Я обратился с тем, что называл деловым предложением, к своему соседу по гаражу - поседевшему уже Андреичу. Он всегда помогает мне с ремонтом старенького москвича, ещё девяносто второго года выпуска. Поздно вечером я пришел к нему домой и объяснил, что ему нужно будет сделать. Он согласился не сразу. Задумчиво кивал головой, чесал щетину и в итоге предложил пропустить по стаканчику. Услышав мой отказ, с неохотой вернул бутыль обратно в холодильник и, подумав ещё немного, согласился. Помню, я дружелюбно потрепал его за облезлую фуфайку, пожелал успеха и из вежливости поинтересовался, как там идёт работа на заводе. Андреич разговорился, а я сидел и умирал со скуки - не дай Бог мне опуститься до похожего существования в тесной кухне с ободранными обоями, стоящими на честном слове табуретками и столом с выцветшей липкой скатертью. Жена прервала Андреича, заметив, что час поздний. Я вежливо кланялся и напоследок, в дверях, спросил:
- И даже не поинтересуешься, что будет в чемодане?
Андреич пожал плечами и изрек:
- А разве это не очевидно?
Он захлопнул дверь. Я ещё стоял несколько секунд, вслушиваясь в крики голодранцев. Только бы мой приятель меня не подвел.
Сегодня, в половине одиннадцатого утра, я сижу на скамейке, на платформе станции метро и жду. Люди порой бросают в мою сторону равнодушный, лишенный всякого интереса взгляд. Поезд сменяется поездом, толпа - толпой. Никому и невдомёк, что я - похититель поневоле, назначивший встречу неудачливому банкиру здесь, на Речном вокзале - в людном месте с множеством путей отхода. Стараюсь выглядеть спокойным и не вызывать подозрений, меня выдаёт лишь легкая дрожь в пальцах. Представляете, случаются судороги в ладонях, когда нервишки шалят. Порой это мешает вести лекцию, и тогда я откладываю мел в сторону и начинаю диктовать этим лодырям. Да, я преподаватель в университете, самый обычный преподаватель дискретной математики. Эта история с похищением и началась два дня назад, в четверг, когда многострадальный Базеев чесал репу у доски и пытался сочинить определение графа.
- Множество точек... вершин и линий... дуг, - студент переминался с ноги на ногу и вслушивался в обрывки подсказок, доносящихся из первых рядов.
- Что же по-твоему, Базеев, в нашей обыденной жизни является графом, а?
Я закончил аспирантуру четыре года назад, и стаж преподавания мой не настолько велик, что б я забыл свои студенческие годы и утонул в море изданных методичек с моей фамилией на обложке. Я не успел ещё отдалиться от тех, в чьи головы пытаюсь вложить знания, во мне сильно ещё чувство жалости к этому кутящему сорванцу, привычно надеющемуся на русский авось в течение семестра и удачу во время сессии. И я, перед тем, как влепить очередной ноль баллов за практическое занятие, даю ему шанс хоть что-нибудь найти в своей пустой голове.
- Ну, - приободрился он, - это, например, сеть улиц. Ещё эта... как её... блок-схема программы. Или электрическая схема.
Стыдно признаться, но в моём городе в двадцать первом веке не в каждой школе на достойном уровне преподают информатику, и порой от бессилия, от осознания бесполезности попыток привить не до конца сформировавшимся личностям, глотнувшим университетской свободы, даже такие элементарные понятия, хочется опустить руки. "Как её... Блок-схема...". Как же так!
Но в тот момент меня больше озаботило внезапное появление в коридоре моего давнего знакомого, Ваньки. Он выглядел возбужденным и, заметив мой вопросительный взгляд, поманил к себе. Я отпустил Базеева и, зачитав группе задачку, на несколько минут покинул аудиторию.
- Давно не виделись! Какими судьбами? - поприветствовал я старого друга. Тот пожал мне руку и начал сбивчиво говорить, что мне необходимо всё бросить и поехать на дачу. Признаться, было желание осадить его и отправить к врачу - настолько болезненным выглядело его пожелтевшее лицо, но я, к сожалению, выслушал его, и таким образом стал соучастником. Поэтому я на станции метро жду поезд, на котором приедет человек с деньгами. Томлюсь в ожидании, достаю телефон и вновь проверяю, сколько времени остаётся до встречи. Отчего-то мне кажется, что, если долго смотреть на цифры, они вздумают быстрее меняться. В сущности, план прост: мне нужно удостовериться, что за банкиром нет хвоста, и сопроводить его на платформу. Там он получает свою возлюбленную, мы с Ванькой - триста тысяч, естественно, не рублей, и на этом расходимся.
Вообще-то, стоит внести поправку: наша пленница совсем не возлюбленная. Ванька, как он поведал мне в служебном туалете, усыпил её на выходе из захолустного ресторана, связал завалявшейся в бардачке изолентой и затолкал в багажник своей машины. Он тогда не знал, что в этом ресторане девушка и банкир встретились, чтобы обсудить детали разрыва. Поделить имущество, нажитое за почти месяц совместной жизни, расплатиться с долгами и остаться просто друзьями. Приятелями. Скорее, знакомыми. Захочет ли банкир выкупать свою бывшую? Неужели втянет полицию? Меня тревожат вопросы, и пальцы вновь пробирает дрожью.
