Воронков Дмитрий Спартакович : другие произведения.

Мементо мори

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Железнодорожный вокзал - единственная достопримечательность города Помошная. Собственно, городом его стеснялись называть даже местные жители: станция Помошная, поедешь в Одессу - мимо не проедешь.
  Естественно, что главное место в архитектуре крупного железнодорожного узла занимает сама железная дорога. Она проходит вдоль главной улицы, повернувшись к ней спиной складов и погрузочных платформ, из-за которых выглядывают кран-балки и диспетчерские вышки. В городе даже ночью не бывает тишины: со станции слышны переговоры диспетчеров, вокзальные объявления, сливающиеся со стуком колес, гудками, лязганьем сцепок. Ночью со станции на город падает мертвый фиолетовый свет вознесенных ввысь сириусов, затмевающих звезды.
  Тугой пучок железнодорожных ниток, сосредоточенных в центре города, к окраине постепенно распутывается, разветвляется на горки и тупики, на дальние дороги в Одессу, Москву, Ростов. В тупиках годами стоят забытые вагоны и вагонетки, платформы с истлевшими народно-хозяйственными грузами, вдоль этих линий можно встретить много чего железного, кирпичного, бетонного. Все это свалено в беспорядке, ржавеет, сохнет и рассыпается в прах. Здесь всегда пахнет мазутом и креозотом от свежепропитанных шпал.
  
  Пустая вагонетка в одном из тупиков, раздавив с тихим хрустом кусок красного кирпича, медленно покатилась под горку, бесшумно качая из стороны в сторону маятник ручки.
  Она ускоряла движение, грозя смести со своего пути обходчика, шагавшего по шпалам странной птичьей походкой. Обходчик медленно стучал парным стуком, напоминающим подголосок колокола. На голове его, по-глухариному склоненной набок, была кожаная шапка-ушанка, как будто не август на дворе, а поздняя осень. Вагонетка сбила бы его, если бы он не сошел с пути и не принялся завязывать шнурок на грубом ботинке, присев к рельсам. Вагонетка как призрак пронеслась за его спиной, а он, не заметив угрожавшей ему опасности, кряхтя, встал, старательно высморкался в большой носовой платок и пошел по пути дальше, оглашая окрестность стуком.
  
  Август на Украине - время теплое, радостное, но отмеченное уже предчувствием грусти: конец лета, конец праздника, конец каникул.
  По шпалам шли четыре пацана. Их почти не было видно сквозь заросли посадки, только разговор, бессвязный, птичий, пробивался сквозь листву, обозначая путь.
  Лесопосадка, заслонившая железную дорогу, со временем разрослась, почувствовала себя настоящим лесом с птицами и наивным мелким зверьем.
  Показался высокий, до черноты загорелый Витька Дикий. Он был босой, в закатанных до колен джинсах, в пиджаке, надетом на голое тело. Рукава пиджака были закатаны полосатой шелковой подкладкой наружу, серой от грязи и пота. Из рюкзака за его спиной торчали палки, снасти для ловли певчих птиц, похоже было, что это винтовка. Все сидело на нем ловко и лихо, физиономия у него была симпатичная, веселая и хитрая.
  Слева от него шел маленький Мишаня с ангельским лицом. Казалось, Мишаня всегда всему удивлен, так наивно он смотрел на мир. Справа, жестикулируя и сплевывая, шел белобрысый длинный Димка.
  Сенька шел сзади, ступая в ногу с Витькой.
  - А Муцик пришел домой и брату нажаловался, - рассказывал Димка. - А у Муцика брат, знаешь, какой?! Заваливает в класс, берет Банана за грудки и вот так вот, одной рукой, прямо к Гоголю поднял. А Банан, ну ты же знаешь, маленький, ножками дрыгает, покраснел весь. Так братан еще потряс его так. Ну, мы думали, и все. А он еще в глаз как двинет и говорит: если братану еще двойку поставишь, с женой на улицу можешь не выходить...
  - Ладно, чего, прямо в классе? - усомнился Витька.
  - Ну, я тебе говорю! - обиделся Димка. - Он бухой был. А он и трезвый может. Банан вскочил, заорал, к директору побежал...
  Откуда-то сбоку, из-под пиджака, Витька достал нож, срубил им ветку, свесившуюся над дорогой, и принялся на ходу обрезать с нее листья. Листья дорожкой ложились на полотно сзади, и Сенька, стараясь не наступать на них, сбился с ноги. Димка собрался было рассказать еще что-то про Муцикова брата, но его уже не слушали.
  - Вить, чего это у тебя? - осторожно спросил Мишаня.- Покажь?
  Витька дочистил ветку, оставив несколько листиков на самом конце, отдал нож Мишане и понес ветку, как капельмейстеры носят жезл впереди военного оркестра.
  - Четкая вещь,- уцепился Димка.- На зоне делали?
  Витка промолчал.
  - Просто ручка наборная, - сказал Сенька.
  - Ага,- согласился Димка, - а лезвие старое.
  - Дай, дай-ка еще подержать, - потянулся Мишаня.
  - Да подожди! - дернулся Димка. - Здесь чего-то написано...
  - Тихо...- сказал Сенька.
  Все прислушались. Ветер как будто пригладил верхушки, где-то стрекотала сойка, непрерывный надоедливый свист еще какой-то невидимой птицы пробивался сквозь шуршание листвы, и тут послышался тоскливый гудок дальнего поезда. Пацаны сошли с насыпи в посадку.
  - Я чего так подумал, - оправдывался Димка. - У Муцика брата такая же ручка наборная, а лезвие из полотна.
  - Из какого полотна? - не понял Мишаня.
  - Ну, на пилораме, видел?
  
  Скрипя осями, товарняк затормозил и остановился. На крышу последнего вагона залезли Сенька с Димкой, а когда поезд снова тронулся, растерявшийся Мишаня потрусил за ним, не решаясь запрыгнуть на ступеньку.
  - Ну, ты что? - крикнул с крыши Димка.
  Витька подтолкнул Мишаню к вагону, тот уцепился, наконец, за ступеньку и уже с середины лесенки, повеселевший, поглядел на поднимавшегося следом Витьку.
  
  Поезд, разогнавшись на перегоне, гремел и трясся на стыках, оглашая окрестность веселым гудком, а пацаны бежали по крышам вперед, навстречу движению и ветру, почти летели, перепрыгивая пролеты между вагонами, и ветер звенел так, что уши закладывало.
  - Данька! - заорал Сенька, перекрикивая звон и грохот. - Бурнаши мост подожгли! Прорвемся?!
  - Прорвемся! - закричал сзади Витька. Полы его пиджака развевались, как крылья.
  - Усталость забыта, колышется чад... - не слыша своего голоса, запел Димка.
  Мишаня забыл себя от веселого ужаса полета, ему тоже захотелось петь, но слова выдуло из головы, так он и бежал с открытым ртом.
  Витька лихо обошел Мишаню и Димку по краю вагона и с диким криком настигал Сеньку, но тот неожиданно остановился и, повернувшись, выстрелил в Витьку. Витька, подкошенный пулей, с душераздирающим стоном упал, закатив глаза.
  Сенька встал над ним, расправив плечи. - Был ты красным шакалом и подох как собака! - сказал он и выпустил в бездыханное тело оставшуюся обойму.
  Витька не выдержал, расхохотался, а Сенька, перешагнув через него, рванул в обратную сторону, подгоняемый ветром.
  Мишаня, увидев бегущего навстречу Сеньку, с перепугу залег, а Витька вскочил и понесся за Сенькой.
  
  Поезд медленно катился к светофору. Лоскутики огородов, прорезавших лесопосадку, сменились пшеничным полем, за полем начиналось старое кладбище.
  Пацаны сидели на вагоне, подогнув под себя ноги, и слушали Димку.
  Димка рассказывал интересно, меняя голоса и показывая руками, а когда было надо, вставал или даже ходил, изображая.
  - А кукла была большая, больше ее ростом, и глаза голубые. И смотрят. Ну и вот. Поставил ее в, угол, а вечером родители собрались уходить...
  - Куда? - на лице Мишани был написан ужас.
  - Ну, надо им было, - Димка поморщился, задумавшись. - В кино. Да, в кино. Ты, говорят, Леночка, ложись спать, а чтоб тебе не страшно было, мы свет оставим включенным. И пошли. Леночка осталась спать. А у нее кровать вот напротив угла, где кукла стояла. И ей нравится, что кукла вот так смотрит. И она на нее смотрит. Смотрела, смотрела, и вдруг кукла подходит к кровати и руку протянула...
  Увлеченные рассказом, пацаны не заметили, что поезд остановился, стало совсем тихо. Димкин голос в тишине зазвучал особенно зловеще: - ...и говорит настоящим голосом: дай хлеба...
  Всем стало не по себе, а Мишаня весь побелел, уставился в одну точку и глотал воздух, пытаясь что-то сказать.
  Витька оглянулся. Над вагоном, как отрезанная, торчала птичья голова обходчика в кожаной шапке, и крик его был страшным, крик неумеющего говорить человека.
  - Шухер! - крикнул Витька. - Немой! - и бросился к лесенке на другой стороне вагона.
  Обходчик едва успел забраться на крышу, а хохочущие пацаны уже стояли внизу, чувствуя себя в полной безопасности.
  Состав тронулся и начал набирать ход, обходчик заметался.
  Пацаны бежали за вагоном сколько могли.
  - Эй, на пароме! - крикнул Мишаня. - Лом не проплывал?
  Димка кинул в обходчика подвернувшимся комком земли, но комок развалился, ударившись о стенку вагона.
  Витька остановился и запел, провожая глазами уходящий товарняк: - Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее...
  Песню допели хором, перекрикивая друг друга, а обходчик, вцепившись в крышу вагона, смотрел, как с непостижимой быстротой на него надвигается низкая арка пешеходного моста.
  
  Линия проходила по ровной местности, слева был луг, справа пшеничное поле. С пригорка за пшеничным полем, где начиналось кладбище, веял ветерок, легкий и свежий.
  - Да я под этим мостом раз десять проезжал, - врал Димка, - и нормально. Только волосы задевало. А Немой, он же ниже меня...
  Витька улыбнулся: - Я там ни разу не проезжал...
  Димка сообразил, что увлекся: - Ну почему...
  - ...но знаю, - продолжал Витька, - что там над вагоном высоты еще метра два.
  - Ну да, - сразу согласился Димка.- Я один раз вот так близко подъехал, так видно было.
  - А мне кажется, - засомневался Мишаня, - что ему перекладина прямо в лоб катит...
  - Нет,- успокоил его Витька. - Это издалека так кажется, а проехать можно.
  - Да проедет твой Немой! - вспылил Димка. - Ничего с ним не сделается. - Он ухмыльнулся, вспомнив чудную шапку обходчика. - Главное, даже летом в этой шапке...
  - Он же на пенсии давно, - заметил Витька.
  - Ну, - с готовностью подтвердил Мишаня. Образ немого обходчика давно волновал его воображение, и он выкладывал все, что знал. - А все равно обходчиком ходит, его гонят все, а он стучит. Даже где поезда давно не ходят. Он раньше в развалинах жил. Ну, когда они еще не развалины были. У него жена была и дочь...
  - А куда они делись? - спросил Витька.
  Димка запрыгнул на рельс, забежал вперед.- Он жену уморил,- рассказывал он. - Ему там, в развалинах, кулаки уши обрезали, он в шапке и ходит. Он дезертир. Его контузило на войне, и он убежал.
  - Да нет, - поправил Мишаня. - Он на войне уши поморозил.
  - Ну да, - поддержал Димка. - Его за это посадили.
  - За это не сажают, - возразил Витька.
  - Ну, он все равно сидел, - упрямился Димка.
  - Он сидел потому, что у моста поезд перевернулся, - сообщил Мишаня.
  - Не транди, Миха, если не знаешь, - перебил его Димка. - Никакой поезд там не переворачивался. Он жену уморил, а дочка хотела под поезд броситься, у нее нога в стрелку попала. И ее зарезало.
  Замороченные рассказом пацаны замолчали, пытаясь переварить услышанное.
  Сенька задумался. - А чего он стучит? Он же глухой? Он же не слышит ничего!
  Этот простой вопрос почему-то никогда не приходил пацанам в голову.
  - Ну да... - согласился растерянный Мишаня, - Там другой, настоящий обходчик должен быть. Только он не ходит никогда.
  - Может, он рукой слышит? - предположил Сенька. Он подобрал на краю насыпи ржавую железку и, закрыв глаза, постучал ею по рельсу.
  - Зачем глаза-то закрыл? - засмеялся Димка. - Он же не слепой. Дай-ка я попробую.
  Он забрал у Сеньки железку и тоже стукнул по рельсу пару раз.
  - Черт его знает! - Димка сплюнул и закинул железку в пшеницу.
  - Слушай, Димыч, - спросил Витька, - а зачем кукла хлеб просила?
  Димка обалдело поглядел на него. - А-а-а... - вспомнил он. - В кукле шпион был.
  - Как?! - Мишаня задохнулся от удивления.
  - А так, - сказал Димка,- шпион был. У него там в руке автомат был заделан.
  Пацаны свернули на тропинку к кладбищу.
  
