко вздохнул, но согласился.
  Собрали всё оружие, распихали по кушакам, сняли с убитых кольца и, дождавшись Омелько с Якимом, тронулись в путь, к табору.
  - Смотрите, хлопцы, держите языки за зубами, - предупредил всех Терешко. - И Макею ничего не говорите. Оружие тут же спрятать в мажарах. Яким Штаны, ты не высовывайся. Придётся тебе идти с нами. Оставаться здесь опасно.
  - Спасибо, пан казак! Я охотно!
  - Дня два не показывайся из схоронки в мажаре. И не вздумай шутить с таким делом. Голову оторвут.
  - А где мне прятаться, пан казак?
  - В моей мажаре, - решительно ответил Терешко и добавил: - Ко мне Макей не станет приглядываться.
  
  Стан казаков уже спал. Караульные узнали своих и пропустили, стараясь не рассматривать их, полагая, что те возвращаются из деревни, где искали приключений с бабами.
  Яким Штаны забрался в мажару, где с помощью Терешка устроил между кладью лежбище, укрытое от постороннего взгляда.
  Утром Макей придирчиво осмотрел мажары, прошелся вдоль их ряда. В глазах угадывалось любопытство, но он ничего не спросил, будто ничего и не произошло вечером. И возчики хранили мудрое молчание, лишь Лука иногда сверкал гордо глазами. Теперь у него было свое оружие, у панов взятое.
  Прошло дней шесть. При сопровождении польских и австрийских офицеров обоз с боевыми сотнями казаков пересекли границу и углубились в Неметчину.
  К этому времени Яким Штаны уже шествовал рядом с мажарами на правах, которые ему никто не давал. Макей молча сопел, когда тот подсаживался к их костру и тянулся ложкой к общему котлу. Но перечить не осмеливался, понимая, что и сам молчаливым согласием способствовал недозволенному.
  Сотник почти не тревожил обозников, предоставив всё десятникам и своему помощнику, пану Свищнику. Тот больше заботился о сбыте обозного продовольствия на сторону, но делал это по-маленькому и с оглядкой. Поэтому старался не портить отношения с обозниками.
  
  Обоз тащился по землям, всхолмлённым и цветущим, деревни сильно отличались от украинских, хотя было и много общего. Попадались каменные замки, их вид возбуждал удивление и почтение. Удивлялись - как можно штурмовать их, такие высокие и грозные.
  - Народ здесь поопрятнее живёт, - заметил Лука возле костра, где булькал пшенный кулеш с салом.
  - Один хрен! - с недовольством буркнул Макей. - Разве что тут нет крепаков, а поборами так давят, что бедному крестьянину и продохнуть невозможно.
  - Война, Макей. Немец уже сколько лет бьётся с соседями и шведом. - Рядно многозначительно оглядел товарищей. - Слыхал, нас отправят в какой-то табор и начнут обучать, как воевать в Европе.
  - Чево! - воскликнул Терешко недовольно. - Наших казаков обучать? Ты спятил, Яким? Хотя мне это даже нравится. Всё подальше от войны, а талеры идут.
  - Шесть монет, да и то не всем!.. Разве это гроши за такую работу! - воскликнул с возмущением Лука. - Вон офицеры и старшины гребут лопатой! А отдуваться нам.
  - Такова наша доля, хлопче, - философски отозвался Макей.
  - Это уж точно, - вздохнул Яцко и зачерпнул из котла каши попробовать готовность. Подул в ложку, пожевал. - Кажись, готово, казаки.
  - Наша серома да нетяги завсегда первыми ложками кровушку хлебают, - не унимался Лука. - А старшина мошну набивает и нас, дураков, кабалит.
  - Умолкни, сынку! - незлобиво прикрикнул Макей. - Так Господом заведено. И не нам то исправлять. Пан завсегда найдётся на людскую шею.
  - То Макей верно молвил, - отозвался Омелько и предложил: - Не пора ли за кулеш приняться? Поди, остыл небось.
  Обоз с полками казаков втянулись в поросшие лесом горы Силезии. Редкие деревни ютились в широких долинах, а на вершинах холмов иногда возникали, упираясь в небо островерхими крышами башен, красивые замки местных вельмож и графов.
