Воскресенский Владимир Игоревич : другие произведения.

Холодные сны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
  ::::::::: Мой Север :
  ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
  
  Север какой-то страны, где белей мотыльков
  снег природы прохладной, как некий английский напиток.
  Замедляя шаги, говоря на ходу: "будь здоров" -
  видим - север имеет снегов своих белых избыток.
  И страшнее гудения в храме органа,
  как оргазм старшеклассниц -
  он снизу хватает за горло.
  Всё враньё, что южнее возможны какие-то страны -
  север это всерьёз -
  это много нудней, чем надолго
  затянувшая вьюга
  и зга, за которой не видно.
  И в мозгах ни обиды, ни волоска
  (полоскать даже незачем водкой и джазом).
  Вот такая мой север,
  такая зараза.
  
  ::::
  к дереву за окном :::
  :
  
  Эй, дерево, которое вон там -
  не стой так близко к дому - вдруг засохнешь,
  смотри как высох весь подъёмный кран.
  Стареешь что ли, в недвижимости
  медуза, которая, в зрачок себе взглянув,
  слюну сглотнула и нашла покой?
  Стоишь и стой - тупое естество.
  ... с тобой какие-то причинные понятья,
  и платье инея, и злое неприятье
  вращенья тучек свыше над землёй.
  Послушай, мы подружимся с тобой:
  две тупости под маревом вселенной.
  Ты тленно, я ведь тоже -
  мы в этом удивительно похожи,
  и боже нас простит за недвиженье.
  Мы не подвижники,
  мы вовсе бесполезны,
  но ты немного более мудрец,
  поскольку никогда не говорило,
  хотя не называешься железным.
  Я ж только начинающий мудрила,
  но тоже понимаю бесполезность.
  И осторожность больше не нужна -
  лишь безответность наша и важна,
  и тот рожон, который портит вид.
  ... и дерево ветвями шевелит.
  
  
  ::::
  К листу, который найден между страницами книги :::::::
  :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
  
  Твой запах осени и тени,
  и контур рваный,
  ты видел синь над старой елью,
  засохший. Странно
  зачем тебя тогда сорвали
  с родимой ветки?
  Смотрю - любя,
  ищу детали
  в прожилок сетке.
  Ты от рожденья плоским был,
  мой странный ангел,
  но стал один среди листов
  в какой-то книге.
  Ты света солнышка не ел,
  а смысла фигу
  ты смог понять -
  и в результате,
  что получилось?
  Призванье осень избежать?
  Скажи на милость
  лежать с собратьями в грязи
  неужто хуже,
  чем в темноте тут прозябать
  презревши стужу,
  за словом спрятаться людским -
  своей ли волью?
  Мне осени приятен дым,
  как жгут на воле
  твоих собратьев во дворах,
  собрав их в кучу.
  А ты застыл, не зная страх,
  плевав на тучу.
  Что ты искал меж двух страниц,
  засохший? Странно
  зачем тебя они, сорвав - тут положили?
  Я видел всякую листву,
  метели выли -
  они шуршали на ветру
  и доживали:
  кто в темноте,
  кто по утру,
  но опадали.
  Такой закон есть для листвы -
  родится с древа,
  быть элементом красоты,
  и отвалиться.
  Ты исключение один теперь составил,
  но ты же этим подтвердил
  все пункты правил.
  ... и запах осени, и дни
  свои умножив,
  ты и не умёр и не жив -
  лежи спокойно.
  
  
  :::::::::::::::::::::::::::::
  ::::::::: Ave Caesar ::::::::::
  ::::::::::::::::::::
  
  Позволь мне так сойти с ума,
  чтоб управлять процессом сновидений,
  Иеремию в бреде превзойти,
  жезл Аарона, в сад зайдя найти,
  и пить вино в хиповском наважденье,
  и пусть прикроет некий трезвый гений,
  и дай мне выдержки, бумаги дай, гонений.
  