У Маши длинные, взлохмаченные нелёгкой поездкой в багажнике волосы шоколадного цвета. Помню, позавчера утром мы бегали по речке, она поскользнулась, а я - не удержал, и мы вместе упали на мягкий-мягкий снежный покров, накануне припорошивший лёд. Я тогда прислонился к её щеке, был очень близко от её губ, но не посмел прервать нашу увлекательную беседу неосторожным поцелуем и, вдохнув аромат её волос, отпрянул назад. Ей кокетничать не в первой, она пристально посмотрела мне в глаза, будто пробрала до глубины, и улыбнулась, а в улыбке её сквозило какое-то безумие. У Машки, знаете ли, чудной взгляд, смотришь на неё - и думаешь: что-то замышляет. За эти два дня я не раз отступал перед этими голубыми глазами. Опаска и обида после нашего знакомства уступили место какому-то внутреннему огню, завораживающему, провоцирующему. Вчера вечером, при нашем расставании, огонь вдруг потух, сменившись той наивной доверчивостью и надеждой, что проскальзывала во взгляде моего пса. Он умер, уже давно. Однако, странное сравнение пришло мне в голову. А верный был Декарт. Он от старости совсем ослаб; я отвёз его на дачу, на природу, но и там пёс долго не протянул. Он испустил дух у меня на руках тихим майским утром, когда небо после ночи чистое-чистое, а солнце светит ярче обычного, но не греет. Мне было тогда невыносимо горько. Похоронил я его у старенькой раздвоенной берёзки, на другом, лесистом берегу Ини, где дачники бывают редко.
Так уж получилось, что Маша стала моей жилеткой, в которую вдруг захотелось выплакаться, другом, которому захотелось открыться и доверить всё самое сокровенное. После смерти Декарта у меня не было такого внимательного слушателя. С Машей легко общаться, болтать одновременно и ни о чём, и сразу обо всём. Она в одночасье стала для меня кем-то большим, чем просто жертвой двух горе-похитителей. И, если в ближайшие полчаса всё пойдёт по плану, мы сохраним эту вспыхнувшую между нами искру.
Гляжу на часы. Мне предстоят еще несколько минут неудержимого шквала воспоминаний. Я отгоняю мысли о Маше, но лицо её постоянно возникает в лицах случайных прохожих и уводит моё внимание от главного - выполнения плана, убаюкивает мою бдительность.
Приехав на дачу, мы приволокли девушку в дом и заперли в маленькой комнатушке. Мы долго спорили, что же делать дальше и чуть не выпустили ситуацию из-под контроля.
- Ты понимаешь, что ты идиот? Просто идиот! - твердил я взбешенным голосом. - Ты украл девку, а плана по требованию выкупа у тебя не было? Как же деньги получить? Как мы от неё теперь избавимся? Не вечно же сидеть с ней здесь.
- Да, ошибся, подумаешь! - махнул рукой Ванька. - У такой сладкой девчонки точно хахаль есть. Я видел, как она в ресторане базарила с одним мужиком.
- Ох, какой же ты идиот! Мы ничего о ней не знаем: ни имени, ни фамилии, ни достатка её семьи, ни даже места жительства!
- Не паникуй, завтра я отыщу его номер, звякну ему и всё растолкую. Парень он представительный, но я надавлю, заплатит как миленький...
- Что-о-о? - перетрухнул я. - Что значит завтра ты ему позвонишь? Предлагаешь мне сидеть здесь с ней? Твою мать, Ванька, а если что-то пойдет не так?
- Сдрейфил? Бабы боишься? Куда она денется? Затопишь печь, накормишь пару раз - а завтра вечером я вернусь!
- Почему ты только сейчас мне это говоришь, а? Мало того, что втянул меня в уголовное преступление, - возмущался я, делая особый акцент на слове "уголовное", - так ещё и бросаешь тут! Не смей сваливать!
Ваня взял паузу в нашей перепалке и примирительно похлопал меня по плечу.
- Успокойся. Сейчас я уеду в город... Да не стони ты! Всё образуется. Завтра вернусь. В субботу обменяем девчонку на выкуп - я спасу свой бизнес, ты наладишь свою жизнь. Как тебе план, а? Триста тысяч, помнишь? Триста тысяч!
Я прислонился к стене веранды и устало вздохнул.
- Плевать на деньги. Лишь бы поскорей всё это закончилось.
Эх, если бы Ваня похитил не Машу, а любую другую девушку, всё сложилось бы совсем иначе. Я был бы уверен, что получу свою долю, и мы разбежимся каждый своей дорогой. Но, из-за роковой Машиной улыбки я затеял двойную игру - и в случае просчёта... я угроблю нас всех.
Очередной поезд выкатился из метромоста. Вновь не выдерживаю и проверяю время. Скоро прибудет мой клиент. Если он вообще решит явиться на встречу.
И всё же, я благодарен Ване за его внезапный отъезд. Иначе я вряд ли бы сблизился с Машей. А так мы провели наедине почти два дня. Ваня задержался в городе и вернулся на дачу только вчера, то есть в субботу. У нас с Машей было дополнительное время, овертайм, как в футболе, для общения и, надеюсь, впредь всегда найдётся минутка, чтобы перекинуться парой слов. Эх, прости, Ваня, сегодня всё должно идти по моему плану. Чтобы у нас с ней были эти минуты счастья.