  - Похоже на наши Карпаты, - молвил Рядно, оглядывая невысокие горы. - Я в тех краях бывал.
  - Эй, казаки! - Это подскакал к обозникам Степанко и озорно оглядел подводы. - Скоро конец дороги! Завтра-послезавтра приедем!
  - И где остановимся? - спросил Лука.
  - А хрен его знает! Возле какого-то большого селища или городка. Несколько месяцев, слыхал, проживём тут.
  - Ну и ладно, Степанко! - Терешко довольно перекрестился. - Хоть отдохнём в этих благодатных местах! А война от нас не уйдёт.
  
  И действительно - два дня пути и обоз остановился в долине, на дне которой весело звенел широкий ручей с каменистым дном, усеянном обкатанной галькой.
  Уже через день под руководством немецких офицеров начались учения. Казаки ворчали, но приходилось подчиняться. Никто не понимал чужой речи, и это в значительной степени тормозило обучение. К тому же казаки и нарочно притворялись непонятливыми.
  В трёх верстах начиналось большое село, куда по воскресеньям отпускали некоторых казаков небольшими группами развеяться от постоянных учений и грубых окриков и ругани офицеров.
  На смотр приехал пан полковник Носович с помощником Тарским. Они долго совещались с представителем имперских войск, и казаки вскоре узнали, что к зиме им предстоит выехать в места боевых действий против шведов и баварских немцев.
  - Тут сам чёрт не разберётся с этими немцами! - волновался Степанко. - Одни католики, ждут погибели другим немцам-протестантам, а что это такое, никто пояснить не может! Тьфу, проклятье!
  - А у нас разве не так, Степанко? - заметил Лука. - Униаты, католики и мы, православные. Со стороны и нас трудно разобрать.
  - Это ты, хлопче, как в точку попал, - ответил бодро Степан. - Ну я поскакал! бывайте, товарищи!
  Не прошло и недели, как полки казаков получили приказ сняться с места и в походных колоннах выступить на северо-запад, где уже сколько лет гремели бои.
  Продвигались медленно, с остановками и длительными днёвками. Незаметно потянулись места, тронутые войной. Стали попадаться покорёженные деревни с потоптанными полями и сожжёнными избами. Людей было мало и выглядели они не так опрятно, как раньше.
  - Да, эти места не то, что прежние, - заметил Макей после прохода одной из таких деревень. - Люди смотрят волком - их понять можно.
  - Самое страшное бедствие для народа, дядько Макей, - ответил Омелько. - Вспомни, какие сёла у нас оставались после набега татар или карателей-ляхов. То же самое. Одни слезы и разорение. Когда Господь смилуется над простым людом и покончит с этими войнами?!
  - Это точно, Лука. Видимо, Богу до нас и дела нет. Идём за шесть монет на смерть, а кому достанутся наши денежки, коль ляжем в чужой земле?
  - Ты уверен, что вы все свои талеры получите? Сомневаюсь, дядько Макей. Простым людям завсегда кто-то был должен. А всегда мы получали эти долги? То-то!
  - И это точно, Лука. Такая наша доля.
  На одной из днёвок Макей отправил шестерых казаков своего десятка поискать по деревням живности.
  - Хоть телка какого захудалого приволоките, а то давно мясца в рот не клали. А впереди дела паршивые нас ждут. И долго не задерживайтесь.
  Терешко взял Омелька, Якима Рядно, Луку, Яцка Качура и в последнюю минуту, с дозволения Макея, Якима Штаны. Все на обозных лошадях, вовсе не приспособленных для верховой езды, но все же лучше, чем пешком.
  
  Выехали под вечер. Был погожий день, лето в разгаре, ночь наступала медленно. Углубились в сторону от дороги в надежде отыскать в глубинке не тронутое войной село.
  - Терешко, впереди по левую руку вижу село! - Это кричал Лука, ехавший шагах в полутораста впереди отряда.
  - Будь впереди и следи, Яким! Мы поспешим, если что!
  Через полчаса въезжали в небольшое село, раскинутое на пологом склоне долины в окружении поспевающих хлебов и огородов.
