Annotation

     ЗОЛОТОЙ РАЗБРОС 2

     ПУТЬ К СЕБЕ

     Не счесть разлук во вселенной этой,

     Не счесть потерь во вселенной этой.

     А вновь найти, любовь найти всегда нелегко.

     И всё-ж тебя я ищу по свету,

     Опять тебя я ищу по свету,

     Ищу тебя среди чужих пространств и веков...

     Леонид Дербенёв

     Великое путешествие молодого Турухана

     Тихий вечер начинал неспешно переходить в сумерки. Под кронами могучих сосен света уже заметно убавилось. Где-то на берегу Могучей Реки свирепствовал холодный осенний ветер. Тайга - совсем другое дело, в тайге всегда тихо. Даже Лешие и Древесные Девы в такие дни старались подальше забраться в родную чащобу.

     На Поляне Обрядов присутствовало на этот раз всё Племя. Даже грудничков принесли с собой матери в уютных, плетёных из тальника колыбелях. Древних старцев, которые уже не могли самостоятельно передвигаться по лесным тропам, на тёплых одеялах из шкур доставили к месту сбора молодые охотники.

     Все, абсолютно все, Дети Невидимых должны были стать свидетелями и участниками Великого Таинства. В этот вечер к Таинству будет приобщён новый молодой Турухан. Это имя издревле заповедали носить каждому Шаману Племени Невидимые Родители. Нынешнему, совсем молодому, было, конечно, рановато взваливать на свои плечи такой груз. Шутка ли - к самим Родителям обратиться!

     Но растерянность и испуг Детей поистине были безграничны. Никогда такого не было, чтобы ни с того, ни с сего исчез бесследно Хан. Как жить без мудрого правителя? Кто скажет, когда идти на охоту, когда перегонять оленей на новые пастбища? Много забот у жителей тайги. Могли люди и сами прекрасно разобраться, когда и что делать, но таков был порядок, что всё решает Великий Хан.

     Молодой Турухан совсем недавно проводил своего предшественника в Небесные Чертоги. Тот мирно окончил свой земной путь в глубокой старости с таинственным словом 'Нефть' на устах. Слыхали от него и ранее это загадочное обращение к неизвестному простым смертным Духу, но не решались спросить о нём: нельзя проявлять праздное любопытство к тому, что ведомо лишь избранным.

     Только проводили в последнее путешествие старика-шамана - обнаружили, что Большой чум вождя опустел. Не сразу, конечно, заметили, думали, просто Владыка не желает из своего жилища выходить. Однако день, два, три прождали: не просит Хан подать ему еды-питья, распоряжений от него нет никаких, и, уж совсем смущаясь, чистые и наивные в своих помыслах, отмечали подданные, что и естественную нужду справить ни разу глава Племени не выходил.

     Долго думали. Наконец решились отогнуть край полога. Пусто было в чуме. Женщина, избранная Ханом в супруги, по обычаю и древнему закону содержалась в отдельном жилище вместе с наложницами Вождя. Положили Родители каждому из Любимых Чад иметь мужчине одну жену, а женщине одного мужа. Только Ханам предписывалось брать в свой дом ещё и возможно большее число наложниц, чтобы преумножать свой род и передавать по наследству мудрость, данную Невидимыми.

     В Семейном ханском доме поднялся страшный переполох. Женщины думали, что Тогизбей не уделяет им внимания, отягощенный заботами о благополучии Племени: он и раньше не особо баловал своим присутствием обитательниц Семейного чума, без них дел было невпроворот. Узнали дамы о пропаже общего возлюбленного, и, как положено, закатили грандиозную коллективную истерику.

     Но всё проходит. Баб усмирили, нового Шамана выбрали (почти выбрали, при помощи отходящего Старого Духовного Лидера). А Хан - должность не выборная: всегда по наследству передавалась самому умному и сильному из многочисленных сыновей.

     Что делать? - вопрос этот мучил осиротевшее Племя.

     Путь один: просить совета у Родителей. Такое было позволительно лишь в самом крайнем случае. А куда уж хуже: Хан исчез, кто из его сыновей самый мудрый и сильный перед народом не провозгласил, и, чем Духи не шутят, может, он по делам государственной важности отбыл, не предупредив соплеменников: не обязан отчитываться!

     Хоть и зелен и неопытен был новый Турухан, пришлось просить его отправиться в дальнее сакральное путешествие.

     'Светящемуся' тоже не сиделось на месте

     Пёс бежал день и ночь, знал, что времени у него в обрез. Был он возбуждён, голоден, и зол от голода и возбуждения. Изредка удавалось чего-нибудь перехватить в дороге, например, придавить в каком-нибудь посёлке зазевавшуюся курицу у зевак-хозяев. Ночью бы просто поохотился в любом курятнике. Да нельзя: свечение его, хотя от долгого пребывания на поверхности земли и стало слабее, могло привлечь внимание людей. А у людей ружья, и дубины, и вилы. Борман старался реже появляться на дорогах и сёла пробегать лишь при свете солнца.

     Связь, которую люди называют телепатией, настойчиво стучала в собачий мозг: 'Скорей! Скорей!' Про телепатию он много чего слышал. И Хозяин его к таким вещам очень даже был неравнодушен: даже с Вольфом Мессингом встречался, хотя теперь брешут, что этого не было. Было, было, было...да прошло.

     'Было у меня при Хозяине Бормане целых десять детей (это только законных). В Тагароге содержал меня поручик Гитлер, как арестанта, сучьего общества не удостаивал. Боялся, что я от этого дела нюх на золото потеряю. Помнил, собака, (тьфу! человек!), как нашёл меня больного, ещё не отошедшего от действия цианида, в канаве за усадьбой. А в лапах у меня - саквояжик маленький, золотишком партийным набитый. Особенно диковал помещик, разглядывая партийные значки из золота. Были и такие, но немного.

     Уверовал Адольф Иваныч (чёрт-те что, а не имечко), мол, может этот пёс драгоценности отыскивать. Непременно ещё найдет. Иваныч не жадный был - он коллекционер. А в чьей коллекции, скажите на милость, могли такие цацки оказаться? Ещё в диковинной выделки саквояже с полустёртой надписью: 'Gold von echter Währung...Partie'. Почему я к новому хозяину с такой фамилией попал догадываюсь, не без кармы тут. А поручик надпись, как мог, разобрал, и всем демонстрировал раритеты. Ни у кого таких не было. Басню про меня и мой нюх тысячу раз излагал всем желающим. Новая экспозиция в его собрании получила название 'золото партии'. Сумку тоже выставлял на обозрение. Это, по крайней мере, понятно, надпись демонстрировал. А меня Борманом окрестил - точно, опять же карма! Впрочем, со временем мне даже нравиться стало, что ношу своё человечье имя. Я и единственной сучке, которую под землей любил, так представился.

     Российский император изволил коллекцию смотреть. Хвалил, удивлялся: 'Надо же: золото партии - что за диковина! И собака при нём с именем Борман. Правда, вскоре после посещёения помещика Гитлера самодержец приказал долго жить. В бывшем доме градоначальника Папкова на Греческой улице преставился. Там до него, говорят, какой-то русский А.С. по фамилии Пушкин останавливался. Не знаю такого. Из русских асов только Покрышкина помню.

     Жизнь моя - сплошное наказание. Адольф Иванович хороший человек был, но строго правило соблюдал: собаке - собачья жизнь. И Дух Земли от него недалеко в этом отношении ушёл. Тоже, как собаку, жучил. Если б я совсем бесноватым не сделался без внимания противоположного пола (будто собачья жизнь без случки бывает), ни за что бы ко мне подругу не подпустил. Нужен я ему был. Надеялся свою оплошность исправить с перебросом золота. Верил в мой необыкновенный нюх: я как в его владения попал, сразу остальное золото Рейха в его закромах под Утёсом и Рекой обнаружил. Он меня назначил Нюхачом при своей авантюре с какими-то Духами и Солнцем. О Второй мировой босс недр слыхом не слыхивал. Неизвестно ещё, как со мной бы обошёлся. Одно радовало: в землю, точно, бы под землёй не зарыл. И так, считай, заживо схороненным прозябал в его владениях.

     Что-то замечтался я да завспоминался. Надо внимательнее быть на чужой территории. Бездомную собаку, да такую красивую и сильную, всякий на цепь посадить рад будет. Или стрельнёт сдуру. Интересно, может ли Дух Земли за мною погоню снарядить?

     А меня возлюбленная ждёт. Ну, может и не ждёт, а просто в охоте сейчас. Я ее кавалерам шкуру быстро попорчу! Хочу щенков: на тех, что мы с подругой под Утёсом сделали, даже взглянуть не довелось.' 

     Ладога. Давние времена

     Жамсаран Бадмаев давно мечту лелеял основать в тихом месте собственную лечебницу. Не для денег и славы. Для души. Денег на столичной публике из приличного общества зарабатывал доктор достаточно. А вот так, ради науки, да от всего сердца помочь людям хотелось.

     Долго искал место. Облюбовал берег Ладоги. Воду любил, гладь озёрная будила воспоминание о могучем Байкале. Конечно, Байкал это...Но что поделать, за неимением других вариантов здесь решил строиться. Опять же, до Питера недалеко.

     По замыслу Жамсарана (в крещёении Петра) возвели строители дворец из дерева. Каменных хором и в столице предостаточно. Дворец-лечебница Жамсарана из лиственницы была построена. В копеечку обошлось. Да знай наших! Пациентов всяких набирал: только бы случаи были интересные и медицинской наукой мало освещённые.

     Помимо главного лиственничного здания были в лечебнице и строения попроще. Камень любой, от известняка до гранита, добывался на пространствах вокруг Северной Столицы.

     Да нелёгкая понесла доктора Бадмаева становиться в конфронтацию к Григорию Распутину. Мигом Гришка настропалил императрицу прижать хвост 'узкоглазому выскочке'. Велено было Лиственничный дворец разобрать, что и выполнил верноподданный доктор. Разобрали, законсервировали, хотя какая лиственнице консервация нужна: века пройдут, а ей ничего не сделается.

     Не приняла августейшая особа во внимание даже то, что Жамсаран врачевал самого Святого Праведного Иоанна Кронштадского!

     Спасибо, хоть заведение не прикрыли. Тесновато, но разместили больных в других корпусах. А расстроенный доктор велел выбить на гранитной плите надпись, виденную им в туалете 'пассажирского дома' Николаевской железной дороги:

     Для Царя здесь кабинет,

     Для Царицы спальня,

     Для Распутина буфет,

     А для рабочих - сральня!

     Установил ту табличку обиженный целитель на стенку тесового балагана, хранившего драгоценные брёвна. Прикрыл от чужого глаза куском парусины. Не надо лишним читать. Оскорбление Высочайшей фамилии!

     Всё ждал, когда Гришкино время пройдёт. Дождался. Прибили вражину. Можно бы и дворец заново складывать. Однако распоряжения, дающего обратную силу запрету, не последовало.

     Как-то в пивной (любил инкогнито злачные места посещать, жизнь народную познавал таким образом и загадочную русскую душу) услышал доктор скабрезную песенку, начинавшуюся словами:

     Умер на Мойке Григорий Распутин,

     Долго, бедняга, страдал.

     Всю свою жизнь он пропил постепенно,

     Всю в кабаках растерял.

     Взял Жамсаран полупьяного исполнителя да свёз к нужным людям, чтобы изготовили они граммофонную пластинку с этой песней. Певец сначала струхнул, но когда на утро ещё и опохмелиться дали, расслабился. Остался при лечебнице истопником да дворником: харчи дармовые, глотку драть за кружку разбавленного пива не надо. И в рожу с пьяных глаз никто не заедет.

     Пить совсем перестал. Оказалось, грамоту знает. Выучил его благодетель на фельдшера и приставил за больными и персоналом наблюдать. Верой и правдой служил бывший пьянчужка доктору Бадмаеву.

     А доктор верил: грядут новые времена и понадобятся вновь лиственничные бревна. И лечебница его славиться будет на весь мир. Пока же только втихаря злорадно заглядывал за парусину, и губы его шептали неприличный стишок.

     Монастырь без Монастырских татар

     Котлован к осени совсем зарос сорной травой. Репьи стояли выше человеческого роста. За недолгое сибирское лето на хорошо увлажнённых руи-нах даже обозначились побеги клёна, берёзки и тальника. По утрам остывающую землю присыпала мелкая снежная крупа. В раскопочной яме снега, однако, не наблюдалось. На вопросы возмущённой общественности о том, когда будет рекультивирована зона раскопок, учёные отвечали: 'Все работы проведены строго по регламенту. Действительно, после завершения работ положено котлован засыпать землёй и высадить траву. Однако эти работы не произведены потому, что на данной территории предполагается в ближайшем будущем застройка, возведение Духовного Просветительного Центра. К тому же до начала строительных работ предстоит выяснить причину затопления котлована, что, опять же, лучше сделать в раскопе.

     Монастырская жизнь шла своим чередом: Богослужения , требы, чтения и прочие духовные действия выполнялись строго по Уставу. Цыганский табор снялся со своей стоянки под стенами Обители. Прихожан стало больше, никто по дороге к храму не предлагал купить-продать телефоны, купить золото и погадать.

     Помаленьку вошел в привычный ритм жизни и провинившийся звонарь Колян. Радовался, что прощён был Игуменом и братией за свою несуразную выходку. Радовался и новому тяжёлому колоколу, приобретённому на средства благотворителей и благоукрасителей Храма. Не хватало до этого в звоннице серьёзного басового голоса. Институт Русского Колокола под руководством Николая Обвалова произвёл тестирование нового благоприобретения монастыря и дал высокую оценку качеству литья и звучания.

     Скучновато было без Писателя, не к кому было забежать, чтобы скоротать время между службами или просто неспешно побеседовать длинными осенними вечерами. Закадычный дружок Лёха Базука тоже давно не показывался на дворе. Были у него какие-то сложности с 'избранным обществом' его круга. Старался без особой надобности не выходить с территории своего коттеджа. Можно, конечно, самому дружка проведать, да не хотелось звонарю попадаться лишний раз на глаза Речному Деду, который так и квартировал в озерце, сооруженном в подвале лёхиного дома. Рад не рад был Николай, что приостановилась поисковая деятельность, в которую втравил их Дух Могучей Реки.

     ***

     В конце лета неожиданно обвалился ещё один довольно большой участок ветхой монастырской стены. К удивлению насельников и прихожан оказалось, что кирпичная кладка в этом месте произведена была поверх старинной бревенчатой стены. Казалось, вот только срубили и поставили эти брёвна. Однако на открытом воздухе прямо на глазах граждан случилось почти мгновенное обветшание. Городьба рассыпалась в труху за считанные минуты. Кислород!

     Одной дырой в заборе больше - эка невидаль после десятилетий духовного упадка и разрухи. Дайте время и всё исправим. Если бы вот только не одно 'но': Старейший преподаватель курса педагогики Ираида Романовна, прозванная учащимися Щукой (имелось какое-то сходство), однажды после трудового дня решила, отправляясь домой, сократить дорогу и воспользоваться новообразовавшимся проломом.

     Бодрым шагом пересекла почтенная женщина условную стену - пару не обвалившихся и не убранных нижних рядов кладки, как воздух в стенной пробоине приобр                                                     ёл нежный синеватый оттенок. И мелкая рябь, словно по речной воде, прокатилась по необыкновенному воздуху, в котором неспешно истаял облик заслуженной учительницы.

     Короче! Старушку-преподавательницу больше никто не видел: дома она не появлялась, занятия не проводила. Будто и не было Ираиды Романовны.

     Братия слушать речи о 'дематериализации' отказывалась: опять в смущение и искушение впасть можно.

     Продвинутые люди вовсю толкли-мололи тему с исчезновением. Привлекли к решению загадки экстрасенса и лозоходца Виктора Пепелова. Специалист по аномалиям пришёл, настроил свои рамки, походил туда-сюда, постоял в задумчивости, и выдал заключение: 'Исследуемый участок Пространства имеет ряд специфических особенностей, позволяющих сделать вывод, что мы имеем дело спорталом. Куда и откуда этот портал неясно. Принцип действия в специальной литературе не описан'.

     Толкавшийся неподалеку от лозоходца Колян слышал его речь и на ус намотал. Как и прочие досужие зеваки. Экстрасенса вежливо, но настоятельно попросили убраться с монастырской территории. Не приветствуется такая деятельность верующими людьми. Разбрелись по своим делам и ротозеи: может, ещё чего интересного посмотреть удастся в других местах. Пошли с тех пор нежелательные для братии слухи об исчезновении ряда лиц, дерзнувших форсировать пролом. Имена не назывались. А слово не воробей...

     Где Писатель?

     Нет Писателя. Отбыл в Кострому к дедову сослуживцу-долгожителю Архипке Незванову. Перед Костромой, естественно, грех было не заглянуть в Первопрестольную. Хотел в Кремль сходить, бывал лишь в раннем детстве с папой и мамой, отряжеными сопровождать передовую доярку их колхоза 'Заря Коммунизма' на Выставку Достижений Народного Хозяйства. Пока передовая доярка давала интервью и позировала перед камерами, родители должны были обеспечивать должный уход за коровой Зорькой из колхоза 'Зори Коммунизма'. Дело селянам привычное. Корова хорошая. Столицу больно хотели посмотреть. На кого животину оставить?

     Повезло сибирским труженикам села: доярка, пресыщенная вниманием, и заскучавшая по своей любимице, отказалась от экскурсии в Московский Кремль. Отпустила своих помощников. А те ещё и метро повидать умудрились: отстали возле Царь-колокола, никто и не обратил внимания.

     Только передовая доярка запаниковала: пропадут неопытные односельчане! Не пропали. Разобрались с крестьянской смекалкой, что и как, спустились под землю, заплатили по советской пятикопеечной монетке за человека и прибыли на станцию ВДНХ. Это было первое подземное путешествие будущего литератора. Потом бывал он и в Москве, и в Питере, пользовался услугами метрополитена. Но, каждый раз, входя в прохладный вестибюль станции, улавливая дальний аромат креозота от шпал, вспоминал Писатель то, первое, приобщение к подземному миру. Что поделать - писательская фантазия! Миллионы людей по всему миру просто каждый день ездят на этом удобном беспробочном виде транспорта, и не отягощают сознание размышлениями о подземном мире. А Писатель всю жизнь испытывал прямо-таки волшебное ощущение, передвигаясь по рукотворным ходам из одной сказочной пещёеры в другую.

     Так вот, в этот раз в Кремль он не попал. Увидал бесконечную очередь у касс в Александровском саду и расхотелось к Царь-колоколу. Побродил по Арбату - тоже неинтересно, не то, что в перестройку, учинённую в экономическо-политической панике восьмидесятых! Голодно было, зато весело. Перемен ждали. Друзей и знакомых решил не навещать и о своём пребывании в столице не докладывать.

     Вечерком двинул на Кострому. Уже в вагоне вдруг осознал, что весь день спину холодил чей-то внимательный взгляд. Словно кто-то неотрывно следил за ним. Следил умело: весь день ничего Писатель не подозревал. Лишь когда слежка прекратилась, и поезд тронулся, пришло ощущение освобождения от чужого глаза. Ненадолго, как выяснилось: всего на шесть с небольшим часов. На перроне вокзала снова ощутил литератор холодок между лопатками. Опыт появился: в Москве ничего не чувствовал.

     'Мнительный я стал, жизнь в последнее время была больно нервная. Хорошо хоть бирочку с могилки Старца в надёжное место спрятал. Историческая вещь. И ювелир ещё божился, что из чистого золота, он-то должен разбираться. А следить за мной кто может? Правильно - никто. Кому надо? Отдохну малость, и нервишки в порядок придут. Поживу у Архипки, труды Льва Николаевича Толстого заново перечитаю, Наверное, ещё и за грибочками до снега сходить удастся. А Плиту могильную, как в Чумске буду, сдать надо музейщикам в дар. Или монастырю. Да, лучше монастырю. Поди строго судить не будут, что такую ценность утаивал? Так никому до неё дела не было, в грязи лежала. За такой подарок простят. А вечерами буду доить старика Незванова по сбору материала. Много хороших эпизодов о золоте прописалось, пристегнуть пока не к чему. Похоже, чумский сюжет окончательно развалился'.

     ***

     Архипка (сто девятнадцатый годок а всё так кличут), тяжело опираясь на сучковатую палку, отполированную в верхней части задубевшими старческими ладонями, вышел за ограду своего домишка на окраине города. Погоды стояли дивные, бабье лето! Любил старик пешие прогулки, считал, что для здоровья необходимы. И не ошибался. Только про возраст свой никогда не поминал. При обмене паспорта ещё в советское время ухитрился сбавить себе пару десятков лет, понимал, сильно интересоваться будут: как такое долголетие возможно. А он и сам не знал как. Сколько на роду написано, столько и жить. Ещё в восемнадцатом году при отступлении Колчака холодный, голодный, обмороженный, понял Архипка Незванов, что долгий век ему отмерен. Понял и всё тут. И паспорт загодя подсуетился с новой датой рождения выправить: получился старик древний даже с урезанным возрастом, но столько живут - никто внимания особенного не обратит.

     Из Сибири внук однополчанина, имя по старости запамятовал, отбил телеграмму, что скоро, дескать, приедет навестить. Поздно спохватился. Знал Архипка, зачем незваные гости к нему являются. Колчаковский клад дурным головам покоя не даёт. Бог весть какими путями прознают про его службу у Адмирала. Ходят, выспрашивают. Надоели. Ещё одного нелёгкая несёт! Прогнать бы, да нельзя - всё-таки вместе с его дедом армейскую службу тянул.

     Осиротевший Институт

     Работа не шла. Главный, хоть и привыкший считать себя образцово-показательным руководителем, наконец, осознал, что Двигателем прогресса в их трудах была Лилия Эльрудовна Чистозерская. В письме на электронную почту Института, отправленным Лилией почему-то из Биробиджана, она сообщала, что срочно выехала по семейным обстоятельствам на Дальний Восток. Когда вернётся, не знает. Просит оформить отпуск за свой счёт с открытой датой.

     Не шло дело...

     Пошло, лишь, когда приняли на работу временно исполняющего обязанности ведущего специалиста Петрова Петра Петровича. Рекомендовали его, как знающего и компетентного, люди, чьё мнение Главный не привык оспаривать. Он даже по именам этих людей не знал. А где живут и как выглядят  и подавно. Открывал личную почту, читал послания и никогда не задумывался, почему он выполняет предложенные в них действия.

     Пётр Петрович - человек трудолюбивый, сам вкалывает и сотрудники за ним легонько, в охотку, поспевают. Личного обаяния ему не занимать. В тематике Института крепко подкован. Непонятно только, где прошёл подготовку. ИИВЖН - штучное изделие. Нет больше НИИ такого профиля.

     В кабинете Чистозерской ничего Пётр не менял. Даже табличку с её именем на двери просил не убирать: 'Временный я сотрудник, вернётся хозяйка, а у нас её рабочее место в неприкосновенности сохранено. Может, и мне какую-нибудь небольшую ставочку пробьём да сообща трудиться будем'.

     Очень интересовался новый работник личностью и способностями госпожи Чистозерской. С кем общается, кто в филиалах с ней сотрудничает. Для пользы дела интересовался. Только не дела ИИВЖН.

     Понял это Главный, когда Петров принёс и положил ему на стол распечатку новых указаний от важных людей.

     - Это вроде пароля. - Сообщил, посмеиваясь, но в рамках приличий.

     - Да. Стало быть, просят Вас любить и жаловать. Пароль, как говорится , не нужен. Думаю, сработаемся.

     - По-другому никак.

     - Пётр Петрович, а что это за люди? Я, конечно, полностью доверяю их компетентному мнению, но вот встречаться не довелось.

     - Какие Ваши годы. Много чего не знаете. И, поверьте, лучше не забивайте голову лишней информацией. Ведь знаете прекрасно, что люди эти оказывают неоценимую помощь в работе Института.

     - Так я потому и прислушиваюсь и всегда соглашаюсь с их мнением, что вижу настоящую заинтересованность в наших изысканиях.

     - Тогда довольно реверансов, давайте работать.

     - Слушаюсь! - неожиданно для самого себя чётко произнёс Лев Николаевич.

     - Ладненько. Для начала попрошу предоставить все материалы по делу Водяных.

     - Так не было никакого дела: они в полный отказ от сотрудничества пошли. Только Лилия Эльрудовна могла бы их сейчас переубедить. А как облаву на них устроили во время учёного совета, обиделись. Тот, который из них самый знающий, всеми Водяными верховодит. У него с Лилией какие-то личные счёты . Но она говорила, что быстро управу на него найдёт.

     - Всё это хорошо, но госпожа Чистозерская сейчас в отъезде и о сроках своего отсутствия не посчитала нужным уведомить. Поверьте, я не осуждаю. Просто констатирую факт.

     - Если Вы от них, можете говорить прямо. Я им всецело доверяю.

     - Вот и прекрасно! Будьте добры ещё распорядитесь, чтобы мне сделали подробную подборку по Ладожскому филиалу.

     ***

     Грустный Пончик чувствовал себя полным сиротой. Мало того, что возлюбленной Лилии давным-давно не видно, так ещё и в маме с папой разочаровался: 'Что бы им стоило на учёном совете нормально себя вести. А папа, вообще, мою любимую курвой обозвал. Я такое слово слышал, нехорошее слово. А люди в этом институте добрые. Не засушили, как обещали. По-честному весь наш Народ в унитазы поспускали и смыть не забыли, чтобы ускорение придать.

     Вот меня все недоразвитым считают, а это обидно. Я просто особенный. Не буду подавать вида, что сержусь на родителей. Попробую выведать у них, что такого интересного они знают. А Лилечка вернётся - я ей не только 'три лилии', я ей ещё всё, что узнал, перескажу. Может, поцелует тогда!'

     Озлобленный Пончиков папаша, чтобы укротить свой бешеный нрав гонял кругами по Чистому Озеру. 'Наверное, какие-то дополнительные подводные ключи открылись', - рассуждали меж собой граждане отдыхающие.

     'Дурачьё! Простофили! --злобствовал матёрый Водяной. Все ключи, ещё когда Озеро осушали, забетонировали. Теперь в водопроводной воде плаваем. И ту, Люди, сволочи, экономят и загаживают. Совсем мелко стало и тухло'.

     - Шёл бы ты домой, Старый, - попробовала подступиться к супругу Водяниха. - Я тебе всегда всё прощала, куда мне, старушке, одной век коротать. А ты - неблагодарный.

     - Молчи, баба! Была б у тебя задница, как у Лильки-курвы, я бы тебя по гроб жизни благодарил.

     - Горбатого могила исправит! Развратник и извращенец!

     - Не бывает Водяных Горбатых. Это только Бабкам Ёжкам такой знак отличия полагается.

     - Ладно, Старик. Пошумел и довольно. Иди под корягу.

     -               Сама иди куда подальше! Я плавать желаю. Будешь надоедать - отправлю наших 'синяков' на берег пиво воровать. Напьюсь, мало тебе не покажется!

     Великое путешествие молодого Турухана

     (продолжение)

     Огромный костёр взметал снопы искр вверх к самым кронам вековых деревьев. Молодой Турухан, изрядно потрудившись с костяной трещоткой, принялся осваивать главное орудие всех Шаманов Племени - передававшийся по наследству бубен из кожи небывалой выделки. Время не властно было над Великим Бубном. Как бы яростно по нему не дубасили Шаманы из поколения в поколение, он всё - как новенький.

