Была весна. Дворники выбрасывали на подсохший светлый асфальт тяжелые пласты грязного снега, падая, они лопались с глухим звуком и оставляли черные следы. В синих лужах плескались воробьи.
Посетители пивной под народным названием "Фактория" не были родней. Они и знакомы-то толком не были, но еженедельный ритуал потребления пива связал их тесными узами. Приходили сюда поодиночке и дружескими компаниями, с женами и подругами, разговаривали и пели, ссорились и мирились, слушали транзисторные приемники, коллективно разгадывали кроссворды, пили и ели.
Каха пиво не разводил - наживался на пене. Не отказывал в кредитах, точно помнил сколько ему должны и что должен он. По рыжим запотевшим бокам кружек сползала пушистая пена, и Каха, филигранно жонглируя сразу десятком, бросал в окно кухни: - Аркадий, еще четыре люля...
Смесь солнца, табачного дыма, легкий алкогольный флер и запах шашлыков создавали неповторимый интимный аромат. В такой весенний день на "Факторию" забрел чужой.
Что чужой, сразу было видно. Старик с лицом, тронутым бытовым пьянством, слегка прихрамывал. Глаза его были черны и выпуклы. Что-то в нем было нездешнее - из другого мира, другого времени. Одет он был так, будто на днях ограбил реквизиторскую. На нем были новые лаковые ботинки на платформе, негнущиеся кримпленовые брюки цвета беж, а под ними сияли красные носки. Верхняя часть была облачена в матросский бушлат без погон и завершалась тесной кепочкой служителя мак-дональдса с длинным козырьком. Седые волосы были схвачены сзади в хвостик. В одной руке у него была богатая палисандровая трость, в другой - доисторическая кирзовая хозяйственная сумка.
Каха нищих не любил. - Чего надо?
Старик виновато улыбнулся, роясь в кармане. - Пивка хочется. - Он принялся считать мелочь.
Каха отвернулся. - Иди отсюда. Кружку только пачкать.
- А мне не надо, дорогой, кружки, у меня своя. - Старик извлек из сумки залапанную банку.
Каха плеснул в банку пива, покосился на деньги в руках старика. - Ладно, уж, убери.
- То есть как? - возмутился старик. - Нам чужого не надо! - Он шлепнул мелочью о стойку и гордо пошел с банкой прочь.
Каха вслед только покачал головой.
Старик пил медленно, смакую глотки.
Мужики за соседним столиком распечатали бутылку водки, налили в початые кружки. Звали их Сергей и Ваня, и были они с глубокого похмелья.
- Куда льешь столько? - сказал Ваня. - Пить же нельзя будет.
- Нормально, - успокоил Сергей.
Они глотнули, скривились. Ерш, действительно, был замешан круто - организм не принимал его.
Старик невзначай придвинул к себе грязную тарелку, принялся выбирать куски жира, оставленные ушедшим посетителем. - Столько мяса оставляют. Таких денег стоит. А они купят и оставляют. Зачем покупать тогда?
Ваню замутило.
Старик взглянул ему в глаза и увидел слезы. - Что, совсем плохо, ребята? Зря вы это. Как говаривал старик Вильям - тебя зачал я сын, беспутный, когда напился водки с пивом. Король Генрих четвертый. Акт первый, сцена третья.
- Пошел бы ты со своим Вильямом, - сказал Ваня.
Старик не обиделся. Он наклонился и принялся шарить в сумке, глядя на ребят загадочным взглядом, и вдруг, словно волшебник, извлек из ее недр маленький, пупырчатый, соленый огурчик. - Возьмите, ребята.
Помедлив, Сергей взял огурец. - Давай плесну...
Старик с готовностью подставил банку.
Выпили, захрустели огурцом.
- Сам-то водкой после пива не брезгуешь, - заметил Ваня.
- В мои годы чего уж брезговать, - согласился старик. - Я бы и пивка еще выпил, да этот больше не даст. - Он кивнул на Каху. - Развелось их здесь.
- Кого? - спросил Сергей.
- Лиц кавказской национальности, - объяснил старик.
- Сам-то ты какой национальности лицо? - поинтересовался Ваня.