  - Хорошо, что дотемна наскочили на это село, - промолвил Терешко. Он был за старшего. - Без нужды не грабить. Сначала осмотримся и поглядим, что и как можно добыть. Деньги есть, Макей выделил для такого дела.
  Их уже заметили, селяне явно забеспокоились. Девки и дети скрылись в хатах, мужики с вилами, топорами и косами ожидали настороженно.
  Яцко Качур поприветствовал селян. Он лучше всех осваивал немецкую речь и уже знал с сотню слов и выражений.
  Селяне с удивлением и испугом взирали на необычных людей. Их вид и одежда им казались страшными, не сулящими ничего хорошего. Лишь малая численность казаков немного успокаивала мужиков.
  Казаки не спешивались, готовые применить оружие в случае необходимости. А Яцко силился разъяснить мужикам, что им надо.
  В конце концов те поняли, закивали в знак согласия, загомонили.
  - Кажись, договорился, - улыбнулся Яцко, повернувшись к своим. - Сторговал бычка за полтора талера. Добро?
  - Попытай еще что-нибудь добыть, Яцко, - попросил Терешко.
  Долгие переговоры закончились успехом. Но к этому времени темнота окутала долину, и казаки стали совещаться.
  - До лагеря вёрст пятнадцать, - заметил Терешко. - Трудно будет добираться в темноте почти по бездорожью. Может, заночуем тут или отъедем на версту и раскинем лагерь?
  - Что-то мне сдаётся, что лучше остаться в деревне, - предложил Лука. - Погода может испортиться. Дождём попахивает.
  - Яцко, спроси деревенских, можно рассчитывать на ночлег тут? - Терешко озабоченно оглядел кривую улицу и людей, темневших недалеко.
  Тот долго говорил, жестикулировал и наконец повернулся к казакам.
  - Они могут отвести нам вон тот сарай, что стоит у околицы. Там солома и крыша, хоть и прохудившаяся, но от небольшого дождя спасёт.
  - Тогда айда туда, казаки! - И Терешко развернул коня. - Будем сторожить по очереди, как бы чего не произошло ночью.
  Недалеко от ворот сарая разожгли костёр, повесили котелок с пшеном, и тут заметили трёх девок, скромно стоящих шагах в десяти, кутающихся в платки.
  - Идите к нам, девчата! - Лука забыл, что те не поймут его, потом обратился к Яцко: - Позови их к огню, чего им торчать там.
  Яцко с трудом добился понимания, и девки несмело присели на колоду, которую пододвинул к ним Яким Штаны.
  Одна из них принесла двух общипанных голубей и показала, что их можно бросить в котелок.
  - Данке, данке! - весело откликнулся Яцко и его улыбка сняла напряжение с лиц девушек. - Любопытно глядеть на нас? - сказал тот по-своему, не заботясь о том, что его не поймут.
  Девушки заговорили непонятно, но было ясно, что они сгорают от любопытства. Они жадно всматривались в незнакомцев, в их одежды и бритые головы со свисающими чубами, заложенными для удобства за уши.
  Когда ужин поспел, все принялись есть, запивая терпким вином, принесенным в глиняном кувшине девушками.
  Одна из них всё поглядывала на Луку, тот тоже не стеснялся, пытался что-то сказать, но ничего не мог вспомнить из того, что могло понравиться девушке. Омелько, заметив это, засмеялся и молвил лукаво:
  - Лука, может, ублажишь девку? Вон она как липнет к тебе. Не посрами казацкую славу. Казаки, - повернулся он к остальным, - надо помочь хлопцу.
  - А чего там! - отозвался Омелько со смехом. - Парубок молодой, пусть набирается телячьей мудрости, ха-ха! Яцко, помоги хлопцу поговорить с дивчиной.
  Тот усмехнулся, прожевал кусочек мяса голубя, отпил глоток вина, молвил:
  - Лука, да ты становишься бабником! Гляди, как поглядывает на тебя эта краля. Не теряйся, пока есть что получить.
  - Да я и не теряюсь, плохо только, что сказать ничего не смогу. - Лука отвернулся от казаков и встретился глазами с девушкой. Та улыбнулась, подруги захихикали, затараторили непонятно, а Лука смело тронул девушку за руку.
