Аннотация: комменты в общий файл. Здесь - НЕ ПРАВЛЕННОЕ.
--
Глава 9, в которой герой, наконец, осознает, что не в сказку попал...
Встал я, когда уже рассвело, но, похоже, не слишком давно. Во всяком случае, Жак и принцесса ещё дрыхли, а пара не дежурящих гвардейцев сидела внизу и о чем-то тихо разговаривала. Я махнул им рукой в ответ на их удивлённые взгляды, но завтрак заказал в номер. А пока его подавали, пошёл умываться и заниматься другими утренними делами. Вышел во двор на пару минут, проветриться. Земля была сырой, видно, ночью прошёл дождь, а небо -- пасмурным и хмурым. Я внимательно посмотрел на своё отражение в луже на дворе. Мда, судя по всему, "синяки" у тёмных эльфов тёмно-серые. Ну, во всяком случае, насколько я могу рассмотреть в своём импровизированном зеркале. Просто прекрасно... Отправился в номер, позавтракал и вернулся во двор. Настроение было под стать погоде -- сумрачным. Почему-то захотелось влезть на крышу, что я с успехом и проделал, почти не напрягаясь, несмотря на висящую за спиной лиару. Видимо, сказывался навык прежнего владельца тела. Я аккуратно уселся на краю, взял в руки лиару и целиком отдался тихой печальной мелодии, изливающейся из моей души. Хозяин и челядь на меня, конечно, косились, но я никому не мешал, поэтому в открытую мне ничего не сказали, а на взгляды мне было по большому счету наплевать. Пару раз выходили до ветра гвардейцы, потом буквально вылетел неунывающий Жак. Услышав мелодию, недоуменно покрутил головой, нашёл меня взглядом, кивнул и улыбнулся. Я кивнул ему в ответ.
Немного погодя я спустился вниз и уселся в зале. На завтрак Астерь не спускалась, еду унесли в номер, а я не стал напрашиваться в компанию. Поэтому увиделись мы, только когда она спустилась вниз уже для похода по местным удобствам и выезда.
Увидев меня, Астерь сначала улыбнулась, а потом нахмурилась. Махнула рукой, мол, сейчас приду, и выскользнула во двор.
Вернувшись через пять минут, тут же начала допрос:
--
Что случилось?
--
Да, в общем, ничего особенного. Вчера ввязался в драку.
--
Ты?! Опять "воля"? - Нахмурилась принцесса.
--
Нет, просто пара крестьян. Долго объяснять, но в целом - ничего страшного.
--
Мда? И почему мне кажется, что драку затеял не ты?
--
Наверное, потому, что ты слишком хорошего обо мне мнения, - я улыбнулся. - Даже если начал драку и не я.
--
Рассказывай, - устало сказала Астерь.
Я задумчиво пожевал губами. Назревала проблема. Да, разумеется, я мог сказать девушке, что это не её дело. Даже сказать об этом мягко, или просто увести разговор в сторону... Но вот только Астерь -- умная девочка. И я обижу её недоверием. А обидеть её сейчас -- это как обидеть ребёнка. Ей и так в последнее время не сладко. Но загвоздка в том, что если я расскажу ей все, как есть, вполне вероятно, на волне хорошего отношения ко мне она бросится донкихотствовать. Она девушка решительная, но, как у меня сложилось впечатление, слишком прямая, слабо искушённая в политике. Может, конечно, она и не совершит никаких необдуманных действий, возможно, я себя накручиваю. Однако надо что-то решать.
--
Долго рассказывать. Но если ты настаиваешь -- собирайся, по дороге расскажу. Нечего зря время терять.
--
Ты так уверен, что я не захочу ничего предпринять? Или скорее в обратном? - Проницательно спросила Астерь.
--
В чем я уверен, так это в том, что делать тебе ничего не потребуется.
--
Да? - Скептически посмотрела на меня принцесса. - Ну, ладно, я пошла собираться. А решение о моих действиях, так или иначе, я буду принимать сама. И, поверь мне, если будет нужно, не поленюсь вернуться в деревню.
Серьёзная девушка. Даёт понять, что она мне доверяет. Но... Если мы разойдёмся в оценках, окончательное решение будет в любом случае за ней.
Выехали мы минут через пятнадцать. Все-таки, Астерь имеет немалое преимущество перед многими моими знакомыми девушками и почти не тратит время на "наведение боевой окраски" в походе. Да и в целом не злоупотребляет, только подчёркивая естественную красоту. Либо здесь такая мода (что не может не радовать, хотя, вспоминая раскрас некоторых "дам" в столице, вызывает сомнения), либо у девочки хватает вкуса и решимости не во всем следовать моде. Да и одевается она весьма практично -- никаких тебе длинных платьев и дамских сёдел, сейчас она, к примеру, одета в тёмный костюм для верховой езды, неяркий зелёный плащ с откинутым капюшоном, под плащом можно заметить воронённую сталь лёгкой кольчуги, а на поясе у неё даже во время движения закреплён длинный и узкий клинок.
Впрочем, любоваться девушкой мне пришлось достаточно недолго. Она сказала спутникам, что мы немного отстанем и придержала коня. Я последовал её примеру.
--
Рассказывай. - Почти приказала девушка.
--
Началось всё с того, что мне взбрело прогуляться. Полюбоваться закатом. Да так залюбовался, что не заметил троицу деревенских, у которых чесались кулаки. Слово за слово, завязалась драка. Несколько минут спустя, когда мне стало туго, поблизости проходил местный свирар. Он разогнал парней, чем очень мне помог. Потом мы немного поболтали, впрочем, это уже к происшедшему не относится. Если коротко -- то всё.
--
Интересно. И почему ты думаешь, что я не должна отправиться к старосте и приказать, чтобы тех троих, по крайней мере, выпороли? - Я вздохнул с облегчением. Рассуждает Астерь вполне спокойно и адекватно, поглядывая на меня с некоторой даже ехидцей. Можно спокойно общаться.
--
По нескольким причинам, - усмехнулся я. - Начнём по-порядку и издалека. Какие развлечения есть в городах? - Я пытливо посмотрел на девушку. Она задумалась.
--
Смотря для кого. В высшем свете, пожалуй, приёмы, балы, театры. А среди обычных горожан, выступления бродячих цирков, всегородские праздники, иногда ярмарки, зависит от города.
--
Не всё, конечно, но в целом -- верно. А в деревне? - Тут принцесса задумалась сильнее.
--
Те же ярмарки, праздники. Свадьбы. - Она запнулась. - Вроде бы всё. Но к чему эти вопросы?
--
Сейчас я начну подводить к сути. В целом ты права, но вот в чем особенность... В составе почти каждого названного тобой праздника чуть ли не основным развлечением большой части деревенской молодёжи мужского пола является мордобой. Бьются "на кулаках" в деревнях много, часто, с воодушевлением. Выпускают пар, красуются перед девушками, зарабатывают острые ощущения... Бой считается абсолютно честным и чистым способом развлечения, хотя и немного экстремальным. Как в высшем свете -- дуэли. Понимаешь? - Астерь задумчиво кивнула.
--
Да, мне встречалось немало молодых людей, которые находили дуэли, особенно до первой крови, развлечением.
--
Так вот, ты, разумеется, можешь потребовать выпороть участников. И, думаю, даже не создашь этим исторический прецедент... Но в деревне тебя не поймут.
--
Почему? Ведь даже для "честного" самого по себе боя соотношение трое на одного -- многовато. На дуэлях-то бьются один на один.
