Воронцова Кристина : другие произведения.

Синий плащ Поэта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Псевдодекаданский мирок. Высокая миссия Поэта в умирающей Вселенной. Cамый добрый текст за всю мою коротенькую жизнь. Несколько утрированная сказочка для взрослых детей. Вдохновляли - Ахматова, Сурганова и Блок. Находится в стадии доработки.

   Синий плащ Поэта
  
            -- Пролог
   "...Давным-давно, когда Мир еще был юн и светел, всюду царила весна, а звезды зажигались, но не гасли, великий человек и настоящий Поэт, Нессе понял, в чем состоит истинный смысл бытия, поддерживающий мир в постоянстве. Искусство. И Слово. Мелодия. Гармония. А все вместе являло собой Поэзию. Великая мудрость была дарована Нессе. Приметил он, что Поэзия есть стержень, по ее законам и существует весь наш Мир. И лишь избранным в руки дается великий Дар слагать живые, почти волшебные, строчки так, чтобы сердце замирало, а взгляды устремлялись в синее небо.
   Но это наверняка так бы и осталось простым наблюдением, если бы не беда, пришедшая извне.
   Поэзия начала утекать из нашего Мира. По капле. День за Днем. Волшебство Поэзии просто растрачивалось на пустяки. Нессе чувствовал, что с последними рифмованными строчками умрет и все кругом. Тогда он создал тонкий инструмент для использования великой Силы. Стеклянную Башню, а флагом своим и вечным знаком выбрал простое синее полотно. Синее - как небо над стеклянными стенами.
   Молния во время грозы бьет в одинокое дерево, а Сила стекалась к стеклянным шпилям. Но, чтобы использовать такой могучий инструмент, нужен настоящий мастер. Нессе был первым Поэтом, первым хозяином Башни из волшебного стекла. Сквозь прозрачные стены можно видеть весь остальной Мир, всех людей до единого, их самые сокровенные мысли. С высоты своего могущества Поэт первым видел рассвет, последним наблюдал закат. С помощью Башни это все преобразовывалось в рифмованные строчки, а именно они вдыхали новую жизнь в стареющий поминутно Мир. Это был весенний рассвет, а на небе зажигались целые грозди звезд.
   Дар дается в руки только избранным. Нессе был самым первым Поэтом, но за ним шли и другие. Каждый своей дорогой.
   Поэт и Башня, слившись в единое целое, поднявшиеся над серостью и повседневной пылью, оберегали наш Мир, заставляли его дышать.
   Но три Эпохи назад умер в своем стеклянном одиночестве последний Поэт. И наступила тишина. Вечная осень овладела Миром. С неба еженощно исчезают звезды. Все медленно умирает, лишенное покровительства и волшебства настоящей Поэзии. С этих пор Башня ждет нового Поэта, чтобы взвился синий флаг на ее шпиле, в Сборник юная рука записала новые стихи, а на небосклоне зажглись молодые прозрачные звезды...
   Хотя что-то вы зазевались. Уморились?
   Хорошо, на сегодня закончим. Завтра прошу каждого принести мне сочиненное вами стихотворение. Тема любая. Все свободны, отдыхайте..."
  
      -- Первая строфа
   ...На следующее утро малышня вновь собралась у Учителя Эко. Как всегда после такого домашнего задания над поляной звучал гомон взволнованных детских голосов.
  -- Тише, проказники! - шутливо сердился Учитель, волнуясь, меж тем, не меньше своих подопечных. - Пусть свои стихи нам прочитает Марго.
   Девочка, польщенная таким вниманием, встала и, чуть задыхаясь, начала чтение:

Рано утром кошка

Уселась на окошко,

Кто ее почешет,

Того она потешит.

   Марго замолчала. Это был поистине волнительный момент, очень похожий на вынесение приговора. Однако никто из учеников так и не заметил, что огонек интереса за толстыми стеклами очков потух после первой же строчки.
  -- Что ж, прекрасно, - сухо отреагировал Учитель Эко, а сам подумал: "В праве ли я ожидать от них чего-либо необыкновенного? Они всего лишь малыши. Семи лет отроду. И звезд они не зажигают..."
   Марго уселась, весьма довольная собой. Беглый опрос класса продолжался, дети оживлялись, а Учитель напротив поминутно грустнел.
  -- Следующая Аршанка.
   Девочка выпрямилась. Взгляд карих глаз пробежался по листку бумаги. Зазвучал дрожащий детский голосок:

Мне умереть

Кто-то разрешил досрочно.

Зрачки колышутся,

А в них:

Вода - это жизнь,

Огонь - это жизнь.

Жаль, мне не суждено

Коснуться губ,

Шепчущих:

Вода - это день,

Огонь - это день.

Я пойду

По дороге туда, где

Зажегся мой свет,

И скажу:

Вода - это я,

Огонь - это я.

   Она резко оборвала чтение. Секунду стояла густо-ленивая тишина. Сорвался и закружился в воздухе желтый лист клена. И вдруг...
   Все. Разом. Неугомонный детский смех со всех сторон! Легкий, злой, от души.
  -- Какие же это стихи?
  -- В них даже рифмы нет!
  -- Аршанка рифмовать не умеет!
   Тонкие девичьи губки задрожали, в глазах застыли слезы. Она сгребла свои листки и убежала.
   Только теперь Учитель Эко посмел выдохнуть, а над полянкой еще некоторое время кружила парочка огоньков, очень похожих на ночных светлячков. Но кроме старика никто не мог увидеть их в теплом свете осеннего солнца...
  
   3. Знак вопроса
   ...Учитель Эко чувствовал себя подростком на экзамене.
   Он чуть прищурился, чтобы рассмотреть - на крыльце аршанкиного дома сидел долговязый парень. Преимущественно по манере грустно и шумно вздыхать Учитель Эко признал одного из своих новых учеников, Хомо. Надо сказать, узнал с приятным удивлением.
  -- Никого не хочет видеть?
   Хомо в ответ только развел руками, да грустно вздохнул. Все ясно.
   Учитель Эко прошел в детскую комнату. Там Аршанка, соорудив себе из подушек и одеял нечто вроде гнезда, горько рыдала. Учитель мягко погладил ее по волосам, на это прикосновение девочка ответила еще более сильным плачем:
  -- Я больше никогда не буду писать стихов, - шептала она, глотая слезы. - Нет! Нет! Даже не просите. Как надо мною все смеялись. Вы же слышали? Я на всю жизнь запомню. Гадкие стихи! Нехорошие стихи! Да и не стихи это вовсе.
   Учитель открыл было рот, чтобы возразить, однако понял: девочка еще слишком мала, чтобы все осознать. Вместо этого он вежливого поинтересовался, все же кто написал те строчки.
  -- Кто? - вмиг пересохли ясные детские слезы, настолько удивилась Аршанка такому вопросу. - Конечно, я.
   Тут пришла очередь удивляться Учителю Эко. Он-то думал, что это кто-то из семьи помог малышке справиться с трудным домашним заданием. Тот, кого он пропустил по невнимательности в свое время. Что, впрочем, было маловероятно. Но семилетняя девочка, пишущая такие живые строчки, куда необычней. Учитель боялся верить. Главное теперь - не спугнуть, не дать сгореть в один миг. Осторожная улыбка:
  -- Расскажи мне лучше, как ты эти стихи написала?
   Девочка особо, по-взрослому, шмыгнула носом и подняла свои теплые карие глаза. Горный мед, а не глаза.
  -- Было щекотно, вот и написала, - спокойно промолвила Аршанка. Видя, что Учитель Эко не вполне понимает смысл ее слов, она терпеливо принялась разъяснять. - Семь дней назад. Ночью. Я спала, а потом проснулась. В окне, прямо над головой, такая огромная луна. Хорошо! Чувствую, щекотно мне внутри, - девочка постучала себе по груди. - И радостно так, будто я дикий зверь. Смешно! Я взяла листок бумаги, села на подоконник и прямо при свете луны написала те строчки.
   Во время своего рассказа все более оживлялась, вспоминая ощущения той чудесной ночи.
   Учитель Эко сидел в детской, пока Аршанка, окончательно успокоившись от первого серьезного горя, не заснула. Он вынул тетрадь в синей обложке. Чистую тетрадь без единой отметины на жестких страницах. Положил у изголовья кровати. И ушел.
   Учитель Эко теперь знал:
  -- Эта девочка больше не сможет не писать стихов...
  
   4. 14-ая запятая
   ...Был тринадцатый день рождения Аршанки.
   Праздник удался на славу. С утра именинница разворачивала подарки и принимала поздравления, потом мама Аршанки почивала гостей печеными яблоками и тыквенным пирогом. Ну а до самого вечера все гуляли у реки и веселились. Распрощавшись с друзьями и подругами, счастливая Аршанка вернулась домой. Там ее дожидался самый последний гость.
   Учитель Эко долго и внимательно рассматривал именинницу. Сомневался. Грустил. Трепал по волосам.
  -- С днем рождения, солнышко. Вот и мой подарок, - Учитель развернул Синий плащ.
  -- Пора? - поняла его без лишних слов Аршанка.
  -- Да, Поэтесса, - он впервые решился назвать ее так. Еще сомневаясь, очень тихо, очень робко.
   Что-то в груди у Аршанки сорвалось и ухнуло вниз. Захотелось смеяться. Это Дар звал ее в дорогу. Девочка потерянно и немного смущенно оглянулась на родителей (те лишь улыбались, но с затаенной сухой гордостью за дочь) и решилась, приняла плащ из рук Учителя.
  -- Иди, - шепнула мать. - Попрощайся... - и отвернулась.
   Аршанка заколола Синий плащ серебряной брошью. "Поэтесса! Я! Она самая..." - буйная радость стучала в висках. Но попрощаться все-таки необходимо. Девочка бросилась в свою комнату, окинула ее серым невнимательным взглядом, выхватив из общей горы когда-то милых мелочей только толстую тетрадь со стихами. Аршанка сунула ее в котомку с едой. Вздохнула. Серьезно, грустно, по-взрослому.
   Надо прощаться с домом, с родителями, с Учителем Эко, с...
  
