Воронов Леонид Григорьевич : другие произведения.

Караван

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   КАРАВАН. Л.Воронов
   Новелла.
  
   "Все, надоела эта суета, беготня, и бесконечные экскурсии с этим стадом - думал Петр Николаевич Кулагин, поднимаясь в свой номер.- Была бы хоть компания толковая, даже побеседовать не с кем. Этот доцент Родионов корчит из себя академика, сыпет учеными словечками, а сам дурак дураком. А эти двое, сдружились: инженер авиастроитель и председатель колхоза - бегемот и журавль,- вот на кого они похожи, а целыми днями вместе. И о чем только говорят? А эти три сморчка не иначе, как акаши, но не сообразить вам здесь на троих, не в ту страну попали. И с женщинами не повезло. Разве что эта Лариса из Ленинграда, но слишком уж озабоченная и деловая. И колючая, даже не хочется подходить. А троих остальных даже вспоминать не хочется. Не поеду завтра никуда. Пойду гулять по этому Турку, а надоест - вернусь в отель, буду спать, сколько захочу. " От принятого решения настроение улучшилось, Петр Николаевич даже подумал, не открыть ли бутылку водки, но одному пить не хотелось, а приглашать кого-нибудь из "этих" - тем более. Ларису бы пригласил, но они там вдвоем, пришлось бы и эту латышку Расму приглашать. Только настроение себе портить.
   Утро было свежее и солнечное. Блистали чистотой влажные вымытые улицы, сверкали стекла витрин, мимо которых двигались нарядные беззаботные прохожие. Все это вызывало у Петра Николаевича благодушное настроение. Приятно было ощущать мягкую пружинистую подошву новых удобных туфель, купленных два дня назад в обыкновенном магазине у вежливого внимательного продавца без очередей и предварительных телефонных звонков. Слегка огорчила мимолетная мысль о том, что через четыре дня эта сытая и беззаботная жизнь закончится, придется вернуться в Россию с ее неустроенностью и нищетой. Об этом думать не хотелось, и мысль была изгнана без усилий.
   На автостоянке рядом с отелем выстроились изящные сверкающие автомобили. Петр Николаевич остановился, чтобы полюбоваться ими. Чувство зависти шевельнулось в нем, но тут же угасло, - ничто в это утро не могло испортить ему настроение. К серебристому "седану" подошел полный мужчина с рыжей шевелюрой, утвердился на сидении и стал выруливать задним ходом. Когда машина выдвинулась из ряда, Павел Николаевич заметил, что заднее колесо у нее спущено почти полностью. Ему захотелось предупредить рыжего водителя об этом. Павел Николаевич сделал несколько шагов навстречу автомобилю и помахал рукой. Стекло опустилось, и рыжие вихры показались в окне.
   Очень многие финны понимали русский язык, и поначалу Петр Николаевич удивлялся, что русский язык так популярен за границей. Потом он привык и стал воспринимать это как должное.
   -Простите, у вас шина спущена, сказал Петр Николаевич, показывая на спущенное колесо.
   -О, вы русский,- обрадовался водитель, выходя из машины - Улаф Хансон - представился он. У толстяка был сильный акцент, однако русские слова он выговаривал правильно. Мужчины познакомились и подошли к колесу, которое было в плачевном состоянии. Улаф был явно в растерянности и Петр Николаевич невольно почувствовал превосходство: для русского водителя, как известно, подобные неприятности проблемы не представляют. Водитель вел себя очень дружелюбно, и Петр Николаевич решил предложить ему свою помощь. Судя по всему, Улаф понятия не имел, как приступить к замене колеса и Петр Николаевич взял инициативу в свои руки. Операция не заняла и пяти минут. Хансон был в восторге от такой оперативности. Он торопился, однако вручил Петру Николаевичу свою визитку и настоятельно просил позвонить ему по телефону в этот же вечер.
  
   Петр Кулагин с детства имел склонность к общественной работе. Он был активным пионером, потом стал активным комсомольцем, был комсоргом класса, а последние два года учебы - комсоргом школы. Техникум он закончил не блестяще, однако и в техникуме активно занимался комсомольской работой. В армии Петр вступил в партию и был парторгом роты. Это приносило свои плоды. Хоть он и был дважды бит сослуживцами, но его побаивались не только сержанты, но даже офицеры. А замполит полка относился покровительственно и в обиду не давал.
   После армии Петр стал работать в порту по специальности и без усилий стал парторгом ремонтно-механического участка. Он хорошо запомнил наставления армейского замполита, который говорил, что карьеру можно сделать, только будучи активным и грамотным коммунистом. Петр поступил в вечерний университет марксизма-ленинизма. Его партийное рвение и склонность к компромиссам было замечено руководством, и вскоре он был избран, а точнее назначен, парторгом порта. Это уже была освобожденная должность, которая давала Кулагину тайную власть даже над начальником порта. Эта должность также могла служить хорошим трамплином в горком и даже в обком партии. Карьера складывалась удачно, но требовалось соблюдать правила игры. Эти правила Петр усвоил быстро: с одной стороны они подразумевали лицемерие и ложь, с другой - подобострастие и готовность к унижению. Нужно было уметь говорить одно, думать другое и делать третье. Петр научился действовать и жить, как требовала партия, однако постоянный конфликт с самим собой не прошел для него без последствий. Петр стал ненавидеть. Он ненавидел всех этих склонных к пьянству и воровству, забитых и униженных, всегда готовых на заклание рабочих. Он ненавидел надутых и тупых, беспринципных и безынициативных многочисленных больших и маленьких начальников, которые ни за что не отвечали, ничего не делали и только быстро плодились. Он ненавидел подлых и лживых, падких на лесть и взятку работников горкома и обкома партии, которые ценили лишь одно качество - гибкость хребта. Он ненавидел прогнившее и ожиревшее правительство, а также сборище выживших из ума древних старцев, сидящих в политбюро. Он ненавидел страну, в которой довелось родиться, но больше всего он ненавидел перемены. А шел 89 год, и перемены происходили. Неуверенность чувствовали даже самые толстокожие и меднолобые коммунисты. Последняя услуга Петра Кулагина по отправке контейнеров работника обкома была оплачена вот этой путевкой в Финляндию, и эти мелкие подачки Кулагин тоже ненавидел.
   Прогуливаясь по нарядному городу, Петр Николаевич думал о рыжем водителе. На визитке, которую Хансон ему вручил, было название отеля. Этот новый его знакомый жил в том же отеле, этажом выше. Судя по манерам, костюму, перстню, Хансон был состоятельным человеком. Хотя как тут разберешь, он может быть и простым клерком. Как бы то ни было, Улаф вызывал у Петра Николаевича интерес, а может даже симпатию - этакий веселый рыжий толстяк. "Нужно с ним выпить водки" - подумал Петр Николаевич - "вот с ним я выпью с удовольствием". Вечером Петр Николаевич набрал номер Хансона.
   - О, Питер, это вы, я очень рад, что вы позвонили и благодарен вам за помощь. У меня весь вечер свободен и я был бы очень рад провести его в вашем обществе. Если вы не заняты, давайте встретимся в холле и отметим наше знакомство в ресторане. Я прошу вас быть моим гостем.
   Когда Петр Николаевич вышел из лифта, Улаф уже его поджидал и встретил белозубой, радостной улыбкой.
   - Вы знаете, Питер, я приехал по делам из Норвегии, и друзей у меня здесь нет. Чертовски скучно по вечерам. Я боялся, что вы не позвоните, а я даже не поблагодарил вас, как следует, и не узнал, как вас найти. Тут неподалеку есть французский ресторан, отправимся туда, если вы не возражаете.
   Всю дорогу Хансон не умолкал.
   -По вашему лицу видно, что вы интеллигентный человек, по вашему поступку видно человека порядочного и отзывчивого, а больше всего меня привел в восторг ваш русский язык. Я просто счастлив, что вас встретил и имею возможность говорить на русском.
   Мать Улафа была эстонкой, и учила его эстонскому и русскому языкам. Петр Николаевич очень трезво рассудил, что профессия "парторг" поставит Хансона в тупик, а его самого в неловкое положение. Понять смысл такой профессии мог разве что китаец. Поэтому он присвоил себе должность главного инженера порта. Это опять вызвало у Хансона бурю восторга. Норвежец был судовладельцем, имел небольшой технический флот, который занимался дноуглубительными работами, а также строительством причалов.
   - Да мы с вами почти коллеги!- воскликнул Улаф.- Вот уж везет, так везет.
   Однако его ждал еще один сюрприз. Когда рыжий норвежец узнал, что порт, в котором работает Петр Николаевич, находится на Камчатке, он был потрясен.
   - Я бывал во многих портах мира, но Камчатка для меня была и остается Terra incognita. Это все равно, что Фобос или Деймос. Вот где я хотел бы побывать. Говорят, у вас там гейзеры, горячие источники, действующие вулканы. О, Камчатка! Давайте выпьем за эту далекую таинственную землю и за ее прекрасных жителей!
   Этот словесный поток и обилие комплиментов и восклицательных знаков и смешил и радовал Петра Николаевича. Он и сам умел поддержать беседу, особенно, если она подогревается хорошим коньяком. А Улаф, несмотря на болтливость, умел и слушать и слышать собеседника. Вскоре они перешли на "ты", а к концу вечера подружились к обоюдному удовольствию. Улаф приглашал Петра Николаевича к себе в гости в Осло. Это приглашение было с большим сожалением отвергнуто, а вот поездка в Хельсинки на следующий день была одобрена, и состоялась. Улаф любил и умел повеселиться, был щедр и очень сожалел, что Питеру скоро придется уехать. Каждый день до часу дня он занимался делами, потом заезжал в отель за Петром Николаевичем, и друзья погружались в вихрь удовольствий, (которые включали и финскую баню с массажем, и конные прогулки на природе с женщинами и без них). За три дня Петр Николаевич узнал об удовольствиях больше, чем за всю свою жизнь.
  
