Впервые увидел ее в малиновых кустах, что разрослись на краю отцова участка в шесть соток. Меня, восьмилетнего мальчишку, панически боявшегося любой жужжащей рядом тучной мухи, отправили насобирать лукошко спелой ягоды. Делать было нечего - я стоически отмахивался от гудевших пчел, кормился крупными ягодами прямо с куста, но и не забывал потихоньку наполнять корзинку. Наша малина перемежалась с соседской. Я нечаянно забрел на чужой участок и в тенистом уголке в глубине малиновых зарослей узрел милое девичье личико. Олеся.
Мы шумно носились по дачным улочкам, тискали вечно недовольного дряхлого Олесиного кота. Делились игрушками - как сейчас помню старинный марионеточный театр, доставшийся ей от бабушки. Вместе ходили на речку, баловались с надувными кругами и купались под зорким оком наблюдавших с берега взрослых. Такой мне и помнилась Олеся - прыткой девчонкой, надкусывающей алую малинку и хитро выглядывающей из-за куста; истерично шлепающей руками по воде пловчихой, окруженной мириадами брызг.
В конце августа настало время уезжать в город. Родители суетились со сборами, а я, огорченный из-за того, что с Олесей предстоит расстаться, улизнул во время всеобщей суматохи ради встречи с ней. Мы поклялись, что друг друга не забудем.
- Дружба навеки? - звучал ее тоненький голосок.
- Навеки! - эхом вторил я.
И скрестили мизинцы.
Отныне я с нетерпением ждал летних каникул и рвался на дачу. Каждое лето означало для меня увлекательные встречи с Олесей. Год от года наша дружба, испытываемая девятью месяцами разлуки, только крепчала.
Тем летом, когда мы познакомились с ребятами с других улочек, все изменилось. Мне не нравились ночные посиделки у костров с поцелуями и разговорами о любви, о плотском ее воплощении. Меня воротило от непонятных ритмичных песен с ругательными словами. Я заявил, что не стану курить, а среди моих сверстников было принято делиться куревом с товарищем. На меня косо смотрели и прозвали "Божьим одуванчиком".
После знакомства с юношами постарше меня Олеся сильно изменилась. Голос ее отдавал игривостью и флиртом. Она краснела всякий раз, когда Витя смотрел в ее сторону.
- Лесь, зачем ты с ними общаешься? - спросил я однажды.
- С ними весело, - последовал ответ.
- А как же я?
- Я люблю Витю, а ты - мой лучший друг, - сказала она, чуть дернув уголками губ.
Следующие годы Олеся являлась во снах, переплетавшихся с воспоминаниями. Университет и работа летом лишали меня возможности ездить на дачу и видеть девушку. Матери непосильно было тянуть два участка после смерти отца, оттого она и забросила один из них - тот, что дальше от города, тот, где протекало мое детство.
Неизвестно, чем бы кончилась история моей привязанности к Олесе, если бы не внесенные в федеральный закон поправки об изъятии участка ввиду нерационального использования ресурсов. В первое отпускное лето я вернулся на заброшенную дачу, дабы возродить дело, когда-то начатое моим отцом.
II
Николай Иваныч, сжимая в руках листочки мелиссы, ступил на крыльцо, сбросил галоши и прошел на веранду. Суетливо обслужил смущенных нас, сидящих за столом, трижды переспрашивал, не надо ли кому сахару и угомонился, лишь когда Макс - новый его сосед - ответил утвердительно. Наконец, бойкий старик уселся за стол и благословил посланную Господом пищу.
- Я тебя дитем помню, а ты - вон оно как - институт, значится, кончил, взрослый стал совсем. Ну, Игорек, расскажи старику, - прошамкал он в мою сторону, - как мать твоя, Галина Михайловна, поживает.
- Спасибо, Николай Иваныч, за теплый прием. Перед моим отъездом мать о вас вспоминала, наказывала привет передавать. Я же год назад на "Сигнал" устроился. Мы там радиостанции для авиации нашей...
Ошпарив язык горячим чаем, я ненадолго прервался. Макс воспользовался секундной заминкой, чтобы выказать свое красноречие.
- Николай Иванович! Разрешите обратиться к вам с деловым предложением, - начал он. - Игорь у нас, как видно, человек простой, заводской. Я же все больше по социальной работе. О пенсионерах забочусь - все-таки в нынешнее время тяжело вам живется.
- И правда, чего греха таить - тяжело! - соглашался старик.
