Вольнов Юрий : другие произведения.

Рассвет 2112

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Решил отвлечься от глобального, размяться и поучаствовать в конкурсе рассказов. На этот раз в теме: "Ядерный постапокалипсис". Придумал историю. Отправил. И... что-то не пришлась она ко двору :) В общем читайте, комментируйте, критикуйте. Особенно признателен за дельные советы. :)

Юрий Вольнов.

Рассвет 2112

   - А вот я, когда вырасту, буду работать на папином колпутере. И всех не буду пускать в олан.. олан, олан-пу-пе-ю!
   - А я скажу своему папе, что бы он выключил твой колпутел!
   - А он не сможет. Бе-бе-бе, у моего папы компутел главный над всеми двелями! И если я нажму одну кнопку, то никто не сможет выйти в колидол! И все! Поэтому я главнее всех. Всем слушать меня!
   Минутная тишина напряженного сопения грозившего перейти в настоящую бурю над парившими клубами ванночками, прекратилась девчачьим криком с нотами зарождавшегося плача.
   - Вовчик!
   Ну вот, началось. Протискиваюсь бочком в узкие двери бассейна, я спешу потушить пожар. Иначе потом головной болью не отделаешься. И всегда заводилой этих детских перепалок выступал Юрка, сын главного инженера, да Ольга, дочка коменданта. Две непоседы, коса и камень.
   Вот уж истинные наказания для всех дежурных детского уровня. Все им не сидится на жопе ровно, то норовят вместе открутить решетку с вентиляционного канала, а потом передраться за право первым исследовать нору кротожаба, то устроят сражение на палках в корнях главного дуба оранжереи, то начнут рыть норы в моховом ковре, только упустишь их из виду, все - неприятности обеспечены.
   И если бы это оставалось между ними, так нет, стоило этим заводилам начать, как остальные два десятка орущих и визжащих сорвиголов тут же вовлекались в пустяковый спор, перераставший в глобальный конфликт. В результате чего детишки расходились не на шутку, и успокоить их уже было невозможно, если только не увлечь их другой игрой, ну а это уже как повезет. А если нет, тогда получишь взбучку от оперативного дежурного за срыв занятий с малышами.
   - Так, так, так кто тут не хочет слушать мои истории?
   - Хотим! Хотим!
   Тут же раздались возгласы со всех сторон зала заставленного низкими ванночками с клубами пара и тухлого запаха. Ворох разлетевшихся брызг, и от зарождавшейся бури не осталось и следа. Блестящие глаза над фарфоровыми бортами и измазанные в лечебной глине лица ждали одну из многочисленных историй, которые я выискивал в информационном хранилище Убежища специально для вахт с малышами.
   Поудобнее усаживаясь и укладывая не гнущиеся в коленях ноги, я поерзал в кресле. Подождав пока успокоится расшалившееся сердце и выровняется дыхание, заговорил таинственным шепотом:
   -Давным давно, во времена когда еще люди ходили по земле, а солнце светило ярче маяка убежища, жил-был старик и было у него три сына..., - рассказывая особо понравившуюся историю, я сам следил как затихает плескания в ванночках, как тает шепот и только слабый гул вентиляторов с трудом добирается сквозь лабиринты блестящих воздуховодов, заставлял детей еще больше прислушиваться к моему голосу почти перешедшему в шепот. Детское воображение с трудом ухватывало смысл моего пересказа, но хмурившиеся в умственном напряжении личика мужественно старались представить услышанную историю. Нарисовать привычную картину и важно кивнуть в понимании.
   -... и вот средний брат говорит, иди Иван ты сторожить могилу отцовскую, а я тебе лапти свяжу. Согласился Иван, взял хлеба да пошел на кладбище...
   Хотя я и сам с трудом понимал некоторые части текста, но сейчас слова истории лились из меня как из ведра, будто я сам знал смысл этих слов с малых лет.
   Но ответы уже подготовлены у меня в отдельном файле. Думаю, что-что, а урок истории для малышей пройдет без проблем, вон как уже повторяют незнакомые слова на вкус, будут потом допытываться о значении.
  
  
   Да и самому мне не мешало бы попытать папу о странном сочетании: "Сивка бурка вещая каурка ", что за зверь такой? Он самый умный, самый сильный и знает все-все на свете, а еще он самый старый в Убежище. Он еще помнит те времена, когда они с мамой видели солнце. А еще рассказывал, что по ночам, когда откинешь назад голову, можно было увидеть не капли застывшего бетона, а высоко-высоко, даже не достать рукой с маяка, сияние мириады разноцветных бусинок.
   Я конечно видел фотографии и старые записи в хранилище, но совсем другое дело когда папа сам рассказывает о звездном небе. От его слов внутри перехватывает дух, сердце начинает стучать через раз, и хочется превратиться в луч света, чтобы сорваться с прожектора яркой стрелой, пробиться сквозь вечные тучи и посмотреть в "глаза вечности".
   -... Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу. Выйди в чистое поле и крикни: "Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!" Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой молодец...
   Тоже интересный вопрос, как это пролезть в ухо и стать молодцем, вот я в свои тринадцать лет с кучей имплантов, как бы не старался и не во все двери пролажу то, а тут, в ухо лошади. Видел я фотографии этих животных, в их ухо даже рука не пролезет. Хм, чем дальше, тем все страннее и страннее.
   И цвет у коня не пойми какой, точно из утраченных технологий. Вон как дядя Паша всегда сокрушается, когда какая-то деталь выходит из строя, все говорит, что еще одна технология теперь недоступна.
   Вот бы нам такого коня. В одно мгновение и избавиться от множества болячек. Это же сколько народу освободится для расширения уровней убежища, а сколько можно будет посылать наружу экспедиций?! И потом все мы подросли и тоже стали бы помогать мамам и папам...
   - Вовчик!- требовательный возглас Оленьки, и нетерпеливое подергивание двупалой клешни за рукав комбинезона, бесцеремонно выдернули меня из мечтаний, - Не молчи ласказывая дальше!
   - Да, да, сейчас. На чем я остановился?
   - И сказал цаль, кто на коне доскочит до оконца и поцелует мою дочь, за того отдам ее замуж и полцалства в плидачу.
   А следом, хором вторили все детишки, слушавшие меня с открытым ртом. Моя история, конечно, здорово отличается от историй которые рассказывают им взрослые. Я как - то задержался и послушал как проводит свои вахты остальные люди незанятые на дежурствах. Скукотища жуткая.
   Единственный, кого еще слушала эта ватага требовательных слушателей, это разведчик дядя Слава. Он мог часами рассказывать истории из богатого опыта выхода на поверхность. Ведь он почти каждую неделю, облаченный в огромный сверкающий скафандр и десятком таких же смельчаков отправлялся в экспедиции на поиски нужных для убежища вещей.
   В этих историях были хищные растения, коварные прыгуны и свирепые секачи, но больше всего все слушатели замирали, когда упоминались "потрошители". Жестокие незнающие пощады толи рыбы толи ящеры, а может быть вообще потомки людей, рыскавшие по поверхности в поисках очагов жизни.
   Исковерканные радиацией тела закаленные суровыми законами выживания на поверхности и вечный голод, превратили их в самых лютых врагов с трудом выживающих людей.
   Один раз убежище отбило набег стаи. Да только цена победы была ужасна. Из пяти сотен человек в живых осталась едва половина, израненных и посеченных когтями людей. Тогда кровью и телами были завалены два верхних яруса. До сих пор верхние этажи еще не отремонтировали, не залатали следы от снарядов и пуль, да и стены фонят радиацией "грязной" воды хлынувшей в проломы от нор.
   И если бы не папины "игрушки", как их пренебрежительно называл комендант убежища, что своими стальными телами смяли "потрошителей", то вряд ли бы остался кто-нибудь живой.
   После того случая, папе были выделены ресурсы для полноценной работы, вдобавок, еще его освободили от общественной нагрузки, лишь бы он продолжал совершенствовать свой проект. С той поры папа почти всегда пропадает в лаборатории, и видимся мы только поздно ночью, когда он заглядывает ко мне в комнату пожелать спокойной ночи.
   Его комбинезон приносит с собой множество непривычных запахов, но сильнее всего выделяются резкие запахи горелой изоляции и разогретого металла. Он ложится рядом и мы болтаем обо всем, пока меня не сморит в сон от убаюкивающего голоса всегда интересно и ясно объяснявшего ответ на любой мой вопрос.
   - ... Умыли Иванушку, причесали, одели, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь. Тут ждать да рассуждать не стали -- веселым пирком да за свадебку. Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
   Минутная тишина вдруг треснула от чьего-то покашливания, и со всех сторон посыпались вопросы. Много, на все темы сразу. Интересовало все, от значения отдельных слов до требований пояснить поступки персонажей истории. Едва успевая ответить на один вопрос, тут же приходилось отвечать на три таких же. И когда уже думал, что все, конец мне, сейчас моя вечно болящая голова просто лопнет, как поток вопросов был остановлен требовательным голоском Юрки.
   - Вовчик, а Сивка-булка где живет?
   - Откуда же я знаю, - пожимаю плечами я, - наверное, где-то на поверхности есть место.
   - Интелесно, интелесно. Надо будет у дяди Славы поласплашивать почему пло Сивку-булку не ласказывал...
   Когда я с трудом поднялся со стула и стал собираться с духом для длительного путешествия на медицинский ярус, то неожиданно встретился взглядом с тетей Верой. Подпирая косяк двери из обшарпанного металла, агроном спешно вытирала глаза рукавом зеленого комбинезона. Моргая блестящими на свету глазами, женщина заулыбалась на мой вопрос.
   - Что-то случилось, тёть Вера?
   -Нет, нет, Володя. Все хорошо. Просто в глаза что-то попало, наверное, споры из грибницы, будет теперь чесаться полдня.
   Проходя мимо, ласково потрепала меня по жесткому ежику макушки.
   - Так, а ну хватит Володю мучить вопросами, - поднимая руки пытаясь унять разочарованный гул недовольства, женщина добавила, - сейчас мы проведем занятие по арифметике, а в конце, если у нас останется время, я отвечу на оставшиеся вопросы. А теперь, что нужно сказать Володе?
   - Спасибо! - раздался дружный хор голосов.
   - До свидания, Вовчик . Плиходи еще . С тобой интелесно!