   5. Робкий восклицательный знак
   ...Их обычное место. Хомо сидел на круглом теплом валуне и бросал камешки в воду.
  -- Уходишь? - грустно вздохнул он, не оборачиваясь.
  -- Ухожу, - Аршанка присела рядом с ним, набрала горсть мелкой гальки, гладкой как бисер. Стала машинально перебирать, складывая на ладони причудливые узоры. Молчание затягивалось.
  -- И тебе не страшно? - не выдержал Хомо. - Говорят, что в нашем Мире водятся страшные чудовища, вредные колдуны и прочие злыдни.
   Девочка серьезно рассердилась:
  -- Хомо, как ты можешь? Тебе уже четырнадцать лет, а ты веришь в подобную чушь, бабьи россказни! Магии не существует, есть только магия Поэзии, - парнишка, сам не зная от чего, почувствовал себя виноватым. - Так говорит Учитель Эко, - Аршанка немного смягчилась. - Но, конечно, мне страшно. Я на самом деле ужасная трусиха. Просто, как же мне не пойти, если творятся кругом такие страшные вещи?
  -- Сегодня разом погасло целое созвездие, - грустным вздохом подтвердил мальчик.
  -- Вот видишь! - горячо выговорила Аршанка.
  -- А почему именно ты? Неужели без тебя в нашем огромном Мире мало людей, умеющих слагать стихи?
  -- В том-то и дело, что рифмоплетов много, а Поэт - один. А вдруг я, как говорит Учитель Эко, настоящая Поэтесса? Тогда все встанет по местам. И звезды вспыхнут вновь, и осень перестанет быть вечной. Ты знаешь, - призналась вдруг девочка, - иногда лунными ночами я вижу, как Дар струится меж пальцев. Я надеюсь, что смогу быть достойной Поэтессой.
  -- Но ты же пойдешь к Башне совсем одна, - дрожащим голосом заговорил Хомо. - С тобой ведь может что угодно произойти по дороге...
  -- Может, но ничего не поделаешь. На мне теперь Синий плащ.
   Хомо представил себе, что видит Аршанку в последний раз, и испугался до сих пор не сделанного и не сказанного:
  -- Закрой глаза, Аршанка. У меня для тебя сюрприз.
   Девочка послушно исполнила просьбу. Хомо, задыхаясь от волнения, дотронулся своими губами до губ Аршанки. И тут же испуганно отстранился. Ему казалось, что и так получилось ужасно долго. И еще он испугался: вдруг Аршанка на него рассердится. Он, не прощаясь, поспешил скрыться в лесу. Долговязый неуклюжий парень поминутно спотыкался. От счастья.
   Аршанка сидела. Сначала молча и неподвижно, как звезда на небе, а потом...
  -- Хомо, даже не знаю, как правильно реагировать. Ты мне тоже всегда нравился. Только я, ты же знаешь, ужасная трусиха, всегда боялась сказать. Хомо, давай еще раз? Хомо? - когда девочка открыла глаза, никого рядом не было...
  
   6. Начало пути
   ...Прощание с семьей было коротким и многословным. Мать рыдала (матери всегда рыдают, когда прощаются со своими детьми). Сестры верещали. Один Учитель Эко был серьезен и невозмутим. Он объяснил Аршанке, что ей нужно идти по главной дороге до Столицы и там просить аудиенции Императора. Тот, глядя на ее Синий плащ, должен дать карту пустыни, в сердце которой стоит Башня. Все пожелали друг другу удачи. И расстались.
   Отец запряг лошадей и довез дочь туда, куда было позволено, до главной дороги на Столицу.
  -- Знаешь, - шмыгнул он носом. - Дочка, я в тебя верю. И всегда верил. И вообще... - отец смахнул выступившие слезы и крепко прижал Аршанку к себе. Тут она не выдержала и разревелась. - Ну, хватит, хватит, дочка. Поэтессе не престало реветь, как какой-нибудь пастушке, что занозила себе палец.
   Аршанка послушалась, утерлась.
   Долго отец стоял, задумчиво рассматривая вдали синий плащ Поэтессы...
  
   7. Курсив
   ...Конечно, это неправильно, чтобы тринадцатилетние девочки в одиночку на ночь глядя шли лесом, но Аршанка все же шла. Она надеялась вскоре добраться до хутора своей тетки и заночевать там, но на все есть воля свыше.
   В лесу обычно водятся разбойники, а по ночам они выходят из своих убежищ на дорогу. В этом лесу тоже жили бандиты, близнецы Верв и Ульф. Одинокая фигурка в синем плаще сразу привлекла их внимание. Улучив удобный момент, оба брата выскочили из кустов:
  -- Руки вверх! - гаркнул Верв (тот, который был повыше).
  -- Кошелек или жизнь! - рявкнул Ульф (тот, который был пониже ростом).
   Аршанка оглядела двух ухмыляющихся детин с дубинами наперевес и звонко рассмеялась. Разбойники обескуражено переглянулись.
  -- Ты что смеешься? - обиделся Верв.
  -- Подумать только, первый раз в жизни на меня нападают разбойники, - задыхаясь от смеха, промолвила девочка. - А у меня ничего нет.
  -- Как? - загрустил Ульф. - Совсем ничего? А если поискать хорошенько?
  -- Ну, кроме стихов ничего, простите, - развела руками Аршанка.
  -- Читай! - плюнул в землю Верв.
   Аршанка взгромоздилась на камень и начала читать:
  

Двадцать слов, сказанных тобою,

Заперты в клетке тетрадного листа.

Их, быть может, обращу золою,

Ну а клетку - никогда...

На листе, курсивом исписанном,

Просто двадцать отдельных слов.

Это целый мир неописанный

Говорит - "Не хочу оков!"

Этих слов говорить не стоило,

Повторять их не надо всласть,

Да к тому же вряд ли стою я

Иметь над тобою власть...

Мой курсив никуда не денется,

А твои слова разлетятся в дым,

Синевой белый лист оденется,

Двадцать слов - это просто мы...

  -- Все, - застенчиво проговорила девочка.
   В ответ не было сказано ничего.
   "Не понравилось", - огорчилась Аршанка.
   Она соскочила с камня и испугалась, не случилось ли чего? Разбойники сидели, закинув косматые головы к небу. На лицах блуждали мечтательные улыбки. Они не реагировали ни на слова Аршанки, ни на ее шаги. Девочка в недоумении проследила их взгляды - на небе светилась мягким желтым светом почти полная луна.
  -- Странные какие-то, - вслух сказала девочка. Подмигнула луне и отправилась дальше по дороге...
  
   8. Муза
   ...До теткиного хутора она так и не дошла. Решила, что заночевать под открытым небом в такую чудесную светлую ночь, будет лучшим выходом. Так Аршанка и сделала: сложила костер, сварила себе ароматный чай из пахучих лекарственных трав, завернулась в свой синий плащ и принялась думать о разных умных вещах. Постижимых и не очень. Простых и сложных. Личных и второстепенных. Глаза начали слипаться. Тепло костра, ароматный напиток, новое ощущение - скорее всего затаенная гордость (как-никак она теперь предоставлена сама себе и только себе) - все это слилось в одно чувство усталости. Девочку начало клонить ко сну.
  -- Аршанка, - позвал кто-то. - Аршанка, не спи!
   Ей так не хотелось открывать глаза. Она себя мысленно уговаривала: "Я здесь абсолютно одна, все остальное просто мне снится". Но это самое "остальное" вдруг бесцеремонно начало тормошить ее.
  -- Аршанка, да проснись же ты! Вот несносная девчонка!
   Она открыла глаза и улыбнулась - перед нею сидело, прямо скажем, уморительное существо. Маленькое, пузатенькое, краснокожее. Два козлиных копытца вместо ступней, два рожка, хвостик как ивовый прутик, два скомканных крыла, нос крючком, нос крючком, да глаза - монеты.
   "Уродливое существо, - подумала Аршанка. - Только мне отчего-то не страшно". Этот странный зверь был одет в кожаные штанишки с дырочкой для хвоста.
  -- Ты кто? - спросила Аршанка.
  -- Дожили! - возмутилось существо. - Поэтесса собственную музу не узнает! - девочка ойкнула. - Ну ладно, на первый раз прощаю. Йоко, твоя муза, вернее муз, - оно отерло руки о грязные штанишки и протянуло их Аршанке.
  -- Твоя Поэтесса, - пожала протянутые ладони девочка. - А ты и вправду мой муз?
   Йоко презрительно фыркнул:
  -- Это с какой стати мне тебя обманывать? Конечно, муз. Кто же еще? Мы с тобой столько замечательных стихов написали!
  -- Мы с тобой? - рассеянно переспросила Аршанка.
   Ей вдруг стало очень обидно: все те замечательные стихи, которыми так восхищался Учитель Эко, написала вовсе она, маленькая тринадцатилетняя девочка, ей их просто надиктовали. Столько бессонных проведено у листка бумаги, и все это - чужие нашептывания? И нет у нее никакого Дара?! Обидно прямо до слез. Аршанка вдруг напустилась на ни в чем неповинного Йоко:
  -- Это что же получается? Все стихи не мои, а твои? И все зря?
  -- Тише, - поморщился муз. - Тише, глупая. Ты думаешь, для чего музы нужны? Чтобы поэты готовые стишки копировали и за свои выдавали? Не дождетесь! Мы лишь человека нужного находим. Нужного и обязательно талантливого. И разбудить его Дар, растревожить разум, пощекотать душу. Успокоилась?
   Аршанка кивнула. Обида прошла, осталась гордость (она ведь теперь не зависит от родителей!), а еще понимание собственного Дара. Впрочем, о последнем девочка старалась думать поменьше, чтобы сильно не возгордиться.
  -- Теперь довольна? - муз Йоко опасливо поглядел на сжатые девичьи кулачки.
   Аршанка проследила его взгляд, виновато улыбнулась и разжала ладони.
  -- Вполне, так это ты щекочешь меня, чтобы я садилась и писала?
   Муз важно кивнул:
  -- Да, ты все великолепно можешь сама. Стихи все твои, до самой последней кляксы на страничке. Я лишь бужу твою душу, заставляю быстрее биться сердце, - Йоко дал девочке осмыслить слова. - А теперь немножко о том, почему я здесь (впрочем, я всегда был рядом с тобой). Ты отправилась в трудный путь, я обязан помогать тебе в поисках Башни. Если что, позови. Но помни: кроме тебя никто меня не видит. Ты Поэтесса, притом последняя Поэтесса с большой буквы, я должен тебя беречь.
  -- Ты пойдешь со мной? - Аршанка просияла.
   Идти одной до Башни это, конечно, увлекательно, но в чем-то очень тоскливо и даже грустно. А о лучшем спутнике и не мечталось. Кто может быть ближе поэту, чем собственный муз?
  -- Ты спи, - ласково проговорил Йоко, глаза девочки в тот же миг закрылись.
   Толстый муз заботливо укутал Аршанку в синий плащ...
  
