Длилась полночь дольше ночи. Я устал и смежил очи
Над тяжелыми листами фолианта древних слов.
И, когда я спал уныло, застучало и забило,
Что-то в дверь тихонько било, в дверь моих печальных снов.
'Гость в мои стучится двери', - думаю, и сам не верю.
'Гость в ночи, где тьмы покров'.

Я прекрасно помню вечер в декабре. Померкли свечи,
Но малейший уголь, тлея, на полу чертил узор.
Я не мог дождаться света, в книгах я искал ответа,
Как забыть о леди этой, об усопшей. О Ленор.
Об ушедшей дивной леди, имя чье сейчас на небе Ангелов поет собор.
Здесь ей нет имен с тех пор.

Смутный, шелковый, неясный шорох штор в ночи опасной
Охватил с такою властью, как ни разу до сих пор.
И встревоженно молчал я, чтобы сердце не стучало,
Помышляя, что немало ходит странников в ночи.
'Запоздалый поздний путник, темноты усталый спутник
Робко в дверь мою стучит'.

Восклонившись, я встряхнулся, успокоился, проснулся,
'Сэр', - сказал я, 'или леди', чей я слышу стук сейчас,
Я смиренно извиняюсь, но в догадках я теряюсь
Слышу ль я иль ошибаюсь, можно ль мне увидеть вас?
Широко открыл я двери и глазам своим не верю:
Только ночь. В который раз.

Изумясь, во тьму уставясь, думал: 'С разумом расстанусь,
Коль на миг еще останусь я в сомнениях своих'.
Но ночная мгла молчала, чернота не отвечала.
И тогда дерзнул я тихо вопросить ее 'Ленор?'
Тихо, с робкою надеждой пошептал я ей: 'Ленор...'
Бесполезный разговор.

Возвратился ослабело, но душа почти горела,
И явиться не замедлил снова стук из ничего.
Он был более отчетлив. Отдавал себе отчет я,
Что обязан знать я, что там, и исследовать его.
Сердце, тише, я услышу, что стучится в дверь и выше...
Ветер. Больше ничего.

Дверь отчаянно рванул я, и тогда, меня минуя,
Сам себя не именуя, не спросив, не поклонившись, не вступая в разговор
В гордом царственном обличье и с достоинством не птичьим
Ворон-лорд, печать величья, в дверь вошел, как приговор.
Просто сел на бюст Паллады. Воцарился, как и надо,
И окончен разговор.

Тут мой ужас изменился и улыбкою сменился.
Так был вид его забавен, так престижен, так тщеславен
Гробовым своим нарядом, что взыграл во мне задор.
'Сэр', сказал я так с улыбкой, 'На брегу Плутона зыбком
Родовое ваше имя каково с давнейших пор?'
Ворон каркнул: 'Nevermore'.

Удивился я немало, что так ясно мне сказал он.
Пусть и очень мало смысла содержал сей странный вздор.
Но нельзя не согласиться, с тем, что имя мрачной птицы
Заставляет изумиться. Совершенно откровенно здесь абсурда перебор:
То, что птице было надо важно сесть на бюст Паллады
И назваться 'Nevermore'!

Но, однако, одиноко, сидя в полночи глубокой
На Палладе молчаливой, чей пустой не дрогнул взор,
Больше слова не изрек он, и я думал: 'Одинок он.
И друзья его далёко, их ночной не слышен хор.
И должно быть, на прощанье утром новым, утром ранним он мне скажет: 'До свиданья'...
Гаркнул ворон: 'Nevermore!'

Этот крик взорвал безмолвье, - уж не невпопад промолвил
Старый ворон это слово, но, как мысленный отпор,
Я сказал себе: 'Спокойно! Господин его покойный
Был, по-видимому, беден, скорчил зол его напор.
Это слово повторял он и лишь ворону вверял он
Вопли горя: 'Nevermore'.

Может, то была ошибка, но с рассеянной улыбкой,
Отвалившись в кресле зыбком, я уставился в упор.
И в раздумья погрузился: 'Диво ль, ворон мне явился, будто призрачно приснился
Мрачный, древний пережиток, как исчадье черных гор,
Что и сам он вечно черен, и навеки обречен он
Глупо квакать: 'Nevermore'.

Так сидел я, размышляя, ничего не изъявляя
Этой птице, что горящий в грудь мою уперла взор.
Прежним страхом утомленный, приклонился полусонный
К черной бархатной подушке, чей затейливый узор
Так, как раньше, так, как прежде, та рука той леди нежной
Вновь не тронет. Nevermore.

Только тьма вокруг сгустилась, как завеса опустилась
Фимиама, что кадила нам несут с Ливанских гор.
'Нет!', - сказал я, - 'не дари нам возвращения к руинам,
Хоть и свыше ты имеешь этот вещий заговор,
Но Ленор полузабыта, и тоска давно избыта, отпусти!'
- Лишь 'Nevermore'.

'Прореки', - ревел я снова, - 'Твоего я жажду слова,
Хоть из рая или ада ты явился мне в укор,
Говори, о воплощенье в этом мире обольщенья,
Мне забвенье, избавленье от печали и мученья
Будет ли дано прощенье, - отвечай, покоя вор!'
Как рефреном: 'Nevermore'.

Он спокоен - я в смятенье. 'Ну скажи тогда, творенье
То ли Света, то ли Тени, - хоть в конце времен, в Эдеме
Не найдет ли в Вечном Царстве сей измаявшийся взор
Ту, что по земле не ходит, чье жилище на восходе
Леди ту, что в небосводе воспевает райский хор?'
Нудный голос: 'Nevermore'.

'Так да будет это слово нам прощаньем, чтобы снова
Мне вовек тебя не видеть, и закончим разговор.
Убирай скелет и перья от Паллады. Я не верю!
Не клади клеймо на душу, лжи и яда приговор!
И уж лучше быть с тоскою, чем в покое, но с тобою.'
Вновь рефреном: 'Nevermore'.

И навечно, не взлетая, все сидит и все мечтает
Черный ворон на Палладе над дверями с этих пор.
И глаза его полночны, он как демон - демон, точно,
Им светильник каждой ночью теневой плетет узор.
Этой тени крепки нити, за которые не выйти
Мне вовеки - Nevermore!