   Вернувшись к своей постылой работе, Петр Николаевич часто вспоминал рыжего весельчака. Они обменивались письмами и иногда связывались по телефону.
   Между тем, Россия переживала невиданные потрясения. Компартия потеряла контроль над страной, необдуманные и неподготовленные реформы привели огромную страну к кризису, началась дикая приватизация. Петр Николаевич все еще ходил на работу, хотя прекрасно понимал, что эта должность уже никому не нужна, что зарплату ему уже, вероятно, не начислят, и что со дня на день его просто выгонят. И вдруг появилась надежда, что старая власть вернется, и все станет по-прежнему.
   Над страной повисла мрачная тень. Все средства массовой информации объявили о создании Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. Это было неожиданно и тревожно. Поневоле приходили на ум ужасные сталинские репрессии. Аббревиатура ГКЧП несла в себе нечто темное, зловещее и жуткое. Страна затаилась в напряженном ожидании. Однако переворот не состоялся, уже спустя три дня руководство ГКЧП было арестовано, а компартия, благодаря бездарной попытке совершить переворот, в результате потеряла все рычаги власти, обкомы и горкомы были распущены.
   Кулагин не знал, что делать дальше. Никто не мог дать совет, люди, еще вчера державшие в руках все нити управления областью и городом, вдруг оказались никем. Коммунисты были в шоке. Однако шок постепенно проходил. Не все было потеряно. Компартии не существовало официально, но все руководящие посты в правительстве, в исполкомах областей и городов, на предприятиях, были в руках коммунистов, сохранились личные связи. Это была большая сила. Политическая элита быстро оправилась от потрясения и сумела добиться союза с новым российским руководством.
   Кулагин понял, что теперь никому нет дела до таких незначительных людей, как он, и рассчитывать нужно лишь на себя. Было ясно, что коммунистический режим закончился, и страна пойдет по капиталистическому пути, а значит, нужно воспользоваться моментом и любым способом добыть капитал. Но он ничем конкретным не руководил, а значит, ничего не мог продать, украсть или присвоить. Руководство пароходства уже вовсю распродавало по бросовым ценам суда за границу, стараясь под шумок набить карманы. Петру Николаевичу продать было нечего. Нужно было срочно что-то придумать. Вспомнился процветающий Улаф Хансон со своим флотом.
   Два года назад в торговом порту проводились дноуглубительные работы. Работу выполнял земкараван Балтийского Технического флота "Александр Губанов". Из-за недостатка средств работы пришлось приостановить и договор расторгнуть.
   "Интересно, - думал Кулагин,- где сейчас этот караван и чем занимается. В городе навряд ли найдется предприятие, у которого хватило бы сейчас средств на оплату его услуг. А вернуть караван на Балтику, - для этого тоже нужны очень большие деньги. Скорее всего, он стоит в отстое где-нибудь в бухте. Нужно это выяснить. Вот если бы перегнать его куда-нибудь в Китай и продать, но как это сделать? Наверно Хансон мог бы подсказать дельную мысль, хотя по телефону обсуждать такую тему опасно, пожалуй.
   Прежде чем советоваться с Хансоном, Кулагин решил узнать о караване как можно больше. Используя старые знакомства, ему удалось кое-что выяснить. БТФ находился на грани банкротства и содержать свой флот уже не мог. В России никто не мог оплачивать его услуги, и все работы свернули. За границей у БТФ был единственный заказчик в Ростоке, где работал один земкараван. Камчатский караван брошен на произвол судьбы. Из восьмидесяти четырех членов экипажа осталось всего семнадцать человек на пять судов, остальные моряки уехали домой. Оставшиеся люди зарплату не получают уже три месяца.
   Кулагин связался с норвежцем и рассказал ему все, что удалось узнать. Хансон почувствовал запах больших денег. Финансовая западня, в которую попал Балттехфлот со своими могучими земкараванами, давала ему реальный шанс воспользоваться ситуацией и, почти без усилий, заработать немалые деньги, не забывая при этом интересы своего друга Питера. Друзья договорились встретиться в Москве и все конкретно обсудить, а пока Петру Николаевичу нужно было создать посредническую контору на Камчатке, постараться получить согласие руководства БТФ на посреднические услуги, и согласие получить кредит на содержание каравана.
   Кулагин поехал в Санкт-Петербург, в управление БТФ. Руководство Балттехфлота едва ли не обрадовалось неожиданному предложению Кулагина, и было очень сговорчиво. Официальным фрахтователем земкаравана был Камчатморгидрострой, получить долги с которого начальник БТФ уже не рассчитывал, поэтому Кулагин легко убедил начальника расторгнуть контракт с Камчатморгидростроем и получил гарантии на передачу права управлением, содержанием и снабжением каравана , а также на поиски подрядчика.
   Улаф Хансон не подозревал, что его русский друг Питер готов, не задумываясь, угнать земкараван за границу, и продать его за любую цену, которую ему предложат. Он был уверен, что его задача в этом проекте - найти выгодный контракт. Этими поисками он и занялся. Он хотел найти работу для каравана где-нибудь в Юго-Восточной Азии, чтобы уменьшить затраты на морской переход. Однако ближе Сингапура ничего найти не удалось. Впрочем, и в богатом Сингапуре найти выгодный контракт было очень сложно: рядом были огромные Индонезия, Малайзия, Таиланд и конкурировать с ними было очень трудно. И тогда у Хансона возникла идея. Он договорился о личной встрече с крупным сингапурским магнатом китайского происхождения.
   Хо Ляо Чин никакого отношения к флоту и к строительству гидросооружений не имел, однако предложение Хансона его заинтересовало. Суть его была в том, что Хо Ляо Чин, не неся никаких затрат, ищет для земкаравана работу, и если находит ее, то получает 5% от будущей прибыли.
   На встречу в Москве Кулагин и Хансон прибыли с реальными результатами и в прекрасном расположении духа. Они хорошо отметили встречу и наметили дальнейшие шаги.
   Вернувшись на Камчатку, Кулагин зарегистрировал частную посредническую фирму, получил от БТФ генеральную доверенность на право управления, содержания и снабжения каравана и согласие Балттехфлота выступить залогодателем при получении банковского кредита. После этого от Хансона пришел проект контракта судовладельца Хансона и фирмы "ОКТЭС" на проведение дноуглубительных работ в акваториях о. Сингапур. После некоторых доработок и уточнений контракт был подписан в Санкт-Петербурге тремя сторонами.
  
   Арнольд Зарубин получил свое звучное имя от, вероятно очень дальновидных родителей, которые попытались хоть таким образом уравновесить личность своего отпрыска.
   Арнольд был гораздо ниже среднего роста, с большим, совершенно лысым черепом, толстым, почти круглым туловищем, но при этом он с первого взгляда вызывал у людей симпатию, которая при дальнейшем общении только крепла. Он был чрезвычайно подвижен и всегда озабочен, но его озабоченное выражение лица было только маской, которую он часто, охотно и внезапно сбрасывал, чтобы расхохотаться высоким заразительным смехом. В разговоре любил ввернуть смешное словечко, которое нередко поворачивало весь ход беседы в веселое русло. Знал уйму анекдотов и умел их рассказывать. При знакомстве он представлялся веско и значительно: "Арнольд Зарубин", так, вероятно, должен представляться его знаменитый тезка из Голливуда, однако Зарубин после этого весело хохотал, видимо подчеркивая несоответствие имени и внешности. Однако, у Арнольда были и другие лица: он умел быть галантным и обходительным, и выглядел весьма импозантно, если выбирался в театр или ресторан - иногда ему приходила в голову счастливая мысль сбросить надоевшие рога и пуститься в разгул. Его внешность отнюдь не отпугивала женщин, он легко находил с ними общий язык, легко их добивался и легко расставался с ними. Вероятно, в наказание за такое легкомыслие, судьба послала ему в жены женщину без фигуры, без лица и без интеллекта, но зато с хорошим аппетитом к свежим впечатлениям. И вот от этой женщины Зарубин уйти не мог, хотя и пытался. Чтобы хоть как-то сдержать бурный рост своих рогов, Арнольд ушел с большого флота и полтора года работал сменным механиком на портовом буксире. Последнее время жизнь стала трудной и требовала все больше средств, а добывать эти средства становилось все сложнее. Просидев три месяца без зарплаты, Арнольд решил, что буксир семью не прокормит, и нужно что-то предпринимать. В тот же вечер судьба предоставила ему нужную информацию. Знакомый старпом зашел к нему на чай с бутылкой водки и поведал Арнольду, что вчера был принят на земкараван "Александр Губанов" вторым штурманом, и что земкараван в составе пяти судов готовится к переходу в Сингапур, и сейчас срочно набирают экипажи.
   Медлить Зарубин не стал, на второй день он отправился на земкараван, и через два дня занял вакансию второго механика на одной из шаланд каравана.
  
   Вернувшись на Камчатку, Кулагин впервые посетил караван. Начальник земкаравана Валерий Григорьевич Сорокин был удивлен и обрадован тем, что судьба каравана и его собственная, наконец, проясняется и сулит приятные и выгодные перспективы. Тем не менее, он послал запрос в Балттехфлот с просьбой подтвердить полномочия Кулагина. И когда ответ рассеял его сомнения, с усердием принялся за работу. Кулагин получил кредит, и небольшая струйка денег потекла в караван. Была частично выплачена зарплата, закуплены продукты и некоторое снабжение.
   Валерий Григорьевич Сорокин отработал в БТФ больше тридцати лет. Начинал третьим помощником, долго был капитаном, и вот уже шестой год возглавлял караван. Его внешность не располагала собеседника к фамильярности. Он был высок, подтянут, всегда серьезен. Сквозь смуглую кожу проступала бледность, и лицо никогда не розовело. Растительности на голове почти не осталось, но при взгляде на него, казалось, что будь у него волосы, они бы только мешали. Из глубоких глазных впадин сверкали черные глаза, вот они то и дисциплинировали собеседника. Казалось, что эти глаза способны мыслить самостоятельно, без участия мозга.
   Сорокин хорошо знал людей и всегда верно оценивал их с первого взгляда. Экипажи на свой караван он формировал лично, а сейчас у него была возможность выбора, поскольку желающих попасть в караван было достаточно: многие моряки и рыбаки в этот трудный период остались без работы или не получали зарплату.
   Иногда с высокого мостика "Александра Губанова" Сорокин наблюдал за работой палубных команд во время подготовки к рейсу и был приятно удивлен хорошей подготовкой камчатских матросов. Не каждый матрос БТФ умел заплетать капроновые и, тем более, стальные тросы. Местные же делали это, не глядя, и было очевидно, что они знают, что им делать без всяких подсказок.
   По грамотным, толковым рапортам и докладным запискам он сделал вывод, что механики на шаландах, которые все были местные, тоже прекрасные специалисты.
  
   Шаланда, на которую попал Арнольд Зарубин, называлась "Амгунь". Караван состоял из пяти судов: головное судно "Александр Губанов", шаланды "Амгунь", "Олекма" и "Кама", а также рабочий буксир "Эллипс". Старший механик на "Каме" работал в БТФ, поэтому хорошо знал специфику работы земкаравана, и однажды в разговоре с Арнольдом все толково ему объяснил. Головное судно имело на борту транспортер длиной около пятидесяти метров, на котором крепились массивные металлические ковши. В нужном квадрате судно раскреплялось с помощью четырех якорей, которые отвозил в нужные точки буксир "Эллипс", транспортер опускался до грунта и черпал его своими ковшами, подтягиваясь на якорях. Грунт вываливался на лоток, а с лотка поступал в трюм одной из шаланд, пришвартованной под лотком. Когда оба трюма шаланды были заполнены, она выходила в назначенный квадрат, открывались подводные створки, и трюма освобождались от грунта.
   На всех судах каравана шла активная подготовка к длительному переходу. Механики и мотористы шаланд предпринимали рейды по многочисленным, брошенным и полузатопленным судам, запасаясь запасными частями. Моряки с трудом отвинчивали ржавые гайки в мокрых и темных отсеках старых судов, поскольку знали из опыта, что без этого металлолома невозможно будет починить дизель, насос или компрессор. Арнольд с двумя мотористами тоже несколько раз ходил на старые суда, хотя в таких походах его постоянно преследовала мысль, что такая работа сильно напоминает мародерство.
  
   К концу мая все экипажи были набраны, а в конце июня все суда были в основном готовы к рейсу. Однако отход все откладывался. Через месяц бесплодного ожидания дисциплина на судах упала, по каютам слышался звон бутылок, вахта неслась кое-как. Еще через месяц некоторые моряки стали списываться, чтобы попытать счастья на других судах. Только в начале октября был, наконец, назначен день отхода.
   Претензий к начальнику каравана у Кулагина не было. Уже в июне караван был готов к выходу в море. Оставалось получить разрешение министерства на переход. Управление БТФ отправило все документы в Москву. Однако Москве было не до этого. Такие дела и раньше решались не быстро, теперь же документы блуждали по кабинетам или лежали без движения и никого это не волновало. Кулагин мог влиять на этот процесс только косвенно, через управление. Наконец, Управление БТФ отправило в Москву своего представителя, которому пришлось ходить в министерство, как на работу, почти месяц, прежде чем дело стало двигаться. Он едва успел до реорганизации. В октябре Министерство Морского флота передало управление БТФ в Министерство Транспорта. Но разрешение было получено, и скоро караван вышел в море. Кулагин вздохнул с облегчением.
  