- Мой фонд предлагает всевозможные услуги по оформлению земельных участков, - произнес Макс и, видя, что старик нахмурился, поспешил пуститься в долгие и пространные объяснения. - На вашем примере: вы, Николай Иванович, заключаете с нами договор, согласно которому после смерти отдаете участок мне. И получаете за это деньги.
- Тоже после смерти? - съехидничал старик.
Макс пребывал в некотором замешательстве.
- Хе-хе, у вас, Николай Иванович, позвольте заметить, отличное чувство юмора. Нет, оплата за участок производится поэтапно, к тому же, одним из преимуществ нашей программы является помощь пожилым людям в течение жизни. Мы с вами оформляем договор - я вам и плачу, и помогаю по огороду или по строительным делам. По-соседски, так сказать.
- Тоже мне, труженик, - буркнул старик. - Твоя калина, значится, разрослась, ко мне на участок лезет. Ветки голые спили сначала, да парник огуречный переставь, а то на полметра за границу залез. Тогда и сказки сочиняй про бумажки свои, да про конторку. Ишь, на мои пятнадцать соток позарился.
- Ну почему же сказки, - покраснел Макс. - А за калину непременно возьмусь, вот прямо сегодня же пилу найду и все оформлю в лучшем виде.
Николай Иваныч пресек на корню попытки Макса возобновить беседу о наследстве и вновь переключился на меня.
- Надолго ль приехал к нам?
- На июль.
- Ты Леську-то не бросай, а то ходят тут всякие. Вон, Витька, кровопивец, постоянно околачивается рядом, подход ко мне ищет. Кольку, хулигана этого, значится, из колонии выпустили. А так здесь мало кого нынче бывает. Вся недоросль по Турциям разъезжает, родная природа им, видите ли, не мила. Всё деньги транжируют - сокрушался Николай Иваныч.
- Транжирят, - проронил Макс, но его поправка осталась незамеченной.
Из недругов моего детства на даче я застал, выходит, только Колю, главного задиру, да Витю - первую любовь Олеси.
Речь зашла о былых временах.
- Леська-то какой девицей красной стала! А была девчонкой меленькой, шустренькой. Бывало, прибегала ко мне по отцовой просьбе и спрашивала, клев какой. А помните, я вам песочницу возле дома выстроил? Помнишь, Леся, медальончик позолоченный подарил? - блаженно разглагольствовал Николай Иваныч.
Олеся метнула осторожный взгляд в мою сторону и виновато проронила:
- Потеряла...
- Вот дуреха! - полушутя говорил старик. - Да ты не обижайся, я ж любя.
Постепенно прием по случаю моего приезда, оказанный Николаем Иванычем, соседом моим по даче, подходил к концу. Он звал нас с Максом рыбалить на другой берег реки завтрашним ранним утром, но поскучневший Макс отказался, а я сослался на домашние дела да на усталость после приезда.
Зато против Олесиных чар я устоять не смог, и, когда она предложила встретить вместе рассвет, я с радостью согласился гулять хоть всю ночь.
III
Над восточным лесом, отделенным рекой, сонное небо сбрасывало паутинку темно-синих облачков, умывалось розоватой зорькой и разукрашивало холст зарождавшегося дня нежными золотистыми мазками.
Осовелый, я брел за мелькающей в камышовых зарослях Олесиной юбкой. На потайном маленьком пляже мы находим недавно потухший костер с еще теплыми головешками и пускаемся в забавные споры о русалках и прочих мифических обитателях рек и лесов.
- Ты бы хотел встретить русалку? - Олеся пробует голой ножкой воду и игриво пританцовывает.
- Чем только в детстве старики не пугали! И проклятым золотом на том берегу, и душами погибших. Помнишь, утопленников прибило однажды к берегу - переполоху-то было во всей округе! - я с трудом ворочал языком, хотел поскорее закончить затянувшуюся на полночи прогулку, добраться до дома и - на боковую.
Олеся по грудь зашла в холодную воду и жестом приглашала меня окунуться и взбодриться. Понимая, что на обратном пути меня будет мучить озноб, я все же осторожно ступил в воду. Гладкая доселе поверхность, встревоженная двумя нечаянными купающимися, колыхалась кругами. Маленькие волны эти пересекались с другими, что были образованы одиноко покачивающейся посередь реки лодкой.
- Рада, что ты приехал, - произнесла девушка. Я слабо улыбнулся и почувствовал, как Олеся касается пальцами ног моей голени, бедра...