     Турухан осторожно, боясь закоптить, приблизил инструмент к пламени костра, чтобы кожа приобрела необходимую упругую звонкость. Неизведавшая мужа, Избранная Дева поднесла молодому Шаману Чашу со Священным Напитком, секрет изготовления которого передавался, как и шаманский бубен, по наследству. Готовили его Безмужние Девы. Когда же наступала их брачная пора - передавали секрет следующей Избранной. Сами бывшие Избранные тут же забывали напрочь процесс изготовления и составляющие Напитка. Если избирался новый Шаман, Дева уходила до срока либо в мужний дом, либо по малолетству возвращалась в свою семью для созревания.

     Как, вероятно, каждый новичок, Турухан здорово робел перед принятием Священного Напитка. Неизвестно, как он подействует, боязно, что новая Избранная Дева, готовившая зелье в первый раз, что-то не так сделает. Но, долг обязывал. Шаман решительно поднёс Чашу к губам и опорожнил её. Мгновение, и он почувствовал, как всё его существо наполняется небывалой Силой. Такое единение души и тела не дано было испытать простому смертному. Бубен гремел, отдаваясь в его мозгу уже настоящими раскатами грома.

     Вот уже открывается Дорога. В последнюю секунду Избранная Дева подала Турухану небольшой самородок - подношение Невидимым Родителям.

     В изнеможении Шаман пал на землю лицом вниз, крепко сжимая кулак.

     Люди знали - тревожить путешественника нельзя: он всё равно не отзовётся. Сейчас уже в новом теле, дарованном Родителями для путешествия, опускается глубоко под землю, где ждёт его Чёрная Ладья для плаванья по Великому Подземному Морю. Если хватит сил, удастся сладить с Ладьёй и переплыть Море, сразу попадёшь в место, откуда восходит Отец Солнце. Там Невидимые Родители подхватят посланника и вознесут в свои Чертоги.

     Если путешествие будет удачным и вернётся Шаман в своё земное тело невредимым - Хвала Невидимым! Нет - Мёртвого Шамана должно захоронить с почестями. Так Родители заповедали.

     ***

     Правый кулак Турухана был крепко сжат. Вдруг качнёт Ладью, потеряется подношение. Тогда ни в Чертоги, ни обратно домой не попадёшь. Левой рукой Шаман управлялся с рулевым веслом. Лодка двигалась вперёд сама, надо было только вовремя обходить часто возникающие на пути каменные островки. Так проверяли Родители внимание и пригодность новичков.

     Духи были милостивы: невредима была Чёрная Ладья и её Кормчий. Вот и другой берег уже недалеко...

     Словно сильные руки подняли Турухана из Ладьи. Миг, и он уже стоял перед стеной Небесного Огня.

     - Входи, Новый Избранник! Видеть Невидимых получают право только навсегда переселившиеся в Наших Небесные Чертоги. Так не взыщи: отгородились мы от тебя Небесным Огнём, чтобы тебе не умереть. А тебе на Земле дел много предстоит. - Голос, вроде, был один, но в то же время Шаман ясно осознавал, что говорят с ним в неизъяснимом единении все Невидимые Родители.

     - Славны будьте в веках! Простите мне, малому человеку, что тревожу Ваш покой.

     - Не прощения тебе просить надо, а награды: с честью прошёл ты испытание и путешествие совершил. Ведомо нам, какая нужда тебя в путь отправила. Наше слово: быть тебе Туруханом до скончания твоего земного века. Хана же нового не избирать. Жив ваш Повелитель. А за Детей с тебя спросим. Пока Тогизбей не найдёт дорогу домой, ты и Шаманом и Вождём будешь.

     - Велика ноша

     - Каждому по его силе и разумению груз отмериваем. Что же ты подарок нам не отдаёшь? Запамятовал? Брось его в Огонь Небесный. Он переплавится и вновь Слезами нашими станет, только ещё более чистыми и святыми: редко такая слезинка с неба упасть может. Только в особые времена, нынешним подобные.

     Турухан едва смог разжать кулак. Сильно было его напряжение: отпечаток золотого камешка на ладони на всю жизнь остаться может.

     - Домой иным путём тебя отправим. Дорога через Подземное Море только в одну сторону, чтобы вечно пирующие в наших Чертогах не бродили туда-сюда из мира мёртвых в мир живых ...

     ***

     Нервная дрожь, а может судорога, волной прокатилась по распростёртому у костра телу. Шаман возвращался из Великого Путешествия. Избранная Дева подала Молодому Турухану плошку с оленьим молоком. Чудодейственный и питательный напиток благотворно подействовал на путешественника.

     Что с подношением - спрашивали люди.

     - Славны в веках Невидимые Родители и мудрость их. - Турухан разжал правый кулак. Самородка не было, только навсегда остался отпечаток от него на ладони. - Приняли Родители подношение и наказ, как дальше жить, дали...

     В собачьем приюте

     Кобель и сука стояли друг против друга почти нос к носу. Если не приглядываться, казалось, что происходит обычный ритуал собачьего знакомства и обнюхивания. Однако, уши собак временами прижимались к головам, звери, тихонько рыча, приподнимали верхнюю губу и демонстрировали друг другу могучие клыки. Рык был совсем недружественный. Внимательный наблюдатель мог бы без труда проникнуть в смысл собачьей пантомимы. Да кому надо разглядывать бездомных животных! А роли в представлении были ясно обозначены и без слов. Сука вела себя сдержанно, но агрессивно. Кобель иногда виновато пытался вильнуть перед ней хвостом, голос у него был скорее просительный, чем грозный.

     Дивились работники приюта на странную парочку: такие здоровые, ухоженные псины. И вот, бездомные. Кто ж таких на улицу прогнать решился? И в приюте почему не в вольерах содержатся?

     - Любимая! Дни и ночи я летел к тебе на крыльях своего чувства! Ты меня ждала?

     - Больно надо! Тут женихов хватает. Сокол ясноглазый с собачьей мордой.

     - Но наш союз скреплён Духом Земли!

     - Он мне не хозяин.

     - Это, как?       

     - Так, мой хозяин - Лёха Базука...и ещё чуть-чуть Колян.

     - Кто такие?

     - Не твоего собачьего ума дело! Чеши откуда пришёл!

     - А дети?

     - Ты - гитлеровская собака, не может у нас общих детей быть!

     - Но ведь были, Были!

     - Дурак! И фашист! Я, когда под землю спустилась, уже неспособна была к овуляции. Физиология! Знаешь, Борман, такие слова? Ты человеком был, грамотным, должен знать! Хотя, ты и в человеческом обличьи был цепной собакой бешеной при Хозяине. А щенков я ещё на земле зачать успела. Не простила бы себе во век, что вынашивала фашистских отродий! Дети, конечно, за отцов не в ответе, а мне каково было бы?

     - Ты откуда про фашизм знаешь?

     - При людях состояла. Базука. Хоть и уркаган, историей интересуется. Ничто человеческое ему не чуждо. Смотрел по телику серию фильмов про Великую Отечественную войну. Я тоже из подвала поднималась взглянуть. Любопытно было, хотя и человеческие дела меня не касаются. Я так думала, что не касаются. А прислушалась - имечко знакомое да редкое - Борман. Прикинула что к чему - попала в лапы к негодяю бедная девушка! Видите ли, красив, как чёрт, и светится в темноте!. Дура я дура!

     - Так лет-то сколько прошло. Я уже, может быть, другим стал.

     - Из фильмов ясно поняла: срок давности на преступления нацистов не распространяется! Кстати, если уж припёрся, позволь полюбопытствовать: говорили, что ты в Латинскую Америку драпанул с денежками Третьего рейха.

     - Хотел! Мост Советская Армия перекрыла, какой - неважно: ты в Европе, точно, не была, хоть и больно грамотная. Пришлось ампулу с цианистым калием разгрызть. Лёгкого конца хотел! Не получилось. А человечье тело моё союзники обнаружили: горьким миндалём ещё разит. Вычеркнули из списка живых. Которые поглупее, легенду про Америку сочинили: денежки-то тю-тю!

     - Всё! Любопытство моё и интерес к тебе на этом заканчиваются. Приятной собачьей жизни, рейхсминистр! Может, найдётся добрый человек, да пришибёт тебя, как бешеную собаку.

     Вот так беззвучно побеседовали Собака и Борман.

     Сука гордо удалилась.

     'Яду мне, яду! Цианида опять хочу! - Борман, поджав хвост, потрусил восвояси.

     Лилия

     Машина с Лилией и бугаём вдруг запрыгала по неровной булыжной мостовой.

     'Что за дела? Только в двух местах Чумска знаю по небольшому участку булыжника: для экзотики и туристов оставили'.

     Женщина обнаружила, что мрак, наполнявший салон, куда-то исчез. За окном неспешно сменяли одно за другим какие-то старые здания. Карета свернула на более широкую и опрятную улицу с нарядными домами. 'Миллионная' прочла Чистозерская табличку на угловом здании.

     'Круто! Ты попал на ТиВи', - Миллионной называлась главная улица Чумска до революции: строится на ней было по карману лишь толстосумам-купцам и преуспевающим золотопромышленникам.

     'Кстати, какой марки авто было? Не обратила внимания! Теперь и не узнаю: сижу в крытом экипаже, запряжённом тройкой отменных шустрых лошадок'.

     Карета подкатила к парадному помпезного трёхэтажного здания. Все излишества архитектуры собраны здесь были до кучи. Про росписи, колонны, барельефы и скульптуры говорить излишне: скажем, только, что и Атланты, которые 'держат небо на каменных руках', в оформлении фасада принимали активное участие.

     'Какой-то Сибирский Сарданапал или Навухудоносор здесь проживать должен. Нормальный человек для себя такое жилище не построит! Как я раньше его не замечала? Много раз дореволюционный Чумск посещала. А так ничего, впечатляет. Стало быть, не я одна в этом городишке по Времени гулять умею!'

     Ливрейный малый, кланяясь, отворил дверцу экипажа. Сдавая задним ходом, продолжал кланяться, покуда не добрался до входной дери, кою открыл широким артистическим движением. И замер со склонённой головой: важные господа приехали!

     - Извольте обождать, барышня - сказал стриженый бугай. О-па: он уже в сюртуке старинного покроя и лохматый. Кого-то напоминает смутно, может, ар-тиста из какого-нибудь сериала? А голосок тот же. Почтительный.

     - Что за хренота? - плюнув на приличия поинтересовалась Лилия.

     - Я же говорил: важные люди хотят побеседовать. С взаимной пользой. Так что, повторяю, извольте обождать. Я доложу...

     - Валяй, братишка!

     - Простите, это совсем недолго.

     - И не больно?

     - А?

     - Повторяешься, уже акал сегодня. Репертуарчик надо разнообразить. Чеши, докладывай. Цыгель, цыгель! Ай-лю-лю. Облико морале. Левой, левой - ать-два, ать-два.

     Очумелый от такой тирады порученец (или кто он там ещё) к полному удовольствию Лилии покрылся густым румянцем, на лбу выступили капельки пота. Потупив взор, парень ринулся в апартаменты.

     'При важном боссе состоит, а выдержки никакой' - удовлетворённо отметила девушка. - Привык, что все перед его начальником на задних лапках бегают, стало быть и при нём себя ведут скромненько. А мы люди простые. Из социальных низов:

     ‑ Налей, подруженька, я девица гулящая!

     Больную душеньку я водкой охлажу!

     Налей подруженька, ведь жизнь, она пропащая:

     А выпью, так всю правду расскажу!

     -   Ха-ха-ха-ха-ха. Умора! Ой держите меня, бабоньки, со смеху дурно!

     - Прикажете напитки подать? - с опаской вопросил Ливрейный, - сию минуточку! Его впечатлило не столько неожиданное пение. Сражён был привратник или придверник хриплым неприличным смехом. Не ожидал, что приличная дама так может.

     - Да, любезный. Самогону, пожалуйста, умоляю! Да чтоб холодного первача стакан гранёный! Непременно! Пшёл!

     - Не держим, простите. Если угодно, пошлю человечка в пивную на Замухрыжной улице. Там хозяин-шельмец из-под полы приторговывает спиртным кустарного изготовления.

     - Самогону, я сказала!!! Кличь своего человечка, да чтобы он ноги в руки. Одна там, другая здесь...и чесночку, чесночку, чтобы занюхать!

     - Полно, полно, дражайшая Лилия Эльрудовна, смущать моих людей. Они простые человеки. К нервным перегрузкам непривычные. Не то, что мы с Вами. Мы старые борцы, нервы у нас железные. - Солидный господин во фрачной паре появился из двери, ведущей во внутренние покои дома.

     - Когда и с кем мы боролись? Не припоминаю.

     - Не придирайтесь к словам. Просто фигура речи.

     - Всё у тебя, мил человек, фигурное. Начиная от фасада. А сам-то, что за фигура?

     - Об этом курьёзе с фасадом на досуге расскажу. Сейчас - дело. Вы понимаете, что без крайней необходимости мы не прибегли б к такой категоричной форме приглашения.

     - Сто, двести, триста лет повторяю разным остолопам: я - бедная беззащитная девушка. Меня всякий обидеть может.

     'И я была девушкой юной

     Сама не припомню когда'...

     - Право, довольно неприличных песнопений! Вот про сто, двести, триста и так далее лет мы тоже побеседуем! Хвалю: сразу, как говорится, быка за рога.

     - Кто бык-то здесь? Если на себя намекаешь, то ты - мерин сивый. А эта песня приличная, из старой фильмы...

     - Прошу, не пытайтесь создать превратное впечатление о Вашем воспитании и интеллекте!

     - А петь люблю: 'Сибирь, эт-то понимаете-ли, скакать по степи на диком жеребце и петь песни громким голосом'! Так один эстонский забулдыга мне в Таллине вещал, когда на четвертинку раскрутить пытался. Бывал в Таллине?

     - Приходилось. Даже когда он ещё Ревелем назывался.

     - Прям, лягушка-путешественница.

     - Ценю Ваш тонкий юмор. Надеюсь, и Вы наш оцените. После того, как я Вас кое с кем заново познакомлю.

     - Валяй!

     Ихтиология и водные позвоночные

     Покорёженные берега и обезображенное дно глаз не радовали. Рыба Щука, затеявшая индустриальную революцию в рамках отдельно взятой Могучей Реки, в последнее время старалась как можно меньше попадаться на глаза Водному Народу. Переход на промышленные рельсы с треском проваливался. Жулик-Окунь, выписанный с реки Пышма, оказался некомпетентен в вопросах золотодобычи. Хотел красивой жизни. О том, что сама сбаламутила рыбину из другого водоёма, Щука предпочитала не вспоминать.

     Положение революционерки сильно пошатнулось. Срочно требовались новые идеи. Свежей крови требовал замшелый и осклизлый после ковыряния рыбьей драги мирок обитателей Могучей Реки.

     Ихтиолог Рома, Щукин человечий отец, говаривал: 'Пока нам спирт на консервацию препаратов отпускают, новые идеи не переведутся! На том стоим и стоять будем!'

     'Конечно, мерзавец изрядный был: обманул маму-Русалку, совратил. Хорошо я рыбой всё-таки родилась. Повезло. От такого папаши и краказябра какая-нибудь могла произойти. А человек учёный был. Этого не отнимешь. В этом плане я вся в него вышла. Б-р-р-р, только до сих пор не могу забыть, как папаша экспонаты изготавливал да в банки стеклянные словно консервы упаковывал. Спирт всё больше в глотку его ненасытную попадал. Препараты протухали. Он их списывал. Всё шито-крыто.

     Для консервов бы настоящих я бы поняла и простила: как ни верти, а мы часть пищевой цепочки. Таков удел рыбий. Вон, в устье нашей Реки рыбоконсервный завод стоит, терпим. А им наших душ уже не хватать стало. Через Ледовитый океан завозят нездешнюю рыбу, чтоб производство не накрылось. Теперь 'Бычков в томате' выпускают и 'Минтая бланшированного'. Ещё кильку и шпроты. Фу! За державу (в смысле водоём) обидно!

     Папа Рома говорил, что все мы единым миром мазаны. И рыбы, и Русалки, и Водяные, и люди, и даже сам Дух Могучей Реки: все мы позвоночные. Только мы водные позвоночные, а люди и звери сухопутные. И вся разница.

     Зря я, наверное, в Реке разработки затеяла: не добраться нам до золота. И золото теперь так не манит. Видать, достаточно ему нашего внимания. Пусть себе лежит.

     Я теперь педагогикой заинтересовалась. Талант у меня. И природная склонность к воспитанию подрастающего поколения. Ираида , сущность моя вочеловеченная, во мне пробудилась. Как гром среди ясного неба: Хрясть! И уже у меня в голове! А у неё мозги все методическими разработками забиты и планами занятий. Вот где истинный клад! Духовное - выше материального.

     Я уж думала, так век и проживу, со своей человеческой частью не встречусь, а тут - пожалуйте! Может это от того, что мы золото потревожить хотели. Послана мне моя человеческая составляющая для вразумления. А шпарит, как по писаному. Только не очень удобно, что в моей башке сидит. Получается, я самообразованием занимаюсь: сама себе лекции читаю и семинары провожу.

     Ничего, подправим методику обучения с учётом местных условий и займёмся организацией гимназии. Глядишь, про мой конфуз с драгой и позабудут. А законы человеческой физики объехать не вышло: драга никудышняя получилась. Надо и Окунька-прощелыгу к делу воспитания приспособить. Родственничек! Пусть растёт среди себя, учится. Педагога из него сделаем. На рыбьем отделении будущей 'Первой Водной Гимназии и Прогимназии'. Красиво звучит, только что такое 'прогимназия' пока не выяснила у Ираиды.'

     Поезд идёт на Восток

     Загадочный Старик словно помолодел, распрямился. Вынул из кармана старинный кожаный кисет и протянул Розе. Чувствовали молодые люди, что хочется Старику что-то сказать. Да не знает он языка. Это песни его в пере-воде не нуждались. А тут он, великий сказитель, был беспомощен. Опять неловко!

     Помолчали неловко, как-то виновато глядя друг на друга. Неловко и расстались. Поезд двинулся на Восток. Брат и сестра решились, наконец, заглянуть в кисет Гэгээна. Медальончик в виде маленькой золотой лилии искоркой блеснул на утреннем солнце...

     ***

     Давно не было так легко и радостно на душе у мудрого Гэгээна. От молодых людей шла прямо к сердцу неведомая сила. 'Дети! Это же мои дети! И вместе все мы - Дети Невидимых Родителей!'

     В дверь купе, деликатно стукнув пару раз, заглянула подряженная для присмотра за нерусским Старцем проводница, с подносом, уставленным стаканами в подстаканниках:

     - Чаёк пить будете? Простите, - спохватилась и стала объяснять жестами, что называется на пальцах. Получилось не очень понятно. Добрая женщина смутилась: обещала ведь пареньку и девчонке опекать дедушку! А объясниться не получается!

     - Не беспокойтесь, многоуважаемая госпожа Проводница! Ваш вопрос мне понятен и приятен: чаю выпью с удовольствием. Если можно, то и от печенья бы не отказался.

     - А ребятишки говорили, вы по-русски не понимаете!

     - Так я и не понимал до сегодняшнего дня! Вот детей своих наконец нашёл, встретил. Как обнялись по семейному - сразу и стал понимать. Я бы и с ними перед отправлением поезда мог поговорить. Только рано пока. Зачем их смущать.

     - Так, стало быть, это детки Ваши? А я думала, внучата. Какой Вы молодец! В преклонном возрасте двойню родили!

     - Когда они родились, я совсем зелёным юнцом был.

     - Видно жизнь у Вас тяжёлая была, если так рано состарились. Ой, простите ради Бога. Язык бабий без костей, мелю, чего попало...

     - Всё в порядке, просто замечательно всё. Не переживайте...а жизнь у меня, правда, была нелёгкая... и очень-очень длинная...

     'Как человека судьбинушка покорёжила! Детки совсем молоденькие, а он на вид - древний старик! Длинная жизнь говорит: поди каждый год за пять ему засчитался, жалость-то какая'. - Проводница осторожно задвинула дверь купе.

     ***

     Гэгээн (или теперь его следует называть почти забытым именем Фируз - Счастливый) предавался размышлениям. Грустными и одновременно радостными были его думы: Он словно очнулся от затянувшегося на целую вечность тяжкого сна.

     'Так вот и встретил своих первенцев! Хорошие люди из них выросли. А я все эти годы не мог даже советом отцовским им помочь. Лилия тоже от них оторваться была вынуждена: так бы и закончили жизнь в грязной лачуге с матерью-пропойцей, делом постыдным занимающейся. Я-то всё понимаю, а детей хотелось бы от такого понимания оградить.

     Открыться сейчас невозможно. Рано ещё. Хоть глаза мои на деток посмотрели. А Монастырские татары, название такое в голове не укладывается, сильными людьми оказались. Чуть подбодрил их своим пением - сразу духом окрепли. Не позавидуешь их жизни: Племя, хоть и в тайге дремучей, но вместе держится, память сохраняет и обычаи. Этим тяжелее, оторванным от своего народа жить. Слава Невидимым - велели Шаманам меня на праздник позвать. Знаю, дали Духи мне дар великий утешать и укреплять людей своим искусством. Слова в нём не нужны, прямо к душам доступ моим сказаниям открывается. Не моя заслуга - Невидимых Родителей.

     Жаль, ни Лилии, ни Гильфану и Розе не могу всего пока сказать. Чувствую, недалеко теперь счастье. Ждать привык. В таком деле торопиться не следует.

     Вот даруют Невидимые милость свою - спою на Празднике Племени новые радостные сказания на родном языке. Вспомнил, наконец, родную речь! Только мечтами и живу. Так бы никаких сил не хватило.

     А Лилия, как в потёмках блуждает: бездушного истукана за меня приняла и нянчится с ним, думает исправить врачебную ошибку! Он же игрушка в руках разбойников! Многое мне сегодня открылось, а предупредить не могу. Верю в её разум. Да причём тут разум: наша любовь во всём ей разобраться поможет...

     А покуда золотой цветок их охранит - надёжный талисман, в скорбный брачный день обретённый'...

     'Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта...'

     Лесной народ из надёжных укрытий в кронах высоких деревьев с интересом наблюдал священнодействие: редко такие сборы проводились наземными двуногими обитателями тайги.

     Скучно жить в лесной глуши? Ничего подобного! Уметь надо себе развлечения обеспечивать! Раньше, если честно, туговато приходилось: любят веселье Лесные Жители. Теперь - благодать! Как прибыло посольство из далёкой страны Греция, стала жизнь краше. Греция, говорили послы - колыбель всех Дриад, Сатиров, Корибантов и прочего Лесного Населения.

     Это в тайге всех под одну метёлку подобрали - упростили названия до Леших и Древесных Дев. Как осталось два названия, Народ и 'уплотнился' до этих двух видов. Спасибо, греческие сородичи уму-разуму научили. Теперь всё как по полочкам разложено!

     Стали Древесные Девы звать себя Дриадами, Лешие отныне именовались только Сатирами, понравились звучное именование, не беда, что не очень подходит по смыслу.

     Послы державы Греция не обнаружили в тайге прочих представителей своего сословия. Ни единой Гамадриады, Курета или Дактиля.

     Отыскался лишь один претендент на звание Корибанта. Им был признал молодой Леший, склонный к экстравагантным и экстатическим действиям. Сказали Послы: если поработать над улучшением породы, можно поголовье Корибантов, потомков неведомых в Сибири Богов Аполлона и Музы Талии, восстановить! Вопрос, надо ли?

     Древесные Девы, простите великодушно, конечно же теперь Дриады, удумали ещё и имена себе звучные иностранные присвоить. Теперь в Лесу одни Клитемнестры, Пенелопы да Аделаиды проживали. Мужское население имена менять наотрез отказалось. Дам своих тоже пытались исконными именами величать, только те не откликались. Пришлось привыкать. Сатирами себя признали Лесные Мужики - уже полдела. Глядишь, и имена поменяют на иностранные.

     Вот смотрит с деревьев Лесной Народ, диву даётся: молодой паренёк-Шаман так душевно камлает, что того и гляди вознесётся. И вознёсся! А у кого ещё в мире такое чувство Волшебства и Магии найти, как у Дриад и Сатиров! Им даже шаман не нужен, сами все духовные нужды отправляют. Паренька приметили: может, пригодится для участия в племенной работе по воссозданию утраченного в процессе таёжной эволюции вида. Экстаз настоящий у него, только с таким и вознестись можно.

     Вот и план действий готов: самую весёлую нравом Дриаду выдать за претендента на должность Корибанта. Пусть девочку родят. Потомство мигом подрастёт. Можно будет девчонку с молодым Шаманом подружить, пусть полюбятся, дальше видно будет по результатам. Греческой стороной план был одобрен. Посольство отбыло, оставив своего Постоянного Представителя, точнее Представительницу - бойкую девушку-нимфу по имени Нимфадора-Калипсо. Она тем ещё полезна в глухой неведомой тайге, что и с Водными Родственниками могла дипломатические отношения наладить.

     Колян, Базука и Речной Дед

     Алексей Базукин зазвал, наконец, своего дружка звонаря в гости. Отнекивался Колян, не хотелось с Дедом встречаться. Пришёл всё-таки. Отужинали, чаёк пить принялись. Речной Дед из своего подвального озерца приплёлся: еда ему без надобности, а чаёк ох как любил, не для питья, для удовольствия.

     - Давненько ты, парень, к нам не заглядывал. Обиду какую держишь?

     - Что ты, Старый! И не думал вовсе. Дела, дела.

     - А мы, по-твоему, здесь бездельничаем? Дни и ночи думы думаем. Да совет держим. Надо общее дело до ума доводить.

     - Всё равно без толку.

     - Не скажи, подал голос Базука. - Мы так мозгуем: надо дело продолжать, если ввязались. Стрёмно без навара в отказ идти.

     - Я на жалование и институтскую зарплату проживу. Мне много не надо.

     - Всем надо. У кого нет ни шиша, тот и поёт песенки про скромные запросы. Кстати, чем твои разборки с ИИВЖН кончились?

     - Тихо там всё, никто больше и не вспоминал. Леночкин братишка говорит, даже учёные советы не проводят. Какие-то кадровые сложности у них.

     - Ну и лады. Нам спокойнее. Хотим вылазку на место действия предпринять. После потопа и всех безобразий опасались на монастырский двор показываться. Теперь, поди, можно. Как думаешь?

     - Да тихо там, вроде. Только стоит ли?

     - Шибко дорого стоит. - Авторитетно засвидетельствовал Дух Могучей Реки.

     - А раскопки-то и места, где Монастырских татар особняк стоял, коснулись.

     - Помним, как ты полы порывался у Писателя вскрывать!

     - Хорошо, вы удержали. Попортил бы чужую недвижимость зазря. Там только стены в глубине какие-то старинные, да гробы. Золота ни граммулечки не нашли.

     - Мы найдём. Будь спок!

     - С собачьей помощью - увольте!

     - Нет собаки. Смылась стерва. Чего ей на всём готовеньком не жилось?

     - Ну, если без псины, можно.

     - Давай тогда время забьём.

     - Договорились. Пойду я. Пока!