Помню, как Маша промочила ноги и грелась у протопленной печи. За окном завывала метель, а в нашей комнатке было тепло и... весело. Она совсем забыла, что должна быть заложником и бояться меня. Да и я позабыл свою роль злобного похитителя.
- Так уютно. - Заметила она. - Последний раз я была на природе... сейчас вспомню... а осенью. В сентябре. Тогда бабье лето затянулось, и мы с друзьями ездили на шашлыки. Ха, тогда я тоже простудилась. Не везёт мне...
Неподходящий момент. Звонок.
- Привет. - Слышу озабоченный голос Ваньки. - Я сегодня вечером приехать не смог.
- Я заметил. Как там продвигаются дела с выкупом? Вышел на контакт?
- Передал парню посылку с крестиком. Побренчали с ним по телефону. Он перепуган был - просто жуть. В общем, всё схвачено. Триста тысяч, в воскресенье.
Причем здесь была посылка? После того, как Ваня изложил мне свой план, мы думали над тем, как объявить о похищении Маши. Подтверждением мог бы служить голос самой Маши, просящий о помощи, но мы боялись засветить номера своих мобильных телефонов, а телефонных автоматов в дачном обществе не было. Тогда Ваньке пришла в голову идея передать потенциальному парню крестик девушки. Он был необычной формы, фамильный. Как мне потом рассказала Маша, достался он ей от прабабушки.
Телефонный разговор продолжался.
- Место ещё не назначил. Как думаешь, где лучше?
Признаюсь, преступная мысль во мне зародилась ещё тогда. Я любовался Машей в трепыхавшемся свете свечей, её ладонями и маленькими пальчиками без модных нынче длиннющих ногтей, которыми она растирала ещё не отошедшие от холода обнаженные ножки. Игра теней в комнате, Машины задорные глаза и еле уловимая родинка у её правого уха помутили мой рассудок.
- На Речном. Поделим деньги и сразу же разойдемся. Оттуда много способов ускользнуть.
- Лады. В общем, приеду я завтра вечером. Надо бы ствол надыбать.
- Что? - Телефон в моих руках задрожал. Маша встревожилась и беспокойно посмотрела на меня.
- Или ты считаешь, что ствол нам ни к чему?
- Ваня, ты заболел? Хочешь, чтобы на нас ещё и незаконное хранение оружия повесили? Ваня, даже не вздумай. Не смей!
- Ладно, тема закрыта. Чего ты завёлся? Лучше скажи, как там девка? Надеюсь, ты про нас не разболтал?
- Мы с Машей... с девкой... довольно сносно общаемся. Но ты не бери никакого оружия, Вань, слышишь?
Ванька одобрительно хмыкнул, попрощался и повесил трубку. Маша закутала ноги в разостланное на диване пальтишко (постельного белья на зиму на даче я не оставлял) и с иронией спросила:
- А девка может узнать, как вы потратите деньги?
- Ване с долгами расплатиться. Ну а я... это тайна.
- Могила! - Она жестом застегнула молнию на губах.
- Точно никому не расскажешь?
- У меня в универе была подруга. Мы часто составляли на бумажке список дел. Например, до выходных я должна взять абонемент на солярий, купить новую симку и сдать типовой расчет по матанализу. И потом обменивались списками, но не подглядывали. Мы раскрывали их уже после выходных. Обсуждали и смеялись над нашими желаниями, над тем, что сумели сделать и что - не сумели.
- И что, работало?
- Отлично мотивирует! Правда, не в отношении матана. Такие вот у нас с ней были общие секреты.
- Хорошо. - Согласился я. - Расскажу. Я хочу сбежать. Нет, не смейся, я серьёзно. Сбежать на какой-нибудь остров. Архипелаг Чатем, например. Если верить Гуглу, там красивые закаты.
- Это где?
- В тихом океане. Недалеко от Новой Зеландии.
- Слушай, всегда хотела отправиться в Новую Зеландию. Там живут такие маленькие птички, которые не умеют летать - киви. Кстати, ещё есть такие ягодки. Или фрукты.
- Верно, киви.
- Ещё там... утконосы. Слышал о таких?
Маша вытянула губы, изображая, видимо, утконоса. Я понятия не имел, было ли сходство, но посмеялся от души. Она говорила, что у меня заразительный смех, и мне надо улыбаться почаще. Неужели я научился смеяться и перестал ухмыляться? Неужели?
Клиент прибыл на поезде. Молодой парень в черном пальто, с волшебным кейсом в руках. Оглядывается по сторонам. Нервничает. Пристально смотрит на меня. Я маню его пальцем.
- Вы же сказали, что будете в красном пуховике? - Услышал я недовольный тон.
- Передумал. Да садись рядом, в ногах правды нет.
Платформа опустела. Вне сомнения, этот трус не стал обращаться в полицию. Хвоста не привёл. На всякий случай я похлопал его по карманам и груди - вдруг где-нибудь спрятан микрофон.
А у него смазливая рожа. Такие нравятся девушкам. Мальчики-красавчики. Я кашлянул и со злостью в голосе спросил:
- И что же она в тебе нашла, а?
Его молчание связало мои отдельные реплики в монолог.
- Порой столько сил, столько времени тратишь, чтобы получить то, что у других есть с самого начала. Но главный приз получают все равно такие как ты. Не тяжело с деньгами расставаться, а, банкирчик? Зачем платить за нелюбимого человека? Видно, триста тысяч для тебя - раз плюнуть. Хорошо живёшь!