   9. Тихое многоточие
   ... - И как ты только можешь правильно путь выбрать? - хитро подмигнул Йоко.
   Аршанка открыла четко очерченный рот, собираясь ответить, что они идут вроде как по дороге, но быстро закрыла его - дорога осталась внизу, а путники поднимались уже по склону пузатой горы все выше и выше. Йоко рассказывал столько интересных вещей, что девочка попросту не заметила этого.
  -- Эх ты, - густым смехом рассмеялся муз. - Башня стоит уже много веков одна-одинешенька, соскучилась бедняжка. Вот она тебя и зовет. А Дар направляет твои ноги в правильную сторону.
   К полудню они поднялись на широкое плато, поросшее густой травой и невзрачными на первый взгляд степными цветами. Вдали пасся табун диких лошадей. Горный ветер далеко разносил веселое ржание.
  -- Какие симпатяги! - Аршанка умиленно рассматривала резвящихся чуть в стороне жеребят. - Ой, а это кто?
   С противоположного конца плато мчался галопом сплошь черный, без единой отметины, конь, бережно неся своего седока с арканом в руках. Девочка заворожено следила за каждым оборотом петли в воздухе. Наездник бросился наперерез табуну. Вожак - прекрасный серебристый скакун - воинственно заржал. Молодые кобылки шарахнулись в сторону. Всадник на черном коне не отставал, все сильнее раскручивая аркан. Еще секунда. Бросок. Петля затянулась на шее вожака. Конь захрипел. Всадник ловким движением подхватил веревку поудобнее и перемахнул на спину серебристого вожака. Но тот, имея гордый нрав, не хотел сдаваться так просто. Скакун начал метаться, рыть копытами землю, вставал на дыбы, но охотник тоже был не промах. Он крепко вцепился в гриву коня, поминутно усмиряя ярость животного ударами хлыста. Конь бесился, но потихоньку остывал - толи от усталости, толи от боли. Однако истязание охотник не заканчивал - хлыст опускался на серебристый круп все чаще и чаще.
   Ладони Аршанки обожгло болью. Она посмотрела на них и тихо ужаснулась: белая кожа девичьих рук окрасилась в грязную бурую охру. Девочка так сильно сжимала кулачки, что ногти порезали тонкую кожу, и кровь вырвалась из узких коридорчиков-сосудов. А охотник все еще мучил свою жертву.
  -- Не надо! Ему же больно! - Аршанка сорвалась со своего места и помчалась на подмогу серебристому коню.
  -- Стой, глупая! - закричал Йоко, побежал. Но где ж ему, пузатому, коротконогому, догнать девочку? Ему оставалось только проводить взглядом синий плащ.
  -- Ему же больно! - задыхаясь, девочка повисла на руке охотника.
   Он внимательно посмотрел на нее неожиданно добрыми серыми глазами.
  -- Что ты знаешь о настоящей боли?
   Аршанка хотела гордо ответить, что все, но смутилась, вспомнив о своей самой сильной боли (в десять лет она перекупалась в реке, и начали стрелять уши), казавшейся ей тогда непереносимым мучением. Девочке стало отчего-то стыдно. Она закатала рукав куртки:
  -- Ударь меня!
  -- Зачем? - рассмеялся охотник.
   Он был молодым красивым парнем. Типичный степняк - обветренные губы, сильные мускулистые руки, смуглая кожа. И мягкий баритон.
  -- Я Поэт. Мне положено знать.
  -- Ну, раз так, - он мазнул взглядом по ее синему плащу, размахнулся и ударил хлыстом тонкую девичью ручку, нисколько себя не сдерживая.
   Аршанке на секунду показалось, что земля качнулась под ногами. Девочка сжала зубы. Крепко-крепко. Из глаз собирались закапать горошинки-слезки, но она мужественно терпела. Сначала от боли перехватило дыхание, в груди появился пышущий жаром комок, и Аршанке пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя дышать вновь.
  -- Ух, стрекоза! - Йоко наконец поравнялся с девочкой. - Что с тобой делать - ума не приложу! - добавил муз тихо, глядя на кровоточащую рану.
  -- Зачем? - одними губами спросила Аршанка.
  -- Надо, - усмехнулся охотник и спрыгнул с коня на землю.
   Девочка некрасиво кривила губы от боли; смотрела, как медленно оседает пыль, поднятая сапогами с острыми железными шпорами. Снова его голос:
  -- Глупенькая, если не объезжать диких лошадей, не будет притока новой крови у домашних. А без коней крестьяне как без рук. Разве не стоит эта боль, которая сотрется из памяти лошадей без следа уже через неделю, глаз матерей, потерявших детей в голодные годы?
   Девочка утерла выступившие слезы рукавом и попыталась улыбнуться:
  -- Нет, конечно.
  -- То-то же, - охотник похлопал серебристого коня по холке, тот в ответ фыркнул и помотал головой, но уже как будто не так агрессивно. - Я ведь сам безумно люблю этих животин, сердце буквально кровью обливается, когда бить их приходится. Но ничего не поделаешь! Так, а теперь я приглашаю даму на скромный обед. - "Дама" улыбнулась и вопросительно глянула на муза, переминающегося с ноги на ногу в стороне. Йоко одобрил, Аршанка согласилась. Ей был приятен этот человек. - Вот и отлично, соорудим костер у вон того валуна.
   Обед был простым, но вкусным. Охотник готовил удивительно хорошо. Все у него выходило будто по велению волшебной палочки. Наевшись, Аршанка прижалась к теплой шершавой поверхности камня. Она смотрела в синее небо. Синее как ее плащ. Чудный, волшебный цвет. В голове бродили вызревающие строчки...
   "Стихи, - сказал как-то Учитель Эко, - как хорошее вино. Должны перебродить".
  -- Ну, давай, рассказывай, откуда такая выискалась. Судя по плащу, Поэтесса. Отчаянная, - Аршанка скосилась на свою руку. - Любопытная, Настырная, да к тому же, красивая, - девочка вспыхнула.
   Она была все-таки подростком. И, как любой подросток, Аршанка считала себя некрасивой. Носик слишком вздернутым почитала, кожу слишком бледною и худобу излишне в целом. Но, как впрочем, и любой подросток, где-то в глубине души девочка знала: она красива. А чтобы ей это парень говорил, такого не случалось никогда, поэтому Аршанка была смущена безмерно.
   Видя это, охотник шутливо начал просить прощения у прекрасной дамы и давать разнообразные клятвы, что он никогда больше не назовет даму прекрасной, если ей это возмутительно. Приходилось даже зажимать ладонями рот, но и так правда умудрялась прорываться наружу.
  -- Ничего не поделаешь, - притворно загрустил охотник. - Видать, дама-то на самом деле прекрасна. Но нет мне прощенья!
   Аршанка милостиво остановила его:
  -- О нет, храбрый рыцарь, я прощаю тебя, - промолвила она тоном самой знатной и благороднейшей из фрейлин Императрицы, а потом уже совсем по-простому рассказала про цель своего пути. Естественно умолчав про муза Йоко, который - вот подлец! - молча доедал остатки их обеда.
  -- Ну тогда, - охотник встал и подал девочке руку. - Я просто обязан довезти прекрасную даму до края плато. Дальше, извини, не могу. Мне нужно объехать еще парочку жеребцов прежде, чем ехать в Столицу.
   Йоко довольно закивал. Наверное, не очень-то далеко можно доковылять на его кривых ножках.
   Они быстро собрались. Аршанка поехала на коне охотника, муз пристроился сзади и крепко-крепко вцепился в синий плащ. Ну, а охотник отправился в путь на только что объезженном серебристом вожаке. Плато промелькнуло незаметно. А скачки наперегонки доставили Аршанка незабываемое удовольствие. Хотя охотник, конечно же, подыгрывал ей.
   Девочка спрыгнула на землю чуть пьяная от того ощущения свободы, что дала ей эта игра и дикий ветер, который выдул из головы, кажется, все мысли и строчки. Зато они сэкономили полтора дня пути...
  