- Нормальной, - сказал старик. - Я и не скрываю. Зовут меня Моисей Соломонович. Слышали про Моисея, который иудеев из Египта вывел?
- Так это ты был?! - поразился Ваня. - Знать, много тебе годов. А выглядишь молодо.
- Годов много. - Старик покосился на бутылку. - Может, еще по рюмочке? За дружбу народов?
- Обсосешься, - сказал Ваня.
- Ну, вот, - обиделся старик. - У русского всегда нерусский виноват. А вообще, хорошая у нас молодежь. Умные все, грамотные. А вот знаете вы, к примеру, что такое дрыг?
- Чего? - не понял Сергей.
- Дрыг, - повторил старик. - Это когда подводная лодка лежит на дне с выключенными двигателями, а наверху противолодочные корабли ходят, выслушивают. А кислорода уже, считай, нет совсем. Все лежат на шконках по кубрикам и дышут потихонечку, так, чтобы всем поровну досталось. Вдруг кому-то судорога ребра схватит, и он начинает задыхаться и воздух глотать как рыба. Это и есть дрыг. И тут на него все бросаются и душат. А знаете почему?
- Почему? - спросил Сергей.
Старик наставительно поднял палец. - Потому, что он у товарищей пайку кислорода украл! Эх, ребята, я же всю войну на Тихом океане на лодке проходил. Немцы там меня инвалидом сделали, а океан все равно забыть не могу. Мне бы хоть глазком на него взглянуть. Я бы сейчас на любую шхуну гальюны пошел чистить, да кто ж меня, старого, возьмет? Да и не доехать мне туда. - Он достал грязный носовой платок, вытер слезу.
Сергей решительно налил ему водки.
- Ты чего? - спросил Ваня.
- Воевал человек, - объяснил Сергей. - Ветеран.
- Врет он все, - сказал Ваня. - Какие немцы в японском море?
Старик медленно отодвинул банку. - Зря вы так, молодой человек. Людям надо верить. - Он встал. - Мне пора, пожалуй. Спасибо за компанию, за угощение. - Он пошел к выходу. - Так себе пиво, - сказал он бармену. - И шашлык - дрянь одна.
От возмущения Каха не нашел слов в ответ.
В банке на столе покачивалась не выпитая стариком водка.
ЛЮДЯМ НАДО ВЕРИТЬ.
Сергей и Ваня вышли на крыльцо "Фактории" повеселевшие.
Сергей пересчитал деньги. - Может, в гости сходим? Тут недалеко одна дама живет.
Ваня с тоской взглянул на солнце. - Не могу. Я Юльку на замок запер, а Татьяна ключи не взяла.
- Опять в ночное ходила? - спросил Сергей. - Вот сука.
На трамвайной остановке толпился народ.
- Эй, пацан, - окликнул Сергей пробегающего мимо мальчишку. - Чего там?
Куртка на мальчишке была лихо распахнута. - Человека зарезало! - весело крикнул он. - Прямо напополам!
Мужчины протиснулись сквозь толпу.
Юная вагоновожатая с открытыми до отказа глазами и ртом боялась подойти к телу. Видимо, такое случилось с ней впервые.
Под вагоном лежал чужой. Трость валялась в стороне, хвостик седых волос мок в синей луже. Кримпленовая штанина была жутко передавлена чугунным колесом.
Толпа излагала версии: - Видно пьяный был, старик-то.
- Вроде, не качался.
- Это она сильно вагон дернула.
- Жалко, молодая совсем. Теперь посадят.
- А тоже, кто такой пигалице трамвай доверил? Их самих сажать нужно.
Старик шевельнулся, перевернулся, дотянулся до трости.
Толпа притихла.
Старик на коленях пополз к вагоновожатой, размахивая тростью. - Ты что, ослепла, зараза! Не видишь, куда едешь?! Живых людей давить! Я так этого не оставлю! - Пустая штанина тащилась за ним по грязи. - Как я теперь ходить буду? Что молчишь, глаза вылупила?!
- Не знаю, - пролепетала девушка.
