Монотонно гремя, задают ритм барабаны. Где-то вдали ноет надрывно волынка. Строй пикинеров, ощетинившись дикобразом, медленно, но неотвратимо, выдавливает нас на обрывистый берег. Наконечники двенадцатифутовых копий движутся вперед-назад, придавая фаланге сходство с какой-то адской или сельскохозяйственной машиной. Жду. Уйти всегда успею. Если будет продолжаться в том же духе.
Лейтенанты стараются собрать людей и построить клином, капралы орут, пехота вяло разворачиваются. Я держусь в стороне - хоть и нетрудно догадаться, кому достанется честь быть на острие удара, но торопить события не стоит. Взвывают горны - полковые миннезингеры, похоже, вышли из оцепенения. Аркебузеры, наконец, перезаряжаются и рваный залп чуть останавливает движение фаланги. Оцениваю позицию, хоть толком и не умею драться в строю - да, прорыв линии пикинеров в месте, куда направляют клин, может изменить ход сражения.
Напрашиваться не буду - заранее трудно угадать, в какой момент тебе предоставляют Шанс, а когда размахивание мечом приводит только затратам на лечение. Поэтому лучше дождаться первого хода от Судьбы.
- Эй!
Офицер, раскрасневшийся, весь в пороховой гари, плюмаж переломан, на кирасе следы от ударов. Но держится уверенно, хоть дышит тяжело и отрывисто. Смутно знаком - кажется, его определили мне куратором. Никогда толком не запоминаю имен - вроде Галса или что-то похожее...
Оживляюсь - здесь говорят только тогда, когда есть что сказать.
- Да, Глейвс, - имя находится само собой.
- Необходимо подстегнуть атаку.
Есть вариант не задумываясь согласиться и броситься вперед, но я выбираю другое:
- Патриархи дали мне иное задание, лейтенант.
- Знаю, Скиталец, но мне есть что предложить.
Это хорошо. После короткого диалога выторговываю право на добычу с обоза и легкой трусцой направляюсь к построению. Разминаю плечи, тянусь за оружием. Думаю, у меня найдется что-нибудь подходящее для такого случая. Вот - небольшой баклер с острым шипом посередине и отточенной кромкой, изогнутый, старинной ковки меч с древним оберегом в рукояти. За поясом - пара пистолетов, снаряженных дорогими рунными пулями. Шарю в подсумке, гремлю склянками. Как случается перед боем, особенно опасным, чувствую замедляющееся время. Не люблю это ощущение. Движения становятся дерганными, душу словно выворачивает наизнанку. Кто-то чужой, бесстрастный заглядывает, не со стороны, на это я давно не обращаю внимания, а в самое существо, рассматривает, изучает, запоминает. Противно. Надеюсь - то же самое происходит со всем миром.
Через мгновение невыносимой медлительности течение времени возвращается в привычное русло, а я, наконец, нахожу нужный пузырек. Срываю зубами сургучную пробку и глотаю горькую, тягучую Ярость. Виски почти сразу сдавливает, челюсть сводит, глаза слезятся, я вижу все вокруг, но вычленяю только то, что необходимо. И Ненавижу. Успеть бы, добраться до противника, впрочем, если зацеплю мимоходом несколько своих бестолковых союзников - невелика потеря...
Лейтенант Глейвс поморщился, пережидая сосущую пустоту внутри, сплюнул, освобождая рот от железистого привкуса, и проследил за взглядом стоящего рядом пехотинца. Тот без особого интереса наблюдал за действиями Героя.
Скиталец нырнул под копья, перекатился, парировал баклером удар и полоснул по ногам кривым мечом. Кто-то упал, а воин уже вскочил позади первого ряда и начал, крутясь волчком, раздавать удары. Как у него все просто. Строй дрогнул - в толчее пикинеры не могли развернуться, а оружие для ближнего боя было далеко не у каждого. Зато Скиталец разил, как моровая язва. Он был быстр и клинки в его руках плясали, двоились, словно представляли собой не узкие полосы стали, а широкие булатные веера.