     ***

     Экстрасенс Пепелов всерьёз заинтересовался своим 'научным открытием'. Шутка ли? До сих пор только в книжках по эзотерике читал про порталы и прочие магические виды транспорта. А тут, своими глазами увидел, точнее рамками засёк.

     А как заслуженная учительница из педколледжа в том проломе стенном 'истаяла', совсем азарт поисковый взял. В последнее время он от безделья прикалывался по поискам ходов подземных. Рамки говорили: ближе всего подземелья на Соборной площади. Собора, правда давно там не было, сквер на месте разрушенного храма разбили, с фонтаном.

     Большое торжище организовалось в этом сквере, мороженое, пирожные, блины, сувениры. Трикотаж и далее по списку до катания населения на лошадях, пони и даже облезлом от городской жизни олене.

     Все промышлявшие в зоне отдыха трудящихся и нетрудящихся привыкли к чудаку, бродившему с какими-то проволочками по дорожкам. Пусть его, никому не мешает. И человек вполне платёжеспособный. От трудов утомившись и проголодавшись, бывало, покупал себе блинчики, кофеёк, мороженое. Даже раз на олене прокатился. Правда, на половине круга был ссажен: олень использовался под седлом для катания детей. Предупреждали экстрасенса служащие аттракциона, что тяжеловат он будет: взрослому мужчине упряжка нужна. Просили, чтобы выбрал лошадку поспокойнее, отказался.

     С некоторых пор его на Соборной площади не видели. Заболел или уехал куда? Никуда не уезжал. Заболел, это правда. Заболел, загорелся идеей портал изучить и принцип его действия. 'Вот буду первым, кто не на словах описывает чудеса. Демонстрировать буду. И сам, если не очень опасно окажется, путешествовать стану'.

     В Обители, однако, экстрасенс понимания не находил: великий грех всякое волхвование. Приходилось тайком, крадучись работать. Всех результатов пока - выяснил, что рамки бурно реагируют на приближение к порталу, из рук рвутся. А в пролом зайдёшь - полный штиль, не хочет портал с экстрасенсом работать: 'активировать надо научиться. Без литературы не обойтись. Жаль, нет в нашем городе книжного магазина 'Путь к себе', подобно московскому. Хотя нынешний книжный маркет на 'Новослободской' с таким названием - совсем не то, что изначальный. Там читатель, взыскующий истины, должен был, выйдя из вестибюля 'Белорусской', миновать торжище, мост и двинуться к началу Ленинградского проспекта, следуя указаниям трафареченных на асфальте оранжевых ступней. Следы приводили под арку большого дома, миновав коею, любитель эзотерической литературы и сопутствующих товаров мог вступить под сень неказистого флигелька. И сразу за дверью флигеля открывался волшебный мир.

     А выписывать книжки долговато получается. Хорошо бы ещё аппарат Кирлиановский добыть, да пофотографировать поле, стены и пролом с прилежащими территориями'.

     Аппарата, изобретения супругов Кирлиан, Виктор Пепелов не добыл. За неимением других вариантов обратился к приятелю-фотографу по прозванию Яша-Ризеншнауцер. Яков не отказал в содействии. Самому интересно. Помудрил чего-то со своей фототехникой, сказал, должно чего-нибудь зацепить.

     Пробрались на монастырский двор, Ризеншнауцер расчехлил свои причиндалы. Нащёлкал кучу кадров. Цифровой технике в этом деле не очень доверял. Взял с собой старенький плёночный ФЭД-10. Вот на него и надеялся. А цифра -она бездушная. Гармонию алгеброй только Сальери мог поверять. И тот с катушек слетел от точной науки. Такое учудил, не вышепчешь: композитора Моцарта, своего друга и коллегу ядом отравил!

     Яша коллег травить не собирался. Друзей тем более. Посему мирно щёлкал своими камерами, напевая себе под нос песенку, слышанную в детстве от прадедушки мамы, польского еврея, сосланного самодержавием в Сибирь за вольнодумство:

     В малом польском городишке, в домике портного

     Подрастали два братишки - Яшенька и Лёва.

     Старший был в семье примером, ловко шёл карьеру.

     Младший быстро обучился воровским манерам...

     - Певец, а певец! Ты потише тут распевай. Они, - экстрасенс с опаской глянул в сторону келейного корпуса, - только Псалмы здесь поют и читают.

     - Ист гут! Ла-ла-ла, пьесня - вступился за фотографа иностранный господин из только что прибывшего экскурсионного автобуса.

     - А ты чего лезешь? Кто тебя спрашивал?

     - Вас?

     - Проехали! А ты, Яшка, не горлань тут!

     - Я ж совсем тихо. Когда работа серьёзная, эта песенка мне сосредоточиться помогает. И ты не мешай, если хочешь результат иметь от моих снимков. Между прочим, рабочее время трачу.

     - Ты только намекни: сколько у тебя чего стоит. Прайс какой?

     - Пошёл ты! Я с друзей не беру. Я к тому, что хозяйка ателье меня напинать за отсутствие на рабочем месте может. Да это мои проблемы. Обещал - сделаю!

     ***

     Колян спустился с колокольни на грешную Землю. Ещё бы звонил да звонил, но Устав не позволяет. Решил домой податься и, сам не заметив каким макаром, ступил в свежий пролом...

     Закружило, завертело. 'Куда вас, Сударь, к чёрту занесло?' - успел совсем не церковным образом удивиться звонарь. Дальше мыслей не было. Был только 'мерный шелест волн прибрежных'...

     - Действует! Действует! Яшка, ты - гений!

     - Чего орёшь? Я-то здесь причём? На меня наезжал, а сам блажишь!

     - Так я пока тебя не привёл, тут ничего больше не случалось. Во всяком случае случалось, но не при мне. С тех пор, как учительница растворилась.

     - А сейчас случилось?

     - Не видел разве? Мужик зашёл - и нету!

     - Проходил какой-то парень, он мне фотать не мешает.

     - Тундра непросвещённая! Только свои окуляры да диафрагмы видишь!

     ***

     Иностранный господин, стоя на паперти, почему-то удовлетворённо кивал головой: 'Колоссаль! Дас ист фантастиш!'. Заграничные туристы нынче косяками бродили по ранее 'закрытому' для иностранцев городу. Ехали бы из своих Европ и Америк в столицы, в музеи ходили б, да в оперу. Чего их в Сибирь несёт?

     ***

     Из окна верхнего этажа педколледжа за происходящим во дворе с интересом наблюдала студентка выпускного курса Верочка Красоткина, прозванная за скромность гимназисткой.

     На Миллионной

     Ливрейный, совмещавший, похоже, должности швейцара, лакея и дворецкого, брякнул об пол тяжелым жезлом и провозгласил:

     - Их Сиятельство граф Брюханов-Забайкальский!

     - Каковский?

     - Что поделать, у нас он под таким именем в оперативных разработках обозначен. Самому ему такая приставка не нравится. Только перестал Брюхановым-Толстым быть, а мы ему Забайкальского присвоили, - пояснил Фрак.

     - А ты в каком титуле, Фрак - две полы, а жопа так?

     - Вы ведь, хоть и туземная, но принцесса. Можно ли так грубо...

     - Эт я ещё ласково!

     - А Вы, кажется, совсем не удивлены?

     - Давно знаю, что на кого-то работает.

     - Конечно, Вы для надзора к нему и милашку Лилиан приставили. Кстати, поздравляю: великолепный экземпляр изготовили!

     - Поздравления принимаются. А Граф про француженку в курсе? Вы так при нём напрямик говорите?

     - Во первых, спасибо, что перешли на 'вы', так приличнее. Во вторых, господин Брюханов слышит только то и ровно столько, сколько мне угодно. Извольте видеть:

     - Ваше Сиятельство! Добрый день! - Граф, казалось, только теперь обратил внимание на своего Патрона и Лилию.

     - Добрый, добрый! А Вы, душечка, какими судьбами здесь?

     - Это он мне ?

     - Что ж здесь удивительного, вы так похожи.

     - Здравствуй, моншерчик, - в тон Графу ответила на приветствие Лилия, - а я, чай, тебя видела на женской половине. Ты к новой горничной с амурами лез!

     'Не было же такого? Опять несообразное городит! Я ей одной  верен'.

     - Мадемуазель! Извольте объясниться, что такое про горничную Вам на ум взбрело! - Уже вслух высказался Брюханов.

     - Пошутила!

     - С такими шутками и до апоплексии недалеко!

     - Ты старикашка ещё крепкий, не хватит тебя удар от безобидной шутки.

     - Лилия Эльрудовна! И как тут быть? Мне же Вас представить надо и о деле с Их Сиятельством беседовать. А Вы опять за свои штучки...

     - Представляйте. Только, позвольте Вам напомнить, что и Вас мне никто не представлял.

     - Простите мою вольность. Я так давно знаком с Вами заочно. Вот и оплошал. Честь имею представиться - Магистр Иоганн Себастьян Бах!

     - Композитор? Час от часу не легче.

     - К сожалению, только однофамилец.

     - Уже то хорошо, что Полом Маккартни не назвался, друг ты наш Иоганн?

     - Благодарю за высокую оценку моего юмора и чувства меры. Теперь позвольте Вам представить Их Сиятельство графа Брюханова-Забайкальского.

     Ваше Сиятельство, честь имею представить Вас госпоже Лилии Эльрудовне Чистозерской.

     - Вот она какая, оказывается. Совсем как Лилиан.

     - Что сказать изволили, - возмутилась Лилия. - На кого я похожа?

     - Друзья, не будем пререкаться по пустякам. Нас ждут важные и неотложные дела. - Иоганн примиряющее и заискивающе улыбался.

     - Что ж, тогда попрошу досточтимое собрание перейти к рассмотрению повестки дня и регламента. - Лилии удалось сохранить абсолютно невинный и серьёзный вид.

     - Благодарю. Ещё раз напомню, что наши обстоятельства вынудили таким необычным способом пригласить Вас. Теперь давайте говорить серьёзно. Ваше остроумие и тонкий юмор мы вполне оценили. Нашей...организации известно, что Вы, многоуважаемая Лилия Эльрудовна, имеете несколько, так сказать, ипостасей. На данном этапе нас интересует лишь одна из них - туземная принцесса Лилия.

     - Бонжур, мсье! Жё суи уне принцесс!

     Что может быть хуже зубной боли? Иоганн Себастьян с сегодняшнего дня это определённо узнал - Лилия.

     - Ну, французским , положим, нас не удивишь. Удивительно, что Вы так его коверкаете. Признайтесь, Вы же им в совершенстве владеете?

     - Я в туземной гимназии только английский учила. И тот посредственно.

     - А в университете? В аспирантуре?

     - Боже! Слова какие красивые! Почти как спирация и аспирация!

     - Спирация? Великолепно. И аспирация нас весьма интересует. Вдох и Выдох Планеты, знаете ли

     - Я-то знаю...

     - Признайтесь, что-то похожее и с Вашим народом случилось и с золотом?

     - Сражена Вашей осведомлённостью.

     - Граф - выдающийся учёный своего времени. Он любезно делится с нашим...с нашей ор-га-ни-за-ци-ей результатами своих изысканий в области истории и этнографии.

     - Что за организация? Масоны?

     - Помилуйте! Несведущие люди нас так называют, когда к ним просачиваются обрывочные искажённые сведения. Мы сами по себе. Мы - Ложа.

     - Я и говорю: масоны. И Бафомета на фасад среди Атлантов пристроили. Думаете в Сибири одно дурачьё живёт?

     - Бафомета и Тамплиеры, и Масоны чтят, и Мы.

     - Хорошие мальчики, старших уважаете. Бафомет, не иначе, ваш папа?

     - Торжественное обращение к нему Отец, действительно, принято среди Братьев. Но речь, если помните, у нас сейчас об иностранных языках. Нас интересует один редко, крайне редко встречающийся диалект. На нём говорило Племя, проживавшее на Белой Горе. К которому Вы имеете честь принадлежать.

     - А если я буду настаивать на том, что я Сибирская татарка?

     - Голубушка, у нас не детский сад.

     - А чего это все мне на возраст намекают. Вроде приличный человек, фрак носит, а к девушке деликатности не проявляет.

     - У дантиста в кресле просто рай по сравнению с тем, что Вы с нами творите! Будьте серьёзны! Молю! Граф вдоль и поперёк Сибирь и Забайкалье прошёл. И раскопки, и легенды - всё в одну картину складывается. Давайте уважать друг друга. Мы же к Вам в совершеннейшем почтении пребываем.

     - Чувствую, никуда от вас не деться Да - туземка я, индейка... а может лебедь белая...

     - Хватит дурить! - совсем грубо и неожиданно Бах положил конец затянувшейся комедии. - Вам прекрасно известно, что Вы прибыли к нам по нашему пути. Пусть он не такой и совершенный, однако, без нас обратно Вам хода нет. Разве только до Озера доберётесь. Но это вряд ли. Никто Вас отсюда не выпустит, пока не получим удовлетворительных ответов на предложенные Вам вопросы!

     - Не пугай, начальник --до тебя пугалки были!

     Дурдомовцы

     Осень, осень...может это и 'очей очарованье', только когда начало отопительного сезона затягивается, да в суровом климатическом поясе - уже не до красот природы. Психиатрическая лечебница города Чумска давно и безнадёжно задолжала поставщикам тепла. 'Теплосети' прекрасно понимая, что мэрия всё равно заставит их подать теплоснабжение в учреждение здравоохранения, упорно не давали доступ больнице к источнику тепла.

     Иван, совсем пошедший на поправку от душевного недуга, получил недуг физический в виде катарального бронхита. Доктор утешал пациента: 'Зато утопленниц спасать теперь не рвётесь, Иван Семёнович. И букета Офелии не требуете собрать. Понимаете - не раздобыть нам с Вами эдакую экибану. А бронхит - ерунда. Подлечим. Вот оранжерейку скоро прикрыть придётся: на её обогрев, точно, тепла не выделят, корпуса бы с больными не заморозить! Так по палатам цветочки, по палатам. Только к буйным не надо ставить.'

     Иван слушал, кивал головой, кашлял...

     - А с работой как? Инвалидность оформите?

     - Какой Вы, инвалид! Справочку о полном выздоровлении выпишем. Конечно, с администрацией своего учебного заведения сами беседовать будете. Доложу я Вам, первый случай в моей практике. Чтобы педагоги из окна во время урока прыгали.'

     ***

     Иван, бывший педагог женской гимназии, а ныне душевнобольной, идущий на поправку, от холода не страдал: собственная кочегарка лечебницы работала исправно. Дров и угля хватало. Дай Бог здоровья благотворителям и городской управе.

     Первые дни пребывания на излечении отпечатались в воспалённом мозгу больного как череда непрерывного кошмара: 'Как? Почему? Вот был совершенно здоров и нате вам - душою занедужил!'

     От окончательной и бесповоротной депрессии спасли несчастного не лекарства и доктора. Благотворное и неожиданно участие полоумного старика, требовавшего от него немедленной дуэли в парке на Озере, помогло. И совсем не такой уж полоумный оказался. Экстравагантный - да. Но на остальных психических не похож. И отношение к нему особенное, словно все норовят подыграть чудаку. Даже Лхасаран Цэрэмпилович.

     Многое из старой столичной жизни порассказать может. Интересно. Синематографа в лечебнице нет, а его послушаешь, как хорошую фильму посмотрел. Да ещё не немую, со звуком.

     Только лечение ни на шаг вперёд... нет прогресса. Врачи не замечают, а от Их Сиятельства не укроешься. Старец мигом подметил: беседует частенько Иван Семёнович с кем-то. Сам при этом смущаясь и по сторонам озираясь - не ровен час кто заметит!

     - Ты, друг мой по узилищу, Иоанн, не расстраивайся. Раздвоение личности эта напасть называется. Я и сам к ней склонен, только ещё хуже: у меня и растроения, и расчетверения случаются. Научился виду не подавать. Доктора, как заметят, начинают троекратно, против обычного, микстур да пилюль давать. Без толку. Только голова дуреет. А могут и в другое отделение перевести, где порядки строже, и не погуляешь уже свободно, и цветочками заниматься не пустят. Ты беседуй с ним, беседуй. Да только не при докторах. Он ведь похож на тебя?

     - Истинно похож, Ваше Сиятельство!

     - Вот и мои все со мной вроде на одно лицо, но, то какие-то азиатистые, - шепотом добавил, ‑ одначе, все на самого Государя похожи.

     - Николая Александровича?

     - Александра Павловича Благословенного...

     - Тень Императора Вас тоже бесед удостаивает? Понятно: вы до сумасшествия, наверняка, важным вельможей были.

     - Всё-то тебе ясно да понятно. В том и заковыка - вроде я сам этот Александр Павлович и есть!

     - А докторам известно?

     - Что доктора! Так и сказал я им! Манию величая припишут, да в одну палату с Александром Македонским и Мессией упекут. А они буйные! И меня с ними заодно к койке привязывать станут.

     - А мне как быть, сделайте милость, посоветуйте!

     - Никому своих бесед не открывай. Разве только мне, если будет охота. Беседуй. Поговоришь - легче станет.

     ***

     Приходил к Ивану Семёновичу какой-то замызганый, плохо бритый Иван, говорил, тоже на голову недужен. А дурно побрит, потому, что в лечебнице бритвы недозволенны. Парикмахер бывает редко, и то с электрической бритвою, а она щетину только мнёт да дёргает. 'Совсем заговаривается. Бритва на электрическом ходу - такое и не каждый больной придумает'.

     Однако Ивану Семёновичу в целом приятны были встречи с двойником. Хоть и разговоры странные: профсоюз, разряд, тарификация.

     Однако,... про букет Офелии мыслил точь-в точь, как сам педагог женской гимназии. И тоже понимал, что врачам про прекрасную деву говорить не следует: совсем залечат. Ещё собирался в должности восстанавливаться в какой-то школе или институте со странным наименованием 'Колледж'.

     Возвращение блудного звонаря

     Очередная фотосессия Яши-Ризеншнауцера под патронажем экстрасенса Виктора Пепелова проходила с небывалым энтузиазмом. Плёнки от ФЭД-10 при проявке дали неожиданный результат: на негативе отчётливо проступал контур рыбины. Породу по негативному изображению определить не удалось. Отпечатали: на фотобумаге лишь старая бревенчатая городьба на пустом ныне месте - тоже ошеломляет!

     Безудушная 'цифра' буржуйских фотокамер, при всём при том, бесстрастно фиксировала окружающую действительность. Нет у 'цифры' творческого начала. И вообще, подумав хорошенько, фотограф решил: чем проще, тем достовернее. Был в его коллекции древний аппарат на массивной треноге, работавшей на фотопластинках.

     Несведущий в тонкостях фотографического искусства человек убеждён, что такие аппараты и пластинки - 'дела давно минувших дней'. Ошибаетесь, граждане! Есть такие аппараты! Фотопластинки по сей день выпускаются предприятием 'Славич', расположенным в Переславле-Залесском.

     В Чумском Медицинском институте в анатомическом музее долгие годы служил виртуоз-фотограф старой школы, снимавший препараты для учёных статей исключительно на такой технике. Точнее детали можно передать, на пользу медицины. У него мальчик Яша и постиг премудрость обращения со старинной техникой.

     Снимает, стало быть, Ризен стену и двор в разных ракурсах, поглядывает на монастырские корпуса: с малой-то техникой могли в шею погнать, а тут с такой бандурой явился и без благословения на съёмку!

     - Здесь бы ещё дагерротип применить, - мечтательно произнёс фотограф, - но мне эта премудрость неведома.

     - Ты не мечтай, работай! - Виктор-лозоходец от нетерпения начал уже строжиться на приятеля-энтузиаста фотоэкспериментов.

     - Дагерротип, это понимать надо!

     - Ты понимай да щёлкай. Того гляди, со двора погонят.

     Яша. вздохнув, снова накрыл голову и аппарат чёрной тряпицей. Птичка сейчас вылетит! Картинно отвёл в сторону крышку объектива. Сосчитал про себя выдержку и водрузил на место.

     Вылетела птичка! Целых две! Тот мужик, что сквозь пролом в прошлую фотосессию шмыгнул, обратившись на плёнке рыбиной, опять 'вышмыгнул'. Да не один! Под ручку вёл парень почтенную седовласую даму.

     - Простите! А как это вы, ну туда-сюда...

     - Доброго и вам здоровья. О чём вы, собственно?

     - Ну, вы же в портале...

     - Я при монастыре.

     Дама и портальный мужик прошествовали ко входу в педколледж.

     ***

     Радости Верочки Красоткиной не было предела: и любимый педагог возвратился, и Николай Обвалов, в которого она была тайно и безответно влюблена, жив и здоров.

     ***

     'Дас ист...!' Иностранный турист теперь уже в неорганизованном порядке бродил по территории Обители.

     ***

     Пластинки проявили сразу по возвращении в лабораторию. 'Электрон также неисчерпаем, как и атом', - ни к селу ни к городу изрёк экстрасенс. На пластинках отобразился лик пожилой женщины, опирающейся на плавник гигантского, вровень с ней окуня ( может карася, но скорее всё-таки окуня), стоящего на хвосте!

     ***

     'Вынырнув', Колян безотлагательно решил посетить Базуку. Давненько не виделись, а поговорить есть о чём.

     - Ты, брателла, чего тут со своим мокрым квартирантом прохлаждаешься?

     - Во-первых, здорово, кореш! Чего такой нервный?

     - Вы тут сидите, чаи гоняете, а меня невидимая сила в Могучей Реке, как исподнее полощет!

     - Вчера много выпил?

     - Едва не захлебнулся! Водой! Короче, Дед, я в речке твоей плавал. При посредстве окуня!

     - Тяжёлый случай. - Лёха жалостливо смотрел на приятеля.

     - Погодь-погодь! Какого такого окуня? Знаю я одного лиходея!

     - Так здоровый окунище! Объяснил, что мы родственники. С тех пор, как щучьей мордой ты, Старик, меня гвозданул! Всё я про вас, жуликов, понял. Сами делашите, а меня втёмную использовали! Теперь валяйте, рассказывайте.

     - Колян! Такое тут дело. Поначалу этот старый хрыч меня запугал. Помнишь, как по-над речкой нас таскал по лунной дорожке? А я тебе, считай, сразу всё как на духу...

     - Ага! И про Собаку тоже?

     - Так мы ж тебя во всё посвятили. Про собаку стрёмно потом было сознаваться, наплели тебе про эскимосскую породу. Ты и сам дурак: какие у нас в области эскимосы? Эвены - да. И тех с эвенками путают. Раньше звали остяками и никакой мороки. Стремались мы с Дедом, что тебе мозги пудрили. А к собаченции сами душой прикипели. Только смылась она и адреса не оставила! Мы ж тебе говорили.

     - Куда?

     - У неё спросишь, если увидишь когда!

     - Ладно, смылась, так смылась. А ты, хрен старый, сидишь тут, когда тебе надо уже не здесь!

     - Не поняли?!

     - Чего понимать! Надо тебе в пломбированный вагон, да на Родину, власть в свои руки брать!

     - Алексей, он про что?

     - Был у нас такой вождь. Он и сейчас 'живее всех живых'. Вот он и приехал на немецкое бабло в вагончике под пломбой, как слабину власти почувствовал, Россию-матушку к рукам прибрать!

     - Ваше человечье это дело! Я тут причём?

     - Царь ты или не царь? У тебя идейные шатания в Реке, а ты: при чём, при чём! Власть пора обратно в свои руки брать! Артель в реке накрылась медным тазом. Вместе с драгой. Окуня под зад коленом. Так бы я ещё в его башке и плавал, если бы его персоной нон грата не объявили.

     - А Щука-поскуда?

     - Отмазалась. Теперь, когда суть свою человечью в башке потаскала, образованная стала, гимназию открыть в Реке налаживается. С гештальтпедагогикой и прогимназией.

     - И ещё, Старый Перец! В ваши края прибыло посольство из древней страны Греция. Ранее Элладой именовалась. Лес уже перебаламутили - Древесные Девки теперь Дриадами стали, Мужики, сказать зазорно, 'сатирами' себя поименовали!

     - Так ведь сортир, Колька это, где люди нужду справляют?

     - Я до кабака в институте успел поучиться. Объясняю: 'sortir' ‑‑ от французского глагола 'выходить', ну, испражняться вроде. А вот Сатир - этот больше по части выпить да войти во всё, что движется. А потом кого только от его вхождения не получается. А как вакханки подтянутся, считай все Лешие, которые теперь сортиры, алкашами станут и озабоченными.

     - Чем озабоченными? -Удивился Дед.

     - А тем, чтобы винопитию придавшись, во всех особ женского пола входить. Они и русалок твоих в покое не оставят. Сам суди, что у тебя за поданные через пару десятков лет нарастут! И названий-то не придумаешь!

     - А плавники выдрать?

     - Так я и говорю - пора! Ираиду - Щуку-учительницу я с собой притаранил! Как получилось, не знаю. А без неё эта рыба пристипома, Щукой назвавшаяся, ни хрена не стоит как педагог!

     - Так я поплыл! Вы, братцы, подсобите старику -- надо нам вместе держаться. Может, ещё и с золотишком разберёмся! А к этим злыдням речным я без вас, братцы, теперь и подступиться боюсь! Дожил!

     - Достал уже! Но помочь подельнику обязаны. Хоть и навара, похоже, не будет. - Особого энтузиазма в голосе Базуки не слышалось.

     - Вот и чешите тем путём, что Колька разведал!

     - Ничегошеньки я не разведывал. Само получилось!

     - Вот и ещё разок получится!

     ...Гейзер, бульканье, осушение подвала. Постоялец съехал.

     Миллионная

     В двери апартаментов-тюрьмы со всеми удобствами вошел седой, очень старый человек. Был он, несмотря на бремя прожитых лет, ещё крепок и жилист.

     'Вот ты какой! Встретились не ожидала где'!

     - Извольте отобедать, барыня!

     - Изволю. Кто таков?

     - Не гневайся, матушка! Глаза твои признал, Лик не помню, а глаза во век не забыть.

     - Рассказывай.

     - Сами-то меня должно быть признали. Или нет?

     - Догадываюсь.

     - Как старым совсем стал, выпросился век дожить в Чумске. Тянуло всю жизнь обратно к Белой Горе. В Верхнеудинске считали, помер я здесь вскорости после прибытия. Ан Господь смерти не даёт. Не все долги раздал.

     - Ждала я встречи с тобой, Ерошка. Знала - живой. Иначе бы Иванов не получилось. Ты с Племенем навек породнился через кровь мою. Вот тебя и разбросало.

     - И вправду, барыня: как на куски разодранный всю жизнь хожу.

     - А здесь ты как?

     - Жить-то надо, коли смерти нет. Пристроился лакеем. Да какой из меня лакей! В сабельном бою да в походе военном, там я на своём месте. Спасибо, не гонят. Женскую прислугу Магистр не держит: больно болтать любят. А ему в тайне да тишине жить любо.

     - Как же ты, Атаман, до такой жизни дошёл?

     - Кто меня спрашивал? За грехи, должно быть. А пуще всего, что пустил ту стрелу злосчастную. Я ведь, барыня, мог тогда с ружья стелить! Точно промахнулся бы с такого расстояния. Ружьишки были - не чета нынешним. Вдаль с лука-то точнее. Хотел мужика, что при тебе находился срезать, да в последний миг на тебя стрелу перевёл, не знаю, как и удумал такое. В бабу стрелу пустить! В век себе не прощу! А глаза твои с тех пор неотрывно на меня глядят.

