Воскресенский Владимир Игоревич :
другие произведения.
Чижик
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Оставить комментарий
© Copyright
Воскресенский Владимир Игоревич
(
unkers@mail.ru
)
Размещен: 17/07/2003, изменен: 17/07/2003. 51k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
::::::::::::::::::::::::::::::
::::::::: Чижик :::
:::
Полюбив сослагательность больше других причин,
Если б чижик умел говорить, то сказал бы глупость.
Пой же чижик - по пенису честь мужчин,
И чем больше пенис - тем боле лирична полость.
Поднимай все ноты и делай "чирик-чирик",
И кради зерно и не верь ни в орла, ни в кошку
Ты мой лирик, безмозглый "чирик-чирик",
За тебя и в базарный день не заплатят трёшку.
Ни пера, ни пуха от нас не взять - лишь плохой мотив,
Мы как зомби весны очень рады ветру, себе и свету.
Всё, что можем и знаем "чирик" и "чирик" повторим.
Ну, какие вопросы "чирик - чирики", ответы?
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Наклонословие о языке:
:::::::::: :::::::::::::::::::
Там, откуда ничто никогда не черпалось -
сон поэзии, тот где ты нас не узнала,
само слово с собой так и так рифмовалось,
получалось на выдохе - этого мало.
Целоваться в подъездах с чужой вереницей,
бить головкой о шип неземных серенад -
точно звук из земли, площадей. О, Гораций,
перекрой свой поток - разве я виноват?
С треском корень достать из поэзы труднее,
чем из челюсти, но существуют чернила,
и конечно учёным видней и виднее
почему уходили евреи от Нила,
почему нам в остатках приятней копаться,
доставать головою до мертвого неба.
Я б признался, но в чём я могу признаваться?
Я в том царстве наверное вовсе и не был.
Но из челюсти корень достать тоже больно,
прижимаюсь щекой к холодку за стеклом -
это сольный концерт и его уж довольно,
а не то всё нарушу, пойду с матерком.
Наклоняется тень к перепачканной книге,
бьётся муха о плоскость прозрачных деталей,
и всё это родится и шепчется в сдвиге,
и мне кажется вовсе отныне без правил.
2
Черепушка моей любимой выцветет под землёй,
мы лишь молим бога отодвинуть планки,
иногда вопросом задашься: "Да что с тобой?"
У теории матриц нет вообще изнанки -
только формула, где сам себе приятель,
где из двух одного и то не бывает -
лучше уж Муссолини. Приори
мне даёт процент, но едва хватает.
Я кодирую звук - компилятора нет в продаже,
даже птичек полёт и то могу рифмовать с яичком.
Ты меня не слушай - от такой-то блажи,
что чирок, что лирик, но надо зажечь же спичку.
Прикурив не знаю как свойства задать объекту,
потому что объект - это только ячейка где-то,
и приходится верить в страхи того субъекта,
кто не любит ночью сидеть в темноте без света.
Оперируя так языком, чтоб звенели ложки в стаканах,
не ищи никаких алгоритмов - лишь псевдозвучанье,
ничего никогда не имея сказать о странах,
где тебя выдает, как всегда - выдает придыханье.
3
Верность классике, логики и формалин на запивку,
скрипка плачет - обеденный вновь у страны перерыв.
Мы идём прислониться к сфинкса загривку,
только что-то у сфинкса давно стал измученным вид,
мы идёт по почве, почти по могильнику знаний,
наступая на слово в виде коровьих лепёшек,
и стремимся мимо пройти тех зданий,
где лишь люди в штатском и нет в парадных ни кошки.
Нам привычны запреты, и нас не поймут наверно -
почему свет лампы геном наполняет доносом?
И у нас играют в пятках Эзопа нервы,
и флудят всё нами тех же вопросов вопросы.
А язык безлюдья, своим теплом обладая,
шантрапы приблудной лелеит волос напёрсток,
и со мной как соавтор Гомер, хоть ни в чём не шарит,
и росток бамбука на копчик суконный давит,
и бессмертно смертных зачем-то стареть заставит,
и на стол бутылки с пахучим давно уж ставят,
а потом слова не нужны, но зато не правят.