  Та руки не отдёрнула, заулыбалась, протянула в кружке вина, Лука взял её, отхлебнул глоток, хотя и не хотелось, и, вспомнив, сказал:
  - Данке, спасибо!
  Девушка была светловолосой, курносой и полнотелой. Вздрагивающая грудь нахально и соблазнительно тряслась при её смехе, и Лука с трудом мог отвести глаза от этого зрелища. Девушке было лет восемнадцать, а может, и больше. Во всяком случае, она не выглядела простушкой. Её подруги продолжали хихикать, но со страхом поглядывали на село, где ещё светилось несколько тусклых огоньков.
  Наконец они встали и стали прощаться. Курносая осторожно взяла Луку за руку и что-то сказала, показав на черневший невдалеке сруб. Подруги прыснули в платки и пошли прочь, оставив подругу наедине с юношей.
  Тот чувствовал, волнение, хорошо уже понимал, что ему предлагают. Улыбнулся и решительно пошел за девушкой.
  Через полсотни шагов они оказались в срубе, вроде бани с ворохом сена и запахами мышей и прели. В смеси с душистым сеном эти запахи не могли взволновать мужчину, но Лука был слишком взволнован, чтобы обращать на эти мелочи внимание.
  Девушка оказалась достаточно опытна и Луке вспомнилась Мотря. Та тоже споро помогала ему, но теперь это почти не потребовалось. Луку сам поцеловал в губы девушку, та с легким смешком завалилась в сено и прижала его к себе.
  Что-то сказала, вытащила из-за кушака оба пистолета - они сильно мешали - и приникла к юным губам Луки, шаря по его телу горячей потной рукой. От её тела исходили запахи молока, навоза, пота и ещё бог знает чего...
  
  На рассвете пришли крестьяне и привели бычка, принесли вместе с ним две общипанные тушки гусей. Яцко долго благодарил, Лука искал глазами ночную свою подругу, но её нигде не было видно. Казаки распрощались и спешно тронулись в путь.
  До лагеря добрались, когда обоз уже вытягивался в длинную змею, растянувшись на две версты.
  Конные казаки шли целиной в несколько рядов, выставив передовое охранение, в арьергарде трусили два десятка казаков, отстав на двести шагов от последних подвод.
  - Чего так долго?! - окрысился Макей, встретив своих людей.
  - Ночью не решились вертаться, Макей, - ответил Лука. - Зато смотри какого бычка привели! И пару гусей. Селяне оказались сговорчивые и не осмелились перечить. Мы и переночевали в сарае.
  - Чтоб вас!.. Однако бычок хорош! Да и гуси нам не помешают. Ладно, поспешите запрягать. Мы тронемся подальше к хвосту.
  Несколько дней десяток Макея отъедался мясом, пригласили и Степанка со Свищиком. Макей посчитал, что такой старшой им не помешает. Лучше задобрить.
  Через несколько дней встретили большой отряд имперских драгун. Те долго вели переговоры с полковниками казаков и офицерами сопровождения. Пополз слух, что им предписано изменить маршрут и идти на север, где должны соединиться с войсками, сдерживающими продвижение шведов к Саксонии.
  - Тут названия какие-то чудные, что и не запомнишь! - ругался Лука.
  - Чего серчать, когда в каждом народе свои названия, - утешал того Яким Рядно. - Нам-то до ихних названий нет дела. То пусть начальство запоминает.
  - Да и то верно. Чего это я?
  Тем временем и Лука, и молодой Яким Штаны продолжали упорно заниматься отработкой приёмов с холодным оружием, стрельбой из лука, пистоля и мушкета. Коней у них не было, поэтому они были вписаны волонтерами в пеший отряд под командой сотника Рудловского. Тот был по отцу поляком, но воспитывался матерью-украинкой и довольно скептически относился к полякам. Ему только что исполнилось тридцать лет, он недавно удостоился звания сотника и хотел побыстрее влиться в товарищество казаков.
  Яким Штаны и Лука особенно преуспели в стрельбе из лука. Теперь они с гордостью посматривали на остальных казаков, уступавших им, молодым сосункам, в умении, которое другим не давалось.
