Я попробую рассказать о маме в нескольких рассказах. Это будут маленькие разрозненные эпизоды из её жизни, большой, насыщенной. Частично я знаю это с ее слов, частично видела сама. Моя еврейская мама, которая плачет над каждой царапиной своих детей, как над смертельной раной, для которой мы, ее дети, всегда самые лучшие в мире. Как часто мы не успеваем сказать людям, что любим их. Это будет моя попытка сказать.
Эпизод первый . Любовь
Папа, я и брат сидим в комнате. Мама стоит в прихожей, перед зеркалом, и готовится уходить на учительскую конференцию. На ней красивое парадно-выходное платье. Папа улыбается, он почти не дышит, и его зеленые глаза отдают медом.
Папа: сейчас она привстанет на цыпочки
мама привстанет на цыпочки
Папа: сейчас надует губки и накрасит их
Мама надувает губки и красит их.
Папа: правой рукой поправит прическу...
Мама как актриса послушная воле режиссера поправляет прическу. Довольно улыбается и входит на нас посмотреть. Она у нас красавица.
Эпизод второй. Мама и школа
О советской школе можно рассказывать веками...Меня на эту каторгу отдали в шесть лет. Я пошла не в ту школу, где преподавала мама. Во-первых, эта школа была ближе к дому, а во-вторых, мама не хотела, чтоб ко мне и брату относились как к детям учительницы... наивная. Школа как школа, никаких уклонов. Как я уже успела сказать, мама была учительницей, поэтому времени у нее катастрофически не хватало ни на что. Но почитать с нами и посмеяться, на это время было всегда. Она читала нам Довлатова, Искандера и Даррела. Это было весело и необычно. Было интересно слушать и понимать. Потом было интересно читать и понимать. Однажды моя мама пришла забирать меня из школы. Ее с траурными лицами встретили учителя. Лица у них выражали надежду на то, что если я еще не умерла, то дома меня точно убьют за мой проступок.
- Ваша Галя медленно читает - заявили моей маме. Сегодня проверяли скорость чтения. Вы понимаете, что она третья с конца! Она у Вас рассеянная.
- Моя Галя, просто понимает, ЧТО читает. И вообще моя девочка умница. И не вижу я большой трагедии в том, что она читает медленнее кого-то. Главное, чтоб ребенок был здоров.
Моя мама взяла меня за руку, и мы пошли домой. Это моя мама справилась одна с двумя страшными учительницами! Я ею гордилась. И вообще я была здорова, а это самое главное.
Эпизод третий. Мама и красная армия
Мой брат служил в армии в родимом городке. Мама, конечно, беспокоилась. На уже очень больных ногах она ходила в часть, чтоб через КПП передать своему мальчику сигареты и что-нибудь вкусненькое. Разве же накормят его там как следует? И как он там? Не обижают ли его? Это она беспокоилась о мальчике с хорошими результатами в дзю-до, который служил со своими одноклассниками. Однажды моя мама пришла к КПП и с другими матерями ждала, когда ей позовут сына. Ждала долго. Она стала беспокоиться и спрашивать дежурного, ну когда же. Ей что-то грубо ответили. И ,вдруг, откуда не возьмись в дверях появляется высокое начальство. А начальство, надо сказать, было высоким во всех смыслах. А мама маленькая женщина ста пятидесяти пяти сантиметров ростом, и не большой значимости, даже для прапорщика. Высокое начальство увидело маму и сказало: "Анна Л..на! А что Вы тут делаете? А как Ваше здоровье? А я в академии лучше всех сдал английский"
- Ваадиик! - улыбалась моя мама, глядя вверх на высокое начальство.- Какой ты стал высокий и красивый. Молодец, я тобой очень довольна. А я тут сына навещаю, мне его уже - мама посмотрела на маленькие синенькие часики - час никак не вызовут. А скоро время посещений закончится.
Вадик стал красным. Наверно поэтому, до сих пор старые женщины, их называют красный командир. И коротко, на очень русском языке, велел вызвать моего брата для встречи с мамой.
Что и было исполнено в течение нескольких секунд. Какова сила слова!
Уже пару дней спустя, сидя дома, мой брат рассказывал, что Вадик - это начальник штаба. И как все забегали после происшествия, и теперь их всех вызывают к мамам по первому требованию.
Эпизод четвертый . Мама и красная армия-2
Армия это та же школа, только хуже. Потому что мама не может контролировать, что ее мальчик поел, одел ли теплые носки, достаточно ли поспал. Одним словом мама не находила себе места как тигрица в клетке, детеныша которой забрали какие-то непонятные Запашные. Однажды нам позвонил друг моего служивого брата, который пришел на побывку домой и сообщил, что наш мальчик заболел и лежит в санчасти. Что остается в этом случае семье солдата? Правильно. Ждать новостей и подыхать от неизвестности. Но не в этом случае. Мама позвонила в часть, и приказала голосу в телефоне соединить ее с санчастью. Ей выдали номер телефона и велели решать свои проблемы самой. Мама набрала в санчасть, и потребовала информации. Там трезвый голос спросил. "А кто Вы такая?!"