- Где Маша? - тихо проронил банкир. Я вздохнул, встал и жестом попросил его следовать за мной. Мы подошли к эскалатору. На половине подъема я шепнул парню:
- Брось кейс налево. Маша приедет на поезде.
- Мы так не договаривались... - начал было банкир, но я силой вырвал из его рук чемодан и закинул на ступеньки неработающего эскалатора.
Должно быть, меня охватила ревность. Никогда не испытывал её раньше. Я наговорил банкиру много лишнего, и я искренне считал, что был прав. Я основывался на его характеристике из уст Маши - а что хорошего может сказать девушка о своём бывшем?
Вечер. Маша улеглась на кровати, я устроился в раскладном кресле. Казалось, весь мир погрузился в тишину и темень. Только лунный свет скользит сквозь рваные занавески и лениво ползёт по паркетным стенам. Не существует ничего, кроме нас. И единственное, что я мог услышать, вернее, вообразить себе, так как через полкомнаты услышать его было невозможно - это Машино мерное дыхание.
- Ты спишь? - Услышал я вопрос.
- Нет.
- Давай не будем молчать.
- Давай.
Несколько минут мы лежали, каждый придумывая вопросы и ответы на них. Маша отозвалась первая.
- Ты упоминал, что преподаешь. Нравится?
- Так получилось. Привык. Я привязан к одному месту, каждый день общаюсь с людьми, в какой-то степени имеющими отношение к науке. С грамотными людьми. Конечно, много бумажной работы. Ведомости, списки, журналы. Хотел бы я уйти от этого, попробовать что-то новое.
- Помню-помню. Новая Зеландия, - засмеялась Маша.
- Любопытно наблюдать за молодыми, только пришедшими из школы. Большинство волнует лишь диплом. Но есть и такие, кому, хотя бы из уважения, интересен предмет. Думаю, отношения между людьми можно представлять в виде графов. Ориентированных графов. Человек - это вершина. От него отходят рёбра к смежным вершинам - то есть знакомым ему людям. Если дуга одновременно и входящая, и исходящая, то это значит, что люди очень хорошо друг к другу относятся. Число смежных вершин, то есть степень вершины - число знакомых человека. Теперь представь, что есть два человека, Петя и Вася, которые друг о друге не знают, но у них общие знакомые. Этот случай можно описать так: между Петей и Васей можно выделить последовательность вершин - людей - между которыми существуют направленные дуги, ведущие от Пети к Васе. А если Петя и Вася являются одним человеком, то такой путь - циклический. Простой цикл. Круг знакомых. Как бы теперь всё это применить на практике, не в условиях абстрактной математической задачи, а в действительности...
- Ты не думай так много. Размышлять вредно.
Я усмехнулся.
- А я на международника училась. Да пока с работой туго. В основном крутилась в ресторанах официанткой, да в спортклубах на ресепшене. Недавно секретарем в переводческую фирму устроилась. "Муравьед". Слышал о такой?
- Как? "Муравьед"? Ха. Почему именно "Муравьед"?
- Не знаю. Типа оригинальное название. Вот ты о графах говорил. А как бы выглядело ребро между мужем и женой? Между теми, кто любит друг друга?
- Каждому ребру можно назначить определенный вес. Думаю, у рёбер между влюбленными веса были бы максимальными.
- А если они потом рвут отношения?
- Значит, веса уменьшатся. Почему ты спрашиваешь? Разве вы с тем парнем из ресторана не встречаетесь?
- Уже нет. Мы как раз решали, кому достанется новенькая Ауди. Иногда я становлюсь стервой и не люблю уступать. Один из таких случаев. Хотела купить машину, да денег на нашу Калину еле хватало. А он подкинул. Позвонил отцу и подкинул. С ним так всегда. Помню, на одной тусовке познакомились. Он хороший, милый и к тому же перспективный банкир. Многого достиг в свои-то двадцать пять. Проблема в том, что банк его отцу принадлежит. Как и всё остальное. И все вопросы он только с отцом обсуждает. Он не может что-нибудь решить сам, понимаешь? Я что-нибудь спрашиваю - он звонит отцу. Собираемся куда-нибудь - он звонит отцу. Перед тем, как мы впервые сексом занимались - и то позвонил, я до сих пор теряюсь в догадках, зачем.
Меня покоробило. Маша продолжала.
- Я не могу жить с человеком, который ничего в жизни не умеет, кроме пользования мобильным телефоном. Потому мы и расстались. Вчера решали, кому Ауди оставить. Ведь почти всю покупку фактически он оплатил. Я хотела отхватить себе. Но его отец, видимо, дал ему установку не уступать машину так просто. Ничего не решили. Он ушёл, я заказала десерт и посидела ещё, а на выходе из ресторана меня твой друг... усыпил. Чем это он?
- Хлороформ. Взял у приятеля из больницы.
- Ладно. Спасибо, что выслушал. А то меня все подруги засмеяли. Мол, что ты бросаешь его - симпатичного и богатенького. А я так вот решила - и всё.
История Маши только упрочила мои намерения. Заочное соревнование с банкиром захватило мой ум. Да, я собираюсь кинуть Ваньку. Я способен действовать самостоятельно. Отныне моя мечта открыта для еще одного человека. Для Маши. Один я не уеду.