  Макей немного злился, что Лука почти отошел от дел обоза, хотя тот почти каждый день работал у Макея.
  - Скоро ты, Лука, и вовсе забудешь про обоз, - ворчал старый казак.
  - Нет, не забуду, дядько Макей! Посмотришь. Я слишком задолжал вам.
  - О долге не беспокойся, Лука. Мы с твоим батькой были друзьями, и я в ответе за тебя. Больше некому о тебе подумать и позаботиться. Так что учти.
  - Спасибо, дядько Макей! Я не забуду.
  Колонны казачьего войска медленно продвигались вглубь земель, ощутивших на себе тяготы войны. Война длилась уже около двух десятков лет, а ощутимых результатов почти не было видно. Погиб уже не один миллион людей, а сильные мира сего всё не могли успокоиться и гнали людей и средства в эту прорву, пожирающую всё, что достигли эти земли за предыдущие десятилетия.
  Сотня, где обосновались Лука с Якимом, состояла в основном из молодых хлопцев, но таких, как наши друзья, было мало. Им приходилось нелегко. Более старшие частенько отлынивали от работы и взваливали всё самое трудное на ещё не окрепшие плечи юношей. Приходилось терпеть и ждать настоящего дела на поле битвы.
  Правда они частенько со страхом признавались друг другу, что побаиваются первых боёв. Старшие подсмеивались, дразнили, и теперь у юношей была одна главная думка: как бы не опозориться в первом бою, как бы не потерять голову в кутерьме боя, не подвести товарищей и не покрыть себя ужасом позора.
  - Вы, ребятки, - бубнил Макей им на привале, когда узнал об их страхах, - в кучу особенно не лезьте. Поглядывайте по сторонам, на старших, кто уже обстрелян, понюхал пороху. И делайте, как они. И, главное, не удариться в панику. И держитесь рядышком. Смерть в толпе не так страшна. А от неё, костлявой, всё одно не уйти. Когда-то она любого догонит и приберёт.
  - А если забоимся, дядько Макей? - тихо спросил Лука и просительно глянул в глаза старого вояки.
  - Это не очень страшно, хлопцы. Боятся почти все. Лишь дурни и отчаянные рубаки ничего не боятся. Остальные обязательно боятся. Главное, не поддаться этому страху. И молчать, как бы ни было страшно.
  - А чего это так, дядько Макей? - спросил с интересом Яким.
  - Да потому, что крики могут всех взбудоражить и заставить броситься бежать. А хуже паники - ничего быть не может. Запомните это, хлопцы.
  Юноши переглянулись, вздохнули, а Яким спросил:
  - А вы не знаете, когда можно ожидать боя, дядько Макей?
  - Это только старшина может знать, да и то, если командующий соизволит довести до ихнего сведения. То нам, простым казакам, неведомо.
  Распространился слух, что новый главнокомандующий католическими войсками Валленштейн намерен осадить Нюренберг и овладеть им. Казачий корпус в две с лишним тысячи человек был брошен на помощь под этот немецкий город.
  Учения приняли характер, сильно приближенный к боевым. Лука едва доплетался до палатки, где он спал, и лишь утром с трудом поднимался на очередные занятия по маршировке, стрельбе и рукопашному бою. Пехотинцы были вооружены копьями, довольно тяжелыми, и орудовать ими было не так-то легко.
  И вот корпус прибыл под Нюренберг. Большой немецкий город был окружен рядами рвов, траншей, утыкан пушками и ощетинился тысячами мушкетов.
  - Да тут несметные полчища войск! - воскликнул Макей, когда его обозники расположились в шести верстах от укреплений города.
  - Да, это тебе не татары, тут всё распланировано и подготовлено, - ответил Яким Рядно. - Баталия, наверное, предстоит знатная. Слыхал - в городе сам король шведский квартирует.
  - Ну! Вот это да! - удивился Макей. - Да и наш главнокомандующий не лыком шит. Совсем недавно коронный гетман водил войска на войну со шведом. Вернулся не солоно хлебавши.
  - Да, швед силён. Мы с тобой ещё не встречались с ним, Макей.
  - И не дай Бог, Яким. Мне вот беспокойно за Лукашку. Он мне как родной. Уж теперь он понюхает пороха, это точно.