   Это уже отличилась Оля. С кряхтением поднявшись со стула, жалобно затрещавшего под моим весом, я шутливо погрозил ей пальцем.
   - Смотри Оля, если взрослые будут жаловаться на вас Юркой, не буду вам рассказывать историй. Буду тогда на гидропонной фабрике работать, а вы тут сами сидите.
   - Нет, нет, мы будем себя холошо вести.
   - Ну, смотрите мне, всем пока.
   Когда створки шлюза детского яруса разошлись с мягким шелестом, я вдохнул затхлый воздух общего уровня. В отличии от жилых и детских частей убежища, в остальных сегментах царил режим жесткой экономии. Только самый минимум обогащенного кислородом воздуха и принудительной вентиляции, с остальным должен справляться мох, устилающий подземный пустырь светящимся ковром.
   Пробираясь по стальной дорожке словно тело змеи купающейся в зеленом море, я зашаркал к ближайшему лифтовому колодцу, одному из четырех пронизывающих ярусы многослойного пирога убежища насквозь. Пройденный путь был для моих суставов как забег для марафонца - долгий и вытягивающий из организма остатки всех сил. Унимая дрожь, опираясь лбом в прохладу створок шлюза, и едва не сползая по гладкому металлу, я пытался успокоить рвущиеся вместе с кашлем легкие, желавшие все-таки посмотреть как выглядит мир снаружи.
   Для обычных людей пять минут ходьбы может быть и в радость, но для меня эту испытание. Суставы трещали с таким треском, что казалось вот-вот осыпятся трухой, а позвоночник, не смотря на усиливающие шунты, горел огнем. Но я все-таки сделал это! Я смог дойти без костылей и поводыря!
   Оставшиеся тридцать метров, от лифта до белых створок лаборатории проекта "Росток" дались значительно легче. Вваливаясь в раскрывшиеся створки с видом покорителя горной вершины, я радостно улыбнулся спине в белом халате.
   - Тетя, Свет, тетя Света я только, что сам, без костылей прошел сто метров!
   - Здравствуй, Володя, - тепло улыбаясь, встретила меня ассистентка профессора и единственный обитатель большой лаборатории.
   Набрасывая на комбинезон свежий белый халат, женщина с теплыми всегда ладонями помогла улечься на металлическое ложе диагноста.
   - И зачем так себя насиловать? Ведь шунты еще не прижились, а ты уже даешь такую нагрузку. Да и внутренняя клетчатка на органах еще не совсем в порядке. Что скажет Семен Петрович, когда увидит результаты сканирования? Что ему будем говорить тогда?
   - Тоже ему расскажем. Ведь раньше же я не мог ходить, а теперь вот, сам, без посторонней помощи могу! Он не будет ругаться, вот увидите.
   - Ладно, ладно. Успокойся Володя, - произнесла помощница профессора, помогая мне раздеться до биопижамы.
   Плотно облегающей зеленая пленка, мягко спружинила и разошлась под проступившими иглами с легким треском. Заигравшие на свету шунты имплантов, заискрились индикаторами готовности к слиянию с тестовыми кабелями.
   Одевая многочисленные датчики, тетя Света превратила меня в обросшего корневищами человечка, из которого, в десятки серых шкафов проросли тысячи проводов.
   - Скоро придут твои родители, Семен Петрович, а мы даже не приняли снотворное и не сделали томограмму, - с напускной строгостью скала тетя Света, - Вот бери маску. Тебе с каким привкусом, с апельсином или с мятой?
   -С самой вкусной! - отозвался я, стараясь унять внутреннюю дрожь.
   Сегодня один из самых важных дней. Подошли к концу многочисленные операции по вживлению и исправлению недостатков моего тела. И ерунда что во мне теперь пластика и чужой плоти больше чем своей собственной. Самое главное я могу ходить! Я могу сам брать предметы ладонями с пятью пальцами! Я их могу щупать, мять и разглядывать!
   И это будет конец заточению в четырех стенах. Это будет конец немощности!
   Теперь я сам могу ходить в туалет, а не просить маму или няню, пересадить меня с кровати на унитаз! Это была свобода и надежда, что когда-нибудь я смогу стать самостоятельным человеком!
   Вдыхая аромат ни разу не пробованным на вкус апельсин, я стал проваливаться в облака пушистого снега. Все вокруг затянуло белым туманом, мое сознание завязло в сугробе, и я отключился.
   Окружающий мир вновь начал для меня существовать вместе с далекими голосами и холодом. Но я не чувствовал контроля над телом и поэтому только скрипел зубами, пытаясь представить себе тепло и уют. Не получилось. Прошла минута, а тело еще не слушалось и я стал прислушиваться к голосам за стенкой.
   -... Результаты анализов показывают отрицательную динамику. Наша надежда на искусственно выращенные мягкие ткани оказалась напрасной. Его организм отторгает донорские клетки, происходит отмирание тканей и вскоре нам придется проводить новые операции.
   - Но это же его собственные клетки, вы же просто клонировали их.
   - Сергей, я сам прекрасно знаю, что делалось с этими клетками,- устало ответил профессор на высказывание папы,- и ты тоже знаешь сколько поврежденных цепочек в коде ДНК нам пришлось заимствовать с ваших, с Настей клеток. Экология на планете и до войны была загажена, и в наших телах скопилось слишком много генетического мусора, а полученные дозы радиации только усугубили положение. Поэтому нам остается только верить и не опускать руки. Работать, работать и еще раз работать.
   - На что мы можем надеяться, Семен?
   Прозвучал тихий голос мамы. От тревоги, плещущейся через край, в моей груди вдруг заныло, заскребло, глаза наполнились колючей влагой.
   После паузы, пророкотал ответ:
   - Не знаю Настя. Мы устранили врожденные дефекты, нарастили кости, внедрили новые мышечные ткани, но объяснить, почему происходит отмирание... надо искать. Прости, но я ничего обещать не могу.
   - Ясно, Семен. Тебе нужно время, - наполняясь сталью, раздался задумчивый голос папы, - но ты прекрасно знаешь, что его нет. Когда мы приступали к комплексу операций, ты говорил, что они помогут. А в результате мы оказались отброшены на два года назад, с истощенным организмом ребенка и тупиком...
   - Понимаю тебя и соболезную. Я такой же отец и у меня тоже ребенок ждет очереди на коррекцию. Но ты же опытный нейрохирург и сам знаешь как тяжело и непредсказуемо ведет себя организм под скальпелем. Тем более, такой организм как у наших деток.
   - Да все я понимаю, Семен. Только вот здесь, в сердце я уже не хочу ничего понимать! Это наш четвертый ребенок, понимаешь? Последний выживший ребенок! Думаешь, мне легко смотреть как ты его кроишь, перекраиваешь, а потом пожимаешь плечами и разводишь руками?! Все Семен, ты извини меня, но на Совете я буду подымать вопрос о недоверии твоему варианту Рассвета.
   - Сергей, не делай этого.
   - Чего не делать?! Смотреть, как дальше ты бьешься головой об стену, продолжая кромсать моего ребенка?!
   - Сережа, успокойся пожалуйста. Тебе нельзя так терзать сердце, - взволнованный голос мамы был наполнен мягкостью и спокойствием, и великой грустью, - и ... мы же сами знали на что идем.
   Минутная тишина затухающего вулкана вновь была нарушена папиным голосом:
   - Извини, Семен.
   - Да ничего, я все понимаю.
   - Но о Совете, я вполне серьезно.
   - Это твое право Сергей, но, по-моему, альтернатива еще ужаснее чем поиски решения проблемы в моем варианте, - непримиримо возразил Семен Петрович, - твое предложение аморально самой природе человека. Это уже будет не человек, а не пойми что.
   - Да как вы не поймете, - голосом уставшего биться головой об стену человека, начал говорить папа, - нет у нас другого варианта избавления от изуродованной генетики! Климат меняется. Радиационный фон выше нормы. Мутации наших деток достигают сорока процентов от эталона! А вы все талдычите о необходимой чистоте вида. Да не возможен он в текущих условиях! В прежнем виде человечество существовать не может. Из всех детей выживает только каждый десятый, с положительной динамикой развития только до четырнадцати лет, а затем начинается регрессия. Нужно менять подход к проблеме координально. Искать ответ в другой плоскости. Иначе мы просто вымрем!
   - Пожалуйста, потише, - решительным тоном тетя Света перебила папу, - ребенок уже должен проснуться.
   Все разговоры смолкли. Зашаркали отодвигаемые стулья и послышались многочисленные шаги. В просторном зале лаборатории стало вдруг многолюдно.
   - Хей, хей. Привет чемпион! Уже проснулся? - радостно улыбаясь, папа быстро оказался рядом.
   Пробежавшись глазами по легкому подергиванию рук, успокаивающе погладил меня по плечу.
   - Тогда хватит валяться, давай подымайся. У меня сегодня образовался свободный вечер, и я уже распланировал кучу планов... Твоя явка обязательна!
   - Здорово! А что будем делать?!
   - Ну в начале мы с тобой пойдем...
   - Покушаем замечательное грибное рагу, - вмешалась мама.
   Помогая мне подняться с ложа, поднырнула под плечо и помогла застегнуть мешкообразный комбинезон. В ее синих глазах, прожившей не легкую жизнь женщины, светящихся светом, хотелось нежиться и купаться. Раствориться и отдаться этому потоку заботы и ласки.
   - А то вам дай волю, так о еде вспомните только на следующие сутки.
   - Ну мам, мы потом поедим, ну можно я с папой пойду?
   - Нет Вовча, мама сказала рагу, значит рагу. По таким вопросам с женщиной не спорят, иначе рискуем оказаться на стандартной похлебке. А это... поверь мне на слово, вещь конечно питательная, но на вкус, отвратительная...
   -Хвати болтать, - отмахнулась мама, - давайте прощаться и не будем задерживать людей.
   Поворачиваясь к хозяевам лаборатории, мама искренне улыбнулась.
   Великан Семен Петрович, что своими размерами казался насильно втиснутым в помещение слоном, вернул улыбку. Тепло попрощавшись с мамой, скрестил с папой стальные взгляды. Дуэль длилась несколько секунд, скрежетали шпаги, звенели сталью не высказанные слова и аргументы. Тяжело вздохнув, профессор осуждающе покачал головой, не произнеся ни слова, вышел в свой кабинет.