- Я - Мать! Немедленно мне сообщите, Он есть в санчасти? Живой? И Диагноз.
Санчасть громко возмущалась в трубку, но сообщила маме, что он жив, у них и они сбили ему температуру. Скоро будет в строю. Мама удовлетворенно положила трубку. Армия же долго выясняла, где и как она узнала нужный ей номер. Но для мамы невозможного нет, если речь идет о здоровье ее мальчика. Ведь главное, чтоб он был здоров.
Эпизод пятый. Мама и врачи.
Мама и врачи это отдельная тема. Врачи вызывают у нее подозрения не без оснований. Не без их равнодушия и недосмотра ее первая беременность окончилась трагедией. Теперь она все ставит под сомнение и сражается за своих детей со всеми от кого может исходить опасность. Врачи же люди серьезные, с ними так просто не справиться. Анализы, прививки, рентгены, пробег по всем этим кабинетикам, тот еще квест. Детская поликлиника была маленькой и темной. Проводить время в этих коридорчиках было скучно. Картинки были страшными. Дети и мамы необщительными. Еще ходили страшные тетки с минзурками. Те самые, что палец до крови протыкают, а потом, стеклянными трубочками набирают из тебя кровь. Как сок из фрукта. Из-за моих частых простуд, визиты к ЛОРу для нас с мамой стали обыденными. Мне смотрели уши, вставляли в них что-то неприятно холодное, явно металлическое. Заставляли широко открыть рот, туда обязательно светила яркая лампа, из-за которой еще долго перед глазами плавали цветные пятна. Что-то вставляли в нос. Потом моей маме строго выговаривали , что я однажды стану задыхаться , что мои аденоиды срастутся с гландами, что гланды у меня огромные, о чем она только думает.
- Вы не мать, вы мачеха! - выговаривала ей строгая врач, и выписывала мне очередное направление на анализ крови.
Потом мне выписывали, что-то для свертываемости. Еще и еще раз мы заходили в поликлинику. Со временем я уже сама заходила туда. Там уже и подружки появились. Девочки с тем же диагнозом. Вместе же веселее ходить по кабинетам. Однажды, нам с подружкой дали команду явиться на операцию. Мы послушно пошли домой собрали, что велели. Белье, зубные щетки, тапочки и пр. Вот мы стоим в приемном покое, и нам снова отдают команду:
Я позвонила не домой, а маме в школу. Я знала, что мама на педсовете.
- Мама, я в больнице. Меня кладут на операцию. Сказали, чтоб ты завтра мне принесла киселя много - много.
- Какую операцию?! - почти просипела мама
- На гланды.- Бодро отрапортовала я
- Дай мне врача - уже грозовым голосом сказала мама. Когда мама говорила таким голосом, мне очень хотелось оглохнуть. Бывало нечасто. Но бывало. Она не кричала, нет. Это особая интонация. Вот этим голосом, она что-то объяснила врачу. Мне, молча, отдали мою карточку, и пока ее монолог в трубке еще не закончился, отправили домой. Так и живу со своими гландами. По мнению "взрослой" поликлиники, в этом отношении я совершенно здорова. А это самое главное.
Эпизод шестой. Про мамино детство.
Мама жила в маленьком городке. Несколько мощеных улиц, много зелени, пыли и счастья. Это послевоенное детство все помнят как счастье. Гетто уже стало забываться. Моя бабушка, ее мама, велела ей помалкивать, о том, что они были там. И мама почти перестала об этом думать. Семье моей мамы повезло, их дом уцелел. После всех ужасов они вернулись в знакомые стены. Именно стены. Больше там ничего не было, кроме красной копирки и странных вязаных шапок. Одну взяли для мамы. Она пошла в ней в школу. Крики "Фриц" объяснили ей, что это за шапочка, и как быстро надо ее потерять. Еще большая гордость была ходить в школу с санитарной сумкой. Эти сумки достались детям от настоящих красноармейцев. Они стояли в этом городке, кормили всех удивительно вкусной кашей. Девушки умилялись : "Ты гляди, какие они все чернявенькие, какие красивенькие". В городе была старинная синагога. Туда каждую пятницу ходила моя бабушка. Это был важный секрет. В еврейском городке у всех был этот секрет. Мама была девочка шустрая и непоседливая. Очень похожая на Зацепинскую первоклассницу. В одну из пятниц она забежала в это старинное здание, куда по секрету ходила, в лучшей одежде, ее мама, и, задрав голову, крикнула. Громко, чтоб там, на закрытом балкончике было слышно:
- Мама, тебя в школу вызывают!