     - Можешь грех свой списать.

     - Только скажи, барыня! Что угодно за ради этого исполню!

     - Скажу. Барыней больше меня не зови. Я - Лилия. Так и кличь. При посторонних другое дело. А здесь мы одни и почти родственники.

     - Приказывай!

     - Не приказываю - намёк даю, как оправдаться тебе перед совестью твоей. По дому можешь свободно ходить?

     - Кто за стариком-прислужником следить станет. Везде, кроме Иоганнова кабинета, бываю: подмести, помыть, на стол накрыть.

     - В городе ходишь?

     - Куда мне ходить, старику! Только в монастырский храм. Думал постриг принять, отец Игумен не благословил. Мало смирения в душе моей зрит. Тебя в монастыре тоже встречал. Опять же по глазам признал.

     - И я тебя видела. А семья была у тебя, служивый?

     - Всю жизнь бобылём. Не смел себя брачными узами связать: ведь женоубийца. В монастырь хожу, замолить грех пытаюсь. А и там твои глаза: на двор зайду - наваждение: ты живёхонькая и на меня глядишь.

     - Вот и крестники твои, Иваны, холостыми ходят.

     - Не упомню таких.

     - Ничего. Может, познакомишься когда-нибудь. Иди пока. Никому про наше с тобой родство не сказывай. Придёт время - будет тебе дело...А у меня семья была. Совсем недолго, но была. Один денёк всего...точнее ночь и утро.

     ***

     Иоганн Себастьян Бах, магистр Ложи, опасался сумасбродных выходок Принцессы Лилии. Сегодня, вопреки обыкновению женщина вела себя вполне прилично. С такой особой даже дело иметь приятно: умна, культурна, наружности привлекательной.

     - Поверьте, Принцесса, мне чрезвычайно приятно Ваше общество. Хотел бы познакомиться при других обстоятельствах, но Вы же понимаете?

     - Как не понять. С пленённым и поверженным противником беседовать сладко.

     - Но только сила обстоятельств! Это и не плен вовсе.

     - Не плен, так и ладно. Давайте о деле.

     - К Вам у нас всего-то пара маленьких вопросиков. Вы отвечаете, и мы расстаёмся добрыми друзьями.

     - Это как получится. Жизнь из меня доброту давно калёным железом выжгла.

     - Не наговаривайте на себя: вы само очарование!

     - И Севостьяныч туда же! Почему надо обязательно комплементы изобретать. Я девушка простая. Предлагаю и дело решить по-простому. Знаете такую игру, поддавки? Это когда вместо того, чтобы оберегать свои фигуры на доске, игроки стараются сдать как можно больше своих пешек.

     - Есть в России такая забава, дети развлекаются.

     - И мы с Вами, Магистр, развлечёмся. Факты: Вы знаете про Племя Детей почти столько же, сколько я. Явно знакомы с моей 'Аналитической запиской' и так далее. Ваш ход: кто агент Ложи в Институте?

     - Не самое приятное для Вас начало, но отвечу: Агент - Главный!

     - Игра отменяется. Враньё не проходит.

     - Прискорбно, но это правда. Лев Николаевич, возглавляющий ИИВЖН - наша фигура.

     - Но...я считала.

     - И просчитались. Я откровенен: не только Вам ведомо искусство создания кукол. Всё ведь просто: 'Solve...' У вас тот же принцип. Наверняка. Считали своего начальника заколдованным принцем - Ваше дело. Любовь слепа, как и ненависть. 'Что вверху, то и внизу.'

     - Извольте без масонских нравоучений!

     - Я же говорил - никакие мы не масоны. Мы - Ложа, Братство. А Вас первый же мой правдивый ответ поверг в смятение. Ход за Вами: знакомо ли Вам орнаментальное письмо, которым пользовались Дети? Можете ли Вы его прочесть?

     - Ответ: знакомо. А вопроса было два. Но не будем придираться. Отвечаю: вероятность прочтения имеется. Хотя времени прошло...трудновато.

     - Мы окажем любую помощь.

     - Будьте так любезны. Вопрос: роль графа Брюханова-Забайкальского и его степень осведомлённости?

     - Наш давний агент. Причина его сотрудничества - маниакальная страсть к археологии и этнографии при полном отсутствии средств.

     - А фамильные капиталы?

     - Оперативная легенда, предложенная нами. Граф - человек с весьма скромным достатком: вполне хватает на красивую жизнь и шампанское для своей...простите. А все его научные сумасбродства оплачивает Ложа.

     - Как он оказывается в Чумске и связывается с Братством?

     - Мы его транспортируем. Примерно, как и Вас. У него слишком низкая ступень посвящения. Сегодняшний случай - потолок его временной транспотировки.

      А как связываетесь с Главным?

     - Сложно, но получается. В Париже прошлых столетий само собой не может быть интернета и электронной почты. Даже очень знающие Братья о таких чудесах не имеют представленья. У нас есть странники, эстафета, с которыми мы отправляем послания и получаем информацию от агентов. Они, находясь в вашем времени, имеют возможность пользоваться достижениями передовой научной мысли.

     - Не жалеете, что сдали Главного?

     - Он не оправдал наших надежд. Неудачный экземпляр.

     - Это утверждение, к сожалению, не подлежит сомнению...

     - Дражайшая Лилия Эльрудовна! Мои аплодисменты: вы непревзойдённый мастер игры! Я успел задать всего один вопрос. Вы - целую серию. Заметьте: я отвечал. Теперь позвольте спросить: где сегодня находится Племя?

     - Увы, наши познания практически те же, что и у графа Брюханова. Мы также довольствуемся лишь обрывочными слухами и легендами.

     - Пусть будет так. Тогда, ещё вопрос: Кто такая Хозяйка Белой Горы?

     - Про это никто не знает. Когда Дети жили на Горе. Такого Божества не существовало. Сама помню. Наши Духи все небесного происхождения.

     - Однако, вы ходатайствовали к ней о прекращении потопа.

     - Только мысленно обращалась. Как выяснилось удачно: она меня услышала.

     - У Вас и телепатическое дарование имеется?

     - Умею просить, когда захочу. Прошу Вас, Магистр, довольно на сегодня. Я утомлена. Продолжим партию в следующий раз.

     - Не смею отказать такой приятной и образованной собеседнице.

     Собачья жизнь

     'Известно, что собака бывает кусачей только от жизни собачьей. Куда ещё собачее-то! Хоть фашистских ублюдков не наплодила, и на том спасибо. Нынешнее потомство справное должно получиться. Кобели в приюте все порядочные, только не повезло им с хозяевами. А кому нынче везёт? Только жулью да проходимцам.

     Засиделась я в этом отеле для бездомных. Надо домой в Тайгу возвращаться. Лильке помогу, тогда и домой отправлюсь. Только торопиться надо: на сносях я. Долго ли щенков лишиться.

     А Лилька сильно удивится, когда я к ней пожалую. Не знает она про сестричку с хвостиком. Да не в хвостике дело. Надо хорошо всё обмозговать, чтобы без шума и пыли дельце провернуть. Откуда про Лильку знаю - так я же умная. И красивая. Почти как она, только в своей категории. Если б я в городе жила, да при путном хозяине, все призы на собачьих выставках моими были бы.

     При её батюшке в своре охотничьей состояла. Девочкой малой помню. Сейчас, конечно, уже совсем другое дело: культурная, современная. Глаза запомнила. Как золотоискатели меня на двор монастырский выпустили, сразу эти глаза обнаружила. И их обладательницу сразу вычислила: кто из Племени, того не заметить невозможно.

     Лильку на любой конкурс красоты человеческий отправить не стыдно. Ей хороший продюсер только нужен. Во, чего я знаю. Так, мысль хорошая, может договоримся. Шоу бизнес он неожиданные ходы любит. Представляю: 'Мисс мира Лилия Чистозерская со своим продюсером Таёжной Сукой!' Красивое у меня будет сценическое имя. Хорошо бы и Лильке псевдоним вроде 'Принцесса Сука' взять. Люди не поймут. Почему-то они это слово за ругательство держат. А по мне, так нет почётнее звания.

     Ещё бы с дурёхой разобраться, которая титьками трясла в странном платье. Точно, Кольку, кобеля человеческого, завлечь пыталась. У меня чутьё на любовные дела. Может, им тоже поспособствовать? Могу. - Сама к Коляну в объятия сиганёт скромница. И Колян никуда не денется. И почему дурочке титькастой именно Колька приглянулся. Думать надо! Опять же: Колян - рыбак и охотник. Человек та                  ёжный. И откуда-то манеру звона перенял, что в Племени была принята. Сама слыхала - может по-нашему молотить!

     Как они там без меня? Совсем от рук отбились, поди. Ничего. Пусть Базука жилплощадь готовит для моего потомства. Там и их личную жизнь налажу. А то живут бирюками одинокими.

     Только у Лёхи жена есть. И то: над их семейными отношениями ещё поработать придётся. Да бутылки от бабы заначивать отучить, а бабу отучить пилить его ржавой пилой за каждую мелочь. Он ей такую конуру отгрохал, а лишнюю стопку дёрнет, сразу истерика. Хотя я бы рядом с собой алкаша терпеть не стала. К счастью, таких среди собак нет. Только если насильно люди приучат к пьянству. Бывают такие сволочи, что животным водку дают. Слыхала. Может врут, а может правда.'

     ***

     После 'уплытия' или убытия Духа Могучей Реки друзья присели подумать, то есть, конечно, сначала мыслительный процесс простимулировать. У Коляна с собой было. Простимулировали, задумались.

     - Чего носа на мою хату не казал?

     - Так я к тебе всегда со всей радостью забегаю и с горестью. Давно бы пришёл, Дед достал в последнее время. Я, по-моему, от него таким нервным стал, что на колокольне даже набезобразничал.

     - Это ты по собственной дурости.

     - Не скажи: чувствовал, кто-то так и подначивает.

     - Деду не до тебя было. Тут что-то ещё есть.

     - Однако, прав ты, дружбан. Там вокруг монастыря много непонятного творится. Сейчас какой-то экстрасенс с фотографом тайком от братии упражняются.

     - На тему?

     - Не спрашивал. Слышать - слышал: портал какой-то исследуют.

     - Это пролом новый?

     - Во-во. Вроде, даже меня и Ираиду увековечили на какой-то допотопной технике.

     - В объектив светиться лишний раз не надо бы.

     - Знаю, да меня не спросили. Хрен на них. Тут я тебе должен одну тему озвучить. Как я в Обитель с повинной головой брёл, вдруг тачка навороченная передо мной каскадёрский разворот заделала. Чуть полы у подрясника не оторвала.

     - Так наполучали права водительские всякие отмороженные...

     - Не о том речь. Баба шла, красивая. Ты её тоже мог на Белой Горе да во дворе церковном видеть...

     - Там только одна красивая баба шастала. Помню. Кстати, в педколледже тоже знатная чувыдра есть. Та, которая сиськами трясла перед братией и публикой. Самодеятельность, мать их! По-моему она к тебе неровно дышит.

     - Да не о том же я! Только титьки тебе обсуждать! Тачка та крутанулась, бабу силком запихали в салон и смылись. Я же тебе звонил, советовался. Помнишь?

     - Ну. Так в городе шухера никакого по этому поводу не было.

     - То-то и оно. Бабу больше не видно.

     - Поди в Средиземном море плещёется. У нас того и гляди снег повалит, а деньжонки есть, можно и на Юга.

     - Хорошо, если так. Но чует моё сердце - не так чего-то тут.

     ***

     - Конечно не так! Умники! - раздался в прихожей незнакомый ворчливый голос.

     - Эй! Кто на хате! Выходи! Всё заперто было, как попал? - Базука болезненно относился к неприкосновенности своего жилища и к его охране, что не удивительно при его образе жизни и занятий.

     - Мне твои замочки не помеха. А вот как в подвале запирать меня пробовал, припомню ещё!

     В дверном проёме нарисовалась беглая таёжная Собака.

     - Радость какая! Нашлась! Кто тебя привёл-то? Магарыч с нас ему положен. Кто там про замки говорил. Опять же посмотреть надо: что за домушник классный, если ему мои замки нипочём!

     - Остынь, Алексей Иванович! Никто меня не приводил. Сама пришла, когда захотела. А замкам твоим, на помойке место.

     - Мама! Роди меня обратно! Собака говорит!

     - Не блажи! Дело слушай! Где Старик? Я ему приказала наблюдать обстановку и мне доложить, как возвращусь. В армии служили?

     - Я в ВДВ. Колян отмазался, почти, и в окружном ансамбле песни и пляски барабанил. Тоже, значит, служил.

     - Тогда знаете, что за самовольное оставление поста полагается.

     - Он знал, что ты говорящая? Нам ничего не сказал!

     - А что тут говорить. Тогда и я должна каждой собаке докладывать, что ты разговаривать умеешь.

     - Но ведь речевой аппарат у собак не приспособлен...

     - Чушь! Где Старик я спросила?

     - На Реку подался. Колян там побывал, говорит, полный беспредел. Не разрулить без Духа.

     - Про Деда ещё спрошу с вас. Здесь как дела?

     - Живём помаленьку. Вот Колька в какой-то портал вляпался. Окунем работал. Насилу ноги унёс. Щуку-училку за собой, рыбами пленённую, приволок.

     - Портал? Что же это такое? Неужто Тропа Золотая открылась?

     - Не золотая, из битого кирпича. Что за Тропа?

     - Молод ещё знать. Докладывайте дальше. Только факты, желательно интересные и по делу!

     - Я как в монастырь шёл, почти у ворот бабу красивую в тачке увезли насильно.

     - Знаешь её?

     - Да она тут всем глаза намозолила. Красивая, глазастая.

     - Глазастая, красивая. Плохо

     - Что плохого, если баба красивая?

     - Красивая - это хорошо. Только, подозреваю, известно мне кое-что про неё...Короче, тревога и общий сбор. Командовать парадом буду я. Поигрались в собаководов-кладоискателей. Делом будете заниматься.

     - Круто берёшь. А за базар ответить сможешь? - Базука немного пришёл в себя после открытия феномена говорящего животного.

     - Отвечаю. Зуб даю. Ты, Колька - ноги в руки и в монастырь. Всё подмечай. С экстрасенсом попробуй потолковать. Базука - трубу к уху, и пока всю братву на предмет крутых тачек и похищений не прощупаешь, не расслабляйся. Пусть хоть уши опухнут от телефона.

     В оба, красавцы, смотреть, в оба. Может, какую публику странную срисуете. Ма-а-рш. Р-р-р! Я - отдыхать. Потомство вынашиваю. Вы - работать, работать и работать! Приём окончен! Мне постелить в гостиной. Без стука не входить. По пустякам не тревожить. Да: будьте готовы к путешествию. Лёха, ствол имеется?

     - Найдём, да лучше бы обойтись.

     - Постараемся, но смажь волыну и наготове держи. Главное: Старикашку-самовольщика доставить. Кроме него и наблюдателей здесь не было. Проснусь - спрошу. Набралась команда: один умный, другой красивый. Третий - мерин сивый, водоплавающий! Как с вами работать прикажете?

     - Так он булькнул, и поминай как звали!

     - Не моя проблема! Сказала, доставить к моему пробуждению.

     ***

     - Туго нам придётся, если Деда не вернём.

     - Ладно, Колян! Придётся тряхнуть стариной. Ты тут присматривай за обстановкой. Да всё замечай. Не как попало! А я покумекаю, как Деда по Сучьему велению вернуть.

     - Алло, Резаный? Сколько лет сколько зим! Понятно, без крайней нужды твой номерочек набирать не рекомендуется... Крайняя - крайнее некуда. Я не в падлу, по-товарищески напоминаю. Должок за тобой. Не я - топтал бы ты сейчас зону в Коми АССР. Я не в укор. Друзей выручать надо! Вертушка твоя на ходу? Всегда? На Север надо. Какая охота! Борт не засвечу. Верну сегодня же! Спасибо, братан!

     Братство буксует. Рабочая встреча

     Четырёхаршинный забор, густой парк, охрана в форме гвардии неизвестного, а может, и не существующего государства. У богатых свои причуды. Встреча носила полуофициальный характер. Многие позволили себе явиться в обличии, привычном для их среды обитания. Конечно, люди во фраках, смокингах и визитках имелись в достатке.

     А среди них выделялись господа в сценических костюмах из неизвестных театральных постановок, бритые молодые люди в трикотажных штанах с лампасами, военные в мундирах различных армий. На такие мелочи во время рабочих встреч не обращали внимание. Дело не давало возможности терять драгоценные минуты на обсуждение дресс-кода.

     Слово, пользуясь статусом, взял Председательствующий:

     - Братья! Мы скорбим по поводу необоснованного противостояния нашей Ложе со стороны, так называемой, передовой части общества. Во многих, если не во всех, странах мира нас называют не иначе, какМасоны. Слово это не отражает сути нашей деятельности. Не стану подготовленным и верным людям ещё раз пояснять отличия.

     В первоочередном порядке нас интересует Россия, точнее Сибирь. Но и там от каждого полупьяно-полуграмотного аборигена то и дело слышим: 'масонская рожа', 'жидомасон', хоть и не ведают эти бедные малограмотные люди, чем мы им так досадили. Ведь ничем. Вся наша деятельность - во благо каждого живущего на Земле, без исключения.

     Методы наши не всегда нравятся простолюдинам, да и политикам. Что поделать: каждому не угодишь!

     Мучительно и враждебно некоторые, самые нетерпеливые, пытаются проникнуть в суть наших изысканий. Пустое дело! Только больше всё запутают.

     Наш путь - золото и мировые запасы углеводородов. Приведение данных субстанций в соответствие с краеугольным постулатом 'Solve et Coagulа' - Разжижай и Сгущай.

     Наши оппоненты не знают о катастрофическом антагонизме 'деньги - золото - нефть, посему и смысл нашей деятельности и её размах пугают непосвящённых.

     Обнародование нашего учения для широких масс - путь мировой экономики в хаос и разруху.

     Все мы, Братья, при посвящении в Ложу давали страшную клятву. Думаю, не найдётся в Братстве отщепенца, способного преступить наш обет.

     Не сокровища мы ищем, а оптимальный для всех рас и народов образ существования. В полном и безоговорочном подчинении Ложе, конечно. Золото и нефть - лишь инструментарий для грядущего вольного строителя, каменщика, созидающего новый благословенный мир.

     Вопрос: Как продвигается деятельность ИИВЖН?

     Ответ: Прискорбно, в деятельности Института отмечается полный застой и безвластие.

     - Что говорит по этому поводу руководство учреждения?

     - Руководство в растерянности. Лилия Эльрудовна Чистозерская, многим из вас известно, при нашей помощи пересекла Границу Времени и содержится в нашей штаб квартире в Чумске 19 столетия.

     - Нельзя ли форсировать?

     - Нельзя: дама слишком своевольна и самостоятельна. Ищем точки соприкосновения наших интересов. Она пойдёт только на взаимовыгодное сотрудничество, только когда будет уверена, что пользы от её знаний для Братства будет намного меньше, чем польза для неё от наших откровений. Трудный человек. Смысл её игры одна из тайн, могущих стать ключиком.

     Из бесед в Чумске явно следует, что обогащение, золото - не её цель. Возможно, презренный металл нужен ей всего лишь, как вложение в какой-то колоссальный проект. Ключ к сотрудничеству и полному подчинению госпожи Чистоерской - её тайная цель, на воплощение которой она уже потратила Века.

     - Если нельзя пока вычислить эту цель, может, она в порядке взаимных уступок откроет свой способ Перехода?

     - Не откроет. И есть мнение наших специалистов, что это индивидуальная особенность, полученная при Разбросе. Она не будет действовать у других лиц. Способ, к тому же, имеет условием привязку к Чистому Озеру.

     - Что докладывает руководство Института?

     - Мычат не телятся! Простите, это выражение одного моего друга-фермера. Грубовато, но точно.

     - Не до высокого слога сейчас. Наш агент может сменить на посту Главного?

     - Главный - единица не назначаемая, выборная. А нам сейчас голосования хоть прямые, хоть тайные в НИИ не нужны. Радует, что агент Петер удачно легализовался в НИИ 21 века. Наша кукла у него в безоговорочном подчинении.

     - Так пусть и переизбирается!

     - Главный с превеликим удовольствием пошёл бы на это, но Чистозерская скрыла все бумаги по нашей теме в личном сейфе.

     - Вскрыть!

     - Зачем так по-разбойничьи! И не даст это ничего: хитрый код для замочка соорудила: лик Льва Николаевича в глазок камеры предъявить требует, да непременно, чтобы она руки на его голову возложила!

     - Имитация?

     - Невозможно, по имеющимся у нас данным этот замок реагирует на какие-то флюиды, образующиеся в момент контакта рук Чистозерской и мозга Графа-Главного. Получается - оба организма для нас бесценны.

     - Фантастика!

     - Всего лишь 21 столетие. Мы хоть туда и заглядываем, но наши возможности очень скромны...

     А вот о фантастике разговор предстоит серьёзный: куклоделам Ложи придётся много и напряжённо трудиться. Гроссмейстер Ложи отдал приказ о выпуске серии упрощённых боевых кукол, не имеющих индивидуальности, и разработке способа  пересечения ими Границ Времени.

     Какая-то дикарка из Сибирского племени изготовила для нас и против нас куклу, превосходящую наши образцы. Долго нас за нос водила. Неизвестно, что ещё мадемуазель Лилиан выкинуть может. Дело осложняется тем, что Брюханов-Забайкальский в куклу свою безумно влюблён. К нашим доводам прислушиваться отказывается.

     - Аннигилировать!

     - Ценим ваш уровень образования, коллега. Но: во-первых, термин не совсем подходит для данного случая. Во-вторых, сия особа тесно связана со своей матерью-матрицей, кто знает: какие сюрпризы заложены для таких вот лихих аннигиляторов? И граф взбунтуется, выйдет из-под контроля. Для него она не кукла, прежде всего - предмет обожания.

     - Специалисты 21 века?

     - Агент Турист во время пребывания в Чумске посещал старинный монастырь. Прочту Вам его Донесение. Будьте снисходительны к его слогу, Агент действительно ценный:

     ---

     'Город Чумск, обычная провинциальная дыра. Река, храмы, рынки, заводы. Приличному господину и погулять негде. Не коротать же вечера в ночных клубах и дансингах, где выдерживать беспрерывно атаки драгдилеров и ночных бабочек, спешащих заработать на укол, чтобы тут же свой заработок дилеру за дозу отдать, да ширнуться в туалете!

     Это введение, чтобы Братья и руководство, представляли на какие жертвы приходиться идти адепту ради блага Ложи в чужом мире с его непонятными и дикими обычаями. В целом, город неплохой, университетский, учёных много, творческой интеллигенции.

     Вот, кстати, об учёных: есть здесь непризнанный гений, экстрасенс-самоучка. По слухам имеет высшее техническое образование, 'занимался торсионными полями' (про поля в следующем донесении, как соберу информацию: какая-то мутная отрасль современной науки).

     Во время экскурсии в мужской монастырь Чумска данный объект обнаружен был на территории культового сооружения в компании со странным мастером-фотографом. Упоминались Аппарат Кирлиана, цифровая фотография (прошу помнить: в знаниях моей ступени посвящения ничего подобного не рассказывалось, равно как и о неведомых полях).

     В разгар фотосъёмок в участке обрушенной стены, который экстрасенс обозначал словом 'портал', дематериализовался мужчина средних лет. Я навёл справки - это управляющий монастырской колокольней по имени Колян. Живой интерес к управляющему проявляла приятная и целомудренная девица из педагогического заведения рядом с монастырём'.

     ---

     - И как вам, Братья, подобный отчёт?

     - Своеобразная манера изложения. Но много и по существу. Надо бы лиц, упомянутых в отчёте, взять под контроль.

     - Совершенно с Вами согласен, коллега. Простим Туристу странный его слог и ознакомимся со свежими новостями из Чумска:

     ---

     'Mein Herz!

     Управляющий колокольней - я выяснил - здесь его должность называется 'звонарь', так в дальнейшем и буду его именовать. Этот звонарь с недавнего времени, боясь увольнения после учинённой нами вакханалии, в которой был и эпизод на колокольне с его участием, имеет тайно от своего босса в монастыре ещё одну не вполне легальную для Церкви работу. Он барабанщик в ресторане 'Славянский Базар'. Там собирается много интересных людей. Экстрасенс любит хорошо покушать, особенно, если за чужой счёт. Деньги у него водятся не густо, а состоятельных знакомых и клиентов - полгорода. Имеет обыкновение прогуливаться по набережной здешней Матери-реки, наблюдая за посетителями. Часто приглашают. Барабанщик с ним на дружеской ноге. Почему-то о портале не спрашивал. Все сплетни городские перетрясли. А по делу - ничего!

     ---

     'Славянский Базар' - достопримечательность города. В нём столоваться изволил писатель А. П. Чехов, проездом на остров Сахалин. Говорят, тот ещё тип был: город обозвал 'свиньёй в ермолке', интеллигенцию всю пропойцами заклеймил. Бездорожье сезонное было, и чахотка совсем сочинителя одолела. В столицах, проповедовал, что 'в человеке всё должно быть прекрасно...и душа'. Лицемер, однако, Шоу Мен. Или Бернард Шоу? Точно не помню название амплуа. Так вот: А. П. Чехов, в дурную сибирскую погоду про прекрасные тело с душой в приступе своей истинной мизантропии забыл преуспешно.

     Увековечил недоброжелательное отношение к городу один из Чумских скульпторов в презабавной бронзовой фигуре классика Российской словесности.

     Кухня в ресторанчике, надо сказать, отменная. Нельма по-гамбургски не хуже, чем в Европе. Но, к делу: угощал экстрасенса на этот раз местный фотограф по имени Яков Шнауцер, странная фамилия, но если в загадочной России возможны аристократы с фамилиями Брюханов и Толстый, почему бы и немцу Мордастым не прозываться? А может, он не немец...

     Шнауцер давал банкет по поводу почти состоявшегося научного открытия: совместно с экстрасенсом Пепеловым обнаружил он, а главное, запечатлел 'портал в другие миры'. Пустили по залу подписной лист для благотворителей на приобретение дагерротипа и обучение работе на нём: сразу позитивное изображение даёт и прибор веками проверенный. Надо сказать, жертвовали. И не мало - не жадные, видно, люди собрались.

     В компании с искателями порталов ещё один учёный муж был. Он всё про тонкий мир философствовал. Говорил, никто кроме сотрудников Института Оптики Атмосферы помочь не сможет с техникой и разысканиями. Пепелов возражал: там профессоров - на каждом углу, а почуют открытие мирового масштаба - себе всё заграбастают. Даже десятым соавтором мелким шрифтом не пропечатают.

     Энтузиаст не сдавал позиций: 'Там в Оптике ещёе мощнейшее лазерное шоу есть! Могу с мужиками договориться! Например, взять, да на Успение, к примеру, или Рождество светануть по всему периметру Обители! А результаты Ризеншнауцер зафиксирует на камеру'.

     - Ну и тебе сначала Игумен светанет, за ним Митрополит а дальше...пойдешь объявления у торговых центров раздававать: 'Ищу работу. Умею всё'.