- Не знает она! Мне совет ветеранов только новый протез выделил, а ты его сломала, растяпа! А он, между прочим, импортный, японский! Такой, знаешь, сколько стоит?!
Сергей присел. Под вагоном уверенно, как оловянный солдатик, стоял неестественно белый пластмассовый протез в красном носке, обутый в лаковый ботинок на платформе.
- Не бранитесь, дедушка, - заплакала вагоновожатая. - Я вам другой протез куплю. Слава Богу, что живы вы.
Вся в слезах счастья она прижала голову старика к животу, нежно гладила грязные волосы.
Сергей поглядел на Ивана. - А ты говорил, врет.
- Откуда ж я знал? - смутился Ваня.
- Сказали же тебе: людям нужно верить, - заключил Сергей.
5/3
Поздним вечером Ваня звонил из темной телефонной будки на вокзале. - Алло, Танюша? Это я. - Он поморщился и отнял трубку от уха, пережидая вопли. - В общем, я так понимаю, родная, мы разводимся? - Пережидая брань, он разглядывал сквозь стекло вокзальную публику, слушал объявления о приходе и отходе поездов, о потерянных детях и правилах проезда по железной дороге. - Да слышал я это все. Ключи оставлю в ячейке, возьмешь из камеры хранения. Не надо? Замок выломали? Ну и хорошо. Передавай привет Виталику. Сама знаешь какому. Нет, не вернусь. Далеко. Навсегда. Деньги на Юльку буду присылать. По возможности. По возможности, говорю! Ну, не рыдай, не рыдай. Раньше рыдать надо было, когда ты с Виталиком веселилась. - Он еще немного послушал, вздохнул и повесил трубку.
Остатки спиртного допивали в здании недостроенного склада. Ваня выпил, не чокаясь, достал из кармана ключи и с размаху зашвырнул их в дальнюю темноту.
- Ты чего? - удивился Сергей.
- Все, Серега, - сказал Ваня. - Рубикон перейден, мосты сожжены, обратной дороги нет. Они замок новый поставили.
- Я тебе давно говорил, какая она. - Сергей ржавой проволокой пытался закрепить сломанный протез старика. - Дядя Миша, а как у тебя с ногой-то вышло?
- Так и вышло, - ответил старик. - Таки достали нас тогда фрицы. Глубинными бомбами. Когда выныривали, мне люком ногу зажало. Осталась моя нога на дне Тихого океана. Рыбы съели. Эх, ребята, мне бы хоть одним глазком на океан поглядеть.
Ваня разлил водку. - Увидишь ты свой океан. Раз я обещал, значит, увидишь. Давайте, на посошок.
Сергей бросил проволоку. - Не выходит, зараза!
Они выпили.
- Пошли, уже пора, - сказал Ваня.
Они бежали по платформе вдоль поезда. Ребята поддерживали Мишу с двух сторон, а он посредине перебирал единственной ногой.
- Пять на три, пять на три... - бормотал он.
- Что говоришь, дядя Миша? - спросил Сергей.
- Ноги считаю. Ног пять, а нас трое. Пять на три - один и шесть в периоде. На каждого по две ноги без малого.
- Давай к той тетке, - предложил Иван. - У нее лицо хорошее.
Проводница Нина была женщина не злая, но обязанности знала, преградив дорогу троице. - Ваши билеты.
Сергей, мужчина обаятельный, разговаривать с дамами умел. Он заглянул Нине в глаза. - Понимаешь, сестренка, нет билетов. А деду очень надо сегодня. Мы купим по дороге.
Он что-то еще хотел сказать, но дядя Миша перехватил инициативу. Он заплакал горько и безутешно. - Доченька, милая, мне до Нижнего надо. Друг у меня там фронтовой помирает. Последний. Вот, телеграмму прислал. Рак у него. - Миша вынул из кармана кителя какую-то бумагу, протянул Нине.
Читать она не стала, но женское сердце ее забилось меж жалостью и долгом.
Она уже была готова пустить старика в вагон, но рядом с ней образовался вдруг невысокий мужичек в форменном кителе и невообразимых размеров фуражке. - Что у тебя здесь, Нинок? - Гарик занимал в поезде весьма престижную должность. Он служил ночным сторожем вагона-ресторана и мечтал стать его директором после окончания торгового техникума, где заочно учился, и после того, как нынешнего директора посадят. - Какие проблемы? - спросил он.