--
А вот тут и проявляется отличие кулачного боя от дуэли. Иногда происходят бои "стенка на стенку", в которых участвует зачастую порядочное количество народа. И в пылу боя никто особенно не заботится о том, чтобы количество участников с каждой стороны было одинаковым. В кулачном бою есть, по сути, только два правила: лежачего не бить и не использовать оружие или инструмент. Предметы мебели зачастую в ход идут. Ещё несколько правил неписанные, из них главное -- не бить в спину. Однако если противник не собирается падать и стоит лицом к нападающим, значит он принимает правила боя. И дальнейшие претензии никого не волнуют. Другое дело, что я мог и не знать этих правил, как наверняка почти любой другой эльф, что светлый, что тёмный. Но, как известно, незнание закона, как писанного, так и неписанного, от ответственности не освобождает. Поэтому, уж коли я вступил в бой и не упал на землю -- значит ничего дурного с точки зрения деревенских они не совершили. Так что, считай происшедшее уроком для меня. А парни дрались честно, инструментом никто не пользовался, только кулаками, да и покалечить они меня особенно не старались. - Сейчас я не без основания подозревал, что самый здоровый из тройки был кузнецом или помощником. И он, скорее всего, сдерживал удары, иначе бы утром я не смог, как козлик, скакать по крыше. - Это я совершил сразу несколько ошибок. Во-первых, мне следовало быть внимательнее. Во-вторых, когда я заподозрил, что парни хотят драки, мне следовало сразу сбежать. И уж поверь мне, урона моей чести это бы не принесло. И, наконец, в третьих, раз уж я ввязался в бой, то следовало падать сразу, как только я начал пропускать удары. А с их точки зрения, кстати, это я поступил не слишком красиво, поскольку бил ногами. И они, как минимум, могли ответить мне тем же. Но не ответили. Да и то, что приход свирара позволил мне сохранить лицо, их вряд ли обрадовало. А уж данный им нагоняй они и вовсе вряд ли посчитали справедливым. Так что, на мой личный взгляд, наказывать их дополнительно было бы, как минимум, не честно. - Принцесса начала улыбаться ещё на моих "во-первых...". А уж когда я заканчивал свою речь, она открыто, но незло посмеивалась.
--
Странный ты, Тэль. И для эльфа, и вообще. Я не знаю много других людей, которые были бы столь щепетильны в плане справедливости наказания своих обидчиков с точки зрения самих обидчиков. Да, конечно, сейчас я уже не поверну в деревню, чтобы кого-то наказывать. Но всё же, почему тебя так заботит мнение этих людей, которые тебе, в общем-то никто?
--
Ты не совсем права. Дело не во мнении. Это лишь следствие. Причина в том, что есть определённые правила игры, которые я принял. Правила, замечу, вполне справедливые и равновесные. И принял я их, пусть и не вольно, но имея о них полное представление. А после этого пытаться отомстить противной стороне? За что, за то, что они строго придерживались свода правил? Это как если бы какой-то иностранец был вызван на дуэль, от неожиданности согласился, проиграл, получив лёгкую рану в полном соответствии с дуэльным кодексом а потом побежал бы жаловаться на обидчика в своё посольство. - Я хлопнул себя по лбу. - Тьфу, я ведь забыл, что в Каранмаке давно нет ни посольств, ни иностранцев.
--
Я поняла, - успокоила меня принцесса. - Кстати, хотя посольств в Каранмаке действительно нет, но вот иностранцы имеются, хоть и немного. Выходцы из южных лесов. - Я кивнул.
--
Ну, раз ты понимаешь пример, значит понимаешь и почему я не хочу, чтобы ты их наказывала. К тому же... - Я потупился -- Дело не только в этом. Я хочу, чтобы происшедшее было уроком, прежде всего, мне. Я совершил слишком много ошибок. Ошибок, в моём возрасте совершенно нелепых и, как я считаю, совершенно непростительных. - Я вымученно улыбнулся.
--
Понимаю. - Она замолчала на несколько секунд. - Ладно, дело твоё, хотя я бы их все-таки хотя бы пугнула. Ведь ясно, что к тебе они прицепились на расовой почве. - Я пожал плечами.
--
Они говорили про проповедь какого-то свирара. Вроде бы, он говорил, что эльфы -- бездушные. Впрочем, тот свирар, который меня спас, Сортан, обещал "поговорить" со своим коллегой.
--
Вот ещё, зараза. - Поморщилась Астерь. В последнее время каких только гадостей об эльфах не наслушалась. В церкви вообще какой-то разброд. Вроде бы, патриарх открыто высказывался в защиту эльфов, однако многие иерархи скрыто, а бывает и открыто раздувают негативное отношение к любым не людским расам.
--
Мда... - Глубокомысленно сказал я. Было о чем задуматься. Многое происходящее укладывалось в одну цепочку, вызывая у меня смутную тревогу. И я даже не мог до конца понять, чем именно. Пока я думал, принцесса продолжила:
--
Вот именно. Что-то мне сильно не нравится происходящее в последнее время. Ощущение, что кто-то целенаправленно выживает отличные от людей расы из королевства. Причём, что неприятнее всего, заметно, что этот кто-то обладает очень немалой властью. Вот и к подруге я поехала из-за этого, а там её тоже нет... - Принцесса неожиданно осеклась и продолжила совсем о другом. - Завтра к вечеру будем в столице. Ты давно там не был?
--
Давно. - Ответил я задумчиво... Меня удивила оговорка девушки. А ещё больше меня удивило её желание эту оговорку замаскировать. Интересно, в чем здесь дело? Надо обязательно подумать на досуге. Впрочем, не сейчас, когда на меня выжидающе смотрит Астерь. - Кажется, с самого конца войны и не был. - Дополнил я свой ответ, покопавшись в памяти. - Почему-то у меня к ней с тех времён подсознательное неприятие. Иррациональное чувство горечи из-за погибших друзей...
--
Извини, не хотела напоминать, - Грустно сказала девушка.
--
Да не за что тебе извиняться. Откуда тебе об этом знать, тем более, когда во мне уже укоренилось это чувство, тебя ещё и в проекте не было. - Улыбнулся я.
--
Вот не знаю, обижаться на тебя или нет? - Рассмеялась принцесса. - С одной стороны, напоминать женщине о её возрасте не слишком прилично. С другой -- ты, вроде бы, его наоборот преуменьшил -- может это и к лучшему? Хотя, с третьей стороны, ты ткнул в то, что я по сравнению с тобой, вроде бы, маленькая девочка.
--
О, да, деточка. -- Я окинул взглядом её гармоничную фигуру, силу мускулов которой мне, тем не менее, совершенно бы не улыбнулось проверить на себе в бою. Вспомнил, как она лихо сражалась с крепкими эльфоненавистниками. А может быть и отметеливших меня деревенских бы тоже вырубила без проблем. - Которая запросто заломает десяток таких "старичков", как я.
--
И нечего ехидничать. Меня, конечно, пятьдесят лет никто не учил, но около пятнадцати, причём под руководством опытнейших наставников, у меня было. А вот сколько было у тебя?
--
Под руководством наставников? Не помню, честно говоря. Давно это было, только все равно -- уж поболее, чем у тебя. Только вот учили меня, как и всякого родовитого эльфёнка на первых порах не столько воинской науке, сколько пластике, этикету, музыке, да много ещё чему. Вообще, ты удивишься, но обучение благородных эльфов обоего пола в те времена здорово напоминало программу обучения некоторых ваших благородных девиц. Танцы, поклоны, поведение за столом, в разговоре со старшими, со слугами. Да, всего не упомнишь. Так что в дальнейшей жизни, в которую я радостно сбежал, не имея о ней ни малейшего представления, мне мало что пригодилось. - Меня затопили не совсем мои и далеко не приятные, хотя и смутные за давностью лет воспоминания. - Глуп я тогда был несусветно. Хорошо ещё, лиару прихватил. Да и пластика немало помогла, особенно когда приходилось подворовывать...
--
Тяжело было?
