Врочек Шимун : другие произведения.

Пес с ушами-крыльями

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из первого комментария к этому рассказу:
    Аффтар, ты либо псих, либо гений. А скорее всего, и то и другое.


  
   Припадок закончился, кровавая муть схлынула, обнажив каменистое, болезненное дно - он даже не пытался встать и лежал, широко раскрыв глаза. Он смотрел в потолок и там вместо аляповатой грубой лепнины, вместо пышнотелых нимф и ангелочков, похожих на сельскую выставку окороков и копченостей, вместо яркой лазури потолочной росписи - вместо всего этого Иерон видел серое небо, брызги грозовых облаков и черные силуэты чаек в вышине. Чайки кричали "Уа-у! У-а-у!". Было холодно, ветер дул справа - порывами. Щеку холодило. "Уа-у!", крикнула чайка Иерону. Он моргнул в ответ, раздул ноздри и глубоко вдохнул. Твердые прозрачные струи потянулись через нос в грудную клетку, наполняя ее стеклянной прохладой, как наполняет отворенная кровь цирюльничий таз. Стало совсем хорошо. Ветер пах йодом и болью. И покоем.
   Прошла вечность.
   Барон поднялся - тело висело на нем, как лишний груз; словно он раскрашенный ярмарочный болван и несет себя на костяке. Он донес болвана к зеркалу, долго разглядывал и остался доволен: показываться гостям в таком виде было категорически нельзя. Празднование можно было считать завершенным.
   Впрочем, гости, наверное, и сами обо всем догадались. Несомненно.
   Я, кажется, кричал - равнодушно вспомнил барон.
  
   УБИЙЦА*
   Смерть похожа на кошку с содранной кожей.
   Она бесшумно ступает, но иногда все же выдает себя.
   У меня невероятно острый слух, знаете ли.
  
   БАРОН
   Вы что-то сказали, милейший?
  
   - Я говорю: прикажете одеваться, вашмилость? - повторил слуга; у него были крупные ладони и глаза со слюдой - бегающие. И этот боится. - Куда после изволите?
   - В псарню, - сказал барон.
   Иерон гладил всех, чесал за ушами - собаки млели, толкались, вываливали розовые языки, совали породистые морды; капала слюна, пятная камзол и штаны, в воздухе висел густой запах песьей рабской радости - а барон гладил, чесал, похлопывал по янтарным чистокровным телам, щупал мышцы и смотрел зубы. С него сходил седьмой пот, а на подходе был восьмой. Иерон работал.
   В углу сидел, и наблюдал за стараниями барона внимательно и хитро, единственный, кого он по-настоящему любил здесь, в этой кузнице чистопородства - худой голенастый пес грязно-серого окраса; с черным пятном вокруг левого глаза. Помесь, ошибка. Зовут - Джангарла. В переводе с эребского: ублюдок.
   Человеку нужно кого-нибудь любить, верно?
   В этот раз очередь до Джангарлы не дошла.
   - Господин барон! Ваша милость! - закричали в дверях. - Ландскнехты напали на деревню!
  

* * *

   - Как твое имя, бродяга?
   - Великий Эсторио, ваша милость.
   Барон медленно поднял голову.
   - Слишком громкое имя для бродячего жонглера. Ты, конечно, владеешь магией?
   - Ээ. Не совсем. - бродяга смутился. - Я, видите ли, скорее лекарь.
   Магические умения для жонглера - обычное дело, но - лекарь? Иерон посмотрел на лейтенанта.
   - Деревенские говорят, что жонглер действительно лечил, - подтвердил лейтенант, - двоих или троих.
   Иерон хмыкнул.
   - Ну то, что лечил, я не сомневаюсь. А вот вылечил ли?
   Жонглер встрепенулся.
   - Старого Ила от подагры, - начал он перечислять с легкой обидой в голосе. - Жену Ила - от грудной жабы, дочку старосты...
   - От девственности, - закончил за него барон. - Ладно, допустим. Что у тебя там?
   - Где?
   - В сундуке.
   Жонглер встряхнул лохматой головой, блеснул глазами. Возможно, не только дочку старосты от девственности подлечил, но и еще кого. Парень красивый, ловкий, язык подвешен.
   - Куклы.
   - Что?
  