  Старая часть кладбища заросла акацией и вишней, ее побеги были везде: на дорожках и забытых могилах, а заброшенных могил было много. Холмики просели, сравнялись с землей, и кладбище потеряло первозданный вид, представляя собой беспорядочную россыпь сохранившихся могил с крестами и памятниками из старого песчаника.
  Надписи поблекли или стерлись, а где сохранились, можно было встретить забытую "ять". Росли здесь березы и дубы, посаженные, видимо, еще теми, кто лежал теперь под ними.
  Тайник - сетку для ловли птиц - Витька поставил на ровной полянке под невысоким кустом боярышника, а веревку протянул в заросли, образовавшие растительный кров наподобие беседки. Под сетку он поставил подтайничник - маленькую клетку с певучей чижихой.
  - Ну, я пошел. - Он закинул рюкзак на плечо.
  - Куда? - удивился Сенька.
  - Не знаю, - Витька огляделся. - На новые могилы пойду, наверно. Или к Карасю. А, может, на старое место.
  Пацаны растерялись, они не ожидали, что Витька оставит их одних.
  - Так хотели же вместе!.. - возмутился Димка.
  - Зачем вместе? - удивился Витька.
  Ребята молчали. Вместе - это было естественно для них.
  - Зачем два тайника на одном месте ставить? - продолжал Витька. - Птички поодиночке ловятся, а не вместе. - Он улыбнулся и полез сквозь кусты.
  - Так, значит... - растерянно начал Сенька.
  Витька обернулся.
  - ...за веревку дергать, когда под сетку залезет? - Сенька спрашивал чушь, он просто не мог еще свыкнуться с мыслью о предстоящей самостоятельности.
  - Ну да, - успокоил его Витька,- Только не спешите. Он скрылся в кустах.
  Сенька с Мишаней еще стояли, глядя вслед Витьке, а Димка, все уже сообразив, юркнул в куст и, когда за ним забрались пацаны, уже притаился, зажав в кулаке веревку, и глядел на тайник так пристально, как будто чижик уже сидел где-нибудь поблизости и оставалось только его поймать. Не глядя на Сеньку, он достал из кармана две спички, обломал одну и протянул Сеньке. - Тяни.
  - Чего? - не понял Сенька. - Зачем?
  - Чья короткая, - объяснил Димка, - того первая птичка будет.
  - Ладно, чего ты? - возмутился Сенька. Ему стало смешно. - Поймать еще надо сначала.
  - А чья первая будет? - не унимался Димка.
  - Да твоя будет! - в сердцах согласился Сенька.
  - А-а, - успокоился Димка и выбросил спички в кусты.
  
  Димка глядел на тайник, как неопытные рыбаки смотрят на поплавок, напряженно и нетерпеливо. Таким же застывшим и пристальным взглядом глядели с фотографий усопшие на соседних могилах. Мишаня тоже притих. Сенька откинулся назад, в куст, набрал горсть репьев и, прицелившись, бросил Димке в голову.
  Димка вздрогнул и, выдирая репьи из головы, заныл обиженно: - Ну на фига, Семеныч! Я голову мыл сегодня.
  - А что ты, как китайский самолет ловишь? - засмеялся Сенька.
  Димка насупился. - Плохое место. Нет здесь ни фига.
  - Дикий лучше знает, - не согласился Сенька.
  - Вот он и пошел где лучше, - проворчал Димка. - Мишаня...
  - Чего? - встрепенулся Мишаня.
  - Одна нога здесь, другая там, - попросил Димка, - сбегай, погляди, чего там Дикий.
  Мишаня кивнул и, не раздумывая, полез напролом через кусты, но напоролся на могилу - на него строго поглядела с фотокарточки пожилая женщина. Он испуганно отшатнулся.
  - Тише ты, козел! - прошипел вслед ему Димка.
  
  Мишаня, озираясь, обходил могилы, но вдруг, охнув, присел.
  Меж тонких стволов кустарника он увидел невдалеке ноги в кедах, рядом с ними рассекала траву тяжелая велосипедная цепь. Чуть дальше ровно вышагивали еще одни ноги и еще.
  Мишаня залег и, стараясь не шуршать травой, заполз под широкую мраморную лавку, затаился.
  
  Витька курил лежа, смотрел прищурившись в небо. Он следил за растущей серебристой полоской следа реактивного самолета, как будто для этого только и пришел сюда, а вовсе не за тем, чтобы ловить беззащитных птиц.
  
  - Семеныч, герасимовские! - хрипло прошипел Димка и дернул веревку тайника. Сетка упала на подтайничник, и испуганная чижиха заметалась по клетке.
  Пригнувшись, пацаны бросились к тайнику, Димка лихорадочно сматывал сетку, а Сенька схватил чижиху, но было поздно: ноги в кедах уже стояли рядом.
  Пацаны встали. Герасимовские шли цепью, прочесывая кладбище. Их было человек тридцать, и цепь растянулась далеко, насколько хватало глаза.
  Рядом с пацанами стояли Птюшек, его вечный адъютант Сашок и еще несколько герасимовских. Птюшек всегда, зимой и летом, ходил в черном матросском бушлате, под которым был спрятан, как знали все, солдатский ремень с залитой свинцом тяжелой пряжкой.
  Герасимовские лениво болтали намотанными на руку велосипедными цепями, кто-то небрежно нес за скобу, прижимая к ноге, обрез. Вся эта свернутая в тугую пружину сила пугала, выглядела по-военному грозно.
  - Братки, курить есть? - ласково спросил Птюшек, а Сашок начал спокойно сматывать Витькин тайник, который Димка так и не успел смотать.
  Димка протянул Птюшеку сигареты.
  - Ничего не поймали? - Птюшек закурил и положил Димкину пачку в карман.
  - Да нет, проторчали тут, - неестественным голосом ответил Димка, провожая взглядом пачку.
  Птюшек нагнулся, взял подтайничник и восхищенно стал рассматривать чижиху, поворачивая клетку.
  Димка стрельнул глазами туда, где возле куста, в траве, лежал его пока не замеченный герасимовскими транзистор.
  - Хорошая! - похвалил чижиху Птюшек и передал подтайничник Сашку, тот не глядя сунул его в мешок.
  - Оставь! - несмело запротестовал Сенька, но тут же получил резкий обидный удар слева, покачнулся и все же устоял на ногах.
  Птюшек мечтательно поглядел вверх на серебристую полосу самолета.
  Димка незаметно ногой запнул транзистор подальше в кусты.
  Герасимовские спокойно уходили, забрав с собой сетку и чижиху.
  - Мужики, не наша же сетка... - безнадежно заныл им вдогонку Димка.
  Птюшек обернулся всем телом, была у него такая манера, или так казалось из-за матросского бушлата: - Чья?
  - Дикого же... - объяснил Димка.
  - И Дикий здесь? - притворно удивился Птюшек.
  Сеньку колотило. Щека, по которой пришелся удар, горела. Он играл желваками и так смотрел вслед уходящим, что Димка пожалел его:
  - Да ладно, Семеныч, ну, получили по харе...
  
  Чижик подлетел к чижихе, наткнулся на прутья клетки и не мог понять, почему ему нельзя быть рядом с ней.
  Витька накрыл его тайником и в три прыжка оказался рядом.
  Чижик бился, пытаясь улететь, но все больше запутывался в сетке. Витька распутывал лапки и видел уже краем глаза приближающуюся цепь, чувствовал острый холодок внутри.
  - Привет, Дикий, - сказал Птюшек.
  Витька не поднял головы, распутывая птицу: - Здравствуй, Толик.
  Он держал испуганного чижика в ладони, ощущая бешеную дробь его сердца, рассматривая головку с бусинками глаз.
  - Хороший, - похвалил Птюшек.
  - Хороший, - согласился Витька и подбросил птицу в небо.
  Чижик, не веря своему счастью, взмахнул крыльями, провалился вниз и снова взмахнул, понял наконец, что свободен, и взмыл вверх, провожаемый Витькиным взглядом.
  Птюшек посмотрел на Сашка, и тот подлетел пулей, торопливо принялся сматывать Витькин тайник.
  - Погоди, Сашок, - попросил Витька.
  - Давай, давай, - приказал Птюшек, строго поглядев на Сашка, и тут же согнулся надвое, получив от Витьки пинок в пах.
  Витька умудрился увернуться от удара слева, но напоролся на чей-то кулак. - Вот так ни фига! - сказал он и улыбнулся.
  Дрался Витька с улыбкой и прибаутками, была у него такая причуда.
  Велосипедная цепь ободрала ему щеку, больно хлестнула по плечу. Он поморщился, но снова оскалился и бросился вперед. - Имеем!
  Отдышавшийся Птюшек с Сашком схватили Витьку за руки.
  - И ты здесь? - весело удивился Витька и ударил пацана с цепью ногами в живот, одновременно стукнув Сашка головой в висок.
  Сашок выругался, а Витька, освободив руку, снова влепил Птюшеку.
  Образовалась свалка, из которой, казалось, Витьке не выбраться живым, но вдруг волна откатилась и замерла перед Витькой, оскалившим разбитый рот в дикой улыбке. В руке у него страшно торчал потемневший от крови нож.
  - Еще? - поинтересовался он, как будто они мирно играли в очко и он банковал.
  Птюшек стоял, крепко зажав пальцами пораненную руку. Он попытался поглядеть рану, но из-под ладони хлестала кровь. Рана была серьезной.
  - Хватит, - процедил он сквозь зубы. - Ладно.- Он поглядел на Витьку темным взглядом и мотнул головой. Он не выносил вида крови.
  
  Герасимовские ушли в глубь кладбища так же четко, выстроившись ровной цепью.
  
  Когда пацаны разыскали Витьку, он деловито собирался, сматывал сетку.
  - Вить, у нас герасимовские твой тайник забрали, - сообщил Димка.
  Витька молчал, и было непонятно, то ли он сердится, то ли не расслышал.
  - И чижиху, - признался Сенька.
  Витька поднял веселые глаза. - Пацаны, а я такого чижика поймал! - он поцокал языком. - В ладонь не вмещается.
  - Правда?! - удивился Димка. - А где? Дай глянуть!
  Витька вздохнул. - Да-а... Эти козлы подошли, я выпустил.
  Димка успокоился, включил транзистор.
  - Слышь, Дикий, у моего бати сто метров нейлоновой сетки, он в Тюмени брал. Такой тайник сделать можно. Правда, она белая...
  Витька взял подтайничник, посвистел оставленной герасимовскими чижихе и положил клетку в рюкзак.
  
  Главная улица хоть и состояла с одной стороны из железнодорожных складов, все же оставалась главной. Поэтому ее решили отделить от складов аллеей. Ее заасфальтировали, и она получилась узкая, да еще посередине, как виселицы, через каждые двадцать метров торчали фонарные столбы, и даже вдвоем, взявшись за руки, по аллее пройти было невозможно, приходилось обходить столбы с двух сторон, а это, как известно, к ссоре.
  Зато уж как удобно было ходить по аллее пьяному брату Муцика. Когда он был не сильно пьян, то просто вилял между столбами на подкашивающихся ногах, а когда был пьян нормально, столбы не давали ему упасть, и каждый из них был им не раз нежно обнят.
  Двор, где жили пацаны, составляли три дома, поставленные буквой "П". Они были сталинской постройки, четырехэтажные. Считалось, что квартиры в домах со всеми удобствами, но горячей воды на самом деле не было, в каждой квартире стояла обогревательная колонка системы "Титан". Поэтому с четвертой стороны двор огораживала линия кирпичных сараев, в которых жители хранили дрова для своих "Титанов". Поскольку в доме жили семьи железнодорожников, то на дрова обычно шли старые шпалы. За сараями возвышалась целая баррикада из шпал, просохших за лето. Они были сложены ступеньками наподобие крылечка. На ступеньках этого крылечка любили собираться ребята и девчонки, покурить, поговорить.
  Самой красивой из девочек двора по всеобщему признанию считалась Галя. У нее была стройная развитая фигура, черные блестящие волосы и теплые карие глаза. В отличие от толстой Валентины она не курила, но очень любила поговорить, а когда говорила - улыбалась.
  Другие девчонки тоже покуривали, но не так, как Валентина, способная послать куда надо самую вредную старуху, посмевшую сделать ей замечание, а с оглядкой.
  - У цыганки? - переспросила Валентина и раскрыла в ужасе глаза.
  - Ну да, на вокзале. - Галя частила, торопилась рассказать все сразу, сглатывала слова. Главное было даже не то, что говорится, а как: милая южная интонация, с горловыми голубиными переливами. - Мы уже уезжали, поглядеть некогда было...
  - Ты что? - строго сказала Валентина. - Никогда не покупай косметику у цыганок.
  - Я уже утром посмотрела - кошмар! - Галя всплеснула руками. - Веки красные...
  - Так конечно. Они из извести тени делают, - объяснила Валентина. - Ой, Галька, ты дура!
  - Ну да, - с готовностью согласилась Галя, - такая дура.
  - Мне мать кофту у них раз купила, - вспомнила Валентина. - Я под дождь в ней попала, она так полиняла, я так плакала.
  - Это с вырезом такая? - спросила Галя.
  Валентина кивнула.
  - Ага, хорошая, - согласилась Галя. - У меня тоже есть, только у нее, знаешь, не здесь начинается вырез...
  