   Караван вышел из Авачинской бухты в середине октября. В Беринговом море в это время бушевали шторма. Арнольд поселился в носовой каюте по правому борту. Над диваном было два иллюминатора, и, поскольку они находились в скуле, можно было наблюдать, что происходит прямо по курсу. Шаланда - судно плоскодонное, и в шторм волны били по днищу с такой силой и грохотом, что уснуть под такую музыку было непросто, тем более что Арнольд то подлетал над койкой, то зависал над ней в невесомости, когда нос резко проваливался. Каждый моряк ищет наиболее устойчивую позу для сна в плохую погоду, и находит ее: лечь на живот, одна нога прямая и упирается в переборку, плечо упирается в подушку, вторая нога перпендикулярна телу и согнута в колене, локоть тоже отставлен. В такой позе моряк почти не ерзает по койке, и может спокойно спать, относительно спокойно.
   Приземистый Арнольд занимал всего две трети длины койки, и раскрепиться в ней ему никак не удавалось. Тогда он модернизировал диван и переселился на него.
   Всю осень шторма не утихали, и караван двигался со скоростью два-три узла. В авангарде шла "Амгунь", замыкал караван "Александр Губанов". Караван растянулся миль на десять, суда поддерживали связь и на капчасе докладывали обстановку начальнику каравана Сорокину.
   Машинной команде "Амгуни" много хлопот доставляла вода, поступающая в румпельное отделение. Сальниковое уплотнение баллера и пятка ахтерштевня оказались изношенными, и в движении сквозь уплотнения сочилась забортная вода. Ее приходилось вычерпывать вручную, поскольку система осушения в румпельном отделении не была предусмотрена. Зарубин решил устранить это неудобство.
   В сущности, он был большим лентяем, и терпеть не мог всяческие неудобства и дискомфорт. Но именно благодаря этому качеству ему и приходилось работать больше других, ибо он стремился усовершенствовать все, что поддавалось усовершенствованию
   Вдвоем с мотористом они вывели трубу из румпельного отделения в помещение фекальной цистерны, откуда воду можно было откатывать осушительным насосом.
   Качка закончилась, когда через Сангарский пролив суда вышли в Японское море. Здесь стояла ясная солнечная погода, и было тепло. Караван взял курс на Пуссан. Кому-то из моряков пришла идея постричь голову налысо. Через три дня все члены экипажа "Камы" постригли, а некоторые даже побрили головы. Идея распространилась по экипажам, как эпидемия, и скоро три четверти моряков в экипажах блистали лысинами. Миф о том, что такая стрижка способствует росту волос, показался морякам очень убедительным, хотя никто в этом и не признавался.
  
   Когда до Пуссана оставалось два дня пути, из Москвы пришло распоряжение вернуть земкараван "Александр Губанов" в порт Владивосток.
   Караван застопорил ход, начальник каравана отправил запрос в Москву и в управление БТФ, но никаких объяснений не получил. Сорокину пришлось выполнить приказ.
   После теплого и приветливого Японского моря Владивосток показался морякам особенно хмурым и холодным. Надвигалась зима. Все теплые вещи моряки оставили дома,- чего ради тащить их на экватор? Когда досадная новость о возвращении каравана во Владивосток потрясла умы, черепа, их вмещавшие, лишь с сожалением вспоминали о былых шевелюрах. Головы моряков, бугристые, с синим оттенком, а многие и с порезами от неловкой бритвы, были неприятны глазу, а главное, не давали возможности выйти в город: головам было холодно, а их владельцам стыдно. Для всех стало открытием, что они придают столько значения своей внешности. Зарубин со своей лысиной уже не казался лысым, и от его веселых шуток на эту тему моряки только хмурились.
   По приходу во Владивосток начальник каравана собрал высший комсостав своего флота, выслушал доклады, поблагодарил всех за отличную подготовку судов и за хорошую работу экипажей, которые в условиях постоянной штормовой погоды не допустили ни одной тревожной ситуации, ни на одном судне. Зная по опыту, что должно произойти вечером, Сорокин предупредил начальников служб об ответственности за ЧП. А в виде поощрения экипажей за хорошую работу распорядился приготовить на всех судах праздничный ужин.
   Никто не смог бы определенно сказать, откуда на судах взялось спиртное, денег в рейс никто не брал, но к вечеру началась откровенная пьянка.
   По ночам морозы во Владивостоке доходили до -12 градусов. Днем скупое осеннее солнце еще боролось с надвигающейся зимой, но вечером сырой пронизывающий ветер уносил накопленное городом тепло в Амурский залив. Сорокин распорядился выдать экипажам всю имеющуюся в наличии теплую рабочую одежду. Ватников на всех не хватило. Их одевали только для выхода в город. В этих ватниках, со стрижеными головами, моряки были похожи на беглых зеков, люди их сторонились. Но больше ничего для своих экипажей Сорокин сделать не мог: ни какой-либо информации о дальнейшей судьбе каравана, ни денег на зарплату он не имел.
   Прошло полмесяца, наступил декабрь. Острое нетерпение первых дней сменилось сонным состоянием тупого ожидания. При других обстоятельствах моряки завели бы новые знакомства, на судах появились бы женщины, но неизвестность угнетала и даже водка редко появлялась на судах. На "Амгуни" третий механик со своим мотористом соорудили небольшой самогонный аппарат, и жизнь на судне слегка оживилась. Все, включая и капитана Арсеньтьева, старательно делали вид, что не знают, откуда берется самогон. Впрочем, самогона было мало, и пьяных на борту не было.
   Непредвиденная задержка каравана во Владивостоке очень беспокоила Сорокина. "Если российская сторона не выполнит свои обязательства по контракту, то он может быть расторгнут, и тогда судьба каравана незавидна, - думал он.- Может быть, министерство хочет использовать эту задержку как рычаг для давления на БТФ? Но БТФ сейчас слаб, как никогда, ему ли бороться с министерством, да и начальник управления никогда не отличался строптивым нравом. В чем же дело? Может, они хотят оттеснить от этого контракта Кулагина с его ОКТЭСом? Такое может быть. Но тогда Кулагин может сам расторгнуть контракт, и у него должно оставаться около 30% кредита, погашать который будет вынужден БТФ. Кулагин ничего не выиграет, но ничего и не потеряет. Такая игра не выгодна всем. А если Кулагин доведет караван до Сингапура, то тогда министерство теряет свой единственный козырь - не выпустить караван из России. Значит, они торгуются. Поэтому от Кулагина не поступают деньги, поэтому мы и стоим. Стоять мы не хотим, - значит, я должен поддерживать Кулагина. Неприятный человек, но это к делу не относится. Нужно сгустить краски. Хорошо, что во время перехода с меня не требовали топливные и продуктовые отчеты. Теперь есть возможность для маневра. Нужно посоветоваться с Генрихом Яновичем.
   Генрих Янович Варблане был старшим механиком на "Александре Губанове". Эстонец был человеком умным и не трусливым. Он сразу понял идею Сорокина и согласился подготовить два комплекта топливных отчетов. Один предназначался для капитана порта Владивостока и отражал истинное положение, другой для Кулагина. Для Кулагина же стармех обещал подать на имя Сорокина ремонтные ведомости. Сорокин планировал начать свою атаку сразу после Нового года.
  
   Неожиданный запрет министерства на продолжение перехода застал Кулагина врасплох. А произошло следующее: при передаче дел в Министерство транспорта затерялся контракт на дноуглубительные работы земкаравана "Александр Губанов". Один дотошный сотрудник министерства обратил внимание на то, что земкараван "Александр Губанов" совершает переход на Юг с неизвестной целью. Он доложил об этом своему начальнику. Заместитель министра приказал на время разбирательства вернуть караван во Владивосток. В БТФ был отправлен запрос министерства. Управление прислало копию контракта с необходимыми пояснениями. Всплыла роль Кулагина в этом деле. Заместителя министра Кожевникова возмутил тот факт, что какая то мелкая сошка вдруг получает 40% от такого прибыльного проекта всего лишь за удачную идею. И тогда он, ссылаясь на необходимость проведения экономической экспертизы, стал затягивать выход каравана из порта.
   Кулагину пришлось ехать в Москву. Сорокин в своих выводах оказался прав. Между Кожевниковым и Кулагиным началась торговля. Торговля шла трудно: Кулагина связывал договор с Хансоном, и на большие уступки идти он не мог. Кожевников не хотел упускать хороший куш, сам плывущий в руки. Кулагин искал средства воздействия и обходные пути, но был осторожен: еще одного "Кожевникова" проект уже не выдержит.
  
   На судах каравана зрело недовольство. Арнольд Зарубин предположил, что это недовольство достигнет апогея к Новому году. Моряки трех шаланд тесно общались между собой, отношение к экипажу "Александра Губанова" было несколько прохладным, поскольку на землечерпалке экипаж почти наполовину состоял из моряков БТФ, и этот экипаж считал себя элитным в караване. Зарубин стал подталкивать моряков к мысли, что нужно организоваться и выдвинуть свои требования. В каждом экипаже были свои неформальные лидеры. Беседуя с ними, и с другими членами экипажей, Зарубин склонял их к мысли, что нужно провести на шаландах легальные собрания, избрать судовые комитеты, а затем предъявить свои требования руководству. К его агитации моряки относились скептически, хотя особо и не возражали. Самым горячим его сторонником был боцман с "Камы", Андрей Ишаев. Вместе с ним Зарубин побеседовал с капитанами шаланд. Капитаны не возражали против проведения судовых собраний, и даже согласились провести их одновременно на всех шаландах.
   Собрания прошли успешно. Председателем судового комитета на "Каме" был избран Андрей Ишаев, на "Олекме" второй штурман Игорь Веденский, на "Амгуни" избрали Зарубина. В тот же день трое предсудкомов собрались и выработали требования к администрации земкаравана. Там было всего три пункта:
   1.Снабдить шаланды продуктами питания.
   2.Погасить задолженность по зарплате.
   3.Предоставить возможность членам экипажей посетить свои семьи на период новогодних праздников. С этими требованиями все трое отправились к Сорокину.
   Сорокин обладал хорошей зрительной памятью, а его должность приучила его запоминать фамилии. Он знал всех работников каравана по фамилиям и по должностям. Когда он формировал экипажи, то делал для себя пометки о каждом человеке, чего от кого можно ожидать. Но сейчас он и без пометок вспомнил, что этих троих, и еще нескольких он тогда отнес к типу "лидеров". Для интереса он попросил показать ему протоколы собраний. "Так и есть - думал Сорокин, - в протоколах именно те люди, которые должны были проявить себя, так или иначе. Собрания прошли одновременно. Кто же это все организовал? Ясно, что кто-то из этих троих. Ишаев вряд ли, он тушуется перед начальством. Либо Веденский, либо Зарубин. И все же я ждал капитанов. О продуктах то могли сказать! Не пришло в голову? Скорее побоялись".
   -По поводу отгулов идея хорошая, - сказал он, - мне нужно согласовать это с руководством, и я буду настаивать, чтобы дома побывали все желающие, по очереди. Через три дня я сообщу капитанам о принятом решении. Как вы понимаете, не все зависит от меня. В выплате зарплаты я заинтересован, так же как и вы, и добиваюсь этого всеми средствами. Возможно, ваш протокол будет еще одним аргументом. Но обещать не могу. А по поводу продуктов разберусь сегодня же.
   Когда представители ушли, Сорокин позвонил кладовщице.
   - Галина Викторовна, когда вы снимали остатки?
   - А в прошлый четверг.
   - Зайдите ко мне со всеми документами.
   Бегло просмотрев документы, Сорокин спросил:
   - У нас 400 килограммов сливочного масла, 600 килограммов колбасы, больше тонны яблок, картофель, почему ничего из этих продуктов не попало на шаланды?
   - Валерий Григорьевич, я же на Новый год берегла!
   - Однако на наших столах все это есть. Вас не тяготит ваша должность? Я могу перевести вас на более легкую работу, уборщицей, например.
   -Валерий Григорьевич, я же хотела как лучше!
   -Распределите все продукты пропорционально и выдайте их на шаланды.
   -А как это пропорционально?
   -Разделите все продукты на 85 и умножьте на 51.
   -Так это же больше половины!
   -Вот именно. Через неделю чтобы все было распределено, лично проверю, а сегодня треть всех продуктов выдайте на шаланды.
   -Так уже четыре часа, Валерий Григорьевич!
   -Повторяю, если вам это в тягость, завтра сдадите дела Савиной.
  
