Груды ржавого хлама вокруг, старого, почти бесформенного, сливающегося в одно сплошное буро-черное пятно. Маслянистая влага, падающая с неба тяжелыми каплями и оседающая на коже противной пленкой - так и хочется содрать ее ногтями... чуть заметный посвист где-то в стороне - то ли ветер запутался среди железных обломков, то ли случайно залетевшая пичуга шалит.
- Потерпи, пожалуйста, - Рада хлопает единорога по шее. - Еще чуть-чуть осталось.
Сил двигаться дальше уже нет, только жесткая, бесцветная усталость, да гул в ушах - морским прибоем. Когда она спала последний раз?.. Девушка не помнит - время поджимает, толкает, торопит, не дает сделать даже лишнего вздоха.
Ничего, еще совсем чуть-чуть - одна тихая и безжизненная пустошь.
Врата Знания всегда считались мифом - красивая легенда, которую приятно рассказывать длинными зимними вечерами возле семейного очага. И улыбаться недоверчиво - вот же брешут люди... Ни один смельчак не пробовал еще пройти указанный в легенде путь - через перевал Драконов, да Выжженную пустошь, да еще чуть-чуть Забытым лесом... Нет уж, дураков ищите где-нибудь в другом месте, а мы послушаем-послушаем, поохаем восторженно - ну надо же, Врата... на любой вопрос ответ дадут, ишь ты! - да спать пойдем на мягкую перину - сказки хороши вечером...
Не ходили смельчаки к Вратам. А может, просто вопросов достаточно важных не находилось?
А вот Рада нашла. Да такой, что поперек горла встал - черными крестами Мора на домах родной деревни да пустыми глазами умирающих детей в лекарне, умирающих долго, и от того сквозило в том последнем взгляде светлое, радостное облегчение... Хорошо встал, не захлебнуться бы горечью бессилия да ужасом прощальной улыбки на родном лице.
Простой вопрос: что делать?
А ответ - призраком возможности за неведомой дорогой, которую еще пройти и как можно быстрее, потому что Мор ждать не будет, не упросишь.
Провожали ее молчанием, гробовым, осуждающим - как, знахарка да от поветрия бежит! - и упреком, плывущим в чужих взглядах. Лишь старый Учитель подошел у ворот, потрепал скакуна по шее, сунул в руку оберег солнечного камня - а пальцы Рады дрогнули, попытались сжаться, удержать, предатели-пальцы... - и ушел, так и не сказав ни слова. Хорошее напутствие, от души.
А дорога серой лентой рвалась в горы - прямой да гладкой, на славу Предки строили, ничего не скажешь, - звала, манила... И шумели за спиной деревья родной долины, шелестели на ветру, почудилось - прощальным говором, но отогнала морок, отмахнулась - нельзя, никак нельзя на совсем уходить, не стоит...
Сейн ходко шел, ровно - зверь именной, хозяйку чует: и нетерпение, и надежду - заплетает в нить дороги ровными ударами копыт, успокаивает... Тепло было да солнечно, и в сон клонило - ведь сколько не спала, больных успокаивая да обихаживая, - гнуло к луке седла, вырывало узду из слабеющих пальцев. Встряхивалась, поднимала непокорные веки - не спать, чужие места, опасные... Перевал Драконов, как-никак.
Прошли незаметно, только ветром ледяным горным мазнуло было, да тут же и утихло, когда дорога проворно нырнула вниз - закончился Драконий перевал будто и не было.
Заночевали в лесу - небольшом, сосновом, на самом берегу ручья. Ветки для костра собирала в темноте, почти на ощупь - до последнего света скакали, пока хоть что-то видно было. Запиналась, да на стволы натыкалась порой, но ничего, собрала, сложила, как надо.
Огонь заплясал бойко да живо - теплом, жизнью... осветил узкий берег лесного ручья да стремительно несущуюся, не растерявшую еще горную прыть, воду - свежую, ледяную, пахнущую сосновыми иглами. Самое то для чая, чтобы и согреться и тело подбодрить.
Незнакомец вышел из темноты как раз, как вода закипела - к чаю поспел. Высокий, на ногу легкий, а меч на боку - скромный, тусклого металла да коричневой кожи - воинский меч, не украшение. Замер на самом краю света, так, чтоб лицо видно было. Да и как не замереть, когда к горлу острый витой рог тянется? Сейн шутить не собирался - единороги, они с детства драться обучены, никакого врага не боятся, верят, что бессмертны.
- Доброй ночи, путники, - поздоровался незнакомец, спокойно, словно старых друзей увидел.
- Ночь уже, - фыркнул Сейн, но рога не отвел, - да и добрая ли - пока не ясно.
- Добрая, добрая, - улыбнулся воин, легко, открыто - всем бы так улыбаться посреди ночи да в темном лесу. - Меня зовут Дюпон, - и добавил, словно это все объясняло, - странник.
- По свету ходить любишь? - поинтересовался единорог.
- Люблю, еще как люблю, - рассмеялся странник. - Пустите к огню погреться?
Светлый он был и говорил честно, не юля, - это Рада сразу почувствовала, ей, знахарке, сами боги велели. А потому попросила:
- Пусти, Сейн. Костер большой, на всех хватит.
Скользнул вперед бесшумной тенью, опустился на землю плавно, экономно - воин, одним словом. И бывалый. Чашку с чаем принял благодарно, кивнул сдержанно да глотнул аккуратно - прямо так, только что кипевшего.
- Вкусно, - голос негромкий, довольный, а глаза... смеются глаза, и цвета не понять - то ли серые с чернотой, словно небо грозовое, то ли черные с серебром, как вода глубоких озер. А только так и кажется - сейчас мелькнет молния и опалит, как есть опалит. Огненная натура-то, видать. - Куда направляетесь, путники?
- Нам Выжженная пустошь нужна, - знахарка не дает единорогу вмешаться, говорит кратко, тихо - нет сил на большее и голос почти дрожит, но только почти.
- Знаю, где это, - кивает Дюпон, уже серьезно, без смешинки. - За долиной Драконов, через холмы да за Черную реку. Дня три пути.
Три дня - это много, это очень много, если мерить в уходящих безвозвратно жизнях. Но выбора нет, и Рада спрашивает прямо:
- Проводишь?
Короткий взгляд в ответ - острый, прицельный, словно на врага перед боем, и улыбка - неожиданно мягкая:
- Провожу, отчего же не проводить...
... Сон накрывает знахарку с головой - властно и неумолимо, и последним эхом уходящего дня плывет в воздухе:
- А отчего долина-то так называется? Правда Драконы живут? - это Сейн, любопытный и неуемный, как обычно.
- Нет, - негромко отвечает странник. - Драконы отсюда ушли. Давно уже.
Показалось, или отзвук чужой тоски скользнул по ночному воздуху?
Время течет незаметно: рассвет, утро, полдень... гладкая лента дороги, белоснежная грива, плещущая волнами на степном ветру - лес кончился еще до того, как первая роса высохнуть до конца успела, - да быстро шагающий впереди мужчина. Тонкий свист - переливчатый, задорный, плывет в воздухе игривая мелодия незнакомого танца.
- Не к добру свистишь, - замечает Сейн. - Примета такая есть - крыши над головой не будет. Семь лет.
- А у нас ее и сейчас нет, - не оборачиваясь, отвечает странник и в голосе чувствуется улыбка. - Так что волноваться нечего.
Единорог фыркает, но не находит ответа.
Тихое ровное жужжание вкрадчиво касается ушей - далеко, на грани слуха. Рада знает, что это - кто-то разбудил рой снежных пчел, и теперь громадные, с голову ребенка, жуки несутся вперед, нападая на все живое на своем пути. Несутся к ним, судя по звуку.
Дюпон тоже знает - оборачивается резко и выдыхает одно:
- Ходу...
- А ты? - пытается возразить знахарка. Оставить мужчину здесь - обречь на смерть, мучительную и страшную - от рвущих кожу острых ядовитых жал.
В его грозовых глазах - окончательный ответ, жесткий и уверенный. И голос тверд:
- Забудь обо мне!
Она медлит, сдерживая своего скакуна, ведь если вскочить на круп единорога позади седла... И на встречу попадется достаточно глубокая река, чтобы укрыться... Шанс есть. Призрачный, но все же.
Единорог срывается с места, закусив удила, сопротивляясь нерешительной руке, парой скачков огибает мужчину и вылетает на гладь дороги.
- Прекрати... - хрипит он, чуть слышно, от боли. Рада очухивается и ослабляет повод, чтоб не терзать зверя. И приникает к точеной шее, чувствуя, как впивается в одежду и волосы встречный ветер.
Дорога летит под копытами, и вплетается в тянущиеся мгновения рвущееся вперед тело скакуна - скорость и только скорость, вперед, быстрее. Успеть...
Реки не видно, а жужжание нарастает, накатывает пронзительным гулом, бьется в голове голосом нагоняющей смерти.
- Подожди, Сейн, - выдыхает знахарка, пытаясь нащупать притороченный к седлу лук - легкий, охотничий, но стрел - целых тридцать, и если постараться...
Единорог послушно сбавляет темп: чуть реже стучат копыта, чуть чаще бьется сердце.
Рада стреляет быстро, почти не целясь - учили ее с детства и косулю на скаку бить, и птицу влет. Знахарка, положено уметь выживать в лесу не хуже охотников. Она почти не промахивается, и серебристые точки сыплются на землю из ровной полосы роя. Пчелы и не думают замедляться - они слишком злы сейчас. Кто неосторожно растревожил их гнездо на целую осень раньше, чем положено, - не важно, он уже поплатился сполна за дурость. Но вот остановить их сейчас могут только вода и огонь...
- Поздно, Сейн, - признает Рада. Не видно ни следа реки - не спастись. Единорог переходит на рысь и трясет головой.
- Зато весело было, - пытается утешить он хозяйку, но у той уже нет сил даже улыбнуться. Так глупо... лучше бы она осталась дома, раздувать последние икры гаснущей жизни и снимать чужую боль, чем вот так - посреди чужой солнечной степи...
Черная тень накрывает землю, и знахарка задирает голову, чтобы посмотреть, что же это.
Над их головами, прямо в центре полуденного синего неба, плывет дракон. Золотом сверкает чешуя, зеленью отливают иссиня-черные когти, розовым отсвечивают полупрозрачные крылья. Он кажется миражом, этот золотистый силуэт, мазком чьей-то шутливой кисти на холсте небес - ну вздумалось богам побаловаться художеством, ну вот и начудили...
- Сейн, - только и успевает шепнуть Рада, когда невероятный, невозможный зверь начинает падать на них с неба. Единорог останавливается на скаку - всадницу бросает вперед и бьет о луку седла, и их накрывает волной воздуха, придавливает к земле. Знахарка утыкается лицом в густую мягкую гриву - почему она всегда пахнет свежим сеном? - умирать, похоже, придется прямо сейчас.
Спину Рады обдает жаром - жестким, палящим... но не смертельным - след от горящего вверху пламени. Она переводит дух и поднимается на стременах. Оглянуться - и увидеть сыплющиеся на землю черные угольки - все, что осталось от пчелиного роя.
Дракон описывает круг в воздухе, разгоняя взмахами крыльев остатки дыма и пепла - ветер, поднятый им, бьет в лицо, и легко опускается на землю.
Светлая бронза чешуи, трепет тонких крыльев - почти полет стрелы, если развернуть, хищный изгиб мощных когтей. И золотистой молнией - знакомая улыбка, плывущая в грозовом взгляде.
- Дюпон, - выдыхает Рада чуть слышно - нет голоса, унесло набивающимся в рот ветром бегства.
- Признала? - голос его на удивление человечен, если закрыть глаза, то можно легко представить вчерашнего знакомца - легкого, высокого, стремительного... - Ну да, ты же знахарка, - он усмехается сейчас, этот странный человек-зверь.
Рада молча кивает - да, она умеет чувствовать других, за то и взяли когда-то ученицей в лекарню, за то и ценили - руки чуткие да душа отзывчивая. И тепла на всех хватало... Раньше.
- Ты проводишь нас до Выжженной пустоши? - спрашивает она, ведь дорога никуда не исчезла - вот, рвется вперед стрелой, выпущенной из лука богов.
- И даже чуть дальше, - скалит клыки дракон. Хорошие такие клыки - длинные да острые.
- Не страшно, - фыркает Сейн и бьет копытом.
И эхо подхватывает раскатистое рычание-смех повелителя небес.
Выжженная пустошь разливается черной трескучей полосой до горизонта - сплошь зола да пепел, прямо за темной лентой широкой реки. Воды ее мутны и тягучи, словно впитали в себя часть былого пожара. А этот берег зелен и цветущ - видно, щедра Черная река, сытно поит землю.
Они не задерживаются здесь надолго - все уже оговорено и объяснено. Рада послушно взбирается на холку дракона - чешуя его жесткая, но теплая, и если пристроиться поаккуратнее, вполне удобно, а Сейн покорно замирает на месте, ожидая.
Огромные передние лапы осторожно сжимаются на боках единорога - чтобы не сдавить и не поранить, и дракон взмывает в воздух со своей живой ношей.
Толчок бросает знахарку на острые края чешуек, и не ранится она только чудом. А дальше - ветер, поющий неведомую ранее песнь, да бескрайнее небо вокруг. И ровные взмахи изящных крыльев.
Сколько они летят, знахарка не знает - растворяется в чужой силе, в неудержимой свободе вольного полета. И воздух ласков и послушен, а солнце греет жарче, чем на земле.
Даже привычная усталость отступает, исчезает под напором нахлынувшего восторга.
Они приземляются уже на опушке леса - светлого, лиственного... Сейн отбегает в сторону, едва чувствует свободу. Шерсть его вздыблена, и ноги слегка подгибаются. Единорог трясет головой, делая первые, неуверенные, словно у жеребенка, шаги. Отрывисто всхрапывает и начинает игриво скакать на месте. Взгляд его серьезен - Сейн пытается размяться.
Рада соскальзывает с теплого бока по услужливо подвернутому крылу на землю. У нее тоже подгибаются ноги и слегка кружится голова, но девушка еще полна переполняющего ее полета, и оттого широко улыбается, открыто и радостно, как раньше, до Мора.
- Понравилось? - в мягком голосе дракона усмешка и забота, пожалуй.
- Да, - выдыхает Рада. - Спасибо тебе.
Единорог наконец успокаивается и ворчит негромко:
- А мне вот ни капли не понравилось!
- Верю, - фыркает дракон, обдавая их обоих волной тепла. - Уж извини.
Сейн натыкается на огненный взгляд и, кажется, смущается - отворачивается, тянется за травой.
- Дальше вы сами, - негромко говорит Дюпон и стряхивает на землю что-то непонятное, сверкнувшее золотистым блеском.
Рада наклоняется - у ног ее лежит золотая цепочка с маленьким причудливым бубенцом, покрытая вязью черных символов - письмена Предков, затейливые да странные, что писали - никто еще не разгадал. Пальцы словно сами нащупывают среди травы витые кольца цепочки, и звякает подвеска, опускаясь на грудь. Странно звякает - тонко, чуть слышно... зовуще.
- Позвени, когда понадоблюсь, - поясняет Дюпон. - Я услышу.
- А если другой дракон прилетит? - спрашивает знахарка, заворожено рассматривая древнее украшение.
- Не прилетит, - давешняя ночная тоска мелькает в глубоком голосе Дюпона. - Нет больше никого. Я последний.
И не дождавшись ответа, взвивается вверх, обдав спутников тугой волной воздуха.
- Ты его обидела, - единорог подходит к хозяйке, провожающей взглядом золотистую точку на небе, тыкается мордой в плечо.
- Наверное, - соглашается Рада.
Откуда сверху эхо доносит призрачное: "Удачи...".
Заваленная ржавым хламом пустошь заканчивается быстро, гораздо быстрее леса, что они проскакали, не останавливаясь почти - тонкие силуэты стволов и мелькающий то тут, то там среди зелени листвы охряный мазок подступающей осени. И дождь, липкий, медленный, прекращается тоже. Воздух словно светлеет, очищаясь от серой мокрой взвеси, что наполняла его последние сутки.
