Рыжая Эйлин : другие произведения.

Общий файл

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обновляется по мере написания новых глав

  
  
  Пролог
   Полтора года спустя после возвращения в Невервинтер. Юго-Запад Фаэруна, Калимшан. Аджуутал, затопленный город араниа в Паучьем Болоте. Дом Мудрой Го, местного наблюдателя Клыкощитов.[1]
  
   - Ну и духота у тебя, - Гробнар обмахнулся каким-то сероватым в жёлтых пятнах свитком, взятым со стола.
   - На болотах сейчас не лучше, - ворчливо отозвалась Мудрая Го, протыкая шипом воздушный пузырь под потолком, - проклятые ящеры приносят жертвы на алтарях, вонища, никакого вдохновения - хоть в спячку впадай.
   - Ну, нет, не для того я проделал этот путь. Спать тебе не придется, обещаю.
   - Да уж, давно ты не кормил меня своими байками. Ладно, располагайся, раз приехал. Не каждый год видимся. Оставь в покое свиток, ему две тысячи лет! Какао будешь?
   - Ещё бы! - обрадовался Гробнар, устраиваясь в кресле, застеленном мягким тёмным пледом тонкой работы, и любовно поправляя на изящном хитиновом столике небрежно брошенную хозяйкой шёлковую салфетку в виде серебряной паутины с запутавшимся в ней монстром-бехолдером. Его единственный огромный, выпученный от ужаса глаз выглядел таким живым, что гном невольно отпрянул. - Сама вязала?
   Го хмыкнула и, не удостоив его ответом, направилась на кухню, степенно переставляя коленчатые паучьи ноги.
   Вопрос Гробнара был, конечно, риторическим. Араниа ткут лучшие в Фаэруне ковры и шелка и сбывают их купцам из Калимпорта, Амна и Уотердипа - тамошний народ знает толк в роскоши. А уж работу Мудрой Го ни с чем не спутаешь. Её изделия не пользуются таким широким спросом, как товары соплеменников: торговцы, рассчитывающие на массового покупателя, находят её стиль слишком вычурным. Но у неё есть весьма состоятельные клиенты, ценящие мрачную, инфернальную красоту её тканей. Из них получаются отличные мантии, туники и ритуальные покрывала, а изготовленные на заказ гобелены украшают интерьер не одной магической башни. Поэтому, она может позволить себе жить с комфортом в просторном доме-колоколе в среднем, престижном ярусе полузатопленного Аджуутала, каждые два года делая ремонт и обновляя интерьер. Она покупает у амнских спекулянтов самый дорогой сорт какао и лучшие смеси для кальяна и щедро поддерживает свою организацию. А контакты в кругу магов и разного рода тёмных личностей очень помогают ей в работе.
   Го симпатична в своём роде, если не обращать внимания на то, что нижнюю часть тела ей заменяет красно-чёрное паучье брюшко с восемью покрытыми щетинками ногами. Когда этого требуют обстоятельства, она может обращаться в настоящего большого и страшного паука, очень ядовитого, по её собственным словам. А в остальное время до пояса она обычная белокожая женщина чуть ниже среднего роста, со взбитыми в причудливый колтун то чёрными, то красными, то фиолетовыми, то выкрашенными во все три цвета волосами и изящными тонкими руками. Одета она обычно в лакированную кожу, всегда увешана множеством колечек в ушах, бровях и носу, тяжёлыми браслетами и амулетами из чернлного серебра, всегда накрашена, с густо подведёнными изумрудными глазами и тёмно-красной или черной помадой, - все араниа любят косметику, даже мужчины, - и, конечно, чёрным лаком на длинных ногтях.
   Словом, трудно представить себе двух более разных существ, чем улыбчивый, весёлый Гробнар, принципиально не связывающий себя ничем материальным, и меланхоличная Го, ценящая дорогой изыск и тяготеющая к мрачным сюжетам. Но их связывает старинная дружба - такая, какая возможна в мире, где легко нарваться на неприятность в каком-нибудь гиблом месте вроде Паучьего Болота и неожиданно встретить женщину-паука, пребывающую в достаточно рассеянных чувствах, чтобы от нечего делать спасти из трясины молодого неопытного гнома, притащить его к себе домой, привести в чувство и напоить какао. А гном, в свою очередь, с радостью поделится с благодетельницей парочкой леденящих кровь историй, вдохновив её на создание очередного шедевра. Го даже как-то в шутку заручилась его согласием жениться на ней в случае, если к старости гном-перекати-поле так и останется бобылём. Ум и эрудиция - те качества, которые Гробнар особенно ценит в своей странной подруге. Она интересный собеседник и, к тому же, обладает способностями оракула. Именно она когда-то рассказала ему о Талиесине и его потомках, что помогло найти Эйлин после падения Мерделейна. И, кроме того, она варит такое вкусное какао! Подает к нему имбирные пряники и вишнёвый ликер в крохотных серебряных стаканчиках. А наливает его в специальную большую, собственноручно раскрашенную чашку. На стенках чашки изображен завораживающий пейзаж Паучьего Болота - пузырящиеся топи, необыкновенные деревья-грибы, уходящие в дымку испарений мостки с перилами, освещённые гирляндами жёлтых и оранжевых огоньков, и пробивающиеся сквозь кроны лучи заходящего солнца, в которых пляшет болотная мошкара. А на дне чашки - нарисованная в трёхмерной технике трясина, в которой барахтается маленький гном со светло-русыми вихрами. Он так отчаянно протягивает руки к солнцу, на его отважном бледном лице написана такая жажда жизни, что даже махровый мизантроп - и тот не выдержал бы и протянул ему руку, лапу или, на худой конец, паучью ногу. Гробнару очень нравится выпивать какао до дна и любоваться этой жизнеутверждающей миниатюрой.
  
   *****
  
   Слухи о Серебряном Мече и войне с Королем Теней дошли и сюда, но Го представить не могла, что её маленький приятель сыграл в тех событиях важную роль. А услышав об уничтожении оборотней-малаугримов в деревне Голдуилл, об освобождении тисового леса от злой колдуньи, о подземельях Ральфа Троллеподобного, о Скрытом Лесе и триумфальной победе над Армией Холода, о кентаврах и встрече с другом детства, об Уэндерснейвенах, в которых она, по правде, никогда не верила, и - о чудо! - о найденных Гробнаром двух потомках Талиесина, Мудрая Го поняла, что столько небылиц зараз не под силу придумать даже этому неутомимому говоруну. То есть, если отбросить вопиющее вранье, вроде того, что колдунья из тисового леса пыталась соблазнить не кого иного, как Гробнара, из подземелий Ральфа, обойдя все хитроумные ловушки, команду бесстрашных приключенцев тоже вывел её покорный слуга, да что там говорить, он вообще был в отряде главным - эта удивительная история будет весьма похожа на правду. А о том, что случилось в Голдуилле, она и сама была наслышана из своих источников.
   - Да, Голдуилл - наша недоработка, - призналась Го, отхлебнув горячего какао. - Вы оказались там вовремя, и вам повезло, что в отряде был паладин.
   Заметив, как обиженно Гробнар принялся грызть пряник, она добавила:
   - А я разве что-то говорю? То, что без тебя паладин не справился бы, и безмозглому арахниду понятно.
   - А ты разве...
   - Нет, - отрезала Го, - не вздумай путать высокоразвитых араниа с этими демонами, которые по-человечьи двух слов связать не могут, не то, что головой подумать. - Она вздохнула. - Хотя, толку-то. Я вообще запретила бы людям селиться в местах вроде Голдуилла. Они эксплуатируют магию земли, на которой живут, снимая пять урожаев в год, а об истинном её назначении не догадываются и, случись беда, не могут сами справиться. Платить профессионалам они не любят, а наших друидов встречают с дубьём. Мы же для них нелюдь поганая.
   - Гномам тоже среди людей не всегда сладко приходится. Мой друг Лео сколько от крестьян натерпелся, и меня не раз из таверны вышвыривали. Но мы - народ весёлый и необидчивый. Сегодня я здесь - завтра там, мне некогда обижаться. И тебе не советую. А за деревню не переживай, теперь за ней есть, кому присмотреть, - успокоил её Гробнар. - Наш паладин отыскал на севере друидов, покинувших погибшие Топи во время войны. Если уж они Тень пережили, то им никакие твари не страшны. Может, по кальяну?
   - Давай, пополуночничаем, - согласно кивнула Го, - у меня для тебя тоже кое-что есть. Тебе будет интересно.
  
   Загасив лишний свет и опустив шёлковые терракотовые жалюзи с психоделическим рисунком, Мудрая Го пригласила Гробнара в кабинет за ажурной хитиновой перегородкой, устеленный коврами и подушками, выполненными в обычной для неё угнетающе-мрачной манере. Неспешно раскурив кальян, она предложила мундштук Гробнару, в нетерпении вдыхавшему расползающийся по кабинету аромат миндаля и мёда.
   - Тебе было откровение? - наконец, тихо спросил гном, с нетерпением ерзая на подушке после долгого - слишком долгого для него - молчания.
   Мудрая Го задумалась, прикрыв глаза, покачиваясь на паучьих ногах и посасывая серебряный мундштук с тонким калимшанским узором.
   - Я многого не поняла в том, что мне явилось в этот раз. Но это касается волшебной крови Талиесина. Как бы я ни презирала людей, видно, их дела мне небезразличны, раз меня вновь посещают такие прозрения.
   - Ух, ты, - прошептал Гробнар, устраиваясь поудобнее на подушках, - неужели что-то новенькое о наследниках?
   - Двое из них живут на севере, - заговорила Го нараспев, - они молоды и полны энергии - ты их знаешь. Один - немолодой и не самый сильный в южной части Побережья Мечей.
   - Уотердип, - выдохнул Гробнар.
   - Возможно. Но не он меня волнует. Я знаю о четвёртом. И это знание очень и очень тревожит меня. Я долго живу на этом свете, но мне не приходилось слышать о таком необычном потомке Талиесина.
   - А чем он необычен?
   - Я не в силах прозреть всего. Я знаю, что живет он где-то на востоке. Сияющие Равнины, Море Упавших Звезд или Чондалвуд. Я чувствую, что он молод и несёт на себе четкую и свежую печать иного плана, какого - не могу распознать. Он человек. Он порывист и неуправляем. Сила крови в нем так велика, как, быть может, не была ещё никогда за всю историю рода Великого Барда. Она дремлет до поры, как это бывает у всех наследников. Но он очень способен. И... что-то меня в нём пугает... Кажется, само его существование - вызов Талиесину, лишившему своих потомков права пользоваться силой крови во имя зла.
   Мудрая Го замолчала, покачиваясь и выпуская кольца ароматного дыма. Гробнар и думать забыл про свой кальян, смотря на подругу расширившимися глазами и боясь шелохнуться. Злой наследник Талиесина? Да ещё самый сильный за всю историю? Сколько же бед он может натворить. Но слова Го немного ободрили его:
   - Он молод. Чист, как пустой свиток. Тайна его противостояния воле могущественного предка скрыта от меня. Возможно, её следует искать в обстоятельствах его появления на свет. Быть может, он был рождён не в добрый час. Быть может, сила пророчества должна была со временем иссякнуть. Кто знает. Это всё, что я вижу в нём самом.
   - Ты видела ещё кого-то?
   - Конечно, мне стало интересно, откуда он взялся и в чём его секрет. Я задавала вопрос за вопросом о его родителях, о его звёздах, о его покровителях. Но мне открылось немногое. Знаю только, что рядом с ним его мать, и сын - источник её боли и одиночества. Она многим пожертвовала из-за него. Может, в этом причина? Может, неведомые происки иного плана вмешались в её судьбу? Я чувствовала... злость, горечь и разочарование. Но... потом что-то изменилось. Я попыталась проникнуть в её сердце и найти там ответы, но увидела лишь смутный образ сына... Оливковая кожа, темные глаза, и то, что я сначала приняла за нимб. Это были светлые мягкие волосы. Он очень необычен внешне и, кажется, похож на своего могучего предка. И ещё - улыбка, которая о чём-то ей напоминает. Когда она видит её, то забывает обо всех своих жертвах.
   - Какая печальная история, - сокрушённо покачал вихрастой головой гном. - Печальная и трогательная. Но что нам с этим делать?
   - А что мы можем? - Го сделала неопределённый жест рукой, звякнув браслетами. - Формально моя организация не должна им интересоваться. Он не монстр, каким именно планом он затронут и насколько, я не знаю. Но это точно не нижние миры, их бы я сразу увидела. По-хорошему, я должна бы сообщить о нем Арфистам и забыть.
   - Арфистам? - вздрогнул Гробнар.
   Го многозначительно кивнула.
   - Я уважаю их и всегда не прочь с ними сотрудничать. Но их методы слишком прямолинейны для такого деликатного случая. Они либо уничтожат его, если решат, что угроза велика, либо заберут себе, если сочтут усилия по промывке мозгов стоящими. Это вызывает у меня внутренний протест.
   - А мать? - шёпотом спросил Гробнар.
   - Риторический вопрос. Но, - она с лёгкой усмешкой взглянула на побледневшего гнома, рассеянно грызущего от волнения свой мундштук, - я знала, что ты любишь головоломки и что эта история тронет тебя. Вот я и подумала, что следует сначала рассказать обо всём тебе. Мне не дает покоя улыбка, запавшая в сердце матери. Она не может принадлежать злому существу.
  
   Гном присосался к кальяну, запустив руку в волосы. Медленно выдыхая дым, он всё никак не мог успокоиться и, в конце концов, закашлялся от волнения.
   - Сияющий Гарл[2], - благоговейно прошептал он, придя немного в себя. - Это самая потрясающая новость, что я слышал за последнее время. Что же с ним будет?
   - Я не пророк, - пожала плечами Го. - Но не нужно быть большого ума, чтобы догадаться. Он молод и живёт в какой-то невообразимой глуши. Его мать подобна волчице, воспитывающей львёнка, преданно защищая его и пряча в тёмном логове. Но лев - не волк. Она может столкнуться с чем-то, чего не понимает, с чем не сможет справиться. А ему нужно хорошее воспитание, нужен наставник. Такой, который не позволил бы его способностям развиваться хаотично и научил использовать их правильно и осознанно. Если он не найдется, и парень засветится, когда дар начнет просыпаться, им заинтересуются в планах. Никто не откажется заполучить себе такую марионетку. Так что, - Го игриво взлохматила жёсткие светло русые вихры, - подумай, мой маленький друг. Ты везучий, может, сумеешь разгадать эту загадку. А я обещаю пока ничего не предпринимать.
  
   *****
  
   Гробнар долго не мог заснуть на пахнущих лавандой шёлковых простынях Го. Он мысленно перескакивал с одного на другое, кляня себя за то, что выпил так много бодрящего напитка. Он вспоминал прекрасную и, конечно, любимую Дорин, полурослика с фиалковыми глазами, которую однажды отбил у грубияна Келгара. Она живет в маленьком домике на берегу Чёрного Озера. Но она не какая-нибудь бездельница из дорогого квартала. В её саду и оранжереях растут самые красивые розы, нарциссы и тюльпаны. Дорин - поставщик замка Невер. Они не очень хорошо расстались в этот раз. Дорин стала часто упрекать его в том, что он вечно куда-то исчезает, надолго оставляя её одну. Но что он может поделать? Он не почтенный горожанин, не рыцарь с собственным замком, не крестьянин, а всего лишь маленький гном, который летит туда, куда его несёт ветер вдохновения. Вся его собственность - это лютня, перо, добрый общительный нрав, его память, богатая на песни и истории, и разбросанные по миру дорогие сердцу местечки вроде вот этого дома в затопленном городе на краю зловещего Паучьего Болота. Его друзья, настоящие и будущие, от которых он никогда не сможет отказаться. Разве он создан для осёдлой жизни? Он ещё слишком молод - всего-то сто восемьдесят лет. Может, по людским меркам, давно пора остепениться, но гномы женятся не раньше, чем у них голова поседеет. А брать маленькую хрупкую Дорин с собой и подвергать опасностям - для этого он её слишком любит. Да и мало ли кто улыбнется в пути обаятельному гному. А с Дорин не забалуешь, у неё ручка тяжелая, она и в глаз может, и по голове - так огреет, что навек забудешь, о чём хотел напеть прекрасной даме... В общем, пусть сидит дома и выращивает розы.
   А этот загадочный потомок Талиесина! После таких новостей едва ли заснёшь. Вот бы найти его. Конечно, о том, чтобы самому стать наставником, Гробнар даже не думал. Он с собой-то не всегда может справиться. А вот если за дело возьмётся Эйлин - это другое дело. Кровь волшебная опять же. А что если у них опять получится, как с сэром Нивалем - волшебство войдёт в резонанс, и... Что может тогда произойти, Гробнар даже представлять не решился. Ясно, что Го не зря ему всё рассказала. Она надеется на него. Может, и для молодого наследника Великого Барда они - единственная надежда. Гном даже прослезился, подумав, как здорово было бы усыновить его. Но потом подумал, что, наверное, его родная мать будет против.
  Ещё немного поразмыслив об этом так и сяк, Гробнар твёрдо решил как можно скорее встретиться с Эйлин и растопить её сердце этой душераздирающей историей. С ней он, правда, тоже расстался не очень хорошо. Ей не понравилось то, как он прославлял её приключения на Севере. Особенно она разозлилась когда все узнали, какие тяготы и лишения они с сэром Нивалем пережили в Башне Холода. А уж когда до замка Невер дошла молва об их родстве... Эх! Страшно вспомнить, как она на него кричала. А за что? За что?
  Нет, он во что бы то ни стало положит всю жизнь, может быть, пожертвует собой, но решит эту головоломку, спасёт из рук тьмы и уведёт из-под носа у Арфистов неизвестного талантливого ребёнка. Вот это будет подвиг, достойный летописей. И Эйлин пожалеет, что назвала его мелким вредоносным существом, и Дорин будет им гордиться, плакать горькими слезами и убиваться, что когда-то дулась на него. Решив это, он тотчас же мгновенно заснул. А Мудрая Го заглянула в спальню, улыбнулась, прислушавшись к его посапыванию, и пошла в мастерскую - вплетать мерцающие серебряные звёзды и изумрудные веточки волшебного тиса в чёрную блестящую ткань.
  _________________________________________
  
  1.Широко распространённая организация добрых монстров и планарных тварей Фаэруна, посвящающих себя противостоянию злым монстрам и порождениям тёмных планов и отслеживанию их деятельности на границах цивилизованных земель.
  2.Гарл Глиттергольд - верховное божество гномов.
  
   Глава 1
   Уотердипский след
  
   В любом портовом городе Фаэруна, маленьком и большом, обязательно есть округ, район или, на худой конец, квартал, называемый Доками. Это, как правило, самый шумный, многолюдный и наполненный контрастами район. Невервинтер - не исключение. Те, кто прибывает в город морским путем, считают Доки его лицом, и они правы - Невервинер вообще и район Доков в частности славятся своей причудливой архитектурой, совмещающей добротность северных жилищ, прочность мостов и регулярную планировку скверов с изяществом, диктуемым эльфийским влиянием. Для тех, кого больше интересуют не красоты, а возможность заключить выгодную сделку, Доки - это его холодная, трезвая голова, и это тоже верно. Для тех, кто хочет узнать о тайнах городской жизни из первых рук - это его глаза и уши. Те, чей промысел зависит от торговли, считают портовую улицу Доков сердцем, от которого расходятся вены и артерии к ремесленным кварталам. Есть здесь и свои трущобы. Для тех, кто видит портовый район сквозь призму царящих там порядков, Доки ассоциируются с городской клоакой. Что ж, и они не ошибаются. А для тех, кто родился и вырос на этих шумных улочках, представляющихся чужаку сущим лабиринтом, кто мальчишкой или девчонкой бегал в гавань встречать корабли и с детства дышал неповторимым резким, солёно-терпким воздухом порта, для кого слова "клянусь часами Невервинтера" не бессмысленная присказка, Доки - душа города. Как, впрочем, и для тех, кто, не будучи коренным Невервинтерцем, увидел и полюбил его таким, каким можно увидеть и полюбить, поселившись в Доках. Кстати, о часах. На тех самых знаменитых, самых точных в Фаэруне часах, установленных в Часовом Сквере Доков и отражающих педантичный и консервативный характер жителей города, сейчас около одиннадцати вечера. Так сказал бы приезжий из какого-нибудь Уотердипа. А коренной невервинтерец поправил бы его: "Без трёх минут одиннадцать".
   Таверна "Утонувшая Фляга" - забавное двухэтажное здание серого и коричневого камня, в котором, кажется, нет ни одной пары одинаковых окон, а форма покатой черепичной крыши живо напоминает торчащую над водой часть полупустой фляги. Она выгодно расположена на одной из улиц, ведущих из порта в Торговый Район, между магической лавкой Сэнда, ломбардом и магазином беспошлинной торговли. Мимо не пройдешь. Здесь в это время людно. Нынче пятница, народ отдыхает от трудовой недели и надоевшей августовской жары, и недорогая, но уютная таверна с приличной едой и самой разнообразной выпивкой открыта до последнего посетителя. Хозяин таверны, здоровенный лесной эльф Дункан Фарлонг - искатель приключений на пенсии, брат Дэйгуна Фарлонга, приёмного отца Эйлин. То есть, милый, любимый дядюшка. Он очень гордится своим заведением. А ещё больше он гордится племянницей. После того, как она и её друзья избавили страну от Короля Теней и разбили Армию Холода в её логове, старая добрая "Утонувшая Фляга" стала пользоваться ещё большей популярностью. Каждые выходные здесь аншлаг, да и по рабочим вечерам многие не прочь пропустить стаканчик да послушать россказни Дункана о тех славных временах, когда капитана Эйлин и её возлюбленного, святого паладина Касавира можно было частенько увидеть в зале таверны, уплетающими какую-нибудь простецкую баранью похлёбку. А от Келгара, великого сына дворфийского клана Айронфист, запросто и совершенно бесплатно получить в глаз. Послушать песни барда Гробнара, удостоиться чести быть виртуозно обворованным тифлингом Нишкой, полюбоваться тонким станом и грациозными движениями задумчивой друидки Элани (в этом месте Дункан пускает слезу и намекает на некую печальную романтическую историю, имевшую место между ним и прелестной эльфийкой). 'А вот этот след на стене как раз за твоей спиной - от огненного шара колдуньи Кары. Ох, она тут и отжигала. Будь она сейчас здесь, от тебя, приятель, осталась бы кучка пепла'. И так далее. Уж что-то, а болтать и набивать цену себе и своему заведению Дункан любит и умеет. Комнату, в которой когда-то жила его племянница, он никому не сдает, держит на случай её приезда, а когда она свободна, водит туда посетителей, с умилением демонстрируя разложенную на виду забытую хозяйкой мелочёвку: гребешок, сломанную пряжку от плаща, листок с недописанным стихом, старые перчатки, пару ножей, комплект иссякших магических отмычек, ленту и главную реликвию - порванную бандитским мечом рубашку со следами крови.
   Дункан, конечно, несколько преувеличивает. Всё не так печально. Эйлин и кое-кто из её товарищей по-прежнему бывают в таверне, хоть и редко. Вот и сейчас она здесь - сидит в отдельном кабинете за стенкой общего зала. Те же рыжие непослушные волосы, россыпь веснушек, умный ироничный взгляд, острый язык - почти не изменилась, разве только повзрослела и стала менее мечтательной и более осторожной и избирательной в общении. И Касавир, конечно, делит с ней поздний ужин. У него прибавилось седых волос, глубже стала складка между бровей. Но его яркие светло-голубые глаза также пронзительны, а от всего его облика веет спокойствием и уверенностью. По мимолетным взглядам, которые они кидают друг на друга, заботливым жестам и тону разговора чувствуется, что эти двое весьма неравнодушны друг к другу и им хорошо вместе. На них добротная и неброская, в зелёно-коричневых тонах, одежда: прочные высокие ботинки, штаны из грубой ткани и дорожные камзолы с капюшоном. Доспехи, оружие, небольшой запас свитков и зелий и прочие полезные мелочи лежат в комнате наверху, в волшебных бездонных сумках - очень удобная вещь для путешественника. Дабы не смущать охочую до чужого добра публику своими полными кошельками, они не стали брать много золота. Зато потайной нагрудный карман Эйлин приятно греют кредитные письма на кругленькую сумму к имеющим хорошую репутацию менялам Уотердипа и Тетира.
  
   *****
  
   Часы в Часовом Сквере оповестили всех о том, что наступило одиннадцать часов пополудни, и в это время к паре в кабинете присоединилась фигура в черном. Когда таинственная личность сняла капюшон и пригладила растрепавшиеся волосы, в ней можно было признать начальника Девятки сэра Ниваля. Хотя сейчас он скорее напоминал городского щёголя на танцах. Чёрные брюки с широким поясом, заправленные в мягкие сапоги, и чёрная атласная рубашка модного приталенного покроя отлично сидели на поджарой фигуре. Дополняли образ изящный магический перстень-амулет, подаренный на день рождения любящей сестрой, и зачёсанные назад блестящие светлые волосы с длинными щегольскими баками - отпущенную на Севере брутальную бороду он недавно сбрил. При нём было оружие, на сей раз не полуторный меч, а более уместный кинжал в ножнах за голенищем. Для полноты картины на шее красовался красный шёлковый платок.
   - Что? - поинтересовался Ниваль, отрезая себе кусок бараньей ноги, заметив, что его разглядывают.
   - Шика-арно выглядишь, - пояснила Эйлин, переглянувшись с Касавиром и едва не прыснув. - Ну что, будем разговаривать?
   - Дай поесть, имей совесть, я сегодня не обедал толком. И вообще, где этот ваш Дункан, у меня в горле пожар!
   - Я схожу, не волнуйся, - миролюбиво ответила Эйлин.
   На Ниваля в последнее время постоянно сваливались какие-то неведомые проблемы, он часто бывал в дурном настроении, и ей, право же, не хотелось, чтобы он злился из-за ерунды.
  
   Оставшись одни, Ниваль и Касавир не изъявили желания общаться, сделав вид, что погрузились каждый в свои размышления. Касавиру не нравилась идея Эйлин отправиться на юг вместе со своим новоиспечённым родственником. Конечно, он понимал, что их поездка касается Ниваля больше, чем кого-либо. Они ведь собираются разыскать его отца - их общего с Эйлин отца. Но перспектива оказаться с ним в отрыве от дома, быть может, на несколько месяцев (из них почти месяц - на корабле!) его не радовала, и ничего поделать он с собой не мог. И отпустить их вдвоём не мог тоже. Оставалось надеяться, что Ниваль не сможет покинуть город в сложные времена. Занимаясь восстановлением хозяйства на своих землях, а потом готовя крепость к своему отъезду, они с Эйлин мало внимания обращали на то, что происходит вокруг, очень редко выбирались в столицу. Но каждый такой визит оставлял подспудное ощущение тревоги, скрывающейся за послевоенным оживлением в промышленности, торговле, городской жизни и - неизбежно - в умах людей. Власть во многом не поспевала за ситуацией, хотя авторитет Ордена был велик, как никогда. Но на Ниваля он с некоторых пор смотрел иначе. Во время бунта в Старом Филине тот показал, на что способен, когда жизнь заставляет его выйти из тени лорда и взять на себя ответственность, равную положению второго лица. Лидер Девятки всё отлично понимал. И всё же, был способен на неожиданные поступки.
  Касавир и сам порой сомневался, стоит ли ехать, но, чёрт возьми, они этого заслужили. Кроме того, это была возможность выполнить одно давнее поручение в Тетире.
  
   Нивалю тоже было о чём погрустить, вгрызаясь в подстывшую баранину и мечтая о глотке холодного пива. Жизнь в последнее время мало радовала. Ситуация после войны выравнивалась не так хорошо, и уж кому-кому, а Девятке расслабляться не приходилось. Ничего плохого в этом не было бы, это всегда хорошая возможность послужить стране и лорду, показать свою значимость. Но Нашер явно хотел от него больше, чем он мог сделать. Стареющий и становящийся чрезмерно подозрительным правитель обескровленной страны ожидал от него слишком большой личной жертвы. Да и глобальная перспектива, которую Ниваль видел за лисьими ходами высочайшей мысли, ему очень не нравилась, а врать самому себе, будто он ничего не понимает в происходящем и начисто лишён способности анализировать и предвидеть, он уже не мог, не хотел. Тридцать один год, девять из них на службе в Девятке, почти пять из девяти - на высшей должности. Для полного болвана, хорошо умеющего работать эхом, неплохо, да? К тому же, определённо пошли прахом его надежды на учреждение должности военного губернатора в Старом Филине. Один Хелм знает, как ему нужен этот пост! Не для славы или наживы, боги упаси. Деньги для него всегда были полезным инструментом, но их переизбыток - вредным явлением, рождающим страх и слабость. Да и сама по себе должность его тщеславия никак не удовлетворяла. По неписаным дворцовым правилам в глазах заклятых коллег это было бы понижением, удалением от тела, это ясно всякому, кто видел Старый Филин своими глазами. Но это было поверхностное впечатление, и волновало его не это. Неизвестно, что труднее - преданно прогибаться перед лордом, по мере сил тихо саботируя не самые... удачные идеи, которые осеняют его всё чаще, или встать на новую для себя стезю - уравновешивать и использовать внутренние и внешние силы влияния в сложном, вечно тлеющем, но очень важном районе. После того, как он принял одно из самых трудных и важных решений в своей жизни и, призвав на помощь сестру и Касавира, прыгнул выше головы, чтобы не допустить туда армию и потушить искру гражданской войны - ему хватило бы сил и авторитета, чтобы обеспечить там мир и порядок. Но это ещё не самая сложная из задач, которые он перед собой поставил.
  Однако назначение, витавшее в воздухе, не состоялось. Предложенная им реформа внутренней политики в отдалённых регионах, которую он начал обдумывать ещё в то время, когда Касавир развёл в Старом Филине свою чёртову самодеятельность, не вызвала у лорда энтузиазма. Выводов из той ситуации он не сделал и оказался не готов к тому, что посеянное паладином даст жесткие всходы в том суровом краю. И это был самый паршивый из всех возможных сигналов. Это подрывало лояльность, разрывая душу сомнениями, а порою подталкивало к решению рассчитывать только на себя в своём служении. Старый Филин стал лишь первым звеном в цепи его неудач. Сильнейшим ударом были планы Нашера - к счастью, так пока и не осуществлённые - заключить продовольственное соглашение с Лусканом, которое подразумевало массу нюансов и в перспективе влекло обязательства, не связанные напрямую с продовольственной помощью. Лусканцы! Эти своего не упустят. Это обесценивало все его многолетние усилия по укреплению связей с югом и по выстраиванию жёсткой кадровой политики на этом направлении. В какой-то момент события стали принимать лавинообразный характер, и тут он понял: дело не в нём, а в неумолимом движении неких высших часов, отсчитывающих срок жизни и правителям, и их царствам. Он прочитал тысячи страниц военных и политических хроник разных эпох и королевств. Он должен был знать.
  Видит Хелм, как он этого не хотел, как он молил обойти его этой нелёгкой ношей. Долг, груз которого он ощутил на своих плечах, был ясен и однозначен: укрепить ослабшие опоры, заменить прогнившие и уберечь Родину от хаоса, разложения и распада. Но следование ему оказалось не таким простым. Наивные детские мечты стать защитником, достойным Бдительного, вернулись к нему извращёнными, попахивающими интригами и подлой изменой.
  
  И чтобы уж совсем его добить, его личные дела пошли наперекосяк. Друг Грейсон, наконец, нашёл девушку, достойную быть вписанной в его роскошное генеалогическое древо. И, по несчастью, вовсе не родовитую провинциалку, которая шагу не сделает без воли родителей или супруга, а юную Кайру, племянницу лорда Нашера - высокомерную и весьма амбициозную особу, чьи амбиции стоят значительно дороже, чем она может заплатить из своего наследства. Завидной невесте надоело ждать, когда Ниваль решит, что для него важнее - заключить блестящий и тактически выгодный брак или сохранить независимость и верность своим "скандальным" склонностям. Бедняжка ради него готова была даже снизить имущественный ценз. А он оказался сволочью. И она приняла решение, которому поаплодировал бы сам начальник Девятки: обратила томный взор на его приятеля, не столь хорошего собой, умного и влиятельного, главным образом из-за собственной лени, зато породистого, богатого, преданного лорду и податливого, как тёплый воск.
  Он никогда не разбирался в тонкостях женской логики и поведения, и по недоумию упустил эту ситуацию, а чёртова девка убила сразу двух зайцев - заложила основу для повышения своего статуса и сделала ему пакость. Впрочем, в том, что мелкими пакостями дело не ограничится, Ниваль не сомневался. Как только она войдёт в силу и сделает из своего супруга влиятельную политическую фигуру - попытается отыграться на начальнике Девятки по-крупному. Он бы и рад был отыграть назад. В конце концов, его холостое положение - ценный актив, который можно и нужно использовать во благо. С приходом старости лорд Нашер стал видеть ещё большую угрозу в бессемейных и безземельных. Ими труднее управлять. Только подкатывать к Кайре было уже поздно.
  
  
  Эйлин он в свои дела не посвящал, во всяком случае, до поры до времени, но личными проблемами поделился. Даже она его не поняла. Заявила, что он предаётся мозгоблудию, и посоветовала выбросить всё это из головы. Все когда-нибудь женятся, даже близкие друзья. Ей было явно не до него. Празднуя очередную Середину Лета, она выпила вместе с Касавиром из ритуального кубка, и теперь они вместе на веки вечные. Единственным плюсом всего этого было то, что в качестве свадебного путешествия они решили посетить Уотердип и поездить по югу Фаэруна по своим паладинско-бардовским делам. Это было очень удачное решение. Их бессрочный отъезд временно снимал по крайней мере одну их стоявших перед ним моральных проблем. Скорее бы их отсюда вытолкать, а там уж ситуация может измениться за считанные недели.
   Ниваль хмыкнул и кинул взгляд на насупленного Касавира, вертящего от нечего делать пустой стакан из-под морса. Вот кто у нас счастливчик. Вот кому с женой повезло. Наверное, и не догадывается.
  
   Голос вернувшейся Эйлин вывел обоих из задумчивого состояния.
   - Сейчас всё будет. Ну что, Ниваль, решил? Ты едешь? - спросила она, садясь рядом с Касавиром.
   Ниваль почесал переносицу.
   - Так неожиданно... я прямо не знаю.
   Паладин закатил глаза.
   - Так и скажи, что отказываешься. Я прекрасно проведу время со своей молодой женой без тебя. Я весь год только об этом и мечтаю.
   Эйлин хотела было одёрнуть его, но, углядев на лице Ниваля признаки надвигающейся грозы, подумала, что ему пришла в голову блестящая идея. Сказать Нивалю, что кому-то будет без него хорошо - это же без ножа зарезать. Глядишь, решит испортить ему удовольствие. А то совсем захандрил, смотреть тошно.
   От грозы их избавил Дункан, явившись в кабинет с кувшином свежего пива, стаканами и загадочной мордой. Предоставив Касавиру разливать, он пододвинул стул к торцу стола и плюхнулся на него, глядя на Ниваля. Выразительно помолчав, пока отстаивалась пена, он с вызовом изрёк:
   - У меня тут не дом свиданий, между прочим!
   - Это ты им скажи, - Ниваль хмуро кивнул в сторону молодожёнов, махом выпил треть кружки и утёр пену со рта. В этом месте и в этой компании он уже привык плевать на имидж и потакать своим слабостям. Иначе свихнуться можно в этой адовой жизни. - За пять минут они десять раз переглянулись, пять раз прижались плечиками, и один раз паладин посмотрел на её грудь.
   - Ты смотрел? - с подозрением спросила Эйлин.
   - Я?! - притворно удивился Касавмр. - Зачем мне это?
   В приступе мрачной шутливости Ниваль наклонился к трактирщику через угол стола и понизил голос:
   - Говорю тебе, приглядывай за ними, Дункан.
   - Кроме шуток, тут один молодчик меня осаждает. Уж не знаю, откуда у него уверенность, что вы здесь, - Дункан ухмыльнулся. - Устроил мне истерику, заявил, что не уйдёт, пока не предстанет пред ваши светлые очи.
   Начальник Девятки досадливо поморщился. Хлебнув ещё пива, он лениво вытянулся, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди.
   - Моими рабочими встречами занимается адъютант, а личных я не назначал. Гони его в шею.
   - А ну как таверну подожжёт? Мы вас, конечно, любим в глубине души и всегда готовы, так сказать...
   - Невелика потеря, - буркнул Ниваль, прервав его раздражённым жестом и вздохнул. - А что, может?
   Эльф пожал плечами, подняв глаза к потолку. Мол, боги ведают. Это было то особое пожимание плечами, которое означало, что у него есть пара соображений, которыми он не прочь поделиться. Ниваль обречённо качнул головой.
   - Ладно, что с этим парнем?
   - Хм. Я вроде на жалованье у вас не состою...
   - Брось, - перебил его Ниваль, - ты ещё приплатишь за возможность посудачить. Что он за птица?
   - Скорее, птенец, мальчишка. - Дункан прошёлся широкой пятерней по нечёсаной каштановой шевелюре. - Странный он. Не городской, точно. В Доках я его не видел, в богатых кварталах такие подавно не водятся. Но говор местный. Судя по одежде и повадкам, я бы предположил, что он из рыбацкой общины. Знаю таких, приезжают в город раз в год и одевают всё лучшее. Но видно, что к башмакам у них ноги не привыкли. Но от них обычно дешёвым табаком и рыбой несёт, и на руках мозоль на мозоли, а этот чистенький, аккуратненький, видно, что к такому труду не привык.
   - Понял. И что этому деревенскому щёголю надо? - спросил Ниваль, по привычке рассматривая ногти, словно и не интересуясь разговором, но на самом деле не упуская ни одного слова и того, что за ним скрывается.
   - Да кабы он сказал! Заявил, что весь день пороги оббивал, и теперь уж не отступит. Очень ему надо с тобой свидеться. Храбрился, пытался какую-то мелочёвку мне сунуть, чтобы я вам устроил разговор наедине. Намекал, что будете довольны. Так я и говорю, у меня тут...
   Ниваль фыркнул, бросив взгляд на Эйлин и Касавира, заинтересованно слушавших разговор.
   - Дети что говорят?
   Дункан осклабился. Всё-то начальник Девятки знает. Но маленькие плутоватые обитатели Доков, над которыми Эйлин взяла негласное шефство, когда служила в страже и жила в Утонувшей Фляге, знают ещё больше.
   - Тут нам повезло. Он пришёл один и пешком. Вошёл часов в одиннадцать через северные ворота, его сразу заприметили. Он вёл себя, как человек, не знающий города, и мальчишки решили, что это клиент. Но платил он за информацию неохотно, так что ничего путного не добился, лишь привлёк их внимание. Его неоднократно видели сегодня в Торговом квартале, ошивался у здания городской стражи, заходил в квартал Чёрное Озеро, но о его передвижениях там ничего неизвестно. Вечером был в порту, в Таможенном квартале. Похоже было, что искал дом по приметам, а они там все одинаковые, и переулки запутанные. Покрутился и ушёл.
   Ниваль раздражённо поморщился. И туда добрался. Кто его мог навести?
   - Что-нибудь ещё?
   - Странный он. Взволнованный и очень уж настойчивый для этого времени суток, - эльф ухмыльнулся и доверительно добавил: - И симпатичный.
   Начальник Девятки мгновенно оторвался от лицезрения своих ухоженных рук, чтобы прожечь Дункана недобрым взглядом.
   - Эта информация была лишней, Дункан, - процедил он. - Если моя единокровная сестра по какой-то таинственной причине признаёт в тебе родственника, это не значит, что ты не должен помнить, с кем имеешь дело в моём лице.
   - Хех. Да я это всегда помню, - ответствовал Дункан и подавил смешок, увидев, как Эйлин, состроив придурошно-свирепую гримасу, проводит большим пальцем по горлу.
   Покосившись на сестру, Ниваль покачал головой. Страна в кризисе, брату хреново, а ей всё хаханьки.
  
   Забыв на время о Дункане, он вздохнул, побарабанив пальцами по столу. От симпатичных, щёгольски одетых деревенских мальчиков, разыскивающих поздним вечером начальника Девятки и подкупающих трактирщика, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, можно ждать всего, чего угодно. От неожиданно хорошего до ожидаемо плохого. К плохому он был готов, возлагая некоторые надежды на свое чутьё и рукопашную подготовку.
   - Ладно. Проведи его в дальний кабинет. Да подай туда чего-нибудь прохладительного.
   - У меня приличное заведение, - предупредил Дункан.
   - Да? Что-то я запамятовал, как вы с Сэндом назвали последний плод вашей противоестественной связи. "Слеза эльфийки", кажется? Капитану Брелейне понравилось бы, все хочу её угостить.
   - А я что... всё для дорогих гостей, - буркнул Дункан, поспешив в зал.
   - Да смотри, держи свои длинные уши подальше! - крикнул Ниваль ему вслед и бросил Эйлин. - Так уж и быть, шутники, развлекайтесь пока без меня.
   Когда он вышел, Эйлин возмущенно уставилась на Касавира.
   - Нет, каков нахал, а!
   - Ты мне это говоришь? Если мы с ним окажемся на одном корабле, боюсь, кто-то из нас рано или поздно очутится за бортом. Вот в чём главный риск твоего плана.
   - Ну, знаешь... ты тоже хорош бываешь.
   Паладин пожал плечами.
   - Я и не пытаюсь делать из себя ангела. Просто мы также совместимы, как брюква с ананасом, и наивно думать, что в далёком путешествии это сгладится. Скорее, наоборот.
   Эйлин на пару секунд задумалась, по перенятой у брата привычке почесав переносицу.
   - Знаешь, Кэйтан недавно придумал новое слово... как это... фьюжн. Это когда берётся, например, брюква, ананас и что-нибудь, способное их объединить, красиво укладывается на большую тарелку и присыпается перчиком. Вот я и буду этим объединяющим фактором. А перчик мы всегда отыщем, - она ему подмигнула.
   - Кэйтан, конечно, гениальный повар, но иногда слишком увлекается экспериментами, - пошутил Касваир, улыбнувшись, и добавил уже серьёзно: - Он не поедет, Эйлин. Ты зря это затеяла.
  - Он не один, - упрямо проговорила она, - есть ещё восемь рыцарей.
  - Кажется, он так не думает, - возразил Касавир, накрывая её ладонь своею.
  
   *****
  
   Рассматривая при свете масляных светильников мнущегося у порога длинного, как жердь, парня с холщовой заплечной сумкой, Ниваль с удовлетворением отметил, что Дункан попал в самую точку. Типичный обитатель рыбацкой общины, приехавший на ярмарку. Зелёные бриджи, белая рубаха, бежевый льняной жилет с вышивкой - всё с иголочки. Дополняли образ клетчатый шейный платок, бесформенная светлая широкополая шляпа и скрипучие башмаки, в которых он косолапил и которые, похоже, натёрли ему ноги. Но на настоящего деревенского парня, который с малолетства вкалывает наравне со взрослыми, не похож. Маменькин сынок или только прикидывается простачком, а на самом деле подослан каким-нибудь Экслом Дерви? Чушь невероятная. Мордашка оригинальная и даже симпатичная. Тёмные волосы, зелёные глаза, яркие веснушки, обсыпавшие курносый нос - забавно. Но проблесков сколько-нибудь значительного интеллекта не наблюдается. Волнуется, крутит в руках шляпу и упрямо пялится в одну точку, как человек, решивший умереть на месте, но добиться своего. Если верить амулету, магией тут не пахнет. В общем, птенец, как и сказал Дункан. "И что тебе, желторотый, надо от злого, усталого дядьки?"
   Сидя на углу стола, скрестив руки на груди, Ниваль ещё раз одним ленивым движением глаз проверил паренька на наличие спрятанного оружия.
   - Положи вещи там, где стоишь, и подойди.
   Парень вздрогнул, словно не ожидал, что неподвижное изваяние городского щёголя, смотрящее на него из плохо освещённого угла, имеет дар речи и говорит таким негромким, спокойным голосом, ослушаться которого почему-то не очень хочется.
   - Мне нужно поговорить с начальником Девятки Невервинтера сэром Нивалем, - волнуясь, звонко отрапортовал непрошенный гость.
   Ни одной эмоции не отразилось на непроницаемом лице Ниваля. Он лишь холодно, не повышая голоса, отчеканил:
   - Я уже сказал, что ты должен сделать, чтобы поговорить с начальником Девятки Невервинтера сэром Нивалем. Я очень не люблю принимать незнакомцев, не прошедших предварительного собеседования, тем более в нерабочее время. Так что, не испытывай моё терпение.
   Вытянув шею, юноша сделал несколько шагов вперед.
   - Достаточно, - остановил его Ниваль. - Для начала скажи, откуда ты узнал, что я здесь, и что делал в Таможенном квартале.
   Юноша помялся и нехотя вымолвил.
   - Вы его накажете?
   Ниваль молчал, испытующе глядя на юнца.
   - Ну... я разговорился со стременным одного благородного сэра. Он сказал, вы...
   - Ясно, - оборвал его Ниваль.
   "Понятно, что это за благородный сэр, который до сортира без оруженосца не ходит и чьи стременные давно не получали по шее. Пусть женится хоть на чёрте с рогами, а сунется в мои дела - ноги вырву!"
   - Говори. И поближе к делу.
   - Да, - парнишка заметно волновался, теребя ни в чем не повинную шляпу, время от времени поднимая глаза на Ниваля и тут же опуская их, - я по делу о контрабандистах в Крабьих Гротах. Вы посадили моего деда.
   Уголок губ начальника Девятки дёрнулся в усмешке. Однако. Выходит, Дункан и здесь был прав: паренёк из той публики, что под прикрытием честного промысла не прочь нажиться на перевозках нелегального товара. А дело в Крабьих Гротах было самым необычным из всех, что привлекали его внимание. Он с зевком произнес.
   - Этим делом занимается городская стража.
   - Меня там и слушать не захотели, - обиженно пробормотал парень.
   - А почему бы тогда тебе не пойти сразу к самому лорду Нашеру? Утром, часиков в шесть. Он был бы очень рад тебя выслушать.
   Юноша не понял иронии и продолжал говорить:
   - Мне сказали, что вы были в Крабьих Гротах, на месте.... ну.... преступления. Вы всё можете, даже больше, чем лорд.
   "Хм. Твоими бы устами... За грубую попытку польстить, конечно, спасибо. А вот в городской страже что-то явно прогнило и воняет. Эх, Брелейна... не ценишь ты моего хорошего отношения".
   - Чего ты от меня хочешь?
   - Дед не виноват, - забубнил парень, глядя то в пол, то на свои руки, - ему платят - он возит. Сейчас все выживают, как могут. Груз с островов досмотру не подлежит. А как он туда попал - кто его знает...
   Ниваль разозлился не на шутку. Мало того, что щенок не постеснялся прийти сюда, да ещё и за идиота его принимает!
   - Я могу по обвязке тюка или оттенку сургуча на бочке определить, пришёл товар из Лускана, Муншея, Амна или от чёрта лысого, - резко перебил он парня, - я могу даже узнать руку конкретного торговца. И ты мне будешь рассказывать сказки о неосведомлённости твоего деда?
   Упрямый парень снова вперился в носки своих ботинок и заученно затарахтел скороговоркой:
   - Он не виноват. Он старый. Он тюрьмы не переживёт... Лодка хорошая была, только она нас и кормила. У меня мать больная. А лодку ваши сожгли. Товар конфисковали, хозяева сбежали, а ему теперь сидеть. А нам помирать с голоду. Если простой человек, так можно...
   -Тебе сколько лет? - перебил его Ниваль.
   - Шестнадцать, - ответил парень, подняв голову.
   Ниваль смерил его презрительным взглядом и процедил:
   - В твоём возрасте, с твоими данными - и не прокормиться? Да такие, как ты, после войны нарасхват.
   Но парень с тупым упрямством гнул своё, словно сотни раз проговорил это про себя и намеревался во что бы то ни стало выплеснуть весь свой нехитрый набор аргументов.
   - Мать больная, её не оставишь надолго. А в город не перевезёшь. Дорого все. Ей усиленное питание надо. Если бы лодка... я бы рыбачить мог. Я больше ничего не умею. А на что её купишь? А дед сидит ни за что.
   Ниваль больше не скрывал своего раздражения и готов был самолично вышвырнуть оболтуса из таверны.
   - Угу. Кажется, это ты у нас страдаешь без усиленного питания и палец о палец ударить не хочешь. Деда твоего не отпустят хотя бы потому, что это не первый случай, когда он замешан в махинациях. А на этот раз он влип по-крупному, можешь мне поверить. Так что, советую тебе перестать на него надеяться в ближайшие несколько лет и устроиться на нормальную работу. Рыбацкая община, строительство, порт, ремесленные цеха, обучение в подмастерьях, служба по найму, в конце концов. Тебя везде ждут. Через год тебя в стражу или в армию с руками и ногами оторвут. А я тебе помочь ничем не могу, разве только проследить, чтобы ты не снюхался с дружками своего деда и поменьше ошивался в трущобах. И у меня сегодня был тяжелый день.
  
   Потеряв к юнцу всякий интерес, Ниваль потянулся к графину с морсом, давая понять, что приём окончен
   - Но вы же занимаетесь этим делом, сэр, вы же можете! - отчаянно проговорил мальчишка, посмотрев на него взглядом щенка, выпрашивающего подачку. - Я могу заплатить! - истерично добавил он.
   Ниваль повернулся к нему и улыбнулся.
   - И какой же суммой ты намерен прельстить начальника Девятки Невервинтера?
   - Я... не суммой, - еле слышно пробормотал парень, - не деньгами.
   Он поднял голову, попытавшись дерзко посмотреть Нивалю в глаза.
   - Я по-мужски отблагодарю, сэр.
   Озадаченный таким поворотом, начальник Девятки медленно поставил графин и внимательно посмотрел на мальчишку, приподняв брови.
   - Как ты отблагодаришь? - переспросил он после небольшой паузы, в течение которой юнец прилагал все усилия, чтобы не сникнуть под его изучающим взглядом.
   - По-мужски, сэр, - уже смелее ответил парень. - Я могу... это.
   Ниваль едва сдержался, чтобы не рассмеяться. У этого пройдохи Дункана оказался нюх ещё и на пикантные ситуации. Он ощупывал взглядом нахалёнка, ощутившего прилив бодрости от того, что Ниваль заинтересовался его предложением, и пытался понять, что стоит за такой откровенностью, граничащей с хамством - юношеская наивность, неразборчивость в средствах, расчёт или подстава. Наслушался баек грейсоновского стременного? Нет, скорее всего, последнее. Юнца кто-то мог прицельно надоумить на это безобразие. Представить, что этот дылда может быть в настолько отчаянном положении, чтобы себя предлагать, он решительно не мог. Кто-то срежиссировал этот пошлый спектакль. Кайра начала действовать? Как-то грубовато для неё. Ниваль решил, что у него ещё будет возможность выяснить, откуда растут ноги у этой провокации. А пока...
   В глазах начальника Девятки сверкнул хищный огонёк. Поиграть он всегда не прочь. Только вот сценарий им придётся немного переписать под приглашённую звезду. "Мышка вздумала торговаться с кошкой? Посмотрим, насколько хватит её смелости".
   Он хмыкнул:
   - По-мужски, значит.
   Подойдя к мальчишке и скрестив руки на груди, он сделал круг, внимательно его разглядывая. Отрок смиренно стоял, не шевелясь, глядя в одну точку и сглатывая. Ниваль встал напротив и ласково посмотрел ему в глаза. Так ласково, что бедняга пошел красными пятнами, выронил измочаленную шляпу и, не зная, куда девать руки, нервно сжал их в кулаки, стыдливо попытавшись отвести взгляд. Но убийственно добрые тёмно-голубые глаза начальника Девятки не отпускали его, приковывая к себе.
   - Значит, ты считаешь, что тебе есть чем поразить мое воображение?
   Юноша в нерешительности хватанул ртом воздух и моргнул, промолчав. Ниваль кивнул.
   - Допустим. Ну, а я, - он медленно зашёл сзади, приблизившись вплотную и, понизив голос почти до шёпота, спросил, дыша ему в затылок: - Я тебе нравлюсь? Я люблю, когда всё искренне.
   Парень повернул голову и попытался скосить глаза на выжидающего мужчину, который был ниже его ростом и совсем не соответствовал его представлениям о том, как должен выглядеть рыцарь Девятки, но заставлял его где-то на уровне непроизвольных реакций организма чувствовать себя кроликом, рискнувшим непринужденно разговаривать с удавом. И по повадкам уже не был он похож ни на сахарную вату в штанах, ни на бесчувственного истукана. Всё было не так, как ему говорили. Даже не глядя в глаза этого человека, парнишка спинным мозгом впитывал вдруг появившиеся в нём агрессию и гипнотизирующую властность. Юноша ощутил взмокшей спиной его тепло и уловил запах лёгкой, свежей, наверняка дорогой туалетной воды, какую он сам не отказался бы иметь, чтобы привлечь внимание городских девчонок. Он много от чего не отказался бы... Когда жёсткие пальцы легонько прикоснулись к его запястьям, он вздрогнул и отчаянно выпалил:
   - Нравитесь, сэр!
   Действительно, нравился. Не совсем в том смысле, в каком спрашивал его мужчина. Но сама возможность присутствия рядом с этим человеком вдруг показалась ему такой притягательной, что всё остальное потеряло ценность. Ему захотелось самому стать таким - так одеваться, так двигаться, говорить и производить такое впечатление на людей. А если это невозможно - то стать его тенью. И пусть делает с ним всё, что хочет.
   Почувствовав его состояние, Ниваль усмехнулся. "Пробрало мальчишку. Врёт и глазом не моргнёт. Эх, Ниваль, почему ты такой добрый? Включай харизму да коси их, как траву". Он знал, что на людей с низким уровнем самосознания его способность "включать харизму" действует очень сильно, но такого желания раствориться в его личности не ожидал, да и не хотел. И вообще, не для собственного удовольствия он затеял этот балаган.
   Он прижался к спине паренька, накрыл его руки своими ладонями и пропустил пальцы меж его пальцами, понуждая разжать кулаки. "Глупая мышка, куда ты влезла? Смотри не захлебнись, мне же потом тебя откачивать". Прикрыв глаза, он тихо спросил, почти прикасаясь губами к уху:
   - За мальчика или за девочку?
   Острый кадык заходил вверх-вниз под тонкой, покрытой мурашками кожей.
   - Как скажете, сэр, - выдавил парень.
   В ответ прошелестел, обдавая горячим дыханием, добродушный смешок.
   - Так я и думал. Да ты просто мечта. Такой редкостный талант определённо не должен пропасть.
   Чуткий нос начальника Девятки выхватил тонкие горько-металлические нотки в запахе мальчишеского пота. Адреналин. Ну вот, это уже что-то. Мышка почувствовала коготки на своей шейке и запаниковала. Мышцы напряглись, внутренности сжались в комок, сердчишко трепыхается, того и гляди, живот скрутит от волнения. Пора ставить мат. Положив руки парню на плечи и чуть сжав их, он улыбнулся и вкрадчиво промолвил, пришёптывая и придавая голосу мягко вибрирующую интонацию:
   - Что же ты трясешься... глупыш. Не бойся. Дядя дообрый... Дядя не сделает больно. Разве что... совсем немножко.
  
   Это ласковое змеиное воркование окончательно добило парня, и он сорвался. Ниваль его понимал. У него самого от себя иногда поджилки тряслись. Он довольно ухмыльнулся, представляя, какие картинки проносятся у бедняжки в воображении, если оно вообще есть. Потеряв голову от страха, мальчишка попытался вырваться, но уйти от цепких объятий начальника Девятки было нелегко. Парень не был слабаком, но техники ему явно не хватало. Потрудившись немного, Ниваль прижал его лицом вниз к столу, навалившись сверху и железной хваткой удерживая руки.
   - А теперь слушай меня внимательно, щенок, - всю его томную вкрадчивость как ветром сдуло. - Когда пытались взять клиентов твоего невиноватого дедушки, были убиты трое рядовых городской стражи и сержант. Я мог бы в деталях рассказать тебе, как выглядели их тела, но боюсь, ты умом повредишься, если они тебе сегодня приснятся. Молодые ребята, почти как ты. Никто не думал, что с ним случится что-то ужасное. Конфискация контрабанды - подходящий случай для первого задания. А теперь они мертвы. Не попьют пива, не потискают девчонок, не поиграют в мяч, не порадуют мать капральскими нашивками и прибавкой к жалованью. И матерям никто не сможет объяснить, за что их мальчики приняли такую смерть.
   Негромкие слова резали нервы, как холодная, безжалостная сталь. Неожиданно он заорал парню в ухо:
   - Хорошо тебе было с дедом, а?! Он-то знал, чьи сливки жирнее, и за рейс зарабатывал столько, сколько эти мальчики за год! Я с такими, как вы, не торгуюсь, заруби себе это на носу! - и, сделав пару вздохов, добавил уже спокойнее: - Так вот, милый, твоему деду я могу гарантировать только две вещи: тщательное расследование всех обстоятельств и справедливый суд.
   Парень что-то пропыхтел и попытался дёрнуться, но ему тут же вывернули запястья и вжали в стол так, что у бедняги рёбра затрещали. Он охнул, на глазах выступили слёзы. Ниваль цокнул языком.
   - Какой же ты неопытный. Расслабься, горячий мой. Излишнее напряжение умножает страдания. Говорю тебе, как начинающей звезде.
   Почувствовав, что мальчишка обреченно обмяк, он чуть ослабил хватку. Задохнётся ещё или сознание потеряет - неудобно получится.
   - Я также обещаю, что если твой дедушка, памятуя о том, как семье без него плохо, будет сотрудничать с властями, я найду способ похлопотать за тебя в артели и за свои деньги куплю тебе хорошую рыбацкую лодку. Перевяжу ленточкой и подарю вместе с порнографическими оловянными солдатиками из моей коллекции конфиската. Для такого милашки не жалко. Но пока твой старичок-мудачок молчит - ни ты, ни твоя больная мать меня не разжалобите. Единственный, кто сможет вышибить у меня слезу - это старый дуралей, когда осознает, во что вляпался, и начнёт давать показания. Могу устроить вам свидание, кстати.
  
   Ниваль разогнулся и, отпустив руки парня, мягко похлопал его по спине.
   - Послушай доброго совета, любовничек, - назидательно-добродушно произнес он. - Если не хочешь закончить свои дни в сточной канаве, не заключай сомнительных сделок с первым встречным. А то в следующий раз вместо доброго дяди тебе попадется злой.
   Пока не веривший своему счастью мальчишка приходил в себя, Ниваль отпил глоток морса из графина и бросил ему:
   - Я имею полное право и даже обязан задержать тебя.
   Глаза мальчишки забегали, на лице отразилось смятение и явное желание дать дёру. Но начальник Девятки ободряюще кивнул ему.
   - Сам что-нибудь знаешь об этом деле? Если знаешь - лучше сразу скажи, потом хуже будет.
   Парень сглотнул и хрипло проговорил:
   - В этот раз он меня не взял, сказал, груз небольшой. Но к нему приходили двое. Я не видел, они на улице разговаривали. Но слышал дамарский акцент.
   Ниваль напрягся.
   - Откуда ты разбираешься в акцентах?
   Парень пожал плечами.
   - У нас в прошлом году снимал полдома дамарец из Уотердипа.
   - Не из них?
   - Нет, голоса другие, но акцент тот же, - заверил его юноша и зачем-то добавил: - Вы тоже похоже произносите некоторые слова, когда... сердитесь.
   Ниваль откровенно присвистнул. Так вот какой редкий у мальчишки талант! Тонкий слух, умение различать мельчайшие оттенки речи и великолепная слуховая память. Что ж, есть надежда, что дьявольское пришепётывание начальника Девятки он запомнит на всю жизнь и глупостей больше делать не станет. Такие бы способности да на пользу обществу. В Девятку бы его годика через четыре. Ниваль даже помечтал, что мог бы взять над ним шефство: сутками заставлял бы расширять кругозор и решать логические задачки.
   - Имей в виду, я буду за тобой присматривать, - предупредил он. - А теперь иди, пока я не передумал. А то время позднее, а ты такой очаровашка... - он улыбнулся демонической улыбкой и почесал грудь в распахнутом вырезе рубашки.
   Парень не стал дослушивать и, спотыкаясь, под хохот Ниваля рванул к выходу, подобрав и два раза выронив на пороге свои вещи.
  
   Ниваль последний раз хохотнул, когда за парнем захлопнулась дверь. "Лечиться тебе надо. Чуть до нервного припадка детинушку не довел. Ну, ничего, ему полезно. Пожизненный иммунитет к искушениям ему теперь обеспечен. Глядишь, и возьмется за ум". Он сделал ещё несколько глотков, отирая пот с груди и проветривая прилипшую рубашку. Внимательно посмотрев на неё, он обнаружил, что две пуговицы оторваны.
  - Вот чертяка, - пробормотал он, - а говорил, ничего не умеет. Таким отчаянным только и служить на благо Родины.
   Ожидаемо скрипнула дверь, и также ожидаемо в проёме показалась встревоженная Эйлин. Ниваль не сомневался, что они были начеку и уже задержали парня. Увидев брата в распахнутой рубахе, всклокоченного и чему-то ухмыляющегося, Эйлин связала это с тем, как взмокший подросток с красным лицом улепётывал по коридору и трясся, пойманный Касавиром. Смущённо ойкнув, она хотела выскочить за дверь, но Ниваль её остановил.
   - Постой, - сказал он со смешком, - отпустите его. И вели своим попрошайкам, кто посмелее и поспособнее, пусть проследят. Если даже выйдет из города. Заплачу хорошо. Я бы своих послал, но времени нет, и мальчишки справятся лучше.
   На лице её отразилось сомнение. Ниваль раздраженно цыкнул зубом.
   - Ниваль, это не...
  Он всерьёз разозлился. Усмешка сползла с его лица.
   - Это НЕ! Ты за кого меня принимаешь?! Делай, что велено! И не уходите. Мне подумать надо.
  
   *****
  
   - Отпусти его, Касавир, - махнула рукой Эйлин, затворив за собой дверь.
   Сумрачный Волк, одиннадцатилетний председатель далеко не благотворительной общественной организации малолетних оборванцев Невервинтера, ошивался тут же, чуя поживу. Ему не надо было ничего объяснять, лишь подать условный знак.
   Она прислонилась к стене и вздохнула. Чёрт знает что. Не обманули же её глаза. От Ниваля, конечно, всякого можно ожидать. Всякого, но не такого.
   - Что там случилось? - спросил подошедший Касавир.
   Эйлин растерянно пожала плечами.
   - Не знаю. Должно быть, свидетель какой-нибудь.
   Касавир посмотрел на неё укоризненным взглядом.
   - Свидетель, который убегает, себя не помня от страха? Не нравится мне это. Ты всё ещё считаешь, что мы совершим славную поездку втроём?
   Она вздохнула. Ну, сколько можно. То один, то второй. Разорваться ей что ли?
   - Ты же понимаешь, это не просто поездка, а семейное дело. Как без него?
   - Семейное. Понятно.
   Она вздохнула и поправила ворот его рубашки, который совершенно не нуждался в том, чтобы его поправляли.
   - Касавир, вот чего ты обижаешься, а? Ну что я говорю не так? Ну не повезло с родственниками, так я же не заставляю тебя с ними целоваться. Мне-то его из жизни никак не вычеркнуть.
   Паладин провёл рукой по её лбу, щеке и дотронулся пальцем до кончика носа.
   - Всё никак не привыкнешь к тому, что я имею какое-никакое право голоса в твоих семейных делах.
   Эйлин посмотрела на него, распахнув глаза. Ни намёка на дурашливость, которую Касавир уже научился различать. Значит, не привыкла. Такой уж характер у неё. Он вздохнул.
   - Он будет сегодня с нами говорить или можно идти спать?
   - Сказал подождать минут десять. Он любит думать в одиночестве.
   Касавир притянул её к себе. Его глаза заблестели, а в низком рыкающем голосе появились мягкие нотки.
   - Десять минут без него... не знаю, как я это перенесу.
   - Да ладно тебе, - отозвалась она, уютно прижимаясь щекой к его ключице. - Он же последнее время у нас редко бывал, ему в городе забот хватает. Я же не просто так. Я хочу, чтобы у нас было всё... по-настоящему.
  Его пальца зарылись в мягкие рыжие пряди. О чём они спорят, когда так хорошо и тепло?
   - Хорошо. Я не прав, а ты умница. Но боюсь, он всё равно откажется.
  
   *****
  
   Ниваль ходил взад-вперед по кабинету, напоминая самому себе пса, почуявшего опасность и мечущегося на скользящей цепи. Маловероятно, что парень кем-то подослан, и всё же... Если он слово в слово передаст то, что сказал ему Ниваль, из этой ситуации может выйти много интересного. А если действительно самоотверженный внучок, готовый ради дедушки и начальника Девятки полюбить... тогда можно гордиться тем, что сделал доброе дело, вырвал неокрепшую душу из соблазнительных объятий греха.
   Он решил, что первое, что нужно сделать - усилить охрану старика и поставить туда верных людей. Научены уже горьким опытом. Это в любом случае не помешает. Приглядеть за парнем и его болезной мамашей. И дамарский акцент! Если только это правда... значит, Ниваль не ошибся, и цепкая память его не подвела...
  
   Это было самое странное убийство из всех, что когда-либо приходилось расследовать властям Невервинтера. Обычная мелкая контрабанда, обычное задержание. Никто не ожидал увидеть того, что увидел лейтенант городской стражи, отправленный с нарядом и магом по следам патруля в Крабьи Гроты на полуострове в пяти милях от города. Потом на место была вызвана капитан Брелейна, к ней присоединился Ниваль, оказавшийся поблизости по другим делам. И сразу понял, что это дело станет его головной болью, если не ночным кошмаром.
   Во-первых, сам способ убийства. Замороженные магом тела представляли собой мешки без единой царапины, набитые крошевом из костей и внутренностей. Напрашивалась мысль о каком-то направленном акустическом ударе, повреждающем исключительно внутренние органы и кости. Ожидать подобного от обычных бандюг не приходилось. Да что там, на его памяти людей в Невервинтере вообще так не убивали. Эксперты ломают головы, роясь в архивах, разыскивая всех ещё не откинувшихся старцев, сведущих в древних науках, и пытаясь на практике найти комбинации заклинаний, который могли бы дать хотя бы приблизительно похожий эффект. Ежедневно за башней сжигаются десятки изуродованных кошачьих и мышиных трупиков, скоро в городе живности не останется.
   Второе - товар наверняка не предназначался для продажи. Какие-то составы, зелья и несколько свитков с формулами на какой-то абракадабре. У них был явно конкретный получатель, и его поиски пока успехом не увенчались. А старик о нём, скорее всего, не знает. Вероятно, лодочника вообще планировали убрать, так что старому пройдохе повезло, что стража хотя бы здесь сработала быстро. Зелья отданы на экспертизу Сэнду, но он пока молчит.
   И самое главное - насчёт уотердипского происхождения товара мальчишка, сам того не зная, попал не в бровь, а в глаз. Один взгляд на тюк с грузом заставил сердце Ниваля заколотиться. И это уже не смешно. Совсем не смешно. Потому, что такая манера оплетать концы бечевы и вязать три узла, образующих идеальный треугольник, знакома ему с детства.
  
   Тут он со всей ясностью понял, что должен делать. И оттягивать решение дальше нет смысла. Ему надо ехать в Уотердип. Это не сумасшествие, не наваждение, это действительно важно. Разобравшись в том, что грозит оттуда Невервинтеру и насколько это затрагивает его семью, он сможет найти и недостающие фигуры для своей сложной и опасной игры. Доверять такое агентам нельзя. Уехать и оставить в Невервинтере своих людей, чья верность не проверена настоящими испытаниями. Остаться и лишить себя шанса повлиять на события, которые могут срикошетить прямо по нему и угробить все его усилия. Он должен был выбрать из этих двух зол. Он всегда доверял своей интуиции.
  
  
   Глава 2
   Корабельная почти идиллия
  
   Вторую неделю маленькое, но гордое судёнышко под многообещающим названием "Северный Ветер" с пятью пассажирами на борту неспешно бороздило тёмные воды Моря Мечей. После памятной встречи под крышей "Утонувшей Фляги" друзьям пришлось задержаться в Невервинтере еще на несколько дней, так что на регулярный быстроходный пакетбот они не поспели. Сэру Нивалю нужно было подготовить почву для своего отъезда. Да ещё Сэнд изъявил желание составить им компанию, чему Эйлин и Касавир были скорее рады, чем нет, узнав обстоятельства дела, в которые Ниваль счёл возможным их посвятить. Помощь мага могла быть очень полезной в распутывании этой тёмной истории. Кроме того, где Сэнд, там и Кара, а это уже реальная сила. Из-за задержки им пришлось довольствоваться стареньким, но крепким двухмачтовым каботажным галиотом. Капитан, старый знакомый Дункана, зная на Побережье Мечей каждый порт и каждую бухточку и будучи владельцем судна, согласился доставить их в Уотердип практически за красивые глаза начальника Девятки, к которым было прибавлено немного серебра и обещание пожалеть малых детей и простить ошибки молодости.
   Потеря скорости компенсировалась несколькими приятными моментами. Во-первых, они были единственными пассажирами и прекрасно разместились в трех маленьких, но отдельных каютах: Эйлин с Касавиром, Сэнд с Карой, а Ниваль с Мышью. Все его попытки как-то изменить этот расклад разбились о стену непонимания. Во-вторых, в их распоряжении была настоящая кают-компания - небольшое, но приятное помещение в угловой части юта. Здесь было всё, что нужно, чтобы скоротать однообразные вечерние, дневные и утренние часы, если не было желания заниматься глупостями, осматривать судно, задавать дурацкие вопросы членам экипажа, бродить по палубе, любоваться морскими закатами и рассветами, страдать от морской болезни, говорить за жизнь с добродушным словоохотливым капитаном или наблюдать, как боцман свистит в свою дудку, заставляя матросов суетиться на палубе или расползаться по реям, как тараканы. Здесь был большой круглый стол - попросту бочка со столешницей, насаженная на шест, упирающийся в потолок; укрепленный на шесте вентилятор, приводимый в движение сквозняком от двух больших квадратных иллюминаторов; удобные круглые стулья с низкими спинками, полки с несколькими книгами вперемешку с интересными морскими вещицами, а под боком - холодное хранилище с неплохим сембийский вином, вяленой олениной, сырами, невесть где добытым бочонком маринованных оливок и прочей мелочью. Словом, предусмотрительный владелец "Северного ветра" делал всё возможное для того, чтобы начальник Девятки и его друзья пребывали в хорошем настроении.
  
   В нескольких морских лигах от городка Маунт Сара, где планировалось сделать остановку, чтобы пополнить запас продуктов и пресной воды и просто почувствовать твёрдую почву под ногами, судно вышло из полосы видневшихся далеко на западе островов, и подул свежий западный ветер. Но опытному капитану это было только на руку: на устойчивом к боковой волне галиоте идти в галфвинд[1] на зарифлённом гроте и штормовых передних парусах можно не хуже, чем при попутном ветре. Так что, можно было надеяться, что, если погода не изменится, то самое большое через шесть-семь часов судно войдет в гавань. Было ясно и освежающе-прохладно, как бывает при устойчивом ветре с моря. Жёлтое послеполуденное солнце забавлялось, играя бликами на поверхности изумрудных волн с редкими белыми барашками, тщетно пытавшимися добраться до вырезов фальшборта. Благодаря мастерству капитана и рулевого, суденышко шло быстро и ровно, с минимальной бортовой качкой, выжимая из парусов всё, на что они были способны при таком ветре. А в кают-компании шла неспешная послеобеденная беседа под вино и придуманную Касавиром мировую закуску из нанизанных на зубочистки оливок, кусочков сыра, ветчины, поджаренного хлеба, овощей, сухофруктов - всего, что у них хватало фантазии соединить. Сэнд и Кара отсутствовали, так что друзей было четверо, считая Мышь, сытую и мирно спавшую на расстеленной под иллюминатором старой матросской куртке.
   Эйлин и Касавир сидели за столом, на котором красовались блюда с импровизированными закусками, тяжёлые медные кувшины с вином и лимонной водой и такие же кубки. Ниваль выхаживал перед ними, вертя в руке бронзовую лупу для чтения карт, и менторским тоном вещал:
   - В возрасте десяти лет была обвинена в убийстве курицы. Оправдана по причине невменяемого состояния и за недостатком доказательств. Посажена на день под домашний арест. Дэйгун Фарлонг выплатил пострадавшей компенсацию в виде шкуры свирепой выдры и латунного колечка.
   - Кому, курице? - поинтересовался Касавир так, что, как обычно, непонятно было, шутит он или всерьёз.
   - Хозяйке, - пояснил Ниваль, бросив на него пренебрежительный взгляд сквозь лупу, - идём дальше...
   - Всё было не так! - перебила его Эйлин. - Курица сама умерла, я её пальцем не трогала!
   - Ага, сама, от старости, - кивнул Ниваль и пояснил Касавиру: - Перья были совершенно седыми, а обвиняемая стояла над ней, вцепившись в лютню, в состоянии нервного потрясения. Впрочем, допускаю, что имело место убийство по неосторожности. Далее были драки с братьями Мосфилдами и ряд эпизодов мелкого хулиганства. А вот уже в возрасте четырнадцати лет обвиняемая была выпорота и посажена на трое суток под домашний арест за организацию кражи медовухи в особо крупных размерах. Дэйгун Фарлонг кое-как замял дело.
   - Чего?! - от возмущения Эйлин поперхнулась вином. - Дело! Всего-то один бочонок.
   - Зато у кого! У старосты деревни. Это ж надо додуматься.
   - Не организовывала я ничего! Я вообще на шухере стояла и медовухи этой в глаза не видела. Это Бивил.
   Касавир с улыбкой покачал головой.
   - И не совестно тебе? Уж я-то знаю и Бивила, и тебя. Не сомневаюсь, кто из вас был мозгом этой операции.
   Эйлин обиженно насупилась.
   - И ты туда же. Иногда вы подозрительно быстро находите общий язык.
   - Это еще не всё, слушайте дальше, - продолжал Ниваль бесстрастным тоном судебного исполнителя, зачитывающего постановление. - На праздновании собственного восемнадцатилетия, находясь в состоянии тяжёлого алкогольного опьянения, с криками "Щас я вам спою!" залезла на крышу дома старосты и принялась орать песни. Необходимости садить под домашний арест не было - сама не хотела выходить. Дэйгун Фарлонг выплатил пострадавшим компенсацию за разбитые стёкла.
   - Между прочим, я эти деньги с лихвой отработала в охотничий сезон, продавая трофеи, - заметила Эйлин. - Самому Дэйгуну никогда не дали бы такой хорошей цены.
   - Верно, в твоей характеристике были отмечены предприимчивость и спекулятивный талант, - немедленно отреагировал Ниваль. - А как насчёт того, что в возрасте шестнадцати лет, НОЧЬЮ, - зловеще поиграв бровями, он выразительно глянул на Касавира, - была поймана с поличным всё с тем же Бивилом Старлингом в старой хижине в восточных Топях. Посажена на пять суток под домашний арест, а Бивилу Старлингу Дэйгун Фарлонг пообещал отстрелить...
   - Мы искали алтарь рыболюдей! - выкрикнула Эйлин. - Мы искали алтарь рыболюдей. И, кроме того, мы звали с собой Эми, я не виновата, что она испугалась.
   - Вот-вот, - Ниваль кивнул Касавиру, - и все мужчины деревни искали их полночи с факелами, пока они там в хижине шарились по углам в поисках мифического алтаря. Вот, Касавир, таковы вехи формирования личности героя Невервинтера и женщины, с которой ты живёшь. Будущей, не приведи боги, матери твоих детей.
   - Ну, знаешь, если так всё толковать... - недовольно буркнула Эйлин. - Это была не хижина, а древнее святилище, между прочим. И вообще, дрянное у тебя досье. Сплетни какие-то, где ты их столько насобирал? Я и хорошее делала для деревни, а об этом ты не сказал ни слова!
   - Да я это знаю, я просто для примера выдернул несколько фактов, чтобы показать, как их можно однобоко и предвзято представить при желании. Чистая совесть и чистая репутация, к сожалению, не всегда идут рука об руку. Люди в массе своей охотнее верят в пороки и слабости, чем в несгибаемую добродетель. О чём я ему и толкую. - Ниваль улыбнулся, подмигнув ей. - А вообще-то, это был один из самых забавных докладов, которые я когда-либо читал. Начиная с фразы: "Упоминание имени Эйлин Фарлонг не оставляет равнодушными жителей деревни Западная Гавань". Я сразу перевёл этот агента в информационно-пропагандистскую группу, чтобы он там оттачивал свои таланты, и решил лично познакомиться с выдающейся личностью Эйлин Фарлонг.
   Эйлин подперла рукой щёку и посмотрела в улыбающиеся глаза брата, переставшего маячить перед глазами и севшего, наконец, за стол.
   - Так вот с чего всё началось.
   Задумавшись, она тяжело вздохнула и отвела взгляд. Поняв, что пришло ей на ум, Касавир придвинулся и накрыл её руку своей ладонью, чуть пожав её.
   - Не вини себя.
   Она помотала головой.
   - Не виню. Просто подумалось, что судьба очень настойчива. Чем больше от неё бегаешь, тем хуже, - она с горькой усмешкой взглянула на Ниваля. - Твой агент расспрашивал обо мне после состязания на празднике Жатвы, которое я выиграла, и после первого нападения на деревню. Никто ещё не знал, из-за чего слуги Тени не оставляют её в покое и почему я так быстро уехала в город. И что вдова Кловер, чью курицу я убила, тоже останется бродить тенью вокруг своего сгоревшего дома. Так что... в итоге, ничего хорошего Эйлин Фарлонг родной деревне не принесла.
   Ниваль досадливо мотнул головой.
   - Я не хотел заставлять тебя вспоминать.
   Она махнула рукой.
   - А... такого никогда и не забудешь.
  
   - Всё позади, Эйлин, - нарушил Касавир минутное молчание. - Многие спаслись, души остальных нашли покой, деревню отстроили в другом месте. Дэйгун привёл туда несколько семей из погибшего поселения торфяников. На Середину Лета уже сыграли свадьбу. Жизнь продолжается.
   Она покивала головой и рассеянно улыбнулась.
   - Угу... Дэйгун много сделал для Западной Гавани. Ему бы в старосты пойти, но он не хочет. По-прежнему необщительный, нелюдимый. - Она подняла голову. - Знаешь, мне показалось, он не очень был доволен тем, что я узнала о своем родном отце и хочу повидать его. Но, как обычно, не подал виду.
   - Что ж тут странного? Он был тебе отцом.
   - И всегда им будет.
   Касавир улыбнулся.
   - И ему с тобой было очень, очень нелегко.
   - Это точно, - вздохнула она.
   - Не грусти, - он мягко похлопал её по плечу и подлил немного вина, - я уверен, Дэйгун всё правильно понял. Думаю... он просто большой скептик.
   'Он думает, что я разочаруюсь', - произнесла Эйлин про себя невысказанные им слова и бросила короткий взгляд на безмятежного Ниваля.
   - Кроме того, мы едем в Уотердип и по официальному делу, - в свою очередь напомил ему Касавир. - И, по-моему, нам пора это обсудить, тебе не кажется? Через пару недель мы будем на месте, а у нас нет согласованного плана. Я не знаю, что у тебя на уме, и меня это не устраивает.
   Продолжая вертеть лупу, начальник Девятки, не спеша, отпил из кубка и откинулся на спинку стула.
   - Я знаю, тебе больше по душе прямые пути, но это не тот случай. Будь мы в Невервинтере, я бы отправил стражу прочесать Доки, зачистил побережье, целенаправленно арестовывал бы весь груз с островов, перекрыл бы местным дельцам кислород так, что они сами готовы были бы рыть землю, чтобы найти всех, кто имеет отношение к этому товару. В Уотердипе так действовать нельзя. Нам во многом придётся полагаться на спонтанные источники информации и действовать по обстоятельствам.
   - Я это всё понимаю и не с этим спорю. У тебя есть одна, но важная зацепка - нетронутая упаковка с товаром. Все что нужно - найти торговца. В том, что он виновен, по меньшей мере, в незаконной торговле зельями и запрещёнными ми веществами, сомнений нет. Арфисты пользуются большим влиянием в Уотердипе, у нас с ними хорошие отношения. Если мы привлечём их, можно будет не беспокоиться о своей легализации. Я не могу понять, почему ты сомневаешься.
   Ниваль звякнул лупой о медную обшивку края столешницы. Почувствовав в его жесте раздражение, Эйлин внимательно посмотрела на него.
   - Потому, что я расследовал десятки подобных дел, а ты ни одного, - процедил он.
   Но паладина не так легко было сбить с толку. Он сощурился.
   - Сдаётся мне, сэр Ниваль, ты чего-то недоговариваешь.
   - А мне, сэр Касавир, сдаётся, что это моё дело, и мне решать, как его расследовать! - в сердцах огрызнулся Ниваль.
   Эйлин не выдержала.
   - А мы тебе, значит, в качестве массовки нужны?
   После недолгой борьбы взглядов, Ниваль опустил глаза и сделал большой глоток вина, что убедило сестру в том, что тут что-то не так.
   - Послушай, Касавир, - устало произнес он, - если бы я хотел ввести тебя в заблуждение, я сделал бы это так, что ты не почувствовал бы подвоха. Но я действительно не могу принять решение, пока не выясню некоторые важные для себя вещи. Это касается не просто каких-то абстрактных людей, а людей, которых... - он вздохнул, почесав переносицу. - Короче, прежде чем привлечь к этому делу кого-то ещё, я должен разобраться во всём. Если я посчитаю нужным... я накажу того, кто виновен, за это можешь не беспокоиться. Поймите, - он обвел их взглядом, - у меня сейчас связаны руки. Я достаточно откровенен?
   Касавир переглянулся с Эйлин и после паузы, сдержанно произнёс:
   - Не слишком. Значит, наша задача труднее, чем я думал. Хоть какая-то определённость. Так что ты предлагаешь, Ниваль?
   - Мы разделимся, это уже дело решённое. У Сэнда есть знакомства среди уотердипских магов, он вообще эту кухню лучше знает. Кстати, где он?
   - У капитана, - отозвалась Эйлин, - он хочет, чтобы судно задержалось на стоянке на полдня. У него там какие-то дела?
   - Это ещё зачем?
   - Кого ты спрашиваешь? Он второй по таинственности после тебя.
   - Понятно. Я не люблю иметь дела с магами, а Сэнд отлично справится. Уболтать до потери пульса он умеет. А общество Кары добавит ему солидности и уважения.
   - Не знаю, не знаю, - покачал головой Касавир, - она импульсивна.
   - Это для нас, простых смертных. А у магов другие критерии, - ответил Ниваль и дёрнул уголоком рта, усмехаясь. - И потом, она редкая красотка. В сочетании с колдовской силой и темпераментом это заставит захлебнуться слюнями любого адепта.
   - Да, пожалуй, - задумчиво подтвердила Эйлин. Не понравился ей тон брата. - Сэнду останется только в штабеля их складывать. А мы чем займемся?
   - Начнем с Доков. Лучше всего будет изобразить троицу искателей неприятностей. Есть одно место, где нас должны хорошо принять. Оттуда и начнем поиски.
   Эйлин критически оглядела паладина.
   - Слишком благородно выглядит для искателя приключений.
   - Это да, - подхватил Ниваль её тон. - Хорошо бы ему пару дней не побриться и не поесть. Тогда у него на лице будет написано "убиваю за деньги".
  Подобный обмен фразочками между братом и сестрой был уже привычен Касавиру. Они очень сблизились после Башни Холода, и этому даже он ничего не мог противопоставить. К счастью, Эйлин чётко знала предел, до которого могла подыгрывать Нивалю.
   - Почему же, - спокойно ответил он, взял со стола нож и, поигрывая им, посмотрел тяжёлым пригвождающим взглядом ему в глаза, - могу и за так.
   - О! Надо полагать, если бы ты не шутил, на месте начальника Девятки сейчас лежало бы бездыханное тело с аккуратно перерезанным горлом.
   Касавир с серьёзным видом пожал плечами, натыкая на нож яблоко.
   - Я вообще-то шутить не умею, ты же знаешь.
   Эйлин улыбнулась и показала Касавиру большой палец.
   - Только нож надо было воткнуть в стол для пущей убедительности.
   Он покачал головой, снимая с лезвия яблоко.
   - Не люблю зря портить чужое имущество. Не пьянствую и не сквернословлю. Я благородный, интеллигентный убийца.
   Эйлин прыснула, подскочив на стуле.
   - Ух, ты! Да ты настоящий талант!
   Касавир хмыкнул и встал из-за стола с яблоком в руке.
   - Как я понимаю, серьёзно здесь больше говорить не будут. Жаль. Пойду воздухом подышу. Ты со мной?
   - Иди, я догоню, - Эйлин послала ему воздушный поцелуй.
  
  
  *****
  
   Когда за Касавиром закрылась дверь, Ниваль пододвинулся к ней и наклонил голову.
   - Ты должна меня погладить.
   - За что это? - притворно удивилась она.
   - За то, что я столько времени поддерживал беседу с Касавиром.
   Рассмеявшись, Эйлин провела рукой по ежику пшеничных волос, коротко остриженных ради дальнего путешествия, и поцеловала вкусно пахнущую туалетной водой макушку.
   - И всё-таки, о более-менее серьёзном нам с тобой придётся поговорить.
   - Ну? - он поднял голову.
   Эйлин скрестила руки на груди и ласково поинтересовалась:
   - С каких это пор, дорогой братец, ты стал обращать внимание на Кару?
   - Не понял, - Ниваль приподнял брови.
   - Не понял, да? - она подалась вперед, опершись о край стола.
   Ниваль лишь фыркнул ей в лицо.
   - А что, на красивую женщину уже и посмотреть нельзя? А куда мне смотреть тогда? На ваши рожи?
   - Ты давай не юли. Ты не просто смотришь. Я вообще удивляюсь её выдержке. Даже Сэнд уже начинает волноваться. Ниваль, ты встал на скользкую дорожку. Взволнованный Сэнд в комплекте с взрывоопасной Карой - это чревато. Нам не нужны такие осложнения. Здесь ты не смеешь ни на что рассчитывать. Гадь в другом месте.
   Брат отпил вина и лениво посмотрел на неё исподлобья.
   - Гадь. Слова-то какие. С каких это пор ты решила, что я должен перед тобой отчитываться?
   - Ты ошибаешься, дорогой, - мягко ответила она, но глаза её при этом совсем не улыбались, - я не собираюсь влезать тебе в душу и выведывать твои сердечные тайны. Просто здесь тебе не дворец. Здесь не стоит бросаться взглядами и намёкам - за них могут заставить и ответить.
  Ниваль деланно безразлично пожал плечами.
  - Мне ещё только чужих женщин не хватало. Хотя, убей, не пойму, чем он-то её заслужил.
  - Это неважно. Ты можешь считать себя прекраснейшим мужчиной Вселенной, но твоя деятельность по подбиванию клиньев к Каре плохо кончится и повредит делу - только и всего. Это всё, о чём я хотела тебя предупредить.
  - Да ладно, - раздражённо махнул рукой Ниваль. - Не думаешь же ты, что я это всерьёз. Просто... - он вздохнул с извиняющейся улыбкой, - знала бы ты, как всё надоело. Скорее бы землю под ногами почувствовать. Обещаю, что до конца рейса буду глазеть исключительно на Мышь и обзаведусь колокольчиком на шее, чтобы не сталкиваться с Карой в коридорах. Ты, кажется, собиралась наверх.
   - А ты?
   - А я вздремну. Вы мне полночи за стенкой спать не давали.
  Прищурившись, Эйлин укоризненно цокнула языком:
  - Ну, вот чего сочинять, а?
  - Значит, померещилось, - кротко ответил Ниваль. - Иди к своему каменнолицему.
  
   *****
  
   Когда Эйлин ушла, Ниваль, ругая себя последними словами, взял кубок, подошёл к раскрытому иллюминатору и, навалившись на оконницу, высунул голову, подставляя её свежему морскому ветру. В таком положении сильнее ощущалась качка и, рассеянно глядя на скачущую внизу оставляемую кораблем дорожку, он почувствовал, как приятный холодок запорхал в животе вверх-вниз. "Чего ты маешься? Хочешь женщину - найди и не мучайся. Ты кому-то в верности клялся?"
  
   Ниваль часто жалел, что тогда, напившись, не поехал к Офале в "Лунную Маску". Словно, решись он расслабиться, что-то изменилось бы. Но иногда казалось, что именно это избавит его от непонятной тоски и покончит с этой историей. Однажды он нашёл в библиотеке Эйлин то, что долго искал. Искал и, как последний дурак, верил, что это может изменить его жизнь. Целый трактат об амазонках, об их обычаях и образе жизни. Тогда-то он и узнал, почему Сола была с ним и почему сразу ушла. И хорошо, что узнал. Никаких иллюзий теперь, никаких мечтаний. Одна горечь, разочарование и свернувшаяся в уголке души обида.
   Конечно, в трактате было полно всякой ерунды вроде того, что они выжигают себе правую грудь, их жрицы приносят в жертву мальчиков. Что они устраивают многодневные оргии с целью зачатия потомства, а потом выгоняют обессилевших мужчин. Писали и о том, что, по некоторым сведениям, мужчину, рискнувшего возлечь с амазонкой, и вовсе ждёт неминуемая смерть от изнурения, если только он не затронут тёмным планом, не святой паладин и не обладает выдающейся мужской силой. И уж точно он больше не сможет вступить в связь ни с одной женщиной. Это его насторожило. Теорию о своих выдающихся способностях он готов был охотно принять, а вот насчёт других женщин верить на слово не хотелось, но и проверять как-то не особо тянуло. Кара выглядела достаточно вдохновляюще, особенно после многодневного заточения на корабле, но до темнокожей амазонки с мускулистой фигурой пловчихи ей было ох как далеко. И чего-то ещё в ней не было... этого не было вообще ни в одной из невервинтерских женщин.
  
   Но были в книге и полезные сведения. Он прочёл много серьёзных наблюдений об их психологии, военных и социальных навыках, отношении к различным расам и группировкам. Узнал он и то, что они работают наёмницами, гордятся своей разборчивостью и хорошей репутацией и крайне агрессивно реагируют на попытки их обмануть или втянуть в неправедное дело. Мужчинам они при этом якобы мстят очень жестоко. Читая об этом, Ниваль содрогнулся и решил, что, пожалуй, предпочёл бы сразу умереть. Помимо базы клана на Иксиносе, у них, оказывается, имеется целая система отделений, охватывающая среднюю и южную часть материка. В том числе, и Уотердип.
   В общем, по его оценке, трактат представлял собой смесь правды и вымысла, рождённого больным воображением автора. Но один факт привлёк его внимание. Оказывается, главой клана или Матерью Волчицей, как её называли, не могла быть дева. Вот так, всё просто, как чихнуть и утереться. Оказывается, амазонки издревле вступали в связь с мужчиной в двух случаях: чтобы зачать ребенка и чтобы мужчина раз в год в особый день передал им свою силу. Естественно, это должен быть не простой мужчина, а сильный воин или охотник, талантливый бард, могущественный маг, и так далее. Мол, мужское начало должно соединиться с женским, и тогда её собственные навыки усовершенствуются, а сила возрастёт. Там много ещё было написано всякой околофилософской чепухи на эту тему, но Ниваль не в силах был читать. Хотелось закинуть чёртову книгу подальше или вовсе сжечь. Вот ради чего всё было. Все его раздумья, бессонные ночи, чувство, что нашёл и потерял что-то очень важное и ценное, что непременно надо хранить в памяти и не давать заляпать какой-нибудь грязью. И всё произошедшее сразу представилось в ином свете. Она наблюдала за ним, присматривалась, испытывала его. Она видела его в бою, видела, как он боролся за жизнь и выжил после ранения, которое не оставляло ему шансов. Большего ей было не нужно. Он прошел отбор, чтобы стать возбуждённым болванчиком, который откроет ей путь к укреплению своего авторитета и положения в клане. Это было очень продуманно с её стороны. Если уж возвращаешься через десять лет, надо иметь, что предъявить.
   Он тогда напился. И очень жалел, что побочным эффектом тренировки организма на невосприимчивость к ядам была ненормальная работа печени. Не мог он напиться до зелёных соплей, до поросячьего визга, до беспамятства, до белой горячки и до потери сознания. Потом, конечно, посидел, подумал на трезвую голову и решил, что не имеет права обижаться. Просто запретил себе волевым порядком. Он хорошо провёл время с хорошей девушкой. Он ей в чём-то, наверное, помог. Не всё ему использовать людей. Пусть кто-то разок использует и его. В конце концов, его участь была гораздо приятнее, чем судьба тех мифических бедолаг с оргии.
  
   Ниваль скрипнул зубами и, допив вино, швырнул кубок за борт, в пенный водоворот. Он решил, что в Уотердипе ни в чём не будет себе отказывать. И обязательно постарается найти амазонок и расспросить о Соле. Как она там, стала ли преемницей Матери Волчицы? Не для того, чтобы найти её, посмотреть в глаза. Просто чтобы знать, что с ней всё в порядке, и хотя бы ей эта глупая случайная связь принесла пользу.
  
  ________________________________________________
  
  1.Боковой ветер, перпендикулярный курсу судна.
  
  Глава 3
   Первые впечатления и первые встречи в Уотердипе
  
   "Северный Ветер", стоявший на якоре на внутреннем закрытом рейде у полуострова Дипуотч, второй час ожидал разрешения пройти в гавань, к причалу для малых частных судов. Ниваль коротал время в носовой части галиота, изредка отрываясь от перил фальшборта и меряя шагами палубу. В сгустившихся сумерках прыгал и подрагивал огонёк позаимствованной у боцмана самокрутки - рыцарь Девятки оставался верен некоторым армейским привычкам и прохладно относился к дорогому табаку.
   Менее чем в полумиле мерцали огни Уотердипа - большого, красивого, шумного, густонаселенного, многорасового и многонационального, сказочно богатого и опасного, мрачного и загадочного. Со стороны Дипуотча хорошо видны южная и портовая части города, спускающиеся к морю, как огромная раскрытая ладонь каменного великана. Там огней не так много - большинство в районе порта, на улицах торговой пристани, дозорных башнях и массивной Тролльей Стене, огибающей город с юга и востока. Где-то там, в относительно тихом и изолированном, освещённом тусклыми фонарями уголке между Площадью Философа и Доками Контрабандистов, в одном из десятков безымянных проулков должен жить его старый товарищ. В старом деревянном доме - небольшом, но со своим двориком - доме, который они с отцом оставили его пострадавшей от пожара семье, переезжая в богатый Северный Округ. Ниваль очень надеялся, что ничего не изменилось, хотя, в сущности, для его дела это не имело большого значения.
   Другие, более роскошные и ярко освещённые кварталы с моря не видны - их скрывает возвышающаяся над городом громада горы Уотердип, в туннелях и пещерах которой скрывается немало занимательного для любителей испытать свои силы и пощекотать нервы. Всякое частное строительство на склонах запрещено. Здесь видны лишь белые подсвеченные башни Уотердипского Замка, Вершинное Гнездо - причудливая ступенчатая башня, на уступах которой отдыхают грифоны городской стражи, патрулирующие город днём и ночью, да серпантин огней, освещающих мощёную белым камнем дорогу, вьющуюся лентой по склонам. В Уотердипе вообще много белого, здесь любят этот цвет. Издалека прерывистые голубовато-белые гребни домов разной этажности и архитектуры выглядят барашками на неспокойных серых волнах. А вот зеленого там маловато - лишь небольшие островки скверов, частных двориков и садов. Город, ограниченный скалистыми холмами, перенаселен и плотно застроен. Гильдия Архитекторов уже который год пытается повлиять на Совет Лордов, чтобы он принял новый план городской застройки, включающий гору Уотердип и Город Мёртвых. Зато за пределами Трольей Стены, в предместьях и на окружающих их холмах царствует буйная растительность. Апельсиновые террасы и оливковые рощи, изумрудные пастбища, виноградники, буковые и грабовые леса. Таков Уотердип - город его детства, его памяти, его грез. Не всегда сладких, не всегда приятных. Город шумных улиц, белых стен, теплого моря и палящего солнца. Город, пахнущий ароматными травами, фруктами, водорослями, рыбой, выделанной кожей, изысканными духами, стиранным бельем и нечистотами. Город, в который он не чаял, да и не хотел возвращаться, но который всегда жил в потаённом уголке его сердца. Который словно собран в его сознании из разноцветных, ярких и тусклых осколков. Целым - таким, каким был в детстве - он уже никогда не станет.
  
   Эйлин, Касавир и Кара стояли чуть поодаль, любуясь Нишей Амберли - большой чашеобразной впадиной в плоском дне гавани, освещаемой немеркнущим светом магического подводного маяка, призванного ориентировать воздушные патрули. Это было удивительное зрелище - идущий чуть наискось столб яркого света, мягкие тени волн и силуэты дельфинов и мерменов, пересекающие идеально гладкое дно маячной чаши, подсвеченное призрачно-голубым.
   - А правду говорят, что, если посмотришь в глаза русалки в сумерках - влюбишься насмерть и исчахнешь? - раздался сзади звонкий детский голос, заставив всех вздрогнуть.
   - А ты сунь голову в воду, узнаешь, - отозвалась Кара.
   Зеленоволосый лесной эльф, чей возраст по человеческим меркам можно было приравнять к двенадцати годам, немедленно перевесился через перила фальшборта, рискуя свалиться.
   - Высоко...
   - Отставить, - Касавир схватил пацана за шкирку и втянул назад. - Может, в каюту тебя запереть?
   - Нетушки, - замотал головой мальчик, - мне Великий Магистр разрешил погулять.
   - Великий кто? - полюбопытствовала Кара, переглянувшись с друзьями.
   - Великий Магистр Сэнд.
   - Аааа, - понимающе протянула Кара.
   - Пусть тогда Великий Магистр сам и ходит за тобой по пятам, чтобы ты тут ещё чего-нибудь не сломал или за борт не свалился, - добавила Эйлин.
   - А я грифона нарисовал. Хотите посмотреть? - слегка обиженно пробубнил мальчишка.
   Эйлин вздохнула.
   - Ну, давай.
  
   Мальчика Сэнд подобрал на стоянке в местечке Маунт Сар - когда еще не был Великим Магистром. Ему вдруг пришло в голову, что, если они с Карой хотят произвести нужное впечатление в таком роскошном городе, как Уотердип, неплохо бы нанять кого-то, кто мог бы изображать ученика или слугу. А тут, как на грех, к ним пристал этот оборванец, назвавшийся Мелроем. Он вызнал в порту, что они идут на зафрахтованном судне в Уотердип и припал на колени, умоляя взять его с собой. Ему, дескать, очень надо поступить в тамошнюю Академию Художеств, и он готов быть хоть слугой, хоть прачкой, хоть ковриком перед кроватью Сэнда, лишь бы добрый дядя помог ему осуществить мечту. Паренёк окончательно добил его, назвав Великим Магистром. Польщённый Сэнд тут же заявил, что у всех эльфов, даже лесных, врожденные способности к магии, и из мальчишки наверняка выйдет толк, если за него возьмется такое светило, как он.
   Эйлин, как и все остальные, отнеслась к этой идее скептически и паренька не особо жаловала. Пока не увидела портрет Мыши, нарисованный углем на листе картона. И дело даже не в том, что она получилась похожей. Не так уж трудно лесному эльфу, имеющему способности к рисованию, изобразить животное. Но она была запечатлена в очень необычной позе - просыпающейся, приоткрывающей один глаз и собирающейся потянуться. Редкий художник, особенно начинающий, возьмется за такую трудную работу - изобразить даже не движение, а лишь готовность к нему. Но Мышь Мела, казалось, в самом деле, сейчас откроет глаз, потянется, потом откроет второй, встанет, отряхнется, спрыгнет с картона и потрусит по своим делами. Все, кто видел рисунок, согласились с Эйлин, что у мальчика определенно талант.
   Однако этим его способности не ограничивались. Освоившись на корабле, юное любопытное дарование стало сущим кошмаром капитана, команды и пассажиров. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало трагикомическое происшествие, случившееся, когда они стояли на якоре у мыса, пережидая прилив. Мелу пришло в голову полюбопытствовать, что будет, если он вскарабкается на косой рей и потянет вооон тот канат. В результате, Сэнд, решивший воспользоваться стоянкой, чтобы спокойно постирать и развесить на палубе юта свои одежды, был чуть не зашиблен реем и выброшен за борт вместе с лопнувшей веревкой и вещами.
  
   *****
  
   Сойдя на берег, друзья, по настоянию Сэнда, сразу разделились. Путь Сэнда и Кары лежал в Торговый Район, в особняк Гильдии Магов. Ниваль предложил ему, не откладывая, нанять в порту проводника - так безопаснее. Тех, кто ходит с провожатым, получившим определённую "лицензию" на этот вид деятельности, свои никогда не тронут. Если только приезжие злоумышленники или полные отморозки, не соблюдающие элементарных приличий. Не обошлось, правда, без скандала - Сэнд посчитал плату за услуги просто грабительской. Эйлин закатила глаза, слушая его полные презрения пассажи в адрес молодого громилы в надвинутом на глаза берете, стоящего перед ним, засунув руки в карманы и покусывая соломинку. Дескать, какой приличный турист или торговец захочет ещё раз приехать туда, где какое-то подобие обезьяны о двух ногах и пустой голове паразитирует на добропорядочных гражданах, являя собой тёмное пятно на репутации города. При этом он как-то позабыл, что таких, как он, в этот город ежедневно прибывают тысячи. Определённо, вошел в роль "Великого Магистра". В конце концов, Эйлин сама заплатила парню, прибавив немного на чай за то, что тот невозмутимо выслушал все сэндовы словоизлияния и не убил его. Этот эпизод, кстати, вполне характеризует жителей Уотердипа, как снискавших славу очень спокойных, терпимых и не склонных делать поспешные выводы о собеседнике, какие бы глупости он ни говорил.
   Эйлин с тревогой проводила взглядом троицу, удаляющуюся в сопровождении громилы к стоянке легких городских повозок.
   - Не стоило их отпускать.
   Ниваль закинул на плечо дорожную сумку, единственный свой багаж, и бросил:
   - Они не дети. Пошли.
  
   Сначала они шли по широким, мощёным, шумным, ярко освещённым улицам и переулкам, уставленным прилавками и заполненным разнообразным портовым и приезжим людом, тачками, тележками и повозками. Вскоре мостовая оборвалась. По мере углубления в жилые кварталы Доков, улицы становились уже, грязнее, темнее и запутаннее. И запахи стали менее приятными, и раздающиеся порой из подворотен или из-под мостов звуки не внушали доверия. Городской патруль, исправно несущий службу на улицах, примыкавших к порту, здесь встречался уже реже. Эйлин, конечно, понимала, что в темноте всё выглядит иначе и ощущение опасности острее, но с легким трепетом подумала, как страшно было бы заблудиться в этом густозаселенном неприветливом лабиринте.Но с Нивалем опасность заплутать им не грозила. Память у него была отличной, казалось, ему и освещение не нужно. Он быстро шёл вперед, ныряя в проулки, поднимаясь и спускаясь по лесенкам и иногда срезая дворами, перемахивая через какой-нибудь покосившийся забор. Изредка он делал знак остановиться, прижимался к стене и прислушивался. Как будто и не уезжал и по-прежнему чувствует себя здесь, как рыба в воде. Иногда, правда, он бормотал "здесь перестроили", "чёрт, перегородили", "придется обойти". Иногда он кидал через плечо названия улиц, которые они проходили: "Аллея Следов", "Улитка", "Канатная", "Пьяный тупик", "Бутылочное горлышко", "Чёрный колодец", "Три брошенных кинжала - осторожно, не суйтесь, здесь действительно летают кинжалы. Да, потому так и назвали, для особо тупых", "Улица шлюх - да, да, это здесь".
   - Ну вот, почти пришли.
   Пройдя по мостику через сточный канал и тут же спустившись в пропахшую кошками подворотню по скользкой от какой-то мерзости лестнице, освещённой скудным светом масляного фонаря, и пройдя еще немножко, они очутились перед небольшим одноэтажным домом, сжатым с обеих сторон. Дом был не слишком роскошным, но отнюдь не ветхим и довольно ухоженным, выкрашенным светло-серой краской. Их встретила массивная добротная дубовая дверь с медным молоточком и вывеска "Магазин Кровавая Работа". Судя по изображению, которое могло сойти за неплохую попытку нарисовать щит, меч и шлем, в магазине под столь зловещим названием продавались доспехи и оружие.
   Торговый день, конечно, уже закончился, но в доме горел свет. Ниваль не спешил стучать в дверь, а друзья его не торопили. Нелегко вот так взять и постучать в дом, где ты не был пятнадцать лет. Неизвестно, как тебя там встретят. Засунув руки в карманы, чтобы не выдать свое волнение, он прислонился плечом к деревянному наличнику и заглянул в окно. Через щель между занавесками он смог рассмотреть часть комнаты - ту, где раньше располагался прилавок. Он и сейчас там был - подкрашенный, с новой столешницей из красного бука. Только место витрин и полок с музыкальными инструментами, одеждой, недорогими украшениями, сувенирами, безделушками, книгами, посудой и прочим разномастным барахлом заняли стойки с оружием, манекены, облаченные в доспехи, тренировочные чучела, мишени и другой сопутствующий товар. Белый пушистый кот откуда ни возьмись запрыгнул на прилавок и принялся деловито вылизывать себя под хвостом, привалившись к тяжёлому дворфийскому шлему. Ниваль улыбнулся. Похож на Флиттера. Такой же белый, мордатый и наглый. Должно быть, один из его многочисленных потомков.
   Эйлин и Касавир насторожились, увидев ползущий из-за угла дрожащий свет факела и различив в вечернем гомоне улицы приближающийся топот тяжёлых сапог. А Ниваль всё стоял, прислонившись лбом к окну. Эйлин дёрнула его за рукав.
   - Эй! Чего вы тут забыли! - раздался резкий оклик.
   К ним приблизился патруль в количестве пяти человек. Сержант в потертых кожаных доспехах с эмблемой красного грифона подозрительно оглядел путников, дважды скользнув взглядом по Мыши, устроившейся на карнизе, и бесцеремонно осветил факелом лицо Ниваля.
   - В окна заглядываете? У вас есть десять секунд на то, чтобы объяснить, что вы тут делаете.
   Эйлин порадовалась, что они находятся не в Невервинтере. Там им и десяти секунд не дали бы. Невервинтерская стража вообще отличается повышенной нервозностью. Те сразу потащили бы в караулку, а там уж спрашивали, чего это тебе приспичило на ночь глядя пошататься по подворотням и не прирезал ли ты случаем того бедолагу, которого нашли мёртвым месяц назад на этом самом месте. К счастью, в Уотердипе, куда запросто приезжают торговать даже свирепые огры с ледников и где право на частную жизнь свято и незыблемо как для местных, так и для чужаков, не принято класть человека лицом в пыль лишь за то, что он ошивается у окон магазина. Во всяком случае, не сразу.
   Ниваль, однако, был не в восторге от вопросов патрульного и его тона, и посмотрел на него весьма раздражённо. За него ответил Касавир.
   - Мы пришли за доспехами. Хотели забрать в конце торгового дня, но увлеклись достопримечательностями.
   Подчеркнуто спокойный тон паладина, открытый взгляд и достоинство, с которым он держался, вызвали доверие сержанта, повидавшего немало сомнительной публики. Он ещё раз оглядел путников, отметив их неброскую одежду, полупустые потертые дорожные сумки (знал бы он, чем набиты эти скромные с виду и почти невесомые волшебные сумки!) и усталый вид.
   - Где вы остановились? - поинтересовался он.
   - Пока нигде, - ответил паладин. - Сразу с корабля сюда. Нам рекомендовали этот магазин - почти новые доспехи, хорошее качество, разумная цена. Мы не из тех, кто может позволить себе бросать деньги на ветер.
   Эйлин мысленно восхитилась Касавиром. То, как он нашелся с объяснением, немало удивило ее, она этого совсем от него не ожидала, но это были именно те слова, которые могли расположить скромного сержанта патруля.
   Честный парень понимающе улыбнулся, взглянув в глаза паладина.
   - Решили попытать счастья с Подгорье или Городе Мёртвых? Что ж, смелым воинам часто улыбается удача в нашем городе. Однако не стоит пытаться обойти всё за один день, - он усмехнулся, - у нас много интересного. Тут неподалеку есть книжная лавка, там можно купить хорошую актуальную карту и за разумную плату узнать об интересующих вас местах или нанять гида. А остановиться можете в "Тёплых кроватях" или гостинице "Нос корабля", это в двух кварталах отсюда. Там не сдерут лишнего.
   Напоследок, желая сделать путникам доброе дело, сержант поднялся на крыльцо и, проигнорировав медный молоточек, постучал в дверь кулаком. Друзья тайком обеспокоено переглянулись. За дверью послышались грузные шаги и неприветливый мужской голос.
   - Кто там ещё?
   - Милан, это я, открой. Тут твои клиенты на пороге топчутся.
   - Какие ещё, к дьяволу, клиенты!
   С этими словами дверь приоткрылась и в щель просунулась взлохмаченная физиономия человека, которого, судя по доносящимся из дома запахам и недовольному виду, оторвали от ужина. Увидев стоящих на пороге друзей, он хотел было разразиться бранью, но тут перед ним возник сияющий Ниваль. Мужчина крякнул от неожиданности, распахнув дверь.
   - Все нормально? - настороженно спросил патрульный.
   Мужчина махнул ему рукой и пробормотал, не отрывая взгляда от Ниваля.
   - Я их уже и не ждал.
  
   - Ну, ты, блин, даёшь! Предупреждать же надо, - закрыв дверь, хозяин магазинчика, коренастый мужчина с длинными тёмными, собранными в хвост волосами, живыми карими глазами, круговой бородкой и намечающимся пивным животом, с упреком уставился на друга детства, - я чуть не рухнул. Пятнадцать лет, ептыть! А он является, как ни в чём не бывало! Да еще с патрульным под ручку.
   Закончив свою гневную тираду, хозяин вдруг расплылся в улыбке и распахнул руки для объятий.
   - Красавчик...
   - А я уж думал, ты меня не узнаешь.
   - Не узнаешь тебя, как же, - проворчал Милан, обнимая Ниваля и похлопывая по спине. - Пятнадцать лет, чёрт побери! А он ухмыляется.
   Спохватившись, Милан отпихнул Ниваля и, вытерев пятерню о застиранную красную рубашку, протянул ее Эйлин.
   - Прошу прощения, - он приложился губами к милостиво поданной ему руке и покосился на довольного Ниваля. - Что за манеры. Вы уж его простите, этого тролля, что не удосужился нас представить.
   Ниваль усмехнулся.
   - А ты не изменился, все такой же медведь пещерный. Эйлин. Касавир. Милан по прозвищу Медведь. Прошу любить и жаловать.
   - Ниваль по прозвищу Златовласка, - не остался в долгу Милан.
   Ниваль поморщился.
   - Красавчик мне больше нравится. И где ты видишь Златовласку? - он, чуть склонив голову, провёл ладонью по коротко стриженным волосам.
   - Да уж, растерял ты свои романтические патлы, - Милан ласково ткнул Ниваля кулаком в лоб. - Но хорош, чертяка, хорош. По старым, значим, местам, решил пройтись.
  
   Вспомнив что-то, Эйлин огляделась.
   - У меня смутное ощущение, что кого-то тут не хватает.
   Словно в ответ, окно с треском распахнулось, и в освещенном тусклым фонарем проёме возникла Мышь - явно недовольная тем, что о ней так бесцеремонно забыли. Она прыгнула с подоконника на прилавок, уронив на пол горшок с каким-то полузасохшим цветком. Кот, ошалевший от столь наглого посягательства на свою территорию, вскочил, выгнул спину и яростно зашипел. Но Мышь, которая во-первых, не уступала ему размерами, а во-вторых, была абсолютно не в духе и не в настроении общаться, на мгновение ощерилась лезвиями и шикнула на него так, что несчастное животное так и застыло со стеклянными глазами и поднятым кверху хвостом, вцепившись когтями в новенькую буковую столешницу.
   - Как тебе не стыдно! - вскричала Эйлин и бросилась спасать пострадавшего кота.
   Она погладила его по вздыбленной шерстке и распушенному хвосту и что-то тихонько напела. Пока пришедший в себя кот, обиженно мявкая, терся мордочкой о руки Эйлин, Касавир делал внушение Мыши. Трудно сказать, устыдилась ли она своего поступка, но, во всяком случае, спорить - себе дороже. Отпущенная на волю, она фыркнула и затрусила в направлении задней части дома, откуда несся восхитительный аромат чужого ужина.
   Это заставило Милана вспомнить о своих обязанностях хозяина дома и, собственно, об ужине. Оторвав Эйлин от кота ("хватит этого пройдоху баловать!"), он потащил гостей в комнату, ногой задвинув разбитый горшок под прилавок.
   - Ты, похоже, один живешь, - заметил Ниваль, зайдя в просторную, разделенную перегородками гостиную-кухню-спальню, в которой давно не убирались.
   - Да... неделю уже холостякую. - Милан стал торопливо прибирать на столе и вокруг него. - Брина поехала с ребятами в Кабру на сбор апельсинов. Не столько ради денег, сколько ради удовольствия. Сам знаешь, как там хорошо в этот сезон. А уж какие они приедут румяные да загорелые - любо-дорого поглядеть.
   - У тебя и дети есть.
   - А как же. Двое пацанов. Двенадцать и девять лет. Старший уже меня перерос. Пойдет в следующем году к кузнецу в обучение, я уже договорился. Будет у нас в семейном деле свой кузнец. Так что, - он подмигнул Нивалю, легонько пихнув его локтем, - недолго Брина горевала, когда ты уехал. А я уж думал, между вами было что.
   - Это хорошо, что ты мальчишек к делу пристраиваешь, - ответил Ниваль, не желая развивать тему тайной воздыхательницы своего детства, нашедшей счастье с более предприимчивым другом.
   Запихав собранные с табуреток и стола вещи в большой рундук в углу, Милан кое-как протер стол и сделал неловкий жест, означающий, что их приглашают к столу.
   - Вот... Я, конечно, на гостей не рассчитывал. Но попробую что-нибудь сообразить.
   Касавир покосился на Эйлин и Ниваля. Первая была вся в эмоциях, да и её братец пребывал в необычной для себя рассеянности. Что ж, понятно, вернулся в родной дом, где не был пятнадцать лет. От них толку не жди. А между тем, оставлять хозяина одного ему не хотелось. В глазах Милана проглядывало не только удивление, но и лёгкая тревога. Их троица явно не походила на праздную компанию. Опытного воина всегда видно по жестам, манере держаться. Сымитировать её можно, а вот скрыть - не получится. Это уже заложено в рефлексах. Да ещё Мышь со своими штучками. Кто знает, не побежит ли Милан докладывать о возвращении блудного сына Дюсара тем, кому не следует об этом узнавать в первый же вечер. Его надо было успокоить, наладить контакт.
   - Я помогу, - оценив обстановку, вызвался Касавир и, сняв с плеча сумку, пошёл с хозяином к двери чёрного хода, к которому была пристроена проходная кладовка с небольшим подвалом.
  
   Пока Милан с Касавиром решали, что можно приготовить из имеющихся продуктов, чтобы было быстро и сытно, Ниваль ходил по комнате, засунув руки в карманы, а Эйлин поглядывала на него, сидя на рундуке, подложив под себя ладони. Наступив на скрипучую половицу, он улыбнулся и наступил на неё ещё раз.
   - Это твой дом, - то ли спросила, то ли констатировала Эйлин.
   Он молча кивнул. В жилой части дома почти ничего не изменилось. Те же деревянные полы, устланные, правда, новыми полосатыми половиками, белёные стены, окошко с видом на удобства в малюсеньком дворике, где в их бытность бурно рос бурьян и стояли качели, а теперь радовали глаз грядка с тыквой и артишоками, цветочная клумба и всё те же, почерневшие от времени, качели. Тот же высокий полукруглый каменный очаг с крюком для котла и опускающейся на цепях решёткой. В котелке, висящем над едва теплящимся огнём, доходит скромное холостяцкое рагу. Деревянные полки с утварью, старые, ещё отцовские рундуки с выцветшей росписью. И стол посреди комнаты тоже старый. Хороший, крепкий дубовый стол с многочисленными царапинами, надписями и подпалинами - автографами старых хозяев, к которым за эти годы добавились столь же многочисленные свидетельства присутствия новых. Ниваль наклонился и не без удовольствия обнаружил на ножке выжженную лично им корявую картинку непристойного содержания. Хороший стол, он ещё долго прослужит. Табуретки, правда, заменили. Но одна, сделанная Нивалем, осталась. Хорошая оказалась табуретка.
  
   Итогом совместного похода Милана и Касавира в кладовку стали бутерброды с копчёной рыбой, миска мелко нарезанного салата из всего, что было, заправленного придуманным на ходу соусом из яйца, взбитого с горчицей, маслом и уксусом, и картофельные дольки и кукуруза, поджаренные прямо на решетке. Плюс холостяцкое рагу, по-братски поделённое на пятерых. Ну и, конечно, к этому полагалось пиво, за которым явно довольный их визитом хозяин быстро сбегал в ближайшую таверну, прихватив для комплекта бутыль виноградной водки и апельсинового сока.
   За ужином говорил, в основном, Милан, рассказывая о своем житье-бытье и отвечая на тонкие наводящие вопросы об обстановке в городе, новостях и сплетнях. Из разговора друзья поняли, что они выбрали хорошее время, чтобы приехать. Буквально полгода назад на улицах Доков ещё шла война. Вмешательство городской стражи ограничилось тем, что район южнее Торговой Пристани оцепили баррикадами, а оставшемуся один на один с проблемой патрулю оставалось только убирать трупы да отстреливать с баррикад и крыш самых отъявленных активистов. То есть, город действовал по принципу "пожрите друг друга", и в результате, из запертых в глухом колодце крыс выжила сильнейшая. Или, скорее, хитрейшая, сумевшая не только грамотно выстроить отношения с властями в это смутное время и снискать репутацию миротворца, но и сорвать немалый куш на поставках медикаментов и продуктов, в которых остро нуждались отрезанные от города Доки. Этой крысой, на счастье, оказался их общий знакомый Тимпо - "а ты думал, кто!" Тот самый Малыш Тимпо, который в своё время дрался с Нивалем, как одержимый, и часто был бит, но по какой-то одному ему понятной причине высоко ценил эти странные отношения.
   - Он иногда тебя вспоминал. Жалел, что ты уехал. Говорил, весь город был бы вашим, если бы вы смогли договориться.
   Эйлин усмехнулась, переглянувшись с братом. Знали бы они, чем сейчас занимается их приятель Златовласка.
   Милан был уверен, что Малыш сделал для Доков много хорошего. Договорился, наконец, с меременами о разделе гавани - "Вокин знает, как ему это удалось". Благодаря ему, в очередной раз был завернут лоббируемый Гильдией Магов план очистки и застройки Города Мёртвых, который сильно бил по интересам Доков.
   - У меня две трети товара оттуда. И какой товар! А понастроят они там особняков и башен да приберут к рукам порталы - мне что, идти к ним дворы мести? Нееет, то, что принадлежит городу, должно кормить город, а не кучку высокопоставленных шарлатанов. Ваше здоровье.
   Можно было сделать вывод, что жизнь в Доках стала спокойнее. Где-то что-то, конечно, происходит, но простым людям и почти честным торговцам вроде Милана стало легче дышать - Малыш и перед стражей прикроет, и от братьев-воров защитит, и лишнего не потребует.
   Все это была очень интересная информация, но пока неясно было, насколько она полезна в их деле. Во всяком случае, то, что негласный хозяин Доков - потенциальный союзник и вменяемый человек, облегчало им жизнь.
  
