Воронецкий Александр Васильевич : другие произведения.

Иногда и дилетанта полезно выслушать!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
   ИНОГДА И ДИЛЕТАНТА ПОЛЕЗНО ВЫСЛУШАТЬ!
  
  
  
   Введение в тему.
  
   День обещал сплошные приключения. Насчет отдельных, ради которых наша авантюра, честно говоря и планировалась, я очень надеялся. И к встрече с ними го­товиться начал сразу, как только устроился в кабине Уазика. Ожидания были приятны, хотя в мыслях червячек сомнения ехидно улыбался и совето­вал не обольщаться, по крайней мере до вечера.
   А до него впереди целый день, и прекрасно зная по жизни, что приятного всегда меньше, чем негатива, не сомневался в другом: без приклю­чений, которые находим как говорится "на свою задницу", о чем поз­же в лучшем случае предпочитаем промолчать, а в худшем выплеснуть эмо­ции ненормативной лексикой, обойтись мы не сможем точно.
   Они и начались с рассвета, когда солнце только-только оторвалось от горизонта, а Уазик сполз с ведомственного асфальта в колеи проселка, заполненные тысячекратно перемолотой, перелопаченной колесами машин пылью. Причем ее столько, что ступи ногой - субстанция расступится, словно вода, кое-где может и в сапог влиться через верх голенища. Ну а кабине машины ее всегда предостаточно, и говорить не стоит.
   Долго тряслись по этой безнадеги, пыль глотая и слаженно дергаясь на колдобинах и ухабах, очень надеясь не травмировать шею или еще какую часть тела. Пересекали холмистое предгорье, и пока дорога была приемле­мой. По крайней мере для меня как геолога, который точно по таким еже­дневно наматывал десятки километров, добираясь на работу в поле. Попут­чики так не считали. И если Михаил, опер местного отделения милиции, только тяжко вздыхал, делая паузы между такой демонстрацией негативных эмо­ций все короче и короче, то рядовой этого же отделения, наш шофер, что-то непереводимое бормотал вроде как для себя, но все чаше бросал в мою сторону отнюдь не ласковые взгляды. А для этого ему приходилось здоро­во крутить шею - я-то сидел на заднем сиденьи.
   Слава богу, впереди все масштабней вырастали громады горного массива, которому в наших планах отводилась главная роль. Горы это горы, и если до и после них с нашего проселка были отвороты в сторону, объезды и возможность проехать по бездорожью, то в них самих проезд единственный, в одну колею. И даже не для всех транспортных средств - по крайней мере легковым делать нечего.
   Место, которое невозможно объехать, нам и требовалось. Но среди гор оно не устраивало - в нужную сторону, в данном случае вперед, не было необходимого обзора, очень для дела важного. Поэтому горный массив, шириной всего пять-шесть километров, мы заранее запланировали пересечь, где-то на его окончании, откуда хорошо просматривается простирающаяся далее равнина, и устроиться.
   Наконец въехали в узкую щель, рассекающую первую горную гряду почти до подножья. Дальше проселок запетлял в хаосе скал, сорвавшихся со склонов глыб, заросших кустарником ям и промоин. Шофер еще крепче вце­пился в руль, остальные ухватились руками кто за что смог, потому что под колесами теперь было сущее безобразие, назвать которое дорогой мо­жно с большой натяжкой.
   "Hу и местечко!" - не сдержался Михаил, - "И как это вы каждый день по таким буеракам катаетесь? Душу же вытряхивает!"
   По буеракам, положим, геологи не катаются, нет надобности. Когда машина в твоем распоряжении и есть время, всегда найдется подъезд к нужному ме­сту получше. Есть же поговорка: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет - ее мы всегда и придерживаемся. Но отвечать Михаилу не приш­лось, водила это сделал за меня:
   "Здесь не только душу - машину на запчасти растряхивает! Не дай бог сломается что! Как домой выбираться будем?"
   Понятно, в мой адрес: завел людей черт те куда, и какому дураку кроме нас это нужно! Но Михаил меня поддержал:
   "Ладно, не бухти!" - это он шоферу, - "Не на прогулке, по делу едем!" Обернулся назад: "Скоро на месте будем? Размяться пора, все тело как чужое!"
   "Еще чуть-чуть, минут десять", - обнадежил опера; горный массив по моим прикидкам вот-вот кончался. Наконец выскочили на сглаженную седловину последней гряды.
   "Стоп!" - скомандовал я, не имея на то права; главным у нас все же Михаил. Шофер послушно мгновенно тормознул. Разом распахнули две­ри и полезли из кабины - водила и я молча, Михаил с покряхтыванием.
   "Слава богу, отмучились", - он глубоко и с удовольствием вздохнул, и тут же устроил приседа­ния, разминая ноги. Шофер же открыл капот машины и непонятно для кого бурча начал ковыряться в двигателе.
   "Здесь устроимся",- опер начал оглядываться после физзарядки, - "или ниже спустимся?"
   "Можно и здесь", - решил и я с облегчением, проводив взглядом проселок, который от нас устремился вниз на равнину и прямой линией побежал к далекому горизонту, постепенно растворяясь в мареве перегретого воздуха и наконец совершенно исчезая среди выжженной бурой травы, peдких зарослей тамариска и саксаула.
   После разминки, обсудив все "за" и "против," чуть ниже седловины, откуда проселок просматривался идеально, мы и устроились. Я - возле неболь­шего уступа с вертикальной стенкой: можно не только сидеть на камне, но и удобно откинуться на опору спиной. Михаил - рядом, на правом переднем сидении Уазика, которое не поленился отвинтить и протащить до нужного места. Шофер, рядовой милиции, толкался рядом, но машину поставили попе­рек проселка в двадцати метрах ниже на обратном, в сторону гор, склоне. С равнины ее невозможно заметить до последнего момента, пока не подни­мешься на перегиб. А увидев - понять откуда : на дверцах зеленого Уази­ка бросалась в глаза голубая полоса с белыми буквами: "Милиция".
   Теперь мы в засаде,в идеально выбранном для нее месте. Единственном, которое невозможно обойти или объехать на приличном пространстве от одного поселка, откуда мы выехали утром, до другого, впереди еще километpax в двадцати. Там, в долине единственной в округе речушки, уже потерявшей силу и из потока превратившейся в цепочку озер, плес, ям и просто приличных луж, всегда существовали заросли дикой конопли, которую, конечно, не оставляли без внимания наркоманы и любители легкой наживы.
   Добираться до бесплатного зелья из наших мест любители могли по другому - сделав гигантский крюк, зато по асфальту. Однако возвращать­ся назад с товаром, т. е. "травкой", той дорогой было опасно: в трех стационарных пунктах постоянно дежурили работники милиции, устраивавшие капитальный осмотр всех транспортных средств. О диком наркотике право­охранительные органы знали, и конечно, в силу возможностей боролись с этим злом.
   Мы же забрались в глушь и безлюдье, потому что я ухитрился убе­дить Михаила: вчера машина за зельем ушла по асфальту, а сегодня с то­варом должна возвращаться назад. По этому проселку, где рядом ни людей, ни милиции, но сейчас обосновались мы, в засаде.
   Ждем машину, с визуально различимыми признаками принадлежности к оп­ределенной службе. Если расчеты верны и она появится - на равнине ее раз­личим издали и успеем приготовиться: с глаз долой сиденье, на котором Михаил блаженствует; предупредить рядового, чтобы перестал дремать и при­готовил автомат; самим затаиться между камней. Меня и Михаила шофер, конечно, не заметит, выскочит на верх седлови­ны. Вот здесь и поймет, кто его ожидает, но объехать Уазик невозможно из-за развалов камней по обеим сторонам проселка. Да и милиционер сто­ит, с автоматом, готов открыть огонь. Резко сдать назад тоже не получи­тся - я и опер подскочим к проселку и перекроим его уже сзади машины. И если я только статист - без оружия и в гражданке, то Михаил - с автоматом и в форме капитана милиции. Надеемся, до стрельбы дело не дойдет, но между собой решили в край­нем случае, при попытке прорваться, по движку машины лупануть. Если сра­зу не заглохнет, то и далеко не уйдет: водичка из пробитого радиатора вытечет, движек заклинит.
   Вот такие дела. И все бы хорошо, да ожидаемой машины нет и нет. И не только ее - вообще никаких. Тишь, безлюдье и время ползет еле-еле. Сто раз уточнили детали предстоящей операции по задержанию, переска­зали анекдоты и смешные истории по жизни, в обед и перекусили. Потом рядовому милиции, т. е. шоферу, наша кампания надоела и он ушел к Уа­зику подремать в тени кабины. А мы с Михаилом еще раз прошлись по со­бытиям, установленным фактам и вытекающим предположениям, приведшим нас в это безлюдье. Получалось не очень оптимистично. Ну, во-первых, ожидаемая машина могла вообще не появиться. Тогда в расследовании, ко­торое Михаил как оперативник вел официально, ничего не меняется. Висяк - это по моему убеждению; опер-то считает по другому. Во-вторых, машина может появиться, но с одним шофером и возможно грузом конопли или еще какой гадости растительного происхождения. Тогда висяк висяком, но можно открывать новое дело о хранении и распространении нар­котиков, к старому отношения не имеющее. В третьих, в машине кроме шофера и конопли может оказаться пассажир, и если будет тем, кого мы ожидаем - все, перед нами организаторы и исполнители двух убийств. Я могу пожинать лавры талантливого детектива, правда, к правоохрани­тельным органам отношения не имеющего, а Михаил - рапортовать о но­вей версии весенних преступлений и задержании преступников.
   В любой из вариантов, кроме первого, капитан верит не очень. И предс­тавляю, что скажет мне, если неверие оправдается: я-то автор авантюры с засадой. Поэтому, когда возможное обговорили и каждый ушел в собст­венные мысли, в них у меня все больше и больше места занимали пережи­вания: вдруг все напридумывал, нафантазировал и приехали сюда зря?
   Теперь сидели молча. Солнце давно побывало в зените и неумолимо опускалось к горизонту. Сейчас уже над равниной, над проселком, где он растворяется среди выжженной травы и кустов. И так низко, что при­ходится прикрывать глаза ладонью, если хочешь что-то рассмотреть вда­ли. Уже и не одуряющяя жара, а комфортное тепло приближающегося вече­ра. Два - три часа и все, день погаснет, а вместе с ним погаснут и наши надежды.
   Тишина и спокойствие расслабляют человека. Вот и Михаил начал подремывать, и как мне кажется, надежда на успех его стремительно по­кидала. Я же продолжал убеждать себя: нет, не мог ошибиться, должна бы­ть машина по третьему варианту! Только бы оператизник не вздумал сор­ваться домой раньше времени!
   Закрыв глаза, сделал вид, что тоже подремываю. Но ощущение тревоги, неопределенности результата ожидания не давали сознанию отключиться от реалий ни на секунду. Неожиданно привычную тишину нарушили кеклики - прокричали за спиной в горках.
   "Закукарекали", - услышал их и Михаил. Как и я открыл глаза, обре­ченно вздохнул: "Наверное к ужину готовятся", - продолжил потягива­ясь и зевая. Точно напоминал, что и нам пора о доме подумать, об ужи­не. Я собрался возразить: рано еще, пара часов в запасе есть. Но ска­зать не успел. Глянув в сторону горизонта, опер вдруг замер и выдал давно ожидаемое:
   "Кажется, к нам кто-то пылит!"
  
   Теперь понятно, о чем речь? Правильно, о детектив-
ной истории, хотя и в ней без любви и наворочек по жизни конечно не обходится. Если честно, они составляют значительный объем повествования, но всего лишь этакий фон, приятный, надеюсь интересный, и необходимый. На котором криминал виден всем, но корни его и причины понятны единицам, даже не всегда работникам правоохранительных органов. Но об этом чуть позже. Начнем е места событий, вернее с некоторых его особенностей.
  
  
   Часть 1.
  
   Наш поселок не имел приличного названия. Мог быть "Степным", или "Предгорным", или еще каким с учетом местных достопримечательностей. Но в адресе кроме обязательных области и района, участвовала не всем понятная абревиатура: ГРП-21. Что означало: Геолого-разведоч­ная партия номер 21. Организовалась она лет двадцать назад, тогда же построен и поселок, из расчета существования пять лет, не больше.
   На первых порах два-три десятка домиков, столовая, гараж и камералка вольготно раскинулись на равнине, с трех сторон в окружении мелкосопочником. В четвертую равнина тянулась до гооизонта, и уже из--за него где-то далеко- далеко высовывались отдельные вершины горной гряды.
   К счастью, что случается нечасто, геологам сопутстврвала удача. Через два-три года появился золоторудный объект, куда срочно начала перебрасываться техника - вначале буровая, потом шахтное оборудование. Рабочих и ИТР-овцев требовалось все больше, и поселок быстро вырос, по­чему-то в одну сторону - камералка как была на отшибе изначально, так на нем и оставалась.
   Еше через три года разведку объекта закончили, и сразу же на равни­не, в пяти километрах от партии, появились настоящие строители с нас­тоящей строительной техникой. По мановению волшебной палочки там за несколько лет вырос аккуратный беленький, со спортивным комплексом, школой и больницей поселок, получивший название "Мирный", а в разгово­рах - "городок". Хотя на него определенно не тянул, и по числу жите­лей был типичным поселком "городского типа".
   Как создавалось это чудо в пустой степи, я узнал из рассказов сторожил, когда появился в ГРП-21 после окончания института. И уже десять лет в коллективе партии работаю на опережение - обеспечиваю Мирному уверенное существование постоянным приростом запасов золота в новых, выявляемых нами объектах.
   Золотодобытчики были людьми богатыми. Очень быстро переманили в больницу лучших врачей, обеспечили их новейшим оборудованием; то же самое провернули и со школой. А когда подвели к поселку за несколь­ко десятков километров водопровод (ранее вода привозилась на машинах) и уложили асфальт на узкой ведомственной дороге до ближайшего област­ного шоссе, жизнь в Мирном стала очень комфортной. А заодно и у нас, в поселке геологов. Потому что водичкой с нами поделились, кто хотел - обзавелись огородиками, а я фруктовые деревья посадил, и небольшой бассейн выкопал для "купания". И прочие блага цивилизации оказались рядом - до Мирного всего-ничего, пять километров.
   Изменения качества жизни привели к парадоксу. Во-первых, из привычно волосато-бородато-усатых, облаченных в одинаковые робы промышленного пошива, партийские трансформировались в ухоженных (парикмахерская рядом), чистеньких (душ в каждом доме) и стильно одетых (в магазинах Мирного чего только нет) пиженов, не очень-то похожих на геологов, какими их показывают в кино или по телеку. Во-вторых, рваться в город перестали даже женщины, и даже зимой, хотя почти все ИТР-овцы имели там квартиры. Детей пристроили в школу "городка", там же встали на учет в больницу- все рядом, все под присмотром и контролем.
   Конечно, случались и мрачные моменты. Буровые и шахты -- производст­ва опасные, и факты травматизма место имели, очень редко со смертель­ным исходом. Но они воспринимались как неизбежная плата за техничес­кий прогресс; в причинах разбирались, принимали меры для невозможнос­ти повтора.
   Не обходилось и без криминальных проявлений, в основном несерьезных. Ребята пома­хали кулаками из-за девушек, приезжие гастролеры что-то слямзили у мес­тных. Но в партии все на виду, друг о друге все знают, и подонки вычис­лялись мгновенно. На моей памяти единственный серьезный случай имел ме­сто в прошлом году, когда похитили богатую золотосодержащую руду с пло­щадки только что законченной у нас разведочной шахты. При этом бы­ли убиты два работника партии.
   Тогда для расследования преступления в помощь Мирненскому отделению милиции приезжал оперативник из областного управления, а меня к нему "прикомандировали" как знающего местность, и главное - где можно искать по­хищенную руду и как она выглядит.
   Довольно быстро пропажу нашли, преступников задержали. Как-нибудь я расскажу о деталях того расследования, что будет почище детектива. Но к осени о нем мы редко вспоминали, а зиму мирно провели в спокойной рабо­те с картами и прочими бумагами. И никак не предполагали, что криминал может повториться в любой момент, даже если прошедший еще не забыт пол­ностью.
   А зря. Оказалось, запал к новому преступлению был уже заложен, и приближался момент, когда его приведут в действие. Хотя сейчас я понимаю, что взрыватель мог и не сработать, то-есть быть обезврежен. К сожалению, такого не случилось, и необратимые события пошли чередой с апреля, когда в по­селке почувствовалось возбуждение, как это бывает с приходом первого тепла.
  
  
   Весенние "расслабухи", когда старые дела закончены, а начать новые не получается.
  
  
   В поле пора!
  
  
   Все менялось на глазах. Степь зазеленела мелкой травкой, наклюнулись почки редких у нас кустов и деревьев. Со всех щелей полезли жучки, пау­чки, комары и мухи; жужжали на оконных стеклах в комнатах, на улице гре­лись под солнышком на стенах зданий. Как-то разом, непонятно когда и от­куда, появились птицы - маленькие и большие, коротконогие и голенастые, с хохолками, длинными хвостами или без них; с противным голосом и усла­ждающие слух причудливыми трелями. Озабоченно порхали, прыгали, бегали, подыскивали укромные места для гнезд. Некоторые таскали в клювах подхо­дящий строительный материал - сухие травинки, шерстинки, кусочки бума­ги или ткани.
   Земля не успела подсохнуть, а ее уже разрывали толстые ростки дикого ревеля, выпускали под солнце зачатки бледно- зеленых листьев. Через несколько дней они превратятся в громадные сочные лопухи, заполонят долины и пригорки, будто волшебник кистью густо заляпает их темно-зелеными жи­выми кляксами. И тюльпаны набирали силу, тянули вверх бутоны на толстых стебельках. Еще немного, и они расцветут, превратив степь в яркий ковер с переливами красных и желтых цветов.
   Жизнь явно ворочала в лучшую сторону, а у геологов она к тому же ме­нялась кардинально. Вот-вот начнутся полевые работы, и в камералке, где долгая зимняя размеренность и спокойствие у всех стояли поперек горла, с нетерпением ждали надвигавшихся перемен. Сидеть по комнатам преврати­лось в сущее мучение, народ рвался на свежий воздух, под солнышко. Неу­дивительно, что перекуры трансформировались в некое постоянное действо, и на ранее пустовавшем крыльце камералки теперь беспрерывно толкались мужики при сигаретах. А чуть дальше, в сторонке, парами и тройками прогу­ливались женщины, рассматривая что там пробивается из-под земли на свет божжий. Тепло, тихо, солнечно и гормоны весны прямо переполняют все жи­вое!
   Конечно, и меня в том числе. Но подолгу торчать на крыльце представлялось неудобным. Как-никак руководитель группы, и подавать пример откровенного безделья неприлично. Ребят же от свежего воздуха не оста­навливал, и для очередного перекура из комнаты вместе с ними вышел. То­лько пошагал не на выход из камералки, а в кабинет главного геолога.
   Игорь Георгиевич удивительный человек. Привлекательный мужчина, умен, рассудителен и доброжелателен. Говорит мягко, с улыбкой и очень убедительно. В спорах на темы геологические если и ста­новится серьезней и тверже, то голоса не повышает, не употребляет ни крепких выражений, ни пренебрежительных слов. Его суждения для геологов - истина в последней инстанции. А женщины, как мне кажется, в него влюблены поголовно. Этакой тихой тайной любовью, потому что прекрасно знают его удивительную честность и верность жене, что не дает шанса даже на короткий тайный роман.
   Главный геолог, как и я, страстный рыбак и охотник. А что так не сближает людей, как эти пагубные страсти, не вызывает желания лишний раз перекинуться парой слов не по работе? Вот и направился к нему, считая полезным вместо перекура отвлечься минут на десять на приятную бол­товню.
   На Игоря Георгиевича, как и на всех, весеннее солнце и тепло дейст­вовали только положительно. Из окна он видел праздношатающуюся и гал­дящую публику, но в данный момент это настроения его не портило. Улы­баясь и потирая руки, при моем появлении из-за стола поднялся, кивнул головой в сторону окна:
   "На свободу рвутся ребята. От зеленой травки и воздуха такого", -изобразил руками нечто большое, упругое, приятное, - "у любого голова кругом пойдет! Скорей бы в поле начать ездить!"
   "Мы с удовольствием", - поддержал согласием, - "только не готовы. На склад, как всегда, не завезли ни молотков, ни компасов, ни пикета­жек. Работать не с чем!"
   Игорь Георгиевич в момент стал серьезным: "Да, тут ты прав. Но машину в город отправили, вот-вот нужное подвезут." Он показал мне рукой на стул, сел сам. Перебирая на столе бумаги, вместо пустого трепа заговорил о деле: "Я вот что хочу. Пока то да се - не мешало бы полевикам сделать парочку совместных маршрутов". Посмотрел на меня: "Как считаешь?"
   "И думать нечего," - ответил без задержки, - "пробежаться нужно обязательно. Я с ребятами на новые площади выхожу, никто там не работал и как поро­ды выглядят - не представляют."
   Главный геолог придвинул ко мне обзорную геологическую карту:
   "Тогда давай посмотрим, где лучше пробежаться". И с пол часа мы занимались делом, перебирая карты, накладки и намечая линии будущих совместных маршрутов. Так что не получилось отвлечь его на приятные рыболовно- охотничьи байки.
   Вернувшись к себе, ребят в комнате не нашел. Зато сидела Татьяна, техник-геолог, в прошлом году работавшая на моем участке и, понятно, под моим присмотром. Пышная, талантливо крашеная блондинка, она отли­чалась полной раскрепощенностью в делах любовных. Хотя имела мужа, отлично знавшего о ее "шалостях", и постоянно терзаемого переживани­ями по их поводу. Хорошо, что дело переживаниями и ограничивалось. Как старую знакомую не только по работе, но и с некой интимной со­ставляющей до сих пор невинного характера, я ее поприветствовал, с учетом отсутствия посторонних:
   "Здравствуй, радость моя! И к кому пришла, если не секрет? Работой мы вроде как и не связаны!"
   Татьяна подарила ослепительную улыбку:"Как к кому, ненаглядный мой? К тебе конечно! Дня не могу прожить,не увидев!"
   Я сделал вид, что внимательно ее рассматриваю, пытаясь найти призна­ки этого вот "не могу прожить". Но их не было и в помине, о чем я счел возможным заметить:
   "Не похоже, что тебя что-то угнетает! Выглядишь бесподобно, глаз нель­зя оторвать простому смертному!"
   "И не отрывай, вокруг-то никого!" - в легких разговорах Татьяна за словом в карман не лезла, - "А хочешь - подойду, чтобы и руки свои от ме­ня оторвать не смог!"
   Я заволновался: возмет и подойдет на самом деле, это она запросто. И что делать? Ребята в любой момент зайти могут, подумают черт те что! Танечка мое волнение уловила и улыбку на лице сменила гримасой легкого пренебрежения:
   "Трус несчастный, девушку полапать боишься!" Улыбнулась опять лучезар­но и дополнила: "И какую девушку! Другой бы..." Но окончить, что сде­лал бы другой, не успела - в комнату без стука ввалились опьяненные све­жим воздухом ребята. Заметив нас двоих, выказали на лицах то, что обыч­но доносят словами "ну вы даете", и начали рассаживаться по местам. Владимир, конечно, не мог удержаться:
   "Танюха, ты что здесь делаешь, начальника нашего охмуряешь?"
   Татьяна в долгу не осталась: "Ваш начальник", - бросила на меня взгляд - "пень бесчувственный. У него на уме работа, работа и работа. Нет,чтобы любовь, любовь и любовь! И даже сейчас, весной, когда щепка на щепку!"
   Закончить фразу постеснялась, и Владимир пробел устранил:
   "Ну да, лезет! Это мы знаем, счастья и удачи тебе!"
   Понимая, что сейчас может начаться дискусия на любовную тему,я своего коллегу можно сказать продолжил:
   "Только делать это желательно после работы, а еще лучше - вечером. Так что, Татьяна, у тебя все впереди. Сейчас-то за чем пришла?"
   Татьяна с пренебрежением еще раз меня обозрела:
   "И что за мужики пошли? Любить - только в темноте, еще лучше вообще с закрытыми глазами. Не ждала от вас такого, Юрий Васильевич!"
   "Шутит он!" - успел вставить Паша,еще один мой геолог.
   Татьяна обернулась к нему: "Шутки дурацкие! " - и уже мне, = "Ладно, Юрий Васильевич, на время вас прощаю. А сейчас прошу пройти керн посмотреть. Хоть и не вы должны это делать, но уж очень хорошо объясняете!"
   Я без слов пошагал на выход из комнаты: одно полезное дело представлялась возможность все же сотворить.
   На следующий день машина из города привезла все необходимое для работы. Тут же полевики забегали с бумажками, собирая нужные подпи­си начальства, чтобы получить бесплатные сапоги, робу, рюкзак, прочую мелочь. Следующие два дня разбирались с картами и фотопланами, без ко­торых геологам делать нечего - отбирали нужные, клеили их на твердую картонную основу. Наконец геологическая служба все приготовила, народ рвется в поле.
   Не тут-то было! Попасть туда не на чем! Двадцатого числа приезжают из районного ГАИ проводить техосмотр, и в гараже аврал, не до нас. Дай бог успеть подкрасить технику, устранить в ней неисправности. На день машину все же со скрипом выделили - прокатиться и осмотреться на мес­тности, где будем работать. И пока все, до приезда гаишников.
   Публика геологическая с удовольствием прокатилась, подышала свежим воздухом, лицами подзагорела; женшины нарвами первых тюльпанов.
   Теперь точно: к полевым работам мы готовы!
  
   Экскурсия на карьер - для всех интересная,
   для геологов полезная, для некоторых скоро станет трагической.
  
   Утром в камералке пришлось устраиваться за столом и придумывать для себя занятие - в какой уже раз перебирать надоевшие бумажки.Такой "работы" мне с избытком хватило до обеда. Не знал, что и делать, до того комната и все, что попадало на глаза, осточертели. Подумывал, не смыться ли в степь, посмотреть, что там творится, как травка растет и не плавают ли дикие уточки в лужах по ру­слу пересыхающей летом речушки.
   Осуществить крамольную мысль не успел. В комнату заглянул Игорь Георгиевич, да так и не вышел из нее до конца работы. Пришел по делу,в данный момент очень приятному: на завтра хоть и со скрипом, он еще раз машину выбил, и едем мы на экскурсию, для знакомства с давно известным рудным объектом, в направлении на который в этом сезоне будем вести поисковые работы. Вот этот объект нужно посетить, посмотреть как выглядит с поверхности, в каких он породах, какие изменения наблюдаются. И вообще чем отличается и как эти отличительные признаки не пропустить уже в своей работе.
   Объект к золоту отношения не имел, представлял мелкое скопление кра­сивых минералов - малахита, азурита, хризоколы, еще каких-то. То-есть, полудрагоценных камней, необходимых в ювелирном деле. Расположен был в глухой степи, и ковыряться там, я имею ввиду с использованием техники, никому не позволялось. Но раз в год бригада с бульдозером, компрессором и экскаватором наезжала, и под контролем некого органа добычу кра­сивых камней вела. Проходился небольшой карьер, набирали машину полудра­гоценного материала, и все. Карьер засыпался, техника и люди уматывали в город.
   По своим каналам Игорь Георгиевич узнал, что сейчас добытчики на обекте, и самое время туда попасть, посмотреть не только все с поверхнос­ти, а и красивых камней набрать, в этом карьере.
   Поисковики, т. е. я, Паша и Владимир экскурсию восприняли с энтузиазмом. Тут же в кампанию напросился Николай Матвеев, старший геолог на оценке выявленного в прошлом году золоторудного объекта, и Александр, ранее геолог в моей группе, а сейчас помощник Николая. Отобрали фотопланы, на которых находился объект, наметили как к нему получше и побыстрее подъехать. Проверили молотки - им предстояло хорошенько поработать.
   Утром с трудом разместились в салоне ГАЗ-66, машины горного цеха. Причем кроме геологов, туда залезли руководитель службы горный мастер Слава, экскаваторщик, бульдозерист и еще несколько человек, чьих профессий я не знал. То-есть, зря дорогу намечали поудобнее, ехать обязаны через наш оценочный участок. Там Славу и работяг предстояло высадить, и только после этого машина в нашем распоряжении. До конца работы, когда утренних пассажиров должны собрать и привезти домой. В общем, никакого маневра ни по дорогам, ни по времени не полу­чалось.
   Конечно, все возмутились, и даже Игорь Георгиевич: мащину-то обеща­ли специально для экскурсии, а не таким, как сейчас, попутным рейсом. Но к непредсказуемости начальства нам не привыкать, так что едем. Пра­вда, без прежднего воодушевления.
   На оценочном участке работяги из машины вылезли, а мы покатили даль­ше с пополнением - горный мастер Слава напросился в кампанию, посмотреть карьер и как в нем ведутся работы. Отъехали совсем немного, маши­на остановилась и из кабины выскочил Игорь Георгиевич:
   "Мужики, ради бога пустите к вам! Не могу больше с шофером сидеть, ворчит, как.... старая дева! Все ему не нравится!"
   В салоне заулыбались, но в кабину идти никто желания не изъявил. Кому сосед-зануда нужен? Не растерялся Николай Матвеев:
   "Слава, давай! Твой кадр, вот и иди, командуй!"
   Горный мастер в кабину не рвался, с нами удобнее и анекдоты хорошие го­ворят. Но идти пришлось, потому что зашумели все:
   "Давай, воспитывай подчиненного! А дорога дальше одна, прямо к карье­ру ведет!"
   Главный геолог устроился в салоне, и как только тронулись, глубоко и с удовольствием вздохнул:
   "Вот лентяй попался! Не дай бог каждый день с таким ездить! Не нани­мался, видите ли, он геологов возить! Распустил его Слава дальше неку­да!"
   За оценочнам участком, до которого проселки от партии разбиты вдрызг, теперь двигались побыстрее, без пыли и больших кочек. Через час с лишнем впереди показался балок, возле него три емкости и тут же в куче не­сколько палаток.
   В балке, как самом комфортном полевом пристанище, всегда обитает на­чальник. Сейчас он к нам вышел - молодой парень, прилично одетый. Игорь Георгиевич представил ему себя, нас, рассказал за чем приехали. Начальник немного засмущался при виде оравы, но быстро понял, что нам нужно, и пригласил в помещение. Достал карту, план карьера, рассказал что сейчас в нем делается и где выбирают очередное гнездо ценного материала. Мы бумаги посмотрели и пошагали к куче камней, с начальником во главе.
   Карьерчик-то, в большей части засыпан камнем и по размеру всего ничего: в ширину ме­тров десять, в длину - может двадцать. Расчищен только въезд с одной стороны, проезд к противоположной стенке, и пространство вдоль нее, ро­вно чтобы вместился экскаватор на базе трактора Беларусь.
   Начальник показал нам, где на днях пустую породу с обеих сторон ценного гнезда взорвали и из карьера убрали, а теперь вручную разбирают само гнездо. Сейчас процесс увидели: пять человек, сидя на примитивных скамейках, перебирали куски породы, откалывали от них малоцен­ные части и сортировали все по отдельным кучам. Мужики при виде нас за­двигались поживее, заулыбались, потянулись за сигаретами. Мы присели рядом, начали камни рассматривать и восторгаться. А работяги подсовывали такие экземпляры, что прямо отсюда в музей или на продажу - в самый раз. Красота бесподобная! С разрешения, каждый несколько кусочков себе выб­рал.
   Однако приехали мы за другим. Красоту смотреть интересно, но для нашей работы бесполезно. Поэтому, не задерживаясь в карьере, отправились в экскурсию по окрестностям. Без горного мастера Славы и зануды-шофера, с нами им делать было нечего. Слава остался терзать распросами начальника добытчиков по технике работы в карьере, а шофер с горящими глазами не мог оторваться от рассортированного в кучах цен­ного материала.
   Бегали мы долго, и вблизи, и подальше. Видели все одно и то же, но мнение у каждого складывалось персональное. Не обошлось, как всег­да бывает у геологов, без споров и легкой ругани. Но потихоньку-полего­ньку к единому пониманию все же пришли. Иначе и быть не могло, ибо на таком согласии вся геология держится и вперед движется.
   Теперь можно домой - вопросы решили, и время поджимает. Двинулись к машине, стоящей возле балка. Слава и начальник добытчиков встретили нас как друзья, сближение успевшие "отметить". Шофер сидел в машине трезвый, но веселый до удивления. Попрощались с начальником, поблагодарили за информацию, образчики, покатили домой. Вернее собирать утренних пасса­жиров на нашем оценочном участке. И только сейчас в глаза мне в салоне бросились два брезентовых пробных мешка, полностью затаренных, как я подумал, красивыми камнями. Не приминул Славу, устроившегося рядом, спроси­ть:
   "Мешки-то твои, или шофера?"
   Он глянул на них и удивился:
   "Мне зачем? Шофер, наверное, набрал. Ничего не пропустит, если спе­реть можно!"
  
   Помните, я упоминал про взрыватель? Так вот, сейчас
он попал под руку, им играются, еще не задумываясь,
придется ли нажимать кнопку. Что бы начался отсчет
времени, до взрыва.
  
   Пока добирались до партии, успели поговорить об увиденном, и как это с пользой применить в работе; даже анекдоты потравили. Все веселы и довольны - день провели на свежем воздухе, в прият­ной кампании. И, конечно, никто не предчувствовал, что именно сегодня, с этой поездки, началась цепь событий, надолго повернувших обычный ход жизни партийского коллектива в худшую сторону. Даже боль­ше - в трагическую. Скоро мы станем их свидетелями.
  
  
   Часть 2.
  
  
   Праздник на носу!
  
   С утра опять камералка - в поле попасть не получается. Приходится заниматься ерундой. И постоянно бегать курить, дышать свежим воздухом, или к соседям по комнатам примитивно потрепаться.О чем-то мы и у себя говорили, наверное как правильно распорядиться на­двигавшимися выходными, когда с очередной отлучки вернулся Паша. Поти­хоньку сел на место, послушал о чем мы болтаем и в подходящий момент вклинился:
   "Вы тут о ерунде, а девки к празднику готовятся, меньше двух надель осталось!"
   Все обернулись к новоявленному оракулу. Паша сделал вид, что этого не заметил - опустил глаза и занялся бумагами.
   "А ведь правда,"- разбудил он Владимира, - "совсем майские из головы вылетели."
   "Почему и не вылететь, с нашей тягомотиной", - напомнил я наше всем надоевшее состояние общего безделья, и глянул на старшего по возрасту в комнате техника Леню, который спиртного почти не употреблял, а в танцах не участвовал никогда точно.
   Леня отреагировал ожидаемо - хмыкнул и потянулся к спидоле поймать последние новости по Маяку. Еще раз показал, что коллективные гулянки его не интересуют.
   "Что делать-то будем?" - начал я развивать тему,-"Может пора собраться, план составить, обязанности распределить?"
   Владимир, большой любитель общественных мероприятий, откликнулся сразу:
   "Сейчас по комнатам пробегу. Соберемся и все обговорим." И у Паши поинтересовался: "А девки-то что обсуждали?"
   "Что, что, наряды, что еще," - начал тот, продолжая разбираться с бумагами. Потом поднял голову, к нам с улыбкой:
   "Плавки посоветовали вторые надеть. Чтобы не торчало чего, когда го­лых баб увидим!"
   Все заулыбались, даже астет Леня. Он же не без ехидства - как всегда, если дело касалось женщин - попытался уточнить:
   "А кто это у них такие смелые?"
   "Да есть такие," -Паша вновь вернулся к бумагам, -"только не гово­рят кто."
   Со словами -"ну это мы узнаем"-Владимир поднялся, и пошагал на выход из комнаты, бросив на ходу: "Пойду с ребятами поговорю."
   Оставшиеся замолчали. Леня нашел наконец Маяк и слушал его, выведя на минимум громкость, Паша как перебирал бумаги, так и продолжал это делать. А я начал припоминать не так давно прошедший женский день,то-есть восьмое марта. Вернее кто из женщин на тогдашнем сабантуе мог посчитать себя обделенной вниманием мужчин, и сейчас готовит для реванша столь экстравагантное одеяние, что желательна дополнитель­ная защита в виде вторых плавок.
   Ничего умного в голову не приходило. Женщины тогда были веселы, довольны и на отсутствие ухажеров не жаловались. По крайней мере так мне припоминалось. Поняв, что желательно направление мыслей изменить, я вздохнул поглубже и развернул на столе очередной фотоплан; еще раз его посмотреть и наметить линии будущих маршрутов.
   Вскоре Владимир в комнату вернулся и привел с собой почти всех ребят геологов и геофизиков. Устроились кто как мог, Леня выключил приемник, а я и Паша от бумаг оторвались. Жутко деловой организатор приступил к делу:
   "Ну, мужики, праздник на носу. Что предлагаете?"
   Почему-то все замолчали, и наш бессменный тамада,об-
   ведя народ взглядом, продолжил:
   "Что молчите? Или желания нет в коллективе праздник отметить?"
   Леня в уголке в очередной раз хмыкнул:
   "Можно подумать, дома нельзя напиться! Обязательно на глазах у других это сделать!"
   "Ну ты совсем!" - возмутился Паша, любитель не только "принять", но и пообщаться, просто посидеть в кампании,-"А танцевать? Что, с табуре­ткой?"
   В комнате тихонько заговорили с рядом стоящими и сидящими. Слышно, что обсуждались варианты праздничного мероприятия, но никто конкретно­го предложения громко не озвучивал. Наконец один из молодых робко, но достаточно вразумительно предложил:
   "Может шашлык сделать, как восьмого марта? Тогда все довольны были!"
   Если бы так! Конечно, шашлык тогда получился бесподобный, но наслаждались им не все. Лично мне пришлось стоять у шашлычницы длиной пять метров и еле-еле успевать поворачивать шампуры, не дать мясу пригореть. Аромат в партии развели такой, что прирулил не местный заблудший автобус, пассажи­ры высыпали из него принюхиваясь, и бодро выстроились возле меня в оче­редь. Пришлось долго объяснять, что товар не реализуется, так сказать, частного характера.
   В это действительно было трудно поверить. Представляете пятиметровую шашлычницу и пятьдесят человек клиентов? Наш горный мастер Слава, парень жутко пробивной, смог это чудо техники сотворить по спецзаказу. А к ней пришлось мариновать целую ванну мяса. Ну да, такую, что стоят в каждой квартире в городе. А еще раньше мясо пришлось добывать, потому что нико­му и в голову не пришло приобрести для этой цели барашков. Тем более мя­со у них жесткое, не очень вкусное и ни в какое сравнение с сайгачатиной не идет. Так что, кроме как шашлык жарить, пришлось мне по разнарядке добывать одного рогача. Причем его обязательно, самки в это время вынашивают дете­нышей, и трогать их ни у кого рука не поднимается.
   Вспомнив, чем коллективный шашлык обернулся лично для меня, этому сала­ге, еще жизни не видавшему, не замедлил ответить:
   "Ни за что! Во-первых, мяса нет - почти вся сайга ушла, а во-вторых, шашлычницу распилили, из одной сделали четыре!"
   Владимир тут же меня поддержал:
   "Да, шашлык дело хлопотное. Кто хочет, может дома сделать, в день пох­мелья. Для коллектива что-то надо попроще придумать."
   "Колбасы порежьте и хорош," - с ехидной усмешкой подал голос Леня, -"И много резать не надо, лопать особо никто не будет!"
   "Ты как всегда," - бросил в его сторону Владимир, и уже мне, - "Что дума­ешь? Все равно тебе придется мясо готовить, вот и предлагай."
   В этой непонятно почему прилепившейся ко мне постоянной обязанности я не сомневался. И чтобы жизнь облегчить, пока кто другой не до­думался до очередной жути почише шашлыка, предложил самое легкое:
   "Говядинку потушим, с картошечкой, и достаточно."
   Теперь заговорили все разом, в целом предложение одобряя. Здесь же решили ско­лько нужно готовить, кто в этом мне будет помогать, а кто мясом обеспе­чивать. Потом распределили кто и что под руководством жен приготовят из закусок; определили потребности в спиртном и сумму персонального взноса на это дело. И разошлись по своим местам готовиться к полевым работам. Только Владимир с листком бумаги побежал по комнатам составлять список же­лающих и собирать с них деньги.
  
  
   Любовные страсти на фоне праздничных мероприятий.
  
   Еще два дня побездельничали в камералке, потом слава богу, гаишники приехали, техосмотр партийского транспорта провели. А заодно и нашего, частного. И все ринулись в поле наверстывать бездарно упущенное не по своей воле. Как и обычно, на первых порах дел невпроворот. Работой нужно не только себя занять - обеспечить экскаваторщика, у которого план выше ма­кушки, канавщиков, отборщиков проб и еще массу народа. Вот и бегали по горкам до конца месяца, благо солнышке дает тепло, а не удушающую жару. И вокруг глаз радует зеленая травка, красные и желтые цветы тюль­панов.
   О приближающихся праздниках в поле не думалось, дай бог разобраться с проблемами геологическими. Дома же по вечерам они о себе напоминали и все настойчивей. Намеченная программа праздничных мероприятий потихонь-
ку начала реализовываться, вначале в несколько замедленном темпе - успеем еще - а потом ускоряясь и ускоряясь. Уже и мясом меня обеспечили, и я его обработал до стадии завершающего действия: из холодильника в
казан и на плиту. И жена что-то готовила, правда не дома, а у подруги; и кому поручено отчитался о приобретенных напитках.
Тридцатого апреля коллективом устроили камеральный день. Посидеть за столом, подумать, что-то подписать, дорисовать - этого накопилось достаточно. Да и бегать день по горкам, а вечером ид­ти на гулянку - никаких сил не хватит.
   Праздничное настроение чувствовалось с утра. И приодеты все по­аккуратнее, и в общении друг с другом поласковее. После обеда ребята по одному начали смываться по общественному делу - из помещения керноразборочной вынести лишнее, занести туда столы, стулья, на скорую руку сляпанными картинками и плакатами украсить стены.
   За два часа до конца работы я сидел в комнате в гордом одиночестве и подумывал не смыться ли и мне. Потому что никакой умной мысли в голо­ве не появлялось, а вот прямо сейчас поставить казан с мясом на газовую плиту - очень даже неплохо; как раз к семи часам оно дойдет до стадии го­дности к потреблению.
   Еще с пол часа помучился, пока чувство ответственности за порученное не вытеснило благое намерение завершить рабочий день как положено. И с чувством некоторой вины побежал домой, уверяя себя, что недоделанное по работе всегда наверстаю.
   В начале восьмого я и помощник мой Паша тащили тяжеленный казан с го­товым продуктом в керноразборочную, где и должно осуществиться праздни­чное мероприятие. Там шла последняя подготовительная работа: на сдвину­тые столы женщинами расставлялись тарелочки, вилочки,ложечки; небольшие стаканчики и большие стаканы; блюда, блюдца и другие емкости с закуска­ми, приготовленными по индивидуальным рецептам. Они же украсили столы букетами цветущих тюльпанов. Мужики были на "подхвате": принеси, подай, убери и т.д. Но спиртное никому не доверили, расставляли бутылки само­стоятельно, стараясь чтобы было их на каждом столе одинаковое число.
   Мы с Пашей передали казан в ведение женщин, недолго под их руковод­ством побегали, пока подготовка к вечеру не завершилась. И разбежались по домам облачиться в праздничную одежду - ровно в восемь в клубе начнется торжественное собрание, с обязательным в таких случаях докладом об успехах в труде страны и конкретно нашей партии как ее состав­ной части. Главное мероприятие геологического коллектива начнется сразу после доклада.
   Лично я в клуб не собирался. Терпеть не могу словоблудия, из газет и журналов знаю все возможное не хуже докладчика. Если не лучше. Посчи­тал, что обойдутся без меня, а потому зарулил в керноразборочную, где уже толкалась пара ребят с близким моему образом мыслей. И пока кто-то что-то слушал, мы курили, травили анекдоты и делились чем заняться два нерабочих дня. Не одну же водку пить!
   В пол девятого помещение с шумом и гамом начало заполняться веселым народом. Устраивались за столами, выбирая приглянувшиеся места и приятных сосе­дей. А я в который раз с удивлением и восхищением смотрел на наших жен­щин, поражаясь тому, как из простых и вроде не очень заметных моих кол­лег по работе сейчас все они превратились в загадочных и таинственных красавиц. Которых, если встретить по одиночке и в другом месте, не сра­зу и узнаешь. Сногсшибательные прически, сложный и ответствен­ный праздничный макияж, яркие весенние наряды притягивали к себе взоры мужчин, превращая их в озабоченных, лихорадочно дергающихся идиотов. И только Леня, все же решивший присутствием кампанию осчастливить, сразу уселся за столом так, что бы всех видеть, и теперь со спокойной и чуть презрительной усмешкой наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной массового мужского гипноза. Жена и несколько ее подруг с мужьями прорвались к моему столу, устро­ились за ним. Мужчины с одной стороны, женщины с другой. Света глянула на меня, поняла состояние души и поинтересовалась:
   "Как тебе наши девушки? Веру и Танечку видел?
   Я засмеялся: "Их пока нет, но девушки выглядят потрясающе. А ты лу­чше всех, конечно!"
   "Ладно, не подхалимничай!" - радость моя заулыбалась, -"Вот ту пароч­ку увидишь - поймешь, на что женщины способны!"
   Разговор за столом перешел на тему подготовки к первому тосту - жен­щины предлагали закуску каждая собственного приготовления, и появление двух красавиц, способных на что-то по моему уже и невозможное, прогля­дел. Заметил их сидящими довольно далеко, в противоположном конце сос­тавленных буквой Г столов. Видно, что у младшей Верочки материи на платье не хватило. Начиналось оно где-то чуть выше талии, минимально скрывая самые пикантные части привлекательных женских "пресестей" и не давая им непонятно каким образом вырваться на свободу полностью. Где кончалось внизу - не заметил, но зная, что ножки у самой молодой жены геологического коллектива весьма привлекательные, полагал, что скрыва­ть их она точно не будет.
   У второй смелой красотки Татьяны, женщины в соку и с пятилетним опы­том замужества, с праздничным нарядом все вроде в порядке. Материала точно хватило, но казалось одеяние столь прозрачный и невесомым, что с трудом различалось как самостоятельный предмет. Этакий туман или ды­мок вокруг фигуры, на которой проглядывали лишь предметы минимальной защиты самых пикантных частей женского тела.
   Конечно, обе красавицы что хотели, то и получили. Мужики откровенно на них пялились, а женщины - нет-нет, да и бросали взгляды в их сторо­ну.
   А праздничное мероприятие развивалось по известным законам. Вначале несколько общих тостов, пока не повеселели все, потом поднимали ста­канчики с рядом сидящими, дальше уже бегали вокруг столов с намерени­ем выпить со знакомыми, не оказавшимися рядом. И потихоньку все стали "хорошенькими". Наконец ударила музыка, женщины и несколько мужчин бро­сились танцевать. Кто-то побежал на выход охладиться, а я прошел к Ле­не и сел рядом.
   "Почему не дергаешься?" - это он спросил почему не танцую. Дергаться я любил примерно так, как и он, но все же иногда это делал, когда женщины в круг вытягивали. Поэтому махнул рукой и дополнил жест словами: "Еще успею."
   Леня, глядя на танцующую публику, медленно покачал головой и донес до меня мнение о наблюдаемом:
   "Сбрендил народ, а некоторые бабы - так совсем!"
   "Да брось ты," - высказал и я точку зрения, - "веселится народ, танцует. Праздник же!"
   "Это Верочка-то веселится?" - Леня повернулся ко мне, - "Ты посмот­ри, как она Славке на шею вешается! Сиськами уже забодала, почти голы­ми!"
   Я нашел парочку среди танцующих - действительно, Верочка кадрила па­ртнера по полной программе, что для замужней женщины было можно ска­зать не совсем приличным. Ну хорошо, дура баба и лишнего хватила. Но Слава-то, горный наш мастер, мужик нормальный! Зачем ему так светить­ся с красоткой, при ее муже, здесь же присутствующем?
   Ответить не успел. К нам подлетела моя жена и вытащила в круг, приказав:
   "Не сиди, танцуй и за девушками ухаживай. С Лени пример не бери, он парень хоть и хороший, но же-но-не-на-вист-ник." Последнее слово выда­ла медленно и по слогам.
   Наконец музыка кончилась и жена убежала к подругам, не забыв еще раз напомнить: "Не сиди, танцуй!" На что я усмехнулся, и не обнаружив Леню за столом, направился на выход.
   На крыльце и возле него народ курил, дышал свежим воздухом. Леня ока­зался здесь, в кампании с Владимиром и еще двумя парнями. Подошел к ним, и тут же услышал:
   "Как тебе Слава и Верочка? Что думаешь?"
   Ребята с интересом ждали ответа. Я пожал плечами:
   "Чужая душа потемки. Славу не мешает остудить, жалеть завтра бу­дет," - оказывается, подозрительное поведение парочки заметили многие.
   "Да говорили уже, чтобы кончал бабе голову дурить," - высказался кто-то из ребят, - "а он про любовь болтать начал!"
   "Ты с Верунькой поговори по душам, все же подчиненная твоя, может и прислушается!"- предложил Владимир, ребята его поддержали.
   На этом тему сменили, еще недолго поболтали о пустяках и разошлись. Потому как свежим воздухом надышались, накурились, а в помещении вновь загремела музыка, приглашая на очередной танец.
   Стоять и наблюдать за танцующими мне не давали - развеселые женщины вытаскивали в круг, заставляли дергаться или кривляться - не знаю как это назвать. В моей юности таких танцев не было,сейчас учиться поздно, вот и дергался как мог. И почему-то воспринималось это окружающими нор-
мально. В танцах и я, и партнерши конечно не молчали. Болтали о разном, но один вопрос задавали женшины все: что думаю о Вере и Славе. Я пожимал плечами и мнение высказывать воздерживался, но понял, что поведение парочки не нравилось многим из них.
   Как и ожидал, не оставила меня без внимания и Татьяна. Пригласила - пардон, вытянула в круг. И сразу вопрос:
   "Ну как я? Нравлюсь?"
   "Бесподобно!" - другого слова почему-то не нашлось, - "В гости к муж­чине и в таком наряде - успех сто процентов. Но сюда-то зачем? Сразу всех мужиков смущать?"
   Татьяна плавно перевела танец с индивидуальной демонстрации дерганий руками и ногами во что-то подобное танго, где главное в близости парт­неров и согласованности движений. И ответила, уже прижавшись ко мне горячим пы­шным бюстом:
   "Боже мой, да конечно мужиков смущать! А тебя - так обязательно!"
   "И других тоже сбязательно?"- захотелось уточнить.
   "Конечно! С другими как раз все нормально. Пальчик покажу - и побегут за мной на задних лапках. С тобой вот все никак!"- Татьяна ответила очень убежденно, и с ноткой нравоучения добавила, - "Смотри, Юрий Василь­евич, пожалеешь! Подрастешь - и пожалеешь! От такой девушки отказыва­ется! "
   Приятно, конечно, когда приглашают в любовники открытым текстом, и сейчас это предложение не первое, успел пару раз от "счастья" не то чтобы отказаться - как-то вильнуть в сторону, создать некую неопределе-
нность, ни да, ни нет. Татьяна, конечно, расценила мои действия как примитивную трусость, потому что в существовании рядом любовника не видела ничего предосудительного. А однажды в минуту откровения меня уве- ряла, что для настоящей женщины - такой себя считала точно - одного лю­бовника недостаточно, должно быть их несколько. В том, что у нее несколько и есть, я не сомневался, но пополнить их число собственной персоной остерегался. По убеждению железному, что любовница не должна постоянно крутиться перед глазами как моими, так и моей жены тем более. Любовница должна изредка таинственно появляться, и так же таинственно исчезать. С Татьяной такого точно не получалось, потому что ежедневно лицезрели друг друга и не по одному разу.
   Разговор о наших отношениях сейчас и в будущем желательно было не продолжать, и я задал вопрос по любовной теме, но касающийся других:
   "Это не ты Верочку надоумила Славу в любовники затащить?"
   "Да бог с тобой! Кандидатам в любовники, как она на шею не вешаются!" - ответила без раздумья. Посмотрела мне в лицо: "Я же тебе не вешаюсь? Правда? Я даю только знать об этом. Дальше сам должен решать!" Улыбну­лась и закончила: "Лучше, конечно, меня не обижать отказом!"
   Опять о том же! Но на провокацию я не поддался:
   "А тогда чего они бесятся? Муж Верки домой сбежал от позора, меня все пытают что там у них, с ней просят поговорить, чтобы глупить перестала!"
   "Не вздумай этого делать!" - перебила Татьяна, - "Она, дурочка, в Славу влюбилась, и разговаривать с ней сейчас бесполезно!"
   "Но что делать-то?"
   "А ничего! Может все и к лучшему. Сменит Верочка мужа и успокоится." И уже назидательно: "Любовь у них, лю-бо-вь!"
   На этой фразе музыка смолкла, я галантно довел Танечку до подруг. И направился нз выход освежиться.
   К концу вечера разговор среди публики был нз тему одну: Вера - Слава - любовь. Вела парочка, словно между ними все решено, завтра чуть ли не свадьба, а потому можно спокойно демонстрировать близость, телячьи неж­ности и прочее.
   Потихоньку народ начал расходиться по домам, и к двум ночи в керноразборочной осталось человек десять самых стойких, в том числе и "влюблен­ные с первого взгляда". Жена ушла раньше, вскоре потихоньку пошагал до­мой и я.
   Утром проснулся неприлично рано - в восемь часов. После гулянки это норма - пять часов сна, и вскакиваю как заводной. Чтобы не будить жену, вышел во двор, умостился на крыльце. Благодать-то кругом! Тишина, в ру­башке даже не прохладно, на небе ни облачка, зеленая травка и деревья -лучшего для Первого Мая и не придумаешь!
   Посидел в одиночестве, наблюдая как поселок просыпается: из соседних домов позевывая выходили мужчины и женщины, видно только из крова­тей; так же как и я блаженно щурились и потягивались. Ни тебе криков, ни беготни, ни тарахтящих машин и мотоциклов.
   Вспоминался вчерашний вечер, самые интересные разговоры с ребятами, женщинами. Особенно с Танечкой. Здесь не мог не заулыбаться: до чего смелая и самостоятельная дама! Приятно, что глаз положила на меня, и не очень приятно - ответить взаимностью не могу по убеждению. А как ве­чер закончился для Веры и Славы, этих ненормальных влюбленных? Разош­лись они по домам, или сейчас где-то в одной кровати? Интересно было бы узнать.
   После вчерашней обильной выпивки и не менее обильной закуски состоя­ние организма было удовлетворительным. То-есть синдром похмелья не тре­вожил, но принять грамм сто, дать некую дополнительную встряску органи­зму не помешало бы. В доме спиртное конечно есть, но пить в одиночку, да еще на праздник, не хотелось. Еще немного на крыльце посидел, зашел в дом переоделся и пошагал к Паше, ближайшему соседу из друзей.
   Не очень надеялся застать его дома - Паша мог спать и в другом месте, у самого стойкого из приятелей, вдвоем с которым они как правило любое праздничное мероприятие завершали.
   На крыльце встретила жена друга, женщина удивительно спокойная и на причуды мужа вроде отсутствия ночью непонятно где, внимания не обращаю­щая. Заметив меня, Люда улыбнулась и не дав поздороваться, информирова­ла:
   " В сарае твой, два часа как пришел и на диван завалился, спит. Надо - буди, нечего всю ночь шарашиться!"
   Кто другой сейчас бы развернулся и пошагал куда подальше: не спал человек ночь, пусть немного покимарит. Но это если Пашу не знать. А я знал о нем все, в том числе и то, что если мне хватало для сна пяти часов, то Паше с организмом более молодым достаточно было и двух. Поэтому Людоч­ке улыбнулся и прошел в сарай, где мужик оборудовал на всякий пожарный случай закуток для отдыха, со старым диваном, столом, парой табуреток.
   Паша в праздничных брюках и рубашке мирно сопел на диване. На стук двери, шум шагов не отреагировал - звуки привычные, обычные при посе­щении закутка женой. А потому сигнал тревоги в спящее сознание не по­сылался, и он продолжал мирно сопеть. Я присел на табуретку, посмот­рел ему в лицо - никакого эффекта. Очень тихонько кашлянул - он мгнове­нно открыл глаза, увидел меня и бодро уселся на диване. И не скажешь, что человек глаз не смыкал ночь - свежий как огурчик!
   "Привет бродяга!" - начал я с улыбкой, -"С кем ночь провел?"
   Паша полез в карман за сигаретами, закурил: "У Славки сидели, я, Колька , Вера и Наташа."
   Наташа - это близкая подруга Веры, а Колька и Слава занимали одну ко­мнату в доме, имеющему статус общежития.
   "Неужто водку, пили?" - поинтересовался, потому что не представ­лял, какая может быть водка после гулянки, да еще в пять-шесть часов но­чи. Теперь заулыбался Паша:
   "Не, не было водки. Чаи гоняли, и Славку с Верой уговаривали глупос­ти не делать."
   "Уговорили?"
   Он махнул рукой: "Бесполезно! Ромео и Джульета придурочные!" - сделал паузу, выпуская дым из организма, и продолжил, - "Но по домам их развели. Веру к Наташе, ну а Славка с Колькой у себя остались."
   "То-есть, до кровати дело не дошло," - подъитожил я услышенное. И Паша согласно кивнул головлй: "Не дошло."
   Скрипнула дверь, и мы разом обернулись на звук. Не заходя внутрь, Люда скомандовала:
   "Не вздумайте здесь похмеляться, я все приготовила, дома."
   "Тогда чего ждем?" - приятель глянул на меня и начал с дивана поднимать­ся.
   Выпили по паре рюмочек и разошлись - в одинадцать встретимся в керноразбсрочной, приводить все в порядок после вчерашней гуля­нки.
   Появился я там во-время и был весьма удивлен. Если раньше мыть посуду, полы, разбирать столы и т.д. приходили очень немногие, самые сознательные, то сейчас в керноразбсрочной толкалась чуть ли не поло­вина геологического коллектива. И одновременно с уборкой шло оживлен­ное обсуждение вчерашних событий, в основном всего, что касалось нео­жиданно появившихся Ромео и Джульеты партийского масштаба. Очевидно очень разное отношение к данному событию и конкретно к каж-
дому из его участников. Все мужики Славу ругали прямым текстом, зная его донжуанство, ветренность и неспособность увлечься более чем на неделю. Ну никак не представляли его мужем, явно человек не нагулял­ся! Любовник - да, здесь он на месте. Но тогда зачем замужней женщине открыто, на виду всех голову морочить! Делай это незаметно - и нет про­блем. Мужики слова плохого не скажут, а женщины, если и заметят, поулы-баются и все. Может еще и повздыхают, что не их обхаживают.
   Верочку мужики называли "дурой бабой", уверяли, что счастье со Славой у нее кончится через неделю, и на вопрос-"что дальше будет" - отвечали уверенно: "А ничего. Вернется Верочка к мужу, поругаются и помирятся. До кровати-то дело не дошло. А Славу в другую партию переведут, на вся­кий случай, для общего спокойствия."
   У женщин оценка событий была в двух вариантах. Первый высказывала мо­лодежь, еще не замужняя или выскочившая замуж только что: "У них любовь с первого взгляда! А любовь важнее всего на свете, поэтому мешать Славе и Верочке не нужно, они образуют новую семью и будут счастливы всю жизнь". И потише добавляли: "Да и муж "бывший" у Верочки - сами видите, не пара ей."
   В этом они отчасти правы. Действительно, Вера живчик, за словом в кар­ман не лезет, кампании любые обожает. А муж, пока еще официальный, а не бывший, действительно не очень разговорчив, не очень компанейский и по работе тоже "не очень". И некоторые из молодых и даже замужних при раз­говорах столь умильно закатывали глазки, что впечатление создавалось определенное: очень жаль, что любовь Славы не на них пала.
   По второму варианту оценивали события женщины повзрослей, жизнь пови­давшие и кое-какой опыт имеющие. Доставалось от них мужикам, как Славе, этому "чертовому балагуру", так и Вериному мужу, "тихоне", "размазне" и совсем уж оскорбительно - "бабе". Верочку больше жалели, потому что "глупенькая", с мужем не повезло, и новый "обалдуй", то-есть Слава, то­же не золото, а "кобелина хорошая". В том, что ничего хорошего парочку не ожидает, были уверены и они. Бо­льшинство считало, что вернется Вера к мужу, если тот, конечно, сможет ее простить, и лишь немногие полагали, что новая семья может и образу­ется, но счастье Верочке при этом "бабнике" вряд ли светит.
   Порядок в керноразборочной навели, разбежались по домам.Времени немного прошло, и вновь начали собираться, теперь небольшими кампаниями на праздничные обеды. И снова разговоры,споры, предсказания судьбы всех троих участников мелодрамы. Как любовь на людей действует! Даже ес­ли не очень-то красивая, и отношения к тебе не имеет никакого!
   Ближе к вечеру все явно подустали: половину ночи интенсивно работали руками и ногами в танцах, и сутки чаще стаканов ничего в руках не дер­жали. Я собрался сделать завершающий вечерний обход друзей, после чего можно и в кровать. Но идти ни к кому не пришлось. По пути к себе загля­нул Паша, вдвоем уселись на крыльце. Он подозвал мою жену, и когда та подошла к нам, выдал:
   "Ромее и Джульета торжественно прошествовали в кровать. А Кольку на ночь из дома выгнали!"
   "Вот дурачки-то!" - отреагировала жена и побежала к подруге по­делиться новостью. У меня же, примерно такой вариант развития "любовно­го" романа предполагавшего, с предчуствием большой неприятности вырва­лось:
   "Легко со смехом любовь начали, плохо и со слезами ее закончат."
   Еще денек отдохнули, и с новыми силами включились в работу. Снова поле, опять обеспечь всех работой, да еще и с запасом; новые проблемы геологические. Слава и Вера крутились между нами и вид имели счастливых абсолютно. Хотя все знали, что вызывались они для беседы с начальником
партии, главным геологом и председателем профсоюза, где им было сказано много нелицеприятного. Но просьбы и требование "одуматься" они выдержали легко, чего нельзя сказать о другой стороне, видя там хмурые и озабоченные лица.
   До шестого мая в поведении как их начали называть "молодых" все было привычным: счастье на лицах, телячьи нежности, передвижение только под ручкой. Уже к такому пригляделись, попривыкли и остро реагировать пере­стали. Знали, что начальник партии начал добиваться их перевода в другое место, а пока официальный муж Веры сам собирает вещи, тоже куда-то уехать. Все правильно, и его, и начальника понять можно, на их месте каждый поступил бы точно так.
   А шестого мая "'молодые" на работу явились порознь и с лицами хмуры­ми. Близкие друзья и подруги конечно поинтересовались, что там у них случилось, но вразумительного ответа не получили. Дальше - больше. К восьмому мая "молодые" уже и не смотрели друг на
друга, старались не пересекаться на работе; Вера ночевала у подруги Наташи, а Коля вернулся к себе в комнату, временно служившую гне­здышком "молодых".
   Восьмого мая после работы мужики решили попить пивка с соленой рыбкой. Устроились возле керноразборочной во дворе, и просидели с разговорами до темноты. К концу посиделок появился Слава, прилично выпивший. Молча сел, пил пиво и слушал что там говорил развеселый окру-
жающий народ. Вначале его не трогали - видно, что парень не в радости, но потом кто-то поинтересовался как у них дела, то-есть у Славы и Веры. Слава еще больше нахмурился, махнул рукой и сказал то, о чем мы уже догадывались:
   "Все, любовь кончилась. Расстались мы."
   Никто к нему с расспросами приставать не стал, и так человеку не по себе. И вскоре разошлись по домам.
  
   Часть 3.
  
  
   Трагедия. Любовный роман кончается убийством.
  
   Проснулся от громкого стука в дверь. "Кого черт несет в такую рань?" - успел подумать, пока жена, переворачиваясь на другой бок, не пробормотала сердито:
   "Открывай, это точно не ко мне."
   Стук продолжался, пришлось вставать и идти дверь открывать. На пороге стоял Паша, напряженный, с бледным лицом и широко раскрытыми глазами:
   "Славу убили!" - только и смог вымолвить.
   "Как убили?" - вырвалось непроизвольно.
   "Дома, прямо в кровати. Мы с Колькой пошли его проведать, а он в кровати и не дышит!" - в явном состоянии стресса Паша говорил непривычно, с неким подзаикиваиием.
   В голове мгновенно понеслись мысли: почему это Паша шел с Колькой, если тот должен ночью быть рядом со Славой, раз занимают они одну комнату; как давно Паша Кольку встретил и где, ну и так далее. Но сказал другое:
   "Подожди минуту, я оденусь."
   Залезал в брюки с такой скоростью, что показалось жене подозрительным. Из соседней комнаты донеслось:
   "Ты куда?"
   Не стал говорить страшную новость, еще успеет узнать; сейчас лучше для нее полежать спокойно:
   "Спи, скоро вернусь," - и вышел из дома.
   В темпе ноги понесли нас к месту трагедии, в другой конец поселка. Паша молчать не мог и посвящал меня в приключения со вчерашнего вечера, с того момента, когда народ начал расходиться после "мальчишни­ка" возле керноразбсрочной. Вдвоем с Колей они отвели пьяненького Сла­ву домой, уложили в кровать. Потом показалось, что пива маловато. Вер­нулись к Паше в его закуток, где за бутылочкой просидели сколь могли. После чего уже хорошенькие умостились на диван немного отдохнуть. Часа через три-четыре Паша проснулся, разбудил Коляна - похмелиться. Тот не против, но предложил пойти к нему - Слава-то вчера был очень "хороший", наверное и у него головка "болит". И пошли, по начавшему просыпаться по­селку.
   "Слава богу," - в мыслях попытался себя успокоить, - "ночь Коля и Па­ша вдвоем провели. Хоть какое алиби у них есть!"
   Заходили они в комнату с уверенностью, что Славу обрадуют. А тот на кровати в крови, и явно не живой. Конечно, перепугались, но сообразили ничего не трогать, и побежали: Паша ко мне, Коля к начальнику Павлу Пе­тровичу, его информировать и в милицию позвонить.
   Возле дома, в котором лежал мертвый товарищ, пока никого. Само здание типично для поселка разделено на две половины, каждая с отдельным входом с противоположных сторон. Одну половину - большую изолированную комнату занимали Слава и Коля, Вторую - две маленькие комнаты - молодые ребята, вчерашние школьники, пожелавшие побегать радиометристами в маршрутах.
   Заходить в помещение не стали. По опыту совместной с милицией работы в прошлом году, когда искали украденную в партии золотосодержащую руду, прекрасно знал, что этого делать нельзя. Поэтому у крыльца остановились и смотрели сейчас по сторонам, с намерением не пускать никого до появления милиции или нашего начальника, Павла Петровича.
   Через минуту его и увидели - вместе с Колей в темпе шагал сюда. Коля, не останавливаясь побежал дальше к проходящей рядом дороге в поселок Ми­рный, откуда должна появиться милицейская машина, а Павел Петрович по­дошел к нам, хмуро поздоровался и так же хмуро высказался:
   "Доигрались в любовь, сукины дети! Себе жизнь поломали и другим нага­дили выше некуда!"
   Мы с Пашей потупили взоры и прискорбно вздохнули: сами хороши, не могли во-время развести парочку! Павел Петрович вместе с нами потолкал­ся возле крыльца.
   "И кто из них это сделал?" - не мог он больше держать в себе мысли по трагедии, - "сама дама или муж ее бывший?"
   Паша промолчал, и отвечать пришлось мне:
   "Так Вера с ним," - я кив­нул в сторону дома, где лежал мертвый Слава, - "уже рассталась, навер­ное к мужу вернулась. Зачем им-то убивать?"
   "Кто их поймет, зачем да почему!" - Павел Петрович не согласился, - "Только сделать это больше в партии некому!"
   На дороге из Мирного появился Уазик. Мы смотрели куда он направится - свернет к нам, или проскочит дальше. Забрал Колю, свернул, подъехал, остановился. Кроме Коли вылезли мужчина в штатском с сумкой, которого я знал как фотографа при милиции, шофер, и капитан в форме Михаил Нови­ков, мой приятель, с которым я на "ты" после совместной и очень плодотворной работы по поискам все той же пропавшей руды.
   Михаил подошел, поздоровался со всеми за руку, мне по приятельски улы­бнулся и подмигнул.
   "В дом не заходили?" - обратился к Павлу Петровичу.
   "Нет, не заходили," - ответил тот, а я добавил, кивнув в сторону Па­ши:
   "Он был, когда труп обнаружили."
   "Знаю, ваш парень говорил," - Михаил посмотрел в сторону молча стоя­щего Коли. Потом всех попросил: "Вы здесь чуток побудьте, пока комнату не осмотрим. Поговорить нужно". И вместе с приехавшим в штатском на­правился к двери.
   Минут десять оставшиеся топтались возле крыльца. Наверное каждый придумывал свою версию преступления. У меня пока ничего не получалось. Как убийцу Веру я отмел сразу - она хоть и шустрая, но никак не агрессивная,
лишить жизни точно не сможет. Ну если что муху, и то хлопушкой на длинной ручке. И Валера - это муж Веры - вряд ли на убийство способен. Не тот он человек, нет у него ни жесткости, ни жестокости, да и особой любви к жене не замечалось. И если честно, его мужиком нормальным
назвать трудно - рохля, размазня сентиментальная. В общем, на преступника не тянул. И кто тогда это сделал?
   Если бы Славу убили не в кровати, а где-либо на улице, можно предположить случайность, разборку по пьяному делу. В этом отношении Слава тот еще тип, помахать кулаками любил. Но не с партийскими мужиками, а с приезжими из Мирного, к нашим девчатам. В данном случае раз­борка отпадала - Славу пьяненьким за полночь домой привели Паща и Кос­тя, в постель положили, И ушли, когда тот заснул. Что-то с версией у меня явно не получалось. Тихонько поинтересовался у Паши:
   "Как думаешь, кто убил?"
   Тот замялся, затылок почесал и ответил очень неуверенно:
   "Кто его знает, дело темное." И после паузы не то вопрос задал, не то мнение высказал: "Неужто Валерка?"
   Павел Петрович разговор услышал и в него вклинился:
   "А вы что, сомневаетесь? Да сделать такое другому и в голову придти не могло! Это же надо - в кровати зарезать!"И тоном поспокойней предупредил: "Смотрите, пока никому ни слова, и в дом никого не пускать. Вон уже любопытные появились!"
   Действительно, к крыльцу, возле которого маячил милицейский Уазик и толкалось четыре человека во главе с начальником партии, подбирались первые зеваки. А еще через пять минут, когда сюда подъехал из Мирно­го Рафик скорой помощи и из него вылезли люди в белых халатах, любопы­тные потянулись косяками.
   Вскоре оперативник Михаил Новиков вышел на крыльцо, обвел приличную толпу взглядом:
   "Есть кто из этого дома?"
   Два молоденьких паренька откликнулись: "Есть!"
   "Давайте сюда," - вместе с ними Михаил пошагал во вторую половину, где обитали вчерашние десятикласники, а ныне радиометристы. Наверное узнать, что слышалось и виделось молодежью прошлой ночью.
   Непонятно как и от кого, но присутствующие у дома человек пятнадцать и подходили все новые, узнали о совершенном убийстве и кто жертва. Заметив, что Паша, Коля и я держимся рядом с Павлом Петровичем и полагая, что уж начальник все знает точно, а стало быть и мы тоже, нача­ли подходить не к нему, а к нам с вопросами что да как. Я отма­хивался: "Ничего не знаю", пока не заметил Владимира и Леню, спешивших к месту трагедии. Пошел навстречу, чтобы поговорить спокойно, без любо­пытных лишних взглядов.
   Ребята встревоженно и в один голос: "Что там?"
   "Не знаете еще?"- ответил вопросом на вопрос.
   "Говорят, Славу убили. Неужто правда?" - начал Владимир как более раз­говорчивый и заводной с полуслова. Леня, типичный меланхолик по жизни, молчал, но слушать приготовился.
   "Убили. Не знаю как, не видел. Паша и Колька утром нашли мертвым в кровати. И в крови все кругом."
   "Кто убил тоже не знаешь?" - продолжил Владимир.
   "Даже не предполагаю," - успел я начать, как Леня перебил:
   "Да Верка его замочила! Сука баба! Не видели, что она со Славкой вытворяла? Точно его кокнула!"
   В душе я улыбнулся: ну не любит Леня женщин, особенно тех, кто мужиков меняет так вот, как Вера. Ну как перчатки: нравятся - носит,а надоели - сняла и забыла, нашла новые. И его можно понять: жена оказалась такой же, ушла к другому. А Леня однолюб, еще не отошел душой от такой, как он выражался, "подлости".
   Я не стал его точку зрения опровергать, хотя был уверен, что Вера здесь не при чем, и повернулся к Владимиру:
   "А по твоему кто это сделал?"
   Лицо приятеля отразило явную неуверенность в мыслях, и ответ подтве­рдил это:
   "Не знаю. Может Валерка так отомстил?"
   "За что?" - возмутился Леня, - "За свою пигалицу? Да не стоит она того. Если б это Валерка сделал, то сразу, а не ждал десять дней, пока они натрахаются и разбегутся!"
   Еще раньше к нашей троице направилось несколько человек из любопыт­ных. Посчитали, что я кое-что знаю и со своими друзьями информацией делись. Сейчас они подошли совсем близко и я предложил:
   "Давайте тему сменим, а то эти любопытные разнесут, что Вера и Валер­ка убийство и сотворили."
   Наверное с час мы протолкались возле дома, потом из него вышел операти­вник, позвал Павла Петровича, и вместе с ним забрался в Уазик. О чем говорили - слышно не было, но мог поручиться, что тема любовного тре­угольника - Слава - Вера - Валера - наверняка обсуждалась.Скоро в этом убедился: Уазик зарычал и рванул в поселок. Минут через двадцать верну­лся, на минуту в сторонке остановился, пока из него вылезали Павел Пе­трович и Михаил. И сразу рванул дальше, увозя в Мирный, как все за­метили, Валеру и Веру.
   Увидев такое, народ у дома интенсивно задвигался, зашумел, зашушука­лся. Слышались реплики: "уже арестовали",'вдвоем убили","повесить ма­ло", и тому подобное.
   Михаил Новиков прошел в дом, на этот раз захватив с собой Пашу и Колю, кто мертвым первыми Славу и увидели. Наверное, сейчас будут по минутам вспоминать, что и как делали всю ночь и утро - убеждать опе­ративника, что убийство не их рук дело. А я подошел к Павлу Петровичу и шепотом поинтересовался:
   "Зачем парочку в Мирный увезли? Эдесь не могли с ними поговорить?"
   "Они - первые подозреваемые," -услышал в ответ, - "здесь просто раз­говором не обойдешься." По моему лицу понял, что в эту версию не ве­рю и добавил: "Алиби на ночь ни он, ни она предъявить не могли. Хуже того, всю ночь где-то шарашились!"
   Число любопытных возле дома незаметно стабилизировалось. Теперь пос­тоянно толкалось человек двадцать- двадцать пять. Конечно, новые подхо­дили постоянно, но столько же, любопытство удовлетворив и посчитав не­приличным ротозейничать и дальше, уходили. Тем более и о празднике за­бывать нельзя, как никак, а день великой победы. Жены, моя и моих прия­телей , тоже приходили. Послушали народ, повздыхали - "вот как дело обе­рнулось" - и ушли.
   Вскоре из Мирного вернулся милицейский Уазик, с одним шофером. И поч­ти сразу же подъехал еще один - привез визуально знакомого мне следо­вателя, который на два поселка - Пионерный и Мирный один.
   Еще через час накрытое простыней тело Славы на носилках вынесли из дома и погрузили в Рафик скорой помощи. Народ зашумел, завздыхал, кое-кто из женщин заплакал.
   Когда Рафик труп и медработников увез в Мирный, любопытные начали расходиться. Еще через десять минут Михаил с Пашей и Колей из ком­наты вышли, залезли в Уазик и куда-то умчались. Вернулись через пол ча­са, ребят оперативник отпустил, а Павла Петровича и меня пригласил в комнату.
   В ней все уже закончено: сфотографировано, изучено, наверное и отпе­чатки пальцев сняты. Кровать, конечно, выглядела ужасно, с кровью на простыне, одеяле и даже на полу.
   Павла Петровича, как начальника партии, следователь знал отлично. Приходилось им периодически встречаться по поводу редких несчастных случаев, или чего-то криминального. Меня он тоже знал, по прошлогоднему делу о хищении руды, поэтому представлять никого не требовалось. Предложили нам присесть на вторую - Колину - кровать, пару минут поболтали на тему отвлеченную: что-то партии "везет" последнее время со "жмуриками". Потом следователь попросил Павла Петровича расска­зать, что он об убийстве думает, кто мог сделать и почему.
   Не буду повторяться - на эту тему Павел Петрович свое мнение мне вы­сказывал не раз. Сейчас его повторил с выводами: месть со стороны бро­шенного мужа новому кандидату на его место. Или же месть любовнику за обман и невыполнение обещания стать новым мужем.
   Слушали, согласно поддакивая и кивая головами. Все, кроме меня.
   "Очень похоже, что кто-то из них и убил," - подвел итог следователь. "По крайней мере алиби ни у кого. Женщина", - он заглянул в бумаги,-"с пол первого ночи и до рассвета, часов до шести, в доме, где ночева­ла последние дни, отсутствовала. По ее словам, гуляла вокруг поселка и думала о жизни. Муж хоть и говорит, что сидел дома, но соседи его не ви­дели и не слышали. А спать легли далеко за полночь, праздник отмечали. И парню несколько раз стучали - пригласить к себе, от мыслей по поводу жены-обманщицы отвлечь. Так что парень тоже где-то шатался в одиночес­тве, в других кампаниях его не замечали. А может не один, вдвоем с женой и шастали, план мести обдумывали." И наверное больше для проформы обра­тился ко мне: "А вы как думаете?"
   "Не верю," - ответил убежденно, и тут же выдвинул совсем слабенькую версию: "Может несчастный случай? Зашел кто-то по пьяни случайно, видит спит человек, ну и решил слямзить ценное. А Слава, то-есть потерпевший, про­снулся, и убили, как свидетеля."
   "Нет, не получается," - следователь еще раз глянул в бумаги, - "убит он круглой заточкой диаметром до полтора сантиметра и длиной не менее сорока сантиметров. Сами понимаете, что такую длинную вещь просто так с собой не носят, прятать очень сложно. И получается, что приходили именно убить, и ни для чего иного. И потом, удар нанесли сверху вниз в спину спящему. А на груди выходных отверстий два. То-есть после первого удара заточку немного из тела выдернули, но не полностью, потом еще раз на нее надавили. А может и несколько раз, чтобы убить наверняка."
   Не согласиться было невозможно, и я смог сказать одно:
   "Тогда такое сделать женщина не могла. Сил не хватило бы."
   Следователь задумчиво помолчал, потом частично со мной согласился:
   "Очень может быть. Но как соучастница она подходит идеально." И уже всем нам уверенно: "Видели, как женщины возле дома плакали? А она сле­зинки не проронила, и слов сочуствия от нее не услышали! Спросите Ми­хаила Ивановича," -кивнул на оперативника, - "он с ней общался!"
   Павел Петрович и я на Михаила глянули, и тот подтвердил:
   "Да, стерва баба!"
   "Вот так-то!" - еще раз следователь подчеркнул убежденность в причас­тности Веры к убийству. И в основном для меня продолжил: "Хотя другие версии мы не забываем. И с ребятами, что тело нашли, придется порабо­тать, алиби-то у них пока никакого, и с окружением убитого разобраться повнимательней." Он перевел взгляд на Павла Петровича и его лично предупредил: "Так что завтра Михаила Ивановича ждите. Лучше, конечно сегодня с народом поработать, да толка не будет. Праздник, все уже выпили, или сейчас выпивают."
   Следователь начал собирать бумаги в портфель, что присутствующие по­няли как окончание беседы. И действительно, через пару минут все из по­мещения выходили. На прощанье пожав Павлу Петровичу и мне руки, следо­ватель пошагал к Уазику, на котором приехал; работники милиции начали устраиваться в своей мащине. И через минуту обе запылили в сторону Ми­рного. Я, Павел Петрович и десяток остававшихся возле дома самых стойких зевак посмотрели им вслед. И начали расходиться.
  
  
   Подозреваемые на виду, но они ли преступники?
  
   Омраченный убийством, праздник победы отмечался в партии без обычного веселья. Если и собирались, то в кампаниях небольших, по две-три семьи. У меня за столом кроме жены и сына сидела лишь ее подруга-соседка. Конечно, помянули Славу, еще несколько раз выпили. И все без воодушевления. Скоро я вообще из дома ушел, в ого­роде занялся делом, потому что женщины перешли в разговоре на темы, мне неинтересные и только прекрасного пола касающиеся.
   Ковырялся в земле, но без обычного удовольствия. Убийство Славы из головы не уходило. На вопрос: кто это сделал - ответа я не находил. Но то­чно не Вера или Валера. На первый взгляд мотив у каждого из них был, и всем без исключения окружающим в глаза бросался. Что меня только больше в невиновности парочки убеждало: люди абсолютно не агрессивные, можно сказать излишне мягкие - и вдруг убийство, которое обязательно постара­ются на них и повесить. Что практически и происходит. Понимать такое бо­льшого ума не требовалось, если человек совсем уж не свихнулся. Чего то­чно ни у одного не замечалось.
   Кто к Славе ближе всего? Ну Коля, понятно. Вместе жили, вместе к де­вочкам бегали, вместе выпивали. Можно сказать, и Паша с ним приятельст­вовал, кампании составлял. И до последнего дня отношения наблюдались дружеские. Вон как Славу уговаривали глупостей не делать, о нем пере­живали и первыми нашли мертвым, когда с заботой о здоровье (полечить головку) пришли к нему домой. Так что Коля и Паша на преступников не тяну­ли определенно.
   Есть, правда, еще человек, но по моему, не приятель Славы, а компаньон по делу, интерес к которому взаимный, и проявлялся только во время работы. Это шофер горного цеха: отвезти рабочих в поле, привезти их в партию с работы, подвезти запчасти к технике, что-то перевезти в другое место. На все это из рабочего дня шофера уходило ну если три четверти времени. А одну четверть, когда представлялась возможность, Слава и шофер тратили на дело личное и очень прибыльное: проехать по степи и собрать рога падшей за зиму сайги.
   Вокруг этих костных придатков уже давно жуткий ажиотаж. Прямо в па­ртию приезжают люди восточной внешности, а точнее - китайской, часто при переводчиках, потому как русский не знают. И за товар платят большие деньги. Поэтому, хоть и неприятно, мы павших животных от рогов освобождаем, считая это дело легальным дополнительным приработком. И как я знал, у горного мастера и его личного шофера бизнес на рогах был приличным, доходней, чем у других полеви­ков, передвигавшихся на своих двоих, т.е. пехом. Но винить Славу в недоработке абсурдно, при необходимости он с лихвой возмещал затраченное время продлением ненормированного дня. Получается, что и с шофером отношения у Славы были отличными, и портить их резона ни у кого не было. Да и жил шофер в Мир­ном, в партию приезжал только в рабочие дни по утрам, и уезжал после ра­боты не задерживаясь.
   А как у Славы с другими подчиненными - канавщиками и экскаватор­щиком? Насколько знаю, инструментом и спецодеждой всех обеспечивал во­время, наряды на выполненную работу на каждого закрывал по божески, не скупился и лишку приписать. То-есть, на первый взгляд отношения бы­ли нормальными, хотя не исключено, что я просто не информирован в дета­лях.
   Ну кому мог Слава так насолить, что решились на убийстве? Или не толь­ко Веру у мужа увел, а и еще кого-то соблазнил из замужних? И сделал это так осторожно, что со стороны никто не заметил очередного романа? А вот муж узнал, и шума не поднимая, обидчику отомстил!
   В принципе возможно, но вспоминая обозримое прошлое, я не находил сре­ди бывших Славиных симпатий женщин замужних. Хватало ему молодняка сво­бодного, особенно с началом полевого сезона, когда на временную работу орава молодых пацанок принималась. И часто с очень свободными нра­вами
   Возможно, Слава натворил что-то в Мирном. Все мы туда частенько наведываемся побегать по магазинам, попить пивка. И он от других не отличался. А женщин там - на каждом шагу, "полюбиться" с одной из них Слава мог запросто. За что и поплатился.
   Больше ни умных, ни глупых мыслей, касающихся преступления, в голову не приходило. Еще раз в памяти перебрал всех, кто Славу окружал в пос­леднее время и понял, что об этих товарищах знаю немного -- кро­ме как о Коле и Паше. И совсем ничего о других, абсолютно реальных, но в поле моего зрения не попавших.
   А желание разобраться во всем появилось. Ну не верю в виновность Веры и Валеры! Вспоминал, думал, предполагал и в итоге возможные ситуации, которые могли привести к убийству, разложил по порядку, с учетом вероятности их возникновения.
   Первая: пока неизвестный конфликт с кем-то из подчиненных. Попадали сюда рабочин-канавщики, экскаваторщик, шофер машины горной службы.
   Вторая: недавний (до Веры) и уже закончившийся роман с замужней жен­щиной у нас в партии, о котором узнал муж и со Славой расчитался.
   Третья: Слава что-то натворил в Мирном, возможно тоже замешана жен­щина.
   Четвертая: старые грехи Славы, еще до его появления в партии.
   Пятая: случайный конфликт с кем-то посторонним, причем тет а тет.
   В первых трех ситуациях я мог попытаться разобраться. Проходили они рядом, и если не на моих глазах, то на глазах знакомых точ­но. В четвертой и пятой делать было нечего из-за отсутствия хоть каких зацепок и невозможности (для меня) получить их по делам если и имевшим место, то непонятно где и непонятно когда. Здесь под силу по­работать только оперу, то-есть Михаилу, и для себя я на них поставил крест: что не могу, то нечего и пытаться.
   Легче всего мне разбираться в ситуации первой- - с подчиненными Сла­вы. Прямо в поле к каждому подойти, побеседовать на тему: кто того мог невзлюбить, были ли для этого основания и кого они касались. И, ко­нечно, что каждый думает по поводу убийства своего начальника. Вот с этого и решил начать.
   Ближе к вечеру почувствовал дефицит в общении. Жена давне ушла, а сидеть одному в праздник просто неприлично. Решил навестить Пашу, разузнать куда его и Колю оперативник возил и что хотел от них получить.
   Неприлично трезвый приятель с серьезным видом смотрел в книгу. Жена Люда удивле­на таким его поведением не меньше моего, и на вопрос что с мужем, ответила шепотом:
   "В обед даже не выпил. Напугал его капитан этот, ну с кем сюда при­езжал."
   "А для чего приезжал?" - поинтересовался тоже шепотом.
   "В сарае все осматривал, потом в доме шмотки Пашкины перебирал. И напугал, что алиби нет ни у него, ни у Николая." Это она сказала нор­мальным голосом, а уже командирским мужу наболевшее выдала: "Допился, черт ненормальный! Еще и в тюрьме насидится!"
   Тот на диване сидел молча и вид имел жуткого страдальца. Пришлось успокоить:
   "Да не слушай ее, никуда тебя не посадят!"
   Паша прискорбно вздохнул. Чтобы мужика от мыслей нехороших отвлечь, самое лучшее из дома вытащить и чем-то занять. Я и предложил:
   "Вставай, пойдем погуляем."
   Паша послушно поднялся и как лунатик двинулся за мной на выход.
   "Смотри, не напейся!" - успела дать ценное указание супруга.
   Прогулялись мы недалеко - до Владимира, где застали его вместе с Ле­ней во дворе дома, возле банки с пивом. Нас тут же усадили рядом, обе­спечили стаканами. И пошел разговор, ко­нечно все о тех же прискорбных событиях сегодняшнего дня. Подумать о происшедшем время у ребят было, и меня интересовало, кого они убийцей считают сейчас, когда первые бурные эмоции позади и не мешают голове реально оценивать событие.
   Вначале узнал, что беспроволочный телеграф в партии работает отлич­но и ребята знают об отсутствии Веры и Валеры ночью там, где они дол­жны были спать. То-есть, что они ночь непонятно где провели. Я уди­вился:
   "Откуда знаете?"
   Теперь моей наивности удивился Владимир:
   "Да капитан твой (это он ввду имел Михаила, с которым я для них вроде приятеля) соседей Верки и Валерки пытал! А те их не видели и не слышали. Ну и растрепали по всей партии!"
   Вот народ у нам общительный! Наверное все знают, что и у Паши дома что-то искали. Как я полагал, не только кровь на диване и шмотках, но и орудие убийства, что-то круглое, длиннее, с конусной заточкой. Но об этом промолчал и у Владимира же поинтересовался:
   "И как теперь? Кто по твоему Славу убил?"
   Утром на этот вопрос он вопросом и ответил очень неуверенно - "Неу­жто Валера?" Сейчас в голосе чувствовалось убеждение:
   "Да Валерка, кто ж еще! Может и Верка ему помогала!"
   Вот так! Отвезли парочку в милицию, народ увидел - и все, убежден, что они преступники и есть! Ответу я конечно удивился: Валера и Вера коллеги наши, всегда были на виду, всегда вели себя очень прили­чно и никак даже в мелочах на преступников не тянули. Но тему эту раз­вивать не стал, поинтересовался у Лени:
   "А ты как думаешь?"
   Тот утренней убежденности не потерял:
   "Верка замочила! Если и не са­ма, то дело организовала она точно!"
   "А Валера?" - решил я уточнить.
   "Валерка пентюх и тряпка! Что она ему скажет, то он и сделает!"- в этом Леня прав, но общая неприязнь к женщинам из него прямо рвалась на свободу.
   Стало очевидным, что мою убежденность в непричастности к убийству Веры и Валеры никто из друзей не разделяет, как наверное и остальной партийский народ. Мнением Паши я и интересоваться не стал - мужик озабо­чен как бы самому в подозреваемые не попасть, потому трезво думать сей­час не в состоянии.
   Домой вернулся в сумерках. И жена, на минуту раньше там же появивша­яся, чуть-чуть обрадовала:
   "Вера из Мирного вернулась, отпустили под подписку о невыезде."
   "Слава богу, хоть ее!" - не мог скрыть удовлетворения,-
   "Надеюсь и Валера там долго не задержится!"
   Жена глянула на меня с удивлением:
   "Думаешь они к убийству отношения не имеют?"
   "В этом убежден!" - и вопрос задал - "А женщины в партии что думают?"
   Света ответила, но не сразу и как-то неуверенно:
   "Некоторые молчат, но большинство считает, что к убийству они причастны."
  
  
  
   Часть 4.
  
  
   Подозрительная находка в степи.
  
  
   Десятого мая нормальной работы не получилось. Утром в камералке появился оперативник, и наш начальник, Павел Петрович. предложил геологам никуда не отлучаться. Вдруг кто-то потребуется ему для беседы.
   Вскоре Михаил ее и начал, с подчиненными Славы. По очереди вызывал канавщиков, экскаваторщика, шофера. Часа за полтора нужное у них выяснил, и с приличной задержкой трудяги в поле все же отправились.
   А геологи и геофизики маялись в ожидании. Вид имели деловой, но мысли витали далеко от карт, накладок и прочих бумаг, лежащих перед каждым.На перекурах разговор вели о вчерашней трагедии, об ожидаемом приезде родственников сразу трех человек- Славы, Веры, Валеры. Предполагали, чем этот приезд может закончиться, не дай бог разборкой между ними.
   Вера в камералке появилась, но привычного смеха от нее никто не ус­лышал. Молча пришла, показалась, и молча ушла. Народ к ней отнесся сдерженно, плохого никто не сказал, но и хорошего тоже. Теперь, когда из милиции выпустили, убийцей ее не считали, но в какой-то мере виновной в случившемся были уверены.И только Татьяна, поймав меня в коридоре, отличное от остальных убеждение высказала вопросом:
   "Юрий Васильевич, неужели и вы Валеру и Веру в убийстве подозревае­те?"
   На что с удовлетворением заметил:
   "Никогда! И слава богу, что ты в это не веришь, наверное единственная из женщин!"
   Татьяна улыбнулась, и конечно не могла лишний раз не напомнить:
   "Вот, Юрий Васильевич, я всегда в вас верила и не зря люблю, пока без­ответно!"
   В нашей комнате Владимир и Леня что-то пытались делать, но по моему, в мыслях было одно: когда оперативник позовет, и о чем будет спрашивать. А Паша не скрывал беспокойства - крутился, вставал, садился, что-то перебирал руками, шаркал ногами. При этом отрешенно смотрел в стену напротив с выражением на лице полной обреченности. Так до обеда и про­сидели, очередь до нас у оперативника не дошла.
   Перекусив, я не стал задерживаться дома до конца перерыва, а побежал к месту вчерашней трагедии. Хотелось проверить одно предполо­жение: если убийство умышленное, то исполнитель должен предусмотреть бе­зопасные пути подхода и ухода с места преступления.А дом, где жил Слава, стоит на краю поселка и незаметно к нему ночью легко подойти по пустой степи со стороны Мирного, вдоль дороги, которая к нам из него и ведет. Не должен убийца с длинной и подозрительной железякой в руке таскаться по партии, где освещение ночью все же есть в виде редких фонарей на сто­лбах.
   Сейчас я в степь за страшным домом вышел и челноком, как сеттер на охоте, начал удаляться от него, внимательно все в траве и кустах осматривая. Надеялся, что орудие преступления где-то здесь могли бросить.
   Выискивал я непонятно что долго. Обеденный перерыв давно кончился, но я в камералку не спешил - работы сегодня все равно никакой, а к операти­внику для беседы расчитывал попасть последним. Возможно, что-то мне и расскажет, по приятельски.
   С пол километра отошел от поселка, ничего подозрительного не заме­тив. Начал ходить кругами, постепенно увеличивая радиус. Из посторонних предметов, то-есть появившихся в степи по воле человека, находил поломанные деревяшки, половинки кирпичей, ржавые гнутые арматурины, трубы. Но ничего похожего на тонкий, длинный, круглый и заточенный стер­жень в глаза не попадало. Неожиданно в траве заметил кусок серой мате­рии с непонятными пятнами на ней. Не выгоревшая тряпка и в степи? Подо­зрительно. Начал рассматривать ее внимательно. Возможно,кусок от ста­рой рубашки, видно что оторван от другого куска , в свое время аккуратно вырезанного острым предметом. Пятна - явно кровь, но не в каплях, а в мазках. Вроде как ее стирали с какого-то предмета.И стирали не так давно - кровь если и не свежая, то никак не древняя.Может здесь убийца орудие
преступления вытер и здесь же где-то бросил? Но тогда зачем кровь стирать? Что-то у меня не вязалось. На всякий случай тряпку аккуратно свернул, стараясь лишний раз не лапать - вдруг опечатки пальцев есть, положил в карман. Побегал вокруг в поисках чего-то длинного, тонкого, острого. Ничего не нашел. И пошагал к камералке, придумывая откуда могла появиться в спепи тряпка с кровью и имеет ли она от-
ношение к преступлению.Ничего толкового так и не придумал.
   Как и надеялся, поговорить с Михаилом удалось в самом конце рабочего дня, когда за ним из Мирного приехал милицейский Уазик. Все же мы прия­тели, и я позволил себе поинтересоваться:
   "Когда Валеру отпустите?"
   Михаил хмыкнул, улыбнулся:
   "Наверное скоро. Что-то не получается у меня. Алиби у него, конечно, нет, но и Фактов причастности к преступле­нию тоже."
   "А орудие убийства? Все, наверное, в партии облазил," - я спросил так, для проформы. Считал, что не нашел Михаил никаках "орудиев".
   "Ничего нe нашли,"- подтвердил он мою уверенность, - "Хорошо спрятал кто-то!"
   Я молча достал кусок материи со следами крови, ос-
   торожно развернул и положил на стол перед оперативником. Глаза у него моментально загорелись:
   "Где взял?"
   Пришлось рассказать, что делал только что в степи и где тряпку нашел. Затем пришлось ехать к месту находки, показывать Михаилу. Бла­го, машина милицейская оказалась под рукой. Оперативник и шофер, как в свое время и я, кругами побегали, но ничего конечно не нашли.После этого подвезли меня к камералке, высадили возле нее и умотали в Мирный, вместе с моей находкой.На прощание Михаил не то попросил, не то посоветовал:
   "Ты здесь бдительности не теряй, посматривай вокруг. Может что интере­сное и заметишь. Глаз у тебя - алмаз!"
  
  
  
   Пропажа у электроразведчиков.
  
   В мое отсутствие в партии появились родственники Славы: отец, мать, два молодых человека. Устроили их в гостинице. Родители, конечно, в слезах, вид - совершенно убитых горем. Они как зашли в отведенную комнату, так из нее и не выходили. Двое сопровождавших их парней быстро устроились и вышли, как говорят, к народу. Интересовались, что и как со Славой прои­зошло, кто это сидит в Мирном в милиции, кто женщина, из-за которой все случилось.
   Начальнику нашему, Павлу Петровичу, такие распросы очень не понравились. И со своей стороны он предпринял ответные действия: поручил Лене в паре с большущим мужиком из бурового цеха постоянно сопровождать любо­знательных приезжих и попытки любого конфликта с их стороны пресекать на корню. Леня был страшно недоволен поручением, что при случайной встре­че со мной и высказал:
   "Эта кукла (т.е. Вера.) считай человека убила, а я ее и охраняй, не дай задницу надрать!"
   Я возмутился:
   "Но ее выпустили, значит не виновата!"
   "Да уж конечно!" - для Лени этот факт не был убедительным, - "На Валер­ку убийство повесила, потому и выпустили!" - еще раз подтвердил убе­жденность в виновности Веры, и побежал догонять подопечных.
   А вечером ко мне зашел немного оживший Паша. Из разговора с оперативником он понял, что убийцей его не считают, но подозревать обязаны - алиби-то нет. А потому и взяли подписку о невыезде, на всякий случай. Сейчас у меня поинтересовался:
   "Вы завтра в поле едете?"
   Попасть туда край как нужно.Три дня бездельничали, и как я знал, послезавтра с утра тело Славы отдадут родственникам везти и хоронить по месту жительства родителей.Стало быть, придется ребятам нашим и в морг ехать - Славу в последний раз одевать, потом в гроб ложить, везти в пар­тию попрощаться с товарищами. И наверное, что-то вроде поминок будет. То-есть в этот день поле отпадает и завтра попасть туда нужно обязатель­но. Но Пашин вопрос меня удивил:
   "А ты сам? Что, не едешь?"
   Теперь он захлопал глазами:"Так у меня подписка о невыезде!"
   Не засмеяться я не мог: ну Паша, ну надо же все понимать так прямоли­нейно! Пришлось просвятить:
   "Ничего, в поле можно и с подпиской! Сам знаешь, что для проформы она, чтобы на Михаила начальство бочку не катило!"
   Паша обрадовался:"Если так считаешь, то и я с вами пое­ду!" - ответил с воодушевлением. На мгновение замер и уже серьезно, как заговорщик, посвятил меня в большую тайну: "Он и знать не будет!"
   Вдвоем прошли к Владимиру, предупредили и его, что завтра поле. И разош­лись по домам к нему готовиться.
   Утром, когда в камералке собирали нужные для работы причиндалы, Игорь Георгиевия заглянул в комнату и попросил меня зайти к нему. Сразу и пошел, зная что на ерунду отвлекать от дела главный геолог не будет.
   Шеф мой непривычно серьезен и озабочен. И делами не по работе.Сложную гамму переполняющих его чувств - грусти, переживаний, вины - я ощущаю безошибочно. Он это замечает, и вместо обычного приветствия говорит о том, что его в такое состояние привело:
   "Вчера родители Славы заходили," - глянул мне в лицо, махнул рукой и глаза опустил, - " сплошные слезы. И Валентина (это его жена) плакала, и сам еле от слез удержался."
   Зная невероятную порядочность своего руководителя, обостренное чувство ответственности за все и всех по жизни и работе,нисколько его сетованиям не удивился. Ну не такой человек "толстокожий", как я, и скрыть переживаний не может! По опыту общения знал, что Игоря Георгиевича успокоить невозможно. Но что-то отвечать нужно и сказал
первое, пришедшее в голову:
   "Представляю, о чем вы говорили. Я на такое не способен, не умею людей успокаивать, смотреть им в глаза, когда знаешь, что все - пустые слова."
   "Сам не представляю, как вынес," - Игорь Георгиевич сделал вид, что мысли неприятные из головы прогнал, и чуть бодрее предложил - "Ладно, давай о работе. Валера сидит в милиции, а он у тебя на учас­тке электроразведку вел. Надеюсь, что его выпустят, но пока вместо не­го будет Сергей. Я его в курс дела ввел, еще вчера. Сегодня с бригадой в поле едет, вместе с вами. Так что не забудь их в машину посадить и домой забрать. Но главное - на местности Сергея соориентируй. Объясни и покажи колышки разбитой сети - профиля и пикеты. И хорошо бы навес­тить разочек в середине дня, посмотреть, как у него получается."
   "Без проблем, все сделаем!" - ответил, как и положено.
   "Тогда вперед!" - Игорь Георгиевич напутствовал уже с улыбкой.
   На участке я первыми высадил геологов, потом подвез к неширокой доли­нке между сопок электроразведчиков, пять человек, и детально объяснил их начальнику Сереже ситуацию на месте.Убедился, что он все понял, и пешечком пошагал делать свою работу.Машина осталась при электроразве­дчиках, перевозить при необходимости аккумуляторы, железяки заземления, кувалды, мотки провода и прочее.
   Половину рабочего дня я бегал по сопкам с фотопланом, разбираясь в геологии. Пришла пора перекусить, а заодно посмотреть,как там Сережа справляется с новыми для него обязанностями.
   Вскоре я подходил к машине, надеясь застать электроразведчиков за обедом - время для него как раз. Но в машине жевал только шофер; остальные на профиле выполняли обычные действия: перетаскивали заземления и провода, на нужных местах загоняли штыри заземлений в зе­млю, после чего Сергей снимал замеры с прибора.В общем, шла работа, и пока я перекусывал вместе с шофером, никто к нам не подошел.
   "Что-то они долго на обед не идут," - заметил я,кивнув в сторону трудяг.
   "И не придут," - услышал в ответ, -"рубали часа полтора назад."
   Пришлось удивиться: "А почему рано так?"
   "Потеряли что-то. Искали долго, ругались, потом у меня монтиров­ку забрали," - объяснил щофер, - "К монтировке провод прикрутили, не знаю для чего. Потом тормозки прикончили и пошли дело делать."
   Пришлось мне на профиль идти, узнавать что случилось и как дела.
   "Ничего особенного," - Сережа явно не в духе, - "Заземления одного не оказалось. Спер кто-то, а мы, когда в машину грузились, не заметили. Хорошо у шофера монтировка была, ее использовали вместо электрода. Не­удобно конечно в землю забивать, но не сидеть же без дела!"
   Молодец Сережа! Конечно, лучше пропажу заметить в партии,но все же выход из положения нашел. Не стал его отвлекать от работы, в остальном все было в порядке - и ушел, вернее шофер на машине к нуж-
ному месту меня подбросил.
   День пролетел быстро. Так всегда, если по работе все получается ле­гко. Для меня как геолога главное - разобраться в породах, слагающих участок, найти для каждой индивидуальные, только ей присущие визуаль­но наблюдаемые признаки. А если сказать проще - никогда их не путать.И тогда дело идет, в основном работают ноги: больше бегаешь, быстрее друг от друга отличимые породы прослеживаешь. Только успевай фотоплан с местностью сличать, нужные обнажения к нему безошибочно привязывать, да все увиденное карандашиком зарисовывать. Сегодня у меня именно такой день, когда голове сильно и напрягаться не приходилось. Ну а ноги, пока с участка до партии ехали, успели отдохнуть.
   Возле камералки геологи и радиометристы из машины вылезли, и она за­рулила к керноразбсрочной, куда на ночь сгружалось громоздкое оборудо­вание электроразведчиков, и где оборудована комната для подзарядки ак­кумуляторов.
   В камералке встретил непривычно веселый Леня. Сегодня в поле его не пустил Павел Петрович, приглядывать как и вчера за родственниками Славы он считал более важным делом. Но за наше отсутствие что-то произошло, раз Леня сидит на рабочем месте, да еще и веселый. Интересуюсь:
   "Почему не на боевом посту? Ты же сегодня вроде телохранителя."
   Леня смеется:
   "Надобность пасти отпала! При мне родственники Славы с Веркой встретились и поговорили."
   "И что из этого получилось?"
   "Нормально все, к бабе претензий они не имеют." - обвел нас взглядом человека, отлично выполнившего служебный долг, и с удовольствием донес мнение приезжих о женщине - "Правда,потом они Верку стервой назвали!"
   Леню выслушали и молча начали выгружать из сумок и рюкзаков привезе­нные образцы пород, а чуть позже - поднимать тушью карандашные зарисо­вки на фотопланах. Веселый друг наш недолго помолчал, потом решил поде­литься последними новостями:
   "Веркины родители приехали. Остановились у ее подружки, Наташи. И Ве­рка там же обитает. А Валеркины родители сегодня вечером приезжают, На­ташка недавно побежала убраться в его доме. Бардак там сами знаете ка­кой."
   "А Вера, что, не могла свою хату прибрать? " - встрял в разговор Владимир - "Все же дом почти родной, да и Валерка пока муж законный!"
   "Многовато хочешь от стервы!" - не побоялся Леня так оценить несчастную женщину, и только после этого затронул тему другую: "В поле завтра убежать не мечтайте. С утра поедем Славу из морга забирать, потом всякие мероприятия траур­ные. А вечером поминки. Все Павел Петрович расписал и мне поручил об этом вас предупредить."
   Полевики повздыхали, представив что у них впереди, но молча.Не впервой в партии траурные мероприятия, и самую неприятную,но необходимую работу приходится выполнять нам, мужикам зрелым и смерть близких уже повидавшим.
   Закончив дела, ребята засобирались разбежаться по домам, а я пошел к Игорю Георгиевичу.Утром он просил проконтролировать электроразведчиков, и сейчас я собрался доложить, что это сделал и бригада работала нормально. Если не считать потери одного заземления, вместо которого пришлось ис­пользовать шоферскую монтировку. Игорь Георгиевич меня выслушал, кивнул головой:
   "Для первого дня нормально. Думаю, пойдет дело у Сергея. Парень соображающий, вон как монтировку догадался к делу пристроить," - и дальше подтвердил то, что Леня обещал на завтрешний день, - "В поле не собирайтесь, Со Славой будем прощаться."
   И на этой грустной ноте мы расстались.
  
  
   Важные улики.
  
   Вечером я рыхлил землю в огороде, где пробивались на свет ростки огурцов. Отсюда не было видно, что происходит на крыльце и возле него, но услышал, как кто-то пришел. Причем по звуку шагов определенно женщина, но не жена. Решил, что ее подружка, в гости, и даже не поднялся посмотреть кто. Ковырялся в земле, пока меня не позвали. Вымыл руки, прошел в дом и за столом увидел Наташу. Жена кивнула на нее:
   "К тебе пришла, послушай что говорит."
   Я улыбнулся: "Меня в дела женские втянуть хотите?"
   Наташа в ответ не улыбнулась и ответила серьезно:
   "Нет, Юрий Васильевич! Женские дела вас точно мало трогают. Здесь другое: я в комнате у Валеры убиралась, и совсем случайно во дворе шту­ковину железную нашла, в тряпку завернутую," - и замолчала, продолжая смот­реть мне в лицо.
   "И что за штука?" - нарушил я затянувшуюся паузу.
   "Прут, а на нем есть кровь. И на тряпке тоже есть."
   Неужели орудие недавнего убийства?- мелькнула мысль. Но ее сразу же из сознания вытеснила другая: не мог Валера убить. Ну не мог, и все. Счи­тайте это убеждение чем угодно - телепатией, предвидением, подсказан­ным свыше, но убежденность мою в невиновности Валеры мог разрушить то­лько он сам, собственным признанием.
   Чтобы там ни было, а окровавленная железка в доме официально подозреваемого в убийстве значила многое, может быть и очень важное. Конечно, оставить без внимания услышенное я не мог, и тут же, стараясь скрыть любопытство показной серьезностью, предложил:
   "Пойдем, покажешь," - и поинтересовался, - "Надеюсь, руками ее не лапала?"
   "Нет," - ответила женщина вставая, - "только дотронулась, кровь увидела и сразу положила назад."
   "А мне с вами можно?" - жена тоже хотела приключений. Обернулся к ней - непередаваемое любопытство излучалось казалось всем: выражением лица, взглядом, на мгновение застывшими в умоляющих жестах руках и даже но­гах. Отказать не мог, но предупредил:
   "Только никому не болтать!"
   Жена с облегчением вздохнула и молча поспешила за нами. С женщинами быстро не побежишь, и я сознательно уменьшал шаг,стараясь не выскакивать вперед и не превращаться в лидера гонки. Так молча дошагали до строения, где недавно жила молодая супружеская пара, из-за которой партия больше десяти дней стоит, как говори­тся, "на ушах".
   Перед входом в нужную половину дома - небольшой огородик за низеньким штакетником.Видно, что землю копать начали, да так и не кон­чили. Понятно, не до огорода Валере было.
   За калиткой Наташа направилась в дальний угол дворика, где я заметил яму для слива, куда попадает вода после мытья полов, посуды, душа, и откуда она быстро уходит в суглинок без остатка.
   Вот к такому отстойнику мы сейчас подошли, и я увидел, что яма неглубокая и не­большая, сверху прикрыта двумя сбитыми досками с вырезанной в середине дырой. В нее все и выливается. А перед ямой на земле уложены три коро­тких доски. Если понадобится, поставить ведро или еще что на них, а не на землю.
   Я подумал, что железку Наташа обнаружила в самой яме, но тут же в этом усомнился: оперативник-то все облазил, не мог он туда не заглянуть. А Наташа, подойдя к лежащим на земле доскам, остановилась и по­казала рукой на среднюю:
   "Под ней все лежит!"
   Я присел на корточки, внимательно осмотрел доски, потрогал их рукой. Две крайние явно не поднимались - лежат плотно, в земле утоплены до самого верха. Средняя из земли немного выступает, может быть и потревожена. Ее я слегка пошатал - да, немного есть свободного хода, вро­де как лежит на камушке. Обернулся к женщинам, на их глазах пошатал ее сильнее:
   "Так было?"
   Обе с таким любопытством на меня смотрели, что не улыбнуться я не мог. Они это заметили, мгновенно вид приняли серьезный, и Наташа ответила:
   "Не совсем. Она лежала плотно, но этот вот край, ближний, нем­ного выступал. Я за него босоножкой зацепилась и доску перевернула. Хо­рошо не упала,смогла удержаться."
   Я подцепил доску рукой, как за нее могла зацепиться Наташа, и пе­ревернул, вернее перекантовал на соседнюю, обнажив скрываемое под ней пространство.И не поверил глазам: на земле, вдавленный в нее, лежал электроразведочный электрод! Один такой я только вчера видел в поле, а по по­воду пропажи другого ругался Сергей, новый руководитель бригады элект­роразведчиков!
   Что это электрод, я не ошибался. Тот же утолщенный и обмотанный изо­лентой один конец - вроде ручки, за которую удобно из земли выдер­гивать; тот же заострённый другой конец, который е землю забивают, и та же подножка в виде приваренного под прямым углом отрезка арматуры, чтобы нОгой загонять электрод в землю. И даже короткий обрывок при­мотанного к нему электропровода.
   Этот ли пропал у электроразведчиков или не этот - я конечно уверен не был. Но узнать не сложно: тот из рабочих, кто забивал его в землю, по приметам опознает без труда. Длина железки с метр, и понятно, что убить ею человека легко, особенно спящего. Прямо идеальное оружие, ос­трое и с удобной ручкой.
   Но еще больше меня удивила тряпка, в которую часть электрода была замотана. Приглядевшись повнимательнее, заметил вначале на ней, а по­том и на заостренном конце железки мазки крови. Вспомнил свою находку в степи, когда искал там орудие убийства - тоже тряпка и тоже с кровью. И очень похожа на эту, что сейчас передо мной.
   Хотелось перевернуть остальные доски, вдруг и под ними что-то лежит. Но все же этого не сделал, оставил для работников милиции. А мне и уже увиденного хватало хорошенько подумать.
   Орудие убийства и в доме подозреваемого в преступлении - факт серье­зный. А если и отпечатки пальцев сохранились - не дай бог Валеры - то все, убийство на него повесят точно. Хотя теоретически отпечатки на эле­ктроде могут быть, он же в его руках бывал неоднократно.С другой сторо­ны, убийца мог их и стереть. Нельзя длинный предмет нести к месту пре­ступления двумя пальчиками на весу - прятать его приходилось, чтобы та­кую рогозину лишний никто не заметил.Может быть, чем-то и обматывать пришлось, возможно той тряпкой, что сейчас с кровью.И совсем непонятно, зачем его домой нужно было нести. А если моя находка в степи - кусок ма­терии и тоже с кровью - имеет отношение к убийству, возникает вопрос: за­чем орудие убийства нести вначале в степь, с него часть крови стереть, и только после этого вернуть в партию и спрятать возле дома? Или в степь только тряпку с мазками крови унесли к выбросили подальше от места прес­тупления? И зачем это? Что-то у меня ничего не сходилось.
   Подумать можно попозже, а сейчас пора действовать - позвонить Михаилу, сообщить о находке. Я поднялся, посмотрел на заинтригованных женщин и приказал обеим:
   "Будете здесь, пока не вернусь. Никуда ни шагу и никого сюда не пус­кать; ничего не показывать, ни о чем не говорить. Вернусь скоро."
   "А сам куда?" - жена не могла отмолчаться.
   "Позвоню в милицию," -ответил, уже шагая на выход к калитке.
   Сейчас камералка закрыта, и я побежал в гараж, где обычно на входе в комнате диспетчера обитал сторож.Позвонил в милицию - Михаила нет, ушел домой. Позвонил на квартиру, слава богу, телефон помню с прошлого года - Михаил трубку взял.Поздоровались, и задаю вопрос, к сегоднешней на­ходке отношения не имеющий:
   "Если можно, скажи, когда парня (т.е. Валеру) выпустить думаешь?"
   Услышал, как Михаил ухмыльнулся , потом чуть помедлил и вопросом же ответил:
   "Так и уверен, что он невиновен?"
   "Пока да!"- подтвердил я.
   "Тогда завтра к обеду ждите," - ответил и сразу поинтересовался: "А почему это - "пока?"
   Я вздохнул,понимая что после моего сообщения Валеру завтра точно из милиции не отпустят:
   "Пока - потому что нашлось орудие убийства."
   "Где?" - Михаил отреагировал мгновенно,
   "То-то и оно, что возле дома парня. Так что давай, времени не теряй, пока все цело и не заляпано."
   "Проследи за всем, сейчас буду." - по голосу понятно, что адреналина у Михаила в крови я добавил.
   Вернулся к ожидавшим меня женщинам.
   "Тебе нужно остаться," - предупредил Наташу, и она согласно кивнула головой. "А тебе," - повернулся к жене, - "лучше уйти, если не хочешь с милицией разбираться."
   Жена недовольно поморщилась, но протестовать не стала, да и На­таша ей пообещала:
   "Не переживай. Я тебе потом все расскажу."
   "Конечно расскажешь," - ответила ей с обидой, и тут же дала мне "убийственную" характеристику: "Из мужа клещами лишнего слова не вытянешь!"
   Милицейский Уазик подъехал минут через двадцать. Вылезли трое: шофер, Михаил и мужчина с чемоданчиком в руках. Ну а дальше понятно: еще раз все вместе осмотрели место находки и сам предмет, Наташа повторила рас­сказ, почему она возле дома очутилась и как нашла железяку, кое-что ска­зал и я. После этого Михаил и Наташа зашли в дом зафиксировать услышан­ное на бумаге, мужчина с чемоданчиком занялся изучением места находки и самого предмета.Он все зафотографировал и пытался найти отпечатки па­льцев, а я с первым моментально появившимся зевакой выступали в роли понятых.
   Часа через полтора необходимые действия работники милиции завершили. Наташу Михаил отпустил, его помощник найденный предмет осторожно упаковал в полиэтиленовую пленку.
   "Поедешь с нами," - оперативник кивнул мне, и все начали устраивать­ся в Уазике. Отъехали метров триста и шофер получил команду: "Стой, заглуши мотор." С переднего сиденья Михаил обернулся назад:
   "В обшем, так, Юра. Сам понимаешь - парня вашего завтра не ждите, после этого" - кивнул на упакованный электрод в руках помощника, -"никто его не отпустит. Улика - объяснять не надо, сам понимаешь".
   Подобное я ожидал, потому не удивился. И кое-что успел обдумать, пока по необходимости возле находки крутился. Причем подозрения определенные появились. О них промолчать не мог:
   "Улика конечно железная," - начал, глядя Михаилу в лицо, - "но поче­му вы эту железку раньше не нашли? Ведь все и в яме, и вокруг облази­ли!"
   Михаил отвернулся, уселся на сиденьи нормально, пожал плечами:
   "Ну не нашли, что теперь? Хорошо спрятана была. Такое случается."
   "А тряпка, которую я из степи принес? Она же точно от той, в кото­рую электрод завернут. И тоже с кровью. И как она в степи очутилась?"
   Михаил снова обернулся ко мне:
   "Да просто! Ветром унесло, или соба­ки утащили. Что, не может такого быть?"
   "Может," - согласился , - "только не верю. Во-первых, ветра эти дни не было, а во-вторых, собаки из степи что-то в партию могут принести, а наоборот - не бывает!"
   Михаил хмыкнул и снова отвернулся, уселся нормально. А я продолжил:
   "Такое впечатление, что раньше вы этот прут и найти не могли. Не бы­ло его там, подложили позже, и сознательно!" - кивнул на помощника Ми­хаила.- "И отпечатки пальцев на железке, вот увидите, будут Наташины, и ничьи более!"
   Михаил помолчал, вздохнул и сомнения мои в некоторой мере подтвердил;
   "Конечно, ясности полной нет. И предположения твои обоснованы." Обе­рнулся ко мне еще раз, теперь с улыбкой: "Будем проверять, не пережи­вай. А парень еще посидит, отпустить сейчас невозможно"
   Поняв, что словами этими я удовлетворен, Михаил подсластил их боль­ше: "А тебе спасибо за все! Хотя что говорю-ты же наш почти штатный сотрудник!" Это он вспомнил совместную работу,когда искали похищенную руду в прошлом году.
   Я понял, что из машины можно вылезать, и спрыгнув на землю, вместо положенного "пока, до встречи" -выдал другое:
   "Не забудьте жене парня тряпку показать, может и опознает!"
   "А как же!" - Михаил засмеялся. "И не только ей покажем, потому как может и не опознать, у самой кое-что в пушку!" И они рванули в Ми­рный .
   Следующий день не хочется и вспоминать. Что можно ждать от похорон, да еще молодого пария, жизнь только начавшего? Естественно ничего хо­рошего, кроме стресса у всех. Причем негативные эмоции накапливались и накапливались в первую очередь у членов похоронной команды, куда я конечно попал.К обеду нетерпелось снять нервное напряжение выпивкой, что мы и поспешили сделать на поминках.Народа на них пришло много, по­чти вся партия. Наконец все закончилось, специально выделенная машина с родственниками покойного и гробом с телом из партии выехала.
  
  
   Часть 5.
  
   Кандидаты в подозреваемых.
  
  
   Несколько дней быстро пролетели в работе. Конечно, трагическое собы­тие у всех в памяти оставалось, и практически не закончилось. Ва­лера-то в милиции, да и Вера не в лучшем виде.Об их приехавших родите­лях и не говорю - сплошные переживания и слезы. Слава богу, общаться с ними мне не пришлось, чего не скажешь о первых руководителях партии, Павле Петровиче и Игоре Георгиевиче.
   Навязчивое у меня желание провести собственное расследование крепло, а убеждение, что орудие убийства подб-
   росили в нужное место позднее и сознательно, это желание трансформиро­вало в прямое намерение приступить к делу.
   Михаил тоже не спал - несколько раз приезжал в партию, бе­седовал с нужными людьми. Встретил я его один раз и в некоторой мере удовлетворил любопытство: кровь на электроде и тряпках точно Славы, а отпечатки пальцев только Наташи - оставила их, когда железку всего один раз подняла. Оба куска материи с пятнами крови хорошо совмещаются по линии отрыва,в целом представляют вырезанную ножницами часть старой рубашки, со стороны спины. А Вера как знакомую вещь тряпки не опознала - такого цвета рубашку у своего мужа она не помнила. И орудие убийства оказалось пропавшим у электроразведчиков электродом - рабочие его опо­знали и объяснили по каким приметам.Вот только украсть его было легко, потому что после работы, как вещи малоценные, электроды и мотки прово­да на ночь оставлялись в не запиравшейся прихожей керноразбсрочной, а не заносились в само здание под замок.
   Все от Михаила услышанное ни виновности Валеры, ни его непричастнос­ти к убийству не подтверждали.То-есть, официальное расследование топ­талось на месте. Если, конечно, Михаил от меня что-то не скрывал.
   А Валера все еще в милиции, и я представляю в каком состоянии. Ско­ро положенный по закону максимальный срок временного задержания закон­чится, и повезут парня в тюрьму, в камеру предварительного заключения. Вот житуха!
   Больше сидеть сложа руки я не мог. На следующий день в поле выбрал время и навестил двух канавщиков, под предлогом проверки качества работы, А заодно с мужиками поговорил по душам: что они думают о бывшем нача­льнике и трагедии, с ним происшедшей.
   Как и предполагал, в виновности Валеры они не сомневались, хотя особо не осуждали: ревность и не на такое мужиков толкает. А Славу уважали. Толковый парень, работяг понимавший и не жадный. Никому прогулов по слу­чаю пьянок не ставил, а наряды закрывал по божески. В общем, свой в доску.
   Уважать можно и со змеей за пазухой, и я начал осторожно выведывать, как персонально каждый из коллег-рабочих к Славе относился, что говорил в его отсутствии, "за глаза". Не услышал ничего интересного. Между са­мими работягами - да, иногда трения возникали. Потому что вроде все вкалывали одинаково, а кубов выбрасывали количество разное - каждая канава проходится в отличных условиях, одна легче, другая сложнее, а третья - вообще без мата не обойдется.Вот эти третьи конечно недовольны и претензии свои высказывали и друг другу, и Славе. Хотя понимали, что здесь как в лотерее: повезло - попала канава легкая, не повезло - ну что делать, повезет в другой раз. И Слава вообще не при чем, канавы то задавали геологи.
   Самым "невезучим" из канавщиков оказался самый молодой из них - Петро, парень 25-27 лет, приехавший специально за "деньгами". Но кроме невезе­ния, по мнению собеседников , был с ленцой, любил полежать, курил по­чаще и перекуры делал подлиннее.
   Я этого Петра на заметку в памяти отложил - присмотрюсь к нему повни­мательней. И поинтересовался отношениями Славы с шофером и экскаватор­щиком, тоже его бывшими подчиненными.
   Ничего нового не услышал. Нормальные были отношения. Экскаваторщик,по их словам, вообще мужиК доброты немеренной. И на вопрос почему так считают - помялись, похмыкали и прямого ответа не дали. Хороший мужик, и все. По жизни. Но я не удовлетворился такой характеристикой и продо-
лжал мужиков вопросами терзать, пока о причине "любви" к товарищу не узнал. Оказалось просто: при возможности, экскаваторщик канавщикам помогал, то-есть заданные им канавы начинал с поверхности проходить своим агрегатом, с ковшем емкостью чуть ли не куб. метр. А дальше они их
углубляли вручную, кайлом и лопатой.
   Ну и кто от такой помощи откажется? Только ненормальный. Слава, коне­чно про эти фокусы знал, но закрывал глаза. Можно сказать, что и геоло­ги не были в неведении, но тоже с начальством на эту тему не распрост­ранялись, считая, что по тяжести работы канавщикам нужно платить в два раза больше, чем те получали.
   А вот к шоферу горного цеха, приятелю Славы, особого уважения от работяг я не почувствовал. То-есть, средний мужик,рядовой.И хуже того - жадноватый. Потому как литр бензина для пускача экскаватора не даст, по-
ка Слава ему не прикажет. А втихаря от него мог и двадцать литров в канистру слить, для себя, а может и на продажу. В общем,деньги любит и просто так ничего не делает.Но со Славой они были приятелями,это мне канавщики подтвердили.
   Ушел от мужиков с убеждением, что время потратил впустую.Ничего для меня не прояснилось, и никаких потенциальных врагов у Славы среди его
подчиненных не вырисовывалось.На заметку все же двух человек взял:Петра, самого "невезучего" канавщика, и шофера, как человека с повышенной страстью к деньгам и способного к поступкам вроде мелкого воровства бензина втихаря от начальника. Но это было просто от безнадеги.
   Дальше бегал по сопкам с фотопланом, разбираясь в геологии и о ней только думая. На постороннее головы сейчас не хватало. И так до конца рабочего дня. А по дороге домой старые мысли вернулись и покоя не давали. И что делать дальше? С кем говорить и что пытаться выяснить? Понятно, с рабочими-электроразведчиками пообщаться придется. Злосчаст­ный электрод, которым Славу убили, проходил через их руки, возможно кто-то посторонний интерес к нему проявлял и раньше.Хотя особо надеять­ся не на что, Михаил определенно все возможное у ребят вытянул.Но если чей-то интерес к электроду и выяснял, то конкретного человека пока у не­го не появилось. По крайней мере о таком при мне не упоминал, хотя до­лжен был это сделать. А если подозрительного человека Михаил не вы­явил, то и мне электроразведчики ничего нового не скажут. Здесь остает­ся одно - попытаться установить не тех, кого злосчастный электрод ин­тересовал, а с кем пересекался в поле и в самой партии как бы случай­но. Но достаточно, что бы понять возможность его использования как ору­дия убийства. То-есть, преступник видел электрод не один раз и не мель­ком. А следовательно, это человек из нашего партийского коллектива. Стало быть, самая безнадежная для меня версия, что Слава что-то натво­рил в Мирном и убийца оттуда - отпадает. В партии надо его искать, и нигде более.
   Вечером, когда домашние повседневные дела жена закончила и устрои­лась возле телевизора, я к ней подкатился:
   "Света, не знаешь, были у Славы в партии любовницы из женщин замужних?"
   Жена ответила не без возмущения:
   "Ну да, у меня можно выспрашивать, что мужикам и знать не положено, а как мне, так лишнего слова не скажешь!"
   Пришлось оправдываться:
   "Да что говорить? Нечего! И так все всё зна­ют, а ты больше других - ходила со мной, когда электрод Наташа нашла!"
   "Ну и ходила, что из того!. Только там просто железка была, а сейчас у меня о любовном интересуешься, что в сто раз важнее!"
   Пришлось потрудиться, и конечно в итоге она сдалась и все, что о лю­бовных похождениях Славы знала от подруг, выложила. Правда, без какой-либо для меня пользы, потому что о замужней женщине, как объекте домо­гательств со стороны бывшего горного мастера, ничего не знала.
   Жену я поблагодарил, но решил поговорить на эту тему с Татьяной. Отношенмя у меня с этой красоткой таковы, что скрывать точно ничего не будет. А са­мое важное - постарше моей жены, поопытнее. И как женщина в любовных делах раскованная, любовников имеющая, наверняка знает о романтических похождениях других дам. Как члены некого клуба по "любовным" интересам, должны же они между собой делиться победами? Но Татьяна документировала керн скважин, рабочий день проводила в керноразбооочной. Пришлось ра­зговор с ней отложить на послезавтра - день очередной камералки, для которой и я, и мои ребята уже созревали.
   Утром в кабину посадил Владимира, сам устроился в салоне машины, по­ближе к бригаде электроразведчиков. Это вчерашние школьники, два пар­ня и три девушки. По тому, как расселись в салоне, сразу понятно кто с кем дружит и до какой черты дошли отношения. Две пары меня радова­ли полной совместимостью и раскованностью, а одну девушку, оставшуюся без друга, вначале пожалел. Пока не заметил, что Сережа, новый руководитель бригады, на нее посматривает заинтересованно.
   Понятно, что никому из ребят уносить злосчастный электрод и тем более превращать его в орудие убийства оснований не было. Да и не смогли они этого сделать, просто по своей молодости, неопытности и пока неиспорченности.Начал расспрашивать: кто, откуда, почему в партию приехали. Типичные молодые романтики. По опыту знаю, что ее, этой романтики, обычно хва­тает на один полевой сезон, и на второй редко кто возвращается. Хотя есть и такие, чаще девушки - переходят из разряда рабочих сезонных в работников постоянных геологического цеха, как жены наших техников, а иногда и инженеров.
   По дороге на участок о пропавшем электроде и интересе к нему кого бы ни было со стороны я говорить не стал, слишком много народа сидело лишнего. Дождался, когда электроразведчиков привезли на место, и вме­сте с ними выгрузился из машины. Здесь и отвлек их от дел минут на двадцать. Как только об электроде заикнулся, все в один голос: да мы менту все уже рассказывали, замучил вопросами! Я успокоил: повто­рять не надо, мне другое - кто к ним приходил в поле при работе прос­то поболтать, или перекусить; или в машину садился подъехать. Девчата и ребята повспоминали, поспорили, кое о чем рассказали. И подозрительными для меня из услышенного были три случая.
   Первый. Петро, самый невезучий канавщик, приходил к ним на профиль. Немного прошелся, посмотрел как и чем молодежь занимаются, и попросился у Вале­ры в бригаду. Надоело мол, копать канавы. Валера конечно отказал - у него в бригаде полный комплект, да и к молодым ребятам и девчатам доба­влять взрослого мужика с образованнее в пять классов совсем ни к чему.
   Второй. Однажды с поля возвращались вместе с буровиками в их машине-вахтовке. Один из мужиков подходил к загруженным в машину моткам прово­да, электродам. Потом сел рядом и что-то в них рассматривал. Но все мол­ча. Я приметы буровика расспросил, сразу же представил кем он мог быть; наметил для себя в свое время им заняться.
   Третий. Однажды у Славы в середине рабочего дня попросили машину гор­ного цеха перевезти оборудование на другой конец участка. Шофер возму­тился: "Не его это дело, электриков возлить!" Но Слава приказал, приш­лось ехать. А на месте злой шофер вдруг вздумал помогать - вылез из ка­бины и перенес в салон моток провода вместе с присоединенным к нему электродом. Но сделал это молча, и вроде ничего заинтересованно не рассмат­ривал .
   И еще. Специально узнал, что про эти три случая молодежь оперативнику не говорила, потому что так вот, как я, он и не спрашивал.
   Разговор с электроразведчиками я вспоминал в течении дня несколько раз, пока бегал в одиночестве по сопкам и зарисовывал на фотоплане все,что замечал под ногами и вокруг. И недавняя беседа с рабочими канавщиками
каждый раз в памяти всплывала, потому что и в ней имя "невезучего" Петра, и шофера машины горной службы упоминались с налетом некоего негатива. Но если этот негатив в первом случае только теоретически мог иметь
отношение к Славе, то из сегодняшнего разговора можно было предположить возможный интерес этих же лиц к электроразведочному оборудованию,а стало быть, и к злополучному электроду.
   Конечно, пока все у меня на уровне до-
мыслов и предположений, никаких фактов даже косвенных. Но рейтинги" невезучего" Петра, и шофера как лиц, к трагическому событию имеющих отношение, у меня удвоился. Да еще и третий человек появился - буровик, прав-
да пока только оборудованием электроразведки заинтересованный.Теперь нужно узнать, мог ли он как-то столкнуться со Славой.
   Фамилию, имя и отчество подозрительнего буровика я установил в этот же день. Когда с поля вернулись в партию, зашел к начальнику бурового цеха и он по описанию сразу подчиненного назвал: Бурков Трофим Сергеевич,
помощник бурового мастера. И поинтересовался, что он у меня натворил. Пришлось соврать и успокоить: ничего, просто неудобно здороваться с человеком, не зная его имени.
   На следующий день, в пятницу, всей группой устроили камеральный день. За неделю набегались, насмотрелись, и пора пришла увиденное обдумать, ценное выделить и закрепить на фотопланах. Ребята устроились на своих местах за столами, а я пошел в керноразборочную, надеясь застать там Татьяну. Еще издали улыбается и поднимается навстречу:
   "Здравствуйте Юрий Васильевич! Наконец-то решили навестить, нас пора­довать, и тоску разогнать!"
   В помещении кроме Татьяны еще две женщины. От дел оторвались,обернулись в мою сторону.
   "Какая тоска у вас может быть, молодых и красивых?" - с улыбкой разговор я поддержал.
   "Не скажите!" - возразила Татьяна, - "Если я вас утром не увижу - у меня из рук весь день все валится!"
   "Вы хотя бы на пять минут к нам забегайте!" - поддержала ее одна из присутствующих.
   "Начну исправляться," - пообещал всем, и уже для Татьяны: "Прямо с те­бя и начну! Поговорить надо, посекретничать. Может прогуляемся, минут пятнадцать?"
   "Счастью своему не верю!" -Татьяна тут же подцепила меня под ручку, оглянулась нз женщин с выражением на лице полного превосходства,и потащила на выход. Пришлось метров двадцать до ближайшей скамейки возле "Места для курения" пройти. Присели.
   "И о чем говорить будем?" - поинтересовалась женщина, - "Надеюсь о приятном?"
   "Это как посмотреть," - я не был уверен, что тема разговора Татьяне понравится, - "но любовь присутствовать будет точно."
   И видя, что слушать уже готова, начал:
   "Дело щекотливое, но узнать мне нужно точно. Пробовал с женой говорить - бесполезно. Одна ты можешь помочь."
   "Ради бога, не тяни, как кота за хвост!" - Татьяну я заинтриговал определенно. Перешел к делу:
   "Мне нужно знать, была ли у Славы любовница в партии, нз замужних же­нщин. Кроме Веры, конечно."
   "Ну и желание у тебя!" - удивленно начала, и уверенно продолжила, - "Это такое дело, что никто вокруг знать не должен! И даже предполагать!
   "Танечка, очень нужно! Не хочешь же ты, чтобы невинный мужик в тюрь­му сел!"
   "Не хочу конечно!" - ответила, и задумалась.Я тоже молчал. Так вот и сидели с минуту, глядя под ноги. Потом Тать­яна все же решилась:
   "Надеюсь, между нами и останется."
   Я тут же кивнул головой, подтверждая согласие.
   "Был у Славы роман, с Валентиной Горюновой. Недавно совсем, после нового года. Но быстро кончился."
   Женшина эта была женой бурового мастера, парня видного. В такое я сразу поверить не мог, и решил уточнить:
   "Откуда знаешь?"
   Татьяна посмотрела мне в лицо:
   "Валентина и рассказала. Сам знаешь, что мы подруги, кое-чем о личном делимся."
   "О делах любовных?" - я улыбнулся.
   "О них, радость моя!" - потрепала мне волосы, - "Только если проболтаешься - все, останется покончить жизнь самоубийством!"
   "Можешь не волноваться. Нем как рыба не буду, но об этом разговоре не узнает никто,"- поспешил успокоить, - "Только если муж Валентины о ро­мане догадался, удивляться всему, что со Славой произошло, не стоит."
   "Да, муж у нее ревнивец жуткий," - согласилась Татьяна, и со вздохом добавила, - "Мужику не ревновать нужно, а работать больше! Тогда и любов­ников жены искать не будут!"
   Из последней фразы я не все понял и попытался уточнить: "Как это работать больше?"
   Танечка засмеялась: "Не как, а чем! Если не знаешь, то просвяшаю: местом, что у мужиков примерно там, где руки кончаются!"
   С этим, конечно, было трудно не согласиться. Поэтому я со смешком под­дакнул, но тему "работы" развивать не стал, зная что женщина этого толь­ко и ждет. И как бы не пришлось оправдываться из-за отсутствия намерения "поработать" именно с ней.
   "Танечка," - ласково начал, -"без тебя у меня ничего не получится."
   Продолжить не успел:
   "Да я всегда готова!" - бодро перебила, - "Приди и возьми, только ра­да буду!" Еще раз потрепала меня по голове: "И считай в раю побыва­ешь!"
   Ну девка! Ну слов нет! Ну надо же так мужика добиваться! И осуждать грех - хочет-то меня, никого там другого!
   Я, конечно, принял вид довольного услышенным идиота, но надежду жен­щины чуть остудил:
   "Этот рай отложим на по-позже. Сейчас мне другое нужно: муж подруги твоей, Валентины, знает о ее романе? И вообще, как у них отношения се­йчас - ругаются, не ругаются, собираются разбежаться или наоборот спло­шная любовь. То-есть, что у них в отношениях произошло с нового года, с начала романа Валентины и Славы. Пожалуйста помоги, пораспрашивай по­другу. Только что бы она ни о чем не догадалась."
   Татьяна вздохнула: "Что для любимого мужчины не сделаешь?" И эти сло­ва я понял как согласие помочь.
   Вернувшись в комнату на рабочее место, я достал пикетажку и на одной из последних страниц написал три фамилии:
   Петр Спиридонов - канавщик
   Бурков Трофим Сергеевич - помощник бурового мастера
Горюнов буровой мастер
   Пришлось вставать и идти к буровикам, узнавать инициалы Горюнова. Ока­зался Вадимом Николаевичем. И чтобы довести дело до конца, пробежался в гараж и написал в пикетажке еще одну фамилию: Коваленко Алексей, шофер горного цеха и бывший приятель Славы, возивший не так давно геологов к карьеру с красивыми и ценными камнями.
  
  
   Часть 6.
  
  
  
   Суждение друзей о последствиях любовных страстей, подозреваемых в преступлении не прибавило.
  
  
   Свою специальность геолога я не просто люблю. Обожаю! Мне в радость и в поле бегать, разбираться в камнях, прослеживать горизонты пород, интрузии, разломы; прокручивать в голове множество вариантов возможных взаимоотношений этих объектов и выбирать из них наиболее реальный, мак­симально приближенный к действительности. И то же в камералке: еще раз увиденное в поле обдумать, что-то принять как реальное, кое в чем усо­мниться. И вместе с коллегами обсудив представления каждого по деталям строения площади, согласовать наши дальнейшие действия в одном, всеми признанном и одобренном направлении. Чтобы не получилось, как в басне "однажды лебедь рак да щука".
   Таким согласованием действий мы почти до обеденного перерыва и зани­мались. Конечно со спорами, повышением голоса и некими обидами. Каждый защищал свое, не всегда остальными признаваемое, но от чего отказаться было не просто. Потихоньку к единому варианту дальнейших действий все же пришли.
   Споры закончили, от моего стола, где стояли над фотопланами и карта­ми, разошлись по своим местам. Расслабились, напряжение на лицах сменилось улыбками, Владимир и Паша, как курящие, полезли за сигаретами.
   "Курите здесь", - предложил Леня, - "все равно скоро на обед пойдем".
   Владимир глянул на меня: "Можно?"
   Я махнул рукой - курите. Ребята закурили. Леня за столом со стула по­днялся, очень смачно и с подвыванием потянулся; посмотрел в окно, возле которого сидел и спросил, даже не глянув в мою сторону:
   "О чем это ты с Татьяной секретничал? Смотри, жена увидит, получишь на орехи!"
   Владимир и Паша моментально обернулись в мою сторону, ждали, что ска­жу в ответ. А я удивился: чихнуть рядом с женщиной нельзя, в момент все об этом узнают! И выводы сделают одинаковые: шуры-муры между ними, любо­вные или около того. Поэтому наблюдательному Лене не ответил, а вопрос задал:
   "Ты лучше скажи, кем Верочку сейчас, когда из милиции выпустили, счи­таешь. Подозреваемой или просто дурой-бабой?"
   Леня по привычке хмыкнул, от окна обернулся ко мне: "Что она дура - это точно. Все бабы такие.А подозревать
   не подо­зревать, дело личное. Я - так подозреваю. Ну не в убийстве, а в том, что отношение к нему имеет. А раз у нее подписку о невыезде взяли, значит не один я такой."
   Понял, что убеждений своих Леня изменил не намного. Вздохнул пог­ромче, показав этим сожаление по поводу услышенного, и подтвердил его, обращаясь теперь к Владимиру и Паше:
   "И вы про Веру такое же думаете, а Валерку так за убийцу и держите!"
   "А что другое думать?" - удивился Владимир, - "Парень в милиции сидит, там зря не держат!"
   "Неужели верите, что мог убить, этот размазня, херувим и вообще ни на что решительное не способный? Вы же рядом с ним жили, знаете, как об­лупленного!"
   "А что, мог и замочить, из ревности!"-Владимир как и Леня тверд в сво­ем убеждении.
   В сердцах я не выдержал:
   "По вашему, и я могу убить?"
   Мужики уставились на меня, как удавы на лягушку и молчали.А я ждал ответа, и смотрел на них, почти как тот же удав.Наконец Владимир решился:
   "За свою жену-красавицу любого убьешь, и не поморщишься! Ты хотя ви­да не подаешь и ведешь себя как мужик твердый, не сентиментальный, а любишь ее как ненормальный! Мы то знаем!" _
   Вот это да! Как ведро ледяной воды на голову вылили! Ладно, насчет отношения к жене они правы, обожаю и просто не представляю, как бы существовал без нее. Но чтобы кого-то убить? Никогда! Сча­стья любимой нужно желать всегда, даже если она от тебя уходит к дру­гому. И никакая любовь не перевешивает жизнь человеческую!
   "Зря обо мне так думаете," - ответил Владимиру, взглядом обвел Пашу и Леню, - "И вы тоже зря. Знаю, что иногда слишком и резкий, и твердый, и возражений не терплю. Но убить - никогда, если,конечно, не преступника. Потому что прежде себя убьешь, душу свою!"
   После моих слов все по крайней мере зашевелились, а не остались застывшими истуканами. Владимир даже улыбнулся и ответил спокойно, без напряжения:
   "Приятно слышать. Только во всех случаях я бы тебя не осуждал.Да и сейчас Валеру не осуждаю, если действительно он убил.Ну поехала крыша у человека, и причина для этого уважительная."
   "Если это Валера, то не того убил," -не смог промолчать Леня, - "Бабу надо было мочить. Она во всем виновата, с нее и спрос весь."
   Такое мнение даже Пашу возмутило, потому что обычно все молча слушав­ший, теперь и он голос подал:
   "Да ладно вам! Один - мужика убить, другой - бабу замочить! Не надо ни того, ни другого! А если случилось, как у нас, то настоящего убийцу надо найти, пусть и отвечает. Сам знал, на что идет!"
   Все замолчали и занялись делами. Я уставился в пикетажку, просматривая последние записи. Но только что закончившийся разговор с ребятами из сознания не уходил, и вывод из него складывался один: друзья мои во всем, что касается расследования убийства , доверяют милиции и принимают все ее решения как должное и доказанное. То-есть, в поисках настоящего преступника мне не помощники.
   Вскоре разошлись на обеденный перерыв. А когда вернулся в камералку, первым делом заскочил к нашему геофизику, тоже Владимиру. Тем для разговоров с ним всегда предостаточно, сейчас заговорил об электроразведке: когда планируют закончить, как идет обработка результатов, когда надеется выдать первую рабочую карту. И между делом выпытал, что элек­троразведчики работу начали 25 апреля, а до этого все их оборудование, в том числе и злополучный электрод, хранилось в его комнате.Следова­тельно, никто посторонний видеть его до 25 числа не мог.
   Уже чуть-чуть теплее. Прямо от Владимира побежал в керноразборочную, сегодня второй раз. Для вида просмотрел керн, ответил документато­рам на вопросы, подсказал как и что должны отметить обязательно.А заодно разузнал, кто из буровиков этот керн в помещение заносил,когда его привозили с буровых с 25 апреля и по 8 мая. И не заходил ли кто-либо из них сюда в эти дни просто поболтать, без дела.
   Несколько человек мне назвали, в том числе Буркова Трофима Сергееви­ча. Кроме его все оказались мужиками с детьми и столь пожилыми, что интерес к их женам у Славы не должен пробудиться никогда. А вот Буркова мне называют уже второй раз. В первом случае он что-то разглядывал в обору­довании электроразведчиков в салоне машины, сейчас мог видеть, где это оборудование лежит после работы, то-есть в ночное время.
   Вспомнил, что электроразведчики несколько раз возвращались с поля с машиной горной службы, и конечно к кернохранилищу подъезжали, разгру­жаться. Стало быть, и канавщики, и экскаваторщик и сам шофер могли ви­деть, где оборудование хранилось, потому что в этой машине сидели.
   Уже в своей комнате открыл пикетажку на странице с фамилиями ка­ндидатов в подозреваемые и прошелся в мыслях по всему, что узнал о каж­дом. Получалось, что мотив для убийства есть только у одного - Вадима Горюнова. Это роман Славы с его женой. Зато интерес к электроразведо­чному оборудованию не замечался, а место его хранения - ?(может знал, а может и не знал ).
   У оставшихся троих мотив для убийства не просматривался.И если у канавщика Спиридонова и шофера Коваленко можно говорить о жадности, страсти добывать деньги любым способом, вплоть до обмана, то буровик
Бурков мужик в этом плане нормальный. Обшим для троицы был
   интерес каждого к электроразведочному оборудованию, и знание места, где оно хранится в ночное время.
   Получалось, что разузнал я маловато. Не густо и с мыслями на перспективу. Но начатое бросать нельзя, буду и дальше пытаться хоть что-то прояснить.Возможности для этого, пока есть с кем говорить, не исчерпаны.
  
  
   Лирическое отступление по случаю завершения сезона "третьей охоты".
  
  
   В конце рабочего дня Паша напомнил о приятном: завтра суббота. И как у владель­цев личного транспорта, у меня и Лени поинтересовался, что мы собираемся делать, и не за грибами ли "намыливаемся".
   Грибной сезон в нашей местности очень короткий, в мае месяце, когда уже тепло, а земля еще сохраняет влагу от стаявшего снега. Сейчас самый его пик, еще несколько дней - и остатки воды солнце из земли вытянет, степь мгновенно пожелтеет от высохшей травы и отцветших тюльпанов. И так же моментально отойдут грибы.
   Все в партии это прекрасно знают, и конечно последнюю возможность за­готовить грибочков впрок, да и просто покушать вволю в жареном виде, упу­скать не собирались. Каждый, у кого хотя бы завалящий личный транспорт, завтра рванет в степь. И Леня это тут же подтвердил:
   "Мы с Владимиром договорились. С утра едем."
   Тот поддакнул в знак согласия, а Паша повернулся ко мне:
   "А ты как?" - понятно, "безлошадный" приятель ищет к кому бы прик­леиться. Я его порадовал:
   "С тобой поедем", - но тут же принял серьезный вид и погрозил пальцем, - "только чтобы мои места никому не показывал!"
   Паша закивал головой:
   "Ладно, ладно!" - в чем я сильно сомневался и на
то были причины: в исключительно мною разведанных грибных местах после того, как я привозил кого-то из приятелей, в следующий выходной уже шастала орава знакомых. Которые завидя меня, почему-то пытались спря­таться, скрыться с глаз.
   В восемь утра я и Паша тарахтели на Минском по старой и еле заметной в мелкосопочнике дорожке, держа направление к заветным мес­там. С надеждой, что никто нас не опередил, а степной белый гриб, это удивительное создание природы, порадует и урожайностью, и размером отдель-
ных экземпляров. Вкусен он бесподобно в любом виде, веса достигает в пол килограмма. Как правило, растет семейками, и найдя один, обязательно ищи второй рядом. И никаких червей, за все время я нашел два или три поточенных экземпляра.
   Долго не мог понять, почему в одном месте, на одном-двух гектарах настоящая грибная плантация - столько их белеет среди травы; вокруг же пусто, ни одного гриба. А земля, трава, рельеф местности и даже корен­ные породы везде одни и те же. Необъяснимая загадка.
   Вначале считал, что любит он места повлажнее и искать нужно в долин­ках. А его там как раз и нет, лезет на склоны, где влаги определенно по­меньше. Решил, что выбирает склоны повлажнее, где трава посочнее и позе­ленее - ничего подобного, больше встречается среди явно не слишком гус­той травы. И даже должна она быть, как говорят, худосочной. И совсем удивительно находить их на гребне сопок, в сплошной щебенке, где травинок раз-два и обчелся.
   Несколько лет, пытаясь понять загадку грибов, голову напрягал безрезультатно. Разобраться помогли топики, совершенно случайно. Три года назад они разбивали сеть у меня на участке, когда грибы уже росли.То-
пики их видели, но сорвать не получалось - нельзя с профиля уходить в сторону.Выход нашли: тот, кто колышки забивал в землю, вешал на них кусок белой бумаги, когда замечал рядом гриб.В конце дня на машине колышки с бумагой объезжали, грибы срывали, и больше здесь не псявлялись.
   Но грибы-то расти продолжали, и через несколько дней, бегая по разби­той сети, я начал их находить. И конечно сразу понял, для чего на колы­шках навешана бумага. А поняв, пригляделся вокруг повнимательней и за­метил, что бумажки белеют не абы как, а четко протягиваются неширокой по­лосой прямо по диагонали разбитого топиками квадрата, не обращая
   внимания ни на детали рельефа, ни на породы под ногами, ни на вид и густоту побочной растительности. Пробежался по определившейся полосе, и между делом грибов набрал как никогда. И позже раза два полосу успел навестить, пока они росли. И каждый раз набирал прилично.
   Хорошенько подумав, пришел к убеждению, что урожайная дорожка четко совпадает с зоной трещиноватости коренных пород,где непонятно по каким причинам создается постоянный и оптимальный для роста грибов воздушно-водный режим.
   Заранее предсказать такие полосы невозможно, ни здесь, ни в других случаях. Нет визуальных отличительных признаков. Но саму идею проверил в местах, где грибы находил и раньше, а четкой приуроченности к определенной полoсe не замечал. И убедился в правильности своего предположения, что привело к повышению продук-
тивности грибных походов раза в два. Сейчас я и Паша к одной из разведанных мною плантаций и катили.
   Через час, прислонив мотоцикл к подходящей для этой цели каменюке,начали собирать. Перспективная полоса здесь шириной метров сто и длиной чуть больше пол километра. Дальше абсолютно другая, не грибная ситуация. То-есть, не растут обязательные лопухи и метелки - ка­кие-то зонтичные, напоминающие по виду укроп.
   Небольшая плантация порадовала продуктивностью - грибов набрали по трети рюкзака. Замкнули поисковый круг у мотоцикла, и покатили в другое место, километрах в пяти от этого.Дальше все повторилось. Теория о грибных полосах работала отлично. Не приходилось зря отвлекать-
ся - четко искали в нужных местах и быстро рюкзаки наполняли.
   К обеду вторую плантацию очистили и решили дело кончать. Рюкзаки на две трети наполнены, и это без грибов с первой плантации - их мы около мотоцикла высыпали, чтобы зря не таскать. То-есть, уже и собирать не во что.
   Еще раз грибы перебрали, уложили в рюкзаки. Те связали ремнем, чтобы можно навьючить на транспортное средство по одному с каждой стороны. Прикинули, как Паша будет сидеть и их поддерживать.И тронулись домой, моля бога не осуждать нас за жадность - на такой дополнительный груз при двух седоках "Минский" не расчитан.
   Возвращались в партию не торопясь, два раза остановились дать передохнуть Пашинам рукам
- придерживать рюкзаки тяжело и неудобно. Но доехали без приключений, и главное - без поломки техники.
   Вот теперь-то основное и началось! Собирать грибы - это отдых, мужское развлечение. Работа начинается с их переборки, очистки, срезания лишнего, замачивания. Все нужно делать немедленно, успеть до ночи. А на следу-
ющий день, когда грибы отмокнут, мусор лишний от них отойдет - можно заняться горячим солением или маринованием, то-есть консервацией.Что дело исключительно женское, требующее умения, знания рецептов и определенной меры в использовании специй. Чего у мужиков нет и никогда не будет.
   До вечера грязную работу я сделал. Жена поучаствовала немного -отобрала экземпляры покрупнее - сразу их пожарить, к ужину.
   На следующий день с утра грибы вымыл в трех водах, поставил на огонь и следил, чтобы не пригорели. Потом под руководством жены за­катывал банки, которые она заполняло уже проваренным со специями про­дуктом. Освободился только к вечеру, полностью замученный домашними делами. Но с чувством удовлетворения: на год незаменимой под водочку холодной закуской обеспечен надёжно. И даже ее продегустировал, прав­да в теплом состоянии.
  
  
   О кандидатах в подозреваемые опер знает большее: у двоих полное алиби.
  
  
   В понедельник в поле едем с удовольствием, с желанием хорошо там потрудиться в "свободном творческом полете". Это из-за воскресных домашних дел, которые мужиков замучили, что никто не скрывает. У женщин нет явного стремление вдохнуть свободы, но выглядят и они веселыми и деятельными. Я имею ввиду геологов - инженеров и техников. Молодежь-же, электроразведчики и радиометристы, в машине всю дорогу отк-
ровенно спят, или в переходном состоянии от сна к яви, когда машину подбрасывает на ухабах.Похоже, что в выходные они не сил набирались,а тратили их более интенсивно, чем в трудовые будни, и спать вроде как не ложились.
   Первым вылез из машины, из салона вытащил полусонного радиометриста. С сегодняшнего дня он будет сопровождать меня в маршрутах.Совсем попутчик не нужен, пехом за мной никто не угоняется,заставляет притормаживать. А стало быть, нарушать не только ритм движения, но и ход мыслей, что у всех геологов составляет единое целое. Но отказаться от сопровождения не могу - получил указание лично от Игоря Георгиевича "не нарушать технику безопасности и не лазить по горкам в одиночестве".
   Вот сегодня первый день и работаем "коллективом", я и вчерашний десятикласник. Первые часа два помощник бодр и весел. Пока прохладно,бегает вокруг меня с прибором, иногда отбегает подальше. То-есть, весь в работе. Потом солнышко поднялось повыше и припекать стало посильнее.Коллега погрустнел, бодрость исчезла, и теперь плелся по пятам с видом мученика, еле перебирая ногами.Романтика из него выходила на глазах.
   Ближе к обеду уже не плелся, а с трудом за мной тащился, и на показа­ния радиометра не обращал никакого внимания. В общем, что-то нужно было делать, пока парень двигался, если не хотел тащить его на се­бе.
   Пришлось сделать незапланированный отворот в сторону, где недалеко друг от друга кайлами и лопатами зарабатывали денежки рабочие-канавшики. Подошли к первому. По
просьбе работяги канаву я посмотрел, показал где нужно углубить. А потом радиометриста жутко обрадовал, приказав около этой канавы сидеть и никуда ни шагу. До тех пор, пока за ним не заедут. Тащить парня за собой дальше было не только бесполезно, а и опасно. Сам же, зная где трудятся остальные канавщики, пошагал навестить тех двоих, с кем по по­воду смерти их бывшего начальника еще не говорил. С пятым -Петром -решил пока не встречаться.
   Канавщики - жилистые мужики на "заработке". Подошел к одному. Второй копался метрах в двухстах, но увидев меня, подрулил к нам с тормозком, на обед. Я достал свои припасы и подождал, пока работяги разжигали костерок, ставили на него жестянку с водой. Потом припасы все развер­нули, приступили к обеду. И потихоньку разговор на нужную мне тему по­вернулся.
   Мужики подтвердили все, что я уже знал. И Слава у них "свой в доску", и Петро с ленцой, ищет где бы "на дурняка зашибить деньгу", и шофер Алексей Коваленко "просто за так" ничего не сделает.Еще из разговора я понял, что Петро и Алексей "скорешились", то-есть сблизились. Что мужи­ки объяснили одинаковым стремлением обоих работать поменьше, а денег по­лучать побольше. Не зря Петр и рвется поближе к экскаватору, чтобы тот канавы копал, а он только деньги за них получал, как за пройденные вручную.В пятницу так и вообще в поле не появился, наверное искал на
стороне место, где можно за просто так деньгу "слупить".И выходные пропадал, по крайней мере в общаге не ночевал.
   В общем, ничего нового из разговора я не узнал. Ну скорешились два че­ловека, так это дело обычное при совпадении интересов. Тем более таких, как "деньги делать полегче". Правда, это желание часто трансформируется в намерение что-то предпринять, а уж оно переходит в прямое действие и очень часто с криминальным оттенком, потому что легких денег, "за про­сто так", не бывает. Но в целом, рейтинг шофера Алексея и канавщика Пе­тра как кандидатов в подозреваемые если не возрос, то и не уменьшился. А то, что пятницу Петро прогулял - дело для канавщика столь обычное, что внимание на него и обращать не стоит.
   Запили обед чайком, почти чифиром, и я пошел продолжать свое дело. Теперь оно шло живее - бегал побыстрее,за хвост никто не держал. И так до конца, пока в обговоренном месте не подошел к поджидавшей меня машине.
   Собирать людей начал со своего бедолаги-радиометриста. Возле канавщика и канистры с водой он чуток отошел, но по виду я понял, что это его первый и последний день работы в геологии. Слаба молодежь наша,из трех человек если один выдерживает первые дни - то и хорошо. Но кто втя-
гивается - в поле уже рвется, не остановишь. Засасывает оно как ничто другое. Ну а слабосильные увольняются и на романтике поля для себя ставят крест.
   Вечером ко мне домой зашел Николай, который с бывшим горным мастером занимал комнату в общежитии. За советом пришел, по интересному делу. Друг его Слава поги6, но
осталось пол мешка спиленных сайгачьих рогов, доля от собранных вместе с приятелем - шофером горной службы. Теперь этот приятель требует: рога они со Славой собирали вдвоем, а раз тот погиб, то они его. Вот за ними и приехал.
   Я конечно возмутился: вот гад, такое придумать! Будто у Славы нет родственников! Сказал Николаю, чтобы ничего не вздумал отдавать, мы рога сдадим и деньги отправим Славиным родителям. И посоветовал ханыгу гнать в шею, пока всех нас не разозлил по настоящему.
   Коля с удовольствием со мной согласился и отправился домой.А я повозмущался очередной наглостью одного из кандидатов в подозреваемые,и рейтинг его повысил. Еще раз этот шофер что-либо отмочит, и станет не кандидатом в подозреваемые, а подозреваемым в преступлении. Хо­тя если честно, сейчас меня излишние эмоции переполняют, и услышенное к пре­ступлению отношения не имеет.
   На следующее утро, как и ожидал, радиометрист на работу не явился. И слава богу, одного вчерашнего дня хватило понять, что не наш он человек, не для геологии рожден.И с удовольствием весь день бегал по горкам один, нарушая правила техники безопасности. Никто не тормозил,
не мешал и не отвлекал на обязанность следить, чтобы с попутчиком ничего не случилось, вроде солнечного или теплового улара.
   Вернувшись в партию, пошел в керноразборочную на свидание с Татьяной. Она прекрасно поняла зачем нужна, и пока в помещении мы одни, рассказала все, что ей удалось узнать у подруги по любовным делам Валентины
Горюновой.
   Понял, что муж Валентины, Вадим Николаевич, о романе Славы и жены толком ничего не знал. Но что-то все же до него дошло, или начал догадываться. А потому больше для профилактики устроил ей такую "легкую жизнь", что женщина от греха подальше отношения со Славой моментально порвала. Сейчас у них все вроде бы мирно, но муж за Валентиной постоян­но присматривает, что по мнению Татьяны должен был
   заметить и я, на пе­рвомайской гулянке:
   "Ты же видел, как она от него ни на шаг не отходила? И за столом сиде­ли вместе, и - прости ради бога - он ее чуть ли не в туалет водил!"
   Такое я что-то не припоминал, но интересным сейчас определилось другое: мужик-то в керноразборочной был, а оборудование электроразведчиков стояло - я это точно помню - в уголке в прихожей. Стало быть, публике на гла­за попадало, в том числе и обманутому мужу. Это жена считает, что роман со Славой до мужа не дошел, а на самом деле другое: знал Вадим Николае­вич все, только эмоции перед окружающими не демонстрировал. И как мужик твердый и жестокий, обид не прощаюший, Славу в подходящий момент нака­зал смертью.
   Вскоре керноразборочную я покинул и вернулся к себе в комнату.Ребята разошлись по домам, можно спокойно посидеть, разговор с Татьяной еще раз обдумать. Достал пикетажку, открыл на странице с четырьмя фамилиями
кандидатов в подозреваемые в убийстве. Что же получается сейчас? Похоже, рейтинг самый высокий у Горюнова Вадима Николаевича.Повод для убийства есть - что-то , а может быть и все, знал о романе жены со Славой; видел
в прихожей керноразборочной электрод, ставший орудием убийства.Зная Горюнова по работе и как говорят по жизни, я допускал, что убить из ревности человека он мог. Но спрятать орудие убийства во дворе дома Валеры,
пострадавшего по вине того же донжуана, то-есть подставить Валеру как убийцу - в этом я сомневался. Должно у Горюнова быть что-то вроде симпатии к Валере, все же оба пострадали почти одинаково и от одного человека. И орудие убийства он должен просто спрятать надежно, может быть унести в степь, но никак не подкладывать. Тем более Валере. Способность на такое коварство и подлость я у Горюнова не находил. Хотя -кто его знает?
   Следующий по рейтингу теперь Алексей Коваленко, шофер машины горной службы. Это после того, как непорядочность свою подтвердил требованием отдать ему считай что деньги (за рога падшей сайги) бывшего приятеля и начальника. Если способен на такое после смерти человека, то представляю, на что вообще ради денег способен.
   Про Петра Спиридонова сказать что-либо трудно. Ну ленив человек, ну любитель денег "на халяву", ну приятелей подобных себе находит -это я шофера Коваленко имею ввиду. И все. Даже на кандидата в подозреваемые тянет не очень. Хотя из внимания его отпускать пока повременю.
   А вот про Буркова Трофима Сергеевичая я пораспрашивал, и ничего, способного привести к конфликту со Славой, не нашел. Не пересекались они ни по работе, ни по девушкам, ни по чему другому. Так что можно его со спокойной совестью из кандидатов в подозреваемые вычеркнуть. Что я с удо­вольствием и сделал.
   В среду еще раз всей группой съездили в поле. Побегали, зарисовали кто что успел на фотопланах, и без приключений вернулись в партию.И только в камералке Паша сказал, что был возле канавщиков - а те и приезжают на
работу, и уезжают домой своей машиной - и не нашел Петра. Коллеги по кайлу и лопате подтвердили, что на работе он сегодня не появлялся. Я не очень и удивился. Ищет человек место, где получше, его дело. Платят канавщикам сдельно, и бог с ним, сколько кубов породы выбросит, столько получит в зарплате.С этим контингентом говорить о дисциплине труда, обязанностях на рабочем месте бесполезно, на прогулы и загулы канавшиков мы смотрим сквозь пальцы. Копают - и хорошо,на работу с землей желающих ой как мало.
   В четверг нарисовался камеральный день и без нашего желания - у шофера по графику планово-предупредительный ремонт, и мы остаемся без машины. Я еще раньше наметил при первой возможности сгонять в Мирный в милицию, по­видаться с Михаилом Новиковым. Сегодня такая возможность появилась, и с утра рванул в городок, с надеждой перехватить опера на улице, на подходе к месту работы.
   Возле милиции недолго потолкался, пока не заметил
   его шагающим на службу. Подошел, поздоровались.
   "Меня ждешь?" - догадался оперативник.
   "А кого еще?" - ответил вопросом.
   "Тогда пошли, не здесь же разговаривать", - Михаил прошел в здание, я за ним.
   "Садись",- предложил, и глядя на меня,умостившегося за столом напротив, показал, что знает о ходе мыслей незваного гостя:
   "Про парня будешь спрашивать: когда отпустим?"
   Я утвердительно кивнул головой.
   "Скоро", - обрадовал опер, - "тебя я знаю и доверяю, но чтобы только между нами."
   Я еще раз кивнул головой.
   "В общем так", -Михаил стал серьезен, - "Орудие убийства парню подбро­сили. Это точно. Но кто сделал - никаких зацепок. Хотя круг подозревае­мых не очень и большой. Но алиби у всех". Михаил встал, задумчи­во посмотрел в окно, потом на меня: "И даже у твоих друзей.Тех, что труп нашли."
   Я конечно не мог не поинтересоваться:
   "А у них какое алиби?"
   "Да уж есть", - Михаил усмехнулся, - "водочку хорошо пить умеют, соседу этого - как его, Паши, что ли - завидно стало. Он их видел и слы­шал до трех ночи.А убили парня не позже двух, медики определили."
   Так, уже не зря я до милиции добрался, есть чем приятелей порадовать. На­деюсь, никакого секрета в их алиби нет.
   Что у меня три кандидата в подозреваемые в убийстве, я конечно Михаилу говорить не мог, не смешить же его наивностью. Но все же вопрос, касающийся этих лиц задал:
   "А с подчиненными погибшего, рабочими, ты разобрался?"
   Михаил с ехидцей усмехнулся:
   "Только не делай вид, что в этом сомневаешься. Скажи лучше, кого из них сам подозреваешь и за что."
   Я засмущался за свой глупый вопрос, но хочешь-не хочешь, а тему нужно продолжить:
   "Подозревать никого не подозреваю, но два человека настораживают. Это шофер Коваленко Алексей и канавщик Спиридонов Петр."
   "И чем они тебе не нравятся?"
   "Оба любят легкие деньги, оба только и ждут, где бы сорвать на "дурняка". И по таким интересам даже дружат."
   "Ну, это на преступление," - Михаил снова сел на стул, - "хотя о них я узнал все возможное. Кстати, на восьмое мая гуляли в одной компании, у Коваленко. Он у нас в поселке живет.И у них у всех алиби: жена Коваленко уверяет, что сидели всю ночь, а соседи подтверждают, что видели обоих чуть ли не до утра. Да и напились все дальше некуда. Жена говорила, что утром канавщик этот, Спиридонов, еще опохмелился, а муж так и встать но мог, валялся до обеда."
   Вот так-то. Получается, что у двух моих кандидатов в подозреваемые полное алиби. Не знаю, о чем дальше с Михаилом и говорить. Если про Горюнова Вадима Николаевича - то и о романе Славы с его женой не промолчишь.То-есть
Танечку, моего информатора,я подставлю. Но из положения выходить нужно, и я все же решаюсь:
   "У меня еше один подозрительный есть. Сказать почему -
   пока не могу, слово дал. Если хочешь, фамилию назову."
   "Давай конечно", - Михаил по другому и ответить не мог.
   "Горюнов Вадим Николаевич. Сам его алиби на день убийства проверить не могу, поймут все сразу. Ну а тебе и карты в руки. А мотив для убий­ства скажу, если алиби не найдешь."
   "Можно подумать, понять трудно: женщина замешана! Так ведь? " - конечно, Михаила не проведешь, сразу догадался, зная о донжуанстве Сла­вы, о чем свидетели по делу ему, конечно, говорили.
   "Думай как хочешь", - ответил, и разговор перевел на тему другую, - "А друзьям своим могу говорить, что у них алиби есть?"
   "Да уж обрадуй!" - Михаил заулыбался, -"И парня вашего завтра ждите на работу."
   "Вот и отлично!" - я поднялся и протянул Михаилу руку, - "До встречи!"
   Он тоже поднялся, руку пожал:
   "Пока, звони!" - и я пошагал на вы­ход, еще не поняв, удовлетворен ли встречей или нет. Наверное так же как и оперативник.
   Разговор с Михаилом уйти из головы сразу не мог. И пока из Мирного добирался на попутке до партии, его раз и два припоминал и обдумывал.Получалось, что дальше по моему расследованию нап­рягаться не стоит. Из трех кандидатов Горюновым займется Михаил, кото­рый все может проверять официально, а у двух других появилось алиби. Это у Коваленко и Спиридонова. Ну что же, что мог, то сделал, и хотя одним человеком, а оперативника заинтересовал.
   Начал в мыслях переключаться на темы другие, и вдруг одна деталь недавнего разговора отчетливо в сознании всплыла вместе с ощущением какой-то неясности, или вернее неестественности. Михаил говорил, что Коваленко и Спиридонов вечером восьмого мая гуляли вместе, напились то-
же вместе, но утром хозяйка Спиридонова разбудила и тот похмелился. А муж ее, Коваленко, не встал, не похмелялся, и вообще валялся до обеда. По моему мнению, такого быть не могло. У пьяного человека сон крепок, но всегда краток. И никто до обеда, если есть что выпить,валяться в кровати не будет. Спиридонов же не валялся? И жена Коваленко не валялась. Что-то здесь подозрительное и непонятное.
   Вечером побежал к Коле. Раз Слава и шофер были приятелями, то должны хоть и редко, но вместе выпивать, у Славы в комнате. Ну а третьим мог стать Коля, как тамошний житель.
   Здесь я оказался прав: да, втроем они изредкя выпивали, причем paза два до посинения, так что Коваленко пришлось у них же ночевать, а ут­ром и похмеляться. Причем оба раза гость не валялся в кровати до обела, а вскакивал утром первым и остальным спать не давал. Я тут же поинтере­совался, не домой ли он спешил, все же жена есть, наверное волновалась. От такого предположения Коля рассмеялся: он не домой, а в магазин за водкой рвался, о доме только к обеду и вспоминал!
   Начал у Коли осторожно выведывать, что он о Коваленко знает, думает и вообще как относился к приятельским отношениям того со Славой. Понял, что Коля немного удивлялся дружбой совсем разных людей: Слава -душа нараспашку, готов все всем отдать чуть ли не до последней копейки; Ко­валенко - себе на уме, жаден, никому ничего просто за так не отдаст и не сделает. Но чем-то они друг друга устраивали. До последнего време­ни, когда у Славы он заметил какую-то настороженность при упоминании имени Коваленко в разговорах. И только сейчас, когда я к нему пристал, Коля об этой настороженности вспомнил. Хотя это ощущение считал сплошной ерундой. Все же приятельские отношения Славы и его шофера за­мечались всеми.
  
   Новая заморочка. Которую стоит проверить.
   В пятницу снова поле. После камералки, то-есть целого дня среди бумаг в четырех стенах, с удовольствием бегал по горкам, выискивая и прослеживая нужные породы. Не в пример прошлогоднего сезона, когда мы топтались на крохотном пятачке между рычащей, звенящей и гремящей техникой, оценивая нами же выявленный рудный объекта, сейчас хоть и не легкие, но приятные маршруты на большой площади. И главное - в тишине и спокойствии, нарушаемых лишь
геологической машиной, да еще одной - горной службы, подвозящей и увозящей кзнавщиков.Вся копающая и бурящая железяка далеко, и шум ее работы доносится изредка, если совсем уж попутный ветерок.
   Время подходило к обеду, когда заметил Пашу с радиометристом, спу­скающихся с горки в мою сторону. Решил, что перекусить в компа­нии веселее, и пошагал им навстречу.
   Устроились в удобном месте, на расстеленную газету выложили домашнюю снедь. У всех это хлеб, жареные колбаса или мясо, первый еще покупной зеленый лучек и редиска, Паша достал баночку со свежемаринованными грибами. Аппетит у всех тот еще, как и положено после бесконечных спусков и подъемов на свежем воздухе.Никто не церемонится, берет что повкуснее, не различая свое это или чужее. И конечно, сразу разговоры: что сегодня каждый увидел интересное, новое. Вот здесь Паша и вспомнил - оказывается, кто-то рядом с нами работает. Пока он никого постороннего не встретил, но про­ходил мимо канавщика и тот сказал, что взрывали недалеко. Но не на нашем оценочном участке, где это делают часто, а совсем в другой стороне, где быть никого не должно. Удивительно и даже интересно.
   Пообедали, начали расходиться, и я побежал к канавщику, рассказавшему Паше о взрыве. Да, действительно слышал, показал примерное направление, откуда пришел звук. Конечно, я поинтересовался, было ли что-то подобное раньше - нет, этот взрыв был единственным. Сомнения у меня все же
оставались: возможно истребитель громыхнул, преодолевая звуковой барьер. Такое иногда здесь бывает. Чтобы разобраться окончательно, пробежался к другим канавщикам и те вспомнили: да, был взрыв, и именно он,
а не самолет пролетел. Подтвердили все, кроме Петра Спиридонова. Тот в очередной раз гулял, а может "легкую деньгу" заколачивал. .
   Поверив во взрыв и мысленно предположив, где его могли провести с точки зрения геологической целесообразности, я посчитал, что все еще продолжаются работы на маленьком ценном объекте - скоплении полудрагоценных камней. Где был я вместе с ребятами на экскурсии, всю красоту видел и очень жалел, что привез тогда всего пару замечательных образчиков. И мысль появилась: хорошо туда еще раз попасть, пока карьер расчищен и образцы красивые - вот они, бери-не-хочу.Завтра суббота, и это дело можно осуществить. Конечно не специально, а заглянуть по пути, при предлетнем объезде охотничьих угодий- подправить или расчистить редкие родники, посмотреть нет ли возле них следов конкурентов - волков, примерно подсчитать сколько осталось на лето особей семейства антилоповых.
Вернулись с поля. Не успели занести в комнату рабочие причиндалы, как появилась жена и с улыбкой "обрадовала", разрушив планы на завтрешний субботний день: едем на пикник, на природу.Пока не очень жарко, степь зеленая, и самый раз на свежем воздухе отдохнуть.
   Я приуныл, а ребята, Паша и Владимир, заинтересовались и начали выяснять подробности: кто едет, на чем и куда. Света их успокоила: и вы не останетесь, жены ваши в курсе. А машину ГАЗ-66 с салоном дают, мес­та всем хватит. Мужики обрадовались, начали предлагать куда поехать и что с собой взять. Я же молча жене кивнул, показав что понял, и с намети­вшемся мероприятием согласен. Но настроение мое она уловила отлично, и из комнаты уходя не приминула заметить:
   "Нечего переживать. Хоть изредка выходные с семьей проводить должен!"
  
   Часть 7.
  
   Неожиданное появление "травки".
  
  
   С утра Света носится по дому, разбираясь в принадлеж-
   ностях дамского туалета.Что-то складывает в сумку, кое-что относит в сторонку, на кровать. Такое впечатление - пару раз за день собирает­ся переодеться, продемонстрировать окружавшим не знаю и что, возможно, собственную очень привлекательную Фигуру, под предлогом принятия сол­нечных ванн. Отложенный на кровать купальник я то заметил, хотя не на озеро мы собирались, не к воде.
   Самое лучшее сейчас - не мешать ей в сборах, явно доставляющих удово­льствие. Поэтому тихонько вышел во двор, в одиночестве вздохнул, с ощу­щением обреченности от предстоящего мероприятия, и прошел к грядкам. Подергать сорняки и этим непритязательным делом немного компенсирсвать приближающееся безделье сегоднешнего дня.
   Конечно, в подготовке к пикнику пришлось поучаствовать и мне. Но это вчера вечером - порезать мясо на шашлык из расчета прокорма шести че­ловек. На вопрос жене: а чем остальные будут закусывать - посоветовала не умничать. Все у них, то-есть у женщин, расписано, распределено, и не один я умею с мясом обращаться. Не стал "умничать", что жена приказала, то и выполнил. И занялся более важным: вдвоем с сыном по его требова­нию соорудили отличную рогатку, как оружие охоты на пернатую дичь, из которой представители младшего поколения собирались варить "кондер", то-есть полевой суп с дичью, в противовес шашлыку взрослых. Хоть этим делом отвлекся от периодически накатывавшихся волн тоски и обреченнос­ти.
   Долго ковыряться с грядками не пришлось.
   "Эй! Ты куда пропал?" - услышал со стороны крыльца. Я выпрямился, прошел к колонке летнего водопровода вымыть руки. Жена уже вешала на дверь замок.
   "Бери сумки и пошли", - отдала очередное приказание, направляясь к калитке. Стараясь выглядеть этаким бодрячком, сумки подхватил и двинулся следом, быстро догоняя. Поинтересовался:
   "А Антон? Он куда делся?"
   "Наверное, уже в машине сидит", - ответила подруга. С усмешкой глянула на меня и дополнила: "Не всем, как некоторым, в радость только в оди­ночку с ружьем по степи шастать!"
   А я то на лице радость изображал, будто ничего приятней пикника и быть не может! Знает жена все отлично, и мысли мои читает легко, без оши­бок!
   Возле гаража толкалось человек двадцать, здесь же в куче раздутые сумки и рюкзаки. Поставил рядом свою ручную кладь, и занялся обменом приветствий с будущими сотрапезниками, находящимися в состоянии радостного возбуждения. Огляделся - собрались в основном супружеские пары, прих­ватив и детей. Ну и правильно, холостым, то-есть молодым, в кампании - если выразиться поизящней - зрелых людей определенно было бы скучно­вато. Но и одиночки в возрасте, вроде Лени и Наташи, отсутствовали. С Леней понятно: ни гулянок, ни выпивок не переносит; Наташа наверное на­шла что-то получше.Конечно, не заметил первых руководителей партии и их жен. Им то точно расслабляться среди подчиненных ни к чему.
   Минут через двадцать кавалькада из тройки легковых впереди и замыка­ющей ГАЗ-66 запылила от гаража в сторону ближайших сопок. В салоне ГАЗ-66 - детский крик, писк, смех, в которые вплетаются голоса наводящих поря­док женщин. Мужики улыбаются, шепчутся с рядом сидящими женами. По мо­ему ощущению, этакая картинка показной мужской скромности говорит об од­ном: сегодня бал правят представители слабого пола, и мужики с этим из­начально согласны.
   Наконец в нужное место приехали. С шумом, гамом и непонятной толкот­ней из машины высыпали к уже поджидающим пассажирам легковых. Тут-то основной базар и начался! Младшее поколение в лице ребят рвалось в ку­сты подальше на "охоту", девочки норовили убраться из-под опеки тоже подальше, но в другую сторону. А отцы и матери громко и чуть ли не хо­ром давали им ценные указания для обязательного исполнения. И одновременно обсуждался принцип организации бивака: где оставить площадку для волей­бола, где расстелить брезент и выложить на него закуски, в каком месте разжигать шашлычницы. В общем, веселье - уже вот оно, и все при деле.
   Убедился, что в данный момент жене не нужен - с веселыми подругами занята обустройством лежачих мест для отдыха, и одновременно важными разговорами. Незаметно попытался ускользнуть уверенный, что в ближайший час меня не хватятся. Результаты "охоты" на мелких пернатых интересовали сейчас больше, и ноги непроизвольно понесли в сторону кус­тарника, откуда доносились возбужденные детские голоса. И как там мой пацан, насколько страсть к охоте передалась ему на генном уровне?
   Зря надеялся хоть на что-то приятное. Не прошел и ста пятидесяти метров, как услышал со стороны взрослых хоровой печетатив:"Юра, Юра!" Оглянулся и убедился окончательно: сегодня не мой день.Требовали возвращения, и очень многие. Пришлось подчиниться, шагать назад
в коллектив.
   На расстеленном брезенте успели разложить столько разнообразнейшей закуси, что усомнился сможем ли мы все прикончить до вечера, и надо ли вообще разжигать шашлычницы.
   "Юрий Васильевич,не убегайте!" - улыбнулась мне Люда, жена приятеля Паши, - "Сейчас кушать начнем, уже готово все!"
   Подруга жизни в сторонке показала кулак, потом покрутила пальцем у виска, намекая на ущербность моих несбывшихся намерений. А приятель-ме­ханик, успевший возле брезента с закуской прилечь, высказался чуть ли не с возмущением:
   "Ты куда намылился? Сейчас тяпнем пару раз для бодрости!" Как будто "тяпнуть" в столь раннее время - счастье дальше некуда!
   И пошло-поехало! Просто перекусить не получилось и двумя рюмками де­ло не обошлось. Закуска на брезенте с удивительной скоростью убывала, а число пустых бутылок, старательно складываемых приятелем механиком позади себя, так же быстро росло. И, главное, никто остановиться, сде­лать перерыв не хотел, даже женщины. Можно подумать, неделю постились, к этому вот чревоугодию готовились!
   Наконец все же "перекусывать" кончили, начали подниматься на ноги с желанием размяться после долгого пребывания в положении полулежа-полу­сидя. Все веселые и довольные до удивления. Женщины начали наводить порядок - убирать остатки еды, собирать посуду и споласкивать ее водой, специально для этой цели привезенной. Некоторые занялись детьми, бегавшими невдалеке и пытавшимися разжечь кос­тер. Для мужиков дел не нашлось, а потому по очереди громко, со смехом и жестикуляцией травили анекдо­ты, случившиеся с ними интересные истории. Причем часто с использовани­ем ненормативной лексики, правда в исполнении полушепотом, к которому женщины, что-то делавшие рядом,заинтересованно прислушивались.
   Незаметно публика начала разбиваться на групки по интересам. Геологи - Владимир и Николай Матвеев-в момент организовали блиц-турнир по шах­матам, сумев привлечь к нему еще человек пять. Представители техничес­кой службы - энергетик и буровые мастера - с азартом резались в подкидно­го в карты. Женщины, убедившись что с их чадами все нормально, встали в кружек с волейбольном мячем, или выступали болельщиками в проходящих мужских турнирах.
   Интересно, а где же Паша? Что-то давно его не видел. Прошел к разве­селым волейболисткам, на профессиональность игры которых без слез и сме­ха трезвому человеку смотреть невозможно. У Людочки поинтересовался:
   "Где мужик твой, куда делся?"
   "С нами становитесь, Юрий Васильевич!" - предложила женщина, всем сущес­твом излучая в окружающее пространство избыток энергии и веселья, - "А мужик при деле, вон там, за машиной!" - показала рукой в сторону ГАЗ-66. Действительно, кто-то за салоном машины крутился, и я направился туда.
   Трезвый по необходимости шофер (людей везти домой), "хорошенький" Паша, и непонятно почему тоже трезвый буровик-одиночка (т.е. неженатый) нанизывали мясо на шампуры. Не стал им ни мешать, ни помогать, хотя предложение последнего получил. Потому что к месту сплошного веселья на собственном
   мотоцикле подкатил Леня. Остановился недалеко от
ГАЗ-66, заглушил мотор, но с мотоцикла не слезал. Хотя тут же несколько человек закричали, приглашая его в кампании.
"Бросай мотоцикл", - предложил и я, подойдя поближе,-"слышишь,зовут".
Леня с усмешкой меня осмотрел с ног до головы:
   "И что делать буду? Напились все, как свиньи!"
   "Не преувеличивай", -не согласился с такой оценкой, - "всего-ничего и выпили, перекусили чуть - и только!" Кивнул в сторону Паши, - "Они вон настоящую еду готовят - шашлык нанизывают. Впереди еще главное!"
   Леня перевел взгляд в сторону Паши:
   "Ну да, бабы мясо на шампур на­низать не могут! Сейчас уже хороши, а к вечеру на карачках поползут!" - как всегда отозвался о женском поле нелицеприятно, не забыв и о других, - "А мужи­ки не лучше!"
   Я не мог с ним согласиться и кивнул в сторону Паши еще раз:
   "С ним двое - так абсолютно трезвые!"
   Леня глянул туда же: "Шоферу пить нельзя, людей домой развозить при­дется. А второй вообще не пьет," - перевел взгляд на меня, - "пра­вда, покуривает по черному, что хуже водки".
   Курящих среди партийских много не только среди мужиков, но и женщин. Даже моя жена слегка покуривала, при случае, за кампанию. И сло­ва Лени меня удивили:
   "Ну покуривает, зато водку не пьет. Из двух зол выбрал меньшее."
   Приятель изобразил на лице крайнее удивление:
   "Ты что, не знаешь? Он "травку" покуривает, считай наркоман законченный!"
   Пришел черед удивиться мне:
   "Как наркоман? Это у нас-то в партии? А Павел Петрович? Он то знает?"
   Обведя взглядом веселящуюся публику, Леня не торопясь ответил:
   "Наверное знает. Только что делать? По работе у него нормально, а по­сле нее - так у каждого есть за рамками закона. И у тебя тоже - с ру­жьем по степи шляешься, и рыбу переметом ловишь!"
   Возразить было нечем и оставалось в душе с ним согласиться. Но разные поступки по исходящей от них опасности несопоставимы. Браконьерство и наркотики точно, о чем я Лене попытался донести:
   "Я к рыбалке и охоте никого не привлекаю, а добытым всегда с друзьям делюсь, что на здоровье их влияет только положительно. Шашлык или уха еще никому не вредили. А наркоман, насколько я знаю, в одиночку не су­ществует, обязательно в кампании. Которая ко всему прочему должна пос­тоянно пополняться. На месте Павла Петровича я бы и минуты не раздумы­вал, повод для увольнения всегда найти можно."
   Леня с усмешкой меня выслушал, и после паузы показал, что об отношениях коллег вне работы я не знаю и не понимаю:
   "Ты один такой "правильный". И слава богу не на месте Павла Петровича сидишь, а то пришлось бы пол партии разогнать. Кое-кто еще "травку" покуривает, правда не так, как этот", - кивнул в сторону нанизывающих на шампуры мясо мужиков, - "И Слава, царство ему небесное, тоже побалдеть был не прочь, при случае!" Здесь он зашевелился, сидя на мотоцикле толкнул его вперед - переключить скорость на нейтраль, потом дернул ногой кикстартер - и мотоцикл заработал.
   "Иди, гуляй! А я смываюсь, пока не поздно!" - добавил газ, почти на месте развернулся и покатил в сторону партии, оставив меня в легкой степени обалдения от только что услышанного.
   В душе начал себя ругать и удивляться, что занимаясь всем, имеющем отношение к смерти Славы, я до сих пор не знал о его "баловстве" травкой. Что автоматически расширило бы список моих кандидатов в подозре­ваемые. В одиночку Слава не покуривал точно, и почему-то Коля, обитав­ший с ним в одной комнате, об этом ни разу не заикался. Может, тоже по­куривал и не хотел об этом ставить в известность милицию? В общем, по­явилось над чем подумать. Только не сегодня - сейчас вон жена показала, что я ей нужен. А когда подошел, приказала проверить чем занимается сын, Потому как мальчишки на костре непонятно что готовят, и женщин к себе не подпускают.
   С удовольствием пошел посмотреть, что молодежь добыла на пропитание. Как мужика, к костру меня подпустили. На нем ведро с булькающей субста­нцией, рядом шесть ребят и явно "свойская" девченка. Все жутко сосредо­точены, нетерпение и любопытство переполняют каждого. Как-же! Сами дичь добыли, обед готовить кончают! Антон с черпаком варево помешивал, подни­мая на поверхность тушки мелких птиц, кусочки порезанной картошки. Интересуюсь у ребят:
   "Сколько пернатых добыли?"
   "Шесть воробьев и голубя!" - с гордостью докладывает пацан побойчее.
   "А его то как?"
   Отвечает уже другой:
   "Витька подбил, потом поймали в кустах!"
   Витька на глазах краснеет от чувства собственной значимости как добы­тчика, и промолчать не может:
   "С первого раза попал!"- с гордостью смотрит на меня.
   Молодцы партийские ребята! Конечно, для городских они и дикую приро­ду уничтожают, и жестокость жуткую проявляют. Но что-то никто оттуда к нам в степь не рвется, если и приезжают - на сезон, и все.А многие уже через неделю убегают, убедившись, что трудно здесь, и даже для них не­возможно. Хил горожанин в большинстве своем, изнежен благами цивилизации так, что жить может только с кошельком в кармане, и около магазинов. А кто должен работать в степи? При жаре и безлюдье? Ведь ге­ологи и всевозможные первопроходцы государству нужны постоянно. И надежда только вот на таких парней и пацанок, что сейчас самостоятельно готовят обед, игнорируя привезенную для них родителями всевозможную вкуснятину.
   На моих глазах ведро с кондером с костра было снято, в сторонке поставлено на землю. Молодежь загалдела еще громче, глаза заблестели eщe ярче. С чашками, кружками в руках обступили его вплотную, постоянно толкаясь, дергаясь и выкрикивая друг другу непонятные претензии. Начинался торжественный акт раздачи пищи.
   Антон черпаком прошелся в ведре по кругу, поймал в него тушку небольшой птички, и вывалил черпак в одну из подставленных емкостей.Прошёлся черпаком второй раз, поймал тушку самой крупной из добытых птиц - голубя. Обступившие дружно протянули посуду, надеясь что самый лакомый кусочек попадет именно ему. Антон нашел взгля­дом единственную среди ребят девченку и приказал:
   "Верка, давай!"
   Девченка растолкала стоящих рядом, подалась вперед. Одной рукой протянула не очень большую кружку, и поняв, что птица в нее может не поместиться, второй рукой попыталась схватить ее прямо в черпаке.Подх­ватила тушку, подняла, и .... выронила на землю. На мгновение все за­мерли, потом разом заорали, перебивая друг друга. Невинные характе­ристики вроде "растяпа", "рук нет" перемежались с другими - "дура","дать по башке" и т.д. Девченка отнюдь не испугалась и отвечала достойно, с не меньшим разнообразием характеристик для каждого.
   Наблюдать развивавшийся скандал без улыбки я не мог. И чтобы не сму­щать своим присутствием, кампанию покинул, предоставив возможность раз­бираться в происшествии в отсутствии взрослых. Защищать девченку, как я понял, надобности не было.
   Через пять минут мне определили место возле двух шашлычниц, в кото­рых уже разгорались куски саксаула. А на рядом поставленный ящик, на разосланный кусок полиэтиленовой пленки Паша и его помощник пере­носили от машины, где они трудились, шампуры с нанизанным мясом.
   Отдыхающяя публика с нетерпением ждала продолжения праздника. Ко мне беспрерывно подходили с вопросом: "Ну как? Скоро?" Наверное, великовозрастные забавы успели сжечь массу калорий, введенных в организм каждо­го на утреннем "перекусоне". Теперь требовалось пополнение их запаса. Возле расстеленного брезента опять хлопотали женщины, вновь расставляя на не­м посуду, бутылки, закуски. Оставалось дело за мной, вернее за шашлы­ком. Ускорить процесс готовки я был бессилен, и на все вопросы только разводил руками.
   Томительного ожидания не выдержал приятель-механик. Теперь я понял, за­чем пустые бутылки он собирал в кучу, и не позволил забрать пацанам - пострелять в цель из рогаток. Сейчас из легковой, в которой приехал, он достал ружье, пакет с патронами и замахал рукой, приглашая желающих взять вместо мишеней пустую стеклотару и отойти в сторонку, пострелять.Тут же к нему ки­нулись многие, в большинстве женщины, стараясь захватить с собой хотя бы одну пустую посудину.Вскоре в сторонке началась пальба, и туда ринулись все дети, в том числе успевшие прикончить "кондер" собствен­ного приготовления.
   Я еще подумал, как бы чего не случилось. Но волновался недолго: все было в норме.Приятель мой четко определил линию ожидания, огневой рубеж, и по одному - женщин и детей - подпускал к ружью с соблюдением всех правил безопасности.
   Работать с шашлыком мне помогал Паша, которого я не отпустил в импро­визированный тир, понимая что справиться в одиночку с двумя шашлычни­цами просто невозможно. И не успела смолкнуть канонада - кончились боеприпасы - как Паша понес первую порцию готового шашлыка в сторону брезе­нта. Народ с огневого рубежа ринулся туда же, со смехом и гамом стара­ясь опередить других и занять место поудобнее.
   И началось, вернее продолжилось утреннее действо. Шашлык, вино, пиво, водка - до бесконечности.Слава богу, для себя количество потребляемо­го спиртного я мог контролировать, находясь от кампании в сторон­ке, возле шашлычниц. Несколько раз меня пытались сменить на этом посту, но я стойко держался, для собственного же блага: не должен был напить­ся в такой мере, что утром обязательна похмелка. На завтра у меня зап­ланировано дело, требующее сил и свежей головы.
   Домой начали собираться ближе к вечеру, когда дети, в основном девочки, успели устать и начали жаловались родителям. ГАЗ-66 сделал пер­вый рейс, забрав их с матерями. Сын и несколько ребят постарше возвра­щаться домой в детско-женской кампании отказались.
   Наконец шашлык кончился, спиртное тоже. Остались одни разговоры в со­стоянии качественного "навеселе". Затем и они начали затихать, и по­тихоньку-полегоньку бивак стал сворачиваться. Наконец разобрались по машинам, и уже в тишине, с закрывающимися от "отдыха" глазами, трону­лись домой. Слава богу, пикник наконец-то благополучно завершился!
  
  
  
  
   Неожиданная встреча со старым знакомым.
  
  
   Солнце медленно встает над горизонтом, щедрее и щедрее одаряя все вокруг теплом и светом.А я на Минском качу на него как на маяк в бесконечности, замирая в душе в восторженном удивлении от чудной картины на-
рождающегося дня. Чем оно выше - тем больше света и тепла, ярче и контрасней открывающиеся дали. Партия позади, и наконец она, этот крайний форпост цивилизации, далеко-далеко исчезает из поля зрения. Впереди и по сторонам на десятки километров только обожаемые мною степь, сопки и все, что вмешает в себя понятие "дикая природа".
   Настроение прекраснейшее. Вчерашний пикник, эту коллективную гулян­ку в субботний день, когда нормальные люди должны наслаждаться любимым делом, я по­чти не вспоминаю. Хотя и забыть полностью не могу. Надо же, день бес­прерывно чревоугодничать и с обильным возлиянием спиртного! Да еще карты вроде подкидного дурачка, домино, шашки и совсем не к месту -шахматы. И все среди галдящей, хохочущей, бегающей, прыгающей оравы, под одуряющдао по ритму и громкости музыку. Хорошо, голова у меня не разболелась от этого дурдома и все выдержал до конца, с трудом сохра­нив на лице маску показного удовлетворения. Сейчас я в своей стихии. Сбоку мотоцикла привязан рюкзак, в котором пяти литровая банка с водой, немного еды перекусить и разложенная ста­ренькая одностволка - дикая степь, как и тайга, требует иметь под ру­кой оружие, в таких вот поездках в одиночку.
   По плану наметил проехать километров сорок, потом повернуть вправо и сделать полукруг, в центре которого будет партия. После чего еще раз повернуть, теперь в сторону дома, и появиться там ближе к вечеру. Ехать предстояло по бездорожью и старым, заросшим и практически не ис­пользуемым проселкам, проложенным очень давно, до появления вначале нашего геологического поселка, а потом и Мирного. Эти два очага цивили­зации неодолимо притянули к себе ранее разбросанные по степи стоянки чабанов, и теперь они постоянно прописались рядом с нами, поближе к ма­газинам, свежему хлебу и конечно спиртному, в основном в виде холодного качественного пива.Изнеженные чабаны теряли желание вести натуральное хозяйство, поняли преимущества разделения труда и предпочитали далеко от магазинов не отлучаться.
   А степь опустела, и это пошло ей на пользу. Диких животных развелось много, изымать их для собственных нужд кроме разве что закаленных геологов стало некому: работящие мужики из поселков летнюю жару выдержива­ли преимущественно под кондиционерами, а зимой поездки на личном тран­спорте кроме как по искусственному покрытию прекращались из-за постоян­ных заносов.Конечно, на три-пять километров от дома охотники отходили, но значительного ущерба животному миру нанести они не могли. Сейчас я катил уверенный, что ни одного человека за день не встречу.
   По сторонам смотрел внимательно, и на дорогу тоже. Но никакой живно­сти пока не замечал, как и ее следов. Что неудивительно среди крутого мелкосопочника, ограничивающего площадь обзора. Все живое, если оно и было, услышав мотоцикл успевало скрываться в не просматривыемые места раньше, чем я мог кого-то заметить. Но скоро мелкосопочник кончался и дальше была до двух километров шириной довольно ровная долина с сухим руслом в середине и зарослями кустарника вдоль него.
   Дорога долину пересекала, но спускаться в нее я не собирался. Чуть-чуть не доезжая остановился, мотоцикл заглушил, прислонил к подходяще­му камню. И пешечком с биноклем на шее начал подниматься на крайнюю у долины сопку. На вершине осторожно, ничего кроме головы из-за камней не высовывая остановился, в этой позиции укрепился и настроил на рез­кость бинокль.
   Начал долину внимательно осматривать: вначале подальше с одной и другой ее сторон, потом прямо перед собой, чуть приподнявшись для полноты обзора, и под собой, то-есть под сопкой.Ничего, везде тихо и спокойно, сайги пасущейся нет. А долина - самое место, где она должка обитать, и где ее можно увидеть раньше, чем она заметит тебя.
   Первый блин кормом, и я вернулся к мотоциклу. Дальше ехать слож­ней, по целине между сопками вдоль долины. Но так, чтобы из нее я не прос­матривался и не слышался. Для надежности немного отъехав назад, в под­ходящем месте повернул направо почти под прямым углом, и по бездо­рожью пополз на первой скорости, покрепче сжимая руль и помогая ногами поддерживать равновесие в трудно проезжих местах.
   Через двадцать минут, то-есть примерно два километра останавливаюсь, еще раз на крайнюю сопку залезаю, долину в бинокль просматриваю. Опять ничего. но метрах в пятистах среди полосы кустарника по сухому руслу просматриваются два ярко-зеленых пятна камыша, где как я знаю, есть лужицы солоноватой воды. Для человека она не пригодна, а животные при необходимости могут пить. И сейчас нужно проверить,есть ли там их следы. С желание немного размяться после мотоцикла, в темпе в долину спускаюсь и шагаю в направлении зеленых пятен.
   Да, есть водичка, есть следы, и довольно много. Но только конкурентов человека - волков. Целый выводок постоянно место посещает, то-есть обита­ет где-то рядом и всю сайгу, если она была, отогнал подальше. Еще блин комом, уже второй. И пока возвращаюсь к мотоциклу, представ­ляю, как расскажу одному из приятелей-охотников про этот волчий выводок и место, где он постоянно утоляет жажду. Приятель ярый волчатник, оста­льной живностью интересуется меньше. Не сомневаюсь, что после моего расска­за стая ощутимый урон понесет. А я смогу считать себя к уничтожению зло­стных хищников в некоторой мере причастным.
   Еще долго катался по бездорожью, переодически мотик покидал для коротких пробежек и осмотра окрестностей в бинокль. Пока безрезультатно. Солнце висело уже над головой и пришла пора перекусить, попить водички. Это я собирался сделать возле карьера, где был весной с экскурсией и смотрел красивые камни. Сейчас к нему подъезжал, причем довольно быстро, потому что сопки незаметно высотой стали поменьше, склоны поположе и без развалов камней. Что позволило перейти на вторую скорость.
   Наконец выезжаю на дорогу, по которой нас везли на экскурсию. Правда, сейчас я находился дальше, уже за карьером, и когда выехал на нее, пове­рнуть пришлось в сторону партии.
   Дорога немного разъезжена добытчиками - совсем недавно по ней они проезжали - ценный мате­риал увезли в город.
   Проехал с километр и наконец в небольшой лощинке показался карьер. Ве­рнее груда камней на его месте - засыпан,чтобы никто не занимался до­бычей нелегально.Палаток, балка, техники рядом не наблюдалось и я поду­мал, что взрыв, о котором говорили канавщики, был в другом месте. То-есть зря я сюда ехал, никто на карьере не работает и красивых камней я не получу. Оставалось перекусить, прежде чем двигаться по охотничьим делам дальше.
   По привычке перевел взгляд с проселка в сторону - мимолетом обозреть окрестности. А когда снова глянул вперед, широко раскрыл от удивления глаза: от груды камней за ближайший бугор метрах в ста согнувшись бежал му­жик! Быстро скрылся за ним и больше не появлялся. Точно, дал деру, уви­дев меня! И кто это мог быть, и что здесь делал? Вот тебе и степь nyстая!
   Через пару минут я подъехал к разбитой, разъезженной, захламленной площадке, мотоцикл заглушил, прислонил к камню.Прошел вокруг разбросан­ных давними взрывами глыб, стараясь понять,что же спугнутый мужик де­лал. Место нашел быстро: у стенки карьера, где в прошлый наш приезд до­бытчики вручную перебирали камни с ценными минералами, красовалась расчищенная яма. Что-то вроде шурфа глубиной метра два с половиной, на дне валялись короткая лопата, кирка, кувалда и несколько массивных клиньев. Причем заметил, что в шурфе или рядом с ним в целике коренных пород не­давно что-то взорвали - здесь я не ошибался, насмотрелся достаточно.
   Понял: кто-то камушки ковыряет. И кто? Желания старателя поймать и предать правосудию у меня и в мыслях не появилось. Не считал его прес­тупником, разворовывающем государство. Мужик кувалдой и киркой добывал, чем господь бог одарил всех нас в равных правах. Не воровством и не раз­боем точно. Но узнать кто такой шустрый - очень захотелось.
   Ясно, что далеко он не убежал, прячется рядом и почти точно - за мной подсматривает. Но встречи не желает определенно. Не желает - не надо. Я для вида поколотил камни, неспешно еще раз прошелся вокруг засыпанного карьера. Вроде как никого здесь не увидел. И покатил по дороге дальше в сторону партии.
   Отъехал немного. Как только скрылся из вида за ближайшей сопкой, с до­роги свернул в сторону. Спрятал мотоцикл в ближайших кустах и, прихва­тив одностволку, пошел в обход карьера по понижениям рельефа, не высовы­ваясь и не маяча на виду напуганного мужика. Бугор, за который он забе­жал при моем появлении, осторожно обошел подальше и рассмотрел с проти­воположной от карьера стороны. Никого. И куда делся? Неужто с испугу убежал далеко? А с чего меня бояться? Подъехал не на уазике, как нача­льник, а на дешевеньком мотоцикле. Да и один всего.
   Пришлось прилечь и минут двадцать обозревать окрестности в бинокль. К карьеру никто не пробирался, хотя времени после моего отъезда прош­ло достаточно.Посчитав, что больше ждать бесполезно, поднялся к вершине бугра, чуть-чуть высунул голову увидеть карьер. И сразу донеслись приглушенные звуки кувалды. Уже в шурфе мой старатель, вкалывает во­всю!
   Еще раз прилег, устроился поудобней, чтобы из-за бугра выступал толь­ко верх головы; настроил бинокль на резкость до близкого предмета - шурф от меня всего-ничего, метрах в ста двадцати. И замер.
   Пол часа из шурфа доносились звуки кувалды, да вылетали куски породы, потом показались кисти рук, у самого верха за что-то ухватились. И нако­нец появился мужик, выбирающийся на поверхность ко мне спиной. Вылез, выпрямился, внимательно посмотрел в обе стороны вдоль дороги, и толь­ко теперь повернулся ко мне лицом.
   Ба! Да это мой знакомый, пропавший канавщик Петр Спиридонов, собст­венной персоной! Вот где, оказывается, трудится, "легкую деньгу" сши­бает! Я ящерицей юркнул вниз, поднялся на ноги и пустился по склону бугра вниз, потом дальше, пока не заскочил за первую сопку. Отдышался, выг­лянул назад - знакомый мой нигде не просматривался; похоже вылез просто отдохнуть и размяться.
   Зная Петра Спиридонова, я не был уверен, что в таком отдаленном мес­те он может обитать в одиночку. И потом: кто-то же его привез, навер­ное и забрать должен. Но если один, боится любого, зная что камни ковыряет незаконно, то лагерь должен разбить где-то подальше, чтобы в глаза не бросался.Без палатки, спальника или одеяла, обязательно во­ды, в степи при нашей жаре долго не продержишься.
   Я не поленился и скоро все нашел. От карьера почти в пол километре, среди кустов в небольшой промоине между сопками натянута маленькая па­латка, в ней куртка, старенький спальник, сумка с продуктами. Рядом костерище с черной жестянкой на треноге, остатки ящика вместо стола, в кустах молочный бидон с водой, пустой на две трети.На ящике стояли мя­тая алюминевая кружка, не очень чистые миска и ложка. Получалось, Спи­ридонов трудился в одиночку.
   Интересно, сколько времени он собирается здесь провести? Я открыл сумку с продуктами посмотреть, на какое время их хватит. Хлеб, сахар, заварка, пара пакетиков с супом быстрого приготовления, банка тушенки. Дня на два, не больше.Что-то завернуто в бумагу. Не разворачивая, ощупал пальцами - продолговатые кругляшки, мягкие. Непонятно что. Осторо­жно развернул конец обертки - пять картонных шашек с аммонитом! И здесь же взрыватель с куском свернутого бикфордового шнура! Вот тебе и прос­той работяга! Взрывчаткой ухитрился разжиться!
   Где он ее достал - подумать придется, попозже. Сейчас я вокруг палат­ки покрутился, по следам убедился, что привезли Спиридонова и барахло на машине, по отпечаткам протектора - ГАЗ-66.
   Время подошло к позднему полудню, и я побаивался, что у подпольщика возникнет законное желание в самую жару сделать в работе перерыв: по­пить чайку, полежать под пологом палатки в тени.Не стал задерживаться на месте стоянки - в любой момент мог пожаловать ее хозяин. Убедившись, что следов моего присутствия не видно, сумка с продуктами и завернутой в бумагу взрывчаткой положена на место, я по промоинам, понижениям ре­льефа, никем не замеченный отошел в сторону за ближайшую сопку и поша­гал к мотоциклу. По пути пытаясь осмыслить только что увиденное.
   Начнем с начала: кто привез Спиридонова к карьеру? Машины марки ГАЗ-66 как я знаю, только в партии. Техника отличная, вездеходная, и в геологии незаменимая. Но есть и минусы: повышенный расход бензина, и грузоподъемность не большая. Для дорог с покрытием экономней машины другие, поэтому в Мирном сплошные Кразы,Камазы,Зилы. И вероятнее всего привезли Спиридонова машиной партийской. А если точнее - машиной горной службы, шофер которой и работяга подпольщик,по словам канавщиков, в последнее время, "скорешились".
   Здесь я в душе усмехнулся; надо же, еще раз Петр Спиридонов и Коваленко в поле зрения попадают! Прямо напрашиваются, что бы я по ним продолжал разбираться!
   Подбросить Спиридонова к месту его подпольной деятельности Коваленко мог запросто. Привез утром канавщиков на участок,развез по рабочим местам - и все. Свободен два-три часа. А до карьера сгонять туда-сюда - пара часов, никто и не_заметит. Когда поездку они провернули - пока неясно. Но это и не важне. Интереснее кто и когда повезет Спиридонова от карьера в партию - вдруг я ошибаюсь и это не Коваленко?
   Теперь взрывчатка. Обычно рабочие помогают ее разносить, закладывать в шпуры или скважины. И несколько шашек стащить могли, здесь ничего не поделаешь. А что касается взрывателя и бикфордового шнура - тут уж извините, они в сумке руководителя работ, и никогда никому он их в руки не даст. Под суд никто не рвется.
   Разобраться, как запалы и взрывчатка попали в руки канавшика,посложней. Взрывных работ у меня нет, проводятся на оценочном участке, где я давно не был и абсолютно не в курсе тамошних дел. Теперь придется съездить, посмотреть что делается и уже сделано. Все же родной объект, не в последнюю очередь нашей группой в прошлом году и выявленный.
   Здесь я подошел к мотоциклу и сразу полез за банкой с водой. Пить хотелось как никогда - сказывалось вчерашнее возлияние спиртного на пикнике. Пришлось горло смочить, а заодно и перекусить - игры в пря­тки возле карьера заняли больше двух часов, время обеда давно прошло и аппетит какой-никакой появился.Но сейчас понял и другое: по­сетить все намеченное уже не получится, слишком задержался возле карь­ера. Коррективы в утренние планы внес, и прямо с места обеда двинулся в сторону партии. Правда,вначале со знакомой дороги при первой возмож­ности отъехав в сторону по еле заметному следу когда-то проехавших ма­шин.
   Через два часа был дома, так за весь день никакой живности и не уви­дев. Но следы волчьего выводка нашел, а потом, после карьера, и сай­гачьи наброды прямо по дороге, по которой ехал. Это место запомнил, для себя решил в следующий выходной туда вернуться.
   Любимая работа или занятие для души, настроение у человека только поднимают. Даже если и сил много тратишь, и отдачи прямой, то-есть вот как сейчас, сегодня, и нет. Наверное, на лице у меня что-то радостное проглядывало, и жена это заметила, посчитала свидетельством удачной поездки: "Что улыбаешся? Добыл кого?" - поинтересовалась еще на крыльце.
   Пришлось огорчить:
   "Нет, сегодня не получилось."
   "И чему радуешься? День по жаре зря катался!" - с удивлением посмотрела мне в лицо и покачала головой, как это делают женщины показать, что у собеседника не все с ней в порядке. Махнула рукой и добавила:
   "Хотя что с тебя возмешь, отдыхать нормально, как все люди, тебе боженька не дал!"
   Права жена, не дал и слава богу. Лучше степь, мотоцикл и ружье, как сегодня, чем обжорство и водка, как это было вчера, на пикнике. Каждый по своему с ума сходит!
  
   Часть 8.
  
  
   Размышления на тему хищения взрыв-­ чатки и оговора Славы.
  
  
   Проснулся с навязавшейся мыслью. И это в четыре утра,за пять секунд до звонка будильника! Кажется, она появилась еще во сне, не постепенно, плавно, а резко, мгновенно искрой вспыхнув в сознании : как со Спиридоновым, этим подпольщиком поступить? Молчать, рассказать все Павлу Петровичу, или бежать в милицию? Кто-то же должен разобраться, где и от кого он поимел взрывчатку, за одно хранение которой срок?
   Вроде и дело плевое, необременительное. Всего-то сказать несколько слов, но кому? А может никому и ничего? От правильного выбора зависит много, последствия очень серьезные.
   Поставить в известность Павла Петровича, начальника партии? Уверен, тут же вызовет главного инженера Николаева, которого я терпеть не мо­гу, на "дух не переношу", потом к нему добавит инженера по технике безопасности Малькова. После гибели горного мастера они прово­дят взрывные работы, за них несут ответ. И представляю, как к моему сообщению отнесутся - взрывчатку-то у них увели из под носа! Определе­нно тут же Павел Петрович отправит Спиридонова отлавливать, взрывчат­ку конфисковывать. Если, конечно, тот ее не успел использовать. А ус­пел - на меня товарищ Николаев такую бочку покатит, что мало не пока­жется. Это же я на него напраслину возвожу! А если взрывчатка цела и успеем конфисковать - не намного лучше. Все равно главный инженер обо мне не забудет, в покое не оставит. И конечно, найдет козла отпу­щения, может того же Малькова, инженера по технике безопасности. В об­щем, идея информировать Павла Петровича не выдерживала никакой крити­ки.
   Сгонять к Михаилу Новикову? Еще хуже. Через десять минут в милицейс­ком Уазике будем пилить все к тому же карьеру, устраивать задержание Спиридонова. Успел он использовать взрывчатку - все равно придется задерживать, разбираться по какому праву незаконно занимается добычей. А не успел - еще хуже, все в итоге вернется к Павлу Петровичу, и далее пойдет по кругу, как я уже говорил. Я же в глазах начальника партии буду последним подлецом, его подставившем хуже некуда, за его же спи­ной. Уже и пожалел, что не конфисковал взрывчатке сразу же, в палатке.
   За день, пока бегал по сопкам с фотопланом, постоянно задавался вопросом, что же предпринять. И решил пока никому ничего не говорить. То­чно узнаю, от кого Спиридогов взрывчатку поимел, и определится, кого можно об этом поставить в известность - Павла Петровича или Михаила Новикова. А узнать не так и сложно: взрывные работы в этом году толь­ко начались, проводились раза три на оценочном участке у Николая Мат­веева. Сам он в них вряд ли участвовал, но помощник его, Александр, дол­жен был канавы под взрыв показывать. Следовательно, с руководителем взрывных работ общаться и личность его знать точно.
   Разговор с бывшим подчиненным - до этого года Александр работал у меня в группе - я запланировал, и успокоился. Тем более, рабочий день благополучно закончился. А когда подошел к ожидавшей меня в условленном месте машине, то прежде чем собирать людей, выехал на дорогу, по которой весной ездили на экскурсию к карьеру. Здесь попросил шофера подождать, сам отошел за ближайшую сопку, т.е. скрылся с глаз. И в подходя-
щем месте поперек дороги в намечавшихся колеях собрал бугорками мелкую щебенку, песок, суглинок. Несколько раз это место придется навестить, но день, когда за подпольщиком-канавщиком придет машина, я узнаю точно.
Потому что собранные мною бугорки она раздавит, и в глаза кому-либо из моих ребят попадет. Что позволит легко вычислить с кем это Спиридонов организовал незаконный кооператив. Продуктов у него дня на два
- три, значит машины ждать недолго. Не забыть только предупредить Владимира и Пашу, чтобы смотрели по сторонам повнимательней, и маршруты на эти дни наметили к дороге поближе - что бы чужую машину заметили и приметы ее запомнили.
   Следующие два дня в конце работы проверял сигнальные бугорки. Пока никто не проезжал, ребята лишних машин не видели. За это же время в па­ртии после работы узнал много интересного. Прежде всего, дотошно порасспрашивал Александра: кто и как проводил у них на участке взрывные рабо­ты. Выяснил, что во всех трех случаях руководил Мальков, инженер по те­хнике безопасности, а помогали, то-есть разносили и засыпали в скважины взрывчатку, Александр и шофер горной службы Алексей Коваленко. На воп­рос - как это взрывчатку засыпали - оказалось просто: была она гранули­рованной и в пакетах. Ну как удобрения. Потому и засыпали, что пакет в скважину не проходил, приходилось его разрывать. А взрывали как? Тоже просто: вначале в скважины опускали по двухсот грамовой шашке с элект­родетонатором, и на них уже гранулированную взрывчатку сыпали. А подрыва­ли с помощью специальной машинки, электрометодом.
   Выходило, что в этом году в партии применялась взрывчатка можно ска­зать рассыпная, метод взрывания был с использованием электродетонаторов. То-есть, все, что я видел у Спиридонова, украдено в другом месте - ни расфасованного в шашки аммонита, ни детонаторов с бикфордовым шнуром в этом году в партии не применялось.
   Я поначалу чуток успокоился: слава богу Павла Петровича травмировать не придется, не в партии взрывчатку сперли. В Мирном тоже взрывные ра­боты проводятся, могли отовариться и там. Только быстро усомнился в во­зможности этого по причине простой: серьезные люди у них работоют, полу­чают ой как хорошо, за места свои держатся,и рисковать быть из поселка изгнанным из-за хищения ВВ не будут.Да и контроль там....- в обшем,эту версию лучше сразу отбросить и голову себе не морочить.
   А если не в этом году было хищение? Как у нас в прошлом году взрыва­ли? Начал припоминать, что видел раза два, когда канавы пришлось пока­зывать Славе, в то время проводившего взрывные работы. И вспомнил: то­чно, были тогда и шашки с аммонитом, и детонаторы с бикфордовым шнуром. И шофер тот же, Алексей Коваленко был, помогал скважины заряжать. Мог, конечно, и спереть несколько, при его манере тащить все, что плохо лежит. Слава так, кажется, о нем говорил.
   Здесь мне стало жарковато: а вдруг Слава узнал, что приятель можно сказать его под тюрьму подводит? Узнал и потребовал украденное вер­нуть, да еще пригрозил рассказать кому положено. Тогда Коваленко точно загремел бы в места с вечной мерзлотой.
   Вот он, мотив для убийства! Смущало одно: хищение если и имело место, то в прошлом году, и убийство должно быть тогда же. А горный мастер и Коваленко все время считались приятелями. До последних дней, когда Ко­ля, друг Славы и сосед по комнате в общежитии, не заметил некого между ними охлаждения. Правда, со стороны не очень бросающегося в глаза.
   Что-то опять у меня ничего не сходилось. Плюнул (в душе), и пошел к Паше, с приятелем пообщаться и направление мыслей в голове изменить.
   У нас в геологическом коллективе люди очень разные. Сангвиники и меланхолики, говоруны и молчуны, домоседы и любители кампаний, работники талантливые и не очень. Паша объединял в себе на первый взгляд несовместимое. Почти сангвиник и в то же время молчун, любитель кампаний - и под твердым каблучком жены, деятельный в работе - и постоянно нужно подправлять, подсказывать, ибо частенько его откровенно тянуло на идеи абсолютно нереальные, тупиковые. Он и в камералке считался не очень разговорчивым, а уж дома точно предпочитал гостя послушать и рот открывал,
только если о чем-то спрашивали. По этой причине с ним приятно посидеть и просто помолчать, особенно если есть что налить в рюмки. Сейчас он во дворе разбирал конструкцию из тонких досточек. Увидев меня, занятие бросил и с видимым оживлением махнул рукой в сторону низенького столика и скамеек вокруг него по кругу, намертво вкопанных в землю под густо-зеленой раскидистой корягой непонятного названия. Рад Паша моему появлению как человек компанейский, и наверное, очень даже не против по случаю встречи немного выпить. Но, как подкаблучник, предложить такое здесь, на виду у жены, в любой момент ожидаемой, остерегается. Знаю, ми­нут пятнадцать посидим, парой фраз о рыбалке прошлой или будущей переки­немся, и все, компанейская душа приятеля не выдержит. Придется с огляд­кой идти в сарай в "антисанитарию", и рюмочку-другую из заначки потре­бить. Ну не может Паша по другому, и все тут.
   Люда не замедлила появиться моментально. Почувствовала присутствие по­стороннего и, конечно,вышла из дома посмотреть кто это. Постоянных Пашиных гостей она знает отлично, и немедленно принимает деятельное участие во встречах. То-есть, определяет персонально кто может с мужем подольше пообщаться, а кто поздоровавшись и парой слов перекинувшись, должен убираться во-свояси, оставить мужика в покое и трезвом состоянии.
   Меня Люда уважала и как начальника мужа, и как человека в питье умере­нного. При случае уважение выказывала приблизительно одинаково: позволя­ла Паше со мной выпить, зная что дальше двух рюмок дело не пойдет.И по собственной инициативе обеспечивала нас закуской, всегда очень острой, пахучей, готовить которую большая мастерица.
   "Давненько в гостях не были, Юрий Васильевич," -с этими словами подо­шла к нам. И считая меня "большим" специалистом в области овощеводства, перешла на подходящюю тему: "Вы у нас помидоры посмотреть должны, что-то совсем плохо завязываются! Этот оболтус," - кивнула на Пашу и подчерк­нула гримасой главенствующюю роль в решении семейных вопросов, - "неда­вно полил их какой-то дрянью. Не растут совсем."
   Я только успел улыбнуться и открыть рот для достойного ответа, но Па­ша не смог снести прилюдного оскорбления со стороны подруги, и заставил остановиться:
   "Я их удобрением полил, как в книжке написано! И нормальные у нас по­мидоры, не хуже, чем у других!" -с возмущением решился Людочке возразить. Та не задержалась с ответом:
   "Ты их дерьмом поливал, а не удобрением!" - повернулась ко мне и уточнила, - "Настоящим дерьмом! К соседу пастух приезжал на лошади, так он из под нее набрал!"
   Паша махнул рукой, и оскорбленный возведенным на него поклепом, отве­рнулся от жены в сторону. А Люда, довольная что лишний раз мужика уела, мне улыбнулась и попросила:
   "Хоть вы мою бестолочь научите чем поливать и как ухаживать!"
   "А что ждать, сейчас и посмотрим!" - ответил, и стал подниматься,соби­раясь увести приятеля в огород, подальше от агрессивной супруги. Пос­мотреть, что он там натворил непотребного.
   "Очень на вас надеюсь, Юрий Васильевич!" - с легкой усмешкой глядя на понурившегося мужа посчитала нужным заметить Людочка, -"Можем и без по­мидор остаться!"
   Я и Паша пошагали в огород, а женщина направилась в дом, почему-то посчитав свое участие в смотринах будущего урожая необязательным.
   Сразу видно, что "удобрение" Паша приготовил не совсем правильно. Сли­шком концентрированным оказался рвствор, и поливать растения из лейки было нельзя. Ну а раз это сделал, то часть листьев пожег, и они начали по краям высыхать. Плохо, конечно, но не смертельно. Посоветовал Паше хорошенько продождевать растения и больше никакими удобрениями не поль­зоваться. Он тут же раскатал шланг и минут десять помидоры поливал, смы­вая с листьев все лишнее. А я, пользуясь случаем, посмотрел в огороде и остальные грядки.
   Так сложилось, что за помидоры у нас отвечают в основном мужчины. Ну не могут женщины грубо выламывать лишние листья, пасынки, прищипывать отдельные стебли. Жалко очень, и часть цветов при этом уничтожается, то - есть будущих плодов. И некоторые из них, у мужей которых руки растут совсем уж не с того места, откуда положено, просят меня экзекуции с по­мидорами проводить, потому что у самих на это руки не поднимаются. А с остальными растениями больше возятся женщины. Люда относится к их числу, и по моему мнению с этим делом справляется отлично: везде земля порыхлена, сорняки искорены, где требовалось нужное к подпоркам привя­зано. Пашины помидоры выглядят, конечно, не столь ухоженными, как осталь­ное, но и не такими, что бы к мужику предъявлять претензии. И не за де­ло Люда мужа ругает, а по привычке,при случае, чтобы не забывал кто среди них главный.
   После помидор Пaша заодно начал дождевать и другие грядки. И наверное провозился бы с ними долго, если бы не все та же Людочка. Теперь она в огороде с ослепительной улыбкой появилась:
   "Хватит уже, меры не знаешь!" - это она мужу, а потом нам обоим, - "Идите ужинать, пока я добрая!"
   "Так рано еще!" - попробовал Паша вставить хоть что-то свое. И замолчал, когда Люда показала, что отнюдь не неволит его с этим де­лом:
   "Ты как хочешь, а я с Юрием Васильевичем могу и выпить с удовольстви­ем!"
   "Тогда дело другое!" - Паша мгновенно ожил, глаза заблестели; быстро выклю­чил воду.
   На столике под развесистой корягой уже стояла закуска, ополовиненая буты­лка водки, стаканчики. Но все из расчета на двух человек. Сама Люда во­дку почти не употребляла, и будучи пухленькой, предрасположенной к пол­ноте, по вечерам ничего кроме кефира или чая без сахара себе не позволяла. За столом вместе с нами все же присела, для себя в стаканчик накапала примерно как валерьянки, капель десять. И после моего тоста за"хозяйку", быстро капли проглотила и ушла в дом заняться "делом".
   Не торопясь, я и Паша понемногу наливали в стаканчики, закусывали аро­матной вкуснятиной. Приятель все делал молча, и начинать разговор не спешил. Пришлось это сделать мне:
   "Помнишь своего помощника, когда вы мясо для шашлыков нанизывали, на гулянке в степи? Не шофера, а второго, того, что буровик?"
   Паша задумался, вспомнил, но решил все же уточнить:
   "Женьку, что ли?"
   "Может и Женьку, не знаю как зовут. Только он водку не пьет, и "травку" курит."
   Паша подумал еще:
   "Тогда точно Женька. Водку он пить не может, что-то у него с головой от нее делается. А "травку" курит, это точно. Сам мне го­ворил - надо же как-то забалдеть, если все вокруг от водки уже балдеж­ные!"
   Немножко помолчали вдвоем, еще раз в стаканчики налили по чуть-чуть. Рас­тягивали удовольствие.
   "А "травку" где он берет?" - поинтересовался я, надеясь на нужную тему разговор с Пашей продолжить. Он пожал плечами:
   "Я и не спрашивал. Наверное где и все. Съездил до дикой конопли, нарвал. Всего-то от нас сто километров."
   Да, с травкой. У нас так. Не нужно за нее ни платить, ни милиции остерегаться, если есть на чем сгонять за эти сто километров. Нарвал сколько нужно - и все. И ни одного человека за операцию не увидишь.
   "Говорят и горный мастер Слава покуривал," - поделился я услышенным от Лени на пикнике, куда тот приезжал на мотоцикле и со мной разгова­ривал, - "Видел такое хоть раз?"
   "Да ну," - удивленный Паша слегка оживился, - "никогда его с "травкой" не видел! Врут точно!"
   "И Коля не курил?"'- я имел в виду бывшего соседа Славы по комнате, предполагая, что если они жили вместе, то так же вместе могли и покури­вать. К тому же он Пашин приятель, верный соратник по завершению всех праздничных мероприятий в партии и постоянный клиент "антисанитарии", Пашиного закутка в сарае.
   "Уж он никогда точно!" - это Паша сказал твердо, с убеждением, - "Я с ним столько встречаюсь, почти каждый день. У меня," - кивнул в сторону "антисанитарии, - "или у него в общаге. Даже разговора про "травку" не бы­ло!"
   Опять у меня сплошные нестыковки: Леня говорит, что Слава покуривал - я и Паша этого не видели. Ну ладно, можно считать, Слава меня остерега­лся как руководителя и постарше по возрасту. Но Паша то! Постоянно у них в комнате бывал, частенько там же выпивали и друг о друге знают все. Не мог Паша "травку" не заметить, если она в их кампании появлялась даже ред­ко! И что теперь мне делать?
   Мы еще недолго посидели, водочку допили. Из разговора с приятелем еще раз для меня стало очевидным, что о личной жизни своих знакомых даже в очень близком окружении знаю ой как мало. Что для меня, как приятеля многих, просто непозволительно. Тем более, когда где-то рядом крутится "травка", а может что и почище, вроде настоящих наркотиков.
   Возможно,Леня и другое знает, кроме "Слава покуривал". Но не сказал, потому что я и не спрашивал. А человек он -- врать или преувеличивать не будет. И откуда получил информацию - я узнать должен непременно.Что-то возле имени Славы после его гибели появились из ничего негативные моменты. Это и взрывчатка, которая могла попасть к
Спиридонову от Славы. Но не из рук в руки, потому что в этом году Спиридонов в партии только появился и Слава при нем ни­чего взорвать не успел. Это и "травка", о которой мы раньше ничего не зна­ли, и Леня в том числе, раз не говорил о ней. А всплывает все сейчас, когда человек никому ничего не расскажет, на вопросы не ответит.
   Вскоре я пошел домой, точно решив поговорить с Леней по поводу его слов "Слава покуривает" обязательно.
  
  
   Многое проясняется. Моя версия событий.
  
   Два дня сигнальные бугорки на дороге к карьеру оставались нетронутыми. Сегодня пошел третий день,самый важный. По моим прикидкам, вода и продукты у Спиридонова кончаются,следовательно за ним должны приехать, либо необходимое подвести.
   Утром перед посадкой в машину я отозвал в сторонку Владимира, у которо­го сегодня намечался маршрут рядом с нужной дорогой. И попросил повнимательнее смотреть, не проедет ли по ней машина в сторону карье­ра. Если такая объявится - пусть не поленится, через часок-полтора к дороге выйдет, ну хотя бы пообедать. А заодно посмотрит, что это за ма­шина, потому что примерно в это время она должна возвращаться назад. Владимир выслушал, покивал головой: "Сделаем." В поле я людей развез, сам подъехал поближе к сигнальным бугоркам, и отправил машину к электроразведчикам перевозить их тяжелые причиндалы.
   Бугорки не раздавлены, значит все впереди. Я в этом удостоверился и по­бежал по геологическим делам от дороги с надеждой, что коллега все сделает как я просил, от основной работы надолго не отрываясь.
   День пролетел быстро. Я побежал к месту, где утром вылез из машины и куда она должна сейчас за мной подъехать. Уже стоит, ждет.По пути к ней сделал небольшой крюк к сигнальннм бугоркам. Есть, раздавлены! В мыслях себя похвалил: как все точно рассчитал! Надеюсь, Владимир видел, что за машина здесь проезжала.
   Когда в условленном месте к нему подъехал, коллега как обычно не по­лез без слов в салон машины вслед за радиометристом, а шагнул к кабине, и гля­дя на меня через опущенное стекло дверцы, с гневом в голосе разрядился:
   "Ты знаешь, этот гад остановиться не захотел, хотя меня увидел! Это ж надо такое! А если б поплохело кому?"
   Главное я понял: видел Владимир машину, и знает откуда она. Но совсем не хотел, чтобы сейчас его слышал кто-то кроме меня. Поэтому продолжить не дал:
   "Подожди, не торопись! В партии расскажешь, мне одному. Понял?" Он озадаченно кивнул головой:
   "А, ну да, конечно!" Я заговорчески подмигнул, показав важность известной нам двоим тайны, и он до предела заинтригованный моей просьбой полез в салон машины.
   В камералке мы недолго посидели, как обычно сделали все необходимое, и начали расходиться по домам. Я и Владимир жили рядом, сейчас вместе и потопали. Он и в камералке посматривал в мою сторону, ждал разрешения загово­рить. И по виду, ему очень нетерпелось это сделать. Сейчас можно, и я наконец-то облегчаю его душевные страдания:
   "Давай, что видел в степи, кто там не захотел с тобой встретиться."
   "Ты знаешь, Коваленко проезжал, шофер горняков," - сообщил с видом заговорщика, - "только как уви­дел меня на дороге - свернул в сторону, по газам дал - и в сопки!"- начал меня разглядывать, пытаясь заметить реакцию на сообщение. Не увидел, и продолжил: "Точно нас испугался, не захотел встретиться!"
   Теперь я отреагировал: "Один был, или еще кто в кабине сидел?"
   "Точно не скажу, я не очень и смотрел , когда он по дороге ехал. А свернул - и шофер с моей стороны оказался, кто за ним на другом сиденьи - уже не поймешь."
   "А Коваленко ты точно узнал?"
   "Да он был! Кто же еще! Машина его точно - сзади в салоне вместо стекла фанера вставлена, а сам он в синий цвет выкрашен!"
   Да, это были опознаваемые приметы машины горной службы. Значит, за Спиридоновым приезжал Коваленко, и это они, два "кореша", организова­ли незаконную добычу полудрагоценных камней, причем с использованием похищенной у Славы в прошлом году взрывчатки. Примерно о таком вариан­те я предполагал, сейчас рассказ Владимира сделал предположение несомнен­ной реальностью. И не продукты с водой вез к карьеру Коваленко, а за­бирал оттуда Спиридонова с уже добытым, вез его и камни в партию. Поэ­тому не остановился, не хотел, чтобы кто-то его увидел. Думаю, после встречи с геологом добытое сегодня он в партию не повезет. Спря­чет в степи до лучшего времени. Может и Спиридонова подбросит до пер­вой буровой на оценочном участке, чтобы наших канавщиков, когда начнет со­бирать их в конце работы, не удивить неожиданным появлением непонятно где пропадавшего коллеги.
   "Я думаю, на карьер он мотал, куда нас весной возил", - продолжал догадливый мой геолог, - "Наверное, надеялся красивыми камнями разжиться. Может и
не один, а возил приятеля. Только зря старался," -продемонстрировал мне улыбку, - "Карьер-то добытчики засыпали! Точно ему облом вышел!"
   В моих интересах эту безобидную и во многом точную версию поддержать. Ну прокатились втихую к карьеру, всего и делов. Тем более к засыпанному. Поэтому поддакнул:
   "Наверное, так и было. Помнишь, Коваленко еще весной на красивые камни смотрел как ненормальный. И два мешка пробных тогда набрал!"
   "Видел, видел," - подтвердил Владимир, - "только зачем меня так пугаться, в сопки убегать?"
   "Начальства боится, зачем еще. Сам знаешь, по головке за такое не по­гладят", - я посмотрел на приятеля и попросил, - "Ты об этом не распространяйся, что бы до начальства не дошло. Взгреют мужика за ерунду сушюю."
   "И не собираюсь.Нужно тебе было - я и сделал. Только ты откуда знал, что на карьер машина пойдет?"
   "Предполагал, не более. Но, как видишь, не ошибся."
   Мне не хотелось, чтобы он и дальше расспрашивал как да почему. Поэтому пришлось просить еще кое о чем:
   "Только не старайся выпытать, откуда у меня предположения. Говорить об этом рано. Но со временем узнаешь, обещаю. А сейчас помолчи и все. Так нужно."
   "Ты как всегда, лишнего не скажешь даже друзьям," -Владимир вздохнул с нескрываемой обидой, но все же возражать не стал,- "Ладно, молчать буду," - и мы разошлись - каждый повернул к своему дому.
   Под летним душем смыл с себя рабочую грязь и пот, прошел во двор к персональному микробассейну. С размаху упал в него и медленно погрузился до дна, наслаждаясь ласками прохладной живительной влаги.Потом она нача-
ла неумолимо выталкивать вверх, и скоро я закачался на поверхности как пробка. Выдохнул в воду воздух, поднял голову, сделал глубокий вдох. И несколько раз проплыл от края до края бассейна, каждый раз разворачиваясь у очередной стенки и делая затем ровно три выверенных гребка.
Вылез из воды рожденным заново. Прошелся по огороду, посмотрел как наливаются помидоры, перец, огурчики; пощупал под ними землю - не пора
ли поливать. Пока все нормально. Прошел на крыльцо, посидел на нем пять минут, и остатки влаги на теле исчезли под солнцем. Теперь можно и в дом, на диванчик, в поохладу. Имею право на пятнадцать минут отдыха. Это для тела. Голова отдыхать не хочет и мысли постоянно
возвращает к одной теме: что делать с Коваленко и Спиридоновым. Вернее с фактом хищения взрывчатки, которую я у канавщика видел, но спереть ее у бывшего приятеля Славы мог шофер Коваленко и никто другой.
Честно говоря, очень боялся рассказать об этом кому бы то ни было. Жалко всех, кому пришлось бы по факту хищения отвечать. Даже Николаева, которого не уважаю,но по моим представлениям и он не виноват. Взрывчатку-то украли у Славы, с него бы и весь спрос. Но человека нет, а отвечать придется. В делах с хранением и использованием этих опасных веществ поблажки не дадут, даже начальнику партии, Павлу Петровичу.
   Нет, официальных лиц ставить в известность нельзя. Но можно "порадовать" Коваленко: все о нем и Спиридонове знаю, и если еще раз возьмут в руки взрывчатку - попадут в милицию без всякой с моей сторо­ны пощады. А заодно автоматически приплюсуется незаконная добыча полу­драгоценных камней.В общем, потянет на много,если все это доказать.
   На сегодня оставалось еще одно дело, и ближе к вечеру я навестил Ле­ню. Он занимал маленькую комнату в доме через дорогу напротив, держал миниатюрный огородик и по вечерам обычно ковырялся в нем. В момент оценки будущего урожая я к нему и подошел. Приятель меланхолик, по характеру и скептик, мрачно обозревал подсобное хозяйство, на меня поднял глаза и со вздохом пожаловался:
   "Бестолку все, каждый день и воду лью, и траву дергаю, а расти ничего не хочет. И причины не вижу. У тебя огород рядом, вроде и земля та же - а все как на выставке. Лопаешь и лучек, и редисочку, и огурчики."
   Он снова уставился на огуречную грядку, начал поливать ее тоненькой струйкой воды из наверно самого тонкого на свете шланга. И пока я разгляды­вал и пытался понять, почему растения у него действительно слишком худосочные и слишком бледного зеленого цвета, молчал, изредка на меня поглядывая. Вскоре не выдержал: "И чего они такие? Может что не так делаю?"
   Я догадывался, почему у Лени все растет плохо.В огороде у него иногда бывал и пару раз намекал, в чем проблема. Сейчас пришлось повториться:
   "В землю положено удобрения вносить, тогда и будет все расти."
   "Да вносил, пакет целый из города привез!"
   "Ну конечно, минеральных", - остановил его, - "а нужно органических, дерьма то-есть! Давно мог со старой кашары привезти несколько мешков. Что, трудно на машину по мешку каждый день закидывать?"
   На работе Леня обслуживал буростолбостав, который в долинках по сети проходил дудки в наносах и с глубины до трех с половиной метров подни­мал нужные для геологов коренные породы. То-есть, ежедневно был при ма­шине и при случае заехать на брошенную стоянку пастухов за старым, пе­репревшим бараньим навозом мог запросто. Но почему-то этого не делал, и предложение мое на ура не принял:
   "Какая разница? На упаковке написано, что полностью заменяют органи­ческие!"
   Конечно заменяют, если изначально в земле органики достаточно. У нас же чистый суглинок, после полива мгновенно схватывается под солн­цем в качественный бетон. И чтобы такого не происходило, его нужно обязательно распушить органическими удобрениями. Что все огородники в партии, кроме Лени, уже сделали. Пришлось минут пять читать лекцию и посвящать приятеля в тонкости огородного дела. Но скептик - он и есть скептик. Леня выслушал и уныло пожаловался:
   "Точно брошу, раз говоришь, что не вырастет ничего!"
   "А ты сверху навозом засыпь, слоем сантиметра три-четыре. Потом раз­рыхлишь, с землей перемешаешь - через неделю все зазеленеет, как у дру­гих".
   "Точно?" - с сомнением в голосе еще раз продемонстрировал скептицизм, потом все же решился, - "Ладно, привезу пару мешков, под огурцы и помидоры."
   Разговор на огородную тему логически завершался, пора перейти к главному, ради чего я пришел:
   "Леня, ты говорил, что Слава "травку" покуривал. Откуда взял такое?"
   Леня хмыкнул и глянул на меня даже с некоторым интересом:
   "Теперь-то какая разница? Курил - не курил, нет человека!"
   "Но ты сам видел, или сказал кто?" - не дал я отойти от темы.
   "Откуда сам мог видеть? Я в его делах не участвовал, старше намно­го и водку не уважаю," -Леня чуть помолчал, снова глянул на меня и продолжил: "Приятель его говорил, он то врать не будет."
   "Коля, что ли?" - удивился я, имея в виду бывшего соседа Славы по ко­мнате и уже зная, что ни он, ни Паша с "травкой" того не видели никогда.
   . "Нет, Алексей" - уточнил приятель, и перекинул струю воды из шланга на другую грядку, - "У нас агрегат сломался в поле (как я понял, буростолоостав), домой с канавщиками добирались. А я в кабину залез, к шоферу. По дороге поговорили, то да се. Он и сказал, что Слава покуривал "травку". Втихаря правда, но несколько раз он видел.
   Теперь до меня дошло: Алексей-то не сосед Славы, а шофер машины горной службы Коваленко. Ну полный облом! Куда не торнусь - обя­зательно на него попадаю! Наваждение настоящее. Слова Лени так удивили, что смог лишь промямлить:
   "А, понятно." И с возникшей потребностью немедленно все еще раз обду­мать по Коваленко, двинулся к собственному дому со словами: "Ну я по­шел, дело есть." Чем определенно озадачил приятеля.
   Ну откуда, откуда у меня гипертрофированная любознательность? Это неодолимое желание все знать, в каждом деле разобраться до тонкостей, до конечных составляющих? Ладно, касалось бы работы. Здесь любопытство, любознательность можно только приветствовать. Особенно в геологии, где физически работают ноги, а голова должна непрерывно думать и думать. Причем не по шаблону, определенной схеме, а по непрерывно появля­ющимся новым и новым направлениям, предположениям, их возможным связям во всевозможнейших вариантах. И так до бесконечности.
   Соглашусь, что любопытство может иметь месте и кроме работы, в том, что определяется понятием "хобби". Но оно, как правило, у каждого в числе единичном: у мужиков чаще машина или мотоцикл, или радиотехника, или коллекция, или еще что-то, как правило одно.У меня такого не получается. Все интересует, всем занимаюсь с равным увлечением. И часто удивляю окружающих знаниями, которыми набираюсь из нудных справочников и технических книг.И неудивительно, что техника у меня всегда на ходу без чьей либо помощи, огород по урожайности в числе лучших в поселке, плодоносящий сад только у меня; в доме всегда свежая рыба и мясо. Потому что до тонкостей разобравшись с повадками сайги, я ухитряюсь добывать ее даже на ровном месте и пешком. Что, как мне кажется, никто из знакомых делать не пытается из-за полной для них безнадежности.
   Вот так и с гибелью горного мастера: желание разобраться во всех деталях той трагедии не отпускает. Кажется, больше и сделать ни­чего не могу: как говорил оперативник Михаил Новиков, у Спиридонова и Коваленко алиби, а с Горюновым Вадимом Николаевичем он разбирается сам, и мне в ту разборку входа нет.Но Коваленко с вероятностью почти сто процентов взрывчатку и детонаторы у Славы украл, что сейчас уже не­доказуемо - она использована на карьере при незаконной добыче красивых камней. То-есть, уже криминал. Сейчас вот Леня ошарашил: все тот же Ко­валенко уверял его, что Слава покуривал "травку". А это явная ложь, оговор.Не видели Славу за этим занятием никогда ни Паша, ни сосед по ком­нате Коля. И возникает вопрос: зачем понадобилось оговаривать бывшего начальника, уже ушедшего в мир иной?
   До вечера в огороде рыхлил, выдергивал, поливал. А мысли в голове кру­тились, пересекались, связывались, расходились, отсеивались. И нужные выстраивались в некую последовательную цепочку, которую можно предста­вить не только в памяти, но изобразить на бумаге.
   Первое. В прошлом году Коваленко в подходящий момент спер у своего начальника взрывчатку и детонаторы с бикфордовым шнуром.
   Второе. Все хранил до весны этого года, никому ничего не говоря и не показывая. Причем отношения Коваленко и горного мастера оставались при­ятельскими - Слава даже не подозревал, что его рискованно подставили.
   Третье. Весной Коваленко возил геологов на карьер на экскурсию. Где увидел, какие в нем добывают ценные камни и узнал, что скоро добытчики уедут. То-есть, можно вместо них незаконно поработать лично для себя. Возможно, идеей поделился со Славой. Раз у них уже есть одно общее при­быльное дело - собирать рога падшей сайги - почему бы не организовать еще одно, в этом карьере? А Слава, как специалист, понимал, что без ВВ делать там нечего. Здесь вот Коваленко мог похвастать, что взрывчатка у него есть. Слава в момент понял, откуда она могла появиться и, коне­чно, жестко предложил ее немедленно вернуть.
   Вот такие у меня возникли домыслы. Не знаю, прав или не прав, отказа­лся Коваленко от своих слов или не отказался; пообещал взрывчатку вернуть или нет, но Коля, сосед Славы по комнате и его друг, с этого мо­мента заметил охлаждение в отношениях горного мастера и его приятеля-шофера .
   Четвертое. Дальше была гибель Славы.
   Предполагаемая мною цепочка событий имела место, и
   неудивительно, что должна была конфликтно завершиться. И что, смерть Славы просто случайное совпадение, очень для Коваленко выгодное? Как сказал оперативник, алиби у него железное. Как и у Спиридонова. Тогда зачем врать, бу­дто Слава "травку" покуривал? Что хотел поиметь от этого? Показать, что бывший начальник и приятель не такой и хороший? А может сайгачьи рога вспомнил, Славину долю, которые мы ему не отдали? Ну тогда дело имеем с полным подонком. Хотя если разобраться, к смерти человека этот очевидный поклеп отношения не имеет. Как случившийся позже печаль­ного события.
   Пo своей настырности я, конечно, попробую разобраться в треугольнике - Коваленко - "травка" - Слава, хотя к убийству он отношения не имеет.Дальше-то что делать? Ну с Коваленко теперь точно поговорю:об его махинациях со взрывчаткой знаю,позволит еще раз подобное- загремит в зону определенно. А заодно посоветую не возводить напраслину , потому что о покойном можно или ничего, или только хорошее. И наверное, пора мне встретиться с Михаилом Новиковым. С Горюновым, с женой которого роман у Славы был, он конечно разбирался; во­зможно что-то новенькое и появилось.
  
   Часть 9.
  
   Замкнутый круг.
  
   Дни незаметно летели в работе. Уже давно выпустили из милиции Валеру, и вместе с Верой и общим имуществом они поселок покинули, по их же просьбе перевелись в другую партию, из чего все сделали вывод, что парочка помирилась. Дай бог им счастья и если не любви, то терпения и дружбы на новом месте. Я, да и ребята мои, не смогли с ними попрощаться, потому что об отъезде накануне никто ничего не знал, а в пять утра понедельника мы уже ехали в поле.
   Я ждал четверга - очередного камерального дня, на который отложил и неприятный разговор с Коваленко, и поездку в Мирный к Михаилу Новикову. С этими запланированными встре­чами, как мне казалось, можно не торопиться, ничего нового для меня они не давали. Всего-то поставить на место за­рвавшегося шофера, да удовлетворить любопытство по поводу возможного причастия к преступлению Горюнова В.Н. Дни проводил в поле, а после работы думал о вещах приятных: рыбалке, охоте, огороде. И совсем неожиданным был голос нашего экономиста в коридоре камералки - он дождался нашу машину и выскочил на крыльцо встретить меня вопросом:
   "Юра, ты когда отчет думаешь сдавать? Время уже!" - напомнил, что в конце месяца руководители групп, участков делают от­четы, разные по содержанию и состоящие из двух частей. Первая всегда геологическая. Лично я должен в несколько туманных выражениях донести до руководства, что проведенные за месяц работы в какой-то мере приблизили партию к выявлению очередного рудного объекта. Причем в прогнозах и обещаниях должен знать меру. То-есть, пока ничего определенного, конкретику же­лательно оставить на потом, для отчета за весь текущий год. Вторая часть экономическая. Я должен привести в цифрах объемы выполненных за месяц ра­бот: выкопанных кубов канав, погонных метров дудок, квадратных километ­ров геологических съемок, и т.д., выбранных по предворительно составлен­ным нарядам и обобщающим ведомостям. И согласно этим объемам, партии вы­делят денежки, часть которых пойдет на зарплату. Не дай бог что-то не­довыполнить, неприятностей не оберешься.
   Экономиста я конечно обнадежил: прямо сейчас все нужное собирать и начну. Но ощутил и досаду - делать отчеты никто не любил, считал их пустой тратой времени. А я и другое вспомнил: в субботу должен отвезти жену и сына за тридцать пять километров к рейсовому автобусу из поселка Солнечного в областной центр. На самую жару все в партии стараются детей отправить в места позеленее и попрохладнее, вот и повезет жена наше чадо к самолету на рейс до Москвы. Там его встретят дедушка и бабушка, и отвезут еще на триста километров, в маленький зеленый районный городок. До начала школьных занятий, когда операция по транспортировке повторится в обратном направлении.
   Но и это не все. Не успел зайти в комнату, как тут же появился Игорь Георгиевич, наш главный геолог. И попросил пройти к нему в кабинет. Там предложил мне стул, сел рядом и не с обычной серьезностью, а весело и с хитринкой предложил:
   "Ну, давай рассказывай, как дела!"
   Понял - не работой моей Игорь Георгиевич интересуется, это прелюдие к другому, пока мне непонятному. Но начальник спрашивает - нужно отве­чать. Сейчас это не сложно, никакой руды от меня в данный момент не ожи­дается:
   "А что говорить? Нормально! В породах разобрались, коллекцию на участок эталонную собрали. Теперь бегай, камни сравнивай, да фотоплан рисуй. Пока никаких проблем."
   "Вот и хорошо!" - Игорь Георгиевич откровения мои принял с удовольствием, - "Теперь ребята могут и без тебя недельку поработать!" Поднял руку и поторкал в мою сторону указательным пальцем, наверное, чтобы следующее получше дошло: "Одни!"
   "Как это одни?" - выразил удивление, уже поняв, что меня куда-то соби­раются спровадить. Не дай бог в командировку, да еще с нудным док­ладом на переодических у геологах сборищах по обмену опытом. Но выска­зал нереальное к желаемое:
   "А меня что, в отпуск выгоняете?"
   Игорь Георгиевич мгновенно улыбку погасил и посмотрел мне в лицо с показным удивлением - как это можно думать об отпуске в разгар полевого сезона, когда каждый человек на счету? Но высказал личное мнение мягко и корректно:
   "Понимаю, давно ты летом не отдыхал. Могу только посочувствовать", - здесь он решил перейти к делу, и уже с серьезным видом посвятил в поя­вившуюся проблему, -"Завал у нас. А точнее - в отряде."
   Отряд за сто с лишним километров от партии организовали весной, на аб­солютно новых, неизученных площадях. В перспективе туда мы двинемся с поисковыми работами лет через пять. Сейчас же требовалось понять и дока­зать, что смысл движения есть. Но "завал" в только что начатых работах у меня в голове не укладывался. Конечно, удивился:
   "Что там завалить можно? Детальных работ нет, бегай по горкам, отби­рай образцы да пробы - всего и делов. Руду-то от них никто не ждет!"
   "Какую руду!" - Игорь Георгиевич махнул рукой, подчеркнув невоз­можность подобного, - "Они с породами разобраться не могут! Рисуют абра­кадабру! Посмотреть - нет ни логики, ни идей приемлемых!"
   Он немного помолчал, бумаги на столе потрогал, на них глядя. Поднял глаза на меня:
   "Придется тебе на недельку съездить, больше некому. У Николая (это который Матвеев) руда идет, от нее на день оторвать человека нель­зя. А твои гаврики перебьются. Сам говорил, что у вас сейчас почти отдых," - я открыл рот, что бы возразить насчет "отдыха", но Игорь Георгие­вич замахал рукой, - "Ладно, ладно, это к слову. Думаю,нужно там со всеми геологами дня три побегать, определиться что же нужно выделять и прослеживать, и дать породам общие для всех названия. У них пока у ка­ждого свое, вот и рисуют вместо горизонтов яйца! Проследить то­лком ничего не получается!"
   Не ожидая ответа он поднялся, подошел к полкам на стене и начал перебирать на одной из них бумаги. Нужное нашел, вернулся к столу и разло­жил между нами геологическую карту площади, куда я должен отправиться. Незаметно втянул меня в обсуждение уже определившихся проблем и не­ясностей, с чем мы с пол часа и просидели.
   "Не переживай," - посоветовал, когда я уже стоял у двери, собираясь кабинет покинуть, - "Накупаешься до одури. У них бассейн естественный, только ради него можно недельку пожить."
   От главного геолога уходил в настроении не радужном. На завтра камера­лки не получалось, нельзя же считать настоящим делом составление прими­тивных месячных отчетов. Это типичная отписка для "дяди", всегда нудная, нелюбимая и к тому же в один день не укладывающяяся. То-есть, и в пятни­цу придется тем же заниматься. И дай бог к концу дня закончить, состав­ленные бумаги кому положено вручить и со вздохом облегчения поставить на нелюбимом занятии крест.
   В субботу я тоже при деле - должен везти жену и сына к остановке на областном шоссе, к рейсовому автобусу на город. А а понедельник уезжаю в отряд и неделю там пробуду. Если, конечно, не оставят на вторую, что вполне вероятно. То-есть, работой обеспечен надолго. И получается, что не раз откладывающиеся встречи с шофером Коваленко и Михаилом Новиковым я могу осуществить или завтра, либо забыть о них на неопределенный срок.
   Нет - решил для себя - тянуть нельзя. И к пол пятому утра побежал в гараж, потому что только там в это время мог увидеть Коваленко и поговорить с ним тет-а-тет.В гараже в такую рань всего несколь­ко шоферов. Каждый занят машиной: проверить бензин, масло, колеса; на­полнить водой битон в салоне, там же пару ведер вылить на пол, чтобы при езде пыль и песок в воздух с него не поднимались.
   Заметив меня, Коваленко насторожился и дела продолжал, искоса поглядывая в мою сторону. Я подождал возле машины, пока он все не закончил, и од­новременно с ним полез в кабину, вроде как собираясь подъехать к камера­лке, а может и дальше в поле. Сейчас самое время, и я начал:
   "Так, Коваленко, слушай внимательно и не перебивай," - это я говорил, глядя из кабины вперед, потом повернулся к шоферу, продемонстрировал твер­дый взгляд, - "Понял?"
   Коваленко успел положить руку на ключ зажигания; сейчас ее с него снял, быстро обернулся ко мне с заметным испугом:
   "В чем дело?"
   "Дело в том," - продолжил я, все так же твердо на него глядя, - "что у нас в партии никому не дано право уводить взрывчатку и детонаторы, а..."
   "Какую взрывчатку!" - перебил меня, заметно побледнев и не дав пред­ложение закончить, что в понимании любого косвенно подтверждало его при­частность к хищению, - "Где я мог ее своровать?"
   Теперь я не заставил ждать:
   "Говорил же, чтобы не перебивал!" - и он замолчал, - "Так вот, украл ты у Славы в прошлом году, а в этом вместе со Спиридоновым использовал на карьере! Надеюсь, он то сообщил тебе, что заезжал я туда на мотоцикле?"
   "Какой карьер, какой мотоцикл!" - Коваленко заговорил с явным испугом, но я не дал ему возможности высказаться:
   "Уверять себя в невиновности будешь после, когда уйду. А сейчас слушай. Это корешь твой посчитал, что я от карьера в партию поехал и его не видел. А я до первой сопки, потом пешком вернулся и наблюдал, чем он за­нимался. И палатку его нашел, с шашками аммонита. Теми, что ты у Славы украл!"
   Я начал паузу, наблюдая как на лице у него все ярче проявляется испут: забегали глаза, пятнами пошли щеки, и даже пальцы рук, которые он не знал куда и деть, начали подрагивать. Ну а разговор пришло время завершать:
   "Так вот. На этот раз тебя и Спиридонова прощаю. Тебя -за взрывчатку, Спиридонова - за незаконную добычу камней. Добыли - пусть будет ваше. Но если," - я покачал возле его носа пальцем, - "если еще раз я или кто из ребят заметит у тебя или того же канавщика взрывчатку - пойдещь под суд. Помни об этом! И знай, что у нас в степи без следа ничего не остается!" - главное, можно считать, я высказал, и Коваленко не попытался меня перебить, - напуган был капитально. Осталось довести дело до конца, и показать этому типу, что он должен бояться не только контроля со стороны всех геологов:
   "Славу порочить, которого все считали твоим приятелем, и которого ты со взры­вчаткой подставил, советую прекратить. Наркоманом он у нас не значился, и никакую "травку" не курил. Это тоже понятно?"
   Коваленко слушал, отвернув голову в сторону. Не стал его больше задерживать, ждать оправданий. Из кабины вылез и пошагал домой, удовлетворенный только что законченным неприятным разговором и тем, что Коваленко им очень напугал и если можно так сказать - поставил на место.
   К восьми часам появился в гараже второй раз, и с первой попуткой добрался до Мирного. Погулял рядом с милицией, дожидаясь Михаила Новикова, и в девять часов уже сидел в его кабинете, вместе с хозяином.
   "Сегодня за чем приехал?" - поинтересовался Михаил после взаимных при­ветствий, - "Что-то новенькое в партии появилось?"
   "В том-то и дело, что ничего. Со всеми ребятами разговаривал, кто с погибшим сталкивался. И не раз уже. И нигде мотив для убийства не заметил. Вернее заметил, но у тех, кто, по твоим словам, алиби имеет желе­зное,"- я был уверен, что если Михаил алиби установил, то даль­ше с этими лицами нечего разбираться. Но, оказывается, ошибался. Опера­тивник тут же задал вопрос:
   "И у кого эти причины ты заметил? Если даже и алиби есть?"
   Я, как говорят в подобных случаях, немного помямлил - то-есть почесал затылок, покрутил головой, похлопал глазами. Соображал, что Михаилу мо­жно сказать - не про взрывчатку же. Наконец мысль сформулировал:
   "Не знаю толком для чего, но Коваленко, это шофер и приятель поги­бшего, почему-то хочет показать того - как бы выразиться - ну не сов­сем хорошим."
   "Как это не совсем хорошим?" - попросили меня уточнить.
   "Коваленко уверял, не знаю многих ли, но некоторых точно: погибший курил марихуану, что ли? Или коноплю? А он точно не курил!"
   Слова мои произвели неожиданное действие: глаза у Михаила загорелись, во взгляде проявилось любопытство, а сам он поднялся со стула, и погляды­вая в мою сторону, возле него затоптался.
   "Тут такое дело," - наконец решился открыть тайну, - "к нам периодически отраву завозят. Сразу и молодые ребята, и пацаны совсем с ней замечаются. В последний раз привезли в начале весны -сигналы поступили от жителей, что замечена такая дрянь. Но кто привозит - пока не знаем. На примете есть один тунеядец, но пока не попался подонок." Он помолчал, что-то обдумывая, потом решил поделиться сомнениями: "Коваленко тип еще тот. Если честно, и в алиби его есть," -он покрутил ладонью, вместе со словами подчеркивая неуверенность, - "некие сомнительные моменты. Жена подтверждает, да соседи, тогда пьяные. А с пьяных глаз чего не померещится! О жене вообще лучше не вспоминать." И замолчал, продолжая топтаться возле стола, в голове что-то просчитывая.Наконец решился: "Я Коваленко еще разок прижму. Что-то с ним не чисто. Огова­ривает человека - о конопле его и потрясу. Вдруг и он с ней связан!"
   "Получше потряси," - отважился на совет. Уже представляя, что Ми­хаил найдет нечто, разрушающее алиби Коваленко, и после этого я могу выдать оперативнику мотив для убийства. На него отлично тянул конфликт шофера и горного мастера по поводу хищения взрывчатки: первый украл, а второй об этом узнал.
   "Еще что у тебя?" - поинтересовался Михаил, усаживаясь за стол, - "не с одним же Коваленко пришел?"
   "Хочу знать, как дело с Горюновым Вадимом Николаевичем," - это было главным моим желанием и основным поводом для нашей встречи, - "Мужик он если и ревнивый, то в остальном порядочный. Жалко будет, если окажется замешанным в том деле".
   Неожиданно для меня Михаил заулыбался:
   "В деле по убийству один момент постоянный и для проходящих по нему одинаковый: нет окончательной, можно сказать, завершенной ясности. У Коваленко и Спиридонова вроде и алиби есть, а сомнения остаются.Но здесь хоть мотив не просматривается. У Горюнова мотив присутствует, с ним все нормально. А с алиби- то же самое: вроде бы и подтверждают сви­детели, но сами-то они из числа друзей-приятелей. Так что....подписку о невыезде взяли, на всякий случай," - помолчал задумчиво и продолжил, - "И самое интересное: больше подозревать некого. Или эта тройка, или никто из местных, и по мотивам не местным. Приехал кто-то, убил, уехал. И с концами. То-есть висяк для нас вечный. А для меня неприятностей - не оберешься. Я и в округе все поселки прошерстил, с нужными людьми пого­ворил - бесполезно, никакого просвета!"
   Милицию я покинул с тем, с чем туда и явился. То-есть, ничего для меня не прояснилось: новых подозреваемых у Михаила не появилось, по уже известным доказательных фактов не выявлено. Я начал смиряться с мы­слью, что смерть человека так и останется без наказания. При том, что преступник здесь, рядом с нами или даже среди нас. Иначе невозможно объ­яснить, как орудием преступления стал электроразведочный электрод, вна­чале в одном месте украденный, а затем небрежно спрятанный во дворе до­ма человека, не способного на убийство, но мотив для него имевшего.Оста­валось терпеливо ждать, пока не всплывет что-то еше, как это вот "Слава и курение травки."
   Здесь я приятно удивился: надо же, Коваленко, этот прохиндей, хотел че­ловека опорочить, а подставил себя! Теперь ему придется с "травкой" объя­сняться в милиции у Михаила. Хотя, конечно, вряд ли что-то даст. Подт­вердит Коваленко, что погибший "баловался", и все, дальше тупик. У мер­твого не спросишь, было ли такое, а что другие не видели - может и не видели, Коваленко-то при чем. Его то самого с"травкой"пока не замечали.
   Оставалось виртуально пожелать Михаилу успеха, в первую очередь в намерении еще раз проверить так ли "железно" алиби у шофера и канавщика. И если его нет - оперативнику рассказать: как в партии в прошлом году была вначале похищена взрывчатка, как потом появилась возможность ее использовать, и как эта возможность была реализована на незаконных работах в карьере. И главное - показать предполагаемое мною развитие отношений между шофером и горным мастером, вплоть до появления мотива убийства последнего, ког­да факт хищения ВВ стал тому известен.
   На этой мысли я успокоился, и уже в камералке вплотную занялся нелюбимым делом -очередным месячным отчетом. Начал со второй части - составления ведомостей объемов выполненных горных работ, которые выбирал из нарядов, закрытых на рабочих моими подчиненными техниками, предварительно каждый проверив и подписав. Геологи давали число отобранных проб, образцов, квадратных километров проведенных геологических съемок, и ... всего-всего, что сделано на участке за месяц.И конечно каждому приходилось напоминать,что от них требуется, затем подгонять, кому-то помогать, и т.д. и т.п. Хорошо, день камеральный и нужные люди под рукой. Но до конца работы просидели плотно, а кое-кто и после нее задержался.
   На следующий день в поле уехали электооразведчики и техники-документаторы. Геологи остались в камералке закончить то, что вчера пришлось отложить из-за отчета. Ну а я продолжал с ним занимался и сегодня. Правда, теперь более легкой -- геологической частью. Здесь у меня без проблем: взял в руку ручку, и понесло - в умных фразах с макси­мальным использованием специфической геологической терминологии, непоня­тной даже ко всему привыкшей машинистке, объясняю как и что поз­нали на вверенном мне участке, появляются ли признаки предрудных или рудообразующих процессов, в каком масштабе они замечены, как подтверждаются в канавах, и т. д. То-есть, если честно, ве­шаю лапшу на уши. По личному мнению, не нужно этих месячных отписок, ни­чего конкретного они не несут и нести не могут. До конца полевого сезона, когда точно определится где и сколько на участке локальных перспекти­вных структур, что необходимо сделать для их дополнительного изучения перед следующим этапом самых дорогостоящих работ -бурения.
   К концу дня писанину закончил и вручил Игорю Георгиевичу. Он такие отписки у руководителей групп соберет, просмотрит, что-то уберет, чем-то дополнит. И в исправленном виде отправит в город в объединение, как подтверждение того, что здесь, в партии, мы хлеб даром не едим.
  
   Дорожно - транспортное происшествие с важными последствиями.
  
   Суббота началась в хлопотах. Для меня - проверить и заправить машину, для жены - завершить сборы сына в дорогу,на каникулы в очень удаленном от партии месте. В половина одиннадцатого мы уже в машине, и я вырулил на ведомственный асфальт, что бы по нему доехать до областного шоссе, до остановки проходящего на город рейсового автобуса. Добирать­ся по времени минут сорок, а автобус подходит к двенадцати часам. Так что можно не спешить.
   Вообще-то я предложил жене отвезти ее и сына в город на личной копейке, сгонять се­годня туда, а завтра - назад. Но получил отказ. Света отпросилась с работы до вторника по своим делам, женским. А я в понедельник еду в от­ряд, что совместную прогулку до вторника исключало. Поэтому получил милостивое разрешение подвести только до автобуса, после чего догово­рился с приятелем, и он подъедет за ней во вторник, к этому же авто­бусу, но уже из города. Я то буду далеко, в отряде.
   Что сегодня дальше? Пойду к ребятам, или приглашу их к себе. Только не забыть на обратной дороге заехать в Мирный за пивом; баночка для не­го в машине лежит всегда. В общем, радужные мысли навещали. Забыл толь­ко, что хорошее и приятное всегда рядом с негативом, о котором как пра­вило забывается. Что скоро и подтвердилось.
   Выехал на областное шоссе - и вот она, в пятидесяти метрах, остановка автобуса. Повернул налево, подъехал к ней. Но рядом с навесом для пассажиров машину поставить негде- сразу начинался крутой откос. Пересек шоссе, с другой его стороны съехал по пологому спуску на площадку, где уже стояли три машины из Мирного, как и я привезшие к ав­тобусу пассажиров. А дальше на город шоссе делало изгиб, и прямо от площадки, где сейчас я стоял, вдоль него начиналось ограждение в виде массивной, с каким-то профилем, железной полосы.
   Ожидающая публика из-за жары в машинах не сидела. Пассажиры в город с вещами устроились под навесом остановки, остальные прохаживались рядом по шоссе, либо возле машин. Две девченки лет по десять по асфальту катали туда и обратно маленькую коляску для младенцев.
   Услышав шум двигателя, я как и многие обернулся в его сторону. Мотоцикл Урал с комплектом пассажиров катил по ведомственному асфальт. Подъехал к выезду на шоссе, сбавил скорость и начал делать поворот в нашу сторону. Уже повернув, водитель газанул, и мотоцикл пошел с уско-
рением. Здесь все и произошло. Как потом оказалось, на рулевой колонке полетел опорный подшипник, и на повороте ее заклинил. Водитель успел скорость набрать, но вывернуть руль в среднее положение не смог. Мотоцикл начал описывать дугу, не снижая скорости. В секунду он на глазах присутствующих пересек шоссе - в разные стороны успели отскочить
девченки, и подмяв под люльку детскую коляску, левым двигателем ударился в металлическое ограждение. Скорость была не очень большой, мотоцикл только развернуло, сорвав со шпилек крепления цилиндр двигателя. Женщина из люльки вылетела направо, шмякнулась на дорогу, но тут
же поднялась и с испугу отскочила в сторону; за ней с заднего сиденья полетела вторая, тоже поднялась на ноги. Водитель удержался на сидении, но через секунду начал падать на левую сторону мотоцикла - от колена и ниже в разорванной штанине спортивного трико что-то ужаса­юще белело и краснело.
   Народ кинулся к пострадавшему водителю, но метрах в двух от него остановился. Я уже понял, что он только ранен, и подскочил не к нему, а к люлЬке - вы­дернуть из-под нее детскую коляску. Что с ребенком, как он, жив ли? Нагнулся, потащил коляску, ожидая худшего, и - слава богу! В ней лежа­ла большая кукла!
   Теперь нагнулся к водителю мотоцикла, за мной рядом стал какой-то му­жчина. Парень - я узнал нашего молодого бурового мастера - лежа на спи­не пытался приподняться на руках, и смотрел на ногу, ниже колена за­литую кровью. Что-то тихонько бормотал. Я присел рядом, приказал: "Лежи!" - и рукой пригнул к земле. Он опустился, замолчал. Я захватил
   разорванную штанину на раненой ноге и выше колена оторвал полностью. Сo стороны стоящих сзади пронеслось что-то вроде стона: от колена и до стопы в рваной ране белела обнаженная кость. Поднялся и нашел взгля­дом жену - она проталкивалась ко мне с аптечкой в руках.
   "Подгони машину поближе, чтобы можно было его занести," - приказал ей и обе­рнулся к мужчине сзади, - "Найди палку или досточку, у него может быть перелом."
   "Помогать нужно?"^- услышал от молодой учительницы, преподающей в партийской школе. Это она летела с заднего сиденья мотоцикла, сейчас подошла ко мне.
   "Конечно", - не отказался от помощи, и несколько минут мы вначале перетягивали ногу выше колена жгутом, потом она поддерживала ее, а я бинтовал рану. Пришлось просить еще одну автомобильную аптечку - рана оказалась очень длинной. Потом приладили и примотали к ноге палку, предохра­нить кость от возможного смещения в случае перелома.
   Парень держался хорошо. Говорил, удивлялся случившемуся с мотоцик­лом, пытался шутить. Его быстро погрузили в машину, молодая учительни­ца села рядом. И я рванул в Мирный как только мог и позволяла дорога.
   "У тебя все нормально?" - поинтересовался у женщины.
   "Ничего не болит," - услышал в ответ, - "ногу немного обожгла, и все."
   "Покажи", - она вытянула ногу: сильный ожег и ссадина, должны болеть,и скоро она это почувствует.
   "В больнице обязательно обработай. Не дай бог инфекцию занесешь," -как то незаметно мы перешли на "ты". Она кивнула головой, и я попросил:
   "Разговаривай с парнем, будем знать, что живой." Она и разговаривала, почти до Мирного. Когда тот замолчал, и похоже, на­чал терять сознание.
   В больнице объяснялся с врачом скорой помощи, помогал нести постра­давшего в ванную комнату для предварительной обработки, потом сидел и ждал милицию, которую сразу же об аварии предупредили. Попутчице моей ногу обработали, и я объяснил ей, что сидеть мне здесь долго, лучше в партию добираться попуткой. На что она и решилась.
   Никого из милиции я не дождался. Да и зачем им меня видеть? Ну стук­нулся мотоцикл с оградой, ногу водителю травмировало. Других-то постра­давших - ни людей, ни техники, стало быть и отвечать некому и незачто. Но поехал я не в партию. Сын и жена остались на остановке, а вдруг ав­тобус сломался? Или его вообще не было? Пришлось еще раз к областному шоссе съездить, душу успокоить.
   На остановке никого, значит все нормально, автобус уже на пол пу­ти к городу. Теперь со спокойней душей можно и домой. Как утром наме­тил, затарился в Мирном пивком, дома быстро посмотрел и заправил мо­тоцикл. И до темноты сидели с Пашей у меня на крыльце с кружками в ру­ках. Я рассказывал приятелю, как оказался свидетелем дорожно-транспор­тного происшествия и какое в нем принял участие.Пострадавшего парня знал только визуально. Сказывался мой удивительный недостаток: при хо­рошей, даже отличной памяти очень плохо запоминаю имена и фамилии, час­то их путаю или забываю. Когда описал пострадавшего, Паша его момента­льно узнал:
   "Степан это. Степан Приходько, буровой мастер на пневмоударном буре­нии. Хороший парень, жалко если с ногой будет плохо."
   Я вспомнил, как перевязывал рваную рану, и еще тогда посчитал, что парню повезло. Страшна рана, но кровь сильно не хлестала, то-есть сосуды крупные не повреждены, и видимого перелома, тем более со смещением, не заметил.
   "Нормально у него с ногой. Шок, конечно, был, и сознание терять на­чал от боли. Но кости по крайней мере не раздроблены, а мышцы и кожа заживут", - так Паше ответил и оказался прав. Забегая вперед скажу, что через десять дней Степан гулял с палочкой по поселку, при встречах меня благодарил, приглашал в гости, предлагал -если надо -заправить мотоцикл бензином, привезти списанные трубы для водопровода, и т. д. То-есть, стал я для него и всей бригады "свой в доску".Чем я вскоре незамедлил воспользоваться.
  
  
  
   Лирическое отступление совсем не по те­ме, но удержаться не могу.
  
  
   С рассветом, как только стало возможным ехать на мотоцикле не включая свет, я уже в пути. Встающее солнце в этот раз сзади, а я качу к месту, где в прошлое воскресенье видел наброды сайги прямо на этой давным-давно заброшенной дороге, ведущей если и не к хорошо знакомому карьеру, то в его сторону точно.
   С час еду без остановки, но не быстро - на второй скорости.Большего проселок не позволяет, да и вчера-
шняя авария в памяти, непроизвольно заставляет пок-
репче держать руль и излишне страховаться скоростью. Не дай бог не доглядеть, сверзиться с мотоцикла и повредить ногу здесь, в безлюдье.
   Наконец нужное место. Это всхолмленная равнина, то-есть не совсем ров­но, но и возвышений больших нет, так, небольшие бугры. Они конечно об­зору мешают, кое-где и прилично, но если первым заметить сайгу - подо­браться к ней, прикрываясь буграми, намного легче.
   Особенности здешнего рельефа я знаю отлично, и давно определил, с ка­ких конкретно возвышений возле дороги удобнее окрестности в бинокль осматривать. Сейчас действую по отработанной схеме: возле нужного буг­ра останавливаюсь, на него пешком поднимаюсь, впереди и по сторонам ближайшее окружение быстро просматриваю в бинокль. Никого не видно. Теперь можно осмотреть окрестности подальше, за километр и больше, сколь возможно. Это быстро не получается, на таком удалении не просто животных заметить, особенно если они отдыхают лежа, да еще среди кус­тов или высохшей травы. Такие места осматриваю тщательно, несколько раз к ним возвращаясь.
   Что-то подозрительное среди серых кустов в километре-полтора нашел.Буро­ватые пятна, но что точно - не понимаю, то ли трава погуще, то ли ка­мни. Дав глазам отдохнуть, снова поднимаю бинокль, и вот она - пятно на­чало меняться в очертаниях, и уже стоит сайга. Даже рога видны, значит рогач. И остальные пятна - тоже она, лежит, отдыхает!
   Теперь главное - не торопиться.Сайга и с двух километров любое движение замечает, может подняться и пойти от греха подальше от подозрительного предмета. Поэтому медленно-медленно опустился на колени и из вида сайги исчез; и побежал вниз к мотоциклу. Дорога идет по понижению рельефа, со стороны животных не видна, и я могу с километр к ней подъехать без спасения быть замеченным. Это и делаю.
   Снова поднимаюсь на бугор, настраиваю бинокль - животные на месте, хорошо различаются. Считаю: шесть голов. Теперь нужно определиться, как к ним удобней подобраться на выстрел. По прямой не стоит и пытаться, слишком ровно и прятаться не за что, заметит моментально. Слева от меня тоже плохо: ровно, плюс в том направлении от сайги в рельефе уверенный постоянный подъем, и на этом склоне со стороны жи­вотных я буду как на ладони. С правой стороны - можно попытаться. Так, вначале метров двести я иду по дороге даже не сгибаясь, дальше видна небольшая промоина поперек ее - пойду по ней. Это я подберусь до нужного места не сгибаясь мет­ров на триста. Дальше промоина не пс пути, и...здесь начнется самое сло­жное. Метрах в ста от сайги справа совсем маленький бугорок, и за ним есть небольшое пространство, животными не просматриваемого. Из промоины я в это пространство должен незамеченным пролезть.
   Дай бог удачи - пожелал сам себе, вытащил из рюкзака одностволку, проверил в карманах ли патроны - и вперед.
   До места, где из промоины должен вылезать, добрался быстро.Правда, в конце все же пришлось сгибаться, чтобы голова излишне не высовывалась. Здесь остановился, проверил бинокль и медленно-медленно начал выпрямляться, тщательно рассматривая в нужном направлении все увеличивающу­юся площадь обзора. Вот и она, родная! Лежит, отдыхает, и меня если вылезу, запросто заметит. И еще будет замечать метров пятьдесят, пока не доползу до мертвого пространства, за бугром,справа от нее.
   Плохо, но как здесь же убедился, лучшего варианта нет, прссматриваемое сайгой пространство в других местах еще больше. Приходится рисковать, и я, медленно-медленно, прижимаясь к земле и не поднимая головы, выпо­лзаю из промоины и далее ползу, также медленно передвигая руки и ноги. Как ленивец. К счастью, подул ветерок, среди качающейся сухой травы дви­жения мои скрадываются, давая надежду, что сайга их не заметит.
   Несчастные пятьдесят метров полз минут тридцать, с частыми остановками для отдыха.Наконец я в мертвом пространстве за бугром. Теперь можно без опаски подняться на четвереньки, что я сделал и полез по склону вверх. Зажав в одной руке ружье, в другой пару запасных патронов, осторожно из-за бугра выглянул, и.... сайга паслась метрах в двухстах. Пока полз, успела подняться и отойти. Но меня не за­метила, пасется спокойно. И ее не шесть, как посчитав вначале, а целых десять, причем три рогача - вожак впереди стада, два помоложе держатся сзади.
   Обидно, конечно, чуть-чуть не успел. Но не все потеряно. Разобравшись в повадках сайги, я понял ритм ее жизни: сорок-сорок пять минут отдых, потом подъем и кормежка, причем вожак ведет стадо по большому кругу те-
же сорок-сорок пять минут. И если никто не потревожит, как правило приводит его к старому месту отдыха, где все знакомо и хорошо вокруг просматривается. Ложится конечно не обязательно на старом месте, но где-то рядом, в пятидесяти- ста метрах.Сейчас нужно дождаться этого возвращения на отдых.
   Времени у меня с полчаса. Устраиваюсь поудобней на спине, закрываю глаза. Нo солнце подремать не дает, слишком жарко. Лежу, изредка, в сторону стада поглядываю. Оно в полкилсметре, потихоньку забирает все левее, потом поворачивает на меня. Дай бог, чтобы сейчас его никто не спугнул - волк или лиса. Пока все нормально, стадо идет почти на меня. Смотрю на часы: полчаса прошло, и минут через пятнадцать оно будет рядом. Готовлюсь к встрече: устраиваюсь на животе поудобнее, ружье прилаживаю, чтобы меньше двигать в решающий момент.
   Сайга уже рядом, еще чуть-чуть и можно стрелять. Но не дойдя до старых лежек остановилась, потопталась и легла на землю, в ста пятидесяти метрах от меня.Далековато, с гладкостволки вероятность попадания пулей процентов пятьдесят. Это если животное в идеальной позиции: стоит
боком. Сейчас животные лежат, и ко мне под разными углами. Но выбора нет, ждать еще один цикл - то-есть отдых, потом кормежку и возв­ращение - рисковано. Могут и напугаться кого-то, и лечь еще хуже. Выби­раю ближнего ко мне рогача, но не вожака стада; тщательно прицеливаюсь, с учетом расстояния беря упреждение чуть выше; плавно нажимаю на спуск. Выстрел - и глухой звук удара пулей, как в большой барабан или пустую бочку. Мгновенно животные вскакивают и мчатся от меня прочь, рогач медленно заваливается на бок и затихает.
  
   Часть 10.
  
  
   В отряде работа, в партии ЧП.
  
  
   К камералке шагал с рюкзаком за плечами и спальным мешком в руке. Обе ноши не тяжелы, но объемны, в них все необходимые для жизни в отряде вещи, начиная от принадлежностей туалета и кончая запасной одеждой. При­соединю к ним атрибуты геологии - полевую сумку, молоток - и все, мож­но занимать место в машине.
   Возле камералки людно как никогда. Кроме местных полевиков шастают отрядники, через каждые десять дней непрерывной работы устраивающие вы­ходной на полных четыре дня.Две отрядные машины стоят в сторонке, отдельно от остальной техники.Возле них самые нетерпеливые толкаются с су­мками и рюкзаками - везут домашнюю вкуснятину, несколько рабочих-канавщиков гру­зят отремонтированные лопаты, оттянутые до удивительной длины кайла.
   В одну из машин бросил свои вещи, пошел в комнату за молотком и полевой сумкой. Мои ребята уже здесь, все нужное для работы собрали и готовы ехать в поле. Здороваемся, и Владимир, остающийся за меня старшим, интересует­ся:
   "Что с канавщиком делать, со Спиридоновым? Толка от него никакого, неде­лю гулял, а сейчас нарисовался! В машине сидит!" - и как человек дисци­плинированный, отсутствие этого качества у других не терпящий, с убеждением мнение высказал, - "Гнать таких в шею! Я когда ему канаву задал, причем самую нужную, срочную! А она только начата!"
   Сейчас, пока не ясно, придется ли мне ставить в известность оперативни­ка о хищении в партии взрывчатки и ее использовании при работе в карьере, вынуждать Спиридонова увольняться не хотелось. Надежней, когда человек на твоих глазах, под присмотром. Поэтому Владимира не поддержал:
   "Выгонять давай подождем. Может, у человека причина уважительная, вот и отлучился. Поговори с ним, поругай. И пусть канаву заканчивает, раз начал. Потом решим, что делать."
   "Ну смотри", - Владимир нехотя согласился, - "только лодырь лодырем и останется, что для него ни делай!"
   Проводил ребят до машины, и они тут же умотали в поле. А отрядники все собирались. Кто-то проспал - побежали будить, кто-то забыл дома нужные веши - побежал за ними. С полчаса сидел в комнате, ждал, когда же попросят на посадку. Наконец начали в машинах устраиваться, начальник отряда со списком в руках убедился, что все на месте, сам полез в каби­ну. Тронулись, слава богу.
   Больше ста километров пилили два с лишнем часа по предгорной равни­не. Пыль, промоины, колдобины - не разгонишься. И когда только проселок разбить успели? Наконец впереди горки, невысокие, но довольно кру­тые, обрывистые. Подъехали к ним и едем вдоль, теперь почти без пыли - под колесами не песок и суглинок, а мелкая щебенка, снесенная со склонов. Наконец сворачиваем в горки по узенькой, выходящей на равнину долинке. Дальше петляем между громадными, сорвавшимися со скал глыбами по сухому, заросшему редким кустарником руслу. Через пол километра в нем появляют­ся лужицы, поросшие низеньким камышем, потом весело бежит водичка - до­вольно приличный для здешных мест ручеек. И почти сразу долинка кончает­ся, расходясь под острым углом двумя щелями среди почти отвесных скал. Ручеек выбегает из левой, столь узкой и загроможденной глыбами, что туда проезда нет. Сворачиваем в правую щель, и через ме­тров сто попадаем в настоящий оазис. Скалы неожиданно расступаются, и от­крывают взору заросшую зеленой травкой площадку метров двести на сто пя­тьдесят, в обрамлении умеренно крутых, с кустарником и травой склонов. В дальнем конце площадки куст камыша, что говорит о роднике, ря­дом с ним домик кухни с примыкающей к нему палаткой летней столовой. G левой стороны по ходу - ряд сборных фанерных домиков на двух человек, в двадцати метрах от них - ряд небольших палаток. Если добавить маленький навес возле столовой под движек с генератором, дающим по вечерам свет, да несколько емкостей с горючкой в правом углу площадки на въезде - это и есть отряд.
   Свободное место в домике конечно не нашлось. А предложение всунуть в один из них третью кровать, я отверг. Она еле втискивалась между двумя уже стоящими и превращала всю полезную площадь в единое трехспальное ло­же. Не привык как-то валяться в окружении мужиков. Бросил вещи в малень­кую свободную палатку, и уже через пятнадцать минут вместе с геологами сидел в машине, направлявшейся к месту нашего первого совместного марш­рута.
   Шесть часов по жаре мы бегали по горкам, отколачивали образцы, сравнивали их, давали названия и конечно беспрерывно спорили. Я приглядывался к ребятам, выслушивал каждого и пытался понять, почему при явной увлеченности, желании разобраться в геологии, пока ничего хорошего не получалось. Удивлялся отсутствию у них хоть и предполагаемого, но все же единого представления,какие геологические объекты, т.е. горизонты пород, магматические образования нужно выделять, что в их составе, строении отме-
чать обязательной рисовкой на фотопланах, а о чем можно просто упомянуть в пикетажке.Винить во всем ответственного за геологические работы в отряде -дело последнее. Артур руководил как мог, и сейчас важно ему подсказать из-за чего возникают проблемы и как положение исправить. Но это
отложил на вечер, решив для себя, на что нужно внимание ребят обратить.
   В отряд вернулись в три часа, как никогда одуревшими от жары, излишне выпитой воды и голодные почище волков. Артур еще в машине меня пре­дупредил: сразу идем в купальню, потом в столовую. А я добавил для всех: ровно через два часа собираемся в домике-камералке, маршрут сегодняшний об­суждаем, делаем выводы, планируем завтрешний день. Кто-то высказался, что на сегодня хватит, рабочий день кончился. Пришлось напомнить; работа кончается не с окончанием рабочего дня, а с ее завершением. И ес­ли мы завершить не успели - придется это делать сверхурочно.
   В палатке, слава богу с железной кроватью, а не раскладушкой, из поле­вой робы переоделся в спортивное трико, сапоги сменил на обычные шлепаннцы на голу ногу. Артур поджидал меня в таком же одеянии; повел к купа­льне.
   По единственной в отряд и из него дороге дошагали до знакомого ручейка, вытекающего из соседней щели,оказавшейся теперь справа. И начали подниматься по нему вверх не просто шагая, а прыгая как акробаты с валуна на валун, которыми заполнялось узконе пространство между вертикальными стенами ущелья. Метров через семьдесят впереди возник при-
личный уступ, подниматься на который пришлось по громадным естественным ступеням, помогая себе руками.А за ним открылся удивительный вид: каменная чаша в коренных породах, размером двенадцать на пять метров, наполнена удивительно прозрачной голубоватой водой, с нашей стороны из нее вытекавшей ручейком, с противоположной - втекавшей небольшим водопадом.
Крутые стены вздымались ввысь без единого кустика или травы, но не отвесно, а несколькими изолированными уступами с исключительно ровными площадками на разных уровнях от воды - в одном, потом в трех, и еще выше с одной стороны - в десяти-одиннадцати метрах.
   Несколько человек, успевших нас опередить, в воде уже бултыхались. Мы про­брались на нижнюю, самую широкую из площадок. Поверхность ее и вертика­льный спуск к воде, идеально отшлифованные временем, блестели под солн­цем. Я не представлял, как можно на метровый отвесный уступ выбраться из воды без посторонней помощи, и у Артура поинтересовался:
   "Как из воды здесь вылезать? Ухватиться не за что!"
   "Только в одном месте," - он показал рукой на вытекающий ручеек, - "Там в воде крутой спуск, но можно на ноги встать и подняться. А на дне песочек отмытый, не поранишься. В других местах в воде отвесный об­рыв и дна еще никто не доставал."
   Говоря это, Артур лишнее с себя снял. В плавках подошел к краю пло­щадки, прыгнул в воду вниз головой. Я повторил его действия, только пры­гнул солдатиком - сомнения в глубине бассейна у меня еще оставались. Чистейшая и прохладная,приняла меня в объятия, выгоняя из тела избыток накопленного за день тепла и усталости. Десяти минут хватило поплавать, поплескаться, попытаться достать (без толка) дна в разных местах бассе­йна; убедиться, что нырять можно без опасения сломать себе шею. 3aтем вылез из воды как и другие в единственно возможном месте, где весенние бурные паводки нанесли песочек и образовали откос, по которому с трудом можно подняться, встав на ноги в двух метрах от края бассейна.
   Купанье еще больше подогрело давно проявлявшийся аппетит, и мы без за­держки побежали в столовую, из которой уже выходили первые утолившие го­лод. Плотнейший обед не оставил иного, как на полусогнутых, мелкими шаж­ками доковылять до кровати и рухнуть на нее, на матрац, который с прос­тынями, одеялом и подушкой за мое короткое отсутствие чудесным образом появились. И минут тридцать лежал, пока немыслимое количество только что поглощенного более-менее равномерно не распределилось в организме.
   Немного времени оставалось до намеченного разговора в камералке. Но кое-что подчиненным Артура говорить в его присутствии не хотелось. Я и пошел к нему в домик, надеясь побеседовать с глазу на глаз, или в край­нем случае при начальнике отряда, обитавшем там же. Артур очень кстати один, на кровати в состоянии легкой дремы. При моем появлении открыл глаза, бодро перешел в положение "сидя". Я устроился на кровати начальника отряда; хорошо поговорили. Артур - человет излишне со­вестливый. Руководителем стал недавно, весной, и планируя работы троим подчиненным-геологам, брал и на себя не меньше. То-есть, вместо обучения, подсказок, принятия обязательных для всех решений, как и остальные про­водил время в маршрутах. На эту ошибку я ему указал, посоветовал впредь никаких объемов на себя не брать. А в маршруты если и ходить, то по очереди с каждым из подчиненных; вдвоем решать сложные вопросы, разумеется при его решающем слове. С одним из парней проблем у него точно не появит­ся - за день я понял, что тот делает все нормально, но пока не совсем в себе уверен. Второй геолог показался мне слишком самоуверенным - постоян­но предлагал обязательно собственное решение, как истину в последней ин­станции. С ним посоветовал быть пожесче. Предложения конечно выслушивать, ценное,если есть, принимать. Но не давать отвлекаться на явную фантастику. Третий геолог - молодой специалист, его нужно просто учить и учить. Порешили, что я больше времени потрачу на молодого специалиста, Артур - на излишне самоуверенного геолога. А третий посмотрит, что у нас получа­ется, и к нужному придет сам. Договорились, и пошагали в домик-камералку.
   Ребята нас ждали. И только сейчас мы начали делать то, с чего всегда начинаются работы на новом участке: составлять эталонную коллекцию обра­зцов. Отобранные сегодня разложили, объединили в группы по принадлежнос­ти к выделенным нами же комплексам пород, каждому с учетом визуальных признаков дали полевое определение, т.е. название, и услов­ный знак для изображения на карте, обязательные для всех. Конечно, не обо­шлось без споров и повышения голоса, но принцип единоначалия в геологии никто не отменял, и решающее слово за мной оставалось.
   Наконец с эталонной коллекцией закончили. Дальше проще. Всем коллективом теперь смотрели ранее отобранные образцы, сравнивали с эталонными и давали им новые, теперь общие для всех названия. Затем на фотопланах в новых значках показали характеризуемые ими породы, и ...фотопланы заиграли - появились протяженные горизонты пород, протяженные стру-
ктуры, какие-то другие протяженные образования. И все не только на фотопланах каждого, а можно уже сбивать, создавать единую геологическую карту.
   На глазах ребята повеселели. Оказывается, не так у них и плохо, о чем в последнее время только и слышали, да и сами догадывались. Этот прилив уверенности в собственных силах важно не спугнуть, и разговоры на геоло­гические темы я закончил. Договорились кто, с кем и куда завтра поедет в поле и перешли на обычный треп, перед тем как разойтись.
   Но последнее сделать не успели - в домик зашел Борис Галахов. По профессии техник-геолог, по призванию мелкий хозяйственник, он исполнял обязаннос­ти начальника отряда, и как самый здесь главный имел в пользовании рацию для связи с базовым поселком. Наверно, недавно эту связь имел, потому что желание выдать нам какую-то новость его прямо переполняло. Но ребята смеялись над очередным анекдотом, и особым вниманием вошедшего не удос­тоили. Пришел и пришел, каждый день по сто раз приходит. Борис же топта­лся у входа и ловил взглядом, кто бы обратил на него внимание. Первым за-метил это Артур, хорошо знавший начальника по совместному проживанию в домике. Понял о переполнявшем того желании и облегчил его душу:
   "Что у тебя случилось?" - и не дожидаясь ответа предупредил,- "Если смыться в партию надумал, то лучше и не мечтай. Вместо себя меня не ос­тавишь, пока он," - кивнул в мою сторону - "в отряде будет!"
   "Нет, нет," - Борис замахал руками, заулыбался и сообщил совсем не радостную новость, - "В па­ртии пожар был, дом горел!"
   "Чей?" - выдохнули разом присутствующие, сменив улыбки на озабоченность и ожидание худшего - не его ли горел.
   "На твоей улице," - Борис повернулся ко мне, - "последний дом, там в одной комнате живут топики, а в другой - буровик. Его квартира и горела, вернее загоралась. Мужик курил в кровати, заснул. А окурок на матрас упал, ну и задымило, из форточки дым повалил. Кто-то заметил, в комнату заш­ли - а парень мертвый, задохнулся. Обгорел сильно, и пол уже начал заниматься, пришлось заливать водой."
   Ребята еще раз хором выдохнули, теперь расслабляясь, дружно зашевелились: слава богу, с их семьями порядок. Мне же напрягаться и расслабляться не пришлось - жена в городе, а сын навер­ное уже в Москве. Но нелепая смерть от дыма, да еще и снизу припекает тлеющий матрас, как-то в сознании не укладывалась.
   "Он что, пьяным был?" - вопросом высказал предположение, одновременно пытаясь представить визуально, кто из буровиков жил в том доме. Начальник отряда мои слова посчитал обращенными только к нему, как к са­мому информированному. И начал пересказывать разговор по рации с базовым поселком:
   "Пока не знают точно, но сказали, что бутылки или еще чего из спиртного и закусок на столе не было."
   "Напиться и на стороне мог!" - вклинился Артур. Борис мельком глянул на него с выражением неудовольствия: погоди, не мешай, и рассказ продолжил: "Зато нашли три самокрутки, уже готовые. Это когда из милиции приехали," - здесь он опять кивнул на меня и уточнил, - "Ну тот мент, приятель твой. Он их и заметил, когда осматривал комнату. С собой увез."
   Здесь его перебил один из геологов, которому не терпелось поделиться и своими знаниями:
   "Там Женька Мацурин жил. А он анашу курил, это все знают. Вот и обку­рился! От простой сигареты пожар можно устроить, но сгореть и задохнуть­ся - что-то не верится!"
   "Точно парня Женькой звали?" - я в момент вспомнил, что еще весной Па­ша с каким-то Женькой (забыл сейчас фамилию), который водку не пил, но "балдел" от травки, нанизывал мясо на шампуры на пикнике. Не этот ли Женька задо­хнулся? Тогда точно был не в пьяном виде, а обкуренным.Начальник отряда подтвердил:
   "Да, Евгений Мацурин, так мне передали."
   Мы недолго поговорили, повспоминали кто что знает о погибшем по собственной глупости парне, и начали расходиться.
   В палатке, пока светло, делать нечего, и я полез на ближайшую горку, посмотреть перед ужином, как выглядит отряд с высоты "птичьего полета". На вершине устроился поудобней, осмотрел окрестности, домики и палатки внизу. Красота! Пожалел, что нет фотоаппарата,запечатлеть отряд полностью в одном снимке - так хорошо он смотрелся с высоты. И, оказыва­ется, побывал я здесь не один, шарики свежего помета оставлены явно ар­харами. Значит, здесь водятся, и отряд рассматривали сверху, как это сей­час делаю я. Вспомнился недавний разговор с ребятами о ЧП в партии - жаль, конечно, погибшего парня. И не только его, а всех пристрастившихся к "травке", дру­гим наркотикам. Ну чего людям не хватает? Неужели приятней потреблять за­разу, убивать себя медленно и постоянно, чем пройтись с ружьем, съездить на рыбалку или просто поковыряться в полезном деле? И здесь меня словно током шибануло. Что же получается? Курил один человек "травку" - погиб глу­пой смертью. Это несчастный Женька. Второй тоже погиб глупой смертью - а потом говорят, что и он "травку" курил. Это Слава, бывший наш горный мастер. Ну два сюжета в зеркальном отражении! Может я фантазирую, но реальные со­бытия место имели, возможно и связь между ними есть. Только какая? Понять сейчас, когда я в отряде, можно сказать в информационном вакууме - нече­го и пытаться. Отложить нужно до конца командировки, до встречи с Михаи­лом Новиковым, который на начинавшийся пожар приезжал, самокрутки из дома с собой увез. А может и еще что, о чем посторонние знать не должны. К их числу себя не относил.
   Подряд три дня в пять утра выезжали в поле, в первом часу возвращались в отряд. Переодевались, бежали в купальню, потом обед, короткий отдых и общий сбор в домике-камералке. Каждый рассказывал что видел за день, демонстрировал отобранные образцы. Конечно, кое в чем ребята еще пута-
лись, но дело шло в верном направлении. Ежедневно подрисовывалась геологическая карта, приобретала все более, как говорят у геологов, "читаемый вид". Молодой специалист в породах уже почти не путался, и что важнее - с моей помощью понял, как использовать в работе фотоплан с максимальной отдачей, правильно дешифрировать продолжение наблюдаемых в маршруте пород, и многое другое.Подопечный Артура перестал
удивлять всех сумасбродными предположениями и гипотезами, начал придерживаться общих для всех реалий. Третий, как я и предполагал, уже уверенно рисовал геологию на фотоплане, а когда переносил ее на ватман общей карты - все хорошо сбивалось с рисовкой соседей. В общем, дело шло,
и я уже представлял, как через день вернусь в партию к своим ребятам, своему участку. К любимой жене, во-время вернувшейся из города, о чем мне в отряд конечно сообщили. На пятницу намечена камералка, на которую из партии приедет Игорь Георгиевич. Посмотрит что у нас получилось, и надеюсь домой меня с собой заберет.
  
  
   Досуг в отряде.
  
  
   После обеда лагерь пустел. Редко кто оставался на отдых в домиках и палатках, большинство шло в купальню и проводило там время до ужина. У каждого облюбовано местечко на одной из площадок, приносили одеяла, надувные матрацы, а кто и просто валялся на отшлифованных нагретых солнцем камнях, предварительно смочив их водичкой, чтобы не сжечь кожу. На нижней площадке рядом с Артуром нашлось местечко и для меня. Прохладная вода прибавляла бодрости. Народ постарше кроме ку­пания перекидывался в картишки, некоторые читали книги; помоложе - друг за другом бегали, норовили столкнуть в воду, заставляли девушек повизги­вать.
   Постоянно демонстрировались прыжки в воду с уступов, и даже самого ве­рхнего - одиннадцатиметрового. Правда, с него осмеливались единицы и солдатиком, предварительно убедившись, что внизу в воде никого нет. При­сутствующие с интересом следили за такими прыжками, оценивали качество исполнения криками и аплодисментами.
   С площадки, на которой лежал рядом с Артуром, прыгал и я - по другому в воду не зайдешь. Но через день подошла подруга жены Наташа и с улыбкой поинтересовались:
   "Юрий Васильевич, что это вы в самом низу лежите и лежите? Выше почему не заби­раетесь? Боитесь?"
   Высоты я как раз и не боялся, столько по горкам бегано-перебегано, по скалам лазено-перелазено. Но прыгать - здесь дискомфорт ощущал. Ну не с метра, а если повыше. И что, признаваться Наташе в трусости? Нет уж, лучше найти отговорку:
   "А чего выше лезть? Мне и здесь неплохо, с Артуром рядом. Всегда пого­ворить есть о чем."
   "Нет, Юрий Васильевич," - не согласилась Наташа, - "вы прыгнуть должны, хотя бы с того места," -показала на площадку в трех метрах от воды, где обычно отдыхала сама, - "Вы же не хотите, что бы женщины в вас разочаровались?"
   "Да сходи ты, прыгни!" - лежа посоветовал мне Артур, - "Она же не просто пришла - вон девки смотрят, чем дело кончится!"
   Я поднялся на ноги, оглядел трехметровый уступ в противоположном углу бассейна. Почесал затылок: действительно, несколько устроившихся там женшин с улыбками посматривало в нашу сторону. И среди них такая красо-
тка из сезонных, что дух захватывало, мужики глаз от нее оторвать не могли.
   "Пойдемте, пойдемте," - Наташа потянула меня за руку. Пришлось идти. По громадным ступеням вскарабкались на трех метровый уступ. Вообще-то я на него уже залезал посмотреть что он собой представляет. Но глянул на воду - и прыгать почему-то расхотелось. Спустился вниз по ступеням, делая вид, что этим процессом очень заинтересован. Сейчас с края площадки глянул еще раз - бр..., точно прыжки в воду не мое призвание. Обернулся назад - присутствующая рядом публика, в основном женского пола,на меня смотрела и готовилась сценить качество прыжка. Наташа почувствова­ла мои сомнения, подбодрила:
   "Ну, Юрий Васильевич, мы ждем!"
   И что оставалось делать? Я вдохнул поглубше, закрыл глаза и прыгнул. Вошел з воду не очень глубоко, вышел на поверхность - и рядом увидел На­ташу.
   "Нет, Юрий Васильевич," - улыбаясь и отдуваясь, она подгребла ко мне поближе, - "так не пойдет! Вы должны нормально прыгнуть, вниз головой!"
   Схватила меня за руку и не отпускала, пока мы из воды выбирались и под­нимались на злополучный уступ второй раз.
   "Они тебя еще и с того прыгнуть заставят!" - обрадовал Артур, когда проходили рядом, и кивнул на самый высокий, одиннадцатиметровый.
   "Это не сегодня точно, " - в чем в чем, а в этом я был уверен. На что Наташа заметила:
   "С того мы никого не заставляем. Кто хочет - сам решается, доказывает, что настоящий мужчина!"
   Тогда я точно не "настоящий" - оценил себя, представив стоящим на одиннадцатиметровой высоте. Фигушки туда полезу - решил окончательно, но за Наташей на трех метровый поднялся.
   На этот раз улыбающиеся дамы подробно объяснили, как я должен прыгать, что делать руками и ногами, как войти в воду и оттуда вынырнуть. Затем Наташа показала это на своем примере, а вслед за ней мешком в неуправляемом полете шмякнулся в воду и я. Не грациозно и красиво, а
ухитрившись перевернуться и приложиться к воде всем прикладом, то-бишь спиной. Ощущение - с размаху со всей силы хлестнули широким ремнем. Нет, не ремнем - кнутом. Спина противно заныла, кожа засаднила. Вслед за Наташей вылез из воды, и она последствия "кнута" заметила:
   "У вас спина красная, как у рака. А прыгнули плохо, надо учиться."
   "Считай меня вечным двоечником," - предложил подруге жены, и плюхнулся рядом с Арту­ром, решив для себя: впредь никаких прыжков головой вниз. Не мое это, и все тут.
   "Не отчаивайтесь, Юрий Васильевич," - посочувствовала Наташа, направляясь к подругам, - "у вас неделя впереди, успеете натренироваться!"
   "Ну ты и шмякнулся!" - Артур повернулся ко мне, - "Как бревно!" - увидел мою кислую физиономию и утешил, - "Я тоже вначале ходил то со спиной, то с животом красными. Сейчас ничего, натренировался. Вначале с этого уступа прыгал, по­том и на тот перешел," - кивнул в сторону трехметрового.
   Придется и мне с азов начинать - решил про себя. Но тренировку отло­жил на потом, когда народ умотает на ужин.
   Повалялись мы вдвоем несколько минут, и снова появилась Наташа - спу­стилась к нам по камням, улыбаясь и без приглашения устроилась рядом, не обратив внимания на наши несколько удивленные физиономии:
   "Учитесь, Юрий Васильевич, и вы, Артур Анатольевич!" -показала рукой вверх. Мы конечно туда глянули - молодая красавица, о которой я упоминал, взбиралась на одиннадцати метровый уступ.
   "Сейчас она специально для вас прыгнет," - продолжила Наташа, и лукаво уже персонально для меня, - "Большое впечатление на нее произвели, Юрий Васильевич!"
   Здесь все отдыхающие замолчали, задрали головы вверх - девушка забра­лась на верхнюю площадку, встала на ноги на самом ее крае, взмахнула руками, при­села, и - прыгнула!
   Честно говоря, зрелище потрясающее, подобного я не видел. Одиннадцать метров высоты - все­го пять метров ширины бассейн. И попасть нужно точно в его середину. У меня, как говорят, дух захватило от одного вида летящей девушки - и вот она уже ровно вошло в воду. Народ разом закричал, засвистел, захлопал в ладоши, выражая восхищение.
   "Вот дает девка!" - не удержался Артур, - "Точно для тебя старается!" - и с усмешкой посмотрел на меня. Но кажется прыгала девушка для нас обоих, потому что выбравшись из воды и проходя мимо к своему месту на трех метровый уступ, красавица улыбнулась и сдела­ла обоим такие глазки, что будь помоложе - мы тут же за ней и побежали бы. Наташа с улыбкой проследила, как мы провожали девушку глазами, и посоветовала:
   "Шеи не сломайте! Правильно говорят: красота - страшная сила. Вон как у вас, мужиков, глаза загорелись! Наверное и о женах забыли!" - она подня­лась , и уходя посоветовала, - "В водичку попрыгайте, поплавайте. Охладиться вам ой как сейчас не мешает!"
   Вскоре народ, отдохнувший и нагулявший аппетит, организованно потянул на ужин. А я задержался, и когда купальня опустела, несколько раз по­днялся на трех метровый уступ и прыгал в воду головой вниз. К моему уди­влению, все прошло нормально, ни разу спину или живот не отбил и уже никакой скованности при всем этом не ощущал.Удовлетворенный, поднялся и на верхний одиннадцатиметрозый, глянул вниз.Ну здесь я пас - же­лание подтвердить мужество прыЖком в воду с такой высоты у меня не только не появилось, а наоборот - если и было, то спряталось так, что найти его стало нево­зможно. Еще раз убедился: прыжки - точно не мое. И спус­тился вниз, уверяя себя, что сейчас меня остановил не страх, а врожден­ная осторожность. Не назовешь же себя трусом, лучше считаться осмотри­тельным.
   На следующий день прыгал в воду только с трех метрового уступа. И получал при этом удовольствие. Вслед за мной полез Артур, незаметно мы устроились на новом месте. Здесь оказалось и веселей, и обзор получше. Артур даже заслужил аплодисменты, когда при прыжке вниз головой сделал полное сальто в воздухе.
   "Теперь вы, Юрий Васильевич," - предложила Наташа, - "прыгаете уже хо­рошо, можно и переворот попробовать."
   Я в сомнении покачал головой, понимая, что в перевороте, что бы не опозориться, лучше потренироваться в одиночестве. Но открутиться не полу­чилось:
   "Давайте вместе прыгнем!" - услышал голос молодой красавицы, которую как уже знал, звали Лена. Она стояла рядом с такой улыбкой, что не испо­лнить ее предложение простому смертному было невозможно.
   "Как переворачиваться? Что делать-то нужно?" - спросил у нее, поняв, что прыгнуть придется.
   Она что-то объясняла, показывала рукой, но смысл до меня не доходил. Я смотрел на удивительно красивое лицо, завораживающую улыбку, прекрасную фигуру; слышал нежный приятный голос. И удивлялся, как все это мог­ло быть дарованным одному человеку. Излучаемое ею обаяние исключало да­же попытку отказа со стороны любого представителя мужского пола, и я ко­нечно в воду прыгнул, в воздухе, конечно, попытался перевернуться. При­чем все это проделал так отвратительно, что живот от неправильного при­воднения покраснел моментально. Но это меня не остановило, и еще два раза я прыгал, пока не услышал заслуженную похвалу.
   В удобный момент, когда побдизости от меня никого не оказалось, подошла Наташа, присела на камни рядом :
   "Хорошо, Юрий Васильевич, что вы скоро в партию уезжаете!"
   "И что хорошего?" - поинтересовался с любопытством.
   Наташа вздохнула, но с улыбкой:
   "А Лене вы понравились! Вон как на вас зыркала!" - посмотрела на меня, покачала головой, - "Ой соблазнит она вас! Вон как и вы на нее смотрели!"
   "Да она моложе лет на пятнадцать!"
   "Ну и что? И потом, она замужем, причем уже второй раз! Но сюда-то од­на приехала! Значит, и второй муж ее не устраивает!" - Наташа отвернулась от меня, посмотрела на плескавшихся в воде, - "Так что держитесь от нее подальше. Жену вы, конечно, никогда не поменяете, но разговоров мо­жете получить по полной программе."
   Насчет пересудов она явно поторопилась, ничего я не сделал такого, что бы они могли возникнуть. Ну посмотрел на красавицу с восхищением, так не один я, все мужики любовались. Может и мысли какие фривольные возникли, но peaлизовывать их отнюдь не собирался.
   "Спасибо за информацию," - поблагодарил Наташу, - "только за меня не волнуйся. Однолюб я, сама знаешь, и о женщинах сужу не по одной красо­те - по уму впридачу. Насчет второго я пока не в курсе, и за неделю прояснить это не получится." А в мыслях мелькнуло: правильно говорят, что красота одному человеку принадлежать не может, даже если она оду­шевленная. Ну кто знает красивую актрису с одним мужем? Да их только законных не меньше трех, что о других говорить! Так и у нашей красави­цы: все впереди, всего-то пока второй муж. Остается пожелать ей успеха. Для меня женщин осуждать - никогда и ни за какие их глупости.
  
  
   Божья кара?
  
  
   Наконец пятница. По случаю камералки начало работы для геологов с пяти утра перенесли на восемь часов - в тени домика при распахнутых настежь окне и двери для лучшей вентиляции посидеть можно и днем. Это не по горкам бегать и под солнцем жариться - чайку можно в любой момент хлебнуть, и он не выйдет из перегретого тела в виде пота. И поспа­ли подольше, сил набрали побольше. Как ни старайся, отбой в отряде по­лучался не раньше десяти - одиннадцати вечера, и в полевые дни на сон приходилось часов пять - шесть, не больше.
   Мы, геологи, только собрались в камералке, только разложили на столах Фотопланы и геофизические карты, как послышался шум машины, яв­но не одного из отрядных ГАЗ-66. Все выскочили из домика -Уазик, нарушая установленные правила, не остановился на въезде в отряд, а поехал к нам вдоль ряда домиков. Игорь Георгиевич не обманул, появился как и обещал,точно к началу рабочего дня.
   После приветствий с развеселыми приколами (с нашей сторо­ны - мы вас уже и не ждали, со стороны главного геолога - благодать у вас бесподобная, какая может быть работа!), прошли в домик,устроились кто на чем смог. Тут же появился Борис Галахов, начальник отряд. Интересовали его не геологические проблемы, а новости партийскОЙ жизни, и сразу перейти к делу он не дал.
   "Игорь Георгиевич," - опередил всех вопросом, - "как дела в партии, что там новенького за неделю?"
   У главного геолога, веселого и довольного, улыбка исчезла. 0бвел нас взглядом человека, обязанного сообщить неприятность, и все затихли, улыбаться перестали тоже.
   "О пожаре надеюсь знаете," - начал он, и несколько человек это по­дтвердили, кто голосом, кто жестом, - "Парень по глупости погиб, накурился какой-то дряни до посинения. Но это так, цветочки. Оказывается, он Славу нашего убил! А мы на кого только не думали, кого только не подозревали!"
   "Как убил? Как узнали, что он именно?" - послышалось со всех сторон.
   "Вот на кого не подумал бы!" - это персональное мнение Бориса Галахова. А я промолчал. Очень удивился, и принять на веру услышенное просто со слов, не зная фактов, подтверждающих убийство Славы именно человеком, известным как Евгений Мацурин, я не мог. Сейчас Игорь Георги­евич факт до нас и донес:
   "Когда милиция на пожар приехала, у парня, буровика нашего, в квар­тире нашли вещь какую-то, связанную с убийством Славы. Вот так то!" - он сделал паузу и обозрел всех взглядом, - "Если б не эта находка, никогда на Мацурина милиция не вышла бы! Говорят, тихий был парень, а эа что убил - те­перь никто никогда не узнает. И судить некого!"
   Разом ребята зашумели, заговорили - последние новости удивили всех. Не только конфликтов - вообще никогда не замечали Мацурина и Славу вместе. Очень разные они были - Слава балагур, любитель выпить, донжуан жуткий; Мацурин как всякий наркоман, вяловатый, "заторможенный", и к женщинам равнодушный. Об этих особенностях каждого ребята, как оказывается, знали не меньше меня, и так же не могли понять, что явилось причиной ненависти, толкнувшей Мацурина на преступление. Минут пятнадцать тему пообсуждали, но толком ничего не прояснилось. Убийство есть, а за что и почему -теперь не узнать, жертва и исполнитель ушли в мир иной.
   Перешли к делам геологическим, и день в камералке проговорили. С переры­вом на обед, конечно, с обязательным посещением купальни перед столовой.
   "Красота у вас!" - восхитился Игорь Георгиевич, умостившись на спину на отшлифованных камнях нижнего уступа, - "Никаких домов отдыха или са­наториев не надо!"
   "Кое-кто это понял," - подтвердил его слова Борис Галахов, - "две мамочки из Мирного детей привезли на неделю, а они назад уезжать отказыва­ются!"
   "Хорошо их понимаю!" - с закрытыми глазами и блаженной
   улыбкой Игорь Георгиевич поднял вверх руки, выражая восхищение и солнцем, и свежим воздухом, и водичкой, и видом чудного уголка, где мы сейчас находились.
   В конце работы, когда все обговорили, возможное на картах подрисова­ли и наметили план действий на будущее, я конечно, не мог не поинтересо­ваться у главного геолога:
   "Ну и как мы неделю поработали? Как со стороны смотрится?"
   "Во!" - Игорь Георгиевич поднял вверх большой палец, -"Молодцы! Честно говоря, худшего ожидал, думал за неделю не справитесь. Приятно сшибся!"
   "Вы его (это меня) еще на недельку у нас оставьте," - от Артура дру­гого и ожидать не приходилось, - "для закрепления достигнутого!"
   "Ну уж нет! Успехи закрепляйте сами! А Юру его ребята ждут, и участок не менее вашего сложный!"
   Вот теперь все поняли, что командировка моя кончается, главный геолог забирает с собой в партию. И радость свою, Свету, я уже сегодня увижу!
   За день наговорились выше нормы и по дороге в партию хватало лишь на короткие замечания по поводу дорожных примечательностей, да Наташу развлекали - на прошлые выходные она оставалась в отряде одной из дежурных, и сейчас
ехала на заслуженный отдых. Зная, что я не виделся с женой неделю, Игорь Георгиевич рыбалку на выходные не предложил. Вдруг не смогу отказаться и обижу жену невниманием? А раз субботу я точно проведу дома, так сказать в кругу семьи, то в Мирный сгоняю обязательно. Что-то мне не очень нравился появившийся убийца Славы. Вернее очень сомнева-
лся, что Мацурин мог им быть. Вот и нужно навестить Михаила Новикова, возможно он скажет больше, чем я узнал от главного геолога.
   Неделей моего отсутствия дома воспользовались сорняки и зелень в огороде, и что совсем неожиданно - появилась дурнина толщиной чуть ли не с палец. И понятно почему: жена огородом практически не занимается, я не разрешаю. Давно понял, что ее благие намерения помочь, для меня работы только прибавляют, предварительно при этом испортив настроение абсолю­тным игнорированием разумных и всеми признанных агрономических приемов. А участие в деле самообеспечения экологически чистым продуктом для нее нашел в самом безобидном и безвредном: еженедельных поливах. Здесь как в поговорке "кашу маслом не испортишь": сколько воды не лей, при нашей жаре на грядках ее никогда много не будет.
   С утра занялся огородом вплотную. Вначале искоренял сорняки, одновременно проводя рыхление почвы. Света подошла, поглядела на меня и тоже качала что-то выдергивать. Вдвоем дело пошло живее, и первую операцию мы закончили раньше, чем я планировал. Теперь самое ответственное: помидоры,перец и огурцы выпустили и отрастили жуткое количество пасынков, плетей, и их нужно срочно обломать, выщипать или прищипнуть.
   К этому я приступил, а Света стояла рядом, смотрела и задавала смешные вопросы: почему тот ломаешь,
а этот оставляешь, зачем здесь макушку отрываещь, ну и тому подобное. Как все женщины, очень жалела выломанное, оторванное, особенно с уже сформировавшимися соцветиями. К обеду с огородом слава богу закончили.Теперь можно и о визите в Мирный подумать.
   Звонить Михаилу Новикову из партийской диспетчерской пришлось неско­лько раз. Вначале вообще никого не оказывалось дома, потом начала отвечать же­на, и всегда просила перезвонить через пятнадцать минут, Михаил вот-­вот должен подойти. Наконец слышу его голос:
   "Привет, Юра! Так и думал, что покоя в выходной не дашь! И почему до понедельника тебя в отряде не задержали?" - оказывается знал, где я провел неделю. И голос бодрый, веселый - не похоже, что за мой звонок оби­жается.
   "Извини, пожалуйста, на минутку оторву, не больше".
   "Минутой не обойдешься!" - остановил опер, - "Да и не телефонный разговор! Время есть - подскакивай. Банка пива на столе стоит!"
   "Уже лечу," - пообещал с удовольствием, и побежал домой просить жену подбросить до Мирного на личном транспортном средстве. После пива за руль не сядешь.
   Уговаривать не пришлось, и через десять минут мы катили в шахте­рский поселок, прихватив в кампанию жене ее подругу Наташу,присматривавшую в отряде (не удивлюсь, если по ее же просьбе)за моим поведением в плане общения кое с кем из тамошних красавиц.Дамы собирались с ча­сок побегать по магазинам и пообещали забрать меня домой, если я во-время успею с приятелем наговориться и решить наши мужские проблемы. По подсказке Света подвезла меня к дому, в котором обитал оперативник, и пообещала сюда же за мной заехать.
   "Тапочки надевай!" - веселый хозяин в прихожей подтолкнул ко мне шлепанцы, - "И на кухню пошли, горло пересохло, пока тебя ожидал!"
   На кухне к освежению горла все готово: на столе банка пива, два ста­кана, тарелочка с очищенной и разрезанной на аппетитные кусочки соленой рыбкой.
   "Садись!" - кивнул мне на один из стульев, напротив умостился сам. Обер­нулся в сторону двери, прислушался, заговорчески подмигнул и поднес к губам палец в жесте ТС! Ловко откуда- то достал бутылку и набулькал в стаканы грамм по семьдесят. Бутылка мгновенно исчезла, а мы тихо - что бы не услышала его жена - стаканами стукнули и напиток потребили.
   "Это для затравки," - Михаил понюхал кусочек рыбы, начал жевать. Я сделал то же самое, в очередной раз в душе усмехнувшись: как все му­жики в деле выпить, да что бы еще и жена не учуяла ничего, похожи! Ну один к одному!
   Разливая пиво по стаканам, он глянул на меня, усмехнулся и с показной озабоченностью глубоко вздохнул:
   "Ладно, расскажу все по порядку. Только не перебивай!"
   - он поднял стакан, предлагая мне сделать то же самое, - "Евгений Мацурин, рабочий вашей партии, был наркоманом. "Травкой" баловался, героинчик вкалывал, и похоже сверх всякой меры. Обкурился в кровати, окурок на матрас выронил. Ну и начал тот тлеть, а мужик уже невменяемый. Вот и задохнулся, и даже немного обгорел. Разгореться пожа­ру не дали - во-время дым из форточки заметили. Я приехал, когда матрас и пол под кроватью водой уже залили, а парня вытащили на улицу."
   К этому моменту пиво в стаканах закончилось, и Михаил начал наполнять их по второму разу.
   "Как отдохнул в отряде-то?" - неожиданно перескочил на другую тему, - "Говорят, у вас там лучше, чем в доме отдыха!"
   "Если не считать, что работать все же приходилось," - удивился его знаниям особенностей жизни нашего отряда, - "только откуда такая осведомленность?"
   "Павел Петрович нахваливал. Раньше, говорит, в отряд женщин не заго­нишь, а сейчас сами рвутся, и детей норовят прихватить! Правда ведь?"
   "Есть такое," - согласился с мнением начальника партии. Вспомнил отрядную красавицу Леночку и не мог удержаться: "Девушка там работает, из ваших, Мирненских - глаз не оторвешь!Молодежь смущает, удивительно, что не передрались из-за нее!"
   Михаил в улыбке прямо расцвел: "Знаю эту мадам, пришлось разочек с мужиками ее разбираться. Она из молодых, да ранних, второго мужа имеет. Так вот первый по ней с улицы жахнул из ружья, когда она на втором этаже из комнаты на балкон вышла. Убить, дурачек хотел, из ре­вности. А потом самому застрелиться. Хорошо промахнулся!"
   "Да ты что!" - не мог я скрыть эмоций, - "Стрелять в такую краса­вицу - и рука поднялась? Поверить не могу!"
   "Шучу я, считай, он и не стрелял," - Михаил улыбаться перестал, - "продемонстрировал ревность, ну и любовь наверное. В патроне дробь была самая мелкая, и заряд влепил далеко в сторону."
   "И что с парнем сделали?"
   "А ничего, пятнадцать суток дорожки возле милиции подметал за хули­ганство. Девица отказалась заявление на него писать."
   Я покачал головой - не дай бог в отряде из-за нее подобное случит­ся. Стоит поговорить с главным геологом и посоветовать перевести Леночку в партию, чтобы она у нас работала, но жила при муже в Мирном. Для общего спокойствия.
   "Ну так вот," - вернулся Михаил к главной теме, - "когда я комнату осматривал, нашел три готовых косячка с травкой, шприц использованный со следами героина. Медики и следы уколов нашли на теле. Законченным наркоманом парень был, и дозу последнюю вкатил запредельную! Я, конечно, всю квартиру перерыл, искал наркотики. Ничего," - про­должил он, взяв новый кусочек рыбки и отделяя потребляемую плоть от костей, - "но," - перевел взгляд на меня и с интригующими нотками в голосе добавил, - "нашел важное. Улику такую, что однозначно говорит: Евгений Мацурин - убийца, и смерть весной вашего парня его рук дело!" - и замолчал, ожидая моей реакции на это сообщение. Я уже знал, что какая-то "железная" улика в квартире у Мацурина найдена. Но сей -
час сделал вид, что ни о чем не ведаю, и готов слушать дальше. "Тряпка половая в прихожей валялась," - продолжил опер, - "развернул - а это старая рубашка, со спины кусок вырезан." Дальше не мог скрыть торжества, и с улыбкой как у хорошей кинозвезды протянул руку к месту, где пряталась уже начатая бутылка водки, одновременно продолжая говорить:
   "А вырезанный кусок - это во что орудие убийства парня было завер­нуто; ну и тот, что ты в степи нашел".
   Не глядя, он нашарил бутылку, достал и поставил на стол:
   "Так что самый раз выпить за раскрытие дела. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Если и не государство, то сам себя убийца все же покарал!"
   "Бог - он все видит," - решился я прокашлять, потому что нужно было заполнить паузу. Михаил же, оценив взглядом стоящую на столе посуду и закуску, после реплики-"А и черт с ней!- достал две чистые стопочки и напол­нил их водкой. Как я понял, посчитал предстоящий тост важнее скандала с женой по поводу несанкционированного потребления креп­ких спиртных напитков.
   По стопочке выпили, рыбкой закусили. Снова перешли на пиво и разго­вор продолжили. Теперь Михаил рассказывал детали: как разбирался по поводу смерти Мацурина, как разговаривал со всеми, кто того знал по жизни и работе. Никаких Фактов насильственной смерти не нашел, да и характер ее говорил о несомненном несчастном случае в состоянии наркотическо­го отравления. Здесь все было понятно.
   А вот с остатками рубашки, находка которой подтверждала причастнос­ть Мацурина к убийству горного мастера, оказалось сложнее.Михаил при­знался, что мотив для убийства горного мастера он так и не нашел. Абсо­лютно разные были люди, не пересекались ни по работе, ни по жизни. Ник­то не замечал между ними конфликтов, и никакой между ними женщины не стояло точно. Единственное, что по мнению опера этих людей соединяло, могла быть "травка". Мацурин курил много и открыто, горный мастер, как Михаил от меня же "услышал", "тоже покуривал". Но оба мертвы, и разбираться дальше по этому направлению бесполезно; оставалось принять его как возможно приведшее к конфликту с последующей трагической развязкой.
   Я, конечно, не мог не поинтересоваться; если Мацурин убийца, то на момент преступления проверялось, где он был и чем занимался? Оказалось проверялось и очень тщательно. В ночь с восьмого на девятое мая, когда преступление и произошло, Мацурин не замечался ни в каких кампаниях,
соседи по дому его тоже не видели и не слышали. То-есть, алиби не нашлось. Мне оставалось все услышенное принять на веру и потихоньку разговор кончать. И что бы не допивать остатки пива молча, я поинте­ресовался, не носил ли Михаил остатки рубашки в магазин. Вдруг там Ма­цурина вспомнят как покупателя? Тогда и я поверю, что он убийца.
   "Обижаешь," - опер нахмурился, - "рубашку такую у знакомых нашел, в магазин носил и заставил вспоминать не только этого наркомана. Всех подозреваемых фотки показывал, и бестолку. Некоторые точно не покупали - это наши, Мирненекие, а партийских они не помнят. Рубашки хорошие были, сразу очередь образовалась и расхватали в момент."
   "Что, такие красивые?" - проявил я настырность.
   "Модные," - уточнил Михаил, - "фасон молодежный, и пуговицы обалден­ные."
   "И у той, что нашел, пуговицы были?"
   "Нет, наверное срезал, чтобы пол не царапать, когда протирал. В помойке лежат - в квартире их точно не было".
   Здесь мы остатки пива проглотили, и я поднялся, собираясь уходить - пора и честь знать.
   "Может еше по стопке?" - Михаил подмигнул и звонко щелкнул пальцем по гор­лу.
   "Нет, хватит," - мы и так были "хорошими", - "спасибо за разговор, по­ра мне."
   "Тогда успехов во всем!" - Михаил проводил до двери, - "И не болтай никому лишнего!"
  
   Часть 11.
  
   Сомнения, заморочки, и как следствие - "фантастическая версия".
  
  
   Во дворе машины с женой и ее подругой не оказалось. И что можно смотреть столько времени? Все же у нас не городские гиганты, которые за день обойти сложно, а небольшие магазинчики, типичные для таких же небольших поселков, едва доросших до статуса "городско-
го типа".
   Ну да бог с ними, нравится ковыряться в шмотках - и на здоровье. Сейчас их отсутствие даже к лучшему, можно спокойно подумать обо всем, что услышал от Михаила. Деревья от солнца защищают, и посидеть скамеечки есть. Я устроился на одной из них, окинул двор взглядом и не мог не отметить его ухоженность. Никакого мусора на земле, свежая краска на скамейках и металлических урнах возле каждой, нет и хулиганских проявлений в виде подозрительных по
содержанию надписей. Вот что значит поселок работяг, без прослойки деклассированных и иждивенческих элементов! Ну и милиция, конечно, на высоте. И тут же себя остановил - перехваливаю родную! А как же "травка", которую по словам Михаила, молодежь покуривает? А как две недавние смерти - горного мастера Славы и буровика Мацурина? Они случились не в Мирном, но и партийский поселок в юрисдикции этой же милиции! Да, "не все нормально в королевстве". Ладно, в смерти буровика разобрались - несчастный случай. Но с гибелью Славы, как оказывается от рук этого самого Мацурина - не все понятно. Нет главного - мотива преступления. Улика в виде остатка рубашки, найденной в квартире при пожаре, и в кусок от которой весной в свое время завернули орудие убийства, конечно "железная". Но.... а куда деть третий кусок, что я нашел в степи? Его-то с чем связать и куда приклеить? Как он в степи очутился, и почему там брошен? И потом: Мацурин был парнем щупленьким,
как все наркоманы - физически слабым. А Славу как убили? Проткнули насквозь, и даже не один раз! То-есть, сделал это человек сильный, физически развитый. Что-то Мацурин таким мне не представлялся. Вспомнил, как Михаил говорил о находке "железной улики", вернее о выражении его лица при этом.
Показалось, что проскальзывали нотки неуверенности. Или вопросительные? То-есть, опер и сам не на сто процентов уверен в том, что го­ворил. Может и в буровике как убийце не уверен полностью?
   Понятно, оперативник при расследовании шел от факта к факту. А они от Славы привели к Мацурину. Только привели, но тот умер, и на возможности разобраться дальше поставил точку. Теперь будет убийцей и никто этого опровергнуть не сможет. Одно точно: если и не­виновен, то и наказания ему в этом мире уже не грозит. Ну а рай или ад - бог решит, он то все знает.
   Машина с женой и ее подругой задерживалась.Неужели в партийский посе­лок рванули, посчитав что я уже там? Вряд ли. А если и рванули, то Све­та не найдет меня дома и вернется, на произвол судьбы не бросит точно.
   Сижу, смотрю на прохожих, пытаюсь с тем смертей перейти на другие, по­веселей и поприятней. Считает опер, что убийцу Славы нашел - значит так оно и есть. И мне приходится с этим согласиться. Только ...только две вещи остаются непонятными. Зто кусок рубашки с мазками крови, что я нашел в степи - как и для чего он там оказался? И "курение травки", что соединить Славу и Мацурина никак не могло - Слава-то не курил точно, хо­тя доказать это уже невозможно.
   С тряпкой в степи я недоглядел. Получше нужно было вокруг полазить. Можно, конечно, и сейчас на то место вернуться, но надо ли? Если хочу успокоить душу, то надо. Сейчас жена за мной приедет, повезет домой, ну и попрошу в нужном месте высадить. Вряд ли она возмутится - что-то же купи­ла, Наташа тоже, и мотив для обсуждения покупок есть. А я пробегусь, еще раз все осмотрю тщательно.
   Теперь по поводу "курения травки": слух, что Слава покуривал, пустил его бывший приятель Алексей Коваленко. Все, что по этому поводу думаю, я Коваленко высказал, предложил прекратить человека оговаривать. Придет­ся за этим болтуном присматривать и дальше, вдруг выкинет еще что-то, и прояснится, для чего оговор был нужен.
   Наконец появилась машина. Я подскочил к ней, открыл дверцу, и сдвинув в сторону свертки, кульки, пакеты плюхнул­ся на заднее сиденье. Отлично поработали дамы, это надо талант иметь - за одну поездку сделать столько покупок, что мне хватило бы с лихвой на год! Причем Све­та, женушка моя, только-только из города вернулась, где специально за­держивалась на пару дней побегать по магазинам. Оказалось, не выбегалась.
   Веселые красавицы обернулись в мою сторону и наблюдали, как я устра­иваюсь на сиденье.
   "Ну как, наговорились?" - поинтересовалась жена.
   Я кивнул головой: "Наговорились. Пока вы магазины перемеряли, можно было и выспаться. И для кого все это?" - кивнул на кучу лежащих рядом свертков.
   "Старались, Юрий Васильевич!" - подала голос Наташа, - "Что бы на вас все девушки заглядывались!"
   Я махнул рукой: "Обойдусь отлично и без девушек, мне ее хватает," - и показал взглядом на Свету. Жена, конечно, удержаться не могла:
   "А ему никогда ничего не нужно. Если не прослежу, он такое может на се­бя напялить, что умом тронешься. Для него лучше робы рабочей, да сапог керзовых и одежды нет! А из украшений - ружье повесить на шею! И скажешь неправду говорю?" - потребовала ответа.
   "Правда истиная!" - пришлось согласился, - "Не виноват я, что вкус у меня та­кой, извращенный. Но тебя слушаюсь, одеваю все, что прикажешь. Очень послушный я, сама знаешь."
   "Еще бы не знать," - согласилась Света с удовлетворением, - "попробовал бы не послушаться!"
   "Первым красавцем у нас будете, Юрий Васильевич," - пообещала ее по­друга, - "Жена вам такую вещь отхватила - обзавидуются мужики. Сейчас приедем, помереете - и снимать с себя не захотите!"
   Дамы разом от меня отвернулись, и Света, включив передачу и трогая машину, для Наташи уточнила:
   "Пока обмывать будем - точно не снимет. Выпить всегда готов, это у него в генах!"
   Мы покатили в партийский поселок, и конечно, никуда я из машины по своим делам не выскакивал. Не хотел обижать жену, да и Наташу невниманием. Все же не только для себя - и для меня что-то в магазине искали. А сейчас пообещали покупки и "обмыть". Пришлось с ними до вечера сидеть, что-то примерять и перед женщинами вертеться, потом оценивать их покупки, которые мне демонстрировали и каждый раз спрашивали: "Ну как? Идет?" Я утвердительно кивал головой, хвалил демонстрируемую обнову, излучая при этом заинтересованность и удовлетворенность. Что после пив­ка у Михаила и хорошего вина во время импровизированного подиума было необременительным. Про кусок рубахи с мазками крови, который я когда-то нашел в степи, сейчас и думать забыл.
   Но не надолго. Утром в воскресенье проснулся с твердым намерением пря­мо сейчас бежать в степь и искать что там просмотрел весной. Глотнул пол литровую чашечку кофе и выскочил из дома, когда жена видела еще не после­дние утренние сны. Ей-то спешить в выходной некуда.
   Скоро я был в нужном месте, и начал оглядываться. Вон куст, за который зацепилась та тряпка, вон и знакомая деревянная загогулина, еще какие то знакомые предметы. Чуть в стороне из земли торчит короткий металличе­ский стержень - он и в прошлый раз торчал, и я к нему подходил. Сейчас тоже подошел, разглядел внимательней - точно, геодезический репер, и железка не вбита в землю, а в основании зацементирована. И рядом остатки коротких досточек, когда-то служивших опалубкой для заливки. Репер как ре­пер, ничего подозрительного я не увидел. Использовали для дела его давно, и свежих следов машин не было. Но старые, почти исчезающие в пожухлой траве, кое-где проглядывали. Я их немного проследил и убедился, что давным - давно сюда приезжали и из нашего поселка, и из Мирного.
   Больше никаких созданных человеком построек, случайных и непонятно кем брошенных предметов я не нашел. Как и следов, оставленных по крайней мере в этом году.
   Получалось, что ничего я не прояснил и окровавленный кусок материи в сте­пи как был загадкой, так ей и остался. Но я не жалел зря потраченного времени - все же душу успокоил, убедился: и в прошлый раз ничего не пропустил, что могло бы объяснить появление именно здесь очень важной тря­пки.
   Я не торопясь пошагал домой, пытаясь теперь придумать для себя полезное дело, до обеда. Ничего в голову не приходило, но жена помогла, подсказала: пора сменить воду в бассейне, и кран на водопроводе не мешает посмотреть, слишком он подтекает. Не заставил повторяться - достал насос КАМА-5, в нужное место установил, и с избытком полил грядки и деревья, пройдя по огороду по кругу несколько раз
со шлангом. Наконец бассейн опустел, тряпкой с его стен и дна смыл приставший к ним осадок. Насос убрал и пустил в бассейн воду. Все, работа кончилась. Краном на водопроводе я могу заняться, когда воду временно отключат, что случается не так и редко.
   Момент завершения работы Света уловила, подошла и скромненько прочи­рикала:
   "Есть захочешь - на плите все стоит."
   С удивлением на нее посмотрел: а она что, обедать не собирается? Жена вопрос на моей физиономии прочитала:
   "Я в гости иду, без тебя. Потому что девишник," - подождала, оценивая мою реакцию на "девишник", и успокоила, -"В холодильнике выпить есть, если захочешь. Можешь пригласить кого-нибудь, для компании".
   "Не пропаду," - успокоил заботливую супругу, в чем она ничуть не сомневалась. Потому что шагая на выход к калитке, еще раз подтвердила отличное зна­ние моих намерений:
   "Все равно сейчас к друзьям побежишь, не удивлюсь, если и не пообедав".
   Конечно, "побежать" я планировал, но чуть позже. А раз уже свободен - можно прямо сейчас, ничто и никто не держит. А поговорить есть о чем -- неделю с ребятами не виделся.
   Вначале глянул на противоположную сторону улицы - в доме напротив, где живет Леня, дверь в его коридор прикрыта, хотя обычно днем она распахнута; самого в огородике нет. Понятно, гуляет, может на озеро рванул на мотоцикле, не удивлюсь, если и Владимира прихватил, что бы скучно не было. Остается Паша, хотя и он может дома не сидеть. Но проверить стоит, и я пошагал к нему, на всякий случай сунув в карман бутылку водки из холодильника, правда начатую.
   Издали услышал мужские голоса. Подошел поближе и увидел от кого они исходят: Паша, Владимир и Леня сидели на скамеечках под зеле­ной развесистой корягой и смаковали пиво. Что-то с живым интересом излишне громко обсуждали, со смехом и жестикуляцией руками. Очень увле­клись, и меня заметили только в калитке. На ее скрип оглянулись, отреагировали на мое появление как и положено друзьям:
   "Наконец-то нашелся, пропащий!" - начал Владимир, и Паша его тут же про­должил: "Хорошо успел, пока пиво не кончилось!" А Леня добавил:"Давай, давай в мужскую компанию! Без баб, слава богу!" И здесь не мог не прой­тись по прекрасному полу!
   "Привет всем" - поздоровался, и шагнул к свободному месту на ска­меечке. Но плюхнуться на нее не успел. Вскочив на ноги, Владимир дура­шливо вытянулся и отдавая честь, приложил руку к непокрытой голове:
   "Гражданин начальник! За ваше отсутствие никаких ЧП на участке не случилось! Также не выявлено рудных объектов! Однако поте­ри есть - канавщик Петр Спиридонов уволился на следующий день после ва­шего отъезда в отряд, не выдержав справедливой критики в свой адрес!"
   "Кончай придуриваться!" - остановил этого шустряка, - "О работе потом поговорим," - и, поставив на столик принесенную бутылку, сел на скамейку, одновременно примеряясь к стакану пива, который Паша, как хозяин, протягивал в мою сторону.
   "О чем болтаете?" - поинтересовался о причине хорошего у ребят настроения, - "Ржали как лошади, за километр слышно!"
   Ребята заулыбались, и Владимир, успевший тоже занять место за столом, пообещал:
   "Сейчас и ты игегекать начнешь!" - повернулся к Лене, - "Расскажи ты, я уже не могу."
   "У тебя лучше получается," - ожидаемо не согласился главный у нас враг женского пола, - "да и говорить про бабу желания нет!"
   Владимир ухмыльнулся, мол понял все отлично, и посмотрел на меня:
   "Любовница твоя, Танюха, такое отмочила...."
   "Постой, постой," - остановил его на полуфразе, - " с чего ты взял, что она моя лю­бовница?"
   Теперь хихикнули Леня и Паша, а Владимир сделал невинное, но с хитринкой лицо:
   "Ну почти любовница. Она же переживает, что ты ее трахнуть не хочешь!" Опять заулыбался: "Ты слушай давай! Попросила она знакомого шофера, который в город ехал, отвезти ей домой сумку. Ключ от кварти­ры дала, а главное забыла: у нее там сигнализация стоит, автономная. Если дверь открыть и сразу сигнализацию не выключить - через пять минут сирена гудит, будит весь подъезд. Шофер, как человек ответственный, ее наказ выполнил: дверь открыл, сумку занес, и уже выходить собрался. Тут и загудело! Соседи выскочили - к Танюхе в квартиру вор залез! Мужика скрутили, по физии па­ру раз заехали, потом и милицию вызвали. Короче, пока то да се, пока к Таньке сюда звонили, узнавали она ли просила шофера квартиру открыть, мужик сутки в камере кукарекал! Вернулся в партию злой как черт, Та­ньке много чего высказал и пообещал, что теперь от нее никто передачи в город не возмет!" Он замолчал и смотрел на меня, ожидая эффекта. Я конечно, как лошадь не заржал, но не засмеяться не мог. Ребята тоже захихикали, а Леня счел нужным добавить:
   "Эта баба из воды сухой выйдет! Подумаешь, один мужик пострадал из-за ее дурости! Да она перед другим сиськами тряханет - и все: повезет в город что она хочет, и даже в камере с удовольствием посидит!"
   "Это точно!" - согласился молчун Паша, и уже мне: "А ты как дума­ешь?"
   Я ответа ждать не заставил:
   "А очень положительно - видная девушка, многим нравится. И не нам ее осуждать, сами то хороши, если молодость вспомнить". И что бы перейти на другую тему, Владимиру предложил: "Ты лучше расскажи, что там случилось с канавщиком, Петром Спиридоновым".
   Ребята притихли, улыбаться перестали, а Владимир заговорил серьезно:
   "В понедельник, когда ты в отряд уехал, он к вечеру канаву закончил, мне показал и новую не попросил. На следующий день побегал с обходным, и больше его не видели. Укатил из партии, и слава богу, невелика потеря".
   Исчезновение Петра Спиридонова как работяги-канавщика меня мало трогало, не был он в своем деле стахановцем или передовиком производства. Но и не обрадовало - поговорить с ним теперь невозможно, что я бы сделал обязательно. Владимир почувствовал мое настроение, и поспешил успокоить:
   "Ты насчет Спиридонова не переживай. Лучше расскажи как в отряде жил, как загорал возле водички. Говорят, там курорт настоящий!"
   "И девок много", - не удержался Паша, - "и все красивые!" На что Леня хмыкнул и отвернулся в сторону - хорошие о женщинах слова его никогда не радовали.
   Я, конечно, рассказал приятелям о прелестях отрядной жизни - купальне, девушках, прыжках в воду с такой высоты, что не каждый на них решался, и т. д. И в то же время чувство досады меня не покидало. Все же надеялся выведать у Спиридонова все, что касалось его отношений с Алексеем Ко­валенко. Никак мой интерес к этим двум прохиндеям не ослабевал.
   Мы болтали, пиво и принесенную мною водочку пили, а мысли в голове, хотел я этого или нет, вокруг Коваленко и Спиридонова крутились. Куда они дели красивые камушки? Или пока лежат в укромном месте и ждут своего часа? Этого я уже не узнаю, зато в другом не сомневался: инициатор увольнения канавщика - на все сто процентов - Коваленко. Ему это увольнение нужно, как организатору незаконной работы в карьере, да еще и с использованием им же похищенной взрывчатки. А нет Спиридонова - и спросить не у кого. Только сейчас до меня дошло, что и пригласил Коваленко канавщика к
себе домой 8 мая не только отметить день победы, а договориться, что и как каждый из них будет делать: кто камни ковырять, а кто добычу обеспечивать транспортом, едой, и как оказалось, взрывчаткой.
   Вспомнился разговор с опером об алиби шофера и канавщика на ночь убийства горного мастера. Напились тогда мужики и соседи это видели. Но я припомнил и другое: Спиридонов утром как и положено похмелился, а Коваленко этого не сделал и до обеда валялся в кровати. Может не очень страдал, или к вечеру хотел иметь ясную голову? Все мы знаем, что рюмка - другая ее лечит,но особой ясности не дает, затормаживает мыслительнные процессы.
   Я все рассказал ребятам об отрядной жизни, они - о своей работе за неделю. Уже и Леня, самый из нас малопьющий, ушел по своим делам, а у оставшихся от пива и водочки потяжелели головы и появилось желание отдохнуть. Наконец, оставив на хозяина приборку, я и Владимир отправились по домам.И только сейчас он хитро на меня глянул раз, другой, и наконец не удержался:
   "Помнишь, как Коваленко от меня в сопки рванул?" - это он о машине, которую я перед отъездом в отряд попросил его посмотреть в поле: чья она и кто из шоферов повезет от карьера Спиридонова и добытые камушки.
   "Помню", - подтвердил, что память еще не потерял.
   "Я этого гада встретил и все, что о нем думаю, высказал. Вот напугал паразита! Как ошалелый от меня побежал!"
   "А что ты хотел?" - постарался перевести разговор в нужное мне русло, - " Небось по своим делам мотался, а за это по головке не гладят, если до начальства доходит!"
   "Да и черт с ним!" - отворачивая к своему дому, Владимир на секунду задержался, - "Не нас же в поле возит!" И уже в калитке уточнил: "Дрянь мужик, и друзья его такие же!"
   Друзья, друзья - как-то это слово несколько раз помелькало у меня в голове и породило мысль совсем невероятную: может Славу и убил такой вот дрянный друг кого-то? Того же Коваленко?
   Тут что-то с головой у меня случилось точно, потому что следующая мысль была еще чудней: а почему тряпка с мазками крови, что я нашел в степи, валялась возле такого приметного места, как геодезический знак? Может, этот друг Славу убил и орудие убийства возле приметного места спрятал, что бы следующей ночью за ним кто-то другой пришел?
   Ну хорошо, у Коваленко алиби на ночь преступления. Но на вторую то - никто и не копался! А он и не похмелялся утром, что бы к вечеру быть трезвым, по темноте геодезический знак найти, оставленное другим орудие убийства забрать и в нужное место положить. Он то знал куда!
   Вот фантазер - подумал о себе. У Коваленко и друзей в партии, кроме канавщика не было. А у Спиридонова на ночь убийства тоже железное алиби. Значит должен быть другой. И точно не Мацурин, его никто ни со Славой, ни с Коваленко никогда не видел. Остается одно: этот другой, если он конечно есть, был из Мирного.
   Вот напридумывал-то, из ничего! Теперь получается, что и Мацурин не случайно погиб, а грохнули его! А уже знаменитую "железную улику" - остатки рубашки - расчетливо к нему в дом подбросили. По другому и объяснить невозможно! А что? В один кусок орудие убийства горного мастера завернули и во дворе дома Валеры подложили. Не сработало там - почему бы не подложить в другое нужное место,к Мацурину?
   Сразу же нарисовался вопрос:раньше видел ли кто у Мацурина в комнате эту чертову тряпку? И вообще, мыл ли он хоть изредка пол, или же только подметал? И еще вопрос: а как "травка", которую Мацурин курил? Кто его снабжал? Уж не Коваленко ли, или кто-то другой, кто Славу убил, а если и остатки рубашки к Мацурину подбросчил - то и его лишил жизни? С желанием окончательно завести следствие в тупик?
   Стоп - попросил себя - пора остановиться, и все фантазии трансформировать в какую-никакую гипотезу. Или версию. Или что-то между ними среднее. Все же лучше подходит так: "моя фантастическая версия".
   Начнем с ночи убийства горного мастера. Коваленко и Спиридонов отмечали вместе праздник. То-есть выпивали много и на глазах соседей. Алиби железное у обеих. Утром Спиридонов, как это принято, пропустил пару стаканчиков и квартиру Коваленко покинул. Дальше до вечера переодически "потреблял" уже со знакомыми в партии, и без сил вечером рух­нул в кровать у себя в комнате в общаге. А Коваленко, как сказала его жена оперу, утром не похмелялся и днем
не выпивал. Чтобы быть трезвым. Знал о запланированном
   убийстве горного мастера, и в подготовке принял участие: заранее выкрал из прихожей керноразборочной электроразведочный электрод и спря­тал его в степи возле приметного геодезического знака; наверное кого-то туда приводил, чтобы тот осмотрелся и мог найти электрод в ночь прес­тупления. Убийца черное дело сделал, электрод отнес в степь и спрятал там же, где взял; Коваленко себе и Спиридонову обеспечил железное алиби.
   Теперь Коваленко должен был забрать орудие убийства возле приметного репера, и подбросить его возле дома недолгой любовницы Славы - взбаломошной Леночки. То-есть, подставить мужа Леночки как возможного убий­цу на почве ревнооти. Все зто он сделал, но когда завернутый в тряпку электрод поднимал, случайно запачкал руку кровью. Заметил кровь - кусок тряпки оторвал и ее стер. А тряпку выбросил - ее я и нашел в сте­пи.
   Слава богу, опер в подставе быстро разобрался. Непонятно другое: кто убийца и какие у него с Коваленко отношения. Хищение ВВ и взрывате­лей - мотив для преступления у Коваленко, а не у того, другого. Значит, обоих должен связывать криминал почище хищения взрывчатки. Может нарко­тики? Может Слава специально оговаривался ("курит травку"), чтобы свя­зать его и явного наркомана Мацурина? А когда подставить Валеру, мужа Верочки, не удалось, подбросить остатки рубашки, в которую было завер­нуто орудие убийства, в дом Мацурина и убить его самого? И концы в воду.
   Можно и дальше фантазировать до бесконечности, но я заставил себя остановиться. Хватит, уже сейчас достаточно всего, чем я могу заняться. Или вначале навестить Михаила и ему рассказать о своих Фантазиях? Вдруг в них поверит? И тут же понял: нет, не поверит. Во всех моих рассужде­ниях никаких Фактов, одни выдумки. И с чего бы оперу, считавшему рас­крытым и убийство горного мастера, и смерть буровика, еще раз к этим делам возвращаться, создавать для себя ненужные сложности? Когда все так просто и ясно?
   Нет, к Михаилу не поеду. Есть у меня сомнения - вот сам в них и раз­бирайся. И что делать - тоже понятно: искать в окружении Коваленко че­ловека и серьезный криминал, связывающий их обоих сейчас или в недале­ком прошлом. Очень этот криминал у меня вязался с какой-либо наркотиче­ской дрянью, не зря "травка" упоминалась в разговорах и о погибшем Мацурине, и об убитом Славе, и даже о Коваленко, который непонятно для чего эти разговоры провоцировал.
  
  
   Часть двенадцатая.
  
  
   Продолжаю расследование, и есть подвижки.
  
  
   Легко планировать, довести вот намеченное до конца не просто, иногда до полной безнадеги. Сейчас безнадега вырисовывалась реальной как нико­гда: что я могу узнать нового о единственном у меня подозреваемом не­понятно в чем Алексее Коваленко, если все возможное уже узнал от окру- жающих его по работе? Еще раз им же надоедать? И что они скажут нового?
   Такие мысли в голове мелькали. Между другими - по делам геологическим, потому как понедельник все на участке геологи проводили в совместном маршруте. Знакомились с новым, что каждый нарисовал на фотопланах за мое недельное отсутствие -
   я входил в курс появившихся проблем, связывал их с уже известными. То-есть, имело место привычное и необходимое кол­лективное мероприятие.
   И что делать? Это опять не по работе. Выходить на других, от Алексея Коваленко несколько дистанцированных? Тех, кого не возит в поле как ра­ботников горного цеха, но с кем все же встречается? Тогда прежде всего это другие шофера, специалисты гаража при плановых осмотрах и ремонте машин. Можно приплюсовать ребят из мехслужбы - приварить, просверлить, выточить на токарном тоже нужно любому шоферу.
   Большинство трудяг я конечно знал, с многими был в приятельских отношениях - как с компаньонами по делам охотничье-рыболовным. С этими мне говорить легко - начать с баек и перейти на нужную тему, не вызывая подозрения у собеседника. Наверное....
   Паша прервал ход мыслей - выколотил образец и всучивал его мне с Владимиром. Пытался уверить, что принадлежит он новому горизонту, которого у нас нет. Пришлось побегать, камни поколотить, пока не убедились, что не горизонт это, а пятно измененных до потери привычного облика всем хорошо известных гранитоидов. Разобрались, слава богу. Паша почесал за­тылок, с нашими доводами согласился. Пошли дальше...
   Опять мысли не по работе -- наверное, начать нужно с приятеля механика со звучным чисто русским именем Евдоким, почему то в уже забытые времена трансформированном в более короткое -- Дока. Это он устроил соревнование по стрельбе среди женщин и детей на майском пикнике. Парень как в народе говорят шебутной, пронырливый, с юмором. Послушать его всегда интересно, в чем убеждался неоднократно. А по состоянию души - я имею ввиду наши общие страсти - мы очень близки. Считаем, что рыбу можно ловить только для собственного потребления, если кому отдавать - безвозмездно в виде презента. А диких животных добывать исключительно пешком, только одну особь за охоту, и должна она быть, если лето, обязательно рогачем, желательно не вожаком стада. Я ему не успел пох­валиться о своей последней поездке в охотничьи угодья, все не было вре­мени. Тепель оно кажется пришло, и....
   "Ты хоть слушаешь, о чем говорю?" - Владимир ткнул меня в бок ку­лаком, - "Пять минут талдычу, а ты в облаках витаешь!"
   "Спит он на ходу, не видишь! Жена замучила, неделю дома не был!" - подал голос неразговорчивый Паша, и с ехидством подхехекнул.
   Я мотнул головой, показав коллегам, что избавляюсь от некого сонно­го наваждения. На самом деле прогонял из головы мысли не по работе. И не замедлил Владимира попросить:
   "Извини, задумался. Давай еще раз, я не совсем врубился," - на самом деле и понятия не имел, о чем коллега мне толь­ко что говорил.
   "Ну-ну"," - Владимир в сомнении покачал головой, - "Это на тебя отряд подействовал. Наверное красавицу, которую там видел, забыть не можешь!" - здесь он улыбнулся, потом озабоченно вздохнул, - "Лад­но, давай еще раз пройдемся по теме." И с пол часа мы обсуждали, как и где должны прямо вот с этого моме­нта потратить основные объемы канав, дудок, собственные усилия, потому что уже определились места, где если какая и есть руда на участке, то она может быть только там и нигде иначе.
   Больше до конца работы в мыслях от нее не отвлекался. И только по дороге в партию, сидя в кабине машины, вспомнил про нашего шофера, то-есть того, кто сейчас сидел рядом: может об Алексее Коваленко кое-что и знать как коллега по работе. Попытался на эту тему заговорить. Правда не сра­зу, а начав с недавнего события в поселке - пожара и смерти буровика Мацурина.
   Здесь нужно кое-что о шоферах в геологии уточнить. Очень они разные, и работать могут не все на наших объектах. Проще обеспечивать вахтами буровые агрегаты, которые как правило подолгу стоят на одном месте, до­рога от поселка одна и заблудиться невозможно. Обычно новичков шоферов садят на вахтовые машины бурового цеха. Они привыкают к нашему безлюдью, начинают более-менее ориентироваться на местности. После этого некото­рые могут работать и с геологами - те, у которых проявляются дополнительные качества: хорошая зрительная память на детали рельефа местности, способность в разговоре с геологом понять о каком конкретно месте идет речь, потом самостоятельно туда подъехать, что бы кого-то забрать или дождаться; обязательно отсутствие боязньи одиночества, и конечно собственное желание, потому что работать приходится в жару, ездить по бездорожью, машину ремонтировать почаще.
   Шофер наш, Константин, полностью соответствовал необходимым критери­ям. Даже больше - обладал определенной интеллигентностью, что для пред­ставителей его професии явление не очень частое. По крайней мере привы­чного мата от него никто не слышал, а в разговорах чувствовалась начита­нность и язык литературных классиков. Поэтому мы не удивлялись, что жена его - докторша в Мирненской больнице. И конечно, очень его ценили и уважали.
   Сейчас мы повспоминали последние события в поселке, и я в нужный момент поинтересовался, не знает ли он, кто снабжал Мацурина отравой, то-- бишь "травкой" , которая и явилась причиной его смерти. Как--то же она у него не переводилась? Интеллигентный шофер пожал плечами, помолчал , и дал интересный ответ:
   "У вас здесь (т.е. в партии, сам--то Константин жил в Мирном при жене докторше) один Мацурин травку и курил, других я по крайней мере не знаю. Может кто разок--другой пробовал, и все. А у нас (т.е. в Мрном) эпидемия весной случилась - пацанва смолила по черному, потом, правда, притихло".
   Я хотел продолжения разговора: "Откуда знаешь такое?"
   Константин усмехнулся: "У меня жена доктор, а у нее подруга -- психиатр, и по совместительству нарколог. К ней всех этих куряк из милиции таскали".
   Оба мы замолчали - проскакивали жутко расхлябанный участок дороги, потом шофер высказал свое убеждение:
   "Эту заразу, то-есть "травку", в Мирный привозили. Не в партию точно. А буровик сгоревший должен был того человека знать. Теоретичес­ки."
   "А из наших, партийских, по твоему никто не мог привезти?" -- решился я уточнить.
   "Почему не мог? Мог конечно. Только как таксист - вез клиента с грузом, и все", - Константин глянул на меня и опять уставился на дорогу, потому что сплошные ямы и колдобины не давали возможности расслабиться.
   "И кто из наших этим таксистом мог быть?" -- не дал я отвлечься от те­мы.
   Константин пожал плечами: "Да любой",- глянул на меня с улыбкой, - "хочешь узнать - поинтересуйся в гараже, кто машину брал в этом году весной, дня на два, для своих дел. "Травку"-то весной привезли, значит она из прошлогоднего урожая, и если за ней ездили -- значит готовую за--
бpaть, а раз весной -- то машина должна быть вездеходной. Ну газончик, или ГАЗ-66. На другой в распутицу по степи не проедешь".
   Очень интересную мысль Константин высказал, сразу видно, что шофер наш детективчики почитывает. Я ее, конечно, на заметку в памяти отложил, как обязательную для проверки, и еще вопрос задал:
   "А как в Мирном? У них такие машины вездеходы есть?"
   "Есть конечно, две--три. И на них могли за "травкой" смотаться, только", - еще раз мне улыбнулся, -- "тебя же больше не Мирнинские, а партииские интересуют"?
   Это он угадал, действительно, интересовали меня машины партийские, а точнее -- всего одна из них, закрепленная за Алексеем Коваленко. Но упо­минать его фамилию сейчас поостерегся, что-то больно хорошо Константин мои мысли угадывал. И интересный разговор перевел на тему житейскую: кто чем занимался прошедшие выходные. Вскоре с наметившимся в моей голо­ве планом последующих действий машина подрулила к камералке.
   На следующий день план свой начал реализовывать. Вернувшись с участка, побе­жал в гараж искать приятеля механика. Но Дока на глаза не попадал; решил уже возвращаться в камералку, разговор отложить на другой раз. И здесь рядом тормознул персональный уазик начальника партии, задняя дверца ра­спахнулась, высунулась улыбающяяся физиономия пропавшего приятеля,и он замахал мне рукой, приглашая в кабину.
   Я без лишних слов в нее заскочил, и машина тронулась, направляясь, как я понял, к закутку механика в дальнем углу гаража, где он должен был выгрузить лежащие сейчас у нас под ногами запчасти для техники.
   Жизнерадостного Евдокима - Доку желание поговорить со мной переполня­ло:
   "Знаю, знаю - рогача завалил!" - кто-то из геологов успел ему проболтаться о моей последней поездке на охоту, - "Но и мы не лыком шиты!" -успел сн сказать, и разговор мы прервали - подкатили к закутку и нужно было запчасти из машины в него перенести. Минут пятнадцать этим занимались. Потом машина с шофером уехала, а я и Дока остались вдвоем, с желанием кое-что рассказать друг другу.
   "Что у тебя там не лыком шито?" - хотел я услышать нове­нькое об охотничьих успехах приятеля.
   "Есть кое-что", - механик залез рукой в щель между двумя стелажами для хранения железяк и что-то там нащупывал. Наконец нашел, вытащил на свет начатую бутылку типа "огнетушитель" с темным вином, разболтал ее, и посмотрел на свет, - "не одному тебе пруха идет, иногда и мне перепада­ет. Помнишь волчьей следы?" - это он о лужах солоноватой воды и волчьем выводке, выбравшем их своим водопоем. Да, я ему не очень давно объяснял, как найти место, где все это находится. Оставалось подтвердить:
   "Помню конечно."
   "В субботу туда мотался," - Дока расплылся в улыбке, предвкушая мою реакцию на его следующие слова, - "Редко так везет, как в этот раз! То­лько втихаря к воде подошел, только оглядываться начал - а серые вот они - уже рядом, попить спешат!"
   "Ну и как?" - не мог сдержаться.
   "Дуплетом двух уложил!" - выдал с торжеством, - "Матерого, и одногодку!" И не мог не отметить, что в делах охотничьих мы по край­ней мере на равных: "Так что не один ты пустым из степи не возвращаешься!"
   "Ну молодец!" - похвалил с завистью, наблюдая как он булькает в непонятно откуда появившиеся стаканы красную субстанцию из огнетушителя, - "Два волка за лето столько животины сожрут - не пересчитаешь! Сайги стадо спас от зубов, и зайцев кучу. Теперь у тебя полное право их малую толику изъять и для собственных нужд!"
   "Это точно, браконьером себя считать не буду!" - механик протянул мне стакан и выдал отличный тост", - "За удачу в охоте! Что бы она живность у нас в степи только умножала!" Как я понял, в мой огород камушек - волков надо иногда стрелять, а не только за сайгой гоняться. В чем был он, конечно, абсолютно прав.
   Стакан "бормотухи" пришлось выпить, завершив этим прият­ные охотничьи воспоминания. Теперь я пытался разговорить приятеля на те­му другую: не знает ли он, где погибший буровик Мацурин мог постоянно отовариваться "травкой", если курил ее постоянно, как все теперь в пар­тии знали. А личного транспорта, что бы самому смотаться за ней за сто с лишнем километров, не имел.
   Истребитель волков удивился моим желаниям, но ничего конкретного ска­зать не мог. Мацурин-то буровиком был, в другом цеху вкалывал, и с меха­ником часто не сталкивался. Его же подчиненные, то-есть рабочие мехслужбы, "травкой" точно не баловались, даже разговоров о ней не было нико­гда. В общем, для меня получался облом. Тогда я упомянул о шоферах: мо­жет, кто из них "травку" привозил? Приятель еще раз пожал плечами:
   "Ничего никогда не слышал."
   Оставалось обратиться с просьбой: Дока в гараже человек свой, и не может ли он без лишнего шума разузнать, брал ли кто из шоферов машину для личных дел дня на два. И особое внимание обратить на Алексея Кова­ленко. Приятель сразу понял ход моих мыслей:
   "Думаешь, он "травку" привез?"
   Я вздохнул, и зная компаньона по охоте как человека надежного, лишне­го - если попрошу - не сболтающего, счел возможным информировать:
   "Славу, горного мастера нашего, не забыл еще?"
   "Что значит забыл?" - Дока даже обиделся, - "Мы же постоянно по рабо­те общались! Да и после работы, слава богу, частенько!" - он щелкнул но шее пальцем.
   "А Коваленко, который его возил и был за приятеля, почему-то про него гадость начал говорить, причем "травка" упоминалась!" - это я вы­дал, и тут же попросил, - "Только ты никому ничего! А разобраться я в этом деле хочу до конца!"
   Приятель заулыбался, взял в руки "огнетушитель", взглядом показал -может еще по одной? И после моего отрицающего мотания головой ответил:
   "Коваленко тип еще тот. На охоту я бы с ним не пошел точно", - для Доки это аналогично, как не пошел бы в разведку, -"А путевки я просмотрю, тебе в них ковыряться не с руки. И если что - этого гада на чис­тую воду выведем."
   "Только на одном Коваленко не зацикливайся, может и другой кто ез­дил,"-- счел полезным напомнить. И закуток приятеля покинул, удовлет­воренный больше некуда: нашелся все же человек, меня поддержавший и не отказавшийся помочь.
   Пока шагал из гаража домой, не мог не отметить: всего два дня прошло, а я уже кое-что полезное разузнал. Вначале от моего шофера Константина - как могла попасть "травка" в Мирный или партию, а потом и к Ма-
цурину; теперь вот мой приятель проверит, Алексей ли Коваленко или кто-то другой из партийских шоферов мог ее привезти. Очень неплохо началась неделя.
   Теперь самое время поговорить с буровиками - знали же они, что их коллега покуривал "травку", возможно кто-то знает и откуда она к нему попадала. Но среди буровиков у меня приятелей нет, только знако­мые. И с кем говорить - придумать никак не получалось, вряд ли станут на тему "травки" откровенничать люди не очень близкие. Но бог есть, он все видит. Наверное и то, что мысли у меня идут в правильном направлении. Потому что уже из следующий день, в среду, ког­да мы из машины возле камералки выгружали свои геологические причиндалы, с палочкой в руках и улыбкой до ушей подхромал Степан Приходько, в спасении жизни - пардон, ноги - которого после аварии на шоссе я при­нимал деятельное участие всего десять дней назад, когда подвозил жену и сына к остановке рейсового автобуса в областной центр.
   С одного взгляда понял, чго Приходько повезло: на ноге нет гипса, значит не было и перелома, а разорванные кожа и мышцы успели срастись, раз человека из больницы выписали.
   "Привет, мужики!" - поздоровался со всеми, и уже персонально мне:
   "Братан, поговорить надо!"
   Зная с моих слов подробности недавнего транспортного происшествия и кто оказался пострадавшим, ребята по очереди начали жать Приходько руку, поздравлять с выпиской из больницы и отпускать обычные в таких случаях шуточки: не оторвало ли ему еще кое-что, чуть повыше, и т. д. И я тоже пожал руку, последним. Б душе обрадовавшись: на ловца и зверь бежит. То-есть, с буровиком Степаном Приходько я легко могу много о чем поговорить, касающемся Мацурина с его "травкой".
   Степан подтвердил реальность моих желаний:
   "Юра, я твой должник! Ут­ром из больницы выписали, это дело сейчас отмечаем. Сюда за тобой пришел, жду уже с полчаса, знал, что подъехать ты должен. Ко мне пойдем? Хоть на часок!"
   Я глянул на своих ребят, потому что собирались в камералке поговорить по работе, но встретил с их стороны полное понимание и поддер­жку намерений Приходько.
   "Давай иди!" - распорядился Владимир, - "У человека радость, отказы­вать ему права у тебя нет. Завтра камералка, вот и наговоримся!"
   И даже Паша не промолчал: "Не пойдешь - он другую ногу сломает, или еще что. Есть такая примета."
   Через пять минут я со Степаном шагали к его дому. Вернее я шагал, он то ковылял, хромал с палочкой. И красочно рассказывал, как ему ногу ремонтировали, как он в больнице страдал, потому что до последних дней жена не могла ему туда передать не то что водочки, а и пива бутылку. Вот такие там строгости. Даже для тех, у кого всего-то ногу нужно лечить, а не желудок.
   В квартире у Приходько нас ожидала теплая компания - его жена и три парня. Как я понял, собралась бригада, обслуживающяя буровой агрегат пневмсударного бурения, т. е., две смены по два человека. Хозяин усадил меня за стол, представил как "спасителя". Ну и пошло: выпивка, закуска, разговоры. Потом повтор в такой же последовательности.
   Разговоры получались в основном по теме работы: какими по сложности оказались последние скважины, сколько успели пробурить за смену, что и где за это время сломалось.Ну как у геологов, только мы больше о камнях, а они о железяках. Но когда все хорошо повеселели, я в разговор о Мацурине и курении "травки" в подходящий момент вклиниться сумел. И очень удивился, услышав от Степана:
   "Да,курил Женька "травку", это точно. Но Славу (т.е. горного мастера) замочил не он. Головой ручаюсь!" Остальные мужики дружно его поддержали.
   "А как же милиция?" - показал я, что в этом вопросе имею сомнения, - "Не просто же они на Мацурина убийство повесили!"
   "Потому и повесили, что у Женьки ни жены, ни родственников! Да еще наркоманом считался!" - Степан говорил, остальные мужики с яв­ной поддержкой на меня смотрели, - "И как этим не воспользоваться, не поставить галочку за раскрытие убийства?"
   Нравилось или не нравилось мне только что услышанное, с учетом, что в обоих случаях расследование вел мой приятель опер Михаил, с мнением Степана и его друзей я не мог не согласиться. Не полностью, конечно, все же не считал, что опер убийство на Мацурина повесил сознательно - факты привели. Но желание понять истину только прибавилось. Тем более, сейчас легко пораспрашивать ребят, где же их бывший коллега мог посто­янно затариваться "травкой".
   Для начала с ребятами согласился:
   "Да, не похоже, что Мацурин убийца. Но "травку" то курил, где-то же ее доставал? Из вас ненароком никто не в курсе?"
   Вопрос ребят насторожил - кто плечами начал пожимать, кто головой мотать и губы морщить. Но мнение - я надеюсь общее - высказал Степан:
   "Мы с Женькой столько раз про нее говорили! И ругали, и просили кончать эту заразу смолить. Ноги переломать обещали, если узнаем, кто его снабжает. Ну и что? Бестолку! Вообще перестал нас на эту тему слушать."
   "В Мирном он отоваривался," - предположил один из гостей, -"я чего так говорю - ездил он туда, а покупать - точно ничего не поку­пал. И вообще по магазинам никогда не шастал!"
   "А с кем ездил? Транспорта личного у него же не было?" Все задумались, наверное вспоминая, кто с кем Мацурина видел. Потом тот же парень ответил:
   "Вообще-то с нами он в Мирный не ездил. Может остерегался, или еще что. А вот в машине горняков я его видел, раза два. Посде работы шофер в городок мотался, он же там живет, ну и Женька к нему пристраивался."
   "Точно, было такое!" - теперь вспомнил и Степан, - "Только это ни о чем не говорит - шофер-то Лешка (как я понял, Алексей Коваленко ) к "травке" отношения не имеет. Если что - мы в момент бы узнали!"
   Вот, вот. Что Коваленко к "травке" отношения не имеет, опер мне уже говорил. Теперь Степан его слова подтвердил еще раз. Но я не успокоился:
   "А кто мог Евгения в Мирном отравой снабжать, если он туда за ней мотался?"
   Этого точно никто не знал. Да и откуда они могли знать, если в горо­док попадали ну пивка попить, или по магазинам пробежаться - на другое и времени не оставалось. И я посчитал что все, больше ничего не узнаю, потому как ре -бята и сами не в курсе. Но наверное, разговорами заставил и их подумать лишний раз, где бы бывший коллега, несчастный Женька, мог отовари­ваться ядовитой заразой. Потому что еще един, в основном ранее молчавший, вдруг почесал затылок и высказался:
   "Тут дело такое. Есть в городке ханыга один. Деньгу сшибает не на работе, а так: привезти, отвезти, рыбу браконьерскую толкнуть, пару ба­ранов у чабанов затырить. Мафиозник, если на то пошло. Может он и "тра­вкой" клиентов снабжал?"
   "Он вымогатель, что ли?" - что-то мафиозник у меня не котировался. Ребята дружно засмеялись.
   "У нас здорово не разгонишься," - просвятил тот же парень, - "если что - салазки мигом загнут. Мужики в Мирном сам знаешь, серьезные, не напугаешь. По мелочам мафиозник работает, без вымогательства."
   Но про такую фигуру, оказывается, знали не все. Даже Степан, потому что тут же поинтересовался:
   "А кто у них там такой крутой?"
   "Да видал ты его! На озере! Помнишь, весной рыбаков на берегу поил? А мы подъехали, его расстроили. Это он рыбу хотел ни за что поиметь, ну и в Мирном загнать с наваром."
   Степан задумался, вспоминая весеннюю встречу:
   "Точно, было такое. И мужика того помню," - потом мне уже персонально, - "Как нибудь покажу, при случае. Но что бы Женька с ним якшался - этого не знаю, не видел," - и уже ребятам, - "А вы как?"
   Те пожали плечами, показав, что в этом плане, т. е. о знакомстве Женьки с местным делягой ничего не знают. А я о существовании такого и не подозревал, и от своего приятеля в милиции Михаила никогда не слышал.
   Здесь в комнате появилась жена Степана, а при ней говорить на тему, не очень то при женщине подходящую, мне не хотелось. Мало ли что поду­мает, ей-то рот точно не закроешь. И как бы завтра вся партия не сказа­лась в курсе моих никому не нужных проблем с "травкой", Алексеем Коваленко, теперь вот невесть откуда появившимся мафиозником. О котором, кста- ти, толком никто ничего не знает. И аккуратно перевел разговор на тему, всем интересную - отдых на озере с шашлычком и рыбалкой: кто отличился в поимке самой крупной рыбины и что с ней сделал, и т. д.
   Скоро я ребят поблагодарил, и не смотря на предложение посидеть еще - тем более и пиво не кончилось - пошагал домой. Дела по хозяйству найдутся, и я должен их сегодня - завтра переделать, что бы не остались на очередные выходные дни, на которые у меня уже имелись определен­ные планы.
  
  
   Часть 13
  
  
   Первая удача: давнее событие в "фантастическую версию" вписывается.
  
   В четверг у полевиков часто камералка. Три дня работы в поле позади, и просто необходимо отдохнуть физически после прыжков по кам­ням, беспрерывных приседаний и интенсивной работы молотком. А в голове уже столько мыслей, которые нельзя позабыть, но невозможно ни записать в пикетажке, ни как-то по другому изображать на фотопланах, что другим места не остаётся. То-есть, пора посидеть, подумать, сделать из собс­твенных наворочек полезные выводы, согласовать их с подобными у коллег и все это использовать при составлении геологической карты. А заодно, в перерывах между делами, можно решить и личное: сбегать в мехцех и что -то там просверлить, или приварить для нужд домашнего хозяйства; в стройцехе выбрать подходящую заготовку для молотка или лопаты. Ну и т. д.
   Сегодня с утра делами личными я и занялся. Ну не мог дальше быть в неведении, разузнал ли что мой приятель Дока по поводу возможного испо­льзования весной кем-то из партийских шоферов машины для личных нужд. Потому и побежал в гараж, в закуток механика, еще до начала рабочего дня.
   Дока уже там, дает указания подчиненным - слесарям, токарю, сварщи­ку, еще кому-то. Что-то вроде планерки. Увидев меня, кивнул в знак при­ветствия и предложил:
   "Пять минут погуляй, потом поговорим."
   Понял, конечно, за чем я явился, и похоже есть у него что сказать. Я покорно вышел на свежий воздух - в закутке и без меня не протолкнешься - прошел в рядом оборудованный уголок для курения, на скамеечку.
   Отдыхал недолго - из закутка о чем-то говоря разом вывалились рабо­тяги, следом за ними Дока. Дав последнее укаэание вдогонку расходящимся, он подошел ко мне, плюхнулся рядом.
   "Все, работой своих обеспечил, можно и перекурить," - посмотрел на меня и усмехнулся, - "Уверен был, что ты не вытерпишь, прибежишь сего­дня-завтра! "
   "И как, не зря торопился?" - поддержал я разговор.
   "Есть кое-что," - Дока изобразил серьезность,- "мне и напрягаться не пришлось. Поговорил с Мефодичем - он все нужное и выложил".
   Мефодич - для Доки, для меня - завгар.Понял я, что приятель с завгаром разговаривал, и побоялся, не сказал ли чего лишнего:
   "А Мефодич понял, с чего бы ты у него интересуешься?"
   "А чего понимать?" - Дока заулыбался, - "Я же с ним о деле советова­лся: передачку нужно в Солнечный при случае отправить, не знает ли он, кто туда из наших шоферов мотался по своим дела. Может, еще раз поедет, я с ним и отправлю!" - молодец Дока, очень толково к завгару подкатился, лучше не придумаешь!
   "И что Мефодич сказал?"
   "А Коваленко ездил! Он, правда, не вспомнил числа, но весной точно. И еще двое шоферов, по личным делам. Я потом побежал в диспетчерскую, путевки этих троих просмотрел. Получается, в Солнечный только Ковален­ко мотал, двое других - в областной центр. Для тебя, стало быть, они неинтересны".
   "Не знаю, может ты и прав," - не мог я так вот сразу с приятелем согласиться, - "но и этих двоих проверить стоит. Вдруг что-то и появится!"
   "Да не появится ничего! Я уже проверил! Они около города живут, в домах частных. Вот и везли отсюда заготовки. Хаты свои хотят расширить, материал у нас здесь выписали осенью, зиму пилили-рубили, по размерам подгоняли, что там им хотелось. А весной отвезли на бортовых наших, и в кабинах места не было, кроме как для них, да шоферов."
   "То-есть, и не шофера машины брали, а эти двое, так что ли?" - начал я врубаться.
   "Ну да! А на бортовых наших шофера - сам знаешь, за места держатся и ничего такого не возьмут. Да и не в ту сторону мотали, откуда "травку" можно везти!"
   Возразить Доке было нечем, но и разговор пришлось срочно прервать: в направлении к нам в темпе шагал нелюбимый мною, да и Докой тоже, глав­ный инженер товарищ Николаев. Мне-то сейчас он до лампочки, но для механика - первый начальник. Поэтому, заметив его, Дока моментально вскочил со скамейки курилки, бросил мне - "Все, разбежались, после поговорим", -и пошел Николаеву навстре­чу. Потом, о чем-то разговаривая, они пошагали в помещение мехслужбы. А я с минуту посидел, поднялся и направился в камералку - рабочий день раз­менивал уже десятую минуту.
   Классно помог Дока, слов нет. В фантастической моей версии наконец-то появился надежный фактик: Алексей Коваленко весной посетил Солнечный, мог прокатиться дальше до поселка, где дикой "травки" немерено и ее со­бирают про запас; и привезти отраву в Мирный.
   Только ездил он вряд ли один, и привез товар не к себе. Иначе с ним успел бы засветиться, а этого до сих пор не произошло. Значит, был в ма­шине еще человек, хозяин "травки". Но кто? Может барыга-мафиозник, о ко­тором говорили ребята, когда отмечали выписку Степана Приходько из бо­льницы? Вот только этого барыгу и Коваленко никто вместе не замечал.
   В комнате коллеги поехидничали по случаю моего опоздания, и тут же втя­нули в обсуждение геологических проблем и неясностей. До обеда плотно посидели - поговорили, поспорили, просмотрели отобранные образцы, подри­совали геологическую карту.
   В обед я не только перекусил - успел еще раз подумать об утреннем ра­зговоре с механиком. По теме: что дальше делать с теперь для меня подоз­реваемом Коваленко, который своими действиями в "фантастическую версию" вписывается, но ничего криминального - причем доказуемого - кроме устано­вленной поездки в места произрастания дикой конопли, на него нет ни у ме­ня, ни у опера Михаила. И даже хищение ВВ теперь под вопросом, потому как оно уже использовано, т. е., исчезло в огне и пламени без остатка, при подпольной добыче красивых камушек."Травка", конечно, рядом с Кова­ленко пока не забыта, т.е., вроде и присутствует. Но и о ней больше­го узнать невозможно, потому что если все же была, то хранилась и реализовывалась не им. Так получается - и от опера, и от ребят я это много раз слышал. Остается одно: если в машине кроме шофера был человек, как мне предс­тавляется, хозяин "травки", то его и нужно искать. Но как? Самого Кова­ленко о нем не спросишь, никто другой из моих знакомых о таком не знает. И что делать? Придется еще раз обращаться к моему новому приятелю - Степану Приходько. Обещал он при случае барыгу-мафиозника показать - пусть и показывает. После чего можно и о нем попытаться что-то разузнать через знакомых из Мирного. Шофер наш Константин может о многих расска­зать, и опер Михаил о барыжно- мафиозных наклонностях любого мужика из "городка" должен знать все по долгу службы.
  
   Наконец то дождались: природа берет свое!
  
   С такими мыслями я вернулся в камералку с обеденного перерыва. Теперь, когда общие проблемы решены, каждый из нас, геологов, занялся индивидуальными. Молча сидели, перечитывали пикетажки, поднимали карандашиком на фотопланах, потом на них уже определившееся закрепляли тушью. Обычная текучка, которую на пятнадцать минут нарушил Леня, подкативший к каме­ралке на обслуживаемом им буростолбоставе. Заскочил в комнату, бросил сумку с образцами и молоток у своего стола, что-то буркнул вместо при­ветствия. И выскочил за дверь - только мы его и видели. Умотал домой, с нами ни поговорив, ни о чем не спросив. Очень для Лени такое необычное поведение мы, конечно, заметили и удивились.
   "Куда это он рванул, как угорелый?" - не мог не полюбопытствовать Вла­димир, и посмотрел в окно вслед убегавшему приятелю, - "Ему что, задни­цу скипидаром намазали?"
   "В Мирный торопится, за пивом", - высказал приятное предположение Паша, - "жара на улице вон какая, без пива не охладишься." Но в интонации, с какой Паша говорил, четко угадывалось желание и само­му пивка попить, и даже надежда, что Леня пригласит нас в компанию, после работы.
   Владимир, как и я, отлично понял скрытое желание коллеги, и ожидания его немного охладил:
   "Не обольщайся, другое у Лени на уме. Если за пивом - поинтересовал­ся бы, надо ли на нашу долю покупать."
   Паша обреченно вздохнул, показав что в слова Владимира поверил. И все замолчали, вновь уткнулись в бумаги. А через полчаса, когда мы стояли на крыльце камералки и кто ку­рил, а кто дышал свежим воздухом, произошло событие удивительное: мимо здания по дороге в Мирный проскочил на мотоцикле празднично одетый -т.е. в брючках и белой рубашке - друг Леня. А сзади него, прижавшись к водителю и обхватив его руками за талию, сидела женщина в шлеме. Который у Лени был в числе единственном, и естественно, в данный момент на его голове отсутствовал.
   От увиденного мы опешили - Леня и женщина, да еще вместе, да на одном мотоцикле! Не было такого уже сто лет! Владимир вначале с открытым ртом позыркал то на меня, то на Пашу, прежде чем сформулировать впечатление от увиденного:
   "Глазам не верю! Неуш-то Ленька с бабой покатил?" - и продолжил смотреть на нас с жутким удивлением.
   "Точно Ленька, наверное в больницу кого-то повез," - в другое Паша и поверить не мог, зная неприязнь приятеля ко всему женскому полу. Но я уже знал, что у Лени, на подопечном буростолбоставе, помощника парня-ра­диометриста заменили техником-геофизиком, молодой женщиной, только что переведенной в нашу партию из другой по "семейным обстоятельствам". Ко­торые обычно возникают после развода. Поэтому ребят просвятил:
   "Женщину Леня повез - свою новую помощницу, радиометриста. И слава, богу, глядишь подружатся. Вон как прижималась, а он и не против!"
   "Ну дела!" - Владимир к ясно выраженному удивлению на лице теперь до­бавил неестественную, как у дурочка, улыбку, - "В жизнь не поверю, что Леня на бабу клюнул, пока своими глазами их вместе за столом не увижу!"
   "А ты сегодня к нему и загляни вечерком, потом с нами наблюдениями поделишь­ся!" - посчитал я возможным предложить. На что молчун Паша не удержал­ся и внес пожелание:
   "Только не слишком поздно навещай, что бы не помешать, если у них что-то там такое, не для чужих глаз!"
   "Точно, сегодня и проведаю," - отреагировал на предложения Владимир, и все мы пошли в комнату заниматься делом.
   Через час я побежал в керноразборсчную. Там в отдельной комнате сиде­ли две женщины-петрографа, и смотрели под микроскопом шлифы, которые ге­ологи отбирали в необходимых случаях. Женщины давно просили меня их на­вестить, кое-какие шлифы еще раз уже со мною посмотреть. Сейчас я к ним наведался, и с час мы посидели, микроскоп покрутили и несколько вопросов решили. А когда возвращался к себе, в комнате, где работают с керном, меня тормознула Татьяна - тут же схватила за руку:
   "Юрий Васильевич, я вас сто лет не видела! Так и любовь моя может угаснуть, последнюю надежду на взаимность потеряв!" - она загородила мне выход и потянула в сторонку, к столу, - "Радость моя, поговорим! Ну недо­лго, минут пять-десять!" Усадила на стул, села за столом напротив. И глядя мне в лицо, вроде как что-то там рассматривая, заставила слегка покраснеть: "Все хорошеете, Юрий Васильевич! "
   Я ее в момент перебил: "Не туда смотришь! Не хорошею, а старею!"
   "Ну да," - Татьяна это подтвердила, - "из гадкого утенка, нескладно­го и угластого, в лебедя превращаешься! Седина появляется романтическая, благородная! И уважают все, даже начальство!" - обернулась к присутствую­щей в комнате еще одной женщине, - "Правда ведь, Катюшь?"
   "Правда, правда," - с радостью подтвердила та.
   "Слышишь?" - Татьяна жестом руки показала, что я должен эти слова не пропустить. Собираясь что-то еще сказать, скользнула мимолетним взглядом на окно и ... неожиданно удивленно уставилась в него. Что-то на улице интересное происходило, и я начал поворачиваться, потому что сидел к окну спиной,уже слушая ее слова:
   "Боже, что я вижу! Ленечка с женщиной на мотоцикле катаются!"
   Теперь и я увидел Леню с пассажиркой, похоже возвращающихся из Мирного. Тут же к окну подскочила Катюша:
   "Правда, Леня поехал! С этой новенькой! Вот везет людям - столько живет здесь, и ни с кем из своих романчика не заводил! А с новенькой - на те вам, пожалуйста!"- Катюша говорила это с некой обидой, наверное на Леню имела определенные виды. Хотя была замужем.
   На любовную тему говорить - Танечке только повод дай. Сейчас он был, в виде прокатившего перед нами на мотоцикле Лени в компании с женщиной, чего никто из присутствующих раньше не наблюдал. Таня и заговорила:
   "Ленечку таким бедненьким считала! Сколько времени у него женщин не было - с ума сойти можно! Я уж, прости меня господи, решила разочек с ним побаловаться, что бы вспомнил, на что мы нужны!"
   Вот Танька! Говорит такое, и ни меня, ни Катюшу не боится, что можем проболтаться, до мужа дойдет! Я, конечно, заулыбался, а Катюша живенько поинтересовалась:
   "И как, получилось что?"
   "Нет, к сожалению готова не была в нужный момент!" - Татьяна глубоко вздохнула, продемонстрировал нам свое сожаление. А я не мог промолчать:
   "Как это не готова? Болела, что ли?"
   "С чего бы болеть?" - Татьяна посмотрела на меня с выражением откро­венного удивления от ущербности моих знаний по любовным играм, - "Я оде­та должным образом не была!" Теперь я совсем соображать перестал:
   "Как это не так одета? Раздеваться трудно было, что ли?"
   Катюша прыснула, а Таня с серьезнейшим видом начала меня просвятить:
   "Раздеться женшине всегда легко, если мужчина помогает! А у меня то­гда нижнее белье было наше!"
   Катюша засмеялась во-всю, а я еще больше одурел:
   "Что значит наше? Женское, что ли? Так оно и должно быть женским!"
   Татьяна с удивлением осмотрела меня как ненормального, глянула на сме­ющуюся Катюшу и сообщила уже ей:
   "Видишь, какой Юрий Васильевич у нас ребенок? Хотя и волосы седые уже есть!"
   Катюша засмеялась еще громче, а Татьяна обернулась ко мне:
   "Юрий Васильевич, женщина даже на свидание должна идти в нижнем бе­лье французском или итальянском! И духи должны быть соответствующие. А в нашем белье, российском ширпотребе, можно только керн документировать! Потому что при его виде у мужика все что положено нормально не сработа­ет! А у Лени - так и вообще никак! Теперь понял?"
   Катюша уже просто заливалась, Татьяна улыбалась и смотрела, как я на ее поучение отреагирую.Наконец до меня дошел смысл сказанного. Я, конечно, засмеялся, но выслушивать еще тонкости женских любовных при­готовлений желания не было. Потому махнул рукой, и со словами - "Голо­ву мне заморочили окончательно!" - поспешил керноразборочную покинуть. Под смех двух красавиц.
   В комнате Владимир встретил сообщением:
   "Ленька с бабой домой покатили." А я вспомнил только что прошедший в керноразборочной разговор и усмех­нулся: что там Ленина подруга надела, наше или французское?
   "Чего смеешься?" - заметил Владимир улыбку, - "Вдруг баба дура, и Ленька совсем с катушек сойдет, будет их не просто неуважать, а прямо так ненавидеть!"
   "Ничего," - успокоил озабоченного коллегу, - "если и не дойдет у них до серьезного, то Леня хоть вспомнит, что такое женщина в кровати."
   "Ну, если только это," - согласился коллега. Паша тут же нас поддержал:
   "Давно Леньке пора бабу найти, вместо жены сбежавшей."
  
  
   Часть 14.
  
   Ценные предложения.
  
  
   В пятницу по дороге в поле я поинтересовался у нашего интеллигентного шофера, чем он вчера занимался, когда геологи сидели в камералке.
   "Электриков возил," - ответил тот, - "ихние железки с места на мес­то перебрасывал,"- и замолчал, что сейчас для меня было ненужным. Пришлось тему продолжить:
   "А на завтра у тебя какие планы?"
   Константин пожал плечами:
   "Никаких. Если жена решит - автобусом на озеро махнем, на турбазу. Завтра там праздник устраивают, с представлением. День Нептуна, что ли".
   А я и не знал ни с каком празднике. Но это я, жена то в курсе точ­но. И уже сейчас нужно настраиваться ее туда везти. Да не одну, а с какой-нибудь подругой. То-есть, любимая степь или просто рыбалка для меня не светит - придется отдыхать в семейном кругу. Я вздохнул, прощяясь со своими планами, и поинтересовался:
   "Наверное завтра весь Мирный на озеро рванет, как считаешь?"
   "Если уже расписание автобусов повесили, то точно, народа будет много", - подтвердил шофер, - "Мужикам мо­жно водочкой или пивом по полной программе оттянуться, если ехать автобусом, а не личным транспортом."
   Разговор вроде бы наладился, и я задал вопрос, ради которого, собственно, весь этот треп и начал:
"Слышал, в Мирном мафиозник какой-то есть, купи-продай занимается. Знаешь такого?"
   Константина определенно рассмешил, и теперь он лыбался, глядя вперед на дорогу:
   "Нет у нас мафиозников! А тот, о ком спрашиваешь - простой спекулянт", - он сделал паузу, продолжая улыбаться, и уточнил, - "Даже не спекулянт, не шмотки перепродает, а то, что украсть или за водку выменить можно. Тунеядец он, вот кто!"
   "Может и "травку" к вам весной привозил?" - перешел я на нужную тему, - "Ее и воровать не нужно - съездил, нарвал, насушил и все, получай бабки!"
   Константин улыбаться перестал, глянул на меня с интересом, и вновь уставился на дорогу. С минуту сидели молча. Я уже подумал: все, ничего шофер не знает, и разговор можно закруглять. Оказывается, ошибался.
"Я, конечно, понимаю, чего ты хочешь," - очередной раз продемонстрировал он свою сообразительность, -"Но с "травкой" этого тунеяца в Мирном не видел. Мужик ушлый, себе на уме и знает что ему можно делать, а с чем лучше не связываться."
   Мы немного проехами молча, но оба похоже об этом тунеядце сейчас думали. Потом Константин решился высказать свое мнение:
   "Хотя "травку" в городок мог и привезти. Это ж какие деньги за нее можно поиметь. Но если и привез, то распространял среди любителей покурить - не он точно. Засветился бы, потому что на него в первую очередь и подумали бы," - обернулся ко мне, теперь с улыбкой, - "Так что ищи другого! А вот кого - никто в Мирном те­бе не скажет."
   Вот так, ничего для меня полезного из разговора не получилось. Хуже стало: барыга-мафиозник, на которого я имел определенные виды, к "тра­вке", получалось, отношения не имел. Мог, конечно, ее в Мирный привезти, но сколько таких "мог бы"? С ней же не попался на глаза никому, даже оперу Михаилу, о чем тот мне когда-то говорил.
   Скоро мы приехали на место, и день я занимался делами геологическими. Правда, мысли что делать дальше, меня частенько навещали. Но ответа на них не находил. Полная безнадега: ну покажет мне при случае Степан Приходько, или тот же Константин, этого барыгу - а дальше что? А ничего, для меня тупик, конечная остановка. Если все тот же Коваленко не подки­нет в мою "фантастическую версию" еще один доказуемый фактик. Вопрос только: где, когда и вообше реально ли такое.
   Оказалось, слабенькая надежда есть, и ее выглядел все тот же Дока. Он подскочил ко мне, когда полевики возле камералки выгружались из машины:
   "Ты чего вчера убежал и не вернулся? Договорить не успели!" - заин­триговал, и сразу же, - "Я тут кое-что придумал между делом!" Отвел меня от машины, осмотрелся по сторонам - вроде как сейчас пове­дает жуткую тайну, которую кроме нас никто знать не должен: "Раз Коваленко уже мотал в Солнечный, как ты считаешь, за "травкой", он может и другой раз такое провернуть. Сейчас сезон начинается, заразу эту собирать. Вот я и думаю, что Мефодича надо предупредить: начнет Ко­валенко машину просить для себя - он мне и скажет, на какой день будет ему путевку выписывать.Это что бы я с ним посылку в Солнеч­ный передал. А я тебя тут же информирую. Ну а дальше - как решишь; мо­жем вдвоем его прижучить, а можешь и с приятелем своим из милиции этим делом заняться". И уж точно для того, что бы его похвалили за отличную мысль, добавил: "Ну как, хорошо я придумал?"
   "Отлично!" - оправдал его надежды, демонстрируя на лице сразу заинтере­сованность и важность услышанного. Но в душе ощутил и сожаление: плохо, плохо работала голова, если не учел возможность развития собы­тий по предложенному Докой варианту. Очень ценному тем, что речь идет о событии предполагаемом, а следовательно позволявшем заранее наметить от­ветные действия.
   "Ну так давай, решай! Идти мне к Мефодичу, или что другое придумаешь?" - явно обрадованный Дока жаждал действий.
   "Без завгара не обойдешься", - согласился и я, - "но Коваленко, если и поедет в Солнечный еще раз, то не завтра и не послезавтра. Может че­рез месяц, а то и два. А за это время завгар о твоей просьбе сто раз забудет!"
   "Об этом не переживай!" - Дока прямо торжествовал, - "Я к нему передачку - ящичек с барахлом организую, завтра на стол шмякну. Но адрес напишу не полный - "Солнечный", и все.Так что Мефодич о передачке не забудет, не сомневайся. А кому передавать - придётся у меня спрашивать
перед тем, как Коваленко путевку выписывать."
   Еще раз подивился своей ущербности - не додумался такого хитрющего и деятельного приятеля привлечь к расследованию раньше. И просить бы не пришлось - сам второй раз проявляет ценную инициативу. Ее сейчас Дока продолжил развивать:
   "Если этот гад рванет в Солнечный - мы за ним, на твоих Жигулях или моем Урале. Узнаем, к кому он там намылился, и на обратной дороге тор­мознем! "
   Дока явно завышал наши возможности, и я его тут же охладил:
   "Даже не думай. Во-первых, он мою машину и твой мотоцикл хорошо знает, во-вторых, заметив нас, с "травкой" он не тормознёт, а в третьих, эту отраву брать будет не в Солнечном, а в поселке, возле которого она растет. А до него от Солнечного разбитый проселок, и за ГАЗ-66 мы никогда не угонимся на своих драндулетах. И в четвертых: возвращаться с "травкой" он через Солнечный по асфальту не решится. Поедет напрямую, по проселку через горы, что бы не встретить ни нас, ни милицию".
   Дока погрустнел, покрутил головой, почесал затылок. Глубоко вдохнул, шумно выдохнул и со мной согласился:
   "Это ты правильно сказал, нам здесь не под силу. Придется те­бе друга из милиции привлекать," - он встрепенулся, чуть оживился и даже повеселел,- "но если что - я здесь, рядом. Помогу всегда!"
   В этом я его заверил:
   "Можешь не сомневаться, помогать придется, и не раз!"
   Чем Доку определенно обрадовал, и с улыбкой выдав, - "Ну тогда я побежал, работа ждет!" - он как молодой поскакал в гараж. А я пошагал в камералку, прекрасно осознав, что появился возможно единственный шанс поймать Коваленко с "травкой", если он к ней имеет отношение. Пло­хо одно: ждать нужно, и непонятно сколько - если кадр наш еще надумает сам, или его кто-то заставит съездить в Солнечный и дальше, до поселка,возле которого отрава растет.Но другого варианта подтвердить мою "фантастическую версию" нет. Разве что присмотреться к барыге-мафиознику, с которым у меня нет даже зрительного контакта.
  
  
  
   Отдыхать нужно с пользой для дела.
  
   В камералке женщины из соседней комнаты "порадовали" еше раз. Не скрывая избытка положительных эмоций, они пожаловали в нашу обитель, когда мы разгружались от сумок, фотопланов, молотков. И Света, у которой среди нас, мужиков, была в некотором роде собственность в моем лице в статусе мужа, сообщила:
   "Мальчики, завтра на турбазе организуют праздник Нептуна. С пивом и буфетом. И мы", - мелькнула взглядом на улыбающихся подруг, - "тоже пое­дем!"
   Паша и Владимир никогда общественные мероприятия не пропускали, и немедля выразили на лицах полное согласие с услышенным. А Света, не заметив подобного на моей физиономии, поспешила уточнить:
   "Игорь Георгиевич о машине договорился, специально для нас, геологов. И буровики едут, своей машиной. Так что," - с ехидцей посмотрела на ме­ня, - "будет возможность и водочку пить, и пивом надуваться сколько душа примет - за руль тебе садиться не придется!"
   "А вы с кем поедете?" - распереживался Владимир за остальных членов женской делегации, мужья которых не числились в геологической службе,- "с нами или с буровиками?"
   "С нами конечно!" - убежденно отозвалась одна, имевшая своей половиной бурового мастера, и при любой возможности ограждающего того от мужской ко­мпании буровой службы, с ее здоровенными мужиками и со столь же объемным количеством потребляемого на душу спиртного.
   Вторая на Владимира глянула, как говорят, "закатила к небу очи", и при­скорбно вздохнула. Что означало: своего любимого, заседающего в комнате "Отдел кадров", она ни в какую компанию, кроме геологической и то рядом с собой, не отпустит никогда.
   "Видишь, люди радуются?" - Света жестом продемонстрировала мне, что присутствую­щие уже в приятном ожидании предстоящей поездки, - "А по тебе не видно, что хочешь день с друзьями провести на озере! О себе уже и не говорю!"
   "Правда, Юрий Васильевич," - тут же поддержала ее подруга, - -"неуже­ли за неделю степь и жара не надоели? А на озере прохладно, и покупать­ся можно, и вокруг будут все свои, камеральские!"
   "Да хочу я, хочу! " - через силу изобразил улыбку, - "Только об этом празднике и что на озеро ехать придется, уже знал! Потому не удивился, и восторга щенячьего не выказал!"
   "А от кого узнал? Вы же в поле в пять утра уехали!" - усомнилась Све­та в моей искренности. Ребята же на меня с удивлением посмотрели, вроде как жену поддержали.
   "Шофер наш из Мирного, а там о Нептуне вчера знали. По дороге и рассказал," - засветил я источник информации.
   "Тогда ладно", - Света улыбнулась, - "а то я уже подумала, что без тебя при­дется ехать. Хотя переживать-то нечего, ребят у нас хватает!"
   Тут женщины как по команде переглянулись и нашу комнату покинули. После чего Владимир возмутился:
   "Ну ты даешь! Не мог нам раньше про этого Нептуна сказать! Друг называется!"
   "От женщин приятней услышать," - попытался ребят успокоить. И из ком­наты вышел, навестить главного геолога и узнать, как он относится к завтрешнему мероприятию.
   Игорь Георгиевич с Николаем Матвеевым занимались делом. Поздоровались, и я подошел к столу, заваленному листами ватмана с геологическими раз­резами по золоторудному объекту. Моей группой он выявлен, сейчас Нико­лай ведет оценку и готовит его к разведочным работам.
   "Как дела?" - не мог не полюбопытствовать. Все же и сам к объекту имел отношение. Николай вытащил из кучи ватман с геологическим планом, подвинул мне поближе:
   "Нормально дела. Детально вскрыли канавами, пробы отобрали," - на ват­мане показал , где эти канавы пройдены, - "Ждем анализы. Кое-что уже пришло, и можно сказать, что результаты хорошие. Рудишка тянется, со­держания золота радуют."
   "Отличный объект," - продолжил его Игорь Георгиевич, - "потому поспешать мы должны. Расслабиться не дадут точно, а дел с рудой всегда невпроворот."
   "Ну, Николаю не впервой," - тот разве­дочными работами руководил и раньше, и все было в порядке.
   "Справимся, конечно", - не сомневался и Игорь Георгиевич. Он поднял­ся из-за стола, и перешел на более актуальную тему: "Завтра на озеро с женой едешь? А то нас уже уговорили!"
   "Куда денешься", - вздохнул, продемонстрировав сожаление, - "не отп­равишь же жену одну." Но в душе порадовался: с Игорем Георгиевичем приятно время провести и на озере.
   "А не переживай," - главный геолог подмигнул, - "машина наша, и на турбазу не поедем. Рядом станем, где в заливе травка растет. Влади­мир (как я понял геофизик) сеточку приготовил. Погоняем сазанчиков, уху сварганим. И все будут довольны!"
   "Приятно слышать," - повеселел и я, - "какая-никакая, а всеж рыбал­ка!" Но не мог не подумать о женщинах: "А если дамы захотят на турбазу?"
   "Да она рядом," - напомнил Николай, - "захотят - пешечком прогуляю­тся! Хотя что там делать, на ихнем пляже? В воду заходишь на полкило­метра, а все до пояса, поплавать невозможно!"
   Настроение у меня заметно улучшилось. И жена будет довольна, что на озеро едем, и мне будет возможность заниматься делом - с сеточкой ло­вить сазанчиков. А в компании с Игорем Георгиевичем скучно никогда не бывает.
   "Пойду готовиться," - улыбнулся коллегам и пустой треп кончил - десять минут уже отвлекал людей от дела, - "Завтра встретимся!"
   Кабинет главного геолога покинул, вскоре пошагал и домой, куда ре­бята мои успели смыться. И думая о предстоящей поездке, наметил все же на турбазу сгонять. Вдруг встречу своего шофера Константина, или Сте­пана Приходько и его друзей, с кем недавно пил пиво? И они мне покажут подозрительного мафиозника из Мирного. Или Алексея Коваленко в компании, к которой можно будет присмотреться. А если приятель опер приедет отдыхать или дежурить как представитель милиции, то и с ним не помешает пообщаться.
  
   Я не любитель больших и шумных компаний. Что-то меня в них угнетает, не позволяет полностью расслабиться, поддерживать обязательные разгово­ры, коллективные игры вроде волейбола или бутылочки с целованием, если повезет и женщин. Одиночка я по душевной организации, и с этим ничего не поделаешь. Поэтому от предстоящей поездки на озеро ничего хорошего не ожидал, считал ее исполнением определенных семейных обязанностей. Не отправишь же жену одну, в компанию на девяносто девять процентов из су­пружеских пар. С кем она сможет там поговорить, кого поругать в моем отсутствии? Кто за ней будет ухаживать, выполнять просьбы и поручения? Хотя на это представитель сильного пола обычно отыскивается.
   Ехал я на озеро как в не очень ответственную, не очень трудную, но обязательную служебную командировку оопровождающим. Как секретарь при на­чальнике. В салоне ГАЗ-66 яблоку негде упасть - все места заняты, проходы заби­ты сумками, рюкзаками, свернутыми надувными матрасами и....всем-всем, что нужно на берегу, включая пару ведер, треногу под костер и надутую камеру от машины. Пассажиры - геологи и геофизики с женами, плюс три че­ловека других, не геологических профессий, и один невыразимо довольный пес породы "дворняга". Нет Лени, к сожалению, как нет и женщины, которую он в четверг катал на мотоцикле. И наверное не только в четверг, но и вчера и непонятно как долго. Потому что Владимир, страстно желавший за­хватить обеих вместе, так и не смог этого сделать. Пропадала парочка с глаз сразу после работы, и все тут.
   Игорь Георгиевич сидел в кабине машины и должен был определить, в ка­ком месте на берегу озера мы остановимся. А в салоне веселье во-всю, как только из партии тронулись. Кто развлекал женщин анекдотами, кто про­сто дурачился; два человека общались с псом, к его явному удовольствию. Николаю Матвееву веселья показалось недостаточным. Он потихоньку извлек из сумки бутылку, и втихаря от женщин, обернувшись назад, показал ее нам, т.е. мне, Паше и двум Владимирам - геологу и геофизику - продемон­стрировав жестом предложение сейчас ее опустошить. Но манипуляции заме­тили не только те, для кого они предназначались, а и дамы. И хором сто­ль решительно продемонстрировали отрицательное отношение к преждевременному потреблению спиртного их супругами, что Николай с испугом тут же бутылку спрятал, остальные мужики скорчили постные физиономии, а пес громко залаял, непонятно в нашу защиту или в поддержку женщин.После чего все в салоне разом засмеялись, а псина замолчал в удивлении от общей реакции на про­явление лаем переполнявших его чувств.
   Игорь Георгиевич выбрал хорошее местечко: в воде отдельные полосы редкого камыша, где любят плавать сазанчики, на берегу мелкие камуш­ки и даже немного песочка - легко заходить в воду; чуть подальше от бе­рега небольшие, но плотные заросли тамариска, куда можно сбегать при необходимости по "личным делам".
   Быстро выгрузились, и как это давно укоренилось среди полевых работников, сообща на­метили план действий: женщины посолидней организуют бивак, собирают хво­рост для костра; мужики лезут в воду и вдоль полосы камыша протягивают сеть. После чего молодые дамы шеренгой на нее из камыша выго­няют рыбу, производя как можно больше шума. Глубина для такой ловли самое то - воды примерно по пояс.
   Мужики не заставили ждать - еще на берегу растянули снасть и зайдя в воду, потащили ее к нужному месту. Потом по сигналу, с визгом и криком дамы полезли в камыш, прошли его до сети и остановились. Было видно, как поплавки на воде задергались - кто-то попался! Все тут же ки­нулись сеть просматривать. Есть! Один, второй, еще один - три сазана по одному - полтора килограма! И громадная дыра, сделанная настоящим гигантом!
   Такого успеха не ожидали. В азарте потащили сеть к следующей полосе камыша; чуть поотстав, туда же потянулись и женщины. Пошло дело! Несколько заходов - двенадцать сазанов. Пора на берег, больше не нужно - но женщины разошлись и из воды не вылезают, не хотят рыбалку кончать! Пришлось представителей слабого пола уговаривать прямо в воде- оставшиеся на берегу давно призывно махали руками.
   Возле машины, из которой npuвезенные вещи выгружены на землю, натянут небольшой по­лог для защиты от солнца, горит костер и на треноге висит ведро с закипающей водой. А в сторонке несколько человек на привезенных из дома кухонных досках режут отделен­ное от костей мясо первых пойманных сазанов на мелкие кусочки для Хе.
   Еще раз перераспределили обязанности. Кто-то занялся картошкой, кто-то нарезал зелень, лично мне досталось чистить рыбу для ухи. Сложив в ведро сазанов, понес их от бивака подальше в сторонку, к воде. На камне поровней начал рыбу чистить, потрошить, разрезать на куски. Тут же подошел Паша, и эти куски носил к воде, промывал и складывал в чистое ведро. Наконец грязную работу мы закончили, и приятель понес гото­вый продукт к костру. Мне же пришлось немного задержаться, что бы собрать в па­кет отходы, занести их в воду подальше и там высыпать. Через пять минут от них не останется и следа: несколько чаек давно крутились надо мной и готовились к обеду; ну а что не найдут они - достанется рыбе.
   Подошел к костру, когда уха уже закипала, а геофизик Владимир, руково­дивший процессом варки, поварешкой заталкивал высовывавшиеся уже раз­мягченные куски рыбы поглубже.
   Все остальное к обеду уже готово. На ровном месте разослан большой брезент, и в его центре на специальной
   для этой цели Фанерке разрезанные на четыре - шесть частей овощи: сладкий перец, огурцы и помидоры, перья зеленого лука. Рядом на газете горка кусочков хлеба, и тут же сбоку несколько бутылок с водкой и вином. Чуть отступив от этой красоты по кругу выставлены различной формы и размеров стаканы, чашки, кружки, маленькие баночки из
под майонеза - то-есть все, из чего можно пить. Еще дальше от центра брезента, тоже по кругу, несколько больших мисок (или маленьких тазиков - как хотите) с готовым Хе, очень вкусным острым блюдом из рыбы и зелени, корейс­кого рецепта; между ними разномастные ложки.
   Народ в нетерпении устраивался по краю брезента, тоже по кругу, в самых разнообра­зных позах: кто сидя на подручном материале, кто полулежа, кто и лежа. Еще через десять минут две женщины разносили в мисках и тарелках арома­тнейшую уху, сотворенную нашим геофизиком по его тайному рецепту.
   Я успел занять место на накаченной камере - правда на внешней от брезе­нта стороне, но все же можно было сидеть - как прозвучала команда Нико­лая Матвеева: всем взять в руки по стакану или другой емкости для спиртного, а в оставшиеся чашечки и баночки положить Хе, желательно в одну посудину на супружескую пару.
   С шумом и гамом разобрались с тарой, потом кто разливал спиртное в подставляемые стаканы, кто раскладывал в оставшуюся посуду Хе. Всем нетерпелось начать праздничное действо - от свежего воздуха, красочно­го вида закуски, обалденного запаха и аромата Хе и ухи, аппетит достиг той черты, за которой руки непроизвольно тянут ко рту все съедо­бное.
   Через час с едой и выпивкой было прикончено. Зато прибавилось смеха и децибел в разговорах. Несколько женщин побежали к недалеким кустикам что-то там "попудрить", а мужики полезли за сигаретами. Кряхтя и охая не столько от неудоб­ного положения на брезенте, сколько от объема поглощенной еды и выпив­ки, народ поднимался, потягивался, разминал руки и ноги. Все это, коне­чно, не молча, а со смехом и возможными приколами. Потом большинство полезло в воду охладиться, и я тоже освежился. Но быстро из воды вылез и начал придумы­вать, чем бы сейчас заняться.
   Ну почему я не могу как все? Вон приятели - Паша и Владимир - веселятся во-всю, находят себе развлечения. Слава бо­гу жена занята с подругами и я ей не нужен. Даже шофер - единственный из отдыхающих ничего не пил, а весел, как и остальные.
   Я недолго пошатался по берегу, потом пробрался к Игорю Георгиевичу, который забрел в воду до ближайшего пучка камыша и пытался что-то пой­мать на удочку. Пока не клевало, а стоять рядом и дышать над ухом - лю­бому рыбаку настроение испортит. Вылез на берег, нашел Свету среди же­нщин. Она посмотрела на меня, посмотрела и вздохнула:
   "Что, не знаешь куда себя деть?"
   "На турбазу хочу сходить," - промямлил нерешительно.
   "Сходи, сходи," - поддержала одна из подруг жены, - "только пакет возьми, и деньги. Мороженое нам принесешь."
   Света посмотрела на меня, на подругу:
   "Ладно, валяй, купи побольше, штук десять. Деньги в кошельке в сум­ке."
   "Уже лечу," - с воодушевлением принял задание к исполнению; повернулся бежать за де­ньгами и заметил, как жена безнадежно махнула вслед рукой: что возмешь с ненормального, не умеющего отдыхать?
   Вложил один пакет в другой для надежности, сунул в них деньги; на­тянул шорты и нацепил босоножки, побежал к турбазе. Всего-то полтора - два километра от нас. И через пятнадцать минут попал в другой мир. На выровненной, можно сказать окультуренной площадке два ряда домиков, чуть больших по размеру , чем наши геологические в отряде. Что бы можно поставить не две как у нас, а четыре кровати, из расчета на среднюю семью. Конечно, подведено электричество, и из многих несется бодрая му­зыка. Сразу за домиками три щитовых здания с вывесками "Столовая", "Медпункт", "Кафе". В столовой, как я знал, ни­кого не кормят - там стоят столы и газовые плиты, на которых желающий может приготовить себе обед. Сегодня, по случаю праздника, здесь же стояли две бортовые машины, с них шла бойкая торговля во­дой, пивом, сладостями под громкую, на всю турбазу, музыку.
   Отдыхающих в этом месте - не протолкнешься. И в большинстве не стройных и загорелых молодых, а солидных, часто с объемными белыми животами и сгоревшими под солнцем красными спинами. И в купальниках, у мужиков больше смахивающих на трусы, а у женщин - полностью скрывающих недос­татки фигур. Из партийских увидел здесь трех человек, но в данный момент мне не нужных. И, к сожалению, дежурным милиционером, ошивавшимся здесь же, оказался не мой приятель Михаил.
   Потолкавшись на этом базаре и никого нужного не разглядев, прошел к берегу. Пляж на турбазе отличный - широченная полоса желтого ме­лкого песочка, продолжающегося в воде до глубины человеческого pocтa. Правда, чтобы ее достичь, нужно отойти от берега самое малое на пол километра. Такое здесь пологое дно.
   Пляж пестрел деревянными лежаками, разосланными одеялами, покрывала­ми, надувными матрасами и... всем-всем, что попало под руку и что можно ра­сстелить на песке. Народ интенсивно отдыхал: бадмингтон, волейбол, карты, пиво; кто помоложе - просто носились друг за другом, кого-то закапывали в песок, так что торчала одна голова; совсем немногие лежа принимали солнечные ванны, женщины - в черных оч­ках и с прикрытыми носами. Крик, шум, смех - все по полной программе.
   Я пробирался среди этого бедлама, озираясь вокруг в надежде увидеть знакомых. И на воду посматривал - в ней тоже плескались. Прошел половину пляжа, никого нужного не увидев. Наверное и не увижу - подумал про себя, и тут же услышал: "Юра!" Меня, чте ли? Я обернулся на голос: Константин, наш шофер, в компании с женщиной - женой-врачихой - валялись на одеяле под защитой цветастого матерчатого зонта, каким то-
пики пользуются при работе со своими приборами,чтобы солнечные лучи не падали на объектив. Сейчас Константин привстал, снял дымчатые очки и только поэтому я его узнал. А не окликни - прошел бы мимо, потому что до этих пор никогда не видел его в одних плавках и в таких, как се­йчас, больших пляжных очках.
   Конечно, улыбнулся, подошел к их лежбищу. Поздоровались, Константин познакомил с женой, которую я много раз видел и даже был на приеме при последнем профосмотре.Получил приглашение прилечь рядом, от чего не от­казался; послушал какое было представление, как на лодке приплыл Неп­тун со свитой, что делал и как всех, попавших под руку, в одежде бросали в воду. В общем, скучно не было. Предложил Константину окунуться. Он конечно понял, что не купаться хочу, а о чем то спросить, и без уговоров поднялся. Пошагали к воде, и я наконец-то заговорил о деле:
   "Cлучайно не видел здесь тунеядца, о котором мы с тобой говорили?"
"Мафиозника?" - решил уточнить наш шофер.
   "Да, его," - подтвердил, снимая шорты и сбрасывая босоножки. Зашли в воду - по щиколотку, и остановились. Константин поболтал ногой, оценивая ее температуру:
   "Кажется, один раз промелькнул", - ответил подумав, - "но где сейчас - даже не представляю." И поняв, что я спросил не просто так, к слову, а с надеждой, что он мне этого мафиозника покажет, высказал свои сомнения: "Только искать здесь бесполезно. Сидит где-нибудь в домике и водку пьет в компании. Не будешь же каждый проверять?
   Наверное, прав Константин - любители xoрoшo выпить сейчас не на бере­гу под солнцем, а в домиках в тени сидят. Да и времени у меня нет на поиски. Но все же попросил:
   "Приметы его расскажи, вдруг случайно встречу." Мы побрели на глубину, если так называть воду до колен, где можно хоть и с трудом, но окунуться, и Константин продемонстрировал свою наблюдатель­ность:
   "Мужик ростом с меня, волосы русые, зачесаны на бок. Как у крутых по телеку. Широкий такой, грудь с волосами - не очень много, не есть. На руке, левой по-моему, что-то наколото круглое, а что - не понял."
Мы остановились, посчитав глубину достаточной, и Ко-
   нстантин посоветовал:
   "Ты лучше в пивбар в Мирном после работы съезди пару раз, и этого типа точно встретишь. Он там постоянно ошивается."
   Мы окунулись, сделали вид, что немного проплыли, цепляя руками и но­гами песочек на дне, и побрели к берегу. Там я Константина поблагодарил, пожелал хорошего отдыха, и облачившись в шорты и шлепанцы, пошагал по пляжу дальше. Уже приглядываясь к плотным мужикам с начесом русых волос набок и наколкой на левой оуке.
   До конца пляжа так никого из нужных мне мужиков не увидел. Можно поворачивать назад, бежать в турбазовское кафе за мороженым для женшин. Но дальше, уже не на песочке, а среди развалов камней и скалистых обрывов, какие-то люди еше крутились. Решил посмотреть, кто это не любит,
чтобы вокруг толкались посторонние, и.... ну да, конечно наша буровая братия. И среди них маячит мой приятель Дока. Все в высшей стадии веселья, но вряд ли собираются останавливаться на этом уровне, если считать количество еще не опустошенных бутылок на таком же брезенте, как и у на-
шей, геологической братии.
   Дока меня заметил, тут же подбежал и радостно продеманстрировал уди­вление:
   "Вот не ожидал встретить! Ваши же где-то там", - махнул рукой в сто­рону геологической стоянки, - "обосновались. А ты что, на своих жигулях прикатил?"
   Удовлетворение от встречи я тоже скрывать не собирался, и не менее радо­стно ответил:
   "С ребятами приехал, а сюда пешечком пришел, за мороженым!" И не заметив машины, на которой буровая компания прикатила, поинтересовал­ся: "А ваша машина где?"
   "К вечеру появится!" - Дока схватил меня за руку и попытался тянуть к брезенту с бутылками и закусками, - "Пойдем выпьем за встречу!"
   "Нет, нет," - начал я энергично сопротивляться, - "пас, не могу бо­льше!"
   Дока сделал обиженное лицо:
   "Ну вот, даже выпить со мной не хочешь! А я старался, для тебя кое-что узнавал!"
   "Рассказывай!" - чуть ли не приказал, надеясь, что Дока тему выпивки сменит на другую, более интересную.
   Приятель руку отпустил:
   "Всегда ты вот так! Нет, что бы вначале тяп­нуть, а потом о деле поговорить!"
   Он замолчал, и теперь я взял его за руку и потянул в сторону, потому что мужики возле брезента успели наполнить стаканы и призывно закрича­ли, приглашая и нас. Дока обернулся в их сторону, сделал жест рукой: давайте без нас. И мы потихоньку пошагали в сторону песчаного пляжа.
   "Я тут мужиков пораспрашивал, из Мирного. Насчет "травки" - кто ее у них продавал," - посмотрел на меня, - "Облом получился, привозил ее не местный, а кто - только плечами пожимают. И, говорят, был этот чужак в Мирном всего три дня еще до майских праздников. Продавал дурь не дозами, а небольшими партиями, потому быстро все толкнул и умотал, милиция и пернуть не успела." Он замолчал, и немного прошагали молча, пока я обдумывал услышенное.
   "А у кого этот торгаш в Мирном останавливался, никто не знает?" - на­рушил я паузу.
   "То-то и оно," - отозвался Дока. , - "не знает никто. Но не у нашего Коваленко точно, если даже он этого гада с "травкой" в Мирный и при­возил".
   Что же теперь получается? А появился человек, который в Мирном был три дня, "травку" продал и непонятно куда свалил. И где сейчас - тоже непонятно. А мафиозник-барыга к делу отношения не имеет; но знать такого типа визуально резон есть, на всякий случай.
   Теперь в моей "фантастической версии" не все слава богу. Выходит, что убийство горного мастера и буровика совершил вообще непонятно кто. Потому что барыга-мафиозник отпадает - никак и ничем его к этим делам не приклеишь, а появившийся новый делец, торговавший "травкой", в Мирном был всего три дня ранней весной, и больше не появлялся. То-есть, на момент первого, потом и второго убийства в Мирном и нашем поселке отсутствовал. А потому к ним отношения не имеет.
   Я немного расстроился. Дока это заметил и поспешил успокоить:
   "Не переживай, не все потеряно. Ездил же Коваленко за "травкой", зна­чит и еще раз с ней проявится. А посылку для него я Мефодичу отнес, так что не пропустим, если надумает".
   В этом теперь единственная надежда, и я о ней чуть ли не помолился:
   "Дай бог, чтобы посылка сработала. Она все решает, других зацепок нет!"
   "Еще как сработает!" - обнадежил приятель. И мы расстались, потому что мне настала пора бежать за мороженым - женщины, наверное, уже заждались.
   В кафе, к счастью, торговали только безалкогольными напитками и за­мороженными сладкими сливками. Народ был, но немного, а очередь шла бы­стро. Постоял я пятнадцать минут, потом столько же времени бежал до сто­янки.
   "Наконец-то дождались!" - встретила недовольная Света. Но разглядела па­кет с мороженым и продолжила поспокойней: "Убить тебя хотела! Все с мужьями как люди, одна я неприкаянная, поговорить не с кем!" Но к нам подходили другие женщины, и Света уже с улыбкой начала их угощать. И, кажется, не так она на меня и сердится. Выслушав благодарности от дам и поняв, что жене сейчас не нужен - поругала для профилактики,- я, что бы не отличаться от окружающих, снял шорты и остался в плавках. А потом полез в воду в направлении маячившей возле камыша фигуры нашего главного геолога. От старого места, где я его навестил перед походом на турбазу, Игорь Георгиевич забрел поглубже, до пояса. И, наверное, что-то у него клевало, если хватило выдержки почти два часа стоять с удочкой. Рядом с ним я и толкался, пока нас не позвали собираться, домой ехать.
   Часть 15.
  
  
   Удача мелькнула, но на время из рук выскользну­ла. Чтобы Дока нашел приключение в городе.
  
  
   Дни незаметно летели в работе. Лето начало сдавать пози­ции, и одуряющая дневная жара плавно переходила в комфортное тепло, а по вечерам и в благодатную прохладу. Бегать в поле стало приятней, и по общему согласию полевиков начало работы перенесли на час позже - все стали получше высыпаться.
   В огородах радовало изобилие огурцев, помидор, перцев, другой зелени, а на базарчике в Мирном на прилавках красовались ранние Фрукты, и даже арбузы. У меня в саду наливались и чернели гроздья винограда, урюком наелись сами и хватило угостить приятелей и знакоМЫХ. Среди женщин пошли разговоры о соленьях, маринадах, вареньях; му­жики начали готовиться к главному у нас празднику - открытию охоты на водоплавающую дичь. Праздник был столь массовым и столь долгожданным, что каждый год накануне его, в пятницу, большинство мужиков, исключая посменно работающих, уже с обеда под всевозможнейшими предлогами смывались на озеро. С этим фактом начальнику партии, Павлу Петро­вичу, приходилось бороться, вводить событие в русло законности. Вы­ход он нашел кардинальный: всем потенциальным беглецам на пятницу про­ставлял отпуск без сохранения содержания. Причем не спрашивая, хотят этого охотники, или не хотят. Себе, между прочим, проставлял тоже. Сейчас разговоры об охоте шли во-всю; делились кто и где сумел приоб­рести боеприпасы, хватит ли их на сезон, кто куда собирается на озеро поехать. В общем, скучать времени не оставалось.
   Про свою "фантастическую версию" двойного преступления я начал забы­вать, по крайней мере не вспоминал о ней по несколько раз на день. А ес­ли и вспоминал, то с чувством сожаления: почти согласился, что убийс­тво горного мастера так и останется не раскрытым, преступник наказания не понесет. И уверенность, что Мацурин им не был, меня не покидала. И только Алексей Коваленко, чью машину либо самого видел ежедневно, не позволял забыть о его словах "Слава травку курил", о похищенной им же взрывчатке, о красивых камушках, добытых к карьере незаконно.
   Помнить-то я все помнил, но что-то сделать, узнать новое о нем, о "травке", о которой он же и трепался, возможности не появлялось. Очень надеялся на хитрый план Доки с посылкой в Солнечный - вдруг и срабо­тает. Но твердой уверенности, что Алексей Коваленко возмет за свой счет машину и туда рванет, у меня не было. Хотя приятель Дока, догадываясь о моих сомнениях, при встрече подмигивал и делал вид, что все идет нормально:
   "Не дрейфь! Все о-кей будет!" В таких случаях я кивал головой, изображал улыбку, но если честно, особого оптимизма не испытывал. Почти.
   Как и обещал, Степан Приходько в пивбаре Мирного при нашей случай­ной встрече показал мне барыгу- мафиозника. Но ни к "травке", ни к че­му другому, что могло бы меня заинтересовать, он отношения не имел, а в знакомстве с Коваленко не замечался. Парень оказался крепким, соо­тветствовал описанию, данному шофером Константином на пляже озера в ­день Нептуна. И не очень страшным, по крайней мере при встрече с ним еще не ясно, кто кого больше испугается, я его или он меня.
   Дело шло к окончанию школьных каникул, и в очередные выходные я го­товился смотаться в город: вечером в субботу встретить в аэропорту сы­на, возвращающегося от дедушки-бабушки и от вольной с ними жизни без родительского контроля, а в воскресенье вернуться в партию. Жена отпустить меня одного не решилась. Вдруг все напутаю и встречу не того, кого нужно, и не в аэропорту, а на железнодорожном вокзале. То-есть, доверять такое серьезное дело мужу нельзя, если и самой хочется побегать по базарам и магазинам. Я не стал спорить и уверять в своей надежности как встречающей стороны, хочет со мной про­катиться - и на здоровье, прокатимся. Только втроем - Дока напрашива­лся, и с очень серьезным делом: городской родственник, также обу­реваемый охотничье-рыболовными страстями, приготовил для него презент в виде двух пачек дефицитного у нас пороха. И как можно было ему отказать?
   А в пятницу накануне поездки, когда вернулись с поля и я собирался бросить вещи и бежать домой, в комнате камералки застал своего неугомонного приятеля. Он тут же потащил меня на улицу, подальше от Паши и Владимира, и уже в отсутствии постсронних сообщил:
   "Коваленко намыливался завтра ехать в Солнечный, разрешение у Мефодича спрашивал."
   Первой возникла мысль: неужели хитрый план с посылкой сработал и поя­вилась возможность прижучить Коваленко с "травкой" и еще с кем-то, к ней имеющим отношение? Вторая мысль была печальной: что же теперь де­лать, ежели завтра с утра должен ехать в город за сыном, и других вари­антов просто нет? И тот же Дока со мной собрался! Я не знал, что ска­зать, и приятель мое душевное волнение уловил:
   "Да не переживай так!" - растянул губы в улыбке, -"Никуда этот ма­зурик не поедет! Павел Петрович разрешения не дал - у буровиков шофер заболел, Коваленко вместо него будет вахту на агрегаты возить!"
   У меня немного отлегло от сердца. Слава богу, человек заболел в сложный для меня момент, когда никоим образом от поездки в город от­казаться не могу. И в то же время чувство сожаления появилось - так долго надеялись и ждали дня, когда Коваленко попытается взять ма­шину на выходные. И это двойственное чувство: некого облегчения от того, что событие не свершится, и в то же время сожаление по этому же поводу, я до приятеля донес:
   "И как теперь? Дальше то что будет?"
   "А тип-топ все!" - не разделил Дока моего двойственного ощущения, - "Пообещали машину в другой раз, через недельку!" И уже совсем радостно добавил: "Так что завтра рванем мы с тобой в город со спокойной совестью!"
   "Слава богу, что так получилось", - облегчил он мои переживаниями, - "никак в город не могу не прокатиться."
   "Подождем еще чуток," - Дока мне подмигнул, - "достанем этого га­да, никуда от нас не денется!"
   И на этом мы расстались. Приятель побежал в гараж продолжить работу, а я - домой, готовить жигули к дальней поездке.
   С утра мы катили в город, втроем: я, Света, Дока. Приятель устроился на заднем сиденьи, и как человек шебутной и юморной, молчать не умеющий, развлекал жену анекдотами, смешными историями, с ним же и случившимися. Я их, конечно, в большей части уже слышал, а Света вна­чале просто улыбалась, потом начала смеяться, дальше хохотала иног­да до слез - юмористом Дока был отменным. В этом жена убедилась, и после трех часового непрерывного веселья заметила:
   "Как хорошо, Евдоким, что вы с нами поехали! Муж у меня почти глухонемой, и сидеть с ним очень тоскливо. Измаешься, пока до города добе­решься. А сейчас и не заметила, как время прошло; кажется только из партии выехали, а город - вон, уже рядом!"
   Дока заулыбался, услышав столь лестную для себя характеристику, но с ее словами в мой адрес не согласился:
   "С такой красавицей и помолчать рядом приятно! А трепаться - большего ума не надо. Я-то языком работать умею, а всего-навсего механик, до пен­сии им и останусь. А ваш муж головой работает, уже старший геолог! Очень умный, каналья!"
   Света глянула на меня, вздохнула и вроде как Доке пожаловалась:
   "Разговаривать-то он у меня умеет. Послушаешь - так прямо не хуже пи­сателя шпарит. Только тем всего две: работа, или охота и рыбалка. Ничего другого для него не существует!"
   В городе мы с Докой живем рядом, в соседних домах, построенных Геоло­горазведочным объединением для своих работников. Во дворе я нашел свобо­дное место, припарковался. Договорились, что приятель завтра к нам подо­йдет, и покатим назад, в партию. А сейчас он из машины выскочил и как мне показалось, побежал не к себе домой, а по делам - в сторону трамвайной остановки.
   До вечера с женой успели пробежаться по магазинам, потом съездили в аэропорт и встретили сына. Подмосковное солнце сильно отличается от нашего, южного, и среди местных коричневых ребят чадо выглядело в полном смысле белой вороной. Точнее розовой - кое-какой загар он все же приобрел.
   С утра по магазинам мотались втроем. В качестве личного шофера, я по указанию жены подруливал к нужным ей местам, потом сидел в кабине и смотрел, как Света и Антон убегали пустыми, а возвращались с покупками. В общем, для меня сплошная тоска, и время ползло еле-еле, эту тоску только усиливая.
   Наконец после очередного магазина жена и Антон залезли в машину, и Света с сожалением приказала:
   "Ну все, поехали домой. Денег больше нет!" Слава тебе господи! Оказывается, и отсутствие мани-мани может человека обрадовать!
   На скамейке возле подъезда нашелся Дока, рядом на заасфальтированной дорожке громадный, набитый под завязку рюкзак. Увидев нас, приятель поднял­ся, поздоровался со всеми сразу:
   "Привет бродяги!" К Антону протянул руку для более близкого общения: "Как отлохнул? На охоту батю уговорил себя взять?"
   "Отдохнул хорошо, " - с серьезной миной ответил мой короед, - "а на уток отец не возмет - я с вами поеду!" Дока с усмешкой глянул на его родителей:
   "И правильно сделаешь! Дело то святое, пропустить никак нельзя!"
   Я в душе за сына порадовался, а вот Свете его откровение на вкус не пришлось. Показательно продемонстрировав сожаление от услышенного глубоким вздо­хом, сыну она пообещала:
   "Это еще посмотрим, какие оценки принесешь из школы. Если тройки - ни о каких утках не мечтай!" А потом мне с Докой: "Ладно вы, мужики взрослые, уже не перевоспитаешь. Но ребенка зачем в эту вашу ненор­мальную охоту втягивать!"
   Мужики, включая Антона, промолчали - никогда женщине не понять наших страстей и влечений.
   Через пол часа катили в партию. Пока выезжали из города, все в ма­шине сидели молча. Потом Свете тишина надоела, и она повернула го­лову назад, где устроились Антон с Докой:
   "Что-то вы сегодня не радостный, Евдоким. Случилось что не­приятное?"
   Дока хмыкнул - это я услышал; наверное и улыбнулся, если судить по голо­су:
   "Какие могут быть неприятности? Куда не сунься - один смех, даже ес­ли и через слезы!"
   "Ну так расскажите что нибудь," - попросила дама, - "не сидеть же молча!"
   Дока пошмыгал носом, решая с чего начать, потом заговорил:
   "Вчера со мной история случилась - нарочно не придумаешь! И смех, и слезы!" Он сделал паузу, наверное обдумывая, как рассказывать : "Я от вас вчера на трамвай побежал, доехать до базарчика. Там ларек медиков, и мне надо было купить, " - тут он неестественно откашлялся, - "триста штук изделий. Ну этих, из резины."
   Я и жена непроизвольно улыбнулись, а Света и промолчать не могла:
   "Боже, столько то зачем? И потом - я то знаю, что жене вашей они без надобности!"
   "Да не мне они, не мне!" - Дока даже возмутился, - "Мальков попросил купить. Ему нужно что-то там взрывать, а в скважинах вода стоит, взры­вчатку просто так не насыпешь. Вот и решили в эти штуки водоупорные ее затаривать."
   "Что только мужики не придумают!" - засмеялась жена, - "Неужели в па­кеты полиэтиленовые нельзя было эту вашу взрывчатку насыпать?"
   "То-то и оно, что не получилось", - просвятил ее приятель, - "узень­ких пакетов нет, а в эти штуки - в самый раз, тоненькая колбаска полу­чается, как раз в шпур или скважину протолкнуть!"
   В зеркале заднего вида я увидел, как сын повеселел, начал с интере­сом к разговору прислушиваться, заулыбался. Понял, о каких резиновых изделиях шла речь.
   "Дальше-то что?" - я вклинился в разговор, желая направить его в основное русло, подальше от побочных выяснений несущественных деталей.
   "А ничего," - Дока прискорбно вздохнул, - "Я это дело купил, сложил в коробку картонную из-под обуви, и домой подался на трамвае." И замолчал, пока Света удивленно не заметила:
   "Все, что ли?"
   "Если бы," - Дока еще раз вздохнул, - "кретин какой-то за билетом лез, и меня так пихнул, что коробку я выронил. А она, сволочь, раскры­лась, и все хозяйство на пол высыпалось!"
   Все в машине, включая рассказчика, разом засмеялись. Даже Антон, правда чуть покраснев и отвернувшись к окну.
   "В трамвае заорали все," - продолжил Дока, - "советы начали дава­ть. Дама, наглая, прямо так выдала: "Какой вы сексуальный, горячий, можно с вами познакомиться?" А пацан, придурок, попросил: "Дяденька, дайте па­рочку, а то мне в аптеках не продают!"- Дока в голосе и жестах изобра­зил этого паренька, а в машине все зареготали, включая Антона.
   "Я этому придурку говорю: мал еще, надевать не на что! А он - вот же гад попался - я, говорит, уже примеривал, как раз получается! Это для вас, говорит, великоват наверно!"
   Мы долго смеялись, пока приятель рассказывал, что говорили ему пассажиры автобуса, когда он собирал из под ног свое богатство, как тот же паршивец ему помогал. И в завершение темы выдал наболевшее:
   "Гад Мальков! Нет бы самому за этим делом съездить - меня угово­рил! Подляну такую подсунул!"
   "Очень вы человек интересный, Евдоким," - сквозь смех заметила жена, - "с вами такие смешные истории постоянно случаются - нарочно не приду­маешь! С мужем моим," - глянула на меня, - "точно ничего такого прои­зойти не может!"
   "Это как сказать," - тут же возразил Дока, - "я то о нем многое знаю, кое-что и посмешнее моих присказок. Только трепаться о них к сожалению нельзя, или по крайней мере рановато. А когда станет возможно - он вам такое отчебучит, что если и не засмеетесь, то рот от удивления дер­жать открытым будете точно!"
   Мы прокатили половину расстояния от города до партии, а интересный случай с Докой еще заставлял улыбаться. Потом все немного помолчали, вроде перерыва, и Дока обрадовал персонально меня:
   "Для тебя баночка пороха лежит, не забыть бы отдать, когда приедем." В чем я его уверил: "Не волнуйся, напомню обязательно!" Баночка пороха приятней и нужней всех шмоток, которые приобрела для меня Света в городских магазинах.
  
  
  
   Часть 16.
  
  
   Страсти накаляются.
  
  
   Во вторник Игорь Георгиевич попросил в поле не ехать -есть разговор в камералке: представители науки, завернувшие в партию, интересуются моим участком, и просят рассказать что там новенького. Случай рядовой, не редкий, и я конечно кивнул головой: надо - так надо, дело и здесь найдется.
   А утром, пока народ раскачивался, устраивался на рабочих местах, я побежал в гараж, где обычно в это время в диспетчерской находился началь­ник партии Павел Петрович, на обязательных планерках. Давно хотел поиметь его подпись на документе по списанию израсходованных, но висящих на мне материальных ценностей - всякой мелочи вроде брезента, пробных мешков, еще чего-то.
   В диспетчерской Павла Петровича застал одного - очень удачно - и очень веселого. Он с маху бумажку подписал, и улыбаясь показал рукой в окно:
   "Видишь, завгар домой побежал? Бензин из машины сливать!"
   Я глянул из диспетчерской - действительно, Мефодичь шустро рысил в нап­равлении своего жилища.
   "Зачем ему сливать из собственной машины?" - поинтересовался у начальника. Тот еще раз усмехнулся, и рассказал подоплеку этого марафона. Оказалось, что в гараже уже с месяц кто-то постоянно вОрует из машин бензин. И
ладно бы из тех, что крутятся здесь, в партии, но уже два раза утром буровые смены топали с работы в партию пешечком. То-есть, в вахтовой машине, обязательно вечером заправляемой, горючего хватало только доехать до буро-
вых. А шофера клялись-божились, что с бензином все было в порядке. Павлу Петровичу пришлось обратиться в Мирненскую милицию, и вчера вече­ром оттуда приехал мой приятель опер Михаил в гражданской одежде, и не­заметно отметил горловины бензобаков машин специальным несмываемым по­рошком. А сегодня утром всех работников гаража собрали под предлогом сро­чной информации, и приехавший опер отобрал среди присутствующих пять человек со следами несмываемого порошка на руках. Четверо оказались шо­ферами и тут же были реабилитированы. Пятый - сторож - пойман как гово­рят за руку, тут же сознался в сливе бензина из машин во время ноч­ных дежурств. Сейчас Михаил с ним где-то в гараже ведет беседу, уточня­ет детали хищений. Но Павел Петрович решил максимально извлечь пользу из происшедшего:
   "Я на собрании всех напугал. Сказал, что в бензин в цистерну, из которой заправляют, тоже этого порошка насыпали. А через пол часа пойду с милиционером по домам личный транспорт проверять - есть в нем меченый бензин, или нет," - дальше он не мог говорить без смеха, - "Тут то все по домам как тараканы побежали, из машин и мотоциклов горючку сли­вать! Видел, как Мефюдич вприпрыжку летел?"
   Я, конечно, не мог не засмеяться, но все же мужикам посочуствовал:
   "Жалко, если не в канистры посливают, а с испугу в помойку выльют."
   "Ничего," - Павел Петрович с удовлетворением произнес серьезно, - "пора народ немного приструнить, все же шофера поменьше для себя сливать бу­дут, а не шофера - так вообще к бензобакам подходить побоятся. А то ко­му не лень норовят туда шланг затолкать, замки впору вешать!"
   Мы посмеялись над мероприятием по пресечению преступных хищений, и я вышел на територию гаража, надеясь встретить там Мирненского опера. Давно не видел Михаила, и раз он у нас появился - не мешало поздороваться, перекинуться парой слов - продемонстрировать наши приятельские отно­шения.
   Сразу его и увидел, шагающим навстречу. Причем одного, без пой­манного воришки. Поздоровались, пожали руки и я, прежде чем спросить о серьезном, вопрос задал нейтральный:
   "А где этот, что бензин сливал?" "
   "Уже отпустил," - ответил Михаил с усмешкой, - "в милицию его тащить бесполезно - за канистру бензина не посадишь, а так - nooбeщал возместить похишеное деньгами, и с работы можно считать уволен". И поинтересовался: "У тебя то как дела?"
   "Средненько," - так мне казалось, потому что ничего примечательного за последнее время не замечал. Ну кроме попытки небезызвестного Коваленке взять машину за свой счет на прошедшие выходные, что, как мне ка­жется, заинтересовать Михаила не могло. И вопрос его повторил: "А у тебя как? Ничего нового по старым делам не появилось?
   "По старым делам - нет и не появится, неоткуда," - это он имел ввиду две смерти в партии, считая их раскрытыми, - "а вот "травка" в выход­ные в поселке засветилась. Кто привез - не знаю, может и ваши, партийские. Ты там по знакомым пошустри, вдруг что-то и всплывет."
   "Пораспрашиваю конечно," -пообещал оперу, - "только вряд ли наши." Вспомнил, что Коваленко точно никуда в эти дни не мотался: "По крайней мере тот, кто мог это сделать, поселок наш не покидал".
   "Это Коваленко, что ли?" - догадался Михаил о ком я, и задачу для меня уточнил, - "Других пораспрашивай. Надо снабженца на чистую воду вывеети, сколько можно людей травить!"
   На этом мы тему сменили, поболтали о скором открытии охотничьего сезона, и разошлись. И как всегда у меня бывает, уже в одиночестве начал еще раз разговор с Михаилом вспоминать, обдумывать. Один момент показался интересным: "травка" в Мирном появилась в то вре-
мя, когда Коваленко намыливался взять машину за свой счет. Может, он и должен был за ней ехать? Но Павел Петрович машину дать не разрешил - понадобилась подмена одного из заболевших шоферов, и "травку" привез кто-то другой. Не сам ли ее хозяин решил с отравой прокатиться до Мирного? Тогда интересно, на чем он это сделал. Если с попутной машиной - то много зелья с собой не возмешь, по дороге от Солнечного до Мирного три поста милиции, где наличие "травки" у проезжающих проверяют, а машины осматривают. Причем делают это люди, в поисках поднаторевшие, опытные. Можно, конечно, два-три маленьких пакетика на себе спрятать - людей до гола все же не раздевают. Но не больше, риск погореть очень велик.
   Объемную партию зелья можно провезти только по проселкам в степи и в горках, в объезд милицейских постов. Для этого нужна машина вездеходная, потому что в горках для других - легковых, а кое-где и мотоциклов - проезда нет.
   Может привезли на лошади, верхом? Лошадь то везде пролезет, ни­какие горки и бездорожье не остановят. Только не встречал я желающих ради больших денег трястись верхом сто с лиш­ним километров в один конец, и столько же возращаясь назад. Эти деятели передвигаться предпочитают в лег­ковых, желательно на заднем сиденьи с бутылкой в руках. И никак иначе.
   Время на размышления о личных заморочках прошло - рабочий день давно начался. Побежал в камералку, где меня ожидал Игорь Георгие­вич и несколько особей разных полов столичного облика. Как я по­нял, представляющих науку. До обеда они по очереди и все сразу терзали меня вопросами о геологии участка, о новом, что там выявлено, об общих чертах с уже известными рудными объектами, и т.д. и т.п. Наговорились, наспорились до одури, и с удовольствием разбежались перекусить; гости в столовую, я и Игорь Георгиевич - по домам.
   Через двадцать минут я вылез из-за обеденного стола, прошел в ого­род посмотреть дозревающий урожай. И снова вспомнился утренний разговор с опером, сделанные мною из него предположения. Сейчас по ним еще раз в мыслях прошелся и все предположения конкретизировал, свел к двум вари­антам.
   Первый вариант: "травку" в Мирный привез ее хозяин попутной машиной, привез немного, можно сказать на пробу, потому что три поста милиции, для борьбы с перевозкой зелья и созданные, не позволяли большего.
   Но на эти же дни Коваленко рвался получить машину для поездки по личным делам в Солнечный. А может и куда подальше, где произрастает "травка". Машину ему не дали, и может этим имевшуюся договоренность между Коваленко и сборщиком зелья непроизвольно наш начальник Па­вел Петрович нарушил. И приехал оптовый поставщик в Мирный попуткой для выяснения обстоятельств нарушения договоренности. А заодно немного "травки" с собой прихватил - оправдать поездку. Если в таком варианте событий я прав, то не все потеряно: Коваленко пообещали машину на следующую субботу и воскресенье, и он может за отравой еще поехать - за всей партией, что давно приготовлена.
   Второй вариант: "травку" в Мирный привезли машиной,причем всю партию сразу и по бездорожью в объезд милицейских постов. В этом случае для меня и Доки финиш, конец наших надежд и возможностей окончательно разобраться с Коваленко, понять что же его связывает с "травкой", к чему были его оговоры незабвенной памяти горного мастера Славы, и причастен ли он к жутким преступлениям , случившимся не так и давно.
   Вернувшись после обеда в камералку, я просидел с представителями науки почти до конца рабочего дня. С разговорами и спорами. Наконец все возможное они у меня выведали, вежливо поблагодарили, попрощались и отбы-
ли машиной на базу, организованную на берегу озера недалеко от места нашей постоянной рыбалки. А я виртуально перекрестился - слава богу отмучился - и побежал в гараж к Доке, поделиться возникшими у меня мыслями.
   Дока выслушал оба моих варианта появления "травки" в Мирном, с воз­можностью каждого из них согласился. Но как человек, радующийся всем проявлениям жизни, даже негативным, больше был склонен верить в вари­ант первый:
   "Точно, на пробу кто-то "травку" привозил! И наверняка попуткой - в поселке, где ее собирают, из машин развалюхи одни. Рядом с ним скребу­тся еще, но что бы за сто пятьдесят километров - ни в жизнь!"
   "Хотелось бы такое," - поддакнул Доке, - "лучший для нас вариант. Теперь главное - что бы Коваленко в машине не отказали!
   "Дадут! Вот увидишь, в пятницу этот гад в Солнечный рванет! Тут--то его и сцапаем!"
   "Сцапывать не надо," - охладил его пыл, - "но смотри в оба, момент нужный не пропусти! Сегодня вторник, и если он машину будет просить, то в четверг, что бы в пятницу после работы сразу и смотается."
   "Никуда не денется," - уверил меня Дока, - "я с Мефсдичем поговорю еще раз, о посылке напомню. Так что все под контролем!"
   Тут же мы наметили план действий на пятницу. Если, конечно, события пойдут в ожидаемом направлении. Деятельному Доке отводилась важная роль: если Коваленко машину возмет, то с обеда Дока на своем мотоцикле выедет из партии, и за Мирным, в удобном месте - на бугре, где дорога до городка хорошо просматривается, устроит имитацию прокола ко­леса. На обочине возле мотоцикла будет возиться, и посматривать, ждать нужную нам машину. И попытается рассмотреть, кто с шофером сидит в кабине. Если будет пассажир из тех, кто у опера на подозре­нии с "травкой," - я к Михаилу смогу пойти и попытаться убедить его в реальности моей "фантастической версии" недавних убийств. В саму версию может и не поверить, но как поставщик "травки" Коваленко у него больших сомнений не вызовет. Что даст реальный шанс убедить опера этого делягу-шофера, возвращающегося уже с грузом, остановить и провести в машине шмон. Но сделать это не на щоссе или ведомственном асфальте - по ним он груз не повезет - а на проселочной дороге в горках, где нет милицейских постов, а проезд в единственном месте и по другому ни пройти, ни объехать возможности нет.
   Если в машине шофер окажется один - тогда плохо, идти к оперу и рассказывать о наших фантазиях бесполезно. Не поверит, потому что никаких конкретных фактов. Придется с Докой рано утром в воскресенье - назад возвращаться Коваленко должен где-то в обед, не раньше - ехать
и не знаю что там сделать, но его машину остановить. Возможно, соорудив на дороге завал из камней. В нее любым способом попасть и осмотреть на предмет наличия "травки".
   С таким вариантом приходилось считаться, но ГАЗ-66 - это не Докин мотоцикл, не сможем машину остановить сразу - не угонимся за ней по бездорожью никогда. Уйдет Коваленко, вместе с товаром. А если окажется с пассажиром - нас будет два на два, то-есть по физической силе окажемся на равных, но в транспортных средствах у них будет явное преимущество. Здесь даже Дока вздохнул озабоченно, но опти­мизма не потерял:
   "Ружья с собой захватим", - сообщил мне как о деле, решенном оконча­тельно, - "если что - я им баллон прострелю.
   А Мефодич меня за это про­стит" .
   Простить-то простит, но неприятностей у нас в таком случае ожидается выше макушки. Как ни крути, а для дела лучше, что бы Коваленко уже из Мир­ного выехал с пассажиром, и дальше с ним разбиралась бы милиция.
  
  
   Часть 17.
  
  
   Страсти накаляться продолжают.
  
  
   Как ведешь себя, зная что дня через два-три надежды и ожидания, исполнение которых ни в коей мере не зависит от твоей воли, начнут либо претворяться в жизнь, либо на них можно ставить крест? Да как не совсем нормальный! Возбужденный, дерганный, ничего вокруг не замеча­ющий, со взглядом куда-то в пустоту - вот таким я сам себе и представ­лялся в среду. Ребята это состояние заметили и несколько раз спрашива­ли что со мной, уж не случилось ли чего дома. А Света так прямо и спросила, не заболел ли я ненароком. Видок-то у меня и вправду был тот еще.
   Ладно, среда - все же полевой день, и его я провел по большей части в одиночестве, бегая с планшетом по горкам. Но голова была настолько заполнена мыслями - возмет ли завтра Алексей Коваленко машину для лич­ных дел или не возмет - что для других, касающихся геологии, места уже не оставалось. То-есть, честно говоря, ничего нового и толкового на пла­ншете я за день не изобразил. И как раньше делал в подобных случаях, решил сюда еще раз наведаться, с головой свежей, не забитой заморочками не по делу.
   Наконец вернулись с поля в партию. В комнате я бросил рабочие причи­ндалы и рванул а гараж, встретиться с Докой. Ребят этим сильно удивил - не поговорил с ними, ни о чем новеньком не поинтересовался, что обычно было естественным и обязательным ритуалом завершения полевого дня.
   Доку пришлось поискать. Это как всегда: нужен человек срочно - а его нет, и не знаешь, куда торнуться, чтобы найти. Ну просто уму непостижи­мо, куда он смог подеваться!
   Весь гараж я облазил, но Доку так и не увидел. Не знал, где можно еще смотреть, и решил вернуться в камералку, сделать перерыв в поисках. А на пол пути из гаража услышал, как кто-то меня окликнул, причем издали. Я остановился, осмотрелся по сторонам - искал человека, которому я понадобился. И тут же его увидел: Дока! Он бежал от заправки, расположенной метрах в двухстах в стороне от крайних строений, и призывно махал руками. Сла­ва богу, наконец-то объявился!
   С улыбкой до ушей Дока подбежал, разглядел перед собой явно нелицепри­ятную физиономию, в секунду все понял и не замедлил успокоить:
   "А, не, спокойно все пока. К Мефодичу этот гад не приходил - я узна­вал. Да и рано еще, он (т.е. Коваленко) недавно на участок за ра­ботягами поехал!"
   Видимо, на лице у меня что то сдвинулось в лучшую сторону; Дока и это заметил, и почти без перерыва продолжил, уже с серьезным видом:
   "Да не переживай так! Все образуется, уж завтра-то точно! Я и мотик заправил, и у кого надо на пятницу с обеда отпросился!"
   "Ну хорошо", - смог я выдавить - все же от его слов на душе стало поспокойней, - "день как нибудь дотерпим. А на завтра у меня ка­мералка намечена, тоже смогу за Коваленко присматривать."
   Дока счел нужным предупредить:
   "Только не усердствуй, без дела в гараже не крутись, не дай бог тебя засветит!"
   Здесь он, конечно, прав, и мне оставалось только согласиться:
   "Бегать зря не буду, но в случае чего ты в камералку заскакивай. Должен я в курсе быть, что там у Коваленко с машиной - берет на все вы­ходные, или только на субботу. Сам понимаешь, это важно."
   "Не боись", - в очередной раз приятель попытался меня успокоить, - "все сделаю, как надо!"
   Мы еще о чем то незначительном поболтали и разошлись - Дока в гараж, я в камералку.
  
  
   Откровения "женоненавистника".
  
  
   В комнате ребята готовились разбежаться по домам. Моему появлению об­радовались, и Владимир высказал почему, а заодно и претензии к "нетоварищескому поведению начальника" присовокупил:
   "Ну ты даешь, шеф! Смылся втихую, а мы с Пашей дело наметили коллек­тивное"!
   "Шеф у нас один - Игорь Георгиевич," -таковым я считал главного геолога, - "а о деле могли и раньше сказать, день вместе по участ­ку мотались!"
   "Да где вместе!" - возмутился Владимир, - "Мы тебя и видели, когда утром в машину залезал, да возле камералки из нее выскочил! И рванул ку­да-то, слова сказать не дал!"
   "Сейчас говорите, если есть что!" - предложил приятелям. Паша предпочел промолчать, но на меня посматривал с интересом. А Вла­димир изобразил на лице обиду на собеседника, то-бишь на меня, покрутил головой, рассматривая что там лежит на столе и около него на полу, что-то взял в руки - вроде нашел давно разыскиваемое, и не гляди в мою сто­рону, донес суть "общего дела":
   "Ленька домой побежал, через пол часа к нему баба притяпает, мужика кормить. Вот мы с Пашей и решили им подляну подстроить: завалимся втро­ем, с тобой то-есть, и с парой бутылок, вина и водки. Хочет не хочет, а придется Лене нас со своей кралей знакомить!"
   Высказав предложение коллективного нашествия, Владимир прекратил упражнения с руками и головой, и уставился на меня с явным интересом: как отношусь к этому мероприятию.
   "А вы что, с Ларисой Ивановной до сих пор не знакомы?" - не веря в это, я улыбнулся. Сам то давно с женщиной познакомился и относился к ней как к любой из наших камеральских работниц. То-есть приветливо здоровал-
ся, комплименты при случае отпускал, по работе о делах разговаривал. Так же, как и мои коллеги, о чем я отлично знал.
   "Знакомы-то мы знакомы", - согласился Владимир, - "но Леня наш друг, потому и с его женщиной нужно поближе пообщаться. Ленька сам не дога­дается в гости пригласить, а мы завалимся - и все тут! Может, Лариса это­го от нас и ждет!"
   Владимир идею выдал и ждал ответа. Я не против Леню с его подругой навестить, хотя в тактичности такого поступка без предварительного с ними согласования все же сомневался. Но недолго: молчун Паша тоже открыл рот:
   "Мы для дамы специально вина купили!" - причем сказал, как пожаловался, если судить по интонации голоса. Вином сомнения мои развеял: "Тогда идем точно!" - согласился и я.
   Друзья сразу зашевелились, ожидая пока я наведу на столе порядок. После чего можно отправиться по домам и по пути договориться о даль­нейших совместных действиях.
   Через пол часа, приняв душ и облачившись в одежду если и не празд­ничную, то все же выходную, т.е. не для дома, я прикнопивал на входную дверь листок бумаги с ориентировкой: "Дока, я в доме напротив че­рез улицу, у Лени." Вдруг Коваленко с участка работяг привезет и уже сегодня машину на выходные выпросит? А Дока с этим прибежит ко мне, - вот и узнает, где нахожусь.
   Ребята маячили на подходе, разодетые как пижены. Вышел навстречу, и уже втроем пошагали через улицу - Леня жил напротив моего дома. Правильно расчитал Владимир: хозяин с подругой, и наверное гото­вятся к походу в партийскую столовую, на обед. Владимир то­пал впереди всех, ему и говорить пришлось первому.
   "Привет голубкам!" - обрадовал парочку, и со счастливой улыбкой, как у выигравшего в лотерею как минимум легковую машину, с распростертыми объятиями двинулся в их сторону к самодельной лежанке, одновременно игравшей роль скамейки. Вроде собирался от радости задушить обоих в объятиях.
   Женщина, т.е. Лариска, от этих действий впала в ступор, с полной потерей голоса и оцепенением конечностей, а Леня с испугом вскочил на ноги и кинулся к висящим на стене брюкам, посчитав что находиться перед друзьями в плавках неприлично. При женщине он такого чувства, как мы поняли, не испытывал. Сорвав брюки с гвоздя, начал лихорадочно их натягивать, и одновременно из себя выдавил:
   "Вы чего привалили?"
   "Как чего?" - удивился Владимир, - "Ты и друзьям уже не рад?" С во­змущением на лице глянул на меня и Пашу, что бы мы получше прониклись безответственностью ЛениногО высказывания; обернулся в сторону сладкой парочки и улыбнулся Ларисе:
   "Видишь, какой у тебя друг негостеприимный?" - и заметив, что женщина из ступора выходит - т.е. уже шевелит руками, крутит головой и хлопает глазами, попытался "обрадовать" и ее, - "А мы не к Лене, мы к Ларисочке пришли, в гости. Ты же нас не выго­нишь?"
   Лариса наконец обрела дар речи:
   "Мы в столовую собрались, еще не обедали."
   Леня успел в брюки облачиться, и тут же показал, что нам совсем не рад:
   "Гостей встречать нечем, пусто в доме!"
   "А ништяк! У нас всего навалом!" - успокоил его всегдашний тамада; оберну­лся к Паше с приказом, - "Давай шевелись, нечего скромничать!"
   Паша тут же шагнул к столу и начал выгружать из сумки закуску в па­кетах и баночках, бутылки со спиртным. А я подскочил к ящику от геофизической аппаратуры, в котором Леня хранил посуду - достать пару тарелок под огурцы и помидоры, нами же принесенные.
   Женщина пришла в себя окончательно, и заговорила осмысленно:
   "Ой, мне так неудобно, я к Лене на минутку заскочила. Может пойду и мешать вам не буду?"
   "Ничего, ничего," - Владимир распоряжался как хозяин; вручил Лари­се нож и определил дело, - "хлебушек давай порежь!" Повернулся к Лене: "А ты чего как неживой? Иди овощи помой, нечего сачковать!"
   Через десять минут кампания сидела за столом. Правда, гости больше походили на хозяев, а хозяева - на бедных родственников, по необходимости присутствующих на семейном обеде. Но через пол часа, когда спиртного в бутылках прилично убавилось, повеселели все, излишнюю скромность
хозяева потеряли и стесняться нас стали поменьше. Ну как всегда на выпивках в компании. Леня к нашему удовлетворению перестал ехидничать по делу и без дела, а Лариса с удовольствием с нами общалась, что можно о
своей жизни рассказывала.
   Спиртное продолжало расширять и расширять границы дозволеного. И наступил момент, когда Владимир посчитал возможным поинтересоваться о самом важном, для чего, собственно, эта встреча и была организована.
   "Лариска," - обратился он к единственной среди нас даме, - "в нашей кампании ты прописалась, как это положено. Теперь тебе можно и задание дать."
   "Какое еще задание!" - встрепенулся Леня, зная что от тамады можно ожидать чего угодно. А Лариса промолчала, но на Владимира посмотре­ла с повышенным вниманием. Тот махнул в сторону Лени рукой - помолчи мол - и продолжил:
   "За Леней надо присматривать. По головке иногда погладить, Ленечкой ли­шний раз назвать. От нас, мужиков, в этом плане толка нет. Сама как к этому относишься?"
   Леня порывался что-то сказать, возможно возмутиться, но Владимир не дал: погрозил ему пальнем:
   "Сейчас тебя не спрашивают, сейчас я Лариску слушаю!"
   Женщина на глазах прямо расцвела:
   "Ой, да Ленечка такой хороший - добрый, ласковый, слова плохого не скажет!"
   У меня и Паши глаза, как говорят, на лоб полезли. Это Леня к женщинам ласковый! И слова плохого о них не скажет! Будто не знаем, что он о них думает и при случае такое выдает, что хоть стой, хоть падай - но явно не для женских ушей! Владимир же, которому Лариса вроде как отвечала, в от­личии от меня и Паши изобразил на лице полное удовлетворение, будто ни­чего иного о Лене от женщины и услышать не мог - такой он у нас хороший.
   "И на работе мне помогает" - продолжила дама, переведя взгляд в сто­рону своего друга, - "пробы отбирать, из машины их выгружать. Даже про­сить не надо!"
   Непроизвольно я глянул на Леню и от удивления чуть не поперхнулся: блаженстве - по другому и не скажешь - открыто проступало на лице прия­теля. Рад Леня послушать лестную характеристику в свой адрес. И от кого? От женщины, которых терпеть не может!
   Владимир не пропустил удивительную метаморфозу в поведении приятеля; улыбнулся, и на него глядя, Ларисе подтвердил:
   "Да, Леня у нас самый отзывчивый. Помочь любому - медом не корми. Особенно если женщинам. Ты это имей ввиду, что бы какая другая его не охо­мутала."
   Теперь Леня не выдержал и удивил нас очередным откровением:
   "Ты чего ахинею несешь," - сменил на лице благодушие показной суровостью, - "я с другими женщинами и не разговариваю, не хочу. Они Ларисе в подметки не годятся!"
   "Кто бы спорил," - не дал ему развернуться тамада, - "мы и сами видим, что Лариска не чета другим. Очень она всем нам понравилась. Правильно, мужики?" - бросил взгляд в нашу сторону. Мы тут же закивали головами в знак согласия, а женшина вначале скромно опустила глазки, потом переве­ла их на Леню с нескрываемым обожанием. Все для присутствующих стало ясным как божжий день, и разговор незаметно перешел на темы посторонние, в основном веселого содержания. Типа анекдотов и смешных историй.
   А через час, когда спиртное выпили, закуску съели и даже попили чай­ку, Лариса нас попросила:
   "Мальчики, можно я к себе пойду? Мне до вечера нужно сделать кое-что, а у вас разговоры только начинаются!"
   На что Владимир, наш обязательный тамада, посчитав задачу близкого знакомства с подругой Лени выполненной, ответил согласием:
   "Теперь можно, слушать мужиков пьяных любой женщине противно. Но Леню не отпустим, мы ему еще не все высказали."
   Лариса сразу со своего места поднялась, всех поблагодарила. И протиснувшись из-за стола, выскочила из комнаты, успев сделать Лене рукой какие-то знаки, которые он понял и кив­нул головой.
   С минуту молча сидели в исключительно мужской компании, и я собрал­ся сделать предложение разойтись по домам, спиртного-то нет. Но Вла­димир посчитал нашу миссию незавершенной окончательно. Внимательно по­смотрев на хозяина, от чего тот за столом задергался и начал отводить глаза от него в сторону, настырный тамада недолгую тишину в комнате нарушил:
   "Смотри, Дон-Жуан хренов, Ларисочку не обижай! Хорошая женщина! Удивляюсь только, как это ее охмурить сподобился, при твоем то таланте баб от себя отпугивать!"
   Продолжая разглядывать что-то на стене, Леня показал, что слова приятеля до него все же дошли:
   "С бабами я и сейчас никаких дел иметь не хочу. Насмотрелся их и наслушался, одной бывшей жены до могилы хватит. А Лариса не баба, Лари­са женщина, каких я еще не видел!" Здесь он от стены повернулся в на­шу сторону, и уже с улыбкой закончил: "Слава богу, что мы с ней встре­тились!"
   Я и Паша непроизвольно заулыбались - радовались за приятеля, что наконец-то встретил ту единственную, изначаль-
но ему боженькой предназначенную. Владимир тоже покивал головой, показал полное согласие с только что от Лени услышенном, но сразу закончить тему не смог, из-за своей настырности:
   "Вот, вот," - поддержал он приятеля словом, - "только объясни нам, неумехам, чем по твоему женщина от бабы отличается. Очень хочется от тебя это послушать!" Обернулся ко мне и Паше с просьбой поддержки: "Правда, мужики?"
   Я перевел взгляд на потолок и почесал затылок, что можно расценить как согласие, так и несогласие с предложением. А Паша Владимира подде­ржал четко:
   "Да, Ленька, расскажи. Может и нам пригодится, если жены сбегут на сторону."
   "Что, боитесь?" - тут же с усмешкой поинтересовался знаток отличий баб от женщин; и не замедлил успокоить: "Можете не волноваться, от вас жены не сбегут никогда, я то вижу!"
   "Это почему же?" - захотел уточнить Владимир.
   "Долго говорить," - Леня вздохнул и как говорят в подобных случаях - хмыкнул.
   "Ну так давай, торопиться нам некуда! Может, и полезное что услышим," - Владимир не позволял приятелю остановиться. И молчун Паша его под­держал: "Да, Лень, расскажи!"
   Тот словно подобное предложение ждал - заулыбался, а если точнее - залыбился, потому что последнее в данный момент более точно передавало состояние его души - тщательно скрываемое желание поделиться с близкими новыми для него ощущениями, после встречи с богом предназ­наченной для него женщиной.
   "И расскажу, чего скрывать-то!" - так он начал, а мы, его приятели, за­мерли в удивлении - не очень Леня был разговорчивым, особенно по теме общений с представителями женского пола.
   "Вы что, думаете я жену свою не любил?" - продолжил приятель, - "Да я с нее пылинки сдувал! А ей все всегда не так! И это не так, и то не так! И чем дальше, тем хуже!"
   Здесь Леня заметно напрягся и выдал наверное самое наболевшее: "А в кровати что делала? Вначале то голова, то живот болели - нельзя ее трогать. Потом на диван ушла, со мной ей видите ли тесно. А я мужик, мне женщина нужна! Сами знаете, как себя чувст­вуешь, когда она рядом, а тебя не хочет, и дотронуться до себя не дает!"
   Леня замолчал, и все мы молча ему посочувствовали.
   "Я к ней и подходил-то, когда совсем невмоготу. А она матом встречать начала!" - облегчил он душу и вздохнул. После чего Владимир нерешительно протянул:
   "Да, не повезло тебе, фригидная женщина попалась, а мы и не знали. С ними лучше дела не иметь, лучше бежать сразу, сломя голову и подаль­ше!"
   "Она сама убежала," - Леня улыбнулся, - "и слава богу. Не то я бы в импотента законченного превратился, от такой с ней жизни!"
   Гости повздыхали, осмысливая сказанное приятелем. Наверное и бога бла­годарили, что им в жены фригидок не определил. Потом и я решился спросить:
   "А сейчас у тебя с Ларисой как?"
   Леня в улыбке просто расцвел:
   "Отлично! Моя это женщина, и все тут! О бывшей жене я и думать за­был!"
   "И слава богу!" - поддержал его Владимир, - "Хорошая Лариска баба!"
   "Женщина!" - не согласился Леня; остальные согласно с ним заки­вали головами.
   Скоро мы Леню покинули, оставили готовиться к какому-то мероп­риятию - не зря он и Лариса обменялись только им понятными знаками, когда женщина уходила. И разошлись по домам, очень довольные переменой в жизни нашего приятеля, друга, товарища.
   На двери дома бумажка с ориентировкой висеть продолжала. Что означа­ло: Дока ко мне не прибегал, а Коваленко машину на выходные сегодня не выпрашивал. Значит, все решится завтра. Или не решится никогда.
  
  
  
   Часть 18
  
  
   Тревожные ожидания.
  
  
   Второй день рабочего настроя у меня нет. А без него, этого обязательного для геолога состояния души, вчера в поле ничего полезного не высмотрел и на планшете не зарисовал - значит и сегодня вряд ли что-то толковое получится.
   А день камеральный, сложный. Есть и простая механическая работа: под­писать, подрисовать, поднять тушью; это я и без настроя с грехом пополам сделаю. Но главное другое: разобраться с геологическими делами. Вна­чале войти в тему - освежить в памяти все, что видел в поле в последние дни и что узнал от коллег-геологов, а затем этот винигрет вдумчиво пере­осмыслить, причем не в одном-двух, а во многих вариантах. То-есть, без некого творческого процесса, когда ничего вокруг не видишь и не слышишь, а на посторонние раздражители не реагируешь, обойтись невозможно.
   Такое мое состояние ребята чувствуют отлично, и стараются по возмож­ности на посторонние вещи не отвлекать. Пока не заметят, что мой отрешенный взгляд трансформировался в нормально осмысленный - это свидете­льствовало о завершении процесса творчества.
   Сегодня войти в нужное состояние как раз и не получается - кругом раздражите­ли, забивающие голову ненужными мыслями. Один Алексей Коваленко чего стоит! Этот прохиндей, ставший головной болью, постоянно присутст­вует в сознании, а если и покидает его, то ненадолго, на пару-тройку ми­нут, за которые много не наработаешь. Причем каждый раз с ехидной улыбкой как экстрасенс телепартирует свою убежденность: "Ни хрена у тебя и мента поганого (как я понимал, опера Михаила) не получи­тся! Ишь, чего захотели - с "травкой" поймать! Да я вас дурил, дурю и дурить буду!"
   В такие моменты старался мысли переключить на другое - обращался к Паше и Владимиру с вопросами и делал вид, что их внимательно выслушиваю, пытался рисовать, перебирал на столе бумажки. Потом сбегал в гараж к Доке и убедился, что тот ситуацию контролирует: напомнил Мефодичу о при­манке-посылке, убедился, что повез Коваленко работяг в поле; у самого мотоцикл проверен и даже разбортировано запасное колесо - создать види­мость ремонта, когда будет поджидать машину на выезде из Ми­рного. Если конечно, на выходные Коваленко ее все же возмет.
   Вернулся в камералку, снова устроился за столом над бумажками. Посмотрел на ребят, Пашу и Владимира, в отличии от меня занятых чем-то полезным - и мысли потекли в неожиданном направлении, заставив усмехнуться.
   Вот они, друзья-приятели, коллеги по работе - а про "фантастическую версию" им не говорил и в заморочки по ней не втягивал. В отличии от До­ки, тоже друга и приятеля, но не коллеги по работе. И почему такое стало возможным, если с Пашей и Владимиром, да и с Леней тоже, я каждый день рядом и на работе, и после нее? А с Докой виделись редко, кроме после­дних недель, когда он стал моим бесценным помощником.
   Тут же захотелось докопаться до истины, найти объяснение сложившему­ся положению. Тем более, от мыслей о прохиндее-шофере это отвлекало. Начнем с Доки. Что нас сближает, можно сказать роднит? Да любовь к охоте и рыбалке, что ж еще. То-есть, постоянное желание и стремление ку­да-то ехать, кого-то ловить, кого-то искать, за кем-то гоняться; причем часто с определенным риском для собственного здоровья. И получать от этого заряд бодрости на неделю, до очередной поездки в поисках при..... Ну конечно, - дошло до меня - оба мы любители приключений. И расследо­вание, которое ведем, тоже приключение, да еще какое! Сплошной адреналин! Потому и Дока начал с удовольствием в нем участвовать, из-за того же адреналина.
   Только что-то мы слишком беленькими и пушистыми получаемся. Приключе­ния любят многие - вон как рвутся в турпоходы, турпоездки, особенно ес­ли за бугор да на теплые моря - посмотреть, что там тебе хотят показать, и самому повыпендриваться, на сколько позволяет кошелек и увереннось, что близкие и знакомые о твоих "подвигах" по возвращении не будут изли­шне информированы. Чем все это не приключения?
   Нам же подавай другое: обязательно в одиночку, в крайнем случае на пару", куда-то податься к черту на куличики; там, стараясь не попасть ни­кому лишнему на глаза, бегать, прыгать, ползать в пекле под обжигающим солнцем и без воды. И постараться во-время остановиться, что бы хвати-ло сил к вечеру доползти до дома. И никаких нам советчиков и помощников! Сами привыкли все решать!
   Получается, мы не просто любители приключении - нам нужны их самые крутые варианта, с обязательным риском сломать шею, либо попасть в руки охранных органов в лице охот или рыбинспекций. Авантюристы мы. А-ван-тю-рис-ты - вот кто! Правда, в исключительно романтическом смысле этого слова.
   Друзья геологи у меня совсем другие. Если судить не по работе - там то к ним никаких претензий: отлично разбираются в породах, легко пони­маем друг друга. Да и по вечерам всегда найдем о чем поговорить и над чем посмеяться, если есть пивко или что другое покрепче.
   А вот азарта, тяги как у меня и Доки к охоте и рыбалке, у них нет. Нет, и все тут! Конечно, при случае могут с удочкой посидеть, но без воодушевления. Паша зимой и ружьишко в руки брал, но опять же не для душевной радости, а исключительно для добычи животины. Причем желатель­но поближе к дому, чтобы потом не тащить тяжеленный рюкзак на собствен­ном горбу издали. Ну нет в них азарта, и все тут!
   Зато подметил другое. Сам то я "упертый", и чтобы убедить в чем-то, нужно сильно постараться. Даже моему руководителю главному геологу Иго­рю Георгиевичу, которого я по статусу обязан слушаться.
   А у ребят "упертости" нет. Для меня переубедить их, навязать свое - делать нечего, до того они покладисты. Для работы это только к лучшему, не приходится тратить время на лишний разговоры, но иногда мне хотелось, чтобы посопротивлялись они подольше. Поувереннее в себе были, что ли.
   И не только по работе у них такое послушание. Вон как версии милиции по поводу смертей вначале горного мастера Славы, потом буровика Мацурина приняли как истину без колебаний, хотя причины для того были. А как Веру и Валеру по первости считали преступниками? И хорошо тех зная, в этом не усомнились?
   Нет, по всему выходит, что не авантюристы мои ребята. Потому и в "фа­нтастическую версию" их не посвящал. Не поверили бы они мне, в милиции-то по другому думают!
   На ребят в комнате я по очереди посмотрел, в душе окончательно согла­сился с выводами из собственных рассуждений, - и не мог не улыбнуться. Хорошие мужики! По крайней мере жены не называют, как меня и Доку, "не­нормальными", из-за неконтролируемых страстей.
   Паша на мою улыбку ответил ожидаемой серьезностью и молчанием. Вла­димира такая реакция удовлетворить не могла:
   "Наконец-то проснулся", - тут же констатирозал он, - "мы уже волно­ваться начали - какой-то ты сегодня не такой. Заболел, что ли?"
   "Почему заболел? Нормально все! Сижу вот, карту смотрю, что нужно доделать придумываю!"
   "Ну конечно", - интонацией голоса Владимир выразил сомнение, - "все сам да для себя; можно подумать, что не вместе работаем!"
   Здесь у меня в сознании в очередной раз начал проявляться облик про­хиндея Коваленко, и чтобы не позволить ему там закрепиться, я с излиш­ней бодростью предложил:
   "Готовьте бумаги, после обеда за них засядим. А сейчас", - я глянул в окно и убедился, что народ из камералки повалил по домам, - "и нам не мешает червячка заморить!"
  
  
   Наконец-то удача - ожидания начали сбы­ваться!
  
   С обеда я побежал не в камералку - в гараж к Доке. Делать этого не стоило, но желание увидиться, перекинуться парой слов, пересилило здра­вый смысл. Вдруг новенькое появилось?
   Если честно, надеяться рановато: работяг с поля Коваленко привозил между тремя - четырьмя часами, сейчас же начало второго. Вот и получалось, что понимал я все, а остановиться не мог, ноги сами несли в каптерку механика.
   Дока встретил у входа в свою обитель вопросом:
   "Ты чего прибежал?" - с озабоченным видом оглянулся по сторонам, проверяя не следит ли кто за нами. И напомнил об уговоре, - "Мы же решили, что светиться в гараже не будешь!"
   Ну да, решили. И прав приятель, зря я приперся. Как это ни приско­рбно, а нужно согласиться, что контролировать поступки разучился. Нет, чтобы лишний раз подумать, а потом что-то делать.
   Отвечать Доке приходится, нельзя же молча развернуться и бежать на­зад. Пришлось выдумать причину визита:
   "Я на секундочку. Хотел убедиться, что у тебя все по плану", - промямлил смущенно.
   "Ничего нового", - тут же подтвердил приятель, - "сиди в камералке и здесь больше не появляйся. Сам к тебе прибегу, если наше дело реши­тся," - глянул на руку, - "Еще два часа можешь спокойно делом зани­маться!"
   "Все, уже бегу," - пришлось оправдываться, а Дока в ответ, как на плакате испанских республиканцев "Но пассаран", с серьезным видом вскинул ру­ку со сжатым кулаком. Продемонстрировал решимость разобраться с наши­ми недругами до конца.
   А дальше я плотно сидел с ребятами в камералке. Просматривали образ­цы пород, карты, геофизические накладки; обсуждали детали геологичес­кого строения участка. Ну все как всегда в камеральный день. Обычно коллективная работа настолько захватывает и увлекает каждого, что от­влечься на другие темы не просто. Уже и вопросы решили, обо всем дого­ворились и наметили планы на будущее; уже и карты свернули и отложили в сторонку - а в голове мысли по работе остаются. Пока не разбежимся кто на перекур, кто навестить коллег в соседних комнатах. И только там, с новыми людьми, удается начать разговоры, обычные в таких случаях: на темы житейские или развлекательные.
   Но сегодня у меня по другому. Что делает Дока, как поступит Ковале­нко, вернувшись с поля - об этом не забывал ни на минуту, даже занима­ясь с ребятами. Конечно, это от дела отвлекало, заставляло возвращать­ся по несколько раз к одним и тем же вопросам. Что не шло на пользу и производительность коллективного действия несомненно уменьшало. Причем исключительно из-за меня - ребята были абсолютно ни при чем.
   Время ползло еле-еле. До трех часов наконец-то дожили. Еще усилие, еще ожидания - и слава богу, уже четыре. А Доки нет. И что делать? Неужели все срывается и шоФер машину на выходные не берет? Сегодня не берет - завтра не возмет тем более. Потому что нужно и заявление под­писать у начальника партии, и деньги заплатить за два дня пользования техникой; и что бы путевку ему выписали. Беготни часа на два, если не больше; не ждут же его в кабинетах с распростертыми объятиями. А потому или сегодня он начнет машину просить, или никогда - завтра до конца рабочего дня все нужное оформить не успевает точно.
   Еще с пол часа мы поговорили, и начали закругляться - рабочий день заканчивался. Прибрались на столах, разложили по местам карты и другие бумаги; кто имел, посматривали на часы. Я собрался бежать к Доке - по­считал, что дело наше сорвалось, и не мешает поплакаться в жилетку. Уже поднялся со своего места, идти на выход. Но большего не успел: две­рь в комнату чуть приоткрылась, под ее прикрытием невидимый для Паши и Владимира, Дока из коридора кивнул мне головой, приглашая выйти. И дверь закрыл. Я тут же выскочил из комнаты, потом вместе с Докой - из камералки. И только теперь он решился заговорить:
   "Все, спекся Коваленко! Берет машину на субботу и воскресенье, уже бумажки оформляет! А из партии поедет завтра, после работы, наверное ме­жду четырьмя и пятью - я об этом у Мефодича узнал. Коваленко к нему за разрешением приходил - отпрашиваться, и просил путевку с пятницы дать"". "А как насчет посылки?" - вспомнил я не к месту, но с чувством гро­мадного облегчения - сработал наш план!
   "А никак", - улыбкой приятель показал свое хорошее- настроение, - "я ее у Мефодича забрал. Узнал, что машину этот гад оплатил - и забрал, сказал, что передумал отправлять".
   Мы не стояли на месте и успели отойти от камералки в сторонку, так что поваливший по домам народ нашему разговору не мешал. И продолжая от­ходить дальше, я предложил:
   "Тогда давай еще раз пройдемся, что завтра будешь делать. Я тебе не помощник, в поле должен ехать."
   "Давай", - согласился Дока, и тут же изложил свои планы. Все он продумал, наверное не один раз, и мне оставалось поддакивать да кивать головой. И удивляться его предусмотрительности, даже в мелочах. Тому, что заранее отпросился с работы - завтра с обе­да. Затем решению выехать из партии и обосноваться в точке ожидания на ведомственном асфальте за Мирным не дожидаясь, когда Коваленко вернет­ся с поля в партию - вдруг этот прохиндей уговорит работяг закончить рабочий день на час-два раньше, довезет их до партии и в гараже даже не появится? От него все можно ожидать.
   А устроится Дока на вершине пологого со стороны Мирного подъема, где нужную машину увидит издалека, и сможет вытолкнуть мотоцикл с обочи­ны на середину очень узкого асфальта. Хочет не хочет, а придется Ковале­нко тормознуть, когда увидит у мотоцикла отлично ему знакомого и очень нужного по работе механика. Не рванет же, как от Владимира в сопках, когда вез с карьера канавщика Спиридонова и добытые красивые камушки! Должен остановиться, поинтересоваться, чем может помочь своему хоть и небольшему, но начальнику. По другому среди партийских и быть не может!
   Вот здесь Дока нужное и выглядит: один Коваленко едет, или не один; а если не один - то кто его попутчик. После чего поблагодарит за учас­тие, ну может попросит мотоцикл подтолкнуть, свести на обочину. И все, давай Коваленко, дуй дальше по своим делам.
   Вот такой был у Доки план действий. Я с ним полностью согласился, и попросил не забыть лишь одно:
   "Только потом сразу ко мне. Я с поля вернусь не позже двух и буду ждать у себя дома."
   С просьбой коллега по авантюрам немедленно согласился:
   "А к кому же еще? Нам подумать придется, что дальше делать, чтобы этого гада с уликой (как я понял, "травкой") прищучить!"
   На этом мы разошлись. Не знаю как Дока, а я - с чувством огромного облегчения от первой удачи в наших планах подтверждения "фантастичес­кой версии" недавних преступлений.
  
  
   Часть 19.
  
   У меня - нервотрепка, у Доки - зап­ланированные действия с надеждой на положительный результат.
  
  
  
   Как руководитель работ на участке, я собственноручно составляю гра­фик работ подчиненных. И свой тоже, но по независимым от меня причинам его же частенько и нарушаю - то неожиданно нагрянет комиссия из города и Игорь Георгиевия просит остаться в камералке, представлять для нее материалы по участку и доказывать, что все мы делаем правильно; то появятся представители науки и приходится рассказывать им о наших последних наработках, после чего обязательно свозить на участок и показать интере­сные места "в натуре". Я хочу сказать, что и в пятницу мог спокойно ос­таться в партии, покамералить еще один день, что никого не удивит.
   Но на это не пошел. Понимал, что ничего полезного по работе как и вчера не придумаю, а вот по нашему с Докой делу буду ему только мешать. А вернее - нервировать обязательно, потому что у себя в комнате усидеть я не смогу и пару раз в гараж прибегу точно. Поэтому, сознательно с утра отправился в поле,как и ребята настроенный бегать по сопкам с планшетом в одной руке и молотком в другой. Выскочил из машины в нужном месте искать предполагаемую мною геологическую структуру, чтобы затем проследить ее на местности
сколь возможно, и зарисовать на планшете.
   Получалось плохо, голова постоянно отвлекалась на другое - как там Дока, что сегодня получится от его поездки на точку ожидания на ведомственном асфальте. Понял: толка не будет. Решил заняться более легким - посетить последние пройденные канавы и посмотреть, что они вскрывают. Здесь нечего выдумывать, предполагать, фантази­ровать; требуется правильно зафиксировать вскрытые канавой детали геоло­гии. И все, никакого творческого переосмысливания, по крайней мере прямо сейчас, что для моей бедной головы, забитой мыслями совсем по другой теме, прос­то не под силу.
   До конца рабочего дня бегал по канавам и занимался необходимым, но все же уровня техника-геолога, а не инженера, делом. И такое у нас в работе бывает.
   Вернулись с поля. В комнате за пятнадцать минут обсудили с ребятами возникшие у них за день вопросы и разбежались: Паша и Владимир по домам, я - в гараж. Знал же, что Доки там не должно быть, а остановиться не мог. Вдруг что-то пошло не по плану?
   Слава богу, все в порядке. Дока как ушел на обед, так больше в гара­же не появлялся. Значит, уже на ведомственном асфальте за Мирным, где ему и положено быть по нашему плану.
   Машины Коваленко тоже не видно - канавщики, которых он должен привести, оставались в поле, когда мы, ге­ологи, садились в свою машину ехать в партию. То-есть, и с Коваленко все как нами и предполагалось.
   Побежал домой. После обязательного душа и переодевания, нашел подходящее к случаю занятие: прополоть грядки в огороде, затем их же по­лить. Вот за этим и проводил время, постоянно прислушиваясь к звукам на улице и ожидая, что вот-вот различу среди них приглушенные выхлопы Докиного Урала.
   Пару раз мотоциклы рядом прокатились. Но по звуку двигателей - Ижи, для меня неинтересные. И только почти в пять беззвучно на холостых обо­ротах, а в последний момент по инерции с заглушенным двигателем, к калитке огорода подкатил нужный мне Урал. Я его можно сказать и не услышал - увидел Доку и все понял.С озабоченным видом тот дошагал до крыльца и остановился, поняв что и я иду к нему же. Внимательно посмотрел мне в лицо, пожал протянутую для привет­ствия руку, и на немой вопрос, незаметить который на моем лице было не­возможно, попробовал ответить:
   "Встретил я Коваленко, встретил," - и поняв, что ответом я не удовле­творен, уточнил, - "один он в кабине сидел".
   Наверное у меня на лице что-то изменилось в худшую сторону, как гово­рят, сотворил "кислую мину". Дока метаморфозу не пропустил:
   "Ты погоди переживать! Лучше давай присядем, да дело обговорим".
   "Чего обговаривать-то!" - вырвалось у меня с досады, - "Один Ковале­нко в машине - худший для нас вариант. Опер никаким на­шим фантазиям не поверит, и задерживать шофера мы его никогда не уговорим!"
   Дока хмыкнул, и ответил повеселее:
   "Ты сначала послушай, потом решать будешь." Пару секунд помолчал, по­том растянул в улыбке губы: "В кабине Коваленко один был, да только я не дурак, я бинокль с собой брал!"
   "И для чего?" - не понял я связи между дураком и биноклем.
   "Для чего!" - возмутился компаньон по авантюре, - "Да чтобы за машиной смотреть, я же ее видел до самого переезда через железку!"
   Здесь самое время уточнить ситуацию. С места, где Дока ожидал машину Коваленко, ведомственный асфальт тянулся вдоль долины по мелкосопочнику. Затем в пределах видимости с бугра, на котором Дока устроился, поворачивал под прямым углом и долину пересекал, а заодно и железную дорогу в ее середине. Дальше снова уходил е сопки и в них скрывался, что бы где-то далеко-далеко причлениться к об­ластному шоссе, по которому мы при необходимости добираемся до города. Железная дорога оборудована неохраняемым переездом. Справа от него в сторонке несколько домиков, и на огороженной колючкой площадке видны ку­чи золотосодержащей породы. Это перевалочный пункт: руду машинами свозят из мест добычи, здесь грузят в товарняки и отправляют за пределы облас­ти.
   А от переезда влево вдоль железки тянется проселок, и если по нему ехать, то через два-три километра встретишь несколько до­миков для обслуживающего дорогу персонала. Домики Дока видеть не мог, но о существовании их знал отлично. Переезд же через железку был как на ла­дони, о чем он мне сейчас напомнил. Но на этом не остановился:
   "Так вот, около него машина остановилась. Я в бинокль - бежит кто-то к ней, со стороны домиков, где железнодорожники живут. Подбежал, сел в кабину - и дальше покатили. Вот я и думаю, что Коваленко кого-то специально ждал. Не тот он человек, чтобы за просто так помочь!"
   Дока еще не кончил говорить, а я уже лихорадочно соображал, кем мог быть этот неожиданный пассажир. Просто попутчик? Вряд ли, не будет Ко­валенко подбирать случайных людей. Знакомый железнодорожник? Может быть но вряд ли - никаких знакомых, кроме Мирненских и партийских, у него ни­кто не замечал. По крайней мере разговоров о таких не было. Ну и кто? А Дока продолжал удивлять;
   "Я думаю, надо тебе с ментом к железнодорожникам съездить. Должны там знать, кто собирался в город или в Солнечный - больше-то некуда."
   У меня в голове что-то щелкнуло, мысли начали быстро упорядочиваться, явно лишние отсеиваться. Пока не осталась одна, но очень к моменту. Я ее тут же озвучил:
   "Михаил (который опер) говорил, что в начале недели у них "травку" заметили. Кто привез - неизвестно. И весной "травку" привозили. И тоже не нашли, кто это сделал. Предположение было, что не из местных. Может, сегоднишний пассажир Коваленко? А что? В Мирном его никто не знает, то-есть для них он на приезжего тянет. И по времени совпадает: в начале недели сюда приехал с "травкой" - сейчас с Коваленко назад едет, может быть, за основной партией."
   Дока сразу согласился:
   "Точно он!", - и тут же засомневался, - "Только все равно надо дорожников навестить, мало ли что. Подстраховаться не мешает, что бы потом над нами не смеялись."
   Через пять минут на Урале мы катили в Мирный к Михаилу.
  
  
   Напряженные переговоры. Первый раунд -ничья.
  
   На входе в отделение скучал сержант, знакомый мне по прошлогоднему делу о хи­щении в партии золотосодержащей руды. Проявил он тогда глупость и неко­мпетентность, чуть не сорвавшие операцию по задержанию преступников. Но дело давнее, сейчас вспоминается уже с юмором, и я бывшему неудачливому соратнику улыбнулся. Но, наверное, сержант не забыл о в некотором роде уни­жении, причиной которого оказался он сам, а невольным свидетелем - я. По другому не объяснишь, почему на приветливую улыбку ответил с яв­ным неудовольствием:
   "Чего приперлись? Рабочий день кончен!"
   Пришлось недовольного чуть осадить:
   "А ты что, всех посетителей так встречаешь? Может у нас деле срочное?
   "Знаю твои дела!" - подтвердил сержант, что между нами есть нечто личное; закрутил головой, посматривая то на меня с Докой, то вглубь ко­ридора, - "Людям покоя не даешь!"
   "Успокойся,"- предложил бывшему соратнику в расследовании криминальной истории, - "нам не люди, нам капитан Новиков нужен."
   Сержант пошатался взад-вперед как метроном, и зная, что я и Михаил при­ятели, решил лучше со мной не связываться:
   "У начальника он, хотите увидеть - ждите!"
   "Подождем," - я еще раз изобразил улыбку. После чего с Докой вышли на свежий воздух, и он выложил мне мнение о представителе закона:
   "А сержант-то придурок! Знает тебя, но не любит!"
   "По жизни муд..,," - чуть-чуть его поправил.
   Минут пятнадцать потоптались возле крыльца у Докиного Урала. На­верное, в окно кабинета начальника Михаил нас разглядел, а может сержант решился потревожить его по поводу нашего визита - только из двери он вы­сунулся:
   "Ко мне приехали", - подтвердил интонацией собственную уверенность в этом, и призывно махнул рукой, - "давайте сюда!"
   Ждать не заставили. В кабинете опер предложил присесть, сам устроил­ся за столом напротив.
   "Ну, давай, что там у тебя," - вычислил меня как возмутителя спокойс­твия, - "постарайся покороче."
   "Тогда не перебивай," - поставил я условие, после чего напомнил Михаилу некоторые недавние события. Начал с неизвестного оперу - как знакомый ему шофер Алексей Коваленко весной взял машину за свой счет и
согласно выписанной путевки съездил в поселок Солнечный, а может и дальше, где произрастает "травка". После чего - это уже опер знает отлично - она появилась в Мирном. Но распространителя выявить не удалось, возможно он не из местных. Затем - как в начале этой недели "травка" снова
в Мирном заметилась, а двумя днями раньше Коваленко пытался взять машину за свой счет. Правда, не получилось. Но сегодня он, оплатив технику за два дня, уже едет в Солнечный, а может и куда дальше. Причем прихватив по пути некую личность возле всем известного железнодо­рожного переезда. Пришлось объяснить, как эта личность была замечена.
   Дальше озвучил наши с Докой выводы: без сомнения, Коваленко поехал за "травкой", а попутчик - хозяин товара, малую толику которого он и привез. А должен был привезти Коваленко, но в прошлые выходные это ему не удалось.
   Теперь выдал наше предложение: в воскресенье Коваленко будет возвращаться с товаром, а возможно и с его хозяином. Вот и нужно машину встре­тить, но не на асфальте, а на проселке в горах - повезут товар обяза­тельно там, где нет постов милиции, да и вообще никого.
   Михаил выслушал меня, ни разу не перебив. Закурил, с серьезным и за­думчивым видом посмотрел на докладчика, Доку - вроде как пытаясь решить, кто перед ним: придурки полные, с которыми и разговаривать не стоит; ли­бо все же мужики вменяемые, к чьим словам можно и прислушаться. Наверное, больше склонился ко второму, потому что не послал нас куда подаль­ше, а заговорил по делу:
   "Ну вы и фантазеры! Фактов-то никаких, одни домыслы. И ради домыслов куда-то ехать, да еще в выходной день? И кто машину для этого даст? С шофером впридачу?"
   Дока промолчал, а я прискорбно вздохнул: ничего другого от опера не стоило и ожидать. К счастью, в этом ошибся. Помолчав и подумав, Михаил дал нам слабую надежду:
   "Честно говоря, ваши рассуждения мне нравятся, некая логика есть. Да и шофер ваш тот еще тип, не раз с "травкой" рядом упоминался. Но кое-что не мешает уточнить."
   Он опять начал что-то обдумывать, а я не мог отмолчаться:
   "Что уточнить? Ты подскажи, может у нас уже ответ есть!"
   Михаил глянул на меня, прищурился:
   "Узнать желательно, кто попутчик Коваленко."
   Здесь не выдержал Дока и выложил свое убеждение:
   "Точно!" - лупанул ладонью по коленке, - "Попутчик-то к машине бежал со стороны разъезда железнодорожного. Вот и нужно туда слетать, мужиков местных распросить! Знают они все друг о друге!"
   Михаил перевел на Доку взгляд, внимательно осмотрел его, усмехнулся и явно для меня ПОделился наблюдением:
   "Уже и помощника подыскал, Юра. Не сомневаюсь, такого же шебутного и въедливого!" После чего потушил в пепельнице сигарету, из-за стола под­нялся и пошагал на выход из комнаты, бросив на ходу: "Посидите минут пять."
   Оставшись без надзора, мы на стульях зашевелились, и Дока не удержался:
   "Как думаешь, убедил его (т.е. опера) машину стретить?"
Я пожал плечами:
   "Точно не уверен, но надежда есть, раз сразу нас не выгнал," - предполагал я, что Михаил побежал к начальнику с информацией, и они ее сейчас обсуждают. Поделился с помощником и добавил ему переживаний:
   "Все решается, в соседней комнате".
   На что в ответ услышал очень меня удивившее:
   "Боженька, помоги!"" Это убежденный атеист при мне впервые попросил помощь у потусторонних сил!
  
  
   Прогматичное решение начальника милиции. Как следствие - экскурсия к железно­дорожному переезду.
  
   Ждать пришлось не пять минут - намного больше. Или время текло медле­ннее в ответственный момент принятия решения без нашего участия? Наконец опер появился. И не один, а сопровождая заметную в Мирном личность - на­чальника милиции. Причем на лицах обеих я и Дока уловили нечто похожее на улыбку или хорошее к нам расположение. Это укрепило надежды, потому бодренько вскочили на ноги, как в армии для приветствия старшего по зва­нию. А майор Симонов, бывший сейчас именно таковым, шагнул в нашу сторо­ну, молча и с серьезным видом пожал руку Доке, потом протянул ее мне, уже с улыбкой:
   "Давно тебя, Юра, не видел! Потому и жил спокойно!" - числи­лся я у майора за уважаемого знакомого после того, как из-за разгильдяй­ства сержанта, в данный момент охраняющего вход в милицию, мне пришлось гоняться за убийцей, причем со стрельбой, в том числе и в мою сторону из обреза ружья. Слава богу, обошлось без нанесения повреждений. Все это в прошлом, сейчас же майор подтвердил свое "уважение" : "Что, еще хочется за кем-то погоняться? Вдруг и до стрельбы дело дой­дет?"
   Михаил, успевший подойти к столу, майора поддержал:
   "Это для него как конфетка, подарок. Спокойно жить у него не получа­ется!"
   Я конечно возмутился такой характеристикой от двух ментов, но ответил с пользой для дела:
   "На этот раз стрельба не обязательна, без нее обойдемся. Но поймать парочку подонков и для милиции не помешает!"
   Симонов хехекнул пару раз, все еще с улыбкой на лице, шагнул к столу и умостился на месте хозяина кабинета. Махнул остальным рукой - тоже са­дитесь. Проследил, как это мы сделали.
   "Теперь давайте о деле," - начал серьезно, глядя на меня с Докой, - "я Михаила послушал, и честно говорю - даже с интересом. Все вы вроде бы правильно подметили, но," - он погрозил нам пальцем, - "изюминки не хва­тает. Какого-то факта - все ваши выдумки соединить в единое дело. " Он перевел взгляд на коллегу: "Мы с Михаилом посовещались и пришли к вы­воду: фактом может быть в данном случае одно - попутчик, которого шофер прихватил возле переезда, не железнодорожник, а приезжий из известного поселка, где растительные наркотики заготовляют постоянно. Так ведь, Ми­хаил?" - захотел услышать от опера подтверждение своим словам.
   "Точно так!" - не замедлил отозвался тот. Симонов вновь перевел взгляд в мою с Докой сторону:
   "Поэтому решили так: сейчас ты," - кивнул на меня- - "вдвоем с Михаилом железнодорожников навестите. На нашей машине. Приятель твой", - посмотрел на Доку, - "поедет домой. Незачем лишним там толкаться." Дока на это обреченно вздохнул, но промолчал. А майор на его реакцию ус­мехнулся и выдал самое важное:
   "Окажется попутчик шофера приезжим, откуда мы предполагаем - завтра у меня соберемся," - он глянул на часы, - "в десять утра. И наметим, что делать дальше. Будет железнодорожником - все, отбой, считаем ваши пре­дположения красивой сказкой." Он сделал паузу, что бы его слова мы про­чувствовали получше: "Все до вас дошло правильно?"
   "Дошло," - почти хором откликнулись я и Дока; и закрутились на стульях.
   Через пять минут мой помощник, что бы не нервировать начальство, заво­дил Урал ехать в партию. Не забыв напомнить: "Вернешся - сразу ко мне!" А еще через десять я сидел рядом с Михаилом в Уазике, катящем по ведом­ственному асфальту в сторону железнодорожного переезда.
   Три домика из красного кирпича под красной черепицей - вот и весь разъезд. В двух видны следы обитания - на окнах занавески, возле дверей ле­жит какой-то инструмент. Третий дом явно нежилой - отсутствуют стекла в окнах, входная дверь полусорвана, висит на одной верхней петле.
   Встречать нас никто не торопился, пришлось шагать до ближайшего крыль­ца.
   "Вымерли все, что ли?" - предположил Михаил, и постучал кулаком по входной двери. Никакого эффекта.
   "Или под кайфом все?" - предложил другое объяснение и толкнул дверь в прихожую, оказавшуюся незапертой. Следующую, из прихожей в ком­нату, открывать не пришлось - была распахнута настежь, и откуда то из­нутри доносились звуки человеческого присутствия.
   "Есть тут кто живой?" - очень громко вопросил опер, прежде чем загля­нуть в помещение. Оттуда кто-то уже спешил, и через секунду нарисовалась заспанная бабенка, отнюдь не испуганная нашим появлением.
   "Здрасьте, мы из милиции", - представился опер, из-за спины которого я следил за развитием событий. Бабенка в ответ кивнула головой, и отве­тила не по теме:
   "Лешки нет, на линии где-то."
   Михаил, входя в комнату(а я за ним), изобразил на лице улыбку:
   "А нам он и не нужен! Мы к тебе, красавица!"
   Бабенка в момент повеселела:
   "А чо надоть?"
   "Поговорить, хозяюшка!" - объяснил опер, - "Присесть к столу приглаша­ешь?"
   "А садитесь, -согласилась баба, - "в ногах правды-то нет!"
   Через десять минут мы знали о попутчике Коваленко многое. Зовут Генка, фамилия неизвестна; на разъезде его знают давно - приезжает часто по теп­лу, т. е. не зимой; живет по несколько дней, потому как в Мирном ему оста­новиться не у кого, а дела там есть. Откуда приезжает? А где-то за Солне­чным живет, какой-то там поселок, и речка есть - привозит с собой рыбку сушеную. Ну и водочку. В общем, мужик не жадный, тихий. Ночует в сосед­нем доме, там есть комната с отдельным входом; ему кровать железную поставили, матрас выделили.
   Но днем на разъезде не сидит: с утра пешком идет к асфальту, дальше на по­путке до Мирного. Назад возвращается к вечеру, всегда с пивом - мужиков порадовать. Когда появился в последний раз? А в прошлое воскресенье; сегодня домой уехал, но обещал вернуться, мужики ждут - рыбки сушеной приве­зет под пиво.Когда приезжал раньше? Точно не помнит, но по весне - трав­ка зазеленела. Жил с неделю, потом уехал. Еще раз приезжал после майс­ких праздников, где-то перед днем победы. Но пробыл недолго. Переночевал, с мужиками пару бутылок выпил и все, уехал, какие-то дела у него до­ма. Что делал в Мирном? Баба пожала плечами: а кто знает, отсюда не видно.
   Прошли ко второму на разъезде жилому дому, бабенка впереди проводником. Я и Михаил задержались на крыльце - что-то у них в комнатах не очень чисто и ароматы можно сказать не радующие. Бабенка в дом зашла, вернулась назад с мужиком, как и она поначалу, таким же заспанным. Бабенку
отправили домой, чему та не обрадовалась; мужика Михаил начал распрашивать про гостя.
   Ничего нового, все услышенное от бабенца он повторил чуть ли не сло­во в слово. Оставалась надежда на комнату, где обитал гость Генка. Вслед за мужиком дом обошли и с противоположной стороны обнаружилась дверь в изолированную от других комнату. Конечно, на ней никаких замков. Зашли. Обшарпанные стены с остатками обоев, раздолбанный стол, такой же стул; железная кровать с голым замызганным матрасом и десятком ста­рых журналов на нем. На столе несколько немытых стаканов, жестяная бан­ка с горой окурков, тарелка с крошками и кусочками хлеба. Пол, похоже, тряпки не видел никогда, а веник - не чаще раза в год. Запах в комнате - не приведи господи.
   В таком убожестве выживают разве что бомжи. Может Гена и есть бомж, или бродяга? Нет, не похоже. Если верить словам бабенки и этого вот му­жика - при деньгах он был, работяг местных постоянно пивом и водочкой угощал. Михаил от мыслей в ненужном направлении отвлек:
   "Мы тут посмотрим," - обратился он к работяге, - "а ты давай домой, что бы нам не мешать."
   Мужик милицию послушался, испарился молча. После чего опер брезгливо по­шмыгал носом, оценивая местные ароматы, поморщился от вида окружающего безобразия, и начал осматривать в комнате все: стол, пол, потолок, сте­ны. Я старался не мешать, держался у него за спиной. Но найти что-ни­будь интересное тоже пытался.
   Ничего в глаза не бросилось, кроме разве что прикнопленных к стене над кроватью вырезок из журналов - фотографий почти голых красавцц. И где это Гена нашел такие?
   Михаил фотографиями тоже заинтересовался - нагнулся над кроватью, ко­торая мешала рассмотреть их получше. Что-то заметил и протянул к одной из фоток руку. Я глянул на нее же - нижняя кнопка отсутствовала, всего-то делов. Но Михаил думал по другому: на коленях залез на кровать к сте­не поближе, теперь рассматривал фотку в упор очень тщательно. Поднял вверх нижний не прикрепленный к стене угол, и... начал ногтями срывать остальные кнопки. С фоткой в руке, соскочил с кровати на пол, повернул ее ко мне внутренней стороной:
   "Видишь?" - порадовался своей находке. Я осмотрел страницу журнала с напечатанным текстом - на немно­гих оставшихся чистыми местах шариковой ручкой что-то написано. Пригля­делся - какая-то абракадабра: имена, и через черточку часть адреса - улица, дом, квартира. Имен не меньше десятка, как и адресов.
   Мне это ни о чем не говорило, а Михаил вдохновился и тут же сообщил почему:
   "Конечно, проверить нужно. Но определенно имена и адреса кого-то из местных, Мирненских. Только кто их написал и зачем Гене это нужно?"
   "Черт те что", - согласился с его выводами, уже заметив, что в ранее не прикнопленном к стене углу фотки нет дырочки. Обратил внимание опера на сей факт:
   "Смотри, даже дырочки для кнопки нет. Значит, специально сделано, что бы имена и адреса в любой момент можно посмотреть и прочитать!"
   "Точно," - согласился Михаил, и показал не менее интересное, - "а как все написано! Не как напечатанное, а наоборот, чтобы не читать вверх ногами, когда уголок отвернешь. Значит уже на стене на фот­ке и писали!"
   В этом у меня никаких сомнений не возникло. Обнаружив одну подозрительную фотку, Михаил не остановился и тщательно осмотрел остальные, сорвав их со стены. Затем перелистал журналы на матрасе, все попавшие в пределы видимости бумажки на полу. Но больше ничего интересного не нашел, и посчитал возможным с осмотром закруглить­ся .
   "Фамилию бы Гены узнать, да приходил ли кто к нему посторонний," - напомнил мне, когда выбрались на свежий воздух, - "Сейчас спросим, ес­ли найдется у кого."
   Обогнули дом, и возле знакомого крыльца обнаружили наверное всех обитателей разъезда.Кроме уже знакомых, появились еще двое - мужчина и же­нщина. Публика что-то живо обсуждала, но при нашем появлении все тут же замолчали и сделали вид, что собираются расходиться.
   "Обождите минутку," - остановил их Михаил, и повернулся к ранее неиз­вестной парочке:
   "Вы не помните фамилии Гены?"
   Женщина в отрицании покрутила головой и промолчала; мужчина пожал пле­чами, но ответил:
   "Кто его знает. Но раз сказал, что "сычем" кличут. Может, фамилия такая?"
   "Может и фамилия," - согласился Михаил, и обратился теперь ко всем сразу, - "А сюда к нему кто нибудь приходил? Или приезжал с кем?"
   "Нет," "Не видели," Не было," - поначалу услышали не радующее, потом один из работяг вспомнил полезное:
   "Я на переезде был, путя проверял. А Генку на мотоцикле из Мирно­го парень подвез. Подвез, и сразу назад. Парень такой, плотный."
   "Еще что заметил?" - загорелся опер.
   "А ничего. Парень-то в шлеме был, с очками большими - не видать ни­чего. Ну и в куртке военной, как масхалат. А мотоцикл Урал был."
   Михаил попытался из него еще хоть что то выбить - бесполезно, работяга большего не заметил. Пришлось оперу разговоры кончать. И больше для очистки совести он у всех поинтересовался:
   "Кто нибудь из ваших сейчас здесь отсутствует? Ну на работе, или в Мирном?"
   "Не, все тут," - последовал ответ, а за ним и вопрос,- "Генка-то что натворил, что вы его ищите?"
   "Да ничего," - Михаил публике улыбнулся, - "документы посмотреть хотели, все ж у вас объект стратегический, железная дорога. Шляться по­сторонним не положено."
   "Оно конечно", согласился один из работяг, - "только Генка мужик бе­зобидный."
   "Ну и лады," - принял Михаил к сведению характеристику, - "смотри­те, чтобы скандалов у вас не устраивал," - посоветовал на прощанье, уже направляясь к милицейскому Уазику.
   По дороге домой не разговаривали, и только перед Мирным я не выдержал:
   "Что дальше делать будешь?"
   Михаил по инерции сколько-то помолчал, потом ответил:
   "Сегодня ничего. А завтра с утра придется паспортный отдел привле­кать. Нужно по именам и адресам пройтись, определить кто это у Гены на заметку попал. Потом в Солнечный позвонить: кто там у них Гена с кли­кухой "сыч". И гаишника расшевелить - кто у него из "парней плотных" Урал имеет."
   Я с надеждой покивал головой, соглашаясь с его планами, после чего не мог не поинтересоваться о самом для меня и Доки важном:
   "Как думаешь, что завтра Симонов решит по Коваленко: задерживать его машину, или рукой на это деле махнуть?"
   "Рукой не махнет,"! - Михаил заулыбался, - "но и операцию "захват" по твоему сценарию вряд ли одобрит."
   Я тут же скис - настроение испортилось. А опер помолчал, и уже с хи­тринкой, что бы меня успокоить, добавил:
   "А Гена-то - во-время на разъезд приезжал! Там нарисовался - у нас в Мирном "травка" появилась! Прям один к одному!"
   Это мне мало помогло, и что бы не испортить настроение окончательно, дальше до самой партии, куда Михаил меня подбросил, я рта не открывал.
   Дока отчет о посещении железнодорожного разъезда выслушал. Но с мнением Михаила по поводу завтрешнего решения начальника милиции не со­гласился:
   "Гена "сыч" приезжал из мест, где "травку" собирают. А начальник что сказал? Будет попутчик Коваленко из тех мест - значит машину его ловить будем! Так что все в порядке!"
   "Не уверен," - выразил я сомнение. И на этом мы расстались, до утра.
  
  
   Часть 20.
  
   Время выложить все козыри.
  
   В девять утра Дока появился возле моего дома. Хорошо, я толкался в огороде, выискивая себе дело, иначе жене вряд ли удалось досмотре­ть поздние по случаю выходного дня сны. Приятель пребывал в столь воз­бужденном состоянии, что без колебаний собирался затарабанить в дверь, вызывая меня на рандеву. Сказать, что энергия из него била ключем - сильно преуменьшить масштаб этого явления. Она излучалась мощным пото­ком, и будь во дворе потемнее, посумрачней - наверняка вокруг Доки не­вооруженным глазом наблюдалось бы свечение, как это иногда показывают по телеку, демонстрируя загадочную человеческую ауру. К счастью, я его заметил во-время, и очень удачно переключил внимание от двери в свою сторону.
   "О чем мечтаешь?" - проорал он вместо приветствия, и немедля поделился переживаниями, - "Я вчера до часа заснуть не мог, а с шести утра на ногах! Все думал, что нам делать, если машину менты ловить откажутся!"
   "Ты потише давай, жену разбудишь!" - посоветовал для начала, и Дока начал озираться, будто Света где-то рядом и спит прямо в огороде, - "А думать я больше не хочу. Бесполезно и только себя расстраивать. Да­льше все по ментовскому сценарию пойдет, уже без нас. Стало быть, и ду­мать не о чем!"
   "Как это без нас?" - возмутился Дока, - "Мы им все разжевали, а те­перь не нужны?"
   "Именно не нужны", - подтвердил я, - "Уверен, что поедем в милицию, и там скажут: все, спасибо, давайте по домам и нам не мешайте."
   "А как они место найдут, где машину Коваленко нужно ожидать? Они же ни местности, ни дорог наших не знают!" - привел железный по его мнению довод. Я не согласился:
   "Никто в горах машину ловить не собирается. Подежурит
   кто-нибудь в Мирном на въезде, или возле того же железнодорожного пе­реезда. И все, посчитают этого достаточным," - я говорил, а физиономия у приятеля вытягивалась в растройстве. Оставалось добить его окончательно:
   "А нас, ручаюсь, обязательно предупредят, чтобы никаких самостоятельных поползновений, чтобы и думать о них за­были!"
   "Все равно не верю," - упорствовал Дока, - "Ладно я, можно сказать, на подхвате. Но ты-то - все расчитал, все знаешь лучше ментов! Да они без тебя дело завалят! А потом удивляться будут, когда "травка" в Мирном появится!"
   "Не преувеличивай," - успел сказать. А дальше услышали голос мо­ей женушки:
   "Вы что кричите так громко? Подраться собрались, что ли? От мужа я могу все ожидать, но вы то, Евдоким, на него не похожи. Что поделить не можете?"
   Разом приняли вид осчастливленных встречей приятелей, а Дока и Свету начал убеждать в ошибочности ее наблюдений - слава богу, отвлекся от тревожней темы.
   Услышав, что мы собираемся в милицию, жена не захотела оставаться одной. Но собраться быстро, чтобы успеть туда к десяти, у нее не получа­лось. Пришлось оставить надежду на машину и бежать домой к Доке, к его мотоциклу - до намеченной встречи оставалось двадцать минут.
   Уже через десять мы входили в здание милиции. Наверное, дежурный (не сержант) на входе был предупрежден о нашем визите, потому что улыбнулся и махнул рукой - можете пройти; затем показал куда именно - не к Михаилу, а в кабинет начальника.
   Я тихонько поцарапал в дверь, Дока подышал мне в ухо. Никто зайти не предлагал, оставалось сделать это без разрешения, и дверь я начал открывать. Вначале ощутил запах табака, потом в поле зрения поя­вился Михаил, устроившийся за столом справа, а еще чуть позже - прямо перед мною за этим же столом - майор Симонов на своем рабочем месте. Менты во всю дымили сигаретами, и как нам показалось,в комнате сидели давно. Оба обернулись к двери, и майор санкционировал наше вторжение:
   "Давайте сюда," - показал рукой на стулья с левой стороны стола, напротив Михаила, - "устраивайтесь."
   Молча с Докой устроились. Симонов оглядел нас, набрал в рот дым сига­реты, с шумом перевел его в легкие, и выпуская вместе со словами, заговорил:
   "И что мне с вами делатиь, сыщики-любители?Ругать вроде не за что - очень оказались наблюдательными, а хвалить - опасно, можете о себе возомнить лишнее. Не дай бог, во что серьезное вляпаетесь, без нашего контроля."
   Он замолчал и занялся сигаретой. А я решил оправдаться:
   "Мы же к вам прибежали, когда на Коваленко сошлось все, даже предположения наши. Вот и получается, что ругать нас не за что."
   "Ага," - не согласился Михаил, - "до наблюдательного пункта додумались, машину проверять. He сомневаюсь, что обсудили где и как Коваленко завтра задерживать с "травкой"!
   "Вот об этом не пытайтесь и думать!" - поддержал его Симонов, - Де­ло для вас опасное!"
   "Ну так расскажите, что вы собираетесь делать", - попытался я разговорить ментов, - "хотя бы узнаем, что не зря старались!"
   Симонов усмехнулся, что-то в голове у себя просчитал, и нас решил пожалеть:
   "Кое-что можно и рассказать", - но предложил это сделать Михаилу, - "Давай ты, раз этим делом занимался," - и откинулся на спинку стула, приготовившись вместе с нами его послушать. Опер принял приказ к исполнению.
   "Значит так," - он посмотрел в бумажки на столе, потом перевел взгляд на меня с Докой, - "прежде всего я проверил имена и адреса, которые были написаны на фотографии". Уставился на Доку: "Надеюсь в курсе,что это за фотография?" Дока кивнул головой - в курсе. "Ну так вот", -продолжил опер, - "из одиннадцати имен - девять точно замечены в Мирном как любители "травки"; о двоих мы не в курсе, но вероятно такие же любители. Далее. По данным коллег из Солнечного, Гена "сыч" - это Гена Сычев, известный в своем поселке безработный, но всегда при день­гах; с "травкой" попадался, но не по крупному. Теперь о "плотном парне", который однажды подвез Гену Сычева к железнодорожному переезду. Здесь сложнее, подходит несколько человек, и узнать кто точно мы сможем от са­мого Гены, если он вернется."
   Михаил сделал паузу, сигарету потушил, и наконец-то меня с Докой порадовал: "Правильно вы раскопали," - обратился к нам персонально, - "получается, что Коваленко и Сычев с "травкой" дело имеют. Возможно,
за новой партией отправились, и это мы проверим. И еще много чего нужно проверить. Мы же не знаем как и от кого адреса наркоманов и их имена оказались у Гены Сычева. Да и журналы, откуда фотки на стене у него появились, вряд ли сам покупал. В общем, дел много. Но это уже мы са­ми.
   Здесь Дока не удержался:
   "А машину Коваленко, когда назад будет возвращаться, проверять будете?"
   "Будем конечно," - успокоил его Михаил, но следующей фразой на корню убил все наши надежды:
   "Только проверим не у черта на куличиках, как вы предлагали, а здесь, в Мир­ном. Никуда он не денется!"
   Дока от таких слов в волнении закрутился на стуле, как рыба молча от­крывая и закрывая рот - сказать что-то у него не получалось. А я, поняв что сейчас решается судьба моей "фантастической версии", промолчать не имел права. Ну не имел, и все! Явно милиция недооценивала и Ковален­ко, и этого вот Сычева, и возможно еще кого-то, пока неизвестного. Не повезет Коваленко "травку" прямо на дом, не такой он глупый, что не раз доказал. И на переезд с ней не сунется, высадит Гену с товаром где-ни­будь в сопках. Может и товар для начала в них оставят. И потом: "травка" в моей "Фантастической версии" всего лишь эпизод, главное в другом: най­ти истинного преступника, убийцу горного мастера Славы и буровика Евге­ния Мацурина. А об этом главном я в милиции пока не заикался, что--бы ра­ньше времени ментов не напрягать.
   Сейчас, или никогда - нужно принимать решение. И неожиданно для себя я невнято выдавил:
   "Травка" - это цветочки. На самом деле все сложней. Я знаю и то, что с ней связано - как убили наших товарищей в партии."
   Симонов и Михаил, спокойно и непринужденно развалившиеся на стульях,нап­ряглись как по команде , и с удивлением на лицах. Дальше возникла пауза - я ждал реакции на свои слоза. Дождался:
   "Ну и ну", - прокоментировал начальник милиции, - "А причем здесь те убийства, если у Коваленко железное алиби оказалось?"
   Теперь мне можно было продолжить:
   "Я же не сказал, что знаю убийцу, я сказал, что знаю, как эти убийства были совершены."
   "А мы знаем и то, и другое! Дело давно раскрыто и закрыто!" - пе­ребил меня Михаил. Но здесь его в свою очередь остановил Симонов:
   "Обожди, не устраивай лишний шум и споры. Юра хочет сказать что-то новое (это обо мне) - пусть и скажет. Знаем по опыту, что иногда его полезно выслушать!"
   Михаил махнул рукой и отвернулся в сторону -- что по его мнению я мог сказать новое о уже закрытом деле? А меня Симонов воодушевил, вспомнил таки мои заслуги в прошлогоднем расследовании хищения руды в партии! Потому дальше говорил спокойно и убедительно:
   "Весной, когда произошло первое убийство, я нашел в степи кусок мате­рии с мазками крови. А он оказался от рубашки, в другую часть которой было завернуто орудие убийства; позже ее же остатки нашлись в квартире Евгения Мацурина. Ta, что в поле, была брошена возле геодезического знака - единственного приметного места, которое легко найти даже ночью. Так вот, в убийстве горного мастера участвовали двое. Первый выкрал в керноразборочной партии электроразведочный электрод, ставший орудием убийства, и спрятал его там, где я нашел тряпку - возле приметного знака. Этим первым мог быть Коваленко, который знал, где электрод хранился. Но сам он не убивал, у него, как вы знаете, железное алиби. Убил другой, ко­торому показали, где электрод спрятан. В нужный момент он им воспользо­вался, затем отнес и снова спрятал возле того же геодезического знака. А следующей ночью Коваленко подбросил орудие убийства возле дома нашего техника, на тот момент считавшегося подозреваемым. Вы же не нашли там электрод сразу? Не нашли, потому что он появился только следу­ющей ночью!"
   Михаил не выдержал и меня перебил:
   "С чего ты взял, что именно Коваленко выкрал ваш электрод, а потом возле того дома спрятал? У тебя факты есть?"
   "Фактов нет," - пришлось согласиться, - "но есть логика. Сейчас ее приведу. Коваленко мужик хитрый и жадный. От этой жадности все и пошло, с весны. Он возил нас, геологов, на карьер в степи, где пару недель в год ведутся работы - добывают полудрагоценные камни. Посмотрели бы, как у него глаза загорелись! И два пробных мешка этих камней набрал! Горный мастер, ко­торого позже убили, тоже был с нами, а он прямой начальник Коваленко и считался его приятелем. С этой поездки все началось, но понятным для меня стало намного позже, и можно сказать случайно. После убийства я еще раз на карьере оказался, по своим делам. А там известный вам Спиридонов камушки ковыряет! А организовал все - факты есть прямые - именно Коваленко, он этого канавщика туда привез вме­сте с инструментом. И что очень важно - с шашками ВВ и детонаторами! Я их нашел в палатке, где Спиридонов обитал!"
   Михаил и начальник милиции смотрели на меня, как на принесшего весть по крайней мере о начале у нас здесь в степи всемирного потопа. Симонов пришел в себя пораньше и покачал головой:
   "Ну Юра, с тобой точно не соскучишься!"
   Я это подтверждать продолжил:
   "Точно знаю, что ВВ попало в руки Спиридонова от Коваленко, и что важно - в прошлом году. Почему - могу рассказать. Но почти год оно ле­жало без движения, негде было использовать. И вот на карьере, куда Ко­валенко нас возил, он понял, где его можно применить. Понял, и поделил­ся идеей с горным мастером, с который они очень удачно использовали ма­шину для обшего бизнеса - собирали рога павшей сайги. Но Коваленко-то взрывчатку спер именно у горного мастера! Подставил его, можно сказать! И когда Слава о ней услышал - а мы характер его знали отлично - он конечно все, что думает о своем шофере, ему высказал. И наверное пригрозил дать делу ход.
   Так вот, угроза разоблачения хищения ВВ - мотив для убийства горного мастера. Но сам убивать не решился. Трусоват, да и опа­сно, в поле зрения милиции попадал сразу и обязательно.
   Но у Коваленко были компаньоны по другому бизнесу - снабжению Мир­ного "травкой". Люди рисковые, и что важно - ни с партией, ни с будущей жертвой ничем не связанные. Главное - убедить их пойти на убийство."
   Я решил перевести дух, и Михаил этим не замедлил воспользоваться:
   "И как он по твоему мог это сделать?"
   Я сделал вид, что подумал, и продолжил:
   "Сейчас объясню как - Коваленко сам мне об этом рассказал, не прямо конечно, а своими поступками. Он непонятно для чего Славу начал оговаривать - курит мол "травку". А Слава этого не делал точно. А для чего оговор? Да для подельников по бизнесу с "травкой"! Он их сознательно ввел в заблуждение - наврал, что Слава об их общем бизнесе узнал и грозит вывести всех на чистую воду. Значит, его нужно убрать, другого выхода нет.
   Так он подельников или подельника на убийство подтолкнул, а потом и организовал его, со сто процентным для себя алиби. А тут очень кстати роман Славы с замужней женщиной, причем столь открытый и с такими страс­тями, что повесить преступление на брошенного мужа ну сам бог велел - под­кинуть к нему орудие убийства, и всего делов. Что они и попытались провернуть. Слава богу," - я кивнул на Михаила, - "ты с этим делом разобрался." Здесь мне показалось полезным подытожить сказанное: "Вот так было совершено первое убийстве, и первая попытка свалить его на невинного человека. Определенно организатор Коваленко, он же и участ­ник. Он выкрал и в нужном месте спрятал орудие убийства, он подбросил его возле дома человека, на которого попытались преступление повесить. Но убийца не он точно."
   "А кто тогда Евгений Мацурин?" - напомнил Михаил об официальной вер­сии.
   "И не он тоже," - показал я отрицательное к ней отношение, - "и все в партии в этом уверены."
   "Ну да, у вас своих выгораживать умеют!" - не согласился опер. Но, как мне показалось, недостаточно твердо. Я это по­чувствовал, и решился поделиться последними наблюдениями:
   "На фотографии из комнаты, где Гена обитал, ни имени, ни фамилии Евгения Мацурина не оказалось. А он был любителем "травки" со стажем, курил постоянно. Следовательно, его кто-то в Мирном постоянно и снабжал. Вряд ли Гена "сыч", с его редкими к нам наездами. А вот кто - пока вопрос. Но очень подходит тот, кто живет в Мирном, кто дал Гене ад­реса любителей "травки", кто наверное дал ему и журналы с фотками голых красавиц. И я почти не сомневаюсь, что куски рубашки, найденные в трех местах - в степи, в доме невинного техника и в комнате Мацурцка - тоже этого человека. По крайней мере Коваленко такой модной рубашки", - я ки­внул в сторону Михаила, - "ты сам мне говорил - не покупал, Гена "сыч" приобрести просто не мог, а Евгению Мацурину с его равнодушием к женщи­нам она была не нужна. И как мне представляется, этот некто из Мирного среди троицы самый главный, его сейчас и нужно найти. Это он, когда под­ставить нашего техника как убийцу горного мастера не удалось, придумал заменить его Евгением Мацуриным, которого хорошо знал как постоянного своего клиента, и организовать несчастный случай с которым было проще неку­да. От наркомана-то всего можно ожидать, никто и не удивится. А следс­твие пойдет в нужную сторону, если связать смерть горного мастера, орудие убийства и комнату Мацурина частями одной рубашки. "Травкой-то" они уже были в глазах многих связаны".
   Я наговорил всякого столько, что даже мой помощник Дока застыл с уди­вленным лицом и открытым ртом. А Симонова и Михаима задуматься я заста­вил точно, и теперь они сидели с отрешенными, обращенными к себе внутрь на собственные мысли, взорами. Михаил упорно молчал - мыслей наверное у него появилось много. У Симонова оказалось меньше и он заговорил пер­вым, обращаясь к коллеге:
   "Нужно разобраться, кто Сычева подвозил к железнодорожному переезду. Может окаться информатором из Мирного," - перевел взгляд в мою сто­рону, - "а для тебя - так и убийцей Мацурина."
   "Это не он," - ответил уверенно, - "кто-то другой, у кого нет мото­цикла. Иначе за "травкой" они на нем и ездили бы. А к переезду подвезти Гену мог любой. Угостил пивком - парень он не жадный - и всего делов, любой не откажется подбросить".
   "Тоже верно," - согласился начальник милиции, и повернулся к Михаилу, - "Что делать будем?"
   Михаил отвечать не торопился - полной уверенности что делать дальше и у него не было. Выслушать "фантастическую версию" ему пришлось, но поверить в нее от начала до конца - точно не поверил. А как по дру­гому? Человек вел расследование смертей и горного мастера Славы, и бу­ровика Евгения Мацурина; у него все сошлось и следствие давно благополучно завершено. И с чего бы вот так, сразу, принять на веру фантазии какого-то дилетанта, если в большей части это предположения, фактами не подтвержденные? Кроме "травки", и что два типа - Коваленко и Сычев - снаб­жают ею Мирненских любителей - с этим Михаил, как мне показалось, уже согласен. А в остальное, касающееся двух смертей - нет, не поверил, это я понял. Но сомнения у него появились. Что я не мог не почувст­вовать. И сейчас мы были свидетелями, как неверие и сомнения у него пытались перебороть друг друга, определиться, что же из них более важное. Но раз молчал - значит пока шаткая ничья.
   Михаил продолжал думать, а я и Дока замерли в ожидании. Наступал важный момент: перевесит неверие - никуда милиция не поедет и встречать машину Коваленко будут на подъезде к Мирному или железнодо­рожному переезду. А кончится дело осмотром машины на предмет "травки", и все.
   Перевесят сомнения - то-есть посчитает кое-что из "фантастической версии",касающееся убийств, нужным проверить - примут наш с Докой план, и поедут в горы задерживать машину Коваленко именно там, где он нас не ждет, несмотря на всю свою хитрость и осторожность. Михаил наконец тишину насушил:
   "Если оба парня жертвы, то убийца не один Гена Сычев;
   на момент смерти Мацурина он на железнодорожном разъезде от­сутствовал точно. И не Коваленко, тот в это время находился в поле, вез туда рабочих. Остается неизвестный, от кого Гена Сычев получил имена и адре­са Мирненских любителей "травки". Но если машину Коваленко с товаром и курьером Геной задержим, если даже через них выйдем на информатора из Мирного - фактов об их причастности к убийствам нет и мы их вряд ли найдем".
   "С товаром машину задержим - попытаться можно по горячему расколоть. Показать с напором, что все знаем, и не только "травка", а и два убийства на них висят", - неожиданно начальник милиции поддержал "фантасти-
ческую версию", переведя ее в некую гипотезу, требующую проверки. Это воодушевило, и я в разговор включился:
   "На информатора в Мирном выйти можно. Не так много в городке подонков, способных на бизнес с "травкой", а из-за нее и на убийства. Ну найдет­ся человека три-четыре, не больше. Вот их и нужно проверить, как мне представляется, по двум пунктам. Первый - должны у кого-то на квартире лежать журналы с фотками женщин из той серии, что мы нашли в комна­те на железнодорожном разъезде".
   "Я такое наметил, если Коваленко или Гена Сычев информатора не сда­дут", - бросил Михаил реплику.
   "Теперь второе", - продолжил я, - "Это возможно единственный факт причастности человека к убийству, или даже к двум убийствам. Дай бог, что бы он сохранился. Помните, на кусках рубашки, оказавшихся не­постижимым образом в степи, возле дома нашего техника, подозревавшегося в убийстве, и в комнате Евгения Мацурина отсутствовали пуговицы? А как Михаил говорил, были они очень красивыми, модными. И женщина, если она есть, никоим образом срезать их со старой рубашки и выбросить не могла. Вот и лежат они в квартире потенциального убийцы, где-то в пакете или мешочке возле швейной машинки. Ну как у всех женщин. Найти эти пугови­цы - и они все убийства свяжут".
   "Какие такие пуговицы?" - поинтересовался Симонов у коллеги.
   "Очень приметные", - ответил опер, - "я такие на других рубашках ви­дел. Не с дырочками, чтобы пришивать, а с петельками. И были они на том куске, что оказался в комнате Мацурина. А две сре­заны так, что на их месте дырочки остались. То-есть, с кусочками ткани их отхватили. Вот их бы найти."
   Слава богу - у Михаила сомнения побеждали неверие в "фантастическую версию"! И опер это тут же подтвердил,глянув в мою сторону:
   "Придется Юра, еще раз тебя послушаться и в горы прокатиться. Если, конечно, начальник мой", - он глянул на Симонова, - "разрешение на это даст".
   "Уже дал", - ответил начальник милиции, - "давайте подумаем, где и как подонков ловить".
   Я и Дока с облегчением вздохнули - план наш начал претворяться в жизнь!
   Через пол часа были расписаны действия на завтрешний день. Преж­де всего, Михаил получал в распоряжение милицейский Уазик вместе с шо­фером, тоже работником милиции. Вдвоем они будут в знакомой каждому ми­лицейской форме и при оружии. Я считаюсь проводником и определяю в го­рах место, где существует единственный в них проезд, миновать который, то-есть объехать, невозможно. Правда, добираться туда нужно часа три, не меньше.
   Для Доки в Уазике места не остается - вдруг придется задерженных Коваленко и Сычева в нем же вести. А если честно - начальник милиции не желал никого лишнего в операции задействовать. Сам он, естественно, остается в Мирном для "общего руководства".Выезд на операцию в шесть утра, с полной заправкой Уаза бензином.
   В партию возвращались с Докой в настроении отличном. Все-таки сбылись наши надежды, и версию мою двух убийств менты приняли как весьма прав­доподобную, заслуживающую проверки. Завтра все и решится. Конечно, приятель обижен отказом взять его на "дело". Но здесь мы ничего сделать не могли. Хорошо от моих услуг как проводника не отказались. И уже в партии, когда расходились по домам, Дока попросил:
   "Даже если ночью вернетесь - сразу ко мне. Буди без сомнения, если засну ненароком!"
  
  
   Часть 21.
  
  
   Задержаны двое, правда не без приключений.
  
   Как начался следующий день для оперативной группы в составе капита­на Михаила Новикова, шофера Уаза рядового милиции, и меня, как он про­ходил и чем занимались по мере течения времени - я уже рассказал в на­чале повествования. Могу напомнить.
   Вначале долго тряслись в Уазике по предгорной равнине, затем пересе­кли горный массив и на его окончании , полностью измотанные дорогой (касается только моих спутников) и наглотавшись пыли больше некуда, на­конец-то устроились. В засаде, откуда хорошо просматривалась уходящяя за горизонт равнина и проселок на ней, по которому должна возвращаться в Мирный машина Коваленко с грузом "травки" и возможно ее хозяином.
   Ждать пришлось долго. И конечно без разговоров не обошлось. Вначале были они не по делу - так, чтобы время бежало побыстрее, потом погово­рили о том, что нас в это место привело. Михаил напомнил о своих сомнениях по поводу результатов операции, а я еще раз попереживал, что эти сомнения могут привести к ее преждевременному окончанию. Вдруг у Михаила не хватит терпения?
   К счастью хватило, и ближе к вечеру, когда я начал терять надеж­ду, что нужную машину мы дождемся, когда после дневной жары повеяло прохладой и местные пернатые затеяли перекличку, готовясь к ужину, я наконец-то услышал от опера долгожданное:
   "Кажется, к нам кто-то пылит!"
   Мгновенно поднял голову - осмотреть равнину и проселок, уже плохо различимый в лучах быстро уходящего к горизонту светила. Пришлось поднести к глазам ладонь - и только теперь, под ее защитой от ослепляющих бликов, заметил далеко от нас на проселке полоску пыли, которая как ядро кометы была уплотнена в передней, то-есть в нашу сторону части, а даль­ше назад, как ее хвост, расширялась все больше и больше, постепенно те­ряя плотность и наконец полнотью растворяясь в воздухе. Точно, к нам кто-то катил, пока невооруженным глазом неразличимый.
   "Ну что, будем готовиться?" - оживший Михаил поднялся со своего сиде­ния и пытался рассмотреть полосу пыли в бинокль. Наверное, пока различить технику не удалось, и он не прокоментировал результаты наблюдения, а быстрым ша­гом поднялся вверх на перегиб, откуда мог видеть наш Уазик, и что-то про­кричал шоферу. Из всего я понял одно: "Давай сюда!"
   Полоска пыли явно перемещалась в нашу сторону. Михаил вернулся к свое­му сидению, но не устроился на него, а снова схватился за бинокль.
   "Машина идет точно," - теперь он различил транспорт, - "но какая - по­ка непонятно".
   Послышались шаги сверху, я и Михаил разом обернулись: шофер Уазика, не то напуганный, не то просто возбужденный, спускался с переги­ба к нам, с автоматом в руках.
   "Вот дурачек-то, автомат с собой припер", - Михаил прошептал мне с улыбкой, и уже громко подчиненному, - "Рано автомат хватать, надо сидение", - пнул его ногой, - "в машину поставить!"
   "Что, домой едем?" - неправильно понял шофер и как-то мгновенно успокоился, - "Давно пора, до темноты бы успеть!" Явно рядовой милиции был не в курсе событий, и Михаилу пришлось ближайшую задачу до него донести: "Машина в нашу сторону катит. Видишь пыль?" - показал на равнину ру­кой. Шофер глянул туда же так, словно ожидал увидеть по крайней мере ма­рсиан. Заметил пыль, и взгляд, снова возбужденный, перевел на начальника:
   "Что делать будем?"
   "Берешь сиденье и быстро ставишь в машину на место", - приказал опер, - "Возле машины остаешься и ждешь. Как крикнем - готовь автомат. Но ма­шина появится - по ней не стреляй, только вверх. Понял?"
   "Понял", - шофер закинул автомат за спину, схватил сидение и в темпе рванул вверх на перегиб, а потом вниз к невидимой нам машине.
   "Нервишки ему подлечить не мешает", - заметил опер, и снова взялся за бинокль. Я этот диагноз прослушал, но внимание на него не заострил, по­тому что мысли сейчас были сконцентрированы на машине, которая к нам бы­стро приближалась. В общем, не прочувствовал ситуацию, и как оказалось, очень даже зря. Скоро я и Михаил в этом убедятся. А пока опер настроил бинокль и рассматривал, что там за машина пылит в нашу сторону.
   "Похоже ваша, ГАЗ-66", - различил уже и марку транспортного средства, и протянул бинокль мне, - "Посмотри."
   Мог и не предлагать - уже и без бинокля марку машины я различил. И не только ее, а и более важное: при зеленом, как у всех партийских машин цвете, в той, что приближалась к нам, проглядывал синий - если можно так сказать - неродной - салон для пассажиров. Такой двухцветный в пар­тии только один ГАЗ-66, тот, что принадлежал горной службе и шофером ко­торого был Алекеей Коваленко.
   "Наша голубушка", - подтвердил я наблюдения опера, - "та, которую ждем".
   Машина продолжала стремительно к нам приближаться, и сейчас до нее оставалось наверное меньше двух километров. Пора готовиться к встрече, до нее восемь - десять минут. Михаил это понял: спрятал бинокль и полез вверх на перегиб.
   "Пора за автоматом сгонять", - информировал меня, - "да шоферу еще раз напомнить, что делать должен".
   Я кивнул голевой - подтвердил, что услышал, и продолжил наблюдение, одновременно высматривая в сторонке место, где я и Михаил должны на время спрятаться. Чтобы шофер машины и возможный ее пассажир нас не замечали, пока будут с равнины подниматься на пере­гиб первой горной гряды.
   От уазика Михаил быстро вернулся с укороченным вариантом автомата Калашникова в руках.
   "Пора маскироваться", - начальственным тоном отдал первый приказ, и я молча полез по склону в сторону от проселка к приличному каменюге, за которым оба мы тут же и устроились.
   "Только не торопись", - непонятно зачем напомнил я опытному специалисту всяких задержаний, - "пока машина на перегиб не поднимется, на проселок не выскакивай".
   "Не учи ученого," - получил совет, - "и за мной держись, вперед не выскакивай".
   Мишину сейчас мы видеть не могли -- развалы камней не позволяли это­го. Но по доносившемуся звуку работающего под нагрузкой двигателя поняли, что она уже поднимается вверх по горному склону. Михаил прислушал­ся, кивнул в сторону звука головой, мне подмигнул; взял в руки автомат. Оба замерли и приготовились к спринтерскому рывку на проселок, как то­лько машина выскочит на верх перегиба.
   Вот и сна - натужно ревя двигателем, на пониженной передаче медлен­но ползет вверх по склону. В кабине - двое! Еше немного - машина поравнялась с нами, мы разом приняли предстартовую стойку; еще немного - перед машины поровнялся с началом перегиба; еще секунда - и можно де­лать рывок к проселку и перекрывать его. Но.... помните совсем недав­нее высказывание Михаила по поводу нервишек коллеги шофера? Ну что не мешает их подлечить. А я в тот момент ситуацию не прочувствовал, как наверное и сам опер. Потому что неожиданно, за одну- две секунды рань­ше положенного, когда машина Коваленко только вплотную подползла к пе­регибу, а не взобралась на него, послышалась автоматная очередь. Нервы у рядового не выдержали!
   А дальше все пошло наперекосяк. Машина мгновенно тормознула, и тут же с ускорением покатила задом вниз. Михаил и я выскочили из-за каменюки и рванули к проселку. Куда там! ГАЗ-66 проскочил мимо и быст­ро покатил по склону на равнину. А шофер ловко управлял им, не давая ко­лесам выскочишь из колеи проселка. Еше немного - и уйдет в зону недосяга­емости для автомата. Не будешь же стрелять по движку или колесам, если расстояние до цели приличное и есть опасность ненароком подстрелить па­ссажиров! Это до меня дошло мгновенно, потому Михаилу заорал:
   "Стреляй по колесам, стреляй не то уйдут!
   Опер быстро присел, прицелился и сделал несколько одиночных выстрелов. И все, машина укатила за пределы поражения колес без опасения подстрелить тех, кто сидел в кабине и кого пока преступниками мы считать не могли. То­лько подозреваемыми.
   На наших глазах далеко внизу машина задом съехала в подходящем мес­те с проселка в сторону, развернулась и покатила дальше по равнине уже передом. Правда, не счень быстро.
   Взбешенный Михаил выскочил на проселок и заорал не знаю для кого:
   "Убить этого ненормального мало! Все дело сгубил!" И сделал порыв бежать вверх на перегиб, к Уазу. Но сделать этого не успел: там нарисовался "ненормальный", наверное мнение опера о себе услышал, и испуганно пропищал:
   "Товарищ капитан, я не хотел! Я случайно выстрелил!"
   "Сейчас куда прешься!" - остановил его опер, - "К машине давай! Заводи, догонять будем!"
   "Счас!" - пискнул шофер, и с вида исчез.
   "Ну муд... ,ну муд...," - не мог успокоиться опёр, наблюдая как ГАЗ-66 на равнине катит по проселку от нас. Но почему-то не так быст­ро, как можно ожидать в подобном случае - необходимости скрыться возможно скорее. Я за машиной следил тоже, и попытался Михаила успоко­ить:
   "Что-то у них не так. Медленно слишком уезжают. Наверное все же ты куда-то попал".
   "По колесу переднему бил", - пояснил опер, - "если попал - то­гда может быть и догоним".
   Здесь к нам подлетел Уазик, мы в него заскочили, и капитан скомандо­вал провинившемуся водиле:
   "Вперед и по газам! Не догонишь - до пенсии будешь помнить!"
   "Нечаенно я!" - еще раз пискнул тот в свое оправдание, После чего капитан дал вторую команду:
   "Молчи, и дави на газ!"
   На газ провинившийся рядовой давил прилежно, и машину на кочках и колдобинах подбрасывало так, что пассажирам приходилось цепляться не только руками, но и ногами за все возможное. Без этого вероятность не просто травмировать какую-то часть тела, а и вообще вылететь в разбитое окно кабины или в пробитую крышу Уазика была весьма велика. Зато и расстояние между нами и ГАЗ-66 начало потихоньку сокращаться. Я это заметил, но промолчал, что бы раньше времени не обнадеживать остальных. Но через пару минут и Михаил убедился в том же:
   "Кажется догоняем! Главное сейчас - не перевернуться ненароком!"
Шофер, услышав в словах командира похвалу в свой адрес -как же, ГАЗ-66 догоняем! - ухитрился изобразить на лице нечто похожее на улыбку, еще чуток поддал газу и высказал опасения:
   "Догоним, если балку переднюю или задний мост на ямине не вы­вернем!" .
   Еще минут десять полетали по кабине молча, если нe считать легкого мата из уст опера в случаях кратковременной потери ориентации в состо­янии полной невесомости. Расстояние до газона сократилось метров до трехсот. Зато теперь сильно мешала поднимаемая им пыль, и скоро нам придется скорость снижать, потому что по мере сближения машин видимость вперед из-за нее резко падала. Это вскоре наш шофер почувствовал:
   "Что делать будем? Я сейчас дороги из-за пыли почти не вижу, а даль­ше как?"
   Михаил чертыхнулся, но замечено было справедливо. Медлить нельзя, и опер предложил собственное решение:
   "Придется из колеи выбираться и рядом ехать. Так, как сейчас, мы их догнать не сможем!"
   "Так кусты ж кругом!" - возмутился шоФер, - "В них враз радиатор пробьем!"
   Михаил глянул по сторонам на эти кусты, и с подчиненным согласился:
   "Тоже верно!" - ухитрился при непрерывных полетах в кабине вверх-вниз обернуться в мою сторону, - "Что делать, как думаешь?"
   Предложить что-то прямо сейчас я не мог, не было вариантов. Но километра через два - это я знал точно - проселок пересекал ровный такыр, на котором кроме редкой худосочной травки никакая растительность не выживала. Такыр в диаметре с километр, и давным-давно в пору молодости,
из одного из отрядов мы на него приезжали погонять сайгу в случае крайней нужды в мясе. Без его порции утром в маршрут геологу можно и не идти. А раз ухитрялись догонять на такыре сайгу", то какой-то ГАЗ-66, уже получивший пока непонятно какое повреждение от автомата Михаила, мы догоним точно. Я про такыр собрался сказать, и успел начать, - "Скоро впереди будет место ровное," - как ГАЗ-66 на наших гла­зах неожиданно затормозил, словно перед преградой, и сразу скрылся из вида в пыли. Михаил мгновенно отреагировал, для шофера:
   "Смотри, тормознул резко! Яма впереди!"
   ГАЗ-66 снова появился в поле зрения, уже в движении. А в стороне от не­го, метрах в пятнадцати, бежал к кустам выскочивший при остановке пассажир.
   "Смотрите, бежит!" - заорал шофер, хотя мог этого не делать - я и Михаил видели беглеца прекрасно. Опер молча, продолжая дергаться на ухабах, отцепил одну руку от какой-то железяки, за которую держался, с нес­кольких попыток схватил ею автомат не свой, а шофера, и протянул его на­зад, мне:
   "Держи! Сейчас выпрыгнешь, и за тем парнем! Догони, стреляй только вверх! В крайнем случае - в ногу! Потом к дороге выйдешь!" И уже шофе­ру: "Тормози!" Тот резко затормозил, и я, выскакивая с автоматом из кабины, yсnел крикнуть:
   "Впереди такыр! На нем догоните!" Уазик рванул дальше, а я - за убегающим парнем, успевшим проскочить от проселка метров двести, если не больше.
   Для меня гулять пешком, бегать, лазать по горам и горкам так же при­вычно, как кому другому крутить баранку, стоять за станком, ковыряться с бумажками. Геолог я, а геолога, как и волка, ноги кормят. Правда, на пятьдесят процентов; остальные пятьдесят приходятся на долю головы. Но это не значит, что в это время ноги отдыхают - они в деле постоянно в течении всего полевого рабочего дня. И только раз в неделю расслабляются - при камералке, когда весь день ты сидишь и обеспечиваешь работой серое вещество извилин. А в субботу и воскресенье они снова в деле - на охоте или рыбалке. То--есть, тренируются постоянно и с приличной нагрузкой. Поэтому, неза­конно развлекаясь с ружьишком, всяких инспекций не бо­имся, догнать и задержать нас кому бы то ни было просто нереально. Если забираться в места, для машины непроезжие.
   Сейчас от меня убегал парень, который как я знал, любил и пиво,и водочку попить; если судить по обстановке в комнате на железнодорожном ра­зъезде - в дозах приличных; может быть и "травкой" баловался. Явно не спо­ртсмен, и догнать его большего труда не составит. Единственным спасением для беглеца были бы густые заросли,в которых можно спрятаться. Но таковых я сейчас не наблюдал, а потому даже не сильно и спешил в беге -куда он денется!
   Расстояние между нами сразу же начало сокращаться, и через пять минут оставалось чуть больше ста метров. Здесь я передернул затвор автомата - загнал патрон в патронник, снял с предохранителя - мало ли что этот тип может отчебучить при встрече. Еще через пять минут между нами осталось метров пятьдесят. Для острастки пальнул разок в небо и прокричал:
   "Куда бежишь, дурачек, ногу сейчас прострелю!" Парень медленно перешел с бега на шаг, остановился и повернулся ко мне лицом. Дышал как загнанная лошадь. Ну и слабак - дал ему оценку, но приближаясь, автомат все таки приготовил. Остановился метрах в пяти и приказал:
   "Куртку и брюки с себя снимай, и живо! Не вздумай дергаться - прост­релю ногу!"
   "Зачем снимать?" - прохрипел, как я понимал, Гена Сычев - очень парень на него походил по описанию.
   "Делай что говорю, гражданин Сычев! И быстро!" - заметил, как на его лице промелькнуло удивление. Наверное понял, что попался в руки милиции - меня-то он считал ее представителем точно - вовсе не слу­чайно. Молча снял куртку и брюки, бросил под ноги; остался в трусах и майке, что для меня сейчас и нужно.
   "Отойди назад, пять шагов", - приказал, и после исполнения команды по­дошел к одежде. Полазил по карманам, вытащил складной нож, несколько клю­чей на цепочке, бумажник и сложенный лист бумаги. Из брюк выдернул ре­мень и оторвал несколько пуговиц с ширинки.Парень из-под лобья наблюдал за этими действиями, но желания броситься на меня у него не замечал. Да и не очень то боялся - физически намного его сильнее, и даже без авто­мата справлюсь играючи. Он это понимал отлично, видя что и после погони я говорю и дышу спокойно, а он отдышаться не может до сих пор.
   "Одевайся", - бросил к нему одежду, - "и пошли назад, к дороге. Не вздумай бежать или еще чего. Сам понимаешь - и догоню, и шею если надо будет сверну!"
   "Пуговицы зачем оторвал!" - позволил себе возмутиться Гена, но одеж­ду на себя натянул. После этого мы пошли к проселку: Гена впереди, под­держивая брюки руками, что бы не свалились, я в пяти метрах сзади. На проселок вышли без приключений. Беглеца усадил под кустом, сам встал в сторонке и ожидал, когда к нам кто-либо подъедет.
   А время шло. Пока бегали, пока то да се, пока возвращались к просел­ку и возле его устраивались, с час прошло. Солнце успело коснуться го­ризонта и вот-вот за ним скрывалось. Сумерки уже наступили, а через час будет совсем темно. Я начал прикидывать, что же мне делать, если машина задержится, или не дай бог вообще не придет. Мало ли что бывает. И что, так и должен стоять всю ночь на ногах, караулить Гену Сычева, не давать ему шанса в темноте смыться? Такая перспектива не вдохновляла.
   Наконец солнце за горизонтом скрылось, и враз резко потемне­ло. Не так, чтобы рядом ничего не различать, но подальше, в противоположной от заката стороне, детали местности уже не различались, и лишь гро­мады горного массива мрачно чернели на фоне более светлого неба.
   Может, ноги связать Гене Сычеву? Ремень-то от его брюк у меня. Начал прикидывать, как это сделать пока не поздно: положить гражданина живо­том на землю, ноги ремнем стянуть возле щиколоток. Только держаться в сторонке и сзади, чтобы если и захотел, ногой мне по голове не достал. Кстати, вначале заставить его кеды снять. Что бы если и засветил, то ногой голой.
   Решил все же обождать с операцией "обезноживания", и правильно сде­лал. Вдали на мгновение мелькнул огонек, потом еще раз, еще, и быстро превратился в хорошо различимую полосу света от фары машины. Кто-то по проселку катил в мою сторону. Через несколько минут послышался звук двигателя Уазика, а вскоре показался и он сам. Подкатил, водила заметил меня возле проселка, остановился, фары потушил, двигатель заглушил. С шофер­ского места выскочил Михаил, шустро подскочил ко мне, глянул на сидяще­го рядом Сычева:
   "Нормально все?" - задал вопрос, и сам же на него ответил, -"Вижу нор­мально". Шагнул к задержанному, и тот начал подниматься на ноги, придерживая руками штаны без ремня и пуговиц. Михаил этот факт заметил:
   "Правильно сделал, без ремня не убежишь". Я подошел к ним, протянул Сычеву ремень:"Одевай!" Тот молча начал про­пускать его в петли на брюках, потом застегнул пряжку на животе. Михаил этого момента дождался:
   "Руки давай!" - и ловко застегнул на них наручники. "Вот и все", -подъитожил какие-то свои мысли. Обернулся ко мне: " Машину мы на такы­ре догнали. У нее колесо переднее я в горках прострелил, так что еще добавлять не пришлось. Считай на диске от нас катил, потому и ско­рость не мог развить, мощности движка не хватало". Посмотрел на задерженного: "Давай в машину, на заднее сиденье."
   Гена Сычев молча пошел, куда ему указали. Михаил распахнул перед ним дверцу Уазика, проследил как подо­печный на сидении устраивается, после чего освободил от наручников одну руку и защелкнул свободное кольцо на трубке каркаса правого переднего сидения. Теперь Гена из машины ни вылететь случайно, ни сознательно выскочить возможности не имел.
   Через минуту Михаил завел двигатель Уазика, включил свет, и развер­нувшись на сто восемьдесят градусов, мы покатили к находящемуся где-то впереди ГАЗ-66.
   "Коваленко, подлец, не захотел помочь моему шоферу пробитое колесо заменить. Запаска-то у него была, только сам знаешь, сколько она весит, одному человеку считай не под силу. Пришлось подонка в салоне наручни­ком пристегнуть, а самому шоферу помогать - запаску снимать, подкатить к переднему колесу", - объяснил Михаил причину моего долгого ожидания. Но это уже в прошлом, и я поинтересовался о ближайшем будущем:
   "А как в Мирный поедем? Как задерженных повезем?"
   Михаил усмехнулся: "Да запросто, я уже об этом подумал. Им," - кивнул на си­дящего сзади Сычева, - "возможность сговориться, если еще не успели, давать нельзя. И в нашей машине я одного повезу, а шофер мой в газоне второго. Только ты в салоне будешь за ним присматривать, на всякий случай".
   Я кивнул головой, и промолчал. А через минуту в све­те фар появился ГАЗ-66 и копошащяяся возле переднего колеса Фигура че­ловека. Подъехали, остановились сзади и сбоку ГАЗ-66 так, чтобы фарами машину освещать. Рядовой милиции глянул в нашу сторону и продолжил за­тягивать гайки крепления замененного колеса. Простреленное Михаилом ва­лялось рядом. Я и опер вылезли из кабины, без лишних слов поставили его на попа и подкатили к месту, где на машине крепится запаска; закатили в специальное гнездо и закрепили в нем как положено.
   Через десять минут тронулись домой, впереди Уазик, за ним метрах в двухстах - ближе не получалось из-за поднимаемой им пыли - ГАЗ-66. И я в его салоне, с автоматом в руках, на переднем сидении. Посматривая на Алексея Коваленко, пристегнутого наручниками к такому же сидению через один ряд, ближе к хвосту машины, и на большой набитый "травкой" рюк­зак возле моих ног.
   До Мирного добирались часа четыре, не меньше. Ночь - она везде ночь, и по нашим проселкам как днем не разгонишься. Да и для рядового милиции ГАЗ-66 машина новая, непривычная. И остановки делали несколько раз - Михаил интересовался как у нас дела, все ли в порядке. Заодно и пе­рекуривали в коллективе.
   Потом, уже в Мирном, я протолкался с пол часа, пока определяли в ну­жные места задерженных, ставили ГАЗ-66 на охраняемую, огороженную сто­янку возле здания милиции. И только после этого по приказу Михаила на Уазике меня подбросили до партии. Время пошло на четвертый час ночи, и делиться впечатлениями к Доке я не побежал. Если он и ждал меня долго, то не до этого же часа. Да и будить его не стоило, потому что после моего отчета и последующего обсуждения можно спать не ложиться - утро насту­пит.
   К счастью, жена так привыкла к моим постоянным отлучкам по охотничь­им делам, иногда и с незапланированными ночевками вне дома, что столь позднему моему появлению ничуть не удивилась:
   "Наконец-то явился", - сонно пробормотала, и перевернулась на другой бок, от меня лицом к стенке.
  
  
   Часть 22.
  
   Сплошные неприятности из-за вынужденного молчания.
  
  
   "Где же ты целый день и всю ночь шатался?" - потребовала жена отчета, когда я только-только утром открыл глаза. Непостижимым образом, первый раз в совместной жиз­ни, она ухитрилась проснуться раньше, и сейчас стаскивала с меня одея­ло, производя принудительную побудку. Я глянул на стену - часы показы­вали семь утра. Действительно, что-то совсем разнежился, этак и на работу можно опоздать. Убедившись, что реальность я воспринимаю нормально, как говорят - адекватно, Света на кровать рядом со мной присела.
   "Только не говори, что на охоте или рыбалке был", - продолжила доп­рос, - "снасти и ружья дома оставались, я проверила!"
   Лежа я потянулся, и с улыбкой стал переходить на кровати в сидячее по­ложение. Света внимательно и серьезно просмотрела мои манипуляции, от­вета на претензии не услышала и перешла к прямым обвинениям:
   "Значит, с женщиной развлекался, наверное из Мирного. Своих, партийских вертихвосток, вчера проверила - и все на месте оказались!" - я с кровати встал и натягивал на себя одежду, а Света продолжала изли­вать душу, - "И скажи пожалуйста, что я теперь должна делать? Сразу мужа другого искать, или только любовника?" Последней фразы оставить без ответа я не мог:
   "Светик, не выдумывай ерунды. Делом я занимался, к которому женщин подпускать на пушечный выстрел нельзя!" Шагнул к ней и попытался обнять, чтобы поцелуем искупить какую-никакую, а все же вину: оставил любимую почти на сутки, заранее не предупредив! Да еше на выходной день! Света мои намерения поняла, и провести их в жизнь не позволила:
   "Не надо подлизываться. Лучше подскажи, что делать!" - отмахнулась от меня рукой и добавила совсем несусветное, - "О сыне хотя бы поду­мал!" Как будто я ни о нем, ни о любимой женушке никогда не думаю! При­шлось оправдываться:
   "Света, я в горах был, с Михаилом Новиковым, который мент. Знаешь его конечно. И ездили по делу, очень важному. Какому - сейчас не скажу, слово дал. Но узнаешь сама, может быть даже к вечеру."
   Света тут же на лице сменила обиду на удивление, поднялась с кровати:
   "Что, опять бандюков ловили? Опять вляпался во что-то?" Вспомнила наверное, что в прошлом году вместе с тем же Михаилом зани­мались поисками и задержанием преступников, причем без стрельбы дело не обошлось, и с ужасом вопросила: "Опять стреляли друг в друга?" Ясно, идея поиска нового мужа или любовника для жены стала неактуаль­ной, и я позволил себе заулыбаться:
   "Нет, не было стрельбы! (Подумаешь, разок в воздух пальнул, а Миха­ил колесо в машине прострелил!) Да и не бандюки были, а так, тунеядцы. Но отказать Михаилу я не мог. Проводником был."
   Все еще подозрительно на меня посматривая, но зная отлично, что раз дал слово - лишнего я все равно не расскажу, жена настроилась бежать на ра­боту. Где в камералке сидят подруги, может знают большее, о чем я лично го­ворить не спешил. Пришлось быстро привести себя в порядок, и садиться за кофе - жена на работу прямо таки рвалась.
   А я наоборот - не спешил. Ребята умотали в поле, и одному сидеть в комнате скучновато. Найти занятие я, конечно, могу в любой момент, но сейчас для этого не было должного настроя. Да и Дока в неведении, чем
операция в горах закончилась. Ждет, наверное, меня в каптерке, и матерится - не разбудил его ночью. Так что камералка подождет, и не за­ходя в нее, побежал в гараж.
   Дока, как и ожидал, на месте, в своем закутке. И весь дерганный, ес­ли не сказать что злой.
   "Ну ты даешь! Друг называется!" - встретил меня упреками, - "Я до двух ночи заснуть не мог!"
   "А я почти до четырех!" - дал он мне шанс легко оправдаться, - "куда уж к тебе идти! Этак я бы и сам всю ночь не спал, и тебе не дал покимарить нормально!"
   "Чего поздно вернулись?" - перешел Дока к делу.
   "Так получилось. Коваленко с Сычевым возвращались, когда солнце поч­ти спряталось. Ну и пока то да се, пока домой добрались - время я прошло."
   "Ну и как было? Давай, не томи!" - приятель сгорал от любопытс­тва. И пока его не хватила кондрашка от перевозбуждения, я начал рассказывать о вчерашних событиях. Обо всем, подробно и по порядку. С час проговорили. Все это время глаза у Доки горели, как у ненормального, и только по завершении, когда узнал подробности задержания преступников, он глубоко вздохнул и с сожалением выдал:
   "Вот так всегда. Как намечается дело настоящее, так меня сразу в сторону! Места, видите ли, в машине нет! А их там оказалось больше не­куда! Считай пустым ГАЗ-66 домой ехал!" - я только развел руками, как в немой сцене "не ждали".
   В глазах Доки я реабилитировался, и побежал в камералку на рабочее место. Сел за стол, и никому не мешая, ковырялся с бумажками - ребята были в поле. Пару раз заходила Света, проверяла на месте ли я. Но с распросами не приставала, зная что бесполезно. Заглянул главный геолог Игорь Ге­оргиевич, но не по делу, а поздороваться. То-есть, о вчерашних с моим участием событиях в горах пока в камералке никто не знал. Но слущек дол­жен вот-вот пойти: партийский ГАЗ-66 сейчас в Мирном возле милиции, шофер Коваленко утром на работу не явился. Начальство наше должно как-то на это отреагировать, возможно обратиться в ту же милицию с с запросом - не случилась ли вчера авария на ведомственном асфальте или областном шо­ссе в направлении на Солнечный, и не попала ли в нее наша машина.
   До обеда было тихо, наверное Павел Петрович выжидал: Коваленко мог просто задержаться. Всякое бывает - сломается что - и раньше времени паниковать не стоит. Так что на обед разошлись спокойно.
   После перерыва я снова засел за бумажками. А через полчаса Игорь Геор­гиевич заглянул ко мне сегодня уже второй раз, теперь с хитрой улыбкой на лице:
   "Расскажи, чем занимался вчера!" - начал с безобидной привычной фра­зы, с какой в понедельник мы всегда начинаем делиться похождениями в выхо­дные дни. Но сейчас главного геолога интересовало другое, - "Я от Павла Петровича. Он сердит, как никогда, и говорит о каких-то от тебя неприятностях. Что натворил-то?"
   Понятно, Павлу Петровичу из милиции сообщили, что партийская машина сто­ит у них, а ее шофер Коваленко задержан с "травкой", целый мешок которой я пинал ночью ногами. Ну а если Павла Петровича поставили в известность, то и мне не грех Игоря Георгиевича кое во что посвятить. Я это и сделал: "Начальника не я разозлил, а шофер Коваленко. Ну тот, что весной возил нас на карьер с красивыми камушками". Игорь Георгиевич кивнул головой - помнит. "Так вот, этот Коваленко взял в партии машину на два дня, и вчера возвращался. Только вез с собой рюкзак конопли или еще какой гадо­сти. "Травки" в общем. С ней и попался".
   "Не может быть!" - удивился главный геолог, и вопрос свой повторил:
   "А ты-то причем здесь?"
   "А я в милиции проводник штатный!"- объяснил свое участие в деле, - "Вот и попросили дорогу показать, где он "травку" мог везти!"
   Игорь Георгиевич покрутил головой, наверное сопереживая с Павлом Петро­вичем, которого Коваленко подставил, внимательно на меня посмотрел и по­нял, что большего не скажу. Потому не скажу, что не могу, не имею права. Это он принял как должное, и показал, что меня понимает:
   "Ладно, когда все утрясется - расскажешь поподробней". Я и не отказывался: конечно расскажу, только в свое время - когда от милиции народ узнает, что Коваленко задержан, и не один, а с Геной Сычевым.
   Главный геолог ушел, оставив меня один на один с бумажками. Я отложил самые интересные к себе поближе, надеясь просмотреть их до появления ребят - они должны были вот-вот вернуться с поля. Но сосредоточиться,
спокойно и без помех подумать не получилось. В комнату потянулись по очереди кому не лень и кому делать в ней было нечего. А так как день полевой и практически все мужики бегали сейчас в горах и горках, то визитерами оказывались одни женщины. Заходили все почему-то с улыбками, здоро-
вались, некоторые уже по второму разу, и загадочно на меня посматривали. Убедившись, что я жив, здоров и при деле, задавали парочку нейтральных вопросов (где ребята, как дела)- и потихоньку исчезали. Поначалу я не понял, к чему эти отвлекающие от дела визиты, пока вместе с подругой Наташей не объявилась моя жена. Наташа, посматривая на меня
с любопытством, шмыгнула к одному из столов и устроилась на Пашином месте. Света на правах жены фамильярно ко мне подошла, остановилась за спиной и для подруги представила:
   "Познакомься, Наташа, с моим Чингакчуком!"- потрепала рукой мне волосы, - "Жить не может без приключений! Скоро мы в Мирный переберемся, он же теперь в милиции свой человек, наверное уже и в штат ввели!"
   Я поднял голову, посмотрел женушке в глаза:
   "С чего бы мне в должности понижаться? В партии я старший геолог, звание имею - капитан запаса. А в милиции самое большое - сержантом бу­ду на побегушках!"
   "Да уж, из геологии вас не выгонишь!" - улыбнулась мне Наташа.
   "А ему одной геологии мало," - продолжила Света, - "ему дай или с бандитом каким пострелять друг в друга как в прошлом году, или наркома­нов половить, как вчера!"
   Вот теперь женские визиты стали для меня понятными. Раз я "наркоманов ловил" - значит слух с задержании Коваленко с "травкой" пошел в массы, а мое участие в том деле стало известно общественности. Теперь я мог не играть рсль "Сергея Тюленина в лапах гитлеровского гестапо" и кое в чем признаться:
   "Никого я не ловил. Привез мента-приятеля в нужное место, и все".
   "Скромничаете, Юрий Васильевич", - не поверила Наташа, - "быть не мо­жет, что бы вы просто присутствовали, сложа руки сидели".
   Света ее тут же поправила:
   "Не скромничает, а врет нагло. Вот увидишь, дня через два окажется, что там или подстрелили кого, или вообще убили!"
   Мне осталось только пожать плечами, показать присутствующим дамам, что верить мне или не верить - дело личное для каждой. Оправдываться и убе­ждать их в чем бы то ни было сейчас я просто не имел нрава. Знают под­руги о задержании Коваленко с "травкой" - и на здоровье, похоже об этом в партии знают уже все. Меня сейчас волновало другое: удалось ли оперу Михаилу выйти через Коваленко или Сычева на их третьего подель­ника, существование которого только предполагается. А если удалось - нашлись ли в его убежище в Мирном красивые пуговицы от модной рубашки, связывающие и "травку", и недавние убийства в партии в единую цепь за­ранее спланированных преступлений.
   Подружки ушли, ничего нового от меня не выпытав. А совсем скоро в комнату ввалились Владимир и Паша, с рюкзаками, сумками, молотками и фотопланами. С шумом начали устраиваться на своих местах, от прибамбасов полевых разоблачаться. Как человек заинтересованный, коллегам я не мог не задать обычный в подобных случаях вопрос:
   "Как дела? Новенького ничего не появилось?"
   Паша привычно промолчал, а Владимир зыркнул на меня как Отелло на Дез­демону, когда интересовался, молилась ли сна на ночь, и конечно соответственно настроению ответил:
   "Новенькое он спрашивает!" - это про меня, - "Сам-то не хочешь расс­казать, чем вчера занимался? Друг называется! Всегда о твоих похождени­ях узнаем от кого попало!"
   "А когда рассказать мог?" - придумал оправдание, - "Вас только сейчас и увидел!"
   Ясно, ребята мои и о Коваленко, и о "травке" уже знают. Только от кого, ежели они с утра в поле, и рассказать им об этом было просто некому?
   "Захотел - мог бы и рассказать!" - явно Владимир мне не верил, -"Еще когда машину Коваленко просил в поле встретить! Забыл, что ли? Я-то помню, и знаю прекрасно, что уже тогда ты все знал! А от друзей скры­вал!" - это Владимир напомнил, что я просил его посмотреть в поле машину и с кем она будет возвращаться с карьера, где канавщик Спиридонов незаконно ковырял красивые камушки. Хорошо, что напомнил, отговориться теперь я мог запросто:
   "Тогда Коваленко всего-навсего на карьер мотался, считай никакого криминала," - начал я врать, потому что криминал был ого-го какой: по­хищенную взрывчатку там использовали, не говоря о незаконной добыче, - "А вчера его с "травкой" прихватили, и я всего-то ментам дорогу пока­зывал, где должны были товар везти!"
   "И что? Как дело было?" - Владимир сменил гнев на лице привычной заинтересованностью.
   "Да никак! Менты машину остановили, "травку" нашли, и назад в Мирный покатили."
   "И все, что ли?" - не поверил Владимир. Я начал пожимать плечами, на лице изобразил некое недоумение от вопро­са, и собрался ответить, что вроде как и все. Говорить о большем сейчас не время. Но отвечать не пришлось: Паша, до сих пор мол­ча наблюдавший за перепалкой, теперь очень к месту свое мнение для Владимира высказал:
   "Да отстань ты от него!" - от меня то-есть, - "Видишь темнит? И ничего не скажет лишнего, должен ты это понимать!" Я с облегчением вздохнул, на что Владимир с обидой заметил:
   "Мы о его приключениях всегда от других слышим! Уже и привыкнуть успели, и даже не обижаемся!" - мне осталось друзьям только улыбнуться.
   У ребят рабочий день закончился, и они разошлись по домам. И сразу же в комнату ввалился Леня, подкативший к камералке на любимом им буростолбоставе. Бросил сумку, молоток, рюкзак и смылся. Даже ничем не поинте­ресовался - так последнее время Ларисочка все его мысли и наверное свободнее время занимала. Я даже обрадовался, что не пришлось о прохи­ндее Коваленко с его "травкой" с Леней разговаривать.
   А еще через пятнадцать минут появился Дока. Внимательно комнату ос­мотрел, заглянул под столы и в шкаф - вроде надеялся там кого-то найти - и только после проверки счел возможным заговорить:
   "Слушай Юра, может в Мирный пора позвонить? Узнать, как там дела, может Коваленко или Сычев уже сдали ну того, третьего - информатора из Мирного?"
   "Сегодня не собираюсь, мешать ментам не хочу", - охладил его пыл, - "Позвоню не раньше завтрешнего вечера".
   ""Как знаешь", - с сожалением вздохнул Дока, - "Целый день только и думаю о том - третьем".
   "И я тоже", - поддержал словом приятеля, и начал бумажки раскладывать по местам: рабочий день, слава богу, заканчивался.
   Утром на работу побежал пораньше, чтобы вместе с ребятами умотать в поле. Насидеться в камералке хватило вчерашнего дня, когда слухи о задержании партийской машины с "травкой" только начали распро­страняться, и ко мне тут же народ повалил как на экскурсию, непонятно на что надеясь. Знали же все, что лишнего никогда никому не скажу. Такой вот необщительный, даже с женой.
   Сегодня, как я полагал, из милиции просочатся подробности вчерашнего задержания, может быть к фамилии шофера Коваленко прибавится еще одна - Сычева Геннадия. То-есть, народу будет о чем посудачить. А если и третий фигурант появится, не знаю как для милиции, а для меня пока визуально не представляемый, можно собираться в коллективах и организованно клеймить распространителей наркотиков точно, и их ж как убийц - весьма вероятно. И конечно, пообщаться лично со мной, как с непосредственным участником поимки преступников, желающих будет предостаточно. По всему выходило, что сегодня мне лучше побегать в горках, желательно в одиночестве. Чтобы и мои ребята не приставали с ненужными распросами.
   Оказалось, почти все я расчитал правильно. Но с некоторой задержкой предполагаемых событий. Не успели отъехать от камералки и километр, как наш шофер, интеллигент Константин, глянул на меня раз, потом вто­рой; улыбнулся и уставившись на дорогу, выдал очень приятную информацию:
   "У нас в городке страсти разгораются. Мало того, что в воскресенье партийсксго шофера прихватили с "травкой" - сам знаешь кого, так еще и не одного", - он мельком глянул в мою сторону оценить, как отреагирую на сообщение - мне показалось, знал он, что я в "прихвате" участвовал. Наверное заметил, что слушаю его внимательно, и можно разго­вор продолжить:
   "А вчера менты еще одного задержали, из наших, Мирненских".
   Вот это уже интересно! И если Константин не врет, то вышел мой приятель опер Михаил на предполагаемого подельника двух задерженных в машине с "травкой" - можно сказать, наркокурьеров. А раз вышел так быстро, то-есть на следующий день, - с большой долей вероятности можно предположить, что его либо Коваленко, либо Сычев сдали с потрохами. И не из-за причастности к распространению "травки" среди
Мирненских любителей - это уже доказанной вины Коваленко и Сычева ни уменьшало, ни усугубляло, а в преступной среде не принято кого-то сдавать за просто так. Здесь может быть другое: Коваленко и Сычев сдали третьего, потому что хоть и были соучастниками недавних убийств в партии,
но как минимум одно из них было этим третьим, Мирненским, и совершено. А лишний труп никто взять на себя не решился.
   Именно сейчас, в данный момент, я понял, что моя "фантастическая версия" убийств оказалась реальной на все сто процентов!
   Информация Константина воодушевила, и я попытался выяснить изве­стные ему подробности:
   "А за что Мирненского задержали?"
   "Да наверное за ту же "травку", - предположил Константин, и мне стало ясно, что о связи задерженных с недавними убийствами в партии пока никто, кроме работников милиции, не знает. Ну кроме еще меня и Доки.
А Константин сообщил совсем для меня неожиданное:
   "Ты же его знаешь - у меня интересовался, может ли он "травкой" заниматься. Помнишь, на пляже расспрашивал о барыге-тунеядце? Ну в день Нептуна? Вот его и задержали!"
   Вот когда я загордился! Надо же, как все правильно предполагал, даже то, что барыга-тунеядец, в тот момент мне неизвестный, к делу об убийс­твах в партии может быть причастен. И не ошибся же!
   "Помню, конечно, этого типа!" - ответил Константину с нескрываемым удовольствием. А он меня порадовал еще раз:
   "Шмон у него на квартире был капитальный. Наверное "травку" или еще какие наркотики прятал!"
   Может и прятал. Но мне кажется, что искали там красивые пуговицы от модней рубашки, которые могли стать связующим Фактом причастности всех троих задерженных к недавним убийствам.
   День тянулся как никогда медленно. Я бегал по горкам, что-то высмат­ривал, что-то прослеживал, что-то зарисовывал на планшете. Делал все ав­томатически, во многом полагаясь на опыт и интуицию,которую можно считать незримой производной мышления. Или осмысливания? И хотя голова работала непрерывно, в большей части мысли отношение имели к делам весьма от меня отдаленным: где и как опер Михаил разбирается с тремя задержанными, как раскла­дывает по полочкам выявляемые детали нескольких преступлений, как там у него получается, все ли сходится, сознались ли подозреваемые каждый в своих грехах.
   Еле дождался конца работы. А в партии возле камералки машину встретил Дока, и по привычке потянул меня в сторону, подальше от лишних глаз. На что Владимир не замедлил отреагировать:
   "Шефа нашего не вздумай увести, нам еще поговорить по делу нужно!"
   "Я на минуту!" - оправдался Дока громко, и уже тихонько попытался меня спровоцировать на преждевременный шаг:
   "Слышал, что в Мирном третьего гада арестовали? Михаилу теперь можно и позвонить, что бы нас в курс дела ввел! Как-никак, а все ж мы ему здорово помогли!"
   "Про третьего задерженного уже знаю. Михаилу позвоню в пять часов. Если есть желание - приходи к камералке. А сейчас извини, ребята вон ждут!"
   Дока на ребят глянул, как на заклятых врагов, но ответил мне сдерженно:
   "Вижу, что ждут. А к пяти я подскочу", - и мы разошлись: Дока в гараж, я в камералку.
   В комнате ребята успели устроиться за столами. Мое же законное место занимала Света, рядом с ней прислонилась спиной к полкам с бумагами ее подруга Наташа. Я шагнул к столу положить на него планшет и сумку, и одновременно убедился, что все присутствующие на меня внимательно
и серьезно смотрят. Сейчас начнут пытать - решил для себя, и начал прикидывать, что же я могу рассказать безобидное, не помешающее оперу Михаилу в его расследовании. Но время на размышление никто давать мне не собирался:
   "Пора колоться, пинкертон наш молчаливый!" - сделал Владимир первый ход, - "Кто-кто, а уж ты-то все знаешь, до мелочей. Давай, делись!"
   "Только врать не начинай!" - продолжила Владимира Света, - "Мы в гараж ходили, куда машину из милиции пригнали. И колесо простреленное показали. А ты говорил", - передразнила меня голосом и гримасой на лице, -"без стрельбы обошлось! Наврал, как всегда!"
   Вот так-то! И молчун, и врун я в одном лице! И чтобы не прилепили еще какую нелестную характеристику, решил присутствующим подействовать на совесть:
   "Ребята и девчата!" - улыбнулся всем сразу, - "Можете меня колесовать, четвертовать, подвешивать и поджаривать, но я вам ничего нового, что вы еше не знаете, сейчас не скажу. Не потому, что не знаю, а потому, что не уверен что можно сказать, а что - не имею права. И лучше ко мне не приста­вайте. Время придет -- всех соберу и всем до мелочей поделюсь."
   "Вот так всегда", - вздохнула Света и грустно посмотрела на ребят, в надежде на поддержку. Владимир махнул рукой, осуждая только что от меня услышенное, и отвернулся в сторону. Паша выдавил здравую мысль:
   "0т него ничего другого и ожидать не стоило", - опустил голову, начал что-то на сто­ле перебирать. И только Наташа меня в некотором роде поддержала:
   "На вас, Юрий Васильевич, даже в делах любовных можно положиться. Лиш­него никогда и никому не скажете!" - но и на ее лице я никакой радости не заметил.
   Женщины с демонстративно постными физиономиями комнату покинули, вскоре за ними по домам потянулись мужики, тоже с хмурыми лицами.
   А в пять часов я снова был возле камералки, из которой народ начал разбегаться по домам - конец рабочего дня. Дока меня уже ждал, в стороне от крыльца, и я махнул ему рукой -показал, что к телефону пойдем в гараж, где сейчас поменьше народа. Он меня дождался, и молча пошагал рядом и даже в ногу,как в армейском строю. Зашли в диспетчерскую. Лишних никого нет - только женщина, выписывающая шоферам путевки, заполняющая ведомости заправки, ну и тому подобное. Она нам не помеха, и набираю номер дежурного по милиции. Прошу позвать к телефону капитана Новикова. Минуты две пришлось подождать - я стоял, готовый к разговору, а Дока толкался рядом и нервно похрустывал костяшками пальцев на руках.
   "Слушаю", - узнал голос Михаила, и мигом ответил, - "Это я, Юра. Как у тебя дела?"
   "Нормально," - не задержался опер, и тяжело вздохнул, -"сил больше нет, столько пришлось вкалывать!" - он на секунду сделал паузу, но я вклиниться не успел - снова услышал его голос, - "Вот что, сейчас я дела заканчиваю, и прямо отсюда в пивнушку побе­гу, стресс снять. Ты туда подскакивай, часикам к шести, с баночкой. Можешь и помощника своего прихватить. Евдоким кажется?"
   "Подъеду", - не мог же я отказаться, но один вопрос не мог и не задать, - "А как с третьим, из Мирного?"
   "В лучшем виде", - Михаил усмехнулся, даже по телефону я услышал, - "те­перь не отвертится!" И разговор решил закончить: "Все, остальное при встрече!"
   Я ложил трубку на аппарат, а Дока смотрел на меня "во все глаза", дергал ногой как паралитик и повторял как заводной:
   "Ну что? Ну что?"
   "Не дергайся", - предложил ему успокоиться, потому что присутствующяя женщина начала с удивлением посматривать на его дрыгающую ногу. И пошел на выход - не пере­сказывать же при посторонней разговор с опером по телефону. Дока рванул за мной, и уже на улице я его успокоил:
   ""ихаил сказал, что все в порядке. Третьего, который из Мирного, задержали и отвертеться у него шансов нет. Вот так. А через пол часика нам с тобой встреча назначена, возле пивнушки. Я побежал переодеваться, и тебя жду, с мотоциклом. Жена на меня зуб нарисовала, и в Мирный нас на машине не повезет, а мне ее не даст. Да и после пива я сам за руль не сяду".
   "На моем мотике сгоняем!" - моментально согласился Дока, - "И банка под пиво в нем лежит!" - это уж как во всех местных машинах и мотоциклах, и говорить не надо.
   Заскочив домой, я начал переодеваться - не поедешь же в городок в спо­ртивном трико. Света тут как тут:
   "Надеюсь, сегодня вернешься? Или опять на сутки исчезнешь?" - сказала все неласково, без должного уважения. Помнит мое выступление в камералке, показывает, что обижена и забывать об этом не намерена. Меня такое ее состояние всегда удручает. Хочется жену расшевелить, растормошить, заставить улыбаться. В общем, заслужить прощение. И такая возможность сейчас есть:
   "Светочка", - сотворил на лице улыбочку, - "я с Докой в Мирный еду, к Михаилу, на рандеву. Он нас пригласил и расскажет, что собрал по нашему шоферу, которого поймали с "травко, и еще по двоим, которых по этому же делу задержали".
   Света навострила ушки и на меня посмотрела уже не столь сурово. А я ее заинт­риговал окончательно:
   "Вернусь, и все тебе выложу, как на духу. Честное слово!" - Света мое "честное слово" знала, и враз повеселела - улыбаться не стала, но глазки заблестели.
   "Смотри, ловлю на слове", - все же предупредила, но голосом почти ласковым.
   Здесь к дому раньше времени подкатил Дока, и подъехать к Мирненскому пи­вбару получилось за пятнадцать минут до назначенной Михаилом встречи.
   Как всегда после пяти часов, то-есть по окончанию рабочего дня, пивбар полон страждущими, а перед прилавком продавщицы выстроилась очередь человек в пятнадцать. Дока с трех литровой банкой встал в ее конец, а я с тоской крутился рядом, потому что очередь двигалась еле-еле - у всех в руках приличные емкости, часто не одна, а две-три штуки. И стоять Доке придется не менее получаса. И эти полчаса я должен смотреть, как более счастливые, уже отоваренные, пивом наслаждаются!
   Через десять минут ко мне сзади подкрался Михаил. Тронул за плечо, молча пожали друг другу руки. Он с улыбкой кивнул на очередь:
   "Стоим?"
   "Стоим", - согласился я со вздохом, наблюдая как опер машет ру­кой, предлагая Доке из очереди выбраться и подойти к нам. Тот не заме­длил указание исполнить. Михаил и ему пожал руку, забрал банку и заговорчески подмигнул:
   "Ждите. Я сейчас", - и улизнул в неприметную в баре дверь. Через пять минут появился, уже с банкой пива.
   "Милиции почет и уважение", - поднял посудину и нам ее продемонстрировавл. После чего предложил, - "Отойдем в сторонку, вон к тем камушкам".
   Камушки оказались бетонными отливками, какие укладывают по границе тро­туаров и проезжей части улиц. Они не единожды сложены-переложены, так что есть место и присесть, и пиво не на землю ставить. Я и Михаил к ним пошагали, а Дока крикнул - "Я сейчас" - и побежал к своему мотоциклу.
   Через пару минут с комфортом устроились на камушках. Дока от мотоци­кла подошел с сумкой, доставал из нее пакеты с едой, стаканы, и в за­вершении - бутылку водки. Михаил посмотрел на это богатство, включаю­щее банку с пивом, и не смог промолчать:
   "Хорошо подготовились! Надеетесь меня споить, и выпытать что надо и не надо!" И чтобы я и Дока не возмутились таким предположением, с улы­бкой продолжил: "Хотя что это я - скрывать уже нечего, подонки во всем сознались!"
   Дока ловко открыл бутылку, набулькал в стаканы по норме. Стаканы разобрали. Михаил посмотрел свой на прозрачность, по очереди глянул на меня и Доку, и предложил тост:
   "За плодотворное сотрудничество!" - очень нас обрадовал, умник такой! А дальше пошли разговоры. Долгие и интересные. Конечно с переодическим потреблением напитков. Приводить их в точности нет необходимости, да и сложно, и не всегда сразу нужное поймешь. Я внимательно выслушивал, что-то пытался уточнить, что-то добавлял сам. И в то же время услышенное трансформировал в голове в приемлемую для пересказа форму, без неясностей и неточностей - помнил, что Света меня ждет с нетерпением, да и с ребятами придется поделиться. Вот в этой новой, легкой для воспри­ятия форме, я сейчас и попытаюсь все сказанное Михаилом изложить. Не знаю, как это получилось, судите сами.
  
  
   Часть 23.
  
  
   Понедельник у Михаила получился трудным. И поначалу пошел не так, как оперу хотелось - не проявили задерженные желания содействовать следствию. Коваленко это продемонстрировал первым: от "травки" в маши­не открещивался - знать о ней ничего не знаю, потому что не его рюкзак, а пассажира, сам попутчик - человек случайный, попросил подвести до Мирного, и что там у него с собой было, Коваленко не демонстрировал. Да, в поселок, возле которого растет "травка", он приезжал, но порыба­чить. И как опер знает, пойманную рыбу вез домой. Почему возвращались не по асфальту - а хотел как ближе, напрямую. А что по проселку - так ему не привыкать, каждый день по ним возит работяг в поле. Зачем же тогда убегал от милиции, да еще с простреленным в машине колесом - от­ветил точно с издевкой: он, видите ли, не понял, кто его пытался оста­новить; и испугался, когда стрелять начали. Как будто люди не в милице­йской форме это делали!
   Михаил на время разговор прервал, заставил Коваленко под протоколом расписаться, и отправил в камеру с советом хорошенько подумать.
   Взялся за Сычева, и сразу понял, что подельники заранее договорились, как вести себя в случае задержания. От "травки" тот не открестился - да, его товар, а в машине оказался случайно - увидел ее в поселке и напро­сился к шоферу в попутчики. То-есть, с Коваленко он раньше не встреча­лся и знакомыми они не были. И о "травке" шофер конечно ничего не знал.
   Пришлось напомнить о железнодорожном разъезде, где Сычева прекрасно помнят, потому как переодически там останавливается и часто угощает ме­стных мужиком пивом под сушеную рыбку. Отпираться было неразумно, и Сы­чев согласился: да, несколько раз на разъезде останавливался. Но с Ко­валенко все равно знаком не был.
   Михаил напомнил о некоторых событиях прошедшей пятницы: как "незнакомый" подъехал к железнодорожному переезду, как возле него остановился и ожидал гражданина Сычева, бегущего к его машине; как гражданин в машину заскочил, и только после этого она покатила дальше. То--есть получается, что гражданин Сычев и гражданин Коваленко отлично знают друг друга, но пред­почитают этот факт от представителя милиции скрыть. Сычев недолго поде­ргался, выдумывая нереальные объяснения в попытке повесить оперу "лапшу на уши". Но Михаил нажал, и пришлось согласиться: да, с Коваленко он зна­ком; да, о поездке была договоренность, да, о "травке" шофер был в кур­се. Михаил все зафиксировал на бумаге, подпись Сычева получил. После чего тот отправился на короткий отдых в камеру.
   Снова взялся за шофера: ознакомил с последними показаниями его при­ятеля по поводу их давнего знакомства и общей причастностью к бизнесу с "травкой". Вначале в ответ услышал бурные протесты. Но что толку? Факты - вот они, а заодно опер напомнил и о еще одной поездке, ранней весной. После которой та же "травка" неожиданно появилась в Мирном. Пока не яс­но, был ли у Коваленко попутчик уже из Мирного, но назад он возвращался с "травкой" и Сычевым точно. Если не согласен - можно свозить его в посе­лок, возле которого отрава произрастает. Машин местных там раз-два и обчелся, а уж шикарный ГАЗ-66 и его шофера не заметить кому-либо из мест­ных жителей просто нереально. Только в таком случае придется говорить о попытке запутать следствие, что подследственному на пользу не пойдет.
   Коваленко особой смелостью не отличался - Михаил это давно понял. И дожать его оказалось намного легче, чем подельника. Согласился: да, с Сычевым знаком давно, за "травкой" они сделали две поездки. Михаил все записал, заставил Коваленко расписаться.
   На этом первый этап дознания - касающийся двоих задерженных с наркоти­ком - опер посчитал выполненным. Теперь можно начинать этап следующий - выход на пока неизвестного третьего, того, кто дал Сычеву фамилии и адреса Мирненских наркоманов.
   Коваленко об этом третьем ничего не знал, вернее убедительно делал вид, что не знает. И ни в какую. Пришлось несговорчивого отправить в ка­меру в очередной раз, а на его место пригласить Сычева.
   То же самое - ни о каком третьем знать не знает и ведать не ведает. Как и о том, откуда появились адреса и фамилии местных наркоманов на фотографии красотки из журнала, что висела на стене его убежища на железнодорожном разъезде. От журналов и фотографий из них не отказался - он привез, он и на стенку прикнопил. А нашел в Мирном возле пивбара - оставил кто-то, наверное случайно, по забывчивости. Пришлось и Сычева еще раз отправить в камеру подумать. Самому же не мешало перекусить, и пока восстанавли­вал силы, по его просьбе фотограф, предупрежденный еще утром, сделал полароидом по одной фотографии каждого из задерженных.
   После обеда, с этими Фотографиями, на милицейском Уазике Михаил начал объезжать места работы лиц, фамилии которых были на странице из журнала, конфискованного опером на железнодорожном разъезде. Половина непонятно где болталась и найдена не была, но с пятью поговорить удалось. Вопросы задавал стандартные: на фотках Сычева и Коваленко предлагал показать, кто из них продавал "травку" ранней весной. В случае отказа от исполнения гражданского долга, обещал немедленно устроить в квартирах досмотр, и если ненароком что-то там найдется - мало не покажется. И тут
же разъяснил: знает, что "травку" они получали от одного из двоих на фотках, и им нужно показать от кого конкретно, что бы с другого, не­виновного, все обвинения снять.
   Три человека отнекались - наверное по месту жительства в данный мо­мент ничего предосудительного вроде "травки" не имелось. У двоих что-то наверное было, и никакого досмотра жилищ они в данный момент не хо­тели. Поэтому вспомнили, что "травку" весной им продал тот, кто на фотке Геннадий Сычев.
   Следующий вопрос Михаила был понятным: как это Сычев вышел на поку­пателей, если в Мирном не жил, а их самих раньше никогда не видел? Любители "покурить" пожали плечами - этого они не знают, но Сычев сам к ним подошел вечером на танцплощадке, и предложил товар.
   Теперь Михаил поверил окончательно, что некто третий, предполагаемый информатор из Мирного, существует реально. Он и показывал Сычеву, к ко­му тот должен подойти с предложением "травки". Поэтому вопрос следующий напрашивался сам собой: а с кем Сычев был на танцплощадке, кто рядом или вокруг него крутился?
   Вспомнить такое было сложновато, на танцах смотрят в основном на де­вушек, а не каких-то мужиков. Но два-три раза Сычев с парнями разго­варивал - это они заметили. Назвали две фамилии своих сверстников, и одну кликуху - "мешок", принадлежащую известному в милиции тунеядцу, с наклонностями можно сказать полукриминальными, или близкими к кримина­льным.
   Сверстники Михаила не заинтересовали - оказались такими же любителя­ми "травки", как в данный момент опрашиваемые. И даже из того же спис­ка, на фотке красавицы из журнала. "Мешок" - дело другое. К нему Михаил подбирался давно, приглядывался и полагал, что ко многим криминальным со­бытиям в Мирном имеет отношение. В том числе и к появлению в городке "травки", но до сегодняшнего дня фактов по криминальным деяниям на "мешка" - он же Семен Михайлович Левицкий - не имелось.Сейчас появилась маленькая зацепка, фактик косвенный - реальная беседа "мешка" с Геннадием Сыче­вым .
   Михаил тут же вернулся в милицию, и после обсуждения вопроса с майо­ром Симоновым, было решено место проживания гражданина Левицкого, двад­цати шести лет, и его матери, посетить. С понятыми, чтобы провести не обыск, а только досмотр, при их участии. Что немедленно было сделано.
   Сам Левицкий в квартире не нашелся, а его мать, зная о характере за­нятий сына, появлению милиции не очень удивилась. И спокойно подпусти­ла гостей к ножной швейной машинке немецкого производства, а после прось­бы Михаила,из чрева машинки достала пакет со всякими-разными пуговица­ми, которых оказалось штук двести, если не больше.
   Михаил попросил газету, расстелил ее на полу, уже на нее содержимое пакета высыпал. И на глазах понятых, крайне удивленной его действиями матери Семена Левицкого, с торжественной улыбкой выбрал из кучи шесть красивых пуговиц, на двух из которых болтались кусочки изделия, к кото­рому они были когда-то пришиты.
   Дальше события развивались по двум направлениям. Майор Симонов с по­нятыми остался в квартире для составления соответствующего протокола, а Михаил на Уазике рванул к пивбару, где, как он предполагал, Семен Левиц­кий, он же "мешок", услаждался пивом. Через пять минут тот был достав­лен в милицию и помещен в надлежащее место.
   На этом второй этап дознания Михаил посчитал удачно законченным - все три фигуранта по делу о незаконном хранении, перемещении и тор­говле "травкой" находились в достойном их деятельности месте - под зам­ком. Теперь можно приступить к главному: кто и почему организовал в пар­тии убийство вначале горного мастера Славы, позже - буровика Мацурина; кто совершил эти убийства, и кто в них участвовал как сообщник. Но это уже завтра - что-то сделать сегодня сил у Михаила не оставалась. Да и время пошло на девятый час вечера.
   Следующий день Михаил начал беседой с Семеном Михайловичем Левицким. Опер не сомневался, что слух о задержании его подельников и машины с "травкой" до Левицкого дошел еще вчера - почти день партийский ГАЗ-66, хорошо тому известный, и который он возможно должен был встретить, стоял под охраной возле милиции у всех на виду. Наверное, какую-то ли­нию поведения за ночь "мешок" для себя определил, исходя из предположе­ния, что если менты и догадываются о его связи с задерженными и их товаром, то ничего конкретного на него нет точно. И не сомневался, что разговор пойдет на ожидаемую тему.
   Михаил же начал с другого. Заранее разложил на столе вещдоки - кусок рубашки, обнаруженный в комнате погибшего буровика, рядом в кучке сре­занные с этой же рубашки пуговицы, изъятые в квартире Левицкого. И объ­яснил подопечному, что зря он надеется на ерундовое дело с какой-то "травкой",на это хватит двух его подельников, нужные признательные показа­ния уже давших. На Левицком висит другое: убийство в партии гражданина Мацурина.
   Что-что, а такое услышать "мешок" не расчитывал и отреагировал ожи­даемо: вначале онемел, побледнел, потом задергался. И не сразу смог от­ветить, что ни о каком убийстве не знает, а в партии сроду не был, по­тому что дел там никаких.
   Пришлось объяснить, откуда кусок рубашки, что лежит на столе, и отку­да пуговицы, с этой рубашки срезанные. А потом продемонстрировать две дырочки на куске ткани, и две пуговицы с кусочками ткани из этих дыро­чек.
   Вот теперь Левицкий понял: попался! Причем попался капитально и отк­реститься от вещдоков, что лежат перед ним на столе, невозможно. И впал, как говорят в подобных случаях, в состояние прострации. В котором был на время отправлен в камеру, отдохнуть и придти в себя.
   К этому времени начальник милиции созвонился с районной прокуратурой и доложил о задержании двух наркокурьеров с товаром и одного их сообщ­ника; об изъятии на квартире последнего вещдоков, подтверждающих прича­стность этих же лиц к недавним убийствам в партии. И получил разрешение на обыски в их квартирах.
   В данный момент майор Симонов с одним из подчиненных, при понятых, разбирался в квартире Левицкого. Очень быстро нашел журналы из той же серии, что в комнате Сычева на железнодорожном разъезде; что-то вроде черновых записей с фамилиями - он это сразу понял - местных наркоманов; и совсем неожиданно - несколько одноразовых шприцев и пакетик белого порошка. Уже к обеду стало ясно, что порошек героин, а шприцы - один к одному с теми, что в день смерти буровика Мацурина были найдены в его комнате.
   В следующей беседе с гражданином Левицким Михаил к предъявленным ранее вещдскам добавил только что изъятые в его же квартире журналы оп­ределенного направления, шприцы и пакетик белого порошка. Но и "мешок" успел подумать и к разговору подготовиться, догадавшись об обязательном обыске в его жилище. Поэтому появлению порошка и шприцев не удивился, и даже использовал этот факт в свое оправдание. Признался, что снабжал знакомого наркомана в партии "травкой" и героином и согласен ответить по закону. И кусок рубашки к нему принес, потому что не было у того чем пол при случае протереть. То-есть, согласился, что Мацурина знал и ино­гда в партии навещал. Но к смерти отношения не имеет - человек сам себя убил, по неосторожности. Вот так.
   Михаил подобных откровений ожидал. Действительно, на первый взгляд в смерти Мацурина все говорило о несчастном случае - человек задохнулся от своего же "косячка", когда отключился на кровати в состоянии наркоти­ческого отравления. Только, как Михаил разъяснил допрашиваемому, отрав­ление явилось следствием инъекции героина. А героином Мацурина снабдил Левицкий, и принес его вместе со злополучной тряпкой, которую использо­вать по назначению не пришлось - чистой была тряпочка, когда в руки опера попала, прямо как из стиральной машины! И что же выходит? А помог Левицкий законченному наркоману вколоть явно излишне большую дозу, и ко­гда тот отключился - прикурил за него один из "косячков", принесенных с собой. Осталось положить его на матрас, что бы тот загорелся. Ну а три "косячка" бросил на пол рядом, для имитации чрезмерного увлечения "тра­вкой". Тряпку же определил в коридор - сгореть случайно она не должна была ни в коем разе. Вот и получается, что смерть-то не несчастный слу­чай, а продуманное убийство с определенной целью. Какой? Сейчас дойдем и до этого.
   Для начала Михаил напомнил еще об одном убийстве в партии - горного мастера. И растолковал подробности: тогда орудие убийства было заверну­то в кусок материи от той же рубашки, часть которой, как Левицкий толь­ко что сказал, он принес в комнату погибшего буровика. То-есть, и к уби­йству горного мастера Левицкий отношение имеет, через эту рубашку. Если не сам исполнитель. Но - расщедрился опер - в этом убийстве "мешок" ско­рее всего сообщник, лишал жизни кто-то другой. И кандидат на этого дру­гого у Михаила есть. Вот только Фактов на него не хватает. А на Левицко­го - сколько угодно. Рубашка-то фигурирует в двух преступлениях со сме­ртельным исходом, и она - Левицкого. Стало быть, для следствия он и есть двойной убийца.
   Вот этого "мешок" брать на себя не собирался. Но понял, что промол­чит - получится, как опер пообещал. Повесят на него убийство горного мастера, и мотив найдут подходящий - чего между мужиками не бывает; и смерть Мацурина, только не как несчастный случай, а спланированный, отвлекающий от первого преступления шаг с целью запутать следствие, напра­вить его в нужное преступникам направление.
   Левицкий тут же сдал Сычева: это он убил горного мастера. Признание в грехе облегчает душу, даже если и грех-то не твой; делает человека более мягким, спокойным, и часто более сговорчивым. В этом Ми­хаил убедился еще раз - Левицкий спокойней отвечал на вытекающие из при­знания вопросы, даже не очень для него приятные. Первый был именно та­ким: если Сычев убил горного мастера, то как мог сделать это один, не зная ни кто его жертва, ни где она живет и за что ее нужно лишить жизни? То-есть, у Сычева был сообщник, даже больше - организатор.
   Левицкий роль ни того, ни другого брать на себя не захотел: во всем Сычеву помогал Коваленко. Точнее так: Коваленко руководил Сычевым: сво­зил в партию, показал будущую жертву и где она живет, определил время, когда легче всего совершить убийство, и разработал его схему. Он же при­готовил орудие убийства - какой-то заостренный стержень, и сводил Сыче­ва в степь, где тот был на время спрятан. В общем, организатор убийства горного мастера - Коваленко.
   А за что? - сразу напросился следующий вопрос. Сказав А - скажешь и Б. Левицкий запираться не стал: горный мастер узнал, что Коваленко с друзьями снабжает Мирный "травкой", и пообещал рассказать обо всем в мили­ции. (Вот же гад! Не знал Слава ни о какой "травке", знал, что Коваленко украл у него ВВ!). И предложил человека убрать, иначе всем светят на­ры. А исполнителем определил Сычева, которого никто в партии не знал, не видел, и стало быть, на которого просто невозможно подумать.Для себя же обеспечил алиби, потому что работал у горного мастера шофером, и им ми­лиция не могла после убийства не заинтересоваться.
   Теперь для Михаила общая картина нескольких преступлений стала понят­ной. А по времени разговор пришла пора кончать. Но еще об одном, пока Левицкий следствию содействовал, опер не спросить не мог: А кто приду­мал трюк с рубашкой, фигурирующей в двух убийствах?
   Левицкий недолго помялся, обдумывая ответ, и высказался, как он думал, с пользой для себя. Ну что рубашка в дело попала случайно. Сычев попросил во что-то железку, то-есть орудие убийства завернуть. Вот Левицкий ку­сок и оторвал, у него как раз оказалась старая, на выброс. А Коваленко придумал железку подбросить кому-то в партии, что бы следствие запутать. Железка, как и расчитывалось, попала в милицию, вместе с тряпкой. Но что-то там не срослось, запутать следствие не удалось.
   А второй кусок этой же рубашки Левицкий принес Мацурину, пол вытирать - он уже об этом оперу говорил.Тогда же и "травку" принес, и дозу героина - на большее у буровика денег не оказалось. Только Мацурину он ничего не вкалывал и раскуренный "косячек" на матрас не ложил. Все погибший сде­лал сам, когда Левицкий уже ушел (Нестыковочка только: зачем курить "косячек" после героина, да еще увеличенной дозы?).
   Михаил, конечно, последним откровениям допрашиваемого не поверил, и решил к этим вопросам еще раз вернуться. А сейчас отправил Левицкого в камеру на отдых, и собрался доложить начальнику, майору Симонову, резу­льтаты, расследования. Бот здесь-то и раздался звонок - это я из партии интересовался, как у опера дела.
   Проговорили мы больше двух часов. Пивбар успел закрыться и народ разошелся по домам. Осталась парочка таких же компаний, как наша - допивали затаренное в банки пиво. И нам пора расходиться, но все как-то не
получалось, появлялись новые и новые темы. И во всех я и Дока убеждались, что моя "фантастическая версия" преступлений подтверждалась полностью, что для нас стало самым приятным. Сам Михаил, да и начальник милиции Симонов, тоже в ее реальности уже не сомневались, о чем я и Дока услышали. Поняли и то, что следствие, хоть и добилось важных признаний, позволивших воссоздать общую картину событий, все же находилось можно сказать в начальной стадии, и сделать предстоит многое. Для примера, хотя бы то, что ни Сычев, ни Коваленко собственных признаний по делу об убийствах
пока не дали. А я то был уверен, что именно они сдадут третьего подельника - Левицкого. И должен признать ошибся. Все получилось с точностью наоборот - Левицкий их сдал. Но это мелочи, от перемены слагаемых сумма не меняется. Важно, что Михаил воссоздал основные, ключевые моменты всех событий, от организации преступной группы по бизнесу с "травкой", и последующих убийств двух невинных граждан. А детали - дело другое, их Михаилу уточнять и уточнять, и как представлялось, уже без моего с Докой участия.
   Здесь я оказался не прав еще раз. Потому что опер в какой-то момент заканчивавшегося разговора, персонально мне пообещал:
   "Не надейся ручки умыть! Придется ко мне на разговор приезжать, и кое-куда вместе смотаться. Ну хотя бы карьер посетить, где ты канавщика - не забывай, друга Коваленко - с взрывчаткой прижучил. И, кстати, Симонов при обыске ее на квартире у Коваленко нашел, не всю успели ис­пользовать. Да и других вопросов к тебе уже достаточно!"
   Я не замедлил с опером согласиться, а Дока тут же влез с предложением:
   "Ежели чего - можете и меня к делу привлекать. Всегда готов!"
   Уже хорошо "выпимшие", остатки пива мы прикончили; Дока посуду начал собирать в сумку. Михаил закурил не знаю в какой уже раз, посмотрел на наши с Докой радостно-оживленные физиономии с маслянистыми гла­зками, и удивился:
   "Интересно, как вы в таком виде собираетесь на мотоцикле ехать? Пья­ные в дупель!"
   ""Прямо уж в дупель!" - не согласился я. А Дока посмотрел по сторонам и опера ошарашил:
   "А мы мотик покатим, руками!"
   "До партии, что ли?" - не поверил Михаил.
   "А что, и до партии", - согласился Дока, подходя к мотоциклу и бросая в люльку сумку с посудой. Махнул мне рукой: "Давай, помогай, одному не справиться!" Я к нему двинул, думая что это очередной Докин прикол к никуда мотик мы катить не будем. Михаил же смотрел в нашу сторону и ждал, что будем делать.
   Дока развернул Урал и стронул его с места, но не на рядом проходя­щую улицу, по которой мы к пивбару прикатили, а в противоположную от нее сторону, за угол пивбара, где начиналась пустая степь, без дорог и пос­тов милиции. Я к мотоциклу приложил свою силу, и вдвоем мы быстро по­катили его от объекта цивилизации, что бы уже там, в степи, использовать Урал по прямому назначению.
   "Смотрите, больше второй не включайте!" - успел дать указание служи­тель правопорядка. А мы и не собирались лихачить.
   Без дорог напрямую от Мирного до партии быстро не проедешь, и домой я попал почти в девять часов вечера. Света глянула на мою физиономию, подтверждающую определенную стадию алкогольного отравления, и с сожале­нием и недовольством одновременно заметила:
   "Эх ты! А еще слово дал! Давай мойся и спать, какой из тебя расказчик!"
   Точно никакой - понимал и я. И пьяный не пьяный, а оправдаться попытку сделал:
   "Прости, Светочка, завтра все расскажу точно!"
   А утром, как всегда после потребления спиртного, да еще в виде ерша - водки с пивом - проснулся рано. Без осложнений потихоньку ушел в ка­мералку, когда жена еще спала. И так же без приключений уехал с ребята­ми в поле. Работа там увлекла как всегда, и день пролетел незаметно. Ребята с распросами не по делу ко мне не приставали, и я начал думать, как бы их собрать вечером у себя дома, и выполнить данное обещание рас­сказать все о недавних криминального характера событиях с моим участи­ем.
   А в комнате в камералке, когда с поля вернулись, нас встретила Света, с телепортируемым явно в мою сторону вопросом: когда же собираюсь исполнять свое "честное слово". Я приготовился сообщить всем присутству­ющим, что выполню обещенное уже сегодня, вечером. И здесь случилось не­ожиданное: дверь в комнату открылась и вошли два человека, о существова­нии которых все стали и забывать. Конечно, с удивлением обернулись в их сторону. Леня остановился у двери, столб столбом, с серьезным видом гля­дя куда-то в потолок, а Ларисочка, при полном макияже и с ослепительной улыбкой, шагнула от двери к нам поближе:
   "Мальчики и девочки, я и Леня приглашаем вас к себе вечером! Всех и с подругами! У нас радостный день - мы решили жить вместе!"
   Народ в комнате заулыбался, и Владимир, как ему и положено, первым вы­сказал общее мнение:
   "Поздравляем, давно ждали и с радостью по этому поводу напьемся!"
   Остальные тоже не промолчали, и высказались примерно в том же духе. Пос­ле чего Леня и Лариса быстро из комнаты смылись.Оставшиеся недолго по­говорили по поводу предстоящего мероприятия, договорились о подарке молодым, и тот же Владимир вспомнил наконец обо мне:
   "Заодно и Юру послушаем, как он бандитов ловил и что из этого вышло. Теперь-то не отговоришься!"
   Света его немедленно поддержала:
   "Я его домой не пущу, если отмолчаться вздумает!" И взглядом, обещаю­щим несомненное исполнение этого предупреждения, посмотрела в мою сторо­ну.
   А я и не отказался. Улыбнулся и ответил всем:
   "Считайте, что детективчик вам читать буду. И дай бог, чтобы сил и желания у всех хватило дослушать до конца. Очень на это надеюсь - все же я всего-навсего геолог, а не какой-то там крутой журналюга!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"