   10. Крылатое стихотворение
   ... - О ком думаешь? О нем? - лукаво спросил ночью Йоко. - Неужто наша маленькая Поэтесса влюбилась?
   Девочка тут же убрала с лица мечтательную улыбку и возмутилась:
  -- Что за вздор ты городишь?! У меня совсем другое предназначение. Мне некогда думать о какой-то там любви!
   Муз чихнул и расхохотался:
  -- Влюбилась!!!
   Девочка покраснела и надулась. На самом деле она думала именно о молодом охотнике, но было в этих мыслях что-то большее, чем простая девчачья влюбленность. Йоко закрыл один глаз, а вторым долго и критически рассматривал сердитую Аршанку. И вдруг он, издав воинственный клич, бросился щекотать девочку, она же принялась отбиваться изо всех сил, захлебываясь смехом.
  -- Пиши! Тебе же хочется, я вижу. Пиши, - приказал муз.
   Девушка послушно кивнула. Пытка прекратилась. Аршанка достала из котомки тетрадь в синей обложке, чернильницу, перо, легла на живот поближе к костру и в его нервном свете начала:

Наверное, это даже справедливо -

Крылатые живут совсем недолго

Затем, чтоб люди мыслями пустыми

Не засоряли небо бы без толку.

Наверное, это, вправду, справедливо -

Крылатых в этом мире очень мало.

А те, которые внизу застыли,

Им в небе жить уж точно не престало.

Наверное, это слишком справедливо,

Что крылья у крылатых далеко не вечны.

И каждым словом, брошенным, паршивым,

Их крылья тают, словно восковые свечки.

И только лишь одно несправедливо сильно -

Крылатым кажется: земля их встречей губит,

А небо в стороне, оно глоток свободы

Синий,

А все же убивает небо. Хоть и любит.

   Аршанка поставила точку. Вот и все. Она всегда видела границы своего стихотворения, и в нем изначально уже не могло быть ничего лишнего. Точка ставилась также стремительно (пару раз Аршанка прорывала страницу в этой нижней границе), как и слетала с кончика пера первая буква. Синюю тетрадь захлопнули и бережно уложили на дно. Йоко сидел у костра, грел свои руки. Темные глаза поглощали свет, ничего не отражая. Аршанка, почти счастливая, тихим голосом пожелала музу спокойной ночи. Думая о своем, легла спать. А Йоко молча смотрел в огонь...
  
   11. Точка с запятой
   ...За последующие два дня своего путешествия они успели подняться высоко в горы. Сегодня им предстоял перевал в самом удобном месте. Йоко шел, изредка отталкиваясь от земли и зависая в воздухе. Он постоянно смотрел, правильное ли они выбрали направление. Смятые крылышки работали часто-часто, пот водопадиком лил с пузатого муза, но подняться выше полуметра ему все равно не удавалось.
   Открывавшийся с перевала вид полностью отнял у девочки дар речи. Внизу совсем близко, казалось, что можно погладить рукой, лежала зеленая залитая солнцем долина, а чуть дальше блестели, отливая золотым, крыши и башенки Столицы. Вот она вся перед тобой, до последнего флажка, что трепыхается на шпиле самой высокой дворцовой башни. Словно кукольный домик, а не покои Императора!
   Но надолго останавливаться они не решились: все-таки до Столицы идти не меньше суток, а кто знает: вправе ли девочка и муз терять постепенно тающее и потому очень дороге для этого Мира время?
   Полуденное солнце, да еще такое пухлое и низкое, высушивало тело за пару минут. Хотя теплая вода во фляге совершенно не утоляла жажду, она кончилась довольно быстро, и теперь Аршанка всей душой мечтала хотя бы о крошечном клочке тени, но яростное светило стояло прямо над головами, и сегодня оно, пожалуй, намеревалось расплавить камни гор, а заодно и все живое на этих камнях. Поэтому, заслышав шум падающей воды, Аршанка пустилась бегом на этот манящий звук.
  -- Осторожнее! - крикнул Йоко, но девочка неслась, совершенно ничего не замечая.
   Самые смелые надежды оправдались. В узкой расщелине змеилась настоящая горная река - дочь далеких ледяных вершин - с многочисленными порогами и очень склочным характером.
   Аршанка, забыв об осторожности, заскользила к желанной воде. Довольно продолжительное время ей каким-то чудом удавалось сохранять равновесие на мокрых скользких камнях. Но вдруг прямо из-под ног вспорхнула испуганная птица диковинного вида. Аршанка покачнулась, потеряла опору и полетела прямо в мощный пенящийся поток.
   Муз наверху лишь сокрушенно качал головой: вряд ли он чем-то мог помочь, как бы ему этого не хотелось.
   Синий плащ то уходил под воду, то вновь появлялся над бурлящей поверхностью, пока его не снесло за изгиб реки...
  
   12. Фильтры
   ...Аршанка открыла глаза. Вокруг было чисто, светло и очень уютно. Она встала с кровати, ноги по щиколотку утонули в мягком ворсе белого пушистого ковра. Девочка переоделась в свою постиранную и отглаженную чьими-то заботливыми руками одежду, висящую на спинке плетеного стула, и пошла вниз по лестнице. Ступеньки вели прямо на веранду, где стоял большой круглый стол, накрытый цветастой скатертью. У плиты хлопотала румяная толстушка. А по веранде расползались аппетитные запахи.
   Увидев девочку, толстушка всплеснула руками и заверещала:
  -- Очнулась, детка? Ты нас так напугала! Тебя же река принесла, бледную, замерзшую. Сердечко еле бьется, дыхание слабенькое. Ну, думаю: все, помрет красавица. Но Профессор Умберто выходил, снадобья разные давал, отварами целебными поил. Ты к нему потом зайди в подвал, поблагодари. Он хоть и сердитый вечно, но это только с виду - в душе он добрый, и ему очень приятно будет. Ах! - хлопнула себя по лбу толстушка. - Ты верно голодная - три дня не евши все-таки. Угощайся! - перед Аршанкой появились румяные пирожки с пылу с жару.
   Девочка сразу же ощутила себя голодным волчонком и с видимым удовольствием проглотила еду. А веселая толстушка все подкладывала и подкладывала, пока Аршанка не почувствовала: еще хоть крошка, и она лопнет!
   Профессор сидел в своем подвале и переливал что-то пузырящееся из одной склянки в другую. Повсюду скворчали, пенились, меняли цвета какие-то жидкости. Все это было настолько интересным зрелищем, что Аршанка, во все глаза смотревшая на эти чудеса, чуть не забыла, зачем пришла.
  -- Спасибо вам за все, Профессор Умберто.
  -- А это ты, девочка, - ответил он, не поворачивая головы. - Не за что.
   Аршанка не удержалась от вопроса:
  -- А что вы делаете?
  -- Фильтрую воду, - буркнул Профессор.
  -- А как это? - осмелела девочка, увидев, что этот серьезный ученый ничуть не сердится.
  -- Вот это - фильтры, - неохотно начал объяснять Умберто, - сквозь них я лью обыкновенную речную воду, а они задерживают песок и разные болезни. Выходит же только самое чистое. Все? Вопросы еще будут?! Нет! Ну тогда - До свидания, а лучше - Прощай! Ступай, коли здорова, не мешай. Мне работать надо.
   Аршанка еще раз поблагодарила всех и вышла на дорогу, думая о том, что Профессор Умберто - очень хороший человек. Он для людей воду чистой делает. Чтобы они не болели. Хороший и добрый, хоть и хочет казаться мрачным и сердитым.
   И только после пятнадцати минут ходьбы она поняла: идти-то ей вовсе некуда. Путь ей показывал Йоко, вернее подсказывал, как использовать правильно зов Дара, да и котомка, в которой лежало самое дорогое - тетрадь в синей обложке - тоже потерялась где-то. Аршанка села на камень и предалась невеселым размышлениям.
  -- О чем грустит красавица-Поэтесса. Наверное, о своем охотнике?
  -- Йоко! - девочка бросилась обнимать муза. - Ты вернулся!!!
  -- Ну, во-первых, это ты вернулась, - строго сказал тот. - А во-вторых, музы с Поэтами везде и всегда. Да, я не с пустыми руками явился. Это случаем не ваше? - он демонстративно покачал аршанкиной котомкой из стороны в сторону. - Или ты думала, что старый муз не в состоянии сохранить сие бесценное сокровище? Отвечай, думала или нет?
  -- Нет! - прошептала счастливая девочка.
  -- То-то же, - ласково прищурился Йоко. - Кстати, речка сэкономила нам много времени, которое мы бы потратили на спуск по склону горы. Только, - он вдруг посерьезнел. - Больше так не делай. Ты меня очень напугала. Обещаешь?
   Аршанка обещала...
  