--
Поначалу -- очень. Здоровенный недоросль, привыкший к тому, что для того, чтобы что-то получить, достаточно позвонить в колокольчик и незаметные слуги тут же доставят, за которым постоянно таскалась толпа мамок-нянек... Не вернулся только из гордости. Слава богу, эту глупую не гордость даже, а гордыню жизнь из меня быстро вытряхнула. А сейчас... Сейчас я уже совсем не жалею, что вышло так, а не иначе. Некоторые уроки были болезненными, но тем лучше я их заучил... - Перед внутренним взором вставали картины другой юности. Юности, которая, как это не парадоксально, была у меня задолго до моего рождения. Впрочем, кто знает, как соотносится время в разных мирах.
Мы почти до самого вечера беседовали, и принцесса по крупице вытягивала из меня подробности моего эльфийского прошлого. Кое-что я говорил спокойно, оно осталось в общей памяти как фотографии под мутным стеклом на крышке стола... А кое-что до сих пор вызывало вспышки стыда, раздражения, а зачастую и заставляло хохотать до слёз. Много было, всякого, разного.
Остановились мы в большом приземистом трактире, стоявшем в центре деревни прямо рядом с трактом. Казалось, когда-то давным давно предприимчивый хозяин поставил здесь это здание с уже почерневшими от времени, но не потерявшими ощущение несокрушимой мощи стенами из толстых брёвен, а уже вокруг него наросла деревня. Впрочем, кто знает, может быть, так оно и было. Раньше я не ездил на этом участке тракта, как-то не приходилось, поэтому и не мог сказать, что здесь было лет сто пятьдесят назад. В любом случае, конюшни были просторные, комнат -- с избытком, правда все на первом этаже (второго просто не было), зато с отдельными входами, кормили вкусно и сытно.
После ужина, на который я взял тушёную капусту с мясом, я, осоловелый, отправился в номер, размышляя попутно, что, кажется, Астерь уже пришла в себя и моё участие после такого долгого дня, пусть и неспешной скачки, ей не требуется, я наскоро умылся, сделал свои дела и, едва раздевшись и упав на кровать, ухнул в бездну сна без сновидений.
Утро снова было пасмурным, чуть-чуть накрапывал дождь. Умывшись, я без аппетита позавтракал и остался за столом цедить местную разновидность чая. Да, разумеется, герой должен непременно пить вино или на худой конец пиво, да и деревенские на трезвенника поглядывают с лёгким недоумением, однако изменять своим привычкам я не собирался. Да и на нормального героя я не тяну, даже паре крестьян толком морду набить не могу. Так и сидел я, наигрывая тихонько что-то печальное, пока в зал не спустилась принцесса. Оказалось, что она ещё не завтракала, поэтому я составил ей компанию и, наблюдая вернувшийся к ней аппетит, сам с удовольствием позавтракал ещё раз. Вообще, по крайней мере в прошлом теле моя конституция совершенно не позволяла мне растолстеть, интересно, изменилось ли что-то в этом. Впрочем, здесь у меня значительно более скромный аппетит, так что вряд ли я сильно наберу вес.
За завтраком мы почти не общались, в этом мире, видимо, тоже придерживались правила "когда я ем...". Впрочем, принцесса выглядела и ощущалась бойко и почти жизнерадостно. Только иногда по лицу у неё пробегала тень от тени грустных мыслей. Кто-то менее внимательный, чем я, вообще скорее всего бы ничего не заметил. Наверное, требовать от неё большего в данной ситуации было бы чересчур. Вообще, спрашивается, зачем я с ней ношусь? Надеюсь на благорасположение наследницы престола (я так понимаю, сейчас престол унаследует её братишка, а вот после него она -- первая на очереди, пока у него не родятся дети)? Впрочем, не в моих правилах лгать, тем более себе. Я потому, наверное, и приживался в нашем мире так плохо, что в глубине души всегда был романтиком. И я до сих пор верю в хороших людей и бескорыстную помощь. Вот в некоторых других аспектах жизнь здорово отшлифовала мой романтизм -- во-первых, помогаю я только тем, кто подходит под мои критерии "доброго" человека (а в данном мире ""доброго" разумного"), а во-вторых, моё понимание "доброты" (которому соответствую и я сам) несколько отличается от общепринятого.
Пока я размышлял, мы уже покинули гостеприимный трактир, я машинально вскочил на уже осёдланную конюхом лошадь и даже, кажется, на автопилоте участвовал в каком-то разговоре. Впрочем, что меня спрашивали и что я отвечал, я не помню. Вновь получилось, что спутники как-то тактично оставили меня с принцессой наедине... Кстати, она вроде ждёт моего ответа:
--
А?
--
Да, Тель, ну ты и смешным бываешь. Не обижайся только. - Девушка улыбнулась так солнечно, что даже имей я желание обидеться, наверняка бы "растаял". - Я спрашиваю, о чём задумался?
--
Да так. - Я улыбнулся в ответ. - Думал тут о собственном понимании доброты.
--
Да-а-а? Как интересно! Расскажи, а? - Она чуть не подпрыгивала в седле, как никогда похожая на задорную маленькую сестрёнку, которой у меня никогда не было. Удивительная девушка! Восхитительно живая. Кажется, ей всю жизнь приходилось держать себя в руках, чему она, надо сказать, изрядно научилась, но с тем большей радостью она теперь ощущает себя младшей сестрёнкой. И ведь совершенно точно не играет, все чувства настоящие и яркие, как весенняя листва.
--
Ладно, расскажу. - Засмеялся я. - Только сразу предупреждаю, оно может су-у-ущественно отличаться от общепринятого. - Сделал паузу, собираясь с мыслями. И знаешь, скорее это не понимание "доброты", а понимание "правильности" жизни. - И тут, что называется, Остапа понесло...
***
Понимание правильности складывается из нескольких вещей: как относиться к себе и оценивать свои поступки, как относиться к другим разумным и как относиться к различным устоям общества.
Итак, как я считаю правильным относиться к себе? Максимально строго, хоть это и не всегда получается. Самый строгий судья к тебе, как и самый осведомлённый -- ты сам. И ты должен сам выносить себе приговор и приводить в исполнение, не ища себе оправданий. И только тогда у тебя есть внутреннее право чего-то требовать от других. Да и то -- вряд ли. Я стараюсь не лгать никогда, поэтому не люблю, когда лгут мне. Тем более, правда зачастую оружие куда более страшное, чем любая ложь. Да и подать её можно совсем по-разному и никто не заставляет раскрывать всегда всю правду.
Как я отношусь к другим разумным? Изначально -- благожелательно. Если разумные сами не спешат показывать ко мне негативное отношение. Тогда я считаю себя вправе относиться к ним столь же негативно, даром что не всегда им пользуюсь. Но если к разумному я отношусь всё ещё благожелательно, то готов и оказать ему помощь, не требуя ничего взамен, если мне самому это не будет трудно. В ином случае я тоже может быть помогу, но тут уже все зависит от обстоятельств. Но помогая, я буду стремиться именно помочь, а не сделать за.
Категорией выше благожелательности стоит категория дружбы. Для друга я готов на многое... Хотя и не на всё. Однако друг на то и друг, что вряд ли потребует от меня того, что я сделать не смогу или то, ради чего мне придётся ломать себя.
А вот с врагами у меня разговор другой. Другое дело, что врагом мне можно не стать даже попытавшись меня убить. А врагов я буду уничтожать. То, что безо всякой жалости -- даже не новость, но в некоторых ситуациях ещё и жестоко.
И со смертью у меня особые отношения. Я её не боюсь, в мире есть множество вещей куда страшнее, а умереть я готов всегда. Здорово помогает расставлять приоритеты и решать, что в жизни важно, а что нет. Но так же я безо всякой жалости могу и убить. Если посчитаю необходимым. По возможности постараюсь убить быстро, мучить буду только в совсем уж крайнем случае.
Мораль общества... Мне не интересна. У меня есть собственные внутренние установки, и их мне достаточно. Да, они, возможно, во многом совпадают с моралью, но далеко не во всем. И в тех случаях, когда моё мнение с моралью общества не совпадают, я без малейшего расстройства поступаю так, как считаю нужным. Так же я терпеть не могу различные условности, обхаживания и интриги. И стараюсь их по-возможности избегать.