- Тебе не кажется это неуместным? - нашел я в себе силы ответить.
- А что такого? Я рада возвращению друга.
- Думаю, после такого массажа мы больше не друзья, - улыбнулся я.
Олеся недоуменно посмотрела на меня.
- Какого массажа?
Меня затерзали смутные сомнения. Я опустил руку в воду и схватил то, что ласкало меня. Я щупал, пытаясь понять, что же это за существо - и вдруг в голову ударила чудовищная догадка.
Утопленник.
Олеся завизжала и выскочила из воды.
Я вытащил из воды и осмотрел посиневшее тело. Опутанное тиной, с камнем, привязанным к шее, это тело не так давно было добродушным хозяином, гонявшим чаи - Николаем Иванычем.
Неудачно кончилась для него рыбалка. Я заметил время - половина шестого. Поручил Олесе, заявлявшей, что ни при каких условиях не останется наедине с мертвым, сбегать в правление и поставить в известность председателя нашего дачного общества. Вплавь добрался до лодки и обыскал ее. Замызганный сапог, порванная куртка, разбитая бутылка водки - явные следы борьбы. Примечательным мне показалось то, что Николай Иваныч отправился на рыбалку без прикорма и со старой оснасткой, на ветхость которой жаловался за обедом. И если банку с червями могли опрокинуть за борт, то использование старой удочки вместо стоявшего в сарае на видном месте спиннинга не поддается никакому объяснению. Как и пустующее ведро для улова.
Мои домыслы, впрочем, сельского председателя не убедили. Все утро я потратил на участие в составлении протокола и консультацию с проезжавшим мимо милиционером. В итоге наш староста определил происшествие как несчастный случай, а я, прикорнув, с энтузиазмом взялся за собственное расследование.
IV
Макс брезгливо посмотрел на липкий мешочек с сахаром, отодрал себе ложкой кусочек и макнул в чашку.
- Жаль старика, - помолчав, произнес делец. - Мировой человек был. Про парник огуречный он, конечно, придумал. Все впритык стоит, нигде границу я не пересек. Но вообще он сосед хороший... был - то советом поможет, то инструмент одолжит. Я-то здесь недавно, обжиться не успел еще.
- Что ж ты участок Иваныча заграбастать хотел? От большой соседской любви?
Макс раздраженно постучал ложкой и посмотрел на меня своим цепким взглядом.
- Хватит с меня ваших обвинений, я ж не аферист какой! В моем бизнесе главное - уважение к пожилым, верность принципам добра и честности.
Я не верил льющемуся потоку штампов из уст проходимца.
- Николай Иванович рано или поздно согласился бы отдать свой участок, ведь ни детей, ни родственников у него не было. Так что его смерть только убыток мне принесла.
- Про семью старика ты уже все разузнал, - покачивал я головой.
- Не надо, Игорь Юрьевич, делать из меня преступника. В данной ситуации я - потерпевший, а мотив убийства столь почтенного человека из-за несогласия продать участок - бред, и только.
- Алиби-то у тебя нет! - напирал я.
- Как нет? Спал я! Что же еще делают нормальные люди в пять утра?
От Макса я так ничего и не добился, но, ввиду разлада с убитым, в моем списке подозреваемых он шел под первым номером. К тому же Макс был единственным, кроме меня и Леси, кто знал о том, что старик собрался якобы на рыбалку на другой берег.
С помощью Леси я очертил круг остальных подозреваемых, в который вошли Коля и Витя. О них старик плохо отзывался за своим последним чаепитием. Первым делом я решил поговорить именно с ними.
Кольку пришлось будить. Он неохотно принял нас, но, опохмелившись, пришел в наилучшее расположение духа.
- О! Гости дорогие! - вырвалось из окруженного щетиной рта.
Первым делом на покрытом новой скатертью столе появилась непочатая бутылка водки, затем пара салатиков, тушенка с лапшой, изящно украшенная зеленью, и тарелка свежих огурчиков. По комнатке поплыл запах ароматных приправ. Коля умудрялся готовить на скорую руку - я даже не успел обо всем его расспросить.
- Откинулся Иваныч? И поделом ему! - неожиданно весело отреагировал Колька на скорбную новость. - Я на повара поступил, а он, старый хрыч, загубил мне всю учебу!
- Это когда ты в колонию попал? - уточняла Леся.
- Он давно на меня зуб точил! Тем летом мы с пацанами буянили чутка - ну, ночь Творила была, куда деться. А Иванычу весь этот шум и гам не нравился. Взял и заяву накатал, что местный Колька ограбил его зимой. Не крал я ничего, на черта мне его хлам!