   13. Мара
   ...Колодец был старинный, по крайней мере, в деревнях такие встречались уже крайне редко. Аршанка бросила ведро в его сырую темень и услышала пустой звон. И спокойный человеческий голос снизу:
  -- Здесь нет воды.
   Девочка вздрогнула и перегнулась через бортик колодца. Заглянула внутрь. Действительно, там, на дне, кто-то был.
  -- Хватайся за веревку. Я тебя вытяну, - воскликнула Аршанка, прикидывая, хватит ли ее девчачьих силенок на это.
  -- Не надо, - ответ прозвучал как-то слишком глухо. Девочка осталась стоять с раскрытым от глубочайшего удивления ртом. Где это видано, чтоб люди по колодцам по доброй воле прятались?
  -- И как тебе там?
  -- Замечательно! Тихо, спокойно, звезды видно порой даже днем.
  -- Замечательно? - не поверила своим ушам Аршанка.
  -- Проверить хочешь - залезай!
   Девочка принюхалась. Воздух пах плесенью и остановившимся временем. Страшно, но очень даже интересно. Аршанка вопросительно посмотрела на Йоко. Старый муз только пожал крылатыми плечами. У него сегодня было на редкость философское настроение. Девочка расценила этот жест, как "делай, что хочешь - ты сама вольна выбирать свой путь". Она спустила жестяное ведро вниз, а сама, хватаясь за тонкую скользкую цепочку, мягко сползла на самое дно. Когда глаза начали различать предметы, оказалось, что колодец довольно просторен. По щиколотку плескалась вода, на темных булыжниках белели ядовитые грибы, ноги постоянно скользили и путались в тухлой тине, а в тени сидел человек.
   Аршанка вначале и не поняла, кто это: мужчина или женщина.
  -- Привет, я Мара, - человек встал и вышел на более светлое пространство.
   Девочка, наконец, поняла - перед ней девушка, лет двадцати, одетая в мужской костюм, коротко стриженная, с низким голосом. Очень желающая быть похожей на мужчину. Но все-таки женского пола! Мара приблизилась, и Аршанка непроизвольно отшатнулась, увидев в человеческих глазах огромные круглые кошачьи зрачки. Они то сужались до щелочки, будто вокруг был ясный солнечный день, то вновь становились размером с радужку.
  -- Не бойся, не укушу, Поэтесса, - хрипло рассмеялась она. - Тебя как кличут-то?
  -- Аршанка, - девочка облизала пересохшие губы. - Кто тебя здесь заточил? Кто этот негодяй?
  -- Негодяйка! - поправила Мара и ткнула большим пальцем себе в грудь. - Я сама!
  -- Сама? - ужаснулась Поэтесса.
  -- Да уж, это длинная история. Так что садись вон на тот камень. Он, вроде, посуше остальных, - Аршанка послушно села. - Я ведь больше не хотела жить, потому и спрыгнула в пересохший колодец. Да только, видимо, мое время еще не пришло.
  -- А почему ты это сделала? Тебя обидел кто? - Поэтесса никогда не понимала самоубийц. Даже больше того - она презирала таких людей. Но что-то не верилось, чтобы эта сильная женщина (а ее внутренняя сила чувствовалась в каждом движении и каждом взгляде) сломалась из-за какого-нибудь пустяка.
  -- А ты ответь мне, Аршанка, вначале: как пишутся стихи?
   Сложный вопрос. Девочка помолчала, подбирая слова:
  -- У Поэта душа состоит из фильтров. Все увиденное и услышанное профильтровывается. Ненужная пыль оседает, а выходит уже зарифмованная исповедь, или проповедь, или молитва...
   Аршанка задохнулась собственным красноречием. Ей вдруг подумалось, что Мару рассмешат ее наивные детские суждения, но та оставалась совершенно серьезной:
  -- Видишь, а я ее тоже, жизнь эту, через себя пропускаю. Только не выдаю в виде стихов. Дара не имею. Но не нравится мне все, что вокруг совершается. Мир умирает, тот кусок неба, что я могу видеть со дна колодца, постоянно теряет звезды. И дело даже не в пророчествах. Просто этот Мир больше никому не нужен. Люди редко смотрят на небо. Звезды плачут, не видя блеска в человеческих глазах, и исчезают. Звезды тоже страдают от одиночества. Люди теперь поголовные пустышки, безликая толпа. Таким Мир не нужен, и они не нужны Миру. Мы постепенно умираем, все вокруг умирает...
  -- Неправда! - Аршанка даже не поняла, как решилась перечить Маре. - Есть еще люди, смотрящие на звезды. От них и идет мой Дар. И не все такие, как ты говоришь. Нет пустышек, у каждого внутри своя смесь...
  -- Ребенок, - ласково усмехнулась девушка с кошачьими глазами. - Ты просто везучая. Ты человек с головы до пят, причем, не пустой и гнилой, а настоящий. Тебе и встречаются вполне неплохие люди. Поэтому ты веришь в человеческую реальность, в добро. Пока веришь... Но поверь и мне, дураков-гнилушек большинство, а большинство, к сожалению, всегда право. Ты понимаешь, эта безликая толпа диктует условия. А я не хочу этого, поэтому-то я здесь. Уставшая от всех и вся, но теперь, наконец-то, свободная. Да! Теперь я выше толпы!
  -- Но там же, наверху, очень холодно... - тихо прошептала Поэтесса.
  -- Да, но лучше уж быть куском льда, чем быть одной из них! Эка я тебя расстроила. Да не печалься. Главное, что у тебя внутри - не гнилушки, а стихи...
  
   14. Ветра
   ...Аршанке не спалось. С грустью она заметила, как с неба незримый воришка украл еще пару звездочек-бусинок. Плохо было ей, тяжело на душе. Что-то больно кололо в груди, мысль какая-то: "Что же мне делать? Я чувствую Дар, я иду к своей цели, но вдруг я не успею?" Аршанка плакала от одной этой возможности. Мир умирает. Люди гниют изнутри. А такие как Мара никогда не выйдут из своих колодцев, наблюдая, как медленно исчезают звезды с небосклона, и ничего не предпринимая, чтобы помешать этому процессу. Да не будет такого! Она успеет! Она должна успеть.
   И Аршанка поклялась огню костра, освещающего ее путь, чернильному небу, оберегающему ее сон и длинной дороге, по которой она идет. Поэтесса поклялась самым драгоценным, что имела - своим Даром. И тут же она успокоилась.

...У сказки всегда хороший конец,

Решающий ход за белым ферзем...

   Захотелось писать. Аршанка никогда не сопротивлялась этому желанию. Она достала из котомки тетрадь и чернильницу с пером, легла на живот поближе к костру и начала выводить неровные буквы:
  -- Знаешь, чего я боюсь?
  -- Знаю, когда уходят ветра.
  -- Да. А когда я смеюсь...
  -- Ты забываешь о смерти
   На время.
  -- Правда, когда я рядом с тобой,

Я не боюсь умирать

И не боюсь улетать.

Туда, куда ветра улетают.

Не думай, что знаешь меня,

Я хочу быть рядом с небом.

Я это вовсе не я,

А...

-...Знаю, просто голос меня.

  -- Да

И...

  -- И, конечно, ветра.
  -- В снах я часто вижу тебя.
  -- "Уходи!" - говоришь?
  -- Да...и себя

Ненавижу тогда...

  -- А любишь кого?
  -- Ветра...
  -- Да...
   Таких странных стихов она не писала очень давно. Пожалуй, еще с того момента, как ее высмеяла малышня. Аршанка грустно улыбнулась - как же давно это было!...
  
   15. Поэтесса и Вор
   Столица оглушила Аршанку всей своей пылью и богатством. Все-таки девочка впервые попала в большой город, и все вокруг казалось ей слишком. Слишком шумно. Слишком пыльно. Муз прятался где-то в глубинах подсознания Поэтессы. Ей было очень одиноко в этом странном месте, многое поражало, а еще более многочисленное просто подавляло. Просто ничего нельзя было сделать, глядя на высокие сторожевые башни с блестящими, крытыми лемехами, крышами. Вдали блистал белизной Императорский дворец, туда и направилась Аршанка.
   Широкая улица, по которой то и дело проезжали роскошные экипажи знати и телеги громкоголосой бедноты, словно река, впадающая в озера, плавно перетекла в площадь. В центре которой собралась толпа. Что-то происходит, догадалась девочка и вопреки доводам, что-де надо торопиться, ноги сами понесли ее туда. Пробравшись сквозь плотные ряды праздных зевак, Аршанка у позорного столба мальчика, которого все желающие били камнями. Мальчишка, чуть старше ее самой, еле держался на ногах. Из рассеченной губы ручейком текла кровь. Но ему было все равно. Ударов он будто и не замечал, зато от насмешливых криков - "Воришка!" мальчишка дрожал всем телом, как лист на ветру. Судя по количеству синяков, пытка продолжалось очень долго, но мальчик еще держался, по крайней мере, глаза, хоть и полные слез, оставались ясными.
   Даже толпа когда-нибудь устает.
   Аршанка вспомнила слова Мары и ужаснулась, неужели все эти люди одинаково гнилы насквозь? Камни летели все реже и реже. Девочка рискнула подойти к позорному столбу. Мальчик хлопал слипшимися от слез ресницами.
  -- За что ты здесь? - тихо спросила Поэтесса.
  -- Не задавай вопросов, лучше ударь меня камнем, как все это делают.
   Девочка вздрогнула от его мертвого голоса. Мертвого, как треснувший кувшин.
  -- Расскажи, - умоляла Аршанка.
  -- Сначала пообещай, что потом ударишь меня, - страшно и просто сказал мальчишка, обещание было вымолвлено одними губами, но этого вполне хватило. Толпа в предвкушении не только зрелища, но и занятной истории, затихла. - Мне нужны были деньги. Дома у меня больная, вечно сердитая от своих недомоганий, мать. Мы голодаем. Вот я и позаимствовал тугой кошель у одного богатого господина...
   Аршанка зачарованно смотрела на его зачарованные веки:
  -- Ты украл деньги для матери?
  -- Если бы! Нет, я захотел свободы, романтики воинской, чтобы навсегда расстаться с материными жалобами и нравоучениями. Но мне еще целый год до рекрутского набора. Однако если дать взятку нужному чиновнику в Муниципалитете города, тебя возьмут кем угодно, хоть фрейлиной Императрицы. Я эгоист. Я думал, что мать любит только свою болезнь, а она скончалась через неделю от разлуки со мной. Я сам пришел и повинился, чтобы меня достойно наказали, ведь я еще и убийца! - мальчишка дернул девочку за руку. - А теперь бей меня, ты обещала. Да как можно больней!
   Аршанка отшатнулась. В глазах защипало. Она уговаривала себя, что он сам просил, что ему так легче переносить боль душевную, но, размахиваясь, чтобы бросить камень, она уже ничего не видела: глаза заволокло слезами.
  -- Прости... - прошептала Поэтесса...
  