Кончилась тяжелая шестидневная рабочая неделя. В понедельник - праздник, двадцать третье февраля. На вокзале было полно народу, в основном молодежи, отправлявшейся на выходные от души отдохнуть на природе. Сноуборд, лыжи, шашлыки на фоне зимних пейзажей. У меня забурчало в животе. Забыл позавтракать. Ну ничего, скоро мы с Машей будем сидеть в роскошном ресторане и мечтать. И будут у нас и первый, и второй завтраки.
- Бери билет. - Ответил я на вопросительный взгляд банкира.
- До куда?
- Не имеет значения.
- А ты?
- А у меня есть.
Враньё.
Он подошёл к кассе, расплатился за квиток. Я поманил его к турникетам.
- Беги скорей. Электричка вот-вот прибудет.
Он послушно прошёл контроль первым и вышел на платформу. Голос диктора возвестил о том, что "поезд прибывает на первый путь". Банкир хотел пройти на противоположную сторону через подземный переход, но вдруг вспомнил, что проводника-то рядом нет. Он озирался по сторонам в поисках меня, с легкостью растворившегося в веселой студенческой компании. Я был уже в другой части вокзала, поднимался по лестнице наверх, на мостик над путями. Ровно сорок две ступеньки.
С чего начинается дружба? Наша с Машей началась утром пятницы, когда я предложил ей прогуляться вдоль реки. По глазам видел: рассчитывает бежать. Что же, пришлось привязать свою левую руку к её правой.
Мы брели по берегу, по неизвестно кем протоптанной узкой тропинке. Я бы хотел пообщаться с девушкой, но не знал, с чего начать, боялся показаться скучным, да и статус похитителя не располагал к разглагольствованию на ничего не значащие темы. Вдобавок, меня захватила ностальгия по былым временам, когда я отдыхал в этих краях каждое лето и дружил со многими своими сверстниками.
Думал, Аня будет звать на помощь. Позднее она призналась мне, что хотела закричать, но, окинув взглядом навевавшие тоску заброшенные домики, увязающие в сугробах, поняла тщетность затеи. Вместо криков она прошептала лишь одно слово:
- Красиво!
Аня смотрела на противоположный берег реки. Крутые склоны и обрывистые кручи, занесенные снегом, искрили на солнце и слепили глаза. Над снежным покровом возвышался дремучий темно-зеленый ельник, недвижимый и застывший, будто на картине искусного художника.
- Прости, Аня. - Вырвалось у меня. - Обещаю, у тебя в жизни будет ещё не один повод восхищаться и радоваться подобным вещам.
Она попросилась на речку. Мы долго искали подхода к реке, пробирались сквозь глубокие сугробы. Наконец, осторожно ступая по засыпанному снегом льду, мы дошли почти до середины спящей Ини. Мы оказались меж двух высоченных величественных уступов, а впереди расстилалась почти идеально ровная, выбеленная речная простыня, освещенная ярким полуденным солнцем.
- Круче, чем Нарния. - Улыбнулась Аня. Её щеки раскраснелись от легкого морозца.
- Что это такое?
- По сравнению с этим - ничто!
Аня побежала вперёд, меня потащило за ней. Я развязал веревку, и мы начали кидаться снежками, потом разговорились. Так мы добрели до замерзших кустов посреди речки.
- Надо же! Островок. Здесь я впервые рыбачил. - Вспомнил я.
- И как? Удачно?
- Представляешь, целое ведро наловил в первый же раз! Везло. Жаль, так и не стал заядлым рыбаком. Мошкару кормить не люблю!
На обратном пути Аня одной ногой провалилась под лёд и потеряла сапожек. Дома я нашел ей пару стареньких валенок и, несмотря на её фырканья о том, что это не модно и слишком по-советски, уговорил её обуться. А до тех пор мне пришлось нести её на руках.
Перед тем как обвить руки вокруг меня и поджать ноги, она виновато проронила:
- Меня по правде Маша зовут.
- Красивое имя.
- Ты всегда так говоришь? - Обратила она на меня свой пытливый взор. Я улыбнулся и представился в ответ.
Электричка подходила к станции. Я чувствую, как сильно бьётся сердце. Волнуюсь. Подхожу к краю моста, нависаю над первым вагоном и сжимаю поручни. Высматриваю похитителя и жертву.
Вышло немного народу. Ванька был в числе последних. Он оглянулся по сторонам, нашел взглядом банкира и поманил Машу. Она спустилась из тамбура по лестнице и тут же попала в железную хватку Ваньки. По нашему плану - впрочем, в планах можно запутаться - скорее, по своему плану, он должен был обменять жертву на деньги и уехать. А мне было выгодно, чтобы денег он не получил и сел обратно вместе с Машей. Потому я и выбросил кейс.
Банкир сделал шаг навстречу. Ваня прокричал:
- Деньги вперёд, как условились!
Тот растерянно развёл руки.
- Я уже отдал вам деньги.
- Что? - Рассвирепел Ванька. Думаю, в этот момент он понял, что его кидают. Он должен, должен сесть обратно в электричку. Только бы не натворил глупостей. Минута стоянки истекает. Ну же, садись обратно!
Удивительно, но я начинаю понимать, как удобно коршунам выслеживать добычу с огромной высоты. Я стал невольным наблюдателем полицейского маневра. Сначала моим вниманием завладела карета скорой помощи неподалёку. Потом я заметил человека с рацией в одной из припаркованных у входа в здание вокзала машин. И, наконец, в нескольких прохожих, невзначай подбиравшихся к Ване, я определил полицейских.
Крикнуть? Но Ваня не услышит, а если и услышит, я лишь ускорю захват. Я оставался невольным свидетелем происходящего.
Произошедшее дальше похоронило мою затею. И похоронило Ваню.
Он выхватил пистолет и начал угрожать банкиру.
- Не будет денег - грохну её! Понял? Бабки гони!
Маша завопила. Полицейские медлили. Ваня, похоже, заподозрил что-то неладное.
- Ментов привёл? Ах ты... Да я вас всех! А ну лежать!
Я не знаю, умел ли Ваня стрелять. Но он спустил курок. Поднял руку вверх и спустил курок. Выстрелил в воздух. Доли секунды хватило Маше, чтобы выскользнуть из ослабевшей Ванькиной хватки. У него на куртке мелькнуло красное пятнышко. Приглушенный хлопок совпал с рывком дрогнувшей электрички. Она направлялась дальше, с трупом Вани, застрявшим между дверей.
Маша разрыдалась на руках у своего бывшего. Я отошел от перил и осмотрелся - не устроили ли и мне засаду? Нет, про меня как будто совсем забыли.
Вдруг я разозлился. Я не хочу терять её. Я не отдам её этому сопляку. Но, после убийства, после колоссального стресса, будет ли Маша теперь доверять мне так, как прежде? Или всё в наших отношениях вернётся к моменту первой встречи?
Полутемная комнатка и забившаяся в угол хнычущая девушка. Я унял дрожь в пальцах и приветливо улыбнулся.
- Давай знакомиться. Тебя как зовут?
Девушка сглотнула напоследок, вытерла слезы и настороженно посмотрела в мою сторону. Я пытался завязать разговор.
- Надо бы протопить как следует, а то холодрыга тут, да?
Шум мотора стих. Ванька отъехал от дачи. Теперь мне предстояло целые сутки общаться с заложницей один на один. Опасаясь внезапной атаки с её стороны, я решил провокаций не устраивать и вообще обращаться с ней как можно вежливее.
Поленья отправились в топку. Около получаса я разводил огонь. Наконец, дрова разгорелись. Я поворочал кочергой и закрыл заслонку.
- Сегодня у нас в меню тушенка. Впрочем, и завтра тоже. Ты не расстраивайся только. Располагайся тут. Сейчас вешалку перенесу с веранды...
- Я на диете. - Проронила девушка.
- И что? - не понял я.
- А ещё меня зовут Аня.
- Красивое имя. Очень приятно. А я... кхм... я - твой похититель. Придется нам ближайшее время друг другу составлять компанию. Но я и мой друг ничего такого делать с тобой не собираемся. Просто нам нужны деньги.
Она еле заметно кивнула. Таким был наш с Машей первый разговор.
Во что бы то ни стало, надо довести дело до конца. Эх, что же Ванька наделал. Вот почему он задержался в городе в тот вечер - искал оружие. Хотел ведь кинуть меня. Получил бы деньги и, угрожая мне расправой, забрал бы все триста тысяч себе. Что ж, судьба распорядилась иначе. Нет больше Вани. Невольно мне подумалось, что так лучше для всех: я сумею всю вину за похищение свалить на мертвого друга, а потом мы с Машей заживём.
Складно всё выходит! Андреич прихватил тот чемодан с деньгами. Он сидел и поджидал, пока я не брошу заветный кейс на работающий эскалатор. В соответствии со вчерашней нашей договоренностью, он оставит чемодан в ячейке хранения, в пропускном пункте своего завода.
Стоп. Если Андреич заберет деньги себе? Нет, он не посмеет. Он мужик совестливый, только если дело не касается спиртного. Он не должен подвести.
Удачно я придумал. Вчера, перед отъездом с дачи, выпросил на всякий случай у Вани телефон банкира. К слову, он был очень зол, когда понял, что мы с Машей общались не в рамках отношений похитителя и жертвы. "Не надо было оставлять такого бездаря, как ты. Стокгольмский синдром вышел", - проворчал он. И где только такое вычитать можно? Я под мелочными предлогами выбрался в город, связался с банкиром и назначил встречу в станции метро. Я хотел забрать все триста тысяч себе. Ваня бы ничего не добился от банкира там, на перроне, и уехал бы с Машей. У кого деньги - тот диктует условия. Я оставил бы Ваню ни с чем. Пусть сам рассчитывается со своим непутевым бизнесом. А мы бы с Машей и деньгами отправились навстречу мечтам.
Я почти достиг завода, внутри меня борются два демона. Встал у дверей пропускного пункта, нащупал на дне кармана ключ от ячейки и на мгновение задумался.
Один голос предостерегал:
- Вали, пока живой, пока на свободе. Не бери гибель друга на душу. Деньги - забудь, главное - удержи Машу. Схвати своё счастье и не отпускай.
А второй всё твердил:
- Остров. Остров Чатем. Темнеющее небо, алый горизонт и исчезающее в бескрайнем океане Солнце. Безмятежный закат. Приятный ветерок. Теплый песок. Бульканье камешек в воде. Мерный прибой. Холмики, ограждающие бухточку от остального мира. Одинокий маяк высится вдали. И Маша. Наклонив голову, с зачесанными на одну сторону волосами, задумчиво бредёт вдоль песчаной дуги.