   Когда с основной частью ужина было покончено, было ещё не слишком поздно, и настала пора неторопливой дружеской болтовни под стаканчик виноградной водки. Милан отошёл к очагу, чтобы собрать на тарелку оставшуюся кукурузу и затушить огонь.
   - Ну, а ты чем занимаешься, как живёшь?
   - Да так... кручусь понемногу, - неопределенно ответил Ниваль.
   - Ага, - понимающе бросил Милан через плечо и, неожиданно схватив что-то с полки, резко метнул этот предмет в Ниваля.
   Молниеносно отклонившись - не больше, чем этого требовалось, чтобы уйти от летящего предмета, - Ниваль поймал его. Это был нож. Эйлин ойкнула, а Касавир недовольно покачал головой.
   - Ну, ты... чуть даму не напугал, - Ниваль покачал нож на ребре ладони и рассмеялся, - тебе вернуть?
   - Не, я так не смогу, - со смешком ответил Милан и, вернувшись к столу, отобрал нож, с укоризной посмотрев на друга. - А вот товарищей обманывать нехорошо. Я же сразу всё понял по вашим повадкам. Деликатные поручения. Поиск людей. Частные расследования, ага?
   - Вроде того.
   - Отлично. Большего я и не хочу знать. Давайте ваши стаканы. А Касавир, я смотрю, почти совсем не пьет.
   - Угу. Не имею физической возможности, - ответствовал паладин так весомо, что тупому стало бы ясно, что у этого человека нет смысла спрашивать, уважает ли он тебя. Он поднял стакан с апельсиновым соком на уровень глаз и добавил с легким сожалением: - Хороший сок. У нас такого не найдёшь.
   Милан поперхнулся натужным смешком.
   - Хех. Занятные вы люди. И зверушка у вас забавная, - он покосился на Мышь. - А знаете что - оставайтесь-ка пока у меня. Брины еще неделю не будет. И мне веселее, и вам экономия. Это же твой бывший дом, в конце концов. А сок для Касавира я обеспечу... в любых количествах.
   - Подумаем, - пообещал Ниваль. - Но нам нужна твоя помощь.
   - Буду счастлив. Говори, что надо.
   - Для начала, расскажи, что ты знаешь об отце.
   Милан закивал.
   - А я всё ждааал, когда ты спросишь.
   - Уже спросил.
   - Угу. Навёл тут шороху твой батя. Впрочем, мне об этом мало известно, а вот вонючка Герхт рассказал бы больше. Во время войны Герхт переметнулся на сторону Тимпо и поплатился, потеряв всё по самые помидоры, прошу прощения у дамы. Но Малыш умеет быть благодарным. Он заказал у гномов лучшие протезы для ног, ну и... отвалил кучи золота всяким магам и умельцам, чтобы они сделали все, что можно. И отдал ему "Сады благодати". Там его и найдешь.
   Ниваль презрительно фыркнул. Милан прочистил горло и почесал голову.
   - В общем, тёмная какая-то история. А главное, неожиданная. Старик Симон ведь был большим человеком, но нас не забывал. Он же наш, доковский.
   Ниваль удивлённо вскинул бровь. Отец - большим человеком?
   - Ммм, - уже захмелевший Милан покачал головой, - ты и этого не знаешь. Ну, так слушай. Когда ты пропал, старик места себе не находил. И всё винил себя. Мол, плохим был отцом, недостойным. А потом стал утешаться тем, что всё к лучшему, ты создан для другой жизни, для великих дел, зачем тебе отец-неудачник. Долго он так маялся. А в один прекрасный день пришел к нам и говорит: я, мол, здесь в последний раз. Я поклялся в Храме Путеводной Звезды, что выйду в люди. Увижу я ещё сына или нет, а мне не должно быть перед ним стыдно. Это было лет пять назад - вот как вчера. На этом самом месте он сидел и пил, может, даже из того же стакана.
   Милан сделал драматическую паузу, прикрыв глаза, будто вызывая в памяти видение старика Симона со стаканом.
   - А дальше-то что? - бесстрастным голосом вывел его из задумчивости Ниваль.
   - Эх... бесчувственный ты человек. Не Златовласка ты, а катран белоглазый! Ладно, слушай. В тот год в Новом Оламне[1] устраивали Большой Фестиваль. Я туда не ездил, нет у меня времени, чтоб на всякие концерты его убивать. Но на выступление Симона мы поехали всей семьей. Да что там, всем кварталом поехали, благо пускали бесплатно - главное, место с ночи занять. Это, я вам скажу, было сильно! Старик был в таком ударе! Сама Леди Голос еле устояла. А что с народом творилось - не описать. Ептыть, я сам думал, сейчас Симон мне скажет: "Иди, подожги Храм Огмы!" - и я пойду. Он оборвал песню, когда увидел, что с людьми делается - чуть ограждение не рухнуло. А Леди Голос предложила ему место на кафедре очарования. И он поселился на вилле в Жемчужных Холмах. Три дня мы это отмечали. И правда ведь, нашёл себе дело по душе. Он же всегда любил с молодежью возиться. Студенты его боготворили. Он стал деканом и большой шишкой.
   Эйлин, слушавшая рассказ Милана, как заворожённая, бросила на Ниваля торжествующий взгляд. Вот, мол, а ты стыдился отца-барда.
   - Ты говорил, у Герхта с ним что-то было, - не желал поддаваться трогательности момента Ниваль.
   - Не знаю, что там у него было, но сам Симон пропал два месяца назад, а Герхт мне жаловался, что он к нему приходил ночью и просил пропустить его в Подгорье. Больше его никто не видел. Ты, может, не знаешь, а твои коллеги и подавно, что в "Садах благодати" есть канализационный ход в Серебряные Лабиринты. Скрыться твой батя хотел, короче говоря, да так, чтобы никто не подумал, что он живой. Ну, Герхта ты знаешь, он и сейчас такой - без приказа пукнуть боится. Но Симон его убедил, сказал, что Малыш ему сам потом спасибо скажет. Только после этого в Садах начались проблемы. Какие - не спрашивай. Он теперь от собственной тени шарахается, редко выходит и ни с кем не откровенничает. Да и гори они, эти Сады, у меня вон жена есть.
   - Паааняаатно, - протянул Ниваль, выпив водки и выхватив оливку из салата. - А что за петух папеньку в задницу клюнул, ты, конечно, не знаешь.
   - А кто ж его знает? Всё человек получил, чего хотел.
   Ниваль заинтересованно взглянул на Эйлин. По тому, как она покусывала губы, было видно, что у неё что-то на уме. Она показала глазами на Милана. Ниваль, подумав немного, кивнул - при нём можно.
   Эйлин решилась высказать свои соображения.
   - Я не знаю всего, но много слышала от других. Хммм... если представить, что все барды Фаэруна вдруг захотели бы стать государством, им не нужно было бы искать ни места для столицы, ни правительства, ни армии, ни стражи, ни источников пополнения казны, ни тайной канцелярии. Всё это был бы Новый Оламн. Это очень сложная система, и учат там многому, что выходит за рамки искусства пения и игры. Все сколько-нибудь заметные агенты и лидеры Арфистов были воспитаны там. Это что-то наподобие Ордена паладинов: вне государств и как бы вне политических интересов, хотя на самомделе... - Эйлин хлебнула сока. - Но далеко не все в восторге от того, что там происходит. Многие боятся, что скоро понятия "бард" и "арфист" станут синонимами. Лунные Струны - ещё одна организация, более склонная к нейтралитету и "чистому" искусству. В своё время, когда между Арфистами и Лунными Струнами началось соперничество, и ареной этого соперничества стал скромный гильдхолл Дома Песни, этот самый гильдхолл и стал расти и превращаться в Новый Оламн. Плюс к тому, по последним сомнительным слухам, в это заведение путем негласного попечительства успешно проникают Красные Маги. Якобы их интересуют шпионские и боевые аспекты обучения, в особенности, звуковое оружие. Подчинить потенциально мощную, но независимую от разума бардовскую магию не эфемерному вдохновению и таланту, а магическим формулам и расчётам - мечта любого амбициозного игрока. Из этого делаем вывод: стать влиятельной фигурой в Новом Оламне, не принимая ничьей поддержки и не склоняясь ни на чью сторону, очень сложно. Это под силу лишь исключительно незаурядным мозгам.
   Выслушав её, Ниваль в полном молчании побарабанил пальцами по столу и медленно налил себе ещё полстаканчика водки. Эйлин с тревогой отметила, что сбилась со счёта, сколько он их уже выпил.
   - Так. Значит, что мы имеем? С одной стороны, влиятельных политизированных арфистов, верных чистому искусству лунных струнщиков и, возможно, красных-прекрасных магов с чёрными-пречёрными планами. С другой стороны, мы имеем старика Симона - гения интриг и гиганта хитрых комбинаций. Хм. Учитывая его необыкновенную везучесть, могу предположить, что он позарез нужен и тем, и другим, и третьим, но стесняется и вообще не в голосе.
   Под хмурыми взглядами друзей, Ниваль опрокинул в себя водку, на секунду зажмурился и встряхнул головой.
   - Но знаете... всё не так плохо. Да. Я ведь думал, что единственная наша ниточка - вонючка Герхт, этот страдающий эротоманией инвалид криминальных войн, который может дать дуба, лишь увидев мою рожу. А теперь у нас есть ещё целый Новый Оламн. А теперь я предлагаю закончить этот разговор и дружно пойти спать.
   Касавир вопросительно взглянул на Ниваля:
   - Прости, что вмешиваюсь в ход твоих размышлений, но у тебя есть веские основания считать, что всё это имеет отношение к...?
   - А ты мозгами пораскинь, сложи все факты.
   - Семьдесят из ста, - согласился Касавир, подумав.
   - По мне, так все девяносто.
   Сбитый с толку хозяин часто заморгал.
   - Эээ...
   - Что, Милан? - Ниваль уставился на него сквозь пустой стакан.
   - Да ничего... у меня сегодня покер, так что я... пойду пожалуй. А может, вместе пойдем?
   Ниваль медленно помотал головой, не убирая стакана и с видимым интересом что-то там разглядывая.
   - Зря. С тобой мы бы... Ну, ладно. Тогда мы с Касавиром устроимся на чердаке, там у меня ребята живут. А тебе и твоей.. гм... даме...
   - Она моя сестра, - перебил его Ниваль.
   - Ух, ты... - Милан внимательно присмотрелся к Эйлин, - сюрприз, значит, старику Симону.
   Ниваль кивнул, поджав губы, и поставил стакан на стол.
   - Ага, сюрприз. То ли старику Симону, то ли от старика Симона.
   - А...
   - Долгая история. Потом как-нибудь. Так тебя партнеры ждут?
   - Ну, я могу и отказаться ради такого случая, ребята поймут.
   Ниваль махнул ему рукой.
   - Нет-нет, что ты, мы этого не заслуживаем. Иди, моя радость. Мы устали, сейчас спать пойдем. Иди.
   - Ага. Тогда мы с тобой на чердаке, я правильно понял? - он нерешительно посмотрел на Эйлин и Касавира, потом снова на Ниваля. - Я там перестроил немного. Но вещи твои хранятся в сундуке, я ничего не выбрасывал. Хочешь, ключ дам?
   Ниваль пожал плечами. Зачем ему старое детское барахло? Но кивнул.
   - Давай.
  
   - Что ты задумал? Я по глазам твоим вижу. Ты считаешь, нам больше нечего обсудить? - напрямик спросила Эйлин, столкнувшись с Нивалем во дворе у чердачной лестницы.
   Он поморщился и устало бросил.
   - Слушай, ничего я не задумал. У нас был трудный день. Я пьяный и спать хочу. Сейчас упаду и буду дрыхнуть без задних ног.
   - Очень на это надеюсь, - выразительно проговорила Эйлин. - А завтра будем разбираться с этим вашим Герхтом и с Новым Оламном. За ночь вряд ли что-то новое случится.
   - Конечно, - кивнул Ниваль и посмотрел на неё такими честными глазами, что, не знай она его - поверила бы.
  
   *****
  
   Было слишком светло оттого, что на кровать сквозь тонкие колыхающиеся занавески падал желтоватый свет уличного фонаря. Было слишком жарко, и пришлось раздеться и открыть окно. Ночной ветер периодически менял направление, принося с собой то морскую свежесть, то запахи переулка. Где-то трещал сверчок, что-то шуршало, скрипело, сопела Мышь за ширмой, лаяла собака, ветер перебирал деревянные прищепки на бельевой веревке. Словом, они ночевали в чужом доме, и все звуки, запахи, ощущения воспринимались острее, чем на привычном месте. Впрочем, для них, уже опытных путешественников, это было нормальное явление. Но тут Эйлин услышала кое-что, заставившее её стряхнуть с себя подступающий сон и насторожиться. Шаги сверху по лестнице. Лёгкие, неразличимые. Если бы старая лестница не скрипела, она бы и не услышала. Грузный стук, как будто кто-то прыгнул с высоты на крышу дома или сарая, и едва слышный глухой звук приземления на землю. 'Вот поганец!'
   Она привстала, опершись на локоть.
   - Касавир, ты слышал?
   - Ну? - сонно буркнул муж.
   - Что ну!
   - Ну и что?
   - Я волнуюсь. Куда он пошел?
   Касавир повернулся к ней.
   - Тебе какая разница? Он в своем городе, взрослый человек, может ходить, куда хочет.
   - Ночью что ли?
   - А хотя бы и ночью.
   - А если что случится?
   - Ты о ком говоришь? О начальнике Девятки, который ловит на лету ножи и может передвигаться в этом районе на ощупь?
   -Касавир, ну что ты, как... Почему он куда-то идёт ночью без нас?
   - Он имеет право на личную жизнь, - Касавир притянул её к себе, поцеловав плечо, - и мы, между прочим, тоже.
   Эйлин отмахнулась от него.
   - Я правда волнуюсь.
   Паладин выдохнул.
   - Хорошо, давай серьёзно. Мне тоже это не нравится. Мне много чего вообще не нравится в этой истории. Но что ты можешь сделать? Побежать за ним?
   Эйлин насупилась.
   - Я знаю, куда он пошёл.
   - Я тоже. И что, двинемся туда, не зная толком, зачем? Если он ищет отца, он найдёт его скорее, чем мы. Если он ищет развлечений, это не наше дело. Если бы он не был уверен, что справится один, позвал бы нас с собой.
  Проведя тыльной стороной ладони о её плечу, он понизил голос до интимного шепота:
  - В конце концов, если тебе так хочется о ком-то позаботиться...
   Он снова попытался обнять её, но она показала ему язык и демонстративно отвернулась. Но почувствовала, что он смотрит на неё и улыбается - бессовестно улыбается, потому, что прекрасно её знает. И, не поворачиваясь, улыбнулась в ответ и придвинулась к нему спиной, оказавшись в доле дюйма от обнажённого, по-мужски терпко пахнущего тела, отчего по коже прошла легкая волнующая щекотка. Задержала дыхание, напряглась и, выдохнув, тихонько мурлыкнула, когда, через безумно длинные пять секунд её шею обжёг поцелуй.
  ____________________________________
  
  1. Новый Оламн - знаменитое на весь Фаэрун учебное заведение бардов, расположенное в предместье Уотердипа.
  
  Глава 4
  Ностальгическая
  
   Бросив ключ на крышку сундука - не хочется сейчас ностальгировать, да и пустое это занятие - Ниваль приоткрыл чердачную дверку, мысленно обругав Милана за то, что не смазывает петли, и выскользнул на лестницу. Меча решил не брать, рассудив, что там, куда он планирует заглянуть, меч, скорее всего, попросят оставить охране. А если кто-то по пути надумает с ним связаться, для защиты ему хватит пары кинжалов, кожаного дублета с металлическими вставками и мягких, но очень прочных зачарованных перчаток с длинными наручами и вшитыми на костяшках шипами. К тому же, по специальным кармашкам на всякий случай можно рассовать пузырьки с зельями, ядовитый состав для смазывания клинков и экспериментальные тряпицы, пропитанные сонным снадобьем Сэнда.
   Он прислушался - кажется, спят - и, стараясь производить как можно меньше шума, спустился на пару ступенек. Он, конечно, не боялся, что Эйлин ему помешает, не такая она дура, но не хотел привлекать внимания к своей прогулке и лишать сестрёнку здорового ночного сна. Взглянув на крышу сортира, он ухмыльнулся. Всё то же. Над ней по прежнему висела прикреплённая к углу соседнего двухэтажного дома потрёпанная, провисшая растяжка с красиво выписанными полустёртыми буквами на разноцветных флажках. Только теперь она призывала не вступать в ряды патрулей, а вносить пожертвования на развитие сети общественных трапезных. Раньше ему нужно было подпрыгивать, чтобы добраться до неё, а теперь можно лишь привстать на цыпочки. Срезать - святое дело. Прыжок на крышу туалета, захватывающая поездка по растяжке - и вот ты уже на параллельной улице. Экономим почти минуту и получаем море удовольствия.
   Решив, что приключения подождут, - слишком уж много, неожиданно много эмоций вызвала у него встреча с родным домом, - Ниваль решил немного прогуляться, чтобы успокоиться и настроиться. Квартал Гильдии Мясников, в просторечии прозванный Обжорным тупиком. Запах домашних коптилен, который совсем не раздражал бы, если бы был ему также привычен, как обитателям этого священного уголка чревоугодия, светящиеся мутные окна забегаловок, собаки, поджидающие своих законных остатков чужого пиршества, скучающие патрульные, раздумывающие, не зайти ли им перекусить. Улица живет своей жизнью. По мере приближения к Тролльей Стене застройка становится реже, шум стихает. Здесь улица поворачивает и, резко беря под уклон, ведёт к морю. Там внизу - полоса пляжа, к которому можно спуститься по осыпающимся ступенькам старой каменной лестницы, едва заметной среди высокой травы на откосе. Когда-то, проплыв оттуда немного на юг, за городскую стену, можно было добраться по узкой насыпной косе к старой маячной башне, живописные обломки которой так никто и не решился снести, чтобы построить что-нибудь полезное. Насыпь давно перенесли, и теперь без лодки туда не доберешься. Всякие слухи ходят про это место, вроде там было в незапамятные времена совершено страшное убийство, в подвалах полно нечисти, а может, и вурдалаки водятся.
   Ниваль усмехнулся, поравнявшись с белёным глинобитным, увитым зеленью домиком, последним на этой улице, стоящим над самым морем. Давным-давно он проводил в этом домике много времени. Здесь жил старый рисовальщик и скульптор, из тех, кого называют непризнанными гениями. Был он гением или нет, но хорошо платил за позирование, порой угощал его со своего стола и вообще был забавным чудаком, хоть и ворчливым. И поорать любил. Но издаваемый им шум Ниваль обычно пропускал мимо ушей. А тот вбил себе в голову, что у мальчишки есть способности, и возомнил себя его учителем. К рисованию у Ниваля душа не очень лежала, а вот с глиной он полюбил возиться, и с удовольствием занимался этим в засаженном мальвами дворике под навесом, заменявшим мастерскую. То, что у него получалось, он сам считал полной ерундой. Ну что значит "изобрази мне весну на взморье", как её можно изобразить в глине? Вот и лепил что попало в своё удовольствие. Но мастер был очень доволен и говорил, что у него развитое пространственное мышление и оригинальная фантазия.
   Время, что он проводил здесь, можно было назвать весёлым. Мастер любил лепить и изображать Ниваля в камне. И самому Нивалю это со временем очень понравилось. Это было так интересно - менять выражение лица, принимать десятки разных поз, входя в образ, и вдруг замирать, по восторженному вскрику мастера, да так, чтобы ни одна жилка не дрожала. Разве кому-то из его приятелей-сорванцов это было под силу? Прислонившись к забору, начальник Девятки улыбался, вспоминая, как мастер обычно кричал, тряся кудрявой чёрной бородой, отчаянно жестикулировал и бегал вокруг него, заставляя принимать облик то юного божества, то мальчика с луком, то готового перевоплотиться оборотня. "За что я тебе плачу?! Тупица, не стой, как деревянный! Забудь, что ты всего лишь малолетний оболтус, у которого на уме одни шалости! Не изображай юного Теуриля, не пытайся представить себя Теурилем. Ты и есть юный Теуриль, понимаешь?! Твой отец, лорд Уотердипа погиб, и ты поднимаешь его меч - не глупую деревяшку, а настоящий тяжёлый меч. Это - твоя первая и последняя битва! Ты вдохновляешь, ты зовешь за собой, твои глаза горят, а сердце трепещет в отчаянной решимости. И зов готов сорваться с твоих уст - в тебе ведь течёт кровь героев! Разве взрослые защитники города смогут струсить, глядя на ребенка, отважно смотрящего в лицо смерти?! Да, да, вот так! Так, мой мальчик! Гениально!"
   Только став взрослым, Ниваль осознал, как полезно было то, что казалось ему тогда весёлой игрой. Его умение использовать воображение, пластичность, способность играть лицом и безупречно контролировать своё тело - не в этом ли домике они получили толчок к развитию? И, что ещё важнее, не тогда ли он начал мечтать о чём-то большем, нежели купить лодку и щёгольскую шапочку, когда изображал юных божеств, героев и мифологических персонажей? И не тогда ли он стал захаживать в публичную библиотеку, чтобы ближе узнавать тех, в кого перевоплощался?
   Статуя Теуриля была их последней совместной работой и последней попыткой мастера получить признание. Он изготовил её для оформления Сквера Героев. Он так радовался этому заказу. Получив задаток, тут же истратил его на лучший мрамор и заплатил Нивалю вперёд за позирование. Работа была долгой и нервной. Но мастер уложился точно в срок, статуя и впрямь получилась прекрасной. Он утверждал, что это благодаря его великолепному юному натурщику. Это он вдохновил его. Без него он не решился бы взяться за такую работу.
   В тот чёрный день он взгромоздил своё творение на каталку и повёз по узким извилистыми улочкам южных Доков. Ниваль, конечно, гордо вышагивал рядом в новеньком камзольчике и голубой шапочке-таблетке с перьями, лихо сидевшей на венце светлых вихров. И мальчишки суетились вокруг, крича: "Златовласка! Гляди, это же он, только остроухий! " На пересечении улицы Сетей с Рыбной площадью мастера поджидала злая судьба в виде двух торговок, не поделивших место. Одна из них оттолкнула тяжёлый передвижной лоток, полный рыбы, и он помчался прямо на процессию, подскакивая, громыхая и разбрасывая вокруг скоропортящийся товар. Люди едва успели отскочить, а вот скульптура погибла, разнесённая на осколки. Кто-то бросился подбирать рыбу. Мальчишки, конечно, развеселились, тут же придумав пинать отколотые мраморные части тела и конечности и смотреть, как они катятся вниз по улице. Ниваля тоже подзуживало присоединиться к ним, но было неудобно перед мастером, который плакал, сидя на пыльной дороге и обнимая уцелевшую голову прекрасного юного героя. Да и скульптуру было жаль, и труда. Но мальчишка есть мальчишка - долго горевать он не мог. Собрав оставшиеся осколки и вежливо предложив помощь мастеру, даже не услышавшему его, он попрощался и убежал.
  
   Ниваль сам не заметил, как ноги привели его к рассохшейся дубовой двери. В доме горел тусклый свет. Глупо, конечно, но вдруг мастер жив? Он постучал. И тут же знакомый ворчливый голос пригласил его войти. В доме, который выглядел очень уютно, залитый солнцем, сейчас было темно и мрачновато. Лишь две свечи освещали часть длинного стола с сидевшей за ним одинокой сгорбленной фигурой. Пахло немножко красками, немножко сырой глиной, немножко стружками, немножко чечевичной похлебкой, луком и перебродившим вином. Бедностью пахло. За пределами трепещущего островка света угадывались полки и ниши с очертаниями скульптур и каких-то угловатых фрагментов. Один из них стоял напротив полукруглого окошка и был хорошо виден. Голова юного Теуриля с сохранившейся частью плеча, выточенная из прекрасного, будто бы прозрачного белого мрамора, призрачно сияющего в лунном свете. Тонкая шея, застежка плаща на плече, гордо вскинутая мальчишеская головка с растрёпанными локонами, выбивающимися из-под обруча, приоткрытые в полуулыбке-полувздохе губы и глаза, в которых горел - действительно горел - огонь мальчишеского азарта, неверия в смерть и будущей вечной славы. Ниваль сглотнул неожиданный комок в горле. Неужели он был таким?
   - Кто здесь? - мастер подслеповато сощурился, глядя в сторону двери.
   Ниваль молча, не представляясь, подошёл к нему, сняв и положив на стол перчатки. Взглянул на своего бывшего учителя. Длинные волосы, жёсткая седая щетина на удлинённом лице, изборождённом глубокими морщинами, нос крючком, выцветшие влажные и, очевидно, слабо видящие глаза.
   - Я слышал, здесь живёт один из лучших рисовальщиков и скульпторов Уотердипа.
   Услышав его голос, мастер, всматриваясь в его лицо, склонил голову и слегка улыбнулся.
   - Симон? Извини, старина, глаза в последнее время подводят меня. Сядь рядом.
   Когда Ниваль сел, мастер пристально посмотрел на него и, не доверяя глазам, прикоснулся к его лбу и провел рукой по лицу.
   - О, нет... ты не Симон. Давно ты не заходил ко мне на огонёк. Чем старик может быть полезен такому важному гостю?
   Нивалю вдруг стало неловко. Действительно, зачем он пришёл в этот бедный одинокий дом?
   - Я бы... хотел... что-нибудь купить. Может быть, - он указал на мраморную голову, - вот это?
   Мастер усмехнулся, покачав головой.
   - Глупый мальчишка. Я это никогда не продам. Это лучшее, что я когда-либо создавал. Где-то на полке должен быть стакан. Не сочти за труд. Я полагаю, домашнее вино и холодный луковый пирог - это не то, к чему ты привык. Но ничего другого у меня нет, а накормить тебя надобно. Мальчишки вечно хотят есть.
   Ниваль улыбнулся сначала натянуто, но потом, вспомнив вкус детства, к которому до сих пор питал тайную любовь, оттаял. Вся неловкость улетучилась.
   - Обожаю холодный луковый пирог и домашнее вино.
   Несмотря на обильный ужин в доме Милана, Ниваль добросовестно съел предложенный пирог до последней крошки, собрав на кусочек теста весь оставшийся на тарелке лук.
   - Вкусно.
   Старый мастер хрипло рассмеялся.
   - Узнаю моего вечно голодного ученика.
   Он прикоснулся жилистой, натруженной, совсем не старческой рукой скульптора к руке Ниваля.
   - Твои руки. Они стали такими сильными. Они умели чувствовать материал, сейчас они могли бы быть руками большого мастера.
   - Ну, уж... вы мне льстите.
   - Не говори глупостей, - ворчливо ответил мастер, как будто передразнивая сам себя. - Почему ты держишь стек левой рукой, оболтус?
   - Мне так удобнее, мастер, - тихо ответил Ниваль.
   - Называй меня маэстро, а не мастер.
   - Какая разница?
   - Это между левой и правой рукой у тебя нет разницы, - язвительно пробурчал старик, - а между мастером и маэстро разница огромна. Поймешь, когда сам станешь маэстро.
   Они рассмеялись. Воспоминания, воспоминания...
   Тут Нивалю пришла в голову идея. Он поинтересовался, не набирает ли мастер учеников, объяснив, что знает одного мальчугана, который талантливо рисует и мечтает учиться на скульптора в Академии.
   - Вы могли бы дать ему несколько толковых уроков перед тем, как он попробует свои силы в Академии, если, конечно... ваше зрение.
   Старик хмыкнул и бесцеремонно ткнул Ниваля двумя пальцами в лоб. Как будто и не было этих двадцати лет, и не начальник Девятки Невервинтера сидел перед ним, а одиннадцатилетний мальчишка из Доков.
   - Балбес ты! Я не какой-нибудь лубочник. Я не так зорок, как раньше, но мои руки и чутьё мне по-прежнему верны. - Он вздохнул, виновато обведя взглядом свой бедно обставленный дом. - Только боюсь, мне не на что содержать ученика. На незатейливых надгробиях много не заработаешь, да и заказов сейчас мало.
   - Об этом не беспокойтесь, - выпалил Ниваль, сам не веря в то, что говорит это, - я возьму на себя расходы. Это будет... ммм... хорошее вложение.
   В полуслепых глазах старика загорелась надежда.
   - Правда? Ты действительно сделаешь это, ты приведешь мне ученика?
   - Да... только не завтра, а через неделю-другую. Раньше не получится.
   Мастер экспрессивно взмахнул рукой и проворчал.
   - Мальчишки... вечно вы готовы клясться всеми святыми, лишь бы от вас отстали, а на следующий день забываете, о чём была речь. И откуда вам помнить, если у вас одни шалости на уме!
   - Я не подведу, обещаю, - улыбнулся Ниваль, - но предупреждаю - он непоседа и озорник, каких мало.
   - А... можно подумать, ты был другим.
  
   На Тролльей Стене отстучали час ночи. Ниваль встал.
   - Мне пора. Я бы рад ещё посидеть, но меня, правда, ждут дела.
   Старик картинно замахал рукой, словно веля идти прочь.
   - Я не дурак, понимаю, что такому молодцу нет интереса коротать ночь со старым сумасбродом. Иди уж, а то, как бы твои дела не разбежались, путаясь в юбках.
   - До свидания. Не провожайте.
  
   Подойдя к двери, Ниваль задержался и, вытащив из поясной сумки кошелёк с серебром, взвесил его на ладони.
   - Эй! - крикнул старик. - Я, может быть, плохо вижу, но слышу отлично! Брось эти глупости!
   Он резко развернулся, быстро подошел к столу, сверкнул глазами, с видимым усилием вскинул руку с воображаемым тяжёлым мечом и подался вперёд в готовности броситься навстречу наступающим оркам. Старый мастер вздрогнул, приблизившись к нему и увидев своё ожившее творение в его напряженной фигуре, в гордом повороте головы и горящих глазах. Ниваль довольно улыбнулся потрясённому старику, положил кошелёк на стол, изысканно поклонился, прикоснувшись рукой к груди, и сказал.
   - Я задолжал вам за уроки. Маэстро.
  
   *****
  
   Быстро поднимаясь по улице, Ниваль размышлял о том, что напрасно становится таким сентиментальным и так открыто выражает свои чувства. Только этот старик, понятия не имевший, кто перед ним сидит, ничего о нём не знавший, мог так подействовать на него. Заставить его на полчаса почувствовать себя другим. Чистым, искренним. Живым. Эта прогулка была нужна ему, чтобы протрезветь и упорядочить мысли и эмоции, которые нахлынули так некстати. Но теперь он об этом почти жалел. Как, куда он такой - будто с содранной кожей? Нельзя раскисать. Его сегодня ждёт совсем другая роль.
  
   Глава 5
   Соблазны и первые крупицы информации
  
   "Сады благодати", которые Ниваль увидел, дойдя до Проспекта Дракона, отделяющего Южный район от Доков, совсем не походили на средней руки и средней паршивости заведение пятнадцатилетней давности. Это чудо он узрел ещё с другого конца улицы. Более всего оно напоминало выпуклый горбатый бок мраморно-золотистой морской рыбины с высоким острым плавниковым гребнем и тем, что издали можно было принять за переливающиеся, играющие в лунном свете чешуйки. На самом деле, это оказались подсвеченные нежно-матовыми мерцающим фонариками и отделанные мозаикой ниши и фальшивые балкончики с причудливым кованными оградками. Они были увиты зеленью и украшены скульртурами, а в нижнем ярусе в нишах были устроены питьевые фонтанчики. Каково назначение этого полета фантазии создателя, - была ли то глухая стена особняка или ограда, - оставалось загадкой. Наверху, за золотистыми витражными перепонками гребня не было видно ни крыши, ни чего-то еще. Фантастический фасад был загадкой, которую хотелось разгадать. Несомненным было лишь то, что обычной пьяной матросне вход сюда заказан. А сам вход был вполне прозаическим - скромной арочной дверкой с кованным навесом и кованной же надписью, благодаря которой Ниваль и удостоверился, что пришёл по адресу.
   Повесив на пояс перчатки, он пошёл к фонтанчику, чтобы напиться и подумать. Нынешний хозяин заведения был лет на пять старше и во времена оные жил в северной части Доков. Но им приходилось общаться, и если бы Ниваля попросили присудить премию самой паскудной душонке этого округа, его нелёгкий выбор пал бы на вонючку Герхта. И Герхт эту премию с удовольствием зацапал бы, будь то хоть пара медяков, хоть талон на дешёвый обед в общественной трапезной. При том, деньги у него всегда водились - он умел делать их буквально из воздуха. Со временем его любимым и самым верным источником дохода стала информация. О ком и о чём её собирать, кому продавать, было не принципиально. Ему нравился сам процесс превращения чьих-то секретов в звонкую монету или потенциальный актив. Главное - найти правильного покупателя, а это он умел. Ниваль не сомневался, что Малышу Тимпо было, за что благодарить его. Как не сомневался и в том, что предоставление благодати тем, кто жаждет её обрести - не единственная сфера деятельности "Садов". Что же там могло произойти, и что Герхт знает об отце? И связаны ли эти вещи между собой?
   Обследовать строение на предмет чёрного хода он не стал: он наверняка есть и наверняка хорошо охраняется. И сказаться старым приятелем хозяина вряд ли удастся. Были внимательнейшим образом рассмотрены такие варианты, как заявить с порога, что он начальник Девятки Невервинтера, поэтому пусть все падут к его ногам и расскажут всё, что знают, или ворваться, перебив охрану, поставив на уши персонал, по ходу задрав юбки десятку девиц, добраться до Герхта, вытрясти из него всё и прикончить. В конце концов, скрепя сердце, суперагент Девятки принял тяжёлое решение попытаться проникнуть в здание самым скучным путем - в качестве рядового охотника за развлечениями. А там уж можно будет что-нибудь сымпровизировать по ходу пьесы.
  
   Когда он спустился по узкой и волнующе длинной каменной лесенке, его взору предстал небольшой сумрачный холл с зеркалами, уходящий в заросли канал, лодочка и бритоголовый привратник-калимшит в полосатой хламиде разных оттенков зелёного. Последовали обмен цепкими взглядами, беглый осмотр на предмет серьёзности клиента, и смуглое лицо озарила учтивая, но не угодливая улыбка. Этот человек знал, в каком заведении работает. А заведение, видимо, знало себе цену. Сочтя достойным молодого мужчину с голодными глазами и циничной усмешкой, одетого, как преуспевающий наёмник или искатель приключений, привратник неторопливо, растягивая слова, поприветствовал его.
   - Добро пожаловать в наш оазис отдохновения. Я вижу, вы приехали издалека.
   - Там, откуда я приехал, меня не скоро забудут, - ответил Ниваль, глянув в зеркало и подмигнув своему отражению.
   По всему было видно, что, раз уж он сюда зашёл, то тратить время на пустяки не собирается. Однако привратник не спешил приглашать его. Он с лёгкой усмешкой поклонился, давая понять, что оценил шутку, и с деланным подобострастием произнёс:
   - О, я уверен, в нашей памяти вы останетесь навечно.
   Ниваль посмотрел на него с лёгким раздражением. Кто-то в этой всеми богами забытой дыре позволяет себе отвечать иронией на его меткие фразы? Но тут же снисходительно улыбнулся: понимаю, понимаю, работа такая, что поневоле станешь ироничным, в этом мы с тобой схожи. Изобразив повторный поклон, привратник добавил:
   - Всё для вашего удовольствия. Один момент, - он остановил Ниваля, двинувшегося, было, навстречу порочным развлечениям, - с вас сто пятьдесят шардов[1].
   Начальник Девятки озадаченно почесал голову.
   - Неужто память меня подводит? Когда это я успел получить удовольствий на пятнадцать львов[2]?
   - Ах, да, простите, - ещё один нижайший и исполненный раскаяния поклон. - На первом этаже у нас клуб. Что-то вроде... ммм... публичной оранжереи, куда может зайти каждый желающий. Но, вы понимаете, такие места нуждаются в поддержании и уходе. И, поскольку, вы здесь впервые...
   Мысленно помянув недобрым словом алчность вонючки Герхта, Ниваль сдержанно-вежливо поинтересовался:
   - И какие услуги я получу за добровольное пожертвование в пользу нуждающихся садоводов?
   - Напитки и лёгкие закуски на ваш вкус, отдых, эстетическое наслаждение, представление жонглёров и акробатов, которое наверняка не оставит вас равнодушным. Можно также приватно побеседовать с понравившимися вам обитателями оранжереи в отдельном кабинете - без каких-либо ограничений по времени и количеству персон. Но, скажу по секрету, - он понизил голос, хотя никакой необходимости в этом не было, - на этом этаже гостям позволительно лишь любоваться цветами, вдыхать их аромат, касаться лепестков, слушать их нежный шепот, наслаждаться их танцем...
   Ниваль, фыркнув, перебил его:
   - А если местная флора понравится мне настолько, что захочется сорвать пару бутонов?
   Привратник приподнял уголок рта, понимающе кивнув.
   - Об этом вы сможете договориться со смотрителем сада.
   - Понятно, за отдельное пожертвование. Ну, а если, - Ниваль в некотором смущении стрельнул взглядом по сторонам и изобразил сальную ухмылку, - мне окажется не так легко угодить?
   Тёмные глаза привратника хищно сверкнули.
   - О, мы любим привередливых гостей. Мы готовы выполнить любой каприз, который может быть выполнен за деньги. Только намекните - и вас проведут к хозяину наших садов. Ему вы сможете, не стесняясь, поведать о любых ваших желаниях.
   "Поведаю, не стесняясь. И пусть попробует их не выполнить". Он вопросительно вскинул брови.
   -И?
   Привратник прочистил горло и терпеливо объяснил:
   - Хм... видите ли, хозяин лично заботится о благополучии наших самых прихотливых гостей. Запросы наших уважаемых посетителей иногда бывают такими из...зысканными, что их выполнение требует определённого времени. В этом случае, вы всё подробно оговариваете, вносите задаток, а, когда необходимый вам раритет будет найден, вам дадут знать или доставят его в условленное место.
   Ниваль с улыбкой подумал, что, пожалуй, необходимый ему раритет Герхт вряд ли сможет предоставить. Его люди с этим очаровательным раритетом и в переговоры вступить не успеют, а маэстро будет завален заказами на надгробия. Но тут же одёрнул себя за глупые фантазии. Не для того он сюда пришел.
  
   Обогатив ироничного привратника на пятнадцать золотых и честно заработанные чаевые, Ниваль, наконец, был посажен в лодку и пущен в свободное плавание, получив на дорожку большой кубок с игристым вином. Настроение улучшилось. Попасть к Герхту оказалось не так уж трудно - достаточно покрутиться по заведению, пообщаться с кем-нибудь приватно, не скупясь на непристойные предложения и чаевые, привлечь к себе внимание, как к многообещающему клиенту, и дать понять, что тебя всё не устраивает и хочется чего-то из ряда вон выходящего. А уж на это у него фантазии хватит.
   Лодка сама двигалась вперёд, мягко покачиваясь под звуки нежной мелодии. Он ничему не удивлялся, попивал вино и любовался извилистым искусственным гротом, будто бы вырубленном внутри причудливого светящегося коралла, чьи округлые голубые и розовые своды, наклонные стены и бросающие вызов законам физики аркады были наполовину покрыты длинными косматыми мхами, трепещущим, как морские водоросли, со свисающими гирляндами пятнистых орхидей, похожих на морские звёзды. Кто бы мог подумать, что обычная старая канализационная ветка может так преобразиться!
   Жаль было только, что талант создателя этого архитектурного каприза, соперничающего с самой природой, сослужил службу столь неблагому делу. О чем навязчиво напоминали прекрасные девы, одетые в символические набедренные повязки из морской травы, соблазнительно танцующие в зарешёченных настоящими кораллами арочных нишах. Были здесь и юноши, и даже один мускулистый мужик, неожиданно щёлкнувший хлыстом, когда Ниваль поравнялся с ним. Тот резко дернулся, пролив вино себе на колени, и хотел было выругаться и пообещать, что непременно доберётся до него и найдёт, куда засунуть этот хлыст так, чтобы он никогда его больше не достал, но тут же устыдился своей кровожадности. Все эти девы, юноши и даже мужик смотрели на него с такой неподдельной страстью и вожделением, так пылко протягивали к нему руки, что ему почти стало неловко, что он не может удовлетворить сразу всех. Посему, он выплеснул на обалдевшего мужика остатки вина и со спокойной совестью поплыл дальше.
   Последним его потрясением была русалка, скользнувшая быстрой тенью под водой и запрыгнувшая в лодку, от чего та резко качнулась, зачерпнув с полведра воды. Русалок Ниваль, конечно, видел в гавани, когда был ребенком, но не так близко. Не зная, чего от неё ожидать, он настороженно наблюдал за ней, отгоняя опасливую мысль, что надо бы восполнить пробелы в своих знаниях об анатомии гуманоидных рас - а вдруг между людьми и мерменами все-таки возможен физический контакт, а он ни сном, ни духом? Предупрежден - вооружен. Однако, русалка просто сидела, помахивая радужно-перламутровым хвостом и с любопытством поглядывая на него из под длинных тёмно-синих ресниц, бросающих тень на бледное с зеленцой лицо. Когда канал стал мельчать и расширяться, а впереди показались ступеньки, она неожиданно чмокнула его в губы, - вкус поцелуя показался ему солёным, как морская вода, - и, хихикнув, перевалилась через борт, скользнув хвостом по его и без того мокрым коленям. Посмотрев вслед стремительно удаляющейся морской деве, он вытер губы тыльной стороной ладони и чертыхнулся. Чёрт те что, а не бордель!
  
   Когда это полное неожиданностей и - чего уж скрывать - порядком раздразнившее его путешествие закончилось, он попал в большой круглый холл, действительно напоминавший залитую серебристым лунным светом оранжерею под открытым небом. Фруктовые пальмы, тропические деревья со стелющимися по ним цветущими лианами, звенящие водопады, пруды с кувшинками и лотосами, увитые плющом и виноградом ниши и альковы с сиденьями, стилизованные то под древние развалины, то под пещеры с разбитыми лодками и расписными сундуками, то под полуобвалившиеся балкончики с иллюзией открывающейся перспективы - все это располагалось хаотично, превращая холл в подобие загадочного острова, сохранившего следы присутствия древних цивилизаций. Наверху, в просветах густых крон, мерцало бриллиантами ночное небо - тоже, скорее всего, иллюзорное. Даже сквозь расколотые мраморные плиты пола прорастала трогательная нежно-зелёная травка. И запахи, и щебет птиц, и порхающие бабочки - всё было настоящим. По саду бродили несколько скучающего вида женщин и пара мужчин, преимущественно смешанных кровей. Одежды на них было не больше, чем на танцующих в гроте, но вели они себя скромнее, чем можно было ожидать. Они оживлялись при появлении Ниваля, но никто не пытался приставать и навязывать своё общество, как в каком-нибудь паршивом притоне. Между тем, клиентов, кроме него, в холле не было, и этот факт его заинтересовал. Что в таком городе, как Уотредип, мешало наплыву посетителей в шикарный публичный дом с репутацией? Уж точно не грабительский входной сбор. В попытках узнать, что тут не так, на откровенность обслуги полагаться не приходилось. Поэтому, Ниваль решил найти болтливую или болтливого среди персонала - при правильном подходе, эта тактика самая результативная.
   Пробравшись сквозь замысловато спланированный холл, Ниваль в очередной раз за эту ночь вздрогнул, увидев между двумя арочными проходами несколько выбивающееся из общего стиля монументальное исполинское изваяние голой задастой девицы с арфой, призванное, видимо, настраивать посетителей на серьёзный лад, чтобы они, не дай бог, не залюбовались красотами и не забыли, зачем сюда пришли. Однако, под статуей, на увитых виноградом ажурных садовых качельках, отойдя от культурного и эстетического шока, он рассмотрел кое-что посимпатичнее - светловолосого молодого парня в набедренной повязке и сандалиях, с пронзительно-синими подведёнными глазами, густыми ресницами и милой родинкой над губой. "Ты ж моя радость, смотри, из штанов не выпрыгни от счастья, что тебя заметили".
   Увидев, что долгожданный посетитель с ухмылкой смотрит на него, юноша встал и с томной грацией скучающего красавчика ("так уж и быть, покажу вам, как я хорош") потянулся за виноградом. Небрежным движением кинув в рот пару ягод, он снова потянулся, демонстрируя во всей красе своё уставшее от безделья тело, и направил ухоженные стопы к изящному столику с прохладительными напитками. Ниваль, склонив голову, провожал его изучающим взглядом. "Нет, не нравишься ты мне, нежный нарцисс с персиковой кожей, коралловыми губами, гибким станом и в сползшей дальше некуда набедренной повязке, обнаруживающей много интересного. Например, потайной кармашек для чаевых. Ай-яй-яй, небось, оказываешь дополнительные услуги, подрываешь престиж заведения. Значит, ты и есть моя судьба". Ниваль решил, что от предприимчивого паренька ему будет больше пользы, чем от девицы в красном, уже уставшей посылать ему сигналы. Хотя бы потому, что её облик уж очень напоминал грандиозную даму с арфой - как будто с неё ваяли. "Чувствую, она навеки врезалась мне в память, не дай бог, приснится".
   Решив для очистки совести ещё кого-нибудь поискать, начальник Девятки наткнулся взглядом на рыжеглазого здоровяка, чей внешний вид явно намекал на присутствие в его сложном геноме демонической составляющей. Здоровяк стоял, облокотившись на обломок мраморной колонны, и, почуяв потенциального клиента, не спускал с Ниваля вожделеющих глаз. Идея оказаться с ним в кабинете Нивалю не понравилась. "Как говорит наш юный Мелрой, нетушки, - он беззастенчиво показал здоровяку язык, за что был одарён ещё более страстным взглядом, - к тебе, волосатое чудище, я спиной в трезвом уме не повернусь. Да и в нетрезвом вряд ли".
   Отказавшись от идеи искать от добра добра, Ниваль с победоносным видом домашнего кота, поймавшего птичку, двинулся к светловолосому прелестнику. Рассмотрев парня вблизи, он обнаружил, что глаза у него на самом деле разные. Один голубой, другой зелёный. Большие, глубокие и очень внимательные глаза. И он был старше, чем хотел казаться - лет двадцать ему точно было. Он был определённо интересен. Оставалось лишь досадовать на парня за то, что встретился ему в борделе, и на самого себя за то, что выбрал именно его. Но и отступать не хотелось.
   Кинув вопросительный взгляд из-под густых подкрашенных ресниц и улыбнувшись уголком рта, парень молча поднял кувшин с сангрией. Ниваль кивнул и через несколько секунд принял серебряный кубок с освежающим фруктовым вином, не отказав себе в удовольствии задержать его руку в своей, посмотрев в глаза. Незаметное движение - и пальцы начальника Девятки небрежно скользнули за набедренную повязку, опустив в зачарованный потайной карманчик три уотердипские платиновые монетки в форме солнца. Молодой человек кивнул и улыбнулся слегка виновато.
   - Это слишком много за то, что я смогу предложить уважаемому гостю в кабинете.
   - Я знаю, за что плачу, - шепнул ему на ухо Ниваль.
   Парень пожал плечами - дело ваше, в случае чего у меня ваших денег не найдут - и под завистливыми взглядами менее успешных коллег повел его в следующий зал, не забыв захватить с качелей свою лютню - Ниваль её только теперь заметил. Начальник Девятки был столь доволен собой, что не стал брать в голову предупреждающее мерцание магического перстня-амулета. В таком месте, как "Сады благодати" не может не быть магии, наверняка своей красотой и аурой очарования они наполовину обязаны обслуживающим их магам.
  
   В зале с кабинетами, более тёмном, оформленном в бордовых тонах, атмосфера была оживлённее, чем в полусонном холле. Это было похоже на досадно резкий переход от флирта к сексу. Если прогулка по потрясающему воображение гроту и расслабляющему оазису ещё оставляла иллюзию дразнящей лёгкости, непринуждённости и возможности в любой момент отказаться от дальнейших действий, получив удовольствие от общения, то здесь всё показалось Нивалю пропитанным агрессивной, подавляющей, пахнущей тяжёлыми благовониями чувственностью.
   На круглых, освещённых факелами подмостках в окружении столиков, из которых едва ли треть была занята, выступали обещанные привратником жонглёры и акробаты. Представление действительно не оставило Ниваля равнодушным. Если на выряженную в калимшанский наряд одалиски девицу-полурослика, выступавшую с удавом он ещё мог смотреть с ленивым интересом, то практически обнажённая темнокожая чондатанка с более тёмным, чем у Солы, оттенком кожи заставила его остановиться и, с предательски заколотившимся сердцем, медленно опуститься на полукруглый диванчик за свободным столиком. Под нестройные аплодисменты и пьяные крики одобрения она принуждала раскрасневшегося беловолосого полуэльфа целовать ей ноги, сплеталась с ним в недвусмысленном танце, изгибаясь чёрной пантерой в отблеске факелов, и вообще творила черт знает что. Это зрелище - безусловно, гвоздь программы, - вызвало у него смешанные чувства. Хотелось то ли провалиться сквозь землю, чтобы этого не видеть и не быть к этому причастным, то ли поубивать всех, кто на это смотрит, то ли глядеть, не отрываясь, ощущая приятную дрожь под диафрагмой и подбирающийся к горлу холодок.
  
   Нежная золотисто-коричневая кожа, идеальный изгиб спины, стекающие по пояснице струйки воды, которые хочется слизывать... Темный сосок, твердеющий от прикосновения языка... Блестящая капелька в ложбинке пупка... Такой непривычный, но неожиданно приятный сладковатый запах... Свежий рубец на голени. И несколько старых на пояснице и бедре.... Загадочные красные драконьи руны на смуглой щиколотке...
   Не нравится? Неужели вот так не нравится? Нравится же, я чувствую...
  
   Очнувшись, Ниваль, почувствовал, что чуть не потерял контроль над собой. Он разжал непроизвольно стиснутые до боли кулаки и, мысленно обозвав себя слюнтяем, облизнул пересохшие губы и тремя большими судорожными глотками осушил свой кубок. И раздраженно подтолкнул своего провожатого, который уже успел устроиться рядом, ненавязчиво массируя затылок поглаживая за ухом.
   - Вы такой напряжённый, - обиженно проворковал парень.
   - Ничего, сейчас расслаблюсь, - буркнул он в ответ, - пошли.
   Служитель, дежуривший у входа в выбранный Нивалем чёрный кабинет, с поклоном спросил его, что подать.
   - Печень дикой леукротты, тушёную в молоке чёрного единорога. Нет? А я думал, у вас приличное заведение. Тогда мне воды, а ему на усмотрение.
  
   *****
  
   Чёрный кабинет оказался круглой комнаткой в конце короткого узкого коридора, отделённого от зала не очень плотной занавеской. По периметру - диван, обитый пупырчатой кожей какого-то зверя. Посередине - круглый столик с фруктами и напитками и небольшой пятачок для танцев. Тёмные стены, потолок, имитирующий ночное небо, приглушённый свет дымящихся прозрачных, матово-фиолетовых бра. По меркам этого заведения, вполне аскетичная обстановка.
   Как только Ниваль плюхнулся на широкий диван, на котором можно было полулежать, опершись на спинку, он первым делом потянулся к графину с водой и стал жадно пить, проливая на подбородок и шею. При этом он недобро поглядывал на своего визави, устроившегося с лютней, поджав ноги. И у него была причина злиться. Через минуту после того, как он, приклеенный к диванчику у подмостков, выхлебал, не чувствуя вкуса, всё своё вино, настроение у него резко упало. Если бы он не засмотрелся на темнокожую танцовщицу и не потерял бдительности, то никогда не стал бы его пить. Этот бездельник пытался опоить его зельем феналопы - сильнейшим афродизиаком, имеющим к тому же лёгкий психотропный эффект. Того, что он подействует, можно было не опасаться - специально тренированный организм Ниваля умел справляться с такими вещами. Но чувство жажды было обеспечено надолго.
   Парень, однако, не обращал внимания на его мрачный взгляд. Загадочно улыбался, склонив голову и нежно перебирая струны. Бард заглядывал в тёмно-голубые, наливающиеся тяжестью глаза Ниваля, и длинные красивые пальцы словно не скользили по медным струнам лютни, а задевали чувствительные, звенящие ниточки его души. И бесформенная, безликая импровизация, ловя его настроение, его спрятанные эмоции, его неосознаваемую внутреннюю музыку, наполнялась свежими оттенками, лирическими пассажами и приглушенными обертонами, превращаясь в волшебную мелодию его грёз. Он вязнул, тонул, растворялся в ней - и не хотел сопротивляться.
  
   *****
  
   Вечно-тёплое ласковое море. Вечно-зелёная полоса бамбуков и финиковых пальм. Вечно-чистый пепельно-белый теплый, струящийся песок. Песчинка к песчинке. Песчинка к песчинке. На них можно смотреть бесконечно. Вечно. Как и на это море. На это вечно-ясное небо. И вечно-вечно-весеннее солнце. Вечное блаженство. Вечный рай.
   - А пива в этом раю не дают? Или какого-нибудь нектара? Но хорошо бы со вкусом пива.
   Ниваль перевернулся со спины на живот и узрел между бамбуками скалу с янтарным пенистым водопадиком.
   Ошарашенный, он сел и похлопал себя по плечам, бёдрам, животу. Он ощущал своё тело, и это было тело взрослого мужчины. Никаких других признаков, по которым можно было бы судить о том, что он собой представляет - глуп он или умён, безграмотен или образован, утончён или неотёсан, подл или благороден, каковы его опыт, взгляды, принципы, цели и увлечения - не было. Он не находил их внутри себя. Сколько-нибудь содержательными воспоминаниями он тоже не мог похвастаться. Этот рай был его жизненным пространством, а искрящийся на солнце и бурлящий пеной водопад - единственным пока желанием, которое можно было легко удовлетворить, встав и пройдя несколько десятков шагов. Что он и сделал.
   - Уотердипское, - блаженно выдохнул он, набрав живительной золотистой влаги из маленького хрустального прудика под водопадом и хлебнув из сложенных лодочкой ладоней. - Уотердипское... Уотердип.
   Уотердип. Маленькая оранжевая искорка сверкнула на его руке - это был серебряный перстень изящной работы с крупным янтарем. Блеснул и погас. Что-то мелькнуло и в его сознании, связанное со словом Уотердип и с этим перстнем. Пронеслось и тут же утонуло в потоке нахлынувших на него новых сладостных ощущений.
  
   - Ты не чужой здесь, ты наш, а мы твои, - пели ему бамбуки.
   - Я - твоя жизнь, - бархатно ворковало море.
   - Я - твоя кровь, - шипела пена водопада.
   - Я - твои мечты, - безмолвно внушало бесконечное небо.
  
   И он верил им. Верил больше, чем самому себе, потому что самого себя он даже не знал. Потому что они - это он. Вечный, девственно-чистый мир, который весь - его. Который его прошлое, настоящее и будущее. Он не может существовать без него. Он счастлив им и сам поит его этим счастьем.
   И Ниваль смеялся, как ребенок, и бегал по пляжу, вздымая тучи песка, а потом, захотев разнообразия, играл сам с собою в мяч - да, здесь для него нашелся и мяч, и отличный мяч, какого у него никогда не было. А что было? Где, когда? Он не мог этого вспомнить. Потом он купался до посинения, потом валялся на песке, раскинув руки и ноги, и снова бегал.
   А потом ему это вдруг наскучило и снова захотелось что-то придумать, и он запустил руки в сырой песок в полосе прибоя, с упоением ощущая его влажную прохладу, щекочущую кончики пальцев и ладони. И в его руках смесь морской воды и песка стала превращаться в материал, из которого можно было сделать что-то интересное и необычное. Он попытался снять перстень, под который набивался песок, но не смог, он словно сросся с ним. Пришлось смириться и почаще ополаскивать руку. Вскоре вдоль кромки изумрудно-синей воды выстроилась армия причудливых фигурок.
   Ниваль, склонив голову, с любопытством разглядывал своё последнее творение. Лютня? Нет. Чаша? Он поморщился. Часы? Вряд ли. Цветок. Дерево. Девушка. Девушка? Он отполз на четвереньках назад и, высунув кончик языка, посмотрел на странную кособокую фигурку с расстояния. Девушка. Он закусил губу и прищурился. Девушка. Он упал на живот, перевернулся на спину, задрав голову, на бок, посмотрел на неё со всех ракурсов. Девушка!
   А потом он подумал, как здорово было бы оказаться в этом месте... не одному. А с каким-нибудь таким человеком, с которым можно без опаски делиться радостью пребывания здесь. Подперев голову рукой, он взглянул на песочное изваяние. Вот с этой девушкой. И, как уже бывало, его мимолетная мысль воплотилась в сотканную на его глазах из мокрого песка зыбкую полупрозрачную фигурку миниатюрной рыжей девушки. Рыжей была она вся - тело, лицо, вздыбленные волосы. Лишь красные песчинки плясали веснушками на её лице, да в глазах горел красный огонёк. Она подмигнула ему, и песчинки стали пересыпаться на её подвижном лице. И вся она была какая-то подвижная, сыпучая, ускользающая. Но настоящая. У него дух захватило от сознания, что она настоящая. Живая.
  
   - Живая. Я живая. Я твоя. Нам будет весело. Нам будет хорошо.
  
   - Иди ко мне, - сорвалось с губ, и Ниваль почему-то смущённо улыбнулся.
   Вдруг камень вспыхнул на его пальце, а набежавшая волна коснулась её ног, и рыжая песочная девушка как-то неестественно изогнулась, будто споткнувшись или наступив на острый камень.
   - Нет, нет, не надо. Иди ко мне!
   Ему вдруг стало страшно. Он почувствовал, что если она сейчас исчезнет, ему станет очень плохо. Ему будет плохо и холодно без неё в этом мире, теплом, как парное молоко и нежном, как песни его детства. Он рванулся к ней, но в тот момент, когда его рука коснулась зыбкого тела, её пронзила обжигающая боль. Он вскрикнул, отдёрнул руку и, отшатнувшись, упал на колени. Камень загорелся, серебро накалилось, и нестерпимый оранжевый жар пополз вверх по его руке к горлу, к груди, заставляя сердце отчаянно рваться в горячей ловушке. В ушах зашумело, райская реальность стала ускользать. Он вспомнил. Это подарок. Её подарок.
   - Эйлин, - сдавленно выдохнул он и повалился на песок.
  
   - Красивая вещь, спасибо. Ты знаешь мою слабость к простому изыску.
   - Не такая уж она простая, - Эйлин хитро улыбнулась. - Это, можно сказать, плод нашего коллективного разума - моего, Лео и Алданона.
   Ниваль стал придирчиво рассматривать изящный серебряный перстень с ниточкой меди, вьющейся вокруг крупного тёмно-оранжевого янтаря, прозрачного, как капля меда, с неровными багровыми крапинками внутри. Такие камни с интересными дефектами ему нравились, хотя драгоценностями он особо не увлекался. Красивое сочетание - холодный блеск серебра и тёплая, ласкающая глубина янтаря.
   - Ваш коллективный разум - это страшная сила. Боюсь даже надевать.
   Эйлин рассмеялась, взяв у него перстень, надела ему на безымянный палец левой руки и повернула венчик с камнем. Камень заиграл в свете вечерних ламп, а металл слегка потеплел.
   - Это он на меня так реагирует, - пояснила Эйлин, - сканирует пространство на расстоянии броска огненного шара и по степени защиты от магии приравнивается к комплекту зачарованных доспехов.
   - Ого. Дорогая игрушка.
   - Все для любимого брата. От магии разрушения и изменения защищает хорошо, от иллюзий и очарований похуже. Но я с ним немножко поколдовала на магическом столе, а Лео впаял кусочек струны от моей лютни - видишь, как красиво получилось, - она любовно провела кончиком ногтя по тонкому перекрученному медному узору вокруг камня, явно гордая своей выдумкой и исполнением. - Недаром гномы слывут лучшими ювелирами, у них это наследственное. А потом пришел Алданон, посмотрел, что мы делаем, и предложил до кучи капнуть на камень каплю моей крови и прогнать через какую-то трубу из арсенала Лео. Он забавный старик. Его иногда посещают оригинальные идеи.
   - Сумасшедшая. Слава богам, старый дуралей чего похуже не придумал. Ты поменьше якшайся с этими гениями недорезанными.
   - А почему нет? Если в амулете уже есть частичка моей магии, почему бы и крови не капнуть, раз говорят, что она непростая. Красиво же получилось. Посмотри, как она глубоко проникла. Это так волнующе - капля моей крови, застывшая в камне.
   - Да уж, - передёрнул плечами Ниваль.
   Эйлин поджала губы и сухо проговорила:
   - Не знаю, будет ли от этого толк, но функциям это не повредило, мы проверяли.
   - Нет, нет, я ценю, - Ниваль взглянул на неё с некоторой опаской, - просто... неожиданно.
  
   Он лежал щекой на песке и смотрел на руку с перстнем. Тёплое свечение янтаря приковывало взгляд и пробуждало в нём настоящие, живые, а не навязанные воспоминания. Он почувствовал, как его кто-то обнимает за плечи, дует в макушку, но, перевернувшись, никого не увидел.
   - Кто здесь?
   - Я здесь, чтобы тебе помочь.
   - Я тебя не вижу.
   - А это необязательно. Я рядом. Возьми мою руку. Пойдем со мной.
   Он почувствовал тепло прикосновения к своей руке, на которой мерцал магический перстень. Нельзя было определить, чья рука коснулась его - мужская, женская, детская, большая или маленькая.
   Ниваль совсем запутался. Чему верить? Этому заботливому голосу и тёплому, но какому-то нереальному прикосновению, или реальным, видимым и осязаемым горячим песчинкам, просыпающимся меж его пальцев, солнцу, греющему его спину, морю, приветливо перемигивающемуся с ним солнечными бликами на волнах и зовущему к себе? Верить им или тому, кто хочет увести его отсюда, из этого вечного рая?
  
   - Поверь нам, - шелестели песчинки.
   - Поверь мне, - дышало жаром солнце.
   - Поверь мне, - раскатисто вторили им волны.
   - Поверь нам, - пели стволы прибрежных бамбуков.
   - Поверь...
   - Поверь...
   - Поверь! - неслось со всех сторон.
  
   От этого сладкого шёпота у Ниваля закружилась голова и стали слипаться глаза. Он очень устал за этот день. Захотелось упасть на песок, отправиться в мир грёз, раствориться в этом раю, дышащем теплом и негой. Погрузиться в забвение, где так хорошо. Где животворящая влага сама льётся в рот, где не нужно заботиться о хлебе насущном. Где можно целыми днями купаться в море и валяться на пляже. Где не нужно притворяться и играть - разве только для собственного удовольствия. Где можно быть самим собой. И где однажды он встретит девушку... Не ту, рыжую, от неё одни проблемы, а другую...
   Девушку с бронзовой кожей, длинными ногами, сильными руками лучницы, непослушным чёрным завитком на лбу и светло-карими волчьими глазами...
   - Задай вопрос! - резкий чужой голос разбудил его, досадным диссонансом врезавшись в стройный ласково-приторный шепот. - Задай мне вопрос!
   - Как-кой... вопрос, - Ниваль привстав, помотав головой.
   Сердце выскакивало из груди, а сонная слабость с трудом покидала тело.
   - Как-кой... к черту...
   - Задай вопрос! Любой, на который знаешь ответ только ты!
   - Вопрос...
   Все ещё тяжело дыша, Ниваль попытался встать, но не смог, рухнув на колени.
   - Чёрт. Откуда мне знать... Да иди ты! - он отчаянно махнул рукой, пытаясь отогнать непрошенное наваждение.
  
   - Поверь...
   - Поверь...
   - Поверь...
  
   - Сам иди ты! В следующий раз не буду выручать! Спрашивай, говорю, пока не оставило тут тебя.
   - Ты ещё и оно?
   - Твою мать, давай мы тут ещё половой дискриминацией займемся! Короче, объясняю, это такая игра. Задаёшь вопрос - получаешь ответ и выигрываешь главный приз.
   - А...
  
   - Поверь...
   - Поверь...
   - Поверь...
  
   - Спрашивай, идиот, пока тебе мозги не отскоблили с песочком!
   - Ну...
   - Ты поприличнее вопрос задавай, я на всякую хрень отвечать не буду!
   - Ты прямо мысли читаешь... Ладно, куда я спрятал самогон? - выпалил Ниваль.
   Самогон... трактирщик Ламар... лавка... отец... трёпка... извилистая грунтовая тропа... пляж... Уотердип... самогон... Дункан... Утонувшая Фляга... Эйлин... Эйлин! Снова самогон... кабинет в Девятке... Образы нанизывались один на другой, взрываясь в сознании яркими лоскутами картин и обрывками чувств.
   - Так и знало, что фигню спросит. Никуда ты его не прятал. Поставил на видное место, потому что этим придуркам в голову не придёт, что он на видном месте стоит. Убедился? Вспомнил, кто ты есть и зачем живешь? Впрочем... кажется, такие вопросы тебе задавать ещё рано. Вставай, пока не поздно.
   - Стой, - Ниваль, ничего не понимая, помотал головой. - Ты кто?
   - Можешь считать меня коллективным разумом. Подробнее лень объяснять, да и не поймёшь.
   Невидимая рука бесцеремонно подхватила его за предплечье и помогла встать. Распрямившись, он увидел, что краски сказочного мира вокруг него начинают блекнуть, и мир превращается в старую, тусклую, неумело намалёванную декорацию. Даже бездонное голубое небо оказалось куском сучковатой фанеры, раскрашенной неровными мазками. Только песок остался песком. А воздух сгустился и приобрел застоявшийся запах нафталина, как в старом сундуке.
   - И что теперь? - пробормотал он, прокашлявшись.
   - А вот тут самое сложное. Ты видишь нарисованную преграду. Но на самом деле её нет. Стукни по стене.
   Ниваль выкинул вперед руку, ожидая наткнуться на деревянную стену с нарисованным морем и небом, но с холодком в груди ощутил, как рука проваливается в пустоту.
   Он сделал шаг вперёд и увидел перед собой ту же картинку, отодвинувшуюся ровно на шаг. Ему стало совсем не по себе. Душный ящик, который не сломать, потому что у него нет стен!
   - Ага. Так и будешь идти, пока не упадёшь. Или задохнёшься.
   - Как же мне быть?
   Невидимая рука опустилась на его плечо и похлопала его.
   - Меня слушать. Ты - это не ты. Это та часть твоего сознания, которая оказалась уязвимой к очарованию и иллюзии барда. Причём, на мой взгляд, - Ниваль кожей почувствовал, как его окидывают скептическим взглядом, - не самая разумная. Но это даже к лучшему. Всё остальное в отключке, а твоё тело лежит с блаженной улыбкой идиота в кабинете борделя.
   Ниваль хихикнул, тем самым подтвердив мнение Коллективного Разума о себе.
   - Я помогло тебе сломать иллюзию, но это же может и убить тебя, если ты не выберешься из нее. То есть, физически ты не погибнешь, бард выведет тебя из твоего теперешнего состояния, но вот эта, - ещё один скептический взгляд, - не самая разумная, но необходимая, базовая часть твоего сознания, будет утрачена. А с этим шутки плохи. Впрочем, если есть, кому вытирать тебе слюни и выносить горшки - проблема снимается.
   Ниваль сжал кулаки и насупился:
   - Слушай, ты, разум, я не посмотрю, что ты коллективный! Мне было хорошо, пока не пришёл ты! А сейчас мне плохо, и я хочу отсюда свалить. Хватит воду в ступе толочь, говори, как мне выбраться!
   - Задача такова. Перед тобой стена. То есть, ты смотришь на неё, и тебе кажется, что она есть. Но ты знаешь и чувствуешь, что её нет. Теперь ты должен забыть о том, что её нет, и ощутить, что она есть, несмотря на то, что её нет.
   Ниваль бросил уничтожающий взгляд туда, где примерно должен был находиться "коллективный разум"
   - И кто бы мне ещё объяснил, что ты сейчас сказало.
   - Короче, - слегка раздраженно буркнул голос. - Разбегайся и бей плечом. Или замахивайся кулаком. Как тебе удобнее. Главное - поверить, что перед тобой преграда, которую нужно сломать. Работа мышц должна быть свободной, а поза естественной. То есть, в момент "икс" ты должен отрешиться от того факта, что стены нет. Ты должен, как бы это сказать, вызвать в сознании образ и передать этот импульс... Эй, ты куда?!
   Пока голос разглагольствовал, Ниваль, отерев со лба выступивший пот, покачался взад-вперёд на полусогнутых ногах, разбежался и, не группируясь, с надсадным вскриком влупился со всего маху в пространство. Очень естественно получилось. По инерции он пролетел несколько десятков футов и грузно плюхнулся, пропахав песок. Послышался треск. Иллюзорная картинка исказилась, будто нарисованная на тонких изломанных досках.
   - Ну, ты даёшь, - потрясённо промолвил голос.
   - Задачка для малолеток, - буркнул Ниваль, отплевавшись от песка.
   - Молодец, - в голосе послышались уважительные нотки. - Дурака учить - только портить. Давай ещё. Пару раз - и поддастся.
  
   *****
  
   Когда условная стена окончательно пала под его несокрушимым напором, Ниваль задохнулся потоком свежего воздуха, пахнущего фруктами и благовониями, и с рёвом упал на парня с лютней. Парень резко вскрикнул, инструмент, обиженно взвизгнув, выскользнул из его рук. Мгновенно сориентировавшись, Ниваль вцепился барду в горло и прошипел ему в лицо.
   - Ах, ты, сволочь.
   Служитель, услышав шум, глянул сквозь занавеску, но не увидел там ничего подозрительного. Созданная бардом хитроумная внешняя иллюзия продолжала работать.
   - Что... я...- парень пытался глотать ртом воздух, тараща глаза и едва шевеля побелевшими губами на побагровевшем от удушья лице.
   Лишь когда он захрипел, Ниваль отпустил горло, но намертво прижал его спинке дивана. Парень закашлялся, сделал несколько судорожных хриплых вдохов и наткнулся на свирепый взгляд побелевших глаз. Выражение лица мужчины не оставляло никаких надеж на снисхождение.
   - Вы... вы... я... я не хотел... я же просто... мне тренироваться, - залепетал парень.
   - А теперь я на тебе тренироваться буду, - прошипел Ниваль. - Ты у меня сейчас за всех шлюх города отработаешь!
   - Я кричать буду, - попытался было угрожать парень.
   Зря он это сделал, потому что в ответ у его горла мгновенно оказался выдернутый из голенища кинжал.
   - А за насилие в местах...
   - Я знаю! - прорычал Ниваль, нажимая лезвием на тонкую кожу, - что полагается за насилие в местах культурного назначения. Но, во-первых, тебя это не воскресит. А во-вторых, если уж я смог выбраться из твоей иллюзии, меня и ваша охрана не остановит, - сблефовал он.
   Парень поверил. Еще как поверил. Из его иллюзии ещё никто по своей воле не выходил.
   - Я... не хотел плохого, - пискнул он. - Отпустите. Пожалуйста! Я всё расскажу. Вы увидите, я не виноват! Я просто хочу выиграть в состязании. Большой Фестиваль...
   Отпустив его с таким видом, словно выбрасывает в пруд лягушку, Ниваль сел напротив, отправив кинжал в ножны. Взял со стола графин с водой и отпил несколько больших глотков.
   - Как тебя зовут? - хмуро спросил он.
   - Квист.
   - Квист. Значит, ты решил превратить бордель в полигон, да заодно и денег подзаработать? Позволь догадаться. Все твои клиенты становятся постоянными, так? Ты подсыпаешь им в вино наркотик, потом обрабатываешь своей магией в кабинете и подсаживаешь на свои иллюзии, пробуя на них разные воздействия, затрагивающие всё более сложные слои личности. Ну, ты и урод! Но талантливый.
   Парень виновато развёл руками и тут же помотал головой.
   - В вино я ничего не подсыпаю. Клубу нужно раскручивать клиентов по максимуму, вот они и...
   Ниваль покачал головой.
   - Ты, мерзавец, хоть понимаешь, ЧТО ты делаешь? Ты у человека под наркотой в мозгах копаешься, откуда ты знаешь, сможешь ли ты контролировать последствия!
   Парень неожиданно самодовольно усмехнулся, но, встретившись с режущим, как клинок, взглядом, сник.
   - Я очень силен в таких вещах, - упрямо пробубнил он. - Вам еще повезло, что... что...
   - Придурок ты! - в сердцах бросил Ниваль. - Что ты теперь будешь делать с людьми, которые стали твоими овечками?
   Рот барда скривился в лёгкой усмешке. Нехорошей показалась Нивалю эта усмешка.
   - Есть у меня одна идея.
   - Ясно, - Ниваль понимающе кивнул и медленно протянул: - Большой Фестиваль. Хочешь отнять лавры у того, кто когда-то выиграл его честно и с тех пор не был превзойдён.
   Он внимательно посмотрел в глаза Квиста. И вдруг увидел в них страх.
   - Вы же... вы не хотите сказать, что вы... Профессор старше, выше ростом... и борода. Если только... - бард судорожно сглотнул, вжавшись в спинку дивана: - Боги! Вы выследили меня! Вы пришли за мной! Профессор, я-ааа... я всё объясню!
   Ниваль, наконец, поняв, к чему он так путано клонит, ухмыльнулся. Да, он действительно похож на отца, и юнцу могла прийти в голову мысль, что он немного изменил внешность с помощью магии.
   - Нет, я не профессор. Я гораздо хуже и опаснее, - заверил он. - Меня тебе действительно стоит бояться. С кем ты связан?
   Квист отчаянно помотал головой.
   - Я простой студент. Меня эта кухня не интересует.
   - Ой ли, - Ниваль прищурился, - а ты не из арфистов ли будешь? Уж больно методы у тебя убийственные, это в их стиле.
   Вторичное мотание головой и бегающий взгляд.
   - Нет. Мне поступило несколько предложений. Я их ещё рассматриваю. Не хочется допустить ошибку.
   Ниваль усмехнулся.
   - Ясно. Карьера - дело святое. Но в средствах нужно иногда разбираться. А то ведь лошадка и понести может. Вот сейчас ты убедился, что не всегда можешь контролировать ситуацию, - Ниваль кинул взгляд на амулет. Он снова потух, но ещё не остыл, согревая его руку. - Потому, что на твою волю нашлась более властная воля, на твою силу нашлась более грубая сила, а на твоё мастерство - более изощрённое, недоступное тебе искусство. И это ещё далеко не всё, на что оно способно.
   "Спасибо тебе, сестрёнка..."
   - Я это понял уже, понял, - тихо промолвил парень, морщась от боли и разглядывая свои дрожащие руки со следами ожогов. - Я только не понимаю, как... как вы могли сломать мою блокировку?
   - Что?
   Парень поднял голову.
   - Незадолго до того, как вы проснулись, я вдруг стал брать фальшивые ноты. А потом пальцы свела судорога. И так страшно стало... В голове что-то зашипело: "Не тронь. Моё. Урою". А потом...
   Он показал рукой на валяющуюся на полу лютню. Концы лопнувших струн были оплавлены.
   - И тут вы кинулись на меня. Вот смотрите, - он показал Нивалю кончики своих пальцев, с запекшейся уже кровью, кое-где с лопнувшей почерневшей кожей, - а у меня даже вылечиться сил нет. Теперь, наверное, долго играть не смогу.
   Осознав вдруг, что его мечта выступить на Большом Фестивале под угрозой, парень посмотрел на Ниваля молящим взглядом побитой собаки. У такого опытного, хорошо подготовленного и оснащенного наёмника наверняка есть волшебное снадобье. Пока драгоценные минуты не прошли, можно вылечить без следа, а потом волшебство уже не поможет, и придется ждать заживления несколько дней. Но Ниваль был непреклонен.
   - Это тебе наука. Ты молод и, видимо, не без таланта. У тебя таких фестивалей ещё много впереди. Когда-нибудь ты добьёшься победы. Честной, настоящей. И почувствуешь, как это приятно.
   Медленно поджав колени и опустив голову на скрещенные руки, парень стал тихо всхлипывать. Ниваль вздохнул и досадливо поджал губы. Что делать с плачущей девушкой, он уже знал. Но как реагировать на плачущего парня, не имел ни малейшего понятия. Поэтому, взял с блюда апельсин и принялся лениво ковырять шкурку ногтем.
   - Вы жестокий, - наконец, буркнул Квист, глядя на него исподлобья и вытирая глаза.
   - Я справедливый, - отрезал Ниваль и вытащил из карманчика раствор. - Надо обеззаразить. Утром к лекарю иди. А лучше всего, сейчас.
   - Сейчас не могу. Я на работе. Забьюсь куда-нибудь в угол, отсижусь до утра и уйду. А что мне тут ещё делать? Я же не собираюсь, в самом деле...
   Он попытался окинуть Ниваля презрительным взглядом, но тут же сморщился в кислой мине. Боль в пальцах стала усиливаться.
   - А я не жалею ни о чем! - вдруг вскинулся он. - Так вам всем и надо, пидарасам! Думаете, раз морда смазливая, то на все готов... Ну, давай, попробуй!
   Парень дерзко посмотрел ему в лицо. Красные глаза были сухими. И в них читалась злость и обречённая решимость защищать себя до последнего. На носу повисла капелька, а уголок красивых губ дёргался то ли от нервов, то ли от боли в сжатых в кулаки пальцах.
   Ниваль приподнял брови. Ах, вот оно что. Неуловимый мститель. Накипело, видать, у парнишки.
   В его памяти всплыли образы, которые он предпочёл бы никогда не вспоминать, и в его с юности загаженной душе шевельнулось что-то вроде сочувствия к парню. Да и то сказать, это со стороны беда барда выглядела не стоящей выеденного яйца, а переживания надуманными. А сам себе парень сейчас казался раненной птицей, которая готова сделать отчаянный рывок к свободе, и которую Нивалю непременно сломает, если возжелает отомстить. Кто знает, что этому сопливому идиоту взбредёт в голову от отчаяния. Ещё в пору службы в оруженосцах ему однажды выпало счастье откачивать одного маменькиного сынка, наглотавшегося дряни - больше работать ангелом не хочется. И скандалы ему тут не нужны.
  
   Когда он со вздохом положил апельсин на стол и поднял руку, парень дёрнулся и потянулся за тяжёлым графином, но Ниваль, перехватив его запястье, откинул клапан нагрудного кармашка и достал пакетик с порошком.
   - Ты, конечно, гад порядочный. Но изобретательный.
   Держа руки Квиста в своих, он наблюдал, как порошок искрится и шипит, уничтожая следы ожогов на пальцах музыканта. Сколько раз ему предстоит ещё обжигать свои крылья и опалять душу в борьбе за восторги толпы и признание сильных мира сего. Главное, чтобы огонь его тщеславия не выжег её совсем, превратив в потухший каменный уголек.
   - Обещай мне, что исправишь то, что сделал.
   - Попробую, - парень, уже забыв свое горе, лукаво улыбнулся и сверкнул глазами.
   Ниваль усмехнулся. Вот и делай вам добрые дела.
   - Учти, Симона Дюсара ты всё равно не переплюнешь.
   - Да, - Квист мечтательно закатил глаза, - он непревзойдённый мастер. Великий, можно сказать.
   Ниваль вздохнул. Вот уже второй человек говорит об его отце в превосходной степени. А он прожил с ним почти шестнадцать лет и понятия не имел, что папа такой хороший. Иногда вблизи яркая картина, написанная крупными экспрессивными мазками, выглядит полной белибердой.
   - Но теперь, - продолжал Квист, - он хотя бы не будет называть меня ленивым паразитом.
   - Дурак ты, - буркнул Ниваль. - А твой профессор слишком добр к хитрожопым охламонам вроде тебя.
   - А вы правда его родственник? - осторожно спросил Квист, заглядывая в глаза.
   - Не твоё дело, - отрезал Ниваль.
   - Понятно, - ответил бард тоном, не оставляющим сомнений, что свои выводы он уже сделал. - А это, - он указал на безжизненную лютню, - что это было? Мне, как профессионалу, интересно.
   Ниваль испытующе посмотрел на парня. А ведь удачно получилось, что он искал информатора в борделе, а нашёл человека из Нового Оламна. Хитрого, амбициозного, с оригинальным чувством справедливости. Пусть он незнаком со всей подноготной, связанной с отцом, но наверняка может многое рассказать. И наверняка темнит, говоря, что мало знает о тамошних интригах. Только вот некогда сейчас с ним говорить, Герхт его ждет, не дождется. А Эйлин могла бы побеседовать с ним очень даже продуктивно.
   - Это? Это волшебство зовут Эйлин Фарлонг, - Ниваль подмигнул ему, - знаешь такую?
   - А кто же её не знает! - загорелся парень. - Легенда в наших кругах. Сама Леди Голос спит и видит её заполучить. Говорят, в бою у неё вырастают огненные крылья, а рыжие волосы превращаются в змей, удушающих врага.
   - Очень может быть, - не стал разубеждать его Ниваль, дивясь фантазии сочинителей героических баллад, кропающих свои вирши о войне и смерти, сидя где-нибудь за липким столом паршивой таверны. Но без них жизнь и история, пожалуй, были бы намного прозаичнее и скучнее.
   Он сел поближе и заговорщицки понизил голос.
   - Ты тайны хранить умеешь?
   - Ну... это смотря, сколько заплатят.
   "Вот гаденыш!"
   - А сколько бы тебе ни заплатили, в могилу заберёшь. - Тихий вкрадчивый голос, свинцовый взгляд, судорожное сглатывание. - Поэтому, о том, что Эйлин Фарлонг в Уотердипе, лучше пока помалкивай.
   - Она здесь? - возбужденно прошептал Квист.
   Он молча кивнул.
   - Замолвишь за меня словечко?
   Ниваль усмехнулся.
   - Если хочешь с ней поболтать и быть полезным, - с нажимом сказал он, - она живёт в Южных Доках, в магазине "Кровавая Работа". Пароль... хм... Златовласка. Понял?
   Парень с готовностью кивнул.
   - Понял. Так я прямо отсюда и пойду.
   - Нет. Отсюда - не надо. Выспись сначала, а днём или вечером и приходи. Ночью не приходи ни в коем случае, только если будет что-то важное.
   - А ты здесь тоже по делу?
   - Ну, не так чтобы... но от хорошей работёнки не откажусь, если подвернётся, - Ниваль окинул его насмешливым взглядом: - А ты думал, я на твои красивые глаза купился?
   - Вообще-то, именно так и думал, - невозмутимо ответил парень, мельком взглянув на него и отведя взгляд, - я же такие вещи чувствую.
   - Чувствую, - передразнил его Ниваль и смущенно пробормотал: - Мал ты ещё... против меня...
   На губах парня заиграла легкая понимающая усмешка, но, встретившись взглядом с Нивалем, он тут же поспешил её спрятать и скромно опустить глазки, поковыривая пальцем прожжённую на диване дырочку. А я что, я ничего.
   - Милое у вас заведение, - нарочито рассеянно сказал Ниваль, - только вот не ожидал, что клиентов так мало.
   Квист о чём-то задумался, почёсывая голову и поглядывая на него. И, наконец, спросил:
   - Тебя интересует история с пропадающими клиентами?
   Ниваль, обнаружив, что графин с водой пуст, стал большими глотками втягивать в себя сок. Напившись, утёр рот и спросил:
   - А что, она правда интересная?
   Квист немного помолчал и как-то пришибленно произнёс:
   - Ты ведь никому из Академии не скажешь, что видел меня тут? И Симону Дюсару не скажешь? Если они узнают, это будет конец.
   - Угу, конец, - спокойно кивнул Ниваль и заинтересованно склонил голову.
   Квист понимающе вздохнул:
   - Ну, ладно. Наверное, это дело как раз для тебя. Некоторые люди, посещавшие заведение, бесследно исчезли вскоре после визита. Они были не из тех, чья пропажа вызвала бы шум в городе. В общем, и отбросами их не назовёшь. Так... уроды всякие, их тут много трётся.
   - Ты хорошо осведомлён. Причастен? - быстро спросил Ниваль.
   Юноша замотал головой.
   - Нет. Правда... хоть пытай меня, я ничего об этом не знаю.
   - Думаешь, что совпадение?
   - Да ничего я не думаю. Думают пусть хозяева.
   Ниваль почесал переносицу и покивал своим мыслям.
   - Ну, а ты-то парень любопытный и сообразительный, - он прищурился. - Неужели, не было соблазна сунуть нос в это дело? Я бы сунул непременно.
   Острый, изучающий взгляд Квиста не утаился от внимания Ниваля, но юноша тут же сморгнул, изобразив добродушную улыбочку, и беспечно бросил:
   - А что я? Простой мальчик из борделя. Доставляю удовольствие не слишком щепетильным клиентам. Тебе не со мной надо говорить.
   "Простой мальчик из борделя... Ох, не сносить тебе головы, если узнают, чем ты тут занимаешься".
   - А с кем?
   Парень поднял глаза к потолку, как бы раздумывая.
   - Давай, давай, рожай, я тебе хорошо заплатил, между прочим.
   - А инструмент поломанный! - стал нагло качать права Квист. - Знаешь, сколько стоят волшебные струны? И неизвестно ещё, зазвучит ли она. А физический и моральный ущерб! Я чуть не умер от страха.
   Ниваль внимательно оглядел его.
   - Что-то я не вижу на тебе следов физического ущерба. Ничего, - он лучезарно улыбнулся, демонстрируя белые зубы - море обаяния и океан добродушия, - сделаем, если надо. Для ровного счета.
   - Ладно, ладно, - Квист распахнул во всю ширь свои бездонные сине-зелёные глаза - 'вы что, дяденька, шуток не понимаете?' - С Чёрной Орхидеей поговори, если сможешь. Девочка, одна из любимиц хозяина.
   "Чёрная? Неужели та, что танцевала". Видение тёмного, гибкого, ласкаемого дрожащим светом факелов силуэта возникло перед глазами, мгновенно вытеснив все другие мысли и вызвав сухость во рту и слабость в ногах.
   - Кто она? - хрипло спросил он и прочистил горло.
   - Да не та, что тебе понравилась, - Квист посмотрел на него с сальной улыбкой, - хотя и она... хороша. Правда?
   - Убить тебя, что ли?
   Бард нахально хохотнул.
   - А Чёрная Орхидея, она... не слишком молоденькая и, на мой вкус, не очень симпатичная. Заказывают её редко и только через хозяина. Не знаю, чего в ней такого особенного.
   - Значит, что-то есть, - вполголоса произнёс Ниваль, уставившись в стену и находясь мыслями явно не здесь.
   - Она редко выходит в зал. Хочешь, покажу, если увижу?
   - Давай, - согласился Ниваль.
  
   Они подошли к выходу из коридора.
   - Здесь, - пробормотал Квист, отодвинув занавеску и оглядев зал. - Вон она, в углу, сидит спиной. В чёрном блио.
   Ниваль, стоявший сзади, подался вперёд, машинально надавив на плечо Квиста. Тот быстро обернулся.
   - Эй!
   - Чего? - начальник Девятки удивленно посмотрел на злобно ощерившееся лицо барда.
   - Только попробуй ко мне пристать! - прошипел Квист.
   - Да нужен ты мне больно, - досадливо отмахнулся Ниваль. - Пусти, я посмотрю.
   Женщина, на которую указывал Квист, сидела за угловой стойкой, где хозяйничал виночерпий, и болтала с ним, попивая из кубка. Со спины трудно было судить об её возрасте и привлекательности. Она сидела вполоборота к стойке, опираясь на неё одной рукой, и хорошо сшитое атласное блио с красными вставками на рукавах демонстрировало изящную, но без лишних выпуклостей, линию изогнутой спины и бёдер. Платье не скрывало стройной, на вид худощавой фигуры. Возможно, впечатление худобы создавали чёрный цвет и облегающий силуэт. Собранные в низкий хвост волнистые каштановые волосы под обручем, тонкие длинные запястья, очевидно, довольно высокий рост. Вот и всё, что он мог отметить в ней. И ещё, когда он глядел на неё, его посетило дежа вю. Какое-то забытое воспоминание крылось в её манере крутить ножку кубка, ставя его на стойку, и часто поправлять волосы. И главное, что бросилось ему в глаза - она совсем не походила на обычную проститутку. Начиная с одежды и простой прически, и заканчивая отсутствием какой-либо заинтересованности в том, что происходит в зале. Как будто она зашла в таверну выпить и поболтать со знакомыми, а не сидит в борделе в ожидании, когда на неё положит глаз клиент.
   Интересно. Интригующе. Заманчиво. Возбуждающе? Может быть, пока не разобрался.
   В воображении отчётливо нарисовалась коварная отвесная стена. Которую он должен взять - без страховки и без понятия, что его ждёт на вершине. Мелькнувшая на периферии сознания мысль, что он тупой идиот, и лучше бы подумал о том, как будет вести с ней разговор, и стоит ли вообще это делать, упорхнула, испугавшись зверского оскала его разбуженного мужского эго.
   - К ней лучше не подходи, - удержал его Квист, почувствовав, как он напрягся и подался вперед. - Нет смысла. Она тебя не отошьёт, но поймёт, что ты здесь новенький, и пытаешься снять её. Тогда можешь не рассчитывать на неё, хоть озолоти. Договариваться надо с хозяином. И боги тебе в помощь, если ты на это решишься.
   - И откуда ты всё знаешь?
   - Я наблюдательный.
  
   Они вернулись в кабинет. Квист, печально вздыхая, поднял лютню.
   - Эх. Хорошая была.
   - Дай-ка посмотреть.
   Оглядев инструмент, Ниваль, помимо почерневших обрывков струн, заметил несколько оплавленных полос на лаке.
   - Она сама целая. Лаком покроешь - и всё. Я когда-то такие помогал ремонтировать.
   - Легко сказать, - заныл парень. - Это же лак волшебный нужно, струны. Где я до фестиваля столько заработаю? Да и ремонтированный инструмент - это уже не то, что оригинальный.
   - Ты меня брось окучивать, я тебе не ссудная касса, и, тем более, не помешавшийся на твоих глазках меценат. Что-то я сомневаюсь, что ты тут имел меньше, чем тридцать золотых за ночь, - он, сощурившись, оглядел стройное тело, прикрытое бесстыдно сползшей набедренной повязкой, - с твоими-то данными. Да ещё заведение тебе что-то приплачивало за то, что имело гарантированный входной сбор с каждого из твоих постоянных клиентов. А где ты можешь заработать больше и проявить свои лучшие качества, я тебе уже сказал. Пусть тебе... хех... Эйлин Фарлонг ремонт оплачивает, - зловеще добавил он.
   Воцарилось долгое обиженное молчание.
   - Злые вы. А как я буду работать до конца ночи без лютни? - наконец, укоризненно вопросил парень. - И вообще, меня без штрафа не отпустят. Вот если бы ты заплатил и поднялся со мной наверх...
   - Сейчас! Я в борделе могу и поинтереснее время провести. Задом верти поменьше - глядишь, и доживёшь до утра.
   Взглянув на набычившегося парня, Ниваль вздохнул.
   - Ладно, сейчас сделаю тебе особый напиток.
   Пооткрывав и понюхав графины и бутыли, выставленные на столике, Ниваль плеснул в стакан немного гранатового сока, вина, на полпальца виноградной водки и вылил туда пахнущее дёгтем зелье из коричневого флакончика.
   - Выпей и беги к смотрителю зала демонстрировать свой нездоровый бледно-зелёный цвет лица. Если стошнит ему на штаны - совсем хорошо. Сомневаюсь, что тебя ещё захотят здесь видеть.
   - Это не опасно? - Квист подозрительно принюхался и поморщился.
   - Нет, через пятнадцать минут будешь снова радовать всех своим нежным румянцем. У тебя, кстати, глаза размазались. Но ты не вытирай. Так оно эффектнее будет.
   Злобно зыркнув на него, Квист опрокинул в себя адский коктейль и широкими шагами - и куда делась ленивая грация юного прелестника? - вышел из кабинета.
   После его ухода Ниваль постоял немного, улыбаясь самому себе. Он был доволен собой. Все вышло не так, как он задумывал, а ещё лучше. Нашёл неплохого информатора. Узнал, чем можно прижать Герхта. Подойдя к выходу, он двумя руками пригладил волосы, провёл языком по зубам и принюхался к себе, наморщив нос. Не так плохо, хотя могло быть и лучше.
   - Я иду к тебе, - тихо пропел он, отдёргивая занавеску.
  
  _____________________________________________
  
  1. Серебряная монета уотердипской чеканки.
  2. Золотая монета кормирской чеканки с изображением льва, имеет хождение по всему Фаэруну.
  
  Глава 6
  На следующий день
  
   День на исходе августа наступает рано. Нетерпеливый рассвет, не устающий отыгрываться за обидно длинные зимние ночи и весенние туманы, появляется из-за холмов, касается серо-голубых ночных стен, даря им первозданную белизну, восторженно замирает на радужных витражах башен и храмов и спешит дальше, роняя отблески наступающего утра на мокрую после полива брусчатку и черепичные крыши богатых кварталов, пробегая по горбатым рядам тесно сгрудившихся деревянных кровель и чердаков портового района и по-хозяйски заглядывая в сонные окна. Он бежит в гавань - поблуждать в лесу поскрипывающих, покачивающихся тёмных мачт, опутанных паутиной такелажа, рассыпаться яркими бликами на разноцветных стёклах судовых фонарей, медных колоколах и оковках снастей и, наконец, блаженно разлиться розовым золотом до обжитой чайками скальной гряды Дипуотча, защищающего глубоководную гавань.
   Да, даже с чердачной лестницы частного дома в переулке Доков можно было в полной мере оценить свежую красоту утреннего портового города. Сущие мелочи омрачали столь приятное начало нового дня: истеричный галдеж наглых жирных городских чаек, запах разносимого ими мусора со свалок, выросших за ночь между заборами, и отсутствие Ниваля. Хмуро посовещавшись, Эйлин и Касавир договорились не бросаться пока на его поиски. Вспоминая вечерний разговор с хозяином дома, они догадались, куда он мог пойти, и решили, что в седьмом часу утра ещё рано поднимать тревогу. Оба не допускали мысли, что он мог предпринять что-то серьёзное, не сообщив, где его искать. Не таков начальник Девятки. Не сообщил - значит, не хотел. Ну, и флаг ему в руки. На том и порешили.
   Кроме того, на это утро было запланировано небольшое, но важное финансовое дело. Эйлин не стала везти в Уотердип много золота - нет смысла делать это, когда не знаешь, на месяц едешь или на год. Но у неё имелся довольно внушительный резерв в виде счёта в одной хитрой амнской конторе и кредитные письма на имя Уотердипского менялы. На амнские счета они с Нивалем переводили доходы от найденного на Севере изумрудного рудника. При всей своей преданности лорду и интересам Невервинтера, начальник Девятки посчитал ниже своего достоинства делиться с родной казной доходами от собственности, находящейся за пределами страны и доставшейся им потом и кровью. Ему пришлось особенно тяжко, когда их преследовала обосновавшаяся в шахте пещерная гидра. Чуть не умер от отвращения. И после этого отчитываться за каждый добытый камешек, сдавать их казне по убийственной цене, да ещё уплачивать налог с прибыли от продажи излишков? Пф! С полчаса подумав и переговорив кое с кем, он нашёл способ развести мытарей лорда Нашера и изумрудно-аметистовый поток с новоиспечённого рудника "Семь Счастливых Форелей" так, чтобы у них не было шансов встретиться.
   Впрочем, до реальных доходов на первых порах было далеко, и возникло даже желание бросить всё к чёртовой бабушке. Пришлось вложить немало средств в восстановление взорванной центральной штольни. Вкладывала их, собственно, Эйлин. Потому что, как популярно объяснил ей Ниваль, идея взорвать шахту вместе с гидрой принадлежала ей. Это во-первых. А во-вторых, у неё есть чёртова куча необналоженных денег ("Не смотри на меня круглыми глазами, работа у меня такая - всё знать!"), а у него такой кучи нет, потому что у начальника Девятки нет замков, крепостей и угодий, начальнику Девятки не платят аренду полторы сотни крестьянских дворов, начальник Девятки получает вовсе не такое огромное жалование, как думают озабоченные социальной справедливостью налогоплательщики, а взятки он, как известно, берёт исключительно румяными отроками.
   Ясен пень, это Сэнд доложил ему про драконью сокровищницу с горы Галадрим. Эйлин не обиделась. Чего обижаться, если у брата такая работа. В игре в кошки-мышки она частенько ему проигрывала и проигрывает до сих пор. Да и Сэнда грех упрекать за преданность начальнику Девятки. Нетрудно догадаться, какие рычаги влияния имелись у Ниваля на незадачливого мага, который в своё время рассчитывал стать заметной фигурой во вражеском Лускане, но натворил там таких дел, что почёл за благо сбежать в Невервинтер - прямо в нежные объятия недремлющего братишкиного ведомства. Другой вопрос, где была её голова, когда она соглашалась принять в свою команду остроухого, сосватанного Нивалем. Но это дело прошлое. Общая война и нелёгкая победа, путешествие по Северу, связавшее их узами доверия и своеобразной дружбы, расставили всё по своим местам.
   Так что, пришлось раскошелиться на обустройство рудника. Дворфы клана Айронфист подрядились его отстраивать, охранять и работать вахтовым методом в шахте и гранильном цеху. С переправкой бригад и вывозом камней проблем не было - после успешных переговоров Уэндерснейвены создали сквозной портал через свои планы, которым можно было пользоваться за небольшую пошлину. Через полгода расходы были отбиты, и рудник заработал в плюс, а Ниваль, заделавшийся "консультантом по юридическим вопросам", сожрал свои пятьдесят процентов и не подавился.
   Словом, начать этот день Эйлин решила с попытки получить немного из денег, заработанных на продаже камней, чтобы выяснить, насколько это легко. В Фаэруне полно чудес, но, к сожалению, окорока здесь не растут на деревьях, доспехи и оружие не валяются на дорогах, ценную информацию редко можно получить за "спасибо" и хорошего зелья из одной лебеды не сваришь, будь ты хоть сам себе алхимик. Конечно, она не сомневалась, что, если судьба надолго задержит их в чужих краях, они всегда смогут заработать, имея в команде паладина, воина, барда, мага-алхимика и колдунью. Этот путь пополнения кошельков был предпочтительнее, ибо тунеядство и надежда, что добрая Эйлин что-нибудь придумает - непростительные грехи. Но нужно было убедиться, что, в случае чего, золотой амнский резерв будет ей доступен.
   Милан, вернувшийся ночью, успевший выспаться, бодрый и весёлый после удачной игры, заверил их, что в дни Рыбного Рынка портовые менялы начинают работать очень рано, а сегодня как раз и есть такой день.
  
   Зная направление, найти Рыбный Рынок не составляло труда. Стражник на грифоне, отпугивающий чаек над припортовой площадью, шум, в котором угадывались то музыка, то громогласные выкрики рыночных зазывал, а по мере приближения, и запах свежевыловленной рыбы, служили безошибочными ориентирами. Они не пожалели, что, послушавшись совета Милана, не стали завтракать дома. На знаменитом Уотердипском Рыбном Рынке, куда стекаются серьёзные покупатели и просто любопытствующие со всего южного и западного Фаэруна, есть и на что посмотреть, и чем удовлетворить разыгравшийся аппетит. Здесь было интересно всё - и загадочная, понятная лишь узкому кругу пантомима оптовых аукционеров, и полные страсти драмы и трагедии, разыгрываемые торговцами и опытными покупателями, и опасный аттракцион по разделке рыбы, демонстрируемый здоровенным полуорком с голым торсом, вооружённым двумя тяжёлыми ножами, которые он быстро крутил в руках и подкидывал, ловя в ножны на поясе, после чего на столе оставались две полоски нашинкованного рыбного филе и суповой набор из каких-то морских гадов. А потом это всё ловко отправлялось на огонь, и, едва успев опомниться и захлопнуть открытый в изумлении рот, покупатель получал миску ароматной похлёбки и две шпажки подкопчёного филе, политого апельсиновым соусом. Короче говоря, по необъятному рынку они бродили больше часа, пробуя рыбу и разные деликатесы, глазея на ледяные прилавки с морскими чудесами и на жонглёров, веселящих публику и собирающих монетки. Чуть не забыли, зачем пришли.
   Меняла, расположившийся в лёгком шатре между сувенирной лавкой и пивным ларьком, оказался лысым старикашкой в феске, с лицом, похожим на мочёную грушу, круглыми совиными глазами и вредным нравом. Он долго ворчал, призывая на их головы гнев всех богов за то, что они отрывают его от дел, сетовал, что каждую секунду по их милости теряет крупную сделку, обзывал погубителями и без-ножа-зарезателями. Пока, наконец, Касавир, не очень интересовавшийся денежным вопросом, но уставший терпеть его гнусавое брюзжание, не взял у озадаченной Эйлин бумагу и не сунул дедуле под нос, прогремев сакраментальное: "Не будете ли вы так любезны?"
   Сцапав документ, дедок внимательно прочёл его несколько раз и принялся рассматривать на свет, переворачивать туда сюда, словно надеясь прочитать между строк, что подателю сего он ничего не должен и может смело выставить его вон из своей конторы. Не выдержав, Эйлин язвительно заметила, что его миллионные сделки, должно быть, окончательно потеряли надежду осуществиться. Вздохнув и отсчитав требуемую сумму в уотердипском серебре, старичок подобрел, смирившись с потерей, и, воспрянув духом, предложил им купить оптовую партию сушёных птериготовых клешней - "это все шурин, чтоб его морские черти покусали, разоряет меня, зараза, чуяло мое сердце, не надо было на ней жениться..." Мало что поняв из причитаний старика по поводу шурина и сложной семейной ситуации, в которой каким-то загадочным образом оказались замешаны сушёные птериготовые клешни, они решительно отказались от оптовой партии, но согласились купить кулёк на пробу. Оказалось вкусно. Особенно, с пивом, которое, несмотря на ранний час, бойко продавалось в соседнем ларьке. Презрев этикет, Эйлин уселась на удачно оказавшуюся поблизости бочку и, щурясь на солнце, с удовольствием выпила кружечку превосходного уотердипского пива и схрумкала полкулька клешней. Утро у неё было определённо замечательным. А Касавир, махнув рукой на её неподобающее поведение, улыбался, слушая её болтовню. Ему в этот момент жизнь тоже казалась необыкновенно прекрасной.
   Закончив свои дела на рынке (и купив у счастливого менялы еще немного полюбившегося деликатеса), они решили не возвращаться домой. Слишком хорошим было настроение, и хотелось какой-то деятельности, пусть даже и не очень полезной для общего дела. Если Ниваль уже вернулся, то лучше дать ему отоспаться. Строить какие-то планы, не поговорив с ним и не получив вестей от Сэнда, смысла не было. Поэтому, изучив купленную на рынке подробную карту, они решили просто прогуляться по району, избегая отдаленных жилых кварталов. Но в небольшом зелёном уголке, отмеченном на карте, как Площадь Философа, их ждал сюрприз. На зажатом между тремя улицами газоне, украшенном скульптурами разнообразных мыслителей, то тут, то там толпились пёстрые группы людей и нелюдей, о чём-то оживленно споривших. Проходя мимо одной из них, наиболее многочисленной и шумной, сгрудившейся возле бронзовой фигуры гнома, сидящего на камне в тяжких раздумьях, они услышали в наступившей на миг тишине знакомый ядовито-насмешливый голос. Ошибиться было невозможно. Переглянувшись, они взялись за руки и нырнули в толпу.
  
   *****
  
   Центром внимания толпы действительно оказался Сэнд, непринуждённо ведущий серьёзную и, видимо, чрезвычайно важную для судеб мира дискуссию об эсхатологических мифах и автономной и гетерономной этике, напирая на недопустимость идеалистической веры в имманентное познание. Заводилой среди оппонентов был маленький круглый старичок в потрёпанной мантии, с окладистой бородой и жидким венчиком всклокоченных волос вокруг лысой макушки. Что за вопрос был на повестке дня, осталось загадкой, как Эйлин ни вслушивалась в произносимые слова. Она поняла лишь, что убедить друг друга здесь никто не пытался. Главное - продержаться как можно дольше, выводя философскую беседу на всё более высокие уровни. Судя по выкрикам, доносившимся с разных уголков площади, переход на личности не только не возбранялся, но всячески приветствовался охочей до сенсаций учёной публикой.
   Её заинтриговала новая уотердипская одежда Сэнда - укороченная мантия цвета индиго с серой отделкой, на которой была вышита эмблема в виде ворона с посохом, летящего в серебристо-звёздном ореоле. Стройный черноволосый лунный эльф, не отличавшийся богатырским сложением, выглядел более чем достойно в подогнанной по фигуре приталенной мантии, перетянутой простым кожаным поясом с серебряной пряжкой. Такие неброские, но удобные и хорошо зачарованные одежды обычно носят те, кто состоят в гильдиях и организациях. Это было так непохоже на Сэнда, который после Лускана презирал саму идею связывать себя с какими-либо сообществами.
   Касавира преображённый внешний вид эльфа нисколько не заинтересовал, хотя и он обратил внимание на эмблему. Сэнд же, заметив возвышавшуюся над толпой паладинскую голову, подозвал его нервным жестом и, не прекращая болтовни, сунул ему пару свёрнутых трубочкой листов. Не дав возможности что-либо спросить, он быстро повернулся к слушателям, продолжая терпеливо объяснять, почему теория его уважаемого коллеги - эклектический бред и извращённое насилие над его тонким, чувствительным мозгом.
   Выбравшись из толпы, они развернули бумаги. Это оказался адресованный Нивалю отчёт о беседе с Магистром Гильдии Магов леди Тиннуарэ. Читать они не стали: и место было неподходящее, и написано было архаическими эльфийскими рунами - на ходу такое не осилишь.
   - Совсем чокнулся, ещё бы орочьей клинописью нацарапал. Тут часа на три работы, - тихо проворчала Эйлин.
   - Я разберусь, - заверил её Касавир.
   Однако оказалось, что Сэнд сделал это не только развлечения ради. Когда кто-то из проходящих случайно посмотрел на листок в руках Касавира, даже брошенного вскользь чужого взгляда хватило, чтобы каллиграфически начертанные магические руны расплылись и сложились в совершенно пустяковый буквенный текст. Древняя письменность и язык эльфов сами по себе волшебны, поэтому на эльфийском записаны многие широко используемые свитки, заклинания, песни, молитвы и формулы для нанесения на предметы. Но навыки зачарования писем и "двойного разговора" способны освоить немногие люди, тогда как любой овладевший грамотой эльф уже является специалистом в этом деле. Это одна из причин того, что, говоря о наиболее эффективной тайной службе или организации, имеют в виду ту, на которую работают эльфы.
   Вместо секретного отчета, их взору явились неприхотливые, но трогательно искренние стишки:
   Я твоя молния, ты моя тучка.
   Я твой кактус, ты - колючка.
   Ты моя змейка, я твой глазик.
   Ты моё золото, я твой алмазик...
   И так далее, на сколько Сэнду хватило фантазии и скромности.
   Кто вдохновил его на создание этого иронического шедевра, гадать не приходилось. Живая иллюстрация, магнетически красивая, как всегда, элегантная - и сердитая, как орочья жена - подпирала постамент соседней статуи, катая в руке огненный шарик. Казалось, от её взгляда сейчас сбегутся тучи, грянет гром и ударит молния - аккурат в центр толпы, где разглагольствовал её ненаглядный. Подойдя и оглядевшись, Эйлин с тревогой спросила:
   - А где Мел?
   Погасив шарик, Кара раздражённо передёрнула плечами.
   - Сейчас, наверное, недалеко от Поющей Рощи. - И язвительно добавила: - А мы тут делаем вид, что работаем.
   Сэнд как раз насмешливо вопрошал своего визави, где тот был последние двести лет. Усмотрев в этом намёк на эльфийское расовое превосходство, старичок воодушевился, и публика радостно заволновалась в предвкушении скандала. Но ловко ввёрнутая Сэндом шутка о философствующем драконе-рационалисте, который, сыграв на противоречиях, убедительно доказал, что драконов в природе быть не может, разрядила обстановку. Народ одобрительно загудел и зааплодировал.
   - Что вы тут делаете и куда дели мальчика? - вторично задал вопрос Касавир, когда они отошли подальше от шумной толпы. - Что случилось?
   Глаза Кары недобро сверкнули.
   - Да в том-то и дело, что мы в этом городе уже больше двенадцати часов, а ничего не случилось! Так я и дома могла сидеть и ничего не делать! - выпалила она.
   Выплеснув наболевшее, она метнула злобный взгляд в сторону Сэнда:
   - Перед вами новоиспеченный Главный Алхимик Гильдии Магов Уотердипа, страдающий от очередного приступа острого словесного поноса!
   - А зачем вы здесь?
   Кара закатила глаза.
   - По делу! Сэнд сказал, что тот полоумный старикашка ушёл на покой из Гильдии и теперь постоянно ошивается в этом оазисе для идиотов. Он что-то знает о деятельности Красных Магов в городе. Но его проще убить, чем что-то из него вытянуть!
   Эйлин и Касавир переглянулись.
   - У Сэнда есть основания считать, что Красные Маги Тэя причастны к нашему делу? - спросил Касавир, бросив цепкий взгляд на Кару.
   - Видимо, так. Сэнд на пустые слова не купился бы. Все говорят, что они пытаются вставлять Гильдии палки в колеса и прибирают к рукам всё, что можно. Но их невозможно напрямую связать ни с одним инцидентом и неизвестно, где их искать. Ведь наша цель - задать им перцу?
   - Нууу... - неопределённо протянула Эйлин, - интересы Невервинтера ограничиваются поимкой и наказанием виновных в контрабанде и гибели стражников. Но в Девятке считают, что силы, причастные к этому убийству, несут более серьёзную угрозу.
   - Так и скажи, что так считает Ниваль, - сухо сказал Касавир. - И я с ним согласен. Только вот логики в его действиях я не вижу.
   - Касавир, - Эйлин недовольно поморщилась, - давай хотя бы дождёмся его с новостями.
   - Сомневаюсь, что его новости прольют свет на это дело, - пробормотал паладин и вздохнул в ответ на умоляющий взгляд Эйлин. - Ну, да ладно, не о нём речь. - Он обратился к Каре: - Так что с Мелроем?
   - Его отправили в Поющую Рощу за травками, чтоб без дела не сидел и под ногами не путался.
   Заметив беспокойство на их лицах, она пояснила:
   - Да не волнуйтесь, это не очень далеко и, говорят, не опасно. С ним ещё двое учеников. Ему же лес - дом родной. Ножи он, между прочим, классно метает. И магии у друидов учился.
  
   Поинтересовавшись, как это Сэнд умудрился так быстро сделать карьеру в Гильдии Магов, они узнали, что место было вакантным, и его взяли без испытаний и рекомендаций, благодаря счастливому стечению обстоятельств. Был конец рабочего дня, старшие маги разошлись. Но когда троица находилась в алхимическом магазине Гильдии, в лаборатории рядом вдруг вспыхнул пожар.
   Кара состроила презрительную гримасу и монотонно процедила:
   - Под руководством опытного мага-алхимика нам удалось эвакуировать персонал, локализовать пожар и спасти от взрыва лабораторию, магазин, и всю Гильдию. - Он прыснула. - Этим олухам просто повезло, что мы зашли на огонёк.
   - Ну вот, а ты говоришь, ничего не случилось, - Эйлин лукаво улыбнулась, - и ни ты, ни Мел к этому пожару абсолютно не причастны, да?
   - Лично я тут ни при чём, все вопросы к Мелу, - кисло бросила колдунья. Было похоже, что она уязвлена, причём, вовсе не подозрениями, а тем, что в компании нашёлся кто-то не менее изобретательный, чем она.
   - Мда. Из парня будет толк, - мрачно констатировал Касавир.
   - Не было счастья, да несчастье помогло, - возразила Эйлин.
   - Да пошли бы они все в задницу, эти гильдейские! - раздраженно бросила Кара. - Ненавижу этих дипломированных надутых индюков и глупых гусынь ... так и хочется им всем показать, кто тут умеет колдовать по-настоящему.
   Что-то буркнув и сердито поджав губы, она стряхнула под ноги заплясавшие на кончиках пальцев огненные искры. Эйлин ободряюще улыбнулась и похлопала её по плечу.
   - Успокойся, Карочка, успеешь ещё с ним разобраться. Много вы с Сэндом узнали?
   - Насчёт Сэнда не знаю, - сухо ответила Кара, посмотрев в сторону, - он разговаривал с этой эльфийской сучкой с глазу на глаз.
   - Это ты о магистре Гильдии? - спросила Эйлин, и хмурый взгляд Кары еще больше помрачнел.
   Она презрительно бросила, словно плюнула:
   - Магистр Гильдии! Вешалка пучеглазая! Удивляюсь, как у Сэнда зад не слипся от сиропа, которым она его весь вечер потчевала. И сам перед ней бисер мечет... слушать противно.
   Настроение Кары им совсем не понравилось. Эйлин попыталась утихомирить её, убеждая, что ради доступа к информации можно и орка обаять. Как будто им это в диковинку!
   - И что он нашёл в этой бездари? - упрямо твердила колдунья.
   - Не делай поспешных выводов, Кара, - процедил Касавир. - Сомнительно, что бездарь смогла бы возглавить гильдию магов большого города. Я уже не говорю об её влиянии. С ней опасно вступать в конфликт.
   Паладин старался говорить спокойно и убедительно, глядя колдунье в глаза и успокаивая её неконтролируемые вихри прохладной обволакивающей волной своей светлой ауры, но пролёгшая меж бровей складка и сухой тон выдавали его недовольство. Им начало овладевать раздражение, семена которого были посеяны ещё на корабле. Слишком много странных ограничений. Много факторов, влияющих на выбор тактики, о которых он не осведомлён. Они вынуждены бродить по хрупкому стеклянному лабиринту, имея цель в прямой видимости, но не имея права разбить стену. Почему нельзя пойти самым простым, законным и эффективным путём? К чему эта конспирация? Почему он должен внушать что-то Каре, чей гремучий ёрш из гордости, высокомерия, чувства превосходства и женской ревности может дорого обойтись?
   - Пф! - Кара сдунула с переносицы рыже-каштановую прядь. - Да по ней видно, что она крыса администраторская, а не маг. - Она насуплено помолчала под перекрёстным давлением испытующих взглядов Эйлин и Касавира и сказала примирительным тоном: - Да не собираюсь я с этой фифой конфликтовать. Не полезет мне под руку - может, жива останется.
   - И на том спасибо, - вздохнула Эйлин.
   - Между прочим, у меня есть новости и поинтереснее, - заметила Кара. - Пока наш великий магистр обхаживал эту немочь вислозадую, я напала на настоящий след. - Накрутив на палец прядку волос, он задумчиво пробормортала: - Я и не думала, что у меня есть талант сыщика.
   - Рассказывай, если есть что, - поторопила её Эйлин.
   - Я разговорилась с помощником прежнего главного алхимика. Он ко мне прицепился, ну, я и показала ему пару заклинаний... но он не испугался. Потом мы погуляли по саду, поболтали, и он почувствовал, что может доверить мне свою проблему... - она кокетливо закатила глаза, - да, я ведь Короля Теней победила, а вы как думали? А он, хоть и аасимар, но приятный и общительный молодой человек.
   Она обернулась в сторону Сэнда и выкрикнула:
   - Его мантии на троих лунных эльфов хватит перешить!
   Но Сэнду было не до неё. По всему было видно, что дебаты начали медленно, но верно двигаться в направлении высшей точки, где малопонятный широким массам спор на отвлечённые темы становится особенно интересным и животрепещущим, ибо затрагивает вопросы, волнующие каждого. Конечно, выяснять, кто похож на тролля беременного, на кого чихнуть страшно, у кого недавно хвост отвалился и кто кому сейчас вдарит, гораздо увлекательнее, чем рассуждать о глобальных материях. Но Сэнд был абсолютно готов к такому повороту дискуссии. Чувствовалось, что он прекрасно владеет материалом. Его многоэтажные и безупречно изысканные речевые конструкции вызвали такой бурный интерес учёной публики, что к задумчивому бронзовому гному стали стекаться жаждущие приобщиться к знаниям. Кто-то из задних рядов вопросил, из каких мест к ним прибыло такое светило, что такое нижняя чакра и чем грозит её засорение песком, и какова этимология выражения "охломудие вселенское".
   Эйлин красноречиво цокнула языком, с укором посмотрев на Кару. Не в бицепсах счастье, да.
   - Ну, так что с твоим красавчиком-аасимаром? - поинтересовалась она. - Действительно что-то стоящее или это так, Сэнда подразнить?
   Кара милостиво пропустила колкость мимо ушей. Горбатого могила исправит, про Эйлин она могла это сказать с такой же уверенностью, как и про себя. Она не сомневалась в главном - в её силе и уме, а её язык пусть заставляет психовать кого-нибудь послабее нервами. Вот Касавир другое дело. Как начнёт мораль читать с постным лицом - убить хочется. Но с ним шутки плохи. Маг он от природы несильный, как и все паладины, но аура у него мощная и, что неприятно, очень активная.
  
   Посерьёзнев и сосредоточившись, Кара принялась рассказывать, то заправляя выбивающуюся прядку за ухо, то прикасаясь к амулету на шее и перебирая цепочку. Чувствовалось, что она привыкла быть объектом внимания, когда действует, а не говорит.
   - Сначала мне показалось, что он просто клеит меня и грузит своими проблемами. Мужиков же хлебом не корми, дай потрындеть, как они на самом деле непросты, какое у них было тяжкое детство, как их не ценят на службе и как хорошо, что нашлась дура, готовая развесить уши и пожалеть их. Но если я что-то поняла в нашем мутном расследовании, то мы ищем алхимиков и бардов, правильно?
   - Верно, - подтвердил Касавир, - мы ищем источник контрабандных зелий и тех, кто связан со звуковой магией. Это наверняка группа людей. Возможно, среди них есть дамарцы, говорящие с лёгким акцентом. Данных, конечно, мало, но...
   - Не скажи, - возразила Эйлин, - акцент - это хорошая зацепка. Ты же знаешь, вне своих исторических регионов люди редко говорят на родных языках. Ниваль его почти забыл за ненадобностью, хотя дамарцы живут повсюду. Но в Уотердипе у них большая диаспора, они тут с незапамятных времён селились целыми кварталами бок о бок.
   Касавир задумчиво хмыкнул и пробормотал:
   - А я и не знал. Я имею в виду Ниваля.
   - Короче, меня сегодня кто-нибудь будет слушать? - недовольно вопросила Кара, уперев руки в бока. - Будут вам и алхимики, и барды, и ваши любимые дамарцы. Значит, начнём с алхимиков, - колдунья загнула палец. - Во-первых и в главных, прежний главный алхимик Гильдии не проворовался и сбежал, как все думают, а отправился к праотцам, и помог ему в этом некий бард, да ещё и дамарец. Во всяком случае, ничего, что противоречило бы этой... версии, Арвид нашёл.
   - Так... а что их связывает с контрабандой и убийствами? - спросил Касавир.
   - А то, что несколько месяцев назад этот старик-алхимик стал что-то крутить, и Арвид заподозрил его в изготовлении левых зелий и связях с тёмными личностями.
   - Это уже серьёзно. Ну-ка, давай, по порядку.
   - У них всё было на доверии. А тут старика как подменили. Перестал брать его на важные эксперименты, сам вёл все записи, а я знаю, какой это геморрой.
   Она сделала небольшую задумчивую паузу и пробурчала:
   - Хм. Сэнд хорошо устроился. Я ему и муза, и ассистент бесплатный. А моя карьера побоку.
   - Ээээ... а какая у тебя карьера? - с живым интересом осведомилась Эйлин.
   - Какая, какая... Такая! - отрезала колдунья и поспешила продолжить свой рассказ: - У них там есть производственная лаборатория - целая фабрика. Лучшая в городе. У Сэнда аж слюнки от неё потекли. Так вот, приходит Арвид утром и видит, что ночью там работали. Такое не редкость, но старик его всегда предупреждал и оставлял записку - расчёты, расход ингредиентов и всякая прочая муть. Отчётность-то на помощнике. А тут - ничего. Сам, как хочешь, выкручивайся. А глаза честные-честные - ничего не знаю, сынок, померещилось тебе. Один раз так, второй. Будь я на его месте, я бы этого старикашку тряханула как следует, я ему так и сказала. Но аасимар весь такой правильный, и местом дорожит. Он в городе-то живет три года, и до самостоятельной работы ему расти и расти. А в Гильдии ему и оборудование, и обучение, и кров, и всякие льготы. - Она немного помолчала, склонив голову и теребя свой амулет. - Я понимаю. Когда меня выгнали из Академии, я тоже первые пять минут не знала, куда идти и что делать.
   Эйлин хихикнула.
   - Ага, а в следующие пять минут попыталась спалить Академию.
   Кара пожала плечами и меланхолично произнесла:
   - Самое естественное решение для молодой колдуньи. Хочешь остаться на плаву - ни часу без практики.
   - Дамы, нельзя ли ближе к делу? - сдержанно-учтиво вклинился в разговор Касавир.
   Наклонившись к Эйлин, Кара тихо процедила, прикрыв ладонью рот:
   - Как ты с ним живёшь, а?
   Затем она молча одарила паладина взглядом женщины, которой ведома некая тайна, недоступная низшим существам с грубыми ладонями и колючими подбородками. Но он отчего-то не умер от презрения к самому себе, а вопросительно вскинул брови, скрестив руки на груди.
   - Ладно, слушайте дальше, - буркнула колдунья. - Арвид понял, что дело пахнет жаренным, когда к мастеру на квартиру стали приходить какие-то головорезы, и все не с пустыми руками. Вообще-то, уставом Гильдии разрешается нанимать сборщиков ингредиентов со стороны, если только нужны особо редкие и опасные предметы вроде лап паука-мечника или почек тёмного дерева. Но тогда носатая чувырла заставляет их подавать специальную заявку, чтобы, не дай бог, Гильдию не обвинили в некромантии или продаже запрещённых препаратов. А то у них раньше что ни месяц, то суд. А сейчас им вообще расслабиться не дают. Что где ни случится - всё на Гильдию валят, как нарочно. А здесь чуть ли не каждый день что-то случается. На "Недра Земли" лич напал, так по всему Торговому району на следующий день листовки валялись: "Что творится за стенами Гильдии Магов?" - Она передернула плечами. - Маразм какой-то. Это точно не они, кишка у них тонка. Вот такие дела.
   - Понятно. Значит, никаких заявок он не подавал, покупал что-то у наёмников, работал в лаборатории по ночам и никто не знал, что он там производит и куда уходят изделия, - подвел итог Касавир, - и, видимо, не слишком таился, если его помощник всё это видел. И что же, этот Арвид пожаловался Магистру?
   - Не успел... точнее, не хотел, пока не убедится в его плохих намерениях. Главный алхимик - это же тебе не обвешанный фальшивыми патентами рыночный зельевар. У него мог быть контракт с секретной организацией. В Уотердипе всяких штаб-квартир, как гоблинов нерезаных. Понимаешь, Арвид такой... - Кара поколебалась, подбирая слова, - для него честь и репутация Гильдии - это просто фетиш какой-то.
   - Угу, - сухо кивнул Касавир. - Понимаю. А потом алхимик был убит, так?
   - Да, а бардак в делах и бумагах списали на его махинации и решили, что он скрылся. Пытались расследовать, но Арвид промолчал о том, что знает - побоялся, что его обвинят в убийстве. Дело потихоньку заглохло, а у него душа не на месте. - Кара цокнула языком, озадаченно покачав головой. - И где только делают таких совестливых?
   Касавир вздохнул, но ничего на это не ответил, бросив взгляд на Эйлин.
   - Значит, ниточку от алхимика к контрабанде мы, хоть и хиленькую, но протянули. Теперь давай о барде.
   - Это случилось два месяца назад. Арвиду пришло в голову проследить за мастером, когда тот сорвался куда-то ночью. Оказалось, у него назначена встреча на островке с развалинами маяка. Его в Южных Доках хорошо видно с берега. Там давно никто не живет и никому этот кусок земли не нужен. Странно.
   - В Уотердипе много странных мест. На них держится магия города, которую нельзя нарушать, - пояснил Касавир.
   - Ммм, понятно... Ну вот, они туда добрались - алхимик на лодке, а Арвид вплавь. Он тут не удержался и попытался поразить меня тем, что умеет дышать под водой и видит в темноте как сова.
   Сказав это, Кара самодовольно хмыкнула и бросила взгляд исподлобья в сторону Сэнда, продолжавшего властвовать над толпой.
   - Что дальше? - вернул её к действительности Касавир.
   - В старом домике смотрителя маяка алхимика ждал мужчина - немолодой, длинный, как жердь, светлый, с бородой, в тунике Нового Оламна. Он раньше бывал в Гильдии. Нормальный, приличный с виду. И разговаривали они на дамарском диалекте. Поэтому аасимар не всё понял, как ни старался. Сначала они откупорили бутылочку гильдейского фирменного вина, как будто никто никого не собирается зверски убивать. Говорили о каких-то грузах, расписках, прощённых процентах. А потом упомянули о "том зелье", и тут бард занервничал не на шутку. Твердил, что его обманули, использовали, как простачка. Заорал, по столу застучал. А голосок у него ой-ой-ой, поставленный. Алхимик испугался, давай его уламывать, мол, тише, не кричи, поговорим, как друзья. А тот говорит, плохой ты друг. Дальше Арвид ничего не разобрал, видно, они уже членораздельно не говорили. Потом повскакивали и начали драться. Оружие старики в ход не пускали, но дрались не на шутку. Арвид хотел вмешаться, пока до поножовщины не дошло, но тут на него напал наг.
   - Очень не вовремя, - заметила Эйлин.
   - Угу. И по закону подлости, когда на него повалился мёртвый змей, он ударился головой о камень. Но пока ещё был в себе, слышал, как в домике орут, звенят мечи, а потом вспышки пошли. Тут он и отключился. А очнулся, когда уже светало.
   - Что же, получается, свидетель не видел, как бард убил алхимика? - уточнил Касавир.
   - А это важно? По-моему, важно, что он там был, говорил о каких-то афёрах, а потом они подрались.
   - А тело он видел?
   - Нет. Но видел вещественные доказательства. Старик всегда носил с собой очки в хитиновой оправе. Арвид нашёл их раздавленными. И еще флаконы от зелий. Вообще, зрелище в доме и на улице со стороны крыльца было не для слабонервных. Ни одного тела, но кровищи море, всё хлюпало под ногами. Натуральное побоище. Явно не двое сражались. И видно было, что кого-то тащили к маяку. Там камни и ступеньки - след был очень четкий. Он туда заглянул, но признаков живого не почувствовал. А внутрь лезть не стал. Может, испугался. Он говорил, что всё вокруг было пропитано следами тёмной магии, он к ней очень чувствителен. И ещё какой-то фон был особенный - опасность, страх, преследование. Сильно давило на психику, до темноты в глазах и железного вкуса во рту.
   Эйлин заключила:
   - Всё сходится. Левые зелья, странные связи, грузы, человек из Нового Оламна, - она обратилась к Каре, - а искать его он не пробовал?
   - Пробовал, конечно. Но Новый Оламн - это отдельная кухня. У него там знакомых нет, а народу тысячи. И светловолосых, и бородатых, и высоких. Ходить в лица заглядывать и прислушиваться к голосам - за дурака примут или за шпиона. Да ещё суета, подготовка к фестивалю. Он только уловил довольно-таки часто муссируемый слушок, будто из-за чрезвычайных событий придётся менять план мероприятий кафедры очарования. Но кто знает, имеет ли это отношение к делу.
  