   В начале января от Сорокина на имя Кулагина пришли топливные и продуктовые отчеты и ремонтные ведомости. По этим документам выходило, что караван находится в катастрофическом положении. Продукты на исходе, системы и дизель генераторы на судах нуждаются в срочном ремонте, а значит и в запчастях, а главное, дефицит топлива в условиях 27-градусных морозов грозит размораживанием трубопроводов и систем.
   С этими аргументами Кулагин пришел к Кожевникову и сказал, что не даст ни рубля, чтобы исправить положение, если Кожевников будет упорствовать. Кожевникову пришлось принять условия Кулагина.
   Разрешение на продолжение перехода было получено, но к этому времени бухту "Золотой Рог" сковало льдами. Для корпуса "Александра Губанова" льды угрозы не представляли, а вот донные створки трюмов на шаландах могли быть повреждены. Караван застрял во Владивостоке до весны.
   Вскоре Сорокин получил необходимую сумму для закупки топлива, продуктов, и на небольшой аванс экипажам. Топлива хватало еще на два-три месяца стоянки, и закупать его Сорокин не стал. Он пополнил запас продуктов и выплатил экипажам зарплату. Кулагин пришел в ярость, когда увидел ведомости заработной платы, но дело было сделано.
   Почти все камчатские моряки смогли побывать дома. Для моряков БТФ такая поездка была слишком дорогим удовольствием, и на нее мало кто решился.
   Однажды Зарубин, возвращаясь из города, встретился на автобусной остановке с начальником каравана, и вдруг вспомнил, что никто так и не удосужился поблагодарить Сорокина за изобилие на столах, за поездку домой. Однако Сорокин не дал закончить фразу смущенному Зарубину:
   - Меня не за что благодарить, Арнольд Антонович, это входит в мои должностные обязанности, и вам спасибо, что вы мне их напомнили. Я сейчас разрабатываю проект индивидуальных контрактов, и хочу вас попросить, чтобы вы, как представители экипажей шаланд, в этом поучаствовали. Вы внесете свои предложения, а потом мы вместе их обсудим.
   Зарубин получил у Сорокина черновые наброски контракта, и обсудил их с Ишаевым и Веденским. Почти все уточнения и дополнения Сорокин одобрил, и на общесудовом собрании текст индивидуальных контрактов был утвержден. На этом же собрании Арнольда Зарубина избрали председателем судового комитета каравана.
   В марте земкараван вышел из бухты "Золотой Рог" и взял курс на Юг. С каждым днем становилось все теплее. В авангарде по прежнему шла "Амгунь". Караван миновал Корейский пролив и вышел в Восточно-Китайское море. Капитан Арсеньтьев распорядился приступить к покраске судна. Матросам помогал весь экипаж, и скоро судно преобразилось. Хорошее настроение моряков немного омрачала необходимость строгой экономии пресной воды, основной запас которой находился на головном судне. Жара добавила толстому, обильно потеющему Зарубину проблем, которые ему удалось решить нехитрым способом: ему пришла в голову идея собирать дождевую воду. Он вскрыл горловину ахтерпика и подвел к ней пожарные шланги от шпигатов шлюпочной палубы, которая сверкала чистотой после покраски. Дожди здесь бывали часто - короткие и сильные. В первый же дождь танк заполнился больше чем наполовину, а на следующий день вода уже переливалась через край. Вода из питьевых танков шла только на камбуз, а из ахтерпика в умывальники и в душевые, и ее уже не экономили.
   После 30 параллели температура забортной воды поднялась до 19 градусов. Правый отсек второго трюма был не загружен. Конструктивно в трюмах шаланд постоянно находится забортная вода, которая при движении судна циркулирует через щели в створках. Этот естественный бассейн стал главным источником удовольствия для всех членов экипажа.
   Зарубин выкроил из противогаза очки, в которых можно было смотреть в щель, если лечь на дно бассейна. Пронизанная солнечными лучами вода, казалось, светилась сама по себе. Нередко в тени судна параллельно с ним двигались стаи рыб. Арнольд обожал купаться. В свободное время он почти не выходил из бассейна. В четыре часа утра, сменившись с вахты, проводил в бассейне не меньше часа. Ему очень хотелось поплавать за бортом, и однажды такая возможность представилась. Ранним утром он проснулся от тишины. Главный двигатель не работал, и Арнольд сразу вспомнил, что на сегодня намечена бункеровка судов. Он вышел на палубу. Суда лежали в дрейфе, а "Олекма" уже стояла у борта и брала топливо с "Александра Губанова". Арнольд вывесил за борт штормтрап и прыгнул в воду. Купаться в трюме, где глубина всего метр, и купаться в открытом море, где до ближайшего берега больше трехсот миль, совсем разные вещи. Да еще будоражит мысль, что под тобой три километра глубины, и что о твоем купании никто не знает.
   На палубу вышел боцман Тимофей Никитич. Он единственный на "Амгуни" был из БТФ. Возможно, в результате кодирования от алкоголизма в его характере были некоторые странности. Зарубин повис на трапе и пригласил боцмана искупаться. После некоторого раздумья Никитич спустился в воду и немного отплыл от судна. Потом поднялся на палубу и снова надел рубашку. Арнольд находился в двадцати метрах от судна, когда "Амгунь" громко чихнула и двинулась с места. Боцман вытаращил глаза и смотрел на Зарубина. Арнольд показал ему рукой на мостик, однако боцман припустил к носовой надстройке и скрылся за дверью. А судно набирало ход. Проплыть три кабельтова до "Александра Губанова" труда не составляло, и Зарубин не испугался, но вызывало недоумение поведение боцмана, и не хотелось получить серьезное внушение от капитана за это купание.
   На крыло мостика вышел третий штурман Олег. Зарубин помахал ему рукой. Олег заметил и бросился в рубку. "Амгунь" отработала задним ходом и остановилась. Олег вышел уже с биноклем. Арнольд показал ему знаками, что все в порядке и поспешил к судну. В рубке кроме матроса-рулевого и третьего штурмана никого не было. Олег отчитал незадачливого купальщика, но Зарубин был доволен, что о его купании не стало известно капитану.
   У 15 параллели посреди Южно Китайского моря случилось странное происшествие. К "Амгуни" устремились четыре очень быстроходных странных суденышка. С левого борта у них находились длинные кронштейны с поплавком. Вахтенный штурман вызвал в рубку капитана. Арсеньтьев приказал задраить все двери и никому не выходить на палубу. Суденышки приблизились на два кабельтова, потом круто развернулись и вскоре скрылись за горизонтом. Вероятно, это и были пираты, нападения которых на суда в этих водах были нередки. Может быть, они поняли, что на таком судне ценного груза нет, а может, заметили остальные суда каравана, и напасть не рискнули.
   С каждым днем становилось все жарче. Больше всего жара донимала ночью. Зарубин, по примеру матросов, дважды выносил свой матрац на палубу носовой надстройки, и оба раза среди ночи приходилось вскакивать и под струями обильного тропического ливня тащить постель в каюту. Иллюминаторы были расположены в полутора метрах от воды, поэтому не открывались. Внимательно осмотрев их, Арнольд обнаружил, что стекла в них зажаты кольцом на резьбе. Он очистил и смазал резьбу, изготовил оригинальный ключ, отвинтил кольца и вынул стекла. Встречный ветерок от движения судна принес в каюту долгожданную прохладу. Иногда встречная волна окатывала спящего Зарубина, приходилось вскакивать, и задраивать металлические "глухари", но такие мелочи скорее веселили, чем раздражали.
   В машинном отделении температура достигала 60-70 градусов, и вахту мотористы и механики несли на палубе, спускаясь в машину лишь для смазки клапанов и контроля параметров дизелей. Но если требовался мелкий ремонт, приходилось обливаться потом. Зарубин демонтировал мощный вентилятор ФВУ (на случай атомной атаки), и установил его в машинном отделении. Струю воздуха от него можно было направить в любую точку, и работать стало гораздо комфортнее.
   По мере продвижения на Юг море становилось все более оживленным. Встречные и обгоняющие суда всевозможных назначений, размеров и форм, под флагами различных стран мира все чаще попадались на глаза.
   Суда каравана сократили интервал до одной мили и двигались со скоростью четыре узла. Третьего мая земкараван "Александр Губанов" встал на якорной стоянке в трех милях от острова "Сингапур"
  
   Мистер Хо Ляо Чин, с которым Хансон вел переговоры в прошлом году, получил подряд на дноуглубительные работы на юго-востоке острова. К работам караван должен был приступить в январе. Из-за задержки каравана к работам в этой точке приступила другая компания. У Хо Ляо Чина были все основания расторгнуть договор и потребовать неустойку, однако дальновидный бизнесмен расторгать контракт не торопился, и даже был намерен финансировать земкараван.
   На флагман каравана прибыл его представитель, который приветствовал Сорокина от имени Хо Ляо Чина, поздравил с благополучным переходом, поинтересовался самочувствием команды каравана и техническим состоянием судов. Агент заверил начальника каравана, что мистер Хо расторгать контракт не намерен и прилагает активные усилия, чтобы обеспечить караван работой, однако повторно получить подряд весьма сложно. Агент сообщил, что через некоторое время суда будут поставлены к причалу. Мистер Хо выделил средства на закупку топлива, воды и продуктов питания для экипажа из расчета 5 сингапурских долларов на человека в сутки. Также два раза в день на рейд будет приходить арендованный пассажирский катер, чтобы русские моряки имели возможность ознакомится с прекрасным городом Сингапур. И еще мистер Хо выделил скромную сумму на выплату небольшого аванса экипажу.
   Мистер Хо просит начальника каравана составить список необходимого снабжения, медикаментов, оборудования, к завтрашнему дню. Агент тепло простился с Сорокиным и отбыл на берег.
  