***
--
Вот, пожалуй, и всё. Так я стараюсь вести себя сам. И считаю правильным, если так же ведут себя со мной.
--
Знаешь, ты всё-таки очень странный. Кажется, твоя философия лучше подошла бы какому-нибудь воину, но ты в неё очень хорошо вписываешься. - Астерь остановилась, не решаясь что-то спросить.
--
Говори уже.
--
А... меня ты считаешь другом?
--
Конечно.
--
Знаешь... Я очень рада тому, что являюсь твоим другом. И я стараюсь вести себя с тобой сообразно твоему кодексу поведения. Тем более, что почти во всём я с тобой согласна.
Так, изредка переговариваясь на отвлечённые темы, мы и ехали до обеда. Жак обучил меня паре простеньких бытовых приёмов из своего магического арсенала, так, не заклинаний даже. Просушить вещи, зажечь огонь, отвести от себя капли дождя. Последнее умение, как это не странно, оказалось достаточно простым, хотя и утомительным. По сути, это было поддержанием слабенького телекинетического поля вокруг тела. Отклонить крупный объект таким способом у меня просто не хватит сил, а вот каплю -- запросто. Причём Жак пытался меня обучить именно "отбивать" капли, на что у меня не хватало концентрации, так что немалая часть того облачка влаги, которым он меня атаковал, просачивалась. А мне было проще создать и поддерживать именно "поле". Действие было простым и интуитивным производимый эффект ограничивался исключительно воображением и силой колдующего. Хотя, конечно, "конфигурация" воздействия тоже имела большое значение. К примеру, собственно телекинетический щит относился к условно-боевым воздействиям. И представлял собой, судя по всему, небольшую по толщине защищающую разумного область сильного телекинетического воздействия. И "жрал" кучу силы. Хитрость была в том, что с объёмом необходимая для поддержания поля равной мощности сила, конечно, возрастала... Но ключ здесь -- равная мощность. К тому же расход силы рос и с расстоянием. Поэтому результатом моих задумок было именно "силовое поле", "напряжённость" которого падала с увеличением расстояния от источника. То есть, говоря по-русски, я окружил себя телекинетическим коконом, действующим от моего тела в противоположном направлении и постепенно слабеющим. В результате, объекту, движущемуся ко мне, приходилось двигаться "против течения", которое было тем сильнее, чем ближе он подходил. Ну, а как результат, капли воды стекали не по мне, а на расстоянии в три десятка сантиметров от моего тела. Я поддерживал "зонтик" во-первых, на расстоянии от десяти до пятидесяти сантиметров от тела, а во-вторых, только вокруг не обращённых к лошади или просто вертикально вниз частей тела. Сделано это было, чтобы не порвать одежду и не сдавить лошадь (или сделать растяжку ног, что вероятнее). И самым сложным-то в плане концентрации и был как раз контроль "конфигурации" поля. Хотя и по силе особенно надолго меня не хватало -- от дождя смогу защищаться от силы часа два, а от стрелы -- неизвестно, смогу ли даже от одной. Впрочем, буду тренироваться, все впереди.
Кстати, Жака моя задумка оч-чень заинтересовала. Хотя у него "кокон" пока и не получался.
Привал устроили на небольшой полянке у дороги, рядом с ручейком, из которого напоили коней и напились сами. Хотя небо по-прежнему было затянуто тучами, сильно парило, что, впрочем, не заставляло моё новое тело дурно пахнуть и истекать потом. А уж как в нем происходит теплообмен -- честно говоря, не представляю. Спутники мои после обеда по очереди окунулись в ручей -- подала пример, разумеется, Астерь, отогнав спутников подальше и быстро ополоснувшись. Вылезла она, правда, благородно-синей, но тут уж даже моих скромных сил хватило, чтобы её слегка просушить и согреть. А вот для остальных спутников я стараться не стал, поэтому решившие не отставать в удали гвардейцы поглядывали на меня "слегка неодобрительно". Ну, не объяснять же им, что я, может, и смогу их всех просушить... Но после этого останусь пуст. А что-то мне не хочется оставаться совсем без энергии, паранойя не даёт. Конечно, я могу без особых проблем просушить одного. Но не буду, из чувства справедливости (хотя на самом деле, больше из вредности, нефиг было прыгать, голубчики, надеясь только на "магическую поддержку"). А Жак сам решил не закаляться таким радикальным способом, а когда гвардейцы попросили его помочь с просушкой, он с честным видом соврал, что его сил хватит просушить разве что мышку. Впрочем, хотя он и соврал насчёт мышки, всех гвардейцев ему было явно не осилить. Пообедали по-походному, даже костра разводить не стали, хотя рядом с местом нашего привала и темнела проплешина старого кострища, которой, видимо, неоднократно пользовались. Но искать дрова, а потом готовить всем было откровенно лень, да и вечером мы уже должны были оказаться в столице, так что, перекусив захваченными в таверне припасами, двинулись дальше.
Разговор как-то не клеился, погода стала ещё более душной и тяжёлой, угрожая вскоре разразиться грозой. Тучи затянули мир вокруг какой-то угрюмой похоронной серостью. Все молчали, смотря вперёд. Казалось, мы будем ехать так день за днем, без конца, в сером мире, похожем на застывший кадр старой киноплёнки. Дорога вилась без конца, лес стал гуще и глуше... подумать только, и это рядом со столицей. Впрочем, в памяти крепко сидело, что за пару часов от города лес резко кончится, вырубленный людьми, а вместо него появятся возделанные квадраты полей и небольшие деревушки. И то только потому, что мы находимся с "неудобной" стороны -- с остальных направлений от города широко раскинулись луга, невысокие холмы и вообще местности ни сколько не мрачные, да и вовсе почти идиллические. Так, по крайней мере, запомнилось прежнему Тэлю.
Сначала меня клонило в сон. В общем ничего удивительного, в том, старом, мире я обожал спать в такую вот пасмурную и дождливую погоду. Видимо, либо здешний-я был со мной солидарен (что было бы неудивительно, по раскисшим от дождя дорогам и в промокшем плаще особенно-то не по странствуешь), либо привычки пришли "со мной". А потом мне захотелось "по делам". Стыдно признаться, мне было неловко просить спутников обождать. Как же, мудрый эльф, да просит подождать, пока он сходит до ветра. А потом я увидел небольшой отнорок от дороги с полянкой и деревцем. Сказал спутникам, чтобы меня не ждали, что догоню. Пусть думают что хотят. Пришпорил лошадь, оказался за деревом. Соскочил, сделал дело и обратно.
За время моего отсутствия спутники отъехали метров на тридцать, почти добравшись до поворота. Я пустил лошадь в галоп и к моменту, когда Астерь с компанией скрылись за поворотом, я отставал от них всего на десяток метров и быстро догонял.
И тут случилось. Из-за поворота раздался вскрик, а тяжесть, лежавшая у меня на сердце с самого утра стиснула его тисками. Я накинул на себя самую сильную телекинетическую защиту, какую мог и пригнулся к шее лошади. Секундой позже, вылетая из-за поворота, я увидел, как Жак оседает со стрелой в глазнице. Вторая стрела торчала из плеча одного из гвардейцев, ещё одна -- из шеи другого. Из кустов уже выходила троица хорошо вооружённых людей. Свистнула ещё одна короткая стрела (видимо, арбалетный болт*), вонзившись в щит гвардейского офицера.
---
болт -- арбалетная стрела. Тяжёлая, часто металлическая, в среднем более короткая, чем стрела лука.
---
Я застыл в ступоре от нереальности происходящего... Где-то глубоко-глубоко внутри излишне спокойный, как будто неживой голос затянул под негромкие переборы гитарных струн:
Все кончается, мой друг,
Разрывают кольца рук
Свитые в тугую плеть
Боль и сказка свет и смерть...