   Возникла небольшая пауза, в течение которой друзья обдумывали услышанное. Касавир о чём-то размышлял, озадаченно поглядывая на Эйлин.
   - Да, чуть не забыла, - спохватилась Кара, - он около домика руку нашел.
   - Алхимика?
   - Нет, не его, и на бардовскую не похожа. Большая, грубая, мужицкая такая, как у матроса, в татуировках, с чёрными волосами, а выглядит так, будто её откусили или перебили, но не оружием. Он мне её так подробно описывал, думал, наверное, что я в обморок в его объятия упаду. Щас!
   - А татуировки...
   - Он таких не видел, и зарисовал на всякий случай.
   - Надеюсь, он догадался её забрать? - Поинтересовался Касавир.
   Кара удивленно приподняла брови.
   - Ты у меня спрашиваешь? - она пожала плечами. - Не думаю, он бы мне её тогда показал для полного счастья.
   Паладин недовольно покачал головой.
   - Надо было забрать. Если он не ошибся насчёт способа отделения от тела, на ней могли быть свежие следы зубов или когтей зверя. Сэнд знает своё дело, он мог бы найти зацепки. Да и у меня опыт есть.
   - И что бы это дало?
   - Не знаю, - медленно проговорил Касавир, - но убеждённость свидетеля в том, что там были следы тёмной магии и ауры страха, наводит меня на определённые мысли. Это должен был быть крупный зверь-людоед, раз утащил тело. Откуда такой в черте города? Зачем обычному зверю прятаться в развалинах? Где он мог бы охотиться? Почему он не был обнаружен ни береговой стражей, ни мерменами? Они своё дело делают очень хорошо, и такого в гавани не допустили бы. Это не простой зверь.
   - Что ты этим хочешь сказать? - неуверенно спросила Эйлин. - Что за особый зверь? Оборотень?
   - А разве не похоже? Именно они способны оставлять такую устойчивую ауру ужаса, когда выплеск адреналина накладывается на магическую волну. Обнаружить подходящие для исследования останки - это удача. - Касавир взволнованно провёл рукой по волосам. - Арвид должен был подумать об этом!
   - Не суди его по себе, - возразила Эйлин, покачав головой, - он не профессиональный боец с нечистью, и не мыслит, как ты. И представь его состояние! Молодой парень, работал себе в Гильдии и не ожидал, что попадёт в такой переплёт. Другой на его месте и искать бы ничего не стал, а убежал бы оттуда, спотыкаясь от радости, что выжил, и постарался бы поскорее всё забыть.
   - И рука бы уже разложилась, - добавила Кара.
   Касавир вздохнул и сказал с досадой в голосе:
   - Настой яда аронии с янтарной кислотой - и сохраняются как ткани, так и все магические и физические следы. Это знает любой алхимик...
   - Ну, ладно, проехали, - Кара нетерпеливо махнула рукой. - Не занудствуй, радуйся тому, что есть.
   Паладин почесал подбородок, посмотрев на неё из-под нахмуренных бровей.
   - Я-то радуюсь, Кара. Но хорошо бы поговорить с этим свидетелем. Он мог видеть и слышать что-то важное, чему сам не придал значения. Если бы мы с Нивалем задали ему правильные вопросы, в этом был бы толк.
   - А что, от меня толку совсем нет?! - взъелась Кара.
   - Да успокойся ты! - Не выдержал паладин, который начал уже физически уставать от постоянного агрессивно-наступательного фона спонтанных эмоций колдуньи. - Эйлин совершенно права, он не профессионал. Ты знаешь всё с его слов, а он мог что-то упустить.
   Помолчав, Кара насуплено пробурчала:
   - Между прочим, он так проникся ко мне доверием, что нанял меня для распутывания этой грязной истории. Он готов помогать мне, чем сможет, лишь бы избавить свою чувствительную совесть от этого груза. А я намекнула, что у меня есть хорошие друзья, которые смогут помочь.
   - Серьёзно? - удивилась Эйлин.
   - А почему нет? Мне-то плевать на мёртвого старикашку. Но раз мы всё равно занимаемся этим делом, можем по ходу узнать что-то и о его делишках. Может, убийцу найдём. Заработаем денег. Разве плохо?
   - Да неплохо, - с сомнением протянула Эйлин, переглянувшись с Касавиром.
   - Ну, и кто тут у нас самый предприимчивый? - задиристо произнесла Кара и бросила пренебрежительный взгляд на ароматный кулёк в её руках. - И вообще, по-моему, я - единственная, кто сделал что-то полезное за вечер и утро.
   Касавир с невесёлой усмешкой взглянул на Эйлин и констатировал:
   - Как ни печально, а с этим трудно спорить.
   - Угу, - буркнула она. - Особенно, если учесть, что Ниваль, который всё это затеял, шляется неизвестно где. А с нас какой тогда спрос? - Она раздраженно пожала плечами. - Не знаю, как ты, а я провела утро вполне продуктивно.
   Паладин задумчиво посмотрел на неё. Нервничает. Не понравился ей рассказы Кары про барда.
   - Хм... а знаешь, Эйлин, я начинаю понимать ход мыслей Ниваля. Информация Милана наводит на размышления...
   Он уловил её похолодевший взгляд - "Не сейчас" - и, согласно моргнув, сменил тему:
   - Что будем делать с монстром? Проще всего рассказать о нём городской страже, но там наверняка захотят узнать подробности.
   Кара качнула головой.
   - Арвид сам хочет разобраться с этим. Его можно понять. Мне бы не хотелось, чтобы, доверившись мне, он попал под раздачу. Он неплохой парень. Нам же это ничего не стоит. Всё лучше, чем в городе киснуть.
   - Плохо, что нам придется отвлекаться от основной задачи.
   - Как будто в первый раз, - фыркнула Эйлин. - И почему ты вообще так уверен, что это монстр? Это могло быть действие зелья или заклинания. Друиды вон легко перекидываются.
   - Аура страха, - пояснил Касавир. - Её приобретают насильственно обращённые, не контролирующие или лишь частично контролирующие своё состояние. Во время обращения происходит мощный выброс адреналина. У друидов и находящихся под действием временной магии такого не бывает.
   - Прекрасно. Убьём зверюгу, предъявим доказательства. Может, нам ещё и денег дадут.
   - Разумеется, Эйлин, но мы это сделаем не ради награды, - с мягкой назидательностью сказал паладин, посмотрев в её смеющиеся глаза. - Тем более, что получить её будет не так просто. После смерти зверь принимает свою гуманоидную форму, за исключением утраченных в бою частей. Разобраться в том, кем он был при жизни, может только специалист. Так что, предъявлять его ближайшему патрулю смысла нет. Но ты права, мы можем себе это позволить, - Касавир вздохнул, - чувствую, мы здесь надолго.
   Он задумался, пощипывая мочку уха. Вычислить монстра в большом городе невозможно, а до полнолуния осталось две ночи. И это время можно провести с пользой.
   - Возможно, на острове у него логово, или там хотя бы есть какие-то зацепки, - сказал он вслух в продолжение своих мыслей. - Мне бы хотелось побывать там.
   - Это, вероятно, опасно? - Поинтересовалась Эйлин в высшей степени равнодушным тоном, рассеянно прислушиваясь к нарастающему шуму на площади.
   - Само собой. Падальщики, бехолдеры. Нежить весьма вероятна. У этого места должна быть история. Кстати, хорошо бы Милана попытать, вдруг он что-то знает.
   - За чем же дело стало? - немедленно отреагировала Кара. - Пытайте вашего Милана, и займёмся этим вместе. Не бог весть что, но не сидеть же без дела. Сэнду я все равно не нужна - он будет до посинения окучивать своего старикашку, а потом пойдёт в библиотеку.
   - Нашёл время, - недовольно проворчала Эйлин.
   - Ему для дела надо, - пояснила колдунья. - Он нашел в конфискованных бутылочках какие-то редкие вещества, не встречающиеся у нас на севере.
   - Это правильно, - одобрил Касавир, - библиотека здесь хорошая, он наверняка найдет нужную информацию. Пойдёшь с нами или встретимся где-нибудь?
   - Вы остановились в частном доме в Доках? - с сомнением спросила Кара, оправляя длинную юбку изысканной тёмно-зелёной мантии. - Ну, не знаю. Приходите лучше в "Зияющий Портал". Я могу спросить у хозяина насчет лодки. Да и вообще, владелец такого места наверняка знает много мрачных историй, может, про остров расскажет. Там можно и перекусить, если захотите. Только сильно не задерживайтесь. Если что-то изменится, дайте знать, чтобы я зря не ждала. Ниваля можете не уговаривать, без него обойдемся, - и тихо буркнула в сторону: - С души воротит.
   - Можешь не стараться, у меня отличный слух, - заверила её Эйлин и, подмигнув, добавила громким шёпотом: - И мне плевать.
   Колдунья лишь хмыкнула и вздёрнула нос в ответ.
  
   Предложение Кары было признано разумным. На Кару в Доках сразу обратят внимание. А ну как любителям пошарить по чужим карманам и помахать ножами придет в голову глупая мысль попытать счастья? Им только горы трупов в городе не хватало.
   Эйлин не удержалась и спросила:
   - А правда, что в "Зияющем Портале" есть активный переход в Подземье.
   - Угу, их несколько, - подтвердила Кара, - один колодец прямо в обеденном зале. И ни черта не охраняется, только рогатые девки вокруг танцуют. Мы с Сэндом обалдели, еле Мела удержали, чтобы он туда не сунулся. Это так... необычно...
   При воспоминании о портале на её лице заиграла улыбка, проступил заметный румянец, а зелёные глаза возбуждённо заблестели. Она произнесла тихим грудным полушёпотом, чуть раздувая ноздри и растягивая слова:
   - Знаете... а это будоражит. Сидишь, пьёшь вино, болтаешь о пустяках, а рядом - тёмная бездна, переливающаяся и искрящая, как шёлковое покрывало. И такие от неё... манящие потоки. Сколько там скрыто силы и непостижимых вещей! Будто стоишь... на краю...
   Эйлин с тревогой взглянула на разрумянившееся лицо Кары, но тут же успокоила себя. Нет. Конечно, нет. Такое уже было, она уже стояла на краю и смотрела в бездну. Но с тех пор кое-что, кроме силы, обрело для неё отнюдь не сиюминутную ценность. Эйлин была уверена в ней настолько же, насколько сама Кара теперь была уверена в себе.
   Моргнув и резко потушив взгляд, колдунья перешла на свой обычный безапелляционный тон и заключила:
   - Уотердипцы - просто психи. Удивительно, как это ходячее благоразумие не побоялось остановиться в таком зловещем месте.
   Эйлин и Касавир переглянулись, улыбнувшись. Наша огненная девочка явно соскучилась по острым ощущениям. Этому городу есть, чем её порадовать.
  
   Но тут случилась большая неприятность. Выглянув из-за постамента на крики и усиливающийся шум, Кара выругалась. Эйлин, посмотрев туда же, не смогла удержаться, чтобы не повторить её слова. На ладони колдуньи мгновенно вспыхнул огненный язычок.
   - Пока я с вами сопли развожу, там Сэнда уже бьют!
   Действительно, то ли Сэнд вышел за рамки толерантности, то ли толпа уразумела, наконец, смысл его издевательских высказываний, но началась нешуточная потасовка, в которой, как ни странно, бородатый визави принял его сторону. Восторженно воскликнув "Берегите чакры, коллега!", он подобрал подол мантии и пнул ближайшего недоброжелателя в живот. Возмущённый таким вероломством народ с жаром подхватил драку, разделившись сразу на три противоборствующих лагеря - тех, кто был за, тех, кто был против и тех, кому было всё равно, кого мутузить. Учитывая горячий нрав аудитории и концентрацию магов на квадратный дюйм сквера, дело грозило принять чудовищный оборот. Кто-то уже сотворил маленькую руку Бигби, которая летала над взбудораженной толпой, награждая ударами всех, кого не лень, и вовлекая их в борьбу за правое дело. Один умелец призвал целый рой мерзко вопящих и кусающихся пикси, а затесавшаяся в этот вертеп дама в лиловом запустила до кучи крик баньши. Представительный седовласый господин, видимо, подвизавшийся в молодости на ниве тёмных наук, пытался напустить всепоглощающую тьму, но что-то напутал, и над головами расползлось облако вонючей серной гари, добавляя неразберихи.
   - Не смей, убери огонь!
   Эйлин, в попытке помешать Каре сконцентрироваться, буквально повисла у неё на руке. Тем временем, Касавир, натянув на кулаки рукава куртки, принялся методично сбивать носящихся вокруг пикси.
   - Отвали, зануда! - зло бросила Кара, оттолкнув Эйлин, когда наполовину сгенерированный огненный шар рассыпался, опалил траву и лизнул подол её мантии, не причинив вреда.
   Но тут ей пришла в голову идея бросить несложное заклятье, которому пытаются учить даже на старших курсах пропахшей нафталином Академии. Не фатальное, но массовое и беспроигрышное за счёт случайного эффекта, неизвестного даже самому колдующему: попробуй защититься от непредсказуемой угрозы. Плотоядно ухмыльнувшись, Кара прошептала нужные слова, озорно хлопнула в ладоши и, разведя руки, рассеяла поверх буйных голов сноп холодных радужных искр. К её полному восторгу, разлетаясь и падая на свои жертвы, они награждали кого параличом, а кого и окаменением.
   Дама в лиловом застыла в немом крике, и на сквер опустилась долгожданная тишина. Брошенные на произвол судьбы пикси продолжали лихорадочно носиться в клубах вонючего облака, таявшего под действием магии Касавира. Картина застывшего побоища получилась на загляденье. Довольная собой создательница скульптурного комплекса, которому Эйлин, не стесняясь, тут же дала короткое, ёмкое и экспрессивное название, подула на ещё искрящиеся ладони и с победоносным видом оглядела своё творение.
   Но этим дело не кончилось. С десяток дерущихся, не охваченных заклинанием, разглядев в размытой дымке, кто испортил им всю малину, бросились к ним. Касавир молча схватил в тиски рвущуюся в бой колдунью, а Эйлин кинулась навстречу разозленным гражданам, крича на ходу заклинание Ужасного Смеха и молясь, чтобы никто из них не оказался туг на ухо. Смешное заклинание сработало, как обычно, парадоксальным образом. Все, включая Сэнда, рухнули на траву, как подкошенные, и зашлись в болезненно-истерическом смехе.
   - Ты обалдела совсем?! - закричала освобожденная Касавиром Кара. - Думай, когда колдуешь!
   - Ты сама думай, когда живых людей в камень обращаешь! - не осталась в долгу Эйлин. - Что теперь с ними делать? - она схватилась за голову и простонала: - Чёрт, забирайте Сэнда. Сейчас стража при... Блииин!
   Лёгкая на помине стража в количестве двух человек уже бежала по тесному переулку, спеша встать на защиту законности и порядка. Эйлин в отчаянии посмотрела на Касавира. Что делать? Как объясняться со стражниками посреди этого разгрома? Бежать? Но Сэнд беспомощен, пока действует заклятье, и Кара, конечно, его не оставит, да ещё, как обычно, начнет хамить представителям власти. Их схватят, утащат в участок. "Ёлки-палки, так хорошо день начинался!" Она стала подумывать, не сотворить ли какую-нибудь штуку и со стражниками, когда они, оценив обстановку, двинулись туда, где обидчики Сэнда корчились от смеха, а Кара охаживала пощёчинами брыкающегося и хохочущего эльфа, надеясь привести его в чувство.
   Но внезапно стражи остановились, как вкопанные, непонимающе оглядываясь по сторонам, моргая и прочищая мизинцами уши. Один из них, помоложе, в сердцах чертыхнулся.
   - Опять какие-то миражи. Что ни день, то происшествие. Прикрыть бы к демонам эту богадельню! Пошли.
   Его старший товарищ недовольно запыхтел, покручивая пышный чёрный ус.
   - Не богохульствуй, - назидательно сказал он, разворачиваясь и шагая назад.
   - А чего это я богохульствую? - возмутился младший стражник.
   - А того, что сам лорд-маг Пирджерон, храни его Мистра, сказал, что эта площадь священна.
   - Тьфу!
   - Я говорю, не богохульствуй!
   - А я говорю, совести у людей ни на грош!
  
   Когда стражники, продолжая лениво переругиваться, зашли в переулок, Эйлин и Касавир вздохнули с облегчением. Ученые мужи и простые обыватели продолжали кататься по траве, держась за животы и уже не хохоча, а обессилено икая.
   - Эйлин, ну, что с ним делать-то?! - раздался капризный голос Кары.
   - Да ничего, через пару минут само пройдет. Выпьет восстанавливающего зелья и будет, как огурчик. Ты лучше займись этими окаменелостями.
   - Здрасьте! Расколдовывать - не моя специальность.
   Возмущённая такой безответственностью, Эйлин снова стала заводиться:
   - А какого ж чёрта ты...
   Но Касавир, уже готовый приступить к снятию чар, положил руку ей на плечо и тихо сказал:
   - Милая, очень трудно работать, когда рядом кричат.
   - Тьфу!
   Касавир возвращал окаменевшим и обездвиженным способность двигаться, вежливо справляясь об их здоровье и наличии ранений и невозмутимо выслушивая их ответную брань. Утихомиривать даму в лиловом им пришлось вместе. В конце концов, ей заплатили какую-то мелочёвку за моральный ущерб ("Я тут торчала перед всеми в ТАКОМ ВИДЕ! Да если бы я знала, я бы позу приняла, причёску поправила. Безобразие, ни стыда ни совести! Как я теперь людям в глаза буду смотреть?!") и отправили восвояси. Кара отпаивала совершенно разбитого Сэнда найденным в его сумочке зельем, не обращая внимания на других пострадавших, которые уже пришли в себя и пытались встать, тяжело ворочаясь и хрипло чертыхаясь. А, в общем и целом, народ остался доволен и, расходясь, потерпевшие оживленно делились впечатлениями от сегодняшнего мероприятия.
   Эйлин расхаживала, жуя сушёные клешни и разглядывая опалённый газон, взрытую кое-где землю и пострадавшие от заклинаний статуи, у одной из которых оказался расколот постамент. Было странно, что при такой картине разрушений, большинство участников отделались незначительным травмами. Она дивилась тому, что такой вопиющий инцидент не привлек к себе внимание горожан, а особенно, равнодушию, с которым стражники отреагировали на ситуацию. Единственным объяснением могла была какая-то хитрая магия этого места. Но со стражей всё оказалось проще. Эйлин вздрогнула и чуть не подавилась, когда сзади раздался приятный баритон:
   - Рад был помочь, леди.
   Скромным, как сама скромность, обладателем баритона оказался белокурый молодой человек почти её лет в лёгком бирюзовом камзоле с вышитой стилизованной арфой на отвороте модного длинного воротника. Не успев ещё как следует рассмотреть внешность незнакомца, Эйлин отметила его необычные разные глаза, которые глядели на неё внимательно, выжидающе и как-то... заговорщицки, словно лишь посмотрев в них, она уже оказалась посвящена в какую-то волнующе-неизъяснимую тайну.
   Кашлянув, она поинтересовалась:
   - Направленная иллюзия?
   - Да, - ответил парень, одарив её белозубой улыбкой, и добавил: - Ничего особенного.
   "Конечно, ничего особенного, я так сразу и подумала".
   Эйлин так и не научилась делать свои иллюзии направленными, да и сами они получались такими, что на них только дурак или пьяный купится. Она вообще это искусство не очень любила и не старалась узнать о нем больше. По сравнению с бардами-воинами, колдунами, шпионами и даже близкими по технике очарователями, иллюзионисты были для неё чем-то вроде ярмарочных фокусников, тратящих свой талант на глупости. Но она тут же одёрнула себя за такие мысли. Кто она, чтобы судить? Дилетант, нахватавшийся верхушек от разных школ. Парнишка им очень помог. Вряд ли она смогла бы сделать что-то подобное. Колдовать против тех, кто не угрожает, ей вообще тяжело, легко теряется концентрация. А стычка со стражей в городе была бы полным провалом.
   - У тебя здорово получилось. Спасибо, что помог.
   Парень приподнял уголок рта в коротком кивке-поклоне, и в этой проскользнувшей на миг улыбке Эйлин почувствовала снисходительное самодовольство. Так кот, поймавший мышку ради собственной забавы, смотрит на хозяина, который не нарадуется на своего Мурзика и потчует его свежими сливками за верную службу. Хороший хозяин. Хоть и глупый. Захочу - ещё чем-нибудь порадую. Но тут же открытая приветливая улыбка озарила его лицо, а тёплый взгляд попытался проникнуть ей в душу, намекая на неслучайность их встречи.
   Рад был помочь, леди. Всё для вас.
   - Меня зовут Квист.
   - Квист.
   - Да, просто Квист. А вы, если я правильно расслышал, Эйлин?
   Эйлин просто кивнула. Разглядев юношу, она усмехнулась про себя и отметила, что ему очень подходит его занятие. В нем есть всё, что нужно, чтобы запудрить мозги, сбить с толку и заставить поверить в сказку. Правильные черты лица - и необычные, "неправильные" глаза, контрастные не по цвету (один льдисто-голубой, другой цвета летней зелени), а по характеру. Хочется понять, как они уживаются на этом ангельском лице. Небрежно взбитые светло-песочные вихры, над которыми он наверняка долго трудился, чувственные губы - и резкий разлет бровей, точёная линия скул и подбородка. Уверенность в себе и деликатность. Изысканность и простота. Утончённость и мужское обаяние. Холодная, недоступная красота и приглашающая улыбка. А его мягкий лирический баритон просто создан для того, чтобы вызывать доверие или очаровывать сладкими речами. Словом, в его внешности, голосе, обращении найдется отмычка к любому сердцу. А в том, что этот человек привык действовать отмычкой, как вор, а не искать ключ, она убедилась, как только почувствовала прикосновение его очаровывающей магии - лёгкое, бесцельное, но навязчивое и приманчивое, как аромат дорогих духов.
   Но когда подошёл Касавир, Эйлин поняла, что ей придётся пересмотреть своё первое впечатление об этом человеке. Бросив взгляд на Квиста, она на миг увидела перед собой совершенно другое лицо. Лёгкая рябь раздражения, быстро вскинутая бровь, ломанная улыбка - и в нём появилось что-то неуловимо хищное, настороженное, юная красота показалась застывшей маской, одна трещина, одна неровная тень на которой рассеивает очарование, искажает черты. Ощущение радикальной перемены было мимолётным, ускользающим. Секундная потеря контроля над собой, вызванная тем, что в разговор вмешался третий? Или он был раздражён её сопротивлением своим ленивым чарам? А может, заблокировав сознание от его магии, она действительно увидела в нём то, чего не замечала секунду назад? Можно было списать это и на реакцию отторжения образа - такое бывает, когда сопротивляешься очарованию. Её так и не оставило видение враждебно сузившихся глаз, побледневшего лица, тревожно раздутых ноздрей, губ, растягивающихся в фальшивой улыбке, которая обнажает слегка искривлённые верхние клыки. Они ничуть не портили его внешности, но теперь бросались ей в глаза.
   Махнув на прощанье Сэнду и Каре, Эйлин обратилась к Касавиру.
   - Это Квист. Он помог нам со стражниками.
   И снова море обаяния, лёгкий кивок, открытый взор барда. И снисходительная усмешка, прищуренный взгляд паладина.
   - Не знаю, как ты это сделал, и не уверен, что хочу знать. Но спасибо. Нам сегодня... необыкновенно везёт.
   Уточнений не требовалось. Тон и взгляд ясно дали всё понять.
   Стрельнув в ответ лукавыми искрами из-под длинных ресниц, Квист тут же потупился и виновато пожал плечами.
   - Я просто увидел, в каком ужасном отчаянии была моя коллега. Чем ещё бедный бард мог помочь девушке, попавшей в неприятность?
   Скользнув взглядом по исцарапанной руке Касавира, неспешно потянувшейся к клапану поясного кошелька, бард мстительно ухмыльнулся:
   - Каждому своё.
   "Ах, ты ж поросёнок! И Касавир хорош, не мог придержать при себе свою щепетильность".
   Протягивая барду монеты, паладин надеялся, что, взяв деньги, тот уберётся. Но он и не подумал этого делать. Поблагодарив коротким кивком и мельком взглянув на улов (Эйлин при этом с недовольством подумала, что Касавир мог бы не выпендриваться и доверить оплату ей - пару грифонов наверняка бы сэкономили), Квист усмехнулся и посмотрел на девушку с участливым вниманием.
   - Позволь, всё-таки, полюбопытствовать, почему тебя так взволновали стражники.
   Вопрос её удивил, и она осторожно поинтересовалась:
   - А ты считаешь, что повода не было? Окаменевшая толпа, разгромленная площадь, обезумевшие люди во главе с представителем Гильдии Магов, трое чужаков. По-моему, налицо, как минимум, нарушение общественного порядка, если стражники попадутся без воображения.
   - Дааа? - протянул Квист с наигранным разочарованием. - А я-то думал, у вас есть какие-то особые причины избегать встреч с этими ребятами.
   Эйлин раздраженно передёрнула плечами.
   - Ещё бы нам их не избегать! Мы же злостные неплательщики взносов в фонд обязательного страхования от приключений. - Выдержав небольшую паузу, она с упрёком посмотрела на улыбчивого парня. - Похоже, ты издеваешься. Или пытаешься выведать, на кого мы шпионим.
   Бард звонко рассмеялся и простодушно сказал:
   - Если вы шпионы, то уж очень незадачливые.
   "Был бы тут Ниваль, сказал бы он тебе что-нибудь доброе, - зло подумала Эйлин и нахмурилась. - Впрочем, он бы нам всем это сказал".
   Зелёно-голубые глаза с выражением крайнего раскаяния заметались между ней и Касавиром.
   - Ну, простите мне мою маленькую шутку! Я должен был сразу догадаться, что вы ещё не освоились в городе. Понимаете, такие инциденты здесь не редкость. Эти мудрецы, знаете ли, - он со смешком закатил глаза. - Мы называем это место площадью дураков, хотя в списке достопримечательностей она значится, как Площадь Философа.
   - Ты хочешь сказать, что на всё ЭТО власти посмотрели бы, как на невинную шалость? - с недоверием спросила Эйлин.
   Квист пожал плечами.
   - По крайней мере, небольшой взнос на нужды управления городского магического хозяйства и лекция о правилах поведения вам были бы обеспечены.
   Она переглянулась с Касавиром, виновато поджав губы. Кто же знал, что тут стража такая ненормальная? Не садит под арест на трое суток за уличную драку с применением магии. Или на все семь за злостное хулиганство с применением магии, массовое покушение на здоровье граждан и, - она окинула сквер намётанным взглядом бывшего лейтенанта стражи, - за нанесение ущерба городскому имуществу. В крупных размерах.
   - Н-да... странные у вас тут порядки.
   - Да нет, порядки такие, как везде. Просто, место особое. Ему покровительствует лорд-маг Пирджерон. Здесь можно не только толкнуть свои ценные идеи в массы, но и поспорить, покричать, сбросить агрессию. Статуи служат чем-то вроде громоотводов.
   Красноречиво оглядевшись, бард восхищенно прищелкнул языком.
   - Но такого массового побоища здесь давно не было. Должно быть, ваш приятель сильно задел за живое местных активистов. - Он одобрительно кивнул: - Такие здесь быстро приживаются.
   - Наш приятель кого хочешь заденет и до греха доведёт, - пробормотала Эйлин.
   - Если серьёзно, должен признать, что вы с честью выдержали первое испытание странностями этого города, - с улыбкой заметил Квист. - Не растерялись, проявили себя, как настоящие бойцы.
   "Тебя, умник, спросить забыли!"
   Он секунду задумчиво-мечтательно смотрел в небо, а потом опустил взгляд на Эйлин, снова нацепив таинственно-заговорщицкий прищур. В его голосе заиграли интригующие нотки, а слова потянулись, как теплая нуга:
   - Это ещё не самое загадочное место. Неподалеку находится площадь Селун. Если хотите увидеть нечто действительно удивительное и вдохновляющее, рекомендую посетить её при полной луне. - Он закусил губу и, чуть склонив голову, застенчиво-вопросительно посмотрел на неё. Ангел, чистый ангел. А мы тут так, мимо проходили.
   - С у-до-вольствием составлю тебе компанию. Я сам очень люблю там бывать.
   Приподняв уголки рта в очаровательно неуверенной и робкой улыбке, он едва заметно подался ей навстречу, всем своим видом вопрошая, позволительно ли ему сокращать дипломатическое расстояние, не придется ли ему сделать вид, что он просто хотел поправить прическу. Снизойдёт ли до него, модного красавчика с необыкновенными глазами и ласкающим слух баритоном, эта маленькая забавная рыжая девушка со смешными веснушками на носу, вокруг которой вьётся лёгкий аромат пива и сушёных птериготовых клешней? А Эйлин, вместо того, чтобы проникнуться тонкостью момента, всё испортила, едва не прыснув со смеху. "Ой, нет, лапочка, ты для меня слишком хорош!" Она изобразила недолгое, но сосредоточенное раздумье и ответила с деланным сожалением:
   - Боюсь, во все ближайшие полнолуния у меня будет ужасно много дел.
   Если несостоявшийся проводник в мир таинственного и вдохновляющего и был разочарован, то не подал виду. Непринуждённым жестом - будто именно это и собирался сделать - он почесал бровь и с улыбкой развёл руками, словно приглашая и Касавира в свидетели своих исключительно нейтральных намерений.
   - Вы позволите мне хотя бы надеяться, что в вашем плотном графике найдётся время для такого события. Не пожалеете, обещаю. - И, мельком взглянув на Эйлин, тихо добавил с лёгким оттенком грусти, который точно не мог ей почудиться: - Есть такие места... часы, в которые город проявляет свою истинную сущность, становится таким, какой он есть. И это... то, чего от него обычно не ждут. Мне кажется, ты...
   Мне кажется, ты та, кто способен это оценить.
   Пока Эйлин обдумывала невысказанные, но услышанные слова, Касавир внимательно изучал непроницаемое лицо барда, которого всё это, казалось, перестало интересовать. Затем пожал плечами и нарушил молчание.
   - Я лично не собираюсь отнимать у тебя надежду на что бы то ни было. Но нам действительно пора. Приятно было познакомиться.
   Но Квист качнул головой и сказал, прежде, чем он успел отвернуться.
   - Не уверен, что мы знакомы.
   - Извини, - поспешно пролепетала Эйлин, - я вас не...
   - Касавир, - ответил паладин, взглянув барду в глаза.
   - Касавир. Весьма редкое имя...
   Не договорив, он внезапно поперхнулся и издал какой-то судорожный горловой смешок. Эйлин вздрогнула и метнула ошалелый взгляд на невозмутимого Касавира. "Боги всемогущие, неужто он одним взглядом может до судорог довести? Этак всех поклонников мне поубивает". Но барду, как вскоре выяснилось, ничего не угрожало, напротив, он пришел в необычайно радостное возбуждение и стал говорить, бурно жестикулируя, немилосердно ломая образ вальяжного повесы и мистификатора:
   - Какой же я тупица! Эйлин и Касавир! Вы приехали с Севера? Ну, конечно, ты - Эйлин Фарлонг, та самая девушка, которую я ищу всё утро.
   Эйлин криво улыбнулась - ну, да, да, как ни скромничай, а слава бежит впереди меня.
   - Это судьба, не иначе. Как я сразу не понял! Эээ... одну минуточку...
   Беспокойно осмотревшись, парень сорвался куда-то, крича на бегу:
   - Не уходите! Только не уходите! Я всё сейчас...
  
   Эта странная суета, как и весь предшествующий разговор, утвердили Эйлин в мысли, что она имеет дело не только с изменчивой, но и довольно неуравновешенной личностью. Впрочем, она не могла поручиться, что и его нервический всплеск активности, и всё остальное не было хорошо сыграно. Уж слишком много всего было в его поведении, словах и манерах - перемен, противоречий, всплесков. Сплошной диссонанс.
   Касавир, стоявший со скрещёнными руками, покачал головой, посмотрев вслед убегающему парню. Затем перевёл взгляд на Эйлин. В ответ на его немой вопрос она пожала плечами.
   - Мутный он какой-то. Старается быть милым и непосредственным. Но что-то в нём есть такое...
   - Угу, - кивнул паладин. - А ты заметила, как у него руки подрагивают?
   - Вроде, да... я особо не приглядывалась.
   - А ты приглядись. И глаза неспроста блестят. То фразы цедит, то суетится и многословничает.
   Эйлин комично-озадаченно наморщила лоб.
   - Не нравится он тебе. Думаешь, ещё и порошочками увлекается? Не такой уж и грех, учитывая, что, вообще-то, парень может быть нам полезен.
   - С этим не спорю, - согласился Касавир. - Но, скорее всего, он просто напился энергетиков после бессонной ночи.
   - Бедняга, - вздохнула Эйлин.
   Касавир глянул на неё с некоторым удивлением, брезгливо передёрнув плечами.
   - Да по этому хлыщу видно, что он жизнь по ночным кабакам прожигает.
   - Бард в городе развлечений всегда востребован, - неуверенно ответила она и снова вздохнула. - Я бы, может, тоже разок прожгла жизнь по ночным кабакам...
  
   Выражение удивления на лице паладина сменилось тревожной задумчивостью, а виновник вскоре явился с букетиком драконьих глаз. Необычные цветы смотрели на Эйлин выпуклыми жёлто-чёрными сердцевинками в обрамлении тонких, словно спутанных порывом ветра тёмно-оранжевых лепестков и источали ни на что не похожий терпкий аромат. Странные цветы. Мало кому пришло бы в голову подарить их даме: дамам больше по вкусу розы, хризантемы и прочие лилии. И это заставило её внимательнее присмотреться к барду, чья способность удивлять, казалось, не имеет границ. Он, словно оправдываясь, тихо произнес, посмотрев ей в глаза:
   - Ты - мой кумир...
   Да ну? Эйлин скептически нахмурилась, поспешно сунув в карман кулёк с остатками клешней. Квист кривовато улыбнулся: не настолько криво, чтобы это можно было посчитать за издёвку, но достаточно, чтобы более ранимая натура, чем Эйлин, могла почувствовать себя не в своей тарелке.
   - О! Я понимаю, надоедливые поклонники способны настигнуть тебя в самых неожиданных ситуациях. Но для меня самого это неожиданность. Такая встреча!
   "Простите, что грудастой красоткой не уродилась и манерами не соответствую".
   - Зачем ты меня искал? - перебила его Эйлин, решив, всё-таки, дознаться, чего от неё хотят.
   Бард замялся, застенчиво стрельнув глазами.
   - Мне не следовало быть таким назойливым. Но мне трудно было удержаться и не расспросить хозяина магазина. Он был не слишком разговорчив...
   "Это говорит в его пользу, - подумала Эйлин, не меняя помрачневшего выражения лица, - но ты, видно, сумел найти к нему подход. Понять бы, что ты за птица и что у тебя на уме..."
   Бард продолжал разглагольствовать, опутывая её словами, как тонкой, но прилипчивой паутиной.
   - ... в общем, мне надо было возвращаться в колледж, но ноги сами понесли меня в гавань. Я очень рассчитывал увидеться с тобой этим утром, понимаешь? Пока добирался к вам, представлял, с чего начну разговор. Знаешь, как это бывает... Так не хочется верить, что зря надеялся, - он смущенно кашлянул. - Я всё тянул время, надеялся на чудо. Думал, вот, ещё один поворот, и я тебя увижу, а если уйду, то потеряю эту возможность. Но всё вышло не так, как я ожидал. Я не узнал тебя...
   Спектакль под названием "обезоруживающая искренность и подкупающее простодушие" мог бы продолжаться ещё долго, и, возможно, имел бы некоторый успех. Но он был безжалостно прерван вопросом Касавира:
   - Откуда ты узнал, где мы остановились?
   Но бард не смутился или сумел скрыть смущение, тут же бросив играть простачка и приняв загадочный вид.
   - Златовласка, - произнёс он, понизив голос. - Вам это о чём-то говорит?
   Они переглянулись, и паладин не смог скрыть язвительной усмешки. О, да, о многом!
   - Вы, кажется, собирались уходить. Не возражаете, если я немного провожу вас, и мы поговорим по дороге?
  
   Когда Квист перестал заниматься чепухой и перешёл на деловой тон, мнение о нём сразу стало меняться в лучшую сторону. Конечно, забавно понаблюдать за перепадами настроения милого молодого человека и послушать всякую очаровательную дребедень. Но от студента Нового Оламна они ожидали большего, и не ошиблись. Он не стал утомлять собеседников скандальными подробностями "случайной и судьбоносной" встречи с Нивалем в "одном из ночных заведений города", предоставив это их воображению. Главное, они поняли, что бард не догадывается об их общих целях. Но от продуманного комплимента в адрес своего нового знакомого он не удержался.
   - А мне понравился ваш приятель. Завидую таким людям. Таких редко встретишь на уотердипских подмостках, где задают тон предприимчивость, тщеславие, сластолюбие и показная роскошь. Он из тех, кто относится к жизни, как к интересному и опасному приключению. Звон монет, чувственные удовольствия, комфортная жизнь - всё это не имеет над ним власти, покуда его влечёт неизведанная тайна. Будь я мастером философских баллад, я бы непременно написал о нём.
   Эйлин хмыкнула, искоса взглянув на паладина, тоже прячущего скептическую усмешку. Да уж, несть числа талантам сэра Ниваля. А Квист слегка погрустнел.
   - Но, как ни стыдно признаться, он обставил меня, перехватил мою мечту. Да и ладно, мне всё равно сейчас не до этого. Зато я вознаграждён встречей с тобой.
   "Рыжекудрая, ты только посмотри, какие взгляды и улыбки пропадают зря!"
   - Уж не потому ли он к утру не вернулся? - лениво поинтересовалась Эйлин, никак не отреагировав на его чарующие сигналы.
   - Да, - с ноткой зависти протянул бард, - похоже, он поймал своего златогривого единорога. Что ж, это к лучшему, он явно пойдёт дальше, чем смог бы я. Кажется, ему удастся не только добиться благосклонности принцессы, но и свести полезное знакомство с драконом.
   "Ага, и обоих заставит на себя поработать".
   - Дельце выгодное, если взяться с умом, - продолжал обиженно гундосить Квист. - Так что, я бы на его месте тоже домой не торопился. Надеюсь, - он искоса посмотрел на Эйлин, - он не забудет о моей услуге..
   "Бедный мальчик, за что же тебя судьба так наказала! За жадность, наверное. А Ниваль, видно, напал на след и вовсю совмещает приятное с полезным. Хоть об этом можно не волноваться".
  
   Квист сразу понял, что их не сильно интересуют сплетни и городские новости. Эйлин же не стала разубеждать его в том, что приехала ради Большого Фестиваля. Так что, основной разговор крутился вокруг этого события. Конечно, парень упомянул об исчезновении своего профессора, наделавшем переполоху и вызвавшем самые разные инсинуации. Что их неприятно поразило, он догадался о связи Ниваля с Симоном Дюсаром. Бард представил это, как забавное совпадение, но это заставило Эйлин проявить осторожность и пока не расспрашивать об отце, как ей этого ни хотелось. Её неприятно царапнула мысль, что Ниваль, должно быть, сболтнул лишнего. Но, зная, как может действовать Квист, она не могла его осуждать. У каждого свои слабости. Начальника Девятки невозможно застать врасплох, очень трудно отравить, опоить или одурманить зельем, его выносливости хватит на троих. Но магия совсем не его стихия, тем более, такая тонкая, играющая на положительных эмоциях. Даже опытный маг не застрахован от провала, когда имеет дело с очарованием и иллюзией.
   А что касается дел Нового Оламна и предстоящего фестиваля, тут они напали на золотую жилу. Ушлый бард, казалось, знал не меньше, чем сама ректор этого славного заведения. Получая дельные, краткие и информативные ответы на свои наводящие вопросы, они нашли подтверждение догадкам об усилившемся в последнее время интересе Тэйских Магов к исследованиям в сфере звукового оружия и о давно назревающей угрозе хрупкому равновесию между двумя основными группировками. Агенты Арфистов и Лунных Струн никак не могут договориться между собой, а тем временем всё громче звучат голоса в пользу смены политики, снятия этических ограничений и превращения Нового Оламна из инструмента подготовки кадров в полноценный субъект влияния - технически он давно к этому готов.
   - Не зря, ох не зря Эйлин Фарлонг приехала в этом году на фестиваль. Он будет необычным. Боевые барды будут в особом почёте. Свободная регистрация, никакой системы туров. Можно прийти хоть за пять минут до очередного турнира. Состязания и выступления будут проходить не только на площадках Академии, но и в самых интересных местах города и окрестностей.
   Квист перешёл на доверительный полушёпот:
   - В этом году у фестиваля появился некий таинственный попечитель, о котором никто ничего не знает. Но, видимо, он столь щедр или влиятелен, что ради него собираются открыть часть Серебряных Лабиринтов.
   Он усмехнулся:
   - Вижу по вашим лицам, что вы об этом ничего не знаете. Серебряные Лабиринты - важнейшая реликвия и свято хранимая тайна Нового Оламна. Многие знают об их существовании, но их считают не более, чем одной из закрытых достопримечательностей, каких много в нашем городе. На самом же деле, их возможности могли бы, наверное, поразить наше воображение... если бы мы их знали. К сожалению, знание это утеряно или тщательно охраняется посвящёнными. Известно, что там какая-то совершенно особенная акустика. По сильно урезанной легенде, с этим местом связаны давние события, когда Уотердип, тогда еще не столь насыщенный точками магии, пережил своё первое падение. Безумный Бард, слыхали о таком? Звучит, как в плохом анекдоте, не правда ли? Но так его и звали, если, конечно, и это не выдумали цензоры Нового Оламна. Он якобы создал Серебряные Лабиринты и наполнил их магией. А потом город пал.
   Посмотрев на озадаченные лица Эйлин и Касавира, Квист понимающе кивнул.
   - Как видите, некоторых звеньев в этой цепочке событий недостает. И я много бы отдал, чтобы восстановить их. Дня не проходит, чтобы я об этом не думал. Но знаете, что интересно? Пропавший без вести профессор Симон был недавно назначен хранителем Серебряных Лабиринтов. Съюн ведает, как это удалось барду, которого замшелые академические пни называют не иначе, как подозрительным выскочкой. Эта пожизненная должность всегда была прерогативой старожилов Академии, тех, кто проработал не менее пятидесяти лет, и её крайне редко занимали люди. Видимо, он сумел убедить Леди Голос в том, что его судьба и судьба Нового Оламна - отныне единое целое. Если честно, я бы ему поверил даже безо всяких трюков. Он немного не от мира сего, но такого преданного, беспристрастного и неподкупного человека в нашей конторе уже почти и не встретишь.
   Эйлин постаралась не выдать себя, но по лёгкому румянцу Касавир догадался, как взволновали её эти слова.
   - Так что же теперь будет? - спросила она, кашлянув.
   - Ну, за судьбу фестиваля можно не волноваться. Будут небольшие изменения в программе кафедры очарования, и начало состязаний боевых бардов со всего Фаэруна сдвигается на день. Тебе это только на руку, успеешь подготовиться. Если позволишь дать тебе совет, не стоит сразу демонстрировать свои возможности. Самое интересное начнется на следующей неделе, а пока лучше понаблюдать, оценить и выбрать лучших соперников. Ты, как независимый участник и звезда мирового масштаба, можешь себе это позволить. А я с удовольствием устроил бы вам экскурсию. Как насчет завтрашнего дня? Или послезавтра, в день церемонии открытия?
   - Хм, - задумалась Эйлин, никак не отреагировав на слова о звезде мирового масштаба, явно имевшие целью польстить её тщеславию, - завтра все будут заняты подготовкой, и будет не до нас?
   - А разве это не то, что нам нужно? - лукаво улыбнулся Квист. - Спокойно всё осмотрим, поговорим. У нас есть, на что посмотреть. Кстати, покажу вам портал в Серебряные Лабиринты.
   - А к нему есть доступ?
   - Конечно. Сам портал закрыт, но пещера, где он находится, очень интересна. Администрация сделал всё возможное, чтобы превратить это место в туристический аттракцион, скрывая, тем самым, его истинную сущность. Но этот путь не единственный. Ещё один скрыт где-то в городе, не знаю, где именно. Профессор говорил, что здесь, в южной части. И есть старый портал на острове в паре миль о берега. Там развалины маяка с подземельями.
   Эйлин и Касавир быстро переглянулись и стали слушать с удвоенным вниманием.
   - Я там как-то бывал и даже нашёл что-то, похожее на остатки портала. Этот вход в лабиринты был когда-то основным. Его охраняли мермены, чьи гроты сообщаются с подземельями. Там почти всё разрушено.
   Несмотря на уверения барда, что портал разрушен, упоминание о нём, конечно, не оставило их равнодушными, это было написано на их лицах. Теперь, по крайней мере, появилась какая-то логика в том, что Симон, - а никто из них уже не сомневался, что это был он, - назначил алхимику встречу именно там. Хотя, ничего хорошего это открытие пока не сулило и никакой ясности в дело не вносило.
  
   За разговором компания дошла до извилистой из-за беспорядочной застройки, почти безлюдной дороги, ныряющей в Доки Контрабандистов - старый тихий райончик, почему-то носящий криминальное название. Здесь они распрощались с Квистом, который, виновато пожимая плечами, сообщил, что к полудню ему нужно быть в колледже.
   - Боюсь, пешком я уже не успею, - заметил он, выжидающе посмотрев на Эйлин.
   Но та напомнила, что его работа уже была оплачена, и весьма неплохо, а извозчик до Нового Оламна обойдётся никак не дороже десяти нибов[1], и вообще, они как раз занимаются утверждением тарифов на общение со звездой мирового масштаба Эйлин Фарлонг. Целых двадцать минут такого общения, между прочим, на дороге не валяются.
  
   *****
  
   - Ну, и что ты о нём думаешь? - Поинтересовалась Эйлин, замедлив шаг.
   - Не знаю, - со вздохом ответил Касавир.
   - Не знаешь? - удивилась она.
   Он помотал головой.
   - Он, кажется, неплохой иллюзионист, - паладин хмыкнул. - Они все особенные. Для сложных иллюзий придумали даже свой собственный язык заклинаний.
   - Руаслек? Но ты ведь читаешь на нём!
   Касавир цокнул языком.
   - В том-то и дело. Читать и понимать буквальный смысл я могу. Но скрытый смысл и назначение текста поймет только владеющий этой магией.
   - Как так?
   - Например, если ты читаешь неизвестный отрывок на синдарине, ты можешь сказать, простой это текст или заклинание, как оно примерно действует?
   - Конечно.
   - А как у тебя это получается?
   - Не знаю, - Эйлин пожала плечами. - Это с опытом приходит. Это как отличать стихи от прозы. Для этого же не обязательно в совершенстве владеть языком и думать на нём.
   - Вот именно! А на руаслеке нужно именно думать, чтобы понять, что перед тобой на самом деле - непритязательный стишок, философский трактат, набор слов или мощнейшее заклятье. Я вижу лишь верхний слой, буквальные слова, а слоёв бывает несколько, и каждый может быть и кодовым посланием, и ключом, и обманкой. Смешное и глупое может оказаться страшным, а серьёзное, наоборот, ничего не значащим. Я думаю, музыка иллюзий строится по тому же принципу. Представляешь, какие нужно иметь мозги и эмоциональное состояние, чтобы свободно оперировать всем этим?
   - В любой песенной иллюзии есть элемент хаоса. Необъяснимо, но факт. Интересно, они сами-то себя понимают?
   Паладин рассмеялся.
   - А божественным зрением ты смог бы его прозреть? - задумчиво спросила Эйлин.
   - Хм. А он тебя, кажется, сильно зацепил, - серьёзно заметил Касавир. - Это не та способность, к которой можно обращаться в обыденной обстановке. Не стоит злоупотреблять благосклонностью Тира. Думаю, ты больше можешь о нём сказать, как коллега. И, - он улыбнулся, - как проницательная женщина.
   Эйлин в задумчивости посмотрела на драконьи глаза, завораживающие своей необычной, мрачноватой красотой и раздражающие обоняние сильным, терпким запахом. Что она может о нём сказать? Очень много, если собрать все свои хаотичные впечатления от него. И очень мало, если попытаться вычленить главное, то, что можно было бы назвать общим мнением, ответом на главный вопрос - что он за человек и можно ли ему доверять.
   - Как женщина? Хм. Как женщина, я бы назвала его весьма милым молодым человеком. Если бы он не был таким сильным бардом.
   - А ты не думаешь, что он может быть из арфистов? - спросил Касавир после недолгого молчания и машинально подал ей руку, заметив подозрительный провал в деревянной брусчатке.
   - Да, - так же не глядя вложив свою руку в его, она перескочила через провал. - такой парень не остался бы незамеченным в Новом Оламне.
   Она подняла голову, посмотрев на Касавира.
   - Он сильный бард и, наверное, неплохой человек. Но как-то... несформирован. Мотается, как флюгер туда сюда.
   - Да, тут ты права. Но не забудь, он молод, и, несомненно, на его долю не выпало и малой доли тех испытаний, через которые прошла ты. Рафинированный городской щёголь. Он не привык к сопротивлению, к неуспеху, теряется и начинает нервничать, сталкиваясь с чем-то, более сильным, чем собственная воля.
   - Угу, - согласилась Эйлин. - А ещё твой ветреный ранимый юноша большой прохвост.
   Касавир усмехнулся.
   - Интересно, кто из нас защитник, а кто прокурор?
   - Ну, - Эйлин кокетливо стрельнула глазками, - по идее, адвокатом должна быть я. Я же впечатлительная женщина.
   - Я сказал, проницательная, - уточнил Касавир, - а это большая разница. Итак? Похоже, подсудимому не удалось вписать тебя в свой сценарий, и это сбило его с толку.
   - Ну почему же? - она улыбнулась, кинув взгляд на букет. - Отчасти, его тактика сработала. Он показал мне свои возможности, и я их оценила. Новый Оламн, что тут скажешь, - вздохнула она.
   - Ну, ну, тебе ли, потомку Великого Барда, страдать комплексом самоучки. Да, в чём-то тебе с ним не тягаться. Некоторым твоим заклинаниям не хватает отточенности.
   - Да уж, - хохотнула Эйлин, - на Сэнда мой юмор действует просто убийственно.
   - Но твои боевые и вдохновляющие песни - совсем другое дело, - продолжал Касавир. - В них столько мощи, страсти. Ты импровизируешь, но никогда не ошибаешься, бьёшь точно в цель. Ты мастер. Куда этому расчётливому прощелыге до тебя.
   Эйлин усмехнулась.
   - Не льсти мне. Каждому своё, как сказал Квист. У нас, мастеров грубого жанра, всё примитивнее, проще, всё однозначно. Боевые песни всегда очень короткие. В бою нет времени прятать какие-то глубинные смыслы за длинными проигрышами и руладами. В короткую фразу надо вложить ВСЁ. Это такое необыкновенное чувство, похожее на...
   - Боевую ярость? - неуверенно подсказал паладин.
   - Да, пожалуй, можно так назвать, - согласилась Эйлин. - Ты просто в какой-то момент чувствуешь, что если не выплеснешь всю ярость и боль - она сожрет тебя или тех, кто рядом... За мгновения выкладываешься так, как никогда не смог бы в мирной обстановке, словно сердце наизнанку выворачиваешь.
   Она помолчала немного и тихо добавила:
   - Именно поэтому боевой бард беззащитен в те секунды, когда поёт. Не перед мечом и стрелой, а перед агрессией, исступлением, болью, ужасом, безумием, тьмой... Потому, что душа его в этот миг открыта и другу, и врагу, и собственной энергии разрушения, если он в чём-то ошибётся.
   Они свернули в переулок, ведущий к дому. Касавир шагал, крепко держа Эйлин за руку, сдвинув брови, непроизвольно играя желваками. Нелегко слышать такое от женщины, с которой прошёл через ад, которую сам себе поклялся защитить любой ценой, которую мечтал видеть просто женой и матерью, когда всё это закончится. И понимать, что это - не закончится никогда. Ни для него, ни для неё. Какой-то частью души она так и не сможет обрести покой. Как и он.
   - Как же ты справлялась с этим? - выдохнул он.
   - Не знаю. Как все. Есть же у души какой-то запас прочности. Но отказаться от этого невозможно, каков бы ни был арсенал других средств. Это такой... коронный, смертельный номер, который ты всё усложняешь и усложняешь, впитывая ужас и восторг публики.
   Касавир покивал своим мыслям и тихо, надтреснуто произнес:
   - Я понимаю тебя.
  
  Они долго молчали. Эйлин пожала плечами.
   - Да, меня заинтриговал рассказ Квиста о состязаниях, но я не очень удивлена тем, что боевые барды занимают особое место. На десяток хороших очарователей или бардов общего профиля приходится один неплохой воин. Их ценят.
   - Их по праву считают особой кастой. Они могут то, чего не могут другие.
   - Не знаю. Иллюзия, очарование - тоже особые жанры. Поэтому, даже как коллеги, мы с Квистом вряд ли друг друга поймём. Но он возбудил мой интерес к своему искусству.
   Она вздохнула, бросив бесцельный взгляд назад вдоль улочки, прорезающей плотную, невзрачную одноэтажную застройку.
   - А вот боевых песен я давно не пела.
   - Хм. Хочешь поучаствовать в фестивале?
   - А кто бы отказался? Хотя бы ради того, чтобы узнать, что за всем этим стоит.
  ____________________________________________
  
  1. Медная монета уотердипской чеканки.
  
  Глава 7
  Остров с привидениями
  
   Нос большой четырехместной лодки взрезал тёмно-синюю рябь, послушно отзываясь на каждый энергичный взмах весел. Очертания скалистого островка впереди становились всё отчетливее. По вискам и мокрой покрасневшей шее Касавира со вздувшимися венами стекали крупные капли пота. Послеполуденное солнце жарило неимоверно, и трудящегося на вёслах паладина не спасало даже то, что волшебный доспех Морадина был создан комфортным для любых условий.
   Они лениво молчали каждый о своём, хотя темы для обсуждения были. Но Эйлин, обычно бравшая на себя роль вдохновителя общей беседы, была погружена в свои мысли.
   Встретившись в 'Зияющем портале' менее чем через три часа после расставания, они обменялись с Карой целым ворохом новостей. Во-первых, они двое оказались свидетелями очередной дерзкой попытки дискредитировать Гильдию Магов в Торговом районе. Они очутились там, благодаря Милану: тот уговорил Касавира помочь донести в мастерскую его партнёра заготовки для доспехов-конструкторов - всё равно им предстояло идти в ту сторону. Конструкторами предприимчивый торговец называл доспехи, собранные из частей от разных комплектов. У хорошего кузнеца они выходят не хуже оригинальных, но стоят гораздо дешевле и в магазинах вроде 'Кровавой работы' пользуются большим спросом. А что до нападения, то на этот раз кто-то изобретательный выпустил дюжину курстов через подвал Гильдии Фонарщиков. Брошенные хозяином, эти несчастные ни живые ни мёртвые создания не представляют большой опасности, но не всякий сможет сохранить самообладание, увидев бродящее рядом молчаливое существо, одетое в черное рваньё с капюшоном, обладающее совершенно белой кожей и для пущей убедительности сжимающее боевую косу в костлявой руке. Коварство замысла заключалось в том, что яркий свет действует на курстов возбуждающе, они, вспоминая что-то из своей прошлой жизни, начинают петь, плясать, плакать, смеяться, бегать за людьми, заглядывать им в глаза, угрожать оружием - словом, представляют собой зрелище не для слабонервных обывателей. Эйлин и Касавир вовремя оказались рядом, и поднявшаяся паника не успела наделать бед в пожароопасных демонстрационных залах Гильдии Фонарщиков. Покончив с этим и предоставив страже разбираться дальше, они уже в трёх шагах от места происшествия увидели свежерасклеенные листовки с очередным призывом к гражданам и властям озаботиться тем, что Гильдия Магов плюёт на законы и занимается опасными экспериментами.
   Тот же Милан рассказал им ещё кое-что интересное. Оказывается, глава Гильдии Магов леди Тиннуарэ является одним из засекреченных лордов Уотердипа. Сколько всего лордов у города, неизвестно, но на заседаниях Совета постоянно присутствуют шестнадцать. Остальные тщательно скрывают своё положение, дабы быть готовыми действовать неожиданно и, в случае чего, не дать врагам захватить власть. Теоретически, даже нищий, выпрашивающий у вас монетку, может оказаться тайным лордом. Информация Милана придавала нападкам на Гильдию совсем иной масштаб. Они в очередной раз поразились его осведомлённости о делах, которые, казалось бы, не должны быть в компетенции простого торговца из Доков. Впрочем, он водил дружбу с Симоном Дюсаром, а тот мог получить доступ ко многим секретам, сделав карьеру в Новом Оламне. А вот об острове с порталом Милан им почти ничего нового не сообщил, объяснив, что не любит это место. В детстве, когда Ниваль подбивал его сплавать туда, он очень боялся, впечатлённый страшными историями. Другое дело, Ниваль. Тот слыл парнем себе на уме, приторможенным, но, не дай бог, его какая муха укусит - ни страха, ни башки. Такую репутацию он приобрёл после одного столкновения с ребятами Малыша Тимпо. Но это была другая история, которую Милан обещал рассказать потом, чтобы не задерживать их своей болтовнёй. Так он деликатно отделался от их расспросов.
   Ещё одну трагическую весть принёс Мелрой, вернувшийся из своей экспедиции. Ученики алхимиков обнаружили растерзанные человеческие останки. Для Поющей Рощи такая находка была из ряда вон. Через этот овражистый лесок проходит дорога из города в Новый Оламн, а часть его заходит на территорию самой бардовской академии, образуя живописный парк с лестницами, водопадами и пещерками, приспособленными для отдыха и поисков вдохновения. Никаких опасных хищников на дороге никогда не встречалось. Об этом заботились как городская егерская служба, так и магия этого леса, наполненного пением птиц и журчанием ручьёв. И вот - три полуобглоданных трупа. Женщина и двое детей. Это было похоже на нападение крупного хищника и произошло не вчера - вот всё, что мог сказать Мел о страшной находке. Прошедшие за последнюю недели дожди свели на нет попытки отыскать следы. Но он быстро сориентировался и, отправив перепуганных ребят в город, чтобы сообщить страже о находке, добросовестно облазил с луком часть леса вокруг. Но никаких признаков присутствия зверя он не обнаружил и не почувствовал. Собственно, и сами останки, лежавшие на дне влажного глинистого оврага, были найдены случайно: одному из учеников почудилось, что там торчит редкий корень, и он не поленился спуститься. Извещённая мальчишками стража направила пару егерей прочесать рощу, на этом расследование и закончилось.
   Лесной эльф простодушно показал Эйлин свою находку 'на память' - простенький, но симпатичный латунный медальон. Дабы не сердить Касавира, она замяла дело, забрав у мальчишки вещицу и пообещав отдать её патрульным. Впрочем, смысла в этом не было - медальончик был стандартным, какие продаются в недорогих лавках, и вряд ли помог бы узнать что-то о погибших.
   Побеседовав с новыми товарищами Мелроя, друзья узнали, что в деревнях к востоку от леса люди, случалось, и раньше пропадали, но в последнее время особенно часто. Но тамошние обитатели ведут вообще опасный образ жизни, зарабатывая, в основном, раскапыванием старых усыпальниц на Крысиных Холмах. Словом, места там паршивые и народ паршивый, так что, ничего удивительного.
   Все эти разговоры, масса новой информации, свалившейся на них за несколько часов, вызвали у Эйлин скользкое, такое знакомое ощущение, будто, идя по цветущему лугу, она вдруг ступила на зыбкую почву и почувствовала под ногами дыхание жаждущей жертвы Топи. Это должно заставить её собраться, расслабить мышцы, заскользить взглядом в поисках ближайшей опоры или каких-нибудь подручных средств для переправы через опасный участок. Нельзя нервничать, торопиться и делать резких движений. Но трудно не нервничать, когда столько следов в этом поганом деле ведёт к человеку, ради которого она стремилась в этот город. А теперь она уже ни в чём не уверена. К этому моменту у них есть три никак не связанных источника информации, и во всех трёх рассказах, так или иначе, всплывает личность Симона Дюсара - таинственного человека из Нового Оламна, хранителя Серебряных Лабиринтов, хозяйничавшего на острове с порталом и исчезнувшего в ночь нападения оборотня. В такие совпадения может верить только наивный. Не первый раз её посетила горькая мысль, что, быть может, ей придётся разочароваться в этом человеке, а точнее, в его образе, созданном с чужих рассказов её воображением. А Ниваль... в нём она и не очаровывалась, и прекрасно теперь понимала, почему начальник Девятки так резко переменил своё мнение и согласился поехать в Уотердип. И не осуждала. Когда вся жизнь, день ко дню, как кирпичик к кирпичику, положена на карьеру...
  
   Посмотрев вперед, на приближающийся остров, Эйлин вздохнула и встряхнула головой, прогоняя невесёлые мысли. Взглянула на посерьёзневшего Мелроя. Она поразилась его бестрепетному отношению к своей страшной находке и недетской самостоятельности и смелости, проявленных при попытке что-нибудь выяснить. Но, подумав, решила, что не так уж это и странно для паренька, выросшего в глухой лесной деревне. Пусть он выглядит и ведет себя, как обычный сорванец, живо интересуется незнакомыми вещами и испытывает на прочность плоды цивилизации, но на самом деле ему чуть меньше лет, чем им троим вместе взятым, и всё это время он постигал со взрослыми эльфами науку выживания и перенимал приёмы друидов. И смерть в лесу от когтей зверя наверняка не является чем-то, меняющим его картину мира. Явное уважение, с которым к нему относились другие мальчики после этого инцидента и которое он как будто бы и не замечал, сказало ей о многом. Эльф он и есть эльф. Все эти аргументы она выложила друзьям, предлагая взять его с собой. Он может быть полезен на острове. Пусть лучше занимается привычным делом, чем слоняется в одиночестве по таверне.
   Так что, Мелрой тоже был с ними - притулился на корме и, высунув кончик языка, пытался зарисовывать что-то в свою книжицу. Он отнёсся к поездке с большим энтузиазмом, облачился в новенький охотничий дублет поверх зелёной рубашки, вооружился четырьмя метательными ножами в удобных перевязях на плече и у бедра, кинжалом в наголеннике. На поясе красовалось самое дорогое его приобретение, безропотно оплаченное Эйлин - зачарованный боевой серп, страшное оружие в руках того, кто умеет с ним обращаться. Всё это он выбрал в магазине сам, и обстоятельность, с какой он подошёл к делу, убедила всех, что для него эти красивые железки далеко не игрушки.
  
   *****
  
   Наконец, нос лодки ткнулся в песчаное дно отмели. Нежный шёпот волн, крупинки золотистого песка, щекочущие горячую загорелую кожу. Никаких городских шумов, никаких забот о насущном. Лишь крики чаек, безмятежность, блаженная праздность, редко выпадающая на долю мальчишки из Доков, и ощущение тайны, готовой открыться тебе одному в качестве поощрения за смелость. Легко было всё это представить, лишь ступив на остров. Эйлин поняла, почему Нивалю нравилось бывать здесь. Но с тех пор многое изменилось. И таящаяся здесь смерть сломала негласный барьер, выйдя за пределы мрачных подземелий.
   Всё, что представляло интерес, находилось в нижней части острова, обращенной к открытому морю. Остальные две его трети были заняты голыми непроходимыми скалами - пристанищем колонии чаек. От останков деревянного причала компания поднялась по шаткой лестнице к самому крыльцу домика, в котором разыгралась трагедия. Осмотрев его снаружи, они убедились, что Арвид не врал: он действительно мог сидеть, схоронившись за хозяйственной пристройкой сбоку от крыльца и видеть через окно бОльшую часть комнаты, оставаясь незаметным для тех, кто подошёл бы к двери, и не имея возможности видеть того, что происходило перед домом.
   Старая рассохшаяся двустворчатая дверь была распахнута. Тёмные полосы на защищенных ветхим навесом ступеньках не вызывали сомнений в своём происхождении. Скрип ступеней, тихие голоса, яркий свет вызвали испуганное суетливое копошение на полу. Обильные буро-зелёные пятна разложившейся крови послужили местом выведения потомства для каких-то жуков.
   - Не надо, - удержал Касавир брезгливо сморщившуюся Кару, которая, подобрав подол мантии, собиралась уничтожить это безобразие. - Здесь могут быть следы.
   Сюрприз ждал их в отгороженном углу, который не был виден с наблюдательного поста аасимара. Они ожидали найти убежище зверя где угодно на острове, только не в доме. Но Мелрой обнаружил здесь явные признаки его присутствия, и довольно длительного. Это не было похоже на логово, но там было много следов когтей, шерсть, запах, впитавшийся в дерево. Следы магии уже стерлись, но сомнений не было: здесь мог быть только оборотень. Чёрный медведь, как заключил Мел. Следы были найдены и в большой комнате. Падальщики день за днём кропотливо уничтожали свидетельства трагедии, и всё же, наблюдательный эльф обнаружил нечёткий кровавый отпечаток медвежьей лапы и глубокие борозды от когтей, испачканных в крови.
   Они пока ничего не обсуждали, не обменивались мнениями, не выдвигали версий. Просто ходили, смотрели, фиксировали в сознании. Но Эйлин показалось, что все они - её любимые и друзья - именно от неё ждут каких-то решений, выводов. И Касавир ждёт, потому что не хочет ранить её своими словами. И она молчала, приказывая себе собраться, не нервничать, не торопиться, но душою будучи готова завыть и убежать из этого проклятого места, рушащего её фантазию о семье и добром, понимающем отце...
  
   Когда команда покидала дом, Эйлин шла последней. Внезапно её тонкий слух различил едва слышный шорох, и она ощутила затылком приятное при такой жаре дуновение холодка. Но долго наслаждаться им не пришлось: в тот же миг стало трудно дышать. Чья-то рука - цепкая, твёрдая и мертвенно холодная - схватила её за горло. Не удержав от неожиданности равновесия, Эйлин упала, запнувшись о последнюю ступеньку и панически-тщетно попыталась оторвать от себя руку.
   Холодом обожгло пальцы, лёд застрял в горле, не давая дышать и кричать, мгновенно растёкся по груди и всему телу, сковывая её невидимыми тяжелыми путами. Словно она тонет в быстро замерзающей проруби. Как в страшном сне, из которого невозможно убежать...
   Мелрой среагировал быстро, обернувшись на шорох. Увидев искажённое удушьем лицо падающей Эйлин, он молниеносно вынул из наголенника кинжал и, подскочив, ударил им по мёртвой руке, перерезая сухожилия. Дёрнувшись, рука ослабила хватку, Касавир плеснул святой водой.
   - Огонь, быстро! - крикнул паладин, откидывая ногой подальше упавшую руку и тут же срывая с себя перчатки и бросаясь к Эйлин.
   Руке недолго оставалось скрести пальцами землю, щёлкать суставами и судорожно подскакивать, исходя белым дымом. Не успел Касавир произнести последнее слово, как с рук Кары сорвались сразу две огненные стрелы. Колдунья чуть-чуть перестаралась, обсыпав пеплом и песком всё вокруг, включая товарищей, но это было уже несущественно.
   ...когда Эйлин показалось, что холод отступил и пришло долгожданное избавление, чьи-то сильные неумолимые руки схватили её в железное кольцо. Её охватил смертельный страх. Тяжёлый воздух ворвался в легкие, обжигая их и раздувая. Она почувствовала, как её тело мнут и терзают. Боги, зачем? Почему её не оставят в покое? Неведомый мучитель всё продолжал и продолжал свои поползновения то ли разорвать ей грудь, то ли заставить её вдохнуть яд, который убьет её, только что спасшуюся из ледяного плена. В конце концов, в отчаянной попытке отстоять своё право на жизнь, она вытолкнула из себя проклятую, настойчиво вливаемую отраву, рванулась, и... закашлялась. Хватанула ртом воздух и снова не смогла сдержать кашля, словно разучившись дышать.
   - К-ка...
   - Успокойся, родная, это я.
   Тёплая широкая ладонь под затылком, согревающее дыхание любимого на губах. Не яд, а его дыхание, ставшее её жизнью. Родные голубые глаза, полные уверенности, что он знает, что делает, и она с ним в безопасности, но на дне их плещется скрываемая тревога. Потому, что это она, и он знает, каково ей было. Простые прикосновения рук, умеющих возвращать к жизни.
   - Выпей, - сказал Касавир, поднося к её губам зелье, когда она откашлялась, и взгляд её стал осмысленным. - Восстановишь силы и согреешься изнутри.
   - Я запаниковала, - просипела Эйлин, глотнув терпкого вяжущего зелья и виновато посмотрев на обступивших её товарищей.
   Паладин ободряюще улыбнулся.
   - Это естественно. Всё произошло быстро, а чарам энтропии трудно сопротивляться.
   Чары энтропии... Объяснение Касавира было логичным, но не очень-то утешало. Какая-то смердящая рука могла угробить её, победившую Короля Теней. Хорошая темка для иронично-философской баллады в стиле Эйлин Фарлонг. Она передёрнулась.
   - Эта рука... кошмар какой-то. Лучше уж пара зомби. Это та, откушенная?
   Касавир кивнул. Встав с его помощью и отряхнувшись, Эйлин сказала деланно бодро:
   - Судя по началу, в подвалах маяка нас ожидает немало интересного. Не будем заставлять себя ждать.
  
   Место, где должен был быть вход в квадратную в основании маячную башню, сложенную из крупных плит бело-розового ракушечника, оказалось завалено, а кладка пошла трещинами. Стало ясно, что кто-то был здесь после Арвида и бросил маленькую взрывную сферу на крышу массивного портика. Не оправдала надежд и крепкая на вид навесная железная лестница, ведущая на открытую полуразрушенную фонарную площадку: преодолев пару пролетов, они не решились лезть дальше, усомнившись в надёжности проржавевших креплений. Так что, пришлось продираться через лес репейника в обход башни в расчёте на то, что, если есть подвал, то должен быть и отдельный вход или хотя бы лаз. Так оно и оказалось. Откидная дверка лаза была мало того, что заперта на амбарный замок, да ещё и защищена ловушкой. Её обнаружила Мышь, изо всех сил старавшаяся загладить вину за то, что убежала вперёд от своей хозяйки и прошляпила мёртвую руку. Удалив всех на безопасное расстояние, Кара расстреляла замок с ловушкой молниями, и теперь ничто не мешало им войти и узнать, что за тайны здесь скрываются.
   - У меня нехорошее чувство, - сказал Касавир, присев над лазом и осветив уходящую вниз деревянную лестницу и часть подвала.
   Лестница выглядела весьма ненадёжно, а из подвала хлынул поток антиэнергии.
   - Кто бы сомневался, - тихо отозвалась Эйлин. - Береги голову. Этот ход точно гномы прорубали.
   В ответ на эти слова темнота подвала вдруг застонала и заколыхалась, почувствовав присутствие жизни. Щупальца призрачно-белой и зелёной субстанции рванулись к островку света, принимая на ходу человеческие очертания, но не решаясь пересечь границу тьмы и света. Многоголосым эхом раздался лязг призрачного оружия, тоже словно призрачный, доносящийся сквозь что-то густое и вязкое.
   Касавир вытащил молот из перевязи на поясе и вполголоса призвал магический щит.
   - Дай, я, - Кара пролезла вперёд и, сгенерировав в холёных ладонях световой шар, бросила его, не целясь, в воющую и стонущую черноту подвала.
   Налетев на какой-то потолочный выступ, шар взорвался ослепительным фейерверком, озарив сохранившиеся фрагменты старых фресок на выщербленных сводах. Из глубины раздались душераздирающие хрипы. Двое призраков, теряя силу вместе со сгустками отделяющейся эктоплазмы, приблизились к лестнице. Изувеченные бесплотные тела, красные глаза, искажённые болью лица, сизый пар из искривленных ртов. Могильный холод, страх и слепая ненависть ко всему дышащему. Неосязаемые щупальца тьмы и хаоса потекли к источнику живой энергии. Касавир рванулся к проходу, оттеснив колдунью плечом. Тьма, сжигаемая его бешенной лучистой аурой, судорожно дёрнулась назад, в спасительный мрак. Паладин быстро протиснулся в небольшой лаз, не слыша воплей Кары и не заботясь о царапинах на доспехе, - сам восстановится. Лестница и впрямь оказалась дрянной - он буквально съехал по ветхим ступенькам, сложившимся под его весом. Далеко отбросив нападавших магическим щитом, паладин проревел слова изгнания, лишая нежить сил и на какое-то время загоняя уцелевших в тёмные углы и узкий коридор подземелья. Сверху раздалась пронзительная ругань Кары.
   - А мы?! Сокрушитель, твою мать! Герой с дырой!
   Раздражённо поморщившись, он двумя пинками убрал опасно торчащие остатки лестницы и махнул ей, приглашая прыгать, только поскорее, благо, высота была небольшой. Удержать рослую колдунью, которую Эйлин в нетерпении подтолкнула, было нелегко, но Касавир справился, надсадно крякнув и с трудом сохранив равновесие, тут же удостоившись язвительной благодарности за то, что сломал ей всего одно ребро. Но слушать и, тем более, отвечать ей не было ни времени, ни смысла. Быстро поймав лёгонькую Эйлин, он бросился к тёмному проёму слева. Мелрой и Мышь спрыгнули сами, а Касавир уже работал молотом и щитом у входа в коридор, разбрызгивая вокруг ошмётки эктоплазмы. По короткому знаку Эйлин, Мел присоединился к нему, а сама она вместе с Мышью устремилась к каменной лестнице, ведущей наверх, откуда снова показались призраки. Раздался тонкий лязг вынимаемого из перевязи Серебряного Меча, и дюжина сверкающих, заряженных всевозможной магией осколков взмыла в смертоносном вихре, чуя поживу. Кара, не дожидаясь указаний, сразу заняла позицию под лазом, удобную для обстреливания всего подвала, и направила свою энергию гнева в более полезное русло, нежели шпильки в адрес невозмутимого паладина.
   Запели клинки, зашипели кислотные стрелы, подвал наполнился дерущими слух визгами и устрашающим воем. Привычная нежить, привычный бой, привычная техника атаки и защиты. Магическое оружие, погружаясь в невесомые тела, наносило бескровные раны, а мощные заряды Кары заставляли эктоплазму испаряться, превращая слабеющих призраков в облака холодного текучего тумана. Но и кажущиеся ненастоящими призрачные мечи и топоры таили в себе угрозу для незащищенных частей тела, поражая их морозным касанием или иссушением. В самом уязвимом положении был эльф, чья одежда слабо защищала тело от подобных атак. Но это компенсировалось поистине звериной увертливостью и природной повышенной сопротивляемостью магии, и мальчишка, даже пропустив пару ощутимых ударов, упрямо сражался рядом с паладином, пытавшимся сначала прикрывать его.
   Бой закончился быстро. Когда от нежити остались лишь обильные лужицы светящейся белой и зелёной эктоплазмы, Эйлин первым делом кинулась к Мелрою, сидевшему на корточках, привалившись спиной к холодной стене.
   - Как ты? - тяжело дыша, взволнованно спросила она, держа его за плечо пытаясь заглянуть в полуприкрытые глаза.
   Стряхнув с устрашающего зазубренного лезвия, переливающегося синими искрами, холодные густые капли эктоплазмы, мальчик отёр пот со лба и выдохнул:
   - ...мально. Тебя полечить?
   Подошедший Касавир, присев перед ним на одно колено, строго потребовал:
   - Ну-ка, покажи руку.
   Он заставил парня отложить серп и, осторожно закатав край влажного рукава, взглянув на сморщенный потемневший участок кожи от запястья до середины предплечья. Хмыкнул, переглянувшись с Эйлин, и вздохнул:
   - Лечить он собрался.
   - А, это, - эльф махнул рукой. - Это я почти восстановил, было хуже. Уже не больно и рука нормально работает.
   - Работает, - проворчал Касавир. - Такие вещи надо полностью залечивать, если не хочешь сухоруким остаться. Да не трать ты силы, отдыхай, - он пресек попытку мальчика сотворить заклинание, - я тоже вроде немножко умею лечить.
   Закончив процедуру, он ласково потрепал мальчишку по шее и сказал с теплотой в голосе:
   - А ты молодец. Это ведь был не первый твой бой?
   Вместо ответа эльф помотал головой и добавил:
   - Я только с призраками ещё не встречался. Не думал, что их легко убить.
   Надев перчатки, Касавир подцепил и растер меж пальцев сияющий белый кисель из небольшой лужицы.
   - Не обольщайся, это ненадолго. Через несколько дней они снова появятся.
   - Они всегда возвращаются?
   - По крайней мере, пока не будет устранена причина такого состояния или боги их не призовут, посчитав их миссию выполненной. Призраками становятся по разным причинам. В местах былых сражений иногда то появляются, то исчезают целые призрачные армии уже не существующих королевств, и никто не может отправить их туда, где они нашли бы покой. Разве что, - паладин кивнул в сторону Эйлин, - астральным оружием вроде Серебряного Меча Гит. Так что, здешних призраков в следующий раз будет меньше.
   - А меня сегодня кто-нибудь будет лечить? - капризно поинтересовалась Кара, занимавшаяся приведением в порядок растрепавшейся причёски и туалета.
   - А куда тебя ранили? - деловито спросил Касавир, вставая с колена.
   - В сердце! - сыронизировала колдунья, скалывая верхние пряди. - Стараешься для вас, стараешься, а вместо благодарности толчки да тычки. У меня всё тело от вас в синяках.
   Впрочем, сказала она это вполне беззлобно. Ругательное настроение прошло после жаркого боя, а к тому, что в пылу схватки случается всякое, они все уже привыкли. Кару больше огорчило то, что подол мантии оказался разорван.
   - Да, неудачно ты прыгнула, - констатировала Эйлин, вызвав её возмущённый фырк, - но ничего, не страшно. Шитья тут на пять минут. Волшебные нити в Гильдии бесплатно должны дать.
   - Да чёрт с ней, с мантией, - раздражённо махнула рукой Кара. - Сэнд разгундится, что, стоило ему выйти за порог, как я приключений себе нашла.
   Друзья усмехнулись, а Мел, как никто, понимавший её, весело рассмеялся.
   Упоминание о Сэнде заставило эльфа вспомнить и о своих обязанностях. Встав, он достал из своей сумки мешочек и специальную лопатку.
   - Ты будешь всё это собирать? - с сомнением спросил паладин.
   Мел кивнул, присев над одной из больших луж.
   - Сколько смогу. Зелёную в первую очередь, магистр говорил, что она более древняя и ценная.
   Эйлин развела руками, переглянувшись с друзьями.
   - Ничего не поделаешь, ученик мага должен практиковаться и отрабатывать свой хлеб.
   - А вы идите вперёд, - сказал Мелрой, не поднимая головы, - я догоню.
   Эйлин легонько дотронулась до плеча Касавира и прошептала:
   - Так лучше. Здесь безопасно, а дальше мы расчистим ему дорогу.
   - Хорошо. Мелрой, - обернулся паладин к эльфу, - собираешь, что тебе нужно, и сразу идёшь за нами, след в след. Никакой самодеятельности, понял?
   - Угу, - кивнул мальчик, не отрываясь от своего занятия и, подумав, добавил: - Так точно.
   Осмотрев ещё раз нижнюю площадку башни и подвал, они убедились, что мальчику ничего не угрожает. Подвал был вполне обычным для башни, в которой давно никто не живет - пустым, мрачным и пованивающим затхлостью. Он представлял собой одно большое квадратное помещение, чьи своды поддерживались шестью каменными полуколоннами, и сообщался небольшим коридором с подземельем. Туда им и предстояло спуститься. Именно туда вели бурые смазанные полосы, которые они разглядели на лестнице и на полу.
   - Здесь кладка гораздо старее, чем камень самой башни, - заметил Касавир, оглядев красивый когда-то потолок и стены с медными кольцами для факелов. - Это древнее место. Ну, что ж, пойдёмте. Мел, если что, зови нас.
  
   *****
  
   Положившись на Мышь, семенящую далеко впереди и готовую подать сигнал об опасности, они неспешно шагали по тёмному и почти прямому проходу в подземелье. На удивление, здесь почти не было признаков какой-либо жизни. Уж кого-кого, а крыс и гигантских пауков в таких места всегда полно. А тут лишь копошились какие-то мерзкие твари, похожие на крупных тараканов, впадавшие в панику, когда на них падал свет. Немного сквозило, и воздух здесь был гораздо легче, чем в подвале.
   - Интересный мальчишка. Душа художника, взгляд любознательного ребенка и... такие крепкие нервы, никакой впечатлительности, - задумчиво произнесла Эйлин.
   - Что мы вообще знаем о лесных эльфах? - ответила Кара вопросом. - Вот ты своего приёмного отца хорошо знала?
   Вздохнув, Эйлин вспомнила о Дэйгуне. По выражению его лица, не несущему печати прожитых столетий, и ровному тону неспешной речи, отличавшейся недеревенской правильностью и свойственной эльфам красотой оборотов, всегда трудно было понять, чувствует ли он что-то. Главные вопросы, которые её занимали - что держало Дэйгуна в Западной Гавани после гибели жены и что заставило замкнутого охотника с таинственным прошлым, живущего на отшибе у самых Топей, назвать дочерью двухлетнее человеческое дитя с куском серебра в груди. Любой бы понял и одобрил, если бы он отдал её в приют, где знают, как правильно воспитывать маленьких детей, чем кормить и что вообще с ними делать. Наверное, в числе причин было и то, что скрытный неразговорчивый эльф предполагал, что когда-нибудь из-за этого проклятого осколка ей придется защищать свою жизнь от силы, более страшной, чем болотные твари, и что Западная Гавань никогда не будет в безопасности, как место, где был сломан меч. Он не пытался ничего изменить, но и не собирался отказываться от ответственности, которую налагало на него знание правды. Поди пойми.
   - Пожалуй, ты права... Знаете, меня поразили рисунки Мела. Такие зрелые, но в них нет присущего городскому искусству умения приукрасить, проявить фантазию. Они естественны и правдивы, как сама жизнь. Пожалуй, не всякий способен их оценить...
   - А вспомни Элани, - гнула своё Кара, - дунь - рассыплется, кажется, мухи не обидит, солнышку радуется, с травой разговаривает, над каждой птахой готова хлопотать. Но по-настоящему тяжело переживающей чью-то смерть я видела её один раз - когда погибли обезумевшие друиды Круга Топей, которых она сама же и прикончила. Она принимает вещи такими, какие они есть. И Мел такой же, могу поручиться. Себе на уме парень.
   - Да... этот одарённый, непоседливый, любопытный сорванец держит кинжал вполне профессионально и, не сомневаясь, пускает в ход, - добавил Касавир.
   - Интересно, что заставило его покинуть родной лес. Ведь в городе таким, как он, нелегко, - вздохнула Эйлин.
   - Это ему-то? - усмехнулась Кара. - Он впитывает эту жизнь, как губка, не упуская ничего, но сам не очень-то спешит раскрываться. Он здесь приспособится.
   - Уотердип не самый плохой город для лесного эльфа, - согласился Касавир.
  
   Дрожащие комочки магического света высветили белые бугры на округлом потолке и стенах пещеры. К сухому и необычно чистому воздуху пещеры примешался новый запах - свежий, терпкий, с горьковатым йодистым оттенком.
   - Соль? - Эйлин дотронулась до прохладной пузырчатой стены и, прежде чем Касавир успел остановить её, лизнула, чтобы убедиться в своей догадке.
   Пройдя поворот, друзья остановились в изумлении. Они оказались в соляном зале. Фантастические сталактиты, волны и каскады натёков, опоясывающие стены, казалось, тускло светились изнутри, а отблески огня рождали таинственную игру света и тени.
   - Так вот они какие, - произнесла Эйлин.
   Сорвавшись с губ, звуки её голоса вдруг словно обрели второе рождение, растёкшись по причудливым серебристо-зеленоватым сводам и опустившись на ошеломлённых друзей мягким обволакивающим облаком, заглушающим шаги и шорохи.
   - Это был мой голос? - после паузы прошептала Эйлин. - Я представляю, какой эффект в самих Серебряных Лабиринтах. Потому их и закрыли.
   - А что тут такого? - полюбопытствовала Кара.
   - Точно не знаю, но узнаю, когда мы туда попадем. Просто так это сокровище не скрывали бы.
   Один из проходов грота был перекрыт старой, покрытой соляными кристаллами дверью, которую Мышь упорно избегала, ни в какую не желая туда идти. Но именно туда и вели засохшие кровавые полосы и широкие борозды в соляной пыли, тонким слоем покрывающей пол пещеры. Пришлось оставить Мышь караулить Мелроя, и та с видимым облегчением подчинилась приказу.
   Надсадный стон тяжёлой двери отозвался хриплым рёвом в потревоженных закоулках грота. Вопреки ожиданиям, им не ударил в нос запах разложения, но по сладковатой затхлости и по охватившему их ощущению смиренной горечи, разлитой в воздухе и въевшейся в стены, они поняли, что смерть давно стала здесь хозяйкой. В первом круглом зале они ничего не обнаружили. Не слышалось ни звука, ни шороха, не было признаков ни живой, ни мёртвой души. Они задержались, оглядывая ряды ниш, выдолбленных в соляной толще стен. Гробы в них за сотни лет обросли таким наростами, что превратились в бесформенные глыбы, слившись с каменным телом склепа, растворившись в нём так же, как растворилась в веках память о погребённых здесь существах.
   - Кажется, это очень старые могилы, - вполголоса произнесла Кара, поколупав ногтем покрытую соляным панцирем дощечку под одной из ниш.
   Эйлин не пожалела времени на то, чтобы очистить ножом несколько табличек, которые ей поддались - уж очень интересно было, кто похоронен в этом тайном склепе. Заметив на закаменевших от соли тисовых дощечках очертания знакомых символов, она попросила Кару хорошо посветить.
   - Да, это какой-то древний вариант общего, - кивнула колдунья, взглянув на выжженную на дереве старинную вязь. - Какой-то Безумный Од-мус или Озмус. Сладкоголосая Ниэль. Хакон Рифмач. Эзра Шельма.
   - Какие люди, - удивилась Эйлин. - Я и не думала, что песни не врут, и они жили на самом деле.
   - Эти имена похожи на прозвища, которые дают бардам, - заметила Кара.
   - Они самые.
   - Странно. Заброшенное кладбище бардов в городе, где их так уважают.
   Эйлин пожала плечами.
   - Этому склепу, наверное, много сотен лет. Для памяти города, которым управляют люди, это большой срок. Может, он старше самого города. А, кроме того, кажется этих не так уж и уважали. Эзра Шельма известен тем, что сбежал с невестой, обещанной рыцарю, а, чтобы замести следы, обманул жениха и направил его гнев против её родной деревни. Тот учинил резню, но счастья влюблённой девице это не принесло: хитроумный бард бросил её на сносях. - Эйлин вздохнула, оглядев скромные таблички. - Видимо, тут находили покой изгои бардовского племени.
   - Да уж, покой, - буркнула Кара. - А я думаю, с чего это на нас всякая пакость полезла, как только мы сюда сунулись.
   - Боишься?
   - Угу, - фыркнула колдунья, - поджилки трясутся.
  
   Их беседа была прервана окликом Касавира. Зрелище, открывшееся им во втором зале, было не из приятных, хотя не в первый раз приходилось им видеть мёртвых. Четыре тела, подобно изуродованным куклам, лежали в неестественных позах, сваленные в углублении пола. Они скорее высохли, чем были тронуты тленом, и их искажённые предсмертной болью черты на пергаментных лицах сохранились так хорошо, что жутко было смотреть. Ещё пара трупов была уложена в пустые стенные ниши. Рядом валялись доски и гвозди: тот, кто перетащил погибших в склеп, имел благое намерение похоронить их по всем правилам.
   - Боги, что же это с ними сделали? - пробормотала Эйлин, обходя кругом и рассматривая тела.
   - Нет, нет, погибли они от ран. Просто, за два месяца произошла частичная мумификация, благодаря особому воздуху соляной пещеры, который вытягивает влагу и препятствует разложению, - объяснил Касавир. - А волшебная древесина тиса дополнительно обеззараживает воздух и отпугивает падальщиков. Древние знали толк в устройстве склепов.
   - Наверное, я становлюсь циничной, но нам повезло. Могло быть и хуже, через два-то месяца.
   - Могло быть много хуже. Они могли превратиться в нежить, как рука, пытавшаяся убить тебя.
   - Значит, это и их неупокоенные души теперь живут в призрачной оболочке и выходят по ночам бродить по острову?
   Касавир кивнул.
   - Ну, что ж, Кара, ты можешь отчитаться Арвиду о частично выполненной работе, - он склонился над телом в заскорузлой, пропитанной кровью мантии Гильдии Магов. - В отличие от других, алхимик получил мало повреждений.
   - Угу, - буркнула Эйлин, - я вижу только две раны от клинка. Значит, его, всё-таки, бард убил.
   - Это возможно, - согласился Касавир, - но с такой же вероятностью это мог сделать кто-то из погибших - они были хорошо вооружены и, скорее всего, недружелюбно настроены.
   - Однако, никого, похожего на барда, я тут не вижу, - заметила Кара.
   - Его тут и не может быть, - отозвалась Эйлин.
   - Откуда такая уверенность? - колдунья вопросительно посмотрела на неё.
   Эйлин замялась.
   - Ну... я сопоставила рассказ Арвида и кое-какие другие свидетельства. Есть основания думать, что в ту же ночь он появлялся в другом месте.
   - Ага... вы, значит, тоже времени даром не теряли. Может, вам и личность его уже известна? Но, в любом случае, нам проще считать виновными этих бедолаг, - Кара бросила брезгливый взгляд на тела. - Вид у них бандитский.
   Касавир как раз переворачивал одно из них. У погибшего оказалась пара перевязей с метательными звездами, тесак с одной стороны и место для второго с другой. Одет он был в широкие штаны, заправленные в сапоги на толстой подошве, дублет из грубо выделанной кожи, похожей на крокодилью, и короткие шипованные наручи. Наполовину обнаженные предплечья и плечи были покрыты татуировками. Голова, по всей видимости, не была при жизни защищена ничем, кроме черной повязки. За это он и поплатился: от повязки остались окровавленные лоскуты, а то, что осталось от головы и лица, заставило обеих девушек передёрнуться и нервно чертыхнуться.
   - Да, - произнесла Эйлин после тяжёлой паузы. - Не похожи они на добропорядочных граждан, которые не вовремя устроили чаепитие в развалинах.
   - Ты права, - согласился Касавир. - Кстати, одежда на них не местная. Такую носят на востоке.
   - Тэй, Красные Маги! - осенило Эйлин.
   - Да. И татуировки - обратили внимание? Те же самые, что зарисовал Арвид.
   - Всё ясно, - заключила Кара. - Шайка разбойников с востока собиралась работать в Уотердипе на тэйских магов. Бард и алхимик сначала были с ними заодно. Потом бард испугался и решил умыть руки, встретился с алхимиком, чтобы склонить его на свою сторону. Тут их и взяли тёпленькими. Алхимика убили, бард сбежал, а оставшихся загрызла тварь.
   - Логичная версия, всё сходится, и смысл подслушанного разговора вписывается, - сказал Касавир, обдумав слова Кары. - Только это не просто шайка - с такими маги не стали бы связываться. Это, скорее всего, члены организованного анклава, и если они пришли сюда с Моря Упавших Звёзд, то их должны были чем-то сильно заинтересовать или очень хорошо заплатить. И зверь непростой, а насильственно обращенный. Мне интересно, откуда он тут взялся.
   - Ну, если уж тут нашлось место шайке бандитов, то и оборотень мог поблизости оказаться, - вступила в разговор Эйлин. - Может, это был кто-то из них.
   - А может, бард и был этим оборотнем, он же один выжил, ты сама сказала! - воскликнула Кара. - Ведь следы были в доме.
   Эйлин недобро посмотрела на неё и хотела сказать что-нибудь нелицеприятное, но сдержалась и лишь недовольно пробурчала:
   - А я думаю, что это, скорее, твой Арвид. А что? Упал, очнулся - вокруг трупы. А тебя нанял, чтобы убедиться в своей звериной природе.
   - Что скажешь? - Кара взглянула на паладина.
   - Хмм, - Касавир покачал головой, - даже не проверяя логику этой версии, сразу могу сказать, что аасимар самый маловероятный подозреваемый. Они имунны к заражению и проклятью, а наследственные оборотни в таком возрасте уже контролируют свою природу и не оставляют устойчивого шлейфа ужаса. Но я бы хотел его повидать.
   Последний раз бегло оглядев тела, паладин повернулся в сторону выхода.
   - Пойдёмте, Мелрой нас ждёт.
  
   Но юный эльф их не ждал. Выйдя из склепа, они услышали его пронзительный крик, усиленный акустикой пещеры. Вынув оружие, они на секунду остановились, пытаясь сообразить, откуда нёсся звук. Прислушавшись к повторному зову, Эйлин крикнула в ответ и уверенно побежала в противоположный, ещё не обследованный проход. Они с полминуты неслись по коридору, поблёскивающему кристаллами каменной соли, перескакивая через неровности и сталагмиты. Касавир вырвался вперёд, Эйлин немного отстала, чтобы не наглотаться поднятой им едкой соляной пыли, а Кара вовсе плелась в хвосте. Увидев дневной свет в конце коридора, паладин ускорил бег, отрываясь от Эйлин. Но через несколько мгновений резко остановился, так, что она чуть не налетела на него.
   - Стой, - тихо сказал он.
   То, что Эйлин увидела, выглянув на свет из сумрака коридора, заставило её сердце похолодеть. Она вскрикнула и дёрнулась вперёд, но Касавир снова задержал её.
   Пещера выходила прямо к морю. Коридор заканчивался футах в пятнадцати от берега, и на его границе стояли, покачиваясь, спиной к ним две человеческие фигуры, одетые так же, как мертвые в склепе. А выглядели они и того хуже. Тошнотворный запах, выпадающие волосы, дряблая, мертвецкого цвета кожа, почти облегающая кости, не оставляли сомнений в том, что они давно и безнадёжно мертвы. Они были похожи на обычных зомби, но, что поразило Эйлин, были полностью экипированы, как воины, и их страшные раны кровоточили так, словно они были только что убиты. Ходячий ночной кошмар истребителя нежити.
   Между мёртвыми фигурами и небольшой отмелью, тяжело дыша, лежала раненая Мышь. Дальше, у самого берега, на песке, усеянном обломками старых костей, вытянув ногу и вжавшись в валун, сидел Мелрой. Он сжимал рукоятку серпа и смотрел на спасителей отчаянным взглядом. Касавир уже подал ему знак молчать и ждать помощи. У мальчика было что-то с правой ногой - он пытался подобрать её, но она не слушалась. Несколько тварей, похожих на гигантских морских ежей, лежало в полосе прибоя и покачивалось на волнах. Страх за мальчика и чувство вины за то, что позволила ему остаться одному, боролись со злостью. 'Выпорю! Сама лично выпорю! Допрыгался!' Можно было догадаться, что здесь произошло. Сначала они расправились с морскими тварями, а потом появилась эта нежить. Странная нежить, которая не нападала, а просто стояла и смотрела мёртвыми глазами на объятого ужасом раненого мальчика.
   - Они не нападут, пока мы не спровоцируем их, - вполголоса сказал Касавир. - Но действовать надо наверняка - они живучи и невосприимчивы ни к твоей, ни к моей магии. Давай, ты проскальзываешь между ними и Мелом, а я...
   Его слова потонули в крике подоспевшей Кары. Увидев двух мертвяков, ради которых она скакала, как сумасшедшая, пачкая полы мантии, колдунья сочла, что лишь прицельный метеоритный дождь будет достаточной компенсацией за этот гнусный розыгрыш. Не успели мёртвые повернуться на шум, как на них со свистом и грохотом обрушились пылающие серные глыбы, сбивая с ног, ломая кости и сжигая. Огонь оказался самой действенной силой против этих существ - их плоть вспыхивала и сгорала, как бумага. Но их воля к земному существованию была столь велика, что, даже полуистлев, извергая предсмертные хрипы, они пытались доползти до своей убийцы. Касавиру и Эйлин пришлось нанести ещё несколько ударов, прежде чем закончилась их затянувшаяся агония.
  
   Пока Касавир осматривал мальчишку, Эйлин занималась Мышью. Оказалось, что ей в бок угодила здоровенная, в пол-локтя длиной, чёрная игла. Аккуратно вытащив её, Эйлин капнула на рану противоядия, а остальное дала выпить своей питомице. Продукт алхимической лаборатории Сэнда, как всегда, не подвёл - через пару минут к глазам Мыши вернулся здоровый блеск, и она весело зашевелила усиками, ластясь к хозяйке.
   У Мела дела обстояли хуже. Касавир обрабатывал царапины, покрывавшие руки, шею и лицо, и накладывал компресс на распухшее колено, а Эйлин, скрывая волнение, ругала его за самодеятельность и грозилась больше никогда - 'никогда-никогда, понял!' - не брать его с собой. А Мел, ещё возбуждённый и взволнованный происшествием, тараторил, что ничего плохого не хотел, просто наткнулся на этих непонятных ежей, и если бы не Мышь, то ни за что бы с ними не справился, 'потому, что эти гады колются, как сволочи, честное слово!', а потом пришли эти двое и он понял, что сам не справится, и тогда уж только закричал.
   - Ну и дурак, надо было сразу звать на помощь! - отрезала Эйлин, и мальчишка обиженно надулся и замолчал.
   Касавир заставил мальчика выпить противоядие и сказал тоном, не допускающим возражений:
   - Дальше с нами не пойдешь. Средства от паралича у меня нет, а без него нога не будет действовать ещё пару часов в лучшем случае. Ты не выдержишь наш темп.
   Заметив, как Мел огорчился, Эйлин, смягчившись, добавила:
   - Ты член команды, не менее ценный, чем любой из нас. Нам нелегко оставить тебя, но иначе придется тебя ждать или нести, а в случае нападения отвлекаться на твою защиту.
   - Ладно, останусь, - буркнул Мел после долгой паузы.
   - Решение разумного мужчины, - без тени улыбки произнёс паладин и сурово посмотрел на него: - А теперь рассказывай.
   Эльф тут же приободрился: ему было, чем похвастаться - он же не просто так сюда пошёл, он проследил следы зверя. Паренёк вытащил из-за пазухи пачку листов с заметками и приступил к рассказу, торопясь и глотая слова, словно боялся, что его прервут.
   - Это тот же медведь, очень крупный для чёрного. Вот, я тут набросал, как он мог бы выглядеть.
   Он показал чуть смятый листок с наброском: морда страшного зверя крупным планом с оскаленной пастью и тот же зверь в атакующей стойке на задних лапах.
   - Он преследовал двоих. По правой стороне есть неглубокий грот вроде лагеря или склада.
   На следующем листочке быстрыми, резкими штрихами был запечатлён медведь, бегущий за двумя человеческими фигурками по схематично намеченному, но узнаваемому коридору соляной пещеры. На другой картинке туша зверя нависала над отчаянно защищавшимися людишками, а вокруг валялись вспоротые тюки, спальники и разбитые ящики.
   - Там его серьёзно ранили, потому что дальше он шёл медленно, истекая кровью, а потом вовсе упал. В этом месте медвежьи следы обрываются. Но я подумал, раз это оборотень, надо ещё поискать.
   - Он снова перекинулся и излечился от ран? - с живым интересом спросил Касавир.
   Мальчик быстро кивнул и, набрав воздуху, продолжил:
   - Но он вывозился в крови и пытался оттереть ноги и руки о пол и стены. Сильно нервничал, метался. Проследить его дальше проще простого, дорога одна - к выходу. Здесь на утоптанных костях осталась пара отпечатков босых ног. Так что, не сомневайтесь. Он наверняка добрался до берега на лодке. Вон, - он показал вбитый в землю кусок железки со стертой от веревки ржавчиной. - А пока я тут всё осматривал и зарисовывал, эти ежи посыпались, сам не понял, откуда.
   Мальчик передёрнулся и, потрогав больную ногу, безуспешно попытался пошевелить ей. Эйлин вздохнула и посмотрела на него с укоризной. Лежать бы и тебе сейчас рядом с ними, если бы не верная Мышь.
   Они слушали и рассматривали рисунки эльфа, на которых разворачивалась картина произошедшего в гротах - динамичная и яркая, несмотря на чёрно-белую гамму и беглую схематичность изображений. Сцены были снабжены надписями, олицетворяющими рёв зверя и крики людей. Движения и некоторые подробности были переданы детально и не без фантазии. Вот раненный зверь лежит, истекая кровью, весь в каких-то вихрях и лучах, а над ним разгибается тело могучего человекоподобного существа с темной шерстью на спине и плечах. Затем крупный, изможденный гонкой и страхом темноволосый человек, сутулясь, держась за стену, грузно ковыляет к светлому пятну впереди, к спасительной лодке.
   - Молодец, Мелрой, - похвалил Касавир, - ты, конечно, заслужил порицания, но и поработал хорошо. Не думаю, что можно было бы сделать больше.
   - Да ладно, - засмущался мальчишка, - вот если бы следы были свежие...
   А Эйлин не могла оторвать взгляда от рассказа в картинках, восхищаясь выдумкой Мела. Она нахально выпросила рисунки себе и взяла с юного художника обещание придумать еще что-нибудь в этом роде.
  
   Она предложила привести в порядок доспехи и оружие, прежде чем идти дальше. Предлог для передышки был благовидным. Маленький отряд провёл на острове уже много времени и нуждался в отдыхе. Неуютная, зловещая, усеянная костями отмель была, конечно, не идеальным местом для привала, но выбирать не приходилось. Зато можно было от души любоваться пейзажем. На том берегу был лес, и примерно в полумиле к северо-западу угадывалась городская стена. Время здесь словно остановилось. Голубоватые очертания материковых гор казались причудливым облачным миражом, распластавшимся над изумрудной береговой полосой. Солнце, повисшее на полпути к закату, рассыпало золотисто-коралловые блики по нефритовой поверхности тихого вечернего моря. Далеко было ещё до благословенного часа, когда зной и духота летнего дня сменяется мягким теплом, а восточный бриз, несущий горную прохладу к нагретому за день морю, делает жизнь почти прекрасной. Но в тени скального козырька, где обдувало пещерным воздухом, было вполне сносно. Местные чайки и бакланы в считанные минуты избавили их от неприятно соседства с трупами гигантских ежей, сообща подняв их на скалы, чтобы разбить и заняться шумным дележом добычи. Мел, правда, уговорил Касавира припрятать пару-тройку для себя. Раз уж ему предстоит надолго остаться одному в условиях ограниченной подвижности, почему бы не посмотреть, что у этих тварей внутри? Магистр Сэнд наверняка найдёт интересными их ядовитые железы и что там у них ещё есть, а из отравленных игл можно наделать отличных дротиков. Рассудив, что, оставшись без присмотра, пусть он лучше убивает время препарированием ежей, чем ищет очередных приключений, взрослые не стали препятствовать его исследовательскому порыву.
  
   Кара присела на камень, Эйлин с Касавиром устроились прямо на земле. А эльф, смирившийся со своей несчастливой судьбой, принялся рисовать бой с ежами и делать наброски с самих животных.
   - А что это были за странные зомби? - спросила Эйлин, мотнув головой в сторону застывшей пепельной массы, из которой торчали металлические детали доспехов.
   - Ревеннанты, - ответил Касавир, методично счищая нечто, налипшее на заостренную часть бойка.
   - Души-мстители, - пробормотала она, припоминая когда-то от кого-то слышанное.
   - Не совсем. Их души находятся у врат Келемвора, а тела, снабжённые некоторым интеллектом и необходимыми рефлексами, преследуют убийцу. Ревеннанты существуют, пока жив их враг, и всегда находят дорогу к нему. Они не могут плавать, иначе давно бы нашли и убили оборотня.
   Он некоторое время молча натирал молот, а потом прервался, посмотрев на Эйлин:
   - Это очень опасные враги. Живучие, выносливые, умеющие действовать осторожно. Они невосприимчивы к изгнанию, подчинению и запугиванию, не боятся света. Огонь и кислота - единственное, что способно сильно повредить им.
   Эйлин с усмешкой взглянула на колдунью, сощурившись от яркого низкого солнца:
   - Да, Кара, с тобой нам повезло. Там, где ты, молоту и мечу почти не остаётся работы.
   - Наконец, пришёл и на мою улицу праздник, - отозвалась Кара, кинув камешек в воду, - Ваше Занудство осталось довольно. Это стоит порванной мантии.
   - Выходит, эти несчастные не причинили бы нам вреда, если бы мы не напали? - снова обратилась Эйлин к Касавиру.
   - Они могли повредить нам в другом - им хватило бы ума обойти остров и взять нашу лодку, пока мы обследуем подземелья. Но на невиновных они не нападают, если те им не препятствуют.
   - Даже если при жизни были убийцами и разбойниками?
   - Да. Участь мёртвого мстителя всех уравнивает - и душегуба, и священника, и паладина. Стать им может любой, это вещь непредсказуемая.
   - Бррр, - передёрнулась Эйлин, - есть повод помечтать о тихой смерти в своей постели.
   - Они могли бы привести нас к оборотню, - заметила Кара.
   - Безусловно, - кивнул Касавир, - но мы, конечно, не стали бы брать их в провожатые.
   - Да, это было бы чересчур... экстравагантно, - согласилась Эйлин. - Даже для такого флегматично-терпимого города, как Уотердип.
   - А может, этот тип живёт в окрестностях? - предположила колдунья после недолгого молчания, кинув очередной камешек. - Вы же слышали, что рассказывали алхимики. Лес, где нашли убитых, как раз напротив. За ним деревни. У него есть лодка. Иногда он орудует там, а иногда наведывается сюда, чтобы его не разоблачили.
   Но Касавир покачал головой, откладывая молот.
   - В самой пещере нет следов его присутствия. Рассказ Мела, скорее, подтверждает, что он оказался здесь случайно, преследуя свои жертвы, а потом воспользовался чужой лодкой. И, - почесав бровь, он взглянул исподлобья на Эйлин, - если он появлялся на острове регулярно, хранитель лабиринтов не мог не знать об этом. Очевидно, что бард, а может, и алхимик, не раз бывали в доме до той ночи. В Уотердипе и окрестностях масса более безопасных мест, где никто не помешает двоим поговорить с глазу на глаз. Но здесь они чувствовали себя, как дома...
   - Я знаю, я так же, как и ты, видела следы зверя в домике, и сама обо всём этом думала, - перебила его Эйлин и процедила: - И после встречи с оборотнем бард остался жив. Значит, либо ему повезло, либо он знал и не боялся его, либо был им сам.
   - А я что говорю! - вставила Кара.
   - Я бы не был так категоричен, - мягко возразил Касавир, качнув головой. Помолчав секунду, он уверенно сказал: - На настоящий момент я знаю о звере две вещи, которые противоречат друг другу, но, мне кажется, у меня есть логичное объяснение. Оно основывается на предположении, что хороший бард и очарователь способен при определённых условиях сдерживать или даже держать под контролем зверя с человеческой силой воли и сопротивляемостью.
   Сдерживать... под контролем... смысл, стоящий за этими словами показался Эйлин отголоском её собственных мучительных догадок. Но если с её стороны были лишь догадки и эмоции, то Касавир, видно, всё хорошо продумал и сделал выводы из всего, что они увидели и узнали. Это не слишком огорчило её. В каком-то смысле, даже успокоило. Всегда лучше идти по зыбкой дороге с открытыми глазами и смотреть в лицо доказанным фактам, каким бы неприятными они ни были, а не слабо обоснованным домыслам. Она поместила начищенный и смазанный меч в перевязь и, отложив его, легла на спину, подперев голову руками. И спокойно сказала, бесцельно пробегая напряжённым взглядом мелкие зелёно-фиолетовые листья прибрежного плюща, сплошным ковром покрывающего козырёк над пещерой:
   - Конечно, медведь - не крыса и не барсук. Можно ненадолго удержать разъярённого интеллектуального зверя. Но контролировать... сколько, час, два? Всю ночь, всё время до захода луны? Я бы этого не смогла, разве только имела бы к нему особый подход. Я не знаю, что их связывало, какие были ещё инструменты воздействия. Я не эксперт в этом деле, но не отвергаю такую возможность.
   Вздохнув, она повернула голову и кинула вопросительный взгляд на Касавира:
   - Так что с этим оборотнем?
  
   Эйлин не смотрела на лицо мужа, в этом не было необходимости. Она легко могла представить его выражение, скупую мимику - как двигаются губы на его бесстрастном, словно высеченном из камня лице, как он изредка хмурит брови, прикрывает глаза во время пауз. Она просто слушала его глубокий голос, и он успокаивал, речь текла неспешно, ровно, ненавязчиво охлаждая её эмоции, внося порядок в хаос тревожных мыслей на особом внутреннем уровне общения, характерном для близких людей, проведших много времени в разговорах и ещё больше - в особом молчании.
   - Первое, что я могу сказать о нём - это прОклятый оборотень. Косвенно на это указывают количество и посмертная судьба его жертв, а прямо - то, что он излечился от ран при переходе в гуманоидную форму. При инфицировании через укус или наследственной териантропии такое невозможно.
   - И что нам это дает? - поинтересовалась Кара.
   - Во-первых, пищу для размышлений. Проклятье не зверь, который бегает по лесам и кусает случайных путников. Его источник - маг, совершивший ритуал. Забавы ради такое не делается. Во-вторых, такого оборотня труднее уничтожить во всех формах, поскольку с проклятьем он получает повышение некоторых жизненно важных характеристик. И его тело требует особого ритуала погребения. Но тут есть одно но. При обращении в зверя оборотень ощущает голод, и он становится с каждым разом сильнее. Это заложено в проклятье, как гарантия того, что звериная природа быстро возьмёт верх и, стоит один раз поддаться ей, дороги назад не будет. Более того, проклятье начинает влиять и на его человеческий образ жизни, черты характера. Тела, найденные в лесу, были почти полностью съедены. Но те, что мы видели здесь, только покалечены. Я никак не мог этого понять.
   - К какому выводу ты пришёл? - коротко спросила Эйлин, не поворачивая головы, чувствуя, что сейчас нащупает твёрдую почву или окончательно увязнет в своих худших предположениях.
   Паладин пригладил волосы и задумчиво произнёс:
   - Это не могло быть первым обращением. Зверь бывал в доме неоднократно.
   - Угу, - Мел кивком подтвердил его слова, не отрываясь от рисования.
   - Значит, раньше он не проявлял агрессии, его звериная сущность вообще не давала о себе знать. Мы не нашли в доме и вокруг него никаких животных останков, которые обычно можно найти в логове оборотня.
   Эльф снова молча кивнул, а Касавир продолжал:
   - Вспомни, как располагаются следы крови в доме. В большой комнате, немного у окна, особенно много у входа. Всё, как описывал аасимар. Но в закутке, принадлежавшем зверю - ничего, кроме его собственных следов и запахов. Но ведь оборотень практически всегда перенимает привычки зверя, чья форма ему навязана.
   Мелрой поднял голову:
   - Черный медведь никогда не бывает вегетарианцем и это очень неопрятный зверь. Его берлогу ни с какой другой не спутаешь.
   - Поскольку мы имеем дело с прОклятым оборотнем, - продолжал Касавир, - такое нехарактерное поведение возможно лишь при условии, что он бывал тут не один, кто-то помогал ему адаптироваться к своему состоянию или попросту контролировал извне. Из всех известных нам участников и жертв трагедии, бард - наиболее подходящий кандидат. А той ночью случилось что-то, нарушившее обычный порядок. Что-то, что вызвало ярость зверя и сделало его неуправляемым. В тот момент он убивал не для того, чтобы съесть. Остервенение, страх, боль, инстинкт, запах крови гнали его, заставляя преследовать людей, проявивших агрессию. Он терзал их и бежал дальше, пока полученные раны не лишили его сил.
   Осмыслив в возникшей паузе эту версию, Эйлин настолько чётко представила себе всё случившееся, что даже подосадовала на себя за недогадливость. И образ незадачливого барда и мелкого торговца из Доков, человека-который-хотел-как-лучше, зревший в её сознании с тех пор, как она впервые о нём услышала от Ниваля, ещё не зная, кем он ей приходится, идеально соответствовал явившейся картине произошедшего. Рывком поднявшись, она повернулась к Касавиру и начала что-то говорить, но умолкла, когда он невольно перебил её, заговорив вместе с ней:
   - Не думаю, что хозяин хотел этого. Скорее всего, когда это случилось, он просто испугался, что естественно для человека, не обладающего навыками воина, когда его смирный мишка превращается в разъярённого зверя. Он сумел спастись, но ничем не смог помочь остальным. А может, зверь защищал его от нападавших. Об этом мы можем только догадываться. Но я знаю одно, - паладин бросил помрачневший взгляд в сторону безмятежного пригородного пейзажа на противоположном берегу, - идиллия закончилась. Зверь теперь охотится в другом месте, и он опасен. Может быть, бард и не осознаёт этого, но та ночь разбудила в его подопечном убийцу. А скоро оборотень-убийца перестанет зависеть от фаз луны, если уже не перестал. Мы должны найти его.
   - Чем раньше мы отыщем этого пройдоху-барда и зададим ему пару нескромных вопросов, тем лучше, - заключила за него Эйлин.
   - Да. И есть кто-то, наложивший проклятье. Возможно, это не единственная его жертва.
  
   Невесело вздохнув - чёрт бы побрал этих магов с их проклятиями - Эйлин встала и, надев перевязь, с сожалением посмотрела на Мышь.
   - Тебе придётся остаться с Мелом. И никаких возражений! - это адресовалось поднявшему голову эльфу. - А тебе я советую расположиться со своими ежами подальше от берега, оно так спокойнее будет.
   - Да, ещё кое-что, - поколебавшись, Касавир подошёл к останкам равеннантов. - Грабить мёртвых не в моих правилах, но у одного из них я заметил обсидиановый меч. Необычное оружие для бандита.
   - А, ты тоже обратил внимание, - оживилась Эйлин. - Кара, помоги-ка нам убрать всё лишнее.
   Когда слабая кислотная стрела растворила почти всё, что осталось от нежити, Касавир поднял меч и, счистив остатки гари, подал его Эйлин со словами:
   - Взгляни. Думаю, им нанесли рану, чуть не ставшую смертельной для оборотня.
   Эйлин не без удовольствия взяла в руки необычное оружие. Полюбовалась идеально отполированным чёрным вулканическим стеклом, прошитым сетью багровых прожилок, похожих на ручейки стекающей крови. Оценила странную извращённую красоту двухлезвийного клинка с прозрачной переливающейся бахромой бритвенно-острых зазубрин и эфеса, стилизованного под летящую гарпию, инкрустированную золотыми чешуйками. Покачала клинок на руке, проверяя баланс и, хмыкнув, сделала несколько восьмёрок и колющих выпадов, чувствуя, как остриё слегка клюёт.
   - Красивая игрушка, дорогая и стильная, - заявила она, - но в качестве основного оружия не годится: эфес слишком легковесный для короткого меча, навершие символическое. Я бы его отдала на доработку. А то в бою за полминуты вымотаешься. Да и материал... Думаю, это какое-то ритуальное или церемониальное оружие.
   - Тем не менее, им могли убить оборотня, я в этом уверен.
   - Да, этот меч должен быть сильнее, чем кажется, - пробормотала Эйлин, рассматривая выпуклые руны по обеим сторонам короткого и широкого дола. - Обсидиановое оружие не имеет смысла без магии.
   Забыв об осторожности, Эйлин прикоснулась к символам, и губы её беззвучно зашевелились: 'Латэйн, Ориор, Кинат...'
  
   Вдруг по долу от основания клинка, как ртуть по капиллярной трубке, потёк сверкающий серебристо-голубой ручеёк, наполняя тёмное стекло призрачным светом.
   - Будь осторожна! - предупредил Касавир.
   Руны засверкали тонкими гранями, на зазубринах вспыхнули фиолетовые и голубые искры. Даже через перчатку чувствовалось, как нагрелся клинок. Прозрачные лучи рун на миг осветили её лицо и горячее дуновение заставило её, наконец, опомниться и отдёрнуть руку. Но в ушах уже зазвенело, в виски кто-то резко всадил по гвоздю, а в носу стало влажно.
   Сообразив, что надо разрядить оружие, она, за неимением лучшего, воткнула его в землю.
   - Вот... чёртова штука, - выдохнула она и, добавив про себя ещё пару словечек, вытерла кровь и задрала голову.
   Касавир положил ей на переносицу тряпицу с изготовленным Карой кусочком льда.
   - В порядке?
   Эйлин прижала тряпку и утвердительно помычала.
   Разряженный меч потух и торчал из земли безжизненным и несуразным чёрным осколком. Но никто уже не посмел бы говорить о нём, как о бесполезной игрушке. Он показал скептически настроенному эксперту свою агрессивную и опасную природу. Даже на Кару это произвело впечатление.
   - Сильная вещь. Зачаровано на звуковой и ментальный урон, - пояснила она и досадливо добавила: - В чтении формул я не сильна, так что больше не скажу.
   Она посмотрела на Касавира, но тот тоже покачал головой.
   Снова взяв меч, теперь уже осторожнее, Эйлин полюбовалась им в вытянутой руке и цокнула языком.
   - Ну и ну, вот ты, значит, какой. Сводишь с ума, заставляешь жилы лопаться и ещё боги знают что творишь? Самое интересное вот что, - она повернула полотно меча плашмя и поднесла поближе к глазам, рассматривая руны под углом, потом перевернула на другую сторону, - посмотрите, они не напылены и не вытравлены, а зеркально выточены с обеих сторон лезвий, и их сияние пронизывает клинок. Если я что-то понимаю, то это самый высокий уровень зачарования. Филигранная работа. Такое не делают в любой магической мастерской.
   - Уж не в секретных ли мастерских Нового Оламна выточили этот меч? - высказал Касавир свою догадку.
   - По эффекту похоже, но не верится, что Красные Маги так далеко продвинулись в Академии. Да и стиль не тот. Может быть, это результат их собственных экспериментов, не самый удачный, но... - Эйлин осеклась, переведя просветлевший взгляд на Касавира и Кару, - я вот думаю, не такой ли клинок испытали на людях в Крабьих Гротах?
   Она посмотрела на меч с новым, опасливым выражением, слегка отведя лезвие, словно боясь, что одно прикосновение может повредить ей.
   - Может, там были и не мечи, но магия определённо та же самая, - согласился Касавир. - Боюсь, моего опыта недостаточно, чтобы исследовать его.
   - В нашем распоряжении целая Гильдия Магов. Должна же она хоть на что-то сгодиться, - кисло бросила Кара.
   Эйлин кивнула.
   - Твоя правда. Поскольку её светлость леди Тиннуарэ кровно заинтересована в нашем успехе, она нам не откажет.
   Кара лишь скривилась в ответ.
  
   Во избежание неприятностей, меч сразу поместили в мягкий кожаный чехол для трофейного оружия. Пара таких чехлов всегда имелась в наличии у предусмотрительной Эйлин, не любящей оставлять хорошие вещи кому попало. Следующим пунктом расследования был обнаруженный Мелом разорённый склад в боковом ответвлении, мимо которого они пробежали, спеша ему на помощь.
   От внимания Касавира не укрылось то, как лицо Эйлин помрачнело, когда они дошли до места. Засветив настенные факелы, они принялись осматривать лагерь. Остатки рассыпанных круп и других продуктов вперемешку с соляной грязью, обломками, щепками и вонючим обгоревшим тряпьем из выпотрошенных спальников - это было не особо интересно и содержательно. Здесь основательно потрудились крысы, хотя самих животных нигде не было.
   - Их привлёк запах, но для постоянного обиталища здесь нет воды, пригодной для питья, - сказала Эйлин, приподнимая ногой прогрызенный мешок с остатками чего-то, уже не поддающегося идентификации.
   Кара кивнула и заглянула в проломленную кадку, на дне которой плескалось с половник тухлой водицы:
   - Угу. Бандиты прятались в пещере, а воду таскали откуда-то снаружи. Всё-таки, боялись, что их обнаружат.
   Она посмотрела на Эйлин и поморщилась:
   - Да оставь ты это, вони меньше будет.
   Содержимое тюков и корзин, когда-то тщательно перевязанных и запечатанных сургучом, они рассматривали с бОльшим интересом, и оно живо напомнило им о произошедшем в Крабьих Гротах. Им посчастливилось отыскать среди кучи битого стекла пару уцелевших флаконов с зельем.
   - Это опасно, - предупредил паладин, когда Эйлин, присев на корточки у разорванной корзины, подняла флакон и стала соскабливать восковую печать с пробки.
   - Я осторожно.
   - Там может быть летучий яд.
   Наполовину вытянув пробку из флакона, Эйлин принюхалась. Ничего особенного. Запах сильный, но приятный. Отдает вроде ландышем и мятой. Что же это за ингредиент, о котором даже Сэнд не знает?
   Оценив количество разбитых зелий, повертев флакон в руках и рассмотрев его на свет, - тонкое узорчатое стекло, ровная восковая шейка, прозрачная аквамариновая жидкость, - Эйлин невесело заметила:
   - Это явно не для личного пользования и не кустарного производства. Это товар, который либо получали здесь, либо готовили к отправке.
   Она хотела сказать что-то ещё, но Кара перебила её.
   - Слушайте, что за бардак тут творится, а? Никто не видел и не слышал, как здесь среди ночи устроили побоище. Мермены молчали о том, что кто-то тут прятался и что-то затевал, а остров ведь на их территории.
   - Хороший вопрос, - согласился Касавир. - Мермены лояльны городу и сотрудничают со стражей. У них должны были быть причины для молчания.
   - Может, у них и спросим? - предложила Эйлин, отвлекшись от своих раздумий.
   - Интересно, как? С ними просто так не свяжешься, они мало кому доверяют.
   - Я знаю, как, - заверила Эйлин. - Правда, это тоже непросто, потому что сначала придётся найти амазонок. Они в каждом городе на юге имеют представителей, хотя и не афишируют себя. А с мерменами у них очень хороший контакт, их объединяет сильная нелюбовь к пиратам. Я это всё от Солы слышала, помнишь её?
   - Неплохая идея, - кивнул паладин, - но сначала надо разобраться с источником этих зелий. Найти портал и отыскать хранителя. Быть может, он сам многое нам объяснит.
   - О, да, - с сарказмом усмехнулась Эйлин, вставая с корточек. - Он становится всё более интересной и значимой фигурой. Очень занятно было бы узнать, зачем он держал контрабанду и давал приют бандитам в таком удобном месте - прямо в городской черте, под носом у стражи.
   Помолчав пару секунд, она взглянула на него исподлобья и упрямо произнесла:
   - Однако, это всё ещё не делает его убийцей и государственным преступником. Его могли заставить, он мог не знать...
   - Эйлин, - Касавир посмотрел ей в глаза и настойчиво произнёс: - Каким бы он ни был, он не вчера родился, он же бывший торговец и странствующий бард. Я ничего пока не утверждаю...
   - Вот и не надо!
   - ...нам просто нужно встретиться и поговорить.
   В наступившем угрюмом молчании Кара, уперев руки в бока, перевела долгий подозрительный взгляд с одного на другую.
   - Послушайте, - наконец, вымолвила она, - может, хватит таскать меня за нос? Что за игру вы ведёте последние три часа? Я не понимаю уже половины из того, что вы говорите. Есть что-то, что тупой колдунье не положено знать?
   Эйлин вздохнула, взглянув на неё:
   - Да нет, какой смысл скрывать. В общих чертах дело обстоит так: Красные Маги занимаются не только дискредитацией Гильдии Магов, но и пытаются проникнуть в кухню Нового Оламна. Они интересуются запретными Серебряными Лабиринтами. А хранитель Серебряных Лабиринтов и бард, встречавшийся здесь с алхимиком и державший оборотня - одно и то же лицо, это ты уже сама поняла. В ту же ночь он появился в очень возбуждённом состоянии в 'Садах Благодати', где, по слухам, есть проход к ещё одному порталу. С тех пор его никто не видел. Этот человек занимает в Новом Оламне кафедру очарования и входит в Совет, то есть, участвует в принятии решений. - Она немного помолчала и произнесла совсем тихо: - И этот же человек - отец Ниваля.
   Признание Эйлин, вопреки её ожиданиям, вызвало у Кары неприятный колкий смех.
   - Ах, вот оно что! Так я и думала. Значит, мы работаем на нашего дорогого сэра Ниваля. Верный рыцарь Девятки, самоотверженный слуга лорда и душка пронюхал, что его давно и благополучно забытый папаша как-то связан с головорезами из Крабьих Гротов, испугался за свою репутацию и карьеру и решил лично заняться этим делом, чтобы спрятать концы в воду. Но, судя по масштабу беды, это будет нелегко, даже используя таких дурачков, как мы. Ну, - она пренебрежительно повела плечом, приподняв бровь, - что ты на меня так смотришь, как будто сейчас в капусту порубишь своим мечом? Для тебя могу придумать и другую версию, - Кара закатила глаза, изображая раздумья, - благородный сэр Ниваль, узнав, что его отец совершенно случайно связался с плохими ребятами, воспылал сыновними чувствами и бросился спасать старика от самого себя. Выбирай, что хочешь, а я останусь при своём мнении.
   - Кара, - взяв себя в руки, Эйлин окинула колдунью ледяным взором, - ты напрасно стараешься. Я не наивна, и в мотивах Ниваля разбираюсь уж никак не хуже тебя. Но это и мой отец.
   - Твой отец! - фыркнула Кара, - о котором ты знаешь с чужих слов и который за всю жизнь уделил тебе пятнадцать минут своего времени - когда был с твоей матерью. - Округлив глаза, она выпалила нарочито тоненьким голосом: - Здравствуй, папа, помнишь, как двадцать пять лет назад...
   Колдунья вторично фыркнула и умолкла, скрестив руки на груди.
   Эйлин почувствовала, как кровь приливает к лицу, как начинает сосать под ложечкой и пересыхают губы. Она с детства краснела и тушевалась в споре, но тренировала себя, учась достойно реагировать на любое обращение, даже самое грубое и обидное. И преуспела в этом. Много разного пришлось ей выслушать за свою жизнь приёмыша и карьеру спасительницы мира, но крепкое и меткое слово, убийственная ирония, очаровательная или холодная улыбка, презрительный или безразличный взгляд стали её надёжными союзниками. А сейчас она не знала, как ответить человеку, с которым её связали месяцы войны и сдружили полтора послевоенных года; которого она сознательно выбрала в попутчики и на которого здесь, в Уотердипе, очень рассчитывала. Она, как обычно, пыталась сначала понять, что спровоцировало Кару на эту вспышку. Зачем она это всё говорит? Не для того, же, чтобы нарочно сделать больно!
   - Ну, да, - тихо промолвила Эйлин, растерянно пожав плечами, - я знаю своего отца по рассказам. И по этим рассказам я могу представить его ветреным любовником, авантюристом, человеком, связанным не слишком изысканными знакомствами, торговцем, нарушающим правила, горе-искателем приключений, в конце концов. Но умышленным пособником убийц и бандитов - никак не могу. Поэтому, я здесь, - она удивлённо посмотрела на Кару, словно для неё было дико любое сомнение в том, что она поступает правильно, - с Нивалем. Мне не важно, что будет потом и наступит ли семейная идиллия. Я просто хочу помочь ему распутать этот клубок, чтобы отец смог отмыть своё имя от грязи или... или...
   Тут она окончательно смешалась, запуталась и умолкла. Румянец отхлынул от её лица, губы как-то жалко дрогнули, и она отвернулась. Через несколько мгновений раздался её глуховатый усталый голос:
   - Хорошо, Кара. Я не могу тебе приказывать, не стану и уговаривать. Не хочешь в этом участвовать - можешь уходить.
  