   Но тетя Света, порхала вокруг меня с дистанционным диагностом. Снимая последние показатели, спешила наговорить ценных советов про запас. Суть которых сводилась к одному и тому же: в случае резкого ухудшения самочувствия срочно дать знать ей или Семен Петровичу.
   Оказавшись за дверьми лаборатории и вдохнув прохладу лифтовой кабины, я прокручивал в голове случайно подслушанный разговор. Пока шуточная перепалка родителей, обсуждающих достоинства и недостатки грибного рациона убежища меня не касалась, я пытался разобраться в своих мыслях и ощущениях. Сопоставляя наблюдения и слова, меня вдруг прошибло от озноба. Я только сейчас, в полной мере осознал, что говорили же обо мне. И все мои мечты вдруг превратились в облако пара. Все о чем я мечтал, уже стало не важным.
   Внутри стало горько и обидно. Как будто тебе дали игрушку, которую долго хотелось подержать в руках, и только начал играть, и ее резко отобрали.
   Как только мы оказались в своем жилом модуле, поделенном на три комнаты, я проковылял к столу. Усаживаясь в массивное кресло сделанное специально с учетом моего гипертрофированного тела, я задал вопрос.
   - Папа, сколько у меня осталось времени?
   Шутливый разговор родителей оборвался на полуслове. Оставив хлопоты на кухне, мама тихо зашла в комнату и присела на краешек стула.
   Крякнув от неожиданности, папа стал серьезнее, и уселся на стул напротив.
   - Ты о чем, чемпион?
   - Не начинай! - Распознав в его голосе знакомые нотки, когда папа собирался заморочить голову и не ответить на вопрос, настойчиво добавил, - я слышал ваш разговор в кабинете и всю дорогу думал, как к этому относится. И сейчас я хочу говорить не с папой, а как взрослый со взрослым. Сколько я буду жить?
   Оценивая меня взглядом, папа не выдержал и отвел глаза в сторону. Бросив хмурый взгляд на маму, которая достала платочек и утирала бегущие слезы, поднял на меня наполненные болью глаза.
   Сжав руки до побелевших костяшек, словно пытаясь проломить ими стену надвигающейся неизбежности, тихо произнес:
   - При сохраняющейся динамике отторжения, или если Семен не подберет нужного сочетания генетически правильного кода для клеток имплантов ... три месяца.
   - Три месяца, - эхом повторив слова, пробуя их на вкус, понял, что они для меня ничего не значат.
   Вместо них в груди стало зарождаться волна горечи. Обжигая расплавленным металлом, она поднялась и охватила голову огнем, горло обручем, а в глазах, помутнело от набежавших слез.
   Девяносто дней и меня больше не станет. Девяносто ночей и в этом мире больше не будет Володи Смирнова.
   Я не смогу больше коснуться маминого лица. Не смогу уснуть от ее поглаживаний по голове. Не услышу ее любящего шепота на ночь.
   Не почувствую папиного похлопывания и не смогу возгордиться от его похвалы за правильно сделанное задание. Не будет больше семейных посиделок за столом. Не будет больше того чувства единения, которое пронизывает и связывает невидимыми узами, что наполняют тебя чувством уверенности, что ты не один на этом свете. Рядом с тобой есть любящие люди, дающие силы для дыхания. Для жизни. Для борьбы с недугом.
   Скоро этого не станет. Последний раз закроешь глаза в этом мире. Оставляя в этой реальности уродливое тело с врожденными недостатками, ты оставишь здесь дикие боли от незаживающих имплантов.
   Оставишь раздирающий изнутри кашель, выхаркивающий не прижившиеся мягкие ткани легких.
   Оставишь насторожено брезгливые взгляды некоторых людей, старающихся деликатно оказаться на другой от тебя стороне помещения, лишь бы не смотреть в глаза и не видеть твою дергающуюся походку.
   - Может оно и к лучшему, - я отвернулся к стене, задрав голову, глотаю рвущийся наружу плач, - все отмучаются и вздохнут с облегчением...
   - Не сметь! Слышишь?! Не смей так говорить! - Вскочив со стула, папа смотрел на меня прожигающим взглядом, сияющим изнутри мощью и яростью, - Ты мой сын, каким бы ты ни был! Мы тебя родили и воспитываем как плоть от плоти нашей. Ты наш единственный сын, ради которого мы еще живем на этом свете. Слышишь? Все, что мы делаем и собираемся делать, в первую очередь делается во благо тебе, и ради тебя! И ты теперь говоришь, что мы облечено вздохнем? Да что бы ты знал... Нет худшего наказания для родителей, чем хоронить своих детей!
   - Простите меня...,- виновато бурчу я.
   Утирая слезы, смотрю в глаза родителей и мне становится стыдно. Там плескался просто океан желания помочь. В них была готовность при малейшей возможности забрать на себя любую боль, любую тягость, лишь бы облегчить мне жизнь, а я глупости такие говорю.
   - Это ты прости, - произнесла полушепотом мама.
   Приседая на корточки и заглядывая в глаза, говорила сквозь слезы.
   - Ты прости, если сможешь что не смогла тебе дать здоровое тело. Прости нас за все те муки и страдания, что сейчас испытываешь, - утирая слезы и беря себя в руки, мама горячо заговорила, - Но я верю, что все должно быть хорошо. Не может быть все напрасно. Слишком много пережили мы страданий, и вскоре все будет хорошо...
   Мама говорила и говорила . Слова текли из нее ручьем, и я не заметил как стал улыбаться. Могла мама меня развеселить и поддержать.
   - Сегодня мы с тобой пойдем в лабораторию. Я тебе кое-что покажу, - серьезно проговорил папа, обменявшись с мамой многозначительными взглядами, - ты уже взрослый и поймешь многие вещи.
   Расправившись с рагу я бросился переодеваться, и пока мама гремя посудой яростно перешептывалась с папой, я сбросил пропитавшийся потом и сукровицей комбинезон в санитарную урну. Вдыхая аромат свеже выглаженного комбинезона, начал с трудом одеваться.
   - Я готов!
   Вскричал я врываясь в общий зал. Снедаемый любопытством и желанием поскорее коснуться тайны всегда окутывающей папину работу, я пританцовывал от нетерпения.
   - К такому и не все взрослые готовы, - едва слышно прошептала мама, но тут же поправилась, обращаясь к папе, - Сережа будь пожалуйста, тактичнее. Побереги психику мальчику.
   - Да он спокоен как питон, - отмахнулся папа, - Он столько раз ложился на операционный стол, сколько не каждый старик посещал кабинет стоматолога.
   - И все равно, постарайся как-нибудь... тактичнее.
   - Хорошо, милая. Не жди нас к ужину...
   Выйдя в транспортный туннель, мы воспользовались папиным мобилем и спустя полчаса уже припарковали кар на полутемной стоянке. Рассчитанная на несколько десятков двухместных каров, стоянка пустовала под мерцанием едва теплившихся потолочных светильников. И когда папа застыл перед массивными дверьми с множеством предостерегающих надписей, арка двери запылала слепящими лучами света. Растеряно застыв в столбе света, я слеповато похлопал глазами и ухватился за папин локоть.
   - Назовите код доступа, - усиленный эхом, прогремел металлический голос автоматики.
   - Стальной рассвет.
   - Голосовой код принят. Идет сопоставление обертонов с эталоном. Ожидайте.
   - Проклятье, все никак не доберусь до программирования привратника, - устало выдохнул папа, - нужно поставить цифровой пароль да чипованый модуль и не мучиться с этим бестолковым наследием военщины.
   - А почему бестолковым, - шепотом спросил я, - и почему военщины?
   - Потому, что опасаться нужно только впечатлительных особ, случайно забредших сюда на огонек. А военщины, потому что все убежище было резервным пунктом научной базы министерства обороны. И сюда все спихивалось по принципу хомяка. Все нужное и не нужное в дальнюю нору на черный день, поэтому тут скопилось такое огромное количество всяких технологий и разработок, которые в конечном счете, воякам то и не пригодилось. Но зато они понаставили везде грифов совсекретно и напихали привратников во все дыры, куда только можно себе было представить. Вот и сейчас, я забыл, что ты впервые тут, а привратник начал отрабатывать стандартную процедуру опознания...
   Папа еще минут пять препирался с охранной системой, а когда в стене оголился сенсорный экран, еще три минуты колдовал с кодами доступа, пробираясь по иерархии охранной системы до пункта приказа "не пропускать новичков без предварительного согласования с комендантом".
   - Ну наконец-то, - облегченно выдохнув на звук разъезжавшихся массивных створок, папа приглашающее указал на открывшийся светлый проем, - прошу вас молодой человек, посетите обитель старого ученого.
   Минуя шлюз, я оказался в широком зале со множеством шкафов. Вдыхая свежий воздух, с интересом оглядел раздевалку. По скромной оценке тут должно было спокойно вместиться человек пятьдесят и спокойно разминуться так и не столкнувшись с друг другом, но сейчас в этом зале были только мы с папой, и судя по приметной дорожке на ковролине к одному из шкафов, тут давно уже бывает только один человек.
   - Надевай респиратор. Вот эту горошину вставляй в ухо, а вот этот полумесяц закрепляй на шее усами к горлу. Да, вот так вот, что бы кончики касались гортани, - проговорил папа сквозь уже одетую маску мерцающую легкими желтыми бликами, - вот так. Теперь мы с тобой можем говорить на любом расстоянии и при любом шуме...
   - Пап, я чего то не пойму, мы куда идем то?
   - На экскурсию. И я не хочу что бы с тобой случилась какая ни будь глупая случайность, - задумчиво проговорил папа, тщательно проверяя зажим маски и датчики широкого пояса, - ну все. Теперь ты готов. Так, Вовча, запомни основное правило. Ни каких резких движений, ни в коем случае. И второе правило... доверься мне полностью. Все что будет происходить на твоих глазах, не грозит опасностью ни тебе никому либо из людей. Ясно?
   Дождавшись утвердительно кивка, папа ободряюще улыбнулся и развернувшись, побрел к массивной арке. Возвышающаяся до потолка конструкция, выделялась стальным блеском тонко подогнанных и плотно сомкнутых лепестках диафрагмы. Коснувшись рукой выступавшего в центре шара, папа отступил на шаг назад.