Развернулась и выбежала вон.
***
Для того чтоб курица была кошерной мама везла ее в соседний городок, где жил раввин. С этим раввином они были в гетто. Его не тронули ни румыны, ни немцы. И те и другие говорили, что он заколдованный. Рабби был человеком умным и с хорошим чувством юмора. Он же выполнял работу шойхета. Для юной девочки это конечно не самая интересная и приятная процедура. Не очень- то это приятно отвозить живое существо, чтоб его там зарезали. Но отказать маме было невозможно. Тем более что приготовлено было потом так, что можно было забыть все на свете. Но выход нашелся. Однажды, мама буркнула: "Рабби, я больше не смогу приходить. Я теперь комсомолка". Мои будущие бабушка и дедушка утирали слезы от смеха то и дело спрашивая Рабби : "так и сказала? А комсомолке!"
Эпизод седьмой. Мама и советская власть
Моя мама в юности была настоящей комсомолкой. Она не была стилягой, не читала самиздат (откуда бы ему взяться на задворках империи!), ездила на целину, преподавала в очень глухом селе по велению партии в конце выпускного курса. Хотя объяснить, зачем детям колхозников знание английского языка не могла ни она, ни ее начальство.
На целину комсомольцев везли в теплушках. Это было тяжело, вид у всех был изможденный. И взрослые женщины плакали, отдавали им еду и причитали: "И куда же вас таких маленьких-то везут!?". Видимо, по старой памяти, их приняли за политзаключенных. Моя маленькая мама управляла трактором, но по сей день смеется, что поворачивать его так и не научилась. Заведовала током. Трудилась тяжело, ни от чего не отлынивая. Было обидно, когда однажды она случайно услышала разговор девочек c параллельного курса. Они говорили о том, как они тяжело работали на целине "А жиды опять отсиделись за нашими спинами". Было горько. Ведь все они работали одинаково тяжело. Напомню, мама верила еще в комсомол и дружбу народов. Она дружила со своими сокурсницами, впитывая их греческие, болгарские, русские поговорки. Помнит их до сих пор.
***
После Тираспольского пединститута мама хотела учиться на гида-переводчика. Это были шестидесятые годы. Казалось, что все возможно. Для этого она приехала в Москву, где ей мгновенно отказали из-за пятой графы. Но мама решила посмотреть столицу. Ее, как в кино приютили у себя незнакомые люди. Они увидели ее в автобусе расстроенную и растерянную, пригласили у себя переночевать. Это были полусельские люди, которых заселили в новенькие хрущевки. Их кот маму признал, и было решено пригласить маму погостить чуть дольше. Коты, они в людях знают толк. А этот вообще на чужих, как собака, рычал. Маме же разрешил себя гладить и называть Полькой. Вообще он был - Наполеон. Первым делом мама и новая знакомая отправились смотреть Ленина. А как же! Комсомолка же. Затем в Музей имени Пушкина. Так прошел день. Девушки рассказывали старой хозяйке, где были целый день, и та, всплескивая руками, говорила:
"На мертвяка ходили глядеть! Дурки! Лучше бы на танцы пошли!".
***
Кроме педсоветов, методсовещаний, оформления "ненаглядного" пособия, заполнения перспективных и не вполне перспективных планов, проверки гор тетрадок, мама была обязана посещать партийные собрания. Она повисала на телефоне и, не слушая возмущений начальства, выясняла, разогрели ли мы с братом еду, закрыли ли дверь на два оборота и начали ли мы делать домашнюю работу. Она нервничала и хотела скорее нас увидеть. Однажды, она решила, что все-таки оказаться дома она хочет больше, чем сидеть за партой и стараться не вникать в происходящее. Потому что после семи уроков и шести безумных перемен старших классов хочется только одного, тишины. Мама собрала свои кипы тетрадей, сумочку и направилась к выходу из школы.
- Куда это Вы идете? - строго спросил маму директор
- Домой - невозмутимо ответила мама.- У меня там дети одни. А в подъезде шастают наркоманы.
- Но у нас партийное собрание! Вы понимаете как это важно!?
- Собрание ведь партийное, пусть партийные и собираются - резонно ответила мама и безответственно покинула школу.
***
Эпизод восьмой. Голоса
У меня хранятся пленки на круглых катушках и проигрыватель Лира. На этот квадратный аппарат папа записывал наши голоса. Одну запись я люблю больше остальных. Она сделана в конце семидесятых. Когда моему брату было три года.
- Сыночка, кто это? - воркует мамин голос
-Юра Гагарин.- отвечает ей с суровой интонацией детский голос.
- А кем он был? - с правильной интонацией спрашивает мама.