   16. Пустой запев
   ...Аршанка долго бродила по Столице в поисках утешения. Что-то теснило грудь. Девочке казалось, что ее поднимает над землей невыразимая тоска, что было вдвойне странно: обычно тоска втаптывает в грязь, не дает поднять головы, обрывает тонкие крылья, а тут...
   Синий плащ довольно быстро запылился и поблек. Ветер свободных равнин заблудился где-то в лабиринте огромного города и больше не трепал его ткани. Ненужная тряпица за спиной - вот во что превратился знак, некогда уважаемый всем Миром.
   Сумерки спускались на Столицу, фонарщики с длинными лучинами зажигали огни. Звучали живые голоса из каждого окна. А девочка никому не нужна. Никому из этой пестрой, но безликой толпы. Аршанка всхлипнула, ей было страшно, но она пока держалась.
   "Нужно найти дорогу к Императорскому дворцу, нужно сказать, что я здесь"...
   Очень хотелось пить. Ноги болели ужасно, а как пройти к дворцу она так и не узнала. Вокруг будто чернила разливали, небо темнело, звезды высыпали мелкими бусинами. Люди разные - звезды одни. Это придало Аршанке отваги. Она подошла к хозяину закрывающейся лавки:
  -- Вы не подскажете, как пройти к Императорскому дворцу?
   Собеседник - тощий старичок в большущих очках с роговой оправой - обвел девочку с ног до головы внимательным взглядом:
  -- Не думаю, что тебя там ждут.
  -- Спасибо, - грустно поблагодарила Аршанка и уже развернулась, чтобы уйти, как старичок дрожащим шепотом велел ей остаться.
  -- Скажи мне, девочка, стоит ли старику сменить очки? Или я на самом деле вижу на твоих плечах синий плащ? - за толстыми линзами дрожали слезы. Аршанка лишь кивнула в ответ. Старик упал на колени. - Я знал, что ты когда-нибудь вернешься, Поэтесса.
  -- Встаньте, пожалуйста. Неудобно как-то.
  -- Ты уж прости меня, старого, расчувствовался. У нас тут мало кто изменения замечает. А я, слепой почти, чую, что мир умирает. Верно?
  -- Звезды гаснут... - прошептала девочка.
  -- Вот, - вздохнул он и, махнув рукой в сторону, тяжело поднялся. - А у нас никто не верит. Глупость человеческая воистину бессмертна, да люди имеют свойство умирать, но не хотят они это признавать, потому и Синий плащ для них ничего не значит, а стихи не звучат в их сердцах. Впрочем, тебе объяснять ничего не надо. Ты видишь. И зовешься Поэтессой. Ты спасешь всех нас.
   Старик некоторое время молчал, глядя в небо. Губы шевелились. Он считал звезды. И каждую называл по имени. Выкатилась пузатая луна. Голос Поэтессы вернул его на землю, в город, полный равнодушных сердец.
  -- Сегодня еще две исчезли... - старик сбросил с себя оцепенение. - Сегодня во дворец тебя никто не пустит, но утром поспеши доложить Императору о себе. Он поймет. Только, боюсь, не приведут тебя прямо к нему. Потонешь в дворцовых интригах.
   Взгляд умоляющих карих глаз:
  -- Что же делать? Мне очень нужно туда попасть!
   Старик хитро подмигнул:
  -- Мой кум учил астрономии молодого Императора. Он поможет. А теперь иди, Поэтесса, да будет с тобой твоя муза.
   Аршанка благодарно улыбнулась и уверенно зашагала вверх по улице...
  
   17. Темно в конце строки...
   ...Часы пробили девять. Отвага оставляла Аршанку с каждой минутой. Ночь обступила ее со всех сторон и отгородила привычный мир. Осталась только маленькая девочка, продрогшая и испуганная, наедине с пустыми глазницами окон. Лишь Йоко на секунду проявился, дернул ободряюще за край плаща и снова растворился в темноте.
   Девочка сжала кулаки и свернула в какой-то переулок, оттуда слышались веселые голоса, журчали песни, а самое главное, лился ровный теплый свет. И вот маленькая фигурка на секунду замерла перед тяжелой дверью. Усталые руки толкнули ее. Скрип. Шаг. В лицо пыхнуло жаром камина и странными сладковатыми запахами. Веселье, похоже, только-только начиналось: высокие, рослые мужики, раскрасневшиеся, с потными лицами, подняв полные стаканы, распевали разудалые песни. Аршанка подошла к огню в надежде, что такие веселые люди не прогонят маленькую девчонку, зашедшую только руки погреть у камина. Никто ничего не имел против ее присутствия, но во взглядах все чаще мелькала заинтересованность.
   Аршанка вздрогнула - чья-то тяжелая ладонь сжала ей плечо. Больно. Девочка поморщилась и обернулась. За спиной стоял небритый парень. Он хрипло рассмеялся, и очень не понравился Аршанке.
  -- А кто это такой симпатичный заглянул к нам на огонек?
  -- Меня зовут Аршанка, я Поэтесса, - девочке все меньше и меньше хотелось оставаться в этом месте.
  -- Поэтесса? - хохотнул он. - Настоящая? В синем плаще?
   Жжет обида, душат слезы, смеются пьяные люди.
  -- Та самая, которая спасет наш дряхлый вонючий Мирок стишками? Слыхали, парни? - резкий хохот. - Звездочки новые зажжет рифмованными строчками! Нас сделает чище, лучше и светлее. Ну-ну, валяй! Спасай нас, детка!
  -- Джел, - прохрипел из-за соседнего стола еще один парень. - Кончай пудрить девке мозги. Лучше глянь, что у нее под плащом, - сальный смешок.
   Джел провел пальцем по нежной детской щеке и запустил руку Аршанке под одежду. Поэтесса задрожала. Ладонь мужчины казалась ей когтистой лапой ужасного чудовища. Внезапно - и откуда только силы взялись? - она укусила Джела, вырвалась из потных объятий и выбежала на улицу.
   Бежать было сложно (да и некуда!), катастрофически не хватало воздуха, но останавливаться нельзя ни в коем случае. Закусить губу. До крови, но бежать прочь.
   Остановилась девочка только у городских ворот. Их запирали ровно в полночь. Темная фигурка проскользнула меж высоких створок. За пределами города даже воздух показался Аршанке живым, а не затхлым и пыльным столичным киселем. Она просто рухнула в высокую траву. Теперь можно дать волю слезам. Аршанка чувствовала себя грязной, но не было воды, способной смыть всю эту грязь с ее тела. Противно до дрожи в коленях.
   " А что, если все зря? Не дойти мне до Башни. Или даже не так - преодолею я все, встану перед древними стеклянными стенами, и вдруг окажется, что никакая я не Поэтесса, а так, просто малолетка, умеющая рифмовать слова. Или, что гораздо страшнее, в самом конце... - девочка всхлипывала, - не для кого... - тихое рыдание, - будет звезды зажигать. Некого спасать...и незачем!"
  -- Эй! - толстый муз потряс ее за плечи. - Хватит! Вспомни Учителя Эко, Мару на дне холодного колодца, мальчика у позорного столба. Ради них звезды и доверили тебе Дар. Тебе, а не кому-нибудь еще! Посмотри на свои пальцы.
   Аршанка опустила взгляд, в свете луны мокрые от слез ладони блестели серебром. Ей стало стыдно за свое малодушие. Кто же будет верить, если и ее вера уйдет?
  -- Прости, Йоко. Я дойду до конца...
  -- Пиши, - подсказал ей муз.
   В синей тетради в эту ночь появились следующие строчки:

Я не Слово,

И не ново,

Чем я пытаюсь стать.

Я не Судебник

И не молебник.

Меня не существует!

Не открывайте,

А отрывайте

Мои страницы.

А впрочем, что я волнуюсь?

Дуюсь?

Отдуваюсь за всех?

Вы не забудьте

И не будьте,

Такими как я...