* * *

  
   Иерон разглядывал кукол, брал их аккуратно, чтобы не помять. Октавио, плут, ясно. А это кто? Похожа на Силумену, хозяйку гостиницы. Пальчиковые куклы. Правильно, сундук и есть театр, понял Иерон. Настоящий, передвижной. Барон усмехнулся. Поставить сундук набок и раскрыть - вот и сцена. И говорить разными голосами. Великий Эсторио, надо же такое имя придумать.
   - Вы разве меня не убьете? - спросил вдруг жонглер.
   Барон поднял голову - оторвавшись от рассматривания. Интересный у куколок хозяин.
   - Почему я должен тебя убить? Ты вор?
   - Нет.
   - Насильник?
   - Нет.
   - Убийца?
   - Нет, я...
   - Может, ты выкапываешь трупы и сношаешься с ними при полной луне?
   Эсторио передернуло.
   - Конечно, нет!
   - Тогда чего тебе бояться, лекарь? - барон насмешливо прищурился. - А?
   Жонглер помолчал.
   - Человеческой жестокости, - сказал он наконец. Смелый, подумал Иерон мимоходом, продолжая перебирать куколок в сундуке жонглера. Сделаны не то чтобы очень искусно, но старательно и с фантазией. Вот Климена - Возлюбленная, в нежно-белом платьице с блестками. Полидор - ее отец, громогласный тупица, глуповатый папаша и комичный тиран. Пузан в красных чулках, с круглым лицом. Тощий Капитан - тоже комический персонаж - огромные усы в разные стороны, рапирка едва не с него ростом. Смешной. Молодец, жонглер. Барон Профундо, злодей или обманутый муж - в зависимости от пьесы. Лапсалоне, доктор, в маленьких жестяных очках. Каждая куколка завернута в отдельную тряпицу, видно, как о них заботятся. На самом дне сундука лежал последний сверточек. Иерон развернул и засмеялся.
   Убийца.
   Почему люди испытывают к Убийце такое уважение? Ведь самая жалкая из масок. У нее даже собственного имени нет.
   Иерон надел куколку на палец. Попробовал. Ага, вот так. Убийца согнулся в поклоне. Медленно выпрямился. Темный камзол, темный плащ, серая шляпка и крошечный ножик из фольги.
   - Почему ты боишься жестокости, лекарь? - спросил Иерон тихим бесцветным голосом - как если бы заговорил Убийца. Получилось неплохо. Обычно этого персонажа делают зловеще-крикливым, таким мрачным типом. А Убийца должен быть... никаким.
   Жонглер вздрогнул.
   - Смерть похожа на кошку, - сказал Убийца на пальце. Эсторио смотрел на него расширившимися глазами. - Отвечай на вопрос, лекарь.
   - Потому что жестокость - это та же чума.
   Брови Иерона поползли вверх. Интересно.
   - Ну-ка, объясни, - потребовал крошечный Убийца. Взмахнул ножичком. Жонглер наблюдал за ним, как зачарованный. Просто не мог оторвать глаз.
   - Вы разносите собственную жестокость как чуму, - сказал лекарь. - Это как черное облако. Что сделают товарищи ландскнехтов, увидев это дерево? Они пойдут и разорят деревню, вырежут мужчин, изнасилуют женщин, перебьют скот и запалят дома.
   - Скорее всего, так и будет, - сказал Убийца на пальце барона. - Смерть похожа на кошку, ступающую по стеклу. Так и будет.
   Странная это была пьеса.
  

* * *

   - Хочешь спросить? Спрашивай.
   Эсторио мотнул головой в сторону "висельного" дерева.
   - Кто это был?
   - Ландскнехты. Наемники, живущие мечом и грабежом. Сброд. Вон тот, видишь, слева... - барон даже не повернулся, чтобы проверить. Зачем? Он и так помнил. - Ян Красильщик, прозванный так за синие, по локоть, руки. Насильник и вор. В центре - убийца. Кажется, его звали Палочка, впрочем, я могу ошибаться... Был найден моими людьми над трупом и тут же, после короткой молитвы с рукоприкладством, повешен.
   - Это... - жонглер помедлил. - Это был единственный способ?
   Иерон пожал плечами.
   - Ты про жестокость? Подобное лечится подобным. Разве ты не знал, лекарь?
   - Сомневаюсь, что я лечил бы отравленного - ядом.
   - Интересный пример, - заметил барон. - Но подожди, лекарь. Кажется, я забыл рассказать тебе про третьего из наших героев.
   Налетел ветер. Волосы барона растрепались, упали на глаза. Смотри-ка ты, уже седина, подумал барон. А мне и сорока еще нет. На висельном дереве покойники задвигались, заволновались.
   - О! - сказал Иерон. - Крайний справа. Это у нас знаменитость. Сам Вилли Резатель. Мы его месяц ловили... и тут случайно попался. Знаменит тем, что обесчестив девушку, отрезал ей левую грудь.
   - Зачем?!
   Барон пожал плечами.
   - Может быть, на память. Не знаю. Он был сумасшедший, мне кажется. Но мечом владел, как рыжий дьявол. Четырех моих солдат уложил, прежде чем его догадались подстрелить с безопасного расстояния... Так чем ты, говоришь, лечил бы отравленного?
  