   Повисла тягостная пауза. Досадливо поджав губы, Кара взглянула на нахмуренного паладина. Какой-то вредный червячок начал грызть её в наступившей неловкой тишине. И Касавир, как ей показалось, бесконечно долго смотрел на неё, а потом вздохнул и обхватил Эйлин за плечи.
   - Послушай...
   Но Кара неожиданно перебила его, быстро шагнув к подруге:
   - Эйлин, - хрипло сказала она и прокашлялась, - тебе надо успокоиться, вот что я скажу. Ты всё слишком драматизируешь.
   Она снова прочистила горло и заговорила смелее:
   - Меня, конечно, взбесило, что мы снова для Ниваля каштаны таскаем. Но ты, между прочим, тоже словом обидеть можешь, когда взбесишься. Я же не сказала, что ухожу. Плевать мне на Ниваля и его чувства, даже если они у него есть. Где он вообще - твой Ниваль? Но ты - другое дело. Разве я когда-нибудь лезла тебе в душу, спрашивала, не сверну ли я шею, если останусь с тобой? 'Давай, Кара! Покажи им, Кара! Молодец, Кара!' Просто, повторяй это почаще, и со мной всё будет в порядке.
   Она несмело улыбнулась, надеясь на ответную улыбку, но уголки её губ тут же опустились:
   - Ну, ладно, кончай дуться... извини.
   Потолок пещеры не обвалился, солнце не упало на землю, Великий Ледник не растаял, затопив полконтинента. Кара просто произнесла слово, которого в её лексиконе отродясь не было. А Эйлин вдруг стало до кома в горле неловко. Ведь если вдуматься, колдунья не сказала ничего неправильного. И делу будет больше пользы, если не воображать себя спасающей отца, а спокойно выполнять свою работу. Но друзей мы почему-то судим строже. А умение вовремя остановиться - ох, как непросто дается. Эйлин ответила ей извиняющейся улыбкой и сказала:
   - Это ты меня прости. Не думай, что я это скрывала. Я сама только сегодня узнала, и постоянно думаю об этом... а Ниваля так вообще убить готова, - она вздохнула, - вот меня и всколыхнуло. Ну, - она приободрилась, - здесь, кажется, больше нечего делать, пойдёмте искать портал.
   - Минутку, - Касавир обратил их внимание на длинный окованный ящик, искромсанный валяющимся рядом топором, и обрывки плотной холстины. - Обсидиановые мечи хранились здесь и тоже предназначались для транспортировки. Те двое бежали сюда за мечом, чтобы убить зверя. А остальное оружие мог забрать тот, кто перетаскивал тела.
   - А почему он тогда не перетащил и этих двоих? - поинтересовалась Эйлин.
   Касавир пожал плечами.
   - Он потратил много времени и сил, перетаскивая трупы с улицы, торопился. И, возможно, в коридоре в это время ещё лежал раненый зверь, которого он боялся.
   - И всё-таки, я не понимаю, - обратилась Кара к Эйлин. - Почему твоего отца не искали, если он такая шишка? Они же должны были знать, что начинать следует с порталов.
   - Трудно сказать. О том, что здесь есть старый портал, знают не многие. - Эйлин вспомнила о рассказе Квиста. - А те, кто знают, считают его недействующим. Наверное, правда известна лишь некоторым посвящённым.
   - И именно эти посвящённые не заинтересованы в том, чтобы накануне Большого Фестиваля всплыла эта грязная история, - добавил Касавир. - А для кого-то было подарком судьбы исчезновение хранителя в момент, когда с богатым попечителем велись переговоры о Серебряных Лабиринтах.
   - Да, Новый Оламн - сложная и противоречивая система, - задумчиво произнесла Эйлин.
   - Можешь не рассказывать, - махнула рукой Кара. - Я тоже кое-чего повидала в Невервинтерской Академии. Везде одно и то же. Наверху борьба за власть и попечительские деньги, внизу зависть и крысиная возня. Пойдёмте уже отсюда.
  
   *****
  
   Долгие блуждания по коридорам, большинство из которых были слепыми (а в тупиках водились чьи-то старые и, конечно, недовольные вторжением скелеты), увенчались успехом, когда друзья, наудачу спустившись по уступам в широкий колодец, попали из него в освещенный коридор. Мягкий свет струился из-под соляных наслоений стен и потолка, отчего они казались прозрачными.
   - Это точно здесь, - прошептала Эйлин.
   Словно в подтверждение её слов, из глубин коридора послышалась музыка и пение. Собственно, они догадались, что это были музыка и пение, поскольку ничем другим это быть не могло. Хотя и на музыку, по их понятиям, не очень-то походило, скорее, на какие-то потусторонние звуки. Рваные, агрессивные аккорды, гнусаво-замогильный голос - от всего этого веяло вселенской безысходностью и мрачной тоской.
  
   There's no present, there's no future
   I don't even know about the past
   It's all timeless and never ending
   To take it in it's all too vast[1]
  
   Странная песня оборвалась и тот же голос рявкнул, обращаясь явно к ним:
   - Может, поторопитесь, чёртовы нарушители покоя этой чёртовой святыни?! Или я тут просидел чёртову вечность, чтобы томительно ждать, пока вы, разинув рты, тащите сюда свои задницы?
   Как ни думала Эйлин над логикой этого мыслеизречения, она осталась для неё загадкой. Но спорить с обладателем сверхъестественного голоса не хотелось, поэтому они поспешили на зов.
   Коридор привёл их в пустой зал, где на нижней ступеньке монументальной соляной лестницы с массивными балясинами восседала зеленовато-призрачная фигура с лютней. Фигура была крупной, вроде бы человеческой, но наличие странных перекошенных крыльев за спиной намекало на что-то иное. Впрочем, и без этого атрибута их обладатель выглядел весьма колоритно. Одеяние его состояло из килта, грубых башмаков, прикрывающего голую спину плаща с застежкой на одном плече, клепанных наручей и нескольких устрашающе-массивных амулетов. И лютня в его руках была необычной - напоминала формой голову дьявола с рогами.
   Внешний вид призрака был под стать его одежде: широкое одутловатое лицо с крупными мужицкими чертами и горящие неугасимым безумием чуть выкаченные глаза. Совершенную законченность образу барда придавала умопомрачительная прическа. Гробнар, чьи волосы тоже имели способность существовать отдельно от законов физики и здравого смысла, часто говаривал, что голова гному на то и дана, чтобы быть нескучным. Что бы он ни имел в виду, про голову представшего их взорам призрака можно было сказать, что она была нескучной в самом прямом смысле этого слова.
   И тут Эйлин осенило. Кому ещё быть стражем Серебряных Лабиринтов, как не их гениально-сумасбродному создателю.
  _________________________________________
  
  1. Ozzy Osbourne, Forever or center of eternity.
  
   Глава 8
  Мёртвый бард
  
  Слова иногда нуждаются в музыке,
   но музыка не нуждается ни в чём.
   Э. Григ
  
   Это был странный дух. Эйлин встречала много похожих существ, но никогда не видела у них таких прозрачных и в то же время осмысленных, пронзительных глаз. Оранжевые зрачки его казались живыми отблесками огня в призрачно-зелёной глубине замерзшего озера. Он поприветствовал их небрежным жестом и продолжал наигрывать. Какой мощный и странно-завораживающий звук у этой призрачной лютни.
   - Безумный Одмус, к вашим услугам, - проворчал он. - А вы, добрые люди, пришли передать привет от моих ребят, временно покинувших этот мир? Или, может быть, поговорить о том, как солнышко светит и птички поют? Или сказать "старина Одмус, ты гений, иди и возглавь наш сраный Дом Песни?" Или... О, нет! Невероятно, но всё же... вдруг вы совершенно случайно хотите пройти в чёртовы Серебряные Лабиринты?! Какая безумная мысль! Должно быть, я окончательно сбрендил, отсиживая свой бесконечный посмертный срок.
   Царапнуло под сердцем от этого многословного приветствия. Тоской и затаённой обидой. Этот необычно эмоциональный, мизантропически настроенный призрак был одним из тех, чьи тела покоились в склепе бардов, не обозначенном в путеводителях. И он был здесь не по своей воле.
   Эйлин переглянулась с товарищами. По молчаливому согласию, ей было предоставлено право говорить со стражем.
   - Ты прав отчасти, - вымолвила она, собравшись с мыслями. - Мы хотим пройти в лабиринты, но не за тем...
   "А зачем? Зачем вообще туда кто-то хочет попасть?"
   - Верю, верю, моя маленькая коллега, - притворно-сладко перебил призрак и снова перешёл на каркающее ворчанье: - Верю, что вы не собираетесь утопить этот сраный городишко и через это овладеть всем миром. И до кучи приделать фитиль занюханному Дому Песни или Новому Оламну, как его теперь кличут. В этом я бы и сам с удовольствием вам помог. Будь у меня сердце, оно бы разорвалось от мысли, что я должен вас убить всего лишь за здоровое любопытство. Или любознательность, если хочешь. Или - чем чёрт ни шутит - пытливость.
   - Это так необходимо? - спросил Касавир бесстрастным тоном.
   - Ты священник или паладин? Паладин. Тогда не мне рассказывать тебе, куда обычно засовывают своё "не хочу", когда существует "надо".
   Одмус уныло усмехнулся:
   - Вам чертовски не повезло. До вас сюда уже приходил один пытливый юноша из Дома Песни - я уж буду называть эту разросшуюся махину по старинке, как привык. Эдакий франт с глазами из монетного серебра, думающий, что в настоящее искусство можно пролезть с чёрного хода. Но он был первым за эту проклятую вечность. И я не смог удержаться, использовал возможность отпустить его, связав клятвой.
   Эйлин прищурилась, склонив голову.
   - Этот юноша не был хранителем лабиринтов.
   - О! А ты в теме, детка, - оживился призрак. - Нет, он им не был. Хранителя я и так обязан впускать, выпускать и слушаться, как родного папу.
   Эйлин и Касавир одновременно попытались вспомнить, кто во время разговора с Квистом первым упомянул о Серебряных Лабиринтах. Кажется, это был сам Квист. Он же рассказал им и о якобы разрушенном портале. Они чуть заметно кивнули друг-другу. Если это был он, то намеренно солгал. Но зачем?
   - В чём была суть вашего соглашения? - спросил паладин.
   - Суть в том, что я здесь сижу не для того, чтобы отвечать на твои сраные вопросы! - отрезал Одмус и буркнул после небольшой паузы: - Не могу ничего об этом сказать, кроме того, что я почитаю Келемвора и верен ему.
   Склонив голову, Одмус взял несколько терзающих слух и душу аккордов.
   - Довольно интересный выбор для барда, - заметила Эйлин, чей взгляд был прикован к светящимся струнам, брюзгливо выплёвывающим звуки под узловатыми полупрозрачными пальцами.
   - Для неживого барда тем более, - пробормотал Касавир, удостоившись его хмурого взгляда.
   - Смерть - единственное, о чём стоит думать, во что стоит верить, - глухо проговорил призрак под аккомпанемент унылого проигрыша. - Всё, что мы знаем о нашей сраной жизни наверняка - это то, что мы умрём. - Он поднял голову и в упор посмотрел на Касавира: - Не правда ли, паладин, именно мысль о неминуемой и единой для всех смерти делает твой разум острым, волю крепкой и заставляет тебя, не страшась, идти навстречу своему долгу?
   Касавир некоторое время молчал, скрестив руки на груди и, наконец, сдержанно процедил:
   - Возможно.
   - И какая злая ирония! - вскочив, вдруг гневно воскликнул Одмус. - Верный адепт Лорда Мёртвых стал призрачным стражем! Какая невыносимая боль, какой позор! И ОН ничего не смог сделать. Может, я недостаточно почитал его? Где справедливость?! Что меня теперь ждёт, если какой-нибудь бравый паладин поставит точку в моём земном существовании?
   Призрачная лютня хрипло взвыла в бессильном возмущении.
   - А как так получилось? - мягко спросила Эйлин. - Что ты натворил?
   - Что я натворил! Легче сказать, чего я НЕ натворил, - пробубнил Одмус, снова опустившись на ступеньку и нежно обнял свой инструмент, прижавшись щекой к деке. - Разве мои "подвиги" не описаны в ваших сраных хрониках? Разве безумным бардом не пугают детей?
   Эйлин пожала плечами.
   - Да как-то не верится, что тот, кто принимает догму Келемвора, станет желать многим людям насильственной смерти. Значит, либо я ошибаюсь, считая, что ты искренен в своём почтении к нему, либо что-то тут не так.
   Не позволив Касавиру удержать себя, она подошла ближе к призраку и, скинув с плеча сумку и перевязь с мечом, уселась на бугристый выступ соляного пола. Она не боялась, что это может стоить ей жизни. Не то, чтобы призрачный страж внушал ей безоговорочное доверие - всё-таки, он был порождением тёмной магии, пусть и не совсем обычным. Но Кара и Касавир были начеку, а Одмус слишком заинтересовал её, чтобы не попытаться поговорить с ним.
   - Расскажи о Серебряных Лабиринтах, а? - просто сказала она, посмотрев ему в лицо. - Как бард барду.
   - Ммм... ну-ну, - бард понимающе закивал и неожиданно спросил: - Тебе нравится звук моей лютни? Только честно.
   - Не знаю, как сказать... Он странный, тяжёлый, но не вызывает неприятия...
   - Говори, нравится или нет, не ходи вокруг да около! - раздражённо оборвал её Одмус.
   Эйлин несколько уязвлено закусила губу, подбирая слова и мысленно пробуя их на вкус.
   - Скорее, нравится. Он очень необычен. Но, как ни прекрасна здешняя акустика, по-моему, ему здесь... слишком тесно.
   Одмус посмотрел на неё долгим тяжёлым взглядом исподлобья, и вдруг взорвался пронзительным смехом.
   - Ну, ты даешь! - он сделал вид, что смахивает выступившие слёзы. А может, они и в самом деле выступили? - Хитрая девчонка! Дипломат в тебе умрёт последним.
   Последовал новый приступ смеха, переходящего в каркающее постанывание.
   - Но ты чертовски права, моя маленькая коллега! Именно, что тесно. Мне всегда было до скрежета зубовного тесно в этом сраном мирке. Знаешь, чем отличается бард от, - он сделал широкий жест рукой, - Барда? Великие барды не поют королям и лордам. Великие не поют толпе, разве только для практики и разнообразия. Великие поют солнцу, морю, ветру! Всему этому миру, дьявол его побери! И их голос звучит даже после смерти. А я хотел снискать признание жалких существ, населяющих этот мир и думающих, что он принадлежит им. Это было моей ошибкой. А ты как считаешь?
   Опершись локтями о колени, Эйлин почесала голову и пожала плечами.
   - Не знаю, Одмус. У меня не было времени думать об этом.
   Она не покривила душой. В самом деле, когда ей было думать о таких высоких и прекрасных вещах, абсолютно отвлечённых от того, чем была заполнена её реальная повседневная жизнь?
   Бард покивал головой:
   - Понимаю... Но, думаю, ты не безнадёжна. Ну что ж, чуваки, слушайте мою историю. Слушайте и смейтесь. Или плачьте - как вам будет угодно.
  
   Они слушали исповедь Безумного Одмуса, поведанную так, словно он не раз репетировал её - нарочито замогильным голосом, под сопровождение призрачной лютни, в стиле старинной ритмической импровизации. История человека, едва не погубившего целый город и жестоко наказанного за это, оказалась вовсе не так темна и мрачна, как пророчили архивы. А незаурядная личность главного героя прибавляла ей горькой пронзительности. Не было никакого Безумного Барда, замыслившего уничтожить город, тогда ещё не обладавший статусом Бриллианта Юга, и разделить с орками власть над провинцией. А был Одмус по прозвищу Рыжий Дьявол.
   - Да, детка, меня так называли, - подмигнул он Эйлин, - и эти слова звучали для меня музыкой. Дьявол во плоти - вот кем я был.
   Эйлин с сомнением взглянула на хилые обдёрганные крылья за спиной Одмуса, - уж очень они походили на бутафорские, - но смолчала.
   - Я взорвал это болото новым звуком, новыми песнями, - продолжал призрак. - Тесно? О, да, этим песням было тесно в жалких тавернах! Да и на ярмарочных площадках среди веселящейся толпы, желающей слушать о том, как Моник полюбила Тэмлина или как Велегард, выпив бочку эля, грохнул этой бочкой тролля, моя музыка задыхалась. Я пел им о свободе и вечности, а они судачили о том, что я пью кровь младенцев. Я пытался объяснить им, как они ошибаются, живя так, словно можно обмануть богов, что рано или поздно каждому придется держать персональный ответ, что смерть и одиночество дышат каждому в затылок, а они пытались спалить мой дом и называли меня исчадьем зла. Но я радовался и этому - ведь если они так сердятся, говорил я себе, значит, моя музыка задевает их души. Но вам это всё неинтересно. Вы ведь хотели узнать о Серебряных Лабиринтах. Я разочарую вас.
   История Серебряных Лабиринтов в устах из создателя звучала несколько иначе, чем в скупых городских хрониках и общедоступных архивах Нового Оламна. Ирония была в том, что он сам знал о свойствах лабиринтов лишь немногим больше. Просто не успел изучить их как следует. Он даже не имел представления о том, как далеко они простираются. Это были старые соляные копи. Исследовав их ради интереса, Одмус нашёл хорошо сохранившееся подземное жильё с прекрасной вентиляцией, с источником воды и всем необходимым для жизни. Решив, что жизнь отшельника как раз для него, он перебрался туда, а позже обнаружил, что акустика этих пещер удивительно подходит для его музыкальных экспериментов. Именно там ему в голову пришла идея изготовления струн из особого сплава на основе мифрила, зачарованного с помощью найденных в пещере кристаллов. А прожив там пару месяцев, Одмус убедился, что в самой толще стен и наслоений скрыта магия, которая постепенно пробуждается под его влиянием.
   - Однажды ночью на меня снизошло озарение. Мне приснилось, что я нахожусь внутри огромного инструмента, состоящего из дикого нагромождения ржавых труб и струн, забитых хламом резонаторов. И я мог всё это привести в порядок, отшлифовать и настроить. Это была титаническая работа, но меня не волновало, сколько времени и сил придется потратить. Результат стоил того. - Призрачный бард прикрыл глаза, и на лице его заиграла ностальгическая улыбка. - Они были живы, они почувствовали, что я пытаюсь сделать, и благодарно повиновались малейшему движению моей души, вот этих самых рук. Как скрипка повинуется смычку в руках мастера. Это было самое счастливое время в моей жизни. Мне было уже не важно, узнают ли, услышат ли, оценят ли... Мне приходилось дежурить в ополчении, когда твари осадили город, я перебивался случайными заработками, чтобы не подохнуть с голоду и покупать все необходимое для работы. Но, когда у меня выдавалась хотя бы пара свободных часов, я с трепетом влюблённого спешил к своему инструменту. Я, Одмус Рыжий Дьявол своим человеческим гением должен был заставить зазвучать это творение нечеловеческих рук. А то, что меня называли чокнутым... что ж, такова судьба тех, кто идёт против ветра, против времени, против плебейского высокомерия толпы...
   Эйлин тайком вздохнула, бросив взгляд на вдохновенную физиономию Одмуса и опустив глаза. Снова тоска по утраченному, боль и старая обида лились через край в пламенной речи, которая была мысленно, а может, и не только мысленно, отшлифована за долгие века в одиночестве. Кому пришло в голову сделать из поверженного барда стража, сохранив ему чувства и память?! В этом был какой-то глубокий смысл? Иначе было нельзя? Что это за странный призрак, чьи эмоции - эмоции?! - способны так захлёстывать. Или это только кажется? Она посмотрела на хмурого Касавира и угрюмую Кару. "Да нет же, они тоже всё видят".
   Закончилась история восстановления Серебряных Лабиринтов неожиданно и трагично. Годы, что Одмус проработал в пещерах, были трудными для города. Уотердип был не так влиятелен, не мог похвастаться сильной армией и мощной экономикой, сооружение Тролльей Стены ещё не было завершено. Самым серьёзным испытанием стала непрекращающаяся война с ордой троллей и орков, выжитых со своих мест волной разрушительных землетрясений. Одмус добрался, как ему казалось, до центра пещерного комплекса, где почти зеркально отполированные коридоры, залы и анфилады, прорезанные сетью сверкающих кристаллов, вплетались в причудливое витое кольцо. Однажды, в полнолуние - он точно помнил, что это было полнолуние, потому что в такие ночи пещеры всегда звучали особенно - он решил немного поимпровизировать на только что настроенной части лабиринта. При этом он почувствовал, как сильно дрожат пол и стены, но мысль о катастрофе не пришла ему в голову. Лёгкие вибрации во время работы всегда были нормой. Впрочем, он и сейчас был уверен в простом совпадении. А случилось так, что где-то за пределами уотердипской гавани зародилась большая волна и смела всю припортовую часть города. Враги, конечно, воспользовались ситуацией. К счастью, захватить город они так и не смогли - после трёх дней кровавой резни на улицах армия и ополчение сумели отстоять его. Судьба Одмуса была решена Советом Магов, который управлял городом в то смутное время. Проблема была в том, что просто закрыть или разрушить пещеры было уже невозможно - их аура оказалась вплетена в магию города. Поэтому и было принято компромиссное решение назначить хранителя, который следил бы за состоянием гигантского инструмента и настраивал его по мере необходимости. А Одмуса сделали стражем, побоявшись, что полное уничтожение его духа может как-то повредить его творению или, может быть, считая, что, оберегая один из порталов и подчиняясь назначенному хранителю, он принесёт больше пользы, чем вреда. Портал, который он охраняет - самый старый, и открывается он только по полнолуниям.
   - А когда город был восстановлен в последний раз за всю его историю, начался период расцвета, длящийся до сих пор, - задумчиво заключил Касавир.
   Бард лишь пожал плечами в ответ. Его это уже не волновало.
  
   Когда призрак закончил свою горькую балладу, друзья долго напряжённо молчали, слушая тоскливые завывания его лютни. История звучала фантастически, но повода сомневаться в её правдивости не было. Сыграть и преувеличить можно всё, кроме искреннего желания быть услышанным и понятым. В конце концов, у тех, кто заботился о благополучии города, были более веские причины напустить вокруг трагедии назидательного туману и наложить табу на эту тему. Эйлин покачала головой:
   - Всё-таки, я не понимаю. Это противоречит принципам музыкальной магии. Ты ведь был опытным бардом и не желал гибели этим людям, уходя от них. Не понимаю, как лабиринты, связанные с магией города, основой его могущества, могли стать его врагом?
   Оборвав музыку, Одмус усмехнулся:
   - А ты умеешь думать, детка. Тебе бы перетереть эту тему с нынешним хранителем. Он тоже задавал мне разные вопросы. Ему пришла в голову одна теория, которую он хотел проверить.
   - И этот туда же, - пробормотала Эйлин и поинтересовалась: - Что за теория?
   - А у него и спроси. Как его звать-то? Запамятовал.
   - Да знаем мы, как его звать, - махнула рукой Эйлин.
   Она обернулась к Касавиру и Каре, взглядом прося совета.
   - Одмус, ты можешь рассказать нам, что здесь произошло два месяца назад? - осторожно, прощупывая почву, спросил Касавир.
   - Бестактный вопрос, - буркнул бард, неприветливо покосившись на него, - у меня хреново обстоит дело с чувством времени. Я хорошо помню события, но ориентируюсь только по лунному циклу.
   Паладин кивнул и пояснил:
   - Нам известно, что в то полнолуние, когда хранитель приходил сюда последний раз, что-то произошло. Ты знаешь что-нибудь об этом?
   Одмус обвёл их подозрительным взглядом и прищурился.
   - Вон оно как... А зачем мне это рассказывать. Я и так уже выболтал больше положенного. С какой стати я вообще с вами разговариваю?
   Интуиция подсказывала Эйлин, что с призраком, у которого такие проницательные и, вопреки обыкновению, живые и помнящие глаза, нет смысла вступать в дипломатические игры и пытаться кривить душой.
   - Ты ведь хорошо относишься к хранителю, - сказала она.
   Одмус пожал плечами:
   - Насколько слуга может хорошо относиться к хозяину. Или призрак к живому. Вообще-то, он клёвый чувак, получше многих.
   - Как ты сказал? Клёвый кто?
   - Хороший мужик, - раздражённо пояснил Одмус.
   - Забавные у тебя словечки, - не удержалась Эйлин от улыбки, но тут же снова стала серьёзной. - Нам не безразлична судьба хранителя. Мы пришли сюда ради него. Той ночью здесь погибло много народу, а ему пришлось бежать, и он до сих пор прячется...
   - Не думаю, что он мог всех убить, - перебил её Одмус, - может, мы с ребятами и перегнули палку, но он точно ни при чём.
   - Перегнули, говоришь? - заинтересовалась Эйлин.
   - Ладно уж, расскажу, раз начал, - махнул рукой Одмус. - Живущие здесь призраки прибились ко мне и помогали охранять портал. Да вы их уже видели, моих товарищей, так сказать. Поговорить с ними не поговоришь, но хоть какое-то общество, и против музыки они ничего не имеют, - Одмус вздохнул, - это всё, что в них осталось... Хранителя они, конечно, не трогали. Он попросил меня придержать их, чтобы можно было поселить в пещере каких-то людей. Я сразу понял, что эти гости ему милы, как свищ в заднице. Но это уж не моё дело, слово хранителя для меня закон.
   Эйлин задумчиво кивнула. Для неё это была хорошая новость - возможно, отец пошёл на сделку с бандитами под давлением обстоятельств. Узнать бы ещё, каких.
   - Он о них ничего не рассказывал? - спросила она на всякий случай, но призрак помотал головой.
   Касавир поинтересовался:
   - А он не боялся, что чужаки узнают о портале?
   - Конечно, боялся! - ворчливо рявкнул Одмус. - Старался приходить почаще, присматривал за ними. Иногда жил тут по нескольку дней. А чтобы они не вздумали искать сокровища, наплёл небылиц про упырей и чудовищ и велел мне отпугивать их, если кто-то сунется дальше верхних пещер. В ту ночь чёртовы бараны накалдырились и пошли гулять по коридорам. Их пьяный трёп мы ещё могли терпеть. Но когда они начали фальшиво орать свои сраные песни - это был капец! При здешнем звуке! Были бы у меня потроха - сблевал бы!
   - Сочувствую, - мрачно процедила Эйлин. - Вы, конечно, не собирались их убивать.
   - Я же слово дал! Шуганули их отсюда, вот и всё. Даже не преследовали дальше башни.
   - Лучше бы вы их убили, - вздохнула она.
   Друзья невесело переглянулись. Теперь не было сомнений в том, что всё, произошедшее на острове, оказалось цепью случайностей. Контрабандисты не подозревали Симона в измене и не собирались ни на кого нападать. Скорее всего, они даже не знали, что хранитель был на острове. Сидели себе в пещере, что-то праздновали - быть может, отмечали успешную отправку очередной партии. Разозлив призрачных стражей, они сполна испытали на себе возможности пещерной акустики и музыкальной магии, да и сам вид разъярённого Безумного Одмуса был наверняка впечатляющ. Остановить безобразие было некому - Симон находился в доме смотрителя в компании оборотня и алхимика. А зверя мог испугать и взбесить поднявшийся шум, когда из башни высыпала толпа пьяных, впавших в агрессивную панику бандитов, по пятам которых несся Одмус со своей призрачной свитой. Никаких страшных тайн, всего лишь роковое недоразумение.
   Странное недоразумение когда-то решило судьбу Серебряных Лабиринтов и их создателя. Через сотни лет кто-то, помеченный проклятьем, стал зверем-убийцей, а над святыней нависла угроза захвата людьми, преследующими далёкие от бардовского искусства цели. Эйлин пришла в голову мысль, что это место и в самом деле роковое. Может, не зря оно стало запретным, если приносит несчастья? Стоит ли пытаться изучать его - быть может, себе и другим на беду? Лёгкий холодок тревоги шевельнулся в груди. Желание найти отца, и как можно скорее, заслонило все остальные цели. А между ними и полнолунием - целая ночь и день, которые не пролистнёшь, как скучные страницы неплохой книги.
   Она встала и с сожалением посмотрела на барда.
   - Слушай, Одмус, а нельзя обойтись без крови? Давай устроим поединок бардов. Ставка - право пройти к порталу. Я бы почла за честь.
   Одмус криво улыбнулся:
   - О, я бы с удовольствием сразился с тобой. Чувствую, ты заставила бы меня понервничать. Но нарушить закон я всё равно не смогу. И отпустить вас не имею права.
   В ответ на его слова за их спинами вырос серебристый магический барьер, отрезая путь.
   - Я не волен над собой, - виновато пробормотал страж.
   - Но ты же смог отпустить того любопытного парня.
   - Потому, что использовал возможность связать его клятвой. - Одмус немного помолчал и с досадой произнёс: - Жаль. Тебя не дождался.
   Вскинув брови, Эйлин с усмешкой переглянулась с товарищами.
   - Думаешь, я бы согласилась на его месте?
   Призрачный бард хрипло рассмеялся:
   - Да, детка тебя-то уж на испуг не возьмешь! Но кто знает, кто знает... А может, просто споёшь, без поединка? Покажи, на что способна, порадуй ценителя.
   - А зачем тебе? Не лучше ли сразу к делу?
   Эйлин это показалось странной прихотью - желать послушать пение того, с кем через несколько минут сойдёшься в смертельной схватке. Мёртвый бард посмотрел на нее с укоризной:
   - Моя маленькая коллега... ты думаешь, у старого призрака много шансов против барда, паладина и сильной колдуньи?
  
   Последовал долгий взгляд глаза в глаза. Теплые, лучистые глаза живого барда. И призрачные, в застывшей ледяной вечности которых метался сумасшедший огонь горькой памяти о непережитых страстях, невыигранных битвах и неспетых песнях, - принадлежавшие мёртвому. Эйлин вдруг почувствовала, как холодно стало в прозрачной тишине соляного зала, каким неподвижным стал воздух и отчужденными - стены. Стены, которые помнили живым того, кто однажды открыл их магию, и по-прежнему умели ловить его настроение.
   В самом деле, разве уже единожды мёртвый бард, лишившийся своей невольной свиты, станет для них помехой? Они ведь не кучка тупых мясников.
   Не говоря ни слова, Эйлин достала из сумки лютню и перекинула потертый ремень через плечо. Погладив черный лакированный бок, пробежав пальцами по ладам, она перебрала струны и подтянула их. Четыре хора и одинарную мелодическую струну простой классической родовой лютни Симона Дюсара. Они могли околдовывать серебряным плетением звуков в руках старого хозяина, выть штормовыми ветрами и взрываться слепящими искрами под быстрыми пальцами его дочери. А могли дарить радость, унимать боль или тревожить душу. Они умели плакать, смеяться и шептать сами, подчиняясь лишь легкому движению руки, неуловимому порыву души...
   Одмус, ожидавший услышать какую-нибудь подходящую к моменту трогательно-заунывную балладу, в удивлении приподнял брови, когда Эйлин тихо заиграла, притоптывая себе. Ему был смутно знаком этот немудрёный, приглушённый проигрыш на шесть восьмых, которым девять тонких струн страстно желали задеть то, что осталось от его души, и который стены зала, словно замершие в нерешительности, никак не могли подхватить. Джига. Странный выбор для последнего танца. Но как не помочь одинокой лютне, отчаянно пытающейся растопить ледяную тишину, вставшую между мёртвым и живым? Для музыки нет разницы! Что угодно, только не этот лёд отрешённости. Магия музыки умирает в нём, как умирают Серебряные Лабиринты, лишённые достойного адепта. Дьявольская призрачная лютня Одмуса сама приняла решение, превратившись в его руках в затейливую скрипку. Затанцевал смычок, и необыкновенный, наполненный потусторонними обертонами голос скрипки с лихим азартом обречённого ворвался в мелодию лютни, отнимая у неё основную партию. Благодарная лютня не стала спорить, но и не сдалась, подстраиваясь, подчёркивая яркое скрипичное соло энергичными аккордами. Какая джига без упругого ритма, вызывающего мышечный зуд у тех, кто умеет её танцевать, и зависть у тех, кому неподвластно это плетение стремительных и чеканных шагов. И вот уже Касавир и Кара, захваченные волшебными звуками в плен, прихлопывают в такт, а лютня и скрипка, спевшись так, словно неразлучны с рождения, предугадывают желания своих вошедших в раж хозяев. Стены зала, приняв эту музыку, как свою, взбунтовавшись вместе с ней против векового заунывья, возвращают её восторженным хором слаженного оркестра. И чистое, сильное контральто принимает главенство в этом бунте. Это была песня без слов, но на пределе эмоций голосу барда не нужны слова, чтобы проникнуть в душу, заставить поверить.
  
   Бьем мы джигу под плач туманов, под стук дождя, под ветра стон.
   Бьём отчаянно и исступлённо, плечом к плечу, сердца - в унисон.
   Время колотится в ритме джиги рёвом горнов, звоном клинков,
   Искрами в вечность летят минуты от наших кованых каблуков.
  
   В стеклянных глазах мёртвого барда сверкнул безумный огонёк. В руках вновь материализовалась дьявольская лютня, призрачные пальцы привычно ударили по струнам, и те послушно взвыли, вспарывая мелодию джиги хриплым, агрессивным аккордом. Но ни Эйлин, ни её лютню, чьи души слились воедино, уже ничем нельзя было смутить. Тонкая рука с вздутыми венами, словно в раздумье взмыла над струнами, и через три удара сердца по залу прокатился виртуозный грудной перебор классической лютни. Джига ускорила темп, сплелась с мощной, брутальной, непонятой и непринятой музыкой Безумного Одмуса, заставляя воздух густеть и вибрировать, кровь пульсировать в висках, а сердца биться быстрее. Новый звук взвился тугим вихрем, и сверкающие своды упоённо подхватили его, взрывая разум боем барабанов и синхронным степом, выбиваемым десятками пар ног. На стенах замелькал хоровод теней, будто это духи прошлого явились, чтобы станцевать под музыку двух бардов - живого и мёртвого.
  
   Степ шальным башмачком чеканя, время сплетает в стальную нить
   Та, что усталости не знает, та, в чьих глазах приговор "Казнить!"
   Выйди, безумец, впиши своё имя - танец над бездной станцуешь с ней.
   Танец на нити, танец на грани - лучшую джигу в судьбе твоей.
  
   Танцуй, разрывая в клочья нервы, пусть сердце на шесть восьмых стучит.
   Танцуй - не падай! Танцуй красиво, пока шальной каблучок строчит.
   Танцуй до последней искры сознанья, и в миг твоего финального па
   Может, в насмешку, а может, в награду, улыбка тронет её уста.
  
   Финальный аккорд и громовой удар подошв долгим эхом затихали под сводами пещеры. Живые молчали, ещё чувствуя дрожь внутри и слыша в наступившей пронзительной тишине ритмично-неотвратимый, как поступь судьбы, топот, рёв лютни Одмуса, феерические переборы Эйлин и её страстный голос.
   - Да уж, - нарочито-ворчливо прохрипел призрак, - ты знаешь, как вдохновить...
   Он посмотрел на неё с грустью. Её глаза влажно сияли, грудь тяжело вздымалась, а на лбу блестели бисеринки пота.
   - Сейчас я завидую тебе. Твоё сердце никак не может успокоиться, а каждый дюйм твоих нервов звенит, как струна. Кончики пальцев саднит, мышцы напряжены и, может быть, руки сводит судорогой. В тебе ещё звучит эта музыка. Это так... ну, ты понимаешь.
   Она понимала. Каждой частичкой своего существа понимала, что он имеет в виду, и чувствовала то, что когда-то мог чувствовать он.
   - Я никогда не забуду её, - сипло проговорила Эйлин, сглотнув и посмотрев ему в глаза. - Никогда. Спасибо.
   Одмус поблагодарил её наклоном головы.
   - Я почти жил, когда играл с тобой. Мы с тобой заставили эти стены петь, чёрт побери! Как бы я хотел...
   Подняв голову, он с невыразимой горечью выкрикнул в пустоту:
   - Стоило ли сохранять мне память о том, кто я есть, чтобы лишить воли и права поступать так, как велит мой разум! Как поступил бы настоящий Одмус, а не его жалкий призрачный слепок!
   - А как он поступил бы? - тихо спросила Эйлин.
   - Не важно, - глухо ответил призрак и, помолчав, внезапно грубо рявкнул: - Решайтесь уже, в конце концов! Я устал! Устал смотреть вам в глаза! Устал помнить и понимать!
   Сердце продолжало гулко отсчитывать удары в предсмертной тишине. Не верю! Касавир, почувствовав, что Эйлин и Кара колеблются - и понимая их - подал им знак рассредоточиться для дальнего боя и сделал несколько шагов назад, к гибельному барьеру.
  
   Одмус Рыжий Дьявол превратился в стража портала. Пустые глаза, холодное зеленоватое пламя, охватившее призрачную фигуру, увесистая и прямолинейная морозная булава вместо капризной лютни - тупой, беспощадный убийца в полтора человеческих роста. Олицетворение стылой ненависти, обезличенной злобы, обречённости, неприкаянности, забвения. Нежизни. Он призрак. Враг.
   Надеяться ему и впрямь было не на что, разве только на чудо, потому что они трое были отличной командой для таких случаев. У них была Кара - созданная ею мантия поглощения могла какое-то время нейтрализовать его звуковые и стихийные заклятья. У них был паладин, способный ослаблять нежить на расстоянии и разить в ближнем бою. И был Серебряный Меч - больше, чем просто магическое оружие. Связанные магией осколки хищно дёрнулись и тонко заверещали, когда Эйлин выдернула его из лежавшей на полу перевязи и отскочила назад. Они рвались в бой. Разорвать тонкую материю, перерезать энергетические нити, уничтожить призрака.
   Всего лишь призрак. Энергетическая структура, состоящая из эктоплазмы. С остаточной памятью и интеллектом. Рано. Он ещё силён.
   Бросив заклятье, Одмус потерпел поражение: убийственный звуковой поток был частично поглощён невидимой мантией, а остатков его мощи хватило лишь на писк, продравший нервы и эхом растаявший в воздухе. Огонь и свет схлёстывались со свирепыми морозными иглами, летящими в лицо и рассекающими сухой воздух зала оглушительным треском. Эйлин тоже не спешила в ближний бой, парируя и выжидая. Готов. Хватит тянуть время! Это Кара, её можно понять, возможности колдуньи велики, но не безграничны.
   Серой тенью по краю зрения метнулся Касавир. Кара, не подведи! На темной матовой поверхности доспеха Морадина мгновенно расцвели инеевые узоры. Успел уклониться от выброшенной в лихом размахе булавы - только шлейфом обморозило ухо. Всё нормально, залечим на ходу.
   Эйлин рванулась вперёд, навстречу колючему ветру, срывающему горячие капли с ресниц. Не он первый, не он последний. Он уже мёртв. Призрак владел оружием и щитом не хуже паладина, словно при жизни был воином. Но когда в яростный танец напористого молота и не сдающейся булавы вступил меч, жаждущий получить свою долю призрачной крови, исход короткого и мучительного для всех поединка был окончательно решён. Не дрогнула рука, лишь злым криком вышел сумасшедший вертёж ещё пляшущих нервов-струн. Я не забуду. Никогда. Сверкнули серебряные грани - посмотрите, как мы бритвенно остры, убийственно красивы и безжалостны.
   Хоп-пятка-носок-пятка...
  
   Выросший вокруг обречённого призрака магический круг оттолкнул нападавших, не дал осколкам сполна насладиться танцем. Бросив меч на пол, - к рукам вдруг вернулась предательская дрожь, а истерзанные нервы завопили о пощаде, - Эйлин, сопротивляясь наваливающейся апатии, нетвёрдо шагнул к голубому плетению с поникшей полупрозрачной фигурой внутри. Кара и Касавир подошли ближе. Муж ненавязчиво подхватил рукой её локоть. Я рядом. Обопрись, сейчас ты имеешь право на слабость. Дважды поверженный Одмус Рыжий Дьявол поднял голову на её зов и обвёл их взглядом. Его губы на мгновение тронула усталая благодарная улыбка. Не погасшие ещё глаза остановили взор на Эйлин.
   - Ну вот, теперь-то уж я точно умер, - глухо промолвил бард и усмехнулся, оглядевшись. - Надо же, право на последнее слово. Даже не знаю, кого мне благодарить. Похоже, Лорд Мёртвых сделает для меня исключение, а? - Снова усмешка. - Я тебе тут много наговорил всякой пафосной ерунды. Да, когда у тебя целая вечность, можно мозги до дыр протереть размышлениями. На самом деле, всё просто, как гамма до-мажор. Какой-нибудь наш далёкий немытый, небритый и не очень культурно образованный предок сидел в своей пещере, слушал завывание ветра и стук дождевых капель. Вдруг его руки сами потянулись за полой костью, он поднёс её к губам и подул. Это была первая музыка, первый порыв вложить душу в простые звуки... С тех пор придумано столько приспособлений для извлечения разных звуков - томных, нежных, зверских, грубых, простых и волшебных... Мы придумали музыкальный язык. Мы знаем то и сё, можем отличить коду от прелюдии. Мы поём королям и лордам, или надрываем глотки в протесте, или лабаем для народа. Мы придумали законы, жанры, чёртову моду, мы зарабатываем этим тонким ремеслом на жизнь, каждый в меру своего умения... Но не забыть бы о том, что когда-то для того, чтобы играть музыку, нужны были лишь душа, руки и... немного волшебства. Без этого всё - пустота, моя маленькая сестричка. Ты ведь знаешь, главное - не бояться. Крови на струнах, ран в душе. Не бояться открыться и дать миру услышать то, что поёт внутри тебя. Если в музыке есть душа, всегда найдется сердце, которое услышит её, чем бы она ни была.
   Одмус замолчал.
   - Мне... жаль, что так вышло, - прошептала Эйлин, понимая, что говорит чушь, что эти слова лишь в малой степени отражают то, что ей хотелось бы сказать. Но не шло, не срасталось, язык и мысли отказывались подчиняться.
   Призрак усмехнулся:
   - Чёрт возьми, я благодарен вам. Я слишком много времени провёл здесь один и рад, что не знаю счёта этим годам. Жалею лишь, что связал обещанием не того... этот парень - просто пошлый конъюнктурщик и любитель бабла. Он держит нос по ветру, ловит чужие эмоции, мечты, надежды, кормит слушателей их же собственными иллюзиями. И они хавают и нахваливают - до поры до времени, конечно. Не он первый, не он и последний, кто на этом срежется. Всё потому, что его душа молчит, а сердце всем звукам предпочитает звон монет. Но мне хочется верить, что я ошибаюсь! Ведь способности-то у него есть, у этого пройдохи!
   Одмус изобразил коварную улыбку и продолжал говорить, всё более возбуждаясь:
   - Но и я не так прост. Мы с тобой обставили его. Что, не понимаешь? Ха-ха! Моя смерть не является основанием для освобождения от клятвы. Ты ведь знаешь, кто мой покровитель. А он умеет заставить считаться с собой, даже если его лично не волнует результат. Дело принципа, понимаешь?! - он снова хохотнул так, что мурашки побежали. - Когда я окончательно сдохну, для моего названного братца тоже начнётся обратный отсчёт. Ему останется жить ровно столько, сколько он носит мою метку. Если он за этот срок не выполнит клятву - отправится вслед за мной. Сегодня ночью он получит весточку от меня.
   Призрак хрипло рассмеялся, а Эйлин попыталась убедить себя, что совершенно равнодушна к судьбе Квиста - сам виноват. "И всё же, сколько у него времени? Если он был здесь до Симона, то что-то около года или больше?"
   - Но не надейтесь, что я упокоюсь с миром! Пока парень жив, у меня есть шанс хотя бы повеселиться там, куда я попаду.
   Облик Безумного Одмуса стал тускнеть, но он, упрямо просунув буйную взлохмаченную голову сквозь плетение магического круга, проорал ей в лицо:
   - Хрена с два! Всегда найдется безумец, готовый обжигаться и снова лететь на огонь! Рано или поздно найдётся кто-то, чьё сердце услышит! - уходя, но не сдаваясь, он продолжал надтреснуто выкашливать: - Мою музыку... Пожелай мне удачи, сестрёнка...
   Эйлин неловко подняла дрожащую руку в запоздалом прощальном жесте, но Безумный Одмус его уже не увидел. Она бросила плывущий взгляд на Касавира и Кару.
   У нас не было выбора...
   Не было. Он был и так мёртв. Формально. На самом деле, живее иных живых. Он выполнял чужую волю, он собирался убить их. Так распорядилась судьба. Так распорядились люди, отвечавшие за жизнь этого города. Так распорядился случай, который привел их сюда.
   У трёх человек, стоящих перед угасающим кругом, был разный опыт, темперамент, принципы, они по-разному оценивали то, что произошло. Но в их подавленном молчании, в потяжелевших взглядах было что-то объединяющее, близкое каждому.
   Десять-пятнадцать унций концентрированной древней эктоплазмы лежало у их ног. То, что было плотью и кровью призрачного безумца. Качественный, ценный алхимический ингредиент. Сэнд был бы рад такому улову. Духу, который в ней обитал, должно быть, суждено остаться в истории тёмным пятном. Да и светлым он, конечно, не был. Отчаянный упрямец, противник условностей, преданный своему искусству. Немного романтик, немного ребёнок, немного сумасшедший и безответственный человек. Может быть, пророк, которому никто не верил. А может, психопат с бутафорскими крыльями, верить которому просто боялись. Наверняка он был нетерпим и тяжёл в общении. Играл такую же тяжёлую музыку и пел странные песни о свободе, смерти и одиночестве. Всё, чего он хотел - это быть услышанным. Если уж петь, то всему миру, если уж приделать фитиль, то чтобы жахнуло на весть свет. Его не смогли приручить при жизни, и после смерти он остался собой, даже став рабом. Он, как умел, сопротивлялся такому половинчатому существованию. Не его вина, что не смог.
   Но для неё он не ушёл в никуда. Его музыка, его слова, его прощальное "сестрёнка" задели... нет, рванули безжалостно струну внутри, и та раскалённой нитью зацепила сердце, ломая тонкую, годами выверенную настройку. Со скулящей болью, с кровью, запекающейся на неповторимом гибком сплаве. И её уже не перетянешь, не разорвав по живому.
   Так и останутся теперь - четыре хора и мелодическая струна, неправильно настроенная, но вросшая в сердце.
   Эйлин сдавленно вздохнула и тихо вымолвила:
   - Не покойся с миром, Одмус Рыжий Дьявол.
   - Ты был... клёвым чуваком, - добавила Кара.
   Благодарное эхо их слов прокатилось по коридорам, замирая в потаённых уголках - не погребальным звоном, но хрупкой трелью надежды.
  
   Глава 9
   Возвращение в город. Дело раскрыто?
  
   - ...Планеты-рабыни подвластны луне, и луч её стынет на белой волне.[1]
   Прочитав надпись, высеченную на снежно-белом валуне, Эйлин подняла взгляд к почти идеально круглой бреши в куполообразном потолке маленькой пещеры. В небе робко мерцали первые звёзды, и яркие закатные краски уступали место сумраку ночи. Прямо под отверстием, в мутном зеркале круглого соляного озерца отражались сталагмиты, полукругом обрамлявшие его, подобно сверкающей диадеме. Вот и всё, что они увидели, поднявшись по лестнице в святая святых, что так ревностно охранялась. В какой точке гавани они сейчас находились, можно было только догадываться. Возможно, где-то за её городскими пределами, на одном из крошечных островков, которые рассыпались жемчужной нитью, соединенные между собой отмелями и гротами, где обитала колония мерменов.
   Посветив низко над водой в надежде увидеть что-нибудь похожее на дверь, Касавир хмыкнул.
   - Дна не видно. Вероятно, что-то происходит в тот момент, когда сюда падает свет полной луны. Значит, время пользования порталом ограничено.
   Эйлин опустилась рядом на колени. Вглядываясь в своё холодное отражение в бесстрастной молчаливой глади, она не смогла удержать тяжёлого вздоха. Как ей хотелось заставить время течь быстрее! Молочная бездна манила её, как забытая и вновь обретённая родная стихия. Ей казалось, что, стоит пройти сквозь эту зыбкую завесу, и для неё больше не останется тайн. Сокровенная гармония Серебряных Лабиринтов откроется ей, вольётся в её душу, и это станет моментом рождения новой мелодии и новой силы. Она сама будет открытым каналом, по которому заструятся воды священного источника этих тонких, высших вибраций, которые, наполняясь оттенками эмоций и переплетаясь с разноцветными волнами человеческой памяти, становятся музыкой.
   Для этого не нужна работа ума, не нужно знание - только теперь она осознала эту истину во всей её простоте. Нужно лишь обнажить чувства, открыться, не боясь и не сопротивляясь, отринув и оставив позади всё, что сковывает и мешает - родиться заново вместе с этой мелодией...
   Вдруг, словно из небытия, донесся до неё сердитый голос Кары:
   - Ну, и холодно же тут.
   Эйлин в удивлении поглядела на свои руки. Холодно? Да у неё ладони горят так, что вокруг них воздух плавится!
   - Я не понимаю, я что, потеряла способность творить заклинания?! - снова была недовольна колдунья, и её голос раздражающей трелью вонзался в священную тишину. - Опять какая-то чертовщина...
   - Нет, это место не высасывает энергию, - гулко возражал паладин, - но я чувствую мощный развеивающий эффект.
   - Конечно, - услышала Эйлин собственный глуховатый голос, - здесь царит магия бардов, и для другой места нет.
   Внезапно краски вокруг стали необычно яркими, а тишина невыносимо глубокой. Проведя рукой перед глазами, Эйлин увидела, как та оставляет за собой прозрачный след, будто мазок нетвёрдой кистью.
   - Эйлин!
   Что-то схватило её, потащило куда-то вверх по длинной-длинной лестнице, как безвольную куклу. Только будь она куклой, не сопротивлялась бы и не чувствовала собственной головой каждую ступеньку.
  
   *****
  
   И снова они были в портальном зале, а Эйлин сидела на полу, привалившись спиной к холодной бугристой стене. Давящая боль в затылке медленно покидала её, изгоняемая исцеляющей магией. Она знала, что не теряла сознания, но словно совершила стремительное и опустошающе богатое впечатлениями путешествие по колючей изнанке собственных чувств. И открывать глаза было всё ещё страшно. Казалось, стоит сделать это, как она тут же рассыплется. Разлетится с резким, отчаянным звоном, как пустая оболочка из тончайшего фарфора.
   Она быстро прижала к щекам большие руки, массировавшие её виски - какие же они узловатые, мозолистые и тёплые. Она может много вынести - больше, чем думала, и всё же... как хорошо, что ты есть и ты рядом.
   - Как ты? - Касавир смотрел на неё странным взглядом. С любовью, тревогой... и настороженно, как будто сомневался, боялся не увидеть и не узнать в ней ту, кого любил. Что это было, что он увидел?
   - Я... ничего не понимаю, - пролепетала она, и муж прижал её к себе, покрыв лицо лёгкими поцелуями.
   Он сталкивался раньше с чем-то подобным. Такое случалось иногда с молодыми паладинами Ордена, которые во время молитвы испытывали воздействие дарованной им божественной магии, не умея справиться с обретенной силой. Чаще всего это был просто шок, иногда резкий упадок сил или, наоборот, неконтролируемая вспышка энергии. Но могло ли такое произойти с Эйлин? Она опытна в своём деле, да и аура магии возле портала была слабее её собственной.
   - Хорошо, что проход закрыт.
   Отстранившись, Эйлин непонимающе вздёрнула брови.
   - Пойми, один день ничего уже не изменит, - мягко убеждал он, - а для тебя столкновение с лабиринтами именно сейчас могло бы быть непредсказуемо тяжёлым. Особенности этого места, музыкальный поединок, бой, общение с призраком - всё сразу... это истощило тебя.
   - Да, никогда ещё на моей памяти ты так погано не выглядела, - подала голос Кара, стоявшая над ними со скрещёнными на груди руками.
   Эйлин хмуро взглянула на неё:
   - Что, совсем плохо, добрая ты наша?
   - Ну, если расширенные зрачки, тёмные круги под глазами и жуткие красные пятна на бледном лице - это для тебя нормально, то ты вполне ничего, - с ободряющей усмешкой ответила колдунья.
   - Cкоро пройдёт, - успокоил её Касавир. - Не вставай, тебе надо немного отдохнуть. Я помогу восстановить силы.
   Он повернул её руки ладонями вверх, показывая подушечки пальцев с синими пятнами лопнувших сосудов и мелкими трещинами на коже, и сказал с лёгкой укоризной:
   - Посмотри, что у тебя с руками. Больно ведь.
   Она пожала плечами - ну, больно. Он бессильно вздохнул:
   - Стоило ли так выкладываться ради призрака?
   - А разве она могла иначе?! - неожиданно резко отреагировала Кара. - Это как колдовство. Или иди дорогой силы и совершенства, рискуя и вкладывая душу во всё, что делаешь, или жалей себя, позволяй себе халтурить и оставайся дешёвым фокусником. Ты же видел эту ауру...
   Касавир быстро мотнул головой, прося её помолчать.
   Он не мог не признать правоту колдуньи - сам был таким, и, зная Эйлин, понимал, что ожидать от неё чего-то другого было бы странно. И, конечно, знал, что давно замеченные им огненно-красные вспышки в её жёлтой ауре не появляются просто так. Не зря, ох не зря были все эти её разговоры о боевой музыке! Боевые барды, эти воины хаоса и гармонии с огнём в кончиках пальцев, которых так ценят арфисты, которых привечают правители всех вер, убеждений и мастей, считаются берсерками среди бардов.
   Знает ли она об этом?
   В расцвете своего таланта они умеют не только вызывать стихии и действовать на сознание, но и преобразовывать энергию агрессивного подсознательного в грубую физическую силу. Взвод наёмников из боевых бардов, выставленный впереди армии, штурмующей крепость, может заставить стену пасть ещё до того, как лучники выпустят первые стрелы. Движением пальцев, голосом, танцем они разжигают из крошечной искры пожар, способный поглотить сотни жизней.
   Известно ли ей это?
   Знает ли она, что только самые сильные, стойкие и удачливые из них доживают хотя бы до зрелости? Главный принцип становления берсерка состоит в полной концентрации на убийстве, в подавлении боли и чувства самосохранения - естественных и труднопреодолимых человеческих инстинктов. Ведь за способность наносить немыслимый урон врагу, не теряя силы и подвижности при серьёзных ранениях, нужно платить. Но что происходит, когда главное оружие воина - в его душе? Кто может предугадать последствия?
   Его женщина почувствовала себя причастной к этому миру. И целенаправленно идёт по этому пути, потому что хочет этого. Или не может иначе.
   Ему хотелось схватить её и унести из этих проклятых пещер, из этого города, закричать: "Тебе мало того, что ты уже видела к своим двадцати четырём годам?! Зачем тебе ещё и это?!" Но вскипевший в душе глупый, беспомощный вопрос остался колыхаться горьким, невысказанным осадком. Он только обхватил её руки и на несколько мгновений прижал к губам тонкие пальцы. Ему не хотелось, чтобы она увидела, какой он на самом деле... слабый.
  
   Зачем? Мы безнадежно пытаем других этим вопросом, от отчаяния, от боязни признать, что всё решено - или предрешено? - вопреки нашей воле. Зачем вещи не могут оставаться такими, какими мы их приняли? Или, если точнее, зачем любимому человеку ступать на неизведанную дорогу? Или, если совсем честно, зачем заставлять тебя страшиться потери того душевного уюта, который вас связывает?
   "Я делаю то, что должно быть сделано", - так он сам отвечал ей когда-то, не желая объяснять своих решений. Или не зная, как объяснить то, что сам едва осознаешь, как дыхание или удары сердца. Впрочем, и эти слова такие же бестелесные, как глупый вопрос "зачем", как любые слова, которыми мы латаем дыры в собственном понимании или прикрываем наготу своих помыслов. Сухой песок, что, струясь и шурша, принимает форму любого сосуда.
   Я делаю то, что должно быть сделано.
   То же твердят фанатичные слуги Тира, - мой Бог, неужели тебе нужны слепые слуги?! - неся другим справедливость, настоянную на крови.
   То же говорил лорд Нашер, отказывая в правосудии тем, кто пострадал от зверств новоиспечённого союзника.
   Тот же посыл сквозил в холодном взгляде сэра Ниваля, не считавшего возможным рисковать своей головой, когда разумнее было проверить на крепость чужие, менее светлые и ценные.
   И тем же смыслом были исполнены речи самого Касавира, когда он призывал людей в Старом Филине взяться за оружие или вдохновлял солдат перед решающей битвой - и знал, что многие из них, воодушевлённые его уверенностью, будут провожать закат, глядя в небо мёртвыми глазами.
   Вера, политика, трезвый расчёт, долг, совесть, веление души, импульс, судьба... бесконечный шлейф причин для всего, что не укладывается в голове. Но им двоим не нужна вся эта словесная шелуха. Его дело - не вопрошать и спорить, а быть рядом с ней. Поддерживать в минуты неверия и отчаянья, снимать боль и усталость. Любить. Защищать. Помочь ей не сгореть, но выстоять и закалиться в собственном огне. Он паладин и умрёт паладином. А покой, нормальная семья и дети, о которых он начал было думать... Касавир горько усмехнулся сам себе: "О чём ты грезишь? Консервативный отец семейства - разве это для тебя? Ты паладин. Но меч и сердце свои ты отдал женщине. И, взвешенные на каких-то высших весах, эти клятвенные слова - и только они - приобрели реальный смысл и отпечатались на вашей общей судьбе. Делай то, что должно быть сделано. Не тревожь её душу пустыми вопросами и сомнениями, чтобы услышать пустые ответы".
  
   - Касавир, - тихо позвала Эйлин, и тонкая рука выскользнула из его разжавшейся ладони.
   - Задумался, - улыбнулся он, и мучительные складки на его лице разгладились - всё в порядке, милая, можно идти. - Выпей зелье на дорогу. А вернёмся в город - поедим и отдохнём.
   - Да, надеюсь, нам сегодня хотя бы поесть удастся. - Она немного помолчала и произнесла, вставая. - Может, ты и прав, один день ничего не изменит.
   - Пойдёмте уже, нечего тут больше делать, - вздохнула Кара. - Нам ещё думать, как отсюда выбираться без лестницы.
  
   Когда они молча миновали зал, Эйлин задумчиво сказала, словно в продолжение своих мыслей:
   - И всё-таки, я хочу обсудить с Нивалем возможность пройти в лабиринты сегодня же через бордель. Зачем бы он ещё туда пошёл, если не разведать обстановку и подходы к Лабиринтам? Так что, эти розовые флакончики Сэнда нам не помешают. Эх, жаль, Лео давно не бывал в Невервинтере. Его зелье противнее, но быстро поставило нас на ноги после плена, почти без побочных эффектов.
   - Хм, а ты не думаешь, что Ниваль потому и не вернулся, что нашёл доступ к порталу и, не имея возможности дать нам об этом знать, принялся ковать железо, пока горячо? Может быть, он уже давно там, - предположил Касавир после некоторого раздумья.
   - Конечно, я уже думала об этом, - кивнула Эйлин. - И я бы хотела, чтобы это было так.
  
   *****
  
   В лодке Эйлин совсем сморило, несмотря на выпитое зелье. Увидев, что она, сползя с сиденья на пол, пристраивает поудобнее голову, Кара расправила мантию на коленях и жестом показала - можешь прилечь сюда. Но Эйлин устало помотала головой, подоткнув сумку под спину. Увидев в свете качающегося фонаря, как колдунья тряхнула головой и поджала губы - "не очень-то и хотелось", - она вздохнула. Что-то подруга сегодня слишком добра к ней. Впрочем, подруга... это не совсем то слово. Для их отношений, которые сформировались под влиянием жёстких обстоятельств и которые вряд ли могли бы сложиться в каких-либо других условиях, должно существовать какое-то другое определение. Знать бы его...
   Вот так же точно она поджала губы, когда Эйлин отклонила её предложение выйти вместо неё на судебный поединок с Лорном Старлингом ещё в той, домерделейновской жизни. И бросила, что Эйлин повезёт, если она останется жива, и, вообще, пусть не думает себе, что она вызвалась из большой любви. А она и не думала. Знала, что колдуньей двигало нечто иное. И всё равно, не ожидала. От кого угодно, но не от этой вздорной, колючей девчонки, всячески подчёркивавшей, что не считает её за лидера, занимает особое место в команде и может в любой момент уйти.
   Приоткрыв глаза и заметив, что Кара смотрит на неё, Эйлин улыбнулась ей. Не обижайся, Кара. Ты же знаешь, я вся такая самостоятельная. И мне неудобно класть свою пыльную голову тебе на колени. Да и наплечник жёсткий - вдруг мантию зацеплю. Мы с тобой ещё не раз прикроем друг друга в беде.
  
   Сонные мысли и видения текли невнятным прерывистым потоком под дёрганные покачивания лодки и мерные шлепки вёсел. Что-то захлопало и заклекотало наверху, между нею и звёздами. Патрульный на грифоне, делая очередной круг над своим участком гавани, спустился, чтобы рассмотреть что-то. Может быть, их. Интересно, как мы выглядим с высоты - маленькие, безобидные, на лодке с фонариком. Не волнуйся, мы хорошие. Прокатиться бы на твоём грифоне - настоящем, не из сказки.
   Да разве весь этот город - не волшебная и страшная сказка? Здесь есть тёмные тупики и роскошные площади, где чёрт те что творится ночью и средь бела дня. Лабиринты и ярусы Подгорья будоражат воображение тех, кто готов рискнуть не только буйной головой, но и бессмертной душой. А под акваторией и Доками спрятан какой-то дьявольский инструмент, способный всё разрушить. Подумаешь, грифоны - вполне себе стандартное чудо. Вот Гробнар рассказывал о каких-то чуднЫх солнцеедах. Может, и они здесь тоже есть. А что, очень подходящее для них место. Живут где-нибудь в Центральном округе, поближе к солнцу. По утрам выходят на свои красные и коричневые крыши и насыщаются рассветными лучами - он наиболее питательны и не вредны для фигуры. А им надо думать о фигуре, потому что это летающие солнцееды. Позавтракав, они расправляют свои золотые крылья и улетают куда-то на весь день. А если солнцеед растолстеет, он не сможет взлететь - так и останется сидеть на загаженной птицами крыше. Или, того хуже, спустится вниз, смешается с толпой и даже начнёт пить пиво и есть мясо, чтобы не сильно выделяться. Тогда только и останется, что освоить какое-нибудь ремесло или открыть бакалейную лавку.
   - Эх, мне бы... только бы вы меня и видели, - пробормотала Эйлин, не открывая глаз.
   - Чего? - переспросил остроухий Мэлрой.
   Но она отмахнулась - не мешай убегать от суровой действительности.
  
   Кара и Касавир о чём-то заговорили, но Эйлин не вслушивалась в их голоса, перекатывающиеся по волнам вместе с лодкой - вверх-вниз - и уплывающие куда-то в океанскую тишину. Но, когда прозвучало имя Безумного Одмуса, ей вдруг пришло на ум, что из него получился бы настоящий солнцеед. "Может, он и был им. А крылья опалило оттого, что залетел куда не надо". Усилием воли она стряхнула с себя дрёму и прислушалась.
   - Мы ведь всё равно не смогли бы пройти через портал, во всяком случае, сегодня. Ты веришь, что он не мог отпустить нас? - спросила Кара паладина.
   Тот шумно вздохнул, налегая на вёсла, а затем задержал их над водой, позволяя лодке плыть по инерции.
   - Этого мы уже не узнаем. Призрак с частично сохраненной индивидуальностью... наверное, способен на подобную хитрость. Один человек уже смог побывать у портала и уйти живым, и объяснение Одмуса кажется мне натянутым.
   Вёсла с тихим плеском опустились в воду, вновь толкая замедлившееся судёнышко вперёд. "И всё-таки, он не зря рассказал нам о клятве, - подумала Эйлин. - Оба они хороши. Квист хотел нашими руками избавиться от призрака, да просчитался. А Одмус... о чём бы он ни думал, но насчёт клятвы не врал. Надо вытрясти из Квиста правду".
   После паузы Кара медленно кивнула, поджав губы:
   - Ручаюсь, он разыграл этот спектакль с барьером. Такая возможность закончить свои муки могла больше не представиться.
   Она долго в молчании смотрела на мерцающую огнями чашеобразную береговую панораму с тёмными провалами южных кварталов и, наконец, зло проговорила:
   - Они ненавидели его. Ненавидели, потому что боялись. Он пел о том, о чём они не хотели слышать, и над ним издевались, пряча страх за проклятьями. У него была мечта, а они копошились в своих мелких страстишках, как свиньи в навозе. Он был силён духом, а они слабы. Разве эти люди не заслужили своей участи? Он был глупцом, когда не желал им зла, но волшебные лабиринты не обманешь. Их магия, которую не принимали всерьёз, едва не уничтожила город. А город, вместо того, чтобы усвоить преподанный урок, убил барда и надругался над его душой.
   Эйлин встрепенулась, как от толчка и, опершись на локоть, уставилась на Кару. Колдунья продолжала ещё что-то говорить, а она, остановив взгляд на её шевелящихся губах, видела скрытое под толщей воды и земли средоточие уникальной магии бардов, а над ним - большой город, терзаемый войной. Наверху - тысячи неуправляемых чувств и эмоций, а внизу - мощный резонатор, инструмент, настроенный одиноким, неприветливым, никем не любимым почитателем Бога Мёртвых. Смутная мысль об истинной природе лабиринтов мелькнула и тут же ускользнула, растворилась в сморённом усталостью сознании, не успев оформиться во что-то, что можно выразить словами теории. Осталось лишь предощущение истины, поджидающей где-то за очередным поворотом. Эйлин закрыла глаза и почувствовала, как её колотит от участившегося сердцебиения. "Спокойно. Надо поговорить с Касавиром, с его логикой сразу всё выстроится. Неужели отец тоже пытается разгадать эту загадку прошлого? Наверное, не он один..."
  
   *****
  
   В городе они первым делом принялись спорить, пойти ли сначала в Доки, чтобы узнать о Нивале, на чём настаивала Эйлин, или сразу двинуться к Сэнду, в пользу чего высказывались Кара и Касавир. Паладин был уверен, что Ниваль ещё в лабиринтах. Если же он уже побывал дома, то Милан, которому они подробно объяснили, где их можно будет найти, наверняка ему всё передал, и Ниваль уже в Гильдии Магов или "Зияющем портале". Да он и сам догадался бы, не дурак же. Так стоит ли в таком усталом состоянии делать немаленький крюк?
   - А если он в беде? - гнула своё Эйлин.
   - И что нам даст визит в Доки? - возразил Касавир. - Может, тогда сразу бросимся штурмовать бордель?
   Кара хихикнула:
   - А я бы не прочь. Представляю, как они там обделаются, когда всё заполыхает, а потом появимся МЫ.
   Касавир невольно приподнял уголок губ:
   - М-да, кому что... Но, даже и в этом случае, сначала надо поговорить с Сэндом, узнать, что ему удалось выяснить. Быть может, сложив нашу информацию и его, мы получим ответы на все вопросы. Не волнуйся, Милан знает, что с одним из нас всегда можно связаться через Гильдию. Если будут срочные новости, он сразу прибежит или передаст с посыльным. И если уж мы станем предпринимать какие-то шаги по поиску Ниваля, помощь Сэнда будет очень кстати.
   Скрепя сердце, Эйлин признала разумность этих доводов. И уж конечно, не возражала против того, чтобы нанять повозку. Так и быстрее, и безопаснее. В другое время возможные столкновения с городским отребьем не волновали бы их, но после такого тяжёлого дня и перед неизвестно что таящей ночью внеплановых неприятностей не хотелось.
  
   Во многих окнах Гильдии Магов ещё горел свет, но ворота были закрыты. Привратником служил старый одноглазый аладжи, чему они уже привычно не удивились. Взглянув единственным взглядом на Мышь, он шмыгнул влажным собачьим носом и гулко протянул с сильным акцентом:
   - А-а, зверушку на опыты принесли.
   - Тебя самого надо на опыты отдать, - неожиданно грубо бросил Мелрой.
   Сторож ничего не ответил, только покачал головой и, бурча что-то нелицеприятное о современной молодёжи, открыл ворота.
  
   - За что ты его так? - поинтересовалась Эйлин, когда они углубились в алхимический садик.
   Тот пожал плечами и хмуро ответил:
   - Не люблю этих тварей. Они моих родителей убили.
   Эйлин вздохнула. Кто бы мог подумать, что и этот мечтательный и непоседливый мальчишка так рано столкнулся с болью и потерей.
   - Я тебя понимаю.
   Мел снова отстранённо пожал плечами - взрослый ребёнок, не привыкший к чужому вниманию и жалости.
   - Я их совсем не помню. Мне рассказывали, как они погибли.
   - Все мы тут сироты, если подумать. Каждый по-своему, - задумчиво произнесла Кара.
   - Да... и у каждого из нас, Мелрой, есть причина ненавидеть, - сказал Касавир.
   Эльф покосился на него, но ничего не ответил.
   - И ты остался совсем один? - спросила Эйлин, немного помолчав.
   Мальчик помотал головой.
   - У меня есть старшие сестры. Они не хотели пускать меня в город, хотели, чтобы я дальше учился у друидов, - он широко улыбнулся, - да меня разве удержишь. Если бы магистр меня не взял, я бы всё равно нашёл способ попасть на корабль.
   - Могу себе представить, - усмехнулась она. - Бедные сестры сейчас с ума сходят.
   - Да нет, это вряд ли. Они знают, что я не пропаду. Знаешь, у нас так: если сумел доказать, что можешь сам о себе заботиться, то никто не вправе судить и решать за тебя.
   - Ясно, - пробормотала Эйлин.
   "Судить-то, может, и не вправе, Мел, а сердцу не прикажешь не болеть".
  
   Пройдя через садик, они попали в дальнее крыло - таинственное, пронизанное специфическими запахами царство атаноров, пробирок, порошков и эликсиров. Цитадель материальной магии, где всё происходит наоборот, не так, как в мире стихий и заклятий - низшие магические структуры преобразуются в высшие, а изменения материи порождают волшебство и воздействуют на дух.
   Алхимический сектор состоял из длинного лабораторного зала и двух комнат по обе стороны от него. В этот час здесь никого не было, и лаборатория освещалась лишь садовым фонарём, заглядывавшим в небольшое окошко под потолком напротив входа. Эйлин присвистнула, взглянув на алхимический стол, вытянувшийся посередине зала. За ним могли бы одновременно работать не меньше десятка человек. Ряды колб, медные фиалы, весы, ступки, реторты, малые перегонные кубы и закопченные кальцинаторы, приборы для возгонки и фильтрации - при свете дня всё это наверняка было мутным и потемневшим от частого использования, но сейчас завораживающе сияло в зеленоватом свете магического фонаря. Среди всего этого богатства, похожего на прекрасный сон бедного начинающего алхимика, были разбросаны пучки пахучих трав, порошки в крошечных лоточках и даже кристаллы и камни. Взяв кусок необработанного опала, Эйлин покатала его на ладони и положила обратно, безмятежно улыбнувшись Касавиру через плечо: "Не волнуйся, так, посмотреть взяла. Но, согласись, лежат они тут просто безобразно. Как можно так оставлять ценности?"
   У торцовой стены под окошком сиял медным боком предмет воздыханий Сэнда, похожий на загадочного спящего зверя - большой, сколько-то там ступенчатый дистиллятор. Вдоль стен высились хранилища богатств, накопленных несколькими поколениями алхимиков гильдии, - шкафы с выдвижными ящичками для ингредиентов, надписанными на общем и по-эльфийски, и стеллажи с книгами рецептов и большими склянками, в которых хранились разные ужасы. Некоторые из них светились, что привело Мелроя в полный восторг.
   - Интересно, чей это, - благоговейно прошептал он, рассматривая огромный, с человеческую голову, глаз с черно-красной пятнистой радужкой и багровыми сосудами, просвечивающими сквозь желтые флюоресцирующие белки.
   - Судя по размеру, с этим существом лучше не искать встречи, - веско заметил паладин.
  
   Тонкие, протёртые множеством подошв ковровые дорожки на каменном полу почти не гасили шагов, и те рассыпались по сумрачной лаборатории дробным пронзительным стуком. Сначала решили проверить широкую двустворчатую дверь слева, которая была приоткрыта, впуская в зал тусклый свет и дурной запах. За дверью была большая кухня с тёмными кирпичными стенами и чёрным от копоти потолком. Две алхимические печи - большая и маленькая - грозно стояли по бокам, обратившись раскрытыми зевами друг к другу, словно сварливые бабы. Между ними, разделяя кухню надвое, расположился зловещего вида железный стол с крючками, на которых была подвешена мелкая утварь вроде щипцов, ковшей, каких-то затейливых крюков и лопаточек, а вокруг него сгрудились треноги, тигли и жаровни разных калибров. Их вытянутые рогатые тени корчились на полу в пятне дрожащего света. Почти всё свободное место вдоль стен было занято бочками и мешками. Нет, вовсе не ароматные пироги и сочные окорока готовились на этой дьявольской кухне. Несмотря на распахнутые окна, воздух был тяжёлым и пах явной дрянью, пришедшей, кажется, прямиком из ада. Дрянь плавилась на медленном огне в открытом тигле, поставленном в небольшой горн, который мерцал в тёмном углу горящими угольями. За этим священным процессом наблюдал худой носатый парень в мантии, ухитрившийся заснуть, скрючившись на стуле, в этой смрадной атмосфере. Почувствовав их присутствие, он приоткрыл один глаз и вытянул указательный палец в сторону выхода.
   - Проучить его? - озорно шепнула Кара, вытягивая руку для заклинания.
   - Пусть спит, бедняга, - удержала её Эйлин.
  
   С облегчением покинув кухню, они отправились к другой двери, стиснутой между двумя шкафами, и обнаружили на ней три неровно оторванных куска серого пергамента, приклеенных на синюю светящуюся субстанцию. Сделанные рукой Сэнда надписи не сулили ничего хорошего тем, кто станет тут шуметь, хлопать дверями и беспокоить хозяина кабинета. Под дверь было что-то подсунуто, частично загораживая льющийся из комнаты свет.
   - Ловушка, - тихо произнесла Эйлин, ещё не отошедшая от впечатлений.
   - Всего лишь письмо, - успокоил её Касавир, вытянув увесистый, резко пахнущий незапечатанный пакет, размашисто подписанный по-эльфийски.
   Кара, нахмурившись, протянула к нему руку, но Касавир уже толкнул дверь.
   - Я что, это всё для слепых пишу? - глухо раздался раздражённый голос Сэнда, однако, его самого нигде не было.
   - Сэнд, это мы, - прогремел Касавир, шаря глазами по комнате.
   - А-ааа, явились, - страдальчески протянул эльф откуда-то снизу. - Сейчас поднимусь. Держите при себе своё животное.
   Мышь чихнула и потёрлась о ногу Эйлин, явно не собираясь никуда от неё уходить.
   Они заметили откинутую крышку квадратного люка под одним из двух узких стрельчатых окон напротив двери.
   - Там подвал с гильдейскими винами, - кисло пояснила Кара, всё еще недовольная тем, что ей не дали взглянуть на подозрительное эльфийское послание.
   Эйлин и Касавир понимающе усмехнулись и принялись осматривать комнату. Небольшой кабинет был гораздо уютнее общего помещения лаборатории. С одной стороны располагалась антресоль с книжными шкафами, под которой был устроен уголок для чтения - приземистое деревянное кресло, пюпитр для фолиантов и круглая подставка с большими свитками под раскидистым фикусом. Пол там был застелен бледно-оранжевым ковром, когда-то красивым, но теперь лоснящимся от потертостей. По ним было видно, что старый хозяин проводил особенно много времени у пюпитра, листая большие тома, шаткой стопкой сложенные тут же, на полу. Алхимический стол у противоположной стены поблёскивал разной аптекарской утварью. Тут были также маленький, запылённый алтарь бога знаний Огмы, несколько стульев с высокими спинками, а у заваленного книгами старого дубового стола между окнами примостился большой глобус звёздного неба. Надпись, выгравированная на массивном медном круге подставки, гласила: "Великому алхимику от Гильдии Мореходов Уотердипа".
   Пока Касавир, поднявшись на антресоль, читал названия на корешках книг, а Мел, поощряемый снисходительным взглядом Кары, изображал Сэнда, с умным видом устроившись в его кресле у стола, Эйлин с любопытством разглядывала вещи, расставленные и сваленные в кучки в углу и под окном. Чего тут только не было: пара картин, покрывала и гобелены; дорогая на вид, но заляпанная разноцветными пятнами одежда; ритуальная и домашняя утварь; пустые закопченные склянки разных форм и размеров с засохшим осадком; красивые побрякушки, мутное старое зеркало с чёрными пятнами отслоенной амальгамы, медная статуэтка Мистры с амулетом, книги и свитки. Попадались и весьма странные предметы вроде каких-то костей или мёртвого попугая, запиханного в бумажный пакет. Она с интересом глянула на роскошный старый футляр для скрипки красного дерева - он-то что тут делает? Каждая вещица была снабжена мелко исписанной биркой - точь-в-точь, как в лавке старьёвщика.
   - Ну и ну, - хмыкнув, пробормотала она.
  
   Наконец, слегка растрёпанный хозяин кабинета появился из подпола, держа в левой руке одну пыльную бутылку с полустёртой этикеткой и зажав под мышкой вторую. Правая рука его была перевязана.
   - Где это ты уже успел покалечиться без меня? - полюбопытствовала колдунья.
   - Спасибо, Кара, мне уже почти не больно, - привычной скороговоркой ответил эльф.
   Поставив бутылки на край стола, он таким же привычным жестом схватил Мелроя за ухо, понуждая освободить место.
   - И всё-таки, что произошло? - спросила Эйлин, когда Сэнд с шумным выдохом уставшего человека упал в кресло, велел Мелу принести кубки из библиотеки и жестом предложил друзьям пододвигать стулья поближе.
   Слегка замявшись, он ответил:
   - Ничего страшного, если ты о руке. И часу не пройдёт, как всё будет в порядке, - и, бросив укоризненный взгляд на Кару, объяснил: - Пришлось самому вскрывать ловушку на тайнике старого алхимика, демоны его забери.
   - Уже забрали, - безмятежно ответила Кара, заставив Касавира недовольно поморщиться.
   - А ваш аасимар не мог помочь? - поинтересовался он. - Вообще-то, мы рассчитывали его увидеть.
   При упоминании об Арвиде, Сэнд лишь раздражённо махнул рукой, но на вопросительные взгляды друзей, всё же, нехотя пояснил, что отпустил эту тёмную личность домой, посоветовав принять хорошего снотворного.
   - На этом этапе чем меньше посторонних глаз увидит то, что я могу найти, тем лучше.
   - Разумно, - кивнул Касавир и бросил адресованный Сэнду пакет поверх груды бумаг на столе.
   Эльф обнаружил там бурые плесневелые водоросли и пространную пояснительную записку на нескольких страницах. Беззвучно шевеля губами и сверкая крупным переливчатым александритом на безымянном пальце, он пролистал бумаги, вздохнул и отправил всё это неаппетитное хозяйство в ящик стола.
   Легонько пихнув Кару в бок, Эйлин прошептала:
   - Не похоже на любовное послание.
   - Иди ты в жопу, - незамедлительно последовал ответ.
  
   На вопрос, нашлось ли что-нибудь важное в тайнике, Сэнд гордо заверил товарищей, что он сегодня потрудился на славу, и не только по части тайника. Окинув их взглядом и задержав придирчивый взор на мантии Кары, он заметил:
   - И вы, я вижу, тоже времени даром не теряли, - и тут же протестующе замахал руками, - но, ради всех богов, не надо сразу о делах! Дайте мне немного времени привести себя в порядок после нескольких часов напряжённой работы. Старик оставил довольно много записей, и я возлагаю на них большие надежды. Но в них чёрт ногу сломит. Кажется, страдал врождённой неграмотностью - в жизни не видел столько дурацких ошибок. Как эдакое чудо могло сделать карьеру в Гильдии?
   - Должно быть, делом занимался, а не формуляры заполнял, - пожала плечами Кара.
   - Да что ты в этом понимаешь? Ты... А-а... - он лишь махнул рукой и, заметив, что юный эльф всё ещё копается на антресоли, крикнул: - Эй, Мел-глаза-на-заднице!
   - Не трогай его, Сэнд, - тихо сказала Эйлин, наклонившись к нему через стол. - Он сегодня много пережил.
   Паладин и колдунья кивками подтвердили её слова.
   - Однако желания паясничать это не отбило, - проворчал эльф.
  
   - Хорошо ты тут устроился, - сказала Эйлин после паузы и кивнула в сторону старых вещей. - А что это за склад? Торгуешь?
   - Точно, в пору распродажу устраивать, - отозвался Сэнд, проверяя принесённые Мелом кубки на предмет чистоты и, судя по выражению лица, сомневаясь в таковой. - Это результаты чёрной меланхолии, охватившей преемника главного алхимика после его исчезновения: гильдейская собственность, которую нужно привести в порядок, и заказы, скопившиеся за пару недель. Я рассортировал их по сложности, и добрая четверть уже выполнена. А то младшие алхимики, пока их не пнёшь, так и будут заниматься своими исследованиями и даром получать помощь гильдии.
   - Но теперь у них есть ты, твои широкие познания в магии и выдающиеся организаторские способности, - торжественно заключила Эйлин.
   - Угу, - удовлетворённо кивнул эльф, разливая вино, - иногда ты говоришь на удивление разумные вещи.
   Добавив в один из кубков с вином немного воды из потемневшего серебряного кувшина, он пододвинул его Мелрою.
   - Держи, мой юный алдарион.[2]
   Мальчишка смущено заулыбался и спрятал нос в кубке.
   - Не могу сказать, что мне очень нравится заниматься этой рутиной, - продолжал Сэнд сделав, в свою очередь, добрый глоток, - но должность обязывает. Леди гильдмастер недвусмысленно дала понять, что ждёт от меня решительных действий по вытаскиванию алхимического сектора из болота. Дела гильдии сейчас идут не настолько блестяще, чтобы терять даже мелких клиентов, хотя именно они со своими дилетантскими ожиданиями и доставляют основную массу хлопот.
   - Это ты птичку замучил? - поинтересовалась Эйлин, показав на попугая.
   - Очень смешно, - скривился эльф. - Хозяйка полагает, что его отравили газом.
   Она хохотнула:
   - Он слишком много знал?
   Маг пожал плечами.
   - Я знаю только то, что, не будь я Сэнд, если эта глупая экспертиза, о которой мечтает старая ведьма, не облегчит её кошелёк на хорошенькую сумму.
   - Понятно. А скрипка что тут делает?
   - Сводит меня с ума, - ответил Сэнд, кинув недобрый взгляд на инструмент, и пояснил: - Предмет терзаний чванливого торговца кожами, вообразившего себя коллекционером. Он поспорил с другим таким же кретином на крупную сумму и теперь, дабы утереть нос оппоненту, ему необходимо подтвердить подлинность лака, узнать его секрет и изготовить такой же. Подозреваю, что он всем уже надоел, и его спихнули на меня, как на новичка, в надежде, что я как-нибудь выкручусь. А я уже начинаю подумывать об убийстве. Этот оголтелый фанатик был здесь не далее, как час назад, и его голос до сих пор звенит в моей бедной голове.
   Сэнд вышел из-за стола и, подобрав футляр, подал его Эйлин.
   - Можешь взглянуть, если хочешь помочь.
   - Да я в скрипках не разбираюсь.
   Она всё-таки вынула инструмент, с интересом рассмотрела его и щипнула струну, издавшую короткий пронзительный звук. Пальцев коснулось легкое прохладное дуновение.
   - Голосистая красавица. Похоже, что действительно старинная. Подгрифок, между прочим, из крапчатого эбонита с мифриловой инкрустацией. И головка смотри какая изящная, с фигурными колками. Такие элементы характерны для эльфийских инструментов. И плюс к тому, крылья, вихри и стилизованные облака на подгрифке - они наводят на мысль, что мастер посвятил её...
   - Королеве Авариэль, это я и сам понял, - поспешно перебил её Сэнд и добавил с напускным разочарованием: - И это всё, что ты можешь сказать?
   - А тебе мало? Найди любой старый рецепт эльфийского лака, сделай такой же и зачаруй его на какие-нибудь воздушные эффекты - пусть твой коллекционер отвалит тебе пятьдесят монет и упьётся от счастья.
   Эльф картинно всплеснул руками:
   - На что ты меня толкаешь? Я учёный, а не шарлатан.
   - Полсотни золотых, Сэнд, - отчётливо проговорила Эйлин, постучав пальцем по звонкой деке.
   Вцепившись в край стола, алхимик на мгновение замер, прищурившись, словно что-то мысленно подсчитывая, и пронзил её взглядом:
   - Думаешь?
   Она энергично кивнула и вернула инструмент в футляр.
   - Точно. Но у тебя есть и другой вариант. Послать гонца в Новый Оламн и заплатить им денег за тисненую бумажку с результатом экспертизы. Правда, они сейчас заняты фестивалем, так что на быстрый ответ не рассчитывай. Тебе это, я вижу, не нравится? Тогда - моё последнее предложение. Не торопись. Покажи её Нивалю. И не пфыкай. Когда у них с отцом была лавка, они эти старинные лаки варили в обычной домашней печи - и эльфийские, и какие хочешь. И ничего, недовольных не было. А уж в антиквариате он разбирается лучше всех, у него прямо нюх на подделку.
   Касавир и Кара, поняв, что Эйлин садится на своего любимого конька, и удерживать её бесполезно, скучающе переглянулись.
   - Ты всё никак не можешь забыть эту историю с катаной? - лениво бросила Кара.
   - Такого я никогда не забываю, дорогая, - отрезала Эйлин. - Не каждый день мне возвращают пять тысяч за кара-турскую катану, оказавшуюся муншейской.
   Передернув плечами, эльф раздражённо пробормотал:
   - Меня не удивляет, что сэр Ниваль знает толк в оружии, на то он и сэр. Но не думаю, что человек, страдающий музыкальной и магической глухотой, способен по-настоящему разбираться в изящном. Нюх, как ты изволила заметить, или везение - всё, что угодно, но не тонкие чувства и глубокие познания.
   - Ах, да, - Кара переметнулась на своего ненаглядного, - это ты вспомнил, как однажды проспорил ему три бутылки рашеменской огненной, когда он доказал, что твоя "Эльфийка с драконом" - искусная копия того же века.
   Напоминание о злополучной картине заставило Сэнда поморщиться.
   - Ничего он не доказал. Меня, во всяком случае, не убедили его квазикомпетентные измышления, но ты сама знаешь, каково с ним спорить.
  
   - О чём вы препираетесь? - наконец, вмешался Касавир. - В конце концов, то, что твой меч выкован в другой стране, не отменяет того факта, что это отличное оружие, которое долго тебе служило и ещё послужит. А "Эльфийка" прекрасна, несмотря на то, что написана не самим известным художником, а его учеником.
   - О, да! - ядовито процедил Сэнд в своей самой противной манере. - Когда твоими устами глаголет простой и незамутнённый здравый смысл, мне остаётся только в гроб улечься и закопаться самому!
   Эйлин метнул на эльфа уничтожающий взгляд и мягко сказала:
   - Видишь ли, Касавир. Ты, конечно, прав. Но разница в стоимости просто отличной катаны и катаны, которую держал в руках приближенный кара-турского императора десятого века от Времени Бед, сравнима с месячным содержанием гарнизона крепости.
   - И хочу добавить, - вставил Сэнд, - что радость обладания "Эльфийкой" значительно снижается от сознания того, что великий Таль-Вэон к ней не причастен.
   - Да ну их, Касавир, - махнула рукой Кара. - Если хотят, пусть сходят с ума по всякому пафосному древнему барахлу и платят за него бешеные деньги.
   Сэнд изобразил легкий поклон:
   - Непременно. Однако, возвращаясь к нашему выдающемуся эксперту по древностям, что-то я его давно не видел. Вы передали ему мой отчёт?
  
   Чтобы объяснить ситуацию с Нивалем, пришлось вкратце пересказать Сэнду то, что им поведал Милан вчерашним вечером, не забыв упомянуть о значении Серебряных Лабиринтов для расследования и лично для начальника Девятки. С интересом выслушав их, Сэнд красноречиво поиграл бровями.
   - Ах-хаа... Следовательно, наш добрый молодец решил взять на себя самую трудную часть расследования и начал с борделя.
   Касавир фыркнул, а Кара ехидно добавила:
   - Он у нас любитель нетрадиционных путей.
   - Ну, ладно, ладно, - прикрикнула Эйлин, - хватит на сегодня Ниваля обсуждать. Между прочим, я волнуюсь, а вам лишь бы поязвить. Давайте лучше займёмся делом, и чем скорее, тем лучше.
   - Да, да, займёмся делом, друзья, - весело подхватил Сэнд, неожиданно придя в хорошее расположение духа, - а о начальнике Девятки, дабы не накликать беды на важные части тела, будем говорить, как о женщине - хорошо или ничего.
   Эйлин выразительно постучала пальцем по лбу - мол, сам-то понял, что сказал? Но эльф послал ей нечто вроде воздушного поцелуя и обратился к Мелу:
   - Дружок, ты там ещё не утонул? Сделай-ка одно доброе дело. В квартале отсюда есть такая маленькая харчевня с единорогом на вывеске. - Он достал из ящика стола розовую перламутровую баночку. - Отнеси хозяйке этот крем. Лет сто назад он мог бы ей помочь, но говорить этого не надо. Просто отдай вместе с моими наилучшими пожеланиями, а взамен возьми её открытых пирогов с таким смешным названием, похожим на гномий чих.
   - Пицца! - просиял мальчишка.
   - Да, да, у неё всегда стоят штук пять в печи - бери все, и ещё захвати корзинку профитролей с сырной начинкой. Ну, и зелени какой-нибудь.
   Паренёк рванулся исполнять поручение, а Сэнд принялся расточать комплименты упомянутому заведению.
   - Оригинальная кухня. Сочетание эльфийской изысканности и местного колорита. А профитроли... ммм, - он прикоснулся губами к кончикам сложенных щепоткой пальцев, - нежнейшие из нежнейших.
   - Нам сейчас совсем не до десертов, - несколько раздражённо заметила Эйлин, ставя кубок на свободное место между книгами.
   - Ну, уж, нет, - сказал эльф, подливая ей вина, - с вами я никогда не могу быть уверен, что мне удастся нормально поесть в ближайшие сутки. Надо пользоваться возможностью.
   - Я не против, - согласился Касавир, - нам есть, что обсудить, а еда разговору не помеха. С чего начнём?
   - С вас, - Сэнд устроился в кресле поудобнее и принялся неспешно разматывать повязку на руке. - Мне не терпится узнать, чем это вы занимались, пока я в поте лица раскапывал подноготную этого мерзкого дела.
  
   *****
  
   Ниваль
  
   Наконец... можно упасть на колени и немного передохнуть. Дышать ровно, пять секунд вдох, пять - выдох. Кажется, эта сука попала мне по почке...
  
   Один полоумный старик из тех, что были там со мной, рвал на себе остатки шёлкового исподнего и кричал, что скоро придёт двенадцатая ночь, и нас всех принесут в жертву во славу Ловиатар. И меня, как в старые добрые времена, подвесят в храме на собственных кишках, вытащенных через задницу. Старый брехун!
  
   Хотя, иногда мне казалось, что он знает, о чём говорит...
  
   Хорошо, что удалось стащить флягу, общую на всех, но что поделаешь... зато теперь есть, чем горло промочить. В конце концов, я был единственным, кому вообще пришло в голову попытаться бежать. При всём моём самомнении, мне не хотелось дожидаться возможности продемонстрировать тюремщикам, насколько у меня высокий болевой порог.
  Всё-таки, подозрительно. Сбежать оказалось слишком легко, и преследовали без энтузиазма. Как будто так и было задумано...
  
   Я помню почти всё, что случилось этой ночью до той секунды, когда я, утомлённый, позволил себе смежить веки. Надо восстановить в памяти как можно больше подробностей - тогда всплывёт и всё остальное...
  
   Хозяин роскошного притона оказался таким, каким я ожидал его увидеть - скользким, вонючим и испуганным. С нафабренными бакенбардами, чёрными глазками-буравчиками и бриллиантами на пальцах-сосисках. Но прежде, чем я к нему попал, охрана в коридоре попыталась обыскать меня. Конечно, я не мог этого позволить. Мягкие калимшанские ковры, толстые стены с гобеленами и четырёхдюймовые бронированные двери хороши не только для нервных, не любящих шума хозяев, но и для спокойных парней, которым нужно тихо убрать пару охранников...
   На самом деле, я их усыпил. Если увижу когда-нибудь Сэнда, надо сказать ему, что его новое снадобье вполне себе ничего...
   Если бы эти обезьяны охраняли дворец или зал совета лордов - убил бы. За непрофессионализм надо наказывать. Но для охраны борделя они годятся. Герхт сам с ними разберётся.
  
   У меня создалось впечатление, что он знал, кто мне нужен, и боялся её или тех, кто за ней стоит. Иначе, почему сразу не предпринял в отношении меня никаких мер? Не дал сигнал своим людям? Будто предвидел, что моё любопытство и так не останется безнаказанным.
   Начал он с того, что стал заговаривать мне зубы, пытаясь подспудно выяснить, что мне уже известно. "Зачем же ты, милый, так с моими мальчиками? Ай-ай-ай! Мне ведь теперь придётся их наказать, а знал бы ты, как не хочется. Это ж родителям какое горе!" Двуличная падаль.
  
   Об отце говорил мало и невнятно: "Да, приходил, но, между прочим, тихо и интеллигентно. Надо же, отец и сын - а манерами как будто не родня! Выпил залпом стакан сливянки и попросил провести в пещеры. Но я этими делами не занимаюсь. Это - к НЕЙ. Потом всё, всё у меня наперекосяк пошло! Ох, и отоваривал же я его! И тебе, дорогой, очень, очень не советую. Далось оно тебе... Зачем мужчина ко мне приходит? Чтобы забыть о проблемах, а не нажить их! У меня есть одна пантерочка - она и посвежее, и погорячее. Ни гроша не возьму, только за номер... нет! Даже за номер не возьму..."
  
   Этот хлопотун, зеленея от страха и брызжа слюной, расписывал мне прелести чондатанки и рассказывал, как они с полуэльфом дивно работают в паре, а я невольно размышлял, выпустить ли ему кишки или перерезать горло. Вот же гад, нащупал моё слабое место! Я знаю, что, не будь я там ради Чёрной Орхидеи, - а я не сомневался в том, что пресловутая ОНА и есть Чёрная Орхидея, - то согласился бы. Потому, что темнокожая бестия напомнила мне ту, вокруг которой слишком часто витали мои мысли, но была опытной, развязной, умеющей играть с мужчинами в прихотливые игры. Потому, что, когда она танцевала, демонстрируя своё нагое тело в диком первозданном бесстыдстве, не вязавшемся с окружавшей её роскошью, мне хотелось отшвырнуть беловолосого и припасть к её точёным ногам. Было много разных "потому, что", на которые я мог бы разложить своё желание. Но это не имело смысла, потому что я пришёл не за этим.
  
   А Чёрная Орхидея оказалась самым большим сюрпризом. Не зря её жесты были мне знакомы. Когда я был прыщавым сосунком, она, ярко накрашенная, раскованная и смело одетая, казалась мне взрослой. Посмотрев на неё теперь, я понял, что она всего года на три-четыре старше меня. Сейчас это зрелая и прекрасно следящая за собой, элегантная, знающая себе цену бывшая шлюха с Бакланного переулка. Единственная женщина, с которой мне было приятно и легко общаться. Надя, которая тонко делала вид, что верит в мой искушённый образ. Мы говорили на опасные темы, мы скользко шутили, мы задавали друг другу каверзные вопросы. Смешно, но большую часть того, что я знаю о женщинах, я узнал от неё. Что, конечно, меня не красит.
  
   Мы сблизились при почти героических обстоятельствах. Она работала с парой подружек на одного ушлого сержанта стражи. Тимпо тогда только сколотил первую банду и в основном "хулиганил" по мелочи. Они решили самоутвердиться, напав на девочек сержанта. Надя жила поблизости, и ребята Тимпо в наш квартал раньше не заходили...
   Ни один парень в Доках не ходит без ножа, как правило, ворованного или самодельного. А у меня был отличный нож, подарок отца. Он и научил меня обращаться с ним. Это лучшее, что он смог мне дать. Только мало кто знал об этом. Я не хвастался красивой игрушкой по поводу и без. "Боевой нож не любит, когда его дёргают по пустякам", - так он говорил, и я это запомнил. Хм, если подумать, я сам и есть боевой нож, который достают тогда, когда он нужен, чтобы нанести верный удар... И ещё он говорил, что противника всегда лучше переоценить, чем недооценить, но тебя лучше пусть недооценят, чем переоценят. Чёрт, это-то я зачем вспоминаю! Сейчас просветлюсь и заплачу от ностальгического умиления...
   Так и состоялось моё знакомство и с Малышом Тимпо, и с Надей. Она, конечно, много о себе вообразила, но дело было вовсе не в ней. Просто я не мог позволить чужому отребью походя называть меня "цыпой" и указывать, что делать. Кто бы меня уважал потом?
   Так что, Тимпо меня больше не недооценивал. Я солгал бы, если бы сказал, что мне это легко далось, и я спокойно спал ещё много ночей после. Я ведь убил одного из них, изловчился и ударил ножом повыше ключицы. Но так становятся мужчинами в Доках. А я очень хотел им стать. Хотя бы чтобы отцепилось это дурацкое прозвище. Оно не отцепилось, но почему-то после этого я стал проще к нему относиться.
  
   Н-да, вот так встреча, ёж мне во все места...
  
   Разговор у нас получился неровный, несмотря на то, что Надя была рада мне. Она не юлила, но проявляла осторожность. Я бы вёл себя так же на её месте. Она прилагала все усилия, чтобы скрыть своё волнение, причина которого становилась для меня очевидной по мере вникания в смысл её односложных ответов. Отца она проводила к месту, как и договаривались. "С кем? Сам догадайся, ты же умный мальчик, раз оказался здесь. Думаешь, в Новом Оламне в восторге от такого положения дел?.. Другие заинтересованные силы? А тебе зачем? Симон в безопасности, за это я ручаюсь, но рваться к нему не советую". И всё в том же духе. Напрашивался вывод, что были и другие. Которые не в безопасности.
   Слух о том, что к одному из порталов можно попасть через старую канализацию под борделем, мог просочиться за пределы узкого круга лиц. К тем же тэйским магам. Логично, что Надя была приманкой для особых клиентов. И чем-то большим. Она назвала это "сердцем заведения". Похоже, она чувствовала себя хозяйкой, и к Герхту не выказывала ни малейшего уважения. Успокоила меня, сообщив между делом, что в её апартаментах можно не опасаться чужих глаз и ушей. Вот только ответа на вопрос, зачем условно-подозреваемым нужно было похищать людей, она не знала, да и сам факт отрицала. Во что и хотелось бы поверить, но я не поверил. И мне пришла в голову шальная идея самому стать живцом. Она будто мои мысли прочитала...
   Ты уже им стал, - сказали мне серые глаза из-под длинных ресниц...
  
   Плохое было решение, неразумное. Но какой у меня был выбор? Я должен добраться до отца и получить свободу манёвра прежде, чем расследование примет опасный оборот. Прежде чем начнут натягиваться ниточки, которые я связал в Невервинтере. Порой я думаю, правильно ли поступил. Что мне мешало сразу придавить это дело? Сгноить лодочника, показательно отхарить самых наглых из торговой братии - их-то всегда есть за что. И народу бы понравилось, а то Нашер, храни его Тир, совсем их распустил. Этим тварям мало нажиться на войне. Голод, нестабильность - всё обращается для них звонкой монетой. И Сэнд никуда бы не делся, наэкспертизил бы мне на три тома.
   Эх! Как же мне хочется поскорее посмотреть в твои глаза, папа... Ни разу за шестнадцать лет так не хотелось. Как думаешь, почему?
  
   Но, конечно, так просто у нас с Надей не могло обойтись. Ей не нравилось, что я задаю серьёзные вопросы. Но ей нравился я. Она утверждала, что понимает моё состояние, просила довериться ей. Она, как никто, знала, что мне нужно, и обещала дать мне главное - покой и безопасность. В обмен на обещание не делать глупостей. Она могла помочь мне забыть всё, что меня гложет... Она искренне желала мне добра - и в этот момент не обманывала, я видел...
   Но я так не мог. Даже после всего, что между нами было, а это было прекрасно... и могло бы быть ещё лучше... если бы я, как маньяк, не заглядывал ей в глаза, надеясь увидеть там... Что?
   Чем я так провинился, что даже в постели с роскошной и искренне желающей меня женщиной вспоминаю ночь с Солой, самую странную в моей жизни и окончательно убедившую меня в собственной бездарности в женском вопросе. Любуюсь прекрасным созданием, получаю все мыслимые удовольствия от её тела - отзывчивого и искушённого в любовных играх - а думаю о сексе двухлетней давности. Он ведь был не так уж плох, да?..
  
   Я знаю теперь, что это не клин, который можно вышибить другим клином. Нееет! Это чёртова заноза, которую нужно зубами выдирать, с мясом! Да кто она такая! Кто она такая, эта проклятая дикарка!!! И...
  
   Что же ещё произошло вчера ночью?! Что я сказал, что она сделала? Почему я становлюсь таким злым и взвинченным, когда вспоминаю последние минуты в ясном сознании и пытаюсь прорваться сквозь туман?
  
   Я помню обрывки каких-то липких красных снов, но не верю, что всё это время спал. Я выгляжу, как человек, которого долго и со вкусом били. Иногда мне, напротив, кажется, что я не спал трое суток. Что-то изменилось. Во мне... Вокруг... Я теряю контроль над своими реакциями. Малейшие шорохи, запахи проникают в мозг и царапают гвоздями изнутри, а куцые воспоминания - маленькие звонкие молоточки, которые визгливо тренькают где-то у сердца. Свет режет глаза. И кажется, что, убежав оттуда, я оставил что-то важное. Или взял что-то лишнее...
  
   Не сходишь ли ты с ума, приятель?
  
   *****
  
   Сэнд откупорил и разлил вторую бутылку вина, Эйлин заканчивала рассказ о приключениях на острове, а Мелроя всё не было.
   - Сэнд, ты уверен, что его путь безопасен? - с тревогой спросил Касавир.
   - Этот район вполне безопасен, да и идти недалеко, - быстро ответил эльф, однако его голос не звучал столь уверенно.
   Задумавшись на секунду, Эйлин резко встала, расплескав часть вина и едва не уронив свой кубок.
   - А курсты у фонарщиков? А личи в тавернах? Да кто поручится, что в самой Гильдии сейчас абсолютно безопасно?! Какие же мы дураки!
   Друзья переглянулись и, не сговариваясь, загрохотали стульями, срываясь к выходу.
  
   На полпути к воротам они побежали, услышав глухое рычание, отрывистые ругательства и звуки рукопашной схватки. "Только бы он не схлестнулся с этим аладжи!" - думала Эйлин, когда они неслись по узким дорожкам сада, нещадно срезая по ухоженным клумбам и втаптывая в землю сбитые с кустов цветы.
   Но дрались не Мелрой со сторожем. На освещённом участке тихой аллеи за запертыми коваными воротами аладжи выяснял отношения с тремя незваными гостями в серых кожаных доспехах. Один из них уже лежал поодаль с окровавленной головой и постанывал. Другой, полудроу, не спешил ему помогать. Он стоял рядом, скрестив руки, и с презрительной миной наблюдал за вторым своим товарищем, который танцевал вокруг аладжи с фальшионом, излюбленным оружием городских бандитов. Но не так-то просто было справиться с ловким зверочеловеком, орудующим ручным топором и простым деревянным баклером с медной окантовкой и массивным - под широкую лапу - умбоном. От старого добродушного привратника не осталось и следа. Вздыбив седую шерсть на загривке и яростно скаля клыки, он кружил вокруг противника на полусогнутых лапах, безошибочно парировал удары широкого клинка и пытался достать топором голову или бок.
   Мелрой, слава богам, был жив-здоров - висел на створке ворот с внутренней стороны, явно оскорблённый тем, что его отстранили от участия в драке. Можно было догадаться, что он имел непосредственное отношение к зарождению конфликта.
   В какой-то момент аладжи удалось поймать вражеский клинок в выемку на верхней кромке закругленного лезвия, на мгновение лишив его хозяина возможности что-либо предпринять. Молниеносный удар умбоном в лицо поставил точку в этом манёвре. Меч с лязгом покатился по брусчатке, а незадачливый противник, как-то жалко икнув, грузно рухнул и затих с окровавленной физиономией.
   Всё ещё угрожающе рыча и не убирая оружия, аладжи повернулся к полудроу.
   - Больше нет вопросов? - хрипло пролаял он. - Или кому-то ещё не нравятся мои уши или нос?
   - Отзовите вашего пса, если не хотите неприятностей, - спокойно ответил тот, посмотрев на Сэнда. - Со своими я разберусь.
   - Азгар, что тут происходит, - поинтересовался эльф у привратника, выдержав паузу.
   Мелрой, который под шумок долез до самого верха и оседлал ворота, сокрушённо поник головой, поняв, что самое интересное прошло мимо него.
   Окинув недоверчивым взглядом полудроу, с тихими проклятиями присевшего над отправленным в нокаут подельником, аладжи степенно отёр топор пучком травы и сунул его в петлю на бедре, пристроив туда же щит. И лишь затем ответил:
   - Да эти... хотели пройти, но показались мне подозрительными. Да ещё вашего щенка задирали.
   - Что!? - раздался сверху возмущённый вопль. - И вы ему верите?! Это Я их задирал!
   Друзья переглянулись с понимающими усмешками, а привратник рявкнул, подняв голову:
   - Молчи, невежа! За свою грубость ты не заслуживал моей защиты!
   - Защиты?! Да я бы им...
   Захлебнувшись праведным гневом, мальчишка издал бессильно-возмущенный стон. Полудроу, приводивший в чувство своего компаньона, недобро взглянул на юного эльфа через плечо, и тот немедленно показал ему кукиш.
   - Так, сейчас же слезай и веди себя прилично! - приказал Сэнд. - Нашёлся истребитель головорезов. Ты, вообще, выполнил то, что я просил?
   - Угу, - недовольно буркнул Мел, нехотя спускаясь по прутьям.
  
   Расспросив Азгара, они выяснили, что бандиты хотели с кем-то увидеться в гильдии, но конкретные имена назвать отказались, и вообще вели себя очень вызывающе, по крайней мере, двое из них. Видно было, что эти лихие ребята привыкли открывать ногой любую дверь. Но здесь им не Доки. Странно, что они решились зайти в этот район и так себя держать при этом. Впрочем, полудроу, кажется, понимал, что они перегибают палку, но его вялое вмешательство не подействовало, и он предпочёл умыть руки.
   Полудроу занимался в это время тем, что, приведя в чувство своего незадачливого приятеля, потащил куда-то раненого, отчётливо дав Касавиру понять, что его помощь в лечении не нужна. Сделав своё дело, он вернулся к воротам. Жёсткий взгляд тёмных раскосых глаз скользнул по собравшейся у ворот компании, на мгновение задержавшись на Эйлин и Касавире.
   - Ну, так что? - с вызовом обратился он к Сэнду.
   - А что тебе, собственно, нужно в этом странном месте, где тебе и твоим дружкам совершенно не рады и вряд ли когда-нибудь обрадуются?
   Бандит усмехнулся, отвесив ему лёгкий шутовской поклон.
   - Всё может случится, досточтимый сударь. Не знаю, кому из нас больше повезло, но я вижу среди вас кое-кого из нужных мне людей. Так что, я могу спокойно выполнить своё поручение, никого не убивая, не прибегая к воровским трюкам и не проникая через печную трубу или канализацию. Мне нужен Златовласка и его спутники.
   Эйлин в волнении выступила вперёд.
   - Что ты знаешь о нём? Кто тебя прислал?
   - Не так быстро, леди. Ты хочешь сразу взять быка за рога, и обычно я уважаю такой подход. Но я пришёл не для того, чтобы болтать с вами. Всё, что ты знаешь, ты расскажешь моему хозяину. Он будет ждать вас до следующей полуночи. Мастерские за сухими доками найдёте сами, а дальше вас проведут. Префект не стал устраивать никаких засад на вашем пути, - он мрачно посмотрел в сторону аладжи, - что дорого нам обошлось. Он отправил нас по вашему следу, чтобы открыто поговорить, и велел проявлять всю возможную вежливость. Это значит, что префект действительно хочет вас видеть. И рассчитывает, что вы примете приглашение.
   Бросив косой взгляд на своего коллегу с расквашенным лицом, бандит подошёл ближе к решётке и, сощурившись, лениво процедил:
   - И, раз уж мне придётся отчитываться за всё, что тут произошло по вине вашего мальчишки... имейте в виду: я буду с нетерпением считать минуты до назначенного часа.
   Он резко развернулся и, уходя прочь, добавил вполголоса:
   - И дай бог, чтобы вы опоздали.
   Поравнявшись с очухавшимся бедолагой, он зло бросил ему:
   - Пошли быстро, ишачье отродье, пока стража не явилась.
   - Он сломал мне нос, Мердрин, - гнусаво отозвался тот, прижимая к лицу окровавленную тряпицу. - Эта тварь сломала мне нос!
   - Скажи спасибо, что мозги не вышиб, - огрызнулся аладжи.
   - Не переживай, мохнатик, - усмехнулся полудроу, обернувшись, - нечего там вышибать.
   - Постой, что с вашим дружком? - спросил Касавир, впрочем, не особо рассчитывая на ответ. - Он, кажется, был очень плох...
   - С ним всё в порядке, - мрачно буркнул тот.
  
   - Префект! Надо же, как у них тут всё серьёзно, - скривилась Кара, когда бандиты скрылись из виду. - Что с телом-то делать? Может...
   Эйлин махнула рукой:
   - Оставь. Главное, что мы к нему не имеем отношения. Мало ли тут злых людей ходит и убивает кого попало.
   Поблагодарив привратника монеткой, Сэнд сердечно попросил его прибрать вокруг, чтобы не оскорблять эстетические чувства случайных прохожих видом крови и трупа, и особо отметил необходимость поберечь нервы членов гильдии и не посвящать их в подробности разыгравшейся здесь драмы.
  
   *****
  
   По дороге назад Эйлин мимоходом бросала задумчивые взгляды на Сэнда, заметно повеселевшего после их рассказа о событиях сегодняшнего дня. Было в его реакции кое-что настораживающее. Она решила, не откладывая, выяснить, насколько серьёзны причины её беспокойства. Эйлин замедлила шаг перед одним из фонарей, освещающих садовую дорожку. Поравнявшись с Сэндом, она махнула обернувшемуся Касавиру, чтобы их не ждали, и коснулась плеча эльфа.
   - Поговорить надо.
   Маг изобразил свою неповторимую любопытствующую усмешку - "надеюсь, вы собираетесь мне сообщить что-то, достаточно интересное, чтобы я не пожалел о потраченном времени" - и завёл за ухо тонкую косичку у виска, давая понять, что весь внимание.
   Отведя взгляд, Эйлин принялась наблюдать за ночными мотыльками, танцевавшими в столбиках света за его плечом - хорошо им, глупым бесполезным созданиям, не жизнь, а сплошной праздник. И сказала, как бы между прочим:
   - Сэнд, я ничего от тебя не утаила. Но тебя, кажется, не очень удивило то, что Ниваль имеет в этом деле личный интерес.
   - Ах, вот оно что, - Сэнд заложил руки за спину и пару раз перекатился с носка на пятку. - Допустим, совсем не удивило. А может быть так, что я об этом знал?
   Эйлин цокнула языком и с улыбкой покачала головой.
   - Не пытайся убедить меня в том, что из нас двоих он посвятил бы в эту тайну тебя.
   - Ладно, - эльф пожал плечами. - Я догадывался, что за его нешуточным интересом к происшествию в Крабьих Гротах и весьма одиозным решением оставить Невервинтер в такое время, стоит что-то очень серьёзное.
   - И поэтому ты решил присоединиться?
   Надув губы, Сэнд шумно выдохнул и уклончиво ответил:
   - А почему нет? Почему бы, извини за каламбур, не воспользоваться тем, что мои способности пользуются спросом? Меня связывают с Уотердипом давние воспоминания. Кто бы на моём месте отказался от такого путешествия за счёт начальника Девятки?
  
   Эйлин с демонстративным упоением вдохнула разлитую в посвежевшем вечернем воздухе гвоздично-пряную сладость и поблуждала взглядом по веткам ароматного мускатника, окружённого стеной подстриженных цветущих миртов, мелко подрагивающих вощёными листочками. И резко перевела взгляд на лицо эльфа. Былое благодушие утонуло в остром прищуре её потемневших глаз. Цепких, изучающих, дающих понять, что не потерпят обмана. Не меняя спокойного выражения лица, маг чуть склонил голову, выражая полную готовность к конструктивному общению.
   - Я поняла. Но давай не будем ходить вокруг да около и делать вид, что не знаем друг друга, - тихо сказала она. - Я знаю, что у тебя нет особых причин любить Ниваля, и не осуждаю тебя...
   - А у кого они есть? - перебил её эльф. - У тебя она одна, и то исключительно метафизического характера.
   Но она не отрывала взгляда, внимательно следя за выражением его лица, и явно не собиралась переходить на шутливый тон. Её голос был угрожающе тих и спокоен, и эти нотки были слишком хорошо ему знакомы.
   - Ты знаешь, Сэнд, я не вмешиваюсь в политику. Что бы Ниваль ни затеял в Невервинтере, я не стану ни мешать, ни помогать ему.
   Сэнд озабоченно зацокал языком, собрав удивлённо-сочувственные складки на высоком лбу.
   - А ты, в самом деле, думаешь, что у тебя есть выбор? Или сэр Ниваль неожиданно позволит себе роскошь оставить тебе этот выбор?
   Она пожала плечами, привычно не обращая внимания на его издевательски-снисходительный тон.
   - Невервинтер велик. А мир ещё больше. И я сейчас далеко не в безвыходном положении. Он и я - мы оба это знаем. Но суть в том, Сэнд, - она притянула его к себе за посеребренную застёжку мантии и заглянула в насмешливые бирюзовые глаза, - что для тебя я сделаю исключение. Только потому, что ты мне бесконечно дорог.
   Сэнд попытался высвободиться, но, не сумев разжать сильные пальцы барда, сгребшие ткань вокруг застёжки, закатил глаза и прошептал:
   - Послушай...
   - Нет, ты послушай! - выдохнула она ему в лицо. - Не пытайся быть умнее умного. Запомни, если я узнаю, увижу, почувствую, что ты собираешься играть против Ниваля, я использую все имеющиеся у меня ресурсы, чтобы убедить тебя не-делать-этого.
   Эльф притворно-грустно вздохнул, положив ладонь на её сжатый кулак.
   - Н-да... я должен был знать, что моя откровенность выйдет мне боком. Ты становишься удивительно похожей на брата манерой общения.
   Хватка ослабла, Сэнд мягко подхватил её руку и прикоснулся губами к тыльной стороне ладони, взглянув исподлобья ей в глаза:
   - Напрасно. Твой деревенский говорок в сочетании с недеревенской быстротой ума придавал тебе гораздо больше шарма.
   - Сэнд, - угрожающе произнесла Эйлин, но он будто не слышал, продолжая перебирать её пальцы.
   - Хотел бы я иметь такого союзника, как ты. На месте сэра Ниваля я бы очень ценил тебя.
   - Я и есть твой союзник, Сэнд, - с горечью в голосе сказала Эйлин, отнимая руку, - потому и не угрожаю тебе, а предупреждаю. По-дружески. Не хочу, чтобы ты шею сломал. Не связывайся с ним, и всё будет хорошо. Я тебя не оставлю. Ты получишь то, чего хочешь. Тебе ведь нужна свобода?
   Невесело усмехнувшись, маг покачал головой.
   - Люди, люди... Ваша проблема в том, что вы находите пуговицу и начинаете пришивать к ней первый попавшийся камзол, лишь бы по цвету подходил. Дальше этого вы, как правило, не идёте в своих умозаключениях. А вам бы рассмотреть пуговицу повнимательнее. Быть может, она и не от камзола вовсе.
   - Угу, - кивнула Эйлин, нацелив указательный палец ему в грудь, - а от мантии. Я тебя предупредила, Сэнд.
   Она развернулась и быстрым шагом пошла по дорожке. Провожая взглядом её фигурку, стремительно ныряющую из света в тень, Сэнд пощипал подбородок и пробормотал:
   - В этом ваша слабость. Но и сила тоже.
  
   Взявшись за ручку тяжелой двери, Эйлин оглянулась на бредущего сзади эльфа и тряхнула головой. Поганое, склизкое чувство - и кого винить в том, что оно забралось ей в душу? Она давно знала, что характер отношений с начальником Девятки больно бьёт по самолюбию Сэнда, но, с умом использовав в своё время это знание, только упрочила свои отношения с магом, в котором ценила многие качества. Ниваль же, имея привычку щедро пользоваться кнутом и жадничать по части пряников, не считал нужным щадить это самолюбие, хотя тоже благоволил к своему протеже. Теперь, получив на руки такой козырь, как далеко надменный эльф может зайти в своём желании отыграться? Не хотелось об этом думать.
  
   *****
  
   Пока все быстро утоляли голод, сдержанно нахваливая местную кухню, Сэнд что-то молча обдумывал, неспешно отправляя в рот куски пиццы и прихлёбывая вино. Заморив червячка, он с довольным видом откинулся на спинку кресла, промокнул губы и вытер руки листком тонкой гербовой бумаги.
   - Жизнь прекрасна? - угрюмо съязвила Эйлин.
   - Не так плоха, как казалась сегодня утром, - благодушно отпарировал он, промахнувшись скомканной бумажкой мимо урны. - Сэр Ниваль, пожалуй, удивится, узнав, как далеко мы сумели продвинуться в его отсутствие.
   Касавир взял из корзинки пирожное и, навалившись локтями на стол, исподлобья переглянулся с блаженно сощурившимся эльфом.
   - Да. Сэр Ниваль нас недооценил, - негромко отчеканил он, на что Сэнд лишь понимающе усмехнулся.
  
   Обычный переброс фразами. Но что-то в них зацепило сознание Эйлин, прокручивавшей в памяти события дня, прожужжало назойливой мухой. А потом она почувствовала, как кровь хлынула в лицо, и чуть не выронила ломоть, от которого собиралась откусить. Недооценил. Хлыстом по сердцу полоснула догадка, которая должна была прийти много раньше. Кара сама не знала, насколько было права. Понятно же, что с самого начала у Ниваля были известные лишь ему основания подозревать отца. И Касавир чувствовал, что он скрывает что-то важное. Что она, взбудораженная идеей воссоединения семьи, позорно проглядела. Никто иной, как Касавир всю дорогу наседал на Ниваля, выводя на разговор о предстоящем расследовании и имеющихся уликах. Давал ему шанс на честную игру, а значит, и на свою поддержку. Ниваль этот шанс просрал, это ясно слышалось в тоне мужа.
   И даже больше.
   Его брошенные вскользь слова толкнули на место неровно лежавший кирпичик, и то, что она увидела, придавило её своей неумолимостью, мешая дышать и разумно мыслить. От начала и до конца действиями Ниваля руководил жестокий, холодный расчёт, который провалился бы, если бы она была посвящена в проблему. Решение разделить команду было продиктовано не только интересами расследования, но и желанием отправить Сэнда подальше, окучивать леди Тиннуарэ, не касаясь дел своего патрона. А сам он сразу после разговора с Миланом помчался в бордель, ухватившись за счастливую возможность вывести отца из игры до того, как остальные сообразят, с чего начинать. Он ведь намекал на это ещё на корабле, обещая самостоятельно разобраться с кем-то, замешанным в деле. Читай - без суда, без следствия. Без огласки.
   Если бы знать тогда, о ком шла речь.
   Как можно было позволить себе забыть, кто он, её единокровный брат, и на что может пойти, чтобы не дать из-за нелепой случайности рухнуть тому, что строил полжизни. Уж ему-то прекрасно известно, как власть, которой он служит, способна забывать о том, кому и чем обязана. После войны, во время бунта в Старом Филине, он подошёл к пределу, за которым его цепь натягивается и строгий ошейник врезается в шею. Понимал, что иначе подвергнет жизнь Эйлин опасности и уж точно потеряет её неожиданно обретённую и высоко ценимую бескорыстную привязанность. Но на сей раз, похоже, ставка слишком высока, чтобы позволить совести решать. Поэтому, он захлопнул дверь перед носом у глупой младшей сестрёнки и отправился решать свою проблему со своим отцом.
   Но как ты собирался потом смотреть мне в глаза, мой прекрасный, никогда не ошибающийся белозубый братец? Как, чёрт тебя подери, ты! Собирался! Смотреть! Мне! В глаза!
  
   Сэнд что-то шутливо-назидательно вещал, задавал вопросы, но его слова текли мимо её сознания. Она бросила, наконец, свой кусок на тарелку и машинально вытерла друг об друга жирные пальцы. Есть расхотелось. В глазах темнело, и горячими тисками сжимала грудь тихая, удушающая злость. И стыд за то, что это "открытие" так задело её. Что из упрямства не желала слышать никаких сигналов. Верила, пыталась защищать. Эйлин сжала кулаки до боли от впившихся в кожу ногтей. Мышь, почуяв неладное, спрыгнула с её колен, не забыв, однако, прихватить со стола кусочек побольше и полакомее. Хозяйка не обратила на неё внимания, целиком поглощённая бурлящими эмоциями. Мерзавец! Это же не золота урвать, пропади оно пропадом, лишь бы в глотке не застряло.
   Заныли невольно стиснутые зубы. Выдохнув, она дрожащей рукой схватила кубок. Зубы стукнулись о край, когда она поднесла его ко рту. Полностью скрыть эмоции от Касавира она не могла, да и не только от него. Но, когда он прикоснулся к ней, неожиданно напряглась, делая над собой усилие, чтобы не отдёрнуть руку. Он почувствовал. Она не повернула головы. Тень отчуждения скользнула змейкой и растаяла в его тихом вздохе.
   Превосходное выдержанное вино проскочило, как вода, не оставив вкуса, но отозвавшись лёгким звоном в ушах.
   Усталость. И чувство, будто не с друзьями отдыхаешь, а сидишь в засаде по уши в грязи. И липкие паутинки тревоги оплетают неподвижное тело, и в холодных висках бьется одно желание - скорее бы. Скорее бы что-нибудь произошло.
   - Что-то ты раскраснелась, - в голосе Сэнда звучала забота, но какая-то... виновато-наигранная. - Правда, душновато.
   Расстегнув пару верхних пуговиц мантии, эльф велел Мелу открыть окно, и тот с неохотой оторвался от поглощения пиццы.
   - Душновато, - эхом повторила Эйлин и поперхнулась воздухом.
   Поднявшись, она дотронулась до плеча мальчика, чтобы тот не вставал, и рассеянно махнула рукой в ответ на тревожный взгляд Касавира. Не трогай, не надо. Старалась быть убедительной в своём спокойствии и знала, что получается у неё отвратительно.
  
