Annotation

     Мы все уже умерли.

     Тем, кто читает это послание, моя последняя просьба. Представьте:

     Допустим, мы выпустили джинна из бутылки.

     И нам не загнать его обратно. Теперь нам придется загадывать желание.

     Мы загадываем желание.

     Тысячи, миллионы наших желаний исполняются одновременно.

     Какое было самое заветное, самое сильное и самое не эгоистичное из них?

     Хочу, чтобы этот мир просто исчез.

     Сгорел в ядерном огне.

     Вымер от чумы.

     Захлебнулся в отбросах.

     Теперь мы все получили.

     Все разом.

     ...Пожалуй, это единственное из человеческих желаний, которое действительно могло исполниться.

     Аминь.

     И покойся с миром.

     «…счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным»

     

      Как старой собаке с поджатым хвостом

      зачем ей сейчас, бэби, зачем ей потом

      в продрогшем кафе снятся зимние сны

      на этой холодной земле не бывает войны

      холодной земле

      холодной земле

      холодной земле

      Так не плачь, моя птичка, пока есть дрова

      хорошие спички и в трубке трава

      немного угля и большая кровать

      и эта сырая земля где мы будем спать

      сырая земля

      сырая земля

      сырая земля

      Cold Cold Ground, Tom Waits (вольный перевод Д. Сергеева)

     

     Иван помедлил и погрузился в воду по пояс. Сначала он даже не понял, что это вода – настолько теплой, неотличимой она была от душного воздуха Приморского туннеля. Иван поднял автомат над головой и пошел вперед. В узком луче фонаря возникали то кусок тюбинга, то остатки сгнивших кабелей. Гладь воды казалась бесконечной. Под зеленоватой мутной поверхностью таилась своя жизнь. Иван брел, водоросли обтекали его вокруг пояса. Вода промочила защитные штаны, прохлада дошла до кожи. В отсвете фонаря мелькала размытая тень «калаша».

     Кланк! – донеслось издалека. Иван замер.

     Он положил автомат на плечо, выключил налобник. Свет погас. Жесточайшая, глубокая темнота была вокруг. Звуки. В этой темноте что-то плюхало, принюхивалось, чавкало и жевало, рвало кого-то на части кривыми острыми зубами и шло дальше.

     Иван ждал, борясь с желанием дать очередь из автомата.

     Вспомнились рассказы про разбежавшихся зверей из зоопарка на Горьковской. «Спокойно. Только встречи с тигром мне и не хватало».

     Выждав минуту, он включил фонарь. Это было как возвращение домой. Человек может обходиться без многого: без еды, без воды, но без света он просто ложится и ждет смерти, словно темнота высасывает из него последние силы. Иван повел головой. Зеленоватая вода колыхалась в узком луче.

     Через двести метров будет выход на платформу. Самое смешное, что Горьковскую, где был зоопарк, открыли как раз перед Катастрофой. Перепуганные смотрители побежали вниз, спасаться, а зверей бросили. И сейчас наверху такое… Иван покачал головой, луч фонаря качнулся вместе с ним.

     «Где же я видел эту штуку? – подумал Иван. - Ладно, разберемся на месте».

     

     * * *

     

     Станции в питерском метро строили на так называемых «горках», на подъеме туннеля. Поэтому в самом глубоком месте воды было по пояс, а ближе к Приморской стало по щиколотку. Иван замедлил шаг. Диод вяло моргнул, свет стал бледный.

     Ну, вот. Батарейки сели.

     Найдя место посуше, Иван достал зажигалку. Раскалив батарейку над пламенем так, что держать стало невозможно, –вставил в фонарь и взял следующую. Батарейки протянут еще минут двадцать – пока будут остывать.

     Физику, блин, знать надо.

     А потом придется на карбид переходить. Иван однажды натолкнулся на метростроевский склад карбида. Килограммов пятьсот – в четырех металлических бочках. Отличная штука карбид, только носить тяжело. Но свет самый лучший. Карбидная лампа не слепит, а освещает все вокруг – ровно, тепло.