* * *

  
   - Каков вердикт, лекарь? Опять что-нибудь на чертовой латыни, как у вас принято?
   - Увы, нет, господин барон. Я плохо ее знаю.
   Барон усмехнулся.
   - Это радует. А что думают об этом остальные лекари?
   Жонглер пожал плечами.
   - Я умею лечить, они знают латынь - по-моему, все честно.
   Барон расхохотался. Ему определенно нравился этот мошенник.
   - Отлично сказано, жонглер! Тогда к делу. Что там с моей болезнью?
   - На вас лежит проклятье. - начал жонглер. Ну еще бы. Иерон бы удивился, если бы бродяга сказал нечто иное. - Вы пользуетесь магической защитой?
   - При моем образе жизни я был бы глупцом, если бы не пользовался. Хочешь сказать, лекарь, этого недостаточно?
   Жонглер покачал головой.
   - Тогда в чем дело?
   - Защита у вас великолепная, господин барон...
   - Но?
   - По вам ударил один из тех, кому вы доверяете... или доверяли. Скорее всего, это подарок. Амулет? Куртка с отталкиванием дождя? Шпага? Нечто с массой полезных заклятий, под которыми можно спрятать одно, не очень полезное.
   Барон вдруг почувствовал холодок в груди. Пенелопа. Он слепо нащупал кулон на груди, резко дернул. Цепь порвалась, звенья посыпались в траву. Жирный желтый отблеск ударил по глазам. В висках отдалось болью.
   - Взгляни на это, лекарь.
   Великий Эсторио взял кулон в ладонь, закрыл глаза. И почти тут же открыл.
   Лицо его изменилось - так, что барон без слов понял: это оно. Источник проклятия.
   - ...и она из вас выплескивается. Вас тошнит ненавистью, господин барон. Отсюда ваши припадки.
  

* * *

   Иерон закрывал глаза и видел: серый пляж с длинными клочьями водорослей, семенящий краб в корке грязи - а на песке оплывают следы собачьих лап.
   Потом он открывал глаза - и лицом врезался в реальность. Как в воду с льдинками.
   ...- Я люблю вашу жену.
   Иерон долго смотрел на виконта и не мог понять: неужели молодой хлыщ действительно думает, что ему это интересно? Что это вообще кому-нибудь интересно?
   - И что? - спросил он наконец.
   - Вы не понимаете - я люблю вашу жену!
   Барону представилось вдруг: ночь в темной спальне, постель как горный пейзаж и висящая над всем этим равнодушная белая луна. Пахнет воском и холодом. Как ее можно любить? - думал барон, и не находил ответа. Может быть, дело во мне, думал он позже, но тут же отбрасывал эту мысль - потому что чувствовал в ней фальшь и некую искусственность. А потом Иерон как-то внезапно понял все, связал единым мысленным движением разрозненные ниточки в общий узор. Виконт любит ее, она любит виконта, а он, дурной никчемный глупый старый муж, стоит тут и все узнает последним - как и положено дурному, никчемному, глупому, старому мужу. Стоит и слушает. Барон моргнул. Одиночество приблизилось и ударило наотмашь; стальное лезвие прошло от макушки до пят и гулко стукнулось в мрамор. Барон умер.
   - Вы меня слышите? - настаивал виконт.
   Веки стали вдруг ободранными до мяса.
   - Вот и любите на здоровье, - сказал Иерон, плавая в красноватой темноте. Губы плавали где-то совершенно отдельно. - Я-то тут причем?
   Следы на сером песке.
  