  
   Она, конечно, не заметила взгляда, которым проводил её Сэнд, чуть слышно хмыкнув. Маг ненадолго умолк, переваривая не столько увиденное, сколько почувствованное. Необычная для неё горькая смолистая нота отчаяния и усталости, багровый комок гнева, который мог бы уложить их всех, дай ему психика сломать барьер... Прощание с иллюзиями?
   У неё были свои, боги ведают, какие, но ничем не пробиваемые причины доверять сэру Нивалю. А у Ниваля были свои причины без лишнего шума, со свойственной ему изворотливостью отводить от неё и Касавира неизбежные удары - или пока, скорее, пробные тычки - со стороны замка Невер. И, похоже, он мог позволить себе зайти в этом достаточно далеко. Сэнд готов был многое отдать хотя бы за намёк на то, чем они друг другу обязаны. В сущности, бессрочный отъезд этой пары на юг снимал с плеч начальника Девятки здоровенный камень. Если бы не...
   Может, Ниваль им что-то шепнул, а может, сами почувствовали. Они подготовили крепость к любым неожиданностям: там сейчас никого и ничего нет, кроме исправно несущего службу гарнизона и лейтенанта Каны, которая присягала короне и проинструктирована о том, как себя вести, если в ворота постучат гвардейцы Девятки или ещё какие-нибудь неожиданные посланцы из столицы. Это отведёт удар от тех, кто рисковал своими жизнями за победу, которая, как это обычно бывает, персонифицировалась в отдававших приказы. Практичная девочка сочла нужным позаботиться даже о чрезвычайно богатой библиотеке, доставшейся ей вместе с крепостью - кажется, передала часть какому-то деревенскому магу, часть монахам Тира. Но Эйлин наверняка не всё знает о проблемах своего брата и покровителя, которые он успел нажить, и отчасти благодаря ей.
   И это может оказаться не лучше отца, связанного с бандитами. Кажется, я один в этой тёплой компании чувствую себя крысой на корабле, который несёт на рифы. В моём положении можно спрыгнуть наудачу, предоставив судёнышко воле справедливой судьбы. А можно прогрызть днище и предложить остальным спастись, пока не поздно. Они не заслужили его участи.
   Но их странные отношения... Одним родством этого не объяснишь. Тем более, когда речь идёт о людях, способных, порою, ненавидеть домочадцев больше, чем врагов. Да и общего между ними - ничего. Они не росли вместе, они разные, им нечего вспомнить. Кроме, разве что, Севера.
   Гробнар, разумеется, разнёс слух о том, что сэр Ниваль и леди Эйлин были спасены из плена в Башне Холода, чем вызвал её, мягко говоря, недовольство. Да что там, они так разругались, что гном и носа к ней не казал после этого. Ниваль молчал, одним взглядом давая любопытным понять, что это запретная тема. А это верный признак того, что там произошло что-то, о чём не напишешь хвалебную оду стойкости и героизму. И все попытки Сэнда узнать, что это было, потерпели поражение.
   Что-то изменилось. Сэр Ниваль был по-прежнему эффективен, как доверенное лицо и гарант безопасности, но Сэнд чувствовал лёгкое дыхание фатализма в его поведении. От него пахло меланхолией, потерявшим краски осенним листом, отчаянно не желающим отрываться от ветки. Кроме того, он стал раздражительным и слишком часто пренебрегал своим положительным образом. Всё это вместе по закону распространения атмосферных флюидов способствовало оживлению среди недоброжелателей. Не противников из тех, кто может ощутимо навредить - всё-таки, он знает своё дело, да и в силе пока ещё. А чутких к подобным изменениям мосек, на которых так любит негласно опираться всякая мудрая и дальновидная власть. Они заискивающе подвывают, находясь в поле зрения, и бессильно исходят ядовитой слюной, оказавшись за спиной. С ними можно позволить себе всё. Они не лучше портовых лореток, которые ложатся под десятника стражи, называя его за глаза вонючим животным и притворно сочувствуя своей молоденькой товарке, попавшей к нему в лапы на всю ночь. Он знает, как они к нему относятся, но знает и то, что, понося его, они с ещё большим рвением будут задирать перед ним драные подолы, даже когда его затошнит от их пропитанных грязью и чужой похотью тел. Таков порядок, и никуда не денутся ни они от него, ни он от них.
   До поры, пока он ещё нужен на своём посту. Пока не отдана команда "фас!".
   Теперь у тебя, наконец, есть возможность что-то сделать. И как же ты поступишь, Сэнд? Ты так привык к этому имени. Оно тебе сейчас идёт гораздо больше, чем полное родовое. Больше походит на собачью кличку.
   Всё-таки, ему стало немного стыдно за то, что он так топорно пытался отрицать очевидное, когда она застала его врасплох. Зная Эйлин, можно было ожидать, что от этого будет только хуже.
  
  
   Ей пришлось несколько раз дёрнуть тяжёлую заржавленную щеколду, отчего разноцветные стёклышки опасно задребезжали в свинцовых ячейках. Наконец, проклятая железка со скрипом поддалась, и Эйлин едва не перевалилась через подоконник. Прохладная свежесть сада, напоенная целительными ароматами, пошла ей на пользу - как глоток ледяной лимонной воды в жаркий день. "Хреновато, грязновато... - угрюмо текли мысли, а пальцы нервно колупали растрескавшуюся краску на подоконнике, словно специально задевая израненными подушечками острые отслоившиеся кромки, - на себя надо злиться, дуру наивную. Касавир вон ушами не хлопал".
   Ясно было, почему он так скупо делился догадками. Он мог бы с самого начала посеять в её душе те же сомнения, что не давали покоя ему. Но он видел, как они тепло относятся друг к другу, как Эйлин старательно обходит острые углы, а Ниваль смиряет своё высокомерие, и это не могло не произвести на него впечатления. Как паладин Тира, он не хотел бросаться необоснованными обвинениями в столь щекотливом деле. Как любящий муж, не стал кричать "посмотри, какая сволочь твой братец!", а постарался мягко предостеречь её, как можно глубже раскопать это дело по существу, не касаясь больной семейной темы. И, конечно, он не хотел, чтобы она в таком истрёпанном состоянии бездумно рванула в подземелье за отцом и братом, потому что не имел оснований доверять ни одному, ни другому. Это их возня. "Такие все продуманные. А меня спрашивать не обязательно', - со злостью подумала Эйлин. Она сдула с пальцев белые хлопья, медленно потёрла переносицу, лоб, взъерошила и пригладила волосы, понемногу успокаиваясь.
   - Эйлин? - снова окликнул её Касавир. Глухо и как-то неловко, как ей показалось.
   Кольнуло чувство вины. Это ведь она проглядела всё на свете. Она должна была всё понять, поговорить с Нивалем и убедить его вместе придумать решение и уберечь отряд от зреющего раскола. Потому, что знает о нём больше, чем кто-либо и, если посмотреть правде в глаза, ближе неё у Ниваля никого нет и вряд ли когда-нибудь будет. Хочет она того или нет. Она попросту единственная, кому он мог и захотел бы довериться. Вот и всё.
  
   Сделав ещё пару глубоких вдохов, она повернулась к столу, решив, всё-таки, вникнуть в то, что хотел сказать Сэнд. Настрой у него был весьма многообещающий, как будто для него в этом деле не осталось загадок. Чем больше ясности, тем больше надежды на благоприятный исход. Хотя бы для кого-то из них.
   Она вымучено улыбнулась мужу и кивнула, прикрыв глаза.
   - Всё нормально.
   Всё нормально, Касавир. Я всё понимаю. Будь оно проклято.
   Сэнд тем временем перебирал книги и свитки, которые они сложили на свободные стулья, чтобы освободить место для трапезы.
   - Вынужден признать, что вы неплохо поработали, - бросил он через плечо, нарушая повисшее неуклюжее молчание. - Я, кажется, ухватился за ниточку, которая поможет вам добраться до сути замысла поставщиков контрабанды. И до них самих, разумеется.
  
   Все оживились, обрадовавшись возможности заняться делом и забыть об этих неловких минутах. Эйлин быстро вернулась на место, легонько скользнув пальцами по волосам Касавира, а потом на секунду встретившись с ним взглядом. Я должен был... - Нет. Это моя промашка.
   Лучшее, что она могла сделать - это не раскисать и не терять здравомыслия. Ниваль - расчётливый эгоист и виртуозный перестраховщик, но он умеет слушать. Где-то в пыльном углу его сознания живёт правильное, здоровое представление о вещах - нетронутое, как запертый сундук с детскими "сокровищами". Однажды она увидела его краем глаза и не забыла этого. И не знала даже, радоваться ли этому.
   Всё, что она увидела тогда, в плену, в плывущем тумане, ненадолго придя в себя, - его чуть дрожащие руки, сжимающие драгоценный стакан со спиртом, полные растерянности и страха глаза, когда он вдевал нитку в иглу, чтобы зашить ей рану на голове... Первое, что почувствовала, проснувшись - жёсткое худое плечо, щекотная заросшая щека и острый запах застарелого пота, смешивающийся с тошнотворным запахом её собственных волос, свалявшихся от запёкшейся крови. И услышала его хмурое "чёрт возьми, надо раздобыть горячей воды". Она хотела забыть это, но не могла. А видели бы невервинтерские вельможи его рожу во время ритуала изгнания вшей по методу Гробнара! Да, он всё время подгонял её и не давал раскисать лишь потому, что вдвоём у них было больше шансов выжить и дойти до цели, чем у него одного, и она держалась за него по той же причине. Она хотела бы, чтобы рядом с ней был Касавир, но был Ниваль. И воспоминания вставали комом в горле, когда, облачённый в мундир, причёсанный и надушенный, он вышагивал по тронному залу с чужим, непроницаемым, ненавистным лицом, во всём великолепии восстановившейся формы. И заставляли тепло принимать его, когда он наезжал к ней после особо напряжённых дней, - она готовила ему ванну, слушала мелкие жалобы на жизнь, пыталась давать советы, от которых ему пользы было, как мёртвому от припарки. Потом с беспомощной улыбкой пожимала плечами в ответ на красноречивое хмыканье Касавира. Капля камень точит. Ей это всё было почему-то нужно, она без этого уже не могла представить своей жизни. А он мог?
   У него никогда не было чистой совести. Его руки в крови, хотя сам он, вероятно, мало кого убил лично, кроме как в бою, по жизненной необходимости, - он вообще всегда старался дистанцироваться от насилия, с какой-то... почти брезгливостью. Даже когда продуманно озвучивал решения и отдавал приказы.
   Почему любовь не выбирает лишь достойных? В этом ли её смысл?
   Эйлин сглотнула и судорожно перевела дыхание. "Всё верно. Он не убийца без разума и совести. Он слишком чистоплюй для этого. Он не станет причинять вред отцу без веской причины. А обман ему зачтётся".
  
  
   Найдя нужный документ, Сэнд стремительными шагами вернулся к столу и стал сдвигать в сторону полупустые тарелки. Кара принялась помогать ему, перекладывая оставшиеся куски на одно блюдо, а он заговорил деловитой скороговоркой:
   - Ну, что ж, раз мы... со всем этим разобрались... Начну с более простого. Спасибо, Кара. Мой несговорчивый осведомитель оказался опытным шпионом - кто бы мог такого ожидать от вздорного старикашки, который проводит время на Площади Философа, имеющей весьма курьёзную славу. Однако, - он тонко усмехнулся, поиграв бровями, - не всё так просто в этом городе, как кажется. Мне удалось завоевать его доверие, не спрашивайте, как. Кстати, с чего вы взяли, что я не смог бы прожить без вашего... эмм... феерического вмешательства?
   Они не смогли удержаться от улыбки, вспоминая утренние события на площади, но Сэнд всё же не отказал себе в удовольствии поворчать:
   - Следовало согласовать ваш план со мной.
   Эйлин хотела было сказать, что у них и плана-то никакого не было, но решила, что разумнее не вякать на эту тему, а то он ещё вспомнит, как "феерично" она облажалась с заклинанием.
  
   Маг быстро развернул свиток, прижав его полупустой бутылкой и массивным подсвечником. Изображенная на истёртом дорогом пергаменте местность отчасти повторяла очертания Уотердипа, но имела иное расположение кварталов и улиц. Оно было лишено характерной для этого города геометричности, а многие дороги были весьма извилисты и заканчивались какими-то странными воронками.
   - Подгорье, - коротко пояснил эльф. - Сейчас туда не так легко попасть, как лет двести назад. К месту, которое нас интересует, можно пройти вот так, - тонкий указательный палец, изуродованный с тыльной стороны старым ожогом, заскользил по карте. - Вход со стороны Крысиных Галерей на Воровской площади.
   Проследив глазами путь по карте, Касавир нахмурился.
   - И куда ведёт эта дорога? - спросил он.
   Сэнд, элегантно-небрежным жестом поддернул штанины и опустился в кресло, положив ногу на ногу.
   - Слышали когда-нибудь о магазине-лаборатории "Ужасы напрокат"? - поинтересовался он, впрочем, не ожидая ответа. - Эту премилую лавочку с целым пещерным комплексом, набитым рабами, животными и тварями, держит маг из Тэя. Не так давно он заинтересовался сотрудничеством с небольшой, относительно молодой и амбициозной группой авантюристов, которую возглавляет сильный друид-маларит, считающий себя, ни много ни мало, возродителем единого и могущественного Культа Луны[3] на территории Фаэруна.
   - Постой, это, значит, не Красные Маги? - уточнила Эйлин. - Я что-то ничего не понимаю.
   - Да, наша первоначальная версия была ошибочной, - подтвердил эльф. - Но немудрено. Культисты пользуются теми же каналами. Сама Гильдия очень мало знает о них, на поверхности они действуют через постоянно меняющихся подставных лиц - это тактика тэйских магов. Но они определённо внушают беспокойство. От своего информатора я узнал, что они мечтают отхватить кусок Города Мёртвых и рвутся в Новый Оламн. Вполне естественным с их стороны было заключить сделку с кем-то, кто знает здесь все ходы-выходы, имеет в городе своих людей и не гнушается пользоваться услугами последователей Малара в своих торговых делах.
  
   На вопрос, что им может быть нужно от Нового Оламна, Сэнд сначала рассказал немного о принципах, на которых держался Культ Луны в старые времена - в общих чертах, это была тонко поддерживаемая жрецами смесь восхищения и страха перед оборотнями. Однако, по мере продвижения цивилизации в дикие места, росли и успехи в истребления тварей. От некогда могучих кланов оборотнепоклонников остались небольшие секты, которые служат чаще тотемам, чем настоящим монстрам. Логично, что, для того, чтобы вернуть уважение к культу и привлечь, пусть и насильно, новых адептов, необходимо вновь вселить в души людей страх - такой, от которого не спасали бы рвы, частоколы и даже городские стены. Это во-первых. Во-вторых, наводнить оборотнями леса вокруг крупных селений не так уж сложно для друида, обращающегося к помощи маларитских ритуалов. Но смысла в этом нет. Чтобы стать инструментом насаждения культа в цивилизованных местах, оборотни должны презреть инстинкт самосохранения и не уйти на более безопасные территории. Они должны безоговорочно встать на сторону зла и не сомневаться в своей роли. В конце концов, они не должны сожрать самих своих командиров. Значит, нужны универсальные и более надёжные источники контроля, чем способности друида. А Новый Оламн с его богатейшими достижениями в области управления эмоциями, исследования акустической магии и изготовления звукового оружия мог бы поспособствовать решению обеих задачи. Как культисты собирались устроить это на практике - вопрос к ним.
   - Однако, - едко заметил он под конец, - то, что они заинтересовались Серебряными Лабиринтами, пытаются влиять на политику академии и достигли кое-каких успехов в наложении постоянных заклятий на обсидиановое оружие, могло бы навести вас на разные мысли.
  
   Касавир слушал его, опершись предплечьями на стол и сцепив пальцы.
   - Ты мне лучше вот что скажи, - он испытующе прищурился, взглянув ему в лицо, - насколько я помню, твой информатор связан с Гильдией...
   - Я этого не говорил, - быстро вставил эльф.
   - Говорил, - отрезал Касавир, - сегодня утром. Да и ты не скрывал от него, кого представляешь. Проблемы у Гильдии начались не вчера. Почему он утаивал такую важную информацию? Что он вообще за птица?
   - Боги, - Сэнд всплеснул руками, - вот уж не знал, что мне придётся выкладывать всю его подноготную. Чем тебя не устраивают сведения, ради которых лично ты не пошевелил и пальцем?
   Касавир пожал плечами.
   - Я не знаю, можно ли ему доверять. Как и любому магу, столь осведомлённому о делах в Подгорье. Не мне объяснять тебе, как это опасно.
   Сэнд фыркнул и недовольно протянул:
   - Ну, дорогой мой... тогда нам нечего было здесь делать с самого начала.
   Но Касавир непреклонно покачал головой.
   - Я не оспариваю твои методы, я просто задал вопрос. У меня есть серьёзные сомнения насчёт... всей этой ситуации. Мы и без того вынуждены действовать по наиболее рискованному плану из всех возможных - то есть негласно и независимо, - он взглянул на Эйлин и коротко вздохнул, - во всяком случае, пока. Но я не готов работать вслепую и доверяться тому, о ком ничего не знаю. Я не хочу стать звеном в цепи лжи и предательства. Против Гильдии развёртывается диверсионная и информационная война, и в наивность, твою или леди Гильдмастера, я не верю. Я обоснованно подозреваю, что твой информатор ведёт свою игру, и хочу понять её.
   - Если тебе интересно моё мнение, - вмешалась в разговор Кара, с зевком бросив взгляд на свои отполированные ногти, - если бы, например, я знала что-то такое, что могло бы облегчить жизнь другой колдунье, из меня бы этого клещами не вытянули. Все хорошие волшебники индивидуалисты, такова наша природа.
   Слегка удивлённо взглянув на Кару, Сэнд сделал красноречивый жест в её сторону, подтверждая правоту её слов.
   - Да, представь, у упрямого старикана не очень хорошие отношения с магами. Что тут удивительного? Уотердип - свободный город.
   Но, поняв по каменному выражению лица паладина, что упираться бесполезно, он прикрыл глаза, коротко вздохнув, и проговорил сухим, раздражённым речитативом:
   - Ну, хорошо, хорошо. Он был членом Гильдии лет тридцать назад, когда нынешняя леди Гильдмастер стояла на пороге своей должности, - эльф чуть замялся. - Там слишком сильно запахло... ммм... экзотическими субстанциями, и запах привёл к его двери... Но Тину по-прежнему ценит его. В какой-то степени, я был её посланником. Практически без надежды на успех. Но, как видите...
   Кара настороженно сощурилась. Тину?
   - Скажи прямо, что эта крыса когда-то попросту сдала его ради карьеры, - презрительно процедила она, - так мило и так знакомо.
   Сэнд открыл было рот для отповеди, но, поймав слишком напряжённый для обычной склоки взгляд колдуньи, лишь покачал головой, опустив глаза.
   - Ты всё не так понимаешь, Кара, - быстро пробормотал он и, кинув на неё повторный взгляд исподлобья, отчеканил чуть громче: - Ты никогда не была в её положении и не испытывала подобного давления. Даже не представляешь, что это такое. Тебе очень повезло в жизни.
   Отведя взгляд куда-то в дальний угол, он сказал с тихим вздохом, почти шёпотом:
   - И я бы хотел, чтобы везло и дальше.
  
   - Обвинение в некромантии? - кашлянув, вернул его к разговору Касавир. - И Гильдия отказала ему в поддержке? - он медленно покачал головой. - Не нравится мне это.
   С внезапной неприязнью посмотрев на паладина, Сэнд в молчании побарабанил пальцами по краю стола и, поджав губы, выдвинул один из ящиков.
   - Вижу, к чему ты клонишь, - процедил он. - Я понимаю, что в Невервинтере его и судить бы не стали, а просто послали бы в его дом какого-нибудь лояльного Девятке капитана с приказом убить, чтобы не позорил репутацию магов и не угрожал государственной безопасности своими исследованиями. Но...
   - А в компанию ему приставили бы какого-нибудь агента из магов, которому можно доверить любое сомнительное дельце, - громыхнув стулом, зло перебила его Эйлин, и холодно глянула на него сверху вниз. - Что-то ты больно осмелел, Сэнд. Уотердипский воздух голову вскружил? Ребёнку понятно, что Подгорью жизненно необходимы души, энергия, рабы, и это первое, но далеко не последнее, что стоит помнить, спускаясь туда. В таком деле сомнительный союзник хуже явного врага. А ты тут демагогию разводишь.
   Эльф ухмыльнулся, глядя мимо неё, словно не заметив подначки, и, неторопливо пошарив в ящике, достал серебряную табакерку и потёртую чалтскую трубку с чубуком в виде кисти скелета, сжимающей круглый сосуд.
   - Надеюсь, ты не будешь заламывать мне руку, как это у вас принято, - пропел он и взглянул на паладина: - Касавир. Позволь мне отвлечься и кое-что объяснить тебе и твоей длинноязыкой супруге.
   Паладин поиграл желваками, переглянувшись с досадливо сморщившейся Эйлин, - "ну, зачем, зачем?", - но не стал возражать, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и устремил внимательный взгляд на эльфа. А тот принялся неспешно набивать трубку. В его аккуратных движениях, в тщательности, с которой он, поглядывая на Касавира и цедя слова, слой за слоем засыпал и уминал курительную смесь, угадывалось сдерживаемое раздражение.
   - Ты очень эффективен в борьбе с нежитью и монстрами, потому что хорошо их знаешь, - продолжал он. - Разновидности, рефлексы, слабые места, и так далее. Ты даже умеешь отчасти управлять нежитью, хотя это умение находится уже на грани дозволенного. Сама магия паладинов, фактически, стоит на грани, между смертью и возрождением, так же, как и пресловутая некромантия. Ведь так?
   Сэнд бросил на Касавира быстрый взгляд из под дрогнувших бровей, чтобы убедиться, что тот понимает его. Выражение лица и поза его собеседника не изменились, лишь в сузившихся глазах промелькнуло едкое, недоброе. Эльф с удовлетворением хмыкнул и продолжил свою речь:
   - Но, хоть ты и великолепный практик, ты, разумеется, не смог бы постичь всё это лишь интуитивно или на боевом опыте. Добрую долю жизненно важных сведений вы черпаете из книг, где всё относительно толково изложено, систематизировано и снабжено иллюстрациями разной степени достоверности. - Сэнд усмехнулся: - Но не боги же их написали для своих избранных. А служители тёмных культов не очень-то спешат распространять свою вековую мудрость среди непосвящённых. Если тебе посчастливится найти какой-нибудь уцелевший обрывок знаний он либо рассыплется у тебя в руках, либо убьёт тебя или лишит разума. Или, в конце концов, у тебя его отнимут и запрут под пудовый замок, как источник злых чар и искушений. Имея в распоряжении лишь такие отрывочные, полуподпольные источники, ты и твои предшественники приносили бы гораздо бОльшие жертвы в своей борьбе.
  
   Пока маг доводил до их сведения прописные истины, никто не пытался прерывать его. Взывать к совести Сэнда, когда он пользуется тем, что всем нужен, - это всё равно, что взывать к сознательности долго молчавшего вулкана, надумавшего извергнуть накопившееся. Эйлин оставалось лишь жалеть о том, что они вообще затеяли этот спор, дав ему возможность устроить маленький спектакль, финалом которого, видимо, должно стать позорное поражение Касавира. В конце концов, если удастся представить дело так, чтобы вывести из под удара обоих Дюсаров, то с остальным и правда лучше справятся Арфисты или Гильдия Магов. Пусть берут в оборот этого старика да вытряхивают из него всё, что им нужно. Плохо только, что без Сэнда провернуть такое дело они, - Эйлин очень надеялась, что об их отряде ещё можно вести речь во множественном числе, - не смогут.
  
   А эльф ностальгически вздохнул, откинувшись на спинку кресла и прикрыв большим пальцем чашу набитой трубки.
   - Поэтому, есть такие чудаки, как маги-учёные, готовые идти чуть дальше границ дозволенного. Их цель - знание, и только. Знание, которым пользуешься ты. Ты рискуешь головой, сражаясь с монстрами, а кто-нибудь, живший задолго до тебя, рисковал душевным покоем, репутацией и жизнью, отлавливая, создавая и изучая их. Копался по локоть в нечистотах, не обращая внимания на плевки в свой адрес. А уважение людей и благосклонность богов доставались другим.
   Уголок рта паладина чуть дёрнулся, обозначив невесёлую усмешку.
   - Сэнд, я всё это прекрасно знаю, но...
   Но Сэнд не слушал его и не ожидал никаких ответов. Казалось, он вообще говорит не с ним. Может быть, с чем-то, что паладин для него олицетворял в этот момент. Касавир лишь сжал губы и собрал глубокую складку меж бровей, когда, помолчав пару секунд, Сэнд посмотрел ему в глаза, и в его ровном, ни на полтона не повысившемся голосе вдруг зазвенел металл:
   - Разве его путь менее достоин уважения, чем твой? Да, исследователю легко сорваться в бездну. Познав всё, легко почувствовать себя творцом жизни и смерти. Но стать жертвой чужого невежества и страха ещё легче. А учёный, который ходит по чужим следам, не прорубая новых троп - это не учёный.
   - Ты ли это говоришь? - с некоторым удивлением проворковала Кара. - Уж тебя не заподозришь в неблагоразумии.
   В её насмешливом тоне звучала явная провокация, и Сэнд не преминул отреагировать. Смягчившись лицом, он послал ей свою самую отечески-печальную улыбку и со вздохом сказал:
   - Ах, tyenya[4], если бы ты знала, как я иногда бываю неблагоразумен. - Скользнув взглядом по прическе, плечам и руке колдуньи, крутившей кубок за толстую ножку, эльф с хозяйским видом поерзал в кресле и по-кошачьи сощурил бирюзовые глаза: - Всегда об этом думаю, глядя на тебя.
  
   Зажав в зубах костяной мундштук, он поджёг от свечи лучину и, попыхивая, не торопясь, в два приёма раскурил трубку. Затем глубоко затянулся, растёкшись в кресле. Сделав несколько шагов от стола, Эйлин незаметно потянулась. Тяжёлые ноги горели, мышцы отчаянно требовали отдыха. Хотелось бы ей сейчас оказаться в таком кресле, а не на жёстком, хоть и удобном стуле. И без доспеха. И в обуви полегче.
   Сладковатый гипнотический дымок от курительной смеси окутал сидящих за столом и, потанцевав немного на месте, потек тонкой прерывистой струйкой вверх, к окну.
   - Чёрт с тобой, - мрачно-обречённо пробубнила она, крутанув глобус, - спорь с Касавиром, перемигивайся о чём-то своём с Карой, кури свою траву. Торопиться некуда.
   - Что? - Сэнд слегка повернул голову в её сторону. - Ах, да. Во-первых, сколько раз просил, не называй мою курительную смесь травой. За травой - это не ко мне. Во-вторых, я не люблю изменять своим привычкам. А ещё не люблю предвзятости и дилетантского подхода. Впрочем, - он обвёл присутствующих насмешливым взглядом, - если кто-то из присутствующих готов решать вашу диалектическую задачку вместо меня, я этому буду только рад.
   "Чтоб тебя бешенные пчёлы покусали. В язык", - подумала Эйлин, а вслух мстительно съязвила:
   - Угу, был бы здесь сэр Ниваль, ты бы бегал, как будто у тебя шило в заду.
   - Ему никто не мешает здесь быть, - холодно отрезал эльф.
   - Ладно, ладно, не заводись. Сказала же, делай что хочешь, - она демонстративно отогнала от себя дымное облачко. - Надеюсь, в этом тумане, в конце концов, что-нибудь да родится.
  
   Ещё пара порций густого сизо-зеленого дыма пустились в путешествие по комнате, и Сэнд, не вняв намёкам, продолжил разговор с Карой.
   - Видишь ли, дорогая, всё дело в моей пагубной страсти к разнообразию, - снова последовал оценивающий прищур в сторону Кары, на который она ответила самоуверенным фырком, - без него моя жизнь была бы адом. Когда впереди почти вечность, у тебя есть два пути - созерцание и совершенствование. В своё время первый путь я категорически отверг. У меня было всё, что нужно: ум, дар, весь мир и время - много времени, чтобы познать и покорить его своими талантами.
   - И что же тебе помешало? - сладким голосом осведомилась колдунья.
   Сэнд больше не делал попыток заигрывать. Приложившись к трубке, он сквозь мутную завесу смерил её долгим изучающим взглядом. Затем, скривив тонкие губы, выпустил дым поверх её головы и холодно хмыкнул.
   - Знаешь, в чём коварство погони за силой и знанием? Рано или поздно ты, горящий в огне страсти к совершенству, забывший покой и отринувший оковы женских объятий, обретающий всё большую силу и уверенность, готовый свершить всё, что может свершить воля и разум, вдруг оказываешься на пороге великого знания и великого свершения. Которое может изменить... всё.
   Дрогнула жилка под возбуждённо заблестевшим глазом, и он, подавшись вперёд, перешёл вдруг на вкрадчиво-зловещий шёпот:
   - И вдруг осознаёшь, что ты-этого-не-получишь. Потому, что не сможешь перешагнуть через предел внутри себя, чтобы вступить в этот златой град, - маг простёр руку в драматическом жесте, и скромно оправленный александрит сверкнул кроваво-красным в отблеске свечей. - Потому, что его дивные сады щедро унавожены человеческой плотью, на площадях и аллеях бьют едкие фонтаны слёз, а с лепестков надменных пурпурных лилий в золотые кубки стекает тёплая багряная роса. А у входа в сиё царство ты должен собственной кровью записать имена всего, что когда-то заставляло тебя грустить и радоваться - и забыть их.
   Сэнд откинулся на спинку и картинно-устало выдохнул:
   - Потому, что у всего, дитя моё, есть цена. Имея самые благие намерения, трудно остановиться, познав лишь аромат священного плода. А, сорвав и вкусив его, ты тем самым запускаешь некий процесс в своём теле, теле дерева, окружающей почве и растительности, в жизни всех тварей, живущих вокруг...
  
   Эйлин передёрнулась. А говорит, не трава.
   Взглянув на неё, Сэнд усмехнулся, мгновенно вернув на лицо благодушную маску:
   - Я не раз упрекал тебя в том, что ты не умеешь выигрывать любой ценой, - с досадливой хрипотцой проговорил он и виновато развёл руками. - На самом деле, это тяжёлая наука. Я осваиваю её всю свою жизнь.
   Он на секунду прикрыл глаза, подавляя вздох горечи или усталости - или того и другого. И глухо вымолвил, устремив в потолок немигающий взгляд:
   - Это... непросто - видеть, что лишь лёгкая завеса отделяет тебя от венца твоих долгих трудов и изысканий. Трепеща от гордости и предвкушения, чувствовать дыхание вожделённой тайны, угадывать её очертания... и не сметь! - нервные пальцы на подлокотнике сжались в кулак, выставляя острые костяшки. - Не давать себе права протянуть руку, потому что твои разум и опыт пройденного отчётливо являют тебе цепочку последствий этого финального шага. Для тебя и для этого проклятого мира.
  
   Сэнд некоторое время молчал, коротко затягиваясь и выбивая пальцами тихую дробь на обшарпанном деревянном подлокотнике. Лицо его не выражало эмоций. Словно всё, что некогда доставляло боль, давно стерлось, покрылось патиной созерцательного безразличия.
   - Некоторые, - он с натянутой улыбкой покосился на Кару, - назвали бы это трусостью. Я же называю это ответственностью. Да, иной раз приходится отступать, дойдя до вожделённого предела. Пусть моя жизнь слишком длинна, чтобы прожить её, варя слабительные зелья, собачась со вздорным соседом и демонстрируя вечерами возможности моего хрустального шара какой-нибудь миленькой, глупенькой, мистически настроенной клиентке.
   Не удержавшись, колдунья смешливо фыркнула, и маг ответил ей рассеянной ухмылкой, находясь мыслями где-то далеко.
   - Но я, увидевший краешком глаза ад, однажды решаю, что это не так уж плохо для разнообразия. И тихо сижу где-нибудь, наслаждаясь простыми радостями жизни.
   Закатив глаза с заметно расширившимися зрачками, эльф издал нервный смешок:
   - А в один прекрасный день в мою недостойную лавку является некто сэр Ниваль, который за семь или восемь лет выслужился от белобрысого вылупка до рыцаря Девятки. Скромно устроившись в моём любимом кресле, этот блестящий юноша знакомит меня с положением моих дел и сообщает, что мне лучше никуда не уезжать, потому что жизнь за пределами столицы страшно опасна, и случиться со мной может буквально всё, что угодно. Зато в Невервинтере у меня есть отличный шанс реабилитироваться в его глазах. Мир велик, да, Эйлин? - он подмигнул ей и притворно-заливисто рассмеялся.
  
   Картинно вытерев якобы выступившие слёзы, эльф с ласковой улыбкой покачал головой. Касавир, нахмурившись, хотел что-то сказать, но Сэнд не дал ему и слова вставить, экстатически воскликнув:
   - Ах, люди, люди, вы великолепны! Если бы вас не было, вас стоило бы выдумать! Хотя бы ради того, чтобы вы иногда спускали старого эльфа с небес и показывали ему, как неправильно он живет.
   Касавир слегка повысил голос, чтобы прервать его словоизлияния:
   - Сэнд, это всё очень впечатляюще, но, может быть, перейдём ближе к делу, если тебе есть, что сказать.
   - А я и говорю о деле! Не улавливаешь?! - вдруг вспылил эльф, дёрнувшись с места и едва не задев рукой бутылку, которую Кара вовремя убрала в сторону. Но тут же взял себя в руки и погасил вспышку, перейдя на злое шипенье: - Это я, дорогой мой, к тому, что всегда рад подчиняться правилам. Только вот меняются они слишком быстро. Сейчас одно, а через десять лет другое. А через пятьдесят история, которую ты знал и понимал, подменена фальшивкой, высеченной золотыми буквами на мраморных скрижалях! А вам и горя мало!
   - Но мы-то тут при чём?! - возмутилась Эйлин.
   Нависнув над столом, маг холодно зыркнул на неё.
   - Это другой вопрос, и о нём можно сотню книг написать. Просто в некоторых вещах я привык полагаться на свой здравый смысл и опыт, а не на ваши предрассудки. Я, Касавир, профессионал, так же, как и ты, и видел столько, сколько тебе не дай боги увидеть за три жизни, если бы они у тебя были. Я сам по краю ходил! И как-нибудь могу отличить обоснованное обвинение от тупости, невежества и религиозного бреда. Всё-таки, не первую сотню лет барахтаюсь в этом смрадном болоте и, надеюсь, не последнюю. Впрочем, - он раздражённо взмахнул рукой, рухнув в кресло, - если вас не устраивают мои источники, можете найти себе другие. Я тут ради них...
   - Хорошо, хорошо, Сэнд, - примирительным тоном перебил его Касавир, - я тебя понял. Право, не стоило так распаляться.
   Помолчав немного, он спросил, глядя эльфу в глаза:
   - Ты уверен в его чистых намерениях?
   - А ты на самом деле думаешь, что у меня в голове козьи какашки? - в тон ему огрызнулся маг.
   Вздохнув, паладин провёл ладонью по ставшему к вечеру шершавым подбородку.
   - Будь по-твоему, - коротко бросил он. - В конце концов, тебя не зря включили в отряд для выполнения подобных задач.
   - Вот именно, - самодовольно заметил эльф, в мгновение ока сменив гнев на милость. - Хорошо, когда каждый занимается своим делом.
   - И хочу, чтобы ты знал, - тихо добавил Касавир, - я считаю, что шаг назад - не всегда слабость.
   Маг посмотрел на него с некоторой задумчивостью и молча кивнул.
  
   Вдруг подал голос захмелевший Мел, который сидел всё это время тихо и как-то пришибленно, подперев голову обеими руками и уставившись на горящую свечу.
   - А мне понравились люди. Парни, которые здесь работают - они так быстро всему учатся. С ними будет трудно.
   Сэнд понимающе улыбнулся уголком рта - ничего, потрёшься с моё, научишься прыгать выше головы. А Касавир, разведя руками, сказал:
   - Так мы и живём быстро, дружок.
   - Угу, - вздохнул паренёк, - я знаю одного, у друидов живёт. Мы играли вместе, когда были маленькими. А теперь он седой старик.
   Снова вздохнув, он заглянул в свой опустевший кубок, но Сэнд погрозил ему пальцем и, наклонившись через угол стола, что-то тихо бросил по-эльфийски. Раскрасневшийся мальчишка с грустным видом почесал щеку, но тут же оживился, обратив орлиный взор на ещё не опустевшую корзинку с воздушными пирожными.
  
   Эйлин, задержавшая в этот момент взгляд на лице Кары, поразилась странной ревнивой тоске, всплывшей в её глазах. И подумала, каково это - делить жизнь с мужчиной, который и через двадцать, и через пятьдесят лет останется моложаво-сорокалетним? И так же, скептически прищурившись, будет смотреть на мир всезнающим взглядом, сквозь призму прожитых веков. А ты молода, сильна, и впереди у тебя столько непознанного... Ей стало любопытно, хотя это крестьянское качество она в себе не любила и старалась изжить. Есть ли между ними место нежности и заботе, которые способны преодолеть любую пропасть? Смотрит ли она на Сэнда, когда он сосредоточенно сортирует травы, взвешивает ингредиенты, позвякивая гирьками аптекарских весов, что-то кропотливо гравирует или шлифует на магическом столе? Отвечает ли на брошенную вскользь улыбку? Спрашивает ли, что не так, когда недовольная морщина прорезает гладкий лоб и с тонких губ срывается беззвучное проклятье? Помогает ли снять эластичные рабочие перчатки с влажных от пота ладоней, подаёт ли платок, чтобы отереть лоб, когда он отходит от атанора? Позволяет ли благодарно поцеловать себя в щеку или плечо? Или занимается чем-то своим - отрабатывает заклинания во дворе или разбирает сложную рунную формулу, не прося его помощи? Эйлин всегда думала, что она привыкла жить сегодняшним днём и другой быть не может. Но колдунью явно что-то беспокоило - что-то серьёзное, несиюминутное. Она решила при случае поговорить с Карой по душам.
  
   Пыхнув трубкой, Сэнд вновь напустил на себя деловой вид и подытожил:
   - Что ж. О том, как найти предполагаемых... или, скорее, уже известных заказчиков контрабанды, вы знаете. Следы происшествий вокруг Гильдии тоже ведут туда. Про Новый Оламн вы уже достаточно знаете, чтобы не обольщаться насчёт "храма искусств".
   - Это всё части одной системы, - то ли спросил, то ли просто уточнил Касавир.
   Сэнд не ответил прямо, но выразительно хмыкнул.
   - Так что, если хотите моего совета, лучше всё же не торопиться с шумом и треском в одиночку влезать в это дело. Здесь и без нас есть кому заняться... эээ... техническим вопросами.
   - Доказательства?
   Маг молча взял со стола бутылочку, которую они принесли из подземелья, и некоторое время вертел её в руке, словно любуясь игрой света на стеклянных гранях. И, наконец, сказал:
   - Во-первых, это тот же состав, что нашли на месте гибели патруля под Невервинтером.
   Рассмотрев зелье на свет, приоткрыв пробку и понюхав, энергично взболтав и посмотрев, как оседает на стенках получившаяся пенка, он добавил:
   - Разве что, чуть-чуть усовершенствованный. Анализ для отчёта сделаю позже. - Он аккуратно отставил бутылочку. - Во-вторых, след зелья ведёт в Гильдию. Его изготавливали здесь, используя уникальную и, по моим оценкам, весьма недешёвую методику извлечения. То есть, настолько недешёвую, что вряд ли даже главный алхимик смог бы тайно заниматься этим на голом энтузиазме. Тем не менее, работа велась тайно и в больших масштабах. Вывод очевиден. Информация Кары и ваши находки на острове подтверждают его.
   Касавир понимающе кивнул, а Сэнд, коротко затянувшись, набрал в рот дыма и, явно любуясь собой, выпустил несколько ровных красивых колечек - Кара при этом демонстративно закатила глаза. Насладившись своим маленьким триумфом, он продолжил:
   - Это зелье было плодом его ума, и секрет он унёс с собой. Восстановить картину по отрывочным записям нелегко. В целях маскировки он писал таким символическим слогом, что нужно было обладать моим опытом, чтобы догадаться, что эта торопливо увековеченная белиберда вообще имеет отношение к алхимии.
   - Так может..., - собиралась было сыронизировать Эйлин, но предпочла заткнуться под леденящим взглядом мага, помня, к чему привела попытка Касавира "усомниться" в его компетентности.
   Паладин снова кивнул и произнёс, подытоживая:
   - Как я понимаю, Гильдия Магов Уотердипа - закрытая и хорошо охраняемая организация, руководимая одним из правителей города и неохотно посвящающая в свои дела даже власти. Ты полагаешь, что, не имея возможности получить сюда доступ и не решаясь напасть, её враги пытаются посеять сомнения в законности её деятельности и спровоцировать всякого рода проверки и вмешательства. Так им будет проще заслать своего человека. - Он скептически хмыкнул. - Это говорит о том, что время их не очень-то поджимает.
   Сэнд пожал плечами.
   - Что с того? Добраться до записей - не единственная их цель. Просто поверь мне на слово.
   - Сэнд, мы уже прониклись тем, что у тебя особые отношения с главой Гильдии и леди Уотердипа, - зло прошипела Кара, тяжело стукнув ножкой кубка о стол. - Может, хватит уже намекать на каждом шагу?
   Тот лишь с улыбкой поднял обе руки в знак капитуляции.
   - Ты уверен, что Арвид пошёл отсюда домой? - неожиданно спросил Касавир.
   Эльф уверенно кивнул.
   - Он выглядел очень измотанным. Я дал ему хорошего снотворного. У него комната в общежитии Гильдии, он на полном обеспечении, так что, ему даже нет большой необходимости выходить за территорию. А здесь безопасно, во всяком случае, пока.
   - Хорошо, - сказал Касавир, но слова его прозвучали не очень-то оптимистично. - Так что с этим зельем? О нём самом ты что-нибудь выяснил?
   - Полагаю, всё. Это моё призвание, знаешь ли, - с улыбкой ответил эльф и протянул, откинувшись в кресле: - Алхимия... Её считают чем-то вроде низшего, прикладного ремесла. И совершенно напрасно. Она даёт ответы на вопросы, простирающиеся далеко за пределы свойств вещества. Только не каждый способен их услышать.
   Он продолжал говорить нараспев, прикладываясь к мундштуку и рассеянно выпуская дым, глядя в себя, словно ему было неважно, слушают ли его вообще.
   - Есть в этом ремесле такое понятие, как системный эффект. Говоря доступным языком, конечный результат вовсе не складывается из эффектов входящих в зелье компонентов. С этим обескураживающим феноменом сталкивался всякий, кто хоть раз пытался смешать самое простое снадобье.
   Эльф поймал взгляд Эйлин, топчущейся напротив него и послал ей торжествующую полуулыбку.
   - Вот вам и законченная модель сложных мировых причинно-следственных связей, леди. Подумайте о ней на досуге. А применительно к этому составу, - он обличающим жестом направил мундштук на злополучную бутылочку, - каждый его компонент, являясь набором сухих научных фактов, несёт в себе ещё и человеческую драму, произносит оправдательную речь... а в сумме мы имеем вышедшего из-под контроля оборотня и зверские убийства. Интересно, предвидел ли это его создатель? - Эльф драматично покачал головой. - Не думаю, что он этого хотел.
  
   Мелрой, ещё бодро державшийся, несмотря на усталость, заёрзал на стуле, выражая интерес.
   - Хотите знать всю историю? - лукаво прищурился эльф, обведя взглядом молчащих товарищей.
   - Если можно, без витиеватостей, - хмуро попросила Эйлин, садясь на ненавистный стул. - Поближе к существу.
   Сэнд отпустил короткий шутливый поклон.
   - Слушаюсь и повинуюсь, о, Прямолинейная Госпожа. Сегодня я почти дописал отчёт, над которым начал работать в Невервинтере. Чтобы вы поняли ход моих мыслей и не задавали потом глупых вопросов "с чего ты это взял" и "что за дичь", я пройдусь по основным его пунктам.
  
   Встав и обойдя кресло, Сэнд принял горделивую позу, держа в одной руке дымящуюся трубку, а другую возложив на спинку таким жестом, словно там стоял тот самый хрустальный шар - предмет первой необходимости при охмурении помешанных на мистике особ.
   - Итак. Помимо неинтересных растворяющих и консистентных основ, это зелье содержит три активных компонента. О них и пойдет речь...
   - В нашей сегодняшней лекции, - шепнула Кара в сторону, прикрыв ладонью рот.
   На раздавшиеся смешки бывший преподаватель Академии отреагировал ледяным спокойствием, обведя слушателей неодобрительным взглядом из-под грозно изогнутых бровей.
   - Если мне понадобятся ваши мудрые подсказки, я обязательно дам знать, - отчеканил он и продолжил, не дожидаясь ответа: - С моим опытом и чутким обонянием определить первые два было нетрудно. Но, дабы моё заключение было обоснованным, я выделил их и практическим путём. Во-первых, это мой любимый сапонин из плодов lipsinaldo[5], благодаря которому раствор даёт пену при взбалтывании...
  
   Эйлин внимала ему сначала нехотя, а потом с любопытством. А потом поймала себя на мысли, что Сэнда интересно слушать, когда он рассказывает о чём-то, что его самого очень занимает. Она вообще всегда с удовольствием слушала тех, кто говорил легко, увлечённо, хорошо владея темой. У них всегда есть чему поучиться. Подвижный резковатый голос, таящий в обертонах и вкрадчивую иронию, и колкую насмешку, менее всего был приспособлен для того, чтобы расслаблять и убаюкивать. А сам Сэнд, - надо отдать ему должное, - знал, когда не стоит хоронить смысл за словоблудием. Впрочем, и обратное у него обычно получалось на пять с плюсом. Конечно, вопреки обещанию, он отходил от сути дела, не отказывая себе в удовольствии лишний раз продемонстрировать эрудицию и специфическое остроумие, но всегда цепко держал в уме цель разговора. Сказывался опыт чтения лекций. Кроме того, Эйлин заметила, что он, обычно не терпящий, когда его перебивают, охотно и даже с удовольствием отвлекался, чтобы пояснить что-нибудь заметно оживившемуся Мелу, то и дело встревавшему с вопросами. Вот уж кто в их компании был номером один по неуёмной тяге к знаниям и интересу ко всему на свете.
  
   - Так что же, это всё равно, что мыла накушаться? - с искренним удивлением спросил мальчишка, когда Сэнд закончил краткий рассказ о сапонине и собирался перейти к следующему пункту. - Какое же оно успокоительное, если это одно беспокойство, когда живот прихватит?
   Маг взглянул на мальчика с удивлённым смешком.
   - О, я смотрю, наш юный художник интересуется алхимией. Похвально. Это тоже своего рода искусство. Волшебное искусство, - в его голосе зазвучали мечтательные нотки: - И те картины, которые можно наблюдать за стеклом реторты или в ореоле искр над тиглем, вполне достойны художественного воплощения. Не говоря уже об их глубоком смысле. Но, - прервал он сам себя, предупреждающе подняв указательный палец, - здесь собрались скучные взрослые люди, которые хотят получить то, что им нужно. Позже мы вернёмся к разговору о сапонине и о многом другом. Скажи-ка мне лучше, что ты знаешь ещё об одном компоненте этого варева - экстракте белладонны?
   - Ну... - Мел спешно дожевал и проглотил профитроль, - это я знаю, я её много собирал для друидов. Её добавляют в снадобья от ран и боли и во всякие любовные зелья. А ещё, раз уж пошёл разговор про оборотней, говорят, что укушенный может излечиться ею, если поест свежих листьев в ту же ночь.
   Касавир скептически хмыкнул.
   - Боюсь, это не более, чем легенда. Сок белладонны используют, как яд для смазывания оружия, чтобы повысить его эффективность против оборотней.
   Сэнд прищурился, выпустив дым уголком рта.
   - Ты совершенно прав. Но и в словах алдариона есть смысл. И очень важный. - Он дружелюбно кивнул просиявшему ученику: - Ты заслужил поощрения за внимание и сообразительность. Завтра, если выпадет свободное время, мы проведём один очень красивый и опасный опыт.
   - Ух, ты!
   - А может, не надо? - робко возразила Эйлин, увидев, как озорно заблестели серые мальчишечьи глаза. - Может, потом будем город взрывать, когда дела свои закончим?
   - Да будет тебе известно, - менторским тоном ответил эльф, - ничто так не разгоняет горячую кровь и не способствует воспитанию в дерзком юноше воли и самоконтроля, как работа с опасными субстанциями. Главное, чтобы ему повезло с наставником, как этому дивному отроку.
   Дивный отрок, меж тем, нашёл себе новое занятие - принялся весело выстукивать ладонями замысловатую дробь на краю стола, пританцовывая и прицыкивая языком. Эйлин и Касавир невольно улыбнулись. Оказывается, не так уж трудно угодить Сэнду, если ты сообразителен, любопытен, смотришь на него, как на святого, и слушаешь во все свои эльфийские уши.
  
   *****
   Сэнд
  
   Мне понадобилось не больше десяти секунд, чтобы заподозрить, что эта "контрабанда" была каким-то хитрым отвлекающим манёвром или сам сэр Ниваль втягивает меня во что-то непонятное. От него этого вполне можно было ожидать в свете тех бродильных процессов, которые протекали под его седалищем и грозились рано или поздно придать ему немалое ускорение. Причём, практически без участия лорда Нашера. Власть, знаете ли, иногда просто плывёт в фарватере обстоятельств, каменея лицом, но не чувствуя себя вправе сопротивляться некой воле свыше. И многогранной личности сэра Ниваля остаётся лишь добросовестно пойти ко дну.
   Однако изуродованные трупы были налицо, пойманный пособник томился в городской тюрьме, Ниваль нервничал, как невеста на брачном ложе, и что-то надо было делать. То, что это не яд, ему и самому было ясно. Он наставил на том, что это какой-то новый наркотик или что-то в этом роде. Но, помилуйте, какой наркотик? Для старушек, что ли?
  
   Смех смехом, а связываться с сэром Нивалем пока ещё себе дороже. Частота его визитов и пронзительность взглядов не оставляли сомнений в серьёзности дела. Да и зелье со второго взгляда меня заинтересовало. Не столько оно само, сколько личность мага, его изготовившего. Нам определённо было бы о чём поговорить и поспорить. Не поговорим уже, к сожалению. Разве только в одностороннем порядке - через оставленные им записи. На сегодняшний день существует довольно много способов обработки и смешивания ингредиентов. Современные и архаические, более простые, доступные и более сложные, авторские. Исследовав два эквивалентных состава, можно, как минимум, выяснить, были ли они изготовлены в одной лаборатории и каковы профессиональный уровень и школа исполнителей. Специалист моего уровня часто может узнать ещё больше - где учились, какие труды читали, на какую организацию работают, какова их вероятная расовая принадлежность и тому подобное. Я это делаю не ради сэра Ниваля, просто в Невервитере туго с интеллектуальными развлечениями, вот и приходится изобретать их самому.
  
   То, что я увидел, сопоставив удельный вес с активностью действующего вещества... я бы назвал это проблеском гениальности или, по меньшей мере, чрезвычайно оригинального мышления. Это такая вершина магического вдохновения, к которой человека ведёт сама судьба, не иначе. И, посмотрев записи алхимика, я понял, что моя догадка верна. Вряд ли он когда-нибудь смог бы повторить этот несомненный успех - я имею в виду, способ извлечения подлежащего хранению сухого экстракта белладонны, сохраняющий добрую половину свойств свежих листьев. Но мне и в голову не приходило, что он предназначался для психического купирования приступов оборотничества. До того момента, как я узнал о звере, эта история об оборотнях, исцеляющихся травой, была для меня не более чем легендой, как и для Касавира. Как ни тяжело мне это признавать, но иногда нужно быть... немного ребёнком, близким к природе и ещё верящим в сказки, как Мелрой, чтобы не упустить что-то важное. У мальчика определённо светлая голова для наследника второго поколения[6]. Хоть и ветру в ней порядочно.
  
   Всё, что мне оставалось спустя три отпущенных дня - это объяснить сэру Нивалю, что он глубоко ошибается, и это зелье попросту обманка, для изготовления которой была использована весьма непростая и, прямо скажем, революционная технология, благодаря которой мы можем... М-да. А потом в двадцать четыре часа завершить свои дела, сжечь бумаги, закрыть лавку, послать букет алых роз Дункану, поцеловать Кару и получить билет в Лускан, предвкушая, как мило я буду выглядеть сначала в слегка разобранном, а затем, возможно, в частично неживом состоянии.
   Мало того, я чувствовал еле уловимый запах магии, который выбивался из расчётов. Простое решение обратной задачи на нахождение формулы обнаружило её неустойчивость. Погрешность исходных данных незначительно отличалась от допустимой. Это сошло бы для сэра Ниваля и кого угодно ещё. Но я не мог этого пропустить, моя точность мне не позволяла.
  
   Талант без точности - это художник без умения держать кисть, это мечта без цели. Это просто нелепо. Я рад, что Кара это поняла - по-своему, но поняла. Ещё полтора года назад, присматриваясь к ней всерьёз, я самонадеянно думал, что благодаря мне. Но я ошибался. И это обстоятельство, да и не только оно, заставляет моё сердце тосковать при мысли, что рано или поздно орбиты наших светил окончательно разойдутся. Моя древняя неторопливая планета так и будет плыть по назначенному ей пути. А её яркая стремительная комета лишь обласкает, обожжёт на прощанье своим шлейфом...
   Впрочем, довольно сантиментов. Не о том речь.
  
   То, что магическая проходимость отличалась от расчётной, исключало примесь. Так что, помимо отбивания атак сэр Ниваля, мне пришлось сосредоточить умственные усилия на выделении или хотя бы вычислении третьего активного компонента. Боги, если бы Кара в ту изматывающую неделю собрала свои вещи и съехала, я бы этого даже не заметил. Лично я на её месте так и сделал бы. Поскольку вероятность внезапно и незаметно для самого себя стать невидимым практически равна нулю, я бы просто решил, что мне по рассеянности забыли сказать, что мы больше не пара. Обычное дело, с кем не бывает. Я до сих пор не уверен, что она простила меня. Но не будем снова о больном.
   Все данные указывали на то, что ингредиент имеет животное происхождение, но единственный условно положительный результат дал тест на троллий жир. И какого тролля? - спрашивал я у проклятых склянок, а над моей душой возникала хмурая физиономия беспокойной правой руки лорда. Я пытался мягко обратить его внимание на то, что он стал пить слишком много неправильных напитков, а почки у него всего две, не говоря уже о единственных и неповторимых желудке и печени. Да и цвет лица ох как от этого страдает. Отдохнуть бы вам, сэр Ниваль, денька три где-нибудь подальше. За городскими стенами и воздух другой. В "Гнезде Орла" вас давненько не видели, захиреют они там на отшибе без хозяйского ока. Моё дело склянки нюхать, а не языком трепать? Ой-ей-ей, теряете изысканность, сэр Ниваль. Скоро вам и хронически фрустрирующий Дункан станет достойным собеседником.
  
   Когда я, наконец, смог увидеть воочию этот плавкий осадок, который распадается на воскообразные хлопья в воде и растворяется в алкоголе, твердеет на воздухе, а при нагревании издаёт запах чего-то среднего между амброй и рыбьим жиром, я позорно капитулировал. Я не знал, что это такое. А позже, проведя два часа в архивах Уотердипа и узнав, чуть не взвыл от досады. Прожить пять сотен лет, большую часть из них у моря, и не знать такого! Меня оправдывает лишь то, что это были преимущественно холодные моря, где это вещество не встречается в силу своего экзотического происхождения. Стоило мне догадаться показать эти крупинки тому же Нивалю, который провёл детство на уотердипских пляжах, и я сразу узнал бы, что это такое.
   Однако большого облегчения эта находка мне не принесла, ибо, как алхимический реагент, она была совершенно инертна. Вещество слабенько пахло магией отвержения, не давая никакого собственного излучения, которое можно было бы проанализировать - вот всё, что я мог сказать.
  
   Но все эти страдания потеряли актуальность, когда я услышал из уст сэра Ниваля слово "Уотердип". Уж удивил, так удивил. Заставил задуматься. И крепко задуматься. Уехать из Невервинтера сейчас? Присоединиться к парочке, под которую, выдержав политически корректную послевоенную паузу, начали активно копать, создавая убедительный повод для опалы? Это могли позволить себе мы с Карой, но не начальник Девятки. О чём он думал? Проблему отца он мог решить гораздо проще. В Уотердипе наверняка протирает штаны и зарабатывает цирроз печени не один агент. Любой из них менее чем за три дня мог бы избавить сэра Ниваля от беспокойства. А потом и сам был бы избавлен от всяких беспокойств в результате какого-нибудь нехитрого стечения обстоятельств. Сыновние чувства? Ну, да, куда же без них. Расскажите это моему торговому элементалю. Особое отношение к Эйлин? Тактические соображения? Бегство? Я знал, что, если мне вообще суждено разгадать эту загадку, то только в Уотердипе. Как и головоломку с зельем, раз уж сэр Ниваль был так уверен, что оно оттуда.
  
   В отношении второго меня уже можно поздравить. Наш ударный отряд в лице Касавира, Эйлин, Кары и зеленоволосой бестии ловко схватил быка за рога, и моя смутная идея моментально приобрела чёткие очертания. Я задал себе один вопрос - почему упомянутый Касавиром сок белладонны вытягивает из оборотня жизненную силу и усугубляет вред от ран, тогда как, по легенде, употребив траву вскоре после заражения, оборотень исцеляется, то есть вовсе перестаёт быть таковым? Виной ли тому то, что при хранении и обработке сырьё теряет свои свойства вплоть до приобретения прямо противоположных? Нет, нет и нет, мои дорогие! Не в этом случае. Дело не только в форме и свежести вещества, но и в характере болезни. Мне эта тема никогда не была близка - просто удивительно, что, прожив столь долгую и полную событий жизнь, я ни разу этим не заинтересовался. Но, насколько я могу судить, териантропия - особенная болезнь. Пока она не пустила корни в твоём сердце, мозге, сознании, ты можешь убить её и забыть о ней. Но она действует быстро и почти незаметно. До первого полнолуния ты можешь и не подозревать, кого приютил в своём теле. А потом... потом ты выкашливаешь зверя вместе со своими лёгкими, вырываешь из тела вместе со своей плотью, не даёшь ему влиять на себя, разрушая собственную личность. Потому, что вы - одно целое. Между вами лишь тонкая временная граница, зависящая от лунного цикла. А позже и она стирается. Вот почему лекарства нет. Медленное самоубийство - такова цена любого лечения. Чем эффективнее средство, тем больше разрушений оно производит в теле и сознании. Сколько может выдержать человек или эльф, желающий, несмотря ни на что, оставаться собой?
  
   Однако наш покойный изобретатель сделал нечто удивительное. Во-первых, сама придуманная им метода извлечения весьма перспективна. Я не знаю ни одного способа обработки ингредиентов, позволяющих сохранять столь большой процент активного вещества в столь малом объеме экстракта. Не понимаю, как ему не пришло в голову её запатентовать! Будь я счастливчиком, совершившим такой прорыв, я бы не считал ворон. Впрочем, ему было не до того, над ним довлели обстоятельства.
   Он далеко сумел продвинуться в поисках идеального баланса пользы и вреда. Я бы сказал, компромисса между зверем и человеком. Прежде всего, на психическом уровне, что и заставляет меня думать о нём, как о гении. Но он мог бы сделать гораздо больше. Ему не хватило прозорливости, чтобы понять...
  
   Жаль, что этот самородок обратился не к тем людям за поддержкой. Редкий и, возможно, запрещённый ингредиент, дорогие реагенты, острая потребность в подопытном материале... такие обстоятельства всегда осложняют работу профессионалу-одиночке, ставя его перед моральным выбором. Впрочем, полагаю, выхода у него не было - предмет его изысканий, в самом деле, был слишком спорен и неоднозначен. В результате, он получил недоработанное и слишком опасное лекарство пожизненного применения. Тем, кто помогал ему, иного было и не надо. Но если бы старик не искал луну в луже и сумел довести работу до логического конца, то получил бы... нет, вряд ли это была бы панацея, но, определённо, эликсир жизни - нормальной, достойной разумного существа жизни для безвинных жертв териантропии. Сколько бы ему потребовалось на это времени? По-хорошему, ещё несколько лет интенсивной работы. Расчёты, лабораторные эксперименты и самое трудное и долгое - поиск добровольцев и наблюдение за их состоянием. Опасное дело, требующее полной отдачи, может быть, настолько, что пришлось бы покинуть Гильдию. Но, не свернув шею курице, не сваришь и бульон. Чтобы вылечить, надо иногда сделать больно, чтобы обрести надежду - упасть на дно отчаяния.
  
   Эрио Бун - так звали друга родного отца Эйлин. Это имя могло бы быть выведено на этикетках редкого и дорогого зелья и разойтись по всему Фаэруну. Он мог бы стать знаменитым не только в своём времени, но погиб безвестным. В некотором смысле его убило собственное изобретение. Чья рука осмелится поднять его нелёгкое наследство?
  
   *****
  
   Эйлин всё-таки умудрилась заклевать носом, но вздрогнула и очнулась со звенящей головой, когда Сэнд в очередной раз зашумел, выкрикивая эльфийские междометия и тыча пальцем в невозмутимого Касавира, словно назначил его сегодня своим главным оппонентом. Она мысленно прокляла его привычку курить после ужина, становясь особенно эмоциональным и неутомимо-многословным. Хотелось тишины и спокойного разговора. Хотелось разобраться с этими тайнами, снять доспех, облиться тёплой водой, упасть и заснуть. И обязательно увидеть во сне что-нибудь приятное, чтобы вернуть ощущение близости счастья, которое навеяла на неё прогулка по утреннему Уотердипу. После всех открытий и событий этого дня прекрасный город показался ей каким-то волшебным миражом, возникшим и растворившимся в рассветных лучах.
   А Сэнд всё продолжал говорить, уже обильно пересыпая речь эльфийскими словами. Он был всерьёз увлечён темой. Александрит на безымянном пальце эльфа то и дело взлетал, описывая замысловатые сверкающие кривые в неровном свете догорающих свечей.
   - То, что мы имеем, нельзя назвать лекарством. Если покупатели будут знать о побочном эффекте, его не продашь. А если держать их в неведении... к сожалению, честь иногда бывает дороже выгоды.
   Он оборвал себя, в нетерпении щелкнув пальцами, и что-то пробормотал себе под нос.
  
   - Ты хотел рассказать о важном третьем компоненте, - напомнил Касавир.
   - Ещё минут двадцать назад, - ехидно добавила Кара.
   - Угу, угу, - буркнул Сэнд сквозь мундштук, раскуривая едва не погасшую трубку.
   Выпуская дым, он вытащил из кошелька маленький бархатный мешочек, а из него - свернутую фунтиком промасленную бумажку. Развернув её, он осторожно вытянул руку низко над столом так, чтобы все могли разглядеть твёрдые желтоватые частички размером с виноградную косточку.
   - Полюбуйтесь. Я получил это в Невервинтере, опробовав мой новый уникальный метод горячей фильтрации.
   - Ты ставил опыты на уликах? - поинтересовалась Эйлин.
   Сворачивая драгоценную бумажку, эльф возвёл глаза к потолку и простонал:
   - Боги! За какие прегрешения вы послали мне этих двух ужасных людей, которые явно не случайно оказались родственниками? Они всегда всё знают лучше меня: где жить, чем заниматься, как проводить экспертизу, что курить, где добывать сведения... Но, может, они не виноваты, может, у них это в крови? Да, должно быть, перед трагической кончиной их волшебный предок прохрипел "доконайте Сэнда!", и это послание стало путеводной звездой их рода!
   - Да что я такого сказала-то?! - возмутилась Эйлин. - Оставь в покое моих предков! Я ж твоих не трогаю!
   - Ещё не хватало, - огрызнулся Сэнд и, встретив недобрый взгляд Касавира, вскинул руки вопросительном жесте - "чем тебе ещё честный эльф не угодил?"
   - Мы тебя слушаем, Сэнд, - с вежливым нажимом отчеканил паладин.
   - Я счастлив, - пробубнил маг с надутым видом и сунул трубку в рот.
   Выпустив дым через сердито раздутые ноздри, - прямо свирепый дракон, подумала Эйлин, - он сварливо бросил:
   - И что бы вы думали? Это всего лишь альмизия - русалочий мускус. Смазка, покрывающая хитиновые части тел мерменов.
   Сэнд вполголоса бросил пару коротких неизвестных слов, но расслышавший его Мел тихо хихикнул.
   - Так что ж в нём редкого? - удивилась Кара. - В городе, где живут мермены.
   - А ты попробуй его добыть! - горячо возразил Сэнд. - Прочеши гавань и просей весь мусор со дна. Поройся в водорослях или поищи крупинки, прибиваемые к прибрежным камням и сваям причалов. Гораздо больше можно собрать в русалочьих гротах, но это запретная территория.
   - А почему они сами не хотят продавать эту альмизию, если кто-то готов её покупать? Им-то она ничего не стоит.
   Сэнд пожал плечами.
   - Возможно, будучи русалкой, ты придерживалась бы иного мнения. Хотела бы ты разливать в склянки свой пот или ссыпать отмершие частички кожи с головы? - он ненадолго задумался, сосредоточенно грызя мундштук. - Однако тем, кто причастен к этим зельям, удалось как-то договориться с ними: ничем иным такой размах производства не объяснить.
   - Мермены лояльны закону, - заметил Касавир.
   Последовало вторичное пожатие плеч.
   - Моё дело - выдвинуть обоснованную гипотезу, ваше - выяснить истину. Я и вывод о свойствах альмизии делаю лишь гипотетически, соотнеся её наличие в составе зелья с оборотничеством. Единственное, что мне приходит на ум - то, что она может изменять ауру оборотня. В трактате упоминалось о том, что во время активных вылазок Культа Луны в Чалте низшие оборотни-разведчики помещали её затвердевшие кусочки в свои магические амулеты, и это якобы облегчало им проникновение в форты Дикого Побережья.
   Паладин почесал бровь, с сомнением глянув на Сэнда.
   - Как-то это... на сказку похоже.
   Эльф опустился в кресло и уязвлено заметил:
   - Но признай - это не противоречит второму закону сохранения магических свойств. Мермен по сути является оборотнем, принявшим устойчиво-наследственную переходную форму. Я не стал бы ничего говорить голословно. - Сэнд пустился в объяснения, снова заводясь: - Я провёл все стандартные и нестандартные манипуляции и не выявил у этого вещества ни одного из тридцати девяти базовых алхимических свойств. Оно ничего не излучает. Здесь чистая магия отвержения, которую можно проверить лишь в контакте с объектом. - Он стукнул ладонью по столу так, что все вздрогнули: - Так достаньте мне живого оборотня, хоть самого мелкого!
   Раздались смешки и недовольное фырканье разбуженной Мыши.
   - Ага, - отозвалась Кара, - сейчас допьём и добудем тебе парочку.
   - Ну, так и нечего тогда ругать мои теории.
   - Да никто их не ругает, - спокойно возразил Касавир, в очередной раз передвинув свечу поближе к себе и подальше от мага, а Мел миролюбиво протянул Сэнду последнее пирожное, от которого тот, к нескрываемому удовольствию мальчугана, молча отмахнулся. - Ты блестяще провёл анализ. Я уверен, когда ты допишешь свой отчёт, по нему можно будет учить будущих мастеров экспертизы. Но одного этого мало для обвинения. В цепи твоих выкладок, связывающих прямыми и косвенными уликами зелье с алхимиком, алхимика с культистами, а культистов с событиями в Новом Оламне, отсутствует одно важное звено - мотив. Зачем приверженцам Культа Луны принимать участие в разработке лекарства от териантропии?
   - И какова, всё-таки, роль Симона Дюсара? - тихо добавила Эйлин. - Это важно для меня.
   - Нам всем это важно, - мягко сказал Касавир, прикоснувшись к её руке и слегка сжав её. - От этого частично зависят наши дальнейшие действия.
   Эйлин вскинула голову, чтобы бросить на него благодарный взгляд. Хотя бы за это можно не беспокоиться. Да и глупо было сомневаться.
   Вздохнув, Сэнд отложил окончательно погасшую трубку, которую тут же радостно сцапал Мел, чтобы вытряхнуть и вычистить, и, глубокомысленно сморщившись, поскрёб за острым порозовевшим ухом.
   - Да, да... Тут-то и начинается чистая драма.
  
   Они сошлись на том, что Симон и Эрио были друзьями, скорее всего, очень близкими, несмотря на горячую ссору на острове. Это был самый логичный и соответствующий фактам вывод. Возможно, будь с ними Ниваль, они знали бы это с самого начала и не плутали в трёх соснах, строя предположения о том, что связывало этих людей, распивавших ночью вино в домике смотрителя. И сама их ссора была следствием их дружбы и совместных поисков выхода для кого-то, заболевшего териантропией. Один проводил каждое полнолуние на острове, оберегая сон усмирённого оборотня, ещё не отведавшего крови, а другой работал и работал, производя изобретённое им зелье, чтобы иметь возможность и дальше получать помощь, совершенствовать лекарство и снабжать им друга. Неудивительно, что дела Гильдии держались на помощнике или вовсе шли побоку, с последствиями чего пришлось иметь дело Сэнду.
   - Первая запись об опытах с белладонной была сделана около полутора лет назад. Месяцев восемь назад записи стали совсем невнятными, в дневнике было много вырванных и перечёркнутых страниц... я сначала решил, что он убедился в несостоятельности своей идеи и забросил её.
   - А на самом деле, у него возникли проблемы с этими культистами! - осенило Эйлин.
   Сэнд с улыбкой тихонько похлопал ей.
   - Абсолютно. Мы имеем дело с исследователем, попавшим на крючок к сильным и целеустремлённым людям, у которых были свои планы на результаты его труда и свои способы привлечь его к сотрудничеству. Нет нужды доказывать, что, когда у подобных господ появляется возможность манипулировать тобой в своих целях, они её тут же используют и ты, сказавший им однажды "да", становишься мухой в меду. Возможно, они подсказали ему идею использовать альмизию и снабжали ею. Давали деньги. Возможно, даже предоставляли живой материал для испытаний. А тут ещё подвернулся Симон Дюсар, водивший полезные знакомства в моряцкой и торговой среде и попавший в сферу их пристального внимания в связи с Новым Оламном.
   - Шантаж разоблачением оборотня?
   - Не знаю, - эльф пожал плечами. - И это возможно. У пары стариков с пером в заду всегда найдется в загашнике какой-нибудь подходящий грешок или неоплаченный долг. Страх за свою жизнь или жизнь близких тоже способен сделать человека сговорчивым.
  
   Эйлин тихо хмыкнула: "Старик с пером заду. Это точно".
   Несмотря на то, что новости не были в полном смысле хорошими, ушло напряжение подозрительной неизвестности. Стали ясны мотивы и Симона, и бедняги Эрио, павшего жертвой опасных связей с набирающей влияние организацией. И она, наконец, узнала главное, что не давало ей покоя, когда она возвращалась мыслями в домик смотрителя на маячном острове, в склеп с трупами разбойников и в лагерь пиратов в соляной пещере: отец не держал злого умысла. Он просто хотел помочь больному. Он, хранитель, обязанный защищать Серебряные Лабиринты от чужаков, старался, как мог, выполняя свой долг. И при этом испытывал колоссальное давление: болезнь товарища и вынужденное сотрудничество с "друзьями" алхимика ради лекарства и безопасности, дрязги в Новом Оламне, Большой Фестиваль и таинственный меценат, продавливающий выгодные ему решения, за которым - ясно, как божий день - стояли те же люди. "Как же тяжело тебе было. Лучше уж открытый бой..." Увидев глубокую складку меж бровей мужа и сжатые в жёсткую линию губы, Эйлин почувствовала, что он подумал о том же. Он не мог не понять. Как бы он сам, принципиальный, не любящий компромиссов, решил такую проблему?
   - Да, - задумчиво нарушил общее молчание паладин, - если человек взял на себя ответственность за больного териантропией, он готов на всё.
   Он посмотрел на Эйлин сочувственным взглядом, и она ответила ему горькой полуулыбкой.
   - И плясать под дудку тех, в чьих руках находится возможность спасти больного друга, - со вздохом добавила она, - и помогать их наёмникам.
   А Ниваль сейчас рыскает по лабиринтам в поисках отца, чтобы предусмотрительно стереть это тёмное пятно со своей репутации...
  
   - Эйлин, я вполне понимаю твои чувства, - пробормотал Сэнд, увидев, как она изменилась в лице, - но...
   - Да всё нормально, - выдохнула она после небольшой паузы, бессильно махнув рукой. - Отец в этом деле не главная фигура. О нём, - она нервно усмехнулась, - есть кому позаботиться. Кто сделает это лучше, чем сын, кровно заинтересованный в том, чтобы его имя не всплыло в этой грязной истории. А нам надо послать весточку в Невервинтер, лучше по линии Гильдии Магов, чтобы побыстрее. Может быть, культисты ещё где-то на его территории, хотя надежда и слаба. И аккуратно выяснить круг знакомых Симона Дюсара. Надо найти этого оборотня-убийцу, не дожидаясь, пока у него закончится запас зелий. Ну, и... всё остальное.
   Дёрнулась жилка под глазом, к горлу подступил предательский комок. "Ты ведь хороший сын, Ниваль! - кричало измотанное за этот день сердце. - Такой отец, каким он был для тебя, не мог вырастить плохого сына".
   Она тряхнула головой, отбрасывая лишние, неуместные сейчас мысли, и вылила в себя остатки вина.
   - Это всё? Или есть ещё что-то? - выдавила она, взглянув на мага.
  
   Сэнд пристально посмотрел на неё, словно желая убедиться в том, что с ней всё в порядке, и она способна воспринимать серьёзный разговор. И коротко кивнул ей.
   - Хорошо бы узнать, не является ли добыча альмизии незаконной в здешних водах. - На секунду задумавшись, Сэнд кинул взгляд на дверь. - Кажется, в окнах леди Тиннуарэ горел свет.
   На что Кара ядовито процедила:
   - Давай, дуй к этой полуобморочной, она будет рада видеть тебя в такое время.
   - Это может подождать несколько минут, - отчеканил Сэнд, метнув холодный взгляд на колдунью. Ему эта двусмысленность стала порядком надоедать.
   - И с лекарством тоже всё не так просто, как представлялось Симону Дюсару, - продолжил он, не дожидаясь ответа. - Я ведь уже говорил вам о системном эффекте. Мои расчёты, знания и опыт рисуют мне следующую картину. Зелье нужно принимать регулярно, чтобы замедлять процесс изменений в организме и снимать ярость и голод оборотня. Оно не наносит такого сокрушительного вреда здоровью, исключает и разоблачение в гуманоидной форме. Между тем, реальность для оборотня меняется настолько, что он не понимает, что с ним происходит во время обращений. Личность человека и инстинкты зверя не смешиваются, как обычно, а разводятся, как две параллельные линии. И это, при всех положительных сторонах, опасное состояние, потому что даёт разумной ипостаси оборотня иллюзию исцеления. На другом берегу происходит сильнейшее подавление воли. До поры, до времени, ибо даром такие шутки с диким существом не проходят.
   - Выходит, отец всё это время ходил по краю пропасти, так? - спросила Эйлин в наступившей паузе, стараясь выглядеть бесстрастной.
   - Хм. Скорее, сидел на суку, под которым расположился голодный зверь, и старательно пилил его, а его дружок-алхимик ему в этом помогал. Не понимаю только, о чём он-то думал, - проворчал Сэнд и побарабанил пальцами по подлокотнику. - Ну, да ладно, оставим мёртвого в покое. А вот его покровители определённо ничего не упустили из внимания. Благодаря ударной дозе сапонина и кое-каким добавочкам, оборотень быстро становится зависим от зелья, как Дункан от горячительных напитков, и эта зависимость обостряется перед полнолуниями. - Эльф устремил указательный палец в потолок. - Зависимость и управляемость - вот ключи к разгадке планов тех, в чьих руках находятся эти волшебные бутылочки.
   - Всё так просто?
   Сэнд усмехнулся.
   - К этому выводу меня привели несколько недель работы. А на словах суть замысла оказалась достаточно проста. Отравив ритуалом обитателей нескольких отдалённых селений или даже крепостей, подсаживая их на так называемое лекарство, новоявленный Культ Луны быстро получает великолепных, выносливых, почти не нуждающихся в обучении бойцов, имеющих в животной форме большой запас жизнестойкости и способных полностью регенерировать при обратном переходе. Слишком быстро, чтобы кто-то успел вовремя почуять зреющую в собственных владениях опасность.
   - Плюс, насколько я понимаю, они приобретают устойчивость к яду на основе белладонны? - спросил Касавир.
   Сэнд кивнул.
   - Скорее всего. И, предваряя ваш следующий вопрос, поясню, что для культа все эти новообращённые оборотни - мясо. Ценное, полезное, но мясо. Право на сакрализацию всегда имели лишь естественные териантропы или те, кто получил этот дар-проклятье от самого Малара. Так что, церемониться с зависимыми от зелья новобранцами никто не собирается. Они просто бойцы, призванные сеять хаос и панику, заставлять людей сомневаться в защите власти, веры и закона и расчищать Истинным дорогу к их объятым страхом сердцам.
   - Следующим логическим шагом лидера культа должно быть обращение в оборотня, - задумчиво заметил Касавир, потирая подбородок.
   Эйлин показалось, что ему удалось тайком подавить зевок. Чувствовалась всеобщая усталость, а упрямый Мел, не пожелавший отправиться спать раньше других, и вовсе уже тихонько посапывал, уперев расставленные локти в стол и опершись подбородком на ладони. "Прямо как студент на лекции", - подумала Кара.
   Сэнд согласился, что, скорее всего, на такую плату за службу и рассчитывает фанатичный друид. На возможность получить дар от самого Лорда Тварей и стать верховным оборотнем объединённого культа, тем самым укрепив и авторитет Малара, и свою власть. Тогда он мог бы побороться за влияние с другими могущественными жрецами-маларитами. Наверняка он планировал действовать не только в Невервинтерских землях. Но ослабленная войной, уставшая от насилия страна более уязвима, на ней можно испробовать метод и использовать её, как плацдарм. Касавир отметил, что, однако, наёмники культа небрежно подошли к выполнению задачи, высадившись с пробной партией зелий и оружия слишком близко от города. Они правильно рассудили, что доставить какой-либо необычный груз по суше сейчас трудно. Но в итоге, их подвело плохое знание северного побережья или ненадёжный перевозчик.
   - Да, - Сэнд согласно кивнул, - так оно и бывает, когда фанатики разрабатывают гениальный план и доверяют его детали самоуверенным мясникам, соскучившимся по резне. План, может, и хороший...
   - Исполнение дрянь, - подхватила Эйлин, приподняв уголок губ в усмешке.
   Сэнд криво улыбнулся в ответ, но тут же на его лицо снова наползло выражение напряжённой озабоченности.
   - Что делать-то будем? Кроме того, о чём уже было сказано?
  
   Маг задумался, нервно постукивая сцепленными пальцами по столешнице. Вопрос о действиях в Уотердипе был неизбежен. Не задал бы его он - это сделал бы Касавир. Но меньше всего ему хотелось бы сейчас влезать в нечто подобное тому, через что они уже прошли. Если не по масштабам, то по степени опасности. У него были другие планы. Какие точно, он пока не знал, но в них явно не входило с кем-то бороться, даже если это была просто кучка культистов, засевших в Подгорье.
   Тину. Он когда-то был молод, улыбчив и амбициозен, и трудно сказать, что её больше прельщало. Они славно работали вместе до определённого момента. Она высоко взлетела и хорошо приняла его после всего, что было. Ни того, ни другого он не ожидал. И это было... подозрительно?
   Союзные города Побережья Мечей всегда были лакомым куском. Для многих. В том числе, и для тех, кто переоценивал свои возможности. Стоит ли дёргать дракона за хвост, когда можно обойтись малой кровью или вовсе без неё?
   Сэнд поднёс руку ко лбу, прикрывая глаза. Эйлин и Касавир переглянулись.
   - Надо бы поставить в известность власти и заинтересованные организации, - заявил паладин.
   - Хм, - Сэнд озабоченно почесал кончик носа, - Уотердип - непростой город...
   - Уж куда как непростой, если по улицам гуляет неконтролируемая магия, тэйцы торгуют рабами и монстрами, обделывают свои дела и пытаются заставить Новый Оламн служить своим интересам, и никого это не колышет, - пробурчала Эйлин.
   Эльф улыбнулся, чуть склонив голову.
   - Для того, чтобы понять его, надо... ну, хотя бы, побывать в "Зияющем портале". Вы видели этот колодец в Подземье, которым хозяева заведения развлекают посетителей? В Подземье, которому не писаны законы верхнего мира, где процветает насилие и все незаконные виды магии. Подгорье и Серебряные Лабиринты, в реальности которых вы сегодня убедились - тоже часть бездны, над которой этот город стоит веками, богатея и процветая. Он подобен монете Хоара[7] с двумя ликами - тёмным и светлым. Кто знает, какую сторону ты увидишь в следующий миг.
   Вспомнив свои утренние впечатления от города и то, каким мрачным и обманчивым он показался после рассказа Одмуса, Эйлин вздохнула.
   - Да, - вынужден был согласиться Касавир, - и это всех устраивает. Иначе этот город не был бы таким, какой он есть - самым свободным, богатым, гостеприимным и терпимым городом Побережья Мечей.
   - Ммм, - с ностальгической улыбкой протянул Сэнд, - я помню его чуть менее роскошным, но всегда скучал по его неповторимой атмосфере.
   - Уотердип - не Лускан, это точно, - тихонько пробомотала Кара, поежившись, будто от холода. Сэнд бросил на неё быстрый взгляд, но ничего не сказал.
   - Покуда Уотердип контролирует своих демонов, - продолжал паладин, - он не трогает их. Ему это не выгодно. Серебряные Лабиринты - тому пример. Но это не значит, что мы должны сидеть сложа руки.
   - Гильдия Магов, разумеется, не останется в стороне, если будет очевидна необходимость радикальных мер для её защиты, - ответил Сэнд на непрозвучавший вопрос.
   Эйлин фыркнула, снова переглянувшись с нахмурившимся Касавиром. Известная история.
   - Но, вообще-то, это работа нашего информированного сэра Ниваля - искать пути в городе, - заметил Сэнд и приложил руки рупором ко рту: - Аууу, сэр Ниваааль! Это вам не авторитарный Невервинтер, где все вопросы решаются в двух местах - Замке Невер и Гидьдии Воров.
  
   Они и сами понимали, что никому здесь, по большому счёту, нет дела до мёртвых невервинтерских стражников и, тем более, до каких-то пришлых пиратов и их пособников. Другое дело, если есть угроза городу. Но за каждым из двух или трёх десятков членов Совета стоит какая-нибудь сила, диаспора, организация, и никогда не знаешь, кому перейдешь дорогу. Оттого и Подгорье не трогают без необходимости. Не им судить местные порядки. Вменённые обязательства Эйлин перед отцом призывали к дополнительной осторожности.
   - Кстати, - Сэнд щелкнул пальцами, - один из потенциальных и безопасных для Симона союзников уже жаждет с вами увидеться.
   Касавир помрачнел и покачал головой. Сэнд, впрочем, и не ожидал, что паладин обрадуется перспективе сотрудничества с некоронованным королём Уотердипских Доков. Он безразлично пожал плечами.
   - Понимаю, я тоже не в восторге. Но, во всяком случае, если пойдёте на встречу, держите в уме, что культисты хотят наложить лапу на Город Мёртвых.
   - Угу, - согласилась Эйлин, - и чужие пираты поблизости от гавани тоже вряд ли понравятся местным ворам. Кстати, кто-нибудь знает, зачем они здесь? Я имею в виду, зачем тащить за собой наёмников с востока, если можно найти их на месте?
   Она вопросительно посмотрела на Сэнда. Тот всплеснул руками.
   - Ха! Их вы обнаружили, а не я. Я не могу залезть в голову их предводителя. Может, это какой-то... например, молодой, ещё не очень влиятельный, но хорошо подготовленный клан с Пиратских Островов. К услугам этих головорезов прибегают все королевства востока, даже Красные Маги, когда им нужен кто-то попроще боевых волшебников на грифонах, при том знающий морское дело и торговые и контрабандные пути. Они берутся за всё и не задают вопросов. В магазине тэйца наверняка есть постоянный портал, а флот можно добыть и здесь, перевербовав половину экипажей, а половину попросту вырезав с помощью тех же оборотней. Возможно, на дальних островах уже происходит что-то, чего мы не знаем.
   - Согласен. Оборотеакулы - очень опасные твари, способные действовать в воде и на земле, - добавил Касавир. - Заманчиво получить их в свои ряды. Так что, думаю, пираты знают, ради чего связались с культом. Если бы планы этой организации осуществились, это грозило бы крупным переделом влияния в Море Мечей, что ещё больше усилило бы авторитет культа.
   "И мне совсем не хотелось бы подставлять свою личную шею, чтобы помешать этим планам", - невесело подумал Сэнд. Он притворно зевнул, прикрыв рот рукой.
   - Устал я. А мне ещё отчёт дописывать.
   Он и в самом деле устал. Но прежде, чем пойти спать, хотел поговорить с Тиннуарэ. Ему надо было поговорить. И эта задача не обещала быть лёгкой.
   Эйлин укоризненно покачала головой.
   - Ох, Сэнд, Сэнд. Скажи ещё, что это мы тебя утомили.
   Демонстративно посмотрев мимо неё, Сэнд махнул рукой.
   - Я и не ожидал вашей благодарности.
   - И всё-таки, спасибо, - веско произнёс Касавир и обвёл взглядом товарищей, опершись ладонями о край стола чуть подавшись вперёд. - Какие предложения на завтра?
  __________________________________________
  
  1. Эдгар По, "Вечерняя звезда".
  2. Алдарион - сын деревьев (эльф.)
  3. Культ Луны - общее название разрозненных кланов, поклоняющихся оборотням. Злой бог диких зверей и оборотней Малар относится к ним благосклонно, и часто лидерами таких кланов становятся его последователи.
  4. Tyenya - yепереводимое эльфийское обращение, выражающее степень близости, буквально "моя ты".
  5.* Lipsinaldo - мыльное дерево ( эльф.)
  6. Имеется в виду второе поколение эльфов, заселивших Фаэрун, к которым относятся предки лесных эльфов. Они считаются более молодым народом и в меньшей степени одарены тайной магией.
  7. Хоар - божество рока и возмездия, исповедующее отплату злом за зло и добром за добро.
  
  Глава 10
  Странные сны. Знакомство с городской канализцией. Первая жертва.
  
   Зверь
  
   Я есть.
  
   Я ещё очень слаб. Не знаю даже, кем мне суждено родиться.
   Но у меня есть кровь, чтобы согреться. Нервы, чтобы чувствовать. Воздух, чтобы дышать. У меня есть воля, чтобы жить. И тело - неправильное, неловкое, хрупкое, совсем не понимающее меня. Я не доверяю ему.
   Я должен научиться управлять им.
  
   Я есть.
   И грядущая жизнь дразнит меня, щекочет множеством запахов. Запахи-ориентиры, запахи-обещания, запахи-сигналы. Они впиваются в ноздри холодными иглами. Вползают сладким дурманом. Раздражают, оглушают, овладевают всем моим существом. Сулят осмысленное, полное событий существование.
   Я должен заставить его реагировать на них.
  
   Я есть.
   Прошлое повисло в пустоте оборванной нитью, недожитой жизнью. Будущее...
   Это поющая, зовущая Луна. Ветер, раздувающий шерсть на груди. Стук горячей крови в висках и мокрая хлёсткая трава. Запах пустующей самки, грубо ввинчивающийся в сознание и сбивающий с цели. Голод. Страх. Ярость. Жажда жизни. И вкус живой, ещё трепещущей плоти. Вкус крови.
   Я создан для этого.
  
   Снова - с нуля. Снова обречён раз за разом переживать предательство своего обратного я. Но я есть. И я готов бороться за то, чтобы однажды на рассвете - остаться жить.
   У меня есть преимущество: тело уже знает обо мне, проверяет меня, раздумывает, что я могу ему дать. А я буду терпеливо и внимательно отслеживать его промахи.
  
   Я учуял запах. Первый важный запах в моей новой жизни. Отдалённый, чуть различимый. Но знакомый. Струящийся, шепчущий, немного щекотный и терпкий. Я знаю, что он мне нужен. И это знание побуждает меня рычать и рваться внутри бестолкового, ничего не понимающего тела. Но я пройду это испытание. Я заставлю его идти на запах.
  
   Я есть. Я дышу. Я - иду...
  
   *****
  
   Долгожданный сон восстановил силы Эйлин, но не принёс душевного покоя.
   Она бегала по бесконечным зеркальным спиралям, прошитым сетью хаотично пульсирующих серебряных жил. Разрывала горячим дыханием густую, давящую тишину, и пар изо рта мгновенно оседал на сверкающих струнах, превращаясь в радужные капли. Но она чувствовала, что не в силах согреть ледяные трубы, прекратить их немую паническую какофонию. Унять чужую боль и тоску по утраченному, которое хотят и не могут оплакать.
  
   Где-то за пределами лабиринта, в другой жизни ветер времени плёл бесконечный узор своей песни, то заунывно насвистывая, то яростно ревя во всю мощь своих связок - но ни на миг не давая остановиться жерновам истории. Прах героев, дельцов и тиранов, городов и империй ссыпался по лотку назад, на горячую от дымящейся крови землю. И в такт этому нескончаемому напеву в сумрачной приёмной Кристаллического Шпиля [1] поскрипывало лёгкое перо Писца Обречённых [2] да тихо шуршали сбрасываемые в архив свитки.
   А здесь время судорожно буксовало, как завязшее в грязи колесо. Сколько его уже утекло... там? Ей стало страшно. Она знала, что так не должно быть. Лабиринт не должен умирать так. Но в безумии этой гонки с могильной тишиной и стылым безвременьем она теряла веру даже в собственное существование. Страх гнал её вперёд, и тщетно она бросала взгляды на пустые зеркала, надеясь увидеть там своего двойника - хотя бы тень, след, размытый образ, хоть что-то. Зеркальная бездна молча глядела ей в душу своим холодным, высасывающим взором, а несуществующая оболочка зажмуривалась, не решаясь дотронуться до зловещей глади, и, судорожно всхлипнув, бежала дальше - что-то ища, на что-то надеясь.
   Почему? Что они скрывают? Почему игнорируют, вселяя ужас, заставляя чувствовать себя пустой и беспомощной?
   - Почему?!
   Её ошеломил хриплый, яростный звук собственного голоса, прогремевший в этой сводящей с ума тишине.
  
   К ней, как это иногда бывает, пришло осознание того, что она находится во сне и сейчас проснётся. Она уже чувствовала затёкшим боком жёсткую казённую постель гильдейского общежития, ощущала сухость во рту и неуместные признаки лёгкого возбуждения, но так и не смогла стряхнуть с себя сонный морок. Лишь перевернулась, на миг почувствовав приятный холод подушки, и лабиринт снова заполучил её.
   На этот раз её настойчивость была вознаграждена: в глубине зеркал заскользили бледные тени, сплетаясь в смутный образ. Пастельно-цветные лоскуты накладывались на него слой за слоем, и Эйлин с трепетом ждала, когда сможет разглядеть его черты.
  
   Молодая то ли женщина, то ли девушка. Тёплые карие глаза, - у неё таких никогда не было, - длинные волнистые рыжие волосы, задорные веснушки на носу. Юная вера в свою счастливую звезду, в искренность тех, кто ей дорог, в благодарность тех, кому она протягивает руку, в существование благородных целей и прямых путей... Она и не она.
   Оглядываясь на пережитое, Эйлин не могла понять, как ей, такой молодой и неопытной, удалось через всё это пройти и не запутаться, не сломаться, не нагородить слишком много фатальных ошибок. Не погибнуть и не свихнуться, в конце концов. Словно непреодолимая сила толкала её в спину, и она бежала, чтобы не быть сметённой и раздавленной. Бежала, не разбирая дороги, лишь уворачиваясь от летящих навстречу предметов, да изредка утирая надутые встречным ветром слёзы. Должно быть, судьбе для чего-то нужны молодые, наивные, верящие, и, пока они ей нужны, она их хранит. Должно быть, они могут то, что не под силу тёртым калачам, травленным зверям и закоренелым циникам. А потом их выпотрошенные и выжженные шкурки остаются тлеть в очаге истории, и мир живёт дальше без них. Огонь продолжает гореть, поглощая новые чистые и пламенные души.
   Ей повезло. Может, её уберегла любовь паладина, или наследие славного предка, или что-то от неё самой. Она просто повзрослела и стала другой. Спасительная простота восприятия военного времени уступила место критическому осмыслению прошлого и настоящего. И так совпало, что полтора послевоенных года оказались богаты на большие и маленькие разочарования. В себе, в жизни, в друзьях. Разочарования для той, что смотрела на неё из зеркала. Но не для женщины, умеющей держать удар, знающей цену своей и чужой жизни, научившейся по-настоящему прощать то, что можно простить, и помнить то, чего нельзя забывать.
   Эйлин горько улыбнулась отражению.
   - Ты не я, - прошептала она, - но я буду помнить о тебе.
  
   А, может быть, женщина с идеальной укладкой, благородными скулами и болотной зеленью в глазах - это она? Эта штучка умеет управлять людьми и ресурсами, виртуозно балансировать между своей выгодой и интересами дела, у неё нюх на выигрышные ситуации, и она никогда не станет плевать против ветра. А где-то за её спиной маячит светлый образ брата. Он говорил, что она похожа на него больше, чем думает. Он был прав. И сейчас она ясно увидела его тень, выжидающую где-то в пересечении отражённых граней.
   Но, отвечая своей зеркальной визави, примеривая на себя холодную насмешку в её глазах, Эйлин почувствовала себя настолько неуютно, что ей едва не захотелось назад, в свою юную веснушчатую сущность.
   Ниваль. Он проникся к ней доверием, как рыцарь Девятки. Привязался, как брат. Но и в том, и в другом качестве он использовал её. Сначала она выводила из-под удара его агентов и прикрывала его задницу, а потом регулярно окружала его вниманием и заботой, помогая преодолеть кризисную хандру. Но, выходит, он делился с ней не всем. Скрыл то, что прямо затрагивало её интересы. Как будто для него всё это было лишь приятной игрой в семью.
   Разве эта женщина позволила бы себе быть такой глупой?
   Конечно, стать достойной сестрой своего брата, прекрасной и уверенной в себе женщиной из зеркала, нетрудно. Стоит лишь чуть-чуть измениться. Относись к людям, как к расходному материалу. Не расслабляйся, не будь зависима, не поддавайся эмоциям. А если поддашься - сделай вид, что ничего особенного не произошло. Ищи выгоды в дружбе. Принимай, как должное, любовь... Но всё это уже было, где-то в другой жизни все эти искушения пройдены. Сердце - упрямо.
  
   Эйлин всё шла и шла по кругу, задавая себе вопрос о цели этих блужданий. Что ещё приготовил ей коварный лабиринт? Можно ли вообще найти здесь себя-настоящую? Или острые зеркальные грани так и будут играть с ней, вскрывая тайники её души и наслаждаясь её болью узнавания и неприятия самой себя? Кромсать, отсекать по кусочку?
  
   Коротко стриженная вертлявая, жуликоватая особа, отчаянно торгующаяся за каждый грош и имеющая полезные знакомства среди скупщиков, выгребающая всё до последней монетки из карманов убитых и не гнушающаяся сомнительными делишками. Эта дама сыграла свою роль и удалилась бесшумной воровской походкой.
  
   Разбитная полнотелая девица с огненной гривой, не питающая иллюзий насчёт того, какие желания вызывает в мужчинах. Она гадает по руке молодым повесам, наслаждаясь их алчущими взглядами и бешенством их манерных подруг, знает всё о тайных взглядах, знаках и прочей чепухе. Она играет на лютне, поёт фривольные песни и утверждает, что за ночь любви можно и жизнь отдать.
   Её любимая баллада - о барде Хареке по прозвищу Счастливчик. Найдя любимый гребень прекрасной Съюн, который делал её волосы мягкими, как шёлк и такими густыми, что любой смертный и небожитель мог запутаться в них навеки, он имел дерзость предложить богине её потерю в обмен на ночь любви. Рыжекудрая рассмеялась, погладив его холёным пальчиком по щеке. Он получил желаемое, но наутро проснулся слепым и немым. Продажные женщины, почитающие эту легенду за знак своих особых привилегий, считают, что главный секрет той ночи, который Харек Счастливчик унёс с собой в могилу, прост: он не узнал ничего такого, чего не смог бы узнать с обычной смертной женщиной, но никогда не жалел об уплаченной цене. Когда-то она и на Эйлин произвела сильное впечатление. Ей казалось, что все они не понимают главного: Съюн оттого и зовётся богиней любви, а не обычной бабой, что может, не жеманясь и не торгуясь, отдать себя за любимую безделушку, но потом получить сполна свою сдачу.
   Она тогда ещё ничего не знала о любви. А певица страсти из зеркала - ничего не знает о смерти.
  
   Чужие-родные образы появлялись и исчезали так быстро, что она уже с трудом различала их. Ей показалось, что зеркала смеются над ней.
   Ну что, будем дальше играть в игру "собери себя из осколков"? Хочешь увидеть то, чего ты ещё не знаешь? Усталое, раздавленное болью и тяжестью вины существо с выжженной душой и потухшими глазами тебе не нравится? Слишком большая цена выбора? Страх непоправимой ошибки?
   Тогда вот эта - наш особый подарок, - с твёрдой поступью и пепельным взглядом. В душе её поют не трепетные флейты и чуткие скрипки, а злые ветра, трескучие костры и пронзительные горны. Она великолепна, не правда ли? Такую никто не посмеет обидеть или использовать. Хочешь стать ею?
  
   Эйлин вжалась спиной в холодную стену и закрыла глаза.
   Нет, нет, нет! Всё не то. Главного - нет. Врёте, зеркала!
   Уж лучше тогда поверить, что многократно отражённая сама в себе хрустальная бесконечность, которая так напугала её - и есть путь к себе. Может быть, желанный образ прочерчен тонкой иглой на серебряной амальгаме. Надо лишь вдохнуть в него жизнь.
   Эйлин протянула дрожащую руку и отчаянно шагнула в сверкающую пустоту.
  
   *****
  
   - Ты ворочалась во сне, - заметил Касавир, открывая окно, чтобы снять с бечёвки вывешенную на ночь рубашку. - Плохо спала?
   - Да нет, - почти не соврала Эйлин.
   Она сидела на кровати, поджав ноги и потирая виски - скорее машинально, поскольку голова у неё не болела. Зато снова задёргал зуб, который дал о себе знать ещё на корабле. Ночевавший с ними Мел посмотрел на Касавира, натягивающего рубаху, и принялся ревниво разглядывать свой узкий загорелый торс. Оставшись вполне довольным, юный эльф тоже стал одеваться.
   - Зуб болит, - констатировал паладин, кинув на Эйлин внимательный взгляд.
   Бросив заправлять постель, он быстро обошёл свою кровать и, сев напротив, взял её лицо в ладони, чтобы снять боль.
   - Говорю тебе, сходи к гномам, - родные глаза воззрились на неё с тем особым выражением, которое она называла "нежным укором". Ужасный взгляд. Его и дракон не выдержит. - Никакие полоскания тут не помогут.
   Поморщившись, она упрямо пробубнила:
   - Есть только один гном, которому я могу такое доверить.
   - Ты о Леонарде? Да где же ты его сейчас найдешь?
   - Мы договорились встретиться осенью во Вратах Балдура. Он будет там до Урожайной Луны. И хватит на меня так смотреть, - она умоляюще сделала брови домиком, - пожалуйста.
   Желваки заходили на свежевыбритых скулах, но, недовольно покачав головой, Касавир так и не высказал того, что вертелось у него на языке. Впрочем, не в первый и не в последний раз.
  
  
   После стандартного недорогого завтрака в столовой их ждал неприятный сюрприз, на фоне которого о странном сне и больном зубе даже вспоминать было неловко, и который сильно обогатил событиями этот день. Арвида не оказалось ни на рабочем месте, ни у себя. Они оба могли поклясться, что накануне, прежде чем уйти в отведённую им комнату, убедились, что в замочной скважине его двери торчал вставленный изнутри ключ. К утру ключ исчез, но комната по-прежнему была заперта. Её открыл комендант по просьбе Сэнда, и один беглый взгляд дал уверенность в том, что аасимар покинул своё обиталище поспешно, но, скорее всего, добровольно. Друзья тут же разделились для поисков и опроса всех, кто мог его видеть.
  
   Чуть позже Касавир, Кара и Сэнд собрались в комнате молодого алхимика. Лица их были мрачнее некуда. Дожидаясь остальных, они осматривали скромное, но чистое помещение, хранившее следы недавнего присутствия хозяина. Ничего особенного это не дало, кроме разве того, что аасимар, возможно, ушёл в домашних ботинках - видно, в сильной спешке или волнении. Постель была разобрана и уже остыла. На откинутой крышке старенького бюро стояла открытая чернильница с пером, и чернила ещё не успели засохнуть. Тусклый утренний свет просачивался меж задернутыми шторами и падал на круглый столик, на тарелку с парой заветренных кусков сыра и ломтем слегка подсохшего хлеба. Рядом с ополовиненным графином валялся смятый квадратик зеленоватой промасленной бумаги, в какую Сэнд обычно заворачивал свои порошки. Отдернув застиранную штору, эльф повертел его в руках и зачем-то понюхал.
   - Уж не страдает ли парень сомнамбулизмом? - изрёк он, покачав головой. - Он жаловался на бессонницу, но порошок должен был уложить его в постель часов на восемь минимум.
   Касавир глубоко вздохнул, опершись обеими руками на крышку бюро, и спросил эльфа:
   - Он ведь числится твоим личным помощником? Странно, что он куда-то ушёл без твоего ведома. Вы не ссорились?
   Сэнд пожал плечами:
   - Насколько мне известно, нет. Я лишь сказал ему то, что сказал бы любой на моём месте. Что он, возможно, хороший учёный и толковый помощник, но организатор точно бездарный, и развал в алхимическом секторе целиком на его совести. И если он не перестанет мрачнеть, как туча, не примет мои слова к сведению и не займётся делом, я поставлю вопрос об его соответствии званию мага Гильдии.
   Взгляд Касавира потяжелел.
   - Понятно, - заключил он. - Сэнд, ты глаз с него не должен был спускать после всего, что узнал.
   - Ну, знаешь! Не слишком ли много ты от меня хочешь? Я не нянька ему, пусть катится на все четыре стороны, если не хочет исполнять свои обязанности. В конце концов, я ему ничего не должен, это у Кары с ним были какие-то дела.
   - Он мне ничего такого не говорил, если вы это имеете в виду, - угрюмо ответила колдунья на обращённые к ней взгляды и вздохнула: - Нехорошие у меня предчувствия.
   - Да уж, - невесело поддакнул Сэнд.
   - Он несколько недель провёл в гильдии, боялся лишний раз на улицу выйти, и вдруг...
   - Н-да. От таких исчезновений хорошего не жди, - пробормотал паладин, перебирая бумаги в бюро. - Что могло заставить аасимара выскочить под утро из постели? Он писал что-то перед тем, как уйти. Знать бы, что...
  
   - Он не покидал территорию гильдии, - раздался взволнованный голос входящей Эйлин. - Сад прочесали. Привратник клянётся, что через ворота он не проходил. Ночью и утром его никто не видел. Словно испарился.
   - Если он хотел уйти незамеченным, то мог использовать зелье или чары невидимости, - заметила Кара. - Но на кой чёрт ему это...
   Эйлин мотнула головой:
   - Невозможно. У аладжи звериное чутьё.
   - Туалетные комнаты проверяли? Столовую? Подвал? - мрачно поинтересовался Сэнд.
   Мелрой, исполнившись важности, скрестил руки на груди и медленно помотал головой.
   - Чёрный ход? - спросил Касавир.
   - Здесь его нет, - выдохнула Эйлин. - Забор вокруг территории защищён магией.
   Осторожно покосившись на паладина, Мел старательно пробасил:
   - Я бы этому привратнику не очень-то доверял. Допросить бы его, - мальчишка зловеще поиграл бровям и протянул: - С пристрастием.
   - Вот вы-то этим и займётесь, прыткий юноша, - насмешливо осадил его Сэнд.
   - Аладжи говорит, что, если Арвида нет в гильдии, то уйти он мог только в канализацию, - торопливо продолжала Эйлин. - Он уже рассказал мне, как туда попасть, и даже дал ключ. У Арвида он тоже мог быть. Их всего штук семь на гильдию. Ну что, идём?
   Кара тихо выругалась.
   - Сколько вас знаю, недели не проходило, чтобы не приходилось лезть за вами в какую-нибудь вонючую дыру.
   - Судьба у нас такая, - отозвалась Эйлин, машинально проведя пальцем по верхней полке бюро и сдув собранную пыль, - зажми нос и получай удовольствие от мыслей о будущем вознаграждении.
   Колдунья что-то буркнула о том, где она видала это вознаграждение, а Касавир сказал, немного подумав:
   - Есть смысл поискать его там. Я думаю, нам не придётся исследовать всю канализацию. Если Арвид и правда ушёл этим путём, мы обязательно найдём следы - в таком месте их нетрудно оставить.
   - У вас же есть эта необыкновенная мышь, - заметил Сэнд. - Пусть она и ищет. Или она у вас только спать и есть умеет?
   - Вообще-то, она мышь, а не собака, - Эйлин, задумчиво поджав губы, посмотрела на Мышь, безмятежно намывавшую мордочку у её ног. - Но она попробует.
  
   Эйлин порадовалась, что накануне так и не почистила доспехи - то-то было бы обидно. Помятуя о порванной мантии, Сэнд уговорил Кару переодеться во что-нибудь попрактичнее из гильдейского арсенала: там был хороший выбор удобных доспехов для магов. Колдунья сначала осматривала их без особого энтузиазма, но быстро увлеклась и, в конце концов, сочла подходящей винно-красную робу из тонко выделанной кожи рептилии с лёгкими мифриловыми накладками и таким же поясом, сидящим на бёдрах. В комплект к укороченной робе шли обтягивающие брюки, ботфорты на широком устойчивом каблуке и шлем-обруч. Всё было зачаровано на совесть. Сэнд не решился заикнуться о том, что такие доспехи носят маги высшего ранга, в том числе сама леди Гильдмастер. Насколько он помнил, Тину предпочитала голубой цвет. Главное, доспех хорошо защищал и отлично сидел на фигуре колдуньи. Иной - только, конечно же, не Сэнд - лишь взглянув на вырез, потерял бы всякую способность сосредоточиться.
   Участие Мелроя в экспедиции вызвало большие сомнения, несмотря на то, что юный эльф уже показал себя храбрым бойцом и умелым следопытом. Острастки ради взрослые взяли с него обещание не лезть вперёд и не заниматься самодеятельностью.
  
   *****
  
   Путь к канализационному люку лежал через тренировочный двор. Там царило шумное оживление. Молодые маги с утра пораньше уже испытывали свои разрушительные чары - пока лишь на старых бочках, разбитых стойках для оружия и отслуживших своё телегах. По пути Кара замешкалась, преодолевая обугленную мусорную кучу, которая перегораживала дорогу в заросший угол двора. Внезапно один из тренирующихся то ли отвлёкся, то ли ошибся, и пучок трескучих громовых стрел сорвался ей вслед. Запоздалый окрик Сэнда растворился в разноголосом шуме двора, но колдунья оказалась проворнее. Вместо того, чтобы отскочить или броситься на землю, как поступил бы любой нормальный человек, она резко развернулась и быстро сплела руками сложный узор, бросая контрзаклятье. С грохотом столкнувшись, стихии вспыхнули колючим золотисто-лиловым фейерверком.
  
   - Чтоб я сдох, - с облегчением выдохнул Сэнд, отерев нервным жестом лоб и шею, но его, к счастью, никто не услышал.
   - А тут, оказывается, не так уж скучно, - приподняв бровь, спокойно изрекла Кара.
   Колдунья с торжествующей улыбкой наблюдала, как незадачливый маг воет, судорожно тряся рукой, задетой отдачей от рассеянного заклинания. Затронутый за живое парень возмутился и вознамерился было подбить товарищей на ответный удар, но вмиг остыл, когда к нему подскочил Сэнд и набросился на беднягу с руганью. Напоследок главный алхимик пообещал устроить ему в гильдии такую жизнь, что лучше бы ему вообще на свет не рождаться.
   Когда, отведя душу, эльф вернулся, Кара высказала ему своё недовольство:
   - Чего ты разорался, как резанный? Всё настроение портишь. - Она встряхнула ещё зудящей кистью и, сняв перчатку, подула на ладонь. - Подумаешь, увлёкся парень, молния не туда улетела. С кем не бывает?
   - С кем не бывает?! - руки Сэнда чуть заметно дрожали. - С кем не бывает! Ушам своим не верю! Этот недоучка мог тебя серьёзно ранить!
   - Какой ужас, он мог меня ранить! - всплеснула руками колдунья. - А мы идём ромашки собирать, да?
   - Это другое дело! Не буду врать - то, что ты сотворила, было восхитительно, идеально и симметрично, как снежинка. Мечта, а не комбинация. Но что, если бы ты не успела сосредоточиться?
   Натягивая перчатку, Кара одарила эльфа снисходительным взглядом.
   - Сэнд, если бы я не успела сосредоточиться, мне не следовало бы сюда соваться и вообще заниматься колдовством.
   Эйлин невольно поёжилась: "Интересно, кто из нас смог бы также быстро ответить чарами на чары, как Кара?"
  
   - Почему-то многие об этом даже не думают, - продолжала колдунья свою мысль, когда они удалялись от злосчастной кучи. - Однажды обнаружив, что умеют послать огненный шар в цель, уже мнят себя магами. А в этих пронафталиненых Академиях даже более-менее способные окончательно теряют стимул смотреть на вещи реально и просто, доверять своей интуиции. Так и получается, что, куда ни плюнь - сплошные маги, а стОящих среди них единицы.
   Она ободряюще помахала рукой своему несостоявшемуся обидчику, который всё ещё поглядывал на них, нервно кусая губы и переговариваясь с одним из товарищей.
   - Зато этот недотёпа пусть благодарит меня за науку. Может быть, поймёт, какова цена неэффективной концентрации и плохой интуиции. Пойми, если ты промахнулся, это ещё не значит, что ты паршивый маг. Но ты паршивый маг и останешься им, если не научишься предвидеть и использовать возвратную энергию собственных чар. Даже ошибка может открыть новую возможность.
   - Узнаю нашу Кару. Сплошные оправдания безалаберности, - проворчал Сэнд, плохо скрывая звучавшую в голосе заинтересованность. - Не мудрено, что тебя выперли из Академии.
   - Не знаю, как Академии, а мне это, как видишь, только на пользу пошло, - со смешком отпарировала колдунья.
  
   Между тем, они подошли к зарослям полыни в углу двора, где, по словам привратника, был спрятан ход под землю. Эйлин было жаль прерывать разговор. Она и не думала, что Кара, чистый практик и импровизатор, способна вывести какие-то принципы из собственного опыта. Она неожиданно спросила:
   - Кара, а ты не думала заняться преподаванием? Открыть какие-нибудь независимые курсы? Те, кто сможет их благополучно закончить, уж точно будут лучшими из лучших.
   - Шутишь как всегда?
   - Даже не думаю, - серьёзно ответила Эйлин.
   - Забавно было бы на это посмотреть, - наигранно-ехидно встрял Сэнд.
   - Я бы тоже взяла у тебя несколько уроков.
   В ответ колдунья лишь проворчала:
   - Я ещё не всю канализацию Фаэруна с вами облазила.
  
  
   Маг вздохнул, указав на свежепримятую траву около люка.
   - Не зря я потратил время на маски. Нам всё-таки придётся туда спускаться, будь оно неладно.
   Простой двусторонний замок на ржавой решётке низенького колодца поддался легко. Сэнд педантично проконтролировал, чтобы перед спуском каждый выпил иммунное зелье и надел пропитанную специальным составом защитную маску - упрощённый вариант его патентованной маски-шлема. Сиё изобретение, с подачи Мела получившее наименование намордника, не вызвало особых восторгов, но было полезным элементом оснащения. Запах - не самое страшное, с чем они могли столкнуться. Куда хуже было бы отравиться ядовитыми испарениями или подцепить какую-нибудь болячку от канализационных тварей.
  
  Эйлин
  
   Мы по очереди изучали карту канализации Гильдии Магов и прилегающих кварталов - измохратанный кусок пергамента с едва различимой намёткой каналов, которую где-то отрыл сообразительный и расторопный Азгар.
   Интересный он, этот лесной дядька. У него в комнате даже книжная полка оказалась. Две книги лежали на тумбочке у кровати, значит, и правда, читал. Одной из них была не-упомнила-чья баллада о последней войне с Королём Теней в скромном мягком переплёте за пять грошей. Интересно, много они там в балладах наврали или не больше, чем обычно? Надо бы как-нибудь ознакомиться. Был ещё чуть потрёпанный, как всякая любимая книга, сборник лирики популярной местной поэтессы. Аладжи, увлекающийся чтением - это более чем любопытно. Должно быть, он долго прожил у магов. Он хорошо говорит на Общем для существа с нечеловеческим устройством гортани. И голос у него добрый и спокойный, даже когда он ворчит на Мела.
  
   Сэнд тоже, как всегда, полон сюрпризов. Его стремительное назначение главой алхимиков не лезло ни в какие рамки случайности, это и дитю было ясно. У Кары были на этот счёт свои догадки, но... не может же всё быть так просто. Я не отказываю Сэнду в умении быть обаятельным и не сомневаюсь в его праве занимать эту должность. Допускаю, что эта эльфийская леди Уотердипа, которую мне уже не терпится увидеть живьём, мгновенно оценила его таланты. Ну, или, как думает Кара, банально запала на него. Но слишком часто я убеждалась, что стихийные решения людей, наделённых какой-то властью, оказываются таковыми лишь на первый взгляд - пламенный привет сэру Нивалю. Надо присмотреть за Сэндом. Кроме неискренности, которую, откровенно говоря, следовало ожидать, я почувствовала в его взгляде и словах нечто более опасное - тонкий ледок нерешительности. Как он там однажды сказал? Боги считают искренним того, кто сражается с демонами собственных, а не чужих сомнений. Не очень понятно и, возможно, спорно, но... что ж за демон одолевает тебя, Сэнд? Какой из? Смею ли я надеяться, что мы с тобой сможем помочь друг другу?
  
  
   Понять что-либо на схеме было трудно, но стоило на всякий экстренный случай запомнить хотя бы основные развилки и расположение колодцев. Прочие же детали надёжно отпечатаются в памяти Мела, да и Мышь не даст заплутать.
   Все эти проверки снаряжения, напоминания о сигналах и способах построения на все ситуации - рутина. Но рутина очень важная, каким бы спетым ни был отряд. Это настраивает на совместную работу, что важно для меня - я должна быть готова в любой момент стать и голосом, и нервом команды, протянуть гармонические нити к сердцам, не дать многоголосой душе отряда распасться на страхи и эмоции. Это нужно Касавиру, потому, что, случись серьёзный бой, ему придётся следить за нашим состоянием, лечить на ходу. И магам это тоже нужно. И новичкам вроде Мела. Он должен был почувствовать себя частью команды и уяснить, в каких случаях инициатива приветствуется, а в каких за неё уши обрывают, чтобы не повторилась наша общая ошибка...
  
   Впрочем, ошибку мы совершили, уже позволив ему пойти с нами. Касавиру это не нравилось. Мне это не нравилось. Мел хороший воин и обладает полезными умениями, но неплохо бы ещё научить его носить нормальные доспехи, защищающие всё тело. В таких местах, как канализация, и пустяковая царапина может доставить массу неприятностей. Но дело было даже не в этом, всё-таки, мальчишка был достаточно ловок и подготовлен, чтобы можно было не бояться за него. Мы просто понимали, что столкновение с формами жизни, обитающими в клоаке городской цивилизации, и сама аура этого места могут дурно повлиять на лесного эльфа, ещё толком не привыкшего к городу. Однако удержать его мог только Сэнд: в его присутствии мы теряли влияние. Он был его формальным хозяином, он привёз его сюда, нёс за него ответственность. И мы возложили бремя отказа на него. Касавир не хотел новых споров и рассчитывал на его благоразумие. Но Сэнд решил, что Мелу это пойдёт на пользу. К тому же, подумали мы, оставлять неуёмного мальчишку, раздразненного обещаниями и уже успевшего найти себе врагов в лице воров, тоже опасно. Мы ведь не знали, скоро ли вернёмся. Экспедиции за травами были временно отменены из-за вчерашней находки в Поющей Роще. Рассчитывать, что ученику главного алхимика будут добросовестно не давать скучать другие маги, было неразумно, а отдавать под присмотр безотказного и ответственного Азгара, отстоявшего день и ночь на дежурстве - просто по-свински.
  
   Въедливый инструктаж Сэнда тоже пошёл в копилку создания настроя. Он, конечно, проживёт день впустую, если не найдёт повод поязвить. Что можно делать в его замечательной маске, чего нельзя. Не чихать, дескать, и в носу не ковырять. Вот смешной! А зачем я, по-твоему, туда иду, если не в носу поковырять в своё удовольствие? Но и такие малоосмысленные наставления тоже, как ни странно, имеют смысл. В последние минуты перед делом, вся эта подготовительная обыденность, перемежаемая такими вот глупыми шуточками, создаёт необходимую лёгкость в голове, позволяет с чистой совестью отодвинуть в сторону всё, что там не понадобится. И, может статься, по возвращении добрая половина терзавших тебя дум благополучно растворится в мировом эфире, недодуманными и потерявшими смысл. И должна быть уверенность, что всё предусмотрено, всё идёт по плану. Оно понятно, что по плану почти никогда не бывает, и всего не предусмотришь. Но даже перед тем, как выдать буйную импровизацию, чтобы всех до кишок продрало, будь любезен настроить инструмент по всем правилам.
   Как Красавчик Ксингрум[3], которого за пьяные выходки однажды отправили на два месяца в каменоломни, развлекать исправляющихся пиратов. Это в городском обществе он грубовато-порочный красавец с квадратной челюстью и волнующим баритональным басом, притягивающий взгляды женщин, падких на плохих парней с большими мышцами и кулаками. А там, среди огров, минотавров и своих сородичей-чистокровных орков он, наверное, выглядел сущим городским интеллигентом, "ботаником", как сказал бы Келгар. Вот он и устроил им под конец срока представление - расколошматил в щепки свою гитару, причём, всё больше об их головы. Но перед этим долго настраивал, добивался идеального звука...
   Я-то понимаю, каково ему было каждый вечер видеть одни и те же рожи, желающие слушать одни и те же разухабистые песни и ржать над сальными анекдотами. А никуда не денешься. Тут не только на крышу - на каланчу спьяну полезешь "сбацать" для дорогих земляков, да так, чтобы стекла на всю округу звенели. Хотя, это уже из другой песни...
  
   И ещё один бард однажды застрял в горной деревне, убежище контрабандистов. Не успел перебраться через перевал до снегопадов из-за тяжёлой лихорадки, а потом ждал весны, чтобы двинуться на юг - к дому и любимому сыну, которого не видел много месяцев. Тоска, надо думать, была смертная. Но он, как обычно, не унывал. Ему, в отличие от ошалевшего с безнадёги Ксингрума, даже повезло встретить в этом хмуром, отрезанном от мира и закона месте ещё одну залётную пташку, оказавшуюся на мели, - рыжеволосую авантюристку с белой кожей и тонкими запястьями. Она помогла ему встать на ноги и пережить трудную зиму. А он, не похожий на рыхлого городского неженку, но привлекательный, образованный, знающий сотню песен и историй, лёгкий на подъём, эмоциональный, не скупившийся на нежные слова и комплименты, которые так красиво звучали с его мягким акцентом, - тоже скрасил её жизнь, подарил немного праздника. Немного солнца.
   Наверное, роскошная пшеничная грива уже стала изжелта-седой, и борода такая же седая, и лицо в морщинах, особенно вокруг глаз...
  
   Что бы там ни говорил Ниваль, они с отцом никогда не бедствовали и не прозябали в ужасных трущобах. И многие на месте мамы были бы счастливы уехать с таким мужчиной в большой город, дающий столько возможностей. Не хотела менять свою жизнь, не любила по-настоящему? Или понимала, что в Уотердипском лабиринте старых домов и дырявых заборов, где ждёт его семилетний сын, праздник закончится? Каждый сделал свой выбор. Она - такой, какой хотела, он - тот, который ему оставался, отцовский. Но ни один бард просто так не оставит женщине свою лютню. Мог бы и побрякушку какую-нибудь. Значит, отчаянно верил, что они ещё встретятся. И она её почему-то не продала и не посчитала за труд захватить с собой в Гавань.
   Впрочем, судя по рассказам Ниваля, импульсивные поступки были в отцовской натуре, и терял он на этом порой немало. Одно только и приобрёл - сына, оставленного на его попечение более расчётливой и целеустремлённой особой, чем была моя мать. Никогда раньше не думала, что ребёнок может так чётко унаследовать внешность от одного родителя, а основу характера от другого, даже если был брошен им...
   А меня, выходит, связывает с родным отцом лишь растрескавшаяся лютня из подвала, чудом не выброшенная Дэйгуном. Но она заново родилась в моих руках и помогла найти выход эмоциональному и звуковому хаосу в моей душе. И это - немало. Я верю, что, если бы мама дожила до этого момента, если бы узнала, что я унаследовала способности отца и что волшебный инструмент сам выбрал меня в его ученицы - она никогда не позволила бы мне расти безотцовщиной. Я верю, что она была бы мудрой матерью. И принцу Златовласке пришлось бы пододвинуться.
  
  
   Мы долго светили ли внутрь колодца, чтобы удостовериться в безопасности спуска. Никакой лестницы там не было, но имелись вбитые в кладку железные скобы. Кара при этом не удержалась и выразила надежду, что на сей раз обойдется без обвалов, а то, дескать, второй раз Касавир её точно не поймает. Кас тоже не удержался и, оглядев её с головы до ног, будто что-то прикидывая, с ужасно серьёзным видом протянул: "Я постараюсь". Есть у него чувство юмора, есть. Своеобразное.
  
   Итак, как говорят бывалые рассказчики, мы попали в ад. Это, конечно, громко сказано, до ада там ещё копать и копать. И всё-таки, было ощущение, что, если наша цель преисподняя, то мы на верном пути. Из положительных сторон можно отметить многочисленные семейки светящихся грибов на стенах и потолке. Во-первых, какое-никакое украшение. Особенно хороши были голубые мухоморы с розовыми и оранжевыми крапинками. Сэнд, спустившись в колодец, быстренько набрал себе немножко для изучения. Тонкие белые сопли, свисавшие сверху, были похуже на вид, но давали больше света. Это был большой плюс. Запах, конечно, был ещё тот, но его слегка перебивала пропитка маски, в которой преобладали эвкалипт и чеснок. В общем, терпимо. Кара вот аромата свежего чеснока не любит - ну, так это её проблемы, а меня он очень даже бодрит.
  
   В остальном же это была, наверное, типичная канализация, насколько я в них разбираюсь. Зловонный мусор, сбитый в кучи мутными потоками воды, склизкие кирпичные стены с облепленными налётом жерлами выводных труб, клубящиеся газы, несущие болезнь и смерть, ржавые железные перекрытия и теряющиеся где-то над ними хилые просветы замусоренных ливнёвок. Дрянь, мерзость. Романтика, воспетая бесстрашными искателями приключений. СОКРОВИЩА! Ещё бы, будь я обладательницей неправедно нажитых богатств, я бы их обязательно именно сюда и спрятала. Чтобы этим искателям жизнь мёдом не казалась.
   Волнительный холодок пополз-таки по спине, когда я обозревала плавно изгибающийся вправо туннель малого коллектора.
  