     Даже любимый диод, не раз выручавший в самых фиговых ситуациях, ничто против обычной карбидки. Иван вставил раскаленную батарейку в фонарь, защелкнул крышку. И только потом начал трясти рукой – ну, бля. Обжег пальцы все-таки.

     Белый тусклый свет вырвался из фонаря. Иван зажмурился. Подул на ладонь, сжал пальцы, разжал. Перед глазами мерцали пятна. Надо двигаться, пока свет еще есть.

     Иван надел каску, пристегнул ремешок. Быстрее, быстрее.

     Двадцать минут максимум. Потом еще раз нагреть.

     Иван закинул автомат на плечо и побежал, плюхая сапогами. От сырости туннели обваливаются, можно запросто получить по голове куском потолочной отделки. Хорошо, что машины, откачивающие воду из туннелей, еще работают. Так говорил дядя Евпат, а ему Иван верил. Гул, который слышно в перегонах... Чуешь, говорил дядя Евпат и многозначительно поднимал узловатый палец.

     Вот и рейка.

     Иван повернул голову и высветил черно-белую металлическую полосу, заржавевшую от времени. С нее капала вода.

     Раньше за рейку надо было бежать, если упал с платформы. Поезд дальше не идет, это ориентир, безопасная зона. Тут должна быть лестница. Иван прищурился. «Ага, вот она».

     Иван передвинул АКСУ под руку. Прежде чем ступить на лестницу, внимательно оглядел платформу. Темное пятно метнулось в свете фонаря. Иван вскинул автомат... нет. Всего лишь крыса. Обычно на оставленных людьми станциях всякая нечисть заводится... «Что крысы тут жрут, интересно? Водоросли? Плесень?» Мох, который покрывает потолок станции, и которым начали обрастать колонны и стены?

     Странный, кстати, мох. Целые гирлянды свисали у северного конца платформы, особенно много их было в правом туннеле, где они спускались до самой воды. «Нет, там я не пойду. Даже не просите».

     Помедлив, Иван передвинул автомат на спину и взялся за перекладину. Под перчатками осыпалась влажная ржавая грязь. Все разрушается. Всему приходит конец.

     А ведь была жилая станция! Иван помнил: здесь, под выгнутым высоким сводом, горели натриевые лампы – освещая колонны, отделанные серым, с желтовато-зелеными прожилками, мрамором. Правда, плитка местами отвалилась, лампы работали через одну. Но все равно это было... прекрасно.

     А пахнет здесь Заливом. Но не хорошим Заливом, как раньше, а гибельным – черным, в глубине которого обитают огромные серые рыбы и чудовищные полупрозрачные создания. Заливом, который светится в темноте. А днем, когда солнце, в город все равно никто не выходит. Дураков, извините,нет.

     Точнее, есть, но скоро переженятся.

     Иван хмыкнул.

     

     Он перелез через решетку и ступил на служебный пандус. Дальше по узкой полосе платформы, справа, будет дверь в служебные помещения.

     «Стоп. Не торопись».

     Первое правило: в метро нет ничего постоянного. За самое ничтожное время все могло измениться.

     Второе правило: любые изменения – опасны.

     Он остановился. Поворачивая голову, обвел лучом фонаря пространство вокруг. Высветил мраморную стену туннеля (часть плиток отвалилась, зияли черные квадратные дыры), полусгнившие мешки с песком, лужи на платформе, и... ну надо же!

     С полукруглого свода свисала гирлянда серого мха. Ивану показалось, что мох слегка фосфоресцирует. Радиация? Вряд ли.

     Радиации здесь не так много.

     А что это за запах?

     Иван отступил на шаг, достал из сумки противогаз. «Береженого Бог...»