   ОКТАВИО:
   Вы злой человек, господин барон.
  
   БАРОН
   Да что вы говорите? Перегорио! Перегорио!
   Старый солдат, где ты?
  
   СТАРЫЙ СОЛДАТ
   Я здесь, вашмиласть!
  
   БАРОН
   Сколько тебе лет, служивый?
  
   СТАРЫЙ СОЛДАТ (чеканит)
   Сто сорок восемь!
  
   БАРОН
   Вот как? Интересно. А от рождения?
  
   СТАРЫЙ СОЛДАТ
   Сорок восемь.
  
   БАРОН (раздражаясь)
   Тогда почему врешь, дурак? Зачем целый век себе прибавил?
  
   СТАРЫЙ СОЛДАТ
   Виноват, господин барон. Не с той ноги встал. С утра попил воды, справил нужду, полез за табачком и чудится мне, что сто лет уже как служу. До восемнадцати просто жил, и сто лет под ружьем.
   Как отслужу, дай бог еще тридцать протянуть.
   Как раз и будет ровно.
  
   БАРОН(показывает на Октавио)
   Видишь этого человека?
  
   СТАРЫЙ СОЛДАТ (чеканит)
   Как прикажете, вашмиласть! Зарежу в ваше удовольствие!
  
   БАРОН
   Молчи, дурак.
  
   Миру опять сделали кровопускание - черная густая кровь брызнула тяжело и нехотя; барон моргнул; потом наконец отворилась и с облегчением и звоном полилась в медный цирюльничий тазик. Через двери в залу наступал черно-красный прилив - медленно подползал к ногам Иерона; неподвижное тело виконта всплыло и теперь равнодушно покачивалось в багровых волнах. Лицо мертвеца парило белесым пятном. Барон посмотрел в окно. Сад был уже полностью затоплен, вишни и акации торчали из багряной глади, как прутики из песка. Местами гладь запеклась - черные островки виднелись тут и там; солнце плыло в крови словно купальщик. Цвета вокруг стали режуще яркими, кричащими. Начинался припадок.

* * *

  
   - Хотите, я попробую снять проклятие? - предложил вдруг Эсторио от чистого сердца. - Я не уверен, что получится, но...
   - Не надо, - сказал барон. Ему все было ясно. - Это не проклятье. Это... - он скривил губы. На языке была горечь. Пенелопа. - справедливость, кажется? Так это у вас, у хороших людей, называется?
   Пенелопа. Пенелопа.
   Барон слепо нащупал на поясе мешок с монетами, попытался отвязать - не получилось. Не глядя, Иерон достал нож и обрезал шнурок. Бросил мешочек наугад. Судя по звуку, не промахнулся.
   - Благодарю, господин барон. Ваша щедрость поистине...
   Иерон махнул рукой: не надо. В темноте было хорошо. В темноте было спокойно.
   Прошла вечность.
   - Вам плохо, господин барон? Господин барон?!
   Иерон поднял голову.
   - Ты еще здесь, лекарь? - барон огляделся. Ничего не изменилось - только за окном посинело. - Почему ты не ушел? Ах, да. Мои люди. Я забыл. - он помолчал, потом снова заговорил - глухо: - Но раз ты все еще здесь, ответь мне на один вопрос... Тебе случалось обижать кого-нибудь так, чтобы у того кровь сердца брызнула? Скажи, лекарь, случалось такое?
   - Н-н... нет.
   - А вот мне приходилось.
  

* * *

  
   Круглое лицо в темноте спальни белело, как луна. Плоское, равнодушное. Луна вызывала приливы и отливы, но ее саму это не трогало. Луне было откровенно плевать.
   Барон поднялся, накинул халат и, сказав жене, что хочет выпить, вышел.
   С той ночи он спал отдельно.
  

