Зеркало было большое - во весь рост. Внучка примеряла перед ним новые туфли. И так покрутится, и эдак. То наденет юбку, то джинсы.
- Что-то не так? - спросил я.
- Наадену их с черным платьем, будет супер. Да?
Я подтвердил, что и так супер, а с черным платьем будет вообще.
Бабушка, сидя на диване, некоторое время наблюдала за внучкой критическим взглядом, но, наконец, не выдержала:
- Зачем тебе такие высокие каблуки, горе ты мое? Ведь ходить на них неудобно! Все ноги можно переломать.
- Бабушка! Мне удобно, - внучка еще немного полюбовалась на себя в зеркало, и, привычная к бабушкиному ворчанию, ушла с обновкой в свою комнату, во избежание дальнейшей критики.
- Сейчас так носят, - попытался защитить ее я, - молодежь к высоким каблукам привыкает, чуть ли не с пеленок. Им и удобно. Да и выглядят эти туфли на ней очень эффектно. Ну а с черным платьем...
- Все это глупость одна. В наше время носили, что было и радовались. Вот, помню, когда мы в Харькове в эвакуации были...
...Зима в Харькове выдалась морозная. Шел 44-й год и город приходил в себя после недавней оккупации. Уже позже он отстроился, похорошел, а тогда раны удаляющейся войны везде бросались в глаза. Отопления не было, а погода стояла студеная, и каждый грелся, как мог. Выйти на улицу без теплой обуви было невозможно, а где же её взять? И люди шили себе чуни. Это типа валенок, из сукна или войлока. Высокие. Сыро было если, то на них надевали галоши. А если сухо - и без галош носили.
На краю города был организован госпиталь. И лежали там солдаты из разных мест. Молодые ребята - мои ровесники. Среди них был мой знакомый - Николай Кочегаров. А я тогда студенткой была, лет двадцать мне было. Я как узнала, что он в нашем госпитале лежит, решила обязательно его проведать. Все-таки знакомый мой. Отговаривали меня подружки, куда, мол, в такой мороз, но я подумала, что нехорошо как-то не навестить раненого товарища. Собралась, оделась потеплее и пошла. А идти-то через весь город, температура на улице - минус двадцать, стужа лютая. Ветер до костей пробирает, никакие фуфайки ему не помеха. В общем, кое-как добралась.
В госпитале тепло. Натоплено. Везде буржуйки стоят. Я с мороза вся раскраснелась. А солдатики надо мной шутят, но помочь не отказываются - гостям рады. Так, с шуткам, и помогли мне найти товарища моего. Ранен он был по счастью не сильно. Он меня сразу узнал, стал про общих знакомых расспрашивать. А я смотрю, он нет-нет да бросит взгляд на мои ноги. Он вроде и рад меня увидеть, а вроде и не очень. Я его спрашиваю, мол, что такое? А он смутился немного, подозвал меня к себе поближе и шепотом говорит:
- Чего это у тебя за страшилы на ногах? Не могла что ль туфли какие покрасивее надеть? Стыдно мне перед ребятами.
Много я хотела ему в ответ сказать, и про холод за окном, и про то, как я через весь город к нему пешком добиралась, но только поднялась, попрощалась тихо и ушла. Прошло с тех пор уже шестьдесят лет, а все я помню эту обиду. Ну, да Бог ему судья.