  - Ничего, надо же когда-нибудь начинать. Мы все когда-то начинали.
  
  Тем временем бои велись каждый день. То шведы совершали вылазки, то имперцы атаковали позиции шведов, каждый раз теряя сотни убитых и раненых. Однако все оставалось на своих местах.
  И вот две казачьи сотни получили приказ атаковать вместе с баварцами траншеи саксонцев.
  Ранним утром, помолившись и попив водицы - аппетита не было, наши молодцы строем вышли из лагеря, и под грохот орудий с обеих сторон зашагали в сторону городских стен.
  Они временами останавливались, укладывали мушкеты на крюки копий, давали залп и отходили во вторую шеренгу заряжать мушкеты. И так по очереди все четыре шеренги. За время, пока сотни подходили к траншее саксонцев, с десяток казаков осталось лежать на склоне холма.
  Лука, как во сне, выполнял все команды сотника Рудловского, наклонялся, когда над головой прошелестит ядро или близкий разрыв обдаст его пылью и смрадом смерти. В голове было пусто. Он даже забыл, что рядом должен шагать Яким.
  Потом шеренги нарушились, было много крика, бега, затем последовал приказ отходить. Сотня пятилась, огрызаясь мушкетными выстрелами, уже не залпами, а одиночными. На ходу подхватывали раненых, и только тут Лука обнаружил, что друга Якима нет рядом.
  Словно очнувшись ото сна, он оглядел местность. Она была изрыта окопами, воронками от ядер, покрыта трупами людей и лошадей. Вдали лава конницы галопом куда-то рвалась - сабли в руках конников посверкивали в лучах утреннего солнца. Издали они казались игрушечными и совсем не страшными.
  - Василь, ты не видел Якима? - спросил Лука казака, пятившегося рядом. - Он с тобой рядом шел.
  - Было такое, Лука. Упал он, а убит или ранен, не ведаю. Скоро подойдём к тому месту. Поглядим.
  Близкий разрыв бомбы заставил Луку упасть. Его обсыпало землёй, осколки с противным визгом пронеслись в пустоту. Приподнялся, огляделся. Василь стонал, и лицо его стало сразу серым и неузнаваемым.
  - Василь, тебя ранило? Куда?
  - В ногу, Лука! Ой, печет! Помоги подняться!
  На ватных ногах Лука подполз к товарищу. В ноге его торчал маленький осколок, и Лука удивился, что такой маленький кусочек железа может причинить столь сильную боль.
  Штанина у Василька была распорота, кровь неторопливо сочилась из-под осколка. Лука растерялся, но потом в голове возникли какие-то мысли, воспоминания. Он торопливо достал из сумки скатанную полоску полотна, примерился, схватил осколок пальцами. Он был скользким, и пришлось сильно сжать его.
  - Что ты делаешь? - испуганно спросил Василь. Ай! - тут же хрипло прокричал тот, когда Лука с силой рванул осколок на себя. Он не успел посмотреть на него. Кровь обильно заструилась из ранки, но Лука стал быстро заматывать её полотном.
  Он оглянулся. Почти все казаки ушли вместе с баварцами. Обстрел почти прекратился, лишь отдельные выстрелы ещё слышались с обеих сторон.
  - Ты можешь идти? - спросил Лука.
  - Помоги, я обопрусь на копье. Дай плечо!
  Они стояли, не решаясь ступить. Лука все оглядывался, пока не подумал, что можно забрать того коня, что топчется около убитого хозяина шагах в пятидесяти, и тем облегчить Василю страдания и ускорить выход из боя к своим.
  - Василь, ты погоди, я попробую привести того коня, - и кивнул в сторону.
  - Хорошо бы, Лука, иди, я посижу здесь.
  Конь никак не мог освободиться от мёртвой хватки убитого воина. Судя по одежде, тот был офицером. Лица разобрать было невозможно. Оно было разворочено картечью и представляло собой сплошное месиво из мяса и костей.
  Серая в яблоках кобыла прядала ушами, вскидывала голову и вздрагивала от каждого пушечного выстрела или разрыва. Лука осторожно отцепил повод, с трудом разжав окоченевшую кисть офицера. Огладил шею кобылы, ласково приговаривая при этом. Скоро лошадь немного успокоилась. Лука повёл ее к раненому.