* * *

  
   Зеленая накипь акаций, белый налет праздничной мишуры. Чудовищно яркие синие, желтые, оранжевые бумажные фонари, с горящими внутри огнями - глядя на них, барон чувствовал подступающую дурноту. Он щурился на свет, чтобы не дать краскам ни единого шанса. Мимо проплывали знакомые физиономии.
   Жена с лунным лицом.
   Празднество. Конец празднества.
   Иерон шел среди гостей, неся голову гордо, как военный трофей. Он кивал знакомым, улыбался дамам, вежливо раскланивался с врагами.
   Псарня, вот что это такое, думал барон. Одному почесать за ушами, другого одернуть, третьему купировать хвост. Бессмысленные морды, вываленные языки - и полное отсутствие преданности, что интересно. Брак породы. Одна ненависть - иссушающая, вязкая, как смола, и пахнет горелым воском. В одном человеке ее больше, в другом - меньше. И вся разница. Мы - больны. Все люди. Будь это моя псарня, я бы забраковал собак до единой - пристрелил, чтобы не мучились. Чтобы дать породе шанс. Как обычно бывает? Один больной пес - и целая свора пропала.
   А их здесь их вон сколько. Больных-то.
   Барон шел. Кивал, улыбался, кланялся.
   - Бесноватый! - летело вслед шепотом, шорохом, невысказанной мыслью, взглядом украдкой. - Бесноватый!
   Лоб и щеки горели. Он наклонился к фонтану, зачерпнул воды в сложенные ладони. И замер. Из горстей на барона смотрел незнакомец. Лицо его было как смятый однажды лист бумаги, который затем спохватились и расправили. А потом еще сотню раз смяли и расправили. Протерлось на сгибах.
   Это я, подумал барон. Надо же. Как странно.
   Я убийца.
   Он выплеснул лицо на дорожку. К чертовой матери. Лицо впиталось в красные, специально подкрашенные к празднику, камешки. Барон поднял взгляд - почти над его головой, на ветке акации покачивался фонарик из лимонно-желтой бумаги.
   Человеку нужно кого-нибудь любить?
   Краски внезапно обострились - словно очищенные от любого искажения, любой грязи; стали в мгновение ока живыми и быстрыми. Барон не успел закрыться.
   Желтый вдруг извернулся и броском змеиного тела впился под веко, заполз в голову, заполняя ее болью. Желтый все не кончался - вползал и вползал, пока в голове барона совсем не осталось места. Боль стала невыносимой. Иерон почувствовал, как начинает трещать черепная кость. Желтый двигался уже медленно, но упрямо - давил и лез, умещая свое толстое тело дюйм за дюймом. В следующее мгновение Иерон понял, что у него сейчас лопнут виски.
   Барон открыл рот и закричал.
  
   Я убийца.
   Я ненавижу убийц.
  
   Человеку нужно кого-нибудь любить. Иначе ему трудно остаться человеком в этом скотском мире.
   А если некого? Барон сидел на ступенях крыльца - мрамор был холоден и гладок, как могильная плита. Если нет ни детей, ни родителей, нет ничего, а вместо жены - холодная восковая луна с глазами - что тогда?
   Остается только смотреть, как под акациями носится, с развевающимися по ветру ушами, будто вот-вот взлетит, худой голенастый пес.
   Из кустов раздалось жизнерадостное "р-рвав!". Джангарла смотрел на барона из тени ветвей - внимательно и хитро. Барон усмехнулся. Любимчик - и знает это.
   - Иди сюда, мальчик, - сказал Иерон. - Посиди со мной. Что ты сегодня делал?
   Человеку нужно кого-нибудь любить. Иначе ему трудно чувствовать себя хорошим человеком. И вообще - трудно.
   Пес открыл пасть и широко зевнул.
  

* * *

  
   Иерон тяжело взобрался в седло. Покачнулся. Его поддержали, одинокий голос из толпы предложил взять повозку. Проклятая слабость. Барон отмахнулся.
   - Поехали, лейтенант. Пора домой.
   У слова "дом" был привкус горелого воска. Значит, нарыв? Ненависть как гной - собирается в одном месте. Пока не вырвется. И тогда - припадок. На крайний случай у меня остается Джангарла, подумал барон. Мой пес. Значит, не так уж я безнадежен.
   Когда они прибыли к замку, было далеко за полночь. Барон с трудом спешился, бросил поводья лейтенанту. Ноги затекли. На лестнице кто-то сидел - при виде барона этот "кто-то" встал и низко поклонился. Прищурившись, барон узнал слугу - тот самый, со слюдяными глазами. Как его зовут? Неважно.
   - Вашмилость, вашмилость... - язык у слуги, и без того не слишком бойкий от рождения, заплетался.
   - Что еще? - раздраженно спросил барон. - Ну?
  