  Сенька глядел на девчонок из окна своей квартиры. Он жил на третьем этаже, откуда площадка за сараями хорошо просматривалась. Девчонки, думая, что невидимы, вели себя свободно, не стесняясь, подтягивали колготки; сейчас Галя, на которую, собственно, и глядел Сенька, расстегнула верхнюю пуговицу блузки, показывая, какой вырез у нее на кофточке, Сенька задышал глубже, приник к стеклу и увидел, как на площадку выехал Дикий на мопеде. С глушителя у него были сняты сетки, и потому мопед трещал оглушительно.
  
  - ...а вот сюда, - закончила Галя и осеклась, широко открыв глаза.
  Витька ездил купаться, на нем были одни плавки, на ногах - ласты, а глаза закрывала огромная со страшным зеленым носом маска для подводного плавания. Мало того, что оглушительно ревел мопед, Витька сам еще издавал дикие крики. Он выжал газ и по доске, положенной на шпалы, как по трамплину, влетел между девчонок на самый верх, оглушив их и обдав бензиновой гарью. Приземлившись на заднее колесо, лихо развернулся.
  Девчонки завизжали и спрыгнули со шпал. - Ты что, рехнулся?
  Витька поднял маску на лоб, улыбнулся, и все увидели его покарябанную щеку, фонарь под глазом.
  Валентина засмеялась: - Где это тебя звезданули?
  - А это я нырял, Валюха! - Витька поехал прямо на Валентину. - За тобой, Валюха, нырял!
  Валентина едва успела увернуться, засмеялась. - Кончай, Дикий, вон Галя, видишь, смотрит, зуб на меня точит.
  Витька повернул мопед на Галю. - А мы ей сейчас автокатастрофу устроим... - Он понесся на всей скорости, но Галя даже не пошевелилась, и Витька с трудом затормозил около нее, оглядел восхищенно.
  Девчонки демонстративно отвернулись.
  Витька посерьезнел. - Пойдем, здесь девки, мне чего-то сказать тебе надо.
  - Ой-ой, сказать... - засомневалась Галя.
  
  В отгороженном углу стояла Сенькина койка, письменный стол, висела полка и клетка для птиц, пока пустая. В другой половине стояла широкая софа, телевизор, висел ковер, а на коврике - иконка, оставшаяся от бабушки, украшенная рушником. Там жила Сенькина сестра с мужем Степаном.
  В обеих половинах было очень тесно, поэтому сестра вечно возилась на кухне.
  Степан лежал на софе и глядел в потолок, слушал, что ему рассказывает жена из кухни.
  - Пишет, что все хорошо, - говорила она, гремя кастрюлями. - Живут пока в служебной, но папа уже там на хорошем счету.
  - Да, он хороший специалист, - согласился Степан.
  - Да, - подтвердила сестра. - Им через месяц однокомнатную обещают.
  - Быстро, - засомневался Степан.
  - Так там же дядя Жора, - объяснила сестра. - А мама устроилась санитаркой в тюрьме, пишет, что хорошая работа, от дома недалеко, где квартиру обещают...
  - Все равно менять будем, - заметил Степан.
  - Пишет, что ноги болят, - продолжала сестра.
  Сенька видел, как Витька отвез Галю за угол сарая, из окна их не было видно, только торчало и медленно вертелось колесо Витькиного мопеда.
  - Который это Жора? - Степан наморщил лоб.
  - Георгий Константинович, - поправила сестра. - Он еще на свадьбу опоздал.
  - Ну да, да, - вспомнил Степан. - Мы уже у наших гуляли.
  - Он уже давно там, - продолжала сестра. - Он и техникум там закончил, сейчас в обменном бюро работает.
  - Да? - Степан привстал с дивана.
  - Давно уже, - подтвердила сестра. - С шестьдесят восьмого или шестьдесят девятого.
  Сенька наблюдал, как Витька вывел Галю из-за угла, и они, как бы прогуливаясь, пошли к подъезду, где жил Димка.
  Сенька догадывался зачем - это был единственный подъезд в их доме, из которого можно было подняться на чердак.
  - Давно, - согласился Степан.
  - Да, слава Богу уже. Степа, вынеси ведро, - попросила сестра.
  - Сейчас, - отмахнулся Степан. - Так послушай, мы тогда легко поменяться сможем?
  - Конечно, - согласилась сестра. - Он даже и так обмен предлагал, только без удобств. Степан, вынеси, я уже два раза утаптывала.
  - Ага, - задумался Степан. - А знаешь, лучше что? Надо Семену после восьми классов прописываться там.
  Сенька отошел от окна, натянув кеды в коридоре, вышел на площадку, пробежал несколько ступенек вниз, но передумал и пошел наверх, на четвертый этаж.
  Он поднялся по железной лестнице и приоткрыл люк на чердак. Открыть его совсем было невозможно: толстая цепь соединяла ручку люка с верхней ступенькой и была замкнута висячим замком, но в щель, которую позволяла цепь, можно было видеть, что делается на чердаке.
  Витька в плавках, обнимая Галю, расстегивал пуговицы на ее халатике. - Давай, Галь...
  Солнце, зависшее над горизонтом, через чердачное окно освещало Витьку и Галю тревожным красным светом, пылинки в закатном луче окружали их светящимся ореолом. Даже грязноватый матрас, принесенный сюда неизвестно кем, в таком свете выглядел вполне пристойным ложем.
  - Да ты разболтаешь, - смеялась Галя. - Отстань, Дикий...
  - Ты что, Галя, кому я разболтаю? - удивился Витька и стянул с Гали халатик.
  Галя надула губы. - Иди вон, к Вальке своей приставай.
  - Да она курит! - возмутился Витька.
  - Ну и что?
  - Изо рта воняет, - поморщился Витька.
  Галя тихо засмеялась и, выскользнув из Витькиных объятий, присела на матрасик.
  - Как из пепельницы, - улыбнулся Витька и присел рядом.
  - Что ты делаешь? - Галя часто задышала.
  Витька поцеловал ее, и больше она ничего не говорила.
  
  На площадке щелкнул замок, Сенька с шумом спрыгнул вниз.
  Из-за обитой светло-коричневым дерматином двери вышел верхний Сенькин сосед по прозвищу Дермантин и, положив руку на перила, перекрыл Сеньке путь к отступлению. - Что скажешь?
  Сенька, уличенный в подглядывании, молчал виновато.
  - Что, и сказать нечего? - ухмыльнулся Дермантин.
  - Что нечего? - не понял Сенька.
  - Сказать нечего, - торжествовал Дермантин. - Как ты замок цементом замазывал и ручку пастой мазал... - Он машинально посмотрел на руку.
  Сенька тоже посмотрел на руку Дермантина.
  - А вот что здесь написано? - Дермантин показал на дверь.
  - Где? - Сенька посмотрел. - Ничего не написано.
  - Это я уже латочку поставил, - объяснил Дермантин.
  - Зачем? - снова не понял Сенька.
  - Ты мне тут дурачком не прикидывайся! - рассердился Дермантин. - Что здесь было написано?
  - А что здесь было написано? - искренне заинтересовался Сенька.
  - Не знаешь? - не верил Дермантин,
  - Не знаю, - признался Сенька. Дермантин замолчал, глядя на Сеньку подозрительно. - А что ты здесь делаешь?
  Сенька показал на окно в подъезде. - А отсюда Венеру видно.
  Дермантин поглядел на окно. - Какую Венеру?
  - Венера, - начал объяснять Сенька, - одно из самых ярких небесных тел на небосклоне в последней декаде августа...
  - Иди отсюда, астроном! - оборвал его Дермантин. - Еще раз тебя здесь поймаю, никакая Венера не поможет.
  
  Когда Сенька вернулся домой, там все еще обсуждался квартирный вопрос.
  - Если Семен училище закончит, - мечтал Степан, - ему же обязаны будут дать жилье? Как молодому специалисту?
  - Ну, вынесешь ты ведро, наконец? - взмолилась сестра.
  - А ведь он тоже женится, ему ведь тоже семью надо будет строить? - Степан сел на диване. - Ты не знаешь, там пятикомнатные строят?
  Сестра молча вынесла ведро в коридор.
  Сенька прошел к себе, поглядел в зеркало. Он попытался сделать прическу, как у Дикого, но мягкие волосы рассыпались, падали на глаза. Сенька снял с плечиков костюмный пиджак, надел его, закатал рукава. Выглядел он смешно, на Дикого был совсем не похож.
  В дверь позвонили. Сенька стал раскатывать рукава, они не раскатывались, он, чертыхнувшись, стянул пиджак, бросил его на койку и пошел открывать.
  На площадке стоял Димка и молча вертел перед собой пачку "Кэмела".
  - Сейчас, - сказал Сенька, прикрыл дверь и стал натягивать кеды.
  - Ты куда? - спохватилась сестра. - Темно уже, Сеня...
  - Ведро вынесу, - Сенька схватил ведро и вылетел за дверь.
  
  Димка с Сенькой курили в подвале дома под тусклой зарешеченной лампочкой. Над головой проходили трубы отопления и канализации, стоять в полный рост было нельзя, и пацаны сидели на ступеньке, стряхивая пепел в пустое мусорное ведро между ними.
  - На меня чего-то Дермантин наехал, - пожаловался Сенька. - Будто я ему ручку мазал, на двери писал. Чуть не пришиб.
  - Чмо, - криво усмехнулся Димка. - Я ему еще сделаю.
  Сенька поглядел на Димку, догадываясь, на кого зол Дермантин. - А за что ты его?
  Димка скорчил брезгливую мину, сплюнул.
  - Мужик как мужик, - рассуждал Сенька, - живет один, не трогает никого.
  - Знаю я, с кем он живет, - пробурчал Димка.
  - С кем? - спросил Сенька.
  - Вот батя приедет... - сказал Димка и замолчал.
  Сенька широко раскрыл глаза.
  - Ты что?! Как? Чтобы твоя... - Сенька вскочил и больно ударился макушкой о трубу отопления. - Зар-раза! - выругался он. - Чтоб тетя Вера с Дермантином?!
  - А так, - спокойно и зло сказал Димка. - Матрасик затащили на чердак, батя как лопух по поездкам... Матушка из своего подъезда на чердак, вроде белье вешать, а Дермантин из своего.
  - Да вранье! - не поверил Сенька. - Там же замок висит! Ты видел?!
  - Видел, Семеныч, видел, - успокоил его Димка. - У него от того замочка ключик есть. У тебя было когда-нибудь, чтоб волосы шуршали?
  Пораженный Сенька молчал, поглаживая шишку на макушке.
  - А у меня было, - сказал Димка.
  
  Дома уже спали, когда Сенька вернулся. Не включая света, он прошел к себе, тихо разделся и лег. Из-за перегородки донесся шорох. Сенька прислушался, подозревая, что за шкафами занимаются тем, чем занимались на чердаке Витька с Галей и тетя Вера с Дермантином, но ошибся.
  - А двухкомнатную и трехкомнатную можно на шестикомнатную поменять, - мечтательно шептал Степан, - бывают такие обмены...
  Сенька с головой накрылся одеялом.
  
  По воскресеньям во дворе устраивали концерты.
  Сенька сидел на дереве и натягивал проволоку для занавеса. Начал собираться народ, участники в сторонке проводили последние репетиции, готовили костюмы и реквизит. На табуретке стоял магнитофон, к нему протягивали провод из окна. Зрители переговаривались вполголоса, а Витька тренировал двух пацанов, одетых клоунами, в огромных боксерских перчатках.
  - Да ты не бойся его бить! - горячился Витька. - Он же присядет. А не присядет, значит, получит! А ты его, вроде, приласкать хочешь. Кто в это поверит?
  Валентина приложила к спине Гали блестящий цирковой купальник и, вынув иголку изо рта, принялась укорачивать лямки на плечах.
  Сенька засмотрелся на Галю и не замечал, что сук, стянутый проволокой, согнулся и трещит.
  - Э-э! - закричали снизу. - Обломается сейчас!
  Все поглядели на Сеньку. Он спрыгнул вниз, поднял голову. - Ничего, нормально.
  