     ГП-9, хороший, почти новый. Два рожка патронов стоит. Еще каждый фильтр по двадцатке. Сдуреть можно, какие сейчас цены. Зато вместо круглых окуляров, как у ПГ-5 и резиновой морды с хоботом –треугольные стекла с хорошими углами обзора и два разъема – хочешь, ставь фильтр справа, хочешь – слева. Отличная штука.

     Иван расстегнул ремешок каски. Родной диод горел чистым белым светом – жаль, батарейкам скоро конец. Иван опустился на колено, раскатал скатку с ковриком, положил каску, повернул ее так, чтобы свет падал вдоль платформы.

     Аккуратно зацепив за подбородок, натянул маску на голову. Каждый вдох теперь стал шумным, как извержение грунтовых вод, когда они пробивают стену туннеля. Запах и вкус у этого воздуха был своеобразный: стерильный и отчетливо химический.

     Фильтр с красной маркировкой: аэрозоли и радиоактивная пыль. Полтора часа.

     Лишь бы не подделка. Раньше в метро «дурь» подделывали, теперь фильтры к противогазам и патроны. Уроды. Однажды ему предлагали купить двустволку с полсотней зарядов к ней. Картечь, крупная дробь, пулевые. Стоило это так недорого, что Иван засомневался. А потом разглядел на патронах следы заделки. И не купил.

     Может, зря. Двустволка бы ему пригодилась. Против любой хуйни, что выскакивает из темноты, разряд картечи в упор – самое то. «Калаш» – хорошая штука, даже короткоствольный «ублюдок», как у Ивана, но для автомата нужно расстояние. Вблизи лучше что-нибудь поубойнее, и чтобы целиться поменьше.

     Иван сделал пару глубоких вдохов – на пробу. Нормальные фильтры. Ремешок противогаза больно впился в затылок. Так и не отрегулировал толком.

     Иван надел каску. И превратился в слух.

     Вдалеке капала вода и вблизи капала вода. Что-то шуршало едва слышно – может, та самая крыса, что он спугнул. Когда капли разбивались о поверхность воды, эхо доносило гулкий отзвук.

     Ничего. Потрескивание туннеля – это привычно, оно всегда есть.

     «Земля давит», – говорил дядя Евпат. Он когда-то служил на подводной лодке и про давление знал не понаслышке. Как и про многое другое.

     Например, почему началась война. Справедливости ради, причину Катастрофы знают все в метро. Только у каждого она своя, единственно верная. Как соберутся «старички», так давай спорить до разрыва аорты: кто виноват?

     А ответ простой: вы и виноваты.

     Ходит легенда о тигре, который вырвался из зоопарка и сбежал в метро. Успел, бродяга. Старики рассказывают, своими глазами видели полосатого, прыгающего на пути и исчезающего в туннеле. Одни говорят, тигр бежал в сторону Невского проспекта, другие –в сторону Петроградки. Просто красивая легенда, подумал Иван с сожалением.

     Сказка.

     Как и рассказы Водяника об Испании. Иван слушал профессора и думал: что ж ты врешь? Нет больше твоей, Водяник, Испании, нет зеленых парков Барселоны, сухим песком рассыпались замки Гауди (кто это вообще такой?), гикнулись испанцы.

     А у нас разве лучше?

     От вымерших улиц Петербурга бросает в дрожь, Кронштадт населен призраками военных моряков. От Петергофа с его огромным парком остались одни воспоминания.

     – Были такие конфеты, батончики, – рассказывал Водяник. – Чтобы сфотографировать кого-то, ему говорили не «улыбнись», а «ну-ка, скажи: мои любимые конфеты «кис-кис». Видите, сразу улыбка получается. А бегемот… это в анекдоте было… как же там? Бегемота хотели сфотографировать. Бегемот вместо «кис-кис» сказал: «Мои любимые конфеты – бато-ончики». Понятно? Как непонятно?.. Я что-то пропустил? А! Ну, это были его любимые конфеты. Очень вкусные. И он сказал: бато-ончики. Бегемот честный. Теперь смешно? Нет? Странно.