     Дурачь                                                                                                                                          ё малограмотное. Лазер и торсионное поле вместе! Впрочем, пусть судят специалисты соответствующих направлений и веков! Мою низкую степень посвящения и образования я уже упоминал. Дерзну, Братья, сказать, что верность моя при недостатке знаний безмерна.

     По местной традиции под конец застолья отправились энтузиасты бронзовому Чехову перед входом в кабак нос тереть на удачу.

     Хорошо, хоть гениталии не полировали, как слушатели Санкт-Петербургской морской академии поступают перед экзаменами с конём император Петра 1. Обидно за коня! А может, писатель сам за промежностью ухаживает интимно. До отменного блеска ширинка надраена. Уточняю: на классике, помимо пенсне, надето ещё длинное бронзовое пальто, так что, сам не видел. Сведения получены от легкомысленных особ женского пола, фланирующих по набережной у ресторана. По их словам писатель иногда на мгновение вышеупомянутое пальто перед ними распахивает.

     На следующий день после возлияния, а холодно уже было в краю Сибирском, пошли Пепелов и Шнауцер в монастырь, прихватив для научной поддержки Серёгу-учёного (фамилия не установлена, но действительно служит в НИИ Оптики). Тот хвастал, что спецкурс по торсионным поля читает, только 'лохам' (прошу прощения, значения термина установить не удалось) таких вещёей не растолкуешь.

     Я, согласно легенде, вернулся для более внимательного ознакомления с архитектурой Обители. Знакомлюсь, наблюдаю.

     Ничего достойного пересказа больше нет за исключением финала фотосессии: из пролома обратным рейсом прибыл и материализовался уже вам известный звонарь. Да ещё и под руку со старой седой фрау. Звонарь, пока находился непосредственно в обрамлении пролома, имел вид гигантской рыбы, стоящей на хвосте. А фрау на его плавник опиралась невозмутимо.

     Целомудренная девица на сей раз тоже наблюдала материализацию. Радовалась: 'Коленька вернулся. Я ждала. Я верила. Слова Тебе, Боже!'. Она даже на храм тихонечко перекрестилась. Любит она звонаря. Не просто так упоминаю: в оперативной информации всё важным может оказаться. Программа пребывания моей туристической группы в Чумске завершена. Завтра чуть свет отбываем в Красноярск, Иркутск и Улан-Удэ. Следующая связь будет возможна только из Верхнеудинска.

     При возникновении непредвиденных обстоятельств, настоятельно и покорно прошу, ставить меня о таковых в известность.

     Чтущий Ложу и Отца Бафомета агент Турист

     (Карл Карлович Перельман)

     P.S. Нельзя ли пару-другую деньков отпуска? Стосковался по пиву баварскому, да сосисочкам!

     - Каково? - председательствующий обвёл взглядом присутствующих.

     - Оригинально, причудливо излагает. А кой над чем задуматься надо. И последнее предложение звучит почти как приказ. Странно, что простой агент позволяет себе так рапорт заканчивать.

     - Я думаю, господа - очень не простой у нас агент Перельман: перехватит императорская тайная служба такое письмецо, внимания не обратят: явный шизофреник с рыбами, ширинками и сосисками в портах неведомых морей.

     Поверьте, мы очень ценим Туриста. В твёрдой валюте тоже. И его донесения обнародованы были не в качестве психологической разгрузки.

     Чумский НИИ в развале, почти в Руинах. Наш человек, Пётр Петрович Петров, оперативно прибыл на место, представился Брюханову. Тот передал ему все материалы для упорядочения деятельности Института. Но,...возникла загвоздка с ментальным шифром сейфа сверхсекретных бумаг. Пока имеем лишь один путь: играть в открытую с Чистозерской и убедить её воспользоваться ключом. Естественно, под нашим контролем и наблюдением господина Петрова...

     Благодать Лесная

     По первому ледку, когда ещё не испугаешь холодом ни человека, ни лесного зверя, собиралось все исконное таёжное население на взгорках, костры жгли могучие. Причём дикие звери, от роду огня боявшиеся, людям ловко кочегарить помогали.

     Знали и люди, и звери, и птицы: не будет в этот священный день плотоядия: трапезничать все будут орехами, ягодами, грибами. Ни одна плоть не пожелает вкусить другую. Даже драк и мордобоя молодецкого в День Лесной Благодати не положено.

     Зато будет невиданное количество настоек, медов, браг на всевозможных ягодах и кореньях выдержанных. Всё лето эдакое богатство копилось и бродило.

     Как возгорятся костры великие, тут медведи-силачи взворотят на горки чаны жёлтого металла (много такого в лесу валяется), а мастера для разных нужд переправляют. Вот и чаны добрые получаются. Только больно тяжелы. Без медведей не справиться!

     Праздник появился в первые времена переселения Детей Невидимых в Тайгу, как знак благодарности Духу Леса и всему Лесному Народу, что дали чужакам приют на своих угодьях. Шаман Турухан, по благословению Лесного Деда на сей праздник объявляется Повелителем всей Живности. Не только Дети, но и весь Лесной Народ и Лесная Живность на малое время Его Племенем становятся.

     Особые почести воздаются Собакам и Лошадям в память той, первой лютой зимовки, когда Племя от голодной смерти спасалось мороженой кониной да варевом из собачатины.

     Царицей праздника избиралась самая сильная и красивая сука, у которой находили больше сходства с Великой Подземной Матерью-Собакой. Изваяние, созданное первой таёжной весной из прибрежной красной глины и бережно обожжённое, хранилось весь год до Праздника в крепких кедровых ящиках. Сука, хоть раз в жизни удостоившаяся стать Царицей праздника, гордилась этим всю оставшуюся жизнь да детям-внукам рассказывала: не простая наша семья! Были и у нас Царицы Праздника Лесной Благодати!

     ***

     Настоящая Подземная Сука праздник Благодати не любила и не жаловала. Она одна помнила, как отвратительно было ежегодно прославляющееся потомками событие. Гарь палёной собачей шерсти, тошнотворный запах тёплых, выпускаемых на талый снег кишков, которые тоже потом съедали, не сумев на морозе очисть и отмыть от остатков кормов и фекалий. Даже шерсть собачью поредевшими от бескормья зубами размусолить пытались. Срам!.. Лютым был конец жизни полуживых голодных шерстоедов. Пустые желудки занозами утыкивались жесткой щетиной, ранки от щетин начинали гнить, а с гниющими потрохами изгнивало, выблевывлось вместе с кровавыми шерстяными занозами всё нутро.

     ***

     Пока взгревались в золотых чанах меды, настойки да браги ягодные, начинали самые юные девушки всех Лесных жителей от величавой молодухи  Оленицы до серой лесной мышки под руководством Избранной Девы Племени украшать да наряжать Святую Кормилицу Оленицу: ведь именно Олени позволили себя приручить новым людям, пришедшим в тайгу. Дали они новому Племени и шкуры, и мясо и молоко. Приняли все обычаи и повадки Племени. На кровавую расправу с животными, пришедшими в тайгу с людьми в первую зиму, особенного внимания не обращали: суров Север, сурова северная жизнь.

     Обвивали Кормилицу Оленицу лентами многоцветными, обвешивали изготовленными золотых дел мастерами лучшими украшениями. Обряженную Кормилицу ставили по левую лапу изваяния Матери Собаки в самом тёплом месте, между сладко бурлящими чанами. Вокруг Собаки и Матери Оленицы караулом стояли самые уважаемые звери и люди Тайги под предводительством Суки - Хозяйки Праздника.

     Когда взвары хорошо, почти до кипения прогревались, Турухан взмахом руки повелевал опустить в большие чаны с ароматной жидкостью более маленькие и пустые, похожие на легкие челноки, ёмкости. И сразу могучие медведи подносили золотые вогнутые вовнутрь крышки и плотно укупоривали чаны. Всё вогнутое пространство, не мешкая, заполняли заранее приготовленным первым речным льдом.

     Начинал твориться Великий Обряд изготовления Праздничного Напитка: пар от почти кипящего взвара, мёда и браги каплями начинал оседать на охлаждаемых вогнутых крышках. Набравшись тяжести, остуженные капли Напитка дождём изливались в малые плавающие челноки. Дело было непростое и небыстрое. Поэтому творился Праздничный Напиток лишь раз в году. Всяк из живущих в тайге должен сколь позволяли его рост и желудок потреблять Питьё. А Питьё силу имело великую.

     Медведи, потому они и медведи, что мёд ведают, определяли, когда Напиток достаточно наполнит внутренние малые ладьи. Тут же снимались и скатывались под гору вогнутые крышки чанов, тяжёлые от уже потеплевшего льда, который, впитав в себя хмельной дух, должен был стать приношением Матери Зиме, чтобы была милостива, не голодна и не очень холодна.

     Тогизбею первому подавали кубок самого хмельного мёда. Шаман, кланяясь на все четыре стороны света, торжественно осушал чашу до дна.

     Малую чашицу подавали Кормилице Оленице, разбавив в её же молоке: будет оленья детвора весь год сыта по милости Духов.

     Статую Великой Собаки кропили крепким мёдом со всех сторон Уважаемые Мужи Племени.

     Наступал черёд общего медопития: все вошедшие в детородный возраст люди и звери должны были, сколько утроба вместит, принять в себя Напиток.

     Возжигались новые костры. Начинался всеобщий пляс в кругу кострового тепла.

     И тут-то, прежде чем хмель лишит людей сил и твёрдости мышления, должны были люди и звери всех пород в память о давнем обычае творить действо укрепления породы.

     И никаких безобразных созданий не порождало это на первый взгляд непотребное действо: рождались здоровые оленята, щенки, барсуки, птичий люд. Все были сильны, смышлены.

     Как встарь, когда роднились Дети Невидимых со всеми окрестными Племенами, а вдовому Мужу в очередь восходили на ложе женщины иных семей и пород, чтобы не угасал, но преумножался род вдовца. Оттого и были Дети Невидимых весьма многообразны внешностью. Редкие таёжные жители и странники дивились многоликости Племени, но на все Воля Духов.

     А вот безобразных созданий вроде скрещенных с Русалками ихтиологов, да помеси Лесных Парней с Водными Девками, после Великого Праздника Лесного Благолепия не появлялось ни разу.

     Миллионная

     - Бонжур, Мадемуазель! - Граф ныне Забайкальский лёгкой походкой вступил в залу.

     - Добрый день Ваше Забайкальское Брюхатое Сиятельство! - любезно приветствовала графа Лилия Эльрудовна.

     ‑ Salut, c'est encore moi

     Salut, comment tu vas.

     Отвечала кокетка Лилиан, брякнув для пущей важности пару аккордов на фортепьяно.

     - Боже! Какая прелесть, какая грация! Две Богини

     - Стало быть, Лёвушка, я теперь всего лишь вторая в твоей коллекции Богинь? Не сметь извиняться сластолюбец, прогоним прочь!

     - А может, ещё и прибьем слегка? -с серьёзным видом попыталась внести разнообразие в программу мероприятия Лилия Эльрудовна.

     - Барышни, барышни, будьте снисходительны к старому ценителю женской красоты!

     - Ценитель - это вроде оценщика в ломбарде, который определяет, кого и на сколько одурачить можно? Барыга, или теперь принято в культурных кругах именовать сию породу 'бизнэсмэн'?

     - Истинный барыга-оценщик. Ещё и высокие амуры изображать тщится.

     - Человек, - скорчив грозную рожицу, завопила госпожа Чистозерская голосом, отработанным в жаркую и лихую молодость.

     - Le garson! - не менее артистично завизжала мадемуазель Лили.

     - Что изволите, барышни, - Ливрейный кланялся в три погибели, то и дело отирая пот.

     - Это что? Кто это по дому разгуливает, где дамы, твоим заботам порученные, находятся? А если грабитель или развратный маниак? Как Ивану Себастьянычу ответ держать будешь?

     - Лилия Эльрудовна, мадемуазель Лилиан! Помилуйте старого привратника. Всем известно: Их Сиятельство граф Брюханов-Забайкальский может являться без доклада в любое время!

     - Являться-то он как раз не может, пока его в нынешний Чумск из Верхнеудинска не 'транспортитуют'. Ферштейн, авек плезир, же ву при бланманже? - Девушки с заслуженной гордостью раскланялись друг с другом, оценив свою импровизацию. Скучно, право слово:

     И рояли, и кофьи- бисквиты,

     А из дому ни шага без свиты!

     - Ливрея! Ты кого в дом пустил? Себастьяныча немедленно к ответу!

     - Сию минуту доложу...

     - Добрый день барышни, мое почтение Граф. Тут и доклада не надо, когда две такие талантливые актрисы домашний спектакль дают! Браво! О! Бонжур, мадемуазель Лили. Теперь все в сборе. Что же вы, девушки, не предупредили заранее - я бы приглашения разослал. Беден наш городок развлечениями, порадовали бы общество. Ну, а теперь серьёзно: госпожа Чистозерская, мы же с вами условились не устраивать балагана. К тому же Озерцо Ваше - скоро катком для детворы станет, только ледок чуть укрепится. И Вам ещё долго, если не навсегда, придётся пользоваться моим гостеприимством.

     - Ты, Иогаша теперь ещё и гостиницу открыл? Ловок!

     - А... Вы, мадемуазель? Приказа Вас транспортировать не было! ‑ решился спросить Магистр.

     - Был один прохвост приказчик, чернила да перья приворовывал. Со двора согнали. Так что ты, Ванюша, в приказчики не лезь - опасное ремесло приказывать!

     - Да уж, расхулиганились, красотки Я ведь и наказать могу.

     - К примеру, мне с Брюхановым спать запретишь, а сестричке Лилии порядок в вашем дурацком институте наводить. А может, пороть прикажешь? Оно можно, бодрит, если на свежем воздухе. Только вели костерок на дворе разложить, чтобы мы с сестричкой попки не заморозили. Ну, и виселицу для себя приготовить не забудь: твой зад узнает вес твоей шеи, как только Братство узнает вес твоей дурости. Сколько такая дурь весить должна, что богатый, грамотный, импозантный наконец мужчина, не может миром дела решать с двумя очень недурными собой девушками.

     - Хорошо, барышни. Не будем ссориться...

     - А ты хоть представляешь, как мы это делать умеем. Мы пока ещё с тобой светскую беседу ведём!

     - Сдаюсь! Но, милейшая мадемуазель Лилиан, всё-таки хотелось бы знать, как Вам удалось здесь и сейчас оказаться.

     - А что, Лилечка, может правда, пожалеем старичка? Он же хороший...наверное мог бы быть...

     - Ладно, мамзели, объявляем очередное перемирие и период благонравия.

     - Господин Магистр, - серьёзно и вежливо заговорила француженка, - как перемещается моя сестрёнка, я не знаю. Времени не было обсудить. Мой путь прост и знаком Вам до тонкостей. Только такое тупое аристократическое бревно, как господин Забайкальский, мог бездумно болтаться по вашим примитивным каналам, так и не поняв ничего за столько лет. И вообще, велите его вывести вон. Чтоб на глаза мне не показывался. А уж об интимностях да амурностях теперь пусть навек забудет. Пшёл вон, учёный фигляр. На глаза попадёшь, рожу расцарапаю, невзирая на присутствующих особ.

     - Лев Николаевич любезности прошу, удалитесь в свои апартаменты и дамам извольте не показываться!

     - Безобразие! Я - дворянин, а здесь какая-то французская уличная девка и дикая туземка такое позволяют!...прости, радость моя, простите госпожа Чистозерская! Погорячился.

     - Et si tu n'existais pas, - внесла свою лепту в образовывавшийся стихийно вечер французского шансона Лилия. - Ценить и благодарить нас образованные господа должны! Где такое ещё в вашем столетии можно услышать?

     - Хамство французское! Шансонетки тут распевают! В участок бы свести, как особ сомнительного поведения! Прости, мон амур!

     - Ну, ну, не зарывайтесь Лев Николаевич, потерпите, сделайте милость. Идите себе с Богом. Да про векселёчки иностранных банков с вашими подписям не забывайте: постарайтесь смирить гордыню и заниматься делом, и довольно для Вас прибыльным. Это же лучше, чем Алексеевский равелин и долгая каторга. А ведь и казнить могут, коли шепнуть нужным людям в Тайной канцелярии, что за документики вы нам предоставляли.

     ***

     - Присядем, милые барышни! Стар становлюсь, крепость ног теряю. Сидеть же пред Вами - святотатство. И поверьте, в таком действительно приятном обществе мне, опытному светскому человеку ещё бывать не приходилось!

     - Э-Э-Э! Лилька Эльрудовна! Слышь, как ворон соловь                                                                                                                                                                                                                                                                      ём заголосить пытается? Совсем у парня дела плохи!

     - Ну и зачем нам теперь эта развалина?

     - Побеседуем, дамы. Торг всегда уместен.

     - А что с тебя Магистр выторговать можно? Может, Брюханова нам отдашь на харакири. Так здесь не Япония. И он не самурай. Да и чести самурайской в нём не наблюдается.

     - А Чумский Лев Николаевич Вас не заинтересует. У вас же с ним какие-то ментальные шифры общие.

     - У меня шифры. А Лёвушка даже не ключик, заклёпочка на замке.

     - Как же ты, сестричка, столько лет такой дурой была? Ты же вон какая! А с болванчика, Ложей подброшенного, пылинки сдувала?

     - Милейшие Дамы, а не позволите ли спросить: с каких это пор Вы сестрами именоваться стали?

     - Чего ж не ответить. Сразу. Как встретились.

     - А не мешает ли такому нежному семейному общению факт, что госпожа Чистозерская создала Вас, мадемуазель, как куклу, чтобы подложить под Брюханова? А Вам, госпожа Чистозерская, не совестно ли в глаза своей самодельной сестричке глядеть?

     - У-у! Он ещё больший дурак, чем нам казалось! - Девушки вполне искренне и радостно рассмеялись.

     - Объясняю специально для умников: если бы я по своему подобию овечку Долли соорудила (кто такая объяснять бесполезно), стыду моему не было бы предела. А я полноценную женщину сделала: чтоб совсем уж честно ответить добавлю - меня тогда моральная сторона совсем не интересовала, половину моего Племени разнесло, подвоило да потроило. Меня судьба шлюхой сделала, любимого лишила. Могла я про всякие морали да жалости думать?

     - Да, трудно вам жилось Принцесса Лилия...

     - А мне на Лильку обижаться нечего. Без неё меня и вовсе бы не было. А так - вон я какая: красивая да известная. Даже роман 'Дама с камелиями' про меня сочинил, наконец, этот бездельник Сашка Дюма. Хочешь, про Дюмов Отца и Сына расскажу?

     - Умоляю! Только без Дюмов! Кстати, уважаемые Принцессы, приношу свои соболезнования по поводу безвременной кончины Вашей сестрицы Лили-Виолетты.

     - Так ты в опере в последнем акте смотреть сцену смерти изволил? Дурак, хоть и масон.

     - Рад, что сия девица не погибла, что было бы неудивительно при её образе жизни. Она, как я понимаю, тоже Ваша сестра?

     ‑- Прямо на глазах растёшь. Хорошим мальчиком становишься. А то пугать да торговаться ещё пару минут назад пытался. С нами, девицами лёгкого и свободного нрава! А насчёт образа жизни, так это у нас семейное...мы только крепчаем от этого. Да! Ещё одна из нас в ранге Принцессы, который никто, между прочим, не отменял. А раз я Лилькина сестра, то и я Принцесса. Так будешь нас и впредь именовать: Светлейшая Принцесса Лилия и её сестра Светлейшая Принцесса Лилиан! Компренне ву? Не забудь и Светлейшую Принцессу Лили-Виолетту Парижскую, Нотр Дам тебя, Магистр, де Пари туда-сюда.

     - Уи, мадемуазель! Но давайте всё-таки о делах: вы свой долг исполнить обязаны - перед родными и Племенем, я - свой перед Братством.

     Лилия, приняв вид строгого судьи, возгласила:

     Определение. Суд, совещаясь на месте, постановил: уважать Магистра Иоганна Себастьяна Баха за правильное понятие долга, чести и достоинства. Списать не совсем джентльменские действия на чрезмерное рвение к исполнению своего долга. Зачесть в плюс его неоценимую, хотя и невольную помощь деятельности Светлейших Принцесс.

     Требовать: безоговорочного и честного предоставления информации для блага Племени, Принцесс, Великого Хана, административной и духовной власти Племени и каждого соплеменника в отдельности.

     ***

     - Это же, право, ещё больший фарс. Я готов был поступить с дамами как истинный кавалер. Однако я ошибся. Вы полностью в моей власти, при этом дерзите и ведёте себя безобразным образом! Так вот же Вам! - Теперь мой черёд судью изображать!

     Вердикт: с сего момента вы - арестантки, вражеские агентессы, которых следует содержать в тюремных условиях и под стражей. Рацион питания, правила распорядка и быта - по нормам частной крепостной тюрьмы Средневекового баронства...будут вам, дамочки, наконец, и камелии, и Дюмы - Отцы с Сынами. Кстати, с творчеством господ Дюма я хорошо знаком. Имею честь быть представлен самому мэтру - Дюма Отцу. Здесь вы с вашим дюмовским балаганом увлеклись: годы надо было сопоставить. Привыкли по времени туда-сюда шмыгать! Зарвались! За сим позвольте на некоторое время распрощаться: дела, дела...

     Караул! Развести арестанток по камерам. В кандалы и цепи пока не заковывать, сегодня я небывало добр и милосерден. Ну, и уж чтобы совсем явить своё  мягкосердечие и доброту, после захода солнца выдать арестанткам по куску сухого хлеба и кружке воды. Ах! Как я сегодня добр: можете выдать барышням немного старой соломы для спальных мест и по ночной вазе. Наряды сменить на арестантские, только не новые. Лично проверю: не найду в робах вшей, взыщу с каждого караульного. В камерах разложить самую лучшую приманку для мышей и крыс. Исполнять!

     Ледовое побоище

     - Зайди, братан, ещё разок с Юга да шваркни вон той трубой по остаткам чёртовой драги, чтобы совсем под л                                                                                                                                                                                                  ёд ушла!

     - Шеф! - Командир вертушки с сомнением глядел на слабый едва установившийся лёд, из-под обломков которого торчали остатки дикого сооружения, которое Базука и состоящий при нём дед совершенно дикого вида упорно именовали драгой. - Я и так уже все обломки трубопроводов и горелой техники в Реку поскидывал! Что Госприроднадзор скажет?

     - А где этот твой надзор? И где мы? Нету такого места! Сказки про Леших и Чертей любишь?

     - Читал в детстве...

     - Вот и наяривай, сказочник!

     ‑-Так ведь нутром чую: вот-вот начну современный водоём со старинным перемешивать!

     - Без тебя уже нефтяные магнаты все замесили. Ты только вот территорию, где олени пасутся, да чумы стоят, не трогай!

     - Как это?

     - Не замечай их и всё будет хорошо! А теперь давай: круши, ровняй. Чтобы к следующему половодью всё в натуральный вид пришло!

     - А кто подрядчик? Кто отвечать и рассчитываться будет?

     - Подрядчик - Дух Могучей Реки - вот этот дед. Понравится работа, озолотит. И никакой надзор ничего не заметит. Эх! Вдарь ещё разок.

     Если бы на месте работ были какие-нибудь мелиораторы, ирригаторы или иные специалисты по водным ресурсам, точно, зафиксировали бы открытие в виде ураганно-самопроизвольного внесезонного ледохода с сопутствующим восстановлением экосистемы и очисткой водоёма.

     Но всё было шито-крыто. Действующий нефтепромысел сам по себе. Сама по себе (вернее, при посредстве 'вертушки', которой Дед придал невиданные технические возможности), очищающаяся река.

     По берегам, не обращая внимания на грохот от производимых работ, люди из чумов отмечали какой-то свой праздник (запах доброго самогона распространялся даже на высоту кабины) совершенно не замечая творящихся вокруг глобальных безобразий.

     - Всё! Бомбометание окончено, давай на посадку! - скомандовал Базука.

     - Молодец! Будет тебе от меня награда. Не обижу. - Важно изрёк Речной Дух.

     - Так чего кота тянуть? Давай сейчас и рассчитаемся!

     - Можно и сейчас. - Дед не спеша развязал свой необъятный заплечный мешок и положил на колени пилота три золотых кирпича.

     - Это что, Алексей Иванович? - ошалело выдохнул пилот.

     ‑ Это - как раз то. Говорил же Старик: озолочу. А он за базар отвечает.

     - Али ещё пару кирпичиков сердешному добавить? А то скажет жмоты мы с тобой, Алексей Иванович? - Серьезный в своей наивности, спросил Дух.

     - Ты чё, с дуба упал? - поинтересовался Базука.

     - У нас тут дубы не водятся - не климат.

     - Не климат, так не климат. Но всё равно ты, Старый, откуда-то упал. И головой стукнулся. Знаю, что под твоей рекой сто возов таких кирпичей бесхозно валяются, но ты подумай: сколько каждый стоит?

     - Мне это не к чему.

     - А вот парню очень даже к чему. Куда он с такими кирпичами сунется?

     - Алексей Иванович! Это же истинное кидалово: вроде бабло немеренное отдаёте за работу, а взять его нельзя - не посадят, так замочат! - запаниковал пилот.

     - Насчёт посадят я не понимаю, а вот если замочат - это хорошо, приятно! Где мочить будем? - деловито поинтересовался Дед.

     - Базука, падла! Ты же никогда по беспределу не был! Что ещё за прикол: работу подогнал, я её честно выполнил. Сколько заплатишь, даже не спросил: ты на авторитете, всегда правильно банковал. А тут - работай, вот тебе желтяка несколько кило. А теперь мы тебя в доплату замочим. Что за извращенец этот Хрен Могучей Реки?

     - Почто серчаешь, любезный? Работой твоей много доволен. Кирпичей ещё могу, сколь попросишь добавить. Всплывать меньше будешь, как замочим. В чем обида? И не Хрен я, а Дух: понимать надо.

     - А мочить кто тут меня собирался?

     - Ты же сам, мил человек, сказал, что тебя с кирпичами посадят или замочат. Куда садят с золотом и зачем - не ведаю. А вода здесь вся моя: где скажешь, там и замочим. И лежи хоть тысячу лет. Это же благодать какая...

     - Лёха! Падла буду - катапультируюсь, а вы голуби летите уж без меня...рогами в землю!

     - Не пыли, братан! Всё пучком будет. Кирпичи я у Деда пока заберу, на хранение. Ты же мне доверяешь?

     - Никогда от вас, Алексей Иванович, кидалова не было.

     - Значит, доверяешь: куда тебе деваться, не катапультироваться же в самом деле?

     - Ну...

     - Ну - вернёмся в Чумск, чисто официально поменяю по курсу хоть на баксы, хоть на дерево. Возможности есть. Сам знаешь: мое слово вес имеет...

     Затарахтели наушники пилота и из них, как по громкой связи на всю кабину раздался голос Резаного: 'Мать вашу! Лёха! на что ты меня подписал? Вертолетом попользоваться? Вот!

     - Привет, Резаный, всё правильно.

     - А то, что звонит мне какая-то баба, представляется Великой Сукой и начинает команды раздавать. И порвать грозится, как тузик грелку - тоже правильно?

     - Резаный, тут дело особое! С Сукой лучше не ссориться. Я потом всё разведу. Она по драгметаллам работает и...много ещё чего...сам попал. Но дело с ней можно иметь.

