Тихо, спокойно. В костре потрескивают дрова. Рассказывает Харми.
--
В общем, надо было что-то делать. Не позволять же миру погибнуть. Все-таки, герой не герой, а если можешь помочь людям, какими бы паскудами они не были, помоги. Вот и пришлось мне бросать свои упражнения и идти усмирять Дредлорда. Пришел, и как обычно, неприступный замок, высоченные стены, телепортация запрещена.
--
И как ты туда? - Спросил участливый Матфеич.
--
Да все как обычно. Этим идиотам ведь неймётся. У всех, как у одного, подземный ход, причем выход из него непременно спрятан где-нибудь в ближайших кустах, или в груде камней. Так что если знаешь, где искать... Да.
Все замолчали, вспоминая свои приключения. У каждого было что-то подобное. Капитан Джек Слайт вспоминал своих пришельцев и время от времени машинально приподнимал повязку на глазу. Смысла ей не видел даже он - оба глаза у него были искусственными, после того, как он увидел вспышку сверхновой. Облучился он тогда будь здоров, все тело пошло волдырями и несколько недель потом кровоточило и болело, несмотря на все медицинские процедуры. Но вспоминал он сейчас не об этом. Он вспоминал почти непобедимые корабли пришельцев. Именно "почти", у всех них был блок, после попадания в который их клинило и они либо выходили из строя, либо самоуничтожались. Помнил он, как горели их истребители, когда он раз за разом заходил на них, не давая приблизиться к кораблям Содружества. Как он заходил на головной крейсер в задымлённом корабле, чихая от дыма и раз за разом яростно всаживал в него ракеты. Как вражеский корабль вспыхнул свечкой и пролетел мимо.
--
В общем, победил я его, приехал в Орану. - Глаза Харми затянула пелена, на лице расцвела улыбка. - А там... что там было. Цветы, восторженные лица, крики. Я тогда за неделю переспал по меньшей мере с дюжиной красавиц. Они ко мне в очередь выстраивались. А потом опять - дракон. Снова в поход.
И он затих, как и остальные. Глаза их были устремлены внутрь, они вспоминали события своих полных приключений жизней.
--
А как ты умер? - Спросил Чарльз Мейнер, майор войск специального назначения, "Чистенький Чарли".
--
Да ты знаешь... недели полторы прошло после моего возвращения из-под Лейнема, где пришлось расправляться с одним не в меру способным и амбициозным некромантом и... меня закололи ножом в спину. Что? Кто? А черт его знает.
И герои стали тихонько шушукаться, вспоминая, как они умерли.
--
Все, хватит! Поболтали, и ладно! - Со вздохом поднялся Матфеич.
--
Не, ну старик, ну ладно тебе! Ну дай посидеть еще чуток. - Послышалось со всех сторон.
--
Я сказал, хватит, значит хватит. Все спать.
И призраки, бренча оружием, доспехами и орденами, разошлись по домам. Матфеич раскидал ногой костер и пошел дальше. Не останови он их сейчас, они бы еще часок разговаривали о том, кто как умер, все погрустнели бы, и всё равно отправились бы спать. А так большинство еще не успело как следует припомнить, как да почему они погибли, да расстроиться. Поспят, забудут все, кроме имен друг друга и в следующий раз им будет снова весело. Сам-то Матфеич прекрасно помнил, от чего умер каждый из них. Кого-то отравили, кто-то получил нож в спину, кого-то повесил король. В связи с ростом авторитета. Кого-то поджарил умирающий дракон и он лежал и неделю мучался, пока не издох. У кого-то полыхнул поврежденный реактор. Хорошо, если так, а если в нем просто обнаружилась утечка? И человек неделями летел и мучался от лучевой болезни, гадая, долетит или нет. Неизвестно, кто был счастливее, кто долетал, или нет. Хорошо, если убивали в битве. Гораздо хуже было вернуться и пасть жертвой зависти. Герои слишком неудобны, чаще всего они вольнодумны и их нельзя контролировать. Да и другие причины для того, чтобы желать им смерти, найдутся.
Размышления Матфеича были прерваны ярко вспыхнувшей на фоне фиолетового неба белой лампой. Новенький.
Около обшарпанной стойки переминался с ноги на ногу худой и длинный человек. У него была сильно загорелая кожа, а на плече он держал длинную серебристую винтовку Гаусса.
--
Здравствуйте.
--
Здравствуйте. Другие вещи есть?
--
Есть еще машина... она там, за воротами.
--
Не беспокойтесь, мы её переправим. Проходите за мной.
И Матфеич повел новенького по дороге между старых обшарпанных звездолётов, груд сваленного оружия, машин и мотоциклов... всюду видны были вповалку спавшие, привалившись к своим вещам, серые и полупрозрачные тела. Чуть поодаль отыскалась побитая, с облупившейся краской, машина пришельца, он молча брякнул на переднее сиденье гаусску и развернулся к смотрителю.
Уходя, Матфеич слышал, как открывается и хлопает дверь, слышал скрип сиденья и зёв пришельца. Минуту спустя смотритель уже был достаточно далеко. Он шел в старую часть кладбища. Чем дальше, тем бледнее становились силуэты кораблей и машин и очертания героев, скоро через них уже, не напрягаясь, можно было видеть землю. Обычную черную рыхлую землю, утаптываемую только ногами смотрителя.
Сколько их здесь? Тысяча, десять тысяч, сто тысяч? А сколько было всего? Сколько ушло, сколько забыты уже даже и самим смотрителем? Впрочем, что он, он не в счет... Герои умирают тогда, когда в них перестают верить обычные люди. Да, печальная ждет их судьба. Изгои в жизни, они оставались такими и после смерти. И приходили сюда. На Кладбище Забытых Героев. А здесь их встречал он. Встречал и развлекал в меру сил, пока они вовсе не истирались из памяти людской и не исчезали в небытие. А сам он. Они и не догадывались, но он тоже был героем. И спасал мир, раз за разом. Но он был неправильным героем, слишком удачливым. Ему хватило времени понять, что помощь героя в том виде, в котором люди её обычно представляют, не стоит и гнутого медяка. Герой должен помочь миру справиться с угрозой, а не справляться с ней сам. Когда он понял это, грустный сумасшедший, Бог, наградил его за эту мудрость бессмертием. Хотя... наградил ли? Как больно ему было смотреть на них, на тех, одним из которых был когда-то он сам, и видеть, как они гибнут, испаряются, сходят на нет. Их душам не суждено уже было возродиться, они сжигали свои сущности в течение одной жизни. Болваны? Может быть, но достойные болваны. Они всегда желали лучшего для людей. Может, не всегда бескорыстно... хотя, много ведь было и непризнанных при жизни героев. А иных - и после смерти. Те-то уж точно трудились не ради корысти и славы. Да будь они хоть трижды болваны, но они достойны сострадания.
Матфеич грустно улыбнулся и пошел будить следующую группу.