  Дай льда и риска, сердце и рабынь,
  столицу дай мне вновь свою отстроить,
  чтоб труб фабричных по рассвету дым
  чертил по воздуху мои инициалы,
  дай мне судьбу по-новому устроить,
  и пусть звенят литавры и цинбалы.
  
  Пусть тень скрывает дальние углы,
  и ломятся столы от угощений,
  и праздник закрывает муть сомнений,
  а легионы смертников спешат Румынию
  и Галлию пленить. И совершать великие свершенья -
  в Сенат заехать оседлав свинью.
  
  ... а после, жизни звонкой на краю,
  пусть ветр играет в хроники пергамент,
  и крови песнь с величием поют
  все те, кто ослабевшего оставят,
  кому вид за город .... приятней лишь кинжала
  пчелы упившейся, которая ужалит.
  
  
  ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
  ::::::: шиза :::
  ::::::::::::::::::::::::::
  
  конечны сны насекомых
  травы и листья мокрые
  и шум перелеска знакомый
  как летом начало осени
  как чувство анабиоза
  и, говоря про розы,
  свежесть и краски вспомнить
  нить
  натянуть до предела
  и написать на обложке:
  "рожица, рожки, ножки"
  роща ... давно поредела
  но девочка та не плачет -
  прячется
  от природы
  не верит в росу луговую
  другую имеет причину
  картину своей паранои
  рисует она на обоях
  осени половину
  и половину боя
  и половину красок
  съела она
  как в детстве
  
  
  ::::::::::::::::::::::::::::::::
  :::::: Глоток этого :::
  : ::::::::::: :::: :::::::::::::::::
  
  Красное солнышко нарисовано,
  Глупые бабы идут на работу,
  почва под небом давленьем спрессована.
  Всё про любовь пишу - что ты, да что ты.
  
  Солнышко красное нарисовано,
  дети с дворнягами в школу идут,
  и старшеклассницы, что не целованы,
  но уже ценят домашний уют.
  
  Там нарисовано красное солнышко,
  крышки на домиках, люди на холмиках.
  Мышка ли вздрогнет и дёрнет чуть хвостиком?
  Донышко колкое, песни и гости.
  
  Ангелы сядут на подоконники,
  черти их сгонят и станут заглядывать -
  беса во мне вероятно поклонники.
  Я начинаю пространство раскладывать.
  
  Слоники, шпили, тушь на все простыни.
  Стынет до осени красное солнышко,
  бабки седеют в подъездах на лавочках,
  семечки, сколото хрупкое горлышко.
  
  Медленно тикает время на полочке,
  капает сердце, стекает с иголочки,
  солнышко стало на небе безликим,
  город монфреймом явился великим.
  
  Школа закроется рядом с казармою,
  солнышко спрячется, станет прохладно,
  и от давленья нас сумерки скроят -
  сладкою ночью придя шелкопрядною.
  
  
  :::::::::::::::::::::::::::::::::
  ::::::: тихое утро. Это мысли ::::::
  :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
  
  Утром тихо.
  Тихо-тихо -
  даже птицы не поют.
  Звука нет -
  не дрогнет эхо.
  - Где ты, милый?
  - Тут я, тут.
  
  Воздух.
  Солнышко восходит.
  Перехватывает дух -
  рядом, рядышком уж бродит.
  - Знаю,
  знаю,
  милый друг.
  
  Щелк.
  Щелчок какой-то странный.
  Утро.
  Тихо.
  Тишина.
  Нет ни правды, ни обмана,
  и ничья совсем вина.
  
  Воздух чистый,
  птиц не слышно,
  свет в окно скользит лучистый.
  Рядом бродит.
  Это мысли.
  Ходит.
  Утром -
  кругом в круг.
  
  - Страшно как.
  - А ты не бойся,
  скоро птицы запоют.
  Поудобней ты устройся
  - Где ты милый?
  - Тут я. Тут...
  Ничего совсем не бойся -
  это всё пройдёт, пройдут.
  