     - Атас, Лёха! Она уже здесь! И на самом деле сука!

     - Ну, уж точно не кобель. Трубу давай!

     - Лёха хозяин мой ненаглядный! Я ж тебе своими зубами всё поотгрызаю! Что за самодеятельность с Дедом-дезертиром. Пост покинул, своевольничает и тебя в подельники тянет! Велено же было доставить Старика ко мне!

     - Ну, ты поостынь малость. Мы же для пользы дела. Реку вот Деду в порядок привели. Мы уже и так к тебе лететь собирались; давай консенсус находить!

     - Вот я уж найду тебе сенсус, да такой, какого свет не видывал. Не обошлись бы без вас прямо! Разгильдяя старого дай!

     - Але!

     - Ты, Хрыч? Кто пост разрешил оставить? На Реке набарагозил, а Лильку с сестрой какие-то хреновы Братья похители. Может, уже насилию с пытками подвергают. Кто отвечать будет? Ей сегодня крайний срок надо было в Племя явиться. На Праздник Лесной Благодати. Тут такая карта ложится...

     - Слышь, Сука! Мы мигом на вертушке эту твою драгоценную Лильку куда надо доставим. И сестрёнку её. А если какие падлы им чё плохое сделали, есть у меня люди в бригаде...

     - Сиди на месте. Вертушку заправить и держать под парами. Горючее пусть нефтяники Резаному в счёт выставят. Чего лишнее заметите - вы ни при делах, ничего, мол, не видели. Там целый комитет может собраться для лесных разборок: ваше дело сторона. А мы до конца Праздника Лесной Благодати своим путём поспеть должны. Так что - готовность номер раз! Конец связи!

     Экипаж вертолёта пребывал в недоумении...

     Миллионная

     В зале перед жарким камином сёстры Лилия и Лилиан уютно расположились в креслах ногами к теплу; под охраной дюжих мужиков в красных кафтанах, в гостиной также присутствовали Магистр Иоганн Себастьян Бах, граф Брюханов-Забайкальский и срочно доставленный из ИИВЖН Лев Николаевич Брюханов по прозвищу граф.

     Молодцами в красных кафтанах командовал со знанием дела крепкий старик в таком же, как и у остальных красном одеянии. Красные кафтаны вооружены были старинными мушкетами, некоторые при саблях и секирах. Крепкий старик, он же недавний лакей в резиденции Братства, из оружия имел лишь остро отточенный топор, заткнутый за широкий кушак.

     Сёстры вели неспешную беседу про Верхнеудинск, Париж, Чумск. Вспоминали общих знакомых.

     - Барыни! Может, этих злыдней покормить чем. На кухне щи для прислуги остались? - вступился за недавних хозяев, а ныне узников резиденции Бафомета сердобольный старик Атаман.

     - Можно и покормить. Приманку для крыс в подземелье разложили? - поинтересовалась Лилия.

     - В точности, как господа приказали.

     - Тогда выдать почтенным господам кальсоны со вшами и ночные вазы. Пусть из ваз соорудят ловушки да наловят крыс пожирнее. Как обдерут и разделают, дать воды и хвороста для костерков. Пусть варят похлебку. Можно по щепотке соли. А в утешение дать каждому крысоеду по бутылке лучшего шампанского на брата. И по солёному огурцу покислее, из прошлогодних запасов. Ведите господ в их новые апартаменты. Соломы на подстилку не выделять: мужчина должен быть привычен к суровому походному и тюремному быту. Да смотрите, чтоб пожара не учинили, как крыс варить станут. Подвалы каменные, вентиляция хорошая: дому ничего не будет, а эти сдуру задохнуться дымом могут.

     - Ерофей, будь любезен, проследи, чтобы всё было в точности как приказано.. Дом усиленно охранять. Всех вновь прибывающих задерживать для выяснения личности.

     Атаман ответил, принятым в Вольнице поклоном.

     - Господа! Хорошего ужина и приятных сновидений. Утром вас подвергнут дезинфекции, обреют все имеющиеся волосы, промоют ваши драгоценные тела в керосине и после прожарки в чёрной бане выдадут старую, но без насекомых одежду. После указанных процедур и проветривания на морозе от керосиновой вони и копоти вас обработают одеколонами, заново вымоют в бельевых чанах и допустят к завтраку, где мы и обсудим взаимно интересующие нас вопросы. Не смеем задерживать!

     Арестованных увели. Приятное тепло камина располагало к лени. Но Лилия знала, дел у них невпроворот.

     - Хорошо мы с вами, сестрёнки дорогие, отдыхаем, но дела, прежде всего. Предлагаю, пока мы избавлены от общества арестантов, посетить моих подопечных Иванов и их старшего товарища.

     - Прогулка будет веселой? - поинтересовалась Лилиан.

     - Веселее не бывает: мы едем в сумасшедший дом города Чумска. Совсем не далеко, и перемещаться не надо. Бугай нас в карете доставит.

     - Почему бы и не повеселиться, если время свободное выдалось! - поддержала предложение Лили.

     Лесная Благодать

     В самый разгар Праздника вышел из лесной чащобы Великий Дух Леса. Он всегда появлялся в самый торжественный момент, как хозяин угодий, где проживали все участники Торжества. Белый кафтан его с красными отворотами искрился от мелко сыпавшейся снежной пыли, блестели шапка и рукавицы, тоже покрытые тончайшим снежным узором.

     Громкое разноязычное приветствие прогремело над тайгой. Молодой Турухан, в первый раз сегодня распоряжавшийся Праздником, двинулся навстречу Лесному Деду, неся на вытянутых руках большой ковш лучшего Праздничного Напитка. Дед принял ковш, с удовольствием вдохнул ароматный парок, вившийся над краями, одним махом осушил питьё, смачно крякнул и закусил горстью мороженой рябины, протянутой на блюде Избранной Девой.

     - Приветствую Вас, мои давние поселенцы, приветствую и Духов Вас породивших. ‑ Дед выпил вторую чашу в честь Невидимых Родителей.

     - Славим и благодарим тебя. Лесной Владыка! - хором ответили люди.

     - А что мой Лесной Народ притих? Или вину тайную имеете! Про зверюшек всё знаю и спроса с них держать не буду. А вот Парни Лесные да Девки - выходи пред очи мои: судить буду. Однако сначала подивлюсь над тем, что вы с собой учудили.

     - Мы в полном твоем подчинении, Дух, - заголосил Лесной Народ, - только скучновато стало в тайге. А тут Грецкое посольство пожаловало, родня мы их говорят, только одичавшая и правильно жить разучившаяся.

     - Подать сюда посла иноземного! - Дух так притопнул ногой, что с окрестных дерев взметнулись с клёкотом птицы. - Не вижу! Где этот Посол?

     - Разрешите представиться, Ваше Лесное Могущество. - Постоянный и полномочный Представитель мифических существ государства Греция наяда Нимфадора-Калипсо.

     ??? - тишина под кронами деревьев грозила разорваться бурей. Вышла буря, да не та, какой боялись: Лесной Дух сначала тихонечко, вроде сдерживаясь, тоненько заскулил, потом в горле у него что-то забулькало, закашлялся старик, и, преодолев спазм в горле, разразился таким смехом, что ажно громы и молнии, как летом полетели по округе. Долго смеялся Дух Леса. Вслед за ним, приплясывая и прихлопывая в ладони, начали гоготать и все остальные, кому голос дан природой: кто тоненько и визгливо, кто хрюкающе, рыча, кто завывая.

     Бедная Нимфадора-Калипсо смущённо куталась в свою лёгкую иноземную одёжку, переминалась по снегу в открытых греческих сандалиях.

     - Уморили Старика! Думал, всё самое смешное за века повидал. А тут Чрезвычайная Греческая Дева пятки нашим снегом морозит, да при этом моему народу мозги всякой дурью забивает!

     Хохотали все и дружно

     - А нешто не вразумили тебя, Полномочная Послица-Ослица (не серчай, шучу: уж больно ты девка потешная), что любое посольство сначала должно Государю на поклон явиться? А уж затем - будет его воля - так с народом беседовать?

     - Не-е-а. Мы же по своей молодёжной инициативе собрались в Сибирь. У нас и дипломата при себе ни одного настоящего не было. Прости. - Слёзы катились из огромных иностранных глаз могучими ручьями.

     - Ладно уж, Чувырлаида, или как тебя там! Что с дурочки взять? Тем более, подстрекатели твои благополучно в свою тёплую страну смотались. А тебя, дурочку несмышлёную, пятки морозить оставили. Сами уже, наверное, и забыли про своё посольство, да вино свежего урожая попивают в тепле и неге! Надо бы тебя домой сопроводить. Вот зиму скоротаем, дам провожатых. Дорога ведомая: и я сам в младые годы с посольством ходил в вашу Грецию. Только не с потешным, или как ты изволишь называть, молодёжным.

     ‑-Может, не надо. Позволь при вашем лесу жить. Я любую работу делать могу!

     - А родители твои что скажут??

     - Сирота я. Говорят, было перед моим рождением посольство из Сибирской тайги. Так их посол мою мамку обрюхатил, и будь таков! А мамка родами скончалась!

     - Радомир! Чёрт полосатый! Ну-ка, выйди, покажись народу! Говорила мне твоя маменька: рано оболтуса с собой по государственным делам брать. И моя вина тут есть: не послушал жёнку.

     - Дедушка, прости его! Это по молодости!

     - Ах ты, добрая душа! Поди, грецкие твои сородичи насмешки строили да сироту обижали!

     - Было немного, но они не со зла. Вот подросла, дозволили идти в Сибирь батюшку искать.

     Неловкая тишина повисла над лесом...

     - Виноват - наказывай, позорь, только дочери не лишай. Нечего ей в Греции делать, - решительно заявил Радомир.

     - Эх! Хороша у меня внучка и красавица! Только как звать-то тебя будем? Не бывало в наших краях никаких Нимфадор-Клитемнестр!

     - Дозволь молвить, Великий Дух, - выступил вперед Парень, из потомства которого многомудрая молодежь грецкая планировала поголовье Корибантов создавать.

     - Смел больно в речи старших лезть, однако ради дня сегодняшнего счастливого прощаю. Говори!

     - Правильно ты, Владыка Лесной, сказал: хороша у тебя внучка! Дозволь сватов присылать!

     ‑-Сваты - дело хорошее. Да вот парень ты больно буйный или, как наши послы говаривали, экстатический. Не обидишь девку?

     - Так я и буйствовал и бражничал, не зная, как к сватовству подступиться: Такая красавица! Возьмёт да осмеёт перед народом!

     - А вдруг и правда осмею? Что делать станешь?

     - Со всеми пуще посмеюсь да снова свататься стану, пока не согласишься!

     - Так, может, ты и впрямь буйный, раз так дело вести собрался?

     - А как его ещё вести?

     Незадачливый влюбленный смотрел себе под ноги, ковырял носком лаптя подтаявший снег. Лешие, кто побойчее, смеясь, подталкивали парня к невесте...

     - А Нимфадорой-Калипсо, уж прости, звать не стану. Идём благословения просить!

     - Благословим сейчас лозой, что для Радомира велел замочить! Ишь - Карибант!

     - Дед согласен! Он пошутил.

     - Ладно уж. Правда, пошутил. Хотя дело невиданное - чуть ли не самый безродный Лесной Парень на глазах у Великого Лесного Деда, да при отце девку хватает и миловаться начинает прилюдно! Хотя бы по уху срезать стервеца для соблюдения приличий! Давай, Радомир, тресни зятька для порядка. Да не перестарайся: зачем нам глухой зять!

     Поднял Радомир женихову шапку, отряхнул от снега да легонечко так треснул по лбу под смех окружающих.

     - А тебя, Шаман Турухан, прошу уважить мою просьбу: довольно ещё тёплого сусла в твоих чанах. Дай внучке моей обогреться в тёплоте медовой целебной. А то после такого денька хворой стать может и неплодной: и намёрзлась, и наплакалась, и страху натерпелась.

     ‑ Не бывало ещё, чтобы праздничные чаны как купальни использовали, да ещё для чужого народа. Ноуважим внучку твою.И соседи мы добрые. Быть посему: Пусть Карибант, тьфу, прилипло имечко, пусть Корень свою суженую в самый большой чан с тёплым мёдом несёт. А ему сам налью ковш первостатейного Праздничного Напитка, чтоб изнутри согрелся!

     - Благодарим тебя, Благородный Турухан! - Лесной Дед и Радомир поклонились Шаману. Тот степенно и с достоинством ответил на поклон. Постоял, подумал, с суровым видом крутя ус. Улыбнулся: - Ты, Лесной Владыка, только в честь сегодняшнего дня вели своим Девкам нормальные имена вернуть! На блудные мысли мою молодежь тянет, коль слышит, что Дева себя Лизеттой- Мюзеттой да Альфонсиной кличет. Пристойности в иноземных именах для нашего уха нет.

     - Быть посему: услышу 'дриада', сам всыплю негоднице. Греческие имена и законы может и хороши, земля у них обильна и богата, помню. Что же они ответное посольство наше с собой пожить в благодатном краю не позвали?!

     Эх! Хотел сгоряча их Владыке письмо гневное отписать, чтоб наказал примерно баламутов! Да ради обретения такой замечательной внучки простить решил молодую глупость! Так что, Народ - простим?

     Никто наказания самовольного посольства не требовал...

     ...А Праздник Лесного Благолепия вс                                                                                                                             ё не завершался: так каждый год случалось, что много лишних светлых часов в тот день и ночь набиралось. Откуда? Никто не знал. Всегда так было. А назавтра начинался обычный следующий по порядку день...

     Фируз Счастливый

     С 'Боинга 737', следовавшего рейсом Иркутск-Анталия с посадкой в недавно реконструированном и приспособленным для международных перевозок пассажирском аэропорту Чумска, сошёл респектабельного вида господин восточной наружности. Одет он был с той изысканностью, что не бросается в глаза. Костюм был пошит, уж точно, не братьями-китайцами. Багаж господина составлял дорогой кофр, по форме которого можно было предположить, что находится в нем дорогая акустическая гитара. Семенивший рядом носильщик тащил вслед за солидным клиентом старинной работы футляр с каким-то экзотическим, вероятно национальным, музыкальным инструментом.

     Мелкие 'бомбилы' даже не пытались навязывать своих услуг серьёзному господину.

     Удобно расположившись на заднем сиденье солидного авто с бортовой надписью 'Чумские лимузины', пассажир проследовал до самой фешенебельной гостиницы города, где сразу был препровождён в номер-люкс. Приведя себя в порядок после перелёта, господин на том же лимузине приказал отвезти себя к мужскому монастырю города Чумска. На Белой Горе велел водителю остановиться и ждать. Машина оплачена была на сутки вперёд средствами Чумской государственной филармонии.

     ***

     'Вот здесь я и родился. Мальчиком постигал мужские науки охоты, борьбы, рыбной ловли'.

     Ещё очень повезло с учителем чтения и письма, по совместительству учившего одарённого ребёнка музыке и пению. Непростой был ребёнок. Непростое было время.

     Мало кто в родном Племени респектабельного господина мог позволить себе обучение детей грамоте и музыке.

     Его родители могли позволить себе такую роскошь: он был сыном Великого Хана, Главы Племени Детей Невидимых Родителей.

     Здесь, на Белой Горе, столетия назад оглаш                                                                              ён был Фируз Избранным Наследником Хана, место которого должен был занять после того, как Великий Хан удалится от дел.

     Зрелище было грустным: ничего не напоминало на горе о великом Племени место обитания великого в прошлые века Племени. Ни одного старого строения, ни кургана. Последнее, как-то связанное с прошлым здание, с названием 'Особняк Сибирских татар' было не просто сровнено с землей. На месте строения земля была обезображена рваными осыпающимися краями котлована непонятного назначения. Котлован зарос бурьяном и дикой травой, но сквозь сплетение чудом державшихся, пожелтевших листьев, отягощённых снегом, наконец пробравшимся ко дну котлована, ещё можно было разглядеть капитальные кирпичные стены когда-то могучего подземного сооружения.

     'Надо же было так всё испакостить! Ведь в нескольких сантиметрах от Хранилища Слёз копали! Надёжное заклятие поставили Родители на хранилище. Хоть оно теперь и опорожнено почти полностью, не след чужакам наших святынь зорить. Приняли, вероятно, раскопщики каменные стены за основание древнего некрополя. Или деньги, как часто бывает в таких 'научных' исследованиях, непостижимым образом закончились в самый разгар работ. Сейчас Фирузу до этого никакого дела не было.

     'А вот и Золотая Тропа! - Свежий пролом в стене. Здесь когда-то стоял бревенчатый частокол: остатки иструхших брёвен, приглядевшись, можно было обнаружить между кирпичным крошевом. Действует ли ещё Тропа? И куда она ведёт, если Запасы Сл                                                                                                                                               ёз давно уже переместились вместе с Племенем?'

     Лимузин доставил его в Большой Концертный зал Чумской филармонии, как раз к началу саунд-чека: предстояло выверить аппаратуру и акустику зала применительно к оригинальной манере исполнения этнической музыки. Прибывшие с Фирузом техники и звукооператоры уже ловко коммутировали аппаратуру. На крыльце Концертного зала музыканта поджидали местные коллеги. Особой группкой, важно покуривая, расположились исполнители, так называемой, кулайской музыки: была, дескать, в баснословные времена такая кулайская культура. Веками её никто не знал, не помнил. А вот-те на - появились живые носители традиций музыки, языка и всего в ассортименте.

     Фируз обещал после своего сольного выступления сыграть с коллегами 'сэйшн', на котором особо настаивали самообразовавшиеся 'кулайцы'.

     - Маэстро! На инструменте какой фирмы вы играете? - нагловатый тип в бейсболке из берёзовой коры поверх вязаной лыжной шапочки сунул под нос музыканту микрофон.

     'Звёздность', как-то стремительно приобретённая в последнее время, не мешала Фирузу спокойно и добродушно беседовать с коллегами и прессой.

     - Я аккомпанирую себе на шестиструнной гитаре, выполненной в не совсем обычном стиле, что придаёт инструменту особые качества звучания, высоко оценённые мировыми звёздами поп, кантри и классической музыки.

     - Но, фирма?

     - Нет никакой фирмы. Гитара изготовлена в единственном экземпляре, технология также уникальна. Ну, а как ответить про фирму? Это единственный инструмент, изготовленный единственный раз по моей просьбе моим латиноамериканским другом. Он индеец племени яки, основное его занятие - традиционная индейская магия и целительство. Гитара - просто очень оригинальный дружеский подарок. Она неповторима ни в дизайне, ни в акустических и технических возможностях.

     - А звать этого мастера случайно не 'дон Педро из Бразилии, где на пальмах много диких обезьян'? - поинтересовался наглец в березовой 'этнической' кепке.

     - Я знаком с Российским кинематографом и многими его талантливыми представителями Я так понял вы, молодой человек, намекаете на фильм 'Здравствуйте, я ваша тетя!' с замечательным актером Александром Калягиным в главной роли. Наверное, это вам кажется смешно, но куда деваться - 'в Бразилии действительно много 'Педров' и 'диких обезьян'. Но Вас я должен разочаровать: моего друга индейца племени яки зовут дон Хуан. Ну, и если ваш культурный уровень предполагает хоть какую-то начитанность, а не исчерпывается лишь ношением в Сибири, где много 'берёзов' странного колпака, место которому на берёзовом пне, то должны знать: дон Хуан Матус живет в Мексике, а не в упомянутой вами некстати Бразилии.

     - Во, шпарит! Такого пиара и не снилось никому из нынешних звезд! - нагловато влез в беседу представитель 'Кулайской культуры'. - Хуан Матус ведь давно уже 'того'...

     - Молодой человек! - голос Фируза вдруг приобрёл металлический оттенок. - Такие люди, как мой друг дон Хуан, не могут, как вы выразились, просто так 'того'. Кстати, дизайнером гитары выступил по нашей просьбе молодой ученик Хуана - Карлито. Инкрустация и ювелирное оформление принадлежит Флоринде, также талантливой ученице дона Хуана Матуса, использовавшей в качестве материала настоящее золото ацтеков. Так что инструмент очень дорог не только как художественное произведение. Цену его в материальном эквиваленте трудно даже приблизительно обозначить.

     - Конкретно сказано! Кажется, сегодня будет не только музыкальное шоу: с таким-то специалистом в области 'всего'! Интересно, откуда такие берутся, и кто решается на их приглашение! Что-то больно круто загибает старичок!

     - Во-первых: я действительно не так молод, как хотелось бы. Во-вторых: я лишь честно и вполне корректно ответил на вами же поставленные вопросы. В-пятнадатых: официально меня пригласила для выступления в Чумске ваша областная филармония. И последнее про 'откуда такие берутся': удовлетворю ваше законное любопытство. Я родился в Сибири. На Белой Горе.

     - Там что, при Царе Горохе роддом стоял?

     - Ну, сделаем вид, что я не заметил Вашего хамства. Лекций по истории, культуре и этнографии я, вообще-то, не читаю. У меня другая специализация. А из окна автомобиля я на въезде на Белую Гору видел вывеску 'Родильный дом имени Н.А.Семашко'. Подозреваю, что вы там родились. Конечно не при Царе Горохе, которого я и сам не имею чести знать. И ещё позволю выразить надежду, что уважаемый доктор Семашко не несёт ответственности за воспитание и интеллект, родившихся в учреждении, названном его именем. А хамить мне не рекомендую. Для вашей же пользы, молодой человек. Скажите спасибо, что принародно не интересуюсь, на каком основании вы проводили экскурсии к месту захоронения моего дальнего родственника!

     - Ты, артист чего? Я же только по Лермонтову прикалывался. Не спорю, заработал немного на пивко. А твоих родственников не трогал!

     - Врать нехорошо. Я на Центральном рынке сам наблюдал, как ты экскурсию к ресторану 'Пять горок' организовывал.

     - И?

     - Томас Лермонт - мой далёкий предок. Через королеву шотландских эльфов.

     - А лечиться не пробовал? Или это белая горячка? Может, у тебя тут и ещё какие друзья покоятся?

     ‑- Зря стараешься мальчик! Скандала не выйдет. Так и скажи тем, кто твоё сегодняшнее, с позволения сказать, интервью оплатил. А родственники и знаменитые друзья мои и моих уважаемых родственников здесь жили, бывало такое. Например: прадед великого русского поэта Александра Пушкина Абрам Ганнибал проживал в заточении в Чумском мужском монастыре. И несостоявшаяся императрица Екатерина Долгорукова (или по-другому - Долгорукая), жена Царя-отрока Петра III, здесь опальные годы при женском монастыре провела. Ещё что-то сказать желаете, юноша?

     - У всех свой бизнес!

     -Повторяешься! Я эту фразу и на рынке слышал, и на Белой Горе, где ты народ на свою экскурсию собирал.

     - Смотри дядя - напорешься. Я с серьёзными людьми работаю.

     - Оно и видно! 'Серьёзным' скажи: перешёл Бабай в новое состояние: страх внутри него сгорел. А говорю я всегда то, что думаю и то, что заслужил собеседник. Кстати, прощаю тебе 'тыканье' пожилому уважаемому артисту.

     ???

     - Какими инструментами вы ещё порадуете нас на своем выступлении? - корреспондент Чумского отделения радиостанции 'Европа Плюс', человек воспитанный и профессионально подготовленный решил предпринять попытку  разрядки возникающего общего напряжения.

     ‑-Спасибо за вопрос, коллега, благодарю, что столь тактично помогли мне избежать активной воспитательной работы над берёзовым господином. Благодарность моя вполне искренна и велика: воспитание могло произвести очень неприятное впечатление на присутствующих здесь хороших людей, которых действительно интересует искусство, а не оплаченный малограмотными скандалистами 'шоу-бизнес'. Так вот про инструменты...

     Всё просто: внутри этого старинного чехла древняя бурятская скрипка хур. Конечно же, она мало напоминает инструменты с таким же названием, которые используются в современной Бурятии. Также, как сегодняшняя балалайка.

     - Но как же традиции?

     - Поверьте, Вольфганг Амадей Моцарт тоже был бы весьма шокирован, если бы ему предложили сыграть свою музыку на рояле 'Стенвей'. А великий Паганини, наверное, даже и нервное расстройство мог получить, при виде скрипки маэстро Давида Голощёкина.

     До встречи на концерте, уважаемые коллеги!

     Детально оценить достоинства моих инструментов и пения можно лишь одним путем: прийти на концерт. А я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не разочаровать вас, уважаемые дамы и господа!

     Кстати, дорогие присутствующие сородичи! Праздник Племени решено повторить в этом году ещё и зимой. Пора объединять его с Днём Лесной Благодати, который уже много веков празднуют наши ушедшие в Полунощную страну братья! Так решили Невидимые Родители! О месте сбора вам объявят дополнительно.

     - Чё-то сегодня будет..., такой грандиозной афёры в наших краях ещё не бывало! И администрация, будто ничего и не замечает...

     - А этот заезжий чего несёт? Без бутылки не понять! Вы с ним давно работаете? Может, это какая-нибудь политическая провокация? - осторожно поинтересовался неизбежный представитель 'компетентных органов' одного из приезжих музыкантов.

     -Нормально всё будет. Я сам недавно у него играю, у директора интересовался, говорит, маэстро со всеми и везде так разговаривает. Первый никому не грубит, а сегодня вообще корректно отвечал, хоть этот берёзовый хрен его и пытался подначивать

     - Ну, дай-то Бог! А мне служебное расследование, точно, светит!

     - За что, собственно?

     - Так это же выходит несанкционированное массовое мероприятие. Ещё про какой-то праздник рода объявление сделал! А 'Невидимые родители' - может, это политическая организация? Или секта? Может экстремисты?

     - Не надо! Просто Вы стали свидетелем эмоциональной встречи любимого артиста. Сами знаете: публика продвинутая, город студенческий, с традициями. Да и не отрицал господин Фируз, что родом из Чумска. Вот, наверное, и напомнил о встрече своим родственникам. И, если Вы изволили заметить, господин Фируз - нерусский. Скорее всего, речь шло о каком-то дне поминовения усопших предков. А усопшие в его переводе получились 'невидимые'.

     - Ну, будем надеяться!

     Журналисты и музыканты разбрелись по своим дневным делам, но интрига предстоящего вечера не давала покоя...

     Писатель писал. Дед Архип рассказывал

     Далековато из Костромы до Чумска. Можно, конечно, по воздуху до Новосибирска, а там - рукой подать.

     Но Архип и слышать не желал про аэроплан: только по 'чугунке', а лучше на перекладных по тракту.

     Спорить со стариком бесполезно. Взял Писатель два купейных билета на железнодорожный транспорт.

     Причин для посещения Чумска было более чем достаточно: не давала покоя сокрытая при отъезде могильная плита Праведного Старца, сочеталась законным браком дочь Писателя солистка Чумской филармонии Аида Невская (сценический псевдоним: девушка действительно окончила консерваторию в городе на Неве).

     Как связаны свадьба и золотой артефакт, знали во всём свете лишь два (почти два) человека: Папа-писатель и костромской старик Архипка Незванов, бывший колчаковец, воевавший при Адмирале в Сибирском крае. Писатель, глядя на унылый пейзаж начала зимы, вспоминал последнее возлияние с Чумскими друзьями. Особо сверлил мозг тот давний сон, что за дружеской беседою решился поведать Коляну и Базуке.