Глейвс поднял ладонь, предупреждая движение пехоты - впрочем, никто и не торопился. Бойцы переговаривались, некоторые курили, кое-где на флангах вяло обменивались выстрелами с противником. По-настоящему сражался только Герой - пикинеры расступились, пропуская из задних рядов мечников, и Скитальцу, похоже, приходилось не сладко. Лейтенант ухмыльнулся: замысловатые пируэты, сложные комбинации, почти акробатические прыжки, выпады и уклонения - а ведь воевать можно намного проще и не менее эффективно.
'Ну что?' - вопросительно дернул подбородком один из офицеров. Глейвс покачал головой - 'Еще не время'...
Дерись! Влево! Разворот, наотмашь, блок, смени баклер на дагу! Финт, накрест, в сторону, мельница! Подсечка, вправо, поворот, еще, в прыжке! Наотлет, сплеча, двойной выпад, серия! Давай же, ты можешь!
Я могу. Уворачиваюсь одновременно от трех ударов, неестественно изогнувшись, бью в ответ трижды - коротко дагой, откуда только она взялась, хлестко мечом и ногой с разворота. Обезумевшие лица, рвущиеся хауберки, брызги крови, стремящиеся догнать мои клинки. Бой - это жизнь. Тем, кто овечьим строем топчется позади - не понять. Как и этим, кто, зажимая раны, пытается уйти от моих ударов. Я - дух битвы, священное оружие на кончиках пальцев Творцов. Подтягиваются мечники - ничего, сталь порхает, сталь поет, стали все равно - меч в перерубаемой ей руке или древко алебарды.
Я смеюсь, я танцую, я хочу убивать, убивать красиво, эффектно, наслаждаясь каждым движением, каждым сегментом безупречных траекторий.
Перепрыгиваю через лезвие, оставляю застрявшую в чьих-то ребрах дагу, стреляю, почти не целясь. Пламя, искры, клубы дыма - пуля вспарывает тела, разбрасывает нападающих в стороны. Всегда пользуюсь только штучными боеприпасами. Перехватываю пистолет за горячий ребристый ствол - кованое украшение в основании рукояти дробит кости не хуже чекана.
Угадываю в толпе роговые пластинчатые панцири - клевреты Властителя, сразу четверо. Их легкие доспехи по силам разве что тяжелому двуручнику - стреляю, кровь на красном нагруднике почти не видна, но протяжный вопль заглушает все звуки битвы. Пикинеры с мечниками пятятся, оставляя пустой круг - только я и оставшиеся клевреты. Никогда не приходилось схлестнуться сразу с тремя. Ну?
Где там, кстати, Глейвс и остальные? Выжидают? Ну-ну...
Рыцари Властителя. Уникальное вооружение, особые навыки. И добыча в случае победы. Жаль, нет времени на перезарядку. Шансов мало, но как же это заманчиво. Что стоит попробовать? Да ничего!
Лейтенант задумчиво потер подбородок. Клевреты - это серьезно. Скиталец может бросить все и уйти. Это навряд ли - герои, они ведь жадные. Скиталец может ввязаться в драку и погибнуть. Беда в том, что его смерть может остаться незамеченной - так считают Патриархи. Что тогда нужно сделать, чтобы её не допустить?
Глейвс устроил ствол на сгибе локтя и прицелился. Конечно, его пистолету далеко до заговоренного оружия Героя. И пули не подпитаны энергией древних рун. Однако тоже не простые - балаболки, свинцовая оболочка и конический каленый сердечник. Остановить рыцаря хватит. Убить, наверное, нет, но остановить - должно.
Глейвс ощутил спиной, как напряглись люди позади его. Все-таки действия Скитальца воодушевляют бойцов. Выстрел послужит сигналом. Офицер подул на тлеющий фитиль, мягко коснулся спусковой скобы и задержал дыхание, ловя в толпе мелькание красных панцирей...