- Да вот, - сказала Нина. - Инвалид до Нижнего просится. Говорит, телеграмму получил, однополчанин его при смерти.
- Ты телеграмму видела? - спросил Гарик.
- Видела, - сказала Нина.
- Подумаешь, - сказал Гарик. - Все помирают, тебе что до того? Нет билетов - до свидания.
Сергей нахмурился. - Слушай, тебе чего надо? Тебя сюда звали? Спрашивали?
- Да они же пьяные в хлам! - догадался Гарик. - Гони их, Нина, а я милицию вызову!
- Серега, чего мы этого козла слушаем?! - возмутился Ваня. - Проводница не против, чего он лезет?! Заходи!
Толкая Мишу вперед тараном они попытались протиснуться в дверь.
- Милиция! Милиция! - неожиданно завопил Гарик, вынул из кармана свисток и пронзительно засвистел.
Ребята опешили, а Гарик, воспользовавшись этим, толкнул старика в грудь, выпихнув из вагона.
--
Сами козлы! - крикнул он и захлопнул дверь.
Поезд поехал.
--
Сука! Пидор гнойный! - выругался вслед ему Сергей.
Несчастный дядя Миша сидел и плакал на асфальте платформы.
ОШИБОЧКА
Ранним весенним утром на окрестные поля упал туман, ударили заморозки. От дыхания Нины стекло в тамбуре вагона-ресторана запотело. Она глядела в белесую муть, роняя слезы, а Гарик, в широких трусах, майке и шлепанцах вышагивал по тамбуру, заложив руки за спину.
- Ты должна понять, Нина, - убеждал он. - Я не утверждаю, что брак между нами невозможен. Я говорю, что он несвоевременен, нерационален в данный конкретный момент. И дело тут не в тебе, а во мне. Я ведь отношусь к семье не так легкомысленно, как ты. Гораздо серьезнее. Для меня брак - не только постельные утехи. Морально я пока себя не чувствую готовым к женитьбе. Это ведь огромная ответственность перед людьми и, я не побоюсь сказать, перед будущими поколениями людей. Я должен сперва закончить учебу и занять подобающее женатому человеку положение в обществе. Ты, надеюсь, понимаешь меня?
Нина плакала.
- А кроме того, - продолжал Гарик, - я уезжаю на сессии, оставляя тебя и доверяя тебе. А могу ли я быть уверен в твоей порядочности в таком обществе? Вот, скажем, в прошлый раз я застал тебя распивающей спиртные напитки с цыганами.
- Они не цыгане, - возразила Нина. - Они ассирийцы.
- А сейчас ты имеешь бестактность пререкаться со мной, - упрекнул Гарик. - Какая разница - ассирийцы, цыгане...
- А знаешь, - сказала Нина, - ты ведь и в самом деле козел.
Нина хлопнула перед носом Гарика дверью.
В своем вагоне Нина сунула ключ в замочную скважину служебного купе и с удивлением обнаружила, что дверь открыта.
Дядя Миша, Сергей и Ваня пили чай. Были они чистые, бодрые свежие, без следов похмелья. Миша в белоснежной майке пил из блюдечка, глядел в окно. Протез лежал на верхней полке у него над головой.
- Милости просим, хозяюшка, - сказал он. - Чайку с нами.
Нина открыла рот. - Вы как здесь?
Сергей осторожно поставил стакан на край стола. - Ты уж нас прости, сестренка, что мы без спросу. Мы тебя до утра ждали, а тебя все нет и нет.
- Не сердись, Нинуль, - продолжил Ваня. - Мы тут, пока тебя не было, в вагоне прибрались, пропылесосили все. Титанчик скипятили, народ чаем напоили. Деньги вот за чай.
У Нины прорезался, наконец голос. - Ну, вот что, помощнички. Собирайте манатки, и чтоб духу вашего здесь не было! Когда у нас станция? - Она взглянула на часы.
