В сумраке ночном, угрюмом, тих, объят печальной думой,
       Я дремал над книгой умной, позабытых древних саг...
       Уловил вдруг, еле-еле, тень движенья на портьере,
       Шорох странный возле двери.. Не попасть бы мне впросак.
       Робкий стук раздался снова - в сердце постучался страх...
       Постучался - просто так.

       Помню эту ночь злосчастья, и декабрьское ненастье,
       Танец светотеней, страстный, от камина - на ковре...
       В мудрости нет избавленья, книги не дают забвенья
       В жизни бренной - та же тень я, беззащитная вполне...
       Книги о Линор не знают - без Линор нет счастья мне,
       Но встречаю - лишь во сне.

       Красных штор зловещий шелест, как весной цветущий вереск,
       Как форели бурный нерест, душу тайной бередил...
       И стремясь унять биенье сердца, сжатого волненьем,
       Я сказал себе, в сомненьях: 'Это поздний путник был!
       Старый пилигрим стучался, на исходе ветхих сил.
       Знать, дорогу он забыл...

       Взявши потеплей одежду, распахнув пошире вежды,
       Душу укрепил надеждой и пошёл к дверям скорей...
       'Сударь, не судите строго, я сейчас вздремнул немного,
       Не расслышал я, ей Богу...постучалиcь бы бодрей...'
       Во дворе ни зги не видно... Глянул - пусто у дверей.
       Тьма... Ни звёзд, ни фонарей.

       Удивился: что за трюки? Тишина глотает звуки,
       Сердце мается от муки с тех неблизких, давних пор.
       В нём - лишь боль и это слово, для меня совсем не ново,
       Но во рту катаю снова слово сладкое 'Линор'...
       Я шепчу, себя не слыша, слышу только эхо с гор -
       Эхо вторит мне: 'Линор...'

       Сел, вернувшись, у камина, весь в плену тоски и сплина...
       Только отхлебнул я джина - зазвенело вновь стекло.
       Угли трескались от жара, а душа во мне дрожала,
       Страх терзал меня, как жало... 'Это ветка бьёт в окно!'
       Я сказал... 'Какая тайна? Там же нету никого!'
       Ветер... больше ничего!

       Всё ж сорвать неплохо б маску с тайны, что я мнил опасной...
       Подошёл к окну тотчас, но, только ставень я открыл,
       Как влетел в мою светлицу Ворон - царственная птица,
       Дней былых свидетельница и пособница злых сил.
       Молча он на бюст Паллады сел, под сенью чёрных крыл,
       Словно он всегда там был.

       Позабыв про боли в сердце, я смотрел смеясь, поверьте,
       Как мой гость, в неверном свете, будто это навсегда,
       Так устроился с удобством... И спросил его я просто,
       Как желанного мне гостя: 'Как попали Вы сюда?
       Как зовут Вас, Сын Плутона, чёрной тризны тамада?'
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       Очень это было странно, что ночной мой гость незваный,
       Отвечал мне так туманно, и вселился, как беда -
       Не спросивши дозволенья, сев на бюст без разрешенья,
       И зловеще, без волненья, каркнул мне в лицо... Когда,
       С кем, и где это бывало? Это что за ерунда?
       Что за имя - 'Никогда'?

       Больше не добавив слова, величавый и суровый
       Он уставился так строго - как палач ли, как судья...
       И невольно вдруг забрезжил луч воспоминаний прежних -
       Где друзья, и где надежды, что хранили нас тогда?
       Всё ушло... и эта птица возвратится в никуда...
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       Я, застывший, как от шока, посмотрел в воронье око -
       Мне бы разобраться только - это приговор суда?
       Нет, других он слов не знает, Вороны не краснобаи,
       Ни из ада, ни из рая не посланник он сюда.
       Перенял он это слово от хозяев, некогда...
       Каркнул Ворон: "Никогда!"

       Что он хочет, этот Ворон? Он глядит недвижным взором,
       И зловещих мыслей полон, словно мёртвая вода...
       Иль дрожат мои колени от игры воображенья,
       От дурного наважденья, всплывшего из тьмы, со дна?
       В бархат кресла погрузившись я безрадостно гадал,
       Чем грозит мне 'Никогда!'

       И разгадку той шараде я искал в вороньем взгляде...
       Птица это ли, исчадье? Глаз его горит слюда!
       Все мы тени в этом мире, все мы сгинем без следа.
       И лаская кресла бархат, я раздумывал со страхом -
       Не восстать Линор из праха, не вернуться ей сюда...
       Не вернуться никогда...

       Неожиданно, блистая, будто искр света стая,
       Пронеслись, в ночи растаяв, лучших дней моих года,
       Будто серафим - дыханьем - утишил мои страданья...
       'Так зачем твоё молчанье, скоро ли души страда
       Кончится? В том Божья воля, эликсир забвенья дай!'
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       'Знаю, ты исчадье ада и к прощению преграда,
       Ты лишил меня награды что принёс мой ангел, да?
       Будь ты проклят, Ворон вещий, ты мне душу, словно в клещи,
       Сжал, как враг людей извечный - что ж, огню её предай!
       Но скажи, есть в Галааде благодать? Забвенья дай!'
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       "О, Пророк и злобный демон, не смотри, что небо немо
       Лишь одно к тебе есть дело - зыбкую надежду дай,
       Что за мира хрупким краем повстречаю в светлом рае,
       Деву ту, что наполняет душу светом - навсегда...
       Ту, что ангелы Линорой кличут, во Святых Садах.
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       'Изверг ты! Тебе всё мало?, - молвил я ему устало, -
       Вот и Солнце вроде встало, ты ж вернись во тьму, туда,
       Где царит лишь холод вечный, и где ценят дар твой вещий -
       Развлечения похлеще ты найдёшь себе тогда!
       Клюв из раны сердца вырви, позабыть тебя мне дай...'
       Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"

       Знаю я - отродье ада с бюста не слетит, Паллады,
       Нет, не сдвинуть с трона гада, и вокруг густеет мгла...
       Всё сидит он, не мигая, свет из окон с тьмой мешая,
       Тенью в душу прорастая, и не сгинет никуда!
       Пригвождён к ковру я тенью, и не встану никогда...
       Нет, не встану никогда!