  
   18. Поэтесса и Император
   ... - Мне нужно к Императору.
  -- Вас ожидают? - сурово спросил стражник.
  -- Да-а, - неуверенно протянула Аршанка. - То есть, нет. То есть, лично меня - нет, а вообще - да.
  -- Ничем не могу помочь! - он преградил алебардой дальнейший путь.
  -- Но я Поэтесса! - в отчаянии выкрикнула девочка. - Доложите Императору обо мне. Он поймет.
  -- Поэтесса? - изогнул бровь другой стражник. - Чем докажешь?
   Аршанка смущенно показала свой плащ, мужчины переглянулись и громко рассмеялись:
  -- Тряпка за плечами. Ты слышал?
  -- Ха-ха, Поэтесса! Да к нам косой десяток каждый день приходит, напяливши синие тряпки. Кулаками себя в грудь бьют: мы , мол, Поэты-спасители.
  -- Если бы мы каждого пускали, в стране бардак был бы.
  -- Он и так имеется, - обиженно буркнул толстый муз, пользуясь своей невидимостью для простых обывателей.
   Но Аршанка не растерялась, только хитро блеснули карие глазки. Из котомки в мгновение ока была извлечена тетрадь в синей обложке. Раскрыта первая попавшаяся страница. Детский голосок торжественно зачитал:
  

Пепел - зола.

...Это не я...

И снова не я,

Не я...

Не найти свой портрет,

И зеркало врет,

Лишь в единых глазах

Отражение живет

Моих тонких истинных лиц,

Пушистых ресниц,

Стертых границ,

Тощих бойниц.

В глазах

Одного.

...И искать повсюду его...

Его.

Его!

Его одного.

И снова не спать,

Ночами не спать,

Искать

Свое зеркало

В чужих зрачках -

Я хочу видеть себя!

...Но это не я,

И снова не я,

Не я...

  
   Стражники зачарованно выдохнули.
   Один потер глаза и будничным тоном произнес:
  -- Я скажу о вас, Поэтесса, Визирю. Посмотрим, что можно сделать. Подождите пока в соседней зале.
  -- Молодец! - часто-часто мелькали в воздухе крылышки Йоко. - Ты их просто забила наповал.
  -- У нашего Мира был очень мудрый создатель, - улыбнулась Аршанка. - И даже простые люди умеют отличать Слова от пустых звуков, - она улыбалась, а карие глаза грустили, - а вот нелюдям этого не дано...
   В ожидании они провели полчаса. И тут в залу влетел крепенький бородатый мужичок.
  -- Вы Визирь? - кинулась к нему Аршанка.
  -- Нет! И я весьма счастлив этому обстоятельству, - весело подмигнул мужичок. - Но нам нужно делать ноги, пока сюда не явился настоящий Визирь.
   Он потащил изумленную девочку по бесконечным переходам дворца. Все вокруг было таким роскошным и диковинным, что Поэтесса едва успевала головой крутить. Остановились они только где-то на самом верху перед массивной дверью. Мужичок отдышался и заявил:
  -- Визирь у нас злокозненный премерзкий старикашка. Рисковать тебе не дойти до цели я не могу. С молодым Императором у них взаимная антипатия. Наш правитель весьма проницательный человек.
  -- А почему же вашего Визиря до сих пор не отправят в отставку? - поразилась девочка.
  -- Из жалости. На дураков мы не обижаемся. Ну, а теперь спеши, Император ожидает тебя.
  -- ???
  -- Иди-иди! - подтолкнул мужичок ее. - Я же своему куму доверяю. Да ты не смотри, что Император молод. Он у нас не по годам мудр.
   Девочка толкнула тяжелую дверь. И прошла внутрь. У громадного телескопа, скрестив ноги, сидел темноволосый юноша и протирал линзы. Аршанка тактично кашлянула. Молодой Император поднял голову, вскочил на ноги, подошел к девочке. Та только смущенно молчала, не имея нужных слов. Юноша встал на колено перед ней, маленькой уставшей девочкой, и поцеловал холодную детскую ручку:
  -- Поэтесса, мы тебя так долго ждали...
  
   18. Пустынная пауза
   ...Аршанку и старого муза довезли почти до самой границы Великой Пустыни. Дворцовые слуги снабдили девочку недельным запасом еды (больше, к сожалению, она бы не смогла унести), наполнили меха ключевой водой, а из рук самого юного Императора она приняла старую карту. В ее достоверности никто не смог бы поклясться - настолько время изуродовало желтую бумагу: та теперь буквально крошилась в руках. Но других подсказок не было. Уже три Эпохи никто не ходил этим путем.
   Император хотел бы сделать для маленькой Поэтессы, но ничего более в его силах совершить нельзя было. Но ни девочка, ни муз не унывали. Единственное, что их тяготило, так это разлука с юношей - он был весьма и весьма милым, благородным и хорошим другом.
   Жухлая трава попадалась все реже и реже, а солнце жарило все сильнее.
  -- Здравствуй, Пустыня! - тяжело вздохнул Йоко. Он повязал на голове платочек, чтобы защититься от перегрева.
  -- Не бурчи! - Аршанка вручила ему спелое яблоко. Муз довольно захрустел сладким плодом. - Нам, кажется, сильно повезло.
  -- Да? И в чем же? - промычал с набитым ртом Йоко.
  -- Смотри, - девочка ткнула указательным пальцем в небо. - Видишь, махонькая капелька? Далеко-далеко. Мы знаем, куда идти.
   Муз ничего такого не видел, но перечить своей Поэтессе не стал...
  
   19. Убийца-чаровница
   ...Дни сменялись точно такими же раскаленными докрасна днями, Аршанке начало казаться, что кроме белого песка и жидкого громадного солнца ничего и нет. Только ночи возвращали девочку к пониманию истинной цели своего путешествия. Она куталась от холодных ночей в Синий плащ и чуть не плакала от обиды: парящая в заоблачных далях капля исчезла уже через неделю. Но Аршанка знала - плакать нельзя, нужно сохранить воду в теле. Еда, как ее не экономили, уже кончилась, да и питья оставалось на донышке. А Йоко спал где-то между листами тетради.
   Когда выкатывалось солнце, Аршанка вставала и снова шла, слепив веки. И снова жажда, и снова песок на зубах, и снова борьба с отчаянием. Ну и что из того? Заблудилась? Не повод сдаваться! И так было до тех пор, пока девочка не поняла, что умирает. Но она упорно шла дальше. Поэтесса знала: если сейчас опуститься в изнеможении на песок, то больше никогда не встанет.
   Но вот силы окончательно оставили девочку. Она упала на спину и, наконец, заплакала, изливая всю горечь, скопившуюся внутри. Слезы еще не успевали скатиться с ресниц, как испарялись маленькими облачками. Из котомки выпала тетрадь. Ветер, будто заинтересовавшись, начал быстро листать страницы.
   "Мне больше нечего терять? Или есть?..."
   Слабость сковывала тело кандалами, но Аршанка исхитрилась дотянуться до тетради. Погладила дрожащими пальцами страницы.
   "Неужели все так и кончится? Мир обречен? Но я же..." Она с трудом разлепила побелевшие обветренные губы и зашептала:
  -- Хозяйка Пустыни, взываю к тебе! Я не могу умирать. Сейчас я просто не в праве. Я клянусь синим цветом нашего общего неба, что дойду. Не для себя. Для всех прошу - отпусти! Отпусти меня сейчас. Хозяйка Пустыни, мне нужно в Башню...
   Сколько прошло времени? Минута? Пять? Час? Но ответ пришел, а, может, мираж, навеянный расплавленным солнечным оловом. Ветром прошелестело, песком обозначилось. Явилась тенью.
  -- Зачем? - мертвый голос. Без оттенков.
   Красные мошки мелькали перед глазами девочки, она всхлипнула, вскрикнула, закашлявшись словами пополам с жарким воздухом:
  -- Я Поэтесса!
  -- Докажи... - что-то новое мелькнуло, интерес?
   Аршанка поморщилась и прижала тетрадь с Синей обложкой. Напрягла последние силы и начала читать так как никогда - ни до этого, ни после - не читала своих стихов:
  

...С белым пером, да на вертеле,

Птица ль я? Или дева голая?

Мне бы утренним шорохом

Раствориться весенним поветрием,

Обратиться острием копья

Иль в руке палицей,

Да гнать вражью силу черную

С тела земли-матери.

Али горлица я сероокая,

Али дева я не целованная,

Али тополь я, али юноша...

Кем мне быть? Подскажи, чаровница.

Прочитай, что судьбой начертано.

Мне ли в битве сложить голову?

Иль ослепнуть от плача над речкою,

Над рекою пред шагом решающим,

Что за смертью грядет милого?

Мне ли жить с предчувствием смертушки?

Если мне, то за что, чаровница?

Ибо птица вольна с рождения

Выбирать свой путь над матушкой,

Над землей родимой единственной.

Если мне разрешили еще раз бы

Умереть от руки твоей нежной,

Я б воскрес, я б воскрес, чаровница!

Вытер со лба капли соленые,

Поглядел бы в глаза твои вещие

И ушел бы опять не в ту сторону.

Там, где солнце за гору катится,

Там, где звезды с ладони кормятся,

Лежит Белый Камень особенный.

Под камнем тем не родник целительный

И не клад орды узкоглазой.

Там я сплю сном безвременным,

Задаваясь вопросом - кто же я?

Ты рукой своей, чаровница,

Даровала моей душе бессмертие.

И теперь в каждой нови обыденной,

Я с тобой, чаровница, рядышком...

В каждом звуке, в каждом образе,

Я с тобой, убийца-чаровница.

Доводя тебя, любимая, вечерами

До полного сумасшествия.