Я смахнул попавшую на нос снежинку и зашёл внутрь.
Андреич стоял по ту сторону вахты и, увидев меня, вскинул руки и крикнул:
- Он! Это он!
Засада. Я бросился бежать.
Не помню, сколько длилась погоня. Пару или тройку кварталов я искренне верил, что мне удастся скрыться. Затем в правом боку закололо. Голова закружилась. Я кого-то сбил с ног, да и сам поскользнулся не раз на мокром снегу.
За эти несколько секунд я успел в уме обругать и покойного Ваньку, и предавшего меня Андреича, и самого себя. Но самого себя - меньше всех костерил. Хотелось думать, что это Андреич меня сдал, продал за бутылку водки - он ведь алкоголик - или за что ещё. Возможно, менты сунули в кейс какой-нибудь маячок, как это модно делать в крутых фильмах, и таким образом отследили перемещения чемодана, но я пресёк это предположение на корню. Как и то, что Андреич мог оказаться вполне добропорядочным. И сдать меня в полицию не за вознаграждение или грамоту, а просто из-за активной своей гражданской позиции. Из-за совести. Из-за того, что мой план показался ему противоестественным с точки зрения морали. Ведь я хотел кинуть Ваню. Я хотел стать преступником и предателем. Стать последним помешали обстоятельства.
А если это - финиш? Если меня посадят? Как я объясню ситуацию своим родителям, которые живут в Хабаровске? Как в одном письме описать всё произошедшее? Да и стоит ли? Не лучше ли умолчать? Ведь новость о том, что их сын - уголовник, добьёт стариков окончательно.
Или, если бы я был порасторопнее, а эта сволочь Андреич не оказалась предателем, я бы подарил маме с папой отпуск. Или лечение в местном профилактории, на худой конец. Был бы я не уголовником, а любящим и чутким сыном.
Эти триста тысяч и вправду нужны были мне. А Ване - место, где можно временно спрятать похищенную девушку. И он вспомнил о своём старом друге и его даче. Ваня знал, как на меня надавить. Знал мои болевые точки. Так ему удалось меня убедить принять участие в этой, увы, провалившейся операции.
В служебном туалете было накурено. До поры до времени я противостоял лозунгам Вани, но стоило мне открыть окно, как свежесть ударила в голову и я начал поддаваться.
- Ты, когда только начинал преподавать, постоянно жаловался мне. Говорил, какая у нас кошмарная система образования. Ты никогда не хотел быть учителем! Не твой это масштаб, понимаешь, ты способен на большее! - Убеждал Ваня. - Пора зажить как следует. Хватит гнить в универе. Сто пятьдесят тысяч, ты только задумайся! Это же лучшая доля, та самая, о которой мечтали все мы в юности! Да кому нужна эта дискретная математика - только тем, кто её преподаёт! А представь, ты купишь квартиру. Познакомишься с классной девчонкой. К родителям своим съездишь, и не на долбанном поезде с плацкартными вагонами, а на новенькой тачке! Помнишь, ты мечтал за границу отправиться? Ты ж фанател по географии! Столицы чуть ли не всех стран знал! И зачем же жить в самой холодной из них, в самом непонятно устроенном государстве, когда можно спокойно слетать или в Египет, или в Таиланд? Где справедливость, где она? Ты уже лет десять пашешь на научной работе, а всё, что тебе светит - повышенная пенсия как доктору наук, если, конечно, ты им станешь. Пора жить полной жизнью, брат! Или ты и дальше будешь закрывать глаза на беспредел? Устраивай свою жизнь, как можно лучше устраивай! Эта девка - твой шанс выбраться из болота. Если не послушаешь меня сейчас, всю жизнь потом будешь жалеть. Ты ж мой лучший друг, я плохого советовать не стану. Задумайся, стоит ли упускать этот шанс.
В туалет зашел один из моих коллег. Ваня сделал то, что хотел - посеял во мне сомнения в правильности моего образа жизни. Я долго думал и, в конце концов, решил: была - не была! Умылся холодной водой и вышел на улицу. Сел к другу в машину.
- Правильный выбор. Я знал, что ты...
- Прошу, помолчи. - Огрызнулся я и выместил всю ненависть к себе на ремне безопасности.
Окрики сзади гнали меня вперед и вперед. Я даже не колебался перед тем, как перебежать дорогу на красный свет. Я понимаю: не уйду от преследования сейчас - и не только моя блестящая преподавательская карьера (да-да, в этот момент она вдруг открылась мне в новом свете) пойдет коту под хвост, но и, возможно, вся жизнь. В ней ведь, оказывается, много радостей, пусть и мелких, и никчемных, и тайных. Но - радостей. И я боролся не за чертовы деньги, а за право на эту радостную, счастливую жизнь. И в центре новой моей жизни мне почему-то представлялась именно Маша. Моя родственная...
На фоне монотонного гула отрывистый гудок сбоку от меня. Я потерял равновесие, заскользил по пешеходной зебре, посмотрел навстречу автомобильному потоку. Ничего толком не успел заметить. Расплывчатое темное пятно с огромными желтыми фарами, несущееся прямо на меня. Визг тормозящих колёс. Мне что-то кричат с тротуара. А я - недвижим. Стою, будто загипнотизированный. Лишь пальцы бьются в судорогах.