     Иван усмехнулся. Бато-ончики – тоже сказка.

     Он оглядел платформу. А вот это грубый реализм, мертвая станция.

     Услышав низкое глухое рычание, Иван вздрогнул. Медленно повернулся. И замер, забыв дышать.

     Перед ним стоял тигр.

     Красивый, как на картинке в детской энциклопедии. Огромный. И белый. В глазах зверя таял сумеречный свет фонаря.

     «Вот тебе и Испания», подумал Иван невпопад.

     

     В первый момент он ничего не понял. Стена вдруг навалилась на него, опрокинула, ударила в плечо, сбила в грязную, мутную жижу, брызги полетели в стекло противогаза…Тигр, думал Иван, лежа на платформе.

     Вода залила маску. Фонарь чудом не погас. Иван видел, как в конус света вошли чьи-то ноги... Иван услышал собственный вдох. Повезло. Еще чуть-чуть и паника бы его накрыла... Но вода через фильтр, рассчитанный на химические аэрозоли, не прошла, поэтому вдруг не стало воздуха. И это привело Ивана в чувство.

     Он понял, что это никакая не стена.

     На него напали, м-мать.

     Выплеск адреналина. Сердце стало раза в три больше. Мгновенно обострившимся зрением Иван видел, как движется в луче света то, что он принял за человека... Не ноги. Щупальца. Бледно-прозрачные, они плавно изгибались, словно были из мягкого стекла.

     Иван встал. Автомат оказался в руках. Иван не успел ничего подумать, как тот задергался. Та, та, та. Звук, словно вбивают гвозди в железную бочку.

     Серия фонтанчиков протянулась по воде, задела прозрачный столб, тот отдернулся. Иван с усилием довернул автомат– и снова вдавил палец. «Ублюдок» медленно, как во сне, толкнулся в руках. Раз, два, сосчитал Иван – и отпустил спуск. В тягучем, гипнотическом замедлении он видел, как вырастает один фонтанчик, другой... третья пуля входит в прозрачную колонну. Пум-м-м, всплеск. Изгибающий столб, похожий на шланг от призрачного противогаза, взлетает и прячется, раз – и нет его.

     «Врешь, сволочь».

     Иван вскинул автомат, упер приклад в плечо. Вырез прицельной рамки оказался перед глазами. Вдох. Выдох. Обжигающая, точно кислота, кровь пульсировала в венах. Стук сердца отдавался в висках...

     Бух. Бух.

     Бух.

     В следующее мгновение щупальце высунулось из-за угла. Иван ждал. Биение сердца стало невыносимо громким, почти болезненным. У него осталось полрожка максимум. В первый момент он даже не считал патроны. «Идиот».

     Если открыть огонь сейчас, тварь – а это, скорее всего, было нечто, что обитало здесь недавно… что-то, пришедшее из моря? – уцелеет, и он только потратит оставшиеся патроны. Что делать?

     Иван сместился правее, держа щупальце на прицеле. Это то, которое он задел? Или уже другое? Через секунду он почувствовал странное давление на лоб. Казалось, свод станции медленно опускается ему на голову. Нестерпимо захотелось пригнуться, лечь на мокрый пол, чтобы не раздавило гигантской тяжестью.

     «Ах, ты, сволочь». Иван разозлился, и давление исчезло. Психическая, бля, атака. Вспомнилась байка про Блокадников, которые вкручивают человеку мозги так, что ты идешь к ним, как кролик в пасть удава.

     «Только я не кролик, - подумал Иван. - И не морская свинка».

     Он сместился вправо, прислонился плечом к мраморной стене. Внезапно щупальце метнулось в то место, где он стоял раньше. «Ага, умный значит. Я тоже умный».

     «Как же мне тебя достать?»