   "Щедрость мистера Хо является добрым знаком для дальнейшей судьбы каравана, - думал Сорокин - просто так деньги никто не дает, бизнесмен убежден, что получит их обратно с хорошей прибылью. Это значит, что караван вскоре сможет приступить к работе. Но мы не будем злоупотреблять щедростью, и попросим только самое необходимое".
   Он вызвал капитанов и старших механиков, поделился с ними полученной информацией и попросил перечислить все то, что необходимо для нормальной жизнедеятельности каравана. Экипажи шаланд очень страдали от жары, поскольку штатный кондиционер был только на головном судне. Решили заказать кондиционеры для трех судов, кроме этого смазочные материалы, краску, мыло, стиральный порошок и прочие мелочи. Сорокин попросил проинструктировать экипажи в связи с завтрашним увольнением 30% личного состава на берег.
   На следующий день к борту подошел пассажирский катер с агентом на борту. В каюте Сорокина был накрыт стол, чтобы агент не скучал, пока старшие помощники выдавали экипажам привезенные им деньги. На этом же катере первая группа увольняемых моряков отбыла на берег.
   За три дня на берегу побывали все члены экипажей. Зарубин записался в третью группу, хотя многие побывали на берегу по два-три раза. После Владивостока и Петропавловска город впечатлял. " Суперсовременная версия Гриновского Зурбагана"- подумал Зарубин, ступив на берег. Бывать в Сингапуре ему, да и почти всем камчатским морякам, не приходилось, и он с интересом рассматривал огромные небоскребы. Андрей Ишаев взял на себя роль гида, поскольку шел в увольнение второй раз, и теперь со вкусом описывал изобилие сингапурских магазинов.
   -Тут есть магазин для русских, его почему-то называют "Атака", чего в нем только нет! Недалеко, минут пятнадцать на такси, поехали.
   -Андрей, тебе не надоело замкнутое пространство? Давай осмотримся, погуляем у нас в запасе восемь часов.
   -Ладно. А куда пойдем?
   -Да куда глаза глядят, небось, не заблудимся: вон какой небоскреб для ориентира.
   Вдвоем они, не спеша, побрели по какой то тенистой пешеходной улочке, которая закончилась метров через триста.
   -Вот так номер! Вот она, "Атака",- изумился Андрей. Давай наших удивим. Минут через десять сюда прибудет целый эскорт, а мы уже с покупками.
   На эскалаторе они поднялись на второй этаж. В магазине работали кондиционеры, было прохладно, тихо и уютно. В коридорах стояли диваны, кресла, столики. Над ближайшим магазином большими буквами было написано "Калининград".
   -У них тут большинство магазинов носят названия наших городов, - пояснил Андрей - и многие продавцы неплохо говорят по-русски.
   В "Атаке" можно было купить все: от носового платка, до норковой шубы, от брелка для ключей, до автомобиля, а от штабелей невиданной в России радиоэлектроники рябило в глазах. Но пора было встречать своих коллег у входа. Когда Арнольд с Андреем спустились в просторное фойе, из подъехавшего такси выходили штурмана и матросы с "Олекмы". Стеклянная дверь раздвинулась, и парни вышли из магазина. Подъехало еще две машины с моряками.
   -Вы как здесь оказались раньше нас?
   -А мы вчера заблудились в магазине, вот только сейчас выход нашли, - сказал Арнольд.
   -Всю ночь провели в магазине?!
   -Да там у них еще громадные подвалы, настоящий лабиринт - подыграл Андрей.
   -А почему тогда с пустыми руками?
   -Что ты их слушаешь, уши развесил, они же с нами на катере были. Просто шустрей оказались.
   -Что-то не хочется быть шустрым в этой жаре - заметил Андрей - вот эта улочка ведет прямо к Клифорд-пирсу.
   -Андрей, ты деньги с них собери за информацию, ведь так и продолжали бы ездить сюда по кругу через весь остров.
   Моряки двинулись в магазин, а Арнольд с Андреем направились в сторону моря, навстречу легкому влажному ветру.
   Он стоял в подземном переходе, прикованный цепью к металлическому поручню. Сколько он здесь простоял, не трудно было догадаться: цепь проржавела насквозь, как и большинство спиц. Кто-то много лет назад оставил здесь свой велосипед и не вернулся за ним. Терпеливо дожидаясь хозяина, велосипед разрушился почти полностью, и никому не пришло в голову им завладеть, хотя и цепочка и замочек были скорее декоративными.
   Блеск и чистота города поражала. Безупречно подстриженные газоны, цветники и живые изгороди сглаживали остроту углов полированных стен из гранита, мрамора и стекла. Парни оказались на пересечении двух мощных автомагистралей. На противоположной стороне одной из них росли громадные платаны, стояли уютные скамейки, на которых хотелось посидеть, но переходов через восьми рядную скоростную автомагистраль не было, пришлось идти вдоль нее, пока не показался крытый виадук, в котором также царил Меркурий.
   После прогулки под жгучим солнцем Арнольд истекал потом. Зашли в маленькое кафе, заказали мороженное и кока-колу. Зарубин обратил внимание на барменшу. Тонкое смуглое лицо, большие карие глаза и пышные вьющиеся волосы, которые были похожи на рябь, что появляется в штиль на морской глади. Неназойливо любуясь женщиной, Арнольд мучительно напрягал извилины, стараясь вспомнить учтивые английские слова. Он подошел к стойке, чтобы оплатить заказ.
   -Thank you very much! How much do I owe you?
   -Женщина назвала сумму. Арнольд положил деньги на стойку, затем достал большой металлический рубль, и также положил на стойку.
   -No, No, No - встревожилась женщина
   -Это сувенир, present, Russian money.I am is Russian sailor.
   -Thank you - заулыбалась женщина.
   -Hope to see you soon, good bye!
   -Ты зачем вогнал женщину в краску, что ты ей сказал? - сурово спросил Андрей, когда они вышли.
   -Я сказал, что надеюсь с ней еще увидеться, если только я ничего не перепутал.
   -Черт возьми, какие мы беспомощные за границей, - в сердцах сказал Андрей - даже с женщиной не познакомишься. Ведь с ними нужно говорить, прежде чем...
   -Прежде чем что?- невинно уточнил Арнольд.- Анекдот вспомнил:
   Встречаются два друга, один спрашивает: "Олег, откуда у тебя такой фонарь под глазом?" "Вчера зашел в кафе..." "А там драка!" "Нет, сел за столик, заказал коньяк, входит женщина, красивая, как царица Савская, села за соседний столик. Я ей предложил пересесть ко мне. Она согласилась..." "Ну ты даешь! И что дальше?" "Мы пили коньяк, разговаривали, потом она пригласила меня к себе домой..." "Не может быть!" "Мы сидели на диване, я ее обнял..." "И дальше что?" "Мы целовались, ее губы шептали "да", ее глаза говорили "да, да..." "Ну а потом?!" "Потом пришел муж, и сказал нет!!!"
  
   Через неделю караван снялся с якорей и отправился в западную часть острова, где был поставлен к причалу корейского судоремонтного завода. Моряки стали нести суточную вахту, и теперь каждый желающий, свободный от вахты мог отправиться в город в любое время. Удобнее всего ездить в центр было на метро. Ближайшая станция метро называлась Бон Лей, и доехать до нее можно было на рейсовом автобусе за вполне умеренную плату. Сингапурское метро имело три ветки по 12 станций каждая, и два небольших ответвления. За десять сингапурских долларов можно было проехать на метро всю страну из конца в конец.
   На второй день после постановки к причалу начальник каравана собрал все экипажи, рассказал о правилах поведения на территории завода, а также в городе, сообщил о переходе судов на суточный график несения вахты. После ответов на многочисленные вопросы Сорокин спросил, кто из моряков на шаландах разбирается в кондиционерах. Зарубин мгновенно проанализировал вопрос, и скромно встал. Он не был специалистом по кондиционерам, и холодильное оборудование знал в пределах короткой программы в мореходном училище. Но на "Александре Губанове" в штате был рефмеханик. Значит, речь идет о кондиционерах, которые, возможно, планируют установить на шаландах. А если так, то почему бы не начать их установку именно с "Амгуни"? Примерно так рассуждал Зарубин.
   -Прошу вас завтра не записываться в увольнение, возможно, завтра вам привезут кондиционер. - Сказал Сорокин.
   Утром кондиционер был доставлен. Его привез невысокий веселый китаец Ли. Он знал несколько русских слов, Арнольд - несколько английских, и диалог был налажен. Ни в какой помощи Ли не нуждался, однако Зарубин старался быть ему полезным, помогал ему вести тонкие медные трубки по переборкам, устанавливать испарители. Одного кондиционера хватало на все семь носовых кают.
   В первый вечер Арнольд установил температуру в своей каюте +18 градусов, но через два часа проснулся от холода, ему показалось, что в каюте не +, а -18 . Графин, который он подставил под трубку для слива конденсата, был полон. Тогда он принес ведро. За ночь ведро тоже почти наполнилось. Выходило, что это ведро воды висело в воздухе каюты, и в такой сырости жил экипаж.
   На остальные шаланды кондиционеры привезли лишь спустя месяц.
   После постановки к причалу жизнь в караване как бы застопорилась. Избыток свободного времени, тропическая жара, и отсутствие денег не способствовали активному образу жизни. Завод занимал значительную территорию, и рабочие передвигались по ней на велосипедах. Администрация завода выделила два велосипеда и для каравана. По вечерам моряки катались на них по прилегающим улицам. Поначалу полицейские на проходной возражали против таких вояжей, но вскоре привыкли и препятствий не чинили.
   Спокойная стоянка судов у причала очень быстро надоела экипажам. Почти никаких работ на судах не велось, все они были переделаны еще на переходе, и теперь, сменившись с вахты, люди придумывали, куда себя приткнуть. Этой проблемы не существовало бы, будь у них деньги, но денег не было, и никто не мог сказать, когда они появятся. Каждый понимал, что раз караван не работает, значит и на зарплату надеяться не приходится. Единственным утешением было изобилие продуктов. В любое время суток можно было зайти на камбуз, открыть холодильник и найти там мясо, сыр, сметану, молоко, творог. В каютах стояли ящики с разнообразными экзотическими фруктами, соками, кока-колой, печеньем. На "Амгуни" работали две девушки, Наташа и Лена, повар и уборщица. Они объединились: вместе готовили и вместе убирали. Но как они готовили! Кроме основных блюд на столе каждый день были либо пироги, либо булочки, либо торты.
   Казалось бы, живи и радуйся, однако безделье и неизвестность угнетали. Никто не знал, когда вернется в Россию, заработает ли хоть что-нибудь, долго ли продлится изобилие продуктов. Ходили слухи о брошенных экипажах российских судов, оставленных за границей на произвол судьбы без денег, без надежды вернуться в Россию, вынужденных жить на подаяние.
   Большинство моряков были курящими. Запас русских сигарет давно закончился, а в Сингапуре сигареты стоили очень дорого. Немного выручали русские рыболовные суда, иногда заходящие в порт, но проблема была весьма актуальна. Кто-то нашел захудалую лавчонку в китайском квартале, в которой продавался табак на развес и сигаретные гильзы. Некоторые вспомнили дедовский метод и крутили самокрутки.
   Однажды вахтенный моторист с "Камы", которая стояла первым корпусом, сидя ночью на кнехте у борта, заметил интригующую картину.
   Сингапурские причалы представляют собой двухметровый слой железобетона, покоящегося на мощных круглых сваях метрового диаметра, вбитых в грунт. Под этим причалом свободно гуляет вода, и прибой шуршит далеко под причалом. От нижней поверхности причала до поверхности воды метра два. И вот моторист видит, как под причал беззвучно скользнула лодка. В три часа ночи это выглядело очень странно. Что происходило под причалом, моторист видеть не мог, никаких огней на лодке не было. Минут через десять лодка появилась снова, на веслах вышла на фарватер, взревел мотор, и лодка скрылась. Моторист нашел вахтенного матроса, они взяли фонарь, и поплыли под причал. Возле одной из свай плавала на поверхности пластиковая бутылка. Она исполняла роль буйка, к ней был привязан шкертик. На глубине полутора метра были притоплены четыре пластиковых мешка, к которым крепился шкерт. Парни вытащили мешки на берег под причалом, отвязали груз, и поплыли к судну, буксируя мешки. В мешках оказались сигареты "Мальборо". "Олекма" и "Амгунь" получили по мешку конфискованных таким образом контрабандных сигарет.
   В августе экипажам выдали по 600 долларов в виде аванса. Радость была великая, все оживились, зачастили в увольнения.
   Зарубин решил предпринять поездку по стране: пересечь ее с запада на восток. Конечная станция метро в этом направлении была в районе аэропорта. Желающих составить ему компанию не нашлось, и он поехал один. Примерно половина этого пути была проложена по эстакаде. Окраины Сингапура были не так помпезны, как его центр, но многоэтажные здания были вполне приличны, и поражало обилие новостроек. Сойдя на конечной станции, Зарубин решил прогуляться, тем более что невдалеке слева он заметил замечательный песчаный пляж. Дорога огибала небольшой зеленый холм, и он решил идти напрямик по зеленой травке. Трава росла на склоне, а выше начинались кусты. Арнольд поднялся почти до вершины, когда понял, что зря он это затеял. Кусты были довольно странные: между собой они соединялись толстыми прочными ветками. На вершине они так плотно между собой переплелись, что образовали решетчатый настил в двух-трех метрах от земли. Обливаясь потом, Арнольд карабкался по настилу, цепляясь за колючие ветки, и понимая, что если провалится, то окажется в темной, влажной и мрачной западне, где ползают ужасные рептилии. Через тридцать метров сплошной настил стал заканчиваться. На противоположном склоне дул легкий ветерок с моря и можно было немного остыть. Брюки и рубашка были мокрыми насквозь, пот струился по телу, и капал с одежды. Хорошо, место было безлюдное, и никто за ним не наблюдал. Пляж находился в двухстах метрах, под пальмами прогуливалось несколько человек. Захотелось пить. Убедившись, что просохнуть не удастся, Зарубин спустился на дорогу и побрел к воде. Купание освежило, но жажда не прошла. На песке было много кокосовых орехов, но вскрыть орех голыми руками не стоило и пытаться. С одеждой в руках Арнольд пошел вдоль пляжа, надеясь найти укромное место, чтобы сполоснуть одежду хотя бы в морской воде. Чуть выше на дорожке он заметил цветущие клумбы. Пройдя еще немного, он заметил поливальный шланг. Это было то, что нужно. С наслаждением утолив жажду, Арнольд повесил одежду на куст и скатил ее из шланга. Настроение сразу же улучшилось. Он разложил на солнце одежду и промытые купюры и с удовольствием плавал неподалеку: единственный купальщик на прекрасном, почти безлюдном пляже. Прошли две девушки-китаянки, увидели аккуратно разложенные доллары под камешками, одинокого оригинала в море, прыснули и умчались. Хотелось пробыть в этом райском уголке до вечера, однако после купания проснулся аппетит, и в шестом часу Арнольд решил возвращаться в цивилизацию. На станции метро он съел три порции мороженного и занял место в вагоне, в котором, кроме него, было всего два пассажира. Лицом к нему через проход сидела симпатичная длинноногая малайка в темных очках. Девушка сняла очки и вертела их в руках. Вдруг у ног Зарубина звякнуло стеклышко. Он поднял его, встал и подал девушке.
   - O, thаnk you!
   Арнольд молча поклонился и сел на место. Девушка попыталась вправить стекло в оправу, однако это ей не удавалось. Арнольд с улыбкой наблюдал ее усилия, затем предложил помощь:
   May I help you?
   Thank you very much! Excuse me. Are you a foreigner?
   Yes, I am Russian.
   Девушка предположила, что он турист, а когда узнала, что он моряк, стала еще приветливее. С удивлением Арнольд заметил, что вопреки родной системе образования, которая была направлена на то, чтобы советский человек раз и навсегда возненавидел английский язык, английские слова всплывают из подсознания, и девушка его понимает, хотя его исковерканные фразы ее очень веселят. Девушку звали Веда, работала она в аэропорту. Обращение "леди", которое Арнольд рискнул применить, пришлось ей явно по душе. Все складывалось хорошо, если бы не ее обручальное кольцо. Перехватив его взгляд, Веда сообщила, что ее муж, торговый агент, уже вторую неделю находится в Малайзии. Арнольд воспринял это, как поощрение, и предложил доехать до центра и посидеть в кафе. Веда отказалась, и сказала, что следующая станция ее. Станция называлась Бугис. Можно было предположить, что Веда не станет возражать, если он последует за ней. Все решалось бы куда легче, если бы хватало английских слов, но их катастрофически не хватало. К счастью, Арнольд заметил впереди цветочный магазин, и устремился к нему, однако Веда его остановила. "Ее соседи" - скорее догадался, чем понял он. Ревнивые блюстители нравственности, у всех народов и во все времена - соседи. Она привела его в небольшой сквер, села на скамейку, выкурила сигарету, показала свой дом, назвала этаж и квартиру, простилась и ушла. Через десять минут Арнольд поднялся на шестой этаж и позвонил в квартиру номер 157. Веда молча и без улыбки его впустила. Было заметно, что это решение далось ей нелегко, и она раздумывает, не выставить ли его обратно. Напряжение висело в воздухе, а остатки английских слов улетели из вспотевшего мозга. И тогда Арнольд попросил воды. Веда провела его в комнату, потом принесла стакан воды с кубиками льда. Он выпил воду, добросовестно съел лед и потребовал еще. Третий стакан она несла, уже покатываясь со смеху. Арнольд рискнул сказать ей комплимент. Риск был велик, - в школьной программе этот раздел почему-то отсутствовал. Тем не менее, это ее позабавило. Потом были кофе, жаркие поцелуи и бессонная ночь.
   Возвращаясь утром на судно, Зарубин напевал про себя слова почти забытой песенки: " Стройная креолка цвета шоколада помахала с берега рукой..."
   Медленно тянулось прогретое влажным тропическим зноем время. Моряки совершали длительные пешие и, если удавалось, велосипедные прогулки. Деньги экономили, и лишь изредка позволяли себе поездки в центр города. Иногда встречали своих русских коллег. Однажды радист с "Камы" встретил в городе сахалинских моряков. Оказалось, что они уже больше года работают в Сингапуре и занимаются дноуглубительными работами. Новость быстро распространилась по каравану и дошла до Сорокина. Валерий Григорьевич решил встретиться с начальником сахалинского земкаравана. Встреча состоялась. Владислав Яковлевич Ровный был вежлив и доброжелателен, но при этом сдержан и скрытен. Сорокину не удалось узнать ни объем работ, ни срока контракта, не говоря уж о финансовых объемах, хотя он и намекнул, что ни о какой конкуренции и речи быть не может. В заключение Ровный сказал, что попытается помочь земкаравану в поисках работы, но при этом оставляет за собой право выступить в роли посредника.
   В конце августа Ровный связался с Сорокиным и предложил встретиться. Разговор был нелегким для Сорокина. Ровный предложил Сорокину работу для его каравана на очень жестких условиях: контракт на три месяца стоимостью в два с половиной миллиона долларов, но 60% от этой суммы получает посредник, то есть г. Ровный, и только 40% получит земкараван Сорокина. Ни на какие уступки посредник идти не собирался, и предложил дать окончательный ответ через три дня.
   Валерию Григорьевичу предстояло принять трудное решение. Тот факт, что Кулагина совсем не беспокоит длительная стоянка каравана без работы, убедил Сорокина в том, что настоящей целью Кулагина было увести караван за границу и дождаться момента, когда долг за стоянку каравана станет непосильным для БТФ. Затем караван будет продан. У Сорокина был выбор, но этот выбор его совершенно не устраивал. Можно было ничего не предпринимать, и через несколько месяцев земкараван перейдет в чьи-то жадные руки, Сорокин получит свою зарплату, что-то получат и члены экипажей, Кулагин получит свой грязный капитал, а Россия потеряет караван. Если же Сорокин контракт подпишет, то гнусные планы Кулагина будут сорваны, часть долгов будут погашены, экипажи получат часть зарплаты. Сорокин при этом будет, скорее всего, уволен, но есть надежда, что караван останется в собственности России. Так что придется подписывать.
   Через два дня земкараван стал готовиться к работе. Спешить было некуда: по контракту работа начиналась с 1 ноября. Сорокин распорядился тщательно проверить все механизмы в работе и докладывать обо всех неполадках. На "Александре Губанове" в штате было два водолаза. Они обследовали подводные части судов, с их помощью были заменены дейдвудные сальники и уплотнения баллеров на шаландах. Рабочее оборудование было выгружено из трюмов и монтировалось на головном судне. К концу сентября все было смонтировано, проверено и перепроверено.
   На "Амгуни" произошло ЧП. На сухогрузе из Черноморского пароходства возникли проблемы с радиостанцией. Они запросили помощи у земляков. Радист с "Амгуни" взял с собой коллегу с "Камы" и поехал выручать одесситов. Им удалось наладить работу радиостанции. В качестве приза за своевременную помощь одесситы налили радистам спирта. Вечером радист вернулся на судно с трехлитровой банкой и встретил на палубе капитана. Арсеньтьев позвал в компанию капитана с "Олекмы". Радист выпил рюмку и ушел спать.
   На следующий день, перед обедом, в каюту капитана заглянул старпом. Арсеньтьев был еще жив, но без сознания. Пришел доктор с "Александра Губанова", потом вызвали "скорую помощь". Двух капитанов увезли, радист отделался легким испугом. У капитана с "Олекмы" была временная потеря зрения, а Арсеньтьев в сознание так и не пришел. Урна с прахом капитана вернулась в Россию только через два месяца.
   Факт подписания контракта Сорокин держал в тайне от Кулагина. Ровный предложил работодателям сдвинуть сроки начала работ, и 15 октября караван приступил к работе. Вдоль южного побережья о. Сингапур на расстоянии одной мили располагался узкий островок. Сингапурцы намывали в проливе песчаную косу, чтобы соединить островок с Сингапуром. Для укрепления будущей косы требовалось вырыть подводный котлован. Вот эту задачу и должен был выполнить караван Сорокина. В двух кабельтовых от земкаравана работал сингапурский земснаряд. От него тянулась длинная труба на понтонах до конца намытой им косы. Из трубы извергался поток воды с песком. Земснаряд уже намыл огромное количество песка: ширина косы была около километра, а в длину километра полтора.
  