   Все затихло, течение песка замерло. Только покачивалась из стороны в сторону тень. Она подлетела к девочке и провела горячим пальцем по щеке:
  -- Спасибо тебе. Мое время пришло - я теперь свободна. Ты, впрочем, тоже.
   И растворилась в мареве...
   Над Аршанкой нависла улыбающаяся физиономия Йоко.
  -- Она меня отпустила? - сначала не поверила девочка и вдруг почувствовала долгожданную прохладу. Да у нее намокли волосы!
  -- Да! Соображай быстрее.
   Девочка перевернулась на живот и ахнула: из земли неподалеку бил ключ, чистый и холодный. Первые капли, конечно, испарились, но родник все не иссякал, поток становился все шире и шире. И вот он уже весело куда-то побежал, пока что тоненьким ручейком. Аршанка приникла к источнику и начала жадно пить. Смочила воспаленные веки и поднялась:
  -- Пошли! - муз радостно кивнул. - Мы пойдем вдоль потока, - тоненький ручеек разливался в бурную речку.
  -- У воды, конечно, прохладнее, но ты уверена, что мы пойдем в правильную сторону?
  -- Абсолютно, клянусь своим Синим плащом, - Аршанка выкрутила его. Ткань отсырела и потемнела, синий приобрел очень густой оттенок...
  
      -- Башня
   ...Когда рассвело, оказалось, что до Башни рукой подать. Правда, это расстояние они покрыли только к полудню.
   Аршанка стояла, застыв в восхищении, и даже иногда нарочно задерживала дыхание, боясь спугнуть это необыкновенное видение. А вдруг это очередной мираж, навеянный жарой, последний подарок Хозяйки Пустыни? Но нет! Аршанка искоса взглянула на старого муза - у того блестели слезы на глазах. Значит, все-таки дошли. Значит, все было не зря.
  -- Ну, иди же, - подтолкнул Поэтессу Йоко, украдкой утерев глаза.
  -- Да-да, - прошептала она.
   Замерла на секунду, чтобы навсегда в памяти запечатлелась эта картина. Стеклянная Башня покоилась на вершине хрустального столба высотой с хорошую гору, ее полупрозрачные стены отражали солнечные лучи, чем ниже над землей светило, тем нестерпимей блеск. Вокруг столба вился изящный стеклянный серпантин. Из-за своей прозрачности он казался невесомым и каким-то нереальным. Он весь был как струи дождя, как холодный горный ручей, а Башня будто бы парила в облаках, никоим образом не связанная с землей. Ощущение призрачности усиливал странный звук - вроде перезвона хрустальных колокольчиков на ветру.
   Аршанка улыбнулась и что есть мочи побежала к заветной цели. Никогда еще простой бег не доставлял ей столько радости.
   На стеклянные плиты моста они ступили одновременно. Идти по такой невесомой опоре было страшновато: казалось, что ступаешь прямо по воздуху. Аршанка заставляла себя не смотреть под ноги, а то закружится голова, и ухнешь вниз, опять на горячий песок.
   Они несколько раз присаживались отдохнуть, вцепившись в призрачные перильца. Путь был почти бесконечным, но все же Башня возникала все ближе и ближе. Солнце уже почти закончило свой полукруг, когда Поэтесса и ее муз добрались до хрустальных ворот. Они были заперты. Аршанка прислонилась лбом к стеклянной стене, она была теплой как леденец, однако сама Башня пустовала и безмолвствовала.
  -- Бедная моя, - прошептала Поэтесса. - Бросили тебя волшебники и стихотворцы, ушли из мира. Стоишь тут одна-одинешенька, скучаешь.
   Стеклянная Башня молчала, даже смех колокольчиков затих.
  -- Как открыть ворота? - спросила Аршанка у муза.
   Йоко хитро на нее покосился:
  -- А ты сама дойди, недаром Синий Плащ носишь на плечах.
   Девочка закрыла глаза и глубоко вздохнула:

Охотничьим ножиком

На белой коже

Вырезать можно

Чье-нибудь имя...

Вырезать можно -

это не сложно,

Чтобы на коже

Кровь проступила.

Но некого ножиком

Запечатлеть на коже,

Хоть и не сложно

(Как пыльный сапог!)

Но невозможно -

Так неосторожно

Словно заложник

Я был одинок...

   Звенящий детский голосок набирал силу, Башня узнавала Аршанку, узнавала в ней Поэтессу. Стеклянные стены, сотворенные несколько Эпох назад талантливым Поэтом и могущественнейшим волшебником этого Мира. На его плечах в свое время тоже был Синий Плащ - Символ Творца. Башня узнала Аршанку и признала ее. Ворота распахнулись. Поэтесса вбежала внутрь:
  -- Я здесь! Я вернулась!
   Старый муз тихо улыбался и, не стыдясь, плакал.
   Аршанка шла по стеклянным комнатам, в которых царила долгожданная блаженная прохлада. Они были пусты, и шаги гулко отдавались до самого шпиля.
   Но вот Поэтесса оказалась в библиотеке. Огромные, во всю стену, окна сразу привлекли внимание девочки. Она подошла поближе и ахнула: стекла были необыкновенными, сквозь них виднелись далекие страны и города. Чем дольше смотришь, тем труднее оторваться. Мозаика лиц, голосов (да, можно было различить даже отдельные слова людей!), историй - весь мир как на ладони.
   Но это не сегодня - Аршанка слишком устала. В центре комнаты на небольшом пьедестале лежала толстая книга.
  -- "Сборник", - догадалась девочка.
   Та самая книга, в которую каждый Поэт записывает свои лучшие стихотворения, дарит кусочек души этим пожелтевшим страницам в кожаном переплете. Сюда она занесет только то, отчего действительно перехватывает дыхание. Только самое-самое. А пока...
   Все поплыло перед глазами Аршанки. Она побрела по коридору и завернула в первую попавшуюся комнату. Там уже стояла застеленная свежим бельем кровать. Девочка рухнула на нее и, не задумываясь, чьи это невидимые заботливые руки приготовили для нее постель, уснула. Крепко и спокойно.
   И спала Поэтесса три дня и три ночи. Достоверно известно, что за это время с небосклона не исчезла ни одна звезда. А на исходе последней ночи зажглась юная вестница новой Эпохи...
  
      -- Все только начинается
   ...Разбудил Аршанку Йоко:
  -- Вставай, соня, у нас еще полным полно дел.
   Около кровати девочку ожидали тазы с теплой водой и новое платье. Она умылась, оделась и, не теряя ни секунды, устремилась в библиотеку с Синей тетрадью подмышкой. Однако муз поймал ее по дороге и отвел ее вначале к воротам Башни. Прекрасная картина открылась глазам Поэтессы: пустыня за время ее сна превратилась в прекрасный цветущий сад, наполненный звуками и жизнью, а от самого основания столба вдаль убегала ровная удобная дорога.
  -- Это в Столицу, - пояснил Йоко. - К вечеру жди гостей. А теперь иди, Поэтесса.
   На шпиле Стеклянной Башни развевался Синий флаг.
   Весь день Аршанка провела в библиотеке, с нежностью поглаживая буквы в Сборнике, занесенные туда руками великих Мастеров, одной из них предстояло стать и ей, поэтому Поэтесса впитывала их слова, поражаясь, восхищаясь, пробуя каждую строчку на вкус.
   А вечером приехал юный Император. Он поклонился ей, маленькой девочке, и спросил:
  -- Какие будут приказания, моя госпожа?
   Поэтесса поразилась уважению в его голосе, задумалась и вдруг выпалила, немало рассмешив своим приказанием свиту Императора. Однако он шикнул на них, и разряженные дамы и господа замолчали:
  -- Господин мой, прошу для начала отменить в школах уроки стихосложения. Я могу объяснить. Все равно они не могут сделать из бездаря Поэта, а многим они очень сильно портят жизнь. Так и со мной было, и если не мудрость Учителя Эко здесь, с вами, сейчас говорил какой-нибудь другой человек. Если бы вообще говорил...
   Император отнесся с пониманием к просьбе маленькой Поэтессы и в тот же вечер издал соответствующий указ...
  
      -- Многообещающее многоточие
   "...С тех пор Мир начал налаживаться. Звезды загораются и старые, и совершенно новые. Поэзия и ее волшебство вернулись. Аршанка растет и учится, набирает жизненный опыт, наблюдая за миллионами далеких людей, их жизнями и мыслями. И, конечно, не все еще хорошо. Мир слаб и хрупок, как только что выздоровевший от тяжелой болезни человек. Но потихоньку все меняется и обновляется.
   Жаль, только цену за это Аршанка заплатила превеликую, однако она совершенно не задумывается о себе. А цена зовется простым звучным словом - одиночество. Делится своими мыслями она только с верным музом, да изливается в стихах, которые потом, подхваченные ветром людских мыслей, разносятся по Миру. Но она одинока весьма и весьма. Иногда это прорывается наружу, она ведь еще совсем юная девушка, хоть и очень серьезная. И ей тоже хочется любви:
  

На запястье зарубка,

Это я по дурости,

Это я от слабости.

Это мне наука...

Просто в кои-то веки

Сердце стучит по-другому.

Горят от бессонницы веки

(Так сливаются вместе реки!)

Зарубка от слабости,

Зарубка по гордости,

Оттого, что я человек...

  
   Эти строчки она ото всех прячет, считая позорно-слезливыми. Мне кажется, незаслуженно.
   Многие стихотворения стали песнями. С подачи менестреля по имени Хомо, который до сих пор влюблен в Поэтессу. Впрочем, у них еще вся жизнь впереди. Аршанка трудится на Эпоху...
   Но, вижу, вы уже притомились, мои юные друзья. Итак, завтра подготовьте выразительное чтение вашего любимого стихотворения".
   Дети разбежались, а Учитель Эко еще долго сидел на поляне и улыбался сам себе...
  
  
   (с) Крыса
   2.09.03 - 24.03.04 Ессентуки - Волгоград
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"