     Иван расстегнул ремешок каски. Это была оранжевая, перекрашенная в защитный серый цвет, каска метростроевца.

     Щупальце тревожно ощупало пол, затем стену. «Как слепое». Ивана передернуло.

     Он положил каску на пол. Чуть довернул ее, чтобы свет падал на основание колонны. Выпрямился и сделал шаг вправо... еще один. Щупальце продолжало ощупывать колонну, цепляло плитки. Одна вывалилась и разбилась. Кланк! Так вот что это был за звук…

     Щупальце вздрогнуло, но продолжало искать. Потом тварь, видимо, устала ждать. Из-за поворота, не спеша, выплыло второе щупальце, направилось к первому. Иван сдвинулся еще немного. Осталось решиться на последний рывок, добежать до угла, заглянуть...

     «И ничего не увидеть».

     Потому что свет сейчас отвлекате щупальца. Каска. А батарейкам там работать от силы минут десять. Значит, ждать.

     

     Наступление на Приморскую началось полгода назад. До того это была обычная жилая станция, хотя и пограничная – из-за туннеля, прорытого к Заливу. До войны на искусственной насыпи собирались строить еще одну станцию. Но туннель сделать – сделали, а платформу даже не начинали. Из тупика стала поступать морская вода, не слишком чистая, с рентгенами. Ее становилось все больше. Уровень радиациина станции повысился, но не критично. А вот с остальным...

     Сначала из туннеля появились водоросли.

     Затем – твари. Их отстреливали. Пока они тупо лезли на свет, это была не проблема. Потом тварей стало больше. И вода прибывала. И настал момент, когда Приморскую пришлось оставить. Хотя приморцы и цеплялись за свою станцию до последнего. Но что поделаешь?

     Море после Катастрофы вообще загадка. Весь мировой океан – одна охуенно большая загадка. Что там, в отравленном бульоне жизни, сварилось?

     Вот эта прозрачная гнида, например.

     Иван продолжал сдвигаться к краю платформы, держа щупальца на прицеле. Судя по ним – обладатель конечностей должен быть вполне приличного размера.

     «Все-таки поймал он меня с тигром», подумал Иван. А может, не кальмар виноват, а тот мох? Иван вспомнил мозолистый, сладковатый запах. Словил галлюны, как от дури? Принял слабо светящиеся отметки на концах щупальцев за глаза тигра. Так?

     «Черт его знает».

     По-хорошему, надо бы отсюда валить. Будь Иван с напарником, дал бы задний ход, потому что это правильно. Беречь людей, не рисковать зря.

     Но сейчас он один. И у него важное дело.

     «Думай, Иван, думай».

     Щупальца продолжали поиски. Одно, ощупывая колонну, добралось до разорванного по шву мешка с песком. Раз! Схватило и подняло его. Иван только моргнул.

     Песок с треском высыпался в воду. Щупальце отдернулось, грязная мешковина упала в лужу.

     Другое щупальце развернулось и поползло к каске.

     Иван смотрел на слабеющий луч фонаря. Жаль, придется переходить на запаску. Не зря же он таскает с собой несколько килограммов карбида…

     Иван замер. «Действительно!»

     Он опустился на пол, автомат задвинул за спину, достал из сумки лампу. Вообще, это простая штука. Миниатюрная горелка, отражатель, кремень и колесо для поджига, пластиковый бачок с двумя отделениями – верхнее для воды, нижнее для карбида.

     Из верхнего отсека вода поступает самотеком в нижнее. Карбид шипит и выделяет ацетиленовый газ, который через трубку идет в горелку. Поджигаем, ставим лампу в зажим на каске, и готово. А без каски нельзя.

     Потому что ацетилен может взорваться.

     

     Иван открыл сумку. Нащупал полиэтиленовый пакет с карбидом, вытянул. Увесистый. На три часа работы карбидки надо примерно граммов триста-четыреста. Плюс НЗ на несколько дней, итого семь кило карбида. Обычно Иван использовал карбидку как основной источник света, но в этот раз думал сэкономить, обойтись диодом – батарейки можно найти на поверхности. В конце концов, их делают на Техноложке – хоть и плохие.