   Нехотя подчиняясь чудовищной силе, створки толщиной в мою руку стали медленно втягиваться в арку, открывая вход в туннель из которого нахлынула волна звуков.
   Срежет, вой, цоканье и множество еще непонятных звуков окатило меня волной. Нещадно трепля мои перепонки, шум все нарастал, пока не превратился в постоянную какофонию сумасшедшего гамма.
   Следуя за папой по дорожке к сияющему в конце туннеля свету, я вышел на площадку. И поражено замер рядом.
   Мы стояли на краю каменного выступа возвышающегося над равниной десятками метрами отвесной стены, а вокруг раскинулся невиданный для тесных подземелий простор.
   Теряясь вдалеке слоеные стены карстовой пещеры были идеально обтесаны водой. За многие века, вымывая известняк, вода создала под землей огромный пузырь. Где тянувшийся на многие километры потолок, иногда срастался с горизонтом массивными колонами, что подпирали нависающий свод неутомимыми столпами, и все вместе это производила впечатление заглядывания в пакет со слипшейся шоколадной патокой.
   Стоя на краю террасы впаянной в гранит массивными стальными балками, я опустил глаза и вцепился в поручни не в силах оторвать взгляд от царившего внизу хаоса.
   Начавшие загораться прожекторы осветили десятки, сотни, тысячи копошившихся, двигающихся, сплетающихся очагов движений. Среди многочисленных серых валунов, отражая свет стальными бликами, копошились странные существа. Издавая сонмище звуков, механизмы самого разнообразного вида жили самостоятельной жизнью.
   - Папа, что это? - потрясенно произнес я, не отрываясь от колышущегося сталью ковра. Движение притягивали взгляд своей неестественностью, чужеродностью, и первые позывы отвращения сменились созерцанием интересных инженерных находок. Некоторые существа передвигались исключительно на многочисленных колесиках, многие семенили суставными лапами, но и были те, кто удерживались на четырех лапах, и чаще всего они были заняты охотой друг на друга. Бросаясь и нападая из укрытия, четвероногие старались прикусить, обездвижить добычу массивными стальными челюстями и мощными лапами.
   - Я назвал их механоидами, - с трепетом произнес папа, не отрывая от меня испытывающего взгляда, - это живые существа, но только в механических телах.
   - Живые это когда бьется сердце и кровь бежит по жилам.
   - Не только сынок, не только. Самое главное для живого это то, что заставляет тело двигаться, ставить перед собой цели и достигать их. Пойдем, покажу тебе еще кое-что.
   Идя по дорожке с основательными поручнями, вплавленными в серый гранит стены, мы направились к колоне, что возвышалась подпирающим свод пещеры шпилем увенчанным сияющим шаром.
   Вырастая в размерах, шар стал занимать половину горизонта, а когда мы вошли во внутрь, то открылась многоуровневая планировка сферы, где компактно разместились: лаборатория, конвейер и, как папа назвал "творческая мастерская".
   Встретив нас стерильной чистотой и прохладой, царившая в комнате темнота растаяла под светом разогревшихся светильников.
   Я пораженно присвистнул.
   По сравнению с этой "мастерской", не раз виденная лаборатория дяди Семена, казалась чуланом до потолка заваленным отжившими свой век инструментами.
   Центр этого помещения занимала диковинная на вид конструкция. Распускаясь многочисленными ухватами, манипуляторами и гибкими щупальцами, механический цветок походил на хищника застывшего в ожидании неосторожной добычи. Что бы в считанные мгновения поймать ее, запеленать и положить в большую прозрачную бочку центре стального ложа, а затем, внимательно рассмотрев множеством софитов, впиться многочисленными манипуляторами со скальпелями и всякими вспомогательными инструментами.
   Словно почувствовав наше приближение, стальной цветок стал оживать движениями. Загорались многочисленные индикаторы, наполняя пространство мягким шелестом, пробуждалась механика.
   - Это святая святых всего проекта, - с трепетом проговорил папа.
   Взойдя на постамент тут же начавший укутывать человека сиянием тестовых проекций, он указал на место рядом.
   - Становись. Это место ассистента, но оно не активировано, так что будешь пассажиром, - наградив меня внимательным взглядом, кивнул в сторону оставленного рядом ведра, - если станет плохо, то постарайся попасть именно в него. Я буду занят, а убираться тут будет некому.
   - Ты меня специально пугаешь?
   - Нет. Просто не хочу, что бы твои первые воспоминания были связаны с остатками грибного рагу.
   - Хорошо, папа. Обещаю быть снайпером.
   Сияние в комнате стало тухнуть, а вокруг нас проекция украшались все новыми и новыми символами. Окруженный информационными вихрями, папа превратился в маэстро, взмаху рук которого подчинялись многочисленные скрытые системы.
   Оживая движением зашелестел эластичной дорожкой конвейер и в помещение втянулась платформа с клеткой. Визжа и пытаясь прокусить стальные прутья, белесая туша кротожаба безуспешно обламывала зубы. Стремительно выплевывая язык, обросший костяными наростами, заточенное животное пыталось вырваться на свободу, но наросты обламывались о прутья, короткие лапы бессильно скребли пол когтями.
   Пытаясь вырваться на свободу, животное кидалось на приступ стен, но свободно проникшие вовнутрь клетки манипуляторы, бесцеремонно распяли жертву, а следом, зашипели пневмоинъекторы.
   Безвольно обвисшее животное было извлечено из вольера и помещено в центр стеклянной бочки наполненной до краев прозрачным киселем септика. Заискрившиеся лучи диагностов, пронизывали обездвиженную тушку насквозь и выдавали оператору увеличенную картину внутреннего строения животного.
   Сосредоточенно рассматривая проекцию со строением головы кротожабы, папа задумчиво покусывал кулак. Приняв решение, решительно взмахнул руками.
   Подчиняясь командам, полчища манипуляторов внутри бассейна пришли в движение. Тускло блеснули в киселе острейшие кромки скальпелей и ожили зажимы.
   Окружающая меня проекция украсилась видами внутреннего строения животного. Пульсировали вены с кровью, билось сердце, а манипуляторы проникали все глубже вовнутрь. Раздавшийся визг микропилы и картина вскрытия позвоночника стали для меня последним испытанием, и я уткнулся лицом в ведро.
   Утирая выступившую испарину, я поднялся с четверенек и вновь уткнулся в разделку кротожабы. Но вместо привычного царства пульсирующей плоти и белых костей я увидел тусклый блеск металла и нелепый комок плоти в центре прозрачного сосуда. Растекаясь по всем ложбинам подставки комок серого вещества был окутан полупрозрачными сплетениями трубок и сенсоров. Микронные манипуляторы автоматики заканчивали тонкие операции по сращиванию живой плоти и неживых проводников микроимпульсов.
   После встряски мой организм отгородился от мира полуреальностью. Пребывая между сном и явью, я воспринимал происходящее сквозь ватту. Звуки долетали ослабленными отголосками, смысл происходящего ускользал и я уже досматривал операцию без паники и особой впечатлительности.
   Что- что, а крови и мяса, за время переделок собственного тела в лаборатории Семена Петровича я насмотрелся вдоволь. Но вот так вот, наблюдать операцию от начала до конца еще не приходилось, вот мой желудок сдался первым а затем запоздало сработало сознание.
   Тем временем мозг животного был помещен в полупрозрачный сосуд и утоплен в распотрошенной туше механического насекомого. Занимая одну часть трех сегментного отсека, мозг кротожабы укутался сиянием и по телу насекомого прошла первая волна судорожных движений. Многочисленные членистые лапки ожили в пробах судорожных движений, но удерживающим манипуляторам было этого не достаточно.
   Из глубины хранилища вынырнул еще один контейнер, где внутри светились еще два сосуда. Но в отличие от первого, в них плескалось розовая плоть в четких пеналах, и когда один за другим контейнеры точно вошли в оставшиеся два сегмента, тело насекомого выгнулось в приступе агонии.
   Механическая тушка билась в припадке, оставляя когтями на манипуляторах заметные борозды, пыталась вырваться из лап мучителей. Спустя несколько минут агонии существо успокоилось. А после проверочных тестов и положительных результатов, манипуляторы приступили полной сборке новоиспеченного механизма.
   Из киселя прозрачной бочки был вытащен истекающий слизью механоид, и после детального обследования сканерами был отправлен в провал уходящего в пол туннеля.
   - Молодец, - устало вытирая пот со лба, и разгибая затекшую шею, папа присел рядом со мной, - Не задал ни одного вопроса.
   - А смысл? Тебя бывает не дозовешься, когда ты с таким взглядом смотришь в книгу, а тут, ты еще весь в работе...
   Слабо улыбаясь, я увернулся от папиной ладони пытавшейся растрепать мой ежик.
   - Ну, а теперь то, можешь ответить на вопросы?
   - Давай смочим горло и посмотрим, как будет себя вести наш новичок, все-таки я ему посадил сразу два новых модуля памяти, - увлекая меня в соседнее помещение, где большую часть стены занимало панорамное окно, папа выхватил из раздаточной ниши полную чашу напитка. Сделав несколько жадных глотков, приглашающе поманил в сторону панорамы.
   -Отлично. Пусть обживается наш новорожденный, а пока, я расскажу историю без оханий и аханий мамы...
   Папа не верил в успех своих коллег. Он считал, что исследователи уперлись в тупик и не решались сделать шаг, который напрашивался своей очевидностью.
   Человеческое тело накопило слишком много генетического мусора. За всю историю развития люди успешно избавлялись от природных регуляторов своей численности.
   От фильтров не дающих рождаться ослабленным детям.
   И если раньше природа останавливала развитие человеческого эмбриона внутри утробы, или на ранних сроках жизни, то мораль довоенного общества и современная медицина всячески спасали ребенка, не беря в учет факта, что наследственность такого малыша уже ущербна. Слабый и не способный выжить без медицинского вмешательства организм не способен оставить здоровое потомство.
   Химические заменители в еде и медицине. Контрацепция. Ухудшающаяся экология.
   И чем дольше это продолжалось, тем опаснее становилась накопленная погрешность, что превращалась в ком дефектов делающих невозможным рождение здорового потомства.