- С чего старик взял, что его ограбили? Как-то же милиция проверила этот факт, - не понял я.
- Да шут его знает! У нас тут неспокойно, зимой мародеры шастают, окна бьют, дачи грабят. Слухи ходят, что за этим цыгане стоят. Вон они, хутор свой состроили на том берегу. Иваныч часто на лодке ходил туда, всяко с ними делишки имел.
Трапеза подходила к концу.
- А сегодня в пять утра ты где был? - добрался я, наконец, до алиби.
Коля наморщил лоб, припоминая события бурной ночи.
- С корешами бухали, в карты резались. Часов до трех. Потом все разошлись, а я к Витьку подвалил, хотел с ним банкет продолжить. Отказался, жмот.
Мы с Лесей переглянулись. Пьянчуга, желавший мести и шаставший ночью по участкам, вполне мог наделать глупостей.
- А домой ты возвращался по берегу? - спросил я. Пульс участился.
- По чесноку? Так нажрался, что уже и не помню, - признался Колька.
Если он бродил по берегу, то мог увидеть старика на лодке. Но хватило ли у него запала на убийство?
- Обождите, я пока в библиотеку наведаюсь, - сказал в конце обеда Коля и, уходя, прихватил рулон туалетной бумаги и советскую "Роман-газету".
Мы с Олесей строили догадки по поводу того, что же произошло ночью. Я вспомнил о разведенном костре, на который мы наткнулись в прибрежных камышовых зарослях. Эх, ненамного разминулись с убийцей!
- Коля - опасный тип. Судимость, как-никак, хоть и не справедливая, - ежился я. - Но сначала переговорю с Витей. Кстати, чем кончилась твоя первая любовь?
- А она и не кончалась, - насмешливо произнесла девушка.
V
Я пошел к Вите один. Хотел понять, осталось ли что-то между ним и Лесей. Ее слова меня ошарашили, но не были ли они заигрыванием со мной, непонятным Олесиным юмором?
- Лисенок говорила, что ты приехал, - сказал вместо приветствия Витя и пригласил войти.
Сердце мое екнуло. "Лисенок". Они все еще вместе.
- Грибочков хочешь? Сегодня собирал с утречка. Да ты садись, не стесняйся. Рассказывай, как дела, чем живешь, - начал Виктор, видя мое замешательство.
Я не спешил с ответом и осматривал скромное убранство комнатки. Груда почерневших от сажи кастрюлек покоилась на столике рядом с массивной кирпичной печкой. У выхода была пристроена громыхавшая новомодная магнитола, рядом с ней на прибитом к паркетной стене гвоздике красовался порванный спортивный костюм. Беспокойная мысль промелькнула у меня в голове, и я на всякий случай приметил кухонный ножик.
- Спасибо, я сыт, - вымолвил. - Так где ты был утром?
- Говорю же, в лесу грибы собирал, - Витя убавил громкость радио и подсел ко мне на табурете.
- А костюмчик-то почему порван? Дрался с кем-то?
- В лесу изорвал. Об ветки.
- И может ли кто-нибудь подтвердить твое алиби?
- Что? - удивился Витя. - Слух, конечно, прошел, что Иваныча убили, но причем здесь я?
Я подозрительно посмотрел на него. Либо в Вите все еще жив актер, а в школе он посещал театральный кружок, либо он и вправду не был причастен к убийству старика.
- Дай вспомню. Часа в три ночи меня Колька разбудил. Пьяный в стельку явился и давай в дверь долбить. Утихомирил его и отправил домой. А примерно в шесть утра лесничего встретил рядом со станцией. Ну, березняк там чистый есть, знаешь?
Я разочарованно вздохнул. Старик был убит примерно в пять утра. За час Витя никак бы не успел спрятать лодку и дойти аж до опушки западного леса, выходящей к железнодорожной станции. И все же, я не упустил возможности уколоть соперника.
- К твоему сведению, мы с Лесей всю прошедшую ночь гуляли наедине. Завидуй!
- О как! - ухмыльнулся Витя, не сомневающийся в верности своей девушки. - Чем обвинять меня, лучше обрати внимание на тех, у кого действительно был мотив. Я слышал, Макс намеревался участок у старика забрать. Или вон, слухи ходят о трениях старика с цыганами. Они вполне могли разбойничать.