   УБИЙЦА
   Вы слышите шорох, господин барон?
  
   БАРОН (поднимает голову)
   Шорох?
  
   УБИЙЦА (зябнет)
   Такой странный звук.
   Я знаю, это идет моя смерть.
  
   БАРОН
   Скорее, это шуршит твоя нечистая совесть.
  
   УБИЙЦА (его начинает трясти)
   Господин барон шутит, а мне не до шуток. Я знаю.
   Смерть похожа на кошку, с которой содрали кожу. Она похожа на кошку, которая идет по стеклу. Правда, она похожа? Не выпуская когти, мягко ступает. А когда выпускает, то выдает себя. И коготки по стеклу: тень-тень-тень. Совсем тихо. Не всякий услышит. Я слышу. У меня очень чуткий слух, я вам, кажется, говорил, господин барон... И почему здесь так холодно?!
   Я знаю, когда за мной идет Смерть. У нее длинные узкие ноздри. У нее жаркое гнилое дыхание.
   Когда Смерть идет по следу, ее можно отвлечь только куском кровавого мяса.
  
   БАРОН
   Милейший, ты сошел с ума?
  
   УБИЙЦА
   Простите, господин барон. Уже давно.
  
   БАРОН
   Ступай. Я позову тебя, когда понадобится твое искусство.
  
   Убийца кланяется.
  
   УБИЙЦА (стуча зубами, в сторону)
   Мне надо кого-нибудь убить.
  
   БАРОН
   Ты что-то сказал?
  
   УБИЙЦА
   Ничего, господин барон. Вам послышалось.
  
   БАРОН
   Молчи, дурак.
  
   Иерон смотрел неподвижно. Ему казалось, что вместо лица у него гипсовая издевательская маска, в которой зачем-то пробили дыры для глаз. Он ощущал сухую белую пыль на веках. Резь вскоре стала нестерпимой - барон моргнул раз, другой; боднул воздух тяжелой непослушной головой и отошел, неся ее как надгробие. Внезапно Иерону страстно захотелось припадка - чтобы пришла кровавая муть, затопила пустоту, затопила серый мокрый песок со следами собачьих лап. Чтобы биться в находящей волне, чтобы захлебываться багровой мякотью, чтобы вопить от боли - и не помнить, не чувствовать. Чтобы не видеть, словно со стороны, как он сам идет по пустым коридорам, сдвигая телом тяжелые двери, как толкает коленом стулья, а потом, в дальнем зале - с высоким, похожим в темноте на уродливый замок, троном - слепо бьется гипсовой маской о стены. Маска шла трещинами, лицо горело, но маска держалась. Треснуло. Подбородок почему-то стал мокрым. В следующий момент Иерон обнаружил себя сидящим на ступенях перед троном. Он склонил голову; на белом мраморе чернели круглые пятна. Что-то теплое капало с его лица на пол - Иерон вытер подбородок рукавом, зажмурился. Из дальнего угла на него смотрел Джангарла. Барон открыл глаза - Джангарлы не было. Проклятый пес, сказал барон. Голос отразился эхом, пошел гулять по пустым коридорам и комнатам, как неприкаянный. Что же ты, сказал барон, сука ты, сказал барон, зачем ты так со мной, сказал барон, что я тебе сделал? Вернись, попросил барон мертвого Джангарлу. Вернись, сука, тварь, ублюдок чертов, что же ты, вернись. Джангарла! Джангарла! На полу лежал отпечаток окна, дальше начиналась темнота, в углу превращаясь в сгусток мрака. Барон посмотрел туда - Джангарлы не было. В лунном отпечатке ему почудились следы собачьих лап. Сука, сказал барон, как же так можно как же я тебя ненавижу сука ты сука и лапы у тебя мокрые. Я же один понимаешь, сказал барон. Джангарла. Джангарла. Он встал. Он пошел к выходу. Маска рассекала воздух.
   Желанный припадок не приходил.
   "Бешенство, бешенство". - луна плывет над акациями, буквы вырезаны на ее гладкой восковой поверхности. Барон толкнул дверь и вышел на крыльцо.
   Один больной пес - вся свора пропала.
   Из темноты выступила женская фигура. Глаза смотрели сухо.
   - Посмотри на себя, Иерон, - сказала она. - Ты стал сентиментален. Когда-то ты не проронил ни слезинки над могилой нашего сына, сейчас плачешь над собакой. Ты жалок.
   - Прости меня, Пенелопа, - сказал барон, тяжело опускаясь на мрамор. - Я очень обидел тебя. Я знаю. Если тебе не трудно, можно я поплачу в одиночестве? Обещаю не хлюпать носом. Разве что совсем чуть-чуть. Ты позволишь эту маленькую слабость своему глупому никчемному старому мужу?
  