   Улаф Хансон любил свою страну. Внешне эта любовь никак не выражалась, и не была плодом долгих раздумий, эта любовь гнездилась где-то глубоко в подсознании. Мысль о том, что можно осознанно причинить вред своей Норвегии привела бы его в ужас. Может быть впервые, Хансону пришлось задуматься над таким понятием, как патриотизм, после совместного проекта с Кулагиным. Тот цинизм, с которым Кулагин обсуждал с ним план похищения земкаравана, очень неприятно поразил норвежца. Он считал Кулагина своим другом, и был рад, что в России у него есть друг. Другу многое можно простить, но такой поступок вызывал у Хансона внутренний протест и брезгливость. Но, прежде всего, Хансон был бизнесменом, и отлично знал, что в бизнесе нет места эмоциям. Частично Кулагина в глазах Хансона оправдывало то, что ему пришлось жить при жестком коммунистическом режиме, и его поступок мог быть некой формой протеста. Хансон решил навести справки о своем друге и партнере. Из досье вытекало, что Кулагин диссидентом отнюдь не был, а напротив, всю жизнь проповедовал коммунистические догмы. Эти сведения развеяли у Хансона остатки симпатии к Кулагину, и он решил в этом проекте преследовать только собственные интересы
   Хансон отправил в Сингапур эксперта, чтобы тот выяснил техническое состояние змкаравана. Эксперт доложил, что головное судно "Александр Губанов" построено всего три года назад и находится в отличном состоянии. Шаланды немного постарше, но тоже в хорошем состоянии и содержатся в порядке.
   Вот тогда Хансон и решил, что наилучшим вариантом для него будет тот, при котором он станет собственником каравана. Для этого требовалось выкупить все долги, в которых находится караван. Все это время финансировал караван Хо Ляо Чин. Этот магнат занимался недвижимостью и торговлей, поэтому земкараван его интересует как объект для выгодного вложения капитала и конкурентом он не является. Все зависит от того, какой процент запросит мистер Хо. Для переговоров с Хо Ляо Чином Хансон прибыл в конце сентября. Время было выбрано не случайно. В августе закончился срок погашения кредита, полученного Кулагиным для финансирования каравана. Банк требовал погашения кредита. У БТФ денег не было. Хансон предложил заключить отступное соглашение с частичным погашением основной суммы долга по кредиту. Бесконечной судебной тяжбе с БТФ руководство банка предпочло принять условие Хансона. Таким образом, Кулагин был практически исключен из игры. Оставалось исключить из проекта Хо Ляо Чина. На легкую победу Хансон не рассчитывал, однако мистеру Хо, вероятно, срочно потребовались свободные средства, и он предпочел двадцати пяти процентам через пять месяцев 15%, но немедленно. Теперь Хансон мог диктовать свои условия. Однако приступать к заключительной фазе было еще рано, Кулагин рассказывал, что в проекте участвует какой-то заместитель министра, за спиной у которого могучее министерство. БТФ не сможет выплатить Хансону долги, а вот министерство может найти такую сумму и тогда все усилия Хансона будут потрачены впустую.
  
   ...Кулагин превращался в делового человека. В финансовых вопросах он не разбирался, поэтому очень быстро понял, что ему нужен грамотный экономист. Ольга Петровна Пась работала в порту ведущим экономистом. Четыре года назад развелась с мужем, и теперь жила одна в трехкомнатной квартире. Кулагин знал, что она к нему неравнодушна. Пользуясь ее расположением, однажды напросился к ней в гости. Кое о чем умолчал, но сказал достаточно для того, чтобы она поняла, какую авантюру он затеял. За такие дела можно легко угодить в тюрьму, и если она согласится на его предложение, то в случае неудачи она же первая и сядет. С другой стороны, подобные вещи творятся по всей России, и кто не рискует...
   Несколько дней она обдумывала предложение Кулагина, прежде чем принять его.
   В одном из штабов у Кулагина был знакомый офицер. Через него Кулагину удалось с большой выгодой для себя снять хорошее помещение для конторы фирмы "ОКТЭС". В эти тяжелые времена военные были очень сговорчивы.
   И вот теперь дело двигалось к развязке. Через два месяца долг за стоянку каравана в Сингапуре достигнет такой суммы, что в целях самосохранения БТФ будет вынуждено дать согласие на продажу каравана. По расчетам Хансона за него можно будет выручить, даже учитывая его безвыходное положение, не менее трех миллионов долларов. Хансон получит 1,8 миллиона, а я 480 тысяч. Проклятый Кожевников! Но с другой стороны, мог ли я совсем недавно хотя бы помечтать о таких деньгах! - Думал Кулагин. Эти цифры с нулями кружили ему голову, в его воображении рисовались тропические острова, шоколадные женщины, пальмы и виллы. Потом пришла здравая мысль, что суммы будут гораздо скромнее: часть денег уйдет на выплату долгов, а еще зарплата экипажам. Сколько же я получу? Ну, уж дудки им, а не зарплату! Сейчас ее уже никто не платит.
   Первого ноября Сорокин прислал пространную радиограмму, в которой рассказал о работе каравана, о контракте с Ровным, с извинениями за принятое решение без ведома Кулагина. Радиограмма привела Кулагина в ярость. "Он еще имеет наглость заявлять, что боялся сглазить! Сгною мерзавца!
   Кулагин связался с Кожевниковым.
   Первым желанием Кожевникова было вызвать негодяя в Москву и отдать под суд. Когда он остыл настолько, чтобы рассуждать трезво, то пришел к выводу, что едва не совершил глупость. Если Сорокиным займется прокуратура, то на крючке окажется Кулагин, а следующим будет он сам. "Нет, действовать нужно по другому. А этот Ровный, какая сволочь! Два с половиной миллиона долларов, и больше половины этих государственных денег он присвоил! Этого уж точно нужно посадить, а деньги изъять. Хотя вряд ли это получится, он наверняка действовал, как частное лицо, а деньги в Россию не повезет, оставит за границей. И все из-за этого Сорокина!"
   Кожевников связался с начальником БТФ и потребовал отозвать Сорокина из Сингапура и наказать за преступную инициативу увольнением. Приказ об отзыве Кожевников отвезет в Сингапур лично, на месте разберется, кого назначить исполняющим обязанности начальника каравана. Грозный тон заместителя министра поверг начальника БТФ в глубокое уныние, и приказ об отзыве Сорокина был доставлен в Москву на следующий день.
   Кожевников не мог вылететь в Сингапур раньше, чем через две-три недели, и приказ был отправлен с дипломатической почтой.
  