   А тут еще территориальный спор за арктический шельф превратился в ядерный холокост. Привычный мир перестал существовать за какие-то двенадцать часов. И расцвели над поверхностью ядерные грибы превратившие мегаполисы в радиоактивные руины. Пронеслись над поверхностью огненные штормы, испепелившие лесные просторы, и наступила долгая зима. Но спустя несколько зим начался обратный процесс. Растаявшие океаны и проснувшаяся тектоническая активность превратили поверхность в парную баню, и под толстым облачным покровом стала возрождаться новая жизнь.
   Первым счастливчикам сумевших уцелеть в подземных убежищах удалось собрать вокруг себя с трудом выживших людей. Стали образовываться новые поселения, новые средоточия человеческой цивилизации, пытавшиеся наладить торговлю и вернуться к прежней жизни.
   Но природа решила не давать человечеству второго шанса.
   Флора и фауна, получив радиационную пощечину, вошла в дисбаланс и мутагенные процессы сорвались словно камень с вершины. Лавина мутаций происходила с невиданной ранее скоростью. Природа спешно перебирала варианты новой устойчивой эко системы. Где, загнанные радиацией и агрессивной фауной в подземелья люди, уже не могли играть главную роль - быть царями природы. Они боролись за выживание и сохранения себя как вида. А за их место на поверхности рождались и погибали поколения мутантов.
   Но люди не сдавались и пытались выжить, но и этого не получалось. Последствия перенесенных лучевых болезней не оставляли родителям ни малейшего шанса на здорового малыша. Каждый рожденный после войны ребенок, уже на протяжении тридцати лет нес отпечаток буйствующих на поверхности мутагенных процессов. Высокая смертность среди детей заставляла исследователей упорно искать способ борьбы с чудовищными отклонениями от нормы. Имплантология. Клонирование. Протезирование.
   На борьбу бросались остатки уцелевших технологий, но изувеченные мутациями организмы не обладали нужным здоровьем и детки умирали. На руках родителей, на операционных столах, в шикарных комнатах реабилитации, дети оплачивали счета взрослых, так и не сумевших вовремя остановиться в своих амбициях и желаниях...
   - И вся детвора ясель..., - я с трудом проглотил комок в горле.
   Представив, таких разных и не похожих друг на друга младших с одной и той же восковой маской, раздавлено произнес:
   - Они все умрут?
   Присев на корточки, папа обнял за плечи и произнес прямо в глаза:
   - Большинство из твоих друзей не протянет и полугода, - с болью проговорил папа,- Мы с мамой согласились на операции, потому что два года назад твои почки отказали, и у нас не оставалось выбора. Семену Петровичу удалось тогда наладить выращивание клонированных искусственных органов, но это была отсрочка. Организм начал отторгать имплантированные ткани. Твоя иммунная система переживает настолько расшатанное состояние, что сейчас происходит уже отторжение первородных органов.
   От сказанных папой слов вдруг стало темно. Горло сдавило обручем и мир расплылся во влаге. Вытирая рукавом выступившие слезы, я пытался говорить, но меня прорвало.
   - Не ужели ничего нельзя придумать?! Папка ты же у меня самый умный! Ты же можешь. Придумай что-нибудь. Я не хочу умирать, папка ну пожалуйста...
   Бросившись в объятия папиных рук, уткнувшись головой в грудь, я рыдал и меня трясло. Все накопившееся напряжение, вся боль и страх выходили вместе со слезами.
   А папа меня поглаживал по затылку и крепко обнимая, приговаривал.
   - Ну что ты сынок. Не плачь. Мы обязательно что-то придумаем, я тебе обещаю, слышишь? - глотая выступившие слезы, папа заглядывал мне в глаза и пытался поделиться внутренней силой. Дать того чего мне не хватало. Силы духа.
   Говоря мне множество комплементов и похвал, папа успокоил меня и спустя несколько минут уже отпаивал наваристым чаем. И когда я, уняв в груди последние спазмы, мог спокойно отвечать на вопросы, папа начал рассказывать о своей работе.
   - Я тоже искал решение и нашел его. Но когда его озвучил на Совете убежища, меня никто не понял. Оно чуждое всему к чему привык человек, - отвлекаясь к пульту управления, папа вывел на превратившуюся в экран панораму, картинки старых рисунков и множество фотографий, - копаясь в архивах и антропологических отчетах, меня все время поражало мысль о нехватке чего-то важного в теории происхождении человечества. Слишком качественным оказался скачок от неандертальцев до кроманьонцев, который так и не был толком объяснен исследованиями антропологов. И после как я натолкнулся на остатки одной разработки военных, меня словно осенило. А если кроманьонцы это искусственная популяция, она возникла из неоткуда. Я не знаю что, но только этот неизвестный фактор дал мощный импульс и человек стал резко умнеть и меняться. Так почему бы нам не повторить этот процесс? Мы выберем самый устойчивый вид мутаций на поверхности который сама природа поставит на вершину эволюции и занимаем его место! Тут конечно есть масса проблем связанная с технологическими сложностями реализации идеи, но я уже нашел решение.
   Папин глаза сияли вдохновением и видя во мне внимательно слушателя, что заворожено сопровождал его метания по залу безотрывным взглядом, только распыляла и без того эмоциональный рассказ.
   - ... Я предлагаю использовать для временного пристанища тела механоидов. В результате мы получаем идеальное тело с возможностью замены поврежденных или устаревших частей механизма. Имея механическое тело с не ограниченными возможностями модернизации, мы увеличиваем временной интервал ожидания устойчивой популяции разумных существ на Земле. Но для того что бы за время ожидания биологическая платформа имплантата и носителя не отдалилась друг от друга, я хочу использовать несколько вариантов модулей памяти из органики клонированных образцов. Тем самым у нас постоянно будет происходить перетекание сознания из одной биологического носителя к другому, и, в конце концов, когда наступит момент слияния, мы будем иметь стопроцентную биологическую идентичность. И тогда человечество сможет вновь занять свое место в эко системе как венок эволюции, но в этот раз мы уже будем иметь за плечами богатый опыт и научные достижения человеческой цивилизации. Это будет новый рассвет, Володя. Мы одним махом решаем множество проблем с накопленным генетическим мусором. И мы сразу вселимся в тела, которые уже будут идеально приспособлены для выживания в новом мире на поверхности планеты!
   - Пап, ты извини, но я и половины не понял из рассказа, - виновато произнес я пытаясь повторить незнакомые на слух слова.
   - Конечно же не понял, - тепло улыбнулся папа, - откуда же у тринадцатилетнего подростка взяться багажу знания взрослого человека. Но знания, дело наживного. Ты скажи другое... как тебя моя идея?
   - Пап, не понимаю как это быть живым в неживом? Если я буду механоидом, думать я буду тоже как механоид?
   В ответ папа фыркнул.
   - Типичное заблуждение. Но тебе-то простительно, а вот моим оппонентам - не позволительная недальновидность, - ответил папа, и хитро подмигнув, поманил за собой к лифту, - пойдем со мной, кое-что покажу.
   Не долгий спуск в лифте и мы вышли из кабины опустившей нас к бетонной площадке. Крестообразная платформа возвышалась над поверхностью на массивных сваях и только в одном месте опускалась к черному базальту пандусом с массивной аркой, по периметру которой бежали многочисленные огоньки работавших систем охранения.
   Застыв перед аркой, папа достал небольшой пульт и несколько раз коснулся красной кнопки.
   Перекрывая гул и лязг окружавшего буйства механической живности, издалека раздался вой. Повторяясь уже значительнее ближе, вой приближался с не малой скоростью и буквально через минуту показался стремительно вырастающий в размерах вихрь. Затяжными прыжками по несколько метров за раз, перепрыгивая метровые валуны, искря когтями взбираясь на вершину голых валунов, к нам приближался механоид. Грациозно преодолев последние метры, двухметровое в холке подобие пса кинулось к папе, и едва не завалив на землю, резко присело перед ним на все четыре лапы.
   Массивная голова с роговидными отростками и хищные лобовые дуги над оптическими датчиками, придавали ему сходство с некогда распространенной породой собак. А бронированное тело псевдо добермана лоснилось плотно пригнанными сегментами черной чешуи.
   Не малая стальная пасть распахнутая в ожидании украшалась мельканием телескопических щупалец, что быстрым мельтешением сквозь алмазные ряды зубов анализировали воздух.
   Но больше всего меня поразило давно забытое движение, от которого в груди вдруг заныло и наружу стали пробиваться совсем детские воспоминания поведения моего любимца. Это он так склонял голову и приседал передо мной, когда радовался моему угощению. Именно вот так он вертел головой, когда я, обняв собачью голову ручонкой, нашептывал ему детские секреты.
   - Тодошка?! - не веря своим глазам и боясь поверить в догадку, полушепотом произнес я, - неужели ...
   Но механоид услышал шепот сквозь маску, оторвавшись от созерцания папиных рук, повернулся ко мне. Медленно поднявшись неуверенно зацокал когтями в мою сторону. А когда я присел и открыл руки радостном жесте, вихрь стали сорвался с места и набросился на меня. Массивная туша повалила меня на бетон и пытаясь зализать щупальцами стекло маски, не давала подняться с земли. А я и не пытался. Я узнал его!
   В груди взорвалась эмоциональная бомба. Я проживал заново прошлые годы, когда мы играли с ним в жилом модуле, когда этот пес был для меня нянькой и единственным другом. Я не мог выговаривать полное имя Тореадора, поэтому едва ли не первым словом которое я начал говорить было: "Тодо".
   Имя друга, который всегда выслушивал и верно смотрел в глаза, всегда меня поддерживал, неважно какую чепуху бы я ему ни говорил.
   - Папа, но как ?! Ты же говорил, что он умер!
   Уняв первые всплески эмоций не веря глазам, я пытался потрепать Тодошке холку и почесать за роговым отростком.
   - Он был уже слишком стар, - ответил папа, с улыбкой глядя на кучу малу, - и когда его разбил паралич, я понял, что протянет пес не больше недели. Вот тогда-то и пришла в голову идея спасти твоего друга.
   - Но почему ты сразу мне ничего не сказал? Ведь я столько плакал. А сколько раз он мне снился, пап.