И я, скинув на пол одеяло, ложусь под купол,
вынимаю ножик и чищу с яйца скорлупки,
и за тем язык вырываю, чтоб сделать рупор,
и за этим проходят не годы, всего лишь сутки.
4
Значенье хвостов, цепочек и черточек,
меткость стрелков воспетых, известных.
Бьётся о камешки многоточие,
девушка ищет для встречь тоже место.
Дым папиросы, Анна Ахматова,
рук вытиранья на шторках следы.
Вчера застрелили поэта лохматого,
и заключили в гроб из слюды.
Слюни паук начинает наматывать,
и неосфера сияет обыденно.
Знать и уметь говорить, отрабатывать.
Мало не прожито, длинно не заперто,
заиндевелые нам начертания -
за пересмешки и переспелости,
в точке под сердцем застыло внимание,
а в окружении неожиданность,
преданность классике,
рифма певучая,
тучки над городом,
кучка могучая,
лучшая доля
ещё впереди.
Трубная воля
и крест на зади.
5
... а язык, состоя из речей и речёвок,
сохраняя комья прилипшего снега,
не при чём - ну разве, для сипа сиповок.
У него нет корня - обломок зуба.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Смерть больших поэтов::::
::::::::::::::::::::::::::::::::
самозабвенно воскресая каждый миг
чтоб каждый миг привычно умереть
верлибром свой строчить надрывный стих
и ничего на деле не уметь
вот дар небес - глядеть в пустой эфир
вот мир и антимир любых исканий
где трагик возникает как сатир
и выбрано самим собой призванье
искать ключи, терять и находить
противоречья править как находки
и умирать, чтоб снова кем-то быть
и проходить нервозною походкой
размахивать руками, говорить
знать рот и ухо как свои увечья
и в сотый раз себя оборотить
в рифмованные, каверзные речи
когда поэт уходит - это диво
так не живут, так только мельтешат
и каждое придуманное слово
вам повторить по смерти разрешат
и этим вас лишь только рассмешат
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::: ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ :::
::: ::::::::::::::::::
Твой зрачок в небесной корке -
оттого все неудачи,
улыбнись, ягнёнок гневный,
с Рафаэлева холста...
На снегу не сыщешь розы,
на Севане снег не греет,
в три аршина не лежит.
Улыбнись, ягнёнок гордый,
тут не слышно песнь свирели,
и рыбак не тащит сани,
чтоб поймать со дна форели,
морды чьи усаты были,
но в полиции побрили.
Также колются ресницы,
и слеза, что прикипела,
и гроза, конечно, будет,
но чудной не позабудет,
поторопит как и раньше,
и по прежнему тут душно,
тем морфему кто не слушал,
кто фонему не ценил -
лишь семемой доле жил.
А Москва, что угомону
не сыскала даже ночью,
и воотче убедившись,
насладившись чёрной оспой
и буддийским чудным летом -
в дробот улиц исчезает,
узки чёботы снимает,
мелкой постопью проходит,
как и раньше котобродит.
Скоро осень, Осип, знаешь -
сам я видел эту урну,
пролетала над поляной,
да туманы засевала,
и мерцала так надменно,
а лазурь была ледяна,
воздух пьян до отрезвленья,
до немого сожаленья...
Улыбнись, ягнёнок кроткий,
с рафаэлева холста.
::::::::::::::::::::::::::
Петрополь:::::
:
На местах повырванных звезд -
лишь зиянье дыр световых...
То дорога до Петрополя, где
повстречаем психов седых.
Говорили, умерли все,
город мол разрушен, пожар,
а в зеленом неба огне
вновь Психеи светится дар.
Корабельный дантовский лес,
с пеньем ворожей и сирен.
Хватит всем посадочных мест,
хватит встреч, и новых измен...
Антигона сходит с ума,
что-то невпопад говорит.
Новые нам строят дома,
и на море делают вид.
Смертными на все времена,
строчек наплодим и уйдём,
пальцами попросим огня,
и опять куда-то нырнём.
Персофены ласточки тень,
мчит под своды храма, и там -
лики всех божеств - светотень,
а за ней всегда стыд и срам.
Эй, карету, можно такси,
и по некой улице - прочь.
Только чепухи не мели,
видишь, как божественна ночь?
Звёзд прозрачных свет долетит