  Мишаня, в черных в обтяжку штанах и с бантом на шее, бежал из соседнего двора с цветком в горшке, предназначенном для номера, когда его остановил околачивающийся за сараями Шкепель. Это был здоровенный толстый парень с ленивым выражением на физиономии. Глядя на его лицо, можно было подумать, что он только что слишком плотно пообедал.
  - Эй ты, бык! - окликнул он Мишаню.
  Мишане очень не хотелось разговаривать со Шкепелем, особенно в таком тоне, но он струсил и остановился.
  - Иди сюда, - приказал Шкепель, и Мишаня подошел.
  Шкепель оглядел Мишаню с головы до ног, но как будто не заметил странного Мишаниного костюма. - Курить есть?
  - Нет, - удивился Мишаня. - Я же не курю! - Он пожал плечами, жалея, что не курит и не может выручить Шкепеля сигаретами.
  Шкепель снова оглядел Мишаню и, убедившись, что тот не врет насчет курева, обдумывал, что бы с него взять. - Ну, дай двадцать копеек.
  Мишаня растерянно провел рукой по тому месту, где бывают карманы, но их на театральных штанах не было.
  - У меня нет, - смутился Мишаня. - У меня и карманов нет. - Он посмотрел на Шкепеля испуганно и честно.
  - А ну попрыгай, - не унимался тот.
  Мишаня попрыгал, держа цветок перед носом.
  - А что звенит? - спросил Шкепель.
  - Ничего не звенит, - признался Мишаня.
  Шкепель прищурился. - А если я найду?
  Мишаня пожал плечами и совсем скис.
  - А ну, попрыгай еще, - потребовал Шкепель.
  - Мне на концерт надо, - сказал Мишаня прыгая.
  - Прыгай, прыгай.
  
  Мишаня давно уже прыгал, когда к нему подлетел Димка.
  - Что ты здесь распрыгался?
  - Да у нас с Мишаней свои дела, - смягчился Шкепель. - Да, Миха? - Он обнял Мишаню за плечи.
  Мишаня, не отдышавшийся еще после прыганья, кивнул.
  - Свалил отсюда! - попер на Шкепеля Димка.
  - А что такое? - удивился Шкепель.
  Димка достал из кармана зажигалку, зажал ее в кулаке и нанес Шкепелю серию неожиданных ударов.
  Шкепель растерялся. - Ты чего, озверел?! - На физиономии у него было написано удивление. Это было странно: Шкепель редко менял выражение лица.
  - Понял, что такое?! - напирал на него Димка. - Пошел на фиг! Давай бегом, Мишаня.
  Димка волок на площадку тяжеленный круглый стол.
  - Я тут корячусь, - ворчал он, поднимая стол на пузо, - а ты тут скачешь!
  Хотя Димка нес тяжелый стол, Мишаня едва поспевал за ним.
  Шкепель так и остался за сараями с удивленной физиономией.
  
  Участники концерта нестройно, но громко спели веселую песню "Арлекино" вместе с Аллой Пугачевой из магнитофона и под проигрыш ушли со сцены.
  Вышел Мишаня.
  - Братья и сестры! Мамы и папы! - бойко объявил он. - Друзья и соседи! Приглашаем вас на последний в этом сезоне торжественный концерт!
  Зрители заулыбались, захлопали.
  Мишаня потупил глаза и снова выступил вперед. - Итальянская народная песня "Санта-Лючия"! - Мишаня снизил тон. - Исполняет Михаил Белецкий.
  Публика снова захлопала: Михаила Белецкого знали и любили.
  Мишаня покраснел. - Аккомпанирует Валентин Белецкий! - Он показал рукой наверх, где в открытом окне маячила нескладная фигура Валентина Михайловича, учителя пения и отца Мишани. Мишаня кивнул, и Валентин Михайлович скрылся в комнате, оттуда донеслись звуки фортепиано.
  Мишаня запел. У него был негромкий, но очень чистый девичий голос. Он стоял, вытянув руки по бокам, и сильно качал головой в такт песне. Она исполнялась на русском языке, и в ней пелось о дальней теплой стране, о синем ласковом море и прекрасной бухте с белыми птицами в лазурном небе.
  Сенька не участвовал в концерте, он стоял среди зрителей и смотрел, как в стороне девчонки помогают одеваться Гале. Они отделили ее от зрителей поднятым за края покрывалом так, что над ним была видна только ее голова.
  Галя, заметив нескромный взгляд, шепнула девчонкам, они подняли покрывало выше, оголив Галины ноги. Сенька стал смотреть на ноги.
  Рядом с Сенькой стояла Димкина мать в красивом крепдешиновом платье. Дермантин оказался около нее как бы случайно, протискиваясь поближе к сцене. - Вера, - прошептал он, - я тебя жду сегодня...
  Вера кокетливо нахмурила черную бровь. - Тише ты! Нашел место... - Она была вся поглощена пением Мишани.
  - Верунька, - ласково прошептал Дермантин и невзначай задел ладонью ее теплый локоть.
  Она невольно улыбнулась.
  - Приходи, - с виноватой улыбкой просил Дермантин, - я тебе Венеру покажу. Из нашего окна Венеру видно... - Дермантин столкнулся взглядом с Сенькой, но не смутился, а весело подмигнул ему.
  Сенька едва не улыбнулся ему в ответ, сдержался и стал смотреть на Мишаню.
  Последний куплет Мишаня пропел на итальянском языке, старательно выговаривая вызубренные слова.
  Публика захлопала, Мишаня раскланялся и показал рукой на окно. Валентин Михайлович со счастливым лицом поклонился из окна, чуть не вывалившись наружу от смущения и своей неловкости.
  Димка с Витькой вынесли на площадку стол, накрытый зеленой бархатной скатертью. Под французскую музыку Галя исполняла на нем пластический этюд. Несколько упражнений были одобрены аплодисментами, а Сенька глядел как завороженный и хлопал громче всех.
  Галя встала на колени и прогнулась назад. Мишаня вынес цветочный горшок, Галя поставила его себе на лоб, придерживая руками, застыла, и вдруг ее колени оторвались от стола, и она стала подниматься вверх с цветком на лбу, зависнув в воздухе в полуметре над столом. Публика ахнула, и только тут стало видно, что Галю поднимает Витька, спрятавшийся под столом. Он надел рукав под цвет занавеса, руки не было видно, и казалось, что Галя летит.
  Витька вставал все выше и выше, поднимал Галю на вытянутой руке, поддерживая ее за то место, на которое Сенька и поглядеть боялся.
  - Браво! - крикнул Дермантин, и все захлопали.
  Витька улыбался и легко держал Галю на руке, напоминая статую героя-освободителя.
  Сеньке стало невыносимо горько, даже слезы навернулись на глаза. Ему хотелось, чтобы так не было, чтобы что-нибудь случилось, гроза, землетрясение, что угодно, чтобы Витька не держал так Галю. Чтобы сук, в конце концов, так сильно стянутый проволокой с занавесом, в самом деле обломился и ударил Витьку по лицу, в висок...
  Но ничего этого не случилось и случиться не могло. Витька твердо стоял на ногах и крепко держал Галю.
  Сенька повернулся и пошел с площадки, не разбирая дороги.
  Никто на это не обратил внимания, ему, не глядя, уступали дорогу, устремив восхищенные глаза на сцену, где раскланивались Галя и Витька.
  Потом на сцену вышел Димка с гитарой.
  - Прощай, прощай, моя любовь, прощай, - пел Димка, - не в силах больше я скрывать печаль, не целовать мне больше губ твоих, я буду только вспоминать о них...
  
  Сенька опомнился у Димкиного подъезда. Он вошел и поднялся на самый верх, на чердак. Здесь все было по-прежнему: лежал матрасик, солнце заглядывало в окошко. Сенька подошел и распахнул створки.
  
  Голос у Димки был немного гнусавый, но пел он с душой.
  - ...уже не радует меня весна, а виновата в этом ты одна. Зачем звала, зачем клялась в любви? Ведь были ложью все слова твои.
  Глядя наверх, Димка замолчал, открыв рот, на середине мелодии.
  Что-то упало с крыши и глухо ударилось о землю.
  Старый матрас лежал на асфальте, лопнув по шву и испустив тучу столетней пыли.
  Сенька стоял на краю крыши, расставив ноги. Сверху он особенно четко различил болезненно скорченную физиономию Димки, испуг на лице его матери, гнев Дермантина и даже краску смущения на Галином лице.
  Остальные лица были растерянными.
  - Эй, слазь оттуда! - неуверенно крикнул кто-то, а Витька вдруг захохотал, схватившись за живот.
  Это, видимо, было сигналом: на площадку выскочили два маленьких желтых клоуна и под смешную музыку из магнитофона стали с идиотским смехом лупить друг друга огромными боксерскими перчатками.
  
  Ближе к центру железнодорожные постройки кончались. Там стояло несколько трехэтажных жилых домов, построенных пленными немцами, за ними - горсовет в стиле сталинского ампира. Железная дорога, впрочем, не кончалась вместе со складами, а так и шла вдоль центральной улицы, вплотную примыкая к домам и горсовету. Напротив горсовета был памятник Ленину в натуральную величину и Вечный огонь, который зажигали по праздникам. За горсоветом расположилась аптека, баня и пожарная команда, а после них уже ничего не было, только пути и широкая степь. Сюда, в эту степь, Витька и привез Галю на своем мопеде, пронесясь по городу со страшным ревом.
  Они летели без дороги, прямо по степи, взмывая на буграх и кочках, Галина юбка развевалась как знамя где-то сзади, а ветер обдувал загорелые колени. Сидя на багажнике и вцепившись в худое Витькино тело, она дико визжала от страха и восторга, но ее крику не было места в пространстве, рев Витькиного мопеда покрывал степь до самого неба.
  Все Витькино существо заполняла радость воли и жизни, он смеялся и рычал вместе с мопедом, полностью слившись с ним, нарезал по степи восьмерки, круги и всякие сумасшедшие фигуры, не имеющие названия в геометрии. Он мог все, и все ему удавалось. Он мог отпустить руль, мог ехать на заднем колесе или сидеть на сиденье на корточках.
  - Дикий, хватит! Ну, пожалуйста, хватит! - взмолилась Галя, и Витька, сжалившись над ней, затормозил.
  - Садись вперед, - приказал Дикий, и Галя легкомысленно согласилась, села на бак и вцепилась в руль, который казался ей надежнее Витькиного тела.
  Витька разогнался и отпустил руль. - Держи крепче! - крикнул он ей в ухо.
  Вначале Галя растерялась, но скоро почувствовала, что машина подчиняется ей, стало легко и радостно. Она оглянулась, чтобы поделиться этой радостью, и увидела, что Витьки нет. Она сидела на мопеде одна, а Витька хохотал далеко сзади.
  Руки у Гали задрожали, она закрыла глаза и полетела, отделившись от мопеда, куда-то в сторону.
  
  - Больно? - Витька не смеялся, очень осторожно гладил Галино поцарапанное колено.
  Галя молчала и не открывала глаз в притворном обмороке.
  Витька наклонился и прикоснулся к колену губами. Галя села и, улыбаясь потрепала, его жесткие волосы.
  
  Пацаны сидели на крыше вагона, Димка рассказывал.
  - А цыганка ей нагадала, что ее сын умрет в день своей свадьбы от электричества. И вот он уже в армии отслужил и жениться стал. А мать в день свадьбы все розетки в доме колпаками заделала.
  - Какими колпаками? - не понял Мишаня.
  - Специальными такими колпаками резиновыми, - объяснил Димка. - И всем гостям велела свет не включать. Накупила свечей, и вот все сели за стол. А в это время началась гроза...
  Мишаня взглянул на небо. Как будто услышав Димкины слова, небо потемнело, где-то вдали загрохотало.
  - И вот, - продолжал Димка, - они только рюмки подняли, а в форточку, она была за всеми гостями, далеко, влетела шаровая молния и прямо над столом летит. Ну, все, конечно, перепугались, под стол полезли. А мать как сидела, так и сидит, бледная вся. И молния прямо на сына летит, и ударила его. Сразу насмерть.
  Витька снисходительно улыбнулся.
  - По натуре, Дикий, - обиделся Димка. - Это в Первомайском было в прошлом году. У невесты, главное, даже фата не обгорела, а он насмерть.
  Поезд набрал ход.
  - Ни фига себе муссон, - сказал Витька, задрав голову. Сверху падали первые тяжелые капли, и он натянул на голову пиджак.
  - Блин, я болел недавно, - пожаловался Мишаня.
  - Можно в люки спрятаться, - предложил Сенька.
  - Если кому что светит, - закончил свой рассказ Димка, - то никуда от этого не денешься...
  Его уже не слушали.
  - Дернули! - Витька встал, и пацаны побежали к вагонам, где были люки.
  