* * *

  
   - Везут, мой господин, - сказал лейтенант от окна.
   Иерон откинулся на подушку. Не успел сбежать, значит. Хорошо.
   Великий Эсторио выглядел бледным, но держался неплохо. С достоинством. Увидев барона, лежащего на кровати, жонглер замер на мгновение, затем низко поклонился.
   - Господин барон?
   - Кажется, я немного похудел, лекарь? - Иерон закашлялся. Виски сводило в предчувствии скорого приступа. Барон еще днем приказал убрать из комнаты любые цветные вещи, чтобы потянуть время. Но, кажется, времени уже не осталось - запах горелого воска стал невыносим. Проклятые краски скоро просочатся под дверь или в щель окна. Уж они придумают, как это сделать. Темно-красный или оранжевый. Или желтый. Да, желтый хуже всего.
   Жонглер подошел и сел рядом с кроватью, деловито взял барона за запяcтье. Иерон слышал, как в висках бьется сердце. Какая у меня худая рука, надо же, думал он. Это точно моя рука?
   - Давай свое лекарство, лекарь, - сказал барон, не выдержав. - Слышишь?
   Эсторио молчал, отсчитывая удары. Так же молча достал трубку и стал слушать дыхание барона. Он же жонглер, подумал Иерон в раздражении, какого черта он делает? Зачем ему эти лекарские штучки? Еще бы на латыни заговорил, честное слово...
   Наконец, жонглер закончил.
   - Где твое лекарство, лекарь?!
   Эсторио покачал головой. Увы.
   - Поздно? - барон прикрыл глаза, усилием воли не давая краскам обостриться. - Жжжаль. Тогда беги, лекарь! Я тебя прошу. Очень быстро беги - до самой границы. И дальше. Иначе, когда припадок закончится, ты увидишь перед собой разочарованного тирана... Ты когда-нибудь видел разочарованного тирана, лекарь? Это жуткое зрелище. У нас, тиранов, отвратительный характер. Мы брызжем слюной и велим страшно пытать любого, кто посмел нас разочаровать. Возможно, мы даже пожелаем содрать с ублюдка кожу. Или посадить негодника на кол... как тебе это понравится?!
   Великий Эсторио молчал.
   Барон прикрыл глаза ладонью. Медленно выдохнул.
   - Ничего, - сказал он. - Все хорошо, лекарь... Позови сюда Перегорио.
   - Мой господин, - сказал голос от дверей.
   - Через полчаса мы выезжаем, лейтенант. Приготовьте лошадей.
   - Я дам вам укрепляющее, - сказал Эсторио, когда лейтенант вышел. - Я... я хотел бы сделать больше... Я...
   - Ты все сделал правильно, лекарь.
   - Не называйте меня так.
   - Почему? - барон выпрямился на кровати. - Почему я не должен этого делать?
   Эсторио стоял бледный.
   - Отвечай, лекарь! - властность хлестнула, как плетью. Жонглер ссутулился.
   - Я... потому что я...
   - Потому что ты - не настоящий лекарь, так? - Иерон усмехнулся, откинулся на подушку. Какая замечательная шутка. Жаль, что напоследок. - Ну, это не новость.
   - Вы знали?! - жонглер выглядел потрясенным.
   - Конечно. Неужели ты думал провести человека, который лгал полжизни? А другие полжизни скармливал виселице насильников, воров и мошенников? Я с самого начала это знал, лекарь.
   Молчание.
   - Вы меня убьете?
   - Кажется, на этом вопрос я уже отвечал. Не заставляй меня скучать.
   В глазах жонглера появилось понимание. Молодец, умный мальчик.
   - Что мне делать?
   - У тебя хорошие глаза, - сказал барон, - ты многое ими видишь. Именно поэтому ты до сих пор жив. Ты рассказывал мне о проклятье, ты думал, что складно врешь... ай, складно! хотя на самом деле говорил правду. Вот ирония, а? Мошенник, плут! А чувствовал сердцем. У тебя талант, лекарь. Но есть ли у тебя шанс? Как думаешь?
   Жонглер выпрямился.
   - Я... я научусь.
   - Мало. Еще одна попытка.
   - Я очень хорошо научусь. Я стану настоящим лекарем, клянусь!
   - И этого мало. - барон смотрел в упор. - Ну, какой из тебя лекарь? Смех один.
   - Да пошли вы!
   Несмотря на подступившую боль, Иерон засмеялся.
   - Наконец-то правильный ответ.
  