     ***

     - Ну, за здоровье выпили, теперь давай дорожку погладим.

     - Да по полной. Чего руки-то трясутся? Ещё возьмем!

     - Мне жалко, что ли? - оправдывался виночерпий Колян, - сами порубитесь раньше времени, если так частить да полнить будем!

     - Правильно, мужики, не гоните лошадей, а то гусей погоните! - поддержал друга Писатель. Послушайте лучше. Что я вам скажу:

     - Днями сон приснился мне престранный. Будто стою я в подземелье глубоком, а стены из жёлтого металла отлиты. Пригляделся - не стены это вовсе, а штабеля из брусков золотых от пола до потолка. Так что только проход свободным остаётся. А сколько эти штабеля в глубину понять никак нельзя.

     В конце прохода сидит седой старикоднорукий. Слепой видать, потому глаза его золотыми кружочками прикрыты размером с советский рубль с Ильичом.

     - Вижу я тебя, парень, - говорит. Только видение моё не земное. Мне глаза не нужны. Века в темноте просидел: внутренним светом золота пользоваться научился. А в нём больше видно. Вот и тебя насквозь зрю: хороший ты человек, но алчность уже пытается запустить свои щупальца к тебе в душу. Не книгу новую мыслишь людям дать как духовное богатство и пищу. Сам норовишь Золотому Идолу поклониться. Остановись, пока не поздно. Поезжай в Кострому. Там, если образумишься, да с Архипкой - дедовым дружком подружишься, может, и напишешь сказ людям полезный.

     А за богатством не гонись. Всё равно всю жизнь нищим проживёшь. Не для тебя это. Сказано: гений должен быть голодным!

     - Так прям и сказал про голодного гения? Что-то ты слишком загнул! - Базука недвусмысленно покрутил пальцем у виска.

     - Ваше дело, верить или нет. Я врать не стану. И Златому Идолу даже мыслей не было поклоняться.

     - Ну да - это у вас, писателей, не враньё, а творчество называется. А денег голодному гению ясно, что не надо.

     - Ладно, пошумели и хватит. Друзьями расстанемся. Поди ещё доведется встретиться. - Колян пригасил слегка разгоревшуюся дискуссию.

     На том и порешили...

     ***

     - Так вот, паря! - Архипка всё пытался вспомнить имя внука своего соратника по Гражданской войне. При этом начисто забыл, как звался тот самый соратник. Годы! (да и нам совсем уж неприлично Писателя так долго безымянным держать). - Как пошли наш полк пулеметами косить, командир полка велел по-за горкой, чтобы от пуль укрыться молебен по скору служить. Всё одно минута-другая, и всех пошинкуют. А у нас обоз с капиталом государственным был. Не хотели врагу отдавать.

     Ну, вот тебе молебен скорый, с общей исповедью, да ко Кресту всем приложиться, что не откроем казну ни белочехам, ни красным комиссарам.

     Казну в овражину глубокую сбросили да взрывом прикрыли. Неприметно для врага: вся земля артиллерией перепахана.

     Батюшка уж раненый весь, а крест православным протягивает и водичкой святой кропит. Добежали до священника, только командир ещё жив да к кресту прикладывается. И тому сразу пуля в висок с комиссарской стороны.

     Дед твой, опять имя не помню,... да и так Господь его душу упокоит, как невинно на поле брани пострадавшего, жив был ещё, крест поцеловать успел, голову склонил, чтоб батюшка святой водицей покропил.

     Я - последний. Перекрестился, к кресту тянусь, бах - осколок! - и обрубок кровавый от руки батюшкиной, крест державшей, остался. Кровь хлещет, мигом Чашу Святую наполнила!

     Смотрю, батюшка совсем плох: Перекреститься сам уже и не может.

     Склонил я голову, крест лобызать, а ни креста, ни руки священнической как не бывало!

     - Вот тебе, раб Божий Архипий, за всех нас невинно убиенных кровавое причастие! Долог твой век будет, да тяжек с такой ношей. Памятью страдать будешь - не бойся! Придёт время, всё и всех вспомнишь! Главное, солдатика этого умирающего помни, да родню его, коли встретишь когда, привечай. Жить долго будешь, пока земной урок не исполнишь. Возьми в шинели солдатской письмецо из дому его родного. Отпишешь в его края, как сия баня кровавая закончится. Ещё и солдатик, может, выживет, тогда друг друга не теряйте. Но и путей не ищите. Само время придёт. Свидимся, Бог даст!

     Осенил наш полковой священник Божий мир чашею кровавой, да поровну нам на головы кровушку свою страстотерпную возлил. Всей-то разницы - дед твой ко Кресту святому приложиться успел, стало быть, скрепил клятву. А я лишь кровию мученика-протоиерея нашего кроплён был. А клятву приложением к Кресту не удостоверил.

     Минуту малую спустя, накрыло нас всех троих последним взрывом, и темнота великая наступила

     ***

     - Так этот однорукий старик с золотыми кружками вместо глаз никак и есть ваш полковой священник!

     ‑-Ну, прям, не по годам ты, разумен. Он и есть. Только засыпало его последним взрывом вместе с колчаковскими богатствами. Хранитель он теперь там бессрочный.

     - А что насчёт Златого Тельца да голодного гения меня подкалывал? Как вспомню тот сон - мурашки по коже!

     - Он в молодости в гвардии служил, из Оболенских. Те все потомственные вояки были. Как среди дворянства служилого водилось, стихами баловался. А карман вечно пустой. Сослуживцы над его стихоплетением подсмеивались да над вечным безденежьем. А корнет - человек незлобивый был, понимал шутки. Вон и с тобой шуткануть немного решил. Однако плиточку-то золотую секретную укрыть помог.

     - А ты, Архип, про мой сон что-то больно много знаешь?

     - Какой это сон? Явь истинная. Я же там был, да батюшка Евлампий на глаза тебе казаться не велел.

     - Ну, понятно, значит и про плиту всё знаешь. Сам поминал!

     -Дело ясное.

     - А ты, Незванов, понял, как твой корнет такую метаморфозу сотворил?

     - Нам понимать без надобности. Вообще-то, грех, говорил святой отец, такие выкрутасы выделывать. Алхимия называется. У них в роду завсегда чернокнижники да учёные были. Вот корнет от них и набрался.

     Ведь мог золото из чего угодно сотворить, а в карты проиграется (тоже грех, но против него бороться не мог с собой) - ходит с пустыми карманами: ни пообедать с шампанским, ни банчок соорудить. Я же при нём денщиком состоял. Сколько раз говаривал: 'Ваше благородие! Материализовали бы червонцев хоть сотенку!'. А он, бывало, смеётся да отшучивается: 'Погоди, Архипка, доходы годовые с имения получим - там по боле сотни червонцев материализуется. И тебе на водочку будет!'

     - Ты, брат, не тяни рассказывай!

     - Я и рассказываю, да трудно больно получается. Столько лет прошло, да и рассказать можно лишь теми словами, что барин использовал.

     Добился-таки Писатель разъяснений от старика: могли в роду Оболенских, не все конечно поголовно, а кто талант особый имел, трансформировать любую субстанцию из твёрдой в жидкую и наоборот. Любой металл в дерево обратить. Или камень, например, в железо булатное. (Чего стоило Писателю добиться связного изложения про высокие материи от, хотя и почтенного, но малограмотного Архипки, не стоит даже поминать). Без малого голову себе сломал Писатель, но добился-таки толку от ветхого собеседника.

     ***

     А в том сне-яви взял подземный старик тяжеленую надгробную плиту, что так дорога была сердцу Писателя, повертел в жилистой руке, помогая действующей руке зажившим обрубком, и стал наминать её, словно мягкую глину или тесто сдобное. Месил, месил - а плиточка уже и размером со спичечный коробок стала, только более плоская. Ногтем пожелтевшим старческим, словно живописец кисточкой тоненькой, вывел портрет девичий на одной стороне: видная девица, осанка гордая, очи горят. Перевернул на другую сторону - надпись чирканул красивую: Постановка оперы Джузеппе Верди 'Травиата' по роману Дюма-сына 'Дама с камелиями'. В главной роли Аида Невская. Совсем мелко дописал: изготовлено по заказу Чумской областной филармонии частным предприятием 'Чумские сувениры'. На правах рекламы.

     - Позвольте, - обратился Писатель к загадочому незнакомцу из сна, - это же историческая ценность. На ней и письмена старинные, над которыми ученым бы трудиться да трудиться! Что же Вы наделали?

     - Спас до времени от лихих людей эту твою самую историческую ценность. Придёт время - обретёт плита первоначальный вид и письмена сохранны будут. А сейчас это и не золото вовсе - алюминий раскрашенный. Ни один ворог не учует.

     - Да что вы, всё про ворогов! Где они?

     - А ты, мил человек, вспомни, что вокруг Белой горы за людишки тёмные всё время крутятся! Чай не один годок в монастырском особняке прожил!

     - Откуда знаешь?

     - Знаю и знания тайные меня гнетут. Ложа в Париже существует, которую во все времена золото и нефть интересовали. Алхимики они тоже. Знания изрядные имеют. Хотят всем миром крутить-вертеть через золото да нефть с газом. Они, словно крысы, сквозь века по щелям своим лазают, да готовят своё господство. Мы сдуру с братцем и вступили в эту Ложу.

     - Масонскую?

     - Не признают себя таковыми - Ложа и всё тут. Братец мой с ними больно уж хорошо поладил. Да лишнего чего-то, наверное, выведал. Сгинул в Парижских подземельях и следа не оставил. А я кровью от них отгородился. Смерти нет, вот в размышлениях многое постиг и про золото, и про нефть. Я и сейчас все замыслы Братства чувствую и предугадываю. Особенно, когда золото Детей Невидимых с золотом, что под моей охраной находится, соединились бранями кровавыми. Хорошего от Ложи не жди.

     А медальончик сей, что я из плиты твоей соорудил, вези в Чумск. Знаю, дочь твоя единородная певицей там служит. Подари дочурке медальончик: скажи, на свадьбу подарок сделаешь - спонсируешь, как у вас теперь говорят, постановку оперы в которой она давно мечтает заглавную роль исполнить.

     - Да где ж я такие деньги найду: Это же и хор, и оркестр, и солисты. И без мощностей музыкального театра не обойтись. Такая постановка даже в концертном исполнении огромных денег стоит!

     - Не кручинься, придёт время - будут спонсоры. Сам позабочусь. А Аидке своей скажи, чтоб в гримёрной у себя бирюльку эту повесила неприметно, среди безделушек и сувениров. Да никому чтоб не хвастала. Любопытные найдутся, пусть отвечает - шутка дружеская. Друзья-артисты подарили, зная её мечту. Сейчас такую игрушку в любой сувенирной лавке заказать можно.

     Надёжнее места, сохранить эту ценность, нет. Ложа только золото чувствует. Да и то, нюх у них в последнее время попортился, как два кровавых золота между собой союз, кровью скреплённый заключили. Бог даст - и ацтекское золото, которого лишь малую часть испанцам разграбить удалось, к нашему союзу присоединится. Надеемся, что бескровно на этот раз завет сотворится. Крови за то богатство испанцы в былые времена довольно пролили. Тогда Ложа вообще бессильна может стать.

     Про дочь твою никому из посторонних неизвестно. Она умница, никому про папу-писателя не хвалится. А в гримерке провинциальной певицы вряд ли что Братьев заинтересовать может.

     Саунд-чек с концертом и комедией

     Стандартный с советских времен концертный зал-тысячник был похож на всех своих собратьев не только в России, но и во многих странах бывшего Союза и стран социалистического лагеря.

     Было искони у Российских властителей похвальное стремление к единообразию: нерушимость и единство империи демонстрировать.

     Братьями-близнецами, например, были Казанский, Варшавский, Чумский и другие Императорские университеты.

     Были и храмы единого Синодального проекта.

     А в Чумске постарались и возвели в центре города Троицкий кафедральный Собор, являвший собой точную уменьшенную копию московского Храма Христа Спасителя.

     Не миновала сия благая традиция и страну времен КПСС: в разных уголках, областях и республиках можно было встретить школы-близнецы, стадионы, аэропорты, гостиницы, театры, кинотеатры и, несколько позже вошедшие в моду и обиход, Дворцы Спорта.

     Чумский БКЗ (Большой концертный зал филармонии) за исключением некоторых индивидуально-художественных особенностей оформления, продиктованных творческой мыслью зодчих, являлся и является похвальным примером унификации государственных и зрелищных зданий.

     Оно, конечно, удобно. Особенно для популярных исполнителей, занимавшихся бесперебойно работавшим 'чёсом' - системой охвата максимального количества граждан культурным обслуживанием на необъятных просторах СССР. Каждый день знакомый аэропорт, родной ТУ-154, знакомые вплоть до сантехнических устройств гостиничные номера, концертные залы с абсолютно предсказуемым расположением гримуборных, буфетов, туалетов и всего прочего, необходимого для полноценного творческого обслуживания граждан великой державы.

     Конечно, унифицировать географические и топографические особенности мест возведения объектов соцкультбыта было сложнее. Что, в целом, было плюсом - волей-неволей хоть чем-то здания отличались, сохраняя при этом тёплые родственные отношения.

     Индивидуальной особенностью БКЗ Чумска было и является до сих пор своеобразное расположение. По замыслу и пожеланию отцов города в 70х-80х годах прошлого столетия, когда создавалось новое лицо областного центра, партийно-хозяйственные органы высказали директивное пожелание, чтобы вся культурно-административная часть города ориентировалась на здание Областного комитета партии (ныне Белого Дома Чумской области).

     Не беда, что пришлось изрядно покалечить историческую часть города. Например, взорвать монументальные старинные торговые ряды. Богоявленский Кафедральный Собор, предварительно удалив культовые излишества, вписать в производственную территорию комплекса 'Завода резиновой обуви' - главного поставщика спецобуви для речников, рыбаков и охотников, а также бесспорного лидера производства 'азиатских калош', до сих пор имеющих большой спрос в республиках Средней Азии да и в сельской местности России.

     Вновь созидаемый Театр Драмы чудесным образом отвратил свой лик от главной площади города: непременно требовалось, чтобы фасад театра и его центральный вход смотрели прямо в глаза Белому дому. По другую сторону Обкома возвели, как символ процветания края и уверенного движения к светлому будущему многоэтажный 'Дом нефти', увенчанный, опять же символическим, нефтяным факелом, похожим то ли на противотанковое заграждение времён Второй мировой, то ли на изуродованную детскую игрушку типа 'самолетик новогодний'.  Такие игрушки (космонавты, ракеты, Снегурочки, шарики, сосульки) в больших количествах производил и реализовывал как попутную продукцию местный 'Электроламповый завод' из бракованных ламповых колб. Вот вам пример безотходного производства: завод и для космоса задания выполняет, и для автопрома, и кособокую заготовку от лампочки не забывает использовать.

     Совсем уж лихо решили проблему вовлечения в верноподданический ансамбль здания Большого концертного зала: умилённо улыбаясь всеми своими окнами, фонарями и афишами зал радостно взирал на здание Обкома партии. Фокус был в том, что для исполнения архитектурного ансамбля в духе социалистического реализма пришлось перекрыть реку Ушкуйку почти у места впадения оной в Реку Мать. Площадь перед концертным залом, его ступени и само зрелищное сооружение встали на могучих опорах прямо над водами Ушкуйки. А напротив - всего-то пересечь центральную улицу с абсолютно предсказуемым названием 'Проспект Ленина' - прямо на месте впадения Ушкуйки в Мать Реку на всё это великолепие взирал большими и чистыми стеклянными окнами Областной комитет КПСС.

     ***

     'Совсем я древний старик стал. А ещё хвастаю, что страх внутри меня сгорел'.

     Да кто же такое, скажите на милость, вынесет: стоять на месте, с которого была пущена стрела, убившая Лилию. Ведь только спустились с Чистой Горы, чтобы по обычаю завершить брачный обряд, переплыв Ушкуйку, как вот именно с этого места, где сейчас располагались ступени, ведущие к центральному входу в Концертный зал, неизвестный мужик в красном кафтане послал стрелу прямо в сердце возлюбленной.

     А надо ещё в этом роковом месте над Ушкуйкой концертировать, с публикой общаться! Нервы, хоть и превращенные годами испытаний в железные канаты, реагировали вполне по-человечески.

     Фируз всегда начинал работу с обхода зрительного зала. Он называл это действо 'знакомство с публикой'. Некоторые коллеги были уверены, что это очередной пиарный трюк, но музыканты, хорошо знавшие артиста, и отработавшие с ним не один десяток выступлений, верили: маэстро может после такой проходки по залу прочувствовать душу каждого слушателя, который придёт на концерт вечером.

     ...Переполох, собачий лай и топот прервали размышления Фируза, двигавшегося уже центральным проходом зала на сцену. Бестолково метавшиеся охранники и администраторы зала пытались преградить путь стремительно несущейся на самого маэстро собаки невиданной породы и совершенно невообразимых размеров.

     'Скандал! Дикая бродячая собака загрызла всемирно известного исполнителя этнической музыки прямо в зале Чумской филармонии!' - Такой радостный заголовок сложился в убогом оскорблённом мозгу 'берёзового' журналиста, который, верный своим принципам, одним из первых просочился в зал. Чувствовал - не кончилась на сегодня 'потеха'.

     Один из бойцов охранного предприятия, обеспечивавшего порядок на концертах в БКЗ, потянул из кобуры табельное оружие.

     'Во! Щас начнётся!!!' - восторженно возопила гнилая душонка любителя скандалов и изделий из бересты.

     - Пропустить! Оружие долой! Разве в моём контракте ещё и охота прописана?

     Чумские технари ошарашенно смотрели на приехавших с Фирузом звукоинженеров. Все работники прекрасно знали: ни радиомикрофона, никакого другого акустического обвеса к артисту никто пока не прилаживал: ждали, когда звезда поднимется на сцену, чтобы там уже подцепить артиста к акустике.

     Чумские технари во все глаза смотрели на технарей Фируза, ожидая объяснений: голос артиста шёл явно через акустическую систему зала, причём на полном форсаже.

     - Говорил я, аппаратура у гастролёров с какой-то чертовщинкой! - высказал своё  мнение главный звукооператор зала своему коллеге.

     - Верно. А в чём дело не понять, вроде обычная 'фирма'!

     - Коллеги! Прошу прощения, что я не предупредил вас об особенностях нашей акустической системы: усилители, динамики, пульт и всё остальное реагируют непосредственно на мой голос. То же касается и инструментов. Ничего сверхъестественного. Просто хорошая разработка инженеров, спроектировавших и изготовивших мой комплект аппаратуры. Можем начать репетицию. Администратора попрошу предоставить место в зале моей почётной гостье.

     'А скандальчик-то все равно состоится!' - злорадно подумал 'берёзовый'.

     - Как можно, маэстро! Животное в зале. Вся культурная элита города соберётся? - виновато улыбаясь, развёл руками администратор.

     - Р-р-р... - возмущению Суки не было предела. Отлаять бы этого культурного на человеческом языке, да не правильно поймут: говорящих собак не бывает.

     - Хорошая, хорошая собачка! - почёсывая за ухом здоровенную псину уже по-хозяйски положившую свои огромные лапищи на плечи артиста, приговаривал Фируз. - Тогда, пожалуйста, организуйте кресло поудобнее. Поставите в кулису, чтобы моя гостья могла послушать концерт. Очень она музыку любит, с детства. Мы с ней вместе вокалу обучались.

     - Да где же я кресло возьму, чтоб таких размеров зверюга уместилась, да ещё с удобством?

     'В директорском кабинете стоит такое, что будет мне в самый раз', - беззвучно сообщила Сука Фирузу.

     - М-м-м, я как раз такое видел сегодня, знакомясь с уважаемой госпожой директором, в её кабинете. Говорят, за этим креслом сиживать любил сам основатель вашей филармонии Виктор Соломонович Цейтлин. Понимаю, вещь историческая, но нынешней госпоже директору такое седалище пока не по рангу. Дорасти в профессиональном плане надо. Виктора Соломоновича артисты всего Советского Союза знали и уважали, и все администраторы и директора коллективов.

     - Что Вы себе позволяете! Так говорить о женщине, да ещё при подчинённых! Хоть Вы и заслуженный артист, но я буду жаловаться. Кресло не дам. Собака, между прочим, без ошейника и намордника в общественном месте!

     'А хорошо бы тебя, засранку, по-русски, по-нашему матюгнуть. Я так складно, как Фируз, слова плести не умею. А вот мата за долгую собачью жизнь наслушалась' - размечталась Собака.

     - Госпожа директор! Я совершенно ничего обидного для Вас не сказал: профессиональный уровень Ваш как организатора крайне низок. Это с очевидностью подтвердила сегодняшняя встреча и подготовка концерта. О том, что Вы в отчёте назовёте 'пресс-конференцией' даже вспоминать не хочу - полное убожество и беспомощность. Сравнение с господином Цейтлиным никак не может быть обидно для умного человека. Виктор Соломонович всю жизнь посвятил созданию структуры, которой Вы так беспомощно пытаетесь руководить. Филармония Чумска держится исключительно на запасе прочности, заложенном её первым директором и талантливыми организаторами, занимавшими эту должность после него. В завершение хочу заверить Вас, госпожа директор: я никогда не имел никаких официальных званий: ни народного артиста, ни заслуженного. Так что, прекратите мешать работать и распорядитесь доставить на сцену кресло для моей гостьи! Будете упорствовать, немедленно потребую предоставления всех официальных разрешительных документов на ношение охраной филармонии огнестрельного оружия.

     - Ты господин, бывший Гэгээн, не слишком ли зарываешься'? - телепатировала Собака.

     - А Ты своей собачьей башкой подумай, как я на таком месте песни петь должен! Мне кажется, под сценой кровавые волны плещутся! Встретить бы этого гада в красном кафтане! Я бы нашёл, что ему сказать...и что сделать. Только помер ведь наверняка давно, а жаль, - так же беззвучно ответил Гэгээн Суке.

     - На этот счёт будь спокоен. Встреча вам предстоит на высшем уровне. И с красным, и с Лилией.

     - Жив подлец?

     - И здоров. Ты свою программу отработай, и мы прямиком к ним в гости.

     - К чертям концерт. Пошли.

     - Концерт ты отработаешь. причём в полную силу. А у нас тут дела имеются: квартировал в особняке Монастырских татар один писатель. Занятную вещичку прихватил с собой, когда дом сносили.

     - Так пошли к Писателю.

     - Сам скоро здесь будет. У него дочка художественным воем занимается, которое люди пением зовут. Папаша к ней скоро подрулит. С ещё одним старичком интересным. Вот все в гости к Лильке и подадимся.

     ***

     - Дамы и господа! Первый номер программы я посвящаю моему другу, создателю этой замечательной гитары, которую вы имеете честь видеть у меня в руках. Композиция называется 'Огонь изнутри'.

     Огонь был, но не изнутри. Казалось, весь зал в одно мгновение был объят пламенем. Гитара, помогая певцу, то взрывалась грохотом и громом, запуская при этом настоящие молнии с приборов цветомузыки. То затихала до еле уловимого журчания лесного ветерка. Световое оформление в такие моменты создавало атмосферу тёплого летнего вечера в тени едва овеваемых лёгким ветерком деревьев.

     Головка грифа гитары, выполненная в виде изящной позолоченной лилии, посылала в зал световые импульсы, соответствующие характеру музыки. Золотые колки в виде лилий посылали в зал свой особый световой рисунок, дополняя общее богатство света и звука. Розетка на деке гитары была инкрустирована тончайшей золотой проволокой, опять же составляющей причудливое переплетение цветков лилии, и тоже создавала своё особое свечение и ритмическую пульсацию.

     Последний аккорд эхом провисел ещё несколько секунд под сводами зала и растаял вместе со светом. Нереальная тишина, продержавшись в зале, казалось, вечность, вдруг взорвалась бешеными овациями.

     Фирузк как положено, поклонился публике:

     - Прежде, чем я мои коллеги перейдём к следующему произведению, рад буду ответить на любые вопросы.

     - Маэстро! На каком языке исполнялась данная композиция.

     - Отвечу честно, но мой ответ может удивить вас, господа, и дать повод заподозрить меня в неискренности и мистификации: я не знаю названия этого языка. Позвольте поинтересоваться, дорогие посетители сегодняшнего шоу: вам было понятно, о чём я пою?

     Тысяча голосов восторженно и удивлённо подтвердила: всем понятно содержание песни. Только пересказать его заново своими словами невозможно: осталось лишь яркое образное впечатление в сознании, которое не требовало словесной интерпретации.

     - Какой язык является Вашим родным? Слушая вашу речь, можно смело предположить, что это русский.

     - Вынужден вас расстроить. Много лет, вплоть до весьма преклонного возраста, я владел лишь бурятским языком. Моя юность и зрелые годы прошли в Забайкалье. Пел тогда я тоже на бурятском, аккомпанируя себе на замечательном национальном инструменте хур, с возможностями которого вам сегодня ещё предстоит познакомиться. Уже в те времена я пел без переводчика и перед бурятами, и перед русскими, и перед людьми других национальностей, с которыми меня сводила судьба.

     - А как же русский?

     - Я принадлежу к малоизвестной этнической группе - Племени Детей Невидимых Родителей в давние времена прожившего на территории вашего замечательного города. Язык Племени - мой родной язык. К несчастью после трагедии, постигшей мой народ, и безвременной гибели моей молодой супруги, я забыл родной язык. А затем и вообще разучился говорить. Стресс был настолько сильным, что лишь, осев после долгих скитаний немого бродяги в Забайкалье, я заново освоил речь. Естественно, это был язык моей новой среды обитания - бурятский. Это очень красивый и поэтичный язык, благодаря знанию которого у меня, вероятно, и пробудились способности к сочинению баллад.

     - Но сейчас-то вы говорите по-русски?

     ‑-Дело в том, что совсем недавно я вновь обрёл утраченных в лихие годы детей. Это близнецы Роза и Гильфан, присутствующие в зале. Дети мои, поднимитесь на сцену. Как долго я ждал этого момента.

     - Фируз Счастливый - это псевдоним?

     - Видите ли, меня и в самом деле назвали при рождении Фирузом, корень имени кроется в одном из древних арабских языков. Наше Племя при своём зарождении и развитии брало имена всех известных на тот момент народов. Правда, в основном это были народы тюркоязычные. Так сложилось, что меня нарекли именем Фируз, что и в самом деле переводится как Счастливый. Так что можно считать, что я не пользуюсь псевдонимом, а ношу своё настоящее имя. Хотя Счастливым я себя стал называть совсем недавно. Сейчас вы поймёте причину использования двойного имени.

     По проходу уже бежали, взявшись за руки, молодая темноволосая красавица и её брат-близнец. Слезы заливали лица молодых людей, но они нисколько не стеснялись этого.

     - Вот мое счастье - первенцы сын и дочь!

     - Ну, теперь уж настоящая подстава. Старику чувства меры не хватает - если музыка, так все эмоции через край. Если врать - чтоб у всех мозги расплавились. Какие же это дети, наш 'юный' маэстро? Возможно, Вы уже знакомы с господином Альцгеймером, или это старческая деменция? Ну, сказали бы, что это Ваши праправнуки - и всё шито-крыто. Нельзя так увлекаться. К тому же вы совсем не уважаете публику: нанять каких-то двух подсадных уток, да ещё и малолеток, и объявить их своими дочерью и сыном! - 'Берёзовый' чувствовал, что наступил его звёздный час: и наглеца-бурята на место поставит, и отработает свой гонорар, аванс от которого он уже успешно прогулял. Такие гонорары он получал всего дважды в жизни: когда устраивал балаган с посещением могилы Лермонтова, и сейчас, когда те же работодатели дали ему заказ во что бы то ни стало сорвать выступление новой звезды - Фируза Счастливого.