Клевреты атакуют быстро и слаженно. Тяжелые алебарды одновременно приходят в движение, вспарывая воздух в разных плоскостях. Я закрываю глаза. Что есть Рыцари Властителя? Обычные жители мира. Чуть более опасные, чем остальные - не более того. Жалкие жители мира, который только и делает, что вертится вокруг меня. Я смеюсь: союзники помогают добиться желаемого, противники - пытаются мешать, но этим тоже приносят пользу. Каждое столкновение только делает меня сильнее, хитрее, опытнее. Мне нравится мой мир.
А тело само качается в сторону, вниз, перетекает из одного положения в другое, словно кто-то иной, всемогущий, управляет моими действиями. Перехват, смещение - алебарда бессильно скользит вдоль клинка; сцепка, рывок - древко, вращаясь, вываливается из рук. Хороший прием - недавно изучил. Подныриваю, бью локтем - отточенная гномами шпора вонзается между пластинами доспеха и клеврет хрипит, пуская кровавые пузыри. Я остаюсь один против двоих, эффект снадобья тает, рыцари по-волчьи рычат, сверкают глазами из-под глухих забрал. Немного устал, но отдышаться мне не дадут.
Начинаю первым - в прыжке, траверсом, по широкой дуге. Издалека должно выглядеть впечатляюще. Бью мечом, удар даже не блокируют - клинок звонко отскакивает от шлема, алебарда глубоко чиркает по бедру, но я уже за спиной, коротко подсекаю незащищенные сухожилия. Рыцарь тяжело оседает на колени, тщетно пытается подняться, мне он уже не противник - добью на следующем проходе. Нарочито прихрамывая, я ведь не чувствую боли, схлестываюсь с последним. Полки безмолвствуют - поле битвы сжалось в пятак. Имитирую подрезку, приближаюсь вплотную, бью пистолетом - клеврет, танцуя, уходит и пытается развернуть меня в сторону. Парирую, отступаю, ищу брешь и лопатками чувствую опасность. Почти успеваю среагировать. Рассыпается серебряная кольчуга и лезвие алебарды чертит спину по диагонали, тупо замедляясь на ребрах. Тот, сзади, все-таки смог встать. Правая рука виснет плетью, подхватываю меч левой и добиваю противника. Он улыбается в лицо - полагает, что мне не уйти от его напарника. Верчусь на месте в надежде опередить развязку.
Гремит выстрел. Какого черта?!
Голова последнего рыцаря резко дергается, на шлеме появляется вмятина, боец опрокидывается навзничь. Прослеживаю направление - из допотопного ствола Глейвса курится сизый дым, сам офицер криво ухмыляется. Как он посмел посягнуть на то, что по праву принадлежит мне? На жизнь достойного соперника.
Ковыляю походкой зомби к клеврету. Из-под шлема толчками идет кровь, но рыцарь, к счастью, еще дышит. Перехватываю меч и вонзаю клинок в обнаженное горло. Последний удар - мой. Пехота, утробно воя, идет в атаку...
Глейвс опустил пистолет в потертую кобуру и носком подцепил с земли протазан. Герой справился. Солдаты легко расширили брешь в строе пикинеров - за исход схватки можно не беспокоиться.
Сам Скиталец, на бегу жуя какие-то травы и глотая лекарства, устремился в сторону вражеского лагеря. Раны на спине и бедре его, похоже, ничуть не беспокоили, не мешали, походя, расправляться со случайными противниками. Лейтенант вздохнул, махнул рукой личному телохранителю-драбанту и бросился следом. За Героем надо присматривать, предупреждать, направлять. Патриархи настаивали. Ничего, что мечом владеет, как никто другой - герои, они ведь словно дети, или, может быть, дети и есть.