Жак, весельчак и балагур, был очевидно мёртв, гвардеец, царапающий горло руками, тоже явно не жилец. Подранок, офицер и принцесса спрыгнули с лошадей, становясь плечом к плечу и прикрываясь щитами.
Просто, чтобы каждый знал,
Что всему, что он искал,
Скоро тлеть углем в золе,
Скоро гнить в сырой земле
Свистнул ещё один болт, чиркнув по голове гвардейца, но он остался на ногах. А на дороге уже появлялось пятеро нападавших. Причём нападавшие явно очень неплохо обращались с оружием.
Не грусти, не плачь, не бойся
Это просто проблеск солнца
В темных путах наших снов,
В ржавчине оков
Двое насели на принцессу, один на офицера, и ещё двое на раненного. Причём было заметно, что если принцессу стараются просто сдерживать, то с гвардейцами не церемонились. И хотя офицер успел легко ранить нападающего, двое других грамотно, отвлекая внимание, прикончили второго гвардейца ударом меча в шею, аккуратно скользнув им под бармицу* (чувствовалось, что действуют профи), а потом слаженно двинулись к офицеру.
Все кончается, мой друг,
Это наш последний круг
Не ищи судьбы своей
В бледных призраках вещей
---
бармица -- кольчужная сетка, прикрепляющаяся к шлему для защиты шеи (и частей головы, в зависимости от формы шлема)
---
Было понятно, что едва ли храброму вояке удастся продержаться долго -- его спокойно окружали и собирались тихо прикончить, а принцесса едва успевала парировать совсем не шуточные удары оставшихся двоих.
Всё, к чему вела нас страсть,
Скоро все должно упасть,
И за этот острый край
Выходи - гостей встречай
Я с трудом скинул оцепенение и метнул нож в уже примеривающегося рубануть офицера нападающего. Ну уж нет, господа, мне за этот острый край ещё рано! И буквально чудо спасло мою жизнь -- метать ножи, сидя в седле мне раньше не приходилось, поэтому после броска я слегка покачнулся, а в том месте, где была мгновение назад моя голова свистнул воздух, потревоженный пущенным откуда-то сзади болтом. Он бы попал в меня даже сейчас, хотя и вскользь, но тут уж меня выручила защита, которую я машинально поддерживал. Она была уже слабенькой, концентрации на большее не хватало, однако отклонить на сантиметр летящий под острым углом болт ей удалось.
Это просто лунный свет,
Никакой защиты нет,
В сердце - пламенный рубец,
Ты уже мертвец
(Мельница)
Мысли в голове стали обрывочными, а тело действовало почти без участия сознания. "Сзади... Сколько? Не справимся. Погибнуть всем?" - Я разворачиваю лошадь и пригибаюсь к её гриве. Она не успевает сделать и пары шагов в обратную от первых нападающих сторону (и, как мне кажется, под углом к тому месту, откуда вылетел болт), как следующий болт заставляет мою кобылу споткнуться и жалобно заржать, попав ей в грудь, причём вылетел он почти с того направления, в котором я сейчас ехал. Спрыгиваю, мельком оглядываюсь назад на бегу, успеваю заметить гаснущие глаза коня и в моей памяти запечатлевается принцесса, встречающаяся со мной взглядом. В нём укоризна. Вокруг четверо -- все с клинками, а двое с какими-то палками (наверное, это были дубинки). "Уходить. Предупредить!" - Кричу так, как приходит на ум первым: "Вспомни таверну!", - и кидаюсь бегом в лес. Рядом в дерево со стуком впивается ещё один болт...
За мной увязалось немного, всего двое. Глу-у-упые. Ловить эльфа в лесу? Пусть даже разъярённого эльфа? Глу-у-упые. Будь я светлым, лес скрывал бы меня лучше, но не намного. Тёмные тоже любят лес, и он отвечает им взаимностью. Светлому, может быть, ярость и туманила бы разум. И то, только если б это был зелёный недоросль. А тёмных учат переплавлять ярость в холодную, острую как бритва рассудочную злость с самого детства. И это одно из немногих наших "расовых" умений, которые я в своей жизни холил и лелеял. О, я не был добрым и всепрощающим, ни одна из моих половин. И эльфу в жизни встречалось немало обидчиков. И он либо мирился с ними потом, либо мстил. Нет, не сразу. И нет, не силой, конечно, тем более, что многие из недругов занимали немалые посты, а эльф был почти нищим скитальцем. Он был хитрым и расчётливым и бил по тому, что было дорогим для противника. Хотя и имел свои принципы. Никогда не трогал семью и детей. А также и друзей и знакомых. Но вот почистить особняк богатого торговца... Или нарыть и использовать компромат на чиновника... Или перерезать горло в тихом переулке (как вариант, угостить его рыбкой метательного ножа в затылок) амбалу, который по пьяни из-за нелюбви к "ушастым" переломал тебе половину рёбер... Это запросто. И совесть мучить не будет, что характерно. Вот и с этими двумя меня совесть бы не мучила... да и было бы это просто -- ножей у меня оставалось вполне достаточно. Но вот ведь незадача, мне нужны не они сами, а то, что они знают. Вряд ли имя заказчика, конечно, но хотя бы то, куда Астерь доставят после захвата, они должны знать.
Жутко хотелось убивать. Хотя бы своих преследователей. Было до ужаса стыдно... Стыдно за бессилие что-то изменить, за собственную растерянноять, в конце концов...
И я бежал по лесу, намеренно оставляя след. В голове со злой яростью плескалась уже другая мелодия:
Ночь за плечом, вор у ворот,
Прялки жужжанье спать не дает
Тебе - я снова здесь.
Я петлял по самым трудным местам. Мне, эльфу, здесь пробежать просто. А вот моим преследователям на преодоление этого пути придётся потратить немало времени. Пооставляв такие следы, я вышел из чащи, уводя след на более спокойные места. Людям здесь будет легче. Но и я смогу наблюдать за ними с безопасного и удобного мне расстояния. Пробегаю небольшую поляну. Бегу ещё метров триста, стараясь оставлять как можно больше следов. И резко сворачиваю, возвращаясь по широкой дуге, теперь практически вообще не оставляя следов. Ничего особенного, мне помогает Лес. Даже если вся магия уйдёт из мира, лес останется. Замечаю своих "преследователей".
Кто прядет лен, кто прядет шерсть,
Кто прядет страсть, а кто прядет месть,
А я спряду твою смерть.
Спряду вашу смерть! Сложность была в том, что я не знал, кого из них оставить в качестве языка. Взять обоих не получится -- профессионалы грамотные, друг друга из виду не упускают, идут по специально оставленному мной следу.
Серп луны прорезал путь на ладони -
Не забудь о погоне -
Он не идет по пятам.
Кровь - железу, крылья - рукам,
Сердцу - хмель и горечь - губам,
А решать между тем надо быстро -- след кончится метров через триста. Итак -- старше или моложе? Надо брать руководителя, старшего по званию. Кто из них? Наверное, тот который старше и выглядит более опасным. Сейчас будет поляна, а потом буду брать.
И вновь мне несказанно везёт. На поляне они останавливаются и начинают разговор. Слов почти не слышно, лишь редкие возгласы, жесты и выражение лиц. "... уходить!" - старший, машет рукой обратно, настороженно оглядываясь. Молодой спорит. Пару минут они пытаются доказать что-то друг другу, потом молодой, раздражённо, чуть громче: "Идём даль... ... приказ!". Старший угрюмеет, идёт следом. У опушки они выравниваются, вновь расходятся на несколько шагов в разные стороны от моего следа.
Я зло усмехаюсь, благодаря судьбу за то, что не успел ничего предпринять. Теперь ждём шанс. Настороженно крадусь рядом с врагами, недалеко от старшего. Младший на секунду отворачивается.
Ты посмел обернуться сам.