  - Вот, Василь, теперь мы быстро доберемся до своей сотни. Поднатужься, я тебе помогу.
  Потом Лука забрался сзади на круп лошади, и они поехали быстрым шагом искать товарищей. Василь кряхтел от боли, но держался бодро. А Лука всё осмысленнее ощущал реальность затихающего боя. Лишь в отдалении имперцы всё ещё пытались оттеснить шведских пехотинцев и выбить их из окопов.
  - Кажись, нашли, Василько! Вон наши очухиваются от боя. А мы забыли о Якиме!
  - Я поглядел на то место, Лука. Его там не было. Наверное, свои подобрали.
  - Глядите, Василь с Лукой припёрли! - услышал Лука довольно весёлый голос сотенного балагура Фомки. - Молодец, Лукаш! Не оставил товарища.
  Подошел сотник Рудловский, оглядел прибывших, спросил:
  - Лука, как ты? Не ранен?
  - Вроде нет, пан сотник, - ответил Лука и помог снять с седла Василя.
  - Ты ведь из обозников? - и, получив утвердительный кивок, приказал: - Тогда бери пару казаков с лёгкими ранениями и отправляйся в обоз. Повезёшь фуры с ранеными. А конь тебе достался знатный, Лука. Завидно! Молодец, я видел, как ты бой вёл. Поздравляю с крещением. Хорошо у тебя получилось. Ну, иди.
  На одной из фур Лука заметил Якима. Тот лежал на соломе и без выражения смотрел равнодушными глазами в небо, прижатый с двух сторон ранеными.
  - Яким, что с тобой? Ты меня слышишь?
  Тот не ответил, а рядом лежащий казак сказал тихо:
  - Оглушило его. Не скоро очухается. Но отлежится. Вези лучше скорее к лекарю, а то невмоготу терпеть более, хлопец.
  Через полчаса быстрой езды четыре фуры добрались до обоза. Лука сдал раненых лекарям и пошел искать Макея.
  - Сынок вернулся! - встретил тот Луку и полез обнять. - Вот обрадовал, хлопчик! Я думал о тебе. Обошлось?
  - Да вроде бы, дядько Макей.
  - Ну и слава Богу! Много наших полегло?
  - Человек десять убило да больше двух десятков поранено, - ответил Лука. - И Якима оглушило. Лежит и молчит, и смотрит не мигая в небо. Страшно!
  - Ничего, он парень сильный. Бог не отдаст его вот так сразу костлявой. А как ты, Лука?
  - Сам не знаю. Сотник похвалил, а сам я почти ничего не помню. Все, как в густом тумане. Лишь потом стал соображать. А смотри-ка, дядько, какую я красавицу добыл!
  Макей осмотрел кобылу, заглянул в зубы, охлопал шкуру.
  - Да, тебе повезло с кобылой. Хороша! Офицерская, наверное.
  - Ага. Я на ней Василя привез с поля. Теперь он здесь. Надо бы осмотреть седло. Я ещё не заглядывал в торбы.
  Лука с восторгом вытащил из седельной кобуры отличный пистоль, потом второй, огневой припас к ним, несколько бумаг, которые читать всё равно не смог бы. Их он отбросил. Нашел пачку табака и люльку, отделанную серебром. Красивую флягу с хорошим вином он отдал Макею. Тот попробовал, крякнул от удовольствия, молвил:
  - Вкусно, но слабовато. Наша горилка лучше.
  Последними Лука вытащил туго стянутые ремешком новые ботфорты желтой кожи. Повертев, спросил:
  - Дядько Макей, эти чоботы можно хоть носить казаку?
  - А чего ж? Казаку можно носить что угодно. Носи и езди на здоровье.
  - Сейчас жалею, что не захватил саблю. Хорошая была.
  - Не жалей, Лука! Ещё представится случай. Будь рад, что коня приобрёл. А это может стать дорогой в конный отряд.
  - Вот здорово будет, дядько Макей!


Конец второй главы

Эта книга на сайте издательства "Крылов"
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"