До лагеря добрались на удивление быстро. Скитальца все старались обойти стороной, но он сам бросался на отступающих, особо не заботясь о прикрытии. Два раза Глейвсу и телохранителю пришлось сцепиться со стрелками, пытавшимися достать Героя на расстоянии - офицер отделался царапиной на плече, а драбант отхватил пулю в грудь. Благо - дистанция была шагов пятьдесят и доспех смягчил удар. Хорошая кираса - тяжелая, двуслойная, с проволочным наполнением. Телохранитель только кашлял сухо, надрывно, но без крови, а Глейвс в очередной раз задавал себе вопрос: отчего привычные снадобья, рассчитанные, как и положено, на продолжительное лечение, на Скитальца оказывают почти мгновенное действие.
А потом Герой ворвался в лагерь, виртуозно зарезал нескольких ополченцев и принялся потрошить обоз. Лейтенант с телохранителем держались в стороне, восстанавливали дыхание, следили за местностью и многозначительно переглядывались. Глейвс знал толк в оружии, легко различал, например, манеру ковки известных мастеров или их технику заточки, но характеристики, которые бормотал себе под нос Скиталец, перебирая клинки, казались офицеру заклинаниями чернокнижников. Да и вообще - было в суете Героя что-то... базарное. Даже противно.
Барахло - ничего стоящего! Ржавые железки, дешевое серебро, тряпьё бесполезное! Казну, наверное, успели спасти...
Досадно. Глупо было ожидать богатую добычу в походном обозе. Ну и ладно, сейчас моя главная цель- Храм, вернее, его катакомбы. Это недалеко отсюда.
Я прикидываю расположение сторон света, сверяюсь с обрывком карты и перезаряжаю пистолеты. Задерживаться здесь нет смысла.
- Скиталец, мне кажется, нужно переночевать в лагере.
Резко оборачиваюсь. Надо же - Глейвс, на этот раз не приходится напрягаться, чтобы вспомнить имя. Не заметил, как он здесь оказался. Но странно не это - офицер мне что-то советует. Окружающие редко заговаривают первыми, в лучшем случае - просто окрикивают, чтобы привлечь внимание. Еще реже - высказывают собственные суждения. Чаще - только отвечают на четко поставленные вопросы или вообще - тупо молчат, переминаясь с ноги на ногу. Иногда кажется, что большая часть населения - умственно неполноценные, иногда - что меня игнорируют, бывает - что боятся. А, все равно.
Глейвс ведет себя более осмысленно.
- Почему? - задаю я глупый вопрос.
Их двое - лейтенант и безликий верзила в тяжелом форменном доспехе. Оба выглядят израненными и полностью выдохшимися. Можно было бы поделиться с ними припасами, но зачем? Я ведь их с собой не зову.
- Скиталец, - глаза у офицера карие и печальные.
Вот напасть - с чего это меня заинтересовал цвет глаз собеседника? Наверное, я тоже устал, сколько уже без отдыха - двое суток или даже больше?
- Скиталец, мне нечего тебе предложить, но... давай просто подождем до завтра.
Не знаю из-за чего, но мне хочется согласиться. Уже вечереет, захваченный лагерь сносно укреплен, а в Храме скорее всего организовали оборону спасшиеся в сегодняшнем бою. Я редко сплю, зато ночью можно тихо пройтись по округе, поохотиться, разведать, осмотреться. Возможно, действительно стоит дать людям передохнуть?
Я неуверенно киваю головой...
- Что он такое, господин лейтенант?
Телохранитель пошевелил костер и в черное ночное небо устремился сноп искр. Наперегонки, словно успевшие первыми должны стать звездами.
- Не знаю, - Глейвс пожал плечами. - Герой... Дитя Творцов, как и мы. Патриархи считают, что он одержим богом.
- Как можно быть одержимым богом?
- Наверное, можно. Смотри - он силен, но живет только в границах определенных событий. Никогда не замечал? Он ведь почти никогда не слышит, если мы говорим о том, что его не интересует. И только в последнее время, кажется, начал обращать внимание. Есть такие куклы в балагане...