   - Ты меня оплакиваешь, лекарь? Не надо.
   - Не вас. Хорошего человека, которому плохо.
   Барон засмеялся - хриплым каркающим смехом, тут же остановил себя. Слишком уж похоже на рыдание. Он облизнул сухие губы. Тело опять стало чужим и неподатливым - "болван" на костяке. Марионетка на пальце из раскрашенного ящика. Интересно, какая из масок - моя? Разумеется, Барон? Или Убийца? Я ненавижу убийц.
   - Прощай, лекарь. Лейтенант!
  
   УБИЙЦА (вытирая нож)
   Мне неприятно об этом говорить, господин барон, но вы умираете.
  
   БАРОН молчит, дурак.
  
   Глаза у него были молодые - словно лицо старика, как оболочка, надета на гусеницу и скоро вылупится бабочка. А под коконом скрывалась не бабочка, там было нечто серое и бесформенное. Никакое.
   Иерон посмотрел на "мотылька", на украшенный серебром пистолет. Забавно. Выйти живым из драки с ландскнехтами, чтобы нарваться на засаду рядом с уборной. Хорошо, хоть облегчиться успел. Славная была драка. Почти как в прежние времена. Это же надо - встретить в такой дыре приятелей Вилли Резателя, повешенного с год назад! Хотя, с другой стороны, где, как не в такой "дыре", их можно встретить?
   Кажется, пора подавать реплику? Так выражаются актеры?
   Он сказал:
   - Я не люблю наемных убийц.
   - А каких убийц вы любите, барон? - парировал человек с пистолетом.
   Иерон молчал. В полутьме сарая его лицо казалось вылепленным из гипса - убийца тоже медлил, ожидая, видимо, какого-то подвоха от пленника. Тогда барон сам шагнул на табурет.
   - Как это надевается? Так?
   Убийца кивнул.
   Веревка оказалась шершавой и грубой - такая обдерет горло, ничего, наплевать, нашел о чем думать. Барон подтянул узел, чтобы веревка плотнее прилегла к коже.
   - Хоть бы подсказывал, остолоп, - сказал он убийце раздраженно. - Кто тут, в конце концов, кого вешает? Ну! Давай!
   - Эта позорная смерть... - начал убийца. Похоже, у него была заготовлена целая речь.
   - Черта с два, - откликнулся барон. - Многих по моему приказу повесили - до сих пор никто не жаловался. - он замолчал. Эх, Иерон. Не хотел превращать конец жизни в фарс, и вот, не удержался. - Заканчивай уже, мне до смерти страшно.
   Убийца кивнул.
   - Спасибо, - сказал барон, прежде чем убийца выбил табурет и веревка натянулась. Прилив нахлынул стремительно - сарай, напротив, отдалился, принялся заваливаться вбок, ускользать, теряя краски, выцветать; время стало прозрачным и вязким, как патока. Иерон заметил существо, похожее на ободранную кошку. Существо подбиралось к убийце со спины, переступало лапками по деревянной балке. Тень-тень, тень-тень. Звук казался каким-то стеклянным. Убийца ничего не видел. Существо приготовилось к прыжку...
   Дальше веревка, натянувшись, разломила гипсовую маску на мелкие кусочки. Барон начал падать в темноту, кувыркаясь. Ветер дул справа - порывами.
   Чайки вернулись. "У-ау! У-а-у!" - кричали они.
   Последнее, что Иерон увидел, прежде, чем исчезнуть навсегда: серый пляж с клочьями водорослей... следы на песке... краб... серые волны...
   Бегущий по кромке воды, в брызгах и заливистом лае, худой голенастый пес.
   Пес взмахнул ушами и полетел.
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"