  Летний дождь всегда начинается неожиданно. То светило солнце, а то вдруг собрались тучи, грянуло слегка, ударил ветер и понес по полю широкую волну. По колосьям сбегали капли, и было тихо внизу, под колосьями. Наверху уже раздувало тучи.
  Сенька неловко спрыгнул с лесенки вагона, хвост состава медленно уполз. Димка с Мишаней уже стояли на насыпи, он подошел к ним, прихрамывая.
  - Зараза, - выругался Димка, отжимая рубашку, - надо было сразу в люки залезать. Ты что, ногу подвернул?
  - Ерунда, - отмахнулся Сенька. - А где Дикий?
  Мишаня дрожал весь мокрый.
  - Не знаю, - сказал Димка. - Мишаня, он с тобой на вагоне был.
  - Не, он сзади был, - возразил Мишаня. - Он там и остался, а я в люк залез.
  - Теперь до станции докатит, - сказал Димка.
  - Блин, я болел недавно, - снова вспомнил Мишаня и кашлянул два раза.
  Димке тоже было холодно. - Что он, дорогу не найдет?
  Сенька еще раз оглянулся. - Пойдем, - решил он, и пацаны сошли с насыпи.
  
  - Сенька, нож возьми? - попросил Димка, когда они входили во двор. Он достал нож из-под рубашки.
  - Откуда он у тебя? - удивился Сенька.
  - Дикий дал поносить, - объяснил Димка, - а у меня родичи, ты же знаешь.
  Сенька взял нож.
  
  Дома Сенька достал кусок шкурки и стал шоркать старое лезвие. Степан лежал на диване, смотрел телевизор. Кончились "Новости".
  Сенька вышел из своего угла посмотреть, что покажут дальше. Нож он держал в руках и не боялся, что родственники увидят его. Они давно не вмешивались в его дела. Он только не курил дома, потому что Степан не курил и чтобы не огорчать сестру.
  Дикторша объявила старый художественный фильм. Сенька снова зашоркал.
  - Валь! - крикнул Степан. - Что это - Брежнев?
  - Ты думаешь, - сказала сестра, выходя из кухни, - я что-нибудь слышу?
  Степан молчал, обиженный.
  - Что ты спрашивал? - переспросила сестра.
  - Ничего, - огрызнулся Степан.
  - У меня же там вода бежит,- оправдывалась сестра, - Сень, ты мясорубку не видел?
  - Нет, не видел, - Сенька разглядывал лезвие.
  - Куда я ее положила? - сестра, озадаченная, вернулась на кухню.
  - Набережные Челны раньше был, - объяснил Сенька Степану и ушел к себе.
  - Тю, - удивился Степан. - Валь! А ведь Брежнев - хороший город. Там, знаешь, сколько нового жилья строят?
  - Что?! - не расслышала сестра.
  Разглядывая надпись, Сенька взял с полки школьный англо-русский словарь.
  - Мементо, - бормотал он, - мементо, - и водил пальцем по строкам.
  Такого слова в словаре не было, и тогда он стал искать "мори", но и его не нашел. В дверь позвонили.
  - Степа! - крикнула Валя из кухни.
  Степан не ответил.
  Сенька засунул нож в стол и пошел открывать.
  
  Перед ним стоял запыхавшийся Димка.
  - Семеныч, - затараторил он, - у тебя Дикого мать была?
  - Нет, - сказал Сенька.
  - А у меня сейчас была. - Вид у Димки был испуганный. - Про Дикого спрашивала, я сказал, что нет.
  - Что нет? - не понял Димка.
  - Что не видел, - объяснил Димка.
  Внизу хлопнула дверь в подъезд. Димка бросился по лестнице на четвертый этаж.
  Снизу, бледная, поднималась Витькина мать, тетя Надя.
  Она была еще не старая, но всю жизнь работала путевой рабочей, а эта работа не убавляет лет. Она никогда ни с кем не ссорилась, была тихой и набожной. Фамилия Дикая ей не подходила.
  - Сеня, - спросила она, - ты не знаешь, где Витя?
  Сенька спрятал грязные от ржавчины ножа руки за спину. - Нет.
  Тетя Надя так же медленно стала спускаться вниз.
  
  За спиной Димки, стоящего на площадке четвертого этажа, открылась дверь, обитая дерматином, и из квартиры вышла его, Димки, мать.
  - Дима? - мать смутилась.
  Из-за приоткрытой двери на Димку глядел Дермантин и улыбался по-родственному.
  - Ты что здесь? - спросила мать.
  Димка насупился. - А ты что здесь?
  - А я, - смешалась мать, - к Константину Матвеевичу по делам заходила. Ты же знаешь, у нас труба в ванной течет, а папы нет. А Константин Матвеевич - мастер на все руки.
  - Ага, - прищурился Димка. - Мастер. Труба течет. А папы нет. Понятно.
  - Ты как с матерью разговариваешь?! - возмутился Дермантин.
  - Как хочу, так и разговариваю, - огрызнулся Димка.
  - Не ссорьтесь, - успокоила их мать. - Иди домой, Дима. - Она стала спускаться. - Я суп поставлю разогревать.
  
  Димка с Сенькой курили в подвале.
  - Надо в Одессу звонить, - предложил Димка.
  - А может, он у Подгородней спрыгнул, - предположил Сенька.
  - Да уж пришел бы, - не согласился Димка.
  
  Утром пацаны пошли искать Витьку.
  - А ты точно видел, что он в люк залез? - спросил Сенька.
  - А я и не говорил, что он залез, - оправдывался Мишаня. - Он просто сзади был.
  - Да, я видел, - подтвердил Димка, - как ты запрыгивал на наш вагон, а Дикий там оставался.
  - А я так и говорил, - успокоился Мишаня.
  Они молча шли по линии.
  - А я помню, - сказал Мишаня, - как Карасю голову отрезало.
  - Какому Карасю? - спросил Сенька.
  - Галушке, - объяснил Мишаня. - У которого Танька гуляла. Вы тогда в лагере были, а Клецика в армию провожали.
  - В прошлом году? - уточнил Сенька.
  - Да, - начал рассказ Мишаня, - Карась вечером домой собрался, а Танька поддала, осмелела, я, говорит, еще с подружкой погуляю. Они тогда с Кнопкой заворачивали. Карась даже слова не сказал, ушел домой. Мужики еще возмущались: чего он так? Сына из садика забрал, пришел домой. А Танька полпервого пришла и еще говорит: а что такое? Он ее бить стал так, что потом даже на потолке кровь была.
  :- Ты видел, что ли? - усомнился Сенька.
  - Это малый все рассказывал, - объяснил Мишаня. - При нем же было. Говорит, мама упала на пол и замолчала. А папа одел меня и к бабушке повел. Подвел к двери, позвонил, а сам говорит, что я сейчас приду. А он побежал сюда, на Федоровский переезд. Он же помощником ездил. Подошел к последнему вагону, положил голову под колеса и ждал, пока поезд тронется. Его так и нашли на коленях.
  - На коленях? - удивился Сенька.
  Мишаня кивнул.
  - Как он мог ждать? - возразил Димка.- Его бы машинист заметил.
  - Ну, не заметил, - сказал Мишаня.
  - Ну, как, как? - горячился Димка. Он встал на колени и положил голову на рельс. - Вот отойди.
  - Куда? - отходя, спросил Мишаня.
  - Да можешь еще дальше отойти! - разрешил Димка.
  Мишаня попятился еще дальше, вплотную к кусту шиповника, на котором покачивалось тело Витьки, и сделай он еще шаг, он бы его увидел.
  - Да ночью же было! - возмутился Мишаня и вернулся на насыпь.
  - Да какая разница! - Димка встал, отряхнул колени. - Тебе фиг чего докажешь.
  У развалин они остановились.
  - Ну, здесь я его еще видел, - сказал Мишаня.
  - Я же говорю, - стал доказывать Димка, - в Одессу звонить надо!
  Сенька задумался. - В Барнаул! - передразнил он Димку и пошел обратно.
  - Куда?! - переспросил замороченный Димка. - Так мы же вот куда ехали! Мишаня, где Москва?
  Мишане стало смешно, Сенька тоже улыбнулся.
  И они пошли домой.
  
  - Ну, мы стояли, - рассказывал Димка, - Люська подошла, и тут Муцик на своей фросе выкатывает, такая лайба: вилка от "чезетты", шипы такие, заднее колесо от мотороллера - ну, улет! Ему Люська самоотвод дала. И он давай перед ней круги нарезать и хотел на шпалы заехать, тут же Люська! А потом еще хотел на дыбы фросю поставить, и как... Ну, колесо, короче, в одну сторону, вилка в шпалу встряла, а Муцик в другую сторону, - Димка показал на куст шиповника.
  Пацаны слушали Димку с удовольствием. Они прошли мимо куста и вдруг разом остановились, боясь посмотреть друг на друга.
  Где-то рядом пела чижиха Дикого.
  Сенька подошел к кусту и увидел перевернутую клетку и обезумевшую от голода и одиночества птицу. Он открыл дверцу, и она взлетела.
  На полной скорости шел 133-й поезд Ростов - Одесса, а над ним кружила выпущенная Сенькой птица. Когда поезд прошел, пацанов на насыпи уже не было.
  
  Во дворе, казалось, все было по-прежнему: светило солнце, дети гомонили и топтали клумбу, старушки играли в лото.
  - Семнадцать! - выкрикнула бойкая старушка.
  Пацаны стояли в подъезде и обсуждали создавшееся положение.
  - Может, матери его позвонить? - предложил Мишаня.
  Димка поморщился. - Шуму будет... У меня, кстати, ее телефон есть.
  - Дед, - объявила старушка.
  - Сколько лет? - хором спросили игроки.
  - Да нет, - сказал Сенька. - Если признаваться, то сразу надо было.
  - Откуда я знал? - возмутился Димка. - А если б не случилось ничего, нам бы, знаешь, что за эти вагоны было?
  Старушка достала бочонок. - Четырнадцать!
  Игроки засмеялись.
  - А вдруг его найдут? - тревожился Мишаня.
  - Кто? - удивился Сенька.
  - Ну, не знаю, - замялся Мишаня. - Там Немой жил...
  - Да никто там его не найдет!
  - Но он же там лежит сколько, - с тихим отчаянием сказал Мишаня.
  - Похоронить его надо, - решил Сенька.
  - У меня хорошая лопата есть, - предложил Димка.
  - Низ! - одна из старушек сгребла мелочь со стола.
  
  Из красных вагонных досок с облупившейся краской, со следами номеров и станций назначения Сенька мастерил гроб. Он подравнял с одного края разнокалиберные доски и сколотил донце, а с торца приладил боковину.
  Мишаня слонялся без дела. Он подошел к уже наметившейся яме, которую копал Димка, и ком земли разбился у него на ботинке. Мишаня вернулся к Сеньке. - Давай, я буду гвозди держать? - предложил он.
  Сенька обернулся к нему с гвоздями в зубах. - Ты лучше досок принеси.
  - Ага, - Мишаня метнулся к развалинам, но, сделав шаг в темный проем, отступил. Где-то там, в темноте, лежал мертвый Витька. - Я чего подумал, - сказал он. - Крест же надо сделать, - и рванул в посадку.
  - Топор возьми! - крикнул вслед ему Сенька.
  Уставший Димка поглядел на руки. - Я вот не понимаю, как он так упал?
  Гвоздь у Сеньки попал в болт, согнулся и прищемил палец до крови.
  - Ты яму выкопал? - Сенька пососал палец.
  - Может, спрыгнуть хотел? - Димка вздохнул и взялся за лопату.
  
  Мишаня блуждал с топором меж больших берез, уходящих вершинами в небо, и не мог выбрать подходящей. В кустарнике зашуршало, Мишаня оглянулся, прислушался, пытаясь заглушить страх, попятился от зарослей и незаметно для себя вышел на насыпь.
  Сзади послышался мерный стук. Мишаня замахнулся топором, вскрикнув, оглянулся и увидел уходящего по пути обходчика.
  