   По разным уважительным причинам шесть человек из экипажей каравана должны были вылететь в Россию. Им было выплачено 60% зарплаты за весь период работы, и выданы письменные гарантии, что остальные 40% будут выплачены фирмой "ОКТЭС" в течение года. Кроме того, им разрешалось провезти сверх установленного веса багажа еще 20 килограмм.
   В день вылета к причалу подъехал микроавтобус. Шесть человек и двое провожающих погрузились в микроавтобус и отправились в аэропорт. В аэропорту сопровождающий их китаец поставил их в очередь, вручил паспорта и авиабилеты, и исчез. И тут возникло непредвиденное обстоятельство: у всех шестерых оказалось по двадцать килограмм лишнего груза. Работники аэропорта сочувствовали, но могли предложить лишь три варианта: либо оставить груз, либо отказаться от полета, либо оплатить провоз багажа, которая составляла по 800 долларов с каждого. В спешке и суете, моряки провели ревизию своего багажа, нагрузили вещами провожающих, оплатили то, с чем не могли расстаться, и с негодованием и с облегченными кошельками отправились на посадку.
   Волна возмущения прокатилась по судам каравана. Не успела волна стихнуть, как новое известие потрясло умы: пришел приказ об отзыве начальника каравана. По судам прошли слухи, что Сорокин будет уволен. Каждый моряк вдруг почувствовал себя незащищенным, уязвимым и беспомощным.
   У Зарубина возникла мысль создать комиссию по защите интересов экипажей. Раз они работают в Сингапуре, значит, и жить должны по законам этой страны. Если бы удалось нанять здесь адвоката, наверно он сумел бы взыскать зарплату через суд. Общая задолженность составляет около 250000 долларов. Если гарантировать адвокату, скажем, 2% от этой суммы, 5000 долларов, может быть, он и согласился бы. Но вот согласятся ли экипажи? Зарубин решил собрать судовые комитеты и предложить идею создания комиссии. Идея была поддержана, и предлагалось провести эту акцию на общем собрании. Зарубину удалось убедить всех в том, что на собрании будут лишь споры и крик, и никакого конкретного решения не будет принято, поэтому полномочия комиссии должны быть разработаны заранее, а также заранее должны быть подобраны кандидатуры ее членов. А на собрании нужно будет все это утвердить, и тогда это будет реально. А пока нужно убедить экипажи в необходимости создания такой комиссии.
   Около двух недель в экипажах обсуждали предстоящее собрание. Особых возражений по поводу создания комиссии не было, как не было и надежд на то, что эта комиссия принесет хоть какую то пользу. Тем не менее, на судовых комитетах подобрали пять кандидатур. Зарубин сформулировал перечень полномочий, которыми должна была обладать будущая комиссия.
  
   По каравану разнеслась весть, что в Сингапур прибыл заместитель министра из Москвы, а также владелец компании "Maritime Line" Улаф Хансон, и что на следующий день они встретятся с экипажами и ответят на вопросы.
   Зарубин обошел суда, убеждая всех, что самый удобный момент для утверждения комиссии - завтрашний день, поскольку сам факт ее создания будет хорошим рычагом для давления на этих господ. Однако моряки были в сомнении, ему не возражали, но и не поддерживали.
   На следующий день шаланды пришвартовались к "Александру Губанову" и все экипажи собрались в его кают-компании. В президиум прошли капитан "Александра Губанова" Платонов, российский консул, Улаф Хансон и Кожевников.
   -Уважаемые моряки! - Начал Кожевников - я, заместитель министра транспорта России, рад приветствовать вас в этих тропических широтах, и рад видеть вас загорелыми, здоровыми и бодрыми. Понимаю, что вы очень соскучились по России, по своим семьям, но мы тут проехали по городу, и я сделал вывод, что вы находитесь не в самой унылой точке земного шара. Хочу вас заверить, что родина вас помнит, любит и ждет, и вот доказательство: я тут привез целую пачку писем, в которых, я уверен, вы найдете много теплых и ласковых слов, а я, лицо все-таки официальное, и мне полагается говорить скучным канцелярским языком.
   Хочу вам представить вновь назначенного исполняющего обязанности начальника каравана, который вам всем хорошо известен, это Платонов Геннадий Николаевич. К сожалению, Сорокина Валерия Григорьевича вызвали в управление БТФ. Я думаю, Геннадий Николаевич расскажет вам, в какой ситуации находится караван, а потом мы ответим на вши вопросы.
   Платонов долго и скучно рассказывал, сколько грунта караван переместил, и сколько еще осталось, потом долго вручал грамоты морякам за хорошую работу, сказал, что караван работает с опережением, и что в таком темпе они закончат работу через 20 дней, на 10 дней раньше графика, что больше работы для каравана нет, но такая работа будет, безусловно, хорошей рекламой для каравана, и можно надеяться, что им предложат еще один контракт. Еще он сказал, что в декабре заканчиваются договоры, и что большая часть моряков отправится домой, останется минимум экипажа для обеспечения безопасности судов и только на добровольной основе.
   Затем Кожевников сказал, что хочет вкратце обрисовать политическую обстановку в России. Зарубин заметил, что к этому времени многие моряки уже стали зевать, и понял, что Кожевников хочет утомить аудиторию, и отбить желание задавать вопросы. И тогда он встал.
   -Извините, пожалуйста, что я вас перебил, дело в том, что мы внимательно слушаем Россию по радио и в курсе всех событий. Я боюсь, что у нас не останется времени на вопросы.
   -Ну, хорошо, мы слушаем ваши вопросы.
   Минута прошла в молчании, и тогда Зарубин снова встал.
   -У меня вопрос к консулу. Вы можете нам сказать, на каком основании наши паспорта, дипломы, свидетельства, у нас изъяты и сданы в посредническую контору на берегу?
   -Э-э-э я думаю, таков порядок.
   -Вы можете назвать статью, положение, в котором эта норма записана?
   -Я наведу справки и вам сообщу.
   -Считаю, что вы не ответили на мой вопрос. Тогда у меня вопрос к Геннадию Николаевичу. Когда конкретно нам будет выдана зарплата?
   -Все вы понимаете, что караван простоял без работы больше пяти месяцев, а тех денег, что мы заработаем, на все не хватит, у каравана большой долг за стоянку, за топливо, воду, продукты, так что на всю зарплату сразу нам рассчитывать не приходится. Часть зарплаты вы получите перед отъездом, остальную в России.
   -Какую часть мы получим здесь?
   -Платонов беспомощно посмотрел на Кожевникова. Багровый Кожевников пронзительно посмотрел на Зарубина.
   -Как ваша фамилия?
   -Моя фамилия Зарубин, я председатель судового комитета каравана, и у меня вопрос к вам. Кто конкретно подписал приказ о продолжении рейса из Владивостока в Сингапур, хотя было известно, что контракт сорван, и работы для нас здесь нет?
   Зарубин сделал паузу и продолжал:
   -Я не жду от вас ответа, у меня есть предложение. Я предлагаю экипажу каравана избрать комиссию по защите интересов экипажа. Предлагаю наделить ее следующими полномочиями: - Зарубин стал читать.
   Первое. Иметь доступ к судовым средствам радиосвязи для передачи сообщений в средства массовой информации России.
   Второе. Иметь доступ к бухгалтерским документам каравана.
   Третье. Иметь возможность передать сообщение в Генеральную прокуратуру России через Посольство России в Сингапуре.
   Четвертое. При необходимости привлекать к работе штатного переводчика каравана.
   Пятое. Иметь возможность нанять за счет каравана местного адвоката.
   Шестое. Получать консультации в международном профсоюзе моряков.
   Седьмое. В случае необходимости заключения новых контрактов с членами экипажа каравана, разрабатывать их положения на совместной основе с администрацией.
   Еще когда Зарубин только начал задавать свои вопросы, сонливость мгновенно покинула лица моряков, теперь же в кают-компании повисла звенящая напряженная тишина. Члены президиума замерли в тревожном ожидании, сверля Зарубина глазами.
   -Я предлагаю, - продолжал Зарубин, - сначала проголосовать за избрание такой комиссии, а потом мы сможем выбрать ее состав. Итак, кто за то, чтобы такая комиссия была создана, прошу голосовать.
   В кают-компании повисла долгая пауза, ни одна рука не поднялась. Такого Зарубин не ожидал, в течение нескольких секунд он понял, что это провал.
   -Хорошо, кто против создания такой комиссии? И снова ни одна рука не поднялась, но тут обрел дар речи, пришедший в себя Кожевников.
   -Теперь вы видите, что экипаж полностью игнорирует ваше предложение, а вам, как опытному моряку, должно быть известно, что на флоте существует субординация, и все вопросы решаются администрацией судна. Советую вам еще раз прочитать устав. Собрание закончено, все свободны, капитанов прошу остаться.
   У Зарубина было такое ощущение, как будто его хорошо выкупали в мерзких помоях. Вернувшись на "Амгунь", он, как был в брюках и в рубашке, так и прыгнул за борт и поплыл на островок, возле которого работал караван. Там, бродя под пальмами под птичий щебет, он с горечью думал о том, что его предали все, даже лучший друг Андрей Ишаев, который сидел рядом с ним и трусливо прятал глаза. "Я еще понимаю капитанов, высший комсостав, им есть что терять, они рисковали карьерой, но чего боялись матросы? Они же все видели, что президиум испугался, что испугался даже этот надутый Кожевников, несмотря на свой заоблачный пост. Все решилось бы на этом же собрании, этой комиссии, возможно, и работать бы не пришлось. Нужна была одна рука, всего одна рука, и тогда проголосовали бы все. И эта рука должна была быть рукой боцмана Ишаева. Но он струсил. Сколько же нужно русскому человеку унижений, чтобы его возмущение могло преодолеть его страх? Да и есть ли такая мера? Когда людей толпами сгоняли в сталинские лагеря, разве они протестовали? Даже те, которые точно знали, что ночью за ними придут, а если придут, то и расстреляют, даже они, не то чтобы защищаться, даже бежать не смели. Страх был сильнее чувства самосохранения. Это противоестественно, это противоречит законам природы, и природа нам этого не простит. Не поэтому ли численность населения России неуклонно падает? - Думал Зарубин - Кожевникову с Хансоном тоже свойственно это чувство. Впрочем, Хансон испугался совсем иного, он боялся потерять деньги. А вот Кожевников испугался прокуратуры. Уж он, во всяком случае, постарался бы откупится зарплатой, чтобы факт воровства каравана в прокуратуру не попал. Но теперь я уж постараюсь, чтобы попал..."
   Два дня пристыженные моряки уныло занимались своими обязанностями, почти не разговаривая друг с другом. О собрании никто не упоминал, как будто его и не было, хотя каждый помнил все детали, помнил свои ощущения, и ненавидел себя. А заодно и Зарубина. Мрачная атмосфера на судах была похожа на бойкот всех со всеми.
   На "Амгуни" у старого боцмана случился сердечный приступ, и его увезли в больницу. Должность боцмана занял матрос Виталий. Накануне он поссорился со своей судовой любовницей Леной, поэтому напился, потом поскандалил со старпомом. В результате был списан с судна, и остался на нем пассажиром. Таким образом, в один день он потерял должность, любовницу, отдельную каюту, зарплату и бесплатный проезд до России.
   Погода тоже испортилась: сразу после рассвета небо начинало хмуриться, шел дождь, было душно, сыро и неуютно. К вечеру иногда прояснялось, но едва ли не каждую ночь налетал шквал, молнии взрывались с оглушительным треском и почти без перерыва, нередко попадая в мачты судов каравана. После шквала становилось прохладно и хотелось надеть какой-нибудь свитер.
  