   К счастью, русло мелкой речки, протекающей по узкому дну, было снабжено бортиками. Мы разделились "змейкой" по обе стороны потока: Касавир чуть впереди, я наискосок, дальше Мел под бдительным оком Сэнда, а Кара замыкающей. Это давало всем и хороший обзор, и возможность быстро вступить в бой. Жизнь тут кипела - это сразу стало ясно. Того, кто не раз бывал в местах скопления тварей, опыт никогда не подводит. Ты чувствуешь, как тебя окутывают тягучие клочья чужих дыханий, ощупывают сотни бездонных глаз, в которых ненависть борется со страхом. Шипящей змеёй вползает в сознание вероломство уходящей в скользкую неизвестность дороги: вязкий плеск воды, шорох крыс. Крыс ли? И тревожной дробью отдаются в сердце внезапные шлепки капель где-то далеко, за изгибом канала. Фа - си - ля - ми - фа... Мы-и-дём-ис-кать.
   Я не отказала себе в удовольствии пропеть зловещим речитативом:
   - Чики-чики-тум. Кто не спрятался - мы не виноваты.
   И, конечно, удостоилась "особого" взгляда Касавира и ядовитого цыканья Сэнда.
   Но тот, кому предназначался этот ободряющий экспромт, хихикнул, пусть и слегка натужно - и тут же в душе вновь всколыхнулось сомнение. Каково лесному созданию, недавно покинувшему родину, здесь, под толщей мёртвого камня, пропитанного отходами магии, вековыми помоями и нечистотами великого города. Он ещё не привык к цивилизации, не научился отличать ценные её плоды от неизбежной гнили. Не сломает ли пережитое его уверенности в выбранной цели и своих силах?
   Я повернулась к Мелу и он, почувствовав, что я смотрю на него, взглянул на меня исподлобья настороженным, растерянным зверьком. Ему было действительно слегка не по себе. Может быть, он не понимал, на что идёт, напрашиваясь с нами, а мне не хватило чутья и такта поговорить с ним об этом наедине. Я беспомощно поймала взгляд Сэнда, но тот, кажется, не сомневался в правильности нашего поступка. Это придало мне чуть больше уверенности - он всё-таки, тоже эльф, и благоволит к мальчугану. Мел почувствовал, что вокруг него что-то происходит, и тут же вскинул голову, сдунув зеленоватую прядь со лба. Упрямая сталь сверкнула в серых глазах. Я вздохнула. Не уйдешь. Понятно, что ж тут непонятного.
  
   Хозяева территории, однако, не спешили вставать на её защиту. Зато в воде то тут, то там плавали свежие, изъеденные кислотой и огнём останки, принадлежность которых мне как-то не очень хотелось выяснять. Кожа у них была сероватая, нездоровая, пальцы человечьи, но с перепонками - это всё, что я заметила. Сэнд и Касавир сошлись во мнении, что это похоже на мьязелей - тварей не слишком умных, но ловких и агрессивных. Собравшиеся на пиршество крысы были распуганы Мышью, которая вовсю развлекалась, прыгая впереди с бортика на бортик. Она сменила серо-белую шкурку на хамелеоний наряд, да ещё вывалялась в канализационной грязи, чтобы ослабить собственный запах, так что, внезапные появления гигантского мышиного демона производили настоящую панику. Интересно, из какого прекрасного мира пришло в домик Лео это чудо?
  
   - Кто-то расчистил нам путь, - высказал общее мнение Кас.
   - Крупный человек в обуви на мягкой подошве, - добавил Мел. - Рост не менее шести футов. Вес около двухсот двадцати. На правом бедре тяжёлая сумка. Грузноватый, не очень ловкий. Передвигался рывками, иногда переходя на бег.
   - Аасимар, - еле слышно пробубнил Сэнд в свою маску. Если только мне не показалось, в его тихом вздохе проскользнуло некоторое чувство вины.
   Мел передёрнулся.
   - Худо промочить ноги в таком поганом месте.
   Касавир внимательно посмотрел на мальчишку. Да, уж очень искренним было его отвращение.
   - Тебе ещё не поздно вернуться, - заметил он.
   Юный эльф помотал головой и, покусав губы и собравшись с мыслями, поднял на него глаза.
   -Я хочу стать не просто хорошим мастером, но настоящим художником.
   Мальчик поискал взглядом поддержки у меня, потом у Сэнда. Маг чуть сощурился, заинтересованно склонив голову.
   - Я должен видеть разную жизнь, - продолжал Мел, - испытать разные чувства. Иначе ничего не выйдет.
   "Не рано ли?" - такой вопрос-приговор должен был сорваться с губ Каса. Но он ничего не сказал, лишь вздохнул и отвернулся, принявшись цепким взглядом осматривать место недавней схватки аасимара с монстрами.
   - И вообще, - не унимался Мел, - я должен идти первым. Вы все следы затопчете.
   Кара хмыкнула, а Сэнд издал неопределённое притворно-возмущенное восклицание. Но вообще-то, было не до смеха. Подобные разговоры при Касавире лучше не заводить. Во всяком случае, не стоит это делать больше одного раза, а один раз за Мелом уже числился. Касавир в своё время даже бравого вояку Келгара сумел убедить правильно относиться к тому факту, что он член отряда и должен действовать сообразно.
   - Нет, - бросил он через плечо, - нас поведёт Мышь.
   Он поморщился, как будто ему самому не понравился собственный тон и снова посмотрел на Мела. Голос его звучал строго, но без характерного холода. Впрочем, нелегко было придать словам нужный оттенок, сквозь жёсткую и плотную многослойную ткань маски. Меня и саму это немного нервировало, несмотря на обещания Сэнда, что всё будет в порядке. Я не могу чувствовать себя уверенно в доспехе, от которого не знаю, чего ожидать, если вдруг придётся применять специфическую голосовую магию.
   - И сделай одолжение, не обсуждай установленный порядок, - произнёс Касавир. - Хочешь разъяснений - получишь их позже. Я отвечу на все твои вопросы по тактическому передвижению и ведению боя в условиях ограниченного пространства и видимости.
   Он говорил с парнем довольно мягко для такого случая. И я была благодарна ему за это. Я уже давно заподозрила, что у нас, возможно, не будет детей. И порой он, сам не зная того, давал мне повод сожалеть об этом и мучиться угрызениями совести. Нет смысла молиться и задаваться вопросами, что во мне не так. Во мне всё стало не так. И я никак не решусь поговорить с ним об этом.
  
   Его голос нарушил течение моих тягостных мыслей.
   - Во всяком случае, он проходил здесь не так давно, это к лучшему и для нас, и для него.
   Оптимизм его слов не мог меня обмануть. Тревожный прищур глаз, ощупывающих путь, невидимое движение губ под маской, глухая отрывистая команда "вперёд!" - он был обеспокоен, и я понимала, почему. Валяющиеся чуть ли не на каждом шагу куски оболочек кислотных сфер и толстое стекло склянок, в которых хранят алхимический огонь, не сулили ничего доброго. С одной стороны, хорошо, что Арвид даже в сильной спешке подготовился к встрече с тварями. С другой - он использовал свой арсенал неэкономно, попросту выжигая всё вокруг при малейшей опасности, что выдавало в нём неопытного, управляемого страхом бойца. Но сферы и склянки рано или поздно заканчиваются. И что тогда?
  
   Каждый из нас знал, каков бывает итог подобных "приключений". Каждому из нас было, что вспомнить из собственного поучительного опыта. Уж мне-то точно. Я никогда не забуду свою первую серьёзную вылазку в опасные Топи и удушающий животный страх, который охватил меня при неожиданном столкновении с выросшим из-под ног слизевиком. Невозможно было действовать в этой ситуации более неразумно и беспорядочно, чем я - так потом сказал Дэйгун. Но меня удивило, что он не так уж сильно меня ругал, хотя его гнева я боялась больше всего. Проще было умереть в этой слизи. Я иногда представляла, как пожертвовала бы собой ради его спасения, а он убивался бы и корил себя над моим истерзанным телом, лежащим в какой-нибудь душераздирающей позе. Это казалось привлекательнее, чем получать нагоняи за дурь. А в тот раз он даже голоса не повысил, но, напоив меня настоем, терпеливо задавал вопросы, заставляя восстанавливать в памяти и проговаривать всё случившееся, пока я не успокоилась и сама не поняла, что же произошло и что надо было делать. Я знаю теперь, что это было не великодушие - на него Дэйгун не способен, - а понимание старшего и опытного, мудрость, которую он ненавязчиво старался вбить мне в голову. С тех пор, как он взял на себя ответственность за меня, он делал всё возможное, чтобы как можно лучше меня подготовить - не больше. Но и не меньше.
  
   А вот молодой аасимар, подумала я, напрасно покинул тихую лабораторию и отправился туда, где ему не место. Что мог почувствовать или услышать потомок полубогов, посвятивший себя магии? Мог ли Сэнд чем-то вызвать его подозрения? Обиднее всего было то, что мы разминулись лишь на пару предрассветных часов.
   Я не знала его, но Кара ему почему-то симпатизировала, а значит, что-то в нём было. Нет, она не проявляла каких-то особых признаков волнения по мере того, как мы продвигались вглубь канализации по оставленному аасимаром следу. Но всё происходящее явно злило её. "Чёртов дурачок", - тихо сорвалось однажды с её губ.
   Оставалось лишь молиться, чтобы уроком ему не стала глупая смерть.
   Хм... хотелось бы мне знать, какая смерть бывает "умной".
  
   И как же мило было встретить здесь близких родственников моих старых друзей, болотных слизевиков! Справиться с ними было не так уж трудно, с нашими-то возможностями. Главное, вовремя их обнаружить и уничтожить на расстоянии, а то вблизи они вмиг парализуют ноги. К тому же, оружие наносит им мало вреда и вязнет в студенистых телах. Поэтому, каждое шевеление в грязи, каждый пузырёк на поверхности воды были сигналами Каре и Сэнду. Мел держал наготове пресловутые склянки с жидким огнём. Оказалось, что на канализационную слизь он действует отлично. Горели они красиво: алое пламя, белые искры. А их споровые мешки лопались с веселым треском, как сухие кукурузные зёрна, сразу напомнив мне ярмарку на Жатву. Осмотрев то, что от них осталось, Сэнд авторитетно заявил, что огневой способ уничтожения самый эффективный, ибо не позволяет слизевикам распространять своё семя и в мгновение ока порождать новых тварей. И правильно. Я вообще не понимаю, зачем они живут. Какая от этой дряни польза? Элани возразила бы мне, что это я для них бесполезно смердящая тварь, а моя цивилизация - язва на теле их родного болота. Дэйгун тоже когда-то объяснял мне, что они, в сущности, безобидны, и лучше просто обходить их. Потому, что это важное звено пищевой цепочки.
   Слизевик пугается, когда ты, не ожидая нападения, проходишь слишком близко, и выпускает парализующие споры. Ты валишься наземь, как куль с картошкой. Ноги сводит болезненной судорогой, ты орёшь и ничего не понимаешь. Тебе кажется, что ты сейчас описаешься, и, скорее всего, так и есть, но тебе не до этого. Ты парализован судорогой, паникой, сквозь боль и ужас ты вспоминаешь, что это Топи, и корчась и отплёвываясь от грязи, пытаешься поудобнее перехватить оружие. Пытаешься куда-нибудь ползти. Естественно, ты быстро станешь чьей-нибудь добычей, если никто не успеет прийти на помощь. А слизевик-санитар добросовестно подберёт сгнившие и впитавшиеся в почву объедки. Самая дурацкая и несправедливая смерть из всех дурацких и несправедливых смертей на свете.
   Иди к чёрту, Элани! Кто выжил, тот и прав. В этот раз правда снова оказалась на моей стороне, что меня вполне удовлетворяло. А философствуют пусть философы, у которых пугливый безмозглый гриб не пытался отнять жизнь - просто так, из чувства самосохранения.
  
   Я впервые столкнулась здесь с забиякожабами, и, должна сказать, на картинках они выглядели слабее и безобиднее. Но существование в канализации изменило их в лучшую - конечно, не для нас - сторону. Они были крупнее своих обычных водяных собратьев, носили причудливые, кустарно изготовленные доспехи и довольно ловко обращались с оружием. Оно у них, правда, было паршивое - ржавые топорики и короткие мечи. Твари с пронзительным гортанным кваканьем выпрыгивали из боковых труб и шлёпались с перекрытий, тут же остервенело бросаясь в бой. Среди них были даже маги, способные призывать пауков. С контролем у них было хуже, поэтому пауки попросту бросались на всё, что поближе. Основной же урон мы потерпели от длинных стрекательных жабьих языков. Увёртываться от них было невероятно трудно, а метили они всегда в слабые места, умудряясь забрасывать жгучие нити даже за воротник. Ни один из нас не смог уйти от их укусов. Поэтому, как ни стремились мы поскорее найти Арвида, после этого столкновения пришлось сделать остановку, обработать небольшие, но опасные из-за жабьего яда ожоги и заодно дать возможность нашим магам восстановить силы. А ценные языки перекочевали в сумку Мела. Я заметила, что парнишка любит изучать всякую живность, и видом вывернутых кишок его не особо смутишь. Не знаю... может, это и хорошо для художника, стремящегося быть правдивым.
  
   Но нас беспокоило то, что на открытых участках тела мальчика выступили подозрительные красные пятна. Сэнд объяснил, что это просто местная реакция - наподобие того, как у Кары иногда бывает лёгкий зуд или жжение в ладонях после некоторых невербальных заклятий. Индивидуальная реакция на ненужную организму остаточную магию. А здесь, в канализации - сплошная магическая и органическая гниль, дающая жизнь всем этим грибам и созданиям. Для Мела она чужеродна, к тому же, он выпил иммунное зелье, мобилизующее собственные защитные силы. Сэнду я верила, да и мальчик ни на что не жаловался, а пятна заметно побледнели после того, как маг велел ему смазать их каким-то успокаивающим маслом. И всё-таки, я опасалась, что добром это не кончится. Я попросила его быть поосторожнее и хотя бы возню с трупами отложить на другой раз. На это раз Сэнд меня поддержал.
  
   Мы довольно долго шли по следу Арвида, не встречая почти ничего нового. Плохим знаком было то, что свидетельства его разрушительной деятельности редели, а его самого не было ни слышно, ни видно. Мышь тенью прошмыгнула в боковой канал и тут же сигнализировала о находке. Канал шёл слегка под уклон, там было по щиколотку воды и, к тому же, тесно. Пришлось идти гуськом, а Касавиру ещё и немного пригнувшись. В десятке шагов от входа стена оказалась забрызгана кровью, и дальше, насколько хватало видимости, была изукрашена красно-бурыми мазками. Развернуться как следует со своей комплекцией, а тем более, бросить склянку Арвид в этой кишке не мог. А может, они у него к этому времени и закончились. Дальше, за поворотом слышались очень нехорошее копошение, сопение и чавкающие звуки. Я мысленно приготовилась к худшему.
  
   *****
  
   Их было четверо - внизу, в большом круглом отстойнике, разделённом железными решётчатыми перегородками, поверх которых были устроены разветвлённые дощатые мостки. Те самые человекоподобные существа с бородавчатой кожей цвета подтухшего мяса и непропорционально длинными перепончатыми конечностями. У Эйлин едва тошнота не подкатила к горлу и от зрелища, и от мысли, кто мог стать их обедом. Однако, твари, мерзко чавкая и урча, пожирали своего же убитого собрата. Времени думать, что случилось с аасимаром, не было. Когда каннибалы засуетились, почуяв чужаков, стало ясно, почему он так боялся их и старался уничтожить при малейшем приближении. В ближнем бою против таких быстрых врагов у него было гораздо меньше шансов. Бросив трапезу, они плотоядно заверещали, схватили свои утыканные гвоздями дубинки и с необыкновенной ловкость и скоростью полезли вверх, то ли цепляясь пальцами за крошечные выступы, то ли присасываясь перепонками к скользкой стене отстойника. Взращённые канализацией люди-желудки. Стремительные машины для убийства и пожирания всего, что годится в пищу.
  
   Двадцатифутовая высота была преодолена за считанные секунды - не больше, чем нужно опытному воину, чтобы вынуть оружие и приготовиться к бою. Или магу, чтобы набросить несложное защитное заклятье. Отряд был в невыгодном положении: путь вниз был отрезан, а на небольшой, огороженной низкими поручнями платформе приходилось прижиматься поближе к стене, чтобы не свалиться. Магам было трудно действовать, не задевая своих и не рискуя самим. Зато мьязелям это не доставляло ни малейших неудобств. Размахивая оружием, они с лёгкостью запрыгивали с поручней на стену и потолок.
  
   Уворачиваясь от летящей в висок дубины, Эйлин сделала шаг в сторону от стены. Нога ступила на что-то скользкое, и, успев в контрударе рассечь нападающему плечо, она почувствовала, что теряет равновесие. Выработанный тренировками навык заставил её сгруппироваться, ещё до того, как мелькнула мысль об опасности перевалиться через поручень и сверзнуться на дощатые мостки и железные решётки.
   Инстинктивный контроль над своим телом, над каждой мышцей, в любой ситуации.
   Ниваль когда-то клал первые кирпичики в фундамент карьеры, тренируясь на узкой доске над ямой, наполненной для начала грязью. Потом место грязи заняли кучи старого железа и доски с гвоздями. Самый верный способ заодно и обрести красивую осанку, стремительную походку и отточенную пластику начальника Девятки. Примитивно, но эффективно. Эйлин он слишком жёстко не дрессировал, но ему нравилось учить её и после каждого занятия с одной и той же холодноватой улыбкой замечать, что в этот раз она была уже получше пьяного тролля. Ей было наплевать на его тон, с Дэйгуном она ко всему привыкла, а вот стать ещё лучше - хотелось. Никогда не знаешь, что и когда тебе пригодится в жизни.
  
   Ныряя в группировке под поручень, она быстро перевернулась на живот. Ноги скользнули в пустоту, но, распластавшись на краю и удержавшись внутренней поверхностью плеча за стойку поручня, она осталась висеть, лишь ударившись обо что-то коленом. Длинный меч мешал, и она пожертвовала им, надеясь, что он не провалится сквозь решётки, и его не придётся потом вылавливать в отстойнике.
   Внизу звякнуло и чавкнуло. Ни дать ни взять, пьяный тролль.
   Если бы следующий удар в голову достиг цели, то "каменная кожа" Сэнда не спасла бы от оглушения. Мышь терзала врага сзади, отвлекая силы и внимание. Эйлин, уцепившись ногой за край платформы, быстро откинула удерживающий клапан и выдернула запасной кинжал из ножен на голени. Защищаясь от ударов, она пыталась по мере возможностей бить истекающую кровью, но живучую и прыгучую тварь по ногам.
  
   Спасение пришло от Мела. Эйлин не видела, откуда он появился, но сверкающее лезвие серпа рассекло снизу набедренную повязку, разрывая мышцы, связки, проворачиваясь и вспарывая бедренную артерию. Она даже не успела спрятать лицо от брызнувшей крови. Быстро подтянувшись и крепко уцепившись за поручень, она схватила свободной рукой длинные волосы согнувшегося мьязеля и с силой дёрнула вниз. Мел помог ей пинком, и, сопровождаемый его ликующим криком, каннибал присоединился к своему недоеденному сородичу. Кровь продолжала толчками вытекать из раны, сбегая по треснувшим и просевшим мосткам и смешиваясь с канализационной грязью.
  
   Кара сумела поджечь беременную самку мьязеля, пытавшуюся атаковать её сверху. Но, даже охваченная огнём, с горящим лицом и волосами, вопя и скаля зубы, тварь упорно пыталась достать её, словно не понимая, что происходит, не пытаясь сбить пламя и как-то спастись. Сорвавшись, наконец, со стены, живой факел с воем заметался на узком пятачке и внезапно бросился в сторону колдуньи. Та с визгом отскочила, налетев на Сэнда, концентрирующегося для очередного заклятья.
   - Да чтоб тебе, никак не сдохнешь! - вскричала она и, схватив обеими руками оброненную врагом дубину, стала остервенело наносить удары по ещё живому и опасному в своей агонии существу.
   Иногда и самые примитивные методы работают не хуже магии. Ей удалось отогнать обезумевшую жертву подальше, к лестнице, и та покатилась по железным ступенькам, добиваемая на всякий случай заклинанием и злобными проклятьями.
   Касавир и Сэнд сработали в паре: паладину удалось увлечь двоих нападавших в канал, а эльф технично расстрелял их со стороны платформы имеющимся в его распоряжении арсеналом.
  
  
   Сэнд прислонился к стене, чтобы отдышаться и поискать зелье в сумке. Он потратил много сил на защиту отряда и боевые заклинания против ловких и увёртливых тварей. Кара последовала его примеру. Её лицо ещё горело от пыхнувшего в него жара. Если бы не каменная кожа - в лучшем случае, спалило бы к чёртовой матери брови и волосы.
   - Господи! - воскликнула она, взглянув на подругу.
   Тиранув лоб тыльной стороной перчатки, Эйлин успокоила её, тяжело выдохнув:
   - Не моя. Но если это были не последние, нам придётся нелегко.
   Мышь, привстав на задние лапы, нюхнула воздух, лесной эльф прислушался.
   - Вроде тихо пока, - пробормотал Мел.
   - Ты цел? - Эйлин обратила внимание, что у вышедшего на платформу Касавира повреждён наплечник.
   - Всё нормально, - кивнул паладин.
   На темно-сером метеоритном металле красовалась острая вмятина. Хороший был удар, простые латы могли бы и не спасти от ранения. Он получил его, когда старался защитить Мела и отвлечь на себя второго мьязеля.
   - Хвала кузнецам Морадина, - тихо заметила Эйлин, переглянувшись с мужем.
   Тот вместо ответа протянул руку, чтобы потрепать Мела по голове, но тот обиженно отстранился - не маленький. Паладин хмыкнул и сказал:
   - Ты хорошо сражаешься. Молодец.
   - Угу, - Эйлин показала взглядом вниз, где уже закончилась агония убитого Мелом каннибала. - Спасибо за помощь.
   Мел самодовольно вскинул голову, но тут же сморщился, втянув шею: Касавир осматривал его рану выше локтя. Багровая борозда и синяк на полплеча, но крови немного, лишь чуть намокли края разрыва на тёмно-зелёном замшевом рукаве рубашки.
   - Ладно, залью бальзамом посильнее и наложу временную повязку поверх рубахи, - он вздохнул, - не раздеваться же тебе тут.
   Он исподлобья посмотрел на Эйлин, и та понимающе кивнула: "Хорошо, хорошо, купим доспех, потренируемся, будет у нас парень при полном обмундировании".
   Эйлин собиралась предложить остальным спуститься и поискать следы Арвида, он наверняка где-то совсем рядом, и, может быть, ранен, но Кара опередила её, тронув за плечо и тихо сказав:
   - Кажется... там...
   Она показала на Мышь, которая уже была внизу. Подтрусив к отверстию одного из отводных каналов, животное оглянулось на хозяйку, вжавшись в пол.
   Эйлин облизнула мигом пересохшие губы и тихо чертыхнулась в маску.
   - Скорее, посмотрим, что там, - бросила она, быстро шагая к лестнице.
  
  
   Но она зря торопилась. Кара сразу поняла, что аасимару, лежавшему за решёткой, наполовину в воде, уже ничем нельзя было помочь. Может, раньше и можно было. По каким-то причинам решётка упала, когда он свалился между перекрытиями отстойника и застрял в уходящем вниз канале. Ему придавило руку, и он зацепился одеждой за какую-то скобу, но от этого он не мог погибнуть. Судя по растёкшейся вокруг крови, потерял он её немало. Но, может быть, и ранение не было смертельным.
   Если бы он не нахлебался сточных вод... Если бы они не дали себе отдых после боя с забиякожабами... Эйлин, сколько она её знала, всегда задавала себе подобные вопросы. Если бы Шандра... Если бы мы... Если бы я... Кара старалась этого никогда не делать. Жестокие вопросы - и бессмысленные, потому что, если вот так всегда находить задним числом свою вину в том, что устал и нуждался в отдыхе, что пошёл направо, а не налево, что не знал, когда мог знать... как жить-то дальше? Эйлин другая. Что-то подсказывало Каре, что, сколько бы ещё существ ни погибло от её руки, она никогда не сможет привыкнуть к случайным жертвам. Не сможет спокойно смотреть на жалкие безжизненные тела таких вот обычных людей, которые были ни при чём и погибли ни за что.
   И сейчас, злясь и чуть не плача, колдунья её понимала.
  
   Он был симпатичен ей, этот чёртов наивный дурачок, но принёс себя в жертву неизвестно кому и чему. Он не знал, что Кара и её друзья в Гильдии, но ведь Сэнд, его прямой начальник, был рядом! Какого он попёрся сюда один, не поставив его в известность?
   И память тут же услужливо подсказала ей, почему он не хотел открыться именно Сэнду, желал сделать всё сам. Не то чтобы он произвёл на неё сильное впечатление, но с ним было приятно разговаривать. Он был другой, много читал и очень серьёзно относился к вещам, которые ей были не важны, но всё равно напомнил ей время, от которого её отрезали два года войны. Когда была куча планов и огромная вера в себя. Нужно, пожалуй, очень верить в себя, чтобы запросто завести непринужденный разговор со скучающей колдуньей, чей вид ясно даёт понять любому нормальному человеку, что с глупыми вопросами к ней лучше не подходить. Но он был действительно мил и безобиден. Высокий, слегка полноватый. Светло-рыжие волосы, взбитые по уотердипской моде, смешной пучок на подбородке, который, как он думал, прибавлял ему лет. Золотые аасимарские глаза. Приехал из захолустья, где у существа вроде него нет будущего, полюбил этот город и стремился стать здесь своим. Строил планы, занимался своей профессией, любил это дело и мог бы достичь очень многого. Как бы пренебрежительно Кара ни относилась к гильдейским, помощник главного алхимика в двадцать один год - не шутка. И он так старался не дать ей потерять интерес, так из кожи вон лез, чтобы понравиться. Шансов у него, конечно, не было, но это было приятно само по себе, как... как подаренные без повода цветы, как сюрприз ко дню рождения, как напоминание о том, что ты красива, и мужское сердце способно биться чаще рядом с тобой. И вот...
   Обожгла глупая и стыдная мысль, что на самом деле он мог подойти к их двери этой ночью, чтобы сказать Сэнду о том, что его встревожило... Кабы знать...
  
   В носу защипало и стало неприятно мокро. Нет, она не плакала. Просто одурела уже от этих запахов, и в маске было слишком тепло и влажно от собственного дыхания. Она стянула её, чтобы глотнуть воздуха - пусть зловонного и ядовитого.
   - Будь осторожна, - тут же влез со своими поучениями Сэнд.
   - Да иди ты, - негромко, но зло огрызнулась Кара, вытаскивая из кармана платок.
   Взглянув на её залитые румянцем щеки, Сэнд молча поиграл желваками, глядя под ноги. В её голосе звучало скрытое обвинение. Да, он был строг, что для парня, дослужившегося в Гильдии Магов до личного помощника главы сектора, не должно было быть чем-то экстраординарным. Да, он был недостаточно внимателен к душевному состоянию аасимара, но, чёрт возьми, он весь день пахал, разгребая дела, копаясь в архивах, и даже разговаривать с важным клиентом ему пришлось самому, несмотря на наличие помощника. Но, видят боги, такого он не ожидал и не хотел. Маг выдавил:
   - Как тебе угодно. Не хочу говорить плохо о мёртвом, но моя резкость по отношению к нему была обоснована. И это не значит, что я не скорблю о нём.
   - Конечно, после того, как грозился выпереть его из Гильдии, если он не займётся делом. Вот он и занялся. Делом!
   - На твоём месте я бы не бросался такими словами, - процедил Сэнд, уже чувствуя, что, как бы он ни ответил, будет только хуже.
   - Послушай. Я всё понимаю, - раздался голос Эйлин, чуть более резкий, чем было уместно, и колдунья обернулась к ней. Влажные, чуть прищуренные глаза, вокруг разводы, кровь с грязью, кровь на маске, кровь на волосах, выбивающихся из-под лёгкого кожаного шлема.
   - В моей фляжке ещё есть вода, если хочешь умыться, - заметила Кара.
   Эйлин мотнула головой - неважно.
   - Мне тоже очень жаль Арвида, да упокоят боги его чистую душу. Нам всем сейчас плохо, - тихо продолжила она, глядя колдунье в лицо - казалось, только её карие глаза и живы на этой маске из грязи и подсохшей крови. И они всё-всё знали. Всё, о чём она сейчас думала. Понимали и сочувствовали. Сочувственно резали по живому. - И каждый думает о мере своей личной ответственности. Но худо дело, если мы начнём обвинять друг друга. Мы не знаем, какая причина толкнула парня на безумие. Но, - снова горько-пристальный взгляд в глаза, - нельзя винить Сэнда в том, что Арвид не попросил его о помощи. Ты понимаешь меня? Ни Сэнда, ни тебя. Он...
  
   Не дослушав, эльф резко развернулся и зашагал прочь по скрипящим мосткам. Бросив взгляд ему в спину, Эйлин вздохнула и снова посмотрела на Кару.
   - Я не хочу лезть не в своё дело, - вполголоса произнесла она, - но... мой тебе совет, не позволяй мёртвому разрушить то, что не мог разрушить живой. Это... неправильно. И что бы там у вас ни происходило, хотя бы не вмешивай в это Арвида и память о нём.
   Сделав последний глубокий вдох, Кара натянула маску и покачала головой, не желая смотреть, но всё равно бросив взгляд вниз, где лежало прижатое к решётке мёртвое тело.
   - Клянусь пламенем Коссута, - тихо произнесла она, - он был... хорошим, но я не делала ничего специально, чтобы понравиться ему. Если бы я знала, что так получится, я бы сразу просто послала его ко всем чертям, чтобы не давать никаких поводов.
   Эйлин горько усмехнулась, нагибаясь, чтобы погладить Мышь, стоявшую на задних лапах у её ноги и ожидавшей благодарности за находку.
   - Не посылать же к чертям всякого, кто с тобой заговорил. Да и не помогло бы это. Судя по всему, он был упрямым, он так или иначе не захотел бы смириться с поражением от новоиспечённого начальника-соперника, даже если это соперничество существовало лишь в его воображении.
   - А может, и нет, - задумчиво произнесла Кара, - аасимар мог чувствовать больше, чем мы сами.
   - Перестань, опять ты за своё, - мягко перебила её Эйлин, - он вас совсем не знал. Не терзай себя и будь подобрее к Сэнду. Прости, он действительно имел основания быть недовольным Арвидом, учитывая, в каком состоянии были дела, но он не мог знать, что для парня это прозвучит личным вызовом и угрозой. Сэнд не заслужил того, чтобы винить его во всех грехах. - Она вздохнула. - Лучше бы нам позаботиться о благополучном погребении, обеспечить Арвиду хорошее посмертие и подумать о том, что именно привело его сюда. Его смерть не должна остаться напрасной, понимаешь?
   После недолгого, но тягостного молчания, она пробормотала:
   - Ладно, пойду пока меч поищу.
   - Ты выглядишь хуже мясника на бойне, - бросила ей вслед Кара.
   - Так и есть, - не оборачиваясь, согласилась Эйлин, - но чистую воду лучше поберечь.
  
   Завернуть с трудом вытащенное тело было не во что, поэтому пришлось положить его так, закрыв мёртвые глаза и накинув капюшон на лицо. Осмотр найденных при нём вещей не дал никаких намёков на то, что могло спровоцировать его поступок. Лучше всего было сразу сообщить в Гильдию и организовать подъём тела, в канализации ему не следовало долго находиться. Эту задачу взял на себя Сэнд. Сверившись по карте, он с облегчением выяснил, что рядом как раз есть колодец. Куда он выходил, правда, было неизвестно, но можно было предположить, что они ещё не вышли за пределы Торгового округа. Если даже колодец заперт, гильдейский ключ должен к нему подойти. В крайнем случае, Сэнд найдет, что сделать с решёткой, чтобы открыть её. Оплатить потом ущерб - не великая потеря по сравнению с перспективой в одиночку проделывать весь путь назад через каналы. Не совсем в одиночку, конечно, а в компании Мела, который ни за что бы его не оставил, но всё-таки. Поколебавшись, Кара решила остаться с Эйлин и Касавиром. Втроём будет легче, в случае чего, защищать тело от привлечённых запахом тварей.
  
  
   Прошла пара минут с тех пор, как Сэнд и Мел ушли. Разговаривать не хотелось. Эйлин хотелось обнять Касавира и уткнуться в родное плечо, но она не могла этого сделать. Уже немного хотелось есть - странное желание в таком месте и таких обстоятельствах, но организму, видимо, это было безразлично. Больше всего, до слёз хотелось - заставить время бежать назад, до того момента, как они проходили мимо двери Арвида с торчащим изнутри ключом. Чтобы постучать. Быть может, это простое действие всё изменило бы.
   - Может, нам попробовать сравнить карты канализации, города и Подгорья, - предложила, наконец, она.
   Касавир внимательно посмотрел на неё, а Кара со вздохом спросила:
   - И что это даст?
   - Ну... не знаю, - Эйлин поправила шлем, - он же куда-то конкретно шёл, что-то знал или... чувствовал. Он ведь очень чутко реагировал на ауру оборотня, ты сама говорила. Мало ли. Мы могли бы хотя бы направление вычислить.
   Касавир покачал головой.
   - Боюсь, это будет похоже на игру в орлянку, не говоря уже о том, что это серьёзная аналитическая работа. Но, - он бросил взгляд на тело, - если понадобится, мы её проделаем.
   - Попросим помощи у Гильдии, они же маги там или кто! Мозги на мозгах и мозгами погоняют, - слегка на взводе произнесла Кара. - Какой-то мальчишка что-то чувствовал, а они ни в зуб ногой. Погиб маг Гильдии, помощник главного алхимика, что ещё этой вешалке нужно, чтобы признать, что это и их дело?
   - Не надо, Кара, - Эйлин мягко дотронулась до её руки, - почему ты сразу думаешь, что леди Тиннуарэ будет против? Я уверена, Сэнд найдет слова, чтобы представить случившееся... в правильном свете.
   - В правильном свете, - ворчливо передразнила её колдунья. - У Нишки под хвостом я видала всю эту дипломатию. Дохитрили уже, дальше некуда. Где он ходит, этот твой братец, по милости которого всё закрутилось?
   - Кара, прошу тебя, - вмешался в разговор Касавир. - Я понимаю тебя и отчасти поддерживаю, но давай не будем валить всё на одну голову. Не сэр Ниваль вынашивал планы культа и занимался контрабандой. Ему и своих грехов хватит.
   - Это уж точно, - буркнула колдунья.
  
   Вдруг они услышали металлический скрежет и лязг, такой громкий, что, казалось, от него дрогнули стены. Похожий на звук падающих железных ворот. Потом шум - гулкий и какой-то неумолимо-зловещий, вызывающий в воображении картину бурного полноводного потока. А вскоре, когда шум стал понемногу стихать, из нескольких небольших отверстий из тех, что опоясывали отстойник, забили мутные струи. Друзья переглянулись. Эйлин посмотрела на Касавира.
   - Ты не думаешь, что мы...
   - Да нет, отстойник-то не затопит, во всяком случае, не выше уровня решёток, а вот... - паладин встревожено посмотрел выше труб, на одну из платформ, куда не так давно поднялись Сэнд с мальчиком, и задумчиво пробормотал: - Я мало что понимаю в устройстве канализации, тем более, такой современной...
   Заметив, как расширились глаза Эйлин и побледневшей Кары, он выдохнул:
   - Надеюсь, это не там, куда они пошли.
  ________________________________________
  
  1.Резиденция Келемвора, Лорда Мёртвых.
  2. Джергал или Писец Обречённых - сенешаль Келемвора, ведущий учёт душам умерших.
  3.Ксингрум Свэмпвэлло - бард-полуорк, известный деятель Нового Оламна.
  
  
  Глава 11
  
   После ночного дежурства Азгар проспал почти до полудня, а потом решил сходить на рыночную площадь, купить чего-нибудь вкусненького, гвоздей и зелёной краски, чтобы покрасить сторожку. Но стоя у палатки, вдруг что-то вспомнил, и, бросив только что купленные пончики, рванул в ближайший двор, чуть не налетев на пристроившегося рядом безногого нищего. Нищий разразился бранью, подбирая рассыпанные монетки, а румяный булочник недоумённо посмотрел вслед одному из своих приятнейших покупателей. Мохнатый гигант любил его сдобу и всегда был таким спокойным. Велев нищему заткнуться или убираться прочь, торговец собрал с прилавка ещё тёплые яблочные пончики и, завернув в кулёк, отложил в сторонку - небось, вернётся, когда потушит пожар, деньги-то уплачены.
  
  А аладжи уже лез в колодец, ругая себя самое мягкое кошачьим дерьмом. Ведь это будет его вина, если со спустившимися в канализацию случится беда из-за новой гномьей системы очистки, ради которой улицы квартала чуть ли не целый год лежали перекопанными, да и сейчас ещё по обходным дорогам ни пройти, ни проехать. Старую карту дал, а предупредить об опасных местах забыл спросонья. А в полдень как раз срабатывает вся эта дьявольская автоматика, чтоб им икалось всю жизнь, этим изобретателям, и часть каналов затопляет.
  Его топор был при нём, Азгар почти никогда с ним не расставался. Для бывшего лесного жителя топор был верным другом и в войне, и в мире. К тому же, ещё и кормильцем. Всегда у кого-нибудь может прохудиться крыша или сломаться повозка. Он бы помогал горожанам и задаром, но они так не привыкли, а он не глупец, чтобы отказываться. Так что, возвращаться в Гильдию было незачем. Леди, принимающая решения, всё равно уехала в Зал Совета, и это его не печалило. Будет лучше, если он не станет никому жаловаться, а сам исправит свою ошибку, ему это по силам. Если бы даже леди отрядила целый взвод гильдейских магов, что вообще-то вряд ли, они бы не смогли найти своих так быстро, как это сумеет один Азгар. У него хватит боевых умений, чтобы справиться с канализационной нечистью. Но самый главный его инструмент, который сильнее любой магии - это нос.
  
  Молодые озороватые маги дали ему странное прозвище "мохнатый фэйс-контроль". Если этот "фэйс" означает "запах", то это в самую точку. Он помнит их столько, сколько звёзд на небе. А ещё хранит в уме целую запаховую карту Уотердипа и окрестностей, и она куда толковее и полнее, чем рисованная, которой пользуются чужаки, чтобы не заплутать. Если ему завязать глаза и под утро провести мимо него целую толпу этих гильдейских остряков, он не только назовёт всех поименно, но и скажет, на какой улице города они посещали женщин, в каком кабаке гуляли, что ели, пили, с кем дрались и кого из них ожидает самое суровое похмелье. Так что, фэйс или не фэйс, а дело своё он знает. Потому и не пропустил давешних молодчиков из Южных Доков, отказавшихся сдать железо. Шлейф затхлых частных складов, где чуть ли не вперемешку могут хранить оружие, кожи и зерно, крысиной мочи с подошв, кукурузной браги, низких женщин и дурной болезни был не лучшей рекомендацией. А тёмный полуэльф, хоть и казался разумнее других, капал в глаза дурманное снадобье из ядовитых глубоководных медуз. Это уж совсем пропащим надо быть. Нечего таким делать в Гильдии при оружии. Старик Бун привечал всяких тёмных людей, и где он теперь? Как только его место занял бледнокожий эльф, они опять тут как тут. Эти алхимики будто приманивают всякую шваль.
  
  Впрочем, больше ничего плохого о новом маге и его спутниках привратник сказать не мог. Они были интересны. Новые люди, новые запахи. Когда они прибыли в Гильдию с прибрежных островов, то были не совсем чисты, их кожа ещё не остыла от сражения, от них пахло солью, тянулся сильный, перебивающий всё прочее след нежизни, а от мальчишки ещё и падали, и это вызвало его настороженное любопытство. Он никогда не думал, что там так опасно.
  Он сразу проникся доверием к паладину, излучавшему силу и достоинство. Тот двигался, как воин, и говорил, как вожак. Большинство людских богов были слишком далеки от земли и непонятны Азгару, но он верил в силу и нужность света, исходящего от людей, подобных этому паладину. Это было гораздо убедительнее, чем какие-то проповеди.
  Понравилась ему и рыжая женщина паладина, приходившая к нему утром. Она извинилась за то, что побеспокоила его после дежурства, а ведь не всякий утруждает себя мыслью, что привратник - тоже живое существо, нуждающееся в еде и сне. Она вела себя в его жилище скромно и учтиво, как и полагается непрошенной гостье, чем снискала его симпатию. А ещё ему очень понравилось, что от неё не пахло духами. Азгар не любил духов, они были лишними, только запутывали. Он знал, что гладкокожие попросту не понимают собственного тела и его сигналов, вот и пользуются всякими пустыми приманками. Только они сами и могут на них польститься. Он давно уже научился отличать их и игнорировать. Мужские обычно стремились вызвать у него безотчётный гнев, заставляли шерсть на загривке вставать дыбом. От женских почему-то урчало в животе, иногда хотелось чесать спину, катаясь по траве, будто он слюнявый переросток, тревожили память похождения юности...
  
  
  Да, он был когда-то хорош, как голубоглазый паладин - такой же сильный и отважный, один из лучших защитников племени. В их последнюю весну на старом месте от него захотела щенка сама серебристошёрстная Райна, прекрасная, только вступившая в брачный возраст дочь старейшины. Никогда ещё ритуальные поединки на его памяти не были такими ожесточёнными. Молодняк к её жилищу даже не подходил - уважали и боялись. Но из мужчин чуть ли не каждый считал своим долгом отметиться у её порога выбитым зубом, клоком шерсти, а то и кровью. Знали ведь, с каким соперником придётся иметь дело. Он чувствовал, что уже готов каждую весну оберегать её покой от докучливых ухажёров и давать выкармливать малышей столько времени, сколько она скажет. Но даже не успел узнать, понесла ли она от него...
  
  Это была чужая война, на пути которой оказались мирные вегетарианцы-аладжи. Вожди лесных эльфов собрали своих самых умелых воинов и потребовали дать им проход в тыл оркам через свою территорию. Они красиво и страстно говорили, но старейшины не верили, что этим дело и закончится. Эльфы стали бы склонять их к союзу против зеленокожих - сколько аладжи себя помнили, они всегда так делали. Дать им ступить на свою землю - значит не оставить себе выбора. А если, того хуже, их хитрость не удастся, орки жестоко отомстят. Кроме того, пустить к себе чужаков и ввязаться в войну в брачный сезон - это худший из поступков, если кто-то из старейшин позволит такое, то тут же подпишет себе приговор, и эльфы это знали. Непонятно, на что они рассчитывали, обратившись к аладжи в такое важное для племени время. Но лесным охотникам, привыкшим к войне и смерти, это было безразлично, ослеплённые возможностью быстрой победы, они никого не желали слушать, даже собственных друидов. Только и их враги не дремали...
  
  Райна бежала с выжившими женщинами и молодняком. Азгар надеялся, что они спаслись и отстроились заново. Аладжи через каждые три-четыре поколения разделяются на общины и кочуют в поисках лучших мест для прокорма, у них это в крови. Сам он попал к оркам и в результате недолгих злоключений стал рабом в уотердипском Подгорье. Хозяин-гном держал кузницу, где изготавливались на заказ всякие дьявольские машины, железные руки-ноги и другие штуки, о назначении которых аладжи не имел понятия. Тонкого ремесла ему не доверяли, но чёрной работой нагружали так, что спина трещала. Самым нелюбимым его устройством был большой вал, приводивший в движение целую тьму механизмов. Когда поступал серьёзный заказ, его приходилось часами раскручивать в адской жаре и вони. Зато он стал настоящим экспертом по запахам сырых и обработанных металлов, магических рун и кузнечных реагентов. В кузне Азгар потерял глаз из-за брызнувшей искры. Но, в общем, по сравнению со многими другими, его жизнь была сносной. Хозяин ценил его за выносливость и незлобивость, вдосталь кормил, радуясь, что для поддержания сил аладжи не нужно животной пищи, давал полдня, а то и день отдыха после авральных работ и не тиранил почём зря. Через пять лет он снял с него рабские браслеты и позволил выходить на прогулку, брал с собой телохранителем на важные встречи.
  
  Идея побега, конечно, приходила Азгару в голову, но ему достаточно было один раз увидеть, как поступают с пойманными беглецами, чтобы навсегда забыть об этом. Жизнь его была не сахар, ему очень не хватало лесного воздуха и настоящего солнца, но он не был готов терпеть в посмертии ещё большие страдания. О том, что будет, когда он перестанет приносить пользу, он старался не думать. И, хоть он и не имел причин желать гному насильственной смерти, воспринял её с облегчением. А когда вышел наружу, вдохнул запахи нагретого солнцем камня, моря, конского пота и сдобы, увидел небо, то на миг ослеп и оглох от нахлынувших чувств. Он готов был целовать ноги магам, вернувшим ему свободу. Так он оказался в Гильдии. Маги дали ему подходящую работу и ни разу об этом не пожалели, но цепями его никто не держал. Он мог уйти, найти своих, если бы захотел. Но чем больше проходило времени, тем меньше ему этого хотелось. Он отдавал себе отчёт в том, что немолод, и Райна, которую он хотел видеть только своей, уже давно не его. Иначе быть не могло. В разорённом племени никто не позволил бы сильной молодой женщине долго тосковать, лишившись пары, да и сама она была истинной дочерью старейшины и понимала свой долг, когда уводила от пожарища оставшихся женщин, детей и юношей, на чьи плечи теперь ложилась забота о выживании. Может быть, кто-то из них, ещё вчера смотревших на него с завистью, не стал тратить уходящее время впустую - ведь тогда для неё мог быть потерян целый год. Это было правильно. Это было больно. В годы рабства и после освобождения не проходило дня, чтобы он об этом не думал. Он совсем запутался в своих чувствах и боялся запутаться ещё больше.
  
  Азгар и раньше хорошо владел Общим, знал несколько букв, поскольку имел разные дела с эльфами, и ещё в Подгорье научился читать по книгам рецептов. Это было не так уж сложно. Но самое главное случилось, когда уже в городе ему в руки попал листок с переводными стихами. Тогда-то он и понял, что у всех его сложных чувств есть название, что таинственный гладкокожий, живущий в далёком Муншее и знать ничего не знающий об Азгаре, может взять и заглянуть ему в душу, и всё там увидеть, и, главное, рассказать об этом так, как сам он никогда не смог бы, даже слов бы таких не нашёл. Аладжи был потрясён. Посмотрев вокруг прозревшими глазами, он почувствовал себя так, словно и не жил до этого. В самом деле, кто может вырасти из маленького аладжи? Только аладжи. Добрый защитник, или умелый шаман, или хороший следопыт. Какими бы разными ни были его соплеменники, путь у них у всех один - добывать или выращивать еду, защищать женщин, растить потомство и когда-нибудь умереть, чтобы их дети в точности повторили их жизнь, не задумываясь о добре и зле, подлости и благородстве, любви, ненависти, власти, рабстве, расовой розни и сложном устройстве мира. Он был уверен, что, даже пережив страшную трагедию, его сородичи не сделали из неё никаких выводов. И это было тоже правильно, потому что, если аладжи начнут задумываться над такими вещами, это может разобщить их и разрушить весь их вековой уклад. Думать, творить и выживать - всё равно, что одновременно приносить жертвы разным богам. Это разные жертвы и разные дороги. Впрочем, в то, что выводы сделали лесные эльфы, он тоже не очень-то верил, у них тоже полно своих "тараканов в голове", как это называет городская молодёжь. Но сам он так жить больше не хотел. Ведь в отличие от него, у гладкокожих, которые создают красивые вещи из камня и дерева, сочиняют стихи и песни, рисуют, пишут хорошие книги - много дорог. В каждом их детище - новая. Они проведут тебя по любой, только смотри и слушай. Как можно от этого отказаться?
  
  Аладжи ничего не мог дать этому миру взамен, мог лишь честно выполнять свою работу, защищая его. Он был перед ним в большем долгу, чем перед своим племенем, оттого и не считал, что поступает плохо, выбирая одинокую городскую жизнь. Удручало его лишь собственное косноязычие, как будто он не был достоин этих даров чужой культуры. Рыжая явно заинтересовалась его книгами, и он захотел поговорить о них, поделиться своими мыслями хоть с кем-то понимающим. Но боялся, что не сможет связать двух слов и выставит себя старым невеждой и варваром, полезшим не в свои сани. А выглядеть недостойно перед гладкокожей женщиной он не имел права.
  Он знал за собой этот страх и тщетно боролся с ним. Его читательское сердце уже давно принадлежало одной местной поэтессе. На её редкие чтения он стеснялся ходить, но не пропускал ни одной книжки. Её стихи щекотали травинками и пахли светлым мёдом, как клеверное поле, ласкали слух неясной музыкой, обжигали огнём и сковывали холодом, тосковали об утратах, кричали и бились пойманной птицей. Они были лучшим бальзамом для его одинокого сердца, в них была тайна, имя которой он уже знал. Однажды Азгар захотел отнести цветы к двери её дома в Северном округе - он знал, что у гладкокожих так принято выражать признательность - но так и не решился.
  
  
  Рыжая, между тем, приходила не просто так, а по важному делу. Азгара опечалило известие о пропаже аасимара. Он был неплохим, трудолюбивым парнем, хоть и не отставал по части кутежа и баловства от прочего гильдейского молодняка, только последнее время что-то присмирел. Но к чудачествам магов старый привратник относился снисходительно. Он всякого тут насмотрелся и уяснил, что магом быть совсем не так хорошо, как кажется. До седых волос они постоянно чему-нибудь учатся, у них рискованная работа, им выматывает мозги и душу собственная сила, с которой ещё поди сладь, и все они немного сумасшедшие. Надо же им как-то расслабляться.
  
  Теперь, старательно отыскивая следы нужных запахов, Азгар спешил на выручку Старшему, как он называл алхимика, и его спутникам. То, что с него потом шкуру спустят, это само собой, заслужил. Но он совсем не хотел, чтобы они пострадали. Много повидав и в Подгорье, и в городе, он научился разбираться в магах. Старший и его женщина были хороши, каждый по-своему. Ей давал силу древний огонь в крови, а он был опытен и терпелив. Должность Старшего обязывала Азгара относиться с почтением к нему и его гостям. У него это не вызывало внутреннего напряжения, какое он испытывал, имея дело со слабыми и недостойными. Старший ему нравился, хоть был и не из породы вожаков. Он больше походил на сухотелого чернобурого лиса-одиночку. Тонкая кость, гибкий хребет, обманчивый взгляд. До Азгара ему было далеко, но он, как и многие бледнокожие эльфы, тоже имел чуткий нюх, это было заметно по мимике. Аладжи называют такие натуры проглядами. Такой почует опасность раньше других, всё вынюхает, выследит, найдёт тропку-ниточку в гиблом месте, следы заметёт. Запах ловушки и капкана ему знаком не понаслышке, никакой приманкой не перебьёшь. Даже в пору горячей юности Азгар поостерёгся бы с таким связываться - не побьет, так запутает, и сам же потом виноватым будешь. Его щенок, правда, поначалу раздражал, но такие уж они, эти щенки. Под ногами путаются, дерзят, норовят тяпнуть, коль зазеваешься, готовы шею себе свернуть, лишь бы доказать свою важность. Из таких обычно выходит толк. Сначала привратник подумал, что он сынок Старшего, у бледнокожих ведь бывают дети от лесных. Но потом понял, что мальчишка, скорее всего, приблудыш. Точь-в-точь, лисёнок осиротевший. Однажды он долго наблюдал за таким, прибившимся к взрослому одиночке. Маячит у него перед носом, тянется, а тот знай терпит, скалится, учит своим хитростям, а под бок не пускает - ни к чему оно ему.
  Азгар твёрдо решил, что потратит хоть день и ночь, но найдет этих славных людей и эльфов.
  
  *****
  
  Сэнд понятия не имел, где они, но чувствовал, что их порядочно отнесло от цели. Началось с того, что из глубины коридора на них понеслась толпа обезумевших тварей. Потом был страшный грохот, вал воды, сносящий местную фауну и поднимающий илистые отложения и мусор со дна. Им посчастливилось не захлебнуться грязной водой и не получить серьёзные раны, но без порванной одежды, ссадин и царапин, конечно, не обошлось. Наконец, Мел изловчился и залез на массивное перекрытие в опасном месте, где канал разделялся на верхний и нижний рукав. Сэнд сам не понял, как и последних сил сумел ухватиться за протянутую ему руку. Но они остановились лишь для того, чтобы подлечиться и отдышаться: вода прибывала, грозясь затопить весь коридор, а твари наседали, стремясь занять их место.
  
  Потом, после нескольких почти акробатических трюков на перекрытиях был долгий заплыв по извилистому боковому каналу. В какой-то момент пришлось нырнуть, чтобы не удариться о потолок, и Сэнд думал, что тут-то им точно конец, но, как ни странно, они выплыли, чутьё не подвело лесного мальчишку. А маг был немало удивлён ещё и тем, что, оказывается, умеет плавать, если, конечно, его хаотичные телодвижения можно назвать плаванием. Но ведь не пошёл же ко дну и даже почти не отставал. Он плохо ориентировался в запутанных изгибах и мутных водоворотах и очень боялся потерять Мела из виду, поэтому просто хватался руками и ногами за воду и напряжённо грёб, как умел.
  
  Их потери к этому моменту были велики. Все вещи унесло, кроме оружия в ножнах и подсумков. У Сэнда он был почти пуст: пара зелий и простая аптечка, остальное потерялось, когда застёжка за что-то зацепилась в этой кутерьме. Аптечка, впрочем, намокла и мало на что годилась, так что её можно было не считать. У Мела была небольшая верёвка и фляга. Маски, конечно, пропали. Вид мальчика тревожил Сэнда: на его теле снова недобро заалели пятна, глаза воспалились, из носа потекло, он даже двигаться стал медленнее. Организм лесного эльфа был отравлен канализацией, и другого способа помочь ему, кроме как поскорее вытащить отсюда, не было. Ему и самому было нелегко. Проход, облицованный грубо обработанным камнем, видимо, принадлежал к старой канализации, атмосфера здесь была ещё тяжелее, чем в больших каналах. Это не говоря уже о том, что в его теле не было ни одной мышцы, которая бы не ныла, в сапоги набралось по пинте воды, и, хотя его нос уже привык к местным запахам, он чувствовал, что воняет так, словно совершил путешествие по пищеварительному тракту дракона. Да ещё он к ужасу своему почувствовал, что энергия, потраченная в борьбе со стихией и тварями, здесь не восстановится. Никакого магического препятствия не было, но путь к источнику был словно грубо замурован пудовыми камнями. Стоило исследовать эту аномалию, но в другой раз. Надо было срочно выбираться.
  
  Не успели они осмотреться, как чуткий слух лесного эльфа снова уловил отдалённый многоголосый визг, вопли и нарастающий шум.
  - Туда! Бежим же!
  Нетерпеливо дёрнув Сэнда, он побежал. Сэнду ничего не оставалось, как ковылять за ним, хотя никакого проку он в этом не видел. Узкий невысокий коридор, где невозможно было удержаться или спрятаться, не оставлял ни малейшего шанса на спасение от наводнения. А убежать от несущейся по пятам стихии было бы не под силу никому, а тем более ослабленному мальчику и не шибко сильному от рождения магу. Но судьба снова сыграла на их стороне, послав им люк в полу с тяжёлой крышкой. Лезть туда, не зная обстановки и глубины, было опасно, но не опаснее, чем оставаться в проходе, который вот-вот должно было затопить - второй раз им могло и не повезти. Крышка легла прочно и плотно, сумев выдержать напор воды, заполнившей канал. Вода ручьём стекала по покрытой слизью стене колодца, на которой они висели, держась за скобы. Клоака, иначе не назовёшь, была шагов пять в диаметре и, насколько можно было судить в темноте, достаточно глубока, что несколько утешало. Строго говоря, она могла претендовать на звание худшего места в этом городе, но надёжность этого убежища перевешивала все его недостатки. В конце концов, они сами вполне соответствовали месту. Оставалось переждать, пока прекратится потоп. Скобы, однако, опасно шатались, да и хлещущая сверху холодная вода добавляла ощущений. К счастью, футах в тридцати ниже шахта была перекрыта прочной на вид мелкоячеистой решёткой. Самым разумным было спуститься туда, воспользовавшись для страховки верёвкой, что они и сделали. При этом Сэнда не оставляла мысль, что, если лестница совсем дрянная, то ему на этой верёвке останется разве что повеситься. Лезть по ней наверх - это уже слишком. Странно, что он ещё не рухнул после всех этих заплывов, забегов, лазаний и кувырканий на перекладинах.
  
  Очень скоро Сэнд понял, что их везение закончилось: даже в этом гнусном аппендиксе у них обнаружились соседи, точнее, один сосед - но какой!
  Эльфам не нужен был свет, чтобы разглядеть существо, с вязкими всхлипами и шипеньем приближавшееся к ним из глубины. В их глазах, приспособившихся к темновидению, чешуя водяного змея отливала ультра-белым. На самом деле она, скорее всего, была серебристой или серебристо-голубой. Глаз не было видно - очевидно, змей ориентировался другим способом. О его размерах можно было судить по мощному удару, который он нанёс по решётке.
  Удар. Ещё удар. Сверху они были заперты толщей воды, которую сдерживала крышка люка, а под ногами бесновалась страшная сила, готовая смять и переломать всё на своём пути. Их разделяла пара дюймов старого, но крепко вбитого решётчатого пола с прорехами в нескольких местах. Он ходил ходуном, заставляя хвататься за стену в поисках опоры, но змею не поддавался. Бросив два огненных шара, Сэнд медлил, продумывая дальнейшие действия и накапливая силы для мощного заклинания. Это было сложно, клоака давила, как чугунный пресс, поэтому тактика изматывания не подходила - Сэнд понимал, что сам ослабеет в ноль, если бой затянется, а ему ещё нужно было позаботиться о Мелрое. Его нужно было подлечивать и скорее вытаскивать на свежий воздух. Но сначала - придумать, как быстро и без потерь разделаться с тварью.
  
  Тем временем, змей, поняв, что грубым напором ничего не добьётся, тоже решил применить особую тактику. Сверкая чешуёй и странно извиваясь, словно танцуя, он снова приблизился к решётке, и тогда стали видны тонкие щупальца на голове и у рта.
  - Плохо, - пробормотал Сэнд, кожей почувствовав, как растёт напряжение.
  Электричество не повредило бы ему сквозь мокрые подошвы зачарованных сапог, а вот Мел был в уязвимом положении. По его быстрому знаку лесной эльф запрыгнул на стенку, ухватившись за скобы. Чувствовалось, что ему, обычно ловкому и быстрому, этот прыжок дался нелегко. В тот момент, когда его ноги отрывались от пола, щупальца затрещали и заискрились, прикасаясь к решётке. Успел.
  Выждав секунду, пока змей сцепится с решёткой, Сэнд быстро нагнулся, и, прошептав пару слов, очертил замыкающее поле.
  - Сожрал, кретин непуганый! С магами не встречался! - прокричал он, когда массивные прутья красиво вспыхнули, отражая расползшиеся по ним белые нити разрядов.
  По телу твари прошла судорога, и это был хороший момент для боевого заклятья. Маг не преминул им воспользоваться. Он решил взять точностью, а не мощью, которая всё равно частично ушла бы в решётку. Серия небольших аккуратных молний и пара огненных стрел достигли цели, и змей с визгливым шипеньем скатился в вонючую яму. Там он ретировался в какое-то боковое ответвление, оказавшись, к досаде Сэнда, в недосягаемости.
  
  - Ему хорошо досталось, но, боюсь, он не оставит попыток напасть, - сказал эльф, помогая Мелу спуститься.
  Он взял мальчугана за подбородок и с тревогой заглянул ему в лицо. Светящиеся в темноте глаза глубоко запали. Маг чувствовал, как мелко дрожит плечо под его рукой. Он только сейчас осознал, что одежда и обувь мальчика, в отличие от его магических доспехов, не способна быстро сохнуть на теле и согревать.
  - Как ты, сын деревьев? Держишься?
  Мальчик сглотнул и напустил на себя суровый вид, сдвинув брови. Он понял, что Сэнд концентрируется для лечения.
  - Не надо пока. Меня хватит на то, чтобы разделаться с ним, а если со мной что-то случится, ваши усилия пропадут даром. Надо использовать магию и зелья разумно, да?
  - Да, да, конечно, - со вздохом ответил Сэнд, неловко потирая его плечи.
  Зелья - это было громко сказано. Одно из оставшихся снадобий могло восстановить силы. Была ещё надежда на магию, но этот ресурс был невелик, тут уж действительно приходилось выбирать между лечением и противостоянием твари, желающей их во что бы то ни стало сожрать.
  
  Пока они, пользуясь передышкой, молча выливали воду из обуви, Сэнд посматривал в темноту шахты, где пресмыкающееся зализывало раны, но явно не собиралось сдаваться.
  - Этот персонаж мне немного знаком, - сказал он наконец. - Он беззуб, но на хвосте у него есть твёрдое жало, превращающее внутренности в питательный бульон. Он пускает его в ход, парализовав жертву электричеством. Теперь это его единственный способ достать нас.
  - Если мы отрежем его, он умрёт? - скорее уточнил, чем спросил Мел.
  Маг щёлкнул пальцами, улыбнувшись сообразительному мальчишке.
  Внизу послышался тихий свистящий шорох. Змей возвращался, на этот раз тихо, не привлекая к себе внимания.
  - Я чувствую... по-моему, он ищет нас, - прошептал Мел.
  Сэнд быстро кивнул и нервным жестом дал мальчику знак держаться поближе к стене и замереть. Медленно, стараясь не шуметь, он присел на корточки и, обострив все чувства и обратившись в слух, протянул подрагивающую руку к полу. Рецепторы уловили знакомый запах расплавленного серебра, а на чувствительных кончиках пальцев, обтянутых тонкой зачарованной замшей, заплясали иголочки. Он тут же отпрянул.
  Мел не ошибся: слепой змей действительно испускал слабое электрическое поле и реагировал на его возмущение. Сил на новый разряд, способный оглушить добычу, у него уже не было, но он тщательно отслеживал пространство. Раненому хищнику жизненно необходимо было нанести точный удар своим хвостовым жалом. И он последовал, едва Сэнд успел выдохнуть.
  - Мелрой! - вскричал маг, но мальчик и сам почуял опасность и отпрыгнул.
  Длинное когтеобразное жало застряло и задёргалось в ячейке, и Мел тут же выдернул кинжал из ножен. Сэнд отчаянно замахал руками, зашипев:
  - Так нельзя! Яд брызнет!
  Решётка сотряслась от удара так, что они едва устояли на ногах. Освободившись, змей снова затаился в паре футов под ними.
  - Вот падла, - в сердцах процедил мальчишка, осторожно переступая.
  
  Сэнд не призвал его, как обычно, следить за речью. Он понимал, что долго эти танцы в клоаке продолжаться не могут. Детский организм, напичканный токсинами, проявлял чудеса выносливости, да и сам он уже еле держался. Путь наверх, судя по неослабевающему потоку воды, был ещё закрыт. О том, что он может быть закрыт насовсем, даже думать не хотелось. Решение пришло, когда его взгляд упал на широкий провал решётки. Прижав палец к губам и показав Мелу красноречивый кулак, он осторожно приблизился к дыре. Змей смог бы легко просунуть туда хвост, надо было только заставить его это сделать. Тогда один удар - и кто-то из них двоих будет обречён. В зависимости от того, кто нанесёт его первым. Сэнд мрачно усмехнулся: у него мелькнула мысль, что убить змея Мел сможет в любом случае - у этого лесного дитя хватит хладнокровия рубануть по хвосту с великим магистром, насаженным на жало. Так будет даже удобнее.
  
  Это его качество сразу привлекло внимание Сэнда. Мелрой работал на побегушках у портовой трактирщицы в городишке Маунт Сара - это и кров, и еда, и возможность узнавать о приходящих кораблях. Добрая полуэльфийка, посмеиваясь, отрекомендовала его как исчадье зла, от которого больше ущерба, чем пользы. Маг отчасти понял, что она имела в виду, когда это неотёсанное босоногое недоразумение сумело усмирить, а потом безжалостно прирезать взбесившегося пса, который разорвал его чёрного кота, такого же нелепого и забиячливого. Позже, разузнав всё, что нужно, об их галиоте, лесной эльф сам подошёл к нему и, видимо, чтобы завязать разговор, спросил, правду ли говорят люди, что у кошки девять жизней, и если это так, то нельзя ли как-нибудь выяснить, сколько из них уже прожил его друг и в какого именно кота переселится его душа в следующий раз. Этим бесхитростным вопросом он умудрился вызвать сочувствие мага. У Сэнда тоже был кот мулхорандской породы по имени Джарал - воплощение кошачьей мудрости, достоинства и преданности. Их любимым вечерним занятием было чтение и разбор монографий. Джарал часто соглашался с его комментариями, но иногда явно придерживался иного мнения, хотя и предпочитал не вступать в спор. Должно быть, выводы Сэнда казались ему слишком уж субъективно-идеалистическими. Да, таков был Джарал - большой скептик, хоть и не чуждый мистицизма, но твёрдо стоявший на позиции имманентного применения разума. После его смерти Сэнд никак не решался привести в свой дом другого кота.
  
  
  Сердце мага бешено колотилось, а в горле встал нервный комок, когда он поднёс руки к проёму и сконцентрировал между ладоней поток энергии. Это был расход магии, но он давал возможность управлять поведением слепой твари, а не ждать и гадать, когда и откуда она нападёт. Уловка возымела действие: змей тут же насторожился и переместил кончик хвоста, направив своё оружие в нужную сторону. Между приманкой и охотником словно натянулась прочная невидимая нить - эльф ощутил её почти физически, тонкой звенящей удавкой на шее. На миг показалось, что острое жало уже входит в его живот, делая бессмысленным всякое сопротивление.
  - Давай-давай, - почти беззвучно выдохнул маг, не чувствуя своего тела, сосредоточившись на жёстком контроле эмоций, пульсирующем токе крови в кончиках пальцев и видя лишь направленное в него смертельное остриё, покачивающееся в такт его дыханию. Даже собственный голос как будто доносился до него со стороны. - Хочешь живого мага? Смотри, какой я большой и...
  По-петушиному вскрикнув, он еле увернулся от взвившегося жала. Мел был наготове и, рванувшись, вложил все оставшиеся силы в удар. Сэнд неуклюже прыгнул, пропуская между ног отрубленный кусок хвоста с ядовитым когтем. С его бледных губ сорвалось восклицание, не имеющее столь же кратких и всеобъемлющих эльфийских аналогов.
  Клоака наполнилась дерущим нервы скулежом и шипением, окровавленная культя забилась, скребясь жёсткими плавниками о железо. Наконец, змей выскользнул из ловушки и снова упал в свою яму, теперь уже навсегда. Сэнд ничего не слышал, кроме звона в ушах, прерываемого ударами сердца. Упершись задом в стену и ладонями в полусогнутые дрожащие колени, он остановил взгляд на зловещем обрубке, истекающем кровью и ядом, и тихо и сосредоточенно повторил ругательство, словно заклинание. Он действительно испугался и едва позорно не потерял контроль, почувствовав себя приманкой на крючке. Всё, что происходило с ним последние полторы минуты, казалось каким-то безумием, к которому он не мог иметь отношения. Впору было себя ущипнуть. Мел с усталой улыбкой протянул ему открытую ладонь, и Сэнд, с трудом сообразив, что нужно делать, вяло хлопнул по ней, обнажив зубы в кривой усмешке.
  - Всё, - сипло проговорил он и кашлянул, прочищая горло. - Без жала он и пяти минут не проживёт.
  - Вы смелый, - серьёзно ответил лесной эльф.
  Сэнд молча посмотрел на него и хмыкнул. "Только не спрашивай, что я чувствовал".
  
  Глянув вверх, он охнул с улыбкой. Поток из-под крышки люка слабел - вода явно шла на убыль.
  - Ну, вот, - сказал он, переведя взгляд на Мела, и улыбка тут же сползла с его лица.
  Подхватив падающего мальчика, Сэнд не стал щупать пульс и проверять дыхание - мысль, что он мог умереть, была абсурдной. Расстегнув пояс, он быстро снял с себя куртку и завернул в неё Мела, тут же почувствовав холод от тяжёлых мокрых волос, облепивших плечи и спину.
  - Живём! Живём, живём, молодой человек, не симулируем! - срывающимся голосом командовал он, похлопывая оживающего Мела по щекам.
  Пристраивая голову мальчика себе на колени, он суетливо бормотал:
  - Вот, хорошо... сейчас согреешься... ты мне тут... ты меня тут не пугай.
  Его магии ещё хватало, чтобы хоть немного снять симптомы отравления, и, восстановив дыхание и сконцентрировавшись, он отдал её всю. Потом полез в сумку за зельем, продолжая говорить что-то нечленораздельно-ободряющее, скорее, себе, чем мальчику. Но, поторопившись, он потерпел жестокое поражение: Мела стошнило, как только он влил в него полфлакона.
  - Да что ж я такой идиот! - простонал эльф.
  - Уходите, - слабым голосом перебил его Мел. - Выбирайтесь отсюда, как сойдёт вода. Это последний шанс.
  Сэнд от неожиданности чуть не выронил полупустой пузырёк.
  - Как же я тебя оставлю тут?
  Мальчик пожал плечами и вымученно улыбнулся.
  - Найдёте помощь.
  - Ты сам-то в это веришь? - в голосе Сэнда зазвучали сварливые нотки. - Я понятия не имею, куда нас занесло. Пока я буду искать помощь, ты сто раз тут умрешь или твари опомнятся и вернутся. Им сюда проникнуть раз плюнуть.
  - Я буду защищаться, - буркнул упрямый мальчуган.
  Сэнд, не слушая его, бессильно вздохнул, покачав головой, и тихо пробормотал:
  - Если бы только у меня достало сил тебя вытащить...
  - Это глупо, - неожиданно резко сказал Мел и, медленно поднявшись, посмотрел ему в лицо. - Неужели вы не понимаете, что иначе нам обоим хана? Вы сильнее, вы можете спастись - так спасайтесь!
  - Да что ты говоришь! - вспылил Сэнд. - А ты подумал о том, как... А! - он вяло махнул рукой и отвернулся.
  
  
  Потом они сидели рядышком и молчали. Сэнд прислонился спиной к стене. Было холодно и неприятно, но уже безразлично. Он жутко устал, тело было совершенно свинцовым и уже отказывалось менять положение. Мел привалился к нему, укутавшись в длинную куртку вместе с поджатыми ногами. Мальчика немного трясло, и Сэнд обхватил его плечо. Голова Мела с длинными спутанными волосами тут же упала ему на грудь. Было странно, но удивляться он тоже устал. Макушка мальчика щекотала шею, и он осторожно сдвинул плечо вниз.
  Маг вздохнул.
  - Согреваешься? - Мел кивнул. - Тошнит ещё? - мальчишка неуверенно мотнул головой.
  Сэнд устремил взгляд вверх. Уходящая в высоту тёмная кишка колодца была единственным путём к спасению, который казался непреодолимым. Внизу зашуршало, послышались всплески. Десятки, а может, и сотни лап топтали огромное мёртвое тело, крысиные зубы прокусывали и рвали змеиную кожу в тонких местах. Он представил, что будет чувствовать больной, ослабевший мальчик, оставшись здесь один, без надежды на быструю помощь, но тут же выкинул из головы эту невозможную мысль. Это было совершенно невозможно.
  Внутри расползался мерзкий холодок. Безысходность. Страх. Подлость. Сэнд издал тихий скулящий стон и неслышно прошептал:
  - Молчи, малыш, не искушай меня.
  
  Он обессилел, он лишился возможности использовать магию, и идей у него больше не было. Да, он мог оставить маленького эльфа и использовать свой шанс выжить и найти дорогу в этих зловонных, полных опасностей лабиринтах. Устами мальчишки говорил здравый смысл, сформированный суровым лесным воспитанием. Сухой и ясный рассудок, в который Сэнд и сам свято верил. Казалось бы, когда ничего не остаётся, только он и может указать верный путь. Но здравый смысл не мог подсказать ему, как потом жить долгие годы с памятью о том, какой ценой он получил свободу. И как он, несмотря на все смягчающие обстоятельства, посмотрит в глаза тем, кого уважает. То, что для Мела было глупой щепетильностью, мешало принять решение. Он снова оказался перед дорогой, на которую не решался ступить. И даже отдать часть себя в залог ради спасения от подлости - на этот раз не мог.
  - Ты не понимаешь, о чём говоришь, дитя. Ты думаешь, что ты всё можешь. Что ты неуязвим. На самом деле, ты просто глупый ребёнок с чудовищной кашей в голове, - беззлобно-буднично проговорил Сэнд, всё так же глядя в черноту и машинально поглаживая волосы мальчика, заодно проверив и лоб - он был горячее обычного, но не пылал, как при сильном жаре. - Но благодаря тебе я до сих пор жив. Хотя должен был приказать тебе оставаться в Гильдии. И даже сейчас, - Сэнд повысил голос, когда Мел зашевелился и что-то возмущенно забурчал, - даже сейчас ты готов спорить со мной. Ты, конечно, знаешь лучше меня. Тебе всюду нужно сунуть нос. Вот, досовался... Ладно, всё. Без отдыха я всё равно не смогу осилить подъём, а сорваться и сломать шею у меня нет ни малейшего желания. Ты - выпей оставшееся зелье и поспи, пока вокруг тихо.
  Мел собирался возразить, но Сэнд молча вытащил из сумки и поднёс к его лицу пузырёк с остатками драгоценной жидкости. Потом отшвырнул стекляшку. Та, пронзительно звякнув, провалилась в дыру и шлёпнулась в жижу на дне, даже не вызвав переполоха - крысы были слишком увлечены внезапно свалившейся добычей, каждая спешила отхватить свой кусок от того, кто внушал трепет, пока был жив.
  Сэнд глянул на промокшие ботинки Мела, потом на свои сапоги, подумав, что, едва ли они налезут на широкие ступни лесного эльфа, долго не знавшие обуви.
  - У вас есть план? - тихо, но, как ему показалось, с надеждой спросил мальчик.
  - Отдыхай. Будет тебе план, - проворчал Сэнд, устраиваясь сам и пристраивая Мела поудобнее, насколько это было возможно в сырой клоаке.
  
  *****
  
  Сэнд не спал, пребывая в состоянии, близком к медитации. Так можно и восстанавливать силы, и поддерживать контроль, и размышлять. Для начала он мысленно поблагодарил Мистру за то, что она помогала ему до этого момента. Большего он ожидать от неё не мог и должен был рассчитывать только на собственные физические и интеллектуальные возможности. К богине магии он обращался чаще, чем к своим родным богам, хотя и их по-своему чтил и часто поминал. Он был уверен, что они присматривают за ним, и испытывал потребность всерьёз обращаться к ним, когда дело касалось вопросов, скорее, внутренних, чем профессионально-повседневных. Но страха или иных сильных переживаний сейчас не было. Обычно Сэнд реагировал на раздражители по мере их новизны и насущности. Таково было свойство его психики и памяти, приспособленных для долгой жизни с неизбежными сонмами эмоционально значимых ассоциаций и воспоминаний. Он смог привести в чувство Мела. Опасность миновала, сердечный ритм восстановился, и следующим важным пунктом был отдых. Он принял к сведению тот факт, что они находятся в ловушке, эмоции по этому поводу прошли, тем более, это было не первое безвыходное положение в его жизни. Он уже знал, что следует делать, когда мальчику станет лучше. Но это требовало много сил и серьёзной решимости. Пока он не чувствовал в себе ни того, ни другого.
  
  Зато можно было обдумать предстоящий разговор с Тину, второй за эти сутки - если исходить из предположения, что они спасутся.
  Маг сразу отмёл вариант, что бедным Арвидом двигала исключительно ревность. Это глупейшее из чувств иногда способно управлять поступками, но не до такой степени. Для того, чтобы среди ночи полезть в канализацию и идти к неизвестной цели, выжигая всё на своём пути, нужна более серьёзная причина, и к этому Тину обязательно прислушается и захочет знать всё. Сэнда уже мало волновало, чем это ему грозит. И так уже влез по уши. В конце концов, для него это стало таким же делом чести, каким было для несчастного юноши.
  Пришлось-таки признаться себе в том, что ситуация сильно задела его.
  Лишь в одном он перегнул палку с Арвидом: молодой маг, конечно же, не мог переломить привычку коллег заниматься своими делами, которая сформировалась при его начальнике. Эрио Бун сам последнее время подавал им дурной пример. Но для того он и обратил внимание аасимара на его ошибки, чтобы тот понял, что теперь не один и ему есть у кого поучиться. Сэнду, которого местное болото не без оснований считало новой метлой, нужен был помощник, способный развиваться, которому можно было со временем доверить более широкие полномочия. Он готов был увидеть такого помощника в молодом, но, по словам Тину, перспективном и преданном Гильдии маге. Но парень воспринял его настолько недружественно и подозрительно, что он не знал, что и думать. Лишь реакция Кары на трагедию поставила всё на свои места.
  Можно было догадаться о содержимом записки, лежавшей кучкой пепла в его урне. Явно ничего ценного для расследования его гибели - и слава богам, что он её сжёг без остатка. Но то, как это всё восприняла Кара, задело Сэнда, и ещё как. Она была в шаге от того чтобы обвинить его в смерти Арвида, даже не попытавшись понять. Хотя бы допустить мысль, что он тоже глубоко переживает смерть юноши, между прочим, своего подчинённого, и думает, мог ли уберечь его от такой участи. Неужели она его настолько плохо знает? И это был не первый подобный случай.
  
  Но когда он задал себе вопрос, много ли, на самом деле, у Кары было возможностей узнать, что он чувствует, ответ был неутешителен. Он часто вдохновенно спорил с ней, делился своим мнением по разным вопросам и с интересом выслушивал её. Он смешил её и рассказывал разные истории - у него их много накопилось за долгую жизнь. Он осыпал её изысканными комплиментами, выражал действием своё отношение так, как это должен уметь мужчина, и был счастлив осознавать, как это важно для неё. Но то, что доставляет боль, отзывается в сердце, тревожит память, словом, то, о чём говорят с богами - не обсуждал. Их союз был на удивление гармоничным для такой пары, как они, особенно когда Кара не обижалась на него по странным причинам и не отказывала в женском внимании. Но можно ли было ожидать умения понимать без слов от молодой, почти юной женщины-человека?
  
  Сэнд раздражённо поморщился, поймав себя на том, что всё-таки дал волю эмоциям. А как не дать, когда не хочешь, но вновь проживаешь эту невыносимую сцену в отстойнике над мёртвым телом, и в сердце вонзается - так, шип - не шип, а ничтожная колючка. Несправедливость.
  Уж он-то хорошо знал Кару, и отлично понял, что за глупая идея пришла ей в голову. Да она и не умела скрываться - Эйлин раскусила её не хуже него. Как она могла подумать, будто его недовольство Арвидом имело личные причины! Он профессионал, маг, в конце концов, зрелый мужчина, а не гормонально-зависимый герой из ярмарочной мелодрамы. Кара нравится не только ему, это факт, и что, теперь только об этом и думать? Посмотрела бы лучше на бревно в своём глазу. Чем, ради всех богов, перед ней провинилась Тину? Тем, что была удивлена встречей, но безупречно владела собой? Тем, что встретила его не огненными шарами, а гостеприимной улыбкой? И любезно предложила Каре чаю, а не смотрела на неё горгоной, что Каре, безусловно, было бы понятнее и ближе?
  
  Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Сэнд едва не рассмеялся в голос. Профессионал и зрелый мужчина зациклился на бытовых страстях. Но всё так странно переплелось. Его сильной стороной всегда было то, что любые повороты судьбы, даже самые неблагоприятные, он умел использовать для обогащения своего опыта, а иногда и расширения круга изучаемых вопросов. И переждав трудные времена, выходил из них с новыми навыками и идеями. Вот и сейчас, с этой судьбоносной поездкой в Уотердип, снова настал такой момент. Изменились его перспективы чуть ли не по всем направлениям, замаячил новый серьёзный интерес. Он чувствовал, что вот-вот вздохнёт свободнее. Он видел, что его знания и опыт могут серьёзно укрепить и улучшить шаткую прикладную конструкцию, наспех сооружённую гениальным покойником Эрио Буном. Он был в выгодном положении: его не поджимало время, и он умел работать системно, а не по наитию и озарению. Его неукротимый ум уже начал подспудно работать над этой проблемой, рождая базовые элементы формул и аналитические цепочки, закладывая основу для нового знания на стыке нескольких дисциплин. Териантропия и методы борьбы с ней. Практичная часть его "я" тоже говорила, что этому стоит посвятить время. Даже с учётом всех опасных издержек такой работы.
  А все эти проблемы с Карой порядком отвлекали. Но эти отношения как-то незаметно стали больше чем фоном для всего, что с ним происходило. Они были слишком важны... эмоционально значимы, чтобы просто спокойно и без драм освободиться от них, как он обычно поступал в таких случаях.
  Он мог поклясться, что знает себя вдоль и поперёк, и меняться ему некуда, но снова приходил на ум занозистый вопрос, каким же видит его женщина, которая с ним живёт уже полтора года и кажется ему самому то близкой и понятной, то абсолютной незнакомкой.
  
  
  В его причудливо устроенной памяти один за другим стали возникать образы, звуки, запахи, смыслы. Между некоторыми из них, как подсказывала простая логика, были столетия, но по одному Мудрецу на Закате[1] понятным закономерностям они оказывались рядом в одном архиве, накладываясь и просвечивая. Что ж, подумал он, почему бы и нет. Оказавшись в ловушке, когда смерть ходит рядом, самое время повспоминать свою жизнь. Может, всплывёт что-то важное...
  _____________________________________
  1. Мудрец на Закате, Лабелас Энорет - эльфийское божество, отвечающее за течение времени, память и изменения
  
  
  Заросшие тропы
  
  Оберегаю память от потерь.
  Всё то, что раньше было только звуком,
  простым пятном, лишённым очертанья,
  всё отзовётся в сердце тяжким стуком
  и отольётся в формы длинных фраз.
  Когда, разноголосицей томясь,
  я разделял недели на минуты, года на месяцы
  и постигал их связь,
  мне этот год сначала отдал ночи -
  огромные пространства темноты
  с прорехами неярких фонарей.
  Андрей Ефремов
  
  Сэнд
  
  Если кто-нибудь сможет убедить меня в целесообразности того, чтобы рассказывать людям о своей жизни, я тут же усажу его и не отпущу, пока он всё не выслушает. Но какой смысл с новым знакомым бродить старыми заросшими тропами? Это ведь не так легко.
  Для меня доверие - это не то, что партнёры знают друг о друге, а то, как они поступают друг с другом. В сердечной привязанности то же самое. Я не ханжа, не идеалист и не ревнивец, к счастью ли, к сожалению ли, но эти напасти не входят в число моих недостатков. Мне достаточно знать, что моя женщина искренне проявляет ко мне благосклонность. У меня пока нет причин в этом сомневаться. Я видел, каким серьёзным был её взгляд этой ночью, когда я пришёл после разговора с Тину. Она не спала, ждала меня.
  "Что дальше, Сэнд?"
  Когда человеческая женщина задаёт такой вопрос, ты начинаешь чувствовать, как уходит твоё время. Нет, неправильно. Твоё, тяжёлое и неповоротливое, прессующее прозрачные листы памяти в неподъёмные тома - остаётся с тобой. А её, лёгкое и подвижное, просыпается сквозь пальцы белым песком. Не удержать. Ни в одной книге тайн нет такого рецепта.
  Я не хотел больше разговоров, с меня хватило Тину, и Кара, конечно, разгадала все мои манёвры. Но она не оттолкнула меня, вопреки своей привычке в последнее время. Она смотрела мне в глаза, тихо смеялась и путала мои волосы, когда я шептал глупости, подчинялась, а потом играючи меняла роли. Каждая женщина из тех, что я знал, была по-своему восхитительна, но что касается Кары, то меня иногда пугает та пьянящая лёгкость, с которой я готов поддерживать её игру, соответствовать ей, чувствовать, что ей нужно, превосходить самого себя. Есть в этом что-то... затягивающее, отрезающее путь назад. Сродни тайной магии. Но как ещё можно удержать в руках огонь?
  
  Да, я не хочу совершать сумасбродных поступков во имя. Но я просто не понимаю, зачем после таких ночей мне доказывать что-то Нивалю, Арвиду и ещё десятку мужчин. Если однажды мужчина и женщина решили, что они достойны друг друга, то друг на друге и следует сосредоточить усилия. Ведь человеческая жизнь так беспощадно коротка, не правда ли, Кара? Нам недолго осталось, и не странно ли, что из нас двоих именно я чувствую это так остро?
  Я заслужил доверие женщины, с которой когда-то был связан, и не отвернулся от неё - плохо. Я по праву старшего был строг с небрежным помощником, думавшем о чём угодно, кроме своей работы - плохо. Я "не оградил" Кару от внимания Ниваля - тоже плохо. Где логика?! Кто бы меня самого от него оградил! Я должен был вульгарно вызвать его на дуэль? Подогнать стаю акул и устроить так, чтобы внезапный порыв ветра снёс его за борт? Я часто делал это в своих мечтах, это решило бы массу проблем, и, похоже, в первую очередь, его собственных. Но всё, что я мог - это следить, чтобы она сама с ним что-нибудь не сделала.
  Если уж на то пошло, я последние полгода только и думаю, как избавиться от этого покровительства, ставшего не только докучным, но и весьма опасным. Я бы сейчас с радостью уступил злейшему врагу своё место в одной лодке с Нивалем и всем остальным посоветовал бы сделать то же самое. Но ей об этих дрязгах думать ни к чему. Есть более приятные и полезные занятия.
  К чёрту всё, я готов быть тигром, оленем, да хоть неистовым богомолом, если это сделает её счастливее...
  
  
  Потом я не сразу отошёл в мир грёз. В голове моей клубился приятный туман, а тело было словно набито соломой. Я смотрел на неё, спокойно и самодовольно любовался её полуприкрытым телом, на которое падал рассеянный ночной свет, делая его отстранённо-фарфоровым. Но Луна зря затеяла эту игру, меня не обманешь. В ушах ещё отдавались стоны, и я вдыхал сладко-пряный запах ещё горячей кожи, смешанный с моим собственным.
  Запах уставшей женщины, которая, разметавшись, спит без снов после твоих несуетливых ласк, словно тебя и нет рядом. Она незаметно вернулась на свою планету, но осталась в тебе, на тебе, с тобой - и унесла частичку тебя. В определённые моменты жизни с этим запахом ничто не может сравниться, и всё становится легко, и кажется, у вас появилась новая точка отсчёта, и никого из вас не беспокоит будущее...
  Но я не насладился этим мимолётным ощущением. Вместо этого мне вдруг стало больно. Гадкая чёрная птица изловчилась и клюнула меня в сердце.
  Мне кажется, сегодня ночью мы всё-таки поняли друг друга. Без слов.
  Мне хорошо, сказала она, но...
  Я знал, что однажды талант, острая потребность в самостоятельном опыте и самореализации повлекут её туда, где я буду не нужен, да и не захочу быть нужным, и её ничто не удержит. В конце концов, разница в возрасте и мироощущении перевесит для неё все плюсы моего общества. В конце концов, я не смогу соответствовать переменам в ней. Но я не хотел, чтобы это произошло так быстро, и боялся, что, затянув с этим, сделаем только хуже. А она боялась резать то, что ещё живо, и не хотела тянуть с этим.
  Не к женщине она меня ревновала...
  
  Сэнд, признайся уже в том, что ты снова наступил на эталонные человеческие грабли. Ты был достаточно глуп, чтобы надеяться на другой исход. На какой, интересно?
  Я не умею совершать поступков, каких она от меня ждёт, но мог бы теперь сказать ей, что за прожитые вместе дни и ночи готов отдать годы своей жизни, в которой без неё всё равно поселится скука. Отдать их её молодости, которую она не хочет растратить и потерять со мной, изводя этим и себя, и меня. Просто отдать их ей. Это были бы слова столь же правильные, сколь и искренние. Но, кажется, уже поздно. День рушит то, что создаёт ночь. Солнце высвечивает и высушивает то, что хранит и лелеет Луна.
  И стоит ли сотрясать воздух, если можешь только сказать, но не сделать. Надо быть реалистом.
  Да и призрак бедного парня теперь, похоже, вечно будет стоять между нами.
  
  Ты слышишь меня, Кара? Я проще, чем кажусь. Я боюсь отпустить и знаю, что не имею права удерживать. Мерделейн... он будет вечной болью, но он по-настоящему открыл мне глаза на тебя. Девочка моя, мне страшно подумать, где бы ты сейчас была, если бы мы не столкнулись в послевоенной депрессии и неопределённости. Наша жаркая капелька весёлого абсурда в бочке всеобщего угрюмого безумия. Я не знаю, что за странные колокола заиграли тогда в моей голове, и почему ты, пьяная, злая и пугающе энергичная - прекрасная, как сто проклятых лун - пошла со мной, а не в любую другую сторону. Кажется, мы оба просто приняли всё, как свершившийся факт, никогда не пытаясь объяснить себе. Ты никогда не замечала, что попытки объяснить необъяснимое часто приводят к его опошлению? Впрочем, нет, конечно же, это не про тебя... И пусть его. Это было благом для нас обоих. Я сдержал свои обещания, взял всё на себя, и ты получила двадцать месяцев относительно спокойной обустроенной жизни, чтобы восстановиться и всё хорошо обдумать. А я... мне всегда были интересны женщины, которые умеют удивлять. Иной скажет, что глупо, прожив столько лет, ожидать чего-то нового. Вздор. Прожить столько лет, не ожидая ничего, не тренируя чувства и разум - вот это тоска. А чтобы затосковать рядом с тобой, надо ослепнуть, оглохнуть, онеметь и утратить всякие мужские амбиции. Что угодно, весь спектр эмоций, только не скука. Ты подрываешь мою веру во вменённый смысл вещей. Ты всё взрываешь и путаешь, а я, вместо того, чтобы судорожно собирать воедино осколки, любуюсь ими, как дурак. Ты вся соткана из каких-то сильнодействующих элементов - так и хочется, чёрт возьми, профессионально полюбопытствовать, что у тебя внутри...
  Я не боюсь увидеть, как ты меняешься. Никогда ничего подобного я не боялся! Я же тебя знаю, я за тебя боюсь, понимаешь?
  
  
  А Тину, ставшая невольным и, в сущности, смешным поводом для нашего разлада, так и не ответила мне, какого рода долги я делаю, принимая её помощь. То ли она так изменилась, что я не могу понять, что у неё на уме, то ли была искренна, обидевшись на мой прямой вопрос. Наверное, первое.
  Странно было снова встретиться с ней и говорить с глазу на глаз. Такой вихрь ярких воспоминаний. Она так же красива и дипломатична, её взгляд так же открыт, но вовсе не наивен. Но теперь я вижу и зрелую силу, ауру влияния и влиятельности, присущую тем, кто чувствует себя во властных сферах, как рыба в воде.
  
  Наши золотые времена.
  Юность позади, зрелость впереди. Симпатичный напористый зубоскал, успевший пообтереться там и сям и получивший хорошие рекомендации. Первые успехи, первые твёрдые и осмысленные шаги по сыпучей извилистой тропе, ведущей на сияющую гору познания, большие планы, работа, работа, работа. Отдых по пять часов в сутки и ощущение, что это - не предел твоих возможностей. В таких обстоятельствах встретить женщину, которая дышит с тобой одним воздухом - единственная возможность иметь личную жизнь. Эмоционально бессодержательные и потенциально вредные для здоровья варианты я даже не рассматривал.
  А Тину была прекрасна. О солнечных эльфах у нас говорят "их уши так идеальны, что о них можно уколоться". Это как раз про неё. Моему самолюбию льстила возможность завоевать такую непростую особу, к тому же, из уважаемого аристократического дома. Но я был вовсе не так циничен, как она пыталась представить после нашей ссоры. Она очень нравилась мне. Тину не создала семьи, и не мне, старому холостяку, обсуждать её выбор, но что-то подсказывает мне, что и сейчас её медовые косы и изумрудные глаза пленяют мужчин гораздо моложе меня. Она определённо не мучается от одиночества.
  Просто со временем с ней стало слишком... уютно. Она уже не вдохновляла меня, как прежде, потому что сама перестала вдохновляться. Наше общее дело не увлекало её так, как увлекало меня. Она перестала развиваться, а я рвался вперёд. В конце концов, я получил весьма интригующее предложение за пределами Уотердипа, который тогда был довольно скромен по сравнению с нынешним величием. Я готов был поставить условием, чтобы ей позволили работать со мной, но она заколебалась, и я высказал ей всё наболевшее. Это не оставило камня на камне от наших отношений. Тину всегда находила меня остроумным, но когда мои риторические способности обернулись против неё, не смогла держать удар.
  
  
  Чего я не ожидал от неё сейчас, так это благодарности за тот жестокий разнос. Но, наверное, мои едкие суждения вызвали в ней дух противоречия. Оказалось, что она не зря носит свою гордую фамилию. Может быть, слишком сильное... увлечение мной мешало ей почувствовать и проявить свой потенциал.
  А ведь всё могло бы сложиться иначе. Она не поднялась бы выше среднего уровня, не была бы избрана леди Уотердипа, зато наверняка стала бы хорошей женой, мы жили бы, как говорят люди, душа в душу и пребывали в уверенности, что это именно то, о чём мы мечтали. Но... похоже, тот внутренний эльф, что дёргал за ниточки, лучше меня знал, от чего я бегу.
  Бегал я долго и плодотворно. В конце концов, благодаря некоторым рекомендациям, добежал до холодного Лускана, где в глазах многих быть эльфом значит носить смертный приговор на лбу. Сейчас смешно об этом вспоминать, но тогда меня всерьёз страшила вероятность лишиться контактов с соплеменниками, которых можно встретить почти по всему Фаэруну, кроме совсем уж диких мест. Но Лускан, при всей его относительной цивилизованности, стоит особняком: это воплощённый жестокий мир людей из наивных эльфийских кошмаров. Поехать туда - высшая глупость. Выйти в город - самоубийство. Но и в недрах пленённых ветрами Башен Тайного Знания ты никогда не будешь в безопасности. Там вовсю кипит раскалённая лава тщеславия, жажды власти и могущества, а подлость и предательство могли бы проесть десятифутовую стену и гибельной желчью разлиться на мили вокруг. Уши, уши, уши и глаза повсюду. Всё, что ты имел неосторожность сказать и сделать, будет использовано против тебя. Я быстро понял правила игры. Доверие, помощь, привязанность - твой риск. Это первое и не самое сложное. Сияющая вершина вблизи распространяла зловоние, и чем выше, тем сильнее. Я был вполне зрелым, чтобы видеть всё гадкое нутро этой системы и не отдавать ей себя с потрохами, но предпочёл играть по правилам. Мне эта сделка показалась стоящей. В любой, самой высокой и чистой науке есть не только строгая красота и благородная игра сил природы и интеллекта, но и свои задворки, подвалы и питательная компостная среда, где борются за выживание зародыши идей и достижений. Я полагал, что отрицать их и лицемерно, и глупо.
  
  В итоге, у Тину всё сложилось наилучшим образом. У меня... я тоже в трубу не вылетел. В моей долгой карьере были взлёты. Когда твои консультации ценятся в высоких кругах, и на их основании принимают серьёзные решения, это чего-то да стоит. Способности способностями, но знание конъюнктуры и связи - ценный капитал в нашем деле. Надеюсь, некоторые из них помогут не только мне, но и Каре, когда ей окончательно надоест моя физиономия. Не в моих правилах оставлять без поддержки женщину, потратившую со мной своё драгоценное время.
  Отчасти сбылись и надежды обеспечивать свои нескромные потребности исключительно мастерством. Самостоятельно финансировать все свои идеи я пока не могу, но, по крайней мере, могу открыть магическое производство и не прогореть в любом месте, где есть хотя бы примитивные формы жизни вроде Дункана и его клиентов.
  Даже каторжный лусканский период, который так бесславно закончился, многое мне дал. Я освоил новые методы, развил своё специфическое чутьё и увидел моральный предел своих возможностей. Они заканчиваются там, где больше нет балансирования на тонких гранях дозволенного. Ты отдаёшь себе отчёт в том, что следующий твой шаг - осквернять, а не препарировать мёртвых, изощрённо пытать живых, используя их как подопытный материал, извращать естественные формы и процессы. Просто забыть, кто ты есть и ради чего это всё. Не жалею, что дошёл до этого края и вышел из игры, хотя и не без потерь. Но и вспоминать не хочу. И буду спать, как младенец, и улыбаться во сне, когда боги случайно уронят на лусканские башни какое-нибудь небольшое небесное тело.
  
  Стало быть, не стоит сожалеть и о том, что Тину так и не стала гордой матерью пары умных, хорошо воспитанных и послушных ребятишек, носящих мою фамилию...
  
  Я взял материнское родовое имя, мне приятно думать о нём. На Побережье Мечей эта фамилия знакома лишь редким знатокам, а между тем, у меня на родине она имеет большой вес в гильдии виноделов.
  В Эвереске живут дольше, чем в большом мире, мама ещё относительно молода и полна сил, так что я не испытываю чувства вины за то, что оставил её. Она знает меня лучше всех, и никогда не пыталась вернуть, лишь просила писать почаще. Несколько лет назад её элитные виноградники пострадали при атаке фаэримов на мифаль, но она не разорилась в прах, как многие. Напротив, она единственная не побоялась собрать и использовать в купаже уцелевший урожай, и результаты превзошли все ожидания. Это помогло ей пережить трудные времена, когда нужно было заботится о восстановлении лозы. "Слёзы ветра" и более редкая "Кровь на снегу" из тронутых морозом ягод стали легендами того трагического года. А лет через сто они, без сомнения, станут для коллекционеров редчайшими артефактами, несущими в себе магию истории Народа. Матушка всегда была дамой смелой, предприимчивой и способной сохранять хладнокровие, я горжусь ею. А она гордится мной, потому что я это я. Разве это не прекрасно?
  Жаль только, что Ниваль пронюхал о тех бутылках, что она прислала мне с тайной оказией в Невервинтер, и пришлось с ним делиться. Ему было плевать, что это от матери - ладно, другого я и не ожидал. Обидно то, что в винах он разбирается не лучше, чем я в ходьбе строем, хотя, надо отдать должное, очень старается и для многих сходит за знатока. Но некоторым вещам бесполезно учиться, их можно впитать только собственными корнями, а его корни - не там, где растёт благородная лоза, которую возделывали мои предки.
  
  Эвереска. Последний Дом. Средоточие военных искусств, магии, мудрости и культуры лунных и солнечных эльфов. И их же неодолимой расовой гордости, ведь там обитают в основном древние фамилии и те, кто в своё время откликнулся на призыв к Исходу. Но сейчас не так уж много желающих туда переехать, и я понимаю, почему. Для родившегося на Побережье Мечей и в долинах это специфическое место. Но и уезжают оттуда немногие, обычно те, кому остро необходимы приключения на то место, которое воспитанные эльфы не называют, или зрелые таланты, которым в геронтократическом обществе становится мало места под солнцем. Или такие, как я, болтливые и имеющие на всё своё мнение. И неблагодарные.
  
  Я не очень люблю вспоминать об отце, но иногда приходится. Когда смотрю на себя в зеркало. Когда думаю о своей жизни. В часы стылого ночного безвременья, когда хочется понять недопонятое и договорить недоговорённое.
  Он был в родстве с одним из Старших Холмов[1] и позже, уже после моего отъезда, занял место в Совете. Я был первенцем, тоже мог именоваться светлым князем и претендовать на власть, но богам было угодно подмочить мою репутацию, сделав незаконнорожденным. Отец женился то ли после моего рождения, то ли когда мать ещё носила меня - но не на ней. Он рано овдовел, но мама так и осталась жить в своём поместье в Холмах, предпочитая общаться с ним эпистолярно. Он приезжал несколько раз, когда душевное здоровье его жены ослабло настолько, что не позволяло ей выполнять свои обязанности. Я тогда лишь входил в отрочество, но хорошо помню эти радостные и полные надежд эпизоды. Родители подолгу разговаривали, но это ничего не изменило.
  
  По детской наивности я думал, что есть какая-то семейная тайна, препятствующая воссоединению мамы с отцом, и ждал, что она посвятит меня в неё. Она не говорила о нём дурного слова, передавала мне его записки и подарки и заботливо собирала в дорогу, когда он присылал за мной - и всё. Я не понимал этого. Если он по молодости поступил с ней некрасиво, то искупил свою вину тем вниманием, которое нам уделял. Я не чувствовал себя чужим в его доме, это была его большая заслуга. Аскетом он, возможно, и не был, но рядом с ним так и не появилась женщина, которая бы метила в супруги. И я решительно не понимал, зачем матери жить затворницей, когда ничего не мешает настоять и узаконить наше положение. Но и она, похоже, не понимала, как тяжело мне было чувствовать себя вторым сортом безо всяких к тому оснований. Странно, что никто из нас не захотел обсудить это и сказать о своих... проблемах. Хотя в остальном наши отношения можно было назвать идеальными отношениями между матерью и сыном.
  У неё, правда, есть свои странности. Она говорила, что в раннем младенчестве я мало того, что был на редкость некрасив, да ещё и постоянно опрокидывался, потому что моя большая лобастая голова была слишком тяжёлой для такого маленького тельца. Это якобы стало причиной её постоянных тревог о моём умственном здоровье, поэтому она решила показать меня Старшим Холмов. Искупав меня в лунном свете и заглянув в мои младенческие глаза, которые, видимо, уже тогда отличались остротой и глубиной прозрения, старики успокоили её, сказав, что со мной всё в порядке, а судьба моя прихотлива и терниста. Ещё бы, с такими-то мозгами. Но лунный свет пошёл мне на пользу, и я стал крепнуть и хорошеть на глазах. Она явно льстила мне, вновь и вновь рассказывая эту душераздирающую историю, даже когда я вырос. Интересно, она у меня одна такая или все матери в этом смысле одинаковы? Зато я знал: хочешь проверить ум и чувство юмора девушки - познакомь её с мамой, чтобы та попыталась сразить её парочкой подобных баек. Пожалуй, она нашла бы Кару ужасной, но, как всегда, деликатно не подала бы виду, и они обе позабавили бы меня. Хотя, о чём это я...
  
  Я очень хочу её увидеть и, может быть, даже в тысячный раз выслушать все эти малоизвестные факты моего тёмного прошлого. Вдохнуть аромат тяжёлых спелых гроздьев, согретых солнцем и её заботой. Взять чашку мятного чая из её рук. Почувствовать себя любимым ребёнком, который обожает "умничать" и терпеть не может, когда его пытаются закаливать. Так много времени прошло. Я уже с трудом вспоминаю её голос...
  
  
  Ветер, зной, песчаный горизонт, страх, кровь, обмороженная и горящая плоть - первый раз, по-настоящему... Здесь моя плавная дорога совершила первый резкий поворот.
  Мама как-то обмолвилась, что отец предал не её, а саму любовь, вступив в "полезный" брак. Может быть, и так. Я мало понимаю в любви, но при желании нетрудно усмотреть высший промысел в его семейных неурядицах.
  За странной болезнью и смертью жены последовал новый удар: очередной кризис в среде молодёжи коснулся и гнезда этого разумного ортодокса, гордившегося своими строгими взглядами. Моя бедная милая, но совершенно неуправляемая сестра, с которой мы так славно тиранили друг друга и соперничали в словесных баталиях, ещё не достигнув совершеннолетия, влюбилась в полукровку и ушла в Анаурох, чего, при всей своей любви, отец не мог принять ни умом, ни сердцем. Поиски стражей успехом не увенчались, как и мои, предпринятые позже. Я не нашёл её там, где рассчитывал, попробовал продвинуться со своим небольшим отрядом дальше, но... мне не хватило сил и решимости. Это было совсем не то, что жить под защитой мифаля в Эвереске, где энергию можно было черпать чуть ли не из воздуха, а по стерильным городским улицам следовало передвигаться посредством левитации. Боги, я даже не знал, каково это, когда шквальный ветер дует в лицо или пытается тащить по земле, и не представлял, что погода может так резко меняться. Столкновение с внешним миром не прошло бесследно: вернувшись домой в полном моральном и физическом упадке, я надолго слёг с этой кошмарной ветрянкой, которой люди болеют в детстве, и это было совсем не смешно. Мама ни словом не упрекнула меня, являя одним своим видом всю скорбь мира. Но я был чудовищно толстокож, и, идя на поправку, однажды поинтересовался с дальним прицелом, почему бы ей не выйти замуж. "Не глупи, я справлюсь", - только и ответила она, поцеловав мой бестолковый лоб. Что я мог сказать, как оправдаться?
  За границами долины было очень опасно, мне приходилось защищаться и убивать. Это было трудно, но трудность оказалась не в том, в чём я ожидал. Я морально готовился и много тренировался, но мне казалось, что убийство разумного существа должно сопровождаться какими-то сильными эмоциями. Ненавистью. Но я таких чувств не испытывал ни тогда, ни позже.
  
  Тех, кого я когда-либо ненавидел, можно по пальцам руки пересчитать, и большинство из них отошли в мир иной без моего участия или здравствуют по сей день. В серьёзные переделки я стараюсь не попадать, но если нет возможности избежать конфликта, я оскорбляю, провоцирую, это хоть хоть какая-то имитация отвращения. Я редко бываю по-настоящему ожесточён, я для этого не создан. Я просто выполняю свою задачу и мне приходится делать естественный, но обычно неприятный выбор между своей жизнью и жизнью тех, чьи цели вступают с ней в непримиримое противоречие.
  Странная у меня получается концепция насилия, внеморальная, вневолевая. Но других я не могу применить к себе, хоть и понимаю их умом. Если дело обстоит так, что же тогда вообще способно удержать на краю любой мерзости и как почувствовать этот край? Страх? Закон? Бог? Всё это не годится, ибо, стоит сменить точку наблюдения, как в этих инстанциях мы увидим обескураживающе логичное, вменённое самой природой оправдание любых антигуманных действий. Но какую роль во всём этом играет наша собственная воля? Может, это такой феномен её отсутствия, как высшей формы присутствия? Мой личный опыт не дал мне чёткого ответа, и эта проблема, хоть уже и не доводит меня до грани срыва, но занимает не меньше, чем в возрасте мучительных самокопаний.
  Может, оттого и жизнь моя сложилась так, как сложилась.
  
  Было неприятно, но полезно узнать, что есть вещи, способные сделать меня слабым, и они начинаются за секретными вратами родной долины. История с сестрой вообще сильно повлияла на меня. Было большой ошибкой перестать бороться за то, чтобы, если не вернуть её, то хотя бы не потерять с ней связь. Не знаю, как сложилась её судьба, но с того момента, как я решил бросить поиски, я тщетно гнал от себя чувство личной ответственности за всё, что с ней могло после этого произойти. Все эти годы. Остаётся надеяться, что к её врождённым способностям прибавилось некоторое количество жизненного опыта, и она не стала жертвой своей неосмотрительности и моего небрежения.
  
  Брат, напротив, всегда был серьёзен, как паладинский молот, и паранойялен, как Ниваль, подписывающий мой отчёт о расходах. И так же тёмен душою, как этот самый отчёт. Боюсь, безумие его матери коснулось и его. Он тоже воспринял подростковый бунт сестры по-своему близко к сердцу и вскоре примкнул к Элдрет Велуутра [2]. Позже я слышал, что он там далеко пошёл. Я думаю, сожаление отца по этому поводу было напускным, на самом деле он в душе гордился им. Его воспитание проявилось здесь во всей красе. Судя по его взглядам, он и сам мог бы возглавить шайку этих фанатиков, если бы не его положение. Это было бы честно, но неудобно. В этом был он весь.
  
  С трудом оправившись после всех этих печальных событий, отец стал уделять мне непривычно много внимания, часто заговаривал о моём будущем, советуя найти занятие, достойное его сына. Но червь скептицизма, с детства угнездившийся во мне, уже вовсю точил мою душу. Бастард сгодился, когда остальные дети не оправдали надежд! И почему это мне не хочется упасть на колени и прослезиться? И всё в том же духе. Словом, мне бы принять с гордостью положение наследника княжеского венца, но во мне взыграли дерзость и язвительность. Кажется, в запале я даже помянул душевную болезнь его покойной жены. Глупо. Жестоко. Но разве мог я остановиться, когда колючки во рту так и кусались? Я многому научился с тех пор, кроме способности контролировать свой язык, и это сыграло большую роль в моей жизни. Видно, это особый дар. Сестрица говорила, что это про меня ходят слухи, будто некто, не успев ещё родиться, уже глумился над криворукими повитухами и давал им указания. А Кара однажды изрядно насмешила меня... впрочем, неважно.
  Боюсь, здесь я ничего не могу изменить. Если я даже заклею себе рот, взгляд всё скажет. Можно в критические моменты поступать, как Гробнар, и разговаривать с самим собой. Но это кратчайший путь к распаду личности. Да и что я могу сказать почти идеальному себе? Ха-ха два раза...
  
  "Иди, сын. Твоя судьба ждёт тебя". Можно ли считать это благословлением? Скорее, пинком в дорогу.
  Я таким и запомнил его - тонким, прямым, напряжённым, как натянутая тетива. Лишь две глубокие складки пролегли под витым серебряным венцом да потухла луна в устремлённых в никуда золотисто-голубых глазах, когда он понял, что ничего не может изменить. Хмурый, разочарованный хранитель маленького, уютного и ещё живого мира, который я так и не унаследовал. Да и не мог бы, отец зря надеялся на меня. Я уже тянулся к другому, большому и... стремящемуся к разнообразию. Надо было бы ещё добавить "опасному", но тогда я об этом не очень-то задумывался. Мне не приходило в голову, что за возможность познавать и развиваться, не будучи связанным присущими моему народу религиозными и этическими ограничениями, придётся дорого платить. Настолько дорого, что однажды плата покажется чрезмерной.
  Я знал, что мир жесток. Этот мир, подчиняясь неумолимым законам развития цивилизаций, съедал то, что было дорого поколениям моих предков. Но в доме матери или отца, в архивах и светлых лабиринтах Академии, где у стен не было ушей, а в рукавах не прятались кинжалы, истории о пропитанных ядом перчатках или превосходном вине, оборачивающемся кислотой у тебя внутри, казались страшными сказками.
  Но кем бы я стал дома, среди этих мягких линий ландшафта, рвущихся в небо белых башен Совета, оплетённых невесомым кружевом стрельчатых аркад, плодовых террас Шейрадима и синелиственничных рощ, где нет ни одной неправильно растущей веточки или иголочки? Мне кажется, кем-то другим.
  
  
  Плавучие сады Эйрдри Фэйниа... в дни равноденствий я вставал до рассвета, чтобы первым увидеть Танец Кружащихся Ветров и подставить лицо дыханию самой Крылатой Матери. На эти сады выходили окна моей комнаты в доме отца, и, обучаясь в Академии, я почти круглый год читал и засыпал под ароматы винного лотоса и ночного жасмина...
  Странно устроена память. Иногда, пытаясь восстановить какое-то имя или лицо, я застываю в тупом оцепенении, осознавая, что ничего не помню, всё осталось там, за кордонами прожитых столетий. Но стоит припомнить запах или услышать старую, как мир, музыку в тембре чужого голоса - и тени ушедшего проясняются, и вся юность вмещается в один беззаботный вчерашний день.
  Однажды у меня было свидание с одной фатально благородной юной леди на заветном Звёздном Лугу, где многие поколения маминых сынков и папиных дочек укладывали друг друга на траву, то есть, виноват, конечно же, наблюдали звёзды. Я поклялся на алтаре Ханали Селанил[3] хранить тайну этой встречи и даже вступил в их глупое Братство то ли тайных венчаний, то ли запретной любви - тут у меня какой-то странный провал в памяти, подозреваю, что причина его не только в давности лет.
  Какая гадость эта ваша мальвазия для причастий! Её-то я точно до гроба не забуду. Этому ужасу, пожалуй, пошла бы на пользу двойная отгонка с мелованием - Дункан оценил бы результат. Да и шизофреничной совести сэра Ниваля этот продукт прекрасно подошёл бы в качестве ежевечерней терапии. Моя, по-моему, спала мертвецким сном.
  Это свидание было самым бестолковым в моей жизни, но ту нездешнюю песню, что пело мне ясное ночное небо под немного назойливый девичий щебет, невозможно забыть. Я тогда подумал, что только звёзды и чисты, и мудры, и им можно доверить любой секрет. И, должно быть, это бесконечное небо - единственное, что нас всех связывает. В том числе, и меня с этой очаровательной куклой, умеющей выдавать сто разных слов в минуту. Смешно.
  
  Так что я, как выяснилось, являюсь членом Братства тайных венчаний и запретной любви, кому надо, обращайтесь. В самый раз для того, кто держит магазин в Доках и работает на Девятку. Жизнь определённо удалась.
  
  Нет, нет, в таком идеальном и чистом месте, как Эвереска, созданном вечными для вечных, хорошо встретить старость. Я хотел вернуться туда, когда почувствую, что устал. Там было бы хорошо предаваться воспоминаниям, лелеять в душе победы, философствовать по поводу поражений и пребывать в счастливой уверенности, что я не увижу, как разрастается тонкая паутина трещин на полупрозрачном мраморе, и как всадник по имени Время вытаптывает эти чудесные сады.
  Увы, моей страстной сомневающейся натуре вскоре стало нечего делать в этой огромной сокровищнице и заповедном питомнике для родовитых. Я любил свой город, но подозревал, что есть секреты, которых я никогда не узнаю, если не вырвусь оттуда.
  
  
  Ах, отец, не было смысла сокрушаться по поводу угрозы древней культуре за пределами долины. Я не спорю, что вступить в Орден, чтобы разыскивать по всему миру старые артефакты и перевозить их в хранилища Эверески - дело благородное и достойное княжеского отпрыска. Но я не создан для такой работы. С этим лучше справился бы твой младший сын, крепкий телом и убеждениями, не чета мне. Но он пошёл другим путём, и не я его подтолкнул. Я могу быть не вполне доволен своей жизнью, но чужой мне уж точно не надо, спасибо.
  Посмотри, ведь наша культура живёт везде, где живут эльфы, где есть магия и науки, где старые города дали жизнь новым. Каждый носит эту культуру в себе, и его право - узнать и что-то иное. Тебя так печалило, что люди смогут пользоваться плодами мудрости Народа по праву победившей цивилизации. Но это не так опасно, как полагаться на мифаль, собрав все тайны и сокровища в одном месте, окружённом предельно агрессивной средой, и всё набивать и набивать это место предметами, излучающими древнюю магию. Стань я в самом деле одним из Старших Холмов, я бы... ах, ладно, не важно!
  А люди - это просто данность, которую нельзя было изменить вчера, невозможно изменить и сегодня. Мой добрый друг сэр Ниваль говорит, что все беды случаются оттого, что люди интересуются не своими вопросами и лезут не в свои дела. Он солдафон с претензией на изысканность, но до смешного прав. Они себе сами и выкопают яму, и выберутся из неё дорогой ценой, и кого-нибудь ещё туда спихнут. Почему кто-то, кроме них, должен держать за это ответ? Недостойным, а их большинство, наше обязывающее наследие не идёт впрок. Но среди людей есть и достойные. Лично я знаю нескольких. При этом я не утонул в пучине вредных духовных и телесных излишеств, и у меня не начал расти хвост.
  Если уж на то пошло, твой младший сын, этот псевдоинтеллектуал, которому хватило твоих проповедей, чтобы составить себе полную картину мира и найти корень зла, достоин ещё меньше. Потому, что в нём течёт кровь аристократов, он - результат тысячелетий отбора по качеству наследственности. Он принадлежит к моему народу, к моей семье, а значит и спрос с него - больше, чем с любого из людей. Он всегда считал меня чёрной овцой, а когда отпала необходимость соблюдать приличия, посмел открыто обвинить в дурном влиянии на сестру. Да, я чёрная овца, и родство с ним для меня больший позор, чем все мои "порочные" связи.
  
  Можно не уходить от мира в свои тайны, находить полезными и авторитетными некоторые человеческие источники, не перекашиваться лицом от слова "полуэльф" и даже любить женщин с маленькими ушами и... интересными пропорциями - иногда они поражают сильнее, чем все твои мистерии Леди Грёз[4], давно и надёжно заменившие тебе реальную жизнь. Но можно при этом оставаться носителем культурного кода своего народа.
  Ты говорил, что мне будет трудно, я ничего не смогу. Мне было трудно, но я кое-что смог, даже проcлужил сорок лет архимагом одного милого захолустья. Кстати, никогда не думал, что буду вспоминать то время с теплотой. Да мне и пятисот лет от роду ещё нет, я совсем зелёный по меркам Эверески.
  У меня выработалась своя этика, не безупречная с точки зрения такого ортодокса, как ты.
  Но чего я точно не делаю, так это детей не пложу, покуда не связал себя брачной клятвой...
  
  Но знаешь, за сотни лет я понял одну вещь. Как бы ни были высоки мои звёзды и велик мой мир, какой бы консервативно-закомплексованной ни казалась моя родина, одной ногой, мыском я всегда буду стоять на земле предков. Она не отпустит меня. Я буду помнить, кто я, и эта память будет крепче любых уз.
  Твоё осторожное ретроградское семя со временем проросло и во мне, и затхлый библиотечный воздух привлекает меня сейчас так же, как привлекал тебя.
  Я теперь понимаю, почему тебя тяготил собственный дом, и лишь бдения у алтаря Леди Грёз могли успокоить тебя. Что-то случилось с твоей древней элитной лозой. Она чахнет, не рождая великих воинов и магов, достойных жён и мудрых мужей. Даже я, плод от прививки здорового и сильнорослого, но менее изысканного сорта, оказался слишком поверхностно-терпким, чтобы дать мне выстрелить в твоём букете. Тонкая имитация благородства для доброго столового вина, не так ли?
  Поверь, я далёк от злорадства. Я знаю, как больно видеть, что ничего после себя не оставишь. Я ведь плоть от твоей плоти, я тоже этим заражён. Вся моя жизнь - поиск. Находки. Потери. Снова и снова, как в глупой старой песне. С этим и уйду. Быть может, выход в том, чтобы слушать голос сердца и ценить то, что имеешь. Я знаю одну леди. Она человек, бард. Она могла бы просветить на этот счёт. Это особый человеческий дар, который сами люди едва ли осознают. Чувствовать незаметное биение отпущнного времени в артериях - и принимать как должное его быстротечность. Понимать, что, если не сделаешь, не скажешь чего-то важного сегодня, сейчас - возможно, не сделаешь и не скажешь никогда. Или - или. Их память и воображение работают по-другому, кажется, их мир меняется каждую секунду, они... это трудно объяснить в двух словах, но это полезное знание. Мои способы изучения этого состояния тебе вряд ли понравились бы, к тому же, теоретически, они должны влиять на обмен веществ и сокращать жизнь. Но, единожды познав, понимаешь, что оно стоит того. Это не твои божественные иллюзии, это нечто большее. Они придумали себе утешительную, как мне раньше казалось, поговорку - что-то вроде "мёртвый, о котором помнят, сильнее живого". Лишь недавно я понял её настоящий смысл, который прятался от меня за очевидно-назидательным. Я понял, а некоторые из них - чувствуют сердцем.
  
  Я совершал ошибки, но, всё-таки, самую большую я совершил бы, оставшись дома. Может быть, ты согласишься, если я скажу, что мне стоило покинуть твой оазис красоты и мудрости и увидеть всё своими глазами хотя бы ради того, чего уж точно не найдёшь ни в одном тайнохранилище Эверески. Ради ответа на вопрос, который довлел над тобой, заставлял пристально смотреть в прошлое и, боюсь, подточил твои силы. Он тоскливо звучал между строк в твоих последних письмах: почему так случилось? Почему мы сдались?
  И сдались ли на самом деле?
  
  Однако, всё это не более чем пустое зубоскальство.
  Может быть, когда-нибудь я и смогу поговорить с отцом. Если он удостоит меня вниманием с того света. Меня не было в родном городе, когда освобождённые фаэримы пробили мифаль и разразился военный конфликт, я не отдал отцу последний долг, не приехал и позже, чтобы поддержать мать, и уже потому не смогу умереть с чистой совестью. То, что положение моё было и остаётся, мягко говоря, непростым, и известие о случайном ранении отца, больше похожем на самоубийство, я получил окольным путём с большим опозданием - всё это были сносные отговорки. Но теперь брат возвращается в город. Его организация формально стоит вне закона, но это не мешает ей набирать опасную популярность, особенно сейчас, когда жива ещё память об Исходе. Должен ли я помешать ему получить место в Ордене или, ещё хуже, Совете? Имею ли право? Как на это посмотрят? Что сказал бы отец? Он даже последней воли не оставил, просто бросил всё и ушёл. Так даже пресловутые люди не поступают. Почему так?
  И о каких моих правах может идти речь, если, получив долгожданную возможность освободиться от обязательств перед Невервинтером, я сижу здесь, занимаюсь унылыми самооправданиями и чуть ли не молю богов послать мне и мальчику быструю смерть?
  
  *****
  
  Мел засопел и зашевелился под его рукой, освобождаясь. Обожгло холодом мокрую спину, вернулись запахи и звуки клоаки.
  - Ну, как, тебе лучше? - спросил Сэнд, вернувшись из раздумий.
  Мальчишка кивнул.
  - Я могу держать оружие, - хрипло проговорил он и взглянул на него усталым, недетски-серьёзным взглядом. - Мы же мужчины, мы не сдаёмся без боя, правда... учитель?
  Нерешительно произнесённое обращение резануло слух. Показалось незаслуженным. Разве это он научил мальчика не сдаваться? Он по большей части только и делал, что отмахивался от него. В его силах было не допустить, чтобы Мел вообще оказался здесь, но он и пальцем не пошевелил.
  И за что, хотел бы я знать, это долговязое вместилище проблем на мою голову так верит в меня?
  - Голова кружится?
  - Нет.
  Это пока сидишь и не двигаешься. И то хорошо.
  Сэнд вздохнул, прикрыв глаза. Он видел, что мальчик слаб, скромное лечение и остатки зелья помогли ему ровно настолько, насколько могли, чуда не произошло. Он не сможет подняться самостоятельно, и тащить его на верёвке опасно.
  У мага тоже был нож для разделки - хороший, с десятидюймовым зачарованным лезвием. Как последний, не самый внушительный аргумент. Он был не ахти какой мастер рукопашной, но мог постараться взять за свою жизнь хоть что-то. Пару-другую тварей, может быть.
  