- Как скажешь, хозяйка, - смиренно согласился Миша. Он встал, покачнувшись, потянулся за протезом. - Извини нас, доченька. Очень мне надо было до Читы добраться.
- До какой Читы? - удивилась Нина. - Вы же говорили, до Нижнего.
- Я бы тебе сразу правду сказал, - объяснил Миша, - если бы не хахаль твой. По нем сразу видно - сталинист. А я двадцать пять лет в лагерях гнил. По пятьдесят восьмой.
Сергей и Ваня были удивлены не меньше Нины.
- Так ты, выходит, у нас жертва сталинских репрессий? - уточнил Иван. - Диссидент, можно сказать?
- Можно. - Миша подмигнул ребятам. - Там, в Читинской области я ногу и потерял. На лесоповале. От голода в глазах помутилось, бензопилу не удержал, да и вжикнул по ноге-то.
Нина устало присела. - Деньги хоть есть у вас?
- Не в деньгах счастье, сестренка, - обрадовался Сергей. - Деньги - навоз, сегодня нет, завтра...
- Завтра тоже нет, - закончила Нина. - До Читы я вас взять не могу. Того и гляди, ревизор нагрянет. Просились до Нижнего, значит, до Нижнего.
- Спасибо тебе, доченька. - Миша прослезился. - Заодно и с другом фронтовым попрощаюсь.
- И сидеть у меня тихо, - продолжала Нина. - Если ревизор - вы только что сели, отдельное купе ждете. Ясно?
- Нет проблем, Нинуль, - согласился Ваня.
- Я тебе не Нинуль, - одернула Нина, - а Нина Ивановна. И вот еще что. - Она оглядела мужиков. - Вы мне это дело отработаете.
- Что угодно, сестренка! - согласился Сергей. - Что сделать надо?
- Надо одного человека... Ну, проучить, - сказала Нина.
- Харю что ли начистить? - обрадовался Сергей. - Да, спроста!
- Только вы это... - встревожилась Нина. - Не очень. Он мне живой нужен. Пойдете сейчас в вагон-ресторан. Там сейчас нет никого. Один он там.
Сергей и Ваня шли по вагонам, хлопая дверями тамбуров.
- Слушай, - сказал Сергей. - Так наш дед моряк или репрессированный? Может он наврал насчет Тихого океана?
Ваня задумался. - Вряд ли. Вообще-то, такими вещами не шутят. Да и зачем тогда ему ехать куда-то? Раскрутил бы нас на бухло, и слинял бы. А ведь он как в пивной обиделся, когда мы ему не поверили, даже водку пить не стал.
- Да, это серьезно, - согласился Сергей. - Но как он классно насчет лагеря Нине лапшу на уши вешал! Если б я правды не знал, тоже поверил бы.
- А я нет, - сказал Ваня. - Какая бензопила в годы репрессий? Это он, чтобы хотя бы до Читы доехать.
Нина открыла шкафчик. - Печенья хочешь, дедуль?
- Не откажусь, дочка. - Миша извлек из стакана с водой розовую челюсть.
- Ребята родственники, что ль, тебе? - спросила Нина.
- Внучатые племянники. - Миша захрустел печеньем. - Нас у отца трое было. Старший улетел.
- Куда? - спросила Нина.
- В небо. - Миша поглядел наверх. - Хорошее печенье, свежее. Я сухое не люблю. Когда в тридцать девятом Молотов народы присоединял, искони тяготеющие к русскому, нас из Тирасполя в Ялуторовск выслали. А Яша первой скрипкой в Бухарестской филармонии служил. Так в Румынии и остался. В Дахау попал, в крематорий. Ну, и улетел дымом в небо. Так что, к Молотову я претензий не имею. Ялуторовск, таки, не Дахау. Сушит, все ж печенье. Чаек-то есть?
- Сейчас. - Нина выскочила, налила кипятку.
Миша отпил, обжегся. - Постынет пускай. Ну, вот. А средний, Зяма, в Вашингтоне живет. Консерватор. Сенатор Леви, слышала, поди? Ястреб, прости Господи. А я здесь вот. Да, разнесло Левиных по свету.
- А что ж ты к брату в Америку не поедешь? - спросила Нина.