     А вот с карбидом сложнее.

     Химическую промышленность даже Техноложке возродить не под силу.

     Иван вытянул пакет, развязал узел. Дальше просто.

     Заправляем лампу. Иван насыпал карбида (от влажных перчаток тот сдавленно фыркал и плевался) в бачок лампы, отрегулировал подачу воды. Тихое яростное шипение. Началось.

     Иван щелкнул зажигалкой. Язычок пламени. Вдруг ацетилен разгорелся так ярко, что диггер отшатнулся. Черт.

     Взгляд на щупальца. Мощный свет заставил их замереть, затем они снова начали двигаться.

     «Ну, теперь в темпе».

     Держа в одной руке лампу, в другой – пакет с карбидом, Иван перебежал к краю платформы. Пригнулся. Прозрачные щупальца высовывались из-за угла в метре над его головой.

     Бламц, вжик.

     Иван обернулся. Щупальце добралось до каски и теперь волочило ее по гранитному полу. Каска скрежетала. «Только сломай, сволочь».

     Иван лег на платформу, высунулся из-за угла.

     В первый момент он решил, что это галлюцинация. Нечто похожее Иван видел в последнюю вылазку с Косолапым, когда они специально вышли к морю, чтобы посмотреть – как там.

     А на берегу лежали останки прозрачной твари.

     Тогда они прошли по набережной совсем немного, в воду зайти никто не рискнул. Кроме Косолапого, но тот всегда был безбашенным.

     И везучим. Диггер выбрался из черных волн, набегающих на гранит. Позади него гавань резали плавники; вдалеке, у дамбы, в темной воде, разбрызгивая светящиеся брызги, билось что-то огромное. То ли кого-то ели, то ли с кем-то совокуплялись. Иван как наяву увидел ослепительно яркую, словно прорезавшую полумесяцем темноту, улыбку Косолапого. Везунчик.

     А на обратном пути оказалось, что Косолапый свое везение исчерпал.

     Иван смотрел на вытянутое, обтекаемое, как у подводной лодки, тело твари. Сквозь прозрачную кожу виднелись внутренности: зеленоватые жабры, бледно-розовый нервный узел (мозг?), желтоватое сплетение кишок. Волна омерзения нахлынула на Ивана. «Целлофановый пакет с требухой...» Из пластиковой твари тянулись сотни тонких щупальцев. Словно кто-то заварил кипятком большую (очень большую!) тарелку корейской лапши, а потом выплеснул ее в лужу...

     Дядя Евпат рассказывал: в океане на чудовищной глубине, где нет света, живут прозрачные рыбы.

     Но за каким чертом в метро занесло эту глубоководную тварь? «Нашли себе Ноев ковчег, сволочи».

     Огромные розовые глаза твари смотрели невозмутимо. Ивану показалось, даже с иронией.

     Когда на кальмара упал свет карбидки, его словно ошпарили. Все зашевелилось. Щупальца взметнулись вверх и в стороны, ища обидчика.

     Тварь лежала в мутной воде, возвышаясь наполовину. Иван подумал: черт. И, размахнувшись, швырнул пакет с карбидом. Тот в полете раскрылся, карбид полетел в воду – плюх, пш-ш-ш. Забулькало, зашипело, словно это гигантский бульон. Повалил пар.

     Диггер подался назад. Если ацетилена соберется достаточно, даже искры хватит, чтобы все полыхнуло.

     Но хватит ли для этого карбида? Иван перекатился в сторону, уклоняясь от щупальца. Сзади шипело и булькало. «Сейчас? Нет, еще чуть-чуть».