   15 ноября экипажам выдали тысячу долларов каждому. Можно было сделать некоторые покупки, тем более что возвращение домой придется на зимний период.
   На рейде Сингапура стоял камчатский БАТМ "22 съезд КПСС". Многие из экипажей каравана побывали на этом судне в гостях. Рыбаки встречали их радушно и приветливо, и это был чистый альтруизм, поскольку особо угостить рыбаков морякам каравана было нечем. Привозили они, в основном, соки, фрукты, иногда и водку, но все это было скорее символически, поскольку рыбаки пьют с размахом и угощали в основном они. До этого в порт заходили и другие суда из России, с экипажами которых были знакомства и визиты, но дружба возникла почему-то только с этим БАТМом, несмотря на дурацкое название судна.
   Поэтому, когда у моряков появились телевизоры, видеокамеры и прочая техника, рыбаки с готовностью согласились доставить все это на Камчатку. Рыбаки доставили все в полной сохранности, несмотря на придирки таможни, еще и сами развезли по домам.
   Моряки стали чаще ездить в центр. Утром собиралась группа, и рабочий буксир каравана перевозил ее на берег. А при возвращении приходилось пользоваться услугами перевозчиков. Такой проезд стоил днем 15 долларов, а после захода солнца - 40, а если поздно, то и вдвое дороже. Однажды Зарубин задержался у Веды и опаздывал на свою вахту. Найти какую либо лодку в это время было практически нереально. Тогда он сложил одежду в пакеты с покупками и поплыл на рейд. До каравана было около полумили. Замечательная звездная ночь, стрекот цикад на берегу, теплая вода, все это так понравилось Арнольду, что он решил впредь возвращаться на судно только таким образом. До этого он ночью не купался, многие боялись купаться и днем, потому что в воде водились небольшие коричневые змеи, очень ядовитые, по словам аборигенов. Зарубин, да и все моряки нередко видели их в воде. Днем они как-то не пугали, а ночью было страшновато. Через несколько минут все страхи прошли, а мнимая, а может и реальная опасность лишь слегка будоражила и придавала удовольствию остроту. Когда Арнольд вплыл в круг света от бортового прожектора "Амгуни", он услышал:
   Смотри, пакеты плывут, давай багор!
   Зарубин понял, что его загорелая лысина сливается с темной водой, а два белых пакета отлично видны.
   Я тебе что, покойник? Ты трап подай, руку пожми, а то сразу за багор хвататься. Изумленные матросы быстро спустили штормтрап.
   Вахта - дело святое, - внушительно сказал Зарубин и полез в машину принимать вахту.
  
   "Удивительная страна, эта Россия, - думал Хансон по дороге в отель. - Из этой страны можно незаметно угнать целый флот, и никому до этого нет дела. Впрочем, ничего удивительного, если в правительстве сидят такие преступники, как этот Кожевников. А ведь на собрании он был сильно напуган, несмотря на свой высокий пост. Маленький человек обращался с ним, как с нагадившим котом. Вот чего не могу понять, почему его не поддержали. Вероятно, аудитория была не подготовлена, но даже в этом случае все отлично поняли, о чем идет речь, более того, они поняли, что в тот момент на стороне этого Зарубина был полный перевес. Неужели они так запуганы, что выразить простое согласие считают для себя опасным? Если бы его поддержали, пришлось бы немедленно выплатить им всю зарплату, потому что любой местный адвокат зубами бы ухватился за это доходное дело. Таким образом, этот Зарубин опасен и для меня. То, что не удалось ему сделать на этот раз, возможно, удастся в дальнейшем. Такие вероятности следует устранять заранее. Лучше всего отправить в Россию часть экипажа вместе с ним, но пока караван выполняет контракт, это невозможно. Нужно перечислить в караван некоторую сумму, это их отвлечет. И нужно сделать это в ближайшее время. А потом придется выплатить им половину зарплаты. Нет, пожалуй, половины будет мало. Пусть будет 60%, а на остальную сумму пусть администрация пишет свои гарантийные обязательства, и пусть Кулагин потом выкручивается, как может..."
  
   Общительный по натуре, Зарубин открыл в себе новую черту - стремление к одиночеству. Ему очень понравился остров, на котором он переживал свое поражение. Островок имел в длину километров пять, в самом широком месте было около километра, в самом узком - метров шестьдесят. В западной его части был скалистый обрывистый берег, который по южному побережью переходил в превосходный песчаный пляж. Обращенное к городу северное побережье в значительной части было болотистым. В середине острова была большая пальмовая роща, в траве лежало множество кокосовых орехов. В западной части лес был более густым и состоял из платанов, бамбука, и других, неизвестных Зарубину деревьев.
   После своей дневной вахты Арнольд брал с собой немного еды, и плыл на остров, где оставался иногда до ночной вахты. Остров был необитаемым. В одном месте на северном побережье сохранился старый ангар для лодки, нечто вроде сарая, и небольшой деревянный причал на бамбуковых сваях. Все было брошено много лет назад. Приятно было чувствовать себя единственным обитателем этого замечательного острова. И Зарубину не хотелось приглашать на "свой" остров кого-либо из экипажа. На карте Сингапура остров был обозначен, но названия не имел. Зарубин назвал его островом "Одиночества". Время на острове летело быстро, и все доставляло удовольствие: бродить по лесу, лежать на песке, прыгать со скал в чистые прозрачные волны, или сидеть у костра под крышей полуразрушенного сарая во время ливня, и слушать грозу.
  
   Наступил декабрь. Караван заканчивал свою работу по контракту. Пятого декабря экипажам выдали, наконец, 60% зарплаты, на остальные 40% выдали гарантийные обязательства, в которых на двух языках говорилось, что деньги будут выплачены в течение года. Получая документ, Зарубин прекрасно сознавал, что не получит по нему в России ни копейки. Тем не менее, внимательно прочитал его. Все подписи и печати были на месте, сумма составляла 2426 сингапурских долларов. "Хоть память останется" - подумал Зарубин.
   В "Атаке" - магазине для русских, всех моряков с земкаравана продавцы уже знали в лицо, а многих и по именам. В магазине можно было встретить моряков со всех портов России. Бывали в нем и иностранные моряки, возможно, его услугами пользовались и местные жители, но в основном там были русские, и в основном, с Черноморского пароходства. Однажды Зарубин заметил новые русские лица.
   Вы откуда, парни?
   Из Владивостока.
   А с какого судна?
   С "Командора"
   Зарубин знал это судно, оно принадлежало Приморскому рыбнадзору. Завязался разговор. Оказалось, что "Командор" снимается на Владивосток 18 декабря. Зарубин подумал, что уйти на нем в Россию было бы замечательно. Моряки предложили ему обратиться к капитану.
   А он с вами?
   Он на берегу, но не с нами. Ты приходи на Клиффорд пирс к шести часам, там и поговоришь с ним.
   Капитан "Командора" сказал Зарубину, что сможет взять на борт двенадцать человек. Оплата только за питание, старпом подсчитает. Такую удачу нельзя было упустить.
   Вернувшись в караван, Зарубин отправился к Платонову. Визит этого неприятного для Платонова человека мог сулить одни неприятности, однако просьба Зарубина пришлась капитану по душе. Он обещал выйти на связь с "Командором", и все обсудить с капитаном этого судна. Капитаны договорились, что одна из шаланд подойдет к "Командору" 17 декабря, и привезет пассажиров.
   Новости распространялись по каравану быстро, и уже на второй день у каюты Платонова собралась длинная очередь желающих попасть на "Командор", потому что разницу между стоимостью авиабилета, и оплатой за переход на "Командоре", обещали вернуть наличными. Зарубин подумал, что по известным причинам его могут и не включить в число двенадцати, и решил отвезти на "Командор" часть багажа, и оплатить свой проезд. Старший помощник "Командора" отвел Зарубина в судовую канцелярию, и предложил ему оставить багаж, а если есть желание, то и поселиться в ней на время перехода. Зарубин заплатил 230 долларов и с легким сердцем отправился на "Амгунь".
   До отхода "Командора" оставалось четыре дня, однако Зарубин был охвачен нетерпением, как будто собирался покинуть судно ранним утром. Он стал собирать оставшиеся вещи. На глаза попалось гарантийное обязательство. И тут Зарубину пришла в голову интересная мысль.
   Утром он отправился в "Атаку".
   В магазине "Одесса" работала женщина, еврейка. Она хорошо знала русский язык, и относилась к морякам, в частности к Зарубину, с симпатией, всегда была приветлива, независимо от того, покупают у нее, или нет. Зарубин пришел прямо к ней.
   -Здравствуйте, мадам Анна!
   -О, рада вас видеть. Чем может быть полезной стареющая женщина молодому человеку?
   -Хотелось бы мне пофлиртовать с такой обаятельной женщиной мадам, но мне мешает сделать это моя внешность, поэтому с сожалением должен признаться, что пришел к вам по делу.
   -Ну, раз так, тогда садитесь, пожалуйста, за столик, я принесу вам кофе и с удовольствием вас выслушаю.
   Сидя в удобном кресле с чашечкой кофе, Арнольд приступил к делу.
   -Мадам Анна, всему нашему экипажу выдали векселя. Я хотел спросить, могу ли я заказать у вас товар на всю сумму, с тем, чтобы вы потом выслали этот товар в Россию? Вот этот вексель. Если это возможно, то я бы мог привести с собой много своих коллег с такой же просьбой.
   Мадам Анна внимательно изучила документ.
   -Дорогой Арнольд, для нас это было бы очень и очень выгодно. Вам нужно поговорить с моим мужем. Я буду вашей переводчицей, посидите секунду.
   Вышел полный мужчина, пожал Зарубину руку. На столе появились пирожные, фрукты, бокал шампанского. Зарубину объяснили, что требуется помощь адвоката. Мужчина сел за телефон, мадам Анна развлекала Арнольда. Через некоторое время Зарубин понял, что это надолго. Он оставил свой документ в магазине, и отправился гулять по городу. Вернулся он часа через три. Мадам Анна встретила его сияющей улыбкой.
   -Дорогой Арнольд, мы берем ваш вексель. Мы берем все векселя, которые вы сможете привести на буксире в нашу "Одессу".
  
   В канцелярии "Командора" стоял огромный рундук, на котором дневальная постелила постель. Под иллюминатором был закреплен письменный стол с телефоном, перед ним стул с талрепом. Но эта спартанская обстановка была для Арнольда милее роскошных апартаментов, потому что каждая минута в этом помещении приближала его к дому. Остальных пассажиров разместили по каютам экипажа и в кают-компании.
   "Командор" шел во Владивосток экономичным ходом со скоростью 16 узлов. Переход занял двенадцать суток, и каждый день температура опускалась на несколько градусов. Это радовало и бодрило. Вечное лето очень быстро утомляет русского человека.
   Утром 31 декабря самолет из Владивостока с двенадцатью моряками приземлился в аэропорту города Петропавловска-Камчатского. А спустя три месяца из далекого Сингапура стали прибывать ящики с дефицитным в тогдашней России товаром, который был заказан в магазине "Одесса" некоторыми членами экипажа каравана. И в каждом таком ящике находилась живописная открытка с видом Сингапура, и добрыми пожеланиями от мадам Анны.
   В Генеральную Прокуратуру России пришло два письма из противоположных концов России - из Санкт-Петербурга, и из Петропавловска-Камчатского. В результате "грандиозного скандала" Кожевников был переведен на другую должность, этим дело и кончилось. Караван был продан.
  
  
  
   Декабрь, 2004.
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
   28
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"