- Марионетки. А вдруг он действительно - неживой? Та рана у него на спине - я видел, как осколки ребер из легких торчат, и позвоночник казался перебитым, а потом на глазах затянулось, даже звенья кольчуги под кожу вросли...
Лейтенант поморщился - в отблесках костра получилось зловеще. Можно было попытаться объяснить, но он сам многого не понимал. Как, например, можно быть "в принципе" бессмертным? И при этом нуждаться в опеке? Проще ответить словами Патриархов:
- Он живой, но душа его еще не сформировалась. Он слишком часто погибает. Ему просто нужно время, чтобы стать человеком...
- Человеком. Скольких людей он убьет, прежде чем им станет? - телохранитель набил трубку, подобрал из костра уголек и выругался, обжегшись. - Живет так, словно мир существует только там, куда он смотрит. Плевать кто он - бог, ангел или голем. Там где он - война, заговоры и убийства. Может, лучше перерезать ему глотку, пока спит?
- Скиталец почти никогда не спит. Его жизнь - битва, если он погибает, то возрождается и все начинается сначала. А еще - многим людям кажется, что мир не существует за пределами их интересов. Давай отдыхать - завтра трудный день, надо сопровождать его в подземелья.
Глейвс и в самом деле считал, что миров невообразимое множество: у каждого человека - свой, в чем-то схожий с соседним, но обязательно - индивидуальный.
Драбант что-то пробурчал в ответ и плотнее закутался в одеяло.
За границей, освещаемой кострами лагеря, существо, которое умеет слышать любой шорох на расстоянии полета стрелы, но способно услышать лишь то, что ему необходимо, недоуменно теребило перевитую золотым шнуром рукоять меча...
Я и в самом деле обычно с трудом понимаю отвлеченное бормотание окружающих меня людей - в лучшем случае обрывки фраз и отдельные восклицания. Тогда почему - сейчас? Из-за того, что речь идет обо мне? Или, по словам Глейвса, в меня медленно входит душа? Оттого, что я давно не умирал и не возрождался? Чушь - я не умирал ни разу, думаю, такое бы запомнилось.
Я просто устал, мне просто надо взбодриться, мне нужна драка, мне нужен бой, мне нужны мои снадобья, нужны цели, задачи и не нужны глупые мысли.
Охота не удалась - всю дичь распугали во время сражения, но к чему ждать утра, совсем рядом должен быть один из входов в катакомбы.
Я еще раз развернул ломкий пергамент карты, вздохнул, и неуверенно оглядываясь, пошел прочь от лагеря.
Душа... если она порождает эту нерешительность, то мне она ни к чему...
Меня убили в подземелье. Неожиданно навалились из коридоров, скрежеща жвалами, а я только вяло пятился назад, подсчитывал повреждения и размышлял - как можно быть живым на десять процентов? В последние мгновения, под грудой копошащихся, жующих мою плоть тел, почему-то вспомнилось - после атаки пикинеров ни разу не ощущал замедления времени.
Потом я почувствовал боль. Невыносимо - за болью пришли слезы. И я умер.
Где-то бесконечно далеко, за пределами возможностей любых систем измерения, но в то же время совсем рядом, надо только уметь протянуть руку, чей-то маленький ангел нетерпеливо размял пальцы.
Время вздрогнуло, воин в доспехе с шипами на плечах и локтях сорвал зубами сургучную пробку с небольшого пузырька и опрокинул в рот его содержимое. Он гулко ударил изогнутым мечом по круглому баклеру, кувыркнулся, отводя удары копий, и полоснул клинком по незащищенным голеням безымянного пикинера.
Лейтенант Глейвс сплюнул и потянулся за пистолетом.
Но это был совсем другой Глейвс. Тот, прежний, наверное, проснулся рано утром, хлебнул приготовленный телохранителем чай, обнаружил отсутствие Героя и отправил сообщение Патриархам. Война же, скорее всего, закончилась.