  Утро.
  Тихо.
  Как же тихо -
  даже птицы не поют.
  
  
  ::::::::::::::::::
  ::: диагноз :::::::::::::
  ::::::::
  
  тебе холодно,
  скоро помирать, скоро
  утро такое чужое,
  и слезы к горлу
  ничего нового
  и оказалось -
  кралась память по кромке,
  но ничего не забыла
  
  хреновые дела,
  даже очень,
  но зачем теперь-то тоска?
  белое белое небо
  кончается осень
  ни листка
  утро
  восемь
  
  не хочу,
  не надо
  а страшно то как
  молитву твердить
  и твердить
  несется что-то огромное
  выше чем небо
  ввысь,
  где время и место
  вместе
  
  больница,
  окно
  вместо
  любых пожеланий
  не будет
  никого
  и в целом мире -
  скрипнет где-то койка
  утро
  восемь
  
  под одеялом
  кажется все малым
  мир таким хрупким
  и понимать все поступки
  свои нет мочи...
  врачи
  потом придут
  не помогут,
  не помешают -
  летаю,
  летаю
  
  
  ::::::::::::: ::::
  ::: Рассвет ::::::
  ::::::: :: : ::::
  
  рассвет -
  полоска рассвета,
  и нет, т.е. нету
  ни слова такого, как "нету" не слово,
  но я повторяю снова и снова,
  что нет
  и рассвет
  и рассвета свеченье
  и в небе резвится до умомраченья
  до самогипноза
  до приступа кашля
  там розы, мимозы,
  башляют
  и мают
  и кают
  и Каем
  для Герды
  (не гад же)
  хоть нету - отважно
  и даже так важно,
  как гусь
  датский гусь
  словно Олле
  Олле Лукое
  давно и в покое
  расвета свеченье
  и нет огорченья
  
  :::::::::::::::::::::::
  ::::::
  ::::::::
  
  отуповая пленность - топи голова на скупость
  до доверия пасмурной сонной погоде
  и вверять в своё сердце безбольно глупость
  да исчезнуть в лужах на "три" и при всём народе
  
  ну ка выкуси - местью до преломленья
  тучно пухнуть на гладь да и выдержку боевую
  и потом палаты, рассвет и потом гоненья
  дабы трахнуть в рифму память уже любую
  
  проводить меня выйди и закусь подай мне с хреном
  рассказать кому - что ты? разве такому верят?..
  потому что в вере в сто раз набивают цену
  и собой окрестность, котов и все сказки мерят
  
  поверни страницу - про кровь не читав и атом
  про вино насилья и хоть на свирель наплакать
  ты меня не бойся, присядь потихоньку рядом
  я давно уж смирный, но надо ж о чём-то думать
  
  :::::::::::::
  ::: Ледок под сердцем ::::
  ::::::::::
  
  Дверь скрипнула, сквозняк за воротник,
  приник к окну, - и будто бы растаял,
  поскольку приникать к окну привык,,
  и из свободы создал кучу правил,
  и говорил какие-то долготы,
  но мир не проходящий до зевоты
  наскучил сверх и боле всякой меры,
  чтоб, отразив присутствие химер,
  невольно породить вокруг химеры.
  
  Игра игрой, но сердце замирает
  и кажется давно уже пора,
  да только этот мир не исчезает,
  хотя и начали, и гонят со двора,
  и многие от сердца презирают.
  Приник к окну - и тихо до утра.
  
  С деревьями здороваясь намедни
  вдруг ясно понял, что ненастоящий
  ледок под сердцем только первый признак,
  и ипохондрии призыв во тьме звенящий
  стал мне твердить, что уж давно не призрак
  и заразился чем-то человечьим,
  и получил какое-то увечье -
  весь полон вирусов, микробов, загниваю.
  Судьба такая - большего не знаю.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"