Конец недели налетел как ураган. Подняв взгляд на часы, я с ужасом понял, что пора уходить. Оглядев заваленный бумагами стол, мне ничего не оставалось, кроме как вздохнуть. Я покинул свою контору,погасив свет, но так ничего и не убрав. В любой другой день я,наверное,задержался бы подольше, но сегодня почему-то не стал. Вышел на улицу и сел в машину. Стоял чудесный летний вечер 19.. года. Небо было безоблачно, деревья шелестели зелёной листвой, пели птицы. Именно в такие вечера и понимаешь, что ещё жив. Проехав несколько сот метров я решил что надо немного сбросить напряжение,скопившееся за неделю, и зашёл в бар. Народу было немного, но и не мало -- как обычно в пол-десятого вечера в конце недели, однако ощущение пустоты было обманчивым -- свободных мест почти не было. Все столики были заняты и я потратил несколько минут отыскивая свободный стул. Наконец мне это удалось. Двухместный столик был занят наполовину и, попросив прощения, я спросил, можно ли мне присоединиться. После необычно длинной, для такого вопроса, паузы я получил ответ:

-- Да, конечно.

Молодой человек, сидевший за столом был моей полной противоположностью. Я, уже совсем не молодой, был как всегда одет в добротный костюм, в начищенных до блеска туфлях, с небольшим кожаным чемоданчиком, который носил больше для представительности.Расчесанные на пробор смазанные маслом волосы, открытое лицо и прямой взгляд. Мой сосед по столу выглядел совсем иначе. На нём был красно-жёлтый выцветший свитер, уже изрядно протёртый на локтях, светлые волосы явно нуждались в хорошей мойке, джинсы пережившие, как казалось несколько войн на несколько сантиметров не доставали до неновых стоптанных кроссовок. В то время как весь мой вид излучал довольство и благополучие, внешний вид моего соседа указывал на его тяжелую, полную проблем жизнь. Взгляд юноши блуждал ни на чем надолго не останавливаясь, и я понял, что долго ждал от него ответа на свой вопрос просто потому, что он меня не видел. Перед ним стоял пустой стакан, но мне показалось, что он никогда не был полным. Я подозвал официанта и заказал виски себе и ему, чтобы отплатить за гостеприимство. Мне было интересно посмотреть сколько времени пройдёт, прежде чем он заметит изменение уровня жидкости в стакане, однако, на сей раз он очень быстро спустился с небес на землю. После нескольких глотков он перестал блуждать взглядом по бару и сосредоточился на мне. Он обладал светлыми зелёно-желтыми глазами с пронзительным взглядом.

-- Джон Сантьяго, -- представился он.-- художник.

Я в ответ тоже назвал себя. Мне было понятно, что передо мной не просто рабочий с доков. Я знал нескольких популярных сегодня художников, но он хоть и был чем-то на них похож, всё таки больше отличался от них всех. Незаметно мы с Джоном допили наше виски. Я заказал ещё, а он смущаясь сказал, что предпочитает джин. Я заказал ему джин, а он в ответ благодарно кивнул.

-- Я прихожу сюда иногда,-- сказал он,-- сижу тут в тишине и полумраке, пока не увижу. А потом иду домой и работаю.

-- Не увидишь что?-- спросил его я, но еще до того как он ответил, догадался.

-- Не увижу картину. Когда сидишь вот так и даёшь своим глазам свободно парить, в голове постепенно появляется образ, рождается картина, которую я вижу.

Некоторые люди ищут вдохновения на природе, в полях, лесах, горах, он же находил его в маленьком задымленном баре. Я кивнул, но он видно воспринял мой кивок ка вызов.

-- Ты конечно не слыхал обо мне? И понятно, я известен в очень и очень узком кругу.

Незаметно и естественно мы перешли на ты.

-- Ты где-то выставляешься?

-- Нет, но у меня дома настоящая выставка моих работ.

Я снова кивнул. Многие до прихода известности и денег устраивают у себя дома свои выставки, стараясь затащить к себе потенциального покупателя,но Джон оказался не таким.