   -Знаю сынок, знаю. Но нельзя было. Надо было провести всесторонние исследования, понять как себя ведет животное при смене привычной среды. Ведь у него переориентировано множество рефлексов и основных инстинктов. Представь себе, если бы он сошел с ума внутри убежища? Это было бы пострашнее потрошителей, ведь это он тогда остановил рвущихся на нижние уровни тварей. Тодо тогда порвал в клочья четырех хищников, а остальные бросились обратно в пролом лишь бы не знакомиться с его пастью и клыками.
   - Ух ты, здорово как! - восхищенно воскликнул я.
   Представляя как черная чешуя прогибается под натиском когтей способных порвать миллиметровую сталь, я с опаской бросился оглядывать стального друга.
   - Уже ничего нет, - поспешил успокоить папа, - поврежденные сегменты и модули были заменены сразу же. И на Совете он уже блистал в новом теле.
   - Здорово. И что сказали все остальные?
   - Обрадовались и решили клонировать Тодо надеясь вырастить целую стаю таких механоидов. Да только особых успехов пока не добились, все клонированные особи получаются тупыми как пробки. Простая дрессировка не дает нужного эффекта, психика клонов не стабильна и они постоянно слетают с катушек. Так что я пока вожусь сними, но кроме Тодо особо похвастаться некем.
   - Тодошка самый лучший, - проговорил я прижимаясь маской ко лбу механоида. Заглядывая в широки раскрытые лепестки диафрагм оптики, пытался высмотреть ответ на мои слова.
   - Вовча хороший, - прозвучал в наушниках синтезированный голос.
   Я подскочил как ужаленный. Наградив папу сумасшедшим взглядом, воскликнул:
   - Он ответил, папа! Тодошка только, что мне ответил!
   - Успокойся Володя, я знаю. Это тоже побочный эффект трансплантации. Получилось случайно, но эффект превзошел все ожидания. Он может сопоставлять особо сильные эмоции с малым словарем и транслировать их на передатчик.
   - Обалдеть! - пораженно проговорил я,- а что он еще может?
   - Много чего. Им просто нужно заниматься, а у меня все руки не доходят. Один не справляюсь, вот хотел тебе предложить помогать мне в лаборатории. Как тебе моя идея?
   - Конечно же, пап! Да хоть сейчас. Вот только как же быть с моим... С моей болезнью?
   - Вот над ней мы и будем работать. Ты согласен?
   - Спрашиваешь, конечно, да!
   Следующие дни превратились для меня в бесконечную череду будней наполненных новыми открытиями и изнуряющей учебой. Папа взялся за мое обучение всерьез и основательно. Каждый день мы с ним занимались изучением основ мира. Он мне давал не академические знания, как он смеялся над ними, говоря, что с этими талмудами я в любое время смогу ознакомиться самостоятельно, открыв любой массив из информационного хранилища Убежища. Он стремился развить во мне умения мыслить образно и уверенно ориентироваться в любом массиве информации. Искать интуитивные решения, и только затем уже находить для них фундаментальные знания. Таким образом, он гонял меня по алгоритмам поиска решений на основе малых исходных данных, обосновывая такой подход тем, что нужно уметь выбирать правильный путь в условиях недостатка данных, в противном случае, при избытке исходных данных поиск уже теряет свою актуальность.
   К нашим занятиям подключилась мама.
   После длительного вечернего разговора с папой при закрытых дверях и разговора на высоких тонах по видеофону, мама перешла работать в папин проект. Как опытный биолог мама включилась в нашу общую работу и помогала нам там, где ни папе, тем более ни мне, не хватало постороннего взгляда. Ее мягкие замечания и свежий взгляд помог нам автоматизировать комплекс с выращивания органических носителей.
   Бывало что и ночевали мы уже непосредственно в лаборатории. И с каждым днем я все больше и больше погружался в мир механоидов.
   И как-то незаметно все больше вещей из нашего жилого модуля перекочевало в один из пустующих залов совещаний. На скорую руку там было оборудованы спальные места и холодильник для пищевых контейнеров. А спустя месяц нашего самовольного затворничества к нам пришел в гости дядя Влад, Дашин папа. Она в последнее время не могла бегать со всеми, потому часто приходилось лежать в лечебном биорастворе.
   Этот молчаливый взрослый, с седыми висками и внимательным взглядом, всегда вызывал у папы уважительные отклики. Как говорил папа, у этого человека золотые руки, хотя, сколько я не присматривался к рукам со всегда аккуратно постриженными ногтями, я не видел и крупинки золота.
   Но когда этот человек в окружении управляющих проекций преображался в колдуна, я мог только пораженно замирать, неотрывно следя, как оживая, конвейерная сборка превращалась в удивительное создание, порхающее и танцующее в замкнутом пространстве невиданный танец жизни. Подчиняясь его движениям, дублирующая система манипуляторов и сложных сборочных комплексов вдыхали жизнь в механизмы с новыми подвижными узлами и интересными инженерными находками.
   В очередной раз, я как-то ковылял к общему пульту управления и услышал в дальней комнате глухой шепот голосов. И когда я осознал обрывок разговора, заинтересовано остановился. Тихо подкравшись, я вслушался в сдавленный хрип.
   - ... Настя, я так больше не могу. Это как стеклом по сердцу... Я устал. Ты не поверишь, иногда мне хочется пустить себе пулю в лоб и что бы все это прекратилось.
   - Не говорю глупостей Влад. Вы со Светой еще молодые, у вас все впереди.
   - Что впереди Настя?! Семен молчит как рыба, я ознакомился с его отчетом по Володе. Он сам в панике и не знает, что делать! Комендант твердит о вашем сумасшествии, что вас пора изолировать. Я рассказываю, чем мы занимаемся, но многие только крутят висками у пальца. Даже не хотят слушать, говорят что мы чокнутые да и Светка слишком дружит с женой Александра, а они настроены категорически против нашего проекта. Меня Светка пилит каждый день, мотает нервы по-черному, а к Дашке уже не подходит вторую неделю. Такое ощущение, что она ее уже похоронила заживо. Я так больше не могу Настя...
   - Поговори с ней Влад. Сядь и с открытым сердцем поговори. Или хочешь, я с ней по бабски поговорю?
   - Настя, поговори. У меня уже все слова кончились, а она все твердит о продолжении операций как заведенная. Может быть, тебе получится ее убедить? Я же не слепой и смотрел все отчеты по Семена работам, по Серегиным. Семен откатил прогноз вероятности своего проекта на пятьдесят процентов, а Серега уже ставит восемьдесят пять процентов, при этом только ждет санкции на финальный эксперимент. Но как это донести до Светки, не представляю.
   - Я поговорю с Влад, завтра же вечером поговорю...
   Подслушанный разговор был для меня не понятен. Я вначале пристал с ним к папе, но он ловко ушел от ответов сославшись что проблема выбора передо мной никогда не встанет. А если и встанет то решать ее будет легко. По жизни стоит руководствоваться лишь одним правилом: "Делай, что должен, произойдет чему суждено".
   И сразу загрузил меня практическими тестами по оперированию высокоразвитых организмов. Мне пришлось поработать с интересным экземпляром, попавшимся в одну из автоматических ловушек на поверхности. Вот тогда я повозился со спинным мозгом и стволом. У этого экземпляра, жертвы неутомимой на выдумки природы, глаза располагались по всей голове, что давало обзор во все триста шестьдесят градусов, соответственно мозг животного был сплошной мешаниной, и пока я разобрался какую часть мозга закорачивать на зрительные нервы, а какая отвечала за моторику, с меня сошло семь потом. Но я справился.
   В тот вечер, на скромном совете проекта папа сказал тост подняв стакан грибного компота за подающего большие надежды механолога, который сумел осуществить успешную пересадку мозга неизвестного животного, основываясь только на экспресс анализе систем сканирования.
   А на следующее утро произошло то, чего никто не ожидал.
   Мой сон был прерван воем сирен и миганием аварийного освещения. Общая система оповещения пронизавшая убежище путами датчиков, надрывалась сообщениями о нарушении охранного периметра на первом и втором ярусе. Сразу в нескольких местах были обвалены бетоны потолки. Вместе с потоками воды в помещение ярусов проникали серебристые тела "потрошителей".
   По требованиям боевого расписания все взрослое население убежище должно было в краткие сроки прибыть к арсеналу, где облачившись в модернизированные скафандры, с тяжелыми винтовками в руках занять боевые посты согласно отработанным много раз планам защиты убежища.
   Когда папа и мама вскочили с места, я тоже было вскочил вместе с ними. С трудом различая сквозь никак не желавшие открываться глаза, стремительно одевающиеся фигуры взрослых позавидовал их быстрым движениям.
   Папа скороговоркой наговорив указаний и инструкций коротко обняв, умчался грохоча ботинками по коридору, мама склонилась ко мне. Заглянув в глаза, словно попыталась насмотреться на меня на многие годы наперед, крепко, крепко обняв, поцеловала и убежала. Вот тогда меня проняло по-настоящему. В груди поселился комок страха, который ни как не желал рассасываться, и всю дорогу до зала совещаний саднил в груди ледяным осколком.
   Забравшись с ногами в папино кресло, и пользуясь его кодами доступа, я подключился к системе безопасности и обомлел от хлынувших на меня потоков информации.
   Первый и второй уровень были уже затоплены. Потоки воды закоротили энергетическую магистраль первого уровня и орудийные башни систем безопасности, что было спешно установленные после первого прорыва, сейчас свисали безвольными тушами, мимо которых сновали проворные тела.
   Один стремительный силуэт замер. Превратившись в горбатую фигуру с гипертрофированной мускулатурой, "потрошитель" протянул к глазку камеры трехпалую руку. С интересом рассматривая стеклянный шар, то одним глазом чешуйчатой головы то другим, раскрыл пасть в визгливом крике. В обзоре камеры появилась еще одна голова, так же принявшаяся за рассматривание находки. Прыгавшая в лапах камера, после властного визга прекратила карусель кадров, и упала на пол, выхватывая коридор со все пребывающими из провала тварями. На миг к камере приник злобный взгляд с пятилучевым зрачком, короткий взмах и изображение погасло. А затем стали гаснуть камеры на всем ярусе, и всегда перед этим мелькал силуэт потрошителя.
   После того как в камеру заглянул потрошитель, осколок льда недоброго предчувствия превратился в воронку, в которую утекало все тепло и меня начало трясти.
