"...Школа, школа, ты похожа на корабль летящий вдаль." Ах, как далеко. И с каждым годом все дальше и дальше. И давно уж сливается с облаками нагромождение его парусов, и давно уж не заметны разноцветные квадратики ветхих заплат на тех парусах, давно не видно, насколько ободраны его крутые борта...
"Ты помнишь, как все начиналось? Все было впервые и вновь..." Ребята, Максим Ковригин, Олег Грошев, Света Панкина, Артем Луговкин, вы все еще были живы, молоды и счастливы.
Как много мы тогда не понимали! Как яростно гребли против течения. Мы были в первых рядах тех, кто торжественно отказался вступать в комсомол. Нам казалось - мы в первых рядах строителей нового мира! Оказались в первых рядах могильщиков больших и хороших традиций. Мы разрушали до основанья, а создать - не смогли. Боролись за то, чтобы нас не привлекали к комсомольской работе в наше, личное, свободное время. Прости, Максимка. Тебя пырнул ножом на автобусной остановке такой вот, освобожденный нашими стараниями от комсомольских собраний и субботников подросток. Тебе было 22 года.
Мы были в первых рядах тех, кто еще в школьные годы радостно бросились в рынок с головой, совсем не понимая, что в этой речке мы далеко не крокодилы, а всего лишь мокрые котята. Мы были за жвачки и сникерсы. Мы не собирали макулатуру и металлолом "забесплатно", боролись за свое право на труд, старательно раскладывая по почтовым ящикам рекламные газеты и таская ящики с помидорами на рынке. Мы хотели денег! Олежка, ты хотел их больше всех и сразу. Тебя выкинули из машины "компаньоны", а потом проехали по тебе, переломив позвоночник. Их не догнали. А тебе было только 25 лет. Встреча одноклассников на твоих похоронах...
Мы были те, кто так радостно топтал лицемерную социалистическую мораль, кто с обнаженной грудью вставал на баррикады сексуальной революции. В пятом классе мы красили губы в туалете, в седьмом первый раз целовались, а в десятом Светочка вместо последнего звонка пошла на первый аборт. Мы с упоением смотрели "Интердевочку" и завидовали Светкиным шубкам из стриженого козла. Она сверкала в ночных дискотеках и спала до обеда, ела красную икру и купила машину, а мы, подружки, пыхтя над учебниками в своих институтах, завидовали ей черной завистью. А когда она плакала на моем плече, я с удивлением утешала ее до тех пор, пока не услышала, что причина ее истерики - положительный анализ на СПИД. Она ушла, а я неистово терла в ванне мочалкой то самое плечо, а потом, зная, что так ВИЧ не передается, все же побежала сдавать анализ и тряслась в ожидании результата. Прости меня, Света. Ты не стала дожидаться нашего сочувствия. Мы хоронили тебя в дождливый день, первого сентября. Тебе только-только исполнилось 26 лет.
Мы мечтали о заморских странах и исключительной любви. Мы так торопились стать взрослыми. Артем, ты еще в школе рисовал наши портреты в восточных интерьерах. Я храню тот карандашный набросок, который ты сделал в десятом классе: я на подушках в расшитых шароварах задумчиво курю кальян. Ты был талантлив. И глаза твои сияли, как восточные звезды. Ты искал вдохновения в быстротечных романах, поэзии и - наркотиках. Только глаза сверкали на твоем изможденном лице все более страшным светом. Прости нас, Артемка, мы боялись твоих глаз, когда ты бросался к нам на улице и просил денег. В 27 лет, в прошлом году, ты умер от передозировки.
Я не хочу, я больше не хочу таких встреч одноклассников у могил друзей! Мы стали поколением перелома, болезненного, плохо сросшегося и причиняющего нам порой глухую и горькую боль. Уже не успевшие увидеть смысл жизни в борьбе за идею, еще не сумевшие перевести все ценности в денежный эквивалент.
В мае, когда звенят в школах последние звонки, я шлю привет своим одноклассникам: бывшему красавцу Володьке, грузчику супермаркета, пьяному с утра; Анютке, дорогому кардиологу частной клиники; Лехе, владельцу мебельных магазинов; Машке, матери четверых вечно голодных таджикских детей; Саше, преподавателю восточных единоборств; Леночке, кандидату педагогических наук, учителю начальных классов... Мы мечтали жить счастливо, и каждый видел счастье в чем-то своем.
Наверное, счастье в том, что на том кораблике сегодня плывут наши дети. И та же учительница учит их ставить паруса, и тот же директор стоит за штурвалом. Нашей маленькой провинциальной школе в этом году исполнится 75 лет. Она выдержала все наши бунты, забастовки и "перестройки". И еще сто лет будет учить таких, как мы, плавать в море жизненных штормов. "Эй! На корабле! Семь футов под килем!"