     Роза и Гильфан уже бежали по авансцене, огибая многочисленные мониторы и динамики.

     - За провода, детки, не запнитесь, папа будет плакать, если его доченька, которую, я уверен, он видит впервые, ножку сломает. - В суматохе и удивлении зала, кстати, очень дружелюбно и даже умилённо взиравшего на происходящее, берёзовый хмырь овладел одним из многочисленных невостребованных микрофонов на сцене, что давало возможность ему горланить на весь зал. Даже звукооператор за пультом, увлекшись происходящим, не сообразил 'погасить' бузотёра.

     Бейсболка мельтешила на сцене. Её обладатель, кривляясь и посвистывая, пытался догнать молодых людей, не обращая внимания на побледневшее лицо и недобрый блеск глаз певца: так даже лучше - старик сильно не ударит, а если удастся спровоцировать драку и беспорядки во время концерта, работодатель обещал гонорар удвоить. Насрать на этого грозного старикашку. Сопляки тоже большой опасности не представляют.

     - Может яйца ему откусить? - вдруг прогремел во все динамики голос, очень похожий на рычание большой собаки.

     Тишина... с исторического, недавно отреставрированного кресла Виктора Соломоновича, считавшегося многие годы безвозвратно утраченным при сносе старого здания филармонии, которое старики-оркестранты, шутя, прозвали 'синагогой', и лишь недавно найденного в запасниках краеведческого музея, опознанного ветеранами Чумского симфонического оркестра и переданного по всем правилам и актам дирекции филармонии нынешней. С исторического...отреставрированного...

     ...Гигантских размеров Собака неторопливо сползала с исторического кресла на сцену.

     - Так что, насчёт яиц, я спрашиваю? - голос Собаки каким-то образом тоже врубился в акустическую систему зала, многократно перекрывая визг платного бузотёра.

     - Любезная подруга! Я ценю твою самоотверженность, но прошу воздержаться от предлагаемого тобой действия. Представь, как это противно. Пусть всё, что у него есть между ног, болтается и дальше. Объявляю амнистию. Охрана! Нижайше прошу вас удалить этого господина из зала, он мешает творческому процессу. А ты, тётушка, будь любезна, отключись от акустики. Как ты подцепилась-то?

     - Сто раз всем говорила, я - талантливая. Посмотрела на твою работу: всё яснее ясного.

     'Так круто завернул, и полностью облажался. Надо же было проследить ещё встречу Фируза с Писателем и его доченькой. Увлёкся! Всё-таки я тоже творческая натура. Теперь, наверное, аванс потребуют вернуть'. Охрана под руки вела хулигана вон из зала.

     - Уважаемая охрана! Если при выходе из здания этот господин нечаянно споткнётся на ступенях и ему придётся поплавать в Ушкуйке - с меня пиво и угощение в любом заведении, которое вы мне любезно укажете. О безопасности пловца не волнуйтесь. Я знаю, что Ушкуйка в этом месте очень мелкая...и очень грязная. Зад при падении он тоже не повредит: в черте города от грязи и канализационных стоков речка давно перестала замерзать.

     - Хоть ногу бы попросил сломать, добрая ты душа! Он твоей Розке желал травмы на сцене, надо было ему копыта повывернуть! Я бы сама охране приплатила.

     - Угомонись ты наконец, Любезная Сука. Ноги ломать никому не будем: это уже какая-то уголовщина начнётся. Мы приличные люди!

     - Что ты сказал, сопляк, мальчишка бестолковый? Это я - люди? Сейчас я тебе...

     - Стоп! Не повторяться! Ты только что этому парню обещала такую операцию произвести. Забыла, кто тебе хозяин, пока столько лет сама по себе шлялась! К ноге!

     Сука опрометью бросилась, сметая провода и микрофонные стойки, к Фирузу и как благовоспитанная охотничья собака приняла соответствующую стойку возле хозяина. Не выполнить команду было выше её собачьих сил и понятий о хороших манерах.

     - Оборзел совсем, пацан! Чего при людях меня дрессировать взялся?

     - Не сердись, старушка! Тебя не окороти - до сих пор бы лаялась, не заткнулась, пока б я на собачий язык не перешёл. Помню твоё упрямство. А что бы о нас подумали? Правильно. Плохо бы о нас подумали. - Фируз присел и погладил подругу по спине.

     Та, чтобы 'не терять лица', шерсть слегка вздыбила и попыталась рыкнуть, но получив дружескую затрещину, смирилась и даже попыталась изобразить помахивание хвостиком: всё, дескать, в порядке, шеф.

     - Давай с детишками знакомиться!

     - Хорошие щенки, породистые. И почти взрослые. Думаю, скоро на охоту можно будет брать. - Сука потёрлась уже заметно округлившимися боками о колени Розы и Гильфана.

     Те в ответ ласково погладили тётушку-Собаку (не величать же молодым людям четвероногую подругу отца Сукой).

      - Надо тебе, тётушка, имя придумать!

     - Не до того сейчас. А охота и вправду большая намечается. Эй! Госпожа директор, проводи-ка меня в свой кабинет да пригласи туда свою сотрудницу Аиду Невскую с папашей. И, будь любезна, распорядись, чтобы мне миску мороженого с клубникой подали.

     У моих гостей заказ отдельно примешь, чего пожелают. Давай быстро и потом на глазах не мельтеши. У нас разговор серьёзный будет. Как этот певец, который принародно мне в нюх тыкал, что он мой хозяин, глотку драть закончит - проводишь к нам. Проследишь, как публика разойдётся - свободна. На глаза казаться не смей: надоела. Здание не забудь на сигнализацию сдать. Вахтёра внизу предупреди, что гости у тебя в кабинете, чтобы не мешал. Аренду колымаги под названием 'лимузин' продли ещё на сутки. Исполняй, и с глаз долой. Поди дома дел невпроворот. Завтра у тебя выходной. Щенки-то есть?

     - Мальчик и девочка. В школу ходят...

     ‑-Ну, видишь как хорошо, а ты дурью тут маешься. Я вот, тоже скоро ощениться должна, да всякие обормоты в декретный отпуск уйти не дают!

     - А разве у собак декрет бывает? - предохранители в голове дамы-директора после необыкновенного шоу выгорели полностью.

     - Бывает, бывает. И материнский капитал мне ещё вот этот артист задолжал. Много, между прочим, по количеству щенков. А у меня помёт в этот раз богатый будет.

     - До свиданья, уважаемая публика! Ты, артист, отыграешь, что положено, да смотри - без халтуры. И ко мне в кабинет! Ты, директорша, кресло, будь добра, распорядись обратно в кабинет доставить. Не на полу ведь лёжа мне с людьми совещание проводить и мороженое есть!

     Военный совет и марш-бросок

     - Добрый вечер, Аида, добрый вечер Писец. Здорово и тебе, Архипка.

     - Добрый вечер, Уважаемая Сука! Кажется, совсем недавно мы расстались. - Ответил на приветствие за всех вновь прибывших Писатель.

     - Конечно недавно. Когда ты с Архипкой дочурке своей бирюльку в подарок привозил.

     - Да уж, учудили! Я, было, рассердиться собралась, да потом решила - ну не полный же идиот, мой папаша, хоть и книги одну за другой стряпает, - чтобы мне модель усовершенствованного комсомольского значка, да ещё с надписью, которую любая артистка за издевательство принять должна, через полстраны в презент доставлять. - Певица заняла своё место за столом заседаний.

     - Спасибо и на том, доченька, что родного отца идиотом не определила.

     - Ладно! Хватит вола тянуть! - Собаке явно нравилась роль председателя. - Заказы сделали? А то у них там буфетные скоро разбегутся. Звони в кафе, Аидка, про моё мороженое напомни, чтобы в миске. Ты, папаша, с Архипкой чешите в Аидкино-Невскую гримёрку и тащите сюда этот, как его твоя дочь называет, комсомольский значок. Нужен будет сегодня. Корнет прибыл?

     - Прибыл, матушка, Давно уж поджидаю.

     - Скорый какой! Неужто твоя Золотая Тропа быстрее нашей?

     - А вот сегодня и проверим. Где артист?

     - С публикой расстаться не может. Сейчас допоёт и прямо к нам.

     - Да вот я уже! - в кабинет бодрой походкой вошел Счастливый Фируз с дочерью и сыном. Казалось, они и не расставались на века. Так велико было взаимное счастье встречи, что ни отец, ни дети не желали ничего расспрашивать. Счастье им приносил уже сам факт воссоединения. О прошлом, настоящем и будущем думать вовсе не хотелось. Важен был лишь каждый миг нахождения вместе.

     Вернулись Писатель с дочерью и Архипкой. Расторопные официанты умело сервировали директорский стол, чем-то средним между ранним завтраком и поздним десертом. Когда обслуживающий персонал покинул помещение, слово взяла Сука-председатель:

     - Для начала, Фируз Счастливый, расскажи нам, как прошла часть концерта, на которой мы не присутствовали. Вижу по глазёнкам, что не терпится похвастаться очередным успехом!

     - Никогда хвастливостью не отличался. Хороший был концерт. Даже 'кулайцы' оказались нормальными ребятами и неплохими музыкантами. Только инструменты у них не очень подходят для их музыки. Просили подсказать адресок мастера, который может хур приличный изготовить. Хотят его каким-то образом под народный 'кулайский' инструмент приспособить. Да и ладно, пусть попробуют. Что-то они чувствуют про свои древние корни, а информации не хватает. Вот и фантазируют, ищут подход к своему древнему этносу: поют неплохо, но на тарабарском языке. Сами по ходу песни замысловатые слова придумывают. В целом, вместе с музыкой звучит сносно. Договорились, что если в ближайший год я не оставлю сцену, дадим совместное выступление в Улан-Удэ. Но давайте о деле.

     - Да, просим начинать информативную часть совещания! - подал голос вернувшийся из похода за 'сувениром' Писатель с дочерью и Архипкой.

     - Сию секундочку. Смирно все! Главнокомандующий явился! Сядь в уголок и помалкивай! - Охладила пыл Писателя Сука. - Информация такова: Праздник Лесной Благодати продлится ровно столько, сколько потребуется, чтобы мы успели завершить все свои дела. А дел за прошедшие годы накопилось превеликое множество.

     - Как это, сколько потребуется? - спросил Гильфан.

     - Невидимые Родители всегда своё слово держат. Надо будет, хоть на целый год относительно общего времени наш день растянут, а потом к общему измерению вернут, - авторитетно заверила Сука. - Вам, Фируз и ребятишки, сюрприз: Лилия сейчас в Чумске. Совсем рядом: километра полтора от зала, где мы находимся, и лет на сто позади. Лимузин забронирован директором филармонии ещё на сутки. Посещаем Чумскую резиденцию Ложи, где находится не одна, а сразу три Лилии: наша дорогая и разлюбезная Лилия Эльрудовна, Мадемуазель Лилиан из Верхнеудинска, прибывшая по собственной инициативе вслед за Их Сиятельством графом Брюхановым-Забайкальским. Третья персона - Мадемуазель Лили из Парижа.

     Лилька и Лилиан - подруги не разлей вода. В каких отношениях с ними явившаяся последней парижская мадемуазель пока не знаю - с вами тут возилась.

     Весь цвет Чумского отделения Ложи, занимавшийся решением золотого и нефтяного вопросов находится под арестом в здании резиденции Братства. Под усиленной охраной из банды краснокафтанных разбойников, полностью перешедших под командование Лилий.

     ‑-Как это возможно. Немедленно туда! Воистину я сегодня Фируз Счастливый: головы всем разбойникам без разбору снесу! - Фируз вскочил с места и ринулся к выходу.

     Дорогу ему преградил высохший, как мумия, старикашка в странных золотых очках:

     - Честь имею представиться: корнет Оболенский, он же полковой священник протоиерей Евлампий в армии адмирала Колчака.

     - Фируз - исполнитель народной музыки. Он же сын Великого Хана Племени Детей Невидимых Родителей, муж одной из Лилий и счастливый отец вот этих молодых людей!

     - Польщён знакомством, Принц Фируз!

     - Взаимно, только, хотел бы поинтересоваться: какие у нас с Вами, корнет, могут быть общие дела, и кто пригласил Вас в сегодняшнее наше собрание?

     - Кто надо, тот и пригласил! - почти пролаяла Сука. - По существу попрошу задавать вопросы!

     - Уж больно ты, Матушка Сука, сурова. Господин певец ведь один не в курсе последних событий: прискакала к самому началу концерта и ничего Принцу не рассказала.

     - Я же тебе старый хрыч сейчас...

     - Сосед-электрик у меня в Костроме в соседнем доме проживал, - встрял в разговор Архипка, -  так он говорил про людей, которые одно и то же талдычут - короткое замыкание у них в башке. Вот и у тебя, Матушка, одно на уме: Чуть что, сразу одной карой всем грозишь! Это точно от брюхатости. А ощенишься, с тобой совсем сладу не будет. Моя, вон, домашняя сучёнка Фишка, как щенки появляются, люто кобелей ненавидеть начинает. Вплоть до следующей течки. Как же нам с тобой пособляться-то, коли так лютовать будешь?

     - Ладно, Архипка, не сердись. Это я так, для пущей важности. Да у тебя от старости, и так уже все отсохло, чего тебе бояться? Гав-гав-гав! - Перевожу: Ха-ха-ха! А господин корнет сейчас обо всём доложит, и будет полная ясность.

     Казарма

     Ясным осенним днём, солнечным, но уже прохладным, Прошка по прозвищу Бугай нерешительно подошёл к палатке общей полковой девки. Мужики стояли у брезентового входа. Ждали очереди, балагуря и покуривая самокрутки с ядрёным, собственного изготовления табачком-самосадом.

     - Никак ты, парень, надумал, наконец, оскоромиться. И то дело: вон какой здоровяк вымахал, а с бабой ни разу не игрался. Только помни: Лилька даром и притронуться не даст. Она, как-никак, мать, детей соблюдать в приличии и воспитании старается. А на это денежки нужны.

     - Есть у меня мужики деньги. Прошка разжал кулак и показал воякам несколько медных монет.

     - Маловато будет. Может, на первую пробу скидку сделает.

     - Если не хватит, я доплачу, я найду, дяденьки.

     - Ну валяй. Только учти: платить надо сразу, она в долг не даёт.

     - Да я ей покажу, сколь есть, а мало будет, побегу искать, у кого занять.

     - Что, так не терпится бабу изведать? - спросил пожилой уже солдат.

     - Не терпится, и смеются дружки, что не мужик я ещё.

     - Давай, пока мы добрые. Да отец твой пока не увидал: пересчитает нам, старым греховодникам зубы, что тебе малолетнему в разврате попустительствуем.

     Прошка, набравшись духу, шагнул в палатку и чуть не споткнулся о присевшую нараскорячку над деревянным ушатом Лилию. Полы короткого старого тулупчика были подвернуты наверх, и Лилия сноровисто придерживала их локтями. На босу ногу надеты на девушке были старенькие короткие валенки-опорки. Она деловито черпала ковшом воду из железного бачка и лила себе между ног, старательно подмывая своё женское место, поёживаясь от ледяной воды, приговаривала, подбадривая себя:

     Надо девочке подмыться,

     Даже ледяной водицей!

     Прохор, зачарованно смотрел на струйки воды, стекающие в ушат с вожделенного места, покрытого тёмными волосками.

     - Здравствуйте, тётя Лилия!

     - Тётя... женского тела попробовать захотелось? Проходи коли пожаловал. Только сначала денежку покажи.

     Прохор предъявил имевшиеся медяки, спросил деловито, срывающимся мальчишеским басом:

     - Хватит, или добавить потребно? Скажите, я сейчас найду.

     - Хватит, брось вон в ту деревянную мисочку да пристраивайся на топчан. Я сейчас, только оботрусь, а то вода больно холодная, согреть негде. А ты для начала посиди, полюбуйся, чем баба от мужика отличается.

     (И сказал Великий Хан: 'Хана!')

     Трудовые будни - праздники для нас

     Шамиль заехал за своим коллегой и родственником Тогизбеем в общежитие судоремонтного завода.

     ‑ Давай, брат, собирайся! К вертушке бы в аэропорт не опоздать. Сам знаешь: времена тяжёлые, за работу держаться надо. Тебе, вольному человеку, легче, а у меня семья, дети.

     - У меня тоже дети. И мы все сами Дети!

     - Бугру скажешь, как квартальной премии лишать будет! Не виноваты, дескать! Дети мы!

     - А разве нет? Мы же с тобой соплеменники.

     - Точно, только за это нынче не платят. Давай, не парь мозги, собирайся.

     - Да готов я уже!

     - Тогда, по коням!

     - У нашего Племени кони только в древние времена были. На оленях ездим.

     - Смотрю я, Дружочек, тебе правда что-то в башке повредили, когда ты с алкашами побоище устроил! Давай в путь:

     А пока мы только дети -

     Нам расти ещё расти.

     Только небо, только ветер,

     Только радость впереди

     - Славная песенка. Прямо про Детей Невидимых!

     - Чёрт тебя дери! Это про Электроника.

     - Он Шаман или Дух?

     - Он ещё круче! Хватит бредить. Работать пора.

     ***

     Тогизбей был на грани нервного срыва. Беседа с родственником немного успокоила нефтяника. Хану же покой и не снился! Как только снесли особняк Монастырских татар, он сразу понял, что прежней его жизни пришёл конец. Раньше Белая Гора и Племя в тайге были связаны нерушимыми узами. Вынесло его на буровую именно затем, чтобы он смог очутиться на Белой Горе, о которой знал, как и остальные таёжные соплеменники, только из легенд. Так хорошо всё складывалось: и глас он слышал в дивной песне, пророчествовавший ему возвращение Племени в Обетованную Землю, и работягой в таком случае было не обидно вкалывать, и обязанности Правителя исполнялись исправно.

     Теперь утратил Хан связь с Племенем. Как они там? Кто же будет править: он ведь не оглашал наследника! А без власти любой народ пропасть может! Его Вина будет, случись что худое с Детьми, Спросят Родители, когда придёт срок ответ держать на Последнем Суде!

     ***

     Хорошо знакомый берег Могучей Реки, Утёс, Туча. Всё на прежних местах. Да не всё! Вахта началась, работы море. Надо и Племя посетить: проверить, как там подданные без властелина поживают.

     ...Забыл Хан дорогу. А может дороги больше и нет?

     Трудные дни переживал Владыка, когда поселили его в общежитие судоремонтников: в доме Монастырских татар не ощущал Тогизбей оторванности от сородичей. И дела их исправлялись строго по заведённому обыкновению. Снесли монастырский особняк - словно осиротел Хан-нефтяник. В общажной клетушке не чувствовал он своего народа. Считал дни до возвращения в тайгу. Не на буровую рвался - верил: только доберётся до Реки и Утёса, и жизнь наладится.

     Ошибся Тогизбей. Вот он Утёс, Река на месте, а родных угодий как не бывало. Безобразный искорёженный лес, маслянистые пятна в тихих заводях, птицы со склеенными мазутной плёнкой крыльями по мелководью. Наводящие ужас факелы попутного газа в окружении обгорелых остовов машин и техники. Тогизбей помнил, несмотря на грозные приказы и увещевания начальства, водители в зимние холода норовили оставить свои машины поближе к теплу факелов. А то замёрзнет, не заведёшь никакими усилиями и хитростями. Иногда не рассчитывали направление ветра и интенсивность горения... и превращалось пространство вокруг места сжигания попутного газа в кладбище, в братскую могилу для техники и народных денег.

     Видел он это и раньше. Только была ужасная промышленная картина сама по себе. Племени она не касалась: на той же территории в первозданной тайге стояли чумы, паслись олени, зверь и птица были совсем не пуганы. Фактория стояла неподалеку. Провиантом охотничьим снабжала. Шкуры продать можно было. Какая-никакая, а торговля.

     И соседей-остяков с эвенами не видать.

     Точно знал Хан, что ступи шаг, и вот он посёлок, Поляна Сборов, Ханский чум, Семейный дом Властелина. Как там без него?

     Кто за него сделал выбор? Не иначе своенравная Хозяйка Судеб! Исторгла из Племени. Оставила только буровую с её загрязнённым до безобразия миром.

     Не спрашивает Хозяйка, что человек желает. Свои у неё резоны. И спорить с ней бесполезно! Сам такую судьбу никогда бы не выбрал. Мирился с долей работяги, знать, так было надо: от Племени никто не отрывал и ладно! А такая жизнь по уши в мазуте не для Владыки Племени Детей Невидимых!!!

     Долг говорил: надо во что бы то ни стало найти выход, найти путь к Племени. Говорил долг, да пути не указывал. Однако, не тот человек был Тогизбей, чтобы бросить своих подданных на произвол судьбы!

     Почему вода в Реке такая мутная и грязная? Тут не только в нефтепромысле дело, с речным дном и берегами какое-то безобразие творится. И берега все какая-то сила изодрала да вздыбила. Ни одного живого кустика.

     А может и Племя на таких вот угодьях теперь обитает! Не дайте, Небесные Родители, такой беды!

     ...А пока работать надо. Уже товарищи косо поглядывают на коллегу: вялый, потерянный, соображать плохо стал. Словно подменили мужика.

     Казарма ( продолжение)

     Лилия, ничуть не стесняясь, повернулась в тесноте палатки спиной к топчану со скромно сидящим на краешке Прохором так, что округлый зад и всё сокровенное оказалось чуть не у самых глаз парня. Старательно и неторопливо Лилия протерла ветошкой бёдра, крепкие половинки зада и притягивающую взгляд темноту между ног.

      -Вдоволь насмотрелся? - опустила полы коротенького тулупчика, потуже обернулась в тёплую овчину.

     - Это у меня, как у вас, солдат, тоже форма. При моей должности и околеть от чахотки можно. Холодно. Она пошарили рукой под топчаном, выудила оттуда грязноватый штоф, открыла пробку и сделала большой глоток. Задержала на миг дыхание, с удовольствием в растяжку выдохнула. Палатка заполнилась духом крепкого самогона.

     Прилегла рядышком с мальчишкой, подтолкнув его в бок, деловито поторопила:

     - Чего расселся, время-то идёт. Мне поспевать надо, пока платят.

     Прошка сопел, глядя на только что бесстыдно заголявшуюся перед ним женщину.

     - Али заробел, как женское достояние я тебе выставила напоказ? Так разве не за тем шёл, чтобы с бабой потешиться? Ты что, свою Агафью ещё не пробовал?

     - Не-а. Она даже целоваться не допускает.

     - Понятно! Вот ты и решил все утехи и познания разом получить. Где медяков-то столько набрал? У мамки на леденцы для Агашки выпрашивал? Точно знаю: где тебе ещё копеечку раздобыть. Жалованья ведь по малолетству тебе не платят, только прокорм. Да-а-а, не видать Агашке леденцов, раз ты, парень, решил, что здесь тебе слаще, чем с девицей нетронутой.

     - Да я, тётя Лилия, Агашку всем сердцем люблю. Плоть больно бунтует по ночам, а облегчения нет, только порты липкие.

     - Вот ты и подумал, что на этот случай баба непотребная сгодится вроде 'тёти Лилии': через неё плотские утехи познать, чтобы порты ночью не марались.

     - Больше тёток, чтобы за деньги давали, у нас в округе нет.

     - Ясно: я для вас единственный сосуд нечистый, куда грязь стряхнуть можно, чтоб между ног зуд успокоить и одёжку не пачкать.

     - Так ведь говорю - все у нас порядочные. А что вы, тётенька Лилия, за деньги под любого мужика ложитесь, все знают.

     - Думаешь, мне больно приятно со всеми подряд-то?

     - Думаю и приятность есть: мужики довольны, когда к Вам ходят, значит и Вам удовольствие взаимное. Вот к зубодёрному лекарю тоже очередь бывает, после него облегчение людям, а ему, точно, никакого удовольствия. Ваше дело, стало быть, приятнее.

     - Значит облегчение тебе, да ещё с взаимным удовольствием надобно, а как подступиться не знаешь!

     - Не знаю, - честно признался Прошка, - мне Агашенька даже через сарафан потрогать, что у вас там, женщин, да как не дозволяет.

     - А кто красивее: я или Агашка?

     ‑-Хороша она собой, может и вас краше, только всё у неё под запретом. А с Вами, известно, всё можно проделывать, если заплатил: мне испробовать надо, да научиться.

     - Дело поправимое. Сейчас мы с тобой эту науку освоим.

     - Страшновато.

     - Чего парню страшиться? Посмотрел, что у женщины имеется между ног, будем дальше разбираться, коли тебе твоя любезная даже потрогать, что у нас там женщин, да как, не дозволяет. Лилия расстегнула верхние пуговицы тулупчика и выпростала аппетитные груди. Погладила их, слегка встряхнула:

     - Раз заплатил, клади ладошки да потрогай: мои титьки всем мужикам нравятся. Видал, как мамка тесто вымешивает?

     Удивительный жар входил в руки подростка и по телу перемещался вниз живота; погладив и помяв груди, мальчишка вдруг стал с интересом крутить соски женщины и играться ими, как малое дитя, спохватившись, виновато поглядел на Лилию: можно ли так делать.

     - Крути, крути, коли нравится. Совсем не отвертишь. Не ты первый.

     Небывалая сила и уверенность завладели Прохором. Наигравшись, уже по-хозяйски, раскинул он на стороны полы куцего тулупчика и стал с любопытством, разглядывать и оглаживать голые коленки, доступные в порочности бесстыдной наготы бёдра, и, наконец, добрался до тёмных волосков между ног женщины.

     - Ну! Не робей!

     Лилия крепко обхватила паренька руками, ввергая в себя мужскую твердь.

     Жаркие движения в лад с женщиной, полностью захватили тело и разум: сейчас, сейчас всё будет по-настоящему, а не в сонном наваждении!

     - Хорошо ли тебе, Прошенька?

     - Диво, как хорошо, тётенька! А в бабу извергаться слаще, чем в портки?

     - Сейчас познаешь...только вот, я сказать тебе хотела.

     - Сладко мне, тётенька, аж дух замирает! Чего сказать-то хотели?

     - А что отец твой ко мне ни разу не захаживал. Видать им с твоей матушкой и сладости и леденцов всегда хватает! Агафья твоя - краса девица. А ты ко мне пришёл. Вон, как твои родители душа в душу живут! Думаешь, они вот этим самым не занимаются?

     Занимаются, ещё как. Только лучше, чем мы с тобой: и не копейками медными платят - любовью взаимною. А мне любовь такую, что не за медяки, всего один раз довелось испытать. Поверь старой развратнице - ничего общего то, что мы сейчас делаем, с любовью не имеет.

     Ну, хватит время тянуть, шевелись быстрее, ради окончательной приятности: пора уже, сегодня ещё желающие на мои сдобы да лакомств имеются, может, и серебряной монеткой кто одарит. За серебро, я бы и тебя довольствовала да баловала много дольше: в убыток, ради первