Аннотация: маленькая статейка без особенных претензий
Отношение к жизни и смерти в кино и литературе.
Введение
Что-то меня последнее время растащило на статьи. Ладно, ничего не поделаешь.
Я прекрасно понимаю, насколько на тонкий лед я сейчас вступаю. К вопросам жизни и смерти подходили и со стороны религий и мистических учений, и со стороны философии и со стороны науки, но, пожалуй, мало сейчас найдется людей, способных не кривя душой сказать, что они удовлетворены одним из существующих ответов. Я не считаю себя умнее всех, поэтому постараюсь скромно задвинуть в уголок (простите, если оно все-таки прорвется наружу) своё собственное мнение по этому вопросу и остановиться на существующем положении вещей, причем пока - именно применительно к кино и литературе.
Множественные стандарты
Чаще всего, как в кино действия, так и в героической литературе в последнее время (и уже достаточно долго) существует ситуация множественности стандартов. Одно дело, если "плохие парни" убивают кого-то из хороших - скорбь, траур, горесть. Другое - если задевает кого-то из "мирных нейтралов" - тут диапазон реакций может простираться от простого равнодушия до той же скорби. Все же в меньшем масштабе, разумеется. И третий вариант - когда герой мужественно шинкует противников в капусту. Тут вам радость, счастье, а что люди гибнут - так они ж не хорошие. В качестве достаточно показательного примера можно привести к/ф "Перл Харбор". Когда нам показываю бомбежку военного(!) объекта США, печаль и траур только что из ушей не льются. А вот когда американские летчики мужественно (еще бы, горючее-то кончается - ай-яй-яй-яй) бомбят японские заводы (и чуть ли не жилые кварталы) - тут все чинно, патриотично, правильно. Если приглядеться - то и в книгах все то же.
Люди?
Любопытно с этой точки зрения смотрится "Брат" и "Брат-2". Да, отношение к жизни у Данилы Багрова весьма своеобразное, но это отношение к любой жизни. Что друга, что врага, что самого себя. Помните его реакцию, когда он находит во второй части труп друга?
И почему, спрашивается, видя достаточно редкую (в плане встречаемости в литературе) реакцию Лейны (см Петрова Елена "Лейна") на убитого ей человека, видя, как она мучается, отправив на смерть врага (который только что едва не убил её саму) мне легче понять её, чем бесстрашного война, прорубающего себе просеку (и сердце не ёкнет) в толпах "плохих парней", а потом неделю оплакивающего убитого друга? Почему, к примеру, Фродо (или Сэм, точно не помню) отрешенно размышляет над телом убитого харадримца, был ли тот злым, пошел ли на войну по своей воле, или его погнали, а сейчас в литературе чем дальше, тем меньше подобных вопросов. Да, разумеется, проще не задумываться.
Но почему, спрашиваю я, для каждого или почти каждого из нас убить человека - несомненно экстраординарный поступок (и я снова ступаю на тонкий лед, где, к тому же, возможно уже давно потоптались психологи, психиаторы и прочая, прочая)? Не потому ли, что мы, в большинстве своём, боимся смерти. И даже, по сути, не важно, своей или чужой. Мы ведь все равно примеряем её и на себя...
Тогда откуда все эти бесстрашные и до ужаса неправдоподобные герои-рубаки? Что это, выражение общей мечты о справедливости? Или просто лени массового сознания, желающего почувствовать себя на мгновение горой мускулов, поиграть ими, не задумываясь о последствиях? Ведь начни автор описывать подробности смертоубийства, что интересно, от него ведь сразу отвернется большинство читателей и тем больше, чем более кровавыми и анатомически правильными будут описания или кадры. Потому что тогда читателю или зрителю, хочешь не хочешь, придется воспринимать не только гору мускулов, но и последствия.
Но где оно, правильное отношение? Ведь кино и литература так или иначе находят отклик в сердцах людей. Да и не только они. Как вон было - поиграл в НФС, сбил полицейского. В контр-страйк - купил пистолет, перебил половину одноклассников. Ведь тот же Данила Багров (или Лейна) никого не убивают просто потому, что левая нога захотела. Хотя отношение к жизни у них и другое, от постоянной балансировки "на грани".
Заключение
Прошу понять меня правильно, когда я задаю вопросы - я именно задаю вопросы, а не даю на них ответы. Все равно, наверное, кто поумнее - будет строить произведения на своём отношении к жизни и смерти. Другой вопрос, каковым стало стериотипное к ним отношение. И не пора ли о нем начать задумываться?
Это рассуждение, разумеется, не претендует на полноту. Как не претендует оно и на качественную и обширную работу с источниками. Но и не в этом его задача. Его задача - окинуть рассматриваемый вопрос просто с позиции обывателя. Ведь зачастую и этого бывает достаточно...