19 июня 2011 года Крюков окончательно раздумал становиться писателем. Это решение зрело в нём давно, Крюкову было уже сорок, и только дурак или невежда в таком возрасте может полагать, что он способен письменно высказаться по какому-либо поводу глубже, ярче или пронзительнее, чем это сделано уже кем-то до него. Изливать себя в книгу простительно только в юности, как беременеть по залёту, а с годами понимаешь, что плоды ни ума твоего, ни чрева окружающую действительность украсить не способны, разве что только загромоздить. Потом уже, когда ты вляпался в это по уши, когда бросить сочинительство сомнительной ценности почти так же затруднительно, как удавить сомнительной ценности дитя, привычка пригасит чувство стыда и можно удовлетворительно писательствовать хоть до старости, живым в могилу не ляжешь, но начинать литературную карьеру в сорок так же смешно и неприлично, как сексуальную. Всё это Крюков чувствовал инстинктивно, но рациональное в нём было слишком сильно, и он не мог принять окончательного решения, не проведя необходимых вычислений, в результате которых установил следующее.
По его подсчётам, время, необходимое для прочтения всех стоящих книг на свете уже на настоящий момент, то есть 19.06.2011, существенно превышало ту часть жизни, которую средний читатель со средними обстоятельствами мог бы на это отвести. Если бы Крюков вздумал написать ещё одну, и если бы даже она получилась желаемого качества и художественной ценности, ознакомиться среднему читателю ещё и с нею не позволял никакой хронометраж. Правда, применив максимальные, близкие к критическим допуски, Крюков установил теоретическую возможность читателя и для себя, но лишь при редком совпадении факторов, столь же редких самих по себе. Это лицо, во-первых, должно рассматривать чтение как основное своё времяпрепровождение, увлечение или даже страсть в жизни, в ущерб почти всему иному; во-вторых, оно должно быть хорошо материально обеспечено, чтобы освободить для себя всё то бесконечное тягостное время, которое обычный человек проводит в заботах о хлебе насущном. Кроме того, лицо это должно обладать завидным здоровьем и долголетием; иссушающие мозг тяжкие думы не должны рассеивать его внимания; житейские неурядицы и душевная неустроенность обязаны обходить его стороной, не отвлекая от главного его интереса, и вот при этих и некоторых сходных условиях, как подсчитал на калькуляторе Крюков, у вышеупомянутого лица останется в жизни примерно 2-3 дня, для которых мировая литература по состоянию на 19.06.2011 ещё не имеет по-настоящему достойной книги, и теоретически Крюков мог бы рискнуть какой-нибудь повестью или даже небольшим романом. Но свободный, обеспеченный, здоровый телом и радостный духом, наплевавший на всю эту неистребимую сволочь и полностью отдавшийся своей любимой страсти человек представлял собою существо, внутренний мир которого был Крюкову абсолютно незнаком, опыт у него в этом вопросе был нулевой, и писать для такого читателя было бесполезно, не стоило даже пытаться.