Меня вдруг чем-то поддело, я резко дрогнул, наклонился в сторону, ударился рукой о холодный металл и головой - о лобовое стекло. На мгновение левый глаз перестал видеть, уши наполнил противный писк. Правая нога поехала куда-то вниз, за ней сползло безвольное тело. Ещё один то ли поворот, то ли кувырок. Удар спиной о что-то твёрдое. Мелькающие краски вокруг сменились медленно растекающимся серым пятном, нарвавшимся слева на преграду из черствых веток, а справа уходившим в бесконечность. Похоже, зимнее небо. Это стало моей последней догадкой сегодня.
В субботу вечером приедет Ванька. Мы нервничаем, решаем, как бы лучше скрыть то, что произошло. Под стать нашему настроению испортилась и погода на улице.
Тихое хмурое утро. Я протаптываю тропинку к бане. Ваня изъявил желание попариться после приезда. Роняю лопату в сугроб, наклоняюсь за ней и невольно оборачиваюсь, наблюдаю за Машей. Тайком не вышло - она улыбнулась мне и помахала рукой. Девушка, закутавшись в пальто, устроилась на крылечке и наблюдала за тем, как медленно и спокойно падают небольшие снежные хлопья. Вдруг дует ветер - и снежинки кружатся в таинственном вальсе.
Потом мы идем в дом. Я лезу на чердак, уже не помню, зачем, и нахожу там старинную, еще советских времён, гитару. Сколько она там пролежала? С самого детства? Надо же, струны целые и дерево не испортилось, только гриф чуть-чуть покосился.
- Помню, мне подарили её на Новый год. Даже наклейка с котом в красной шапке, танцующим у ёлочки, сохранилась.
Я провел по струнам, пальцы на секунду вздрогнули и тут же успокоились. Из-за нервов я не мог постоянно играть, оттого и бросил это занятие. Вспомню ли что-нибудь?
Мы с Машей долго спорили о музыкальных вкусах, перечисляли любимые группы, делились впечатлениями от концертов, на которых бывали. Наконец, я вспомнил куплеты одной из когда-то любимых мною песен и начал наигрывать мелодию.
Эта песня стала нашей. Особенной.
Эх, начало позабыл.
И это слово, может, только мы с тобой услышим,
И на ступеньку в этой жизни станем выше,
И никакая нас беда не разлучит.
Я не хочу мечтам сдаваться в плен.
Мечты, как беды, друг на друга так похожи.
Прости мне грех, но встану я с колен, -
Я не могу всю жизнь любить одно и то же.
Нет проще дела, чем обманывать себя.
Нельзя лишь выправить судьбы крутых изгибов.
Я не могу, как все, укрыться от дождя,
Который льёт, чтоб смыть следы былых ошибок.
Что там дальше?
Выбор есть между испытанным и новым.
И, чтобы выбрать, нужно заново прочесть
И вспомнить жизнь свою, не как того захочешь.
Ведь всё, что было, всё, что будет и что есть,
Понять в ней можно, лишь читая между строчек.
- Лёня, можно спросить? - Продолжала Маша дрогнувшим голосом.
Я лежал в палате. Третий день после операции. Мне не хотелось ни о чём думать. Я прикидывался, будто сплю, а на самом деле слушал Машину речь. Приятный у неё голос. Сначала это была беседа, наша беседа, должно быть, мне наскучившая. Я притворился, что уснул - но она слишком хорошо меня поняла за столь короткий промежуток времени, чтобы купиться на мой трюк. Поэтому она продолжала говорить. Она волновалась, негодовала, вдохновляла меня на выздоровление и была мне эти дни самым лучшим другом.
- Лёня, ответь пожалуйста. Тогда, на вокзале. Почему, почему ты пошёл за кейсом? Почему ты вообще решился обмануть нас всех? Я не понимаю, неужели деньги были настолько важны для тебя?
Я не хотел открывать глаза. Я боялся прямого Машиного взгляда - того, что пробирает насквозь. А кроме своего стыда, своего позора дать ей мне было нечего. Молчание как-то надо было заполнить, и я произнёс:
- Я думал, мы с тобой уедем. На остров. Самый настоящий остров, где будем важны только мы. Понимаешь? Без денег никак нельзя было, Маш. Без денег не уехать.
Она всхлипнула. И попрощалась. Сразу же. Потом я выписался из больницы и, конечно же, попал в оборот. Но Маша спасла меня. Они с её банкиром и адвокатом, которого они мне и наняли, хитро придумали и переиграли прокурора. Она была потерпевшей и главным свидетелем одновременно и сумела представить дело в выгодном мне свете. В глазах судьи я выглядел неудачливым законопослушным гражданином, до самого конца пытавшимся образумить похитителя и противостоять погибшему бандиту. Мне дали условный срок.
Мы так и не стали ближе друг к другу. Маша перешла в разряд приятелей, а потом - и вовсе просто знакомых. Но памятные события этих нескольких дней кое-чему меня научили. Через пару лет я встретил свою будущую жену; потом у нас появились дети. Моя семья стала для меня желанным островком, тем самым, что я искал всю свою жизнь, и, уж поверьте, никогда не покину.