   В этом зрачке был приговор. В нем плескалась такая ненависть и злоба, что меня затрясло до лязга в зубах. В нем было обещание добраться до меня во что бы то ни стало. И не важно чего это будет стоить "потрошителю", но он будет сюда рваться, пока не уничтожат всех людей, закопавшихся глубоко в землю.
   И словно в подтверждение этих обещаний, система оповещения сообщила о новом прорыве в лифтовом колодце. Потому какой был присвоен приоритет этому прорыву и как заволновались взрослые, я уже догадывался, что произойдет дальше.
   Лифтовые шахты были самым уязвимым местом убежища. Если ярусы можно было заглушить метровыми створками, заварить и забыть о них на века, то шахты пронизывали все уровни, и были столпами, на которых зиждилась вся структура и весь смысл убежища. Через них можно было попасть на любой уровень и если один колодец не работает, то всегда оставались еще три, через который всегда можно было проникнуть в любое помещение убежища. И в этот провал, расширявшийся с каждым мгновением, обрушились потоки воды, в которых мелькали стремительные силуэты, что проворно цепляясь за тросы и выступы, расползались по всем воздушным колодцам и воздуховодам проворными бестиями рвущимся сеять смерть.
   Это было конец. Каким-то чувством, которому нет объяснения, я понял, что настал момент сделать поступок. Именно сейчас. Иначе будет поздно.
   Погасив проекции, я прислушался к тишине. Едва заметный гул вентиляции и далекая дробь проникающей сквозь толщи земной тверди отголосков далекой битвы. Но в течение получаса все может измениться и твари доберутся сюда.
   Может быть мне замереть, забиться в темный угол, закрыть дверь и забыть как дышать? Твари не смогут пробраться сквозь метровые створки лаборатории, и уйдут. И я останусь жив!
   Предательская дрожь, заставившая выползти наружу гадливые мыслишки сковала руки немощью, удерживала в кресле, не отпускала с кресла липким слоем страха.
   Но перед глазами вспыхнул образ папы, когда он упорно искал решение, короткий ежик седых волос слипался от пота, губы плотно сжаты в тисках волевых морщин человека никогда не сдающегося. А тут я, его сын, который всегда мечтал быть похожим на папу, будет трястись в кресле? Я трус?!
   Никогда!
   Сковавшие тело оковы ледяного страха лопнули со скрипом кресла. Первое движение и по телу побежала разгоряченная переживаниями кровь. Я достойный сын своего отца. Я тебя не подведу, папа. Делай что должен, случится что суждено!
   Пульт управления разгорелся огнями узнавания. Светильники разгорелись столбами света и я застыл под лучами сканеров. Затянутые на запястья датчики управления, снимали все мои движения. А сканеры принялись пронизывать, ощупывать меня слой за слоем, клетку за клеткой.
   Главное - дать искусственным интеллектам точный алгоритм операции, задать реперные точки всего процесса, дать проверочные узлы и показать методы отступления. Перед глазами вспыхнула проекция собственного тела.
   - Общее состояние организма удовлетворительное. Зафиксированы процессы разбалансировки гормональной системы. Приступить к детальному сканированию мягких тканей?
   Делаю отмену. Ничего нового она мне не скажет. Переходим к позвоночнику и черепу. Остальное все не важно. Время важнее всего!
   - Позвоночник усилен шунтами с дублирующей системой нервных импульсов. Необходима поэтапная деактивация устройств...
   К черту, поэтапную! Отмена с кодом оператора. Некогда миндальничать с уже не нужным телом. Возни будет на несколько часов, которых нет. Не знаю почему, но я чувствовал каждую минуту, как будто это из меня по капле вытекали секунды. Быстрее. Вперед!
   - Необходимо уточнить спецификацию носителя. С учетом объема головного мозга, возраста и специфики рекомендуется использовать модель: Базис, Охотник, Мститель...
   Мститель - тяжелая и неповоротливая махина в условия узких проходом убежища будет цепляться за все углы, а с учетом неработающих лифтовых колодцев, самый неудачный вариант. Отмена!
   Охотник подвижен как ртуть. Проворная платформа, идеальный разведчик... но только для открытых пространств. Отмена!
   Базис - универсальная модель, шасси осьминог, множество слотов подключения и сопряжения с другими автоматическими системами. Вооружение отсутствует.
   - Модель утверждена. Реципиент будет готов через две минуты. Для успешной трансплантации рекомендуется полная анестезия донора.
   Вот и все, Вовча. Момент истины настал.
   Руки дрожат. Перед глазами замелькало множество образов, что словно яркие картинки калейдоскопа сложились в единый узор.
   Теплота маминых рук и глаза полные света и любви. Запах маминых волос, куда окунулся вместе с головой, прячась от недоброго взгляда случайного прохожего. Вот папа дарит первую книжку, а вот папа дарит первую коляску с автономным двигателем и пультом управления. Вихрь в лицо и пьянящее ощущение свободы. Первые ссадины и знакомство с Семен Петровичем. И множество других, которые норовили выскочить впереди всех, вцепиться еще одним крючком в рукав, задержать движение пальца. Отменить выбранный путь. Но уже поздно. Мне пора за черту.
   И палец в серебряном кольце обвис в зеленом сегменте проекции.
   Ожили манипуляторы и в плечо впились сразу несколько жгучих укусов. Ощущение немощи охватило все тело и когда меня подхватили длинные манипуляторы и опускали в бассейн бочки, я уже ничего не чувствовал. Последним моим ощущением был желтый свет, проникающий сквозь стенки аквариума и настойчивая мысль о времени, которая извивалась перед глазами причудливыми изображениями часов. С разными циферблатами и стрелками, они все крутились в разные стороны и не на одном не удавалось рассмотреть точные данные. Я сдался, а следом пришла тьма...
   - Тестирование внутренних систем реципиента закончено. Нарушений не обнаружено.
   - Канал связи выведен в штатный режим. Активность не обнаружена.
   - Производим стимуляцию.
   Оглушительный звон пронесся в сознании многотысячным эхом. Пытаясь схватить раскалывающуюся голову руками, я забился в неловких движениях.
   - Зафиксирован всплеск мозговой активности...
   - Зафиксирован всплеск активности крупной моторики...
   - Фиксирование импульсов в соответствии с таблицей двигательных ускорений...
   Далекие голоса, производили впечатление сумасшедшего человека разговаривающего самим с собой, даже не трудясь изменить интонации. Надо ему подсказать, что для полноты картины сбрендившего с ума, ему бы хорошо подошла быстрая смены одежды, и тогда бы стало намного веселее. Пришедшая мысль настолько меня развеселила, что я рассмеялся и попытался было встать. Но неловкое движение и непривычный вид внешнего мира искаженного не естественными тонами, повалил меня на бок.
   Окружающая реальность замелькала калейдоскопом со множеством фотографий. В голове кавардак. Сплошной туман из образов и обрывчатых знаний. Весь мир вращался сумасшедшей каруселью.
   Я попытался опереться об стену, но вместо ощущения прохлады услышал громкий лязг и знание плотности материала рядом. В сознании возникла информация о преодолении предельного значения деформации раствора бетона и гранитной облицовки толщиной в сорок два миллиметра, побежали цифры географических координат точного месторождения данного материала. Попытка фокусирования на факте, вызвала на свет ссылку, что указывала на хранилище базовых программ вшитых в тело носителя "Базис 003" проекта "Рассвет", а затем показались серебряные паутинки подключений к искусственным интеллектам убежища серии "хранитель".
   Воспоминания обрушились водопадом. Получилось! Все получилось!
   Волна радости встряхнула мое новое тело и пробежавшись нервным импульсом по конечностям заставило мою тушу подпрыгнуть. Скрежет прутьев и тревожный писк, зафиксировавший повреждения вольера, заставил автоматику приступить к поспешным тестам на удачное завершение эксперимента.
   Этот пункт я сам вшил в основной алгоритм программы. Еще не хватало поселить в лаборатории сумасшедшего механоида, и поэтому искусственные интеллекты, отвечавшие за контроль над трансплантацией, имели четкие установки: если я не буду проявлять активности и попыток установить контакт, то реципиента необходимо уничтожить.
   - Оператор на связи. Код проведения эксперимента: две тысячи сто двадцать. Оператор эксперимента Владимир Смирнов.
   - Код подтверждаю. Открываю список доступных функций и полный доступ к оперативной информации...
   Мир резко расширился. Мое сознание превратилось в мыльный пузырь с каждой секундой поглощавший метры окружавшего пространства. Вместе с расширением границ осязания, многочисленные сенсоры, датчики, системы слежения оперативно отозвались на мое прикосновение искорками простейших электронных систем. Мгновенно отвечая информационными пакетами, эти простейшие превратили меня в воронку, которая жадно впитывала данные со всех систем, что еще были способны работать в полуразрушенном убежище.
   Везде царила картина разрушений со следами тяжелого боя. Люди сражались за каждый метр. В ход шло любое препятствие, которое могло стать баррикадой, способной укрыть горстки смельчаков от беснующихся тварей и дать шанс на несколько выстрелов.
   Но распробовавшие вкус крови "потрошители" сметали любое сопротивление. Оставляя при штурме десятки трупов, твари сминали баррикады, разрывали защитников в клочья, проникали сквозь вентиляционные шахты, каким-то образом наводили на себя новые провалы скальной породы, и из бурлящих потоков, в убежище пребывали все новые и новые стаи хищников.
   Сожженный рикошетом выстрелов пластик, вырванные с корнями облицовочные панели, свисающие с потолка лианы проводов, выжигали во мне частичку сердца.
   От былого очарования лабиринтов коридоров, искрившихся некогда сиянием мохового ковра, не осталось и следа, все было истоптано и изодрано когтями, залито водой и осквернено чужаками.
   И когда в паутине датчиков слежения мелькнула моя фамилия, но только с другими инициалами я потянулся туда. Проносясь по ссылкам словно по сверкающим туннелям я оказался в тесном зале заваленной поломанными куклами.
   Я не мог поверить глазам, но это все были люди. Когда-то. А сейчас это была братская могила из которой мое сознание выхватывало только отдельные фрагменты произошедшей здесь бойни.
   Мир вдруг потерял четкость. Все расплылось в тумане, когда мелькнул скафандр, и в глаза прыгнула бирка с инициалами: "Смирнов С.Ю."