  - А вы не бойтесь, - буркнул лесной эльф, сосредоточенно нахмурившись и глядя на стену перед собой. - Бейте, если что, в печень, шею, глаза, ухо, пах. В сердце надо бить сильно и точно, иначе только время упустите. Ногами бейте, старайтесь об стену приложить. Вообще, поактивнее руками и корпусом. Я бы вас потренировал, научил бы паре обманных приёмов. Вам же главное продержаться, а там...
  Сэнд вздохнул.
  - Спасибо, Мел.
  Спасибо, мальчик, но, боюсь, мне это не поможет.
  Если бы только выбраться туда, где можно восстанавливать магию. Это значит, оставить мальчишку. Долго он не продержится. Уже было. Рассуждения ходят по кругу, а тварей всё нет. А Мел продолжал слегка монотонно, словно читая молитву:
  - Ведь главное - не давать страху воли. Я понял урок. - Урок? Сэнд вопросительно приподнял бровь. - Я думаю, мужество - это не значит не бояться. Не боится тот, у кого в голове пусто или душа, как камень. А если ты боишься, но делаешь, значит, ты не трус. Если ты припёрт к стенке, но держишься достойно - значит, ты мужчина. Так?
  Рассеянно улыбнувшись, Сэнд кивнул.
  Да, сын деревьев, всё правильно, ты хорошо рассуждаешь для своих семидесяти четырёх лет.
  - Может, их надолго смыло, это дало бы нам передышку, - пробормотал маг и скользнул рукой в волшебный подсумок.
  Он ещё раз проверил, не утаила ли сумка от него чего-нибудь ценного. Волшебная сумка трансгрессивного типа - это фактически грузовой минипортал с ограниченной пропускной способностью. От них могут быть всякие неожиданности, особенно если ты не сам её сделал, замкнув на надёжное хранилище, а купил у случайного торговца. У них можно напороться на новую с виду, но взломанную, на подделку ценой в полконя или просто сумку со странностями. Но собственная тайная надежда найти там что-то новое мрачно насмешила Сэнда - уж свои-то изделия он хорошо знал. Рука нащупала всё тот же последний флакончик. Маг сжал его в ладони. Можно было не вытаскивать, он знал, что это. Зелье бычьей силы. Это было не из его арсенала, он такое не пользовал. Да и Касавир редко к нему прибегал. Оно могло попасть случайно, скорее всего, по небрежности Мела, который в очередной раз втихаря экспериментировал с его волшебными вещами. Усмехнувшись, Сэнд подумал, что на этот раз проказнику не грозит быть выдранным за ухо, скорее, наоборот. Если они выживут.
  Привстав, он изо всей силы дёрнул нижнюю скобу. Она была мокрой и скользкой, но держалась крепко. Сощурившись, Сэнд посмотрел вверх, стараясь получше разглядеть лоснящуюся стену, где часть скоб отсутствовала, а часть держалась на честном слове. Эльф заключил, что, если хотя бы половина оставшихся скоб такие же крепкие, как нижняя, у них есть шанс. Осталось только собрать в кулак всю свою волю и рискнуть.
  Когда-то ради исследовательского интереса он испытывал на себе многие свои полезные составы. Он знал, что из этого флакончика ему можно выпить ровно половину, чтобы значительно увеличить мышечную силу на две с половиной минуты. Это не много в их положении, но больше нельзя, не выдержат связки и суставы. В них и без того потом будет адская боль. Он передёрнулся, вспомнив, как ноги казались закованными в пыточные колодки, а в плечи и запястья впивались горячие иглы.
  
  Тем временем, Мел, почувствовав дурноту или усталость, обхватил руками поджатые колени и уткнулся в них лицом. Длинный кинжал, сжатый в грязной руке, поблескивал в темноте кривым обоюдоострым лезвием. Присев на корточки, Сэнд положил узкую ладонь мальчику на затылок. Ему показалось, что тот плачет. Было странно, что он ещё так долго держался. Наверное, не осознавал всю безвыходность положения. Мальчишка...
  "Люди говорят, что верность - высшая добродетель для эльфов, - подумал Сэнд, помрачнев. - А ещё в сказках пишут, что эльфийский учитель не имеет права отказаться от ученика, пока не научит его всему, что знает".
  - Придётся и мне в это поверить, - прошептал он и тихо позвал Мелроя.
  Тот быстро поднял голову, и, шмыгнув носом, устремил на него впалые глаза. Отважный малыш и не думал сдаваться. Сэнд вдруг почувствовал облегчение и даже некоторую гордость за то, что во время наводнения и тяжёлой схватки со змеем не ударил перед ним в грязь лицом, заслужил выданное авансом уважение.
  Мелрой. Мел.[5] Должно быть, сама Триединая послала мне тебя, такого нахального, отчаянного и преданного. Вот только зачем?
  Чуть сжав плечо мальчика повыше локтя, он набрал в грудь воздуха и произнёс почти скороговоркой, не отрывая взгляда от его лица:
  - Мне хочется, чтобы все твои планы осуществились, сын деревьев. Клянусь кровью отца моего, я помогу тебе в этом.
  Сэнд почувствовал, что едва не краснеет. Он никогда раньше такого не говорил. Ему казался неловким, неестественным высокий пафос эльфийских клятв на все случаи жизни. Он считал неприличным бросаться подобными словами. Но губы сами выдохнули расхожую формулу, а сердце вложило в неё сокровенный смысл. И лесной эльф понял, поверил, ринулся вставать, но Сэнд мягко удержал его. Тогда побледневший мальчик просто молча кивнул, коснувшись ладонью груди.
  Значит, выбор сделан, ответственность взята? И что-то тёплое дышит в затылок, и сердце заходится сильнее, чем в самые волнующие моменты. Значит, всё сделано правильно?
  Совладав с собой, Сэнд смущенно кашлянул.
  - У меня тоже ещё есть незаконченные дела на этом свете. Оставь оружие и собери силы для другого. Это будет трудно, но мы должны попробовать.
  Мальчик открыл рот, чтобы что-то спросить, но эльф перебил его, отчеканив:
  - Делай, что я велю, если хочешь жить.
  Прозвучало это строго и решительно, но на самом деле Сэнд едва не сорвался на крик. Он просто боялся увязнуть в объяснениях и спорах и потерять твёрдость, которую ощутил под взглядом упрямого мальчишки, готового драться до последнего. Она ему была ох как нужна.
  
  Встав, он помолчал немного и с задумчивым видом изобразил руками вокруг себя какую-то странную пантомиму. Потом обратился к Мелу, смотревшему на всё это с большим интересом.
  - Подскажи-ка мне, сметливый отрок, можем ли мы из всех наших ремней сделать что-то вроде петли, которая могла бы поддержать одного эльфа, сидящего на закорках у другого эльфа?
  - Да запросто.
  Мел принялся объяснять, расстёгивая ремень, но вдруг осёкся и подозрительно посмотрел на мага.
  - А это ещё зачем?
  Словно не слыша его вопрос, Сэнд поглядел на верёвку, обрывающуюся на высоте его роста, и продолжил в задумчивости:
  - А это попробуем использовать для страховки...
  - Эй, эй! - Мел окинул критическим взглядом фигуру мага. Его астенические плечи явно не внушали мальчишке доверия. - Мы ж тогда вместе навернёмся... - начал было он, но, поймав мгновенно изменившийся взгляд учителя, смутился.
  - К чему эти эвфемизмы, говори как есть, если это всё, чему ты успел научиться, - Сэнд прищурился, скрестив руки на груди. - Можешь вообще не обращать внимания на мои замечания, если хочешь вместо Академии присоединиться к вчерашним гостям из Доков и промышлять воровством и разбоем.
  Мел угрюмо фыркнул, зло сверкнув глазами.
  - Ну, вы сказанули. Вы меня с полудроу-то не ровняйте. Я не он.
  - А ты не успеешь оглянуться, как станешь им, если будешь держать разум открытым для всяких помоечных истин вроде "я не он", "избавься от балласта" и тому подобное, - холодно возразил Сэнд.
  Лесной эльф недовольно засопел, и маг спохватился, сообразив, что разговор принимает слишком крутой оборот для этой обстановки и ситуации. Смягчившись, он неловко почесал лоб.
  - Да. Ну... ладно. Время дорого. Давай всё своё сюда.
  Мел долго вытягивал ремень из брюк, ковырял пряжку на груди и, когда Сэнд в нетерпении принялся ему помогать, робко выдавил:
  - Я просто подумал, это же для нас обоих риск подниматься в такой связке. Если что.. вдруг...
  - Во-первых, такой способ гарантирует твою доставку наверх даже если тебе снова станет плохо. Бросать я тебя не намерен, заруби себе это на носу. А во-вторых, - Сэнд снисходительно улыбнулся, - запомни: ни в коем случае нельзя произносить слова "если" и "вдруг". Они имеют способность призывать демона невезения.
  - А он, видно, вас любит, - съехидничал мальчишка, желая во что бы то ни стало оставить за собой последнее слово.
  Сэнд нервно усмехнулся, расстёгивая свой брючный ремень.
  - А я его всегда обманывал и сейчас обману.
  ____________________________________________________
  1. Старшие Холмов - совет правителей Эверески
  2. Элдрет Велуутра - экстремистская организация эльфов, пропагандирующая чистоту эльфийской расы и ставящая целью стереть людей с лица Фаэруна
  3. Ханали Селанил - богиня любви
  4. Леди Грёз - богиня мистических тайн, иллюзий и откровений
  5. Mel - корень слов "любовь", "любить" и т.д.
  
  
   Глава 12
  
  Всхлипывая и надсадно кашляя, мальчик тщетно тянул мага из вонючего ада, а тот стонал, навалившись животом на край колодца и цепляясь сведёнными болью пальцами за трещины в полу, забитые грязью и илом. Аладжи чуть не завопил от радости, увидев это кошмар, и в три прыжка оказался рядом. Бедный Сэнд лишь охнул, когда мохнатые руки нежно сдавили его и подняли, как пушинку.
  
  Эльфов надо было срочно вытаскивать из канализации. Сэнд не мог помочь даже самому себе, а для мальчика это был вопрос жизни: тяжёлые приступы кашля участились и грозили перейти в удушье. Убедившись в невозможности заставить больных быстро двигаться своим ходом, Азгар поступил просто: Мела, невзирая на все его протесты, крепко привязал ремням и верёвкой к спине, а Сэнда взял на руки.
  
  - Что ж вы, сударь, себя не жалеете, - приговаривал он, безошибочно определяя безопасный путь и медленно, но уверенно шагая в темноту со своей ценной ношей. - Щека щёку ест, дунь - пополам переломитесь.
  - Знаешь, любезный, - промямлил Сэнд, когда боль ненадолго отпустила его измученное тело, - я много чего перенёс и, слава богам, не переломился. Но если ты меня ещё раз так тряхнёшь, клянусь...
  - А с пострелом что сделали? - продолжал добродушно бубнить аладжи, послушно смягчив хватку и шаг. - Его будто в пруд с дохлыми жабами окунули.
  - А дохлого змея не хочешь? - возмущённо буркнул Мел, выглянув из-за широкой спины. - Толстый, как крокодил. Ты и не почуешь, как он у тебя мозги высосет.
  Последние слова он еле выдавил сквозь хрип и в очередной раз закашлялся, после чего ещё долго натужно дышал, со свистом втягивая воздух.
  - Ты бы хоть сейчас помолчал, - ворчливо отозвался Сэнд и тихо вздохнул. Этот мальчишка неисправим. Даже вырвавшись из преисподней, он первым делом начнёт хвастаться и дерзить.
  - Что ж, каждый питается, как может, но с тем, кто питается чужими мозгами, бывает трудно найти общий язык, - философски заметил Азгар и вернулся к разговору с Сэндом: - Хоть мы с вами и трудимся оба на благо Гильдии, но, вы уж меня извините, каждый, кто на нас посмотрит, сразу сообразит, что работа у нас разная. Вам бы книжки читать, опыты ставить, писать научные труды и молодых учить премудростям. Сами видите, какой у нас тут кризис. Кому, как не вам, приводить это всё в движение и налаживать осмысленную жизнь?
  Маг крякнул, не скрывая самодовольства.
  - Ужасная, грубая лесть...
  - А вы - змеюшники зачищать! - аладжи нахмурился и тихо пробормотал: - Да будут боги милостивы к душе молодого аасимара. Не уследил...
  Горестно вздохнув, он снова обратился к магу с мягким упрёком в голосе:
  - Но чтобы и вы за ним следом - это уже слишком для старого привратника. Стоит ли меня держать на службе после этого?
  - Мой помощник погиб не из-за безрассудного любопытства. И мы тоже не развлекались, - сварливо произнёс Сэнд. - Можешь не сомневаться, ради того, чтобы прогуляться и подышать миазмами, я бы сюда добровольно не пошёл. Ты представить не можешь, насколько всё серьёзно. Потому и работа у нас разная, это ты верно заметил.
  - Ах, вот как? Значит, Гильдии грозит опасность?
  - Боюсь, не только ей, мой недалёкий друг, - ответил Сэнд и снова охнул и заскрипел зубами. Приступ боли была таким, словно его скелет выкручивали из тела. - Да что ж это... такое...
  Прислушиваясь к себе через боль, он перебирал в уме последствия своего рискованного эксперимента с передозировкой зелья. Судорога? Растяжение? Вывих? Защемление позвонков? Перелома точно нет, спасибо и на этом.
  Но сожалений не было. Он понял, что не зря старается, когда у мальчишки, тяжким грузом повисшего на его напряжённых плечах, начался этот мучительный лающий кашель, предвестник смертельной опасности. Чистая совесть и чуждое эльфу, варварски-примитивное, но потрясшее его ощущение собственной слепой и правой, безрассудочной силы - стоили такого риска. Правда, он тут же пообещал себе, что это был первый и последний раз, когда он взялся решать проблему, к которой невозможно приложить ум.
  Почувствовав, что Сэнду плохо, аладжи мягко прижал его к мохнатой груди и заговорил почти шёпотом:
  - Тогда не откажите в просьбе. Замолвите за меня словечко леди Гильдмастеру, возьмите в дело. Я сто лет уже мечтаю послужить по-настоящему.
  
  Предложение Азгара показалось ему не лишённым смысла. С таким проводником и ищейкой любое подземелье откроет им свои тайны. Остались ещё вечер и ночь, которые всё решат, Сэнд был в этом уверен. Он пытался отвлечься от боли, размышляя, и ему в голову пришла логичная версия причины его магического бессилия в старой канализации. Может быть, целью аасимара было именно это гиблое место. Возможно, он сам этого не осознавал, потому что вело его не столько знание, сколько инстинкт, проснувшийся в скромном парне, доселе почти ничем не выделявшемся среди людей.
  
  Интересно, кровь какого божества текла в его жилах? Жаль. Если бы не проклятая случайность, молодой маг, будучи вовремя остановленным, мог бы сослужить неоценимую службу. И ассистент из него получился бы хороший. Я бы не давал ему расслабляться и почивать на лаврах первого успеха - это самое плохое, что может случиться с подающим надежды. Только осознав ничтожность познанного и достигнутого, можно двигаться дальше. Если бы в пору становления некому было меня бранить и придирчиво судить каждый мой шаг, ничего путного из меня не вышло бы. Но кто об этом думает в горячей и обидчивой юности?
  Жить бы ему ещё и жить...
  
  Скоро. Очень скоро, Эйлин, ты увидишься с отцом и братом. Но, боюсь, эта встреча принесёт радость не всем. Как же нам быть?
  
  Азгар продолжал что-то басить, забавно смешивая простонародную и книжную речь, - и шагал, шагал, шлёпая по воде, сгорбившись и словно баюкая Сэнда, заскользившего по грани беспамятства. Это и в самом деле успокаивало его. Даже боль постепенно притуплялась в тёплых объятиях мохнатого верзилы. Размякший и растроганный эльф подумал, что Тину всё-таки удивительно чуткая и проницательная женщина. Она правильно сделала, что не отказала аладжи в работе. Может, он и странно смотрится в Гильдии Магов. Может, этакое пугало у ворот, неколебимо уверенное в собственной важности и добродушно пропускающее шуточки, не очень-то и нужно, но он стал для магов настоящим другом и защитником. Талисманом в своём роде. Уж для него и Мела - точно.
  
  Героическими усилиями аладжи они выбрались на поверхность в тихом респектабельном тупичке на восточной окраине торгового округа. Ближайшим местом, где эльфы могли рассчитывать на помощь, оказалась одинокая аптека, затесавшаяся среди частных домов.
  Это был симпатичный семейный магазинчик в нижнем этаже богатого дома. Сэнд нашёл его безвкусным, на что Мел, невзирая на свою слабость, не преминул заметить:
  - Не переживайте, учитель, у вас когда-нибудь тоже такой будет.
  Маг недовольно поджал губы, но Азгар не дал им договорить. Чуть отдышавшись и возблагодарив богов, он двинулся к магазину, взвалив на плечо Мела и поддерживая Сэнда, уже более-менее способного передвигаться.
  
  Безвкусный или нет, магазин определённо приносил своему владельцу хороший доход и своим пёстрым ассортиментом оправдывал типичную для Уотредипа кричащую уличную витрину, превращённую неизвестным умельцем в подмостки, на которых восковые куколки разыгрывали душераздирающую историю жизни от рождения до смерти. По глубокой мысли торговца, вернейшим подспорьем на этом опасном пути были порошок от мигрени и масло почечуйной травы, снотворные и желудочные микстуры, домашние наливки в пузатых бутылях с краниками, разноцветные мыльца в виде букв и зверушек, детская присыпка и леденцы-погремушки в ярких коробочках, презервативы из рыбьего пузыря и, конечно, особый эликсир в секретном шкафчике, которым ушлый алхимик или "аптекарь", как Сэнд пренебрежительно именовал подобных типов, снабжал убелённых сединами глав семейств втайне от их полинялых жён. И много чего ещё. Вряд ли владелец всех этих сокровищ был счастлив увидеть грязных, оборванных, адски вонючих эльфов без гроша в кармане, одного из которых скрючило от боли, а другой еле держался на ногах, был весь покрыт какими-то лишаями, а потом и вовсе посинел, судорожно хватая ртом воздух. Пока хозяин неспешно выносил своё пухлое тело из-за конторки, лунный эльф, рыча проклятия в адрес этого доблестного рыцаря наживы, проковылял к его шкафчикам. Рывком распахивая дверцы, он шарил по полкам, мельком просматривая аккуратные надписи на склянках и порошках.
  - Азгар, расстегни его и растирай хорошенько икры. На адреналиновую соль и голубую тинктуру я даже не рассчитываю...
  - Что вы себе по...
  - ... но камфора, мускусный сахар, зелье красавки, хотя бы содовая у вас есть? Да распахните же окно, чёрт вас подери!
  
  Честный торговец был искренне возмущен такой бесцеремонностью и хотел уже звать стражу, но Азгар, излучая бесконечное дружелюбие, заверил его, что это очень важные господа из Гильдии Магов, и если уважаемый сударь хорошо позаботится о них, то будет щедро награждён не только на этом, но и на том свете. А если сударь отнесётся к вопросу без должной ответственности, и с ними что-нибудь случится, то он сильно огорчится. А когда Азгар сильно огорчается - жди скорой беды, это такая народная примета.
  Опознав в истерханном одеянии лунного эльфа униформу Гильдии Магов, а в огромном буро-седом аладжи её знаменитого привратника, аптекарь понял, что день удался. Окрылённый наилучшими предчувствиями, он стал соображать гораздо быстрее и шустро забегал, выполняя требования Сэнда и созывая слуг.
  Через час, когда Эйлин и Кара явились в аптеку, слегка одуревшие от зелий эльфы с блаженным видом отмокали в лечебной купальне с ароматными солями и попивали тёплое молоко.
  
  *****
  
  Жрецы Малара любят пещерные лабиринты и там, где ненавистная цивилизация не оставляет им выбора, стараются устраивать в таких местах святилища. В запутанных коридорах, тускло освещённых редкими чадящими факелами, можно тешить душу и радовать своего чернокрового покровителя охотой, загоняя пойманных путников и упиваясь их ужасом. Безжалостно убивать жертву, наслаждаясь её парализующим трепетом перед сильным или судорожной борьбой за жизнь. Вырезать ещё бьющееся сердце, вымазать кровью лицо, смешать кровь с вином и пить, вознося хвалу Лорду Тварей. Ты зарабатываешь себе право на его благосклонность не молитвой, а удачной кровавой охотой. Что может быть честнее и справедливее? Только охота решает вашу судьбу - твою и твоей дичи.
  
  Но этот лабиринт был не таким. Он ослеплял, от его странной музыки вибрировало и гудело в висках. Помощник верховного жреца позвал своих собратьев особым кличем, но не услышал эха собственного голоса. Звук рога тоже умер, едва родившись.
  Малариту показалось, что всё произошедшее ему приснилось. Весь этот день был обманом. Как всё, что происходит в цивилизованных местах, погрязших в лицемерии и ханжеском цеплянии за ложные, противоестественные ценности.
  Возможно ли, чтобы верховный жрец сам прекратил преследование сбежавшего пленника, напомнив особым сигналом о законе дня и ночи - ведь день ещё далеко не закончился?
  - Это не простое мясо, - спокойно пояснил жрец, жестом пресекая ропот. - Он связан кровью с вором. Он воин. Его воля приведёт нас к цели.
  Мылимо ли, чтобы беглец - слабый, шатавшийся, словно пьяный и бредущий, не разбирая пути, приблизился к печати портала и не забился в конвульсиях, не умер от разрыва сердца, охваченный кошмаром? Глаза жреца загорелись торжеством, и он сказал:
  - Я знал, что это была хорошая сделка.
  Они оказались здесь, потому что жрец велел идти по следам пленника, но тут не было ничьих следов, только яркий свет и сводящий с ума утробный гул.
  
  Внезапно дорогу впереди заволокло красным туманом, и послышался голос больших барабанов. В сердце помощника жреца вспыхнул огонь надежды. Цвет крови, звук Охоты - они не могут обернуться ложью. Рядом с ним стоял помощник жреца, такой же, как он. Он взял его за руку.
  Чёрный лес набросился на него, сладостно оглушая запахами и шумом ночного ветра в кронах. Выдернув из ножен ритуальный кинжал, он послушно побежал по тропе. Молодой жрец был счастлив оттого, что, наконец, нашёл путь и смысл. Всё, что ты делаешь - это твоя охота.
  Раздаётся повелительный зов рога, священная ярость Малара разливается над лесом, будоража кровь, мелькают огненные прожилки на чёрных стволах и низкие красные звёзды мерцают в разрывах крон. Высокая Охота. Ноздри трепещут, втягивая пьянящий кровавый туман, тело превращается в сгусток энергии, рвущийся вперёд, и в предвкушении добычи в горле катается звериный рык. Власть над собой. Власть над жизнью. Кто жертва? Кому Луна сегодня споёт Кровавую Песню?
  Он оказался у арены. На деревьях-трибунах всё гудело и бесновалось, оранжевый диск Луны висел низко над кругом, заполняя собой всё небо. Он вступил на арену, и туман стал рассеиваться, и он увидел того, другого в неровном свете зелёных факелов - крошечного, наколотого на булавку, как насекомое. Болотная роба с меховым оплечьем, красные волосы, ожерелье из клыков и равнодушное лицо - почему-то собственное отражение его совсем не напугало. Полузвериная рука с красно-коричневой шерстью и длинными окровавленными когтями, сжимающая головку булавки, была ему знакома. Любой узнает руку Малара. Горло перехватил спазм, когда большая кошачья тварь приблизилась к нему так, что он не видел уже ни трибун, ни арены, ни ночного светила - только грязно-рыжую окровавленную морду и горящие угли зрачков.
  - Славная охота, - пророкотал зверь и ласково улыбнулся, обнажая коричневые зубы и обдавая его тошнотворным запахом падали и свернувшейся крови.
  - Я твой, Лорд Тварей... - пробулькал маларит, почувствовав, как булавка пронзает его мягкое тело.
  
  Пепельная тень справа от чужака приняла облик высокого изжелта-седого бородатого мужчины в синей фланелевой рубашке с закатанными рукавами, и в следующий миг одно чернёное лезвие хладнокровно провернулось у него в почке, а другое оставило красную линию на горле.
  
  Выпустив обмякшее тело, Симон Дюсар отёр лоб тыльной стороной кулака, сжимавшего нож. То, что он делал, было грязной работой, но другого пути он не видел. Очередной труп - очередной вклад в то, чтобы остановить готовящееся безумие. Хватит взывать к глухим и пытаться сдвинуть гору увещеваниями. Хватит этой политики и набивших оскомину административных игр по чужим правилам. Мужчина должен всеми силами защищать то, что ему вверено, и точка. Втянуть в опасное дело молодых ребят, своих учеников... он думал об этом, но счёл себя не вправе. Поэтому, за отсутствием выбора, решил бороться сам, один - пока дышит. А наутро полнолуния, когда в Новом Оламне дадут сигнал к началу действа... возможно, всех ждёт большой сюрприз.
  
  Он устал. Работа хранителя всегда была нелегкой, обходы высасывали его, как палящее солнце влажную губку, но сегодняшний внёс существенное разнообразие в его рутинную жизнь. Никогда ещё ему не приходилось так много убивать. Подкрадываться, обращаться в тень или очаровывать, а потом - самое трудное: быстрый выпад, бросок ножа или точный удар в уязвимое место. И брызги тёплой крови на руках. Он взял было с собой лук, но вынужден был избавиться от него: в извилистых коридорах невозможно было стрелять издалека, и он был не настолько лихим лучником, чтобы не сбить маскировку и не выдать себя, прицеливаясь. С ножами, чьи лезвия были покрыты специальным неотсвечивающим составом, ему было куда проще. Лабиринты помогали ему, дезориентируя пришельцев, отнимая у них магию, насылая мороки. Но главное он должен был делать сам, как бы это ни было отвратительно.
  
  Вытирая ножи об одежду убитого, Симон наблюдал, как кровь из пробитых артерий впитывается в светлое бугристое тело лабиринта и исчезает без следа. Он уже не удивлялся, но его это тревожило. В отличие от большинства предшественников, для него время, проведённое в лабиринте, не прошло даром. Он многое понял. Например, что это место - древнейший артефакт магии бардов, быть может, её первооснова, и те, кто когда-то жил в подземном поселении на краю этого комплекса, могли быть первыми, кто сплёл музыку и магию, нашёл способ гармонизировать иллюзии, различные виды чар и даже запретное ныне оружие. Серебряные Лабиринты оказались идеальным, чистым от любых помех полигоном для изучения всех физических законов акустики. Настоящей лабораторией звука и звуковой магии. Это место хорошо бы не прятать от мира, а изучать, устраивать здесь мастер-классы. Но тогда и возрастёт опасность его использования в нечистых целях.
  А когда Симон пролил здесь первую кровь, перед ним встала новая загадка. Он не хотел думать, что его владения могут питаться не только разнообразными эмоциями, но и кровью. Ему было легче верить в очищающую силу Серебряных Лабиринтов, которые уничтожают всякую грязь и не дают трупам разлагаться и превращаться в нежить. Проблема была в том, что не бывает так, чтобы где-то убыло и при этом нигде не прибыло, он достаточно хорошо изучил физические законы бытия, чтобы это понимать. Так куда это всё уходит?
  
  Он мог бы использовать силу лабиринта, чтобы не выслеживать врагов поодиночке, оскверняя это место кровью, а разом взорвать внутренности этих крыс или устроить им смертельный болевой шок. Но он слишком хорошо знал, какими травмами это чревато. Если оборвётся хотя бы пара струн, это будет скверно, придётся их лечить, перенастраивать. А вдруг десяток или сотня? Он получил Серебряные Лабиринты в плачевном состоянии и знал, какая это тяжёлая работа. Но дело было даже не в этом, он думал о городе наверху и не хотел рисковать так, как когда-то рисковал Одмус, ещё не ведая, что творит. Симон решил, что только самый крайний случай заставит его пойти на то, чтобы наполнить резонаторы воздухом ярости и боли и окрасить переплетения серебряных струн в багровые тона. Пока он и так справлялся. Благодаря своей связи с лабиринтом, он знал обо всех перемещениях чужаков и мог застать их врасплох. Эти тупицы думали, что могут ввалиться сюда и делать всё, что хотят. Но Серебряные Лабиринты не так просты. В этом месте только бард может доверять всем своим органам чувств.
  Это был не тот случай, когда имело смысл придерживаться принципа минимизации насилия. Они пришли, чтобы вытоптать душу великого творения природы и человека, развратить её гнилью ненависти и слепого фанатизма, а значит - убить. Они были захватчиками и не имели права оставаться в живых. Симон жалел лишь о том, что, однажды попав в зависимость от них, слишком поздно понял, чего они хотели.
  Кроме того, они были косвенно виновны в смерти Эрио.
  "Эрио, Эрио, бедный мой друг. Я молюсь за тебя изо дня в день. Надеюсь, ты сейчас не слоняешься по подземельям без надежды найти покой. Сколько мы пережили с тобой. Сколько дорог исхожено, песен спето, вина выпито. Сколько раз мой клинок обагрялся кровью тех, кто угрожал тебе. Сколько моих ран ты исцелил. Как же мы могли купиться на это? Как я мог допустить, чтобы ты заключил сделку с крысами? Почему мы сразу не были откровенны друг с другом, не стояли спина к спине, как в юности?"
  
  Серебристая жила-струна яростно, горячо запульсировала под ладонью. Жажда крови. Страх. Агрессия. Чужак. В синих глазах сверкнула враждебность, жилистые руки, густо покрытые белесыми волосами, обхватили костяные рукояти парных ножей, и клинки мягко, неслышно выскользнули из потёртых ножен.
  В матово-светящихся стенах, как в мутных кривых зеркалах отражалась размытая фигура крадущегося хозяина лабиринта, то становясь приземистой, похожей на кривоногого дворфа, то вытягиваясь до потолка. Вдруг отражение исчезло. Хранитель попал в тусклое и гладкое, как зеркало, кольцо шириною в два фута. Это была зона замыкания. Здесь можно было не опасаться быть услышанным даже в дюйме от края кольца, и это было очень кстати. Симон просвистел заклинание, набрасывая на себя плащ хамелеона. Чары друидов, как и любая другая чужеродная магия, в этих коридорах не действовали, но не стоило недооценивать их, как соперников в рукопашной. В равноправном бою ему было бы намного труднее одержать над ними верх. Старые проверенные трюки и помощь лабиринта облегчали его работу.
  
  Увидев друида, стоящего в пятне тени на пересечении трёх коридоров, Симон порадовался, что успел замаскироваться. Ему предстояло подобраться незамеченным к тёмному эльфу, а это непростая задача. Друид был одет в кожаную камуфлированную эльфийскую кирасу поверх зелёной робы, вооружён саблей и небольшим щитом, собран и насторожен. Похоже было, что лабиринт имеет над ним иную власть, чем над его собратьями по культу.
  Эльф резко обернулся в его сторону. Он был достаточно близко, чтобы Симон мог разглядеть бледную татуировку в виде листа папоротника через всё лицо и злобу в желтушных глазах с тёмной радужкой. Чужак смотрел прямо на него, и бард забеспокоился, всё ли в порядке с маскировкой. Заметив, как нервно подрагивают тонкие ноздри и кончики ушей эльфа, догадался: тепло и запах. Его осенила мысль попробовать очаровать противника, но он быстро отмёл эту рискованную затею. Он чувствовал, что эльф нервничает, и это ещё мягко сказано. "Значит, подождём", - решил Симон и замер на месте, стараясь не слишком напрягать мышцы и полегче дышать и внимательно следя за лицом и руками друида, чтобы не упустить благоприятный момент. Его расчёт оправдался. Доведённый до помешательства выходками лабиринта, эльф проиграл в поединке нервов и рванул с места первым. Не рискуя раскрыться перед невидимым противником, он намеревался нанести ему мощный удар щитом и заставить выдать себя, но это ему не удалось. Увернувшись, Симон поддел его за ноги и ударил головой в ягодицы, опрокидывая. Не дав эльфу опомниться, он запрыгнул ему на спину, прижав коленями, и перебил позвоночник и сонную артерию, всадив оба ножа в шею.
  
  Сидя верхом на убитом, Симон опустил руки и сгорбился, прикрыв глаза. Сердце остервенело колотилось между рёбер, воздуха едва хватало.
  Он никогда не жаловался на здоровье, но последнее время у него стало покалывать в груди, а по ночам он иногда просыпался от изнуряющего сердцебиения. Теперь, когда нет Эрио, некому бранить его за пренебрежение такими нехорошими сигналами. Разве только Инес. По лицу барда пробежала лёгкая улыбка. Живя отшельником, он уже много раз ловил себя на том, что страшно скучает и готов на многое ради того, чтобы обрести уверенность в том, что его ждут и буду ждать всегда. Но много ли останется от этой готовности, когда Инес снова будет рядом?
  Сползя на пол и прислонившись спиной к стене, Симон мечтательно продекламировал мягко-певучим, хорошо поставленным голосом:
  - Пусть же в сердце твоём, как рыба, бьётся живьём и трепещет обрывок нашей жизни вдвоём.[1]
  По сверкающим струнам, оплетающим стены, прошла лёгкая волнующая дрожь. Ностальгия и чуточку желания. Рассеянно взглянув на лежащий подле него труп, бард тут же сник и пробормотал:
  - Ну, и дурак же ты, ей богу. Она из правильного теста сделана, за неё нужно держаться. Тридцать пять лет - не шутка для женщины.
  
  Давно оттопав свой пятый десяток, бард так и не выбрал себе спутницу и не очень-то страдал из-за этого. После той, чьё имя он не упоминал, была лишь одна причина связать себя такими серьёзными обязательствами - сын. Он женился бы и на чёрте с рогами, если бы тот сумел поладить с Нивалем. Но всё было без толку. Даже от той редкостной женщины, что могла бы с ним справиться и стать ему настоящей матерью, Симон фактически сам отказался. Он чувствовал, что Эсмераль нашла бы, что ответить на хамство и всех этих мёртвых птиц, подброшенных в кровать. Во всяком случае, поднимать визг на весь квартал и требовать, чтобы Симон "применил отцовскую власть" точно не стала бы. О лучшей жене для себя и приёмной матери для Ниваля, чем эта яркая, умная и жизнелюбивая женщина, он и помыслить не мог. Но он боялся не оправдать её ожиданий. Его жизнь в Доках была слишком проста и полна житейской суеты. А больше всего он боялся, что, если сын начнёт дерзить ЕЙ и обижать ЕЁ, то он, в конце концов, не выдержит и поднимет на него руку. Да что там, дух вышибет из маленького негодяя.
  Страх сорваться, дать волю нервам, наорать, ударить жил в нём с того самого дня, когда, цепляясь крошечными ручками за его волосы и бороду, сын заходился криком от горя и обиды, требуя еды, сухих штанишек и мамы, а он ничего не мог сделать, даже не знал, с чего начать, и злился на себя, на ребёнка, на его мать, променявшую сына на жизнь дорогой содержанки, и на свою судьбу. По молодости и глупости он думал, что главной его бедой была сорванная экспедиция, в которую он вложил почти все свободные деньги; спасибо верному другу Эрио, что отговорил отдавать сына в приют, взял руководство экспедицией на себя и потом благородно отдал долю - одинокому отцу она ох как пригодилась. Позже он осознал, что это были только цветочки. Он не хотел платить такую цену за два с половиной года вроде-бы-счастья и за это называл себя чудовищем.
  Но со временем он всему научился и ко всему привык. Гордился порядком в доме, который ему, разгильдяю от природы, давался нелегко; тем, что сын всегда был хорошо одет и сыт, учился хорошему, не водился с кем попало и не рос сорняком. Он пел, когда хотелось плакать, сдерживался, когда хотелось кричать, занимал чем-нибудь руки, когда хотелось дать подзатыльник, или просто уходил. И молился про себя, боясь спугнуть прекрасные моменты спокойствия, теплоты и понимания с сыном. Воспоминания об этих вечерах и совместных прогулках грели его душу и внушали надежду, что не такой уж он бестолковый отец. Но рано или поздно его жизнь снова превращалась в войну, в которой он должен был отвоёвывать себе право иногда думать о себе, не забывать о своём истинном призвании, путешествовать, развиваться, да хотя бы спокойно привести в гости женщину, на которую две недели не мог надышаться. И к этому он тоже настолько привык, что за шестнадцать лет свободной жизни так и не отделался от подспудного чувства, что что-то у него не так, и с него обязательно спросится за то, что он живёт, как хочет.
  
  Только вот дом, который он так долго строил, оказался никудышной конструкцией из песка. Где он теперь, тот Ниваль? То есть, знать-то он знал, где. Незадолго до Фестиваля Новой Песни, круто развернувшего его судьбу, до него дошли слухи, что в Доках им интересуется какой-то приезжий с севера. С человеком этим он предусмотрительно встретился - мало ли - и, используя свои особые способности, практически без труда вызнал всё, что надо. Сыграть своего парня для молоденького агента на жалованьи Девятки Невервинтера было несложно. Само собой, он наплёл ему небылиц, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться. А когда тот, довольный первой командировкой, убрался в свой Невервинтер, ударился в жестокую меланхолию.
  О том, чтобы рвануть на север, и речи быть не могло. Чуждый всякой политики и считавший государство необходимым злом, он не понимал карьеры, которую выбрал сын. Как можно добровольно стать инструментом насилия власти над личностью? Да ещё в этом феодальном Невервинтере, который прогнулся под бывшего искателя приключений, железной рукой устроившего там свой порядок и параноидально боящегося заговоров - иначе, зачем ему целый официальный орден телохранителей, влезающий во все дела страны? Тем не менее, он уважал достижения сына. У паренька, оказавшегося в чужой стране с комплектом тёплой одежды, ножом и сбережениями, скопленными за два года работы, могло и не быть особого выбора. Слава богам, что он там не сгинул. У самого же Симона тот год был, как назло, провальным по всем статьям, он даже чуть в тюрьму не угодил. Позорище. Уж лучше бы его блестящий мальчик думал, что он умер. Главное - он хотел узнать об отце, пусть и таким... не слишком душевными способом. Но для Ниваля это было в самый раз. Он был благодарен блудному сыну за то, что тот беспокоился о нём и, сам не зная того, заставил его устыдиться.
  Потом были отчаянное решение принять участие в Фестивале, триумф, новая жизнь. В результате, он оказался втянут в дела посерьёзнее мнимой растраты партнёрских денег. Но если бы он имел возможность вернуться к тому сложному балансирующему пассажу в безумном каприччио своей жизни - сыграл бы так же. Он бы не упустил возможность что-то сделать для родной академии, которую упорно сталкивали в гнойную яму политики и мало связанной с образованием деятельности, растлевая души самых способных ребят опиумом лести и фальшивой пропаганды, деньгами и призраками сомнительной славы, чтобы использовать неокрепшие таланты в своих играх. Он бы ни за что не отказался от своих учеников, в которых вкладывал душу. Его считали чудаком, но к нему на курс стремились многие. Правда, не все выдерживали его "чудаческие" требования. Он гордился своей командой. И, конечно, Серебряные Лабиринты. Кто он без них и как они без него?
  
  Симон поднял голову и сделал несколько глубоких шумных вдохов. По рёбрам стекали ручьи пота, хотя в лабиринте было совсем не жарко. Во рту стало так сухо, что, казалось, язык и нёбо сейчас пойдут трещинами. Он вспомнил, что у него должна была остаться ещё пара глотков воды, и поболтал фляжку, закреплённую на поясе, чтобы убедиться в этом.
  - Супер, как говорил старик Одмус, - буркнул он и, сняв крышку, поднёс флягу к пересохшим губам.
  
  Смерть Одмуса, насколько слово "смерть" применимо к призраку, он почувствовал, когда услышал это беспомощное, горькое молчание, которое здесь - больше, чем тишина. Счастье, что в тот момент он был на своём посту. Счастье, что лабиринт доверился ему. Теперь он остался его единственным другом и хранителем. Симон скорбел об Одмусе. Он уважал его взгляды и пользовался ответным уважением, как неравнодушный хранитель, сумевший ближе других подойти к сердцу сокровища, которое ему выпало оберегать. Он привязался к стражу лабиринта, да и как было не привязаться к этому упрямому, неприкаянному сумасброду, лишённому тела и свободы, но не изменившему себе и сохранившему душу. Одмус Рыжий Дьявол годился ему в сыновья, когда закончил свой земной путь, и иногда, разговаривая с ним с ним, слушая его песни Симон это ясно ощущал, словно не было за спиной стража веков полужизни. Пожилой бард часто представлял его живым, тридцатилетним, думал, как славно было бы сидеть с ним у огня, смотреть на некрасивое, но притягивающее, исполненное мрачной харизмы лицо с огромными зелёными глазами, слушать его похоронные байки, посмеиваться в бороду или подыгрывать на лютне, разбавляя ласковыми переливами грозное порыкивание энергичного хрипловатого баритона, от которого у призрачного Одмуса, лишённого своих лужёных связок, осталась лишь сиплая простуженная тень, но и та весьма впечатляла. Не такой уж он нелюдимый затворник и мизантроп, каким кажется, просто его надо слушать, чтобы понять. Слушать, отрешившись от пожирающей разум и душу суеты, и тогда явится звенящая истина, что смрадный склеп, который он возводит из своей музыки, стоит на живой земле, и буйные травы обнимают его подножие, и вещие птицы кружат над ним, и море обдаёт его терпкими брызгами, и солнце касается тёмных стен. Он не отворачивается от грязи и страданий, не щадит плоть, но воспевает душу, его сложные хлёсткие рифмы вбирают в себя тлен и созидание, жизнь и смерть, он сам - воплощение жизни. Никто этого не понял.
  Но скорбь Симона была светлой, он знал, что, прежде чем навсегда замолчать, его друг улыбался, радуясь освобождению. Он ни минуты не сомневался, что убийцами были не малариты. С ними у мёртвого барда разговор был бы короткий - примерно такой же, как с их наёмниками-пиратами. Он сознательно отдал кому-то свою жизнь, насколько слово "жизнь" применимо к призраку. Это мог быть только бард, и его следовало скоро ждать в гости. Гадая, кто бы это мог быть, Симон надеялся, что это не чума Квист. Уж сколько этот парень ему крови попортил! После всех прогулов и нарушений следовало указать красавцу на дверь, но было жалко его редкого природного таланта. Одмус тоже неровно дышал к одарённому балбесу, просил беречь его. Хитрец явно что-то задумывал, только что именно - уже не спросишь.
  
  Встав, наконец, Симон вытащил из трупа ножи, вытер их об его плечо, загнал в ножны и, машинально схватившись за пояс, нащупал пустоту в том месте, где обычно висел кисет с самокрутками. Ему трудно было долго обходиться без табака, но на обходе он себе этого не позволял.
  - Ладно, кажется, пока всё, - выдохнул он. - Домой - курить, есть, пить и мыться.
  В деревне, ставшей ему на время домом, было вполне сносно. Хорошая вентиляция, отличные погреба для припасов, всякое полезное оборудование для ремесла, исследований и занятий магией - очень старое на вид, но функциональное. Уникальные книги, множество научных и бытовых записей для изучения. Что ещё надо для содержательной жизни? Металл, за исключением специально обработанного, в напитанном солью воздухе долго не живёт, зато дерево со временем приобретает прочность металла и становится вечным, так что все постройки были в хорошем состоянии, и никакие обвалы деревне не грозили. Отхожие места были устроены разумно, можно было не опасаться заразы, были два источника воды - чистейший ключ и красивое озерцо с купальней. Вода в ней была чуть холоднее комфортной, но он привык. Главное, никаких тебе крыс и тараканов. Почему-то они не жаловали это место.
  Угнетало лишь то, что здесь не было настоящего дневного света. Но Симон утешал себя тем, что если Солнце не озаряет своим присутствием его временное убежище, это не значит, что его нет или оно не благоволит ему. Закрыв глаза, он мог представить розовые лучи, прорезающие горизонт на заре, дуновение ласкового ветерка, шёпот моря и шелест травы, радующихся наступлению нового удивительного дня. Он возносил молитву Лорду Утра, и ему казалось, что тёплый ободряющий луч пробивает толщи земли и камня над его головой и нежно касается его, даруя надежду и силы, чтобы исправлять свои ошибки и посвящать себя благу. Получив добрую весть от вечно молодого бога, он будто сам становился на тридцать лет моложе.
  
  Симон нашёл даже дом, где жил Одмус. Там осталось много его вещей, но он не стал ему о них рассказывать, чтобы не травить душу. А себе взял только стихи и ноты, записанные старинной вязью на свитках, задубевших за века обрывках пергамента и всём, что попадалось автору под руку, и скрипку, точную копию той призрачной, на которой страж иногда поигрывал. Проклятое современниками и забытое потомками наследие.
  Оберегаемый собственной магией инструмент чудно сохранился и даже стал лучше за столетия, уж Симон-то в этом разбирался и знал, что у него в руках - целое состояние. Но ему и в голову не приходило вынести её из деревни и даже играть на ней при живом хозяине, хотя ему очень хотелось услышать её голос. Для него это было всё равно, что осквернить чужую любовь. Кроме того, настоящей взаимности он бы всё равно не добился: скрипка спала, оставаясь лишь механическим приспособлением для извлечения звука, пусть и прекрасного.
  Ещё одним доказательством смерти Одмуса было то, что её душа вернулась.
  - Может быть, сегодня? Сыграть в память о нём его собственную погребальную песнь? - пробормотал бард себе под нос.
  Вздохнув, он нехотя согласился сам с собой, что не стоит делать этого здесь и сейчас. Кто знает, как на это отреагируют только что осиротевшие Серебряные Лабиринты? Да и не было никакой уверенности, что она, так долго лежавшая без сознания, пока её душа витала между мирами, легко примет его, отзовётся его живым и тёплым - другим - рукам.
  Вчера он достал скрипку из витрины, где хранил её, погладил знакомые на ощупь резковатые обводы, бережно выстучал покрытые тёмным каучуковым лаком крутые деки из галенского горного клёна, восхищаясь точностью настройки резонатора, прошёлся по головке грифа, ощетинившейся тонким колками, полюбовался мастерски вырезанным завитком в виде головы альбатроса - и обомлел, не веря, что ощущает её живое, порывистое и холодное дыхание.
  Он давно заподозрил, что эта суровая дама сыграла роковую роль в судьбе Одмуса Рыжего Дьявола. Ведь о деталях его преступления против города не было известно ничего, кроме той заказной, мягко говоря, мифологии, которой полнится история любого государства, а сам он молчал. Тёмная Вестница, как Симон её прозвал, не давала ему покоя, азарт знатока и исследователя боролся в его душе с благоразумием. Он часто приходил к Одмусу, полный решимости поговорить о ней, но в последний момент давал задний ход.
  
  Он не успел далеко отойти от места схватки, как неожиданно получил новый, на удивление неясный и противоречивый сигнал. Что-то в нём было не так. Лабиринт встал в тупик, не зная, рассматривать ли пришедшего, как угрозу. Не свой и не чужак. Связан с чужаками и агрессивен к ним.
  Симон нахмурился и спросил:
  - Говоришь, проник через заплатку? Через нашу заплатку, которую мы ваяли три дня? Интересно.
  За неимением других собеседников, он часто разговаривал с лабиринтом, как с живым, и тот даже в известном смысле отвечал ему. Поскольку явной угрозы от пришельца не исходило, Симон, не таясь, двинулся ему навстречу, бормоча:
  - Враг моего врага. Посмотрим.
  
  Он увидел его, и крик едва не вырвался из его горла. Пол ухнул под ногами, внутри на миг образовалась страшная, сосущая пустота, сдавленная рёбрами, и по струнам лабиринта прокатилась хаотичная волна замешательства.
  - Боги милостивые, - просипел он, хватаясь рукой за стену, - как же это?
  Его гость, шагавший деревянной походкой, сжимая в руке окровавленный друидский кинжал, тоже остановился, тяжело дыша, когда его блуждающий, застланный слезами взор пересёкся со страдальческим взглядом Симона. Волосы были серыми от пыли, а тело покрыто ссадинами, грязью и испариной, на боку синел большой кровоподтёк. Но не только это заставило сердце Симона сжаться. Ему захотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и убедиться, что он всего этого не видел. Странные, то резкие, то заторможенные движения, прошитая сетью сосудов пергаментная кожа на сильно осунувшемся лице с резко обозначенными мимическими линиями, тёмные, налитые кровью глаза, болезненная, до слёз и спазма век, светобоязнь, что хотелось бы, но никак нельзя было объяснить одной бессоницей. И то, что лабиринт предусмотрительно показал ему в ответ на охватившее его смятение: тонкие, подвижные чёрно-серые языки, явно чужие в диссиметрическом сплетении цветов и оттенков вокруг фигуры пришельца, которое вернее всего было назвать "пурпурно-золотой закат". Он и не думал, что у его сына такая сложная интеллектуальная аура. Была когда-то.
  
  Симон не мог выдавить из себя ни слова, кроме беспомощно повторяемого "как же так", а мысли лихорадочно метались в голове. Почему он? Почему здесь? Он же не...
  И тут его обожгло воспоминание. Догадка о причине, которая могла привести его из Невервинтера прямо в логово маларитов, была ужасна для отцовского сердца. Симон готов был разбить собственную голову о стену, потому что идиот. Потому, что помогал наёмникам с грузом. Потому, что много недель просидел в лабиринте, готовясь к вторжению и мало следя за событиями наверху. Потому, что доверял этой шлюхе Наде, считая её такой же жертвой обстоятельств. А она бессовестно расплатилась его сыном. Но кто же знал?!
  - Это я... я виноват, - прошептал Симон, затравленно глядя на сына.
  - Ты? Виноват? Я чего-то ещё не знаю?
  Ниваль говорил медленно, с трудом, постоянно облизывая губы и часто сглатывая. Задав вопрос, он, похоже, был безразличен к ответу. Симон ругнул себя за то, что выпил всю воду.
  Только не расплакаться.
  - Ты кого-то убил, сынок?
  Сын громко сглотнул, отстранённо поглядев на кинжал в своей руке, как на что-то чужеродное.
  Отец заметил на его груди свежий след колотой раны - опасной, прямо под ключицей. Судя по её виду, он лечил её зельем, найденным у друида.
  - Все хорошо, сынок?
  Ниваль некоторое время молчал, словно не услышал его, потом, увидев, куда устремлён тревожный взгляд отца, судорожно дернул рукой, прикрывая ладонью место ранения и сказал, оправдываясь:
  - Он бы не ранил меня, если бы я чувствовал себя получше. Что-то у меня... с координацией.
  - Тебе больно?
  Ниваль помотал головой и ответил:
  - Немного ноет, - и, медленно, тяжело моргнув воспалёнными веками, продолжил: - Ты странно смотришь на меня. У тебя лицо совсем белое. Ты всегда раньше меня чувствовал, что я заболеваю... Скажи, пап, я что... я в беде, да?
  
  Только теперь до отца дошло, что он разговаривает с сыном, задавая ему какие-то банальные вопросы, стоя в пяти шагах и боясь подойти. А сыну плохо. Латандер знает, что ему пришлось пережить, но он пришёл к нему. Он очень болен, и жизнь у них обоих уже никогда не будет такой, как прежде. И ему очень холодно, он еле языком ворочает, проталкивая слова между бесцветных губ.
  Отец бросился к нему, на ходу снимая с себя рубашку. Но когда он одел её на Ниваля, - для этого пришлось разжимать ему кулак, чтобы вытащить кинжал, -- ему в голову пришла идея получше. Что такое рубашка? Она не согреет толком, а до дома ещё идти и идти.
  Он обнял плечи сына и похлопал его по груди, заглянув в измученные светом глаза.
  - Да, мой мальчик, ты плохо выглядишь, - ласково произнёс он. - Пойдём. Тебе надо согреться, поесть, помыться, отдохнуть. Тогда и поговорим.
  Ниваль нехотя сдвинулся с места и пошёл с отцом, прихрамывая, стараясь ступать внешней стороной голой стопы. Мыслей было необычно мало, да и те ворочались в больной голове тяжело, как стопудовые жернова. По крайней мере, он уверился, что хуже ему уже не будет, и не сопротивлялся твёрдым отцовским объятиям, увлекавшим его неизвестно куда.
  - У тебя руки очень тёплые, даже горячие, - сказал он, прикрывая глаза.
  - Это потому, что я тебя люблю, - мягко отозвался отец.
  Потирая плечи Ниваля, согревая его магией, он поймал себя на том, что ему странно ощущать, что это плечи взрослого сильного мужчины. Он так давно не видел своего мальчика.
  - Ты так вырос, сынок.
  Ниваль поморщился и протянул:
  - Оте-ец.
  Прямо как в детстве. Симон улыбнулся.
  - Ну, а что, не вырос, что ли?
  
  Уводя Ниваля в коридор, где лежал убитый друид, и хлопотливо болтая, Симон быстро прикидывал в уме, сколько часов у них есть. Он обнимал своего сына, и ему было совсем не страшно. Он должен был просто позаботиться о нём, как делал это всегда. И сколько бы этих горько-счастливых часов ни было, он не собирался тратить впустую ни минуты.
  __________________________________
  1. И. Бродский
  
  
  Глава 13
  
  Эйлин
  
  Когда ты заперт в наполняющейся водой коробке из камня и железа, очень трудно верить, что тебе не грозит захлебнуться. Касавир обнаружил на верхнем уровне целых два свободных прохода, и меня радовала его уверенность, что ни одним из них нам не придётся воспользоваться для спасения. Он попытался вселить в нас надежду на лучшее, призвав на помощь логику. Поскольку механика сработала на перекрытие каналов, сказал он, то это, вероятно, обычная процедура - слив сточных вод или что-то в этом роде. Отстойники, сказал он, конструируются так, чтобы исключить их затопление. А я подумала, что нет смысла опираться на логику, если в идиотской системе что-то сломалось и работает не так, как надо, но смолчала. В конце концов, я не разбираюсь в механике, я не люблю думать о неживых штуках, в которых нет ни магии, ни души, а одни расчёты. Я не могу поверить в их безукоризненную точность. Даже когда я поднялась в воздух на корабле Лео, мой ум отказывался принимать то, что эту громоздкую штуку контролируют и движут некие механизмы "преобразования гравитационной энергии". Я всё ждала, когда же гном перестанет придуриваться и покажет, где спрятан магический кристалл или руны полёта. Я сердцем чуяла, что, коли мы не свалились, то без магии не обошлось. Хотя, Фландал его знает.[1]
  
  Словом, каждый из нас видел ситуацию по-своему, но старался убедить других в своём полном оптимизме. Мы молились за наших товарищей, надеясь, что те успели покинуть канализацию до катастрофы. В противном случае им могло помочь только чудо.
  Вокруг воздух звенел, так мы нервничали, даже не любящая драматизировать Мышь. Меня волновала Кара. Я видела, что она бесится, только и ждёт возможности кого-нибудь поджарить, чтобы забыть о своём страхе. Струна, которая вот-вот лопнет от перетяжки, в агонии рассекая в кровь всё, что ей попадётся.
  
  Она успокоилась, когда я заставила её сесть на ступеньки и вполголоса спела ей пару строк песни утешения. Я не считаю себя очень талантливой, но при моём опыте уже не важно, как поёшь. Это похоже на настройку, а каноническая песня - и камертон, и настройщик. Опытный музыкант обходится без них. Тайный код, вшитый в куплет, всё равно откроет ему путь к сердцу.
  Напевая, я смотрела ей в глаза, на нервное алое пятно губ на побледневшем лице, поглаживала по руке. Я слышала биение её сердца, чувствовала резонирующие и гасящие друг друга вибрации её сложных, спрятанных от мира струн. Иногда всё, что нужно - это найти навязчиво-диссонирующий мотив и вытянуть его аккуратно, не разорвав.
  Он был красив. Терпок, горяч и совсем неожиданно для меня - светел, хотя это была всего лишь эмоция, поверхностный выплеск недоступного для манипуляций лейтмотива. Рассказать бы о нём тому, о ком она думала... но довольно и того, что я вмешалась в чужую музыку, хоть и с благой целью.
  
  Можно лечить рану, не прикасаясь, почти не рискуя. Но когда вот так, один на один, я чищу и зашиваю своими руками. Это опасно, я знаю. И нелегко. Десять ударов сердца того, кому помогаешь, могут тянуться для тебя, как бессонная ночь. Но награда за этот труд - возможность создать новое, мощное, прекрасное, ужасное, что, может быть, останется после тебя в веках. Потому, что из слияния принятых и своих эмоций у бардов рождаются собственные волшебные мелодии. Они самые сильные, живые, в них нет ничего искусственного, но даются они тяжело. Физически это не легче, чем провести ночь в бдении, а душа... душа вся исклёвана хищными нетерпеливыми нотами, исполосована кровящими следами родных-чужих мелодических нитей, ускользающих, как шёлк, или острых, как стальные ленты, - от которых ещё труднее избавиться, чем заполучить. Но когда они сплетаются в музыку - это больше, чем жизнь. Это как выстоять в тяжёлом бою или... родить ребёнка? У меня таких цельных фрагментов уже три, мне их подарили мои любимые. В одной теме они "звучат" в два голоса. Там странный эффект, я даже названия для неё ещё не придумала.
  Только вот добрых и созидательных среди них нет.
  
  Опыт заставляет рисковать. Заглянув глубже, я уже не хочу постоянно работать по канонам и позволять песням делать всё за меня. Я понимаю, что это искажает мой внутренний строй, но... Грубое сравнение, но иногда это напоминает глоток крепкого спиртного. Наверное, я сумасшедшая. Начав пить из этой тёмной чаши, я не могу остановиться. Не хочу...
  
  Но когда я думаю, что есть люди, которые хотят полностью подчинить такие тонкие эмоциональные средства магии законам стихийного волшебства, мне кажется, что они и есть настоящие психи, опасные для общества и для самих себя. Серебряные Лабиринты не должны им достаться.
  
  Касу я почти не рассказываю о своих методах. Мне бы хотелось, чтобы у него была нормальная жена, которая бы ни во что его не втягивала, за которую ему не пришлось бы переживать, которая бы детишек родила, с которой жизнь была бы праздником и отдохновением. Ему это нужно, как никому. Но у меня не очень хорошо получается. Когда всё тихо-спокойно, и дела в порядке, меня вдруг или мелочи начинают раздражать, или появляется какой-то звериный страх будущего, со мной тогда вообще невозможно разговаривать. Как Касавир меня в такие моменты терпит, не знаю. Ему и самому ведь бывает ох как нелегко. Одно я знаю точно, и буду внушать это Касу: в Невервинтер мы не вернёмся. Не пущу, буду держать руками и ногами. Мы много сил и души вложили в наш дом, но было ошибкой думать, что он останется нашим навсегда, как это ни больно. Ветер переменился, и Ниваль тут совершенно ни при чём, он лишь посылал мне сигналы о грядущей беде. Знать бы мне раньше, что он делал это сознательно...
  
  
  Канализационные твари долго нам не докучали, они оказались восприимчивы к языку силы. Откуда-то выползла жалкая, угрюмо-униженная самка с рахитичным детёнышем, сонно треплющим вислую грудь. Она была не из тех, кто погубил Арвида и напал на нас и, скорее всего, влачила существование в самом низу мьязельской иерархии. Даже у Кары не поднялась на неё рука. Самка жестами попросила у нас разрешения забрать трупы сородичей и, когда, поколебавшись, Касавир сдержанно кивнул, подозвала двух таких же потрёпанных товарок. Судя по их нравам, хоронить убитых в том смысле, как это понимаем мы, они не собирались, но почему мы должны были им препятствовать? Кас, хоть и не был рад своему решению, тоже видел, что это бессмысленно и попросту лицемерно. Мол, подождите, пока мы уйдём. Самки рассчитывали, что мы отдадим им и Арвида, но быстро сообразили, что это плохая идея.
  Бедная Кара, её чуть не вывернуло от одной мысли об этом. Но что толку их уничтожать? Если там остались только такие, то долго им не протянуть. Доедят своих воинов, потом детёнышей сожрут, а потом друг друга. Их убивать - всё равно, что таракана раздавить: мир от этого лучше не станет, только на подошву лишняя грязь налипнет.
  
  Когда всё стихло, и отстойник перестало заливать, -- а к тому времени мерзкая жижа уже лизала щиколотки, и пришлось перетащить Арвида на лестницу, - в одном из отводов закопошились жабообразные и крысы, привлечённые запахом смерти. Мне удалось стравить их между собой, это помогло нам выстоять против жаб с их ядовитыми языками. Да и Кара отвела душу. Пакостно это всё было, и не о чем тут рассказывать.
  
  Потихоньку сошла вода, обнажив мостки, снова что-то громыхнуло, часть коридоров открылась, и явилось то самое чудо, на которое мы надеялись. Симпатяга-аладжи принёс добрые вести о наших эльфах и сообщил, что Сэнд пообещал взять его в отряд, так что можно не стесняться. Сомнительно, что так прямо и пообещал, но Азгар молодец. Что бы мы делали без него? Вооружившись топором и гвоздями, он мигом соорудил из досок крепкие носилки и предложил Касавиру сообща доставить тело к колодцу Гильдии.
  
  
  Было всего около трёх пополудни. Я привычно отметила, что под землёй время ощущается иначе, чем на поверхности. Мало приятного вылезти на такой солнцепёк из канализации, но первый же глоток свежего воздуха примирил бы меня даже с пустыней Анаурох. Мы с Карой наскоро умылись, почистились, разузнали у Азгара дорогу и, оставив мужчин решать нелёгкий вопрос с подъёмом тела, поспешили в аптеку.
  
  Солнце пригревало, мы на какое-то время замолчали, и мои мысли поплыли в этой жаре вокруг разных, вроде бы не связанных с Арвидом вещей, но на самом деле - они были о нём.
  Ещё утром, когда мы с Касом искали "Зияющий портал", мы дивились тому, какой Уотердип сложный и многоуровневый город. В портовом округе все плоско и расчерчено на квадраты-кварталы. Разве что ночь и места неконтролируемой магии придают этим улицам таинственности. И традиционно ощущается зловещее дыхание космоса в повышенной вероятности огрести дубиной по голове или получить нож в бок. Но саму по себе портовую застройку можно назвать скучным слово "рациональная". Всё подчинено логичной схеме "дом-лавка-кабак-рынок-склады-ремесленные мастерские-доки-порт", и вся эта ладно скроенная система крепко сшита сетью проезжих и пешеходных путей. Как в любом разумно организованном человеческом муравейнике. Однако, чем ближе к горе Уотердип, тем город становится сложнее и интереснее. Улицы живописнее и разнообразнее, архитектура причудливее. Феерия холмистого ландшафта слегка причёсана подпорными стенами и облагорожена сплошными пёстро застроенными террасами. Так, наверное, это выглядит для стражников, несущих службу на грифонах. Но для человечка-муравья, ползущего по земле, это сплошная головоломка. Забудьте о карте, она слишком плоская, чтобы отразить эту реальность. Уотердип называют "городом роскоши". Не буду спорить, уж чего-чего, а роскоши там хватает, но для меня он навсегда останется "городом лестниц, ведущих в никуда". Ты видишь цель, и путь к ней кажется очевидным, но поднявшись на миллион ступенек, ты оказываешься чёрт-те где, перед глухой стеной без окон и дверей, напичканной магическими ловушками. Ну да, кто ж идёт вверх по лестнице, чтобы попасть наверх, когда на самом деле нужно идти вниз в арку слева, потом направо по деревянному настилу, потом обогнуть холм по козлиной тропе, окаймлённой белыми стенами и благоуханными люпинами, и вот он, трактир. Потом оказалось, что туда можно было попасть новым путём, прямо от Гильдии Магов по великолепному арочному виадуку, а по старой живописной дороге уже сто лет никто не ходит. Нет, в таком городе не заскучаешь.
  
  Должно быть, аасимар тоже когда-то плутал по этим улицам, и город открывался ему с неожиданных сторон. Может быть, попав в какое-то незнакомое место, он замирал, увидев раззолочённые вечерним солнцем шпили и садики на плоских ступенчатых крышах, янтарную полоску моря, и думал, что надо запомнить дорогу, потому что он обязательно сюда ещё вернётся, и, может быть, не один. А может, он ничего такого не замечал, а просто считал этот город более подходящим местом для жизни и работы, чем его родное захолустье. Уотердип принял его благосклонно, приоткрыл свои секреты. Обласкал, дал возможность реализовать таланты. Дал надежду. А потом безжалостно схарчил, когда он, такой щепетильный и совестливый, почуял обман и ступил с мощёных светлых улиц туда, куда нельзя.
  Теперь Уотердип навсегда останется для меня городом, где жил незнакомый мне добрый и честный парень по имени Арвид.
  
  "Равнодушным не грозит умереть так, как погиб этот добрый юноша, да обретёт мир его душа". Эти слова леди Тиннуарэ вселяли надежду, что Гильдия его не забудет. "Но лучше бы он жил", - тихо добавила она, опустив глаза, и я сразу прониклась к ней симпатией.
  
  Каюсь, соперница Кары понравилась мне. Это её-то Кара называла дылдой пучеглазой и ещё бог знает как! Интересно, а на себя она давно в зеркало смотрела? Если я правильно поняла ситуацию с леди Тину и Сэндом, то могу сказать одно: за сотни лет его вкусы практически не изменились. Он по-прежнему питает склонность к высоким элегантным зеленоглазым женщинам с красивым руками и дивным русалочьим голосом. Не знаю, как ему это удаётся, но он выбирает самых-самых.
  В самом начале нашего нетривиального знакомства я в глубине души опасалась Кары. Меня всё в ней озадачивало: колдовская мощь при таком юном возрасте, взгляд, достойный императрицы Вселенной, и удивительная красота, сочетающая точёную симметричную холодность и стихийный внутренний огонь, - я люблю такие лица, на них можно смотреть бесконечно. Среди студентов, насколько я могу представить себе эту среду, она должна была быть ярким светом, за которым летят бледные мотыльки, ища его внимания. Я не знала, как к ней подступиться. Но вскоре я кое-что поняла про неё. Собственно, на внешности и фигуре её сходство с леди Тину заканчивается. Её слабым местом является то, что она предпочитает действовать, а не говорить, и, какой бы она ни выглядела боевой и умеющей отвечать на словесную агрессию, в душе она чувствует себя неловко, оказавшись в центре внимания, если это не повод устроить "маленькое происшествие". Я думаю, это неумение располагать к себе и создало ей проблемы в Академии. А когда выяснилось, что на самом деле она умнее и способнее многих, это только увеличило пропасть между нею и остальными.
  Убеждать словом - это, прямо скажем, не её стезя, и тот же Дункан вечно этим пользовался, ловя её на несдержанности. Запутаться в аргументах, наговорить резкостей и послать всех к дьяволам - это она может. А для леди Тину дипломатия, убеждение и публичные выступления - дело обыденное, она практикуется в этом сотни лет. Может, Кара тоже это поняла, и оттого благоразумно помалкивала, не давая ей повода показать своё превосходство.
  
  А повод для конфликта чуть было не возник, когда леди с едва уловимым холодком заметила, что доспех боевого мага первого ранга очень идёт Каре, и, видимо, достоин её, так что она может забрать его себе, если он ей понравился. Зная нашу огненную девочку, я думала, она сейчас начнёт срывать с себя одежду. Но на удивление, Кара ничего не ответила, только на Сэнда посмотрела с мягкой укоризной, а тот пожал плечами. Такого же укоризненного взгляда он удостоился и от главы Гильдии. Чёрт побери, никогда ещё на моей памяти этот эльф не был так популярен. Разве что в логове суккубов.
  Впрочем, продолжение беседы убедило меня в том, что эльфийка никакого камня за пазухой не держала и искренне отдавала должное и Каре, и всем нам.
  Никогда раньше слово "леди" не было для меня так наполнено смыслом, как после знакомства с леди Тину. Если в её жизни есть место скрытым конфликтам и интригам, то явно более высокого порядка, чем те, что касаются частной жизни бывшего возлюбленного. Это не значит, что ей чуждо всё женское. Как бы она ни владела собой, свою симпатию к Сэнду и беспокойство об его состоянии она скрыть не могла. Не от меня. В её сердце больше огня, чем она хочет показать. Просто мышление и методы светских дам вульгарного пошиба с ней не вяжутся, всякий намёк на житейскую пошлость и мелочность натыкается на невидимую, но ощущаемую границу. И пусть Кара обижается на меня, если ей угодно, но этой леди хочется подражать.
  
  
  Ток-ток, так-так - наши каблуки бодро застучали по горбатой брусчатке, когда мы пересекли пустырёк, где трое крикливых дворфов копали яму под фундамент. Нам оставалось пройти квартал до нужного места.
  - Переживаешь за него? - спросила я.
  Колдунья не сразу ответила, и я поняла, что она восприняла мой вопрос, как приглашение к разговору, а не обычную вежливость. Вообще-то, так оно и было.
  - Он много значит для меня.
  Она снова задумалась. Я не торопила её.
  - Он спас меня, когда мне было плохо. Странно, да? - она усмехнулась. - Защитил не от нежити и монстров, от них мне защита не нужна... а от окружающей жизни, когда стало тошно.
  Я вспомнила, как в ту тяжёлую полуголодную зиму Кара уехала из крепости, не объяснив толком причины, как только наладили сообщение с городом. Потом Дункан написал, что "она какая-то совсем странная", а вдогонку за первым письмом пришло ещё одно, сухо сообщавшее, что у Кары серьёзные проблемы, и он не в силах её больше покрывать. Но примчавшись при первой же возможности в Невервинтер, я с неописуемым удивлением обнаружила безмятежную колдунью в доме Сэнда, изучающей поваренную книгу с таким видом, словно ей в руки попался образчик древней гномьей письменности. Путанные объяснения Дункана заставили меня заподозрить, что Кара была замешана в чём-то таком, что аж привлекла внимание Девятки, но Ниваль только отшутился. Так и не поняла, почему она сразу не попросила моей помощи. Я бы ему плешь проела, если бы он её тронул хоть пальцем, что бы она там ни натворила по глупости.
  - А почему ты уехала? - поинтересовалась я.
  - Ты тут ни при чём, не переживай. Я просто почувствовала, что если останусь - точно какая-нибудь катастрофа приключится. Или с крепостью, или со мной. Так устала. А потом в городе... знаешь, я ведь ничего не знала и не понимала о жизни. Ничего не умела. Родительский дом, Академия, потом "Утонувшая фляга", ты, война. "Кара, прикрой! Кара давай, покажи им!" Я лучшая колдунья, которую ты знаешь, магия течёт у меня в жилах.
  - Скромно, - с улыбкой заметила я.
  - Это так,- просто ответила Кара. - Но что в этом толку, когда бродишь в тумане и не можешь нащупать твёрдую почву, найти свой путь. Даже на день вперёд не можешь организовать свою жизнь. - Она вздохнула. - В общем, сорвалась я так, что мама не горюй. Как он мне и пророчил.
  - А Сэнд?
  - А он подхватил меня, прервав мой стремительный полёт в никуда. Это была.. глупая история. Потом был долгий-долгий вечер. Я пила эльфийское вино, "пробуждающее память сердца", а он слушал и молчал, представляешь?
  - С трудом, - призналась я. - Вообще не представляю, как вы уживаетесь.
  Глаза колдуньи заблестели, а на румяных щеках обозначились лукавые ямочки. Она цокнула языком, мол, у нас свои секреты, и не сочла нужным уточнять. Да ладно, а то я не знаю этих секретов.
  Помолчав немного, я подобралась к самому болезненному.
  - А что теперь?
  - Не знаю, - тихо выдохнула она. - Он заботливый, но нам всё равно друг друга не понять. Я не хочу причинять ему боль и понимаю, что мне тоже придётся привыкать без него. Но вечно прятаться от судьбы за его спиной я не могу. Тем более, что это и невозможно.
  
  Кара надолго замолчала. Я кое в чём разделяла её сложные чувства к Сэнду и несбыточное желание понять его. Невозможно залезть в душу эльфу, живущему на свете дольше, чем сосны, на которых вешали непокорных бардов во времена Двух Лорд-магистров. Я никогда и не пыталась, принимая его таким, как есть, с его гордыней, несговорчивостью и редкостным умением довести до белого каления. Давала возможность спокойно отрабатывать повинность перед Нивалем. По-честному, мало кто на моём месте создал бы ему такие "морально приемлемые" условия. Наверное, я просто боялась доводить наши трения до ярых конфликтов. Не то, что боялась... понимала, что только лицо потеряю. Может, это отголосок ужасного детского чувства, что эльф - это такой шкафчик с секретом за железной дверью в подвале замка, обнесённого стеной до неба. И всё это мечет громы для острастки - не смертельно, но унизительно. Потому, что не дай боги тебе добраться до шкафчика. Вдруг там портал в Вечность, где ты потеряешься и будешь блуждать в полном одиночестве? Или там окажется всё то же, что хранят в своих секретных шкафчиках простые смертные, и ты упадёшь на колени и расплачешься от стыда.
  А вот Касавир с ним спорил, порой довольно жёстко. И я его понимаю. Ему не нравится сэндова привычка вынюхивать обходные пути и "умножать ложь" во избежание худшего. Это не в его духе, и за это я его безмерно уважаю и считаю человеком, достойным самого лучшего. Может быть, лучшей женщины, чем я. Но даже соглашаясь с Касом в главном, я всегда защищала Сэнда, когда его длинные уши не торчали рядом. Я просто сердцем понимала, что его мир тоже сложен, и естественный порядок вещей для него не всегда тот, который правильный.
  
  Обдумывая всю эту философию, я заметила в проулке скучающего возчика и решила, что неплохо бы нанять его, чтобы перевезти эльфов. Вздрогнув от моего свиста, Кара хмуро ругнулась.
  - А язык тебе зачем?
  - А он по-другому не поймёт. Извини.
  Мне пришла в голову хорошая мысль. Взять бы с Карой бутылочку вина, когда боевые будни останутся позади, сесть без мужчин и поговорить и об её планах, и обо всём. Как я и ожидала, колдунье мысль понравилась.
  
  *****
  
  Когда-то я не подозревала, что мир можно делить на чёрно и белое. Но однажды в твою жизнь вторгается война, и краски тускнеют. Без этого нельзя. Не выживешь. Не выдержишь чудовищного груза тактических решений. Не выполнишь задачу. Станешь слабым звеном. В бою или в схватке всё, что несёт смерть, сливается в одну чёрную тень, которая должна рождать в душе ненависть и ничего кроме. Они все - враги. Мы все - соратники. Нас ведут простые краткие слова воодушевлений, ясные приказы и желание жить. Но когда рассеивается ядовитый пепел, стихает ярость и мечи возвращаются в ножны, такое деление кажется столь же нелепым, сколь и желание различать оттенки, когда на кону жизнь и победа. Потому, что и среди далёких есть те, кто вызывает уважение или сострадание, им тоже бывают ведомы любовь и печаль, и с близкими не всё так просто. Это правильно. Только так и можно нормально жить дальше, вырвавшись из чёрно-белого круга саднящей памяти о боли, утратах и потере человечности.
  Но, боюсь, рефлексы, выработанные войной, никуда не уходят. Бывают моменты, когда появляется острое желание вновь увидеть мир чёрно-белым, принять простое решение.
  
  Самым простым и, конечно, глупым решением было бы прибить эту суку из борделя. Позволить себе завершить рефлекторное движение руки, когда я увидела у неё кольцо Ниваля. Она была виновна уже в том, что пришла слишком поздно, когда в её роскошном притоне запахло жареным. Она была хорошо информирована, могла найти нас раньше, и мы имели бы шанс спасти его. "Какой ценой?" - спрашивала она, нахмурив тонкие ухоженные бровки. Да какая разница! Один шанс лучше, чем ничего. Она, дескать, не знала, что среди нас есть бард. Она просто издевалась, будучи уверена, что мы никуда не денемся и выслушаем её бред. Мне многое сказал сосредоточенный, оценивающий, я бы сказала, сканирующий взгляд очень светлых льдисто-серых глаз, которым она окинула меня и Кару, едва войдя в закуток алхимического сада, где собрались мы все, кроме Мела.
  - Среди вас нет той, о ком он думал, когда был со мной, - удивлённо и чуть ли не брезгливо процедила она.
  Вот что её волновало по-настоящему. Вовсе не судьба десятка пленников и спокойствие в городе, которое и так висело на волоске благодаря её маларитским дружкам.
  
  Он ведь ничего плохого ей не сделал! Не допрашивал с пристрастием, не бил, не оскорблял, даже не угрожал разнести к чертям её грёбанные "Сады". Сыграл идиота, добросовестно трахнул по старой дружбе. А эта тварь пыталась нас убедить, что никогда не причинила бы ему зла, наоборот, уберегла от худшего. Сэнд настойчиво просил меня прислушаться к её словам и понять её логику. Другого мне не оставалось: от мёртвой не было бы никакой пользы, кроме моего удовлетворённого чувства справедливости.
  В одном я с Сэндом согласна: в её поступках была сплошная логика и ни малейшей спонтанности. Она всё рассчитала: когда появиться - ни часом раньше или позже, как выглядеть и что говорить.
  
  Мы как раз обсуждали детали операции, прежде чем отправиться разведать её заведение. Поскольку леди Тиннуарэ взяла на себя организацию охраны портала Одмуса и исследование магической аномалии в канализации, а также формальное прикрытие нашей деятельности, ничто нас больше не задерживало. Встречу с Тимпо и поездку в Новый Оламн мы решили отложить на потом, несмотря на возможные осложнения. "Сады Благодати" представлялись нам кратчайшим путём и к Серебряным Лабиринтам с Симоном Дюсаром, и к убежищу маларитов, и к Нивалю, где бы он ни был. Там обрывались следы и ждали ответы на вопросы. Надя была так любезна, что сама пришла к нам и подтвердила многие наши подозрения. Очень своевременно для себя.
  
  Она не была похожа на проститутку. Если она уже промышляла, когда Ниваль был подростком, то ей должно быть тридцать пять или чуть больше. Она и не казалась моложе, но для обычной городской женщины и для жрицы любви из портового округа тридцать пять лет - разные вещи. Позже, узнав её истинную природу, я поняла, почему она так хорошо выглядит в свои годы.
  С первой секунды я не ждала от неё ничего хорошего. Она раздражала меня до мурашек по спине. Раздражали её точёное лицо с алебастровой кожей, умело подкрашенные "беззащитные" глаза, её маленький розовый рот, осторожно цедящий слова, тонкие нервные пальцы с острыми ноготками и высокая изящная фигура, подчеркнутая закрытым тёмным блио в пол. Я догадываюсь, почему Ниваль клюнул на неё. Но как он мог потерять осторожность и не разглядеть в этой белокожей ухоженной женщине маленького пушистого хищника с острыми зубками, который всегда и во всём руководствуется лишь соображениями собственной безопасности, сытости и комфорта? Видимо, возможность совместить приятное с полезным и добраться через неё до отца, опередив и друзей, и врагов, застила ему разум. Или эта Надя что-то утаила в своём рассказе.
  
  Лишь однажды она показалась мне искренней - когда упоминала о своих прошлых отношениях с Нивалем, стараясь убедить нас в том, что она на его стороне. Дружбой это странное общение не назовёшь, любовью тем более. Совсем не богатый, но необычайно красивый мальчик однажды поразил воображение юной проститутки тем, что, несмотря на свою романтическую внешность, сумел дать отпор банде начинающих головорезов, убив одного из них. Пожалуй, ей было, чем восхищаться в своём знакомом. Манерами, начитанностью, неожиданной твёрдостью характера. Насколько я сама могу судить из его рассказов, в нём рано проявились целеустремлённость, умение дисциплинировать себя, отказываться от сегодняшней выгоды и комфорта ради будущего. Где-то здесь, наверное, и проходит грань непонимания между ним и отцом.
  Надя точно знала, что при таких качествах Ниваль когда-нибудь оставит уотердипские Доки далеко позади. Так оно и вышло. "Только тебе с этого ничего не перепало", - злорадно подумала я. И не могло. Глупышка всё себе напридумывала. Но я охотно верю, что он был ярким солнечным пятном на фоне тяжёлых, безрадостных проститутских будней. "Рыцарь в полотняных доспехах" - так он его назвала, и уголки её губ впервые приподнялись в лёгкой грустной усмешке. Совесть её была явно нечиста, но ей очень хотелось выговориться о нём.
  - Я ведь помогала ему, когда он отделился от отца. Он работал где-то в порту и восемь месяцев жил у меня на чердаке. - Она нервно пожала плечами, глядя в себя. - Я не всегда его понимала. Симону сказочно повезло с этой влиятельной покровительницей, дела шли в гору, а он не из тех, кто в чём-то откажет своему ребёнку. Ему вообще ничего не было нужно, он для сына старался. Зачем он так?.. Самое странное, что между нами почти ничего и не было. Он не пытался меня использовать. Он был таким... милым, целомудренным.
  Надя показала мелкие зубы, необычно белые и здоровые для человека её профессии, и жеманно махнула рукой.
  - Да он и сейчас такой.
  Кара скептически хмыкнула, а мы с Касавиром мрачно переглянулись. Постельные подробности - это было последнее, что мы хотели знать о Нивале. К счастью, Надя сама это поняла и со вздохом закончила:
  - А потом он просто ушёл, оставив мне букетик маргариток и записку.
  "Потому, что скопил денег на путешествие, немного сэкономив на найме комнаты и услугах прачки", - подумала я.
  - Я до сих пор её храню, - в притворной кротости хозяйка борделя подняла глаза на Касавира, как будто рассчитывая, что он её лучше поймёт, - и никогда не держала обиды. Это была его жизнь, его будущее, я была бы для него гирей на ногах.
  - Тем большего презрения заслуживает твой поступок, - сурово буркнул Касавир, отведя взгляд.
  - Я ничего не могла сделать! - вдруг истерично сорвалась Надя. - Я ХОТЕЛА уберечь его! Я могла бы укрыть его так, что никто никогда бы не нашёл. Я же ему твердила, что Симон вне досягаемости. Но он рвался в эти чёртовы подземелья, точно гончая на дичь!
  Судорожно выдохнув, она тряхнула головой и, взяв себя в руки, продолжила уже спокойнее:
  - Я могла бы пожертвовать для него многим, но не собственной жизнью, не своим персоналом и не делом, в которое вложила душу. Малариты - прекрасные друиды. Они превратили мой клуб в волшебную сказку и достопримечательность на всех картах города, дали мне силу, чтобы управлять им. Мне пришлось принять определённые условия, но теперь мне не нужен никто - ни Тимпо, ни этот грязный шантажист Герхт. Я шла к этому долгие годы, ублажая похотливых самцов и ища поддержки сильных. Я выжила и сохранила себя в этом дерьме. Я заслужила своё счастье и не хочу его потерять... А Нивалю я всегда буду благодарна за то, что он встретился на моём пути и научил меня, глупую курицу, идти к цели.
  Меня так и подзуживало её уесть, и я выпалила:
  - Сдаётся мне, из дерьма ты так и не выбралась. В отличие от него.
  - А это как посмотреть, - холодно отпарировала она, дёрнув бровями. - Видно, не так уж хороши его дела, если он приехал сюда в такой компании и оказался в моей постели. Я убедила культистов, что он особенный, что живым и... здоровым он будет им полезен. Это всё, что я могла для него сделать. Но я подозреваю, что они обманули меня. Их аппетиты растут, они становятся опасны для всех. Поэтому я здесь.
  
  Она обвела выжидающим взглядом наши хмурые недоверчивые лица. Раздалось особенное ироническое хмыканье Сэнда. Кто бы сомневался, что он захочет высказаться.
  - Мадам, вы были великолепны, - он развёл руками, демонстрируя капитуляцию. - Но мне мнится оскорбительным для вас полагать, что вами могло двигать исключительно человеколюбие.
  За что я люблю Сэнда - так это за умение выражать свои мысли. Я пояснила:
  - Он хотел сказать: чего ты от нас хочешь в обмен на беспрепятственный доступ во все надземные и подземные помещения твоего честно заработанного владения.
  - Я хочу избавиться от Культа Луны, но сохранить "Сады", - ответила Надя, переходя на деловой тон. - Вам по силам это устроить. Когда мы попадём в святилище, мне нужно будет провести небольшой ритуал, прежде чем вы его уничтожите.
  Этот момент мне сильно не понравился. У меня ещё с войны аллергия на упоминания неизвестных мне ритуалов. Но там хоть цель была понятна. Остальные, судя по их лицам, тоже были не в восторге, но пока не спорили.
  - Кроме того, - продолжала Надя, - я буду не в претензии, если мой старший партнёр Герхт - эта грязная жирная свинья, которую вы легко узнаете, если встретите - подохнет с перерезанным горлом.
  - Это дурно пахнет, - жёстко перебил её Касавир.
  - Не дурнее, чем делишки вашего друга Ниваля, - огрызнулась Надя. - Я же не нанимаю вас, как убийц. Просто предупреждаю, что Герхт не стоит того, чтобы с ним церемониться.
  - Этот ваш префект, как его, Тимпо, может быть против, - заметила я. - Не хотелось бы сражаться на две стороны.
  - А вы знаете, что малариты поймали русалочью принцессу? Я не хотела в это ввязываться, это всё Герхт. Понятия не имею, какие у этого выродка на неё планы. Но союз с мерменами важен для города и для самого Тимпо. Он ещё не знает, кто и зачем пытается сделать из него идиота, но, уверяю вас, он вырвет гланды любому, кто станет крутить с рыбохвостыми за его спиной. Так что, его поддержку я вам обеспечу. А если вы отобьёте русалку живой, "Сады благодати" в любое время бесплатно примут вас, как почётных гостей.
  Касавир приложил руку к лицу и покачал головой, а Сэнд притворно поперхнулся.
  - Спасибо, мы как-нибудь сами...
  
  Заложница, да ещё столь важная, сильно осложняла дело. Но Надя уверяла нас, что всё не так плохо. По её словам, русалка жила по определённому режиму, её время от времени выпускали поплавать в каналах, чтобы не зачахла. Деться ей оттуда было некуда, на территории людей она чувствовала себя неуверенно и была тише воды, ниже травы, поэтому за ней там никто не следил. Это давало нам часа два времени, пока не обнаружится пропажа.
  Мне не нравилось то, с каким рвением Надя включилась в планирование. Она определённо не была надёжным звеном. Касавир тоже смотрел на неё более чем скептически. Но нам нужна была её помощь. Ту же операцию по освобождению необычной пленницы невозможно было провернуть без верных людей Тимпо, которые должны были принять её и своими путями доставить в секретные гроты мерменов. Да и объяснения с охраной нам были ни к чему.
  
  - А знаешь, сколько весит средняя русалка? - поинтересовался Сэнд у Касавира. - Почти столько же, сколько ты в полном доспехе.
  - Ну, один силач у нас уже есть, - поддела его Кара. Прежде чем Мела отправили отдыхать, он, конечно, всем разболтал историю своего героического спасения.
  - Я думаю, мы с Азгаром справимся, - сказал Касавир.
  Представив трепетную русалку в объятиях аладжи, я не удержалась от смешка. Азгар обиженно вздохнул. Ему вообще весь этот разговор не нравился. С появлением "плохой женщины" шерсть у него на загривке встала дыбом, и он только и делал, что молча вздыхал и изредка скалился.
  
  А Надя, рассказав всё, что знала об убежище и оснащении культистов, продолжала нас наставлять:
  - Проще всего было бы заманить их в Серебряные Лабиринты. Там с ними легче справиться. Пленников, скорее всего, тоже придётся убить.
  - Если ты намерена избавляться от свидетелей, то обратилась не к тем людям, - угрожающе произнёс Касавир; в его голосе звучали резкие ноты холодного сдерживаемого раздражения. - Довольно с нас твоей лжи.
  - Не думаю, что они сейчас способны о чём-либо свидетельствовать, - невозмутимо отозвалась она. - Скорее всего, они сами на вас нападут. Малариты использовали их в своих ритуалах, я не знаю, как именно, но уверена, что лишить их жизни будет милосерднее, чем спасти. Ведь святым воинам ведомо милосердие?
  Не стоило этой шлюхе тыкать своим пальчиком в моего мужа. Я это запомнила.
  - Послушай, ты, похоже, искренне считаешь себя жертвой, - возмутилась я, перехватывая её профессионально-равнодушный взгляд. - Неужели ты не испытываешь ни малейшей жалости и вины перед этими людьми?
  
  Уж не знаю, зачем я это говорила. Какие чувства я надеялась выскоблить со дна души человека, для которого окружающий мир был чем-то вроде помойной ямы? Она пожала плечами.
  - Если бы ты познакомилась с ними поближе, то не спешила бы меня обвинять. Среди них нет ни одного случайного человека. Я тщательно следила за тем, чтобы простые любители со вкусом потратить деньги не попадали на мой этаж. Один чувствовал себя состоятельным только с оскоплёнными мальчиками. Для другого мы долго подбирали элитную девочку с нужными параметрами, а он держал её в клетке, калечил, а потом выкинул, как отслужившую вещь. Сейчас она живёт на постоялом дворе при храме Съюн: моет полы и за жалкие подачки раздвигает ноги перед самыми бедными и непритязательным паломниками. Когда-нибудь я смогу себе позволить забрать её оттуда.
  Это был второй раз, когда я узрела в её глазах-стекляшках искреннюю эмоцию. Она прожгла меня взглядом и отчеканила:
  - Вот перед ней я чувствую свою ответственность, а перед этими скотами - нет. Животным место в клетке. И вам я не советую их жалеть - себе дороже выйдет.
  
  Всё это звучало довольно веско, но меня не оставляло чувство, что по существу она чего-то недоговаривает. Само по себе уничтожение Культа Луны решало далеко не все её проблемы, а на человека напуганного и раскаявшегося она не походила. Я была не одинока в своих опасениях.
  - Допустим, у тебя есть влиятельные друзья, которых ты убедишь в своей невиновности. Но почему ты так уверена, что после скандала с похищениями твоё заведение будет процветать? - спросил Касавир в расчёте хоть за что-то зацепиться.
  Она улыбнулась, кокетливо поведя плечиком.
  - Потому я и обратилась к вам, а не к начальнику городской стражи и не к Тимпо. Определённый риск есть, но уж лучше быть повязанной с благородными людьми, чем с легавыми и ворами.
  - Опрометчиво, мадам, - едва слышно пробормотал Сэнд, пощипывая подбородок.
  "Если только мадам не припрятала какой-нибудь козырь в рукаве", - невесело подумала я.
  
  - Ладно, - Надя прошлась ладонями по плечам, будто стряхивая невидимую пыль. - Поспешу к Типмо, чтобы успеть прикрыть ваши тылы.
  Но у меня было к ней ещё одно дело.
  - Эй! - окликнула её я. - Ты кольцо-то верни.
  Слава богам, она не стала убеждать меня, что Ниваль сам отдал ей мой подарок. Он что, больной - кому-то что-то отдавать?
  - Я хотела бы сохранить его у себя. Я сама отдам ему. Если он захочет.
  Смешная. Я изобразила улыбку превосходства и сказала с ласковым нажимом, который никогда не предвещает ничего хорошего:
  - Верни, говорю, а то силой отберу.
  К её щеками прилила кровь, бледные пальцы непроизвольно скрючились, как птичьи когти.
  - Попробуй.
  - Ты не поняла. Я не собираюсь с тобой драться, - я знала, что она отступится, но мне приятно было мысленно ощущать шёлковую оплётку рукояти надёжного танто, готового в любую секунду скользнуть в ладонь, где характерные мозоли давно стали "частью ландшафта", - я тебе просто руку отрублю.
  Товарищи мои напряглись, а Сэнд так и заёрзал на скамейке. А вот Кара, хоть и молчала всё время, не выказав открыто своего отношения к Наде, но одобрила меня. Искры так и заплясали у неё меж пальцев. Жалко было её разочаровывать.
  - Ты нападёшь на безоружную женщину?
  - Ты не безоружна. Но кинжал из под юбки вытащить не успеешь, факт.
  Подумав секунды две, Надя швырнула мне кольцо и злобно прошипела:
  - Забирай свою дешёвку.
  Поймав, я сжала его в руке и почувствовала, что моя хрупкая надежда даёт трещину и оседает грудой жалких осколков: янтарь был холоден, как лёд. Стоило ли вызволять это проклятое кольцо, чтобы теперь без конца строить ужасные предположения?
  
  - И чего он на ней не женился? - пробормотала Кара, когда Надя ретировалась. - Дети бы красивые получились.
  Ну, что с ней делать, с этой Карой? Обязательно в этот момент надо было сказать гадость? Зная мой вконец испорченный характер?
  Я взвилась. Камень жёг ладонь холодом, а к горлу подступал тяжёлый ком.
  - Ты, Кара, и вы все! - рявкнула я, срываясь на хрип. - Вы действительно хотели бы, чтобы его пытали, убивали?! Чтобы он...
  Ничего не понявший Азгар испуганно округлил глаза и энергично замотал головой, давая понять, что он точно никому не желает ничего плохого. Это слегка отрезвило меня. Я закашлялась. Широкая рука Касавира на плече окончательно вернула меня к реальности.
  - Не надо, родная, - мягкий успокаивающий шепот достучался до меня, погасив волну негодования, и я чуть не расплакалась, уткнувшись ему в ключицу. - Никто ничего такого не думает. Не стоит нам сейчас ссориться. Мы. Его. Вытащим.
  Кара вздохнула, упрямо отведя взгляд в сторону, а я лишь кивнула, признавая его правоту. За одни только эти слова я могла бы идти за ним на край света и согласно кивать всю дорогу.
  
  А Сэнд рассеянно смотрел на нас, покусывая губы. Его сосредоточенная задумчивость - это такая вещь, от которой никогда не знаешь, чего ждать, хорошего или плохого. У эльфа явно было что-то на уме. Что-то важное.
  _____________________________________________
  1. Фладнал - гномское божество, покровительствующее ремесленникам и изобретателям
 
  Глава 14
  Надя раскритиковала их намерение проникнуть в бордель через чёрный ход, объяснив, что, если они хотят привлечь к себе как можно больше внимания, лучше способа не придумать. Задний двор и служебные коридоры первых этажей - территория личной охраны Герхта, а его лучше не нервировать, пока русалка не окажется в безопасном месте. Если он воспользуется тайным ходом в Подземье, его уже невозможно будет контролировать. Разделяться тоже было неразумно: пленница не владела Общим, могла испугаться вооружённых мужчин, и тогда вылавливай её в каналах до посинения. Надя предложила проникнуть в здание таким же банальным способом, каким это сделал Ниваль, так будет легче добраться до канала, где обычно гуляет русалка. Достоинство этого плана было в том, что охрана клуба подчинялась Наде, а большая часть персонала была в этот день отпущена или пряталась в комнатах, дабы не попасть под горячую руку. Пришлось согласиться, что её идея, по крайней мере, не хуже.
  
  Когда Эйлин перебралась на узкий бортик канала из гондолы с обшарпанной позолотой на обводах, зеленоволосая русалка мгновенно нырнула, обдав её брызгами, и затаилась. Любопытное диковатое создание наблюдало за ней с небольшой глубины, но не уплывало. Тут-то и пригодился кулёк с остатками птериготовых клешней, который со вчерашнего дня валялся у неё в сумке. К их убийственному запаху рыбохвостая девица не смогла остаться равнодушной и выскользнула из воды, усевшись на бортик.
  Лёд окончательно растаял, когда Азгар осторожно присел рядом и по-свойски похлопал жующую девушку мохнатой пятернёй по плечу.
  - Слушай. - Он чуть повысил голос, будто она глухая, и зачем-то стал коверкать слова ещё больше, чем обычно. - Я твоя спасать. Быстро-быстро... Ну, солнышко, птички, море. Понимай?
  - Море, - отчаянно выдохнула русалка и, выронив кулёк, повисла на шее аладжи.
  Аккуратно, но твёрдо отстранив девушку, привратник вытер уголок губ и в сердцах пробурчал:
  - Тьфу ты! Совсем одичала взаперти. - Он покосился на верхнюю часть тела русалки, очень женственную и, в отличие от защищённого жёсткими хитиновым панцирем массивного хвоста, прикрытую лишь прядями иссиня-зелёных волос. - Накрыть бы её чем-нибудь. Да не плачь ты, сейчас тебя вызволим.
  Касавир накинул на бледные плечи русалки свой плащ, а Эйлин, сняв перчатки, присела на корточки, ласково заглянула в большие синие глаза, вытерла мокрые дорожки на щеках и погладила её по голове. Волосы были на удивление густыми и мягкими, как будто не были подвержены агрессивному воздействию морской воды. Она никогда не видела ничего подобного. Это было прекраснее, чем картинки в книжках, где рассказывается о сказочно красивых и коварных созданиях, способных соблазнить самое суровое моряцкое сердце. Только ничего коварного в несчастной запуганной девушке не было.
  - Тебе больше никто не причинит вреда. Верь нам.
  Поняла она её или нет, но, крепко сжав её руку, кивнула и тихо повторила:
  - Море...
  
  - Бедняжка, натерпелась тут, - пробормотала Кара, оглядевшись. - Какое всё... тухлое и фальшивое.
  Подземный городской канал, пусть и со вкусом облагороженный, увитый зеленью, водорослями и экзотическими цветами, но всё же душноватый и романтики ради тускло освещённый какими-то гнилушками, выглядел, как место худшей пытки для существа, родным домом которого были первозданные природные гроты, а миром - пронизанные лучами солнца волны, чистая, прохладная и безграничная стихия.
  - Кто хвост понесёт? - деловито осведомился Азгар, не собиравшийся тратить время на разговоры и утешения.
  - Я, кто же ещё, - вздохнул Касавир. - Его не оцарапаешь.
  Русалка, однако, не отпускала руку Эйлин, и той не оставалось ничего другого, как успокоить её:
  - Хорошо, хорошо, пойдём вместе. Только позволь мужчинам тебя нести.
  - Я твоя несу. Быстро, - счёл необходимым пояснить Азгар.
  
  По устаревшему закону времён какой-то давней войны, в переулке из-за недостаточной ширины было запрещено движение частных повозок, и даже связи хозяев клуба не помогали решить этот вопрос. Бюрократия - она везде одинакова. Поэтому, дабы не привлечь ненароком внимания стражи или, тем паче, людей Герхта, от которых не отделаешься взяткой, посланцы Тимпо ждали их поодаль, у перекрёстка. По счастью, в это жаркое время на улице было мало людей, да и те, что им встречались, не проявляли повышенного интереса. Уотердипцы вообще не отличаются любопытством в отношении чужой частной жизни. Надо кому-то куда-то тащить русалку средь бела дня - ветер им в спину, покуда нет закона, запрещающего таскать русалок. Единственный попавшийся им по пути стражник лишь слегка удивлённо хмыкнул, поприветствовав Азгара.
  
  - Я смотрю, ты тут знаменитость, - со смешком заметила Эйлин.
  - Угу, - буркнул аладжи, перехватывая поудобнее верхнюю часть немаленького русалочьего тела. - Меня все знают.
  - Значит, нам повезло, что ты с нами, - заключила она.
  - Я рад быть полезным, - добродушно пророкотал гигант. Он немного помолчал, шагая в такт с Касавиром и покряхтывая. - Когда-то я был воином и отцом. Потом стал рабом. Потом привратником. А теперь, - он подмигнул ей единственным глазом, - ещё и немного искателем приключений. Аладжи всегда должен быть полезен. Когда аладжи не нужен, ему приходит время умирать.
  Заметив, как она посерьёзнела и нахмурилась, он поспешил добавить:
  - Я знаю, многие люди считают, что это плохо. Но так устроена наша жизнь, мы другого не понимаем.
  Но её задела такая простодушная жестокость, и она выпалила:
  - Не понимаете, как дети могут до последнего часа заботиться о своих старых родителях, а ученики об учителях? Ты бы этого не делал?
  - Говорю же, у нас так принято, - ей показалось, что в нём нарастает раздражение, и он уже досадует, что затеял этот разговор.
  Но желание быть правильно понятым взяло верх, и он снова заговорил, часто разбивая фразы короткими паузами и давая себе отдышаться на ходу:
  - Знаешь... это особая забота, которой вы, гладкокожие, не понимаете. Аладжи не кровожадны, мы не убиваем ради мяса и живём долго. Посмотри на меня, мне семьдесят, а я полон сил. У нас принято уважать желание умереть. Но я рад, что мой отец погиб, когда был в силе, и мне не пришлось выполнять его последнюю просьбу. Я тоже мог в тот день умереть, защищая своих детей, и это была бы неплохая смерть. Но я выжил, значит, моё дело ещё не было закончено. Я успел стать отцом шесть раз... а может быть, семь. Дети мои теперь где-то далеко и тоже защищают своих детей. В этом и есть смысл, в переимчивости, в движении. Жизнь - моя, твоя, и жизнь вообще - это постоянное движение. Если сухое дерево, не дающее ни плодов, ни хорошей тени, никого не радующее, цепляется корнями за землю, жертвующую ему свои соки, а не умирает, обогрев кого-то напоследок, став чьим-то домом и смешавшись с почвой, на которой вырастут молодые деревья, жизнь останавливается. Щедрость земли не идёт ему впрок, потому что только оболочка жива и кажется крепкой, а внутренности поражает гниль. - Азгар решительно помотал головой и повысил голос: - Эта праздность, чувство, что ты напрасно живёшь, эта гниль - страшнее смерти. И богам это тоже не нравится. В такое дерево непременно ударит молния, спалит его дотла и натворит много бед вокруг. Вот и всё.... Уф-ф, наконец-то!
  
  Мужчины, сделав последнее усилие, усадили русалку в легкую одноосную повозку, управляемую молчаливой возницей в неброской серой одежде. Её такой же малозаметный партнёра материализовался, словно из воздуха, и кивнул ей. Должно быть, он сопровождал их всю дорогу. Девица собиралась стронуть лошадь, когда её пассажирка, до сих пор находившаяся в ступоре, будто не совсем понимая, что происходит, резко вскрикнула и схватила Эйлин за руку.
  - Убить, - спокойно и внятно произнесла она, глядя ей в лицо. Прекрасные миндалевидные глаза сверкнули гневом. - Убить всех. Должны... мучиться.
  Только теперь, при дневном свете, когда она стянула плащ и откинула длинные волосы, они смогли её как следует рассмотреть. Синяки, следы пальцев на шее и надплечьях, несколько свежих фиолетово-красных "следов страсти", кое-где даже с отметинами от зубов, не оставляли сомнений в том, что обращение с высокопоставленной пленницей было далёким от уважительного.
  - Пламя Коссута, - прошептала Кара, прикрыв рот ладонью. - Какая ж сволочь...
  Люди Тимпо хранили безразличное молчание, терпеливо ожидая возможности выполнить свою работу и отчитаться хозяину.
  - Герхт, - догадалась Эйлин, зло сощурив глаза. Предложение Нади устранить её партнёра уже не казалось таким уж гнусным. Разумеется, она бы сделала это не за деньги или помощь. Да мало ли что может случиться, кто-то ведь может и случайно пострадать. - Человек без ног. Он?
  Девушка уверенно кивнула, затем неожиданно провела рукой по ремням на её доспехе и потянулась к танто на поясе.
  - Ты хочешь это? - не поняла Эйлин.
  - Нет. Моё.
  Не зная, как объяснить, русалка беспомощно замолчала, глядя ей в глаза, но Эйлин быстро сообразила, о чём речь.
  - Он отобрал твоё оружие и доспех. Ты хочешь вернуть своё снаряжение.
  Девушка задумалась.
  - Он - тоже, - вдруг глухо прошипела она и, выпрямившись и вскинув голову, быстро, отрывисто заговорила: - Камень... Ракушка... Бу-мага.
  Придя в себя и обретя цель, русалка, до сих пор имевшая довольно жалкий вид, стала тем, кем была - дочерью короля мерменов и офицером гвардии своего отца, умеющим принимать решения и приказывать.
  - Ты хочешь что-то написать? А... подожди, сейчас найду.
  Эйлин взглянула на Касавира, тот уже вытаскивал из подсумка карту города. На обратной её стороне было немного свободного места между рекламными объявлениями. Нашёлся и кусок графитового стержня.
  
  Когда русалка вернула ей бумагу, Эйлин поняла, что им в руки попала уникальная вещь - карта запретных островов уотердипской колонии мерменов. Рядом девушка изобразила изящный ажурный символ в виде морской раковины.
  - А ты хитрая, - Эйлин понимающе кивнула русалке и посмотрела на товарищей. - Я думаю, это кулон, наш пропуск в гроты. Мы должны найти его у Герхта, если хотим попасть туда.
  - А мы хотим? - невесело поинтересовался Касавир, уже зная ответ.
  Она лишь хмыкнула, стрельнув глазами, и деловито-почтительно кивнула девушке.
  - Я думаю, мы ещё встретимся, ваше высочество.
  
  
  - Похоже, мы приехали в этот город исключительно для того, чтобы убирать чужое дерьмо, - задумчиво произнесла Кара, когда морская принцесса, наконец, отпустила их, и они направились назад в переулок.
  - То есть, помогать людям, - с усмешкой добавила она, бросив быстрый взгляд на паладина.
  - Твои предложения? - коротко бросил Касавир, шагая вперёд и не глядя на неё.
  - Да нет у меня никаких предложений, - миролюбиво отозвалась колдунья. - Я вообще-то уже не против поработать на леди Тиннуарэ, на мерменов, на Надю, да хоть бы и на целую толпу ваших бедовых родственников.
  - И это значит, что тебя разозлили, - заключила Эйлин.
  - Ещё со вчерашнего дня, когда я узнала историю Одмуса. - Она вдруг брезгливо фыркнула и зло процедила: - Нет, каким же надо быть уродом, чтобы пытаться делать это с русалкой. У этого парня явно не все дома.
  - Угу, - кивнула Эйлин. - Нам Милан про него рассказывал, что во время беспорядков в Доках он потерял ноги и что-то там ещё себе повредил.
  - Так ему и надо, - мрачно усмехнулась колдунья.
  - У него после этого, наверное, и крыша поехала.
  Девушки смешливо переглянулись.
  - Представляю, как эта свинья завизжит, когда я до неё доберусь.
  - Осторожнее, Кара, - предостерегла её Эйлин, покосившись на Касавира.
  Тот, даже не обратив на них внимания, сдвинул брови и хмуро произнёс:
  - Мермены не простят такого унижения. Мало того, что их вынуждали поставлять мускус, да еще и творили насилие над их дочерью. Боюсь, уничтожить культ, найти и выдать мерменам похитителей и хозяина борделя - единственная возможность избежать бойни в гавани, в которой пострадают невинные с обеих сторон. Я думаю, она имела в виду именно это. Я надеюсь на её благородство.
  Кара просияла:
  - Как приятно слышать голос разума.
  Впрочем, мысль, что маньяка придётся взять живым, слегка охладила её.
  
  
  Зато Надя, поджидавшая их в роскошном, необычно безлюдном вестибюле борделя, пришла в восторг от такого поворота, и в её расчётливой головке мгновенно стал созревать план отвлечения охраны и пленения Герхта. Эйлин умоляюще посмотрела на Касавира.
  - Сегодня полнолуние. Мы должны быть в лабиринте. Если мы станем тратить на него время... это будет полный провал.
  Паладин покачал головой.
  - Он может нам серьёзно помешать, если останется на свободе. Я уже не говорю о том, чем это грозит городу.
  - Знаю. Я бы предпочла просто убить гниду и двигаться дальше.
  - А что мешает посадить его под арест в одном из помещений клуба? - встряла Надя. - Тимпо сюда не сунется, это я гарантирую.
  - С чего бы? - Эйлин с подозрением нахмурилась. - Мне казалось, что он захочет поквитаться с похитителями русалки.
  Надя многозначительно хмыкнула, скрестив холёные руки на груди.
  - Всесильный Тимпо, - саркастически протянула она. - Он просто оказался в нужное время в нужном месте. Его вынесло на самый верх благодаря способностям переговорщика и дельца в войне за влияние между группировками, обескровившей Гильдию. Он правильно повёл себя с властями и Ворами Тени и стал царём горы. Но беда в том, что он слишком увлёкся политикой. Недаром он так интересуется Нивалем. Подозреваю, что эти двое превосходно поняли бы друг друга, если бы один из них смог поступиться своей идеологией.
  "Даже не надейся", - мысленно усмехнулась Эйлин.
  Надя тоже, в свою очередь, скривила рот в усмешке.
  - Не знаю, насколько преуспел в своих играх Ниваль, но Тимпо, боюсь, может стать жертвой своей собственной масштабности и потерять контроль над тем, что требует внимания у него под носом. Ему не хватает толковых людей, чтобы всё держать под надзором. Вы сами видели, какому сброду он поручает важные дела. Мермены - один из его козырей в отношениях с городом. Мы подкинули ему работёнку, и сейчас он решает, как разыграть эту карту. К тому времени, как он свяжется с рыбохвостыми, что не так уж легко, и поймёт, что произошло на самом деле, мы уже закончим свою миссию.
  Эйлин хмыкнула, посмотрев на Надю с оттенком восхищения:
  - Рисковая ты женщина.
  Та молча состроила гримасу в ответ.
  - Герхт может заявить о похищении и незаконном удержании и формально будет прав до тех пор, пока власти не расследуют его преступления, - хмуро заметил Касавир, - а учитывая его связи...
  - Для начала, он должен суметь это сделать, - перебила его Надя. - Лишив его людей и протезов, мы сделаем его беспомощным. А, кроме того, одно только подозрение в причастности к похищению русалки попахивает для него дыбой. Как, впрочем, и для меня, так что можете мне смело доверять, если не делали этого до сих пор. Это очень больная мозоль, учитывая непростую историю нашего союза с рыбохвостыми. Герхт из тех везунчиков, кто до последнего надеется выйти сухим из воды, поэтому, получив отсрочку, будет сидеть тихо, как мышь.
  - Если он не дурак, то поймёт, что лучше предстать перед судом мерменов, чем раскрыть свои делишки, - неожиданно подал голос Азгар. - Они назначат ему справедливое наказание, а если казнят, то сделают это быстро и позаботятся о погребении. Они не станут, как предводитель воров, отрезать от него по кусочку и скармливать собакам.
  В ответ на скептический взгляд Нади, аладжи флегматично пожал плечами.
  - Я слышал. Так говорят.
  
  
  Оставалось решить, как усыпить бдительность Герхта и отрезать его от охраны, что было не простой задачей, учитывая наличие в его апартаментах тайного хода и то, какими мерами предосторожности он себя окружал. У Нади были целых две идеи на этот счёт. Впрочем, первую - выдать за "особого" клиента Касавира, который даже без оружия мог бы справиться с хозяином, пока Надя отвлекала бы охранников у двери, а остальные разбирались бы со стражами во дворе - она сразу отмела ввиду того, что он просто не смог бы убедительно сыграть роль. Да и время для подобных гостей было уж слишком неподходящим. Хозяин борделя вёл ночную жизнь и в это час, после ванны и массажа, принимал свою первую за день трапезу. Тут нужно было придумать что-то поизысканнее. Второй её план вызвал негодование паладина, не желавшего и думать о том, чтобы "втягивать его жену в эту мерзость". Однако, ничего менее рискованного никто из них предложить не смог. Идея и впрямь была не лишена элегантности, если не думать о том, что именно Эйлин придется притвориться "подарком" старшему партнёру от Нади - лютнисткой, горящей желанием устроиться на работу.
  - Он любит свежих козочек вроде тебя, - усмехнулась Надя, окинув её метким взглядом опытной сводни, - и обожает музыку и танцы. Сейчас он в самом подходящем расположении духа. Считай, тебе повезло, дорогуша.
  - Заткнись, - хмуро огрызнулась Эйлин. Она не собиралась скрывать своего отношения к этой женщине, что Надю, впрочем, не особо волновало. - Чтоб я ему ещё и танцевала - облезет. Покончим с этим скорее.
  Она строго посмотрела на Касавира, державшего её за руку и инстинктивно не желавшего отпускать, словно это оставляло ему шанс повлиять на её решение. Однако, в оливково-карих глазах тут же заплясали шальные чёртики.
  - Лопнувшие перепонки, временная слепота и глухота в сочетании с медвежьей болезнью, панический приступ, паралич или просто глубокий обморок? - деловито спросила она.
  - То есть? - не понял муж.
  - Ну, что ты сочтёшь подходящей компенсацией за грязные мысли обо мне?
  Он даже не попытался улыбнуться, но нехотя выпустил её руку.
  - Будь осторожна. Не позволяй ему навязать тебе свои правила.
  
  *****
  
  Эйлин уголком губ улыбнулась своему отражению. Хороша. К счастью, Надя решила не красить её лицо - "сделаем ставку на первозданную естественность и наивность". Никаких сложных нарядов, тугих корсетов и чулок она тоже, слава богам, не стала на неё напяливать, остановив свой выбор на белой чемизе из тонкого льна, отделанной тесьмой, и тёмно-зелёной овертунике, стянутой тонким поясом с литыми бляшками, да ещё коротких сандалиях, простеньком латунном венце и паре таких же браслетов. В таком виде и в городе появиться не стыдно. Самое главное, не потребуется много времени, чтобы это всё потом снять.
  В душе неспокойным мутным осадком плескалось недоумение от того, что она согласилась участвовать в этом спектакле. За Касавира он не волновалась - он взрослый и всё понимает. Это было другое. Когда-то она с ребяческой лёгкостью могла представить себя в такой двусмысленной роли. Её наивное воображение будоражили истории о выдающихся бардах-шпионах, перед которыми ничего не подозревающие враги открывали двери своих убежищ, чьим оружием были сладкозвучные песни, обольстительные речи, приятная внешность, дворцовые манеры, острый ум, внимательный взгляд и стилет в рукаве. С тех пор она достаточно узнала о жизни и людях, политике и интригах, чтобы не верить в романтические легенды и сказки о бравых агентах. Но она должна была выполнить эту работу, и выполнить хорошо.
  
  В ростовом зеркале с тяжёлой бронзовой оправой отражался уютный, наполненный возбуждающими ароматами, со вкусом обставленный будуар Нади и часть просторной спальни. Здесь было кое-что, чему она могла от души позавидовать - настоящая мраморная купальня, встроенная в подиум. Такое не в каждом дворце увидишь. Она представила себе, каких трудов стоит менять в ней воду, чтобы сохранять свежесть. Гардероб с раздвижными дверями-ширмами, самый огромный, какой она когда-либо видела, лиловые портьеры, модные шёлковые обои вместо тяжёлого гобелена, странные картины и статуэтки - что-то из современного искусства, Эйлин в нём не слишком разбиралась. А вот Ниваль бы оценил. Мысль о нём задела торчащий кончик занозы, напоминая колющей болью об её существовании. Тварь кувыркалась с ним на этой гигантской кровати, демонстрировала всё, чему научилась с другими мужиками, тешила его нехилое самолюбие, шептала ласковые слова, убаюкивала, а потом позволила своим дружкам забрать его прямо из постели. А то и сама позвала их, когда он задремал после долгого трудного дня, всего выпитого за вечер и после её притворных змеиных ласк. Ладно бы, она ненавидела его, как тех, других, но он ведь и правда был ей по-своему дорог, она не врала. И почему он, неглупый мужик и не последний политик, так подставился? Что случилось с того момента, как они пожелали друг другу доброй ночи и до встречи с Надей? Что ему на голову-то упало? Может, пройдоха-Квист знает ответ? Тряхануть бы его хорошенько. А может, чтобы понять, нужно влезть в мужскую шкуру, а это даже барду не по силу, если он женщина.
  
  Она невольно вздрогнула, когда тонкие пальцы коснулись её запястья. Надя стояла за её спиной, по-хозяйски придирчиво рассматривая. Их взгляды встретились, разделённые тонкой гранью зеркала, и в памяти Эйлин пронеслись все её непрошенные двойники из вчерашнего сна. Холодная сосредоточенность, бесстрастный профессионализм. Сколько таких "подарков" она сделала своему партнёру и где они теперь? Было противно от того, что нельзя поступить с дрянью, погубившей её брата так, как она того заслуживает. Она шла по его следам, повторяла его маршрут и позволяла этой женщине дотрагиваться до себя, поправлять одежду, смотреть на себя, как на товар, который нужно получше продать, слушала её пошлые советы о том, как соблазнить безногого инвалида, которого мечтала видеть мёртвым. Это было и само по себе паскудно, и казалось предательством по отношению к Нивалю. Впрочем, во время войны ей не раз приходилось наступать на горло своим праведным чувствам и инстинктам. Уж кто-кто, а начальник Девятки её понял бы и одобрил.
  "Может, помолиться Рыжекудрой?" Эйлин давно уже этого не делала и чувствовала, что незлая, но своенравная богиня, когда-то казавшаяся выразительницей её стремления к идеалу и красоте, платит ей за это молчаливым недоумением. Может, она так же внимательно смотрит на неё сейчас, ожидая, что блудная дочь сама решит вернуться под её крыло. Щедрое сердце Съюн всегда готово дать второй шанс, ведь это так трогает душу и так красиво выглядит со стороны. Это предельно эстетично...
  
  - У тебя красивые запястья, а кисти грубоваты. Побольше двигай руками. Твоя лютня с розочками мне нравится, но ремень сними, он делает её слишком похожей на боевую. Лучше просто держи её в руках.
  Эйлин пожала плечами. Это можно, хотя ремень очень удобный, подогнанный, приспособленный для перекидывания на спину и с плеча на плечо, с кармашками для специальных медиаторов и пряжкой для быстрого сброса.
  По-своему истолковав её колебание, Надя усмехнулась.
  - Не бойся. Всё пройдёт хорошо, если ты не будешь умничать и смотреть на него таким взглядом, словно пять жизней прожила.
  - Тебе этого не понять, - Эйлин отмахнулась, почти ударив её по руке. - Скоро уже пойдём?
  Надя отошла подальше и, продолжая пялиться на неё в зеркало, словно находя в этом особое удовольствие, затянулась от изящной дамской трубки с маленькой чашечкой и длинным прямым мундштуком.
  - Может, я чего-то и не понимаю, - медленно проворковала она, - но видишь ли, детка, это - моя территория. Я знаю, как здесь надо себя вести, чтобы выжить. Герхт умён, подозрителен и жесток. Ты должна сыграть для него определённую роль. Если ты сделаешь это плохо, - она цокнула языком, приподняв тонкие брови, - то погубишь всех нас и пожалеешь, что родилась на свет женщиной.
  Эйлин упрямо покачала головой, повернувшись к ней.
  - Зачем? Почему я не могу просто вырубить его, начав играть?
  Хозяйка борделя звонко рассмеялась.
  - Не пытайся убедить меня в том, что я связалась не с той.
  Она грациозно опустилась на обитую густо-фиолетовым бархатом козетку и мягко хлопнула ладонью подле себя, приглашая последовать примеру.
  - Послушай меня, - заговорила она серьёзно. - Герхт ещё молодой мужчина, ему нет сорока. В нём кипят страсти. Он хочет, чтобы его любили. Но это всё внутри. А на поверхности это грязный закомплексованный извращенец, отчаявшийся получить истинное удовольствие и не способный толком сделать с женщиной то, что может самый тупой из его телохранителей. Нет такой вещи, которую он не мог бы сотворить в призрачной надежде утолить свой неутолимый голод. Он пошёл ради этого даже на смертельно опасную афёру с русалкой.
  Она снова затянулась, прикрыв глаза, и тонкой струйкой выпустила дым. Запах табака был необычным, кисловатым. Сколько, интересно, дряни нужно выкуривать и вынюхивать каждый день, чтобы в этом паучьем болоте, ломающем жизни, держать спину прямо и оставаться такой безупречной, профессиональной и уверенной в себе?
  - Он может заставить тебя пить с ним, - неспешно продолжала Надя, глядя в сторону, - и тогда ты уже не сможешь сопротивляться полёту его фантазии. Он может приказать своим людям разложить тебя на троих, если почувствует неискренность, обычно так оно и выходит. Но у него есть одно слабое место, и это наш шанс. Он млеет, когда женщина старается понравиться ему. - Она повернула голову и, смягчившись, почти по-дружески улыбнулась Эйлин. С видом художника, наносящего последний гениальный штрих, она заправила ей за ухо рыжую прядь. - Не волнуйся, тебе не придётся слишком трудиться. Будь милой, естественной, примени чуть-чуть магии, если хочешь. И вот тогда он запутается в ловушке своих собственных иллюзий. Он закроет глазок, через который специальный человек наблюдает за посетителями, отошлёт всех вниз и запрёт звуконепроницаемую дверь, потому что у его слабости, в отличие от его власти, не должно быть свидетелей. Он будет полностью твоим, детка, мир за пределами апартаментов перестанет для него существовать.
  Когда Надя произносила эти слова, Эйлин почувствовала в её голосе, вздохе, мягких жестах тёплое дыхание искренности, с какой она рассказывала о своей странной дружбе с Нивалем. И со всей обречённой ясностью поняла, что ввязалась во что-то очень гадкое, от чего будет едва ли не труднее отмыться, чем от грязи и трупного запаха войны.
  
  Надя немного помолчала, прикусив губу, и подняла на неё быстрый взгляд. Её сухие светлые глаза на миг показались Эйлин такими же старыми, как у вечных призраков в руинах Арвана, как у бесконечно копавшегося в себе и отчаявшегося умереть Одмуса, как у всех бесплотных скитальцев, век за веком проживающих свой последний день.
  - Его люди ничего не заподозрят, и никакой сигнал не достигнет его ушей. Это будет идеальный момент для атаки, - устало выдавила она, и её маленький тонкий рот исказила горькая, натянутая улыбка. - Понимаешь, я пыталась, и он тоже... но было слишком поздно. Демон одержимости уже поглотил его душу. Я всегда была слишком слаба, чтобы спокойно жить со всем этим. Я больше не могу. Хвала Съюн, ты - моё спасение. Главное, чтобы у тебя не дрогнула рука. Жалость к Герхту ещё никого не доводила до добра.
  
  Отступать было некуда.
  - Н-да, - пробормотала Эйлин после долгой паузы, давшей ей возможность переварить новую информацию, продумать тактику и собраться с силами, - кажется, в городской канализации не так уж дурно пахнет.
  - О чём ты? - Надя чуть сморщилась и нахмурилась. - Здесь что-то не так?
  - Ничего, мысли вслух. - Она подняла с пола лютню и встала. - Я готова.
  
  *****
  
  Кара что-то тихо буркнула, распластывая на шее очередного комара. Со стороны заднего двора заведение Нади выглядело гораздо менее оригинально, чем с фасада. Дровяной сарай в дальнем углу Г-образного дворика, огороженного простым невысоким забором, небольшая прачечная с заржавленными трубами и позеленевшими ребристыми каменными ёмкостями для стирки, ковры, вывешенные на козлы для просушки, стойка с оружием, пара мишеней и потрёпанных чучел для фехтования, летняя печь и стол посередине, в углу загон для свиней, где сыто дремлет одинокая хавронья, овощные грядки. Все просто, как-то совсем по-деревенски. Восемь дюжих, но туповатых стражников, из них трое лучников, были заняты игрой в кости за столом. Раздавались смех, вялая ругань. По словам Нади, их хозяину обходилось в кругленькую сумму обслуживание магических протезов, поэтому, боясь за свою жизнь он, тем не менее, экономил на профессиональной охране, предпочитая качеству количество и держа своих людей в постоянном страхе и напряжении.
  
  Наилучшим местом, где они могли наблюдать за происходящим, оставаясь незамеченными, были заросли размашистых лопухов за компостной кучей, в которых можно было спрятать даже здоровяка-Азгара. Касавиру приходилось сиживать в долгих засадах, когда наблюдаешь, думаешь, сначала представляя себе все детали предстоящего боя, потом вообще ни о чём, просто остаёшься наедине с собой, тишиной и комарами, переставая их замечать. Вдруг начинаешь чувствовать собственное учащённое сердцебиение и долго пытаешься отделаться от этого ощущения. Молишься - и это на какое-то время даёт новый импульс мыслям и воспоминаниям, наполняет смыслом томительные минуты. Потом, несмотря на попытки держаться на поверхности, сознание цепляется за какую-нибудь навязчивую идею и уходит в неё, и тут главное - не забыться, иначе потом потеряешь секунды, чтобы войти в то состояние, когда понимание становится чувством, и все двести восемьдесят фунтов твоего тела вместе со снаряжением превращаются в машину смерти.
  
  К этому моменту он ожидал Надиного сигнала едва ли больше тридцати минут, и всё же они казались бесконечно долгими, подозрительно долгими. Умом он понимал, что этой женщине нет смысла их предавать, она уже повязана, и её жизнь зависит от успеха Эйлин больше, чем их. Ему просто не на кого больше было сбросить свою злость. Нормальную здоровую злость нормального мужчины. Он видел, что Эйлин не так уж легко было принять предложение, и всё-таки, она это сделала, фактически единолично, поставив остальных перед фактом. Да, Надя знала эту кухню лучше их, да, дорогой, наполненный магией бордель с тайными ходами и параноиком-хозяином - это не ущелья Старого Филина, где он тактическими умениями и военной хитростью умел навести страх на превосходящие силы орков. Он чувствовал прикосновение магии этого заведения, слишком приятное, чтобы не вызывать подозрений. Это было не похоже на навязчивые чары суккуба, в которых тяжёлая похоть сплеталась с грубой распущенностью и жестокостью и которые трудно было спутать с настоящим желанием. Здесь, во владениях магии природы, всё было иначе. Даже сейчас, когда это место не вело охоту за душами и деньгами и выглядело почти безжизненным, в нём витал сладкий воздух ночной свободы, раскрепощения и доступности наслаждений, вызывая потребность расслабиться, принять тот факт, что средоточие твоих телесных сил - всё же больше, чем просто оболочка души и придаток мозга - и стать самим собой. Эйлин и Кара так же, как и он, были в состоянии сопротивляться этому разлагающему влиянию. Азгар в это время года, к счастью, был невосприимчив к легкомысленным соблазнам. Но пришлось признать, что Нивалю, испытавшему на себе всю силу этих чар в жаркое ночное время, было нелегко, если он вообще понимал, что его желаниями манипулируют.
  Он готов был признать и то, что специфика этого места требовала особых методов. Но воин и мужчина в нём упорно не хотел признавать отсутствие другого пути. Возможно, если бы он проявил настойчивость...
  Он ненавидел эти мысли, считал предательством сам факт, что он об этом думает, но не мог ничего с собой поделать: он не знал, чего бояться - что Эйлин не удастся сыграть роль, навязанную ей этой женщиной, или того, что она сыграет её слишком хорошо, и матёрый шантажист примет её за девицу, которую можно лапать. То, что знал о ней только он и никто другой, слишком очевидно убеждало, что она - сможет. Только с ним ей не приходилось играть.
  