  Димка снова посмотрел на ладони.
  - Ну-ка, иди сюда, - позвал его Сенька.
  Димка с радостью вылез из ямы, подошел.
  - Ляг, примерю, - попросил Сенька.
  Димка лег на сколоченное донце. - Дождь, что ли, будет? - предположил он, глядя в небо.
  Птицы летали низко.
  - Стороной пройдет. - Сенька отчеркнул черту у ног Димки и взял ножовку.
  - А ты чего, так будешь делать? - спросил Димка, ухватившись за верхнюю боковину.
  - А как? - не понял Сенька.
  - Так здесь же под углом должно идти, - объяснил Димка.
  - Чего под углом? - раздраженно спросил Сенька.
  - Ну, стенки, - сказал Димка.- Вот эту верхнюю надо отпилить вот так. И потом доски приколотить...
  Сенька бросил ножовку и пошел к яме.
  Димка сел на досках. - Сень, ты чего?
  - Делай под углом. - Сенька поплевал на руки и взялся за черенок.
  - Да ладно, - Димка встал с донца. - Я же просто так сказал, как делают. - Он отобрал у Сеньки, лопату.
  Из посадки вышел Мишаня. - Блин, она не рубится...
  Сенька забрал у Мишани топор и одним махом срубил тонкую березку.
  
  Гроб с Витькиным телом стоял на ящиках. Можно было прощаться. Димка врубил кассетник, и скрипки грустно запели.
  - По очереди будем подходить, - распорядился Сенька. Он первым подошел к Витьке, откинул угол простыни, поглядел и отступил на два шага.
  Подошел Димка, а Мишаня остановился на полпути, не решаясь поглядеть на Витьку.
  - Ну, ты что? - возмутился Димка.
  Мишаня набрался смелости, подошел.
  Склонили головы, помолчали.
  Музыка рождала в Сеньке новое, неведомое и страшное чувство. Боясь поддаться ему, он скомандовал: - Вы с того края беритесь...
  Они опустили гроб в неглубокую яму и встали рядом.
  Что-то случилось: музыка заиграла выше и чище, птица пролетела низко над Витькой, а подрытая стенка ямы неожиданно обвалилась, засыпав могилу до половины.
  Пацаны испугались, отпрянули, Сенька, застигнутый скорбным чувством, шагнул вперед, оступился, упал на колени.
  Музыка резко оборвалась на середине высокой трагической ноты.
  - Пленка кончилась, - сказал Димка. - Батя на конец записывал.
  Он быстро закопал яму и схватился за крест.
  Мишаня осмотрелся. - А может, туда дальше, в лесочек поставим? А то увидят...
  - Тогда зачем? - удивился Димка. - Вообще тогда не надо. Можно просто вымерять точно от стены, и будем знать где... У меня рулетка есть.
  - Ну да, - согласился Мишаня. - Вымеряем точно, а крест в лесочке поставим, там не видно.
  Сенька положил на могилу Витькин нож, слегка присыпал его, взял крест и, подойдя к развалинам, коротким ударом разбил его об угол, молча пошел к насыпи.
  Мишаня с Димкой побежали за ним, но с полдороги Мишаня вернулся и забросил палки от креста подальше в кусты.
  
  Был поздний вечер. Мишаня сидел в темноте на краю своей кровати и напряженно глядел перед собой туда, где на стенке желтело пятно от фонаря с улицы, зловеще качалась тень ветки.
  В дверь позвонили, Мишаня вздрогнул.
  
  Открыл Валентин Михайлович.
  - Заходи, Надя, заходи, - засуетился он. - Ну, что?
  Вошедшая Витькина мать махнула безнадежно рукой. - Ничего...
  - Сейчас чаек будет, - Валентин скрылся в кухне.
  Надя тяжело опустилась на стул. - Не вовремя я?
  - Да что ты такое говоришь, Надюша? - возмутилась Жанна, мать Мишани, и поглядела на Надю сочувственно. - Ты же знаешь, ночь-полночь, мы тебе всегда рады...
  Они были почти ровесницы, но Жанна выглядела, конечно, лучше. Она следила за собой, и работа у нее была кабинетная.
  Вошел Валентин с чаем на жостовском подносе. - Ну вот, сейчас чайку попьем... - Он стал накрывать на стол.
  - Миша спит? - поинтересовалась Надя.
  - Давно уже, - сказала Жанна и посмотрела на дверь спальни с любовью.
  - Вот ребенок, - завистливо вздохнула Надя. - Ни забот вам с ним, ни хлопот. Золото, не ребенок. А мой Витька... - Она сокрушенно покачала головой.
  - Все ведь от воспитания зависит, Надежда, - объяснил Валентин. - В роддоме они все одинаковые. Система нужна. Мы же сами их калечим.
  - Ну не скажи, - обиделась Надя. - Витька у меня еще в роддоме грудь не брал, нос воротил. Я, помню, у акушерки спросила. Она говорит - значит, характер такой.
  - Ну, уж, в роддоме - характер? - усомнилась Жанна.
  - А кто ж его воспитает? - продолжала Надя.- Я на путях каждый день, отца нет, а был, так из тюрьмы не вылезал, Жанночка, кто ж его воспитает? Я разве что понимаю? Одному Богу его оставила, пусть он воспитает. Ой, не слёз уже, ничего нету...
  - Так что ж ты хочешь, Надюша, - сказала Жанна. - От этого все и идет. А ты говоришь - в роддоме...
  - Да он дома хороший! - оправдывалась Надя. - Всегда - мама, давай я помогу, мамочка, давай поднесу... Весной на Пасху я в Новоукраинскую церковь поехала - он полы покрасил. И так что - всегда поможет. Ну, уж как на улицу выскочит, и тут Муцика брат сразу, и Шкалик, и Вален, и Таракан, собьют его - все, нету сына. - Она замолчала. Чай ее стыл нетронутый.
  - Да ты пей чай-то, Надя, - напомнила Жанна.
  - Вот мед, если хочешь, - предложил Валентин.
  Надя как будто и не слышала. - В прошлом году с Тараканом в Днепропетровск уехали. Я жду его: день нету, два нету, да Господи, думаю, куда ж ты его занес, или черти его ухватили? А они до Анжелки поехали. Она в каникулы приезжала, голой задницей повертеть...
  Жанна понимающе закивала головой, а Валентин смутился.
  - Ага, - продолжала Надя. - А та ж городская, и они уже хвостиком за ней, я чуть с ума тогда не сошла, думала, кончусь. - Она задумалась. - Может, Миша слышал что-нибудь от ребят? - Она посмотрела в дверь спальни. - Что поехал куда?
  Жанне не хотелось будить сына. - Он вряд ли скажет. У них же, - она усмехнулась, - солидарность...
  Валентин убирал посуду.
  Надя зашмыгала носом, достала платок.
  Жанне стало жалко ее. - Может, Валя, ты с ним поговоришь? По-мужски?
  Валентин растерялся, чуть не уронил поднос. Глаза у него, как и у сына, были удивленно-испуганные. Он пожал плечами.
  - Миша! - позвала Жанна, открыв дверь в спальню. - Проснись, сын, выйди к нам, пожалуйста.
  Мишаня вышел в трусах, жалкий, взлохмаченный.
  - Сядь, - сказала Жанна и кивнула Валентину.
  Тот откашлялся. - Давай, сын, поговорим по-мужски. С глазу на глаз. - Он взглянул на Жанну. Она подбодрила его взглядом. - Может, кто-нибудь из ребят во дворе видел, что Витя куда-нибудь едет?
  Мишаня подавленно молчал.
  - Ну? - строго спросил отец.
  - Да, - пролепетал Мишаня. - Видели...
  - Кто? - грозно спросил Валентин. - Кто видел?
  Уголком глаза он глядел на жену.
  Она отрицательно мотала головой.
  Валентин понял ошибку, снизил тон. - А во сколько твой товарищ видел, как Виктор шел к вокзалу?
  Мишаня тоже посмотрел на мать.
  Жанна кивнула ему.
  - Он не знает, - стал фантазировать Мишаня. - Может, это и не Витя был. Просто похожий парень... Темно было, а он босиком какого-то парня видел, - выкрутился Мишаня. - Тот, который видел, он не с нашего двора.
  Надя смотрела на Мишаню так внимательно и так ему верила, что он опустил голову.
  - Ну ладно. - Жанна погладила Мишаню по голове. - Иди спать, - распорядилась она.- Если кто-нибудь из твоих товарищей что-нибудь узнает про Витю, ты ведь скажешь мне и папе? Ты ведь этим никого не выдашь.
  Мишаня кивнул и пошел в спальню.
  - Так что, видишь, Надя, - успокоила Жанна. - Рано волноваться.
  Валентин, довольный так хорошо выполненным поручением, понес посуду на кухню.
  
  Мишаня с расширенными от ужаса глазами озирался в темной спальне. На цыпочках он подошел к шевелящейся шторе, отдернул ее и не заметил ничего, кроме желтого фонарного света. Он обернулся и увидел на своей кровати Дикого. Витька сидел, сложив по-турецки босые ноги, и улыбался страшной улыбкой покойника. Мишаня осел на стул и, чтобы не видеть этого веселого ужаса, закрыл ладонями лицо.
  
  Первое сентября было одним из праздников, когда зажигали на площади Вечный огонь.
  - Давай, Иван Данилыч! - крикнул мужик и достал из кармана телогрейки спички.
  Неподалеку, в железной будочке, где стояли баллоны с пропаном, Иван Данилыч открыл кран. Мужик чиркнул спичкой, вспыхнуло пламя.
  - Еще дай! - крикнул мужик. - Хорош!
  Иван Данилыч замкнул на замок дверь будочки.
  
  Было солнечно, по площади шли школьники с цветами и школьницы в белых фартуках, со стороны школы доносилась музыка.
  
  Димка, вставший в связи с началом занятий непривычно равно, поднялся на четвертый этаж. Достав из разрисованной папки моток крепкого шпагата, он привязал красивую латунную ручку на двери Дермантина к ступеньке чердачной лестницы, позвонил в дверь и скатился вниз.
  Дермантин попытался открыть дверь, но тщетно, он дергал ее до тех пор, пока массивная ручка не отлетела со звоном.
  - Сопляки! - кричал Дермантин, перегнувшись через перила. - Сволочи! Я выловлю!.. - он не находил слов. - Фашисты!
  
  - Дружина, равняйсь! - скомандовала старшая пионервожатая, и школьники повернули головы. - На вынос знамени пионерской дружины имени Семена Сашко смирно!
  Запели горны, загремели барабаны, и знаменосцы вынесли красивое бархатное знамя.
  В шеренгах стояли пацаны: Сенька с Димкой в шеренге восьмого класса, Мишаня - шестого. Был здесь и Шкепель.
  Первоклассница с бантами прочитала стихотворение про школу, все захлопали. Когда заиграл школьный духовой оркестр, десятиклассники прикрепили первоклассникам школьные значки.
  Выбежала девочка с колокольчиком, и классная десятого засуетилась, разглядывая строй. - Кто несет? Скорее!
  - Дикий должен был, - донеслось из строя.
  - Ну, его же нет! - возмутилась классная. - Мельниченко, давай ты.
  Длинный альбинос Мельниченко, смущенно моргая белыми ресницами, посадил первоклассницу на плечо и понес к дверям школы. Красная от волнения первоклассница изо всех сил трясла колокольчик, он звенел, возвещая о начале учебного года.
  