- Зачем? - удивился Миша. - Какая разница, где подыхать? Я ведь не для себя живу - для них. Сейчас вот Ванюше помочь надо. Горе у него. Жена бросила. С дочкой за границу уехала. Не хочу, говорит, больше в этом дерьме жить. А Ванька дочь страсть как любит. Юленька, да Юленька, все для нее. Сам-то он хорошо зарабатывал - он ведь инженер-секретчик, крылатые ракеты разрабатывал, СС-25. Слышала?
- Ага, - вспомнила Нина.
Миша положил в стакан четыре куска сахара, принялся звонко размешивать. - Все бы хорошо, да вот беда - за границу его никогда не выпустят. Больно много секретов знает. - Он поманил Нину пальцем и зашептал. - Тебе одной скажу, поскольку вижу, ты женщина положительная, не выдашь. Ваньке во Владивосток надо, чтобы за кордон уйти, к дочери. Там уже с моряками договоренность есть. Они его в ящике из-под холодильника на Хоккайдо отправят.
Нина прикрыла рот рукой. - Да ты что?!
- А вот то, - сказал Миша. - И такое в жизни бывает.
- Ты же говорил, что в Читу едешь, - вспомнила Нина.
Миша замялся. - Мне, конечно, и в Читу надо. Взглянуть на места, где молодость оставил. Сколько друзей в тайге полегло. - Он смахнул слезу.
Ваня барабанил в дверь вагона-ресторана.
- Зачем двери ломаешь, дорогой? - послышался голос с грузинским акцентом. - Что надо?
- Открывай, ревизия, - строго сказал Ваня.
Ираклий, директор ресторана, открыл.
Ваня молча схватил его за грудки и приподнял над полом, а Сергей ударил левой в челюсть.
Ираклий пролетел по проходу, срывая скатерти со столов, сел на пол и стал отползать задом, суча ножками. - Все, все, ребята. Я все понял, больше не надо. Всей суммы у меня сейчас нет, могу отдать только половину. Остальное - на следующей неделе. - Он резво вскочил, скрылся в подсобке и вернулся с чемоданчиком. - Возьмите, ребята и передайте Вите, что я его бесконечно уважаю и не подведу.
Ваня взял чемоданчик, обернулся к Сергею. - Хватит, как ты думаешь?
Сергей пожал плечами.
Ваня завернул Ираклию руку, пнул под зад, тот торпедой воткнулся лысиной в перегородку.
- Пожалуйста, не надо, - заныл Ираклий. - Здесь, конечно, не хватает, но я же обещал, что отдам на следующей неделе.
- Теперь, наверное, достаточно, - неуверенно сказал Сергей.
Дверь купе Нины открылась и на пороге показался Ираклий в белоснежном фартуке и колпаке. Он вкатил тележку с судками. За спиной его стояли Ваня и Сергей. В судках было все, чем богат был вагон-ресторан: куры-гриль, шампанское, коньяк, рыба, икра, фрукты.
- Кушайте на здоровье. - Ираклий принялся сервировать стол.
Миша заткнул салфетку за ворот. - Покушаем, значит.
- Кушай, дорогой, - ласково сказал Ираклий и подвинул к Мише курицу.
Ошеломленная Нина выскользнула в коридор, прикрыла за собой дверь. - Вы что же, его избили?!
- Ну, - подтвердил Сергей. - Как сказала.
- Ой! - взвыла Нина и схватилась за голову.
Ираклий сел напротив Миши, наблюдая, как тот с аппетитом ест. - Скажи, отец, джигиты эти сильно крутые?
- Да какие они крутые? - Миша взмахнул перед носом Ираклия куриной ногой и вонзился в нее искусственными зубами. - Нормальные ребята. У Сережи черный пояс, спортсмен. Он не злой, вообще-то. Но упрямый, черт. Если что ему нужно, так он все, что хочешь, может. Он как сумасшедший становится. Грамотный парень, читать любит. Нынче всю ночь книжку читал, "История инквизиции" называется. Так хохотал - полвагона разбудил. Смешливый очень. Ну, а Ваня простой. Снайпер его зовут, слышал, может? Тоже хороший мужик.