     Иван вскочил, держа карбидку в руке. Бросился вперед – перемахнул через щупальце, подхватил каску. Блять! Щупальце рванулось вдогонку. Иван отпрыгнул к колонне, поскользнулся. «Да что ж такое…» Успел выставить колено и устоял. Коленная чашечка выстрелила болью. Из туннеля валил густой ацетиленовый пар-дым.

     В следующее мгновение его схватили за плечо.

     «М-мать».

     Словно мышцы проткнули раскаленным прутом. Иван рванулся, лязгнуло – автомат упал на пол. Диггер едва удержал лампу. Щупальце сократилось и ударило Ивана спиной об колонну. Потом стало неторопливо вжимать его в мрамор.

     Иван посмотрел на руку с лампой, потом на щупальце.

     – Мои любимые конфеты, – сказал он щупальцу. – Слышишь? Бато-ончики.

     Иван отклонился назад, высвободил руку и рывком, падая всем весом вперед, бросил карбидку в пасть туннеля. Н-на!

     Щупальце перехватило его поперек груди, сжало.

     В голове вспыхнул разряд, черная волна удушья накатила от груди. Приморская перед глазами покачнулась. «Врешь, не возьмешь». Звуки отдалились.

     В гудящей, пульсирующей тишине Иван смотрел, как летит лампа – красиво, плавно, по пологой дуге. И как она начинает падать туда, на пути. Иван прикрыл глаза. Вот и все.

     Вспышка.

     В следующее мгновение в лицо Ивана плеснули кипятком.

     

     Когда он открыл глаза, вв воздухе висела пелена дыма. В ушах звенело. В груди тупая боль, словно по ней прошлись кувалдой.

     Иван опустил взгляд. Оторванное щупальце изгибалось у его ног. «Тьфу ты, зараза живучая».

     Он стянул маску с лица, судорожно вдохнул. Вонь Приморской ударила в нос. На языке был привкус горелой резины. Иван поморщился, сплюнул. Ощупал себя. Руки-ноги целы, остальное тоже… Горело лицо и в висках глухо стучало.

     Иван огляделся.

     Фонарь на каске еще работает. Иван перешагнул через щупальце, быстро, чтобы не вдохнуть угарного газа, наклонился и вытащил из лужи каску. Нашел автомат. Выпрямился, вдохнул. Надел каску. Открыл затвор «ублюдка», вынул патрон из ствола, слил воду. Считай, автомат нужно чистить заново, а патроны сушить. Хорошо, калаш штука неприхотливая. Иван на всякий случай заменил магазин. Передернул затвор и поставил автомат на предохранитель.

     Эта лапша с кальмарами стоила ему карбидки. И диод вот-вот сдохнет.

     «Быстрее».

     Иван заглянул за угол. Опаленный потолок, почерневшие мраморные плитки, выгоревший мох. Вода парит. От прозрачной твари осталось обугленное месиво – еще бы, температура вспышки за тысячу градусов. Ацетиленовой горелкой металл режут. Иван не стал терять время. Быстро прошел по краю платформы. Справа– заржавевшая дверь с надписью «В2-ПIIА». Вж-ж-жиг – унылый скрип ржавого железа.

     «Чисто».

     Иван шагнул через порог. Здесь была комната отдыха, потом ее приспособили под комендантскую. В глубине стоял перекошенный от сырости канцелярский стол. На нем – стопа журналов, покрытых плесенью. В другое время Ивана за уши не оттащишь, но не сегодня. Луч фонаря двинулся дальше. Табличка «МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ». Дальше! Серые шкафы вдоль стены... стеллаж...

     Вот он, ящик – скорее всего, для средств ГО. Обшарпанный зеленый металл. Иван попробовал открыть – не поддается, приржавело; он прикладом сбил защелку, откинул крышку…

     Все-таки не ошибся.

     Иван опустил руку в ящик и вынул то, что там находилось. Потом долгие десять секунд смотрел на находку, забыв про догорающий диод.

     Она была прекрасна.