На самом краю зыбких железных холмов, прямо на границе с начинающейся за ними зеленой травой, стоят Врата - изящная арка, ровно в рост человека. И по краю ее бежит замысловатый узор древних букв, непонятный, пугающий.
Врата выглядят совсем новыми - светел и чист камень, ярок и черен рисунок. Словно не секло их ни разу буйным зимним снегом, не поливало ледяным осенним дождем, не обжигало палящим летним солнцем.
Врата выглядят ужасно старыми - резкие тени скользят по буквам, словно глубокие трещины, следы прошедших веков - четкие, неумолимые. Но это только морок - поверни голову, и они исчезнут, отступив перед свежестью новизны.
Врата вечные. Они стоят здесь испокон веков и будут стоять еще столько же - пока само солнце не погаснет, устав освещать их тонкий силуэт.
- Врата Знания, - голос Сейна ломается, словно слова не идут из горла.
- Да, - спрыгнуть на землю легко, труднее сделать первый шаг к этому... чужому.
- Рада! - окликает ее единорог уже у самых Врат - как дошагала, не помнит, не видела. Знахарка оборачивается: белоснежный зверь с гордым витым рогом застыл посреди ржавого железа, и колышется на ветру длинная грива - Рада словно чувствует ее шелк в руках, она так любила пропускать эти пряди сквозь пальцы, когда была еще совсем мала, наблюдать, как играют они переливами всех цветов на солнце...
- Рада, - голос Сейна непривычно мягок. - Я буду ждать тебя.
- Я вернусь, - обещает она - не только ему, а еще и всем полным болезненного жара взглядам, что встают сейчас в памяти. Что прямо сейчас, возможно, гаснут один за другим, просветляясь последним облегчением...
Знахарка поворачивается и делает шаг в арку.
Белый острый свет, неправильный, ненастоящий. Бьет по глазам - зажмуриться, отвернуться, не видеть...
Стерильность больничного бокса и приветливое лицо медсестры - профессиональная улыбка и участие в глазах. Рядом доктор - старенький, сухонький, чем-то похожий на Учителя. Улыбается так же широко, отработанно.
- Мисс Тротт, с возвращением! - а вот радость в голосе, похоже, неподдельная.
Мир расплывается и тает перед глазами неверным маревом.
Ее выписали через неделю. Вручили персональный биодатчик, вызвали ее личный кар и провожали в коридоре чуть ли не всем составом дежурной смены. Еще бы, владелица медиа-империи, полгода в коме, сирота!.. Рада старалась делать вид, что не слышит пораженного аханья вокруг, но это было трудно. Почти так же трудно, как удерживать рвущийся крик, когда по ночам ей снились гибнущие в огне мать и отец вперемешку с бледными детскими лицами, сгорающими в жару Мора. И плывущее спокойствие прощального взгляда.
Смерть стучалась в ее сердце, звала обратно, манила. И знать бы, что там, за чертой, будут ждать Врата... Рада бы прошла, пусть и безвозвратно.
Темно, мягко и удобно - эргономичное кресло подстраивается под фигуру, светодатчики - под тремор зрачков и биение пульса.
Короткое прикосновение к сенсорной панели - и стены вокруг тают, исчезая бесследно.
Бескрайняя синь - яркая, даже глазам больно, и беспощадное солнце - режет, жжет... Полет?
А как же ветер в лицо и острые теплые чешуйки под ладонью? Свобода и восторг? И сила, чужая сила, бьющая через край, пляшущая вокруг...
Изящный бубенчик на цепочке - медальон ее матери: тонкая вязь их общей фамилии на галакте и кусочек поющего хрусталя внутри. Тронешь - звенит. Зовет...
Протянуть руку и коснуться прозрачной перегородки. Коснуться неба. Рукой.
Солнечный мир расплывается перед глазами - похоже, все-таки слезы...
Трудно дышать, больно, воздух встает в горле, не глотается... Дернуть пальцами предательскую цепочку-удавку.
Тонкий, едва слышный звон наполняет воздух, трепещет, бьется...
Зови, не зови - дракон не прилетит.
И где-то там, за гранью реальности, будет преданно ждать гордый белоснежный зверь с длинной, шелковой гривой...