Сергей почесал затылок. - Значит, ошибочка вышла.
- Ничего себе, ошибочка! - возмутилась Нина. - Вы немедленно перед ним извинитесь!
- За что? - удивился Ваня. - Ты думаешь, этого хмыря бить не за что? Да ты не волнуйся, Нинуль! Мы сейчас пойдем, и кому надо навешаем!
Нина в сердцах плюнула через плечо и попала прямо на галстук выходящего из купе Ираклия.
Он аккуратно стряхнул плевок. - Вы уж извините, ребята. Как договорились, на следующей неделе. Я могу идти?
- Можешь, - разрешил Сергей.
- Извините еще раз. - Улыбаясь, Ираклий попятился в тамбур, волоча за собой тележку.
Сытый Миша блаженно улыбался.
- Ты чего, дед, ему про нас наговорил? - в упор спросил Сергей.
- Сказал, что вы хорошие ребята, - сообщил Миша. - Больше ничего, честное слово.
Ваня щелкнул замками кейса. Наполовину он был заполнен пачками денег.
ВАЛЯ МОЛОТКОВА
Поезд стоял на станции. Сергей вышел на перрон проветриться. В вагон, соседний с рестораном вошли два здоровенных мужика в кожаных куртках.
Ираклий в вагоне-ресторане услышал громкий стук в дверь.
- Кто там? - спросил он.
- Открывай, ревизия, - послышалось из-за двери.
Удивленный Ираклий открыл.
Один из мужиков схватил его за грудки, а второй ударил в челюсть. Срывая скатерти, Ираклий полетел по проходу.
Сергей приценивался к картошке и огурцам.
- Бери, сынок, - уговаривала бабка. - Картошечка у нас сладкая, рассыпчатая.
- Да ты уж больно дорого загибаешь, - торговался Сергей.
- Да где ж дорого? - возмутилась старуха. - Ты попробуй, какая! И огурчики пробуй.
Сергей хрустнул огурцом и вдруг перестал жевать, прислушиваясь.
По трансляции слышались объявления: - С восьмого ограждение снято... Сто пятьдесят четвертый на пятый путь...
Сергей сорвался с места.
Миша и Иван лихорадочно собирались.
- Давайте скорее! - торопил Сергей. - Сейчас поезд отойдет.
- Да что случилось-то? - спросил Иван.
- Давайте, давайте. Потом объясню.
Мимо Нины и Гарика они сходили с движущегося поезда.
- Вы куда? - удивилась Нина.
- Сходим мы, Нина, - сказал Сергей. - Зачем тебе с нами лишние хлопоты? Того и гляди, ревизор пойдет. - Он поглядел на Гарика. - Да и козел твой из-за нас вот-вот на говно изойдет. На другом поезде поедем. Не поминай лихом, Нинуль. - Он поцеловал Нину в щеку и спрыгнул с подножки.
Гарик исподлобья взглянул на Нину. - Так, - сказал он. - Так.
- У меня здесь подруга школьная живет, - объяснил наконец Сергей, - Валька Молоткова. Она для меня все, что хочешь, сделает. Любит безумно. Я ее по голосу узнал. Во, слышите?
По селектору передавали вокзальные объявления.
- Ее голос ни с кем не спутаешь. Посидите пока на лавочке, - попросил Сергей. - Я мигом.
Сергей поднялся в радиорубку. Женщина с микрофоном сидела к нему спиной.
- Валя, - окликнул он.
Женщина обернулась.
- А...- растерялся Сергей. - А где Валя?
- Какая Валя? - спросила женщина.
- Молоткова Валя, - объяснил Сергей. - Она сейчас по радио говорила.
Иван и Миша, сидя на лавочке, слушали разносящийся на весь вокзал разговор Сергея и женщины, забывшей выключить микрофон. Иван плюнул с досады.
- Это я говорила, - сказала женщина. - А Вали здесь никакой нет. И не было никогда.
- Извините, - сказал Сергей.
Волоча ноги он подошел к лавочке.
- Ну, что, приехали? - язвительно спросил Иван. - Любит безумно, голос не спутаешь...