Уходя от него, я призадумался. Так и не смог представить лощеного соседа Николая Ивановича в роли безжалостного убийцы. Максу силенки бы не хватило. Цыгане? Связываться с ними не хотелось, но эта версия казалась наиболее вероятной.
Но больше всего меня мучило другое. Совпадение ли то, как искусно водила меня Олеся всю ночь по берегу, избегая разведенного костра убийцы? Но благодаря ей мы наткнулись на тело утопленника - получается, хотела, чтобы тело с привязанным камнем нашли. Знала ли Олеся о том, что случится? Если знала - чего же, чего хотела от меня?
VI
- О чем думаешь? - спросила Олеся, прильнув к моему плечу.
Мы стояли почти у самого края утеса, выдавшегося далеко вперед и нависающего над водной гладью. Я снял шлепанцы и нежил усталые ступни на зеленой травке.
- Не дает мне покоя мысль о том, что старик не на рыбалку плыл, - изрек я.
- Почему? - в тоненьком голоске нельзя было различить ни оттенка эмоции.
- Прикорма-то не было. Ни червей, ни кашки - ничего, на что можно было бы поймать улов. В лодке были только снасти, к тому же старинные - а ведь у старика есть и новая удочка. Я, пока пил чай, заметил ее в открытом сарае.
Я почувствовал холодные Олесины губы у себя на скуле. Я обнял девушку и пробежал ладонью по ее талии, но секундная близость сменилась разочарованием - Олеся вдруг отпрянула и махнула рукой в сторону. Порыв ветра снес шлепанцы, оставленные по неосторожности на самом выступе. Я ринулся вперед, но увидел лишь, как покачивается в пене моя обувка.
Олеся рассмеялась и непринужденно зашагала вдоль обрыва. Мне же, раздразненному поцелуями, ничего не хотелось, кроме того, чтобы просто следовать за ней. Благо, дорогу нашу сопровождал песочек, и ступни я не поранил.
После обрыва берег спускался к змейкой извивавшейся речушке. Если бы не скорое течение, переправу делали бы на узкой излучине. А так понтонный мост через речку устроен парой километров выше, рядом с крупным селом, раскинувшимся на противоположном берегу.
Олеся вдруг сделалась равнодушной и пропускала все мои комплименты и игривые замечания. Она заметила, что вечером по радио обещали дождь, и надо бы нам поспешить домой. Я пытался склонить ее к интимной беседе, но потерпел крах, и она, договорившись о встрече, оставила меня одного на берегу. Чертовка! Теперь провозглашенное мною неофициальное расследование не имело смысла, ибо думал я только об Олесе.
Вглядываясь в воду, я вдруг заметил, что шлепанцы успели уплыть совсем далеко - а ведь им нужно было какое-то время, чтобы выйти на середину реки, да и волны гнали их в переменном направлении. Быстрая излучина - вот как убийца мог ускользнуть.
Смеркалось. Бугристое серое небо предвещало грозу. Как и условились, мы с Олесей встретились на улочке, у покосившегося фонарного столба, окруженного зарослями дикого крыжовника.
Она сжимала в руках что-то маленькое. На мой вопрос о том, что же она прятала, ответа не последовало. Я приблизился к ней, обхватил за плечи.
- А давай убежим, Леся! Бросай Виктора, бросай всю эту дачную шпану! Ты достойна лучшего, ты достойна быть любимой, по-настоящему любимой! Ну же, решайся - будь со мной! С самого детства и навсегда я всей душой привязан к тебе!
Она не стала отвечать, а, напротив, дрожащим голосом задала встречный вопрос:
- Не томи, Игорек! Кто убил старика? Ты знаешь?
Я сделал шаг назад и, заметив нити дождя, не стал медлить с ответом.
- На повороте течение реки ускоряется, и Витя мог добраться до опушки березняка за полчаса. Должно быть, он следил за Николаем Иванычем и догадывался, что тот отправился не на рыбалку. И потом, старик совсем не хорошо отзывался о Вите - наверное, между ними была скрытая вражда. Но зачем Витя пошел на убийство - мне непонятно.
- А теперь? - с этими словами Олеся растопырила ладонь, и между пальцев ее затрепыхался утерянный медальон.
Грохот грома вдали.
- Позолоченная безделушка, - пояснила Олеся. - Ручная работа Николая Иваныча.
- Байки про золотую жилу - правда? - ахнул я.
Белые пятна в этой истории вдруг приобрели зловещие краски.