  Ему уже начинало казаться, что они так и просидят до вечера за этой нелепой кучей мусора в этих нелепых лопухах, когда в окне второго этажа колыхнулась занавеска. Вперёд!
  
  Конфигурация двора и тип врага, с которым они имели дело, навели их на мысль использовать классическую схему, отработанную во времена службы в страже Невервинтера. Кара устраивает не опасный, но эффектный фейерверк за дровяным складом, часть охранников бежит туда, а с оставшимися они разбираются, по ходу разбрасывая для возвращающихся рунные кислотные ловушки - новейшую разработку Гильдии Магов. Такую ловушку и новичок установит за полминуты, а у такого спеца, как Азгар, на это уйдут считанные секунды. Главное - быстро снять лучников, это забота Кары.
  Итогом пятиминутной схватки были восемь трупов, - три зарубленных с ужасными ожогами, два с размозжёнными головами, ещё два с раздробленными костями, один, валяющийся в каменной ванне для белья с расколотым надвое черепом, многие со следами кислоты, -- стрела в плече Азгара, тупая боль от удара под лопаткой у Касавира, ни царапины у Кары и ни в чём не повинная хавронья, павшая от шальной стрелы.
  - Хороший был ковёр, - заметила Кара, разглядывая обугленную дыру на месте вычурного калимшанского узора.
  - Азгар, ты как? - спросил Касавир, тяжело дыша. Боль, бледнея, расползалась по рёбрам.
  Тот рыкнул и мрачно оскалился, потрогав стрелу.
  - Кость не задета, кажется. Вот разбойники. Обломи.
  - Уверен?
  - Потом вытащишь. Время дорого.
  
  Убив ещё пятерых людей Герхта в коридоре и распугав прислугу, они добрались, наконец, до его апартаментов. Двойная армированная дверь была распахнута. Эйлин сидела на кушетке в небольшом квадратном холле с мягким ковром и роскошными тёмно-синими гобеленами, чуть склонив голову, глядя в себя и бесцельно перебирая струны. Это должно было означать, что всё прошло хорошо, но что-то в её взгляде не давало ему отнестись к произошедшему, как к обычной ситуации, говорило о том, что беда всё-таки случилась. Только бесполезно ожидать от неё сейчас откровенности в ответ на дурацкие вопросы. Да и стоит ли их задавать? Увидев его, она отложила инструмент. Касавир присел рядом, взяв её руку.
  - Скоро он придёт в себя, и ты сможешь зачитать ему права, - промолвила она.
  Он покачал головой. Она ещё находит силы для шуток.
  - Плохо? - едва слышно шепнул он, заглядывая ей в глаза.
  
  Из комнаты раздался сварливый голос Нади:
  - Чёртовы гномы! Позовите кого-нибудь из слуг! Кто-нибудь знает, как разобрать эти проклятые протезы?
  - Я видел, как их собирают, - отозвался аладжи, шагая к двери. - Там такие штырьки по бокам, а под ними магические камни...
  
  Затаив дыхание, Касавир не отрывал взгляда от её лица.
  - Нормально, - ответила Эйлин и мягко, чуть смущённо улыбнулась. Она всегда старалась успокоить его этой улыбкой, особенно, когда сама нуждалась в утешении.
  Родные глаза светились такой невыразимой нежностью, что все его мысли и вопросы показались пустыми и мелкими рядом с этим космосом, им одним близким и понятным миром, который они творили на двоих среди хаоса и несчастий.
  Он провела ладонью по его щеке и шутливо чмокнула в нос.
  - Спасибо.
  Он молча приподнял брови.
  - За то, что понимаешь. Обман, игра на чувствах - часть моей профессии, но не на всяких чувствах легко играть, понимаешь... всё было не так...
  - Я знаю, - мягко произнёс он, когда она замялась. - За это и люблю тебя. В том числе.
  Она вздохнула, откинувшись к стене. Тонкие подвижные женские пальцы сплелись с мужскими, сухими и мозолистыми.
  - Ты знаешь, что в моей жизни были экзамены посерьёзнее этого. Но этот я не выдержала бы, если бы не думала о вас. О тебе.
  
  *****
  
  Когда в тихом разговоре между Надей и охранником клуба проскользнуло имя Милана, Эйлин не удивилась. Кто-то же должен быть сообщить и ворам, и хозяйке борделя об их приезде в город. Старый товарищ Ниваля, гостеприимно распахнувший для них двери своего дома, был вполне подходящим кандидатом. Винить его было глупо. Нельзя ожидать от простого торговца, получающего товар из запретных мест вроде Города Мёртвых, нелояльности бандитскому префекту. Однако нервная реакция женщины на упоминание его имени и то, как она пыталась эту реакцию скрыть, насторожило Эйлин. Обычный непрошенный гость в такой серьёзный момент мог вызвать раздражение, досаду, даже злость, но не тревогу. Она решила сама узнать, в чём дело, и с облегчением оставила мужчин, занимавшихся бывшим владельцем клуба. Эйлин ни на минуту не забывала, что это жестокий маньяк, принёсший много боли другим, и бессовестный шантажист, коллекционировавший чужие постыдные секреты и наслаждавшийся властью. Даже такому несовершенному миру будет лучше без него, и неважно, как она этого добилась. Однако она нисколько не радовалась жалкому зрелищу, какое представлял собой этот крупный, одышливый, но не лишённый своеобразной интеллектуальной привлекательности человек после того, как имел неосторожность довериться ей. Эта победа была не из тех, которыми гордятся.
  
  Несмотря на попытки Нади оттеснить её и замять разговор, она всё же выяснила у охранника, что Милан выглядит так, будто с кем-то дрался в грязи, а ведёт себя и вовсе странно, таким его здесь никогда не видели. Сначала он заявил, что ищет одну вещь, но так и не смог объяснить, что это и почему поиски привели его в "Сады". Потом вдруг сказал, что на его семью напали, и он потерял своё оружие, защищая жену и детей. Его ножны и в самом деле были пусты. Однако он, опять же, ничего не прояснил по поводу того, что, собственно, случилось, где его семья и почему он не известил городскую стражу. Будь на его месте кто другой, охрана просто вытолкала бы его взашей, посоветовав проспаться. Но Милан - личный гость хозяйки, стало быть, ей и решать.
  Возможная угроза жизни Милана и его семьи не могла оставить их равнодушными, и попытка Нади свести всё к шутке и выдать за бред пьяного, не имела успеха. Они отдавали себе отчёт в том, что действия неизвестных нападавших могли быть спровоцированы и самим их появлением в доме Милана, и недавним инцидентом у ворот Гильдии Магов. К этому могли быть причастны и культисты, если Ниваль попал к ним в руки и что-то выболтал, ведь владелец оружейного магазина в их глазах мог быть тем, кто близок Симону Дюсару и в курсе его дел. Они наверняка ни на минуту не переставали искать барда, чтобы отомстить и вернуть себе обсидиановые мечи. Такой информацией друзья не могли пренебречь.
  Но всё оказалось не так, как они думали, а гораздо хуже.
  
  
  Милан притулился на одном из диванчиков первого этажа, обхватив голову грязными руками с чёрной каймой под ногтями, раскачиваясь и что-то бормоча.
  - Он убил их... растерзал и переломал кости...
  Попытка выяснить, что случилось, ни к чему не привела. Бедняга был настолько не в себе, что даже не смог сразу сказать, кого именно убили, из раза в раз лишь повторяя жуткие подробности самого преступления. Он говорил о трагедии то в прошедшем времени, то так, будто это происходит прямо на его глазах. Всё это было тем более странно, что скованная поза, монотонные движения и бесцветный голос не очень-то вязались с ужасами, о которых он рассказывал. Надя к этому отнеслась весьма скептически, с подозрительной уверенностью твердя, что Милан пьян или под зельем. Однако, тревога, граничащая со страхом, с которой она смотрела на несчастного, не укрылась от внимания Эйлин.
  - Ты можешь помочь ему? - тихо спросил её Касавир. - Нам нужно выяснить, случилось ли это на самом деле или это игра больного разума. Судя по тому, что он рассказывает, он мог видеть зверя.
  - Сложно, - она покачала головой. - Я не знаю, что это. Не страх, не гнев, не потрясение. В нём бушует хаос, он видит что-то, но не в силах найти себе место в этой картине.
  
  Общими усилиями им удалось заставить заплутавшего в воспоминаниях бедолагу, по крайней мере, прислушиваться к вопросам, направляя поток его сознания в нужное русло. Выяснилось, что, как они и боялись, убитые - жена Милана и его дети. Произошло это где-то за чертой города, а убийца - некий загадочный ОН, но было ли это существо зверем или человеком, Милан затруднился сказать. Надя, сделав пару попыток вмешаться в разговор, в конце концов, отошла, сокрушённо прикрыв лицо рукой. Сбивчивый рассказ, хоть и внёс некоторую ясность, поставил новые вопросы. Например, как вышло, что его семья была жестоко убита, а он сам, видевший всё от и до, выглядел изрядно потрёпанным, но совсем не пострадал, за исключением царапин на руках? Они совсем запутались, когда Милан вдруг, как ни в чём не бывало, сообщил, что его жена Брина с ребятишками возвращается сегодня, и ему нужно поторопиться встретить её у восточных ворот.
  
  - Она приходила ко мне каждую ночь вместе с ребятами, - внезапно произнёс он со странной блуждающей улыбкой, прервав недоумённую паузу. - Они вместе приходили и звали меня туда. Иногда я шёл за ними, но она так и не отвечала мне, зачем я нужен. Только я чувствовал, что в чём-то виноват перед ней, что-то должен сделать... Всегда она так, - в голосе торговца зазвучали плаксивые интонации. - Никогда прямо не скажет, что я не так сделал, будто у меня есть хрустальный шар. В молодости меня это так бесило, что я просто уходил, и всё становилось только хуже. А теперь привык, да и Брина притерпелась. - Он вздохнул. - А в этот раз она опять надулась, её уже и шутки мои не веселили...
  - Твои семейные истории никому не интересны, Милан, - по-учительски строго перебила его Надя. Похоже было, что такое обращение привычно для обоих. - Если ты пришёл сюда потому, что в очередной раз повздорил с женой, я, так уж и быть, найду тебе кого-нибудь. А у нас есть дела поважнее, чем утирать твои сопли.
  Надя попыталась схватить Милана за руку, но Касавир удержал её, взяв за локоть и понуждая отойти.
  - Я попрошу не вмешиваться, - непреклонно отчеканил он, холодно посмотрев ей в глаза.
  Сопротивляться его железной хватке было себе дороже, и Надя с плохо скрываемой злостью вырвала руку из разжавшихся пальцев.
  - Так что случилось в тот раз? - мягко спросила Эйлин, пытаясь поймать его взгляд, но Милан, отвлечённый перепалкой Нади и Касавира, снова замкнулся и забормотал что-то малосвязанное.
  Она почувствовала затылком дыхание Азгара.
  - Поющая Роща, - хрипло шепнул аладжи. - Он провёл там много времени и принёс старый нечёткий след разложившихся тел. Как будто раскапывал кладбищенскую землю. И... мне не нравится его запах. Мурашки по спине. Не знаю, почему.
  Трупы из Поющей Рощи! Похолодев, Эйлин переглянулась с Касавиром и слегка кивнула. Я поговорю сама.
  Она чуть прикрыла глаза, настраиваясь на то, чтобы заставить его вспомнить или хотя бы сосредоточиться и выдать какую-то иную реакцию, кроме этого бесконечного раскачивания и монотонного бубнежа. У неё теперь было, за что зацепиться. Во всяком случае, попытаться стоило.
  
  - Да оставьте же вы его! - взмолилась Надя, поняв, что происходит. Она снова попыталась оттеснить Эйлин от Милана и помешать ей сконцентрироваться. - Я забочусь о вашем же благе. Вы не ведаете, что творите. Симон разворошил это осиное гнездо. Из-за этого пострадал его сын. Теперь и вы никак не успокоитесь! Съюн, за что мне это?! - И снова ополчилась на Милана, отбросив чопорную надменность: - Какого дьявола ты сюда припёрся?! Всё из-за тебя, из-за твоих пустых надежд. Раньше надо было думать!
  Не выдержав, Азгар сгрёб её за плечи и, приподняв, оттащил назад. Надя взвизгнула. Аладжи выглядел не столько сердитым, сколько опечаленным.
  - Послушай, женщина, тебя ведь просили немного помолчать и не вмешиваться, - с укоризной пробасил он. - Тебя что, каждый день о чём-то просят благородные люди? Неужели так трудно сдержать свой сварливый характер?
  - Иди к чёрту, животное, - хмуро огрызнулась та.
  Аладжи лишь покачал головой, сердито заурчав и брезгливо сморщив собачий нос.
  
  
  Эйлин села на противоположном конце полукруглого диванчика и наклонилась вперёд, опершись локтями на колени.
  - Милан, - негромко, но твёрдо позвала она, когда всё смолкло, и через несколько секунд усилий его бегающий взгляд пересёкся с её и остановился. Установить с ним контакт было нелегко, даже применяя магию. Так же трудно, как держать под контролем животное, чей мир субъективных переживаний слишком отличается от эмоционального мира разумных существ, или разговаривать с сумасшедшим, у которого нарушена логика связи между раздражителем и реакцией. Она мысленно намотала на палец кончик тонкой светоносной нити, готовясь протянуть её сквозь тёмный лабиринт его хаотичных воспоминаний. Она надеялась выдержать в нужном режиме хоть неколько минут, пока нить не порвётся.
  
  - Я тебе сейчас покажу кое-что, - Эйлин медленно полезла рукой в поясной кошелёк.
  Мужчина, резко перестав раскачиваться, следил за её движением таким взглядом, словно ожидал увидеть у неё в руке нечто ужасное и смертоносное. Его сознание было целиком захвачено этим переживанием, и это было хорошо.
  Он вздрогнул, когда на раскрытой ладони блеснул недорогой, очень популярный латунный амулет Тиморы в виде клевера-четырёхлистника. От сотен таких же, продающихся в лавках Уотердипа, его отличала глубокая царапина на обратной стороне кулона и бурые пятна, которые так и не отмылись с красного кожаного шнурка, связанного необычным, затейливым узелком. Эйлин не ошиблась, вещь, найденная глазастым эльфёнышем на месте трагедии, помогла частично восстановить оборванные цепочки. В хаосе эмоций Милана задрожал тонкой трелью осмысленный мотив.
  
  Облегчённо выдохнув,он улыбнулся, взял вещицу, повертел в руке и спрятал в карман.
  - Странно. Откуда у тебя это?
  - Ты знаешь эту вещь? - ответила Эйлин вопросом на вопрос, не отрывая взгляда от его лица.
  Он сморгнул.
  - Это Брины. Она давным-давно купила его на ярмарке.
  - Это нашли в Поющей Роще.
  Он, твою мать, лежал возле полуобглоданного скелета, голова отдельно, неподалёку два таких же детских, она, наверное, пыталась их защитить, но не смогла, и их сегодня хоронят за счёт казны в безымянной могиле, их убийцу никто не ищет, кроме маленького отряда заезжих искателей приключений, втянутых в это волей случая. Когда ты гостеприимно принимал нас в своём доме, извиняясь за беспорядок и невзыскательную пищу, они были мертвы уже не одну неделю.
  - Она им дорожила, - пробормотал Милан. - Теперь понятно. Наверное, она отказывалась возвращаться, пока я не помогу его найти, потому и звала меня туда.
  Она звала. Каждую ночь. Их неупокоенные души являлись к тебе. И что ты сегодня пытался там отыскать, роя землю руками и сходя с ума?
  - А что она там делала?
  - Ну, как... - он прошёлся пятернёй по взъерошенным волосам и почесал бородку. - Через Новый Оламн до Кабры пара часов езды по деревенским расценкам. Это дешевле, чем из города по северной дороге. А прогулка по Поющей Роще ей и детям не в тягость, а в удовольствие. Дорога там спокойная, ягоды и прочее... Она говорит, ты нас проводи хоть до целебного ручья, а то торчишь за прилавком целыми днями, заодно и воды наберёшь.
  - Проводил? - тихо спросила Эйлин, еле заметно побарабанив пальцами по коленям в нескольких дюймах от ножен. В свете открывающейся ей истины сохранять внешнее спокойствие было нелегко. Она была почти у цели, и это почти мешало ей быстро принять решение. Она не могла взять в толк, как это мог быть Милан, и не исключала иного объяснения.
  
  Надя хотела что-то сказать, но Азгар так зыркнул на неё, что она сочла за благо промолчать, лишь прошипев что-то нечленораздельное.
  То ли вопрос, то ли реакция Нади обеспокоили Милана.
  - Я... я... - он хватанул ртом воздух, взгляд снова забегал. Эйлин чувствовала, что теряет контакт.
  Случившееся в следующую секунду застало её врасплох. Она не ожидала, что помутнённое сознание мужчины сможет так стремительно обрести ясность под её влиянием, и что этот увалень окажется так ловок, быстр и силён. Заметив в его глазах искру понимания, она выдернула танто, но в ту же секунду запястье пронзила боль, и кинжал отлетел в сторону. Резко встав, зверь в человеческом обличье схватил её, как куклу, и, прикрываясь ею, как щитом, прорвался между мужчинами. Затем швырнул её на Касавира, рванувшись к Наде.
  Та взвизгнула, когда в нескольких дюймах пролетела молния и с грохотом вспорола помост для танцев, подняв тучу пыли и сверкнув зелёно-белым на медных деталях обшивки. Даже быстро соображающая и ещё быстрее действующая Кара отреагировала на миг позже, чем следовало.
  Хозяйка борделя окрысилась на колдунью, но ничего не успела сказать.
  - Назад! - рявкнул Милан Азгару. - Шею ей сверну!
  В подтверждение серьёзности своих слов, он, грубо прижав к себе женщину, обхватил тонкую шею предплечьем. Не было сомнений, что ему хватит полсекунды, если кто-то сделает лишнее движение. Человеку, осознавшему, кто он есть и что натворил, определённо было нечего терять. Наде уже было не до оценки ущерба, она жалобно смотрела на них расширившимися от ужаса и боли глазами.
  Азгар, досадливо урча, отступил на шаг, держа топор наизготовку.
  - Спокойно! - снова прорычал Милан и облизнул губы.
  Две девицы, до сих пор лениво наблюдавшие издалека за странными гостями хозяйки, бросились тушить дымящиеся обломки. Хоть какое-то развлечение. Никто не обращал на них внимания.
  
  - Как ты? - шепнул Касавир, одной рукой поддерживая Эйлин, а другой сжимая оружие.
  Та чуть поморщилась. От резкого столкновения спиной и затылком с металлической грудью у неё выбило остатки воздуха из легких и на секунду потемнело в глазах. Медленно затухала боль в запястье, ныли рёбра и что-то под ними. Но Касавиру, погасившему собой часть энергии довольно сильного удара, тоже наверняка пришлось несладко. Хуже всего было чувство секундной беспомощности, которая привела к таким неприятным последствиям.
  - Я зря это затеяла, - выдохнула она. - Я не думала...
  - Ты просто справилась лучше, чем предполагала, - успокоил её паладин, не спуская глаз с Милана и его заложницы.
  
  - Почему я, придурок? - прошипела Надя, придя в себя от шока и пытаясь пнуть Милана каблуком. - Почему не она?
  - Она воин, - объяснил он, - а ты - нет. Не дёргайся.
  Он обратился к остальным:
  - Ребят, я, правда, не хочу проблем. Я не хочу больше зла.
  - И когда это ты успел так поумнеть? - не унималась Надя. - Ты мне больно делаешь, урод!
  - Слушай, ты, - раздражённо повысил голос Милан, - я ведь и правда могу тебя того. - Он красноречиво цыкнул языком. - Кстати, у тебя есть нож?
  - Сука, - констатировала Надя, когда он принялся обшаривать её бёдра в поисках спрятанного оружия. Она с холодной злобой посмотрела на Эйлин. - И ты тоже. Он был безопасен, пока ты не начала вытягивать из него это дерьмо.
  - А чего ж ты сама молчала, если знала? - вяло отпарировала Эйлин.
  Милан удовлетворённо хмыкнул, найдя искомое. Вскоре лезвие Надиного кинжала впилось в нежную кожу на её шее. Всё это время он наблюдал за производимой им реакцией. Никто не двигался. Лица были хмурыми и озадаченными.
  
  Наде надоело это неловкое молчание, и она обратилась к Милану.
  - Может, скажешь им, чего тебе надо? Слушайте, оставьте вы его в покое. Вы что, не поняли? Он ищет Симона, ему нужно зелье. Отпустите его с богом.
  Милан молчал. Очевидно, операция по захвату заложницы потребовала от его изъеденного болезнью и зельем разума немалых ресурсов, и он пытался теперь сообразить, что делать дальше.
  - С ума сошла? Отпустить его в Серебряные Лабиринты? - возмутилась Эйлин.
  Надя хмыкнула.
  - Да ты знаешь, что это такое - Серебряные Лабиринты. Это далеко не волшебная страна из сказки. Они раздавят его. Послушай... - Тут она снова вскинулась на Милана: - Да хватит тыкать в меня своим идиотским кинжалом, мне больно! Дай сказать, если сам не можешь! И перестань меня мять, я, как честная женщина, должна с тебя уже деньги за это брать!
  Милан, окинув быстрым взглядом насторожённых противников, отодвинул клинок на полдюйма от её горла, но хватку не ослабил, почти жалобно пробурчав ей в ухо:
  - Ну, да, их четверо против меня, а у меня только ты, и я не хочу тебя потерять.
  Шумно выдохнув, Надя бессильно скрипнула зубами и процедила:
  - Ты обречён, Милан. Ты сам загнал себя в угол. Слышишь, что я говорю? - обратилась она к Эйлин. - Серебряные Лабиринты - лучшее место, куда его можно сплавить. Симон говорил мне, что в жилах лабиринта течёт та же кровь, что и в его собственных. Я уж не знаю, в буквальном ли смысле.
  Вот те раз. Это как? Эйлин заинтересованно склонила голову.
  - Когда увидишь его, можешь сама спросить, что это значит. Не знаю, приходило ли ему это в голову, но я думаю, что, с тех пор, как он стал хранителем, появление здесь его сына было лишь вопросом времени. Это судьба, понимаешь?
  Значит, и моя - тоже?
  - Я могла хоть костьми лечь, но ничего бы не изменила.
  - Горазда же ты находить себе оправдания задним числом, - едко заметила Эйлин.
  Милан молча слушал их, но, вопреки надеждам, не расслаблялся и ничего не упускал из виду.
  - Да я не о том, - раздражённо бросила Надя. - Он ничего им не сделает. Дюсары в лабиринте - цари и боги. Он просто раздавит его. Сожрёт плоть и разотрёт кости в труху. Понял, кретин? - она скосила взгляд на своего пленителя.
  Милан облизнул губы и пробурчал:
  - Я не собираюсь никого убивать. Мне нужно только увидеться. Мне нужна... одна вещь.
  - Бу-бу-бу, - передразнила его Надя. - Не надо было мне тебя в прошлый раз отпускать, и всё было бы хорошо. Симон с ума сходил, он до сих пор думает, что ты умер там.
  - Ладно, всё, поговорили, и хватит! - вдруг рявкнул Милан, выйдя из себя.
  - Послушайте, я этого наркомана знаю, как свои пять пальцев, и не боюсь, - затараторила Надя, поняв, что дело близится к развязке. - Но, видят боги, он сейчас не в себе. Он ведь и правда может сначала меня по горлу полоснуть, а потом себя. Дайте ему уйти. Ему же хуже будет, он просто не понимает. Он не выйдет оттуда. Ай!
  Милан медленно пошёл назад, таща за собой вопящую заложницу.
  - Ну, ты и скотина! Урод! - орала Надя.
  Эйлин поморщилась. Уж что-что, а создавать шумовой фон эта ухоженная фифа умеет.
  - Держите руки на виду, - прохрипел Милан и прокашлялся. - Особенно колдунья.
  Кара презрительно скривилась.
  - Можешь прирезать эту суку и сдохнуть сам. Вы мне одинаково дороги.
  - Помолчи, дура, он не понимает шуток в таком состоянии, - заверещала Надя.
  - А кто сказал, что я шучу?
  - Ладно, Кара, покажи ему руки, - нехотя буркнула Эйлин. - Она нам нужна, да и неудобно как-то.
  Колдунья с каменным лицом протянула ладони.
  - Доволен?
  - Оружие на пол! - выкрикнул Милан. Взгляд его всё больше наполнялся безумием. - И... она сейчас отведёт меня туда, куда мне нужно. Всем оставаться на месте. Если кого увижу - убью её.
  - Но нам нужны гарантии... - начал было Касавир, положив молот.
  - Никаких гарантий, - дав петуха, оборвал его Милан.
  - Хорошо, - миролюбиво ответил Касавир, показывая ему открытые ладони и не спуская с него глаз.
  - Я просто не хочу получить удар в спину, ясно?
  Пыхтя, он грубо потащил Надю за собою, держа кинжал у её шеи.
  
  Глядя, как Милан двигается и ведёт себя, Эйлин задавала себе резонный, но теперь уже бессмысленный вопрос, как можно было не догадаться об его истинной природе после замечания Касавира, что две половинки оборотня иногда бывают похожи друг на друга. Милан Пещерный медведь! Не зря Ниваль назвал его этим детским прозвищем. Значит ли это, что под личиной жизнерадостного пентюха всегда скрывался человек упрямый и способный проявить звериную ловкость и хитрость в борьбе за свою жизнь? Были и другие детали. Бессознательный мистический страх Милана перед маячным островом и нежелание говорить о нём, неопрятность, способность за короткое время превратить убранную комнату буквально в берлогу и чувствовать себя вполне комфортно, лёгкий ночной запах ландыша и мяты в комнате - он тогда, страшно смущаясь, сказал, что забыл своё желудочное лекарство на полочке, и тут же торопливо выпил его. Теперь казалось, что, сложив эти кусочки мозаики вместе, они получили бы ответ. Впрочем, бесполезно было задним числом сокрушаться по этому поводу. Так или иначе, старый приятель Ниваля, каким она его знала, был последним, кого она могла бы заподозрить.
  
  
  Когда парочка удалилась, все вопросительно посмотрели на Касавира. Дай он сигнал, они попытались бы что-нибудь сделать, чтобы не позволить оборотню уйти. Но поскольку у того была заложница, взять на себя такую ответственность мог только лидер, которого видели в паладине.
  Почувствовав на себе взгляды, он скупо качнул головой.
  - Что это вообще было? - тон Кары выражал крайнее неудовольствие.
  - Сверхспособности прОклятого оборотня, - объяснил паладин. - Вы просто с такими не встречались. Возможно, заплатив известную цену, мы одолели бы его вчетвером, но наши шансы сохранить ей жизнь были близки к нулю. Мы все помним, что видели на месте его первого боя в обличье ещё неопытного зверя. Те люди были хорошо вооружены и отлично владели оружием, они нанесли ему не одну рану, несовместимую с жизнью, и, тем не менее, не избегли своей участи. Здесь, кроме нас, осталось четыре охранника. И персонал, не способный драться с таким врагом.
  - Но он увёл женщину с собой, - возразил Азгар. - Что теперь делать? Чего ждать?
  - Я думаю, - Касавир спокойно посмотрел на него, - Надя опасалась не его, а того, что мы можем его спровоцировать. Она действительно не боится его. Это к лучшему, что они ушли вдвоём. Я уверен, что, в отсутствие прямой угрозы с нашей стороны, она попытается усыпить его бдительность и убедить его отпустить её и, скорее всего, ей это удастся. Вряд ли она бесстрашна до легкомыслия, она знает, что делает, и определённо имеет на него сильное влияние. - Помолчав немного, он задумчиво добавил, потерев подбородок: - Знать бы, с чем это связано.
  
  Эйлин, занятая своими мыслями и не принимавшая участие в разговоре, вдруг растерянно развела руками.
  - У меня слов нет. Как теперь доверять своим чувствам? Мы спали в его доме. Он казался плутоватым, но добрым малым. - Она подняла вопросительный взгляд на мужа - Ну, допустим, он сидел на зелье. Но я не понимаю, как он смог сохранить хладнокровие, когда понял, кто он и что сделал? Он ведь любил свою семью. Он так тепло говорил о жене, даже когда жаловался на её характер, так гордился детьми. Он целыми днями пахал, стоя за прилавком, крутясь, что-то придумывая, заключая рискованные сделки лишь затем, чтобы обеспечить им будущее. И вдруг всё, как отрезало, никаких угрызений совести.
  - Судя по его знакомству с Надей, он не был верным мужем, - заметила Кара.
  Эйлин пожала плечами.
  - Он не один такой. Даже если и так, он никогда не был похож на того, кто может спокойно пережить осознание себя кровавым убийцей. Но я видела его глаза. В них не было ничего, кроме решимости сделать всё, чтобы спасти свою шкуру.
  - Может быть, потому, что это были не совсем глаза человека? - нерешительно подал голос Азгар.
  - Ты хочешь сказать... - Эйлин вскинула на него взгляд.
  - Он видел оружие. Он понимал угрозу. Почуяв опасность, в нём проснулся зверь, который хотел просто жить. Зверь захватил контроль над ним, не дав потерять голову. Всё так и должно было произойти, - ответил аладжи уже увереннее. Чувствовалось, что он знает, о чём говорит. - Это... как это называется... психология разумных антропоподобных видов, - аладжи слегка смутился. - Я читал, чтобы понять себя. Здесь что-то похожее, только хуже.
  - Потому, что в оборотне, рождённом человеком, звериное и человеческое начала обречены на конкуренцию, а не гармоничное сосуществование, верно? - договорил за него паладин и одобрительно кивнул ему. - Это очень похоже на правду. Твоя тяга к знаниям и способность анализировать делают тебе честь.
  Здоровяк смутился ещё больше и заёрзал, не зная, куда девать руки.
  Поняв, что это значит, Эйлин почувствовала себя так, словно её окунули в ледяную воду.
  - Подождите, - подавленно пробормотала она, - это значит, что, если бы я не вытащила оружие, он не повёл бы себя так? Мы могли бы поговорить?
  - Не надо, - Касавир нахмурился, покачав головой. - Ты не должна винить себя. Ты много раз сталкивалась с монстрами, бывала в ситуациях, когда судьбу решают секунды. Ты, опытный воин, смотрела в лицо чудовищу в человеческом обличье и чувствовала, что теряешь контроль. Ты поступила ровно так, как подсказывал тебе твой опыт.
  Она бессильно вздохнула. То, что он говорил, не было пустыми словами утешения, она это понимала. Только не от человека, который столько видел и пережил, сколько он. И всё же, червячок сомнения в себе не прекращал своей нудной работы.
  - Ты тоже рефлексировал бы эту ситуацию на моём месте, мы оба это знаем. Я всё равно должна была удержать его на нити, раз уж взялась за это. Попытаться, даже если бы это был прыжок выше головы.
  - Зато теперь у тебя есть, к чему стремиться, - оптимистично заметила Кара, не склонная к сантиментам.
  Эйлин криво улыбнулась ей исподлобья.
  - Ты не только лучшая, но и самая добрая колдунья из тех, что я знаю.
  
  - Упаси Тир от той схватки, что сейчас происходит у него в душе, - нарушил Касавир недолгое молчание. Эйлин кивнула, глядя в себя и хмурясь своим мыслям. - Надя права, ничего хорошего его там не ждёт. Она увела его из благих побуждений. Он сам найдёт своё наказание, хотя, - он вздохнул, покачав головой, - по сути, он тоже жертва. Преступники - те, кто сделал это с ним. Сейчас зверь контролирует его и оберегает его психику, но он хотя бы умрёт человеком, если сможет пройти через внутренний ад мук совести, пережить за короткое время всё то, от чего его долгие месяцы берёг твой отец.
  - Ты желаешь ему этого? - тихо спросила Эйлин.
  - Надеюсь, Симон это поймёт, если Милан всё-таки доберётся до него, - произнёс паладин вместо ответа.
  
  Поводов беспокоиться об отце у неё не было, в этом Наде можно было верить. Он просто должен понять, что оборотень стал одним целым, и зельем этого уже не исправишь. Это была не её вина, но её действия ускорили неизбежное. А лабиринт закончит начатое.
  Опираясь локтями на колени, Эйлин прикрыла руками лицо. Ещё несколько минут назад она готова была драться с монстром, но, когда опасность миновала, до её сознания дошёл весь ужас того, что произошло с ним и его семьёй. Что его родные пережили перед смертью. Что ожидает его самого, когда он окажется один на один со своим зверем в волшебном лабиринте, преобразующем эмоции в магию. Найдется ли среди его зеркал то, которое покажет правду? Есть ли у этой когда-то счастливой, хоть и не идеальной, семьи шанс на посмертный покой и воссоединение?
  
  
  Ещё через пару минут хмурого молчаливого ожидания, когда они собрались со всей осторожностью двигаться в комнаты Нади, Азгар потянул носом воздух и сообщил:
  - Там разбили маленькую бомбу-вонючку.
  Касавир кивнул, усмехнувшись краешком губ.
  - Значит, ей удалось. А она умеет в нужный момент проявить выдержку.
  Он покосился на недовольную Эйлин, но та промолчала, сдвинув брови.
  - Да и Милан этот совсем не глуп, - заметила Кара. - Теперь мы туда долго не войдём.
  - Так что же мы сидим, - деревянным голосом продекламировала Эйлин. - Пойдёмте же спасать Надю.
  - А надо? - в тон ей осведомился аладжи.
  - Как тебе не стыдно, бесчувственный, ей же плохо.
  - Как бы вы ни издевались над ней, но если она лишится сознания, это может скверно для неё кончиться, - одёрнул их Касавир.
  - Ну, тогда пошли. Я её вытащу.
  - А может не стоит тебе? - засомневалась Эйлин.
  - Не-е-т, у меня нос чувствительный, а желудок во, - аладжи продемонстрировал ей сжатый кулак, - крепкий, как камень.
  Однако, пошарив вокруг взглядом, он на всякий случай оторвал приличный кусок от занавески винно-красного бархата, чтобы соорудить себе защитную повязку на морду.
  
  - Не торопись, - задержал его Касавир, когда они подошли к лестничному пролёту, где уже витали жидкие отголоски тошнотворной смеси запахов гниющего мусора, разлагающейся плоти и тухлой капусты. - Я поддержу тебя хорошим заклинанием.
  
  Глава 15
  
   - Ты, животное, зачем занавеску испортил? А окно зачем разбил? Открыть нельзя было? - едва отдышавшись, слабым голосом проворчала Надя, когда Касавир привёл её в чувство в гладильной.
   Азгар рыкнул сквозь зубы и отвернулся.
   - Не обращай внимания, она не в себе и, вообще, дура, - утешила его Эйлин и смерила хозяйку борделя недобрым взглядом. - Твои занавески нас всех спасут, когда слуги Малара подчинят себе лабиринт и выпустят в город оборотней.
   - Совсем не обязательно громить мой дом ради того, чтобы этого не допустить, - вяло огрызнулась та.
  
   - Другой путь есть? - Касавир помог женщине сесть и подал открытый пузырёк с зельем.
   - Я никогда не пользовалась проходом из комнаты Герхта и понятия не имею, куда он ведёт. Скорее всего, в район Арены Монстров. Он регулярно делал ставки.
   - Я хорошо знаю это место, - нехотя буркнул Азгар, - я много лет проработал в тамошней кузнице.
   - Вот как? - скривившись, Надя прикрыла ладонью рот и сделала глубокий вдох через нос, опасаясь, как бы зелье, ожёгшее язык и нёбо хинной горечью, не запросилось обратно. - А я-то думаю, откуда ты столько знаешь о магических протезах.
   - Я много чего там узнал. Арена обеспечивала нас заказами, иногда очень странными и зловещими. Не хотел бы я туда возвращаться, но если так надо...
   - Я не уверена, что оттуда мы сможем попасть в нужное место, я просто не знаю этой дороги, - хрипло перебила его Надя и надсадно прочистила горло. - Мне всё равно надо прийти в себя, умыться хотя бы. Минуты ничего не решат.
  
  
   Свободного места в тесной, слабо освещённой каморке с узким окошком было немного: кроме старой закопчённой печи, большую её часть занимали высокие столы для глажки с утюгами разных форм и размеров, механический пресс и корзины с одеждой. На единственную лавку положили пострадавшую. Девушки присели на высокие табуреты, Азгар расположился у двери, загораживая её своей мощной фигурой. Касавир встал напротив Нади, скрестив руки на груди. Ей показалось, что на холодном, неподвижном лице мелькнула тень неприязни, большей, чем ханжеское отвращение праведного паладина к грязной женщине, и он с трудом подавлял её. Ей было всё равно. Её визави молчал, и это свинцовое молчание, пристальный взгляд были красноречивее слов.
   - Не томи, святой воин, я способна отвечать на вопросы.
   - Симон Дюсар считал Милана мёртвым, это говорит в его пользу. Но ты его не разубеждала, - тон паладина не обвинял, но опасность, притаившаяся в бойницах глаз, настораживала. - Ты знала, что Милан устроил бойню на острове, и понимала последствия. Почему ты молчала, позволяя ему жить среди людей?
   - Съюн, - выдохнула Надя, закатив глаза.
  
   У неё кружилась голова, запахи преследовали её, зелье так и не перебило вкуса рвоты, и желудок ещё продолжал подозрительно дрожать. К тому же, висок начал набухать болью. От Милана следовало ожидать чего-то подобного, но было неприятно вспоминать эту унизительную потерю власти над своим организмом. А теперь чувствовать себя и выглядеть обычной тридцатичетырёхлетней женщиной, у которой размазалась тушь и которой плохо. Принимать их брезгливое сочувствие и понимать, что флёр загадочной привлекательности и контроля над ситуацией безнадёжно рассеивается. Она ведь им не так уж нужна теперь, когда путь к порталу открыт. Они опытные путешественники по подземельям, к тому же, у них есть эта ищейка, которая иногда косится и порыкивает так, что становится не по себе.
  
   Тухлый взгляд из-под полуприкрытых век, которым хозяйка борделя одарила Касавира, ясно дал понять, в каком она восторге от того, что ему в этот момент приспичило читать ей мораль. Она посмотрела на аладжи, застывшего в дверном проёме. Внезапная мысль, что, ворочая и вытаскивая её из смрадного облака, он мог узнать о ней нечто запретное, увидеть то, что не предназначен для чужих глаз, заставила всё ещё затуманенный разум встрепенуться и прорвать тонкую пелену недавнего забытья. Её руки дрогнули, подмышки мгновенно вспотели, вдоль хребта побежали жгучие холодные иглы, впиваясь в мозг. Силы и ясность мысли возвращались к ней быстрее, чем мог бы ожидать паладин. Давай же! Хватит страдать, это была всего лишь вонь! Они смотрят на тебя. Они думают о том, что видели, с их губ готовы сорваться вопросы. Очень плохие вопросы.
  
   - Эй, Азгар! - тот даже вздрогнул, когда она в кои-то веки назвала его по имени. Надя попыталась примирительно улыбнуться, насколько позволяло её состояние. - Если ты не прочь ещё раз меня спасти, будь добрым мальчиком, принеси снизу стаканчик сангрии. Только не бери ту, что на столах. Возьми хорошую с прилавка.
   Аладжи что-то буркнул и исчез за дверью. Надя снова раздражённо взглянула на Касавира и изобразила тяжёлый вздох.
   - Ну, убей меня теперь за это. Милан - лишь конец нити, потянув за которую, власти могли распутать целый клубок тайн. Какому-нибудь рьяному законнику вроде тебя пришло бы в голову, что для внеочередного повышения заговор оборотней звучит лучше, чем поимка одного, и он подверг бы его пытке. Я не для того прошла через ад, чтобы меня принесли в жертву чьей-то карьере. Каждый сам за себя, знаешь ли. А его жена, - она бессильно развела руками, - если она не видела, с кем живёт, это не моя вина. Если её не обеспокоило то, что его стала облаивать каждая собака, а собственный кот не давался в руки, то есть же вещи, которые всякая жена увидит, если не побоится разуть глаза. Клянусь, я не знала, что она мертва, и мне её жаль, но нельзя жить в большом городе, воспитывать детей и быть такой непроходимой дурой. В этой унылой дыре под названием Бакланный переулок Милан был единственным настоящим другом Ниваля - это не навело вас на мысль, что первое впечатление может быть обманчиво?
   Закусив губу, Эйлин переглянулась с Касавиром. Женщина, знавшая их обоих, была права. А та продолжала, уже не скрывая досады:
   - Он был не так амбициозен, как Ниваль, но очень себе на уме. Он серьёзно играл в покер, промышлял в Городе Мёртвых, умел обращаться с деньгами. Не удивлюсь, если выяснится, что за душой у него больше, чем кажется. Продуманный риск был его жизненной стратегией, а она, видно, воображала, будто замужем за недалёким лавочником и подкаблучником. Если бы не она... - Надя удручённо покачала головой, демонстрируя тщетность своих потуг понять чужие поступки. - Во что он себя превратил за эти месяцы! Я пыталась убедить его не тратить время и здоровье на попытки излечиться, но для него это означало потерю семьи. Она не поддержала бы его. За столько лет ей даже не пришло в голову узнать собственного мужа.
   - Ты обвиняешь женщину, пережившую гибель детей от рук их отца и разделившую эту страшную участь, - заметила Эйлин.
   Надя невесело хмыкнула, взглянув на хмурые лица. Жалость не была ей чужда. Милан был другом. Не таким, как чёртов Ниваль, который так долго напоминал о себе болью в душе и так не вовремя явился собственной персоной. И не таким, как её "друзья" из богатого Северного района. Но вся его жизнь в последние месяцы проходила у неё на глазах. Он цеплялся то за Симона, то за неё, как слепой за поводырей. Только шли они, как выяснилось, в разных направлениях. Жаль, что тот свет, который она могла показать, Милану не подходил. Это выматывало её не меньше, чем его. Злая усталость готова была выплеснуться в детальный, беспощадный рассказ о том, что они пережили. Пришлось подавить в себе неуместное и опасное желание выговориться, чтобы поняли. Её похолодевший, чуть отрешённый голос не выдал эмоций:
   - Да, я вижу, что вам неприятны мои слова. Но мёртвые меньше всего нуждаются в нашем благостном лицемерии. Правда в том, что судьба Милана и его семьи сложилась бы иначе, если бы он не нёс свою ношу в одиночку, боясь потревожить её заболоченный мирок. А впрочем, - женщина раздражённо махнула рукой, будто отгоняя ненужные мысли, - мне жаловаться не на что. Такие жёны не оставят меня без заработка. Не удивительно, что он искал утешения на стороне, пока она тянула на себе дом и экономила гроши, когда на её глазах разверзался ад. Что ему ещё было делать, если он не умел по-другому? Вот она, обратная сторона семейной идиллии, мотайте на ус, девочки, пока не поздно. Таковы мужчины, и героические красавцы в этом отношении ничем не отличаются от увальней вроде Милана.
  
   Эйлин ущипнула себя за кончик носа, пряча невесёлую усмешку. Не удержалась, сбила весь пафос. Так толсто и дёшево, даже неловко за неё. Касавир никак не отреагировал на последнюю тираду и адресованный ему лениво-насмешливый взгляд, и спокойно продолжал разговор, словно рассуждая сам с собой:
   - Какова бы ни была дорога, что привела Милана к преступлению, случилось то, что случилось. Его семья погибла потому, что он был опасен, и не только для родных. Например, для твоих девушек, которыми ты дорожишь, для клиентов, для всего, что тебе так важно. Твои опасения насчёт властей мне понятны и не кажутся надуманными, но ты могла избавиться от него тем же путём, каким избавилась от Ниваля, который был скорее твоим потенциальным союзником, чем угрозой. Вместо этого ты проявляла столь несвойственную тебе щепетильность, сильно при этом рискуя. И дело ведь не в том, что он был его другом, верно? И не в том, что ты... хм... сочувствовала ему в его семейных проблемах. Что заставляло тебя так играть с огнём? Я хочу понять, иначе мне трудно будет доверять тебе.
   Изменившись в лице, Надя зло фыркнула.
   - Твоя вера поощряет понимание? Не смеши.
   Эйлин укоризненно качнула головой.
   - Касавир, мне кажется или, в самом деле, когда люди не хотят говорить по существу, они начинают обсуждать твою веру?
   Муж немного помолчал, раздумывая, и, чуть смягчившись, ответил, не отрывая взгляда от Нади:
   - Это... не всегда плохо. Иногда люди так говорят о своих истинных сомнениях, пусть и в неприятной для меня форме. Сомнениях, на которые любой имеет право. Доверие должно быть взаимным, я это понимаю.
   - Ты говоришь, как проповедник, - с подозрением пробурчала Надя, пряча глаза. - Видела я таких, даже не буду описывать, в каком состоянии, чтобы не оскорбить твою праведность.
   Паладин со свойственным ему бесстрастием понимающе кивнул, продолжая пристально изучать её хмурое лицо. Дожимать и бить в слабое место не хотелось, но кто мог знать, какие опасные искушения терзают её душу? Зло могло маскироваться, скрываясь за чистыми ярко-алыми сполохами ауры поборницы Съюн.
   - Хорошо, - нависавший над женщиной Касавир отвёл взгляд, чувствуя, что ей неуютно, - я скажу тебе, что я думаю. Покажи правду, накажи виновных, исправь неправильное. Поддерживай закон всюду на своём пути. Обеспечь возмездие за тех, кто не может сделать этого сам. Будь верен и справедлив в своих действиях. Каждый неофит знает эти чеканные фразы наизусть. Но догма - это дорожный указатель, чтобы не сбиться с пути, а не повязка для глаз или путы для разума. Если вдуматься в её суть, то мерилом всего, что ты делаешь, остаётся одно - чувство справедливости, которое по своей изначальной, неискажённой природе не может быть относительным. Оно встаёт в полный рост там, где добро легко спутать со злом, где закон готов пойти на компромисс с беззаконием, где даже хаос и порядок не имеют чётких границ. Невозможно поступать справедливо, не слыша других и не учитывая всех обстоятельств. Вот что говорит мне моя вера.
  
   - О, моя сангрия! - принимая у подоспевшего аладжи высокий стакан желтоватого стекла, в гранях которого переливался рубиновый напиток с кусочками фруктов, женщина игриво подмигнула ему. - Вот самое понимающее существо в этой компании.
   Неторопливо отпив вина, Надя вскинула голову и посмотрела на Касавира. В необычно светлых, льдистых глазах, обрамлённых грязными потёками, читалось обещание подумать над его словами.
   - Газ почти рассеялся. Я в порядке. Мне нужно ещё семь минут, чтобы привести себя в нормальный вид.
  
   *****
  
   - Это Раск, заброшенный район Скуллпорта, - сообщила Надя, когда они, миновав несколько выщербленных лестниц и длинный, заросший пыльной паутиной проход, дошли до первой развилки. В проёме, наполовину его закрывая, торчало намертво вросшее каменное колесо-дверь, из забранного ржавой решёткой вентиляционного отверстия тянуло лёгкой прохладой и запахом извести. - Направо город контрабандистов, там много всякого сброда, но нас от него отделяет обрыв. Налево деревня свирфнеблинов. Те вообще зарылись в скалу, отгородились стеной и знать ничего не хотят. Нам прямо, по короткой дороге.
   Комочки магического света отправились в путешествие по ребристому коридору, освещая путь. Бдительная Мышь трусила следом. Эйлин уже привыкла к её способности периодически исчезать по своим важным мышиным делам и появляться где угодно и когда вздумается.
   - Когда-то здесь было весело, - продолжала Надя с ноткой сожаления в голосе. - Это место затопило во время исторического наводнения, вода стояла несколько месяцев.
   - Это видно, - кивнул Касавир, глядя на волнообразные наносы на полу и по низу стен.
  
  
   Они вошли в большой сводчатый зал, не имевший чёткой формы. Отколовшаяся штукатурка, каменная крошка, черепки и прочий мусор сплошным слоем покрывали пол, неприятно хрупая под ногами и заставляя их замедлить шаг. Но фрагменты яркой мозаики внутри миниатюрного бассейна и золотистая роспись стен говорили о том, что когда-то всё здесь радовало взор. Впрочем, совсем заброшенным это помещение не было и сейчас: около одного из полукруглых альковов было прибрано, стена украшена тёмно-красной драпировкой и сухими цветами, в настенной чаше для омовений маслянисто блестела вода, а на изящной тонконогой консоли с круглым зеркальцем были расставлены ароматические свечи и подношения. Подойдя туда, Надя достала из поясного кошеля огниво и чиркнула им пару раз над одним из стенных выступов, заполненных маслом. Огненная змейка побежала вдоль стены, опоясывая часть зала. Затем она зажгла свечи, обмакнула руки в воду с запахом розового экстракта и сложила их на груди, прикрыв глаза. Никто не осмелился торопить её.
  
   Деятельному Азгару быстро надоело ждать просто так. Посветив факелом в широкий арочный коридор, поводив носом и убедившись, что там всё спокойно, он решил рассмотреть тонкий цветочный узор на стене и тихо охнул, почесав затылок.
   - Давно живу в этом городе, а такого не видел. Не знаю, как это называть - красотой или безобразием.
   Закончив молитву, женщина оглядела его с головы до ног и фыркнула.
   - Ты мил, но испорчен цивилизацией.
   Аладжи потупился и смущенно рыкнул, поддёрнув стянутый ремнём пояс холщовых штанов с прорезью для хвоста. А Надя благоговейно провела рукой по стене, едва касаясь кончиками пальцев холодной штукатурки.
   - Когда-то здесь был храм Съюн.
   - О, да! - понимающе протянула Эйлин, переглянувшись с Касавиром, и подсветила себе. Вместо лепестков на переплетённых золотых стеблях был изображены мужчины и женщины в нетривиальных позах. - Старые храмы Огневолосой славятся своими фресками. Странно, что они так мало пострадали от морской воды.
   Кара прищурилась, разглядывая стену, и без малейшего смущения ткнула пальцем в один из тысяч лепестков.
   - Сэнд сказал бы, что это смахивает на попытку нанести телесные повреждения средней тяжести.
   - Особенности художественного видения, - отозвалась Эйлин и, усмехнувшись, обратилась к Наде: - Оказывается, у твоего заведения богатая история.
   Кинув на неё быстрый внимательный взгляд, женщина недовольно покачала головой.
   - Твоя душа заражена скептицизмом. Это нехорошо.
   - Это моё дело. Если ты закончила, нам пора идти, - помрачнев, Эйлин отвернулась и, попинывая камушки, зашагала к арке.
   Надя пожала плечами и бросила ей вслед:
   - Я лишь скромная последовательница и не имею привычки проповедовать и навязывать свою помощь сомневающимся. - Помолчав, она неспешно двинулась следом, переступая через крупные обломки и трещины в полу. - Но ты права, это очень старый храм. Самый старый из известных. Я уверена, ты никогда об этом не задумывалась, но в древних святилищах Леди нет того духа изысканного гедонизма, которым отличаются современные роскошные постройки и ритуалы.
   Она снова остановилась, с невыразимой печалью глядя на кусок стены со следами искусной росписи, лежащий у её ног.
   - В них есть нечто другое. Нечто, что идёт из самых глубин сознания и благодаря чему человечество до сих пор живо, несмотря на нескончаемые попытки изничтожить самоё себя. Скажи, святой воин, - повысила она голос, и Касавир обернулся в её сторону, - что в твоей праведной жизни, полной служения, способно утешить и омыть душевные раны? Разве не тепло тела и слёзы женщины? Куда вы, погрязшие в насилии, стремитесь всей душой, устав от ярости и желая смыть кровь со своих грубых мозолистых рук? У одних вы отнимаете жизнь, другим даёте почувствовать себя живыми. Так было всегда. С тех времён, когда древние адепты любви и красоты противостояли мороку постоянных войн и великого хаоса, расписывая эту пещеру золотыми цветами, драпируя тканями, высаживая у входа кусты шиповника и азалии, наполняя ванны для ритуальных омовений и облачаясь в алые одежды и простые венки. Когда не пресытившиеся старики и богатые бездельники, но воины, не сняв доспехов, входили в покои к женщинам, продолжая свою неукротимую борьбу за жизнь. И так всегда будет, если Богиня не оставит своей милостью этот поганый мир, отняв у него способность видеть радость и красоту в естественном. Впрочем, - обойдя обломок, она послала Эйлин горький взгляд, - как бы я ни любила это место, ты права: его история - это история вырождения. Подгорье изменилось. Дух Съюн здесь так слаб, что ты его даже не чувствуешь. Но я всякий раз призываю её, входя сюда. Я больше всего на свете мечтаю восстановить этот храм. Это было бы прекрасно.
   - И полезно для твоего дела, - заметила Эйлин с лёгкой усмешкой.
   - Не без этого, - спокойно согласилась Надя.
  
  
   Внезапно, потянув носом воздух со стороны выхода, Азгар ощерился и зарычал.
   - Магический зверь? - уточнила Кара, отходя за угол массивной естественной колонны, доставая из-за пояса жезл и встряхивая ладонью свободной руки.
   Касавир тоже почувствовал слабое, летучее прикосновение чужеродной энергии и приготовился к бою, убравшись с прохода за каменный наличник арки.
   - Птерозавр, - рыкнул аладжи.
   - Птерозавр в подземелье? - Надя скептически качнула головой, однако сделала пару шагов назад. - Откуда бы ему тут...
   - Я не умею ошибаться! - он рванулся к ней, отталкивая её за колонну.
   И вовремя. Раздался оглушительный трескучий клёкот, и в широкий пролёт тяжеловесной арки, обдирая кожистые крылья, ворвалась рептилия размером с небольшого дракона. Продолговатый клюв упавшего ящера с грохотом пропахал каменное крошево в том месте, где они только что стояли. Кара кинула с двух рук огненный шар, но в последний момент не выдержала и закашлялась, и тот прошёл вскользь, почти не причинив вреда. С пронзительным верещанием тварь вскочила в тучах едкой пыли, помогая себе длинными костяными пальцами, и замахала клювом, отряхиваясь. Охотник речных долин и прибрежных скал, невесть как очутившийся под землёй, был взбешён, напуган и чувствовал себя явно некомфортно под низкими сводами пещеры. На гладкой шее блестел покорёженный ошейник с обрывком цепи.
  
   Касавир, которого птерозавр во время падения зацепил и подмял под себя, привстал на колено и вслепую кромсал плотное чёрное крыло, чтобы выбраться. Азгар и Эйлин пришли ему на выручку, отвлекая ящера, пока паладин откашливался и прочищал глаза от известкового песка. Мышь терзала костистую голень, повиснув на ней и пытаясь забраться выше. Следующий заряд колдуньи угодил в цель, подпалив рептилии второе крыло, однако, вопреки ожиданиям, прочная блестящая кожа оказалась устойчива к поджогу.
   Разъярённое болью создание защёлкало клювом с частым забором мелких острых зубов и забило крыльями, подняв вокруг ещё больше пыли и не давая приблизиться. Не имея возможности взлететь и осмотреться, ящер передвигался стремительными прыжками, часто похлопывая крыльями и помогая своим коротким ногам. Штукатурка и мозаика крошились и разлетались под ударами тяжёлого клюва. Увёртываться в этой пылевой завесе было трудно на грани невозможности. Плащ Касавира оказался разорван уже в двух местах.
   Путь к выходу был отрезан, двигаться назад не имело смысла. Прикрывая лица от летящего мусора, они старались достать ящера оружием. Раны подрывали его силы, но не были способны убить живучего и хорошо защищённого от магии монстра. Теперь стало очевидно, что вырос он не на воле, и создатели хорошо поработали над его характеристиками. Попытки Кары заморозить его и обратить в камень не имели большого успеха, лишь на время сковав движения и дав остальным возможность более эффективно атаковать.
   Эйлин не решалась применить звуковую магию: из-за мощных воздушных потоков, создаваемых крыльями, направленная звуковая волна могла задеть своих. Единственное, что сработало бы, как надо - простое удержание монстра, но не было уверенности, что оно подействует, если даже заклинание Кары не принесло нужного результата.
  
   - В голову его надо бить, в голову, прямо в глаз целься! - проревел Азгар, в очередной раз надрывно закашлялся и откатился в кувырке за колонну, чуть не попав под страшный клюв, рубивший направо и налево, словно исполинская кувалда.
   Кара учла свою ошибку, и третий шар с шипеньем отправился в голову твари. На месте глаза распустился чёрно-красный цветок из горящей, пузырящейся плоти. Испустив резкий истошный вопль, ящер заметался и вдруг выпустил из широко открытой пасти струю кислоты. Хлестанув по потолку, колонне и лиловому магическому щиту, мгновенно призванному колдуньей, тугой поток едкой жидкости обрушился на алтарь Нади. Столик с подношениями обуглился, ткань превратилась в ошмётки. Последовал мощный удар клюва, и зубы заскрежетали по обломкам. Наполовину ослепшая, обезумевшая от боли тварь уже просто долбила и пыталась схватить, что придётся, реагируя на яркие пятна и громкие звуки.
  
   - Да сиди ты уже там! - заорала Кара, увидев, как Надя с криком бросилась к своему уничтоженному сокровищу. - Защиты не напасёшься на тебя!
   Но случилось нечто странное. У ног разгневанной служительницы алтаря взметнулся небольшой сияющий водяной смерч, который, раскручиваясь и разрастаясь, быстро накрыл её с головой. Через секунды магический водоворот резко опал, окатив Надю и расплескавшись искрящимися лужицами. Колдунья невольно отшатнулась, увидев оскаленную четырьмя рядами клиновидных зубов морду существа, которое предстало перед нею вместо хрупкой женщины. Злобный бабский крик превратился в шипение и омерзительное клацанье, наводящее на мысль о хрусте пережёвываемых костей. Вздёрнутый акулий нос над вывернутыми вперёд челюстями был снабжён плоскими ноздрями, которые, раздуваясь, со свистом и стоном втягивали воздух. Вдобавок к ним на толстой шее топорщились ярко-алые жабры. Ниже шеи монстр больше походил на человека - большого, сутулого, широкогрудого, непонятного пола, чье тело, казалось, состоит из одних бугристых мускулов, обтянутых мокрой глянцевой серой кожей. Спина, предплечья и голени были изуродованы наростами, напоминающими акульи плавники. Из вещей, бывших при Наде, на нём остались кошель и кинжал, превратившийся в устрашающих размеров катар.
  
   Схватив оружие и ощерившись, чудовище стремительно рванулось вперёд, и на концентраторе жезла Кары вспыхнул шарик огня. Но оборотню не было до неё никакого дела. Светлые до прозрачности, холодные глаза прирождённого убийцы, не умеющего сомневаться, лишь полоснули острым взглядом из-под гладких бровей-валиков.
   Кара быстро сообразила, что от неё требуется, и ещё одна струйка кислоты, выпущенная птерозавром, разбилась о магическую защиту акулы-оборотня. Та с грацией стенного тарана и такой же решимостью пружинисто подпрыгнула и уцепилась рукой за нарост на конце клюва, нависшего над ней и готового схватить. Не поверив своему счастью, ящер попытался подбросить её, чтобы проглотить. Но эта "рыбка" была ему явно не по зубам: в один миг оседлав клюв, она крепко обхватила его, не давая ни разжать челюсти, ни сбросить себя. Порезы на руках и ногах сочились кровью, но такие мелочи уж точно не могли остановить разъярённого монстра.
  
   Остальные, опомнившись, воспользовались возможностью атаковать рептилию снизу. Разжившись массивным куском кладки из расколотого тварью бассейна, Азгар метнул его, и край кожистого крыла оказался прижат к полу. Это позволило им подойти на какое-то время вплотную. Тем временем, то, что они считали хозяйкой борделя, добралось до головы врага. Упершись ногами в челюстной выступ и ухватившись за вывернутое огнём веко, существо вогнало руку с катаром по локоть в кровоточащую, пылающую жаром и болью рану. Оно помогало себе зубами, нещадно терзая плоть и отплевываясь, и быстро орудовало рукой, проворачивая широкий клинок в мозгу ящера.
  
   Агония была недолгой. Смолк последний аккорд душераздирающих трескучих воплей, опали крылья и в наступившей густой тишине, разрываемой звуками пронзительного кашля, костистое тело рептилии рухнуло бесформенной грудой посреди зала. Оборотень некоторое время висел на нём, громко и сипло дыша, вцепившись в развороченную глазницу, потом сполз на пол, высвободив руку, за которой тянулось мягкое окровавленное содержимое черепа.
   Влага стекала с его тела, очищая грязь и кровь, постепенно принимая вид полупрозрачного водяного кокона. Было видно, как внутри меняются размеры и очертания тела, уменьшаются конечности, наросты и части кожи отслаиваются, собираются в складки и превращаются в одежду.
  
  
   Постепенно осела удушливая пыль, покрывая тело ящера, останки алтаря, одежду, шерсть, волосы и всё вокруг. Они были более-менее целы, если не считать ссадин и синяков. Особенно пострадал Азгар, чьё тело не было защищено доспехом. Тихо ворча, он давал Касавиру осмотреть себя на предмет серьёзных ран, которые потребовали бы лечения. Кара заметно прихрамывала. Усадив её на большой обломок и сделав пару жадных глотков из фляги, Эйлин принялась рыться в рюкзаке, отыскивая концентрированную мазь от ушибов и растяжений.
  
   Привалившись к колонне с широко распахнутыми глазами, Надя протяжно, с наслаждением вздохнула. По растрёпанным волосам и лицу стекал обильный пот, руки дрожали.
   - К этой боли привыкаешь быстрее, чем к нежеланным мужикам, - наконец, пробормотала она.
   В повисшем неловком молчании никто, кроме Касавира, не нашёл в себе сил приблизиться к ней. Порезы на её предплечьях перестали кровоточить, но не затянулись. Он протянул ладони, чтобы заживить их магией.
   - Не бойся, - успокоил он, когда она опасливо отдёрнула израненные руки, - это просто лечение. Оно может немного раздражать, но точно не причинит вреда.
   - Спасибо, - посмотрев ему в глаза, женщина задрала рваный подол юбки, подставляя бедра исцеляющим рукам. - Не хотелось бы, чтобы остались шрамы. Но почему?
   Паладин смотрел на бледное, утончённое, довольно красивое лицо, а из головы у него не шла страшная акулья пасть и алые щели жабр. Наконец, он произнёс:
   - Ты прилагаешь много усилий, чтобы сохранить свою внешность, но Зверь использует любую возможность, чтобы взять над тобой верх телесно и духовно. Я понимаю, как важно тебе не допустить этого. Ты искренна в своей вере.
   Надя горько улыбнулась.
   - Ты один из самых странных паладинов, что я встречала. Но это правда - только Съюн и спасала меня всю жизнь от тварей Малара. Да и от самой себя.
   - Значит, ты - истинная.
   - Я хорошо маскируюсь, да?
  Надя неловко пожала плечами, давая понять, что сказать ей нечего. Он всё видел, уловки потеряли смысл, хотя его спокойная реакция удивляла. Да и что тут было рассказывать? Надя не имела понятия, почему такая. Отца она никогда не знала и подозревала, что именно он оставил ей такое "приятное" наследство, неожиданно вскрывшееся незадолго до совершеннолетия. За матерью она не замечала никаких особых способностей, кроме умения пить, драться, орать с утра до ночи да изгонять демонов из своей худенькой, бледной, забитой дочери, колотя в бубен и поливая ей голову птичьей кровью. В день шестнадцатилетия она поздравила её тем, что пыталась перерезать ей горло во сне. Надин тогдашний работодатель сдал обезумевшую женщину в богадельню, и девушка благословила этот день. Вскоре она встретила четырнадцатилетнего паренька с ангельской внешностью и железным характером. Тоскливая жизнь, в которой не схлопотать в глаз от клиента было поводом для радости, заиграла новыми красками. Она надеялась что-то изменить. Она ничего не знала о себе то того дня, когда за довольно наивную и непрофессиональную попытку избавиться от своего сутенёра, должна была пустить пузыри в полумиле от Дипуотча. А когда пережила первое обращение, то не захотела увидеться с матерью даже ради того, чтобы поговорить о своём происхождении.
  
   - Я могу ещё чем-то помочь? - спросил паладин, закончив лечение.
   Женщина покачала головой.
   - Займись лучше своей щекой, смотреть страшно. А моя боль прошла. Но к такой неестественной форме я прибегаю нечасто, - лицо на миг исказила лёгкая судорога, - это выматывает.
   - За вином я больше не пойду, - на всякий случай предупредил Азгар.
   Надя тихо болезненно рассмеялась, расстёгивая клапан для фляги.
   - Милашка. Готова поспорить, ты первый почувствовал, что со мной что-то не так. - Сдерживая желание пить много и жадно, проливая на подбородок, она сделала несколько коротких аккуратных глотков. - Бедный Ниваль. Этот невинный ребёнок так близко подобрался ко мне. Ближе, чем все те, кто покупал меня на час или на ночь. Я потом часто задавала себе вопрос: если бы я тогда знала о себе правду, смогла бы противиться желанию привести его в свой дом и заботиться о нём, как жена о муже, боясь спугнуть это суррогатное счастье телесной близостью? Я даже сейчас не смогла... когда он был так близко, и уже далеко не тем ангелом во плоти.
  
  
   - Я вижу, как сильно рисковала, угрожая тебе, - хмуро выдавила Эйлин, ещё под впечатлением от всего увиденного, - но, чёрт тебя подери, зачем ты так поступила с ним?
   - Ты же видишь, я не убийца по своей натуре, - с усмешкой ответила Надя, то ли не расслышав, то ли проигнорировав вопрос. - Меня ещё нужно до этого довести, а с такой мелочью, как ты, я бы и связываться не стала.
   Кинув брезгливый взгляд на дело рук своих - раскуроченную голову ящера и тянущуюся к её ногам дорожку из сгустков крови и мозгов - хозяйка борделя вполне искренне поморщилась.
   - Терпеть не могу запах крови. Первое обращение спасло мне жизнь, дав возможность дышать и быстро двигаться под водой, но впереди меня ждали долгие месяцы нескончаемого кошмара. Я училась выживать, приспосабливаться, избегать разоблачения. Сама Съюн поддерживала меня, не иначе. Но мне всегда было больно осознавать, какие жестокие инстинкты прячутся во мне. Когда проклятый дар окреп, Малар стал подсылать ко мне своих искусителей. - Она с вызовом посмотрела на Касавира. - Знаешь ли ты, святой воин, что такое настоящее искушение, когда тебя мучает похоть, голод, страх, когда из тебя выковыривают потоки грязи и доказывают, что это - и есть ты, и другого тебе не дано? Я цеплялась за веру, как за соломинку. Я всегда, как могла, украшала свой дом, в каком бы сарае ни жила, ставила цветы, зажигала свечи, следила за чистотой и привлекательностью своего тела. Это была не блажь, как думали другие, а мой шанс спастись. Я стала окружать себя предметами искусства, когда у меня появилась такая возможность. Жертвовала храму и молилась, разговаривала с ней. Я так боялась, что она оставит меня, и я не смогу больше сопротивляться.
   - Я понимаю, - Касавир сдержанно кивнул ей, - и, тем не менее, ты пошла на сделку. Как далеко ты продвинулась в Культе Луны?
   - Не очень далеко, - с лёгким сожалением ответила Надя. - Я никому не всучивала их подозрительное снадобье, этого греха на мне нет. Это я предостерегла Симона, когда поняла, что к чему. Но я не так уж много знаю. Верховный жрец видит во мне конкурентку, я ведь истинная. Малар был бы рад удочерить меня.
   - Ты думаешь, Съюн нравятся твои заигрывания с ним? - едко осведомилась Эйлин.
   Женщина невозмутимо пожала плечами.
   - Она и сама иногда не прочь позаигрывать. Кокетство и маскарад доставляют ей удовольствие, когда служат правильным целям. А моя цель - восстановить храм. - Надя посмотрела на неё почти с мольбой. - Ты должна меня понять. Это мой шанс обрести её милость и соединиться с ней, когда придёт моё время. Я не могу позволить себе умереть раньше. Я хочу искупаться в священных водах Эверголда и стать навсегда тем, что я есть. Эта мечта придаёт смысл моей жизни. Мне не нужно море, не нужна свобода, пусть там резвятся русалки, а мне хватит того комфорта, который я сама себе обеспечила. Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое и дали заниматься своим делом.
  
   Помолчав, Эйлин сделала несколько резких шагов и, присев на колено, вперилась испытующим взглядом ей в лицо.
   - Скажи мне одно. Ты ведь не заразила Ниваля?
   Тихо выругавшись, женщина закатила глаза.
   - Скажите, кто-нибудь, этой блаженной, что оборотничество - не триппер, чтобы так передаваться. И если бы я хотела его заразить, - серые глаза сузились, а тонкие, красиво очерченные губы тронула бесстыдная усмешка, - то кусала бы сильнее. Теперь жалею, что сдерживалась. Так было бы проще для нас обоих. Проклятье - не лучший способ заполучить эту болезнь.
   - Проклятье никогда не бывает бесцельным, - задумчиво согласился Касавир.
   - То-то и оно. Никогда не знаешь, как и когда заработает заданная программа. Я бы на вашем месте проведала первым делом старика Дюсара, чует моё сердце недоброе. Ниваль - не Милан, он для Лабиринта не чужой.
  
   Будничная уверенность, с какой они обсуждали то, о чём она боялась даже думать, больно задела Эйлин, но она, чувствуя, как чья-то чужая рука вновь подкручивает колки, и струны внутри начинают опасно натягиваться, сжала волю в кулак и мысленно приказала себе прекратить истерику. Она никогда не была рабом внезапных эмоций, иначе просто не смогла бы помогать другим или использовать страх, ярость и отчаяние, как оружие, но теперь не знала, что и думать о себе. Было ли это платой за выбранный путь боевого барда или испытанием воли, призванным сделать её сильнее? В душе острым шипом шевельнулось сожаление, что она так и не поговорила об этом в Касавиром.
   - И всё-таки, ты, такая набожная, предала того, кто был тебе дорог. Это нехорошо, - она не удержалась от того, чтобы передразнить Надю.
   - Мне всё равно, веришь ты или нет, но у меня не было выбора. Он сам решил свою судьбу. Если ты в самом деле с ним близка, то должна понимать, как трудно на него влиять, если он чего-то хочет. - Помолчав, женщина серьёзно посмотрела ей в глаза и понизила голос почти до доверительного шёпота: - Я предпочитаю не устраивать истерик, а готовиться к худшему и думать, как можно помочь. Если ты действительно желаешь ему добра, то отпустишь его. Пойми, только я могу научить его жить с этим и пользоваться преимуществами такого состояния. Иначе он погибнет.
   Сколько бы формальной правоты ни было в её словах, Эйлин не могла заставить себя верить ей. Таким тоном говорят о неизбежном, вроде назревающей войны или смерти давно болеющего родственника - но не о любимом человеке. Её сердце отказывалось принимать это.
   - Так вот чего ты хотела, - голос, подчиняясь самообладанию, звучал холодно и чеканно.- Но ты противоречишь сама себе. Он не вещь. Никто не может им распоряжаться. У него есть своё мнение, и, боюсь, оно будет не в твою пользу. Как бы я ни желала ему добра, я знаю, что есть поступки, которых он не умеет прощать.
   Не удостоив её ответом, хозяйка борделя грациозно протянула Касавиру руку, чтобы он помог ей подняться. Эйлин скривилась, впрочем, больше по привычке. Она просто устала. Устала злиться на это непостижимое существо, способное вызывать бешенство, страх и жалость одновременно.
  
  
   Обходя коченеющее тело ящера, Надя, как бы, между прочим, заметила:
   - По-моему, этот ошейник принадлежит тэйскому магазину монстров. Там Культ Луны держит своих пленников. Если эта громадина сбежала оттуда - у нас большие проблемы.
   - У нас для всех проблем одно решение, - буркнул Азгар, похлопав по рукояти топора на поясе и, подобрав брошенный в бою факел, зажёг его от масляного светильника.
   Выйдя из зала первым, он сделал несколько шагов и в растерянности остановился. Дальше дороги не было.
  
  
   Открывшаяся их взорам часть пещерного города могла быть в прошлом главным рынком или транспортной развязкой. Отправленные в свободное плавание шарики магического света выхватывали из темноты мрачные жерла боковых шахт, полуразрушенные стены с пустыми глазницами окон, обломки винтовых деревянных настилов и каменных мостов и гроздья сталактитов, которыми ощерился высокий купол. Нижний ярус тонул в беспросветной мгле, можно было лишь догадываться о его глубине. Где-то в его недрах шелестела подземная речка. Их путь лежал прямо, по широкому, в три повозки, мосту, пересекающему средний уровень площади. Проблема была в том, что обещанного Надей моста - не было.
   - И как это понимать? - риторически вопросила Эйлин, глядя на то, что от него осталось.
   - Милан, чтоб ему, - прошипела Надя.
   Провал был не так уж велик - должно быть, Милан, если это действительно сделал он, обошёлся парой взрывных сфер. Но пытаться преодолеть такое расстояние в один прыжок было бы крайне рискованной затеей даже для сильного и проворного аладжи, не говоря уже о женщинах и тяжеловооружённом Касавире. Осмотрев нижний ярус, они убедились, что никакой возможности перебраться на ту сторону по обросшим сталагмитами отвесным стенам тоже нет. И ни одной хотя бы кривенькой, но целой лестницы.
  
   Задумчиво почесав затылок, Азгар побрёл назад в храм. Подцепив и не без труда растянув край крыла мёртвого птерозавра, он постучал по нему. Чрезвычайно плотная кожа пружинила и гулко гудела, как хорошо натянутый барабан. Бросив его на пол, он осторожно попрыгал по полотну и толстым костям каркаса. Потом подозвал Касавира и попросил его сделать то же самое. Результат эксперимента их удовлетворил, и они молча кивнули друг другу. Но хмурая складка снова пролегла меж бровей паладина.
   - Как ты планируешь перебросить его на ту сторону?
   - Для начала попробуем его хотя бы сдвинуть.
   Это оказалось не так трудно, как они думали. Туловище летающей рептилии было совсем не большим по сравнению с передними лапами и достаточно легким, чтобы подниматься в воздух. Несколько минут слаженной работы пары могучих спин и двух пар крепких рук и ног - и пыльная туша остановилась у разрушенного края моста. Одно крыло чуть свесилось, и гора обломков, собранная волочившимся телом, ухнула в яму.
   - Вот и прибрались, - бодро заметила Надя.
   Расправив плечи, отчихавшись и смачно выдохнув, Азгар уселся на торчащий сустав в позе мыслителя.
   Кара тихонько подошла к краю и, хмыкнув, послала шарик света в кромешную темень провала.
   - Футов тридцать, - промолвила она после некоторого раздумья. - Я попробую поднять вон ту большую плиту. Это трудная работа, ты должен действовать очень быстро.
   Оскал, которым её вознаградил аладжи, должен был означать широкую, счастливую улыбку.
  
   Пока Азгар привязывал один конец своей верёвки к кисти птерозавра, а другой обматывал вокруг пояса, Кара сосредотачивалась для заклинания. Расслабление, концентрация - всё это было для неё не ново. На третьем выдохе ушло напряжение, в руках заструилось послушное тепло, закипая на кончиках пальцев, последние песчинки скатились с покатого обрыва и с лёгким звоном упали на дно часов, унося с собой посторонние мысли. Гораздо труднее было визуализировать результат, связать в сознании движение и удержание неживой материи и собственные жесты, их форму, интенсивность, "интонацию", чтобы энергетические потоки между нею и плитой стали пластичными, чуткими проводниками её воли, продолжением её рук. Это было не похоже на то, к чему она привыкла с детства. Они иногда занимались с Сэндом в безлюдном уголке парка, но ни разу ей не удалось закончить заклинание, не раскрошив предмет в последнюю секунду или не отправив его в голубую даль. Похоже, он и сам не верил, что из этого что-то получится. "Легче. Медленнее. Нежнее, - ворковал он ей на ухо, - представь, что в твоих руках самое дорогое - я". Какое уж тут обучение.
  
   Внешне ничто не выдавало волнения Кары, но Эйлин и Касавир боялись дышать, глядя, как она сосредотачивается. Для колдуньи, чья стихия разрушение, управлять предметами - тот самый прыжок выше головы, которым она дразнила Эйлин. Можно знать наизусть слова или жесты, но техника, мышечный контроль, управление расходом энергии - слишком разные. Всё равно, что гитаристу дать в руки арфу, и не важно, что струны похожи и ноты те же самые. Утешало то, что высота была достаточно велика, чтобы ловкий Азгар, в случае чего, просто повис на верёвке.
  
   Ухоженные аристократические руки с тёмным лаком на ногтях уверенно простёрлись над краем пропасти: правая ладонь сверху, средние пальцы почти касаются друг друга. Изящная рубиновая саламандра хищно поблёскивала огненными капельками на изогнутой спине.
   - На счёт ноль в самый центр, - коротко бросила Кара, не мигая и не глядя на изготовившегося к прыжку Азгара.
   Тот мрачно-сосредоточенно кивнул, отмеряя взглядом расстояние.
   - Действуй, Огонёк.
   - Восемь, семь...
  
   Когда лапища аладжи коснулась стремительно взмывшей плиты, та лихорадочно задрожала, словно желая продолжить путь вверх, но ещё спустя мгновение опасно просела под его весом, тут же спружинила и, подкинув его, с грохотом рухнула в пропасть. Эйлин выдохнула запертый меж рёбрами воздух.
   - Ох, я с вами с ума сойду когда-нибудь.
   Оказавшись на другой стороне, Азгар издал ликующий рёв, показал колдунье два поднятых вверх больших пальца и тут же принялся мощными рывками перетягивать к себе крыло. Как только оно натянулось до предела, не дойдя до противоположного края, Касавир бросился помогать, подталкивая тушу.
   А Кара, согнувшись чуть не пополам и прикрыв рот сложенными ладонями, то ли сдавленно смеялась, то ли что-то бормотала сквозь прерывистое дыхание.
   - Никогда, никогда, больше никогда, - услышала Эйлин, когда подошла узнать, всё ли в порядке.
   Она ободряюще похлопала её по спине:
   - Да ладно. Неужели не захочешь утереть Сэнду нос?
   - Да уж, - распрямившись, выдохнула колдунья со смешком. Глаза пронзительно блестели, на точёных скулах таял неровный румянец, несколько влажных прядей прилипло ко лбу, - этот чёртов проклятый эльф может быть доволен.
  
  
  Глава 16
  
  Леди Тиннуарэ собиралась заглянуть к Мелрою лишь на минутку - отдать пачку бумаги и большую коробку новых мелков наилучшего качества, чтобы отдохнувшему озорнику было чем себя занять, и предупредить о чрезвычайном режиме на территории Гильдии, чтобы он не вздумал шататься вокруг и трогать незнакомые двери и люки, так как всюду были наложены защитные чары. В итоге, она провела в выделенной ему комнатке, смежной с квартирой Сэнда, целых полчаса, рассказывая по памяти, а больше додумывая от себя старые сказки из "Книги единорога". Оказалось, что после всего пережитого мальчику очень не хватает возможности побыть просто ребёнком, почувствовать участие и опеку старших. Тину решила серьёзно поговорить с Сэндом, дождавшись благоприятного момента. Маленькому сыну леса нужны забота, хорошее воспитание и мудрое руководство в поисках призвания, а не грязные подземелья, кишащие тварями. Как можно этого не понимать?
  
   Она рассеянно улыбнулась захватившему её странному, новому ощущению бархатной теплоты. Эти полчаса совершенно нетипичного для неё времяпровождения немного выбили её из рабочего состояния. Но она с удовольствием побыла бы с мальчиком и дольше, если бы не преследовавшие её разум тени зла, спрятанного в недрах города.
  
   В это время зажигаются огни театров, клубов, открытых сцен и прочих заведений для увеселения публики. На улицах кипит жизнь, а в саду Гарнет Холла, на главной площадке Нового Оламна через час-другой начнётся церемония открытия Большого Фестиваля. Город роскоши готовится развлекаться, не подозревая о нарыве, созревшем в его чреве и, пожалуй, это к лучшему. На то и существуют гильдии и тайные лорды Уотердипа, чтобы в минуту опасности незримо защитить граждан, как случалось не раз за десятилетия расцвета. Иногда ценой убытков или падения репутации в глазах обывателей, падких на мнимые скандалы и дутые расследования. Хорошо, если только так - Гильдия Магов и не из таких неприятностей выбиралась. Но чаще - ценой собственных жертв. Время настоящих действий ещё не настало, а они уже потеряли двух товарищей, и если про опытнейшего Эрио Буна, в свете вскрывшихся фактов, можно было сказать, что он сам планомерно растил ядовитый плющ, обвивший его шею, то бедный мальчик-аасимар ничем не заслужил такого наказания. Лишь тем, что был слишком горд, запальчив и обладал острым чутьём. Наслушался баллад и захотел стать героем, забыв о том главном, чему его должно было научить пребывание в Гильдии.
  
   Леди Гильдмастер вернулась к неотвратимой реальности, и улыбка ускользнула с породистого, удлинённого лица с высоким открытым лбом и тонким носом, вздёрнутым ровно настолько, чтобы не быть заурядно-курносым. Догадаться об истинном возрасте, взглянув на это лицо, мог бы разве что её сородич, и то не наверняка: уж очень естественным был жаркий бронзовый румянец на золотисто-оливковой коже, свойственной солнечным эльфам. Лишь глубокий, сосредоточенный взгляд зелёных глаз и тень усталости под ними говорили о немалом грузе, что несёт эта леди с королевской осанкой.
  
   Изысканное платье вишнёво-коричневого шёлка со старинной вышивкой на рукавах плотно облегало немыслимо тонкую талию, высокая, небрежно-летящая причёска из золотистых локонов и косичек, собранная на пару эльфийских шпилек-оберегов, казалось, не падает лишь благодаря какому-то хитрому волшебству. В тишине сумрачных коридоров пансионата, где снимали апартаменты старшие маги, чуткое ухо без труда могло различить лёгкие шаги эльфийки. А деликатное магическое чутьё позволяло уловить особенный, напоенный ароматами белой лилии и древней магии облачный шлейф, вьющийся вокруг высокого стремительного силуэта. Её появление вызывало оживление среди тех, кто постоянно общался с ней по долгу службы. А на улицах она почти всегда привлекала внимание, и оттого нечасто баловала себя дневными прогулками. Это было не удивительно: в отличие от хорошо знакомых и понятных людям лунных и лесных собратьев, солнечный эльф в человеческом городе - явление исчезающе редкое, как если бы в городском парке вдруг завёлся золотой единорог из легенд о далёком прошлом Фаэруна. Теперь ей казался глупым былой страх чужих взглядов и мыслей, которые тянулись за ней тонкими бесцветными щупальцами, сопровождали каждый её шаг, готовые растерзать её душу и отнять у неё себя, стоило ей потерять контроль. Её смешили попытки некогда спрятаться от них за стены, книги, магию, броню и обереги, слова и улыбки, мужчину. Это только мешало жить. Она давно привыкла быть внезапной сосной на пустоши и благосклонно принимать чужое восхищение или любопытство, отталкивая всё нежелательное. Или использовать. Или игнорировать. А когда вообще не хотела посторонних прикосновений, то просто окружала себя незримым зеркальным щитом - пусть развлекаются.
  
   Эльфийка время от времени отвечала кивком на подобающие её положению приветствия и не вслушивалась в тревожные шепотки за спиной. Гильдмастер нечасто удостаивала посещением жилые корпуса Гильдии, полагая, что проблемы бытового обустройства и контроля за соблюдением порядка следует оставить тому, кто уполномочен их решать, и чем меньше она будет вмешиваться, тем лучше. Но, увидев на стене холла так и не заделанную за месяц трещину, нахмурилась, предвидя сомнительные оправдания и жалобы на недостаток средств. Как будто у неё и без того мало забот.
  
   Она не верила в случайности и мистические совпадения. Её жизнь была примером того, что верный путь к цели лежит через волю, последовательность и доверие своей интуиции, а если ты заблудился - значит, где-то упустил важную деталь. Появление компании искателей приключений из Невервинтера едва не пошатнуло её убеждение. Могло пройти ещё немало времени, прежде чем слухи, подозрения, странные, неприятные события, отсчёт которым был дан с исчезновением Эрио Буна, тревожная информация о нехарактерной активности в Подгорье и её собственные предчувствия сложились бы в общую картину. Но факты, которые они привезли с собой и раскопали за два дня в Уотердипских подземельях, заполнили множество пустот на этом мрачном полотне о двух городах. Витки их судеб вновь соприкоснулись.
  
   Она теперь знала, о чём и как ей говорить с Леди Голос. Никогда у Нового Оламна не было лучшего ректора, но, признаться, у неё уже давно зрело желание слегка поставить на место эту... особу с непростым характером. Леди Тину застала времена Дома Песни и когда-то много сделала для его возвышения над конкурирующими гильдиями, искренне радуясь его успехам и разительным переменам в культурной жизни Уотердипа. Город роскоши, развлечений и искусств, куда со всех краёв стекаются барды, желающие получить блестящее образование, повысить своё мастерство, найти интересную работу - это звучит прекрасно. Можно было до поры терпимо относиться к тому, что Новый Оламн стремится к независимости и не позволяет властям активно вмешиваться в свои дела, становясь фактически государством в государстве. Выросших детей нужно отпускать, не попрекая тем, сколько в них было вложено. Но попытки нынешнего ректора переписать историю так, чтобы создать впечатление, будто это город достиг величия благодаря Академии, были просто возмутительны. Серебряные Лабиринты никогда не принадлежали Новому Оламну. Давно, когда Леди Голос ещё, дай боги, распевалась в своей колыбельке, город всего лишь поручил Дому Песни заботу о них. И сделано это было не для того, чтобы дать возможность узурпировать общее достояние, продавать его всяким проходимцам с преступными помыслами и шантажировать Совет Лордов.
   Королева государства бардов чересчур заигралась в политику, и леди Тиннуарэ имела твёрдое намерение услышать её объяснения на этот счёт. А пока отправила ей депешу, в которой с присущей ей тонкой убедительностью дала понять, что распечатывать главный портал, тем более, в полнолуние, весьма опасно, поскольку есть основания считать, что в тёмной, неисследованной и неизвестно как настроенной части Лабиринта обосновался и прекрасно себя чувствует Культ Луны. То, что эту достаточно безумную идею высказали не лучшие умы Гильдии, а никому не известный беглый маг из Невервинтера, она, конечно, не стала уточнять. Имени героя Эйлин Фарлонг, которая, поразмыслив, поддержала эту гипотезу, она тоже предпочла не называть. Взгляды этой интуитивной самоучки на первородную Гармонию, подобную Плетению, из которой барды черпают силу для песен, показались ей идущими вразрез с общепринятыми, а углубляться в споры о научной догме было неуместно. Ожидая решения ректора, леди Гильдмастер уже отправила к "Садам Благодати" и порталу на маячном острове отряды из боевых магов и проверенных в сотрудничестве арфистов - заручаться чьим-то согласием на эти простые и естественные действия в защиту города она не была обязана. Вдвое мощная мобильная группа, обеспеченная поддержкой воздушного отряда, готова была телепортироваться на Изумрудные Холмы в случае... осложнений. Впрочем, она верила в разум и в то, что Леди Голос не захочет портить себе праздник. Паника в городе была никому не нужна.
   Были предупреждены все хозяева владений, на территории которых находились порталы и проходы в Подгорье, и предприняты прочие стандартные шаги. Большего она пока сделать не могла. Остальное зависело от того, насколько эффективны будут действия друзей Сэнда и как быстро он сможет разобраться в записях из обнаруженного им тайника и построить модель святилища. Теоретически город мог отправить сколько угодно людей на зачистку Подгорья, но ситуация в Серебряных Лабиринтах требовала тщательной разведки и призывала к осторожности. Она просто верила, что у тех, кто сумел отвести от своей страны беду, уходящую корнями во времена падения Второго Иллефарна, достанет смелости и опыта сделать так, чтобы трагедия Уотердипа не повторилась. Эти люди внушали ей надежду. Даже в молодой колдунье со специфическими представлениями о манерах она чувствовала нечто более глубокое и цельное, чем внешняя привлекательность, сила и своенравие. Это было и не удивительно: Сэнд падок на яркое и красивое, но одним телом его не привяжешь, он не из тех, кто отдаст душу за блескучую фальшивку - может, поэтому от него теперь так горько пахнет привычкой к одиночеству. Эта женщина многое перенесла. Как и все они.
  
   Проходя мимо столовой, Тину на секунду задумалась и быстро свернула, направившись к кухонной двери. Через пару минут она выплыла оттуда, неся поднос с дымящимся фарфоровым чайником, чашкой и парой булочек. Дородная кухарка, прозванная Жабой за то, что гоняла слуг постояльцев со своей кухни, оторопело смотрела ей вслед, машинально продолжая натирать медную сковородку. Слыханное ли дело - залетела, расхозяйничалась, напугала котов своей огненной магией, да ещё и дорогую посуду стащила из буфета, видите ли, чаю ей приспичило. "Здрасьте, до свиданья", - и была такова. Только непонятно, кому на неё жаловаться. В сердцах бросив тряпку и громыхнув сковородкой, женщина вдруг довольно крякнула. А хороша! Только питается, поди, одной травой, рёбра, как у куропатки. Мужики-то, по слухам, на неё клюют, да надолго не задерживаются. Оно и не мудрено: с такой и король себя грязью почувствует.
  
  
  
  
   *****
  
   В алхимическом крыле было пусто и темно, лишь в кабинете Сэнда горел свет, и ему предстояло гореть ещё долго. Хозяин не мог позволить себе отдыха в эту ночь. Не сейчас, когда догадка, - да нет, не догадка уже, а твёрдое знание о захваченной хаосом тёмной стороне лабиринта, которой не коснулась искусная рука настройщика, - дало толчок его поискам. Было большим облегчением знать, что друзья - и Кара вместе с ними - не ушли в подземелье в неведении относительно его теории. Но было ещё кое-что, о чём он не смог им тогда сказать. Поэтому, он точно знал, что отдыхать в ближайшие сутки ему не придётся.
   - Видно, ты окончательно пошёл вразнос, если намереваешься добровольно сунуть шею в петлю. Раньше не позволял себе подобной роскоши.
   Пробормотав это, эльф согнулся над магическим столом, наблюдая, как меняется цвет и форма энергетической модели, зависшей над сияющим кругом с нанесёнными рунами и разложенными ингредиентами. Он поморщился и в сердцах дёрнул себя за косичку. Не идеально. Не то. Что-то упущено.
  
   Услышав шаги, он даже не обернулся - ему было не до проявлений вежливости. В комнате витал терпкий дух тонизирующей курительной смеси и эфирных масел. Как всегда, когда Сэнд много и напряжённо работал. Почти всё пространство на полу между рабочим местом и магическим столом было усеяно бумагами. Подумав было, что никогда раньше он не впадал в такое неистовство, Тиннуарэ присмотрелась, отошла на пару шагов и тихо выдохнула:
   - Триединая, у тебя получилось!
   Листки, ярко освещённые собранными со всей лаборатории свечами и магическими светильниками, вовсе не валялись, как попало. Они были разложены особым образом, кое-где сколоты для надёжности, и неровные, то и дело обрывающиеся абзацы и перепутанные четверостишия складывались в сложную рунно-символьную схему. Вот какова была загадка архива Эрио Буна, который Сэнд поначалу в сердцах назвал "записками слепой куртизанки". Хитрый алхимик знал о святилище больше, чем они думали, должно быть, не раз там бывал и составил чёткую инструкцию, с помощью которой можно было изгнать этот вирус из тела города, не навредив. Это, хоть и в малой степени, но оправдывало его.
   Чтобы разгадать головоломку, требовался не столько ум, сколько внимательность, терпение и память, способная хранить сотни классических и редких заклинательных комбинаций. Сделать это мог только волшебник, мыслящий формулами, привыкший их распознавать и заучивать. Эрио мог не опасаться, что культисты поймут значение документов, случись им завладеть ими. Некоторые места в схеме были не совсем ясны, но это не имело значения. Расстояние в тысячу шагов, отделявшее их от знания, было преодолено. Оставалось пройти совсем немного. Но что-то беспокоило Сэнда, в напряжении замершего над моделью. От него веяло смятением.
  
   Распрямившись, маг покачал головой.
   - Я на грани отчаяния, - он мельком взглянул на вошедшую и вернулся к предмету своей рефлексии. Она заметила, как осунулось за это время его лицо.
   - Вижу, - изящная чашка шоу-лунгского фарфора тонко звякнула, когда поднос опустился на высокий столик справа, рядом с надкушенным яблоком и горкой орехов. - Но не вижу причины.
   - М-м-м, - Сэнд потянул носом воздух, когда она наполняла чашку. - Четыре веточки яблочной мяты, щепотка липового цвета, пол-унции мёда и десять ягод барбариса.
   - Как ты любишь... любил, - она обошла его, скользнув взглядом по ссутуленным плечам, и встала рядом, скрестив руки на груди. На беглый взгляд, модель была близка к стабильности и не грешила какими-то критическими изъянами. Отшлифовать только. - Но что тебя тревожит? Разве тьма не расступилась под твоим проницательным взглядом?
   Маг устало взглянул в глаза эльфийки и натянуто улыбнулся уголком рта, давая понять, что оценил комплимент. Затем отхлебнул пару глотков ароматного чая и закатил глаза, демонстрируя блаженство.
   - Спасибо, это настоящее спасение. Но неужели во вверенной тебе гильдии не нашлось никого, кто бы мог подать мне чай? Чем они у тебя тут занимаются?
   Эльфийка повела плечом и ответила, отмеряя тоном нужный уровень шутливости:
   - А ты знаешь здесь кого-то, кому можно доверить столь серьёзное дело?
   "Я этого даже Каре не доверяю", - хотел было сыронизировать Сэнд, но благоразумно промолчал.
  
   Отставив чашку, он посерьёзневшим взглядом дал понять, что время улыбок прошло, и, предложив Тину, наконец, сесть, если она желает, снова воззрился на своё эфемерное творение. Медленно передвигая палочкой один из кристаллов и связанный с ним потоком света комочек серебристой шерсти, он сосредоточенно наблюдал за производимыми изменениями. В льющихся снизу лучах измождённое остроскулое лицо казалось жутковатой маской, сотканной из грубых теней и огненных отсветов.
  
   Тину поняла, что лучше сейчас не стоять у него над душой, и неслышно отошла назад. Хотя ей невольно передалась его тревога, причины которой были не вполне ясны, она не заметила, как непослушные мысли сделали плавный разворот, вернувшись почти на триста лет назад, в увитый плющом корпус маленькой лаборатории, где всё начиналось - и для них, и для Гильдии. Там со временем устроили музей, и никакая сила не могла заставить её что-то поменять или перестроить в этом домике.
   Та же сгорбленная узкая спина, скрытый накал эмоций, страсть, неизменно терзающая изнутри любого, достойного называться магом. И то же ревнивое напряжение, стеною повисавшее в воздухе, когда его заставали за сложными манипуляциями. Всё как в те времена, когда его было гораздо легче отвлечь от работы.
  
   Ей почудилось, что вот-вот предполуденное солнце постучится в пыльные витражи, намекая, что неплохо бы их помыть, она увидит особый шелковисто-лунный блеск в бирюзовых кошачьих глазах, вдохнёт чарующий аромат дорогого эвермитского масла для волос, и ей станет всё равно, закрыла ли она за собой дверь. Но то была химера, фантомная судорога избирательной памяти. Едва ли он помнил и это, и тот воскресный пирог, что они готовили вместе, на ходу экспериментируя со специями, пачкая друг другу носы мукой, пробуя аппетитную начинку с рук и увлекаясь друг другом так, что их шедевру грозила опасность то осесть, так и не добравшись до печи, то подгореть. Сэнд зачерствел, потерял то дивное сочетание наивного задора, созерцательности и небрежного лоска, что свойственно эльфам, выросшим в изолированных городах и королевствах, и теперь походил на уроженца побережья больше, чем она сама. Он изменился, и ничего странного в этом не было.
  
   Для неё эти столетия тоже не прошли бесследно. Неторопливая, но заслуженная карьера, работа на благо Гильдии, недолгое бездетное замужество, закончившееся загадочным исчезновением супруга, неугомонного экспериментатора, жаждущего познать все тайны мироздания, в мрачных глубинах Подгорья. Память о нём давно отболела, и положение соломенной вдовы перестало её тяготить. Каждому своё. Её судьбой был Уотердип. Дочь одной из немногих семей, ведущих свою линию от Первого Иллефарна, испивших чашу страданий, но подчинившихся ходу истории и отчасти сохранивших силу, она стала истинной жительницей этого суетного, тщеславного и прекрасного в своём тщеславии города.
  
  Несмотря на древнее родство, Тину не была похожа ни на солнечных эльфов Эвермита, ни на жителей Западного Сердцеземья с их медитативным образом жизни, где размытость целей компенсировалась бесконечным совершенствованием средств, и, увы, с нескрываемым презрением к прогрессивно-ориентированной цивилизации, частью которой они не столько не могли, сколько не желали становиться. Она обладала особой, необывательской интуицией, свойственной тем, кто создан для принятия решений. Её сердце, казалось, бьётся в унисон с крутой, норовистой кривой уотердипской истории, предвосхищая опасные, но неизбежные пики войн и революций, провалы безвременья, депрессий и изнурительных осад и короткие, по эльфийским меркам, но плодотворные фазы развития. Она пережила с этим городом тёмные времена, государственный переворот, Войну Гильдий и собственный драматичный, полный противоречий, но, к счастью, не запятнанный кровью взлёт к вершине власти, когда стране, уставшей от смуты, понадобились разумные политики, способные договориться. В отличие от людей, чей век слишком короток, а высшая мудрость состоит в умении видеть дальше собственной смерти, ей посчастливилось наблюдать, как созревали плоды их общего труда. Расцвет, в который она внесла свою лепту, был для неё высшей наградой.
  
   Но когда в тот душный вечер в конце безумного, измотавшего её дня она увидела Сэнда в холле Гильдии, все эти годы на миг показались ей слишком долгим промежутком между вдохом и выдохом, и всё, что имело прямое отношение к её сегодняшней жизни, превратилось в мерцающую иллюзию, в центре которой, в одной невысокой худощавой фигуре сосредоточилась вся горькая, щемящая реальность, сухой остаток прожитых лет. Это была просто усталость. Леди Уотердипа не стоило больших усилий взять себя в руки и остаться собой, и не только из уважения к прошлому. Она понимала, что с ним её жизнь была бы другой, но тоже едва ли усыпанной розами. Само его появление было знаком судьбы, ещё одним поводом считать, что недобрые предчувствия её не обманывают. Она убедилась в этом, стоило им остаться наедине и заговорить о деле, которое его привело.
  Маг был красноречив и откровенен. Стало очевидно, что, если дела обстоят так, как он рассказывает, то звезда лорда Нашера может погаснуть раньше, чем он это осознает и позаботится о преемнике. Смута разрушит Невервинтер, положит конец хрупкому миру с Лусканом и поставит под угрозу эффективность Союза Лордов в противодействии и ему, и другим извечным угрозам. Но даже понимая это, великий лорд Севера сейчас подобен разъярённому раненому льву, чья рана глубже и опаснее телесной. Изъязвлённая прегрешениями и потерями душа никогда не успокоится и не найдёт исцеления, покуда не обратиться к богу. Он может начать действовать иррационально, усугубляя собственные страдания и испытывая терпение и преданность своих людей.
   Лидер Девятки Невервинера, - по словам Сэнда, один из тех, кто понимает, что происходит, и имеет далеко идущие амбиции и возможности повлиять на ситуацию, - но оказавшийся в её городе вне дипломатической миссии, в затруднительном положении и, возможно, под угрозой опалы, - это было... невкусно. Сэр Ниваль, урождённый уотердипец и человек, преданный интересам Невервинтера, определённо был не худшим вариантом как для Жемчужины Севера, так и для её южного союзника. Если бы молодой рыцарь сумел поднять и удержать власть, готовую выпасть из слабеющих рук лорда, его бы признали и со временем приветствовали, как равного, в Совете Шести. Она, право, не желала ему зла, напротив, связывала с ним определённые надежды. Но, как ни тревожила её судьба Невервинтера, любое, даже пассивное вмешательство в его дела могло сейчас обернуться немалыми бедами. Сэнду она верила, хотя и отдавала себе отчёт, что вера эта скорее интуитивна, чем рационально обоснована. Но кто мог поручиться, что он знает всё?
  
   В конце концов, она признала разумным его, мягко говоря, авантюрное предложение установить слежку за торговым представительством и резиденцией невервинтерского посланника и просматривать почту, в том числе дипломатическую и пересылаемую по каналам Звёздных Плащей. Это было сложно, но возможно: она располагала агентами, опытными в таких делах. Если эти меры могли помочь хотя бы на полшага опередить эмиссаров лорда, их сомнительность не имела значения. Да и страх Сэнда она прекрасно понимала. Он был заинтересован в этом деле не больше, чем зёрнышко, случайно затёртое меж больших жерновов, но для него это было вопросом выживания. Она чувствовала себя обязанной защитить его и не задавалась вопросом "почему".
  
  
   Вздохнув и выпрямившись, эльф медленно отпил уже не дымящегося, но ещё приятно-согревающего напитка. Затем с чашкой в руке пересёк часть кабинета между столом и окном. Тяжело, на усталых больных ногах - туда и обратно. Последний большой глоток, и пустая чашка опустилась на поднос.
   - Она не очень точна, - продолжил он скомканный шутками разговор, взглянув на Тину, так и не воспользовавшуюся запоздалым предложением сесть. - И я не успеваю закончить её до восхода луны, слишком много времени потратил на бесплодные умственные упражнения.
   - Никто за столь короткое время не сделал бы больше, - возразила она. - Главное то, что теперь ты на верном пути.
   - И что? - мгновенно вспыхнув, Сэнд вскинул руки в раздражённом жесте. - У меня даже нет всех ингредиентов, предусмотренных схемой!
   - Мы соберём их, когда будет необходимо. Ведь в моделях допустимо использовать простые аналоги со схожими характеристиками, разве нет?
   - Я так и сделал, - процедил маг и, опершись ладонями о край стола, с тяжким вздохом уставился на незаконченную, местами досадно нестабильную модель. - Всё бы ничего, будь она учебной или коммерческой. Но сформулировать по ней задание для твоих магов я не могу. От их действий зависит много жизней.
  
   - Хорошо, - холодно и спокойно произнесла эльфийка после небольшой задумчивой паузы. В другой ситуации она бы поспорила, но сейчас практичность могла обойтись слишком дорого. - Ты всегда был силён в символьной магии, и я доверяю твоему мнению. Сокровища Гильдии и мои возможности - больше, чем твои хранилища. Я предоставлю всё, в чём ты нуждаешься, если это важно. Даже если ради этого мне придётся заложить собственный дом.
   - Это важно, поверь, но... - маг невесело, судорожно усмехнулся, - боюсь, Гильдмастер, у меня осталось не так уж много времени на эксперименты. Пора заняться практикой.
   Тину тревожно нахмурилась. Ей не понравилось, как сверкнули глаза эльфа. Что-то в этом было... обречённое.
   - Что? Что ты имеешь в виду?
  
   Он не ответил. Подойдя к кругу из светильников с кучей сероватых, мелко исписанных листков внутри, он скрестил руки на груди и уставился на сложную сеть кругов и линий, соединяющих десятки символов. В них были зашифрованы все тонкие энергетические связи, слабые и сильные места маларитского святилища, грубо вмурованного в тело лабиринта, связанного с ним кровью и болью жертв.
   - Чёрт бы тебя побрал, Эрио Бун, - в сердцах бросил эльф, - ну и кашу ты заварил.
   - То, что случилось - трагедия для Гильдии и лично для меня, - промолвила Тину, обхватив себя руками и поёжившись. - Мне ещё предстоит сделать из этого выводы. Если разработанная мною система контроля не сработала - значит, она нехороша. Если человек, проработавший со мной десятки лет, смог предать интересы Гильдии, значит, не таким уж прочным было наше единство. Сегодня почва под моими ногами пошатнулась.
   Однако Сэнд лишь пожал плечами в ответ на эту сентенцию.
   - Да ладно, Тину. Ни ты, ни Гильдия тут ни при чём. Это было личное дело. Он посещал логово с исследовательскими целями. Ему нужны были материалы и живые подопытные. Культ мог всё это предоставить. На одной чаше весов находилась возможность разработать лекарство, а на другой - судьба кучки похотливых мерзавцев, для которых у города роскоши не нашлось бы ни суда, ни наказания. Я прекрасно его понимаю, этого мошенника.
   - И ты считаешь его решение правильным? - леди Гильдмастер вскинула голову, как-то подобравшись и внимательно посмотрев на Сэнда.
  
   Прямая спина, гордая осанка, сцепленные руки, проницательный взгляд - она была бы в этот момент похожа на строгую учительницу, ожидающую ответа, если бы для любого, на кого она так смотрит, её доверие и лояльность не значили много больше, чем школьная оценка. Но слова бывшего возлюбленного неожиданно и неприятно задели её. Ей искренне не хотелось ошибиться в нём, хотя и мелькнула мысль, что те многочисленные чужие и чуждые места, в которых он побывал, которых она не знала и не хотела знать, могли наложить незамеченный ею ранее отпечаток на его душу.
  
   - Я так скажу, Тину, - Сэнд не счёл нужным изображать оскорблённое достоинство, расшаркиваться или принимать оправдательную позу, что было уже хорошо. - Я считаю себя вправе оценивать и критиковать других, когда дело касается вещей, в которых я компетентен. Моя компетентность в вопросах нравственного выбора ограничена моей совестью и моими поступками.
   Леди Тиннуарэ не отрывала от него острого взгляда, казалось, заново оценивающего то, что выглядело таким знакомым, и ожидала продолжения. Сэнд хмыкнул.
   - Про себя могу сказать, что мой нынешний статус и само моё присутствие здесь прямо указывают на то, что не всегда в своей жизни я принимал те решения, которые были бы мне выгодны и расширяли бы мои возможности в этом вечно балансирующем мире. - Он не отказал себе в удовольствии тонко усмехнуться, глядя в строгие зелёные глаза. - Думаю, как опытный политик, ты понимаешь, о чём я. Если слова "Тайное Братство" и "Лускан" тебе о чём-то говорят...
   - Я поняла, - прервала его Тину, - спасибо за откровенность.
   - И если знание о том, что маг, сумевший разгадать интригу мятежного Эрио Буна, когда-то пытался сделать карьеру в организации с весьма дурной репутацией...
   - Довольно, Сэнд! - повысила голос эльфийка. - Я ценю тебя и не намерена менять своё решение.
  
  
   Они некоторое время молчали, словно осторожно выжидая, не растворится ли возникшая неловкость сама собой. Наконец, Сэнд выдавил:
   - Я сяду, с твоего позволения. Моим ногам сегодня ещё придётся побегать.
   Тину проводила взглядом сухощавую фигуру, скованную усталостью и болью от нагрузки, на которую не была рассчитана, и заметила на рабочем столе разнокалиберные пузырьки из-под зелий. Он выпил не меньше пяти за несколько часов. Как же глупо всё. "Я могу рассказать о себе тысячу историй, но правду ты узнаешь, когда настанет время действовать", - обычная псевдоромантическая болтовня языкастого парня, стремящегося заинтересовать собой юную магичку. И всё же, был в этой его трепологии некий рациональный смысл, который она хорошо усвоила.
  
   Задумавшись, маг вздрогнул, когда смуглая рука с красивыми длинными пальцами легко коснулась его плеча:
   - Куда же ты такой, Сэнд? Зачем? Я пошлю лучших людей, ты только дай им знать, что делать.
  
   Эльф тяжко вздохнул, навалившись локтями на стол и прикрыв лицо ладонями. Что-то было не то в схеме Эрио Буна, на первый взгляд логичной, где каждая руна, каждый символ, каждая сцепка, восстановленные Сэндом, были на своём месте. И всё же, было в ней что-то фундаментально неправильное, хаотичное. Либо в расчёты Эрио вкралась неточность, которую можно было бы сравнительно легко вычислить на месте и быстро откорректировать модель. Либо, - и это было более вероятно, хоть и менее желательно, - само место было непростым. Не зря члены дикого маларитского культа именно там приносили жестокие жертвы и проводили свои первобытные ритуалы. Выбор места для святилища не мог быть случаен. Такого просто не бывает.
  
   - Посмотри на эти цвета, Тину, - Сэнд махнул рукой в сторону магического стола, где модель, оставленная ненадолго в покое, перестала менять форму и играть всеми цветами радуги. Она замерла угловатым осколком, переливающимся кроваво-красным и огненным с густыми чернильными вспышками.
   - Это место пропитано болью, ненавистью и отчаянием, - сказала эльфийка без особого удивления. - Оно наполнено тёмной энергией. Ты ожидал другого?
   Сэнд кивнул.
   - Я почти уверен, что она древнее, чем само святилище. За столетия эти стены набухли кровью и трупным ядом, Тину. Предполагаю, что это что-то вроде отстойника в сердце лабиринта, одного из, куда сливаются отрицательные и деструктивные эмоции, которые законопослушные граждане обычно предпочитают скрывать и подавлять, несмотря на всю их природную естественность. Такова цена цивилизованности. Правильная настройка Серебряных Лабиринтов не должна позволять ему резонировать. Но его музыка - хаос, и неудивительно, что Малар, за неимением лучшего, принял этот плацдарм для своей разрушительной деятельности. Средоточие варварства и диких порывов в самом чреве цветущей цивилизации - это достаточно иронично, если бы он был способен понимать иронию.
   Маг с мрачным видом покачал головой и продолжил констатировать свои невесёлые умозаключения:
   - Это место нельзя просто взять и уничтожить, как нельзя заткнуть срамную дыру, лишив здоровый организм способности исторгать свои отходы. Я бы предпочёл вовсе его не трогать, но с культом, угрожающим городу, невозможно мириться.
   - Мы уничтожим их всех, но святилище рано или поздно привлечёт других, - согласилась Тину. - Что ж, нам надо вырезать эту опухоль, и сделать это аккуратно. Но зачем, скажи, тебе идти туда сейчас? Почему бы не дождаться вестей от твоих друзей? Я бы предпочла первыми отправить воинов, чтобы они расчистили путь учёному.
   - Вот и отлично. Я пойду с ними, чтобы не терять времени, - произнёс Сэнд с напускной безмятежностью. Встретившись глазами с недоверчивым взглядом проницательной волшебницы, он вздохнул и, коротко разведя руками, безвольно уронил их на стол. - Я, право, не знаю, что делать. Я не могу просто сдать тебе законченную модель, выпить успокоительного и отправиться в кровать, хотя очень этого хочу. Может, это лишь моя паранойя, но она не раз спасала жизнь, и не только мне.
  
   Он молчал, постукивая пальцами по истёртой, покрытой вмятинами поверхности старого дубового стола и задавая себе вопрос, почему ему так не хочется рассказывать Тину всю правду о своих подозрениях. Впрочем, ответ лежал на поверхности: потому, что, осознав опасность, которую представляет собой формирующийся боевой бард Эйлин Фарлонг, которую, - не дай боги ему оказаться правым, - светлый Лабиринт, настроенный Дюсаром под Дюсара и жаждущий жертвы во имя спасения, поставит перед чудовищным выбором, подобного которому ей никогда не приходилось делать, Тину поступит так, как должна поступить леди Уотердипа, когда оба варианта развития событий плохи, но один из них менее разрушителен и хоть как-то поддаётся контролю. И, конечно, Кара. Это несносное создание не способно даже на такую малость, как придерживаться нейтралитета, и с неё станется найти способ перетянуть на себя энергию из ненастроенных отделов лабиринта. На это она, собственно, и рассчитывала, уходя туда с Эйлин.
  
   Но, сболтнув о своих планах, он загнал себя в ловушку, и особого выбора у него не было. В конце концов, он действительно не мог отправиться в подземелье тайно, то есть в одиночку. Так что... оставалось одно - надеяться на свою способность убедить Тину, что он, и только он, со свойственной ему проницательностью и изворотливостью, сможет найти иной путь. Он, и только он, поговорив с Касавиром, единственным своим серьёзным союзником в этой ситуации, побудит его найти правильные слова и предпринять правильные действия, чтобы погасить этот могучий вулкан. Если женщина, которая его когда-то любила и понимала без слов, не поверит - то кто поверит тогда?
  
   - Клянусь, Тину, я не знал, что всё так обернётся, - наконец, выдавил эльф под её пристальным взглядом. - Я бы никогда не позволил Эйлин туда идти, если бы знал.
  И она бы пошла, перешагнув через твой труп
  
   Прошло несколько тягостных минут, в течение которых Сэнд посвящал леди Тиннуарэ в свои предположения о своеобразных тонких связях внутри большого Лабиринта со всеми его клоаками и светлыми и тёмными изгибами, в родственные отношения своих компаньонов, их связь с подозрительно успешным настройщиком Серебряных Лабиринтов Симоном Дюсаром и непредсказуемые последствия пребывания сэра Ниваля в логове культистов. Он зачем-то упомянул даже о распространяемых сумасшедшим гномом неподтверждённых слухах относительно родства Дюсаров с Великим Бардом, некогда приложившим руку к формированию Гармонии. Ещё труднее ему пришлось, когда леди прямо спросила, что он может предложить в качестве решения проблемы. Не так легко было применять своё красноречие, когда от результата зависели жизни.
  
   Выслушав его, леди Тину недолго размышляла. Думать, на самом деле, было не о чем. Когда Эйлин Фарлонг доберётся до Лабиринта и установит с ним эмоциональную связь, а это наверняка произойдёт очень скоро, пытаться нейтрализовать её даже силами всех арфистов города будет столь же рискованно, как и пустить ситуацию на самотёк. Из словоизлияний взволнованного эльфа она вычленила одно важное обстоятельство: связь Симона Дюсара с Серебряными Лабиринтами подобна связи эльфа со своим спутником-животным, он - единственный человек, который сейчас понимает, слышит, чувствует, влияет и знает, как. И ничьё желание решить проблему силой и напором не изменит этого факта.
   Значит, единственная её надежда - Сэнд. Усталый, измотанный и ещё не до конца вылечившийся. Отпускать его не хотелось. Но с другой стороны, она понимала, что, если худшие пророчества сбудутся, шансы выжить у тех, кто находится под землёй, будут много выше. Сама она прятаться или куда-либо уезжать не собиралась, но в который раз задала себе вопрос, честно ли и правильно ли поступила, отказавшись от мысли объявить эвакуацию хотя бы из тех кварталов, что лежат западнее и южнее горы Уотердип. И неважно, что там находятся две трети от стопятидесятитысячного города, не считая приезжих, а времени очень мало. Большая часть горожан, не располагая собственным транспортом, вообще отказалась бы из-за предчувствий чокнутой эльфийки покидать свои дома, бросив на разграбление мародёрам пожитки и товары, а попытка вывезти такое количество силой обернулась бы новыми беспорядками в Доках. Да и вывозить их не на чем, и разместить такое количество по предместьям было бы ох как трудно. Неважно, что она навлекла бы на себя ненависть не только Леди Голос, но и всех, кто имеет отношение к Новому Оламну или покровительствует Фестивалю, а их много. Она лишь тайный лорд Уотердипа, не наделенный правом принимать подобные решения единолично, а значит, противники эвакуации приложили бы все силы, чтобы блокировать это решение в Совете, и из её благих намерений всё равно ничего бы не вышло. Но если разразится катастрофа, гибель горожан будет на её совести. Значит, ей предстоит разделить с городом его судьбу, какой бы она ни была. По божественному ли промыслу или по своей воле. Значит, её не обманывала та странная и страшная, торжествующе-надрывная музыка, что сопровождала тревожные видения. Сегодня почва под твоими ногами пошатнулась.
  
   С её побледневшего лица будто сдёрнули маску уверенного спокойствия, обнажив печальную, чуть отрешённую улыбку и отсутствующий взгляд усталой женщины. Ореол силы, власти и превосходства скукожился, устрашившись рыскающих по углам теней. Она походила на того, кто готов склониться перед неизбежностью, и это напугало Сэнда. Не этого он ждал от той Тину, что узнал два дня назад - сильной, решительной и уже не нуждающейся в защите от мира, которую он когда-то не смог ей дать. Он подумал, что должен сделать что-то. Подойти, обнять, сказать что-нибудь... правильное. Но тело отказывалось слушаться, прикованное к креслу. Он вдруг почувствовал себя очень уставшим и одиноким. На что он рассчитывал? С чего он взял, что незадачливый маг, растративший жизнь на поиски свободы, которая всегда оборачивалась ещё большей тюрьмой, и на ночные диалоги с отцом, которые никогда не состоялись в жизни, может и должен пытаться изменить ход событий?
  
   Он с трудом сглотнул тяжёлый ком, застрявший в горле.
   - Я постараюсь, Тину, - скрипнул в топкой тишине надтреснутый голос. - Я сделаю всё, что смогу.
   "Может, это выправит мою кривую судьбу", - подумал он, но мысль так и повисла невысказанной.
  
   Эльфийка мягко ободряюще кивнула, давая понять, что именно этого и ожидала. Слов, приятных слуху, но не меняющих сути. Она была рада, что их разделяет этот старый гробообразный стол, иначе просто не выдержала бы такого долгого, отчаянного взгляда глаза в глаза и выплеснула бы всё, что болело и давило внутри в простом и естественном порыве.
  
   - Я подберу воинов тебе в сопровождение, они будут ждать на крыльце, - взмахнув ресницами, ответила она почти будничным тоном. - Что необходимо для завершения модели?
   Сэнд кашлянул в кулак, опустив глаза.
   - Чтобы изготовить качественную рабочую копию, нужны гармоничные камни высшего сорта, - он встретился с ней взглядом и продолжил, поощрённый ещё одним легким кивком: - Цвет не имеет значения, главное - естественная однородность и прозрачность не менее девяноста процентов. Искусственно очищенные не годятся. Симметрия не важна. Размер с пол-ладони или больше. У меня есть один, но я заберу его с собой, а твоим магам неплохо бы иметь свой. Дальше. Обсидиановый меч из пиратского лагеря. Это ритуальное оружие было создано в святилище, оно должно быть как-то с ним связано.
   - Хорошо, - она снова кивнула. - Ещё?
   - Ну, - эльф поскрёб затылок, и подтолкнул к ней небольшой листок, - вот список ингредиентов. Мне нужны, по крайней мере, первые два. Это всё.
   Подцепив тонкими пальцами список и даже не взглянув на него, леди Тину встала, демонстрируя по-прежнему царственную элегантность. Сэнд тоже с необычной для себя тяжестью поднялся с кресла.
   - Я пришлю всё необходимое через четверть часа. Тебе также передадут амулет для поддержания связи. Обещай, что не будешь им пренебрегать.
   - Спасибо, Тину, я очень...
  
   Посмотрев на неё, он осёкся. В комнате вдруг стало душно и темно, хотя свечи не прогорели, и камни в магических светильниках продолжали мягко искриться, тщась изгнать хищные вечерние тени, залёгшие в ожидании своего часа. В неуловимом и незавершённом движении, светлой улыбке, малахитовой зелени глаз, подёрнутых жемчужной влагой, в горько-пряном запахе сожаления и надежды - он прочитал всё, что не могло быть сказано.
   - Боги любят тебя и тех, кто тебе дорог. Я буду молиться за вас, - щемящей музыкой прозвучал её голос.
   Что-то неощутимо-близкое, знакомое привиделось ему в тонком силуэте, скользнувшем и растворившемся на грани света и тьмы.
  
  
   Потерев глаза, он помотал головой, избавляясь от наваждения, и грузно рухнул в кресло. Некоторое время он смотрел отсутствующим взглядом в одну точку комнаты, внезапно опустевшей, сжавшейся, ставшей серой и неуютной, как келья отшельника. Как будто забыв себя и не зная, что делать. Наконец, поднял глаза к потоку и покачал головой.
   - Только не говорите мне, что, решившись спасти одну, я потеряю другую, - произнёс он обычным недовольным тоном, каким в большинстве случаев выражал своё отношение к окружающему. - Я иду туда именно для того, чтобы даже вопроса такого не возникало, а не из соображений геройства и самоотверженности.
  
   Решение было правильным, и уверенность в этом только окрепла. Это было нужно ему. Страх? Он был с ним всегда, этот верный, благоразумный, и проницательный спутник. Оставшись в мнимой безопасности, отказавшись знать и влиять на то, что происходит внизу, он бы от него не избавился. Но было ещё и любопытство - предатель, вечно бездумно толкавший туда, куда не пускал страх. И соперничество. Да, да, его мёртвый соперник Эрио Бун издевательски ухмылялся ему со страниц дневника. "Ты оказался достаточно способным, чтобы разгадать мой ребус. Только никогда тебе не увидеть того, что видел я, не понять того, что я сделал, не пробиться сквозь завесу. Жалкий теоретик, довольствуйся своими теориями и жди своей участи". Эти грубые листы были словно пропитаны жгучим ядом, который с первым же прикосновением вошёл в его плоть и кровь, и теперь подбирался к сердцу. Глумливая неизвестность злила, угнетала - и пугала не меньше, чем перспектива столкнуться с тем, что ждёт под землёй.
  
   Однако, осуществление плана сталкивалось с одним серьёзным препятствием: физическим состоянием Сэнда. Он сам не понимал, почему чувствует себя таким больным и неспособным пошевелить и пальцем без усилия. Даже мозг работал на грани изнеможения. Должно быть, приключения в канализации, где он испытал сильный стресс, переохладился и чуть не убил свои суставы, не остались без последствий. К тому же, он почти двенадцать часов нормально не отдыхал, бросившись в кабинет, как только остальные отправились на задание. А может быть, это тело так убедительно сигнализировало ему о безумии его затеи. Куда проще было бы подчиниться этой тяжести, сковавшей мышцы и мысли.
   Но у него было в запасе ещё одно средство, по сравнению с которым традиционное розовое зелье показалось бы его непослушному организму подслащённой водичкой.
  
   Разработанный им состав не предназначался для продажи и использовался только в экспериментах. Алхимик даже не мог потешить своё тщеславие тем, что сумел его создать - уж очень он был специфическим. Но сейчас он может помочь. Он на сутки заставит песчинки в его часах сыпаться быстрее, приближая метаболизм к человеческому, высвобождая внутренние резервы, коих в избытке у медленно живущих, пропитанных магией эльфов, и направляя их на повышение жизненного тонуса, энергии и эффективности работы мозга. Он также позволит ему усваивать всё полученное без медитации, будь то знания или восстанавливающая магия. Конечно, такие преимущества не приобретаются даром, и тому, кто рискнёт, обеспечены повышенный сердечный ритм, потливость, уязвимость к некоторым болезням и ядам и тому подобные неприятности. Самое же ненавистное последствие применения этого демонического снадобья - потребность в сне. По истечении суток он просто отключится на несколько часов и, даже почувствовав рядом смертельную опасность, не сможет заставить себя очнуться. Это было страшно - терять сознание, уходить в никуда, наполненное неуправляемыми видениями, лишаться возможности контролировать свою жизнь. Умом он понимал, что у людей другая физиология, но, испытав однажды, искренне недоумевал, как они добровольно проделывают это каждую ночь. По этой причине он никогда не продал бы это средство ни одному эльфу. Да и сам его принимать не стал бы.
  
   - Делать нечего, - вздохнул Сэнд. - Ты за этот день уже так пропитался зельями, что, того и гляди, воспламенишься на радость Каре. Остался единственный способ заставить работать твои вялые члены и истощённый мозг.
   Раствор надлежало вводить прямо в кровь через специальную полую муншейскую иглу, что было очень кстати - его желудок вряд ли принял бы ещё хоть каплю чего-то, содержащего магию. Этому методу он научился... неважно, где. Приличные эльфы, которые не якшаются с Тайным Братством и не грызут чёрствую корочку осведомителя Девятки, в таких местах не бывают.
   Вытащив из сумочки коробку со всем необходимым, Сэнд подумал и отложил её. Не хотелось, чтобы посыльный Тину застал его за таким небогоугодным занятием.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"