   Изломанная фигура лежала под синей тушей. Открытая голова со знакомым до боли седым ежиком сейчас была вывернута под неестественным углом. Руки крепко сжимали тупоносую винтовку с пустым слотом боезапаса, но в глазах еще не угасло выражение ярости. Борьбы за жизнь. Свою. Друзей. Своих близких.
   Хотелось броситься к телу и растормошить. Сейчас он встанет и улыбнется и скажет, что это просто плохой сон. Но часть меня уже знала. Папы больше не будет.
   Не будет его шуток и смеха. Не будет его интересных рассказов. Ничего больше не будет.
   Боль. Хотелось плакать, но не было чем. Хотелось выть, но не было голоса. Вместо этого в сознание втекала раскаленная лава черной ненависти. Внутри что-то сломалось. С хрустальным звоном обрушилась стена чего-то запретного. И на поверхность сознания медленно всплывал дремучий инстинкт. Тот, что дремлет в каждом человеке, и просыпается в момент смертельной опасности. Тот, которому чужды доводы разума. Для меня мир стал плоским, поделился на черное и белое.
   Враг пришел в мой дом. Враг должен умереть!
   Спешный перебор скудных возможностей и результатом стала команда на открытие вольеров. Используя каналы связи убежища, через ретрансляторы мой импульс добрался до нижнего уровня пещеры. Посланный сигнал -призыв тут же вернулся встревоженным ответом-вопросом. Короткий информационный пакет со смесью царивших во мне эмоций едва не оглушил Тореадора. Спустя мгновение пришел ответ.
   И через несколько минут, охранный периметр пещеры лаборатории пытался перекрыть все входы и выходы. Но я вмешался и наоборот раскрыл все, и снял любые ограничения.
   Из глубины пещеры, к единственному выходу неслась стая стальных псов. Перепрыгивая валуны, сметая не успевшую убраться с дороги "живность", сотня механических хищников стремилась за своим вожаком.
   На вершине стальной лавины, меня вынесло через главные ворота лаборатории, и спустя мгновения мы уже неслись по транспортному туннелю к ближайшему лифтовому колодцу. Заблокированные автоматикой створки шахты, не выдержали удара живых таранов, а еще несколько вмятин, и не ставшей серьезной преградой для двух центнеров стали, створки были вырваны с мясом.
   Следом за провалившимися собратьями, в колодец устремился поток лоснящихся черной чешуей спин. Из темного провала заскрежетало тысячами искрящихся когтей. Впиваясь в податливый металл облицовки, цепляясь за балки, и стирая сплав когтей до оснований, стая спешила.
   Спешила к единственному месту, где я фиксировал дрожь стен от грохота тяжелых противопехотных турелей. И судя по тому, как долго не утихает бой, там собрались последние выжившие, державшие оборону у входа к самому дорогому, что имело Убежище - к детским яслям.
   Вход в ясли располагался в центре полусферы возвышавшейся посреди светящихся моховых просторов серебряной горошиной. На этот стометровый пустырь, совсем недавно бывший самым красивым местом подземелья, превращенного агрономами в грибные "легкие", выходило сразу четыре лифтовых шахты, и было очень удобным расположить на нем вход на самый посещаемый сегмент Убежища.
   Но сейчас, такое расположение сыграло плохую службу.
   Не сумев локализовать прорывы "потрошителей", защитники приняли решение отступить на нижние уровни, но прорыв в лифтовые колодцы сломал все планы защиты. Растерянность взрослых, многие из которых не имели военного опыта, невероятный напор и жажда крови тварей решило участь защитников. В течение часа, все организованное сопротивление было смято и развеяно. Последним приказом коменданта принявшего последний бой у лифтового колодца, было стягивании всего тяжелого вооружения к единственному месту, где оно может себя показать во всей смертоносной красе.
   И сейчас, среди завалов из трупов людей вперемешку с тушами тварей, исковерканных разрывами бетонных колон и частей обрушившегося потолка, было невозможно понять - где живые, где мертвые. То в одном, то в другом конце завалов просыпались оглушительным грохотом автоматические спарки турелей.
   Выхватывая огненными всполохами и лучами систем обнаружения сотни тварей пытавшихся провраться сквозь жидкий строй стальных треног, башни заходились в оглушительном кашле. Щедро поливая темноту и очаги движения, турели не давали прорваться "потрошителям" к единственному входу на детский уровень.
   Лавина стальных тел выплеснулась из колодца неудержимым потоком. Растекаясь по завалам из баррикад ртутными каплями, механоиды бросились на вертких тварей.
   Сбивая с ног синекожих чужаков стальными снарядами, щедро заливая остатки мохового ковра черной кровью, псы смяли первые ряды пробиравшихся ко входу чужаков.
   Поднявшийся визг боли и скрежета заглушил все звуки. Не ожидавшие нападения "потрошители" остановились и наполнили зал вопрошающими визгом, но в ответ, из тьмы выпрыгивал стальной монстр, воплощавший собой гнев создателей.
   Очутившись в гуще сражения, среди комков катавшихся в схватке плоти и стали, я стремился ко створкам входа в ясли. Но мой проснувшийся монстр рвался наружу. Вся накопленная боль, страх, утраты переплавилась в гнев требующий выхода. Сминая все барьеры здравого смысла и воспитания, дремучий инстинкт все-таки добился своего, и я отдался волне ярости...
   Уничтожить! Ни одна тварь не должна покинуть стен Убежища!
   И сознание заклокотало от бушующих эмоций, незнающая усталости сталь снимала кровавую жатву. Дурман льющейся рекой крови затянул меня в хоровод и я потерял контроль над собой. Только отдельные фрагменты запечатлелись в память раскаленным клеймом. Вещами, которые никогда не забудутся.
   ...Искаженное лицо последней матери-защитницы, с застывшей маской боли и упорства дающей силы, даже со смертельной раной в груди, всадить клинок пехотного тесака в брюхо "потрошителя"...
   ...Оскаленная ненавистью пасть рептилии с раздвоенным языком и ослепительно белыми клыками, желавшими впиться в меня...
   ...Пятилучевой зрачок распустился лепестками, и на дне глаза потрошителя заплескался страх...
   ... Хруст сминаемых стальными щупальцами костей. Визг боли звучащий для меня самой лучшей музыкой на свете...
   Я заходился в безумном смехе. Оглушительно крича, я плакал без слез.
   Я оплакивал детство и родителей.
   Я мстил и умирал...
   Настойчивый зуммер и далекие голоса выдернули меня из забытья. Сенсоры зафиксировали движение и я попытался было подняться, но система "базиса" взорвалась предупреждающими надписями. Большая часть систем передвижения превратилась в лохмотья. В груди зияли рваные дыры, из которых чадил едким дымком охлаждающий контур реактора. Но подчиняясь команде наивысшего приоритета, системы "базиса" принялись переключаться на резервные линии. Несколько томительных минут новых коммутаций и перестройки внутренних систем, и я смог подняться на нижних щупальцах.
   Многоголосый девчачий визг забился под сводами пустыря оглушительными нотами. И тут же в меня полетели тяжелые булыжники и заостренные палки.
   - Умли чудище! Умли тваль!
   - А ну прекратили балаган! - гаркнул я во всю мощь внешних динамиков.
   Наконец-то справившись с неполадками, сенсоры внешнего вида передали картину подземелья. Царившая темнота была рассечена столбом ослепительного света. Проникая из-за открытых створок ясель, из-за них на меня смотрели десятки глаз вооруженных чем попало детишек. Старясь удержать в руках грозные на вид предметы, казавшиеся малышам самой надежной защитой, первая самостоятельная экспедиция наткнулась на мою тушу перегородившую большую часть прохода.
   - Оно съело Вовчу! Надо спасать его!
   И в меня вновь полетели камни, застучали по стальным бокам куски арматурных прутьев. Тут меня прорвало. Я зашелся в истерическом смехе. Оглядывая недоуменные личика хмуро смотревших как огромный осьминог катается у их ног и хохочет дурным голосом, я не мог остановиться и еще больше надрывался. Пока смех не перешел во всхлипывание и мое тело замерло неподвижно, а сознание вновь нависло над пропастью безумия.
   - Уважаемый осьминог, отпустите пожалуйста Вовчу, - раздался рядом вежливый голос Юрки вышедшего вперед всей ватаги и решившего взять переговоры в свои руки, - он нам очень нужен. Он наш длуг и всегда помогает.
   - Конечно, Юрка помогу. Сейчас, только немного приду в себя.
   Подымаюсь я на щупальцах и пытаюсь себя взять в руки. Пелена черной тоски накрывшая меня удушливым покрывалом отступила в глубь. Собравшись с духом, я мысленно встряхнулся. Не хватало еще напугать малышей. Мне теперь перед ними держать марку о-го-го как надо. Теперь я единственный взрослый убежища. Мальчишка, ставший отцом тридцать шести деткам, многие из которых могут не дожить до следующего года. Теперь я несу за них ответственность. Теперь мы одна семья.
   -Вовча? Это ты?
   - Да, Юрка, теперь я так выгляжу. Хотя, могу и по-другому. Как захочу, так и буду выглядеть...
   - Ух, ты! - Восторженно протянул Юрка, а за спиной уже шумно обсуждалась услышанная новость, - Значит, ты все-таки нашел его?!
   - Кого?
   - Сивку-булку!
   Персонаж древней истории вдруг предстал предо мной в новом свете.
   "Сивка бурка вещая каурка" поможет мне убедить детишек сделать первый шаг к "чудесным" перевоплощениям. Первый трансплантация даст неограниченный временной ресурс. Детские разумы сумеют быстро адаптироваться к новой реальности, а это уже новые перспективы.
   Универсальность и техническая мощь тел "механоидов" даст нам свободу от биологических ограничителей. Мы сможем вернуться на поверхность. А когда количество "механоидов" достигнут нужного минимума, тогда можно будет расконсервировать промышленный арсенал, сейчас уложенный в бесконечные ряды штабелей, заполнивших одну из дальних пещер массивными контейнерами. Вот тогда настанет рассвет нового человечества. А сейчас...
   - Да Юрка, нашел. И скоро вы с ним подружитесь, - мечтательно ответил я, глядя в восхищенные глаза малышей, - А когда станете большими и сильными... я покажу вам звезды.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"