Ой, колесо, вертись на стальных шипах,
Страх сгорел на семи кострах,
Но смерть твоя - не здесь и не там;
А я жду-пожду ночью и днем,
Сквозь тебя пройду огнем да мечом,
К сердцу - осиновым колом!
(Мельница, отрывок)
В это мгновение мой нож срывается с руки и летит к старшему, а я сам смещаюсь глубже в лес, ни на мгновение не останавливаясь, чтобы узнать результат. По крутой дуге возвращаюсь к телу. Да, именно к телу. Нож вошёл точно в ямку на затылке. Над телом, настороженно оглядываясь, стоял младший. В руке кинжал, настороженно оглядывается. Надо брать, вот только... Как? Проще всего навести сон, подкрасться вплотную и тюкнуть по темечку не выйдет даже у меня, слишком он сейчас насторожен. Когда расслабится (и расслабится ли вообще!) и уйдёт -- неизвестно. Да и время поджимает, ждать нельзя. Только вот что-то мне подсказывает интуиция, не так-то парень и прост... Гляжу на него магическим зрением -- и верно. От небольшого медальона на груди по его ауре расходится лёгкая дымка. Что делает медальон -- чёрт его знает. Но лучше не рисковать. Как же его обезвредить? До рези в глазах (хотя и смотрю сейчас не ими) всматриваюсь в амулет. Что ж, не безуспешно. Слава богу он висит вертикально, а не лежит. Подгадываю момент, когда противник в очередной раз застывает совсем уж недвижно, кажется даже не дышит, прислушиваясь. И в амулет летит Ма-а-аленький сгусток энергии. Да, возможно, опытный маг сумел бы лучше. Но и у меня все вышло, мой "выстрел" пережёг один из каналов и структура рассыпалась, как разрезанный ножницами узел. Сам амулет в этот момент, видимо, сильно нагрелся, потому что враг с криком сорвал его с груди и отбросил. И закрутил головой по сторонам беспокойно, так, что показалось -- вот сейчас прянет, как заяц.
Но никуда он не ушёл. Прилетевшее заклятие ненадолго, минут на пять-десять отправило его в царство Морфея, на то время, пока я его связывал его же, и напарника, ремнями. Получилось не красиво, но крепко. И я совершенно не комплексовал по поводу наглухо пережатых рук и ног. И только после этого вспомнил, что так и не обеспокоился придумыванием способа, которым мог бы быстро вытянуть правдивую информацию из пленника.
Читать разум я не умел. Форсированный допрос (читай пытка), а тем более, форсированный экспресс-допрос -- требует немалого умения и опыта. Это только в не самых умных книгах герои при необходимости запросто становятся палачами. Это тоже своего рода искусство, не говоря уже о том, что у неподготовленного человека, пусть даже и война, вид безоружного человека, которого жестоко пытают, а уж тем более необходимость делать это самому вызовет стойкое неприятие. И заняться пытками он скорее всего банально не сможет даже не столько из-за моральных убеждений, а по банальной физиологии -- противно будет до блевоты. А отслеживать физиологические реакции организма подследственного и определять по ним ложь -- этого я тоже не умею, в спецслужбах не служил-с. И не только на должности дознавателя, даже уборщиком там не работал.
Поэтому остро вставала проблема оперативной добычи правдивой информации. Я лихорадочно прокручивал в голове всё, что вообще вспоминалось на эту тему. И нашел! Правда, способ был отчаянный. И мерзкий. Это была одна из эльфийских казней. Тёмноэльфийских! "Увядающий цветок разума" - кажется, так её именовали в той книге, которую я как-то раз в детстве стащил из кабинета родителя. И в этой СТАРОЙ книге она описывалась, как предельно болезненная. И мне было страшно. Раньше дроу не слишком отличались от образа, созданного Сальваторе. Это уже потом, после того, как мы выбрались на поверхность, нравы порядком смягчились. Так что же могло быть названо предельно болезненным в старой книге? Мне не хотелось задумываться.
А описание самой казни, часто использовавшейся раньше для ритуального убийства мстителями, было предельно простым. Не очень сложное заклинание, правда, применить его можно только к бессознательному или накачанному наркотики (читай, тоже бессознательному) противнику. Вернее, можно-то и ко вполне сознательному... Но только если ты уверен, что твоя воля ГОРАЗДО сильнее его воли. В противном случае сам рискуешь оказаться растением. А я рисковать не собирался. Да, это совсем не по-рыцарски, так и слава богу. Меньше шансов шею свернуть. А само заклинание даёт возможность тебе вкратце просмотреть жизнь жертвы. Причём чем ближе к настоящему времени, тем подробнее воспоминания. И подробнее всего показываются те моменты, которые жертва считает важными. А жертва в это время испытывает несравнимую боль. Огромную, убийственную... Но фантомную. И поэтому не может умереть от болевого шока, а просто медленно сходит от боли с ума. Впрочем, шанс свернуть шею у меня все-таки будет -- для заклинания необходимо среднее наполнение энергией, а я, признаться, совсем не уверен, что потяну такое. Впрочем, есть такое слово: Надо! И я принялся плести заклинание, пока "клиент" не успел очухаться. В процессе я понял, что энергии мне не хватает. Стало до ужаса тоскливо и обидно -- даже если я сейчас не подохну от отката незавершённого заклинания, мне наверняка уже не удастся повиснуть на хвост похитителям (я надеюсь, что похитителям, а не убийцам). И тут... Не знаю, как это объяснить, но мне в руку толкнулась лиара. Я перекинул её из-за спины и заиграл, и это было волшебно. Почему-то слова не идут на язык и все время кажутся слишком сухими и поверхностными. Но я попробую. Хотя странно говорить о волшебном эффекте во время магического действия. Но, пожалуй, это будет ближе всего. Это было не ровное течение магии, несомненно, искусной, изящной, но при этом ограниченной и повторимой, как процесс. Это было искусством в чистом виде, пропитанным волшебством самого мира или, может быть, вселенной -- как картина художника в сравнении с фотографией, особенной своими нереальными красками, несовершенством линий и форм и прекрасной вложенной в работу душой. Мне казалось, что душа развернулась вокруг тела огромным полотнищем, неровным, сияющим и беспокойным туманом, танцующим яркими сполохами, пальцы ложились на струны, как никогда раньше, сплетая яркую и яростную мелодию, лиара не казалась чем-то внешним, воспринимаясь как ещё одна часть тела, вызывая лёгкое недоумение -- как же я раньше-то жил без такого необходимого органа. Казалось, именно через неё я и воспринимаю волшебную сущность мира, не знаю, как сказать иначе... Нечто, находящееся за привычными рамками материи, энергии, времени, пространства и иных привычных категорий, даже не изнанка, а... состоящая из сияющих нитей основа. Трудно подобрать подходящее определение, пожалуй, самая точная аналогия будет с материей, на которую смотришь через электронный микроскоп: замечаешь, что в её основе находится что-то совершенно иное, чем то, что мы видим снаружи. Причём не более сложное, скорее даже наоборот, а именно иное. Возникало буйное ощущение всемогущества -- как будто раньше ты был до ужаса слаб и пользовался лишь костылями -- к примеру, чтобы поднять какой-то предмет, тебе нужно было сделать это через ряд физических посредников (как минимум один из которых был неустраним -- твоё собственное физическое тело), а теперь, достаточно колыхнуть вот эту вот нить, и вон то дерево вместе со всеми корнями поднимется и зависнет над землёй. Причём не будет варварски выдрано, а поднимется со всеми корешками, вплоть до самых мизерных.
Наверное, так чувствует себя демиург. Но, только я, забывшись, колыхнул за выбранную нить, сотни и тысячи почти неразличимых вибраций полетели по соседним, вызывая целый каскад изменений. И я понял, почему я -- не демиург. И почему мне до этого звания пока -- как до луны пешком. Мало знать, как сделать что-то. Нужно ещё и уметь предвидеть последствия такого прямого действия на всю систему. В этот раз, вроде бы, не случилось ничего непоправимого. Дерево поднялось, а вместе с ним подняло и фрагмент земли со всей окружающей растительностью, причём казалось, что этот холмик был всегда, до того органично он выглядел. Однако я до невозможности чётко осознавал, что в другой раз мне может так не повезти. И тогда я, наконец, вернулся к тому, ради чего всё затевалось. Ведь прямое воздействие было всего лишь одной стороной моего дара. И вот уже музыка подхватила висящие узлы недоплетённого заклятья, вплетаясь в него, врываясь, сживаясь воедино. Дополнила, в меру своего или, скорее, в меру моего разумения, правда, скорее подсознательного. И я провалился в разум пленника.
Музыка осталась где-то там, снаружи, хотя какая-то часть меня по-прежнему переплавляла свою душу в ослепительно пронзительную мелодию. Где-то там, моя эмоциональная часть не могла сдержать слезы. А здесь... здесь было моё ratio. Чем-то это "здесь" напомнило мне серию из Star trek: NG с живым кораблём, на котором выстроили форпост. Огромные длинные коридоры, тянущиеся, тянущиеся и тянущиеся. Только... Пожалуй, это было скорее похоже на путешествие по нервным волокнам человеческого мозга (да и, пожалуй, такая аналогия будет наиболее точной). Коридоры были прозрачными, причудливо переплетались в трёх измерениях, а за их стенами мерцали картины из памяти моего "подопытного". Стоило вглядеться, как картина разворачивалась, затягивала и я, не теряя при этом самого себя, мог прожить какой-то эпизод жизни вместе с лежащим передо мной человеком. Стоило пожелать "отцепиться" от просматриваемого фрагмента, и меня несло дальше, по реке памяти, причём я точно знал, что могу легко регулировать скорость движения.
Вот пара детских воспоминаний: вот мама, такая большая и светлая, поднимает тебя на руки и улыбается... наверное, так восторженно и ярко способны воспринимать мир только дети. По мере взросления он уже не кажется таким большим, светлым, и, тем более, радостным. Вот папа ведёт тебя за руку по ярмарке, а ты упоённо сосёшь большой красный леденец на шершавой деревянной палочке... И пока тебе плевать на то что папа у тебя низкого роста, узок в плечах, да и характером не силён...
Вот уже ты чуть постарше... И видишь в щёлочку приоткрытой двери, как мама поколачивает папу за то, что он выпил и поздно пришёл домой (наверное, ещё древние египтянки так колотили своих мужей и любовников, и будут поколачивать и через тысячи лет, во времена покорённого космоса и разведки далёких галактик...). Вот она срывает на нём злобу, придя усталой с работы и узнав, что он не сходил за продуктами. Быт, быт, быт... Вот ты случайно видишь, как папа, оглядевшись и не заметив тебя, злорадно улыбается и сыпет в тарелку маме какой-то порошок. И даже тогда тебе, ребенку, хватает ума связать это с тем, как мама после этого сидит несколько часов, запершись в туалете.
Следующее воспоминание, на котором я останавливаюсь. Тебе лет двенадцать-тринадцать. Ты злорадно улыбаясь, завязываешь старый джутовый мешок с камнями и соседским котом. Как же он тебя достал своими воплями по ночам. И вот, наконец, шанс отомстить. Ты достал мешок, так, чтобы никто не заметил. Поймал кота. Сунул в наполненный несколькими камнями мешок, осталось только завязать и выкинуть в реку. В этой заводи редко кто бывает, ни из деревенских, ни из городских. Деревня выше, а значит, кота вряд ли найдут скоро. Да и будут ли искать? Всем будет спокойнее без него. И ты бросаешь мешок в воду... сердце на пару мгновений ёкает... Ты сжимаешь зубы и идёшь дальше. Ещё раз у тебя ёкнет сердце, когда ты увидишь Маряну, соседскую девчушку лет семи, когда она будет плакать и звать кота, который уже никогда не придёт.
Где-то там, снаружи, мелодия стала тревожнее, на мгновение зазвенела в гневе и понеслась дальше уже не спокойной речкой, а сердитым горным ручьём после грозы, под не до конца разошедшимися тучами. Нотка этого гнева прозвучала и раньше, когда он видел, как папа подсыпал маме порошок... вернее, когда не сказал об этом маме...
И дальше понеслось. Нет, мой "подопечный" не был злодеем, но... Конечно, каждый из нас, или почти каждый совершал что-то, что шло в разрез с его совестью. Однако... Впрочем, не я судья этому человеку. А кто судья, я кажется, уже понял, как и понял общий смысл эльфийского заклятья, которое применил. Это была казнь совестью. Не чьей-то чужой, а твоей, собственной. Но не той, гибкой и усталой, какой она была теперь. А той резкой и бескомпромиссной, какой она была когда-то. Когда-то, когда ты ещё не сделал ни одного противного ей поступка. И она выбирала наказание. Без жалости. Строго. Справедливо. И именно поэтому такой страшной была эта казнь для долгоживущих. Ведь за многие годы им (да чего уж там, нам) столько раз приходилось так, или иначе, поступаться собственной совестью, что её ответ был бы жесток. Это было бы, пожалуй, куда хуже пресловутого ада... Нет, наверное, были бы такие, кто прошёл это испытание с честью. Кто бы выдержал спокойно, потому что не поступался в жизни совестью. Ребёнок бы не умер, почти наверняка. Но для взрослого, особенно такой профессии, как мой оппонент...
Вот он возвращается с каникул домой, в город. Ему, наверное, лет семнадцать. В деревне остаётся девушка, с которой он кувыркался. Он думает о ней с презрением -- как же, заполучить её было так просто... она верила всей той чуши, которую он болтал. Думала, он будет с ней? Ха!.. И только где-то в далеко запрятанной части души, части, в существовании которой он не признается даже самому себе, поднимается сожаление. Сожаление о том, что эта энергичная, яркая и красивая девушка, искренняя и такая непохожая на городских, будет страдать. Сожаление и осознание неправильности своего предательства. Разбавленное пониманием, что он все равно будет действовать именно так. Что он будет со смехом рассказывать "друзьям" в городе, как обвёл вокруг пальца деревенскую простушку...
Накал мелодии растёт. Это уже не ручеёк после грозы. Это море под затянутым тучами небом. Море с белыми хлопьями пены на гребнях волн. Налетающие порывы яростного и злого ветра...
Моему оппоненту очень больно. Если бы мог, он бы заплакал, но здесь лишь его душа. И он не может ни заплакать, ни вцепиться себе в волосы, надеясь, что причиняемая ему самому боль хоть немного ослабит боль осознания... Осознания всех тех подлостей, которые он когда-либо совершил.
А я двигаюсь дальше. Пропускаю многое. Вот он, молодой, неотразимый, как он считает, франт, уже старший следователь города, идёт свататься к внучке городского судьи...
Да что этот старый пень себе воображает! Это сейчас он большая шишка, а через пару лет подохнет и кому тогда будет нужна его сиротка внучка! Приданного за ней никакого -- старый пень ведь славится своей честностью! Связей у старика, из-за характера, тоже особенных нет. Ну, может, подкормит кто девчушку из жалости, да и попользует заодно! Ведь она, будучи мила и красива -- будет бедна, как церковная мышь! А он -- он ведь не просто так, в свои двадцать два у него уже карьера! Покровители! Куда уж лучше пару. А эта... ... оказывается, не хочет! Да что она понимает? И вообще, кто её спрашивает? Вполне достаточно его желания... Ну что же, они ещё пожалеют.