-- Меня посещают лишь пару человек. Только те кто понимают. Это...

Он замолчал на полуслове и так больше ничего и не сказал. Оказалось, что наши стаканы вновь опустели и я заказал ещё. Джон меня заинтриговал. Я вообще люблю творческие личности, и сам когда-то давно подрабатывал написанием коротких статей.

-- На что же ты живёшь? -- спросил я его.

-- Подрабатываю там-сям.

Я подумал, что мог бы купить у него картину для офиса.

-- А свои картины ты не продаёшь?

-- Нет, никогда ! -- воскликнул он, но потом, после недолгой паузы добавил -- видишь ли, мои картины, они... меняются.

-- Как меняются? -- не понял я -- ты их переписываешь?

Джон махнул головой, что могло означать как "да" так и "нет".

-- Всё зависит от размеров,-- пояснил он, хотя яснее мне не стало.

Поскольку содержимое пятого стакана уже перекочевало ко мне в кровь, я стал уговаривать его показать мне картины. Мои мысли при этом ворочались так медленно, и требовали такого внимания что я на некоторое время видимо утратил нить разговора.

--...Ты представляешь? Арбуз! Ты бы ни в жизнь не догадался до такого! Могу на что хочешь спорить!

-- Повтори ка еще раз,-- попросил я его,-- кажется я что-то пропустил.

-- Наше общество -- это всего лишь арбуз !

-- Почему арбуз? -- спросил я, делая очередной заказ.

-- Ну вот смотри сам, во первых снаружи он совсем не такой как внутри, во вторых, мы как косточки, каждая на своём месте и не сдвинуться, пока не выковыряют, в третьих, те кто с краю, быстрее портятся, легче подвержены ударам, гнили и так далее. Те же кто в центре короли-боги, всё им нипочём. И теперь самое главное, ты слушаешь? Так вот, арбузные косточки служат для продолжения рода,а сам арбуз вещь совершенно бесполезная, ну прямо как наше чертого общество !

Я пребывал в состоянии пьяной эйфории. Перед моим взором проплывали огромные арбузы, внутри которых, скорчившись, сидели люди. Тысячи и тысячи людей, и так без конца...

Когда мы вышли из бара, стояла глубокая ночь. Я предложил довести Джона до дома, но он то ли спал, то ли совсем опьянел и, не отвечая мне, просто висел в моих объятиях, что-то бессвязно бормоча. Хотя выпили мы поровну, я еще держался на ногах, но машину вести бы не смог, и подумав решил что лучше взять такси. Кроме того я с трудом представлял себе где оставил машину. Пока мы ждали я пытался растолкать Джона, чтобы вытащить из него адрес, но тщетно. Неожиданно, когда я уже совсем отчаялся, он очнулся, твёрдо встал на ноги и наклонившись ко мне стал бесконечно повторять:

-- Ты поймёшь, конечно, обязательно поймёшь...

Почти всю дорогу мы молчали -- Джон снова отключился от этого мира, но когда мы уже подъезжали, он снова заговорил:

-- Ты знаешь, одна из картин настолько мала, что пришлось заказывать для неё специальную раму с увеличительным стеклом. Я заплатил за нее семь долларов !

Ты представляешь? Целых семь долларов! За какую-то дерьмовую раму!

Я согласился с ним. Хоть в моём мире числа которыми я манипулировал были минимум трёхзначными, для него эти семь долларов могли значить обед, ужин и скромный завтрак. Надо сильно любить свои творения, чтобы так на них разоряться.

Через несколько минут мы покинули машину в глухом районе около многоэтажного, старого дома. Как оказалось, нам подниматься до самой крыши, под которой у Джона студия. Запыхавшись, мы всё таки осилили подъём. В дверях Джон остановился, как бы сомневаясь, дать мне войти или нет, но потом видно решившись, вошел, освободив мне проход. Я последовал за ним и наконец-то смог переступить порог его скромного жилища. Стены от пола и до потолка были завешены рамами, рамками и рамочками. Все они были абсолютно пусты...