  Задней своей стороной школа примыкала вплотную к скотному двору, их разделял высокий, но редкий забор, сквозь который просовывали морды лошади и коровы, выпрашивая хлеб, свиньи подрывали забор снизу. Навоз и кучи соломы лежали с обеих сторон забора. Здесь, за школой, Димка мог смело курить.
  Уроки кончились, школьники посыпались из дверей.
  Мишаня, как в футляр, заложенный в новенький костюм, аккуратно, чтобы не выпачкать брюки, присел на бревно рядом с Димкой, поставил новый портфель на коленки.
  - Ольга Антоновна, - начал он, - нам сейчас рассказывала, что Гоголя похоронили, а он живой был...
  Димка сплюнул.
  - Так это давно известно. Летрагический сон называется. У нас в Герасимовке еще лучше случай был. Муж говорит жене после свадьбы: когда я умру, ты шапку на меня одень. Она говорит: да ты что? Только поженились. Он говорит: нет, ты надень, а то я замерзну. Ладно. И вдруг он умирает. Ну, его похоронили, а шапку-то она забыла одеть на него. Как-то с покоса мимо могилы идет, глядит, земля шевелится. И голос такой из-под земли: шапку дай, шапку дай! Ну, она ничего. И вот ночью к ней кто-то стучится. Она испугалась и не открывает. Тогда он окно выбил, за руку ее схватил и потащил на кладбище. Она вырывается, а у него силища, как у трактора. Она кричала, он ее через все село протащил и на кладбище привел. Там могила разрыта, гроб открыт, и лесенка вниз в могилу. Он ее уже на шаг туда втащил, но тут односельчане прибежали и ее отобрали, тут петух пропел, он вниз прыгнул, в гроб лег и крышкой закрылся. Гроб-то потом открыли, он мертвый лежит. Ей говорят: уж одень ты на него шапку. Она одела. Он с тех пор и не вставал. - Димка увидел уже краем глаза подходящих Шкепеля с его приятелем Пельменем, напрягся, но виду не подал.
  - Земля шевелилась? - переспросил Мишаня.
  - Ну да, - подтвердил Димка.
  Шкепель уже стоял рядом. - Димыч, - спросил он, - а на фига зажигалку в руке зажимать?
  Димка сразу ударил, но Шкепель ударил одновременно.
  Драка образовалась неожиданно и была жестокой. Мишаня так и сидел на бревне с портфельчиком на коленях, глядел на драку снизу, и от ее жестокости ему стало страшно, он закрыл глаза; когда открыл, Шкепель и Пельмень быстро уходили, а Димка стоял с диким лицом и держал в руках Витькин нож, сзади Мишани стоял неизвестно откуда взявшийся Сенька.
  - Это Дикого нож, - сказал Сенька, - на фига ты взял?
  Димка отдышался. - Он Дикому не нужен, Дикий мертвый.
  - Это Дикого нож, - настаивал Сенька.
  Мишаня переводил взгляд с одного на другого, так и не мог понять: жив Витька или мертв?
  Он посмотрел в сторону, где участковый инспектор извлек из кучи соломы пьяного Муцикова брата и повел к школьным воротам.
  - Конкретно! - требовал брат.
  В окне школы, над доской, Мишаня увидел портрет длинноволосого Гоголя, читающего торжественным баритоном знаменитый монолог из "Страшной мести": - Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет, ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет, или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру...
  Весь мир для Мишани развалился на детали и частички, каждая имела необыкновенную важность и значимость, каждая говорила о чем-то, что-то предрекала. Обязательно каждую нужно было понять, чтобы сложить мир вместе, тогда откроется страшная тайна.
  - Редкая птица долетит до середины Днепра, - продолжал Гоголь. - Пышный! Ему нет равной реки в мире...
  - Не врублюсь, - недоумевал Димка. - Об чем лай? Был Дикого, стал мой.
  - Ну, ты умный, - злился Сенька. - Не стал он твой и не станет. Это Дикого нож.
  - Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир - страшен тогда Днепр!
  - Почему это не станет? - прищурился Димка. - Твой он, что ли, станет?
  - И мой не станет, - возразил Сенька. - Это Дикого нож.
  Димка сплюнул.
  - Тьфу ты! Дался тебе Дикий!
  - И то все так сбылось, как было сказано: и доныне стоит на Карпате на коне дивный рыцарь, и видит, как в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю...
  Все сложилось в голове Мишани. Он понял. - А как она увидела, - невпопад спросил он, - что земля шевелилась?
  Димка внимательно посмотрел на него. - Ну, вот что, - заключил он, - ты придурок, - сказал он Мишане, - и ты придурок, - он повернулся к Сеньке. - Я сейчас пойду и положу нож на место. И никаких дел с вами больше не имею.
  
  Подойдя к развалинам, пацаны уже издалека увидели крепкий березовый крест. Могила была досыпана землей, был на ней аккуратный холмик, стояла банка с полевыми цветами.
  Удивленный Сенька поглядел на Димку, но тот и сам ничего не понимал.
  - Знает ведь кто-то, - растерянно сказал он, - заложил ведь кто-то...
  Пацаны поглядели на Мишаню. У Мишани были круглые глаза. - Это Витька! - он наставительно поднял палец. - Он сам себе поставил!
  Сенька, заглянув Мишане в глаза, испугался. - Ты чего?
  - Это Витька, - с убежденностью сумасшедшего повторил Мишаня. - Сам себе. Вон, глядите, земля шевелится. - Он показал пальцем на могилу. - Он дышит, - шепотом сказал Мишаня и хитро улыбнулся.
  - Тише ты, - сказал озадаченный Димка. - Успокойся...
  - Это Витька! - провозгласил Мишаня. - Это я вам по-мужски говорю, с глазу на глаз. - Он рубил рукой воздух.
  - Слышь, Димыч, - сказал Сенька, - по-моему, его в больницу надо.
  - Да успокоится он сейчас, - возразил Димка.
  - Нет, я не успокоюсь! - вскипел Мишаня.- Потому что это Витька. Он маме дома пол покрасил.
  - Он же заложит в больнице, - сказал Димка. - Может, двинуть его?
  - Хоть бейте, хоть убейте, - настаивал Мишаня, - это Витька.
  - Нет, Димыч, серьезно... - начал было Сенька.
  - Друзья, я вполне серьезно! - Мишаня жестикулировал и стал очень похож на своего отца. - Это Витька.
  Димке все это надоело. - Ну, вы теперь кореша, - он усмехнулся. - А я не при делах. Делайте что хотите. - Он швырнул нож в траву и пошел к посадке.
  
  Сенька стоял под больничным окном, затянутым сеткой от комаров.
  - Я не знаю, как сказать, - говорил Мишаня из-за сетки, - потому что ты не поверишь.
  - Я когда тебе не верил? - возразил Сенька.
  - Я, правда, вижу, - признался Мишаня. - Даже днем иногда. Вот сюда приходит и смотрит. Помнишь, когда у него день рожденья был, на нем рубашка была?
  - В клетку? - уточнил Сенька.
  - Так вот, в ней, - подтвердил Мишаня.
  Сенька подумал. - А говорит чего-нибудь?
  Мишаня замялся. - Только ты не смейся...
  - Я не смеюсь, - успокоил Сенька.
  - Приходит сюда,- показал Мишаня, - руку вот так протягивает и говорит: дай хлеба.
  - И что? - не понял Сенька.
  - И все, - закончил Мишаня.
  - Ты, главное, не разговаривай с ним, - посоветовал Сенька.
  - Ага, - согласился Мишаня.
  - А врачи ничего не знают? - поинтересовался Сенька как бы невзначай.
  - Да они не верят. Думают, что я сумасшедший, - посетовал Мишаня. - Если бы поверили, знаешь чего бы было?
  - А что? - Сенька поглядел прямо на Мишаню. - Что было бы?
  - Шуму было бы. Не-е-ет, - замотал головой Мишаня, - тогда, выходит, все из-за меня. А Димыч?
  - Ну, он так и будет к тебе приходить, - припугнул Сенька.
  - Нет, - Мишаня снова замотал головой. - Я таблетки пью.
  - Ну и пей, - Сенька, не попрощавшись, пошел прочь.
  
  В Димкину дверь Сенька решился позвонить не сразу. Дверь долго не открывали, в квартире что-то грохотало, наконец, Димка открыл.
  Он не ждал Сенькиного прихода, но сделал вид, будто между ними ничего такого не произошло. - Привет, Семеныч, проходи, - Димка прошел в комнату, залез на стул и стал отвинчивать от стены звуковую колонку.
  Вещи в квартире были собраны и упакованы.
  - Садись, - предложил Димка. - Кури, если хочешь.
  - А родичи? - удивился Сенька, увидев на столе сигареты и пепельницу.
  - Им сейчас не до меня, - усмехнулся Димка. - Вчера суд был. Разъезжаемся мы. Им наплевать. Так что кури.
  Сенька несмело закурил.
  - Я с этой шлюхой жить не буду, - продолжал Димка. - С десяти лет ребенок сам выбирает, с кем ему жить. Я с батей останусь. Так бате однокомнатная положена, а ей со мной двухкомнатная. Я бате сказал, что пусть бы она к Дермантину шла жить, а мы бы с батей здесь остались. Все равно он один живет. - Он насупился, выворачивая из стены винт.
  - Ты у Мишани был? - спросил Сенька.
  - Чего я там не видел? - фыркнул Димка.
  - Его из больницы не выпускают, - сообщил Сенька.
  Димка молчал, не желая разговаривать на эту тему.
  - К нему Дикий приходит, - продолжал Сенька.
  Димка понял не сразу. - Дикий? Как это?
  - А так, - объяснил Сенька. - Приходит, руку протягивает и хлеба просит.
  - Хлеба? - удивился Димка. - Зачем?
  - Ну, руку протягивает и говорит: дай хлеба.
  Димка расхохотался. - Дай хлеба! Так и говорит?
  Сеньке было не смешно. - Надо к Дикого матери идти, - сказал он.
  Димка перестал смеяться.
  - И все ей рассказать, - закончил Сенька.
  Димка отвернул колонку, опустил ее на пол, вздохнул и сказал скучающе: - Ну, я еще тогда сказал: делайте что хотите. Ты что думаешь, она прослезится, чаем с пирожком тебя напоит?
  - Если ты не пойдешь,- сказал Сенька, - я один пойду.
  - Иди, - равнодушно сказал Димка и принялся за вторую колонку.
  Сенька затушил почти целую сигарету и вышел, перешагивая через собранные вещи.
  Когда за Сенькой хлопнула дверь, Димка слез со стула.
  
  Он догнал его на середине лестницы. - Фиг ты пойдешь! - Димка схватил Сеньку за воротник и прижал к стене так, что тот измазал побелкой плечо.
  Сенька вырвался и сбежал вниз, на улицу.
  
  - Иди, иди, закладывай! Чмо! - прокричал ему из окна Димка.
  Сенька наклонился и, почти не глядя, швырнул в Димкино окно камень. Зазвенело разбитое стекло.
  Игроки в лото и дети посмотрели на него.
  - Витька Дикий мертвый! - крикнул Сенька изо всех сил.
  Его не услышали или не поняли сразу, потому что Димка успел поставить колонку на окно и на всю мощь включил музыку.
  Сенька чуть не заплакал. - Витька Дикий мертвый! - снова крикнул он. - Я знаю, где он лежит!
  На этот раз его услышали все, потому что громкая музыка кончилась и заиграла другая, записанная на конец, та, под которую хоронили Витьку.
  - Витька Дикий мертвый! - выкрикнул Сенька прямо в лицо входящей во двор Гале.
  Старушка уронила мешок, и бочонки лото посыпались на землю. Галя попятилась.
  - Мертвый Витька, - повторил Сенька.
  - А я тут при чем? - пролепетала побледневшая Галя.
  - Надю, Надю надо найти... - зашептали старушки и побежали куда-то, обходя Сеньку стороной.
  
  Во дворе накрывали столы для поминок по Витьке. На Сеньку старались не смотреть, а те, кто увидел, перешептывались. Сенька прошел сторонкой под проволокой, которую натягивал к концерту. Он смотрел вниз, и когда блестящая мишура, свисающая с проволоки со времени концерта, скользнула по его лицу, он вздрогнул, отмахнулся брезгливо, как от паутины в лесу.
  
  За сараями Дермантин выводил из гаража свой "Запорожец". Гараж у Дермантина был сделан из половины кузова старого тепловоза без колес, поставленного прямо на землю. Дермантин открывал ворота, приваренные с торца, и, когда выводил машину, получалось, что тепловоз рожает легковушку. Сеньке это показалось странным, хотя раньше он этой странности не замечал.
  Он пошел к центру города.
  
  Вечный огонь не горел, и Сенька, заглянув в его пустую черную дыру, присел на край фонтана, в котором никогда не было воды. На дне фонтана зеленел мох, в бетонных щелях проросла трава, желтая листва уже покрывала его.
  Небо было затянуто тучами, какая-то старуха серпом выкашивала вокруг фонтана последнюю траву для козы, которая была привязана у дерева и глядела на Сеньку наглым треугольным зрачком.
  
  Соседи сидели за столами, когда Дермантин въехал во двор. Он помог вылезти из машины маленькой старушонке в черном, регентше из Новоукраинской церкви.
  Все встали, и регентша чистым детским голоском пропела заупокойный псалом. Подняли стаканы, помянули раба Божьего Виктора. Витькина мать приложила к глазам платок.
  
  Сенька смотрел на поминки из своего окна, откуда его никто не видел.
  