Как-к-кая ирония! Судья сгорел во сне, в пожаре, начавшемся от выпавшего из очага уголька, а его внучка, собственно и орудовавшая на кухне в такой поздний час, оказалась заперта в подвале захлопнувшимся люком. Погибла из-за собственной неосторожности, бедняжка, задохнулась дымом. По крайней мере, так выглядит версия следствия в его лице. И подкреплённая достаточными доказательствами того, что это прискорбный несчастный случай, разумеется. И никто, конечно, не видел тёмную фигуру, посещавшую дом судьи в этот вечер. Нет, всё-таки, какая ирония, что расследовать дело поручили именно ему. А он так старался, заметая следы. Впрочем... это, разумеется только к лучшему. Правдоподобнее вышло. А в том, что именно ему доверено расследование -- тоже ничего удивительного. Он ведь один из лучших следователей города.
А потом ему поступило предложение, от которого невозможно отказаться. Вербовка в третий отдел, в чёрные щитки. Причём в подразделение, подконтрольное только начальнику тайной стражи, лично. Или дело судьи поднимется из архива, уже с новыми фактами...
Боль захлёстывала его уже так сильно, что её отголоски ощущал даже я, даже окунаясь в его чувства и воспоминания. Был странный контраст между его чувствами из памяти и теми, которые он испытывал сейчас. Было тяжело... Но я уже неотвратимо приближался к настоящему времени.
Я мельком просматривал дальнейшее. Задания, задания, задания. По большей части -- ничего особенного -- наблюдения, тайное проникновение. Обучение отдельно и по ходу дела. Получение звания старшего оперативника столичного отдела. Были, конечно, и грязные задания. И шантаж, и убийства, и похищения. И запугивание, в том числе путём изнасилования. И сладкое чувство безнаказанности, бывшее с ним тогда. Сладкое чувство причастности к большой и страшной организации, из-за твоей принадлежности к которой тебе мало кто решится перечить. В том числе чиновники, об которых ты зачастую (пусть и по заданию) вытираешь ноги, развлекаешься на их глазах с их жёнами и дочерьми, режешь их, как скот. Или, к примеру, военные...
И по контрасту с его тогдашними чувствами -- боль, стыд, раскаяние, ужас от содеянного... Боль не могла его убить -- у него сейчас не было тела. Но она свела его с ума, хотя ему от этого и не стало менее больно. Я понял, что теперь долго находиться в разуме человека попросту опасно. Прозрачные туннели изгибались, перекручивались, натужно стонали, грозя рассыпаться. Однако я все ещё не узнал того, что должен был. Я лихорадочно просматривал новые воспоминания, быстро и аккуратно, стараясь ничего не пропустить. Второго шанса у меня не будет. За мной уже начинали осыпаться самые старые воспоминания. С хрустальным звоном раскалывались дальние тоннели, а где-то снаружи гремела уже настоящей бурей в открытом море музыка, а я искал.
И, наконец нашёл. Маленького роста, чуть полноватый, с длинными руками человечек расхаживал перед коротким строем из трёх человек. Наверное, его можно было бы назвать смешным, прекрати он двигаться и закрой глаза. А так от него при первом же взгляде веяло ОПАСНОСТЬЮ -- об этом просто кричали его ледяные жестокие глаза и мягкие движения -- не война даже, убийцы. Глава третьего отдела инструктировал их. Инструктировал совершить государственную измену. Напасть на принцессу, уничтожить сопровождающих, доставить в особняк на Преннорской. Разумеется, всё тайно, через ближайший лаз службы и тоннель за город. Собственно, поэтому и был выбран именно особняк. Его старшие коллеги организуют засаду. А он возьмёт младшего оперативника Варана и перекроет принцессе отступление, если она, конечно, сможет отступить.
Я вынырнул из воспоминания, судорожно оглядываясь. Что же, судя по состоянию туннелей -- минут пять у меня ещё есть, однако не стоит гневить судьбу. Я узнал то, что хотел, теперь нужно выбираться. Никто ведь не знает, что случится, останься я здесь на момент полного разрушения...
По ощущениям было похоже на выныривание из глубины, на остатках воздуха. Некоторое время я бессмысленно сидел на земле, приходя в себя. Прижатая к боку лиара была тёплой и придавала уверенности, а я всё никак не мог отплеваться от хоровода чужих воспоминаний.
Тело у моих ног сотрясали лёгкие конвульсии, уже какое-то время, судя по всему. Через пару минут, когда я уже более-менее пришёл в себя, тело дёрнулось чуть сильнее, и застыло. Перевернув его, я увидел гримасу боли, застывшую на его лице, пену на губах и широко раскрытые неподвижные глаза. Мёртв. Для проверки пощупал пульс. Бесполезно, разумеется. Как странно. Я и в своём мире знал, что готов убить человека. Но там мне ни разу не пришлось проверять свою готовность на практике. А вот здесь... Какой это убитый, на моём счету? Пятый, кажется. Если, конечно, не считать зомби. Но он был мёртв задолго до встречи со мной. Испытываю ли я раскаяние? Нет. Они все заслужили смерть, с моей точки зрения. Да и... Что такое смерть? Она извечная спутница воина. Я поднялся и тронулся к городу. Ноги больше, вроде не подкашивались, зайти я рассчитывал через подземный ход, известный мне ещё со времён моей бытности вором. В воспоминаниях убитого сведений о нём не было. Может быть, он о нём не знал. Может быть, о нём не знала и служба. Кто знает? Был шанс нарваться на засаду, шанс что тоннель давно обвалился, шанс нарваться на кого-то из воров... Однако, даже тогда, давно, об этом ходе знала всего пара человек, а сейчас, через столько лет, может быть, не знает и вообще никто. Во всяком случае, мои шансы пройти живым через него много выше, чем через ворота или через стену. Это только в книгах в город можно легко пройти с первым попавшимся крестьянином, везущим на телеге сено... На самом деле все отнюдь не так просто.
Я перешёл на лёгкий бег. Так я могу двигаться долго, несколько часов кряду, особенно, если не буду разговаривать. Да и по скорости почти равен лошади, идущей рысью. Не впрямую, конечно, только за счёт того, что двигаюсь не по дороге, а по лесу, напрямик. Да и следов почти не оставляю, выследить меня сейчас сможет только очень опытный следопыт, да и он за мной явно не угонится.
Вернулся мыслями к смерти. Вспомнил строки незабвенного Миямото Мусаси, читанные ещё давно, в нашем мире, но уже тогда запавшие в душу: "Под Путём Воина понимается смерть. Он означает стремление к гибели всегда, когда есть выбор между жизнью и смертью. И ничего более. <...> Если ты живёшь, свыкнувшись с мыслью о возможной гибели и решившись на неё, если думаешь о себе как о мёртвом, слившись с идеей Пути Воина, то будь уверен, что сумеешь пройти по жизни так, что любая неудача станет невозможной, и ты исполнишь свои обязанности как должно."
Следовал ли я ему там? Старался следовать, но как-то... понарошку. Не принимая внутрь себя это понимание. А теперь, неожиданно, увидев воочию действие старого эльфийского заклинания, больше того, поняв изнутри, что при этом чувствуешь... Я понял, что теперь не смогу иначе. Для меня, путь воина это путь совести. Мы заключаем сделки с собственной совестью из страха. Из страха, что следование совести приведёт нас к краху и гибели. Что ж, сейчас для меня самое время начать думать о себе, как о мёртвом. Сейчас я иду против могущественной организации в и так-то не самой дружелюбной ко мне стране. Боюсь ли я? Что врать-то, разумеется боюсь. Но готов ли я умереть? Я считаю, что сейчас я, может быть впервые в двух своих жизнях, делаю что-то действительно правильное. Делаю то, что должен. Поэтому... Пожалуй, я готов. И даже готов не жалеть, если у меня ничего не получится...
Вот и приметный холмик. Я нырнул в хитрую, незаметную снаружи щель между камней и почти сразу уткнулся в рассохшуюся от старости дверь. Потянул её на себя, и она банально рассыпалась. Мда. Один вопрос снимаю, видно, что ходом не пользовались как минимум несколько лет. А скорее несколько десятков. Главное, чтобы не обрушился. Ну, что же. Как всякий уважающий себя герой, отправлюсь спасать принцесс. Правда, не от дракона...