- Витя однажды спросил, откуда у тебя этот медальон, - продолжал я. - Ты, конечно, рассказала. Он смекнул, что у старика есть маленькая тайна. Он вымогал у него место, где находится жила. А старый гордец отказался делиться добытым. Витя не мог такого стерпеть, с его-то характером. О Боже! Это ты настучала Вите, что старик собирается рано утром на тот берег.
Жаль, я был тогда слишком увлечен разгадкой убийства и взахлеб рассказывал, как вероятнее всего развивались события роковой ночью. Не слышал я шагов позади и не замечал тревожного взора Олеси мне за спину.
- Игорь знает! Гаси его! - вдруг выкрикнула девушка.
Я обернулся. Передо мной стоял Витя.
Мотивы поступков девушки мне оставались неясны: ведь, если она решилась показать медальон - значит, хотела заложить любимого. Но зачем же было рассказывать Вите про встречу со мной? Играла нами? Хотела столкнуть лбами?
Охваченный негодованием, я совершил страшную глупость: бросился на Витю с кулаками. Единственное, что могло остановить зарождавшуюся во мне праведную бурю - это хороший удар в челюсть.
А последовал отменный.
Я промычал что-то от боли, упал ниц. Витя колошматил меня ногами. Правой, левой, правой, левой, правой, левой... Последующие события слились в моем сознании в марш. Я чувствовал, как набухает шишка на затылке, как не прекращавшийся ливень сотнями холодных иголок укалывает по всем телу. Я стыдливо стонал и глотал хлюпавшую грязь и при всякой попытке подняться падал сам. В конце концов я остался один, распластался и обнял землю.
Следующие два года Витя провел в колонии по признанию виновным в причинении тяжких телесных повреждений. Олеся свидетельствовала в суде против него. Николай Иваныч за малой доказательной базой так и остался не отмщенным.
VII
Однажды, проходя мимо ювелирного магазина, я заметил внутри Олесю и зашел поздороваться. Претенциозным тоном клубной нимфы она поприветствовала меня и принялась расспрашивать о последних новостях.
- Дорогая, я вернулся. Ты уже выбрала кольцо? - раздался сзади знакомый голос. Я раскрыл рот от изумления: к нам подошел Макс.
- Вы вместе? - ахнул я.
Оказалось, что они объявили о помолвке сразу после покупки участка старика. Дела у Макса шли в гору - его фонд богател и разрастался. Глядя, как ютится девушка в его объятиях, как влюбленно гладит его руки, сжимавшие бумажник, у меня не оставалось сомнений: все в этой истории получили свое по заслугам.
Не оставалось до тех пор, пока взгляд мой не зацепился за позолоченный медальон на витрине.
Точная копия медальона Олеси. И еще одна - рядом с ним. И еще.
Внутри зашевелилось нехорошее предчувствие. Получается, безделушка - не уникальная, не ручная работа старика. Я сглотнул и подозвал Лесю. Указал на витрину и вопросительно посмотрел ей в глаза.
Ах, этот взгляд с победным оттенком! Этот игривый взгляд девчонки, упоенно дергавшей за марионетки в кукольном театре.
- Чтобы выйти замуж за прагматика, мне нужны были два романтика, - стихами ответила она мне. - Стоило вам с Витей показать побрякушку - и вы тот час же верили в россказни о золотой жиле. Прости, Игорек, ты отличный парень, но уж больно наивный.
- Значит, старик просто рыбачил - а я выдавал желаемое за действительное, - упавшим голосом заключил я. - Руками Вити ты избавилась от него, а потом столкнула нас, враждовавших с детства. И убрала свою первую любовь с глаз долой.
- Да, ты удачно подвернулся, - улыбнулась она.
- О чем это вы шепчетесь? - прервал наши откровения Макс. Ради своего кошелька и его потенциального успеха коварная девушка рискнула жизнями троих людей.
Не желая показаться невежливым, я пожал Максу руку на прощание и будто в тумане покинул магазин. Я принял решение позабыть Олесю, раз и навсегда, и лишь ее малиновый дурман сохранил напоследок в укромном уголке души - достаточно глубоко, чтобы не выветрился, но и не овладел моим рассудком вновь.
Единственным напоминанием о наивном детстве служат колыхающиеся на ветру ветки запашистой малины. Я срубаю их каждую позднюю осень, царапаю руки и потом, долгими вечерами ютясь в недостроенной хибарке, попивая горячий чай с вареньем, с жалостью вспоминаю бедного старика Николая Иваныча.