Дождь, наконец, перестал. Редкие капли срывались с низких скатов грязных крыш и редких, почерневших от сырости деревьев.
-Ведут! - крикнул кто-то в толпе.
Эта новость мгновенно облетела нестройные ряды горожан, полукольцом окруживших огромный костер, сложенный неподалеку от городских ворот. Окружной судья прохаживался по специально возведенному для него помосту, что-то насвистывая себе под нос. Гаэрт отвернулся, сделав вид, что высматривает процессию. На самом же деле он так пытался скрыть клокочущую в нем ярость. Судью он ненавидел, как заранее ненавидел и то, что должно было свершиться в скором будущем.
-Лейтенант, - обратился к нему судья. - Ты какой-то больно мрачный сегодня.
-Ничего веселого не намечается, - сухо отозвался Гаэрт.
Собеседник, явно не ожидавший такого ответа, осекся на полуслове и пристально посмотрел на командира отряда арбалетчиков.
-Друг мой, а ты часом не жалеешь это отродье? - вкрадчиво поинтересовался судья. - Уж не думаешь ли ты, что приор церкви нашей незаслуженно осудил их?
"Да, черти меня дерите, жалею! Я солдат, а не палач!" - чуть было не выкрикнул Гаэрт, но вовремя прикусил язык, сказав лишь:
- Ничего я не думаю. Мое дело не думать, а стрелять.
Судья кивнул, словно удовлетворившись таким ответом, но взгляд его все же хлестнул по лицу лейтенанта колючей плетью.
-Ведут! Ведут! - снова закричали, на этот раз уже гораздо ближе.
На дороге показалась целая рота копейщиков, выстроившаяся в каре. В его центре медленно и подавленно шло около двадцати босых женщин, одетых в длинные черные рубахи, подпоясанные веревками.
-Ведьмы! Ведьмы! На костер их! - кричали одни.
-У, окаянные! Нашлась и на вас управа! - вторили им другие.
Началась давка. Словно обезумев от жажды крови, горожане ринулись к процессии, но копейщики древками копий уверенно прокладывали себе дорогу. Не получившая удовлетворения толпа теперь злорадно смотрела на обреченных, чуть ли не облизываясь. Озлобленные, отупевшие, не видевшие в этой жизни ничего, кроме кружки пива и замызганного медяка, эти потерявшие человеческий облик люди жаждали выместить свою ярость на несчастных, волею судьбы осужденных на страшную смерть.
Гаэрт, держа в руках заряженный арбалет, вглядывался в лица женщин. Некоторые из них шли, опустив голову, с покорностью принимая свою судьбу. Другие обводили толпу презрительным взглядом, осмелев от безысходности. Вдруг, внимание лейтенанта привлекла тоненькая белокурая девушка, прижавшаяся в поисках защиты к женщине постарше, быть может, сестре.
Копейщики тем временем остановились, и судья, простерев над толпой руку, начал читать приговор.
-По воле Господа нашего, а также приора города нашего...
"Воля последнего, видимо, была решающей..." - подумал Гаэрт.
-Женщины сии за колдовство и черную магию, которую они творили, приговариваются к сожжению, ибо...
Лейтенант уже ничего не слышал. Его глаза были прикованы к девушке, которая заметила взгляд арбалетчика и тоже смотрела на него. Снова начал накрапывать дождь. Тяжелые капли падали на дорогу, костер, головы собравшихся, словно сама природа плакала над судьбой своих дочерей.
-Ибо ведьма есть зло, которое... - несся над толпой голос судьи.
Чернь слушала его с выражением плотоядного удовлетворения на лицах, а Гаэрт слышал только незаданный вопрос белокурой девушки.
-Ну почему ты стоишь и молча наблюдаешь? - спрашивала раз за разом она, смотря на него усталыми зелеными глазами. - Ты же воин. Я вижу, что ты воин. Но ты стоишь и наблюдаешь, словно ненавидишь меня. За что ты ненавидишь меня? Я не ведьма, разве ты не видишь? Спаси меня, пожалуйста. Прошу тебя, спаси. Умоляю тебя...
На помост поднялся палач, встреченный возгласами одобрения. Его подмастерья принялись выводить женщин по одной и приковывать к столбам, торчавшим из нагромождений бревен и хвороста. Время словно остановилось. Под крики обреченных, палач опустился на колени перед судьей и начал читать молитву. Тот стоял с зажженным факелом в руках с таким видом, словно готовился вручить меч новоиспеченному рыцарю. В этот момент дошла очередь и до девушки, приковавшей к себе взгляд Гаэрта. Она попыталась вырваться, но подмастерье только загоготал, схватил ее за волосы и потащил к столбу.
-Спаси меня! - крикнула девушка. - Спаси...
На мгновенье в душе солдата повисла давящая тишина, а затем... Затем в глубине ее что-то треснуло, надломилось и с грохотом разлетелось в клочья под напором чего-то необъяснимого словами, но жаждущего освободиться. Сметая все преграды, возведенные годами повиновения и выживания, рванулся наружу главный инстинкт, составлявший существо Гаэрта - защищать беззащитных. Тех, кому судьба не дала в руки оружия достаточно грозного, чтобы противостоять не знающим жалости врагам.
-По подмастерьям палача огонь! - рявкнул лейтенант и нажал на скобу.
Ошалевшие от такого приказа солдаты застыли, как вкопанные, и только некоторые из них выполнили приказ. Однако этого оказалось достаточно. Те из подмастерьев, кто не погиб на месте, в корчах валялись на земле. Вскрикнув то ли от удивления, то ли от еще большего испуга, белокурая девушка бросилась бежать. Палач хотел броситься за ней, но растянулся у ног судьи. Из затылка у него торчал арбалетный болт. Вспрыгивая на помост, Гаэрт увидел своего сержанта, который с обнаженным мечом встал между девушкой и копейщиками. Он всегда был хорошим человеком, этот сержант.
-Я знал, что ты колдун! - заверещал судья, силясь отгородиться пламенем от стали. - Вперед, воины святой церкви! Смерть колдуну! Смерть ведьмам!
С этими словами он крепче стиснул факел и бросился к костру, но Гаэрт опередил его. Шпага лейтенанта вонзилась в спину судьи и вышла наружу с другой стороны. Тот удивленно посмотрел на окровавленное острие и рухнул, как подкошенный.
-Тварь, - прошипел Гаэрт, потушив факел подошвой сапога. - Теперь ты больше никого не убьешь.
-Колдун... - прохрипел судья и затих. Под ним расползалось багровое пятно.
Все присутствующие воззрились на Гаэрта, понимающего, что его ждет и берегущего каждое мгновенье воцарившегося молчания. Зыбкое и непрочное, оно брызнуло острыми осколками под ударами звериного рева пришедшей в себя толпы.
-Колдун! Колдун! - неслось со всех сторон.
Надвигавшаяся на помост свора жаждала чьей-то смерти, и была готова на все, чтобы ее увидеть. Приговор был вынесен. Безошибочно чувствуя, на чьей стороне сегодня сила, копейщики бросились на арбалетчиков. Те из людей Гаэрта, кто стрелял, были убиты на месте. Не миновало и двух ударов сердца, как ему самому пришлось вступить в бой. Гаэрт заколол двоих, прежде чем сталь вонзилась ему в живот, пробив форменную куртку и надетую под нее кольчугу. Затем боль рванула грудь, и лейтенант почувствовал, как его поднимают на копья.
-Остановитесь! - крикнул он, чувствуя, как изо рта хлещет кровь, а с ней и жизнь. - Остановитесь, если вы еще люди.