  Выпито было уже не по одной, соседи разговаривали о делах простых и житейских, все было обыденно, как будто поминки справляли каждую неделю. Витькина мать носила еду и посуду.
  - Кушайте, кушайте. Кума, что вы не кушаете? - говорила она Жанне.
  Степан тронул ее за локоть. - Да ты присела бы, Надя, - все хорошо... - Глаза его были влажны от выпитого.
  Старухи разговаривали о своем. - Жива Наталья-то, жива.
  - А говорили, что померла...
  - Врут все. Я ее третьего дня на рынке видела, она живее нас с тобой...
  Непьющий Степан захмелел, разгорячился. - Да разве ж в такой тесноте можно детей заводить? Нам даже кроватку некуда поставить... А пеленки?
  - А пора бы вам уже, Степа, пора... - сетовала какая-то тетка.
  Другая толкала ее в бок, делала страшные глаза и говорила шепотом: - Что ты к мужику привязалась, он-то при чем? То ж Валентина родить не может. Ей лечиться надо, то ж ее старики в Запорожье переехали...
  Обе исподтишка глянули на Валю.
  - А гулять надо было меньше в девках-то...
  Витькина мать, почувствовав Сенькин взгляд, подняла голову и посмотрела прямо на него. Конечно, она не могла видеть Сенькиных глаз за стеклом в неосвещенной комнате третьего этажа, но смотрела она так, будто видела.
  
  Сенька отшатнулся от окна.
  
  Сенька вышел из дому, когда все уже разошлись, посуда была уже убрана, и за столом спал только пьяный Муциков брат, бормотавший что-то, когда его пытались поднять.
  
  Сенька долго поднимался по лестнице. Он думал, что придет к Витькиной матери, она будет в черном, и он все ей расскажет.
  Она открыла ему дверь в старом халате, оглядела его пустым взглядом. Он не успел ничего сказать, она молча закрыла дверь. Растерянный, он постоял немного и пошел вниз.
  
  Сенька сидел у разрытой могилы в задумчивости. Яма осыпалась, проросла на дне травой. Сенька механически брал горсть сухой глины и сыпал ее вниз. У развалин, как всегда, было тихо, все, казалось, было решено и сделано.
  
  Они шли навстречу друг другу - Сенька и немой обходчик - и встретились наконец. Встретились и разошлись, каждый в свою сторону. Немой остановился, прислушался и пошел с насыпи. На полной скорости шел 134-й поезд "Одесса - Ростов". Немой повернул голову и посмотрел на Сеньку, который стоял недалеко, глядя на пролетающие колеса.
  
  По заброшенной узкоколейке весело катилась вагонетка. Ее толкала сзади пацанва, а четверо ребят внутри тянули рычаг.
  Димка держал в руках нож и объяснял Муцику: - Это у тебя из полотна. А вот у Дикого четкое лезвие было, ручка тоже наборная. Точно, Мишаня?
  Мишаня улыбнулся и кивнул.
  - Какая разница? - заспорил Муцик. - Главное, чтобы до сердца доставало.
  Димка хмыкнул. - До сердца тебе и раскладной достанет. Если длиннее четырех пальцев, - он положил ладонь на лезвие, - то всегда достает. А то старое было, с желобком...
  - Желобок проточить можно, - не сдавался Муцик.
  - А надпись? - спросил Димка.
  - Какую надпись? - не понял Муцик.
  Димка поглядел на него снисходительно: - Старинными буквами...
  - Ну, а у меня такой, - обиделся Муцик.
  - Да нет, вообще, нормальный, - Неожиданно согласился Димка.
  Они подъехали к тупику, где вагонетку ждала вторая смена мелюзги.
  Первая смена начала было толкать вагонетку обратно, но вторая смена возмутилась: - Э-э, вы, сейчас наша очередь! Надо по-честности!
  - А мы не устали! - доказывала первая смена, продолжая толкать.
  Димка выжал ручной тормоз, и вагонетка остановилась. Он встал. - Так. Отошли от вагонетки.
  Пацаны нехотя отступили.
  - Кто не толкал? - спросил Димка.
  - Я! Я! - закричали из тупика.
  - Вперед! - скомандовал Димка.
  Вторая смена подбежала.
  Димка строго посмотрел на одного из пацанов. - Ты же только что толкал?
  - Нет, - оправдывался нарушитель. - Я там сидел!
  Димка щелкнул его по лбу. - В школе трандеть будешь.
  - Димыч,- деликатно спросил Муцик. - А Дикого напополам перерезало?
  - Это Карася, - снисходительно поправил Димка. - Вы тогда в лагере были. И то, голову только. А у Дикого просто царапина здесь была. Мы же его с Мишаней хоронили. Я вообще не пойму, как он так упал. Скажи, Мишаня?
  Мишаня кивнул.
  - Я вообще думаю, что его шаровой молнией убило, - предположил Димка.
  - Когда шаровой убивает, - сообщил один из пацанов, - человек весь целый остается, а притронешься к нему, он рассыпается в пыль.
  - Не надо мне ля-ля! - не согласился Димка. - Что я, не знаю, как шаровой молнией убивает? Если даже врачи не могли определить, когда его выкопали. Скажи, Мишаня?
  - А как про Дикого узнали? - спросил Муцик.
  - Это Семеныч застучал, - нехотя, но зло сказал Димка, - Мишаню вон в психушку заперли, почти целый месяц таблетками пичкали, он и то ничего не сказал.
  Все уважительно поглядели на Мишаню. Мишаня скромно улыбнулся.
  - А Семеныч законил, - продолжал Димка. - Тут такой шухер поднялся... - он махнул рукой.
  - Вы по рогам ему не надавали? - поинтересовался Муцик.
  - Да ну, - сказал Димка, - связываться с ним. Я с ним никаких дел иметь не хочу.
  Мишаня испуганно оглянулся. Сквозь ветки шиповника ему привиделось белое лицо.
  Вагонетка уткнулась в тупик, хрустнув куском кирпича, который на всякий случай подкладывали под колесо.
  
  Состав гремел на стыках, шел дождь. Сенька сидел на корточках, придерживаясь за крышу вагона, и смотрел вперед.
  Впереди был мост, он стремительно надвигался, и Сенька встал, выпрямился и закрыл глаза.
  Скрипя тормозами, поезд замедлял ход. На путях стоял Немой, размахивая шапкой. Когда Сенька открыл глаза, состав уже стоял.
  
  - Вот так вот, Микола, вот так вот! - нервно повторял помощник, прыгая вокруг лопнувшего рельса. - Вот так вот, понял. Ведь сейчас же запрашивал, ты же слышал!..
  Пожилой машинист стоял бледный.
  - Да это бы все, Микола! - хлопнул себя по ноге помощник. - Понял? Все!
  
  Сенькин вагон не доехал до моста каких-нибудь несколько метров, и теперь уже было ясно видно, что под мостом достаточно расстояния, чтобы проехать стоя на вагоне в полный рост, а ростом Сенька был невысок и, видно, не судьба была Сеньке проехать под мостом, а, тем более, погибнуть под ним.
  
  Сенька сидел за последним вагоном прямо на шпалах, когда обходчик прошел мимо него. Он уже снова надел свою вечную шапку и спокойно уходил по пути, постукивая молотком по рельсу.
  Сенька смотрел ему вслед до тех пор, пока не услышал справа пьяное бормотание Муцикового брата и хриплый звук магнитофона, поющего голосом Высоцкого: - Эх, ребята, все не так, все не так, как надо...
  Все действительно было не так, и как хоть что-нибудь сделать так, Сенька не знал.
  Брат никак не мог выбраться на размоченную дождем насыпь. Он почти вылез, но снова скатился вниз, жестоко хлопнув магнитофоном о шпалы. Магнитофон, тем не менее, продолжал играть.
  Сенька поднял магнитофон, подал брату руку, помог вылезти. На насыпи тот снова упал и стал шарить по насыпи в поисках магнитофона.
  Сенька протянул ему магнитофон.
  - Конкретно! - вместо благодарности гаркнул Муциков брат, скатился через насыпь влево под откос и упрямо потащился куда-то ему одному ведомыми путями.
  
  Тем самым Витькиным тайником, который Птюшек забрал когда-то у пацанов, и на ту же самую Витькину чижиху Сашок с приятелями ловили птиц, когда увидели идущего по кладбищу Сеньку.
  После гибели Дикого Сенька пришел на кладбище впервые положить на могилу принадлежавший Витьке нож.
  - Гляди,- сказал Сашок, - чмо идет.
  - Козел, - подтвердил приятель. Он повертел пальцем у виска, засмеялся.
  За соседним кустом Птюшек уламывал Галю. - Да ладно тебе, Галка, ломаться... - Он был как всегда в матросском бушлате, рука у него была перевязана, старый бинт потемнел.
  - Да ты разболтаешь... - Галя смеялась, пытаясь вырваться из сильных рук Птюшека.
  Но это было непросто, да и ей, видно, не очень этого хотелось.
  Птюшек оглаживал ее со всех сторон: - Хорошая!
  - Ну, ты нашел место... - кокетничала Галя.
  Заметив Сеньку, Птюшек выпустил Галю и вышел из-за куста. - Эй ты, пес, - окликнул он. - Иди сюда.
  Сенька обернулся и увидел, что и здесь, на кладбище, все не так. Он, конечно, ничего не мог сделать: не мог драться с герасимовскими, каждый из которых был сильнее его, не мог отнять у Птюшека Галю, да и не пошла бы она с ним, но и не принять вызова он тоже не мог.
  Он пошел прямо на Птюшека, смело глядя вперед, чего Птюшек не ожидал, но на середине пути споткнулся как назло о расставленную снасть.
  Он поглядел под ноги. В подтайничнике прыгала Витькина чижиха, та самая, что отобрали у пацанов. Он не мог отобрать Витькину сетку или подтайничник, но одно он сделать мог.
  Сенька наклонился, поднял клетку и быстро, так, что никто не успел ничего понять, открыл дверцу и подбросил птицу вверх.
  Птица летела в небе - хоть что-то в этом мире было так, как надо.
  - Эй, ты чего? - возмутился Сашок.
  Сенька посмотрел на Галю, повернулся и спокойно пошел прочь, а когда Птюшек догнал его, он резко наклонился, подхватил удивительно легко поддавшуюся лавочку и не глядя треснул Птюшека по уху. Птюшек охнул, присел от неожиданности. Подбежавшего Сашка Сенька сбил ногой.
  Такой лихости от него не ожидали. Герасимовские замерли на миг. Галя широко открыла глаза.
  - Сука! - прохрипел Птюшек, и Сашок с приятелями снова кинулись на Сеньку, но и на этот раз ему удалось как-то отбиться, может, потому, что Галя глядела на него. И только когда навалились все вместе, он не устоял на ногах, упал, закрыв лицо руками.
  Его били все, кроме Гали. Били жестоко, зло, ногами.
  - Кончай, Толик, хватит уже! - крикнула Галя Птюшеку.
  Разгоряченный Птюшек с пробитым ухом не услышал ее, герасимовские продолжали молотить бесчувственное Сенькино тело.
  Его бы убили, если бы со стороны железной дороги не подбежал Немой. Мыча и расталкивая озверевших пацанов, он попытался отбить Сеньку, его оттолкнули, он упал, но встал снова, кинулся к дерущимся, снова получил удар в грудь, сел на землю.
  - Толик, миленький, не надо! - снова попросила Галя. - Кончай!
  Птюшек оглянулся. У Гали была высокая грудь, и бедра были плотно обтянуты юбкой.
  - Ладно, - успокоился Птюшек, трогая разбитое ухо. - Запомнит.
  Не обращая внимания на возмущенное мычание Немого, герасимовские пошли по дороге к линии.
  Галя задержалась около Сеньки, присела, заглянула ему в лицо, не убили ли, потрогала голову.
  Птюшек махнул ей рукой, и она пошла за пацанами. Она шла последней, и волосы ее красиво раздувал ветер.
  - Прощай, прощай, моя любовь, прощай... - звучало в затухающем Сенькином сознании. Он так и не сказал Гале, что любит ее. Да и не нужна была ей его любовь.
  Немой перевернул Сеньку, обмыл ему лицо, наливая воду на морщинистую руку из банки со старыми полевыми цветами, стоящей на могиле.
  Сенька открыл глаза, сел, посмотрел на Немого, но не удивился, как будто он ожидал его увидеть рядом.
  Вспомнив драку, он заиграл желваками, посмотрел в ту сторону, куда ушли герасимовские, уводя Галю, и вытащил руку из кармана.
  В руке его крепко, до побелевших костяшек, был зажат Витькин нож, который он так и не достал в драке.
  Сенька улыбнулся. Он вспомнил, что выпустил птицу, и понял, что остался жив.
  - Слышь, дед, - сказал он, положив Немому руку на колено. - Ты не ходил бы по путям. Неровен час - собьет.
  Немой помог Сеньке встать.
  - Ничего, все нормально, - отстранил его Сенька. - Я сам виноват, иди, дед.
  Он подошел к Витькиной могиле, положил нож и присыпал его землей, потом, не спеша, стал сматывать Витькин тайник, оставленный герасимовскими на земле.
  Издалека послышался стук. Обходчик шел по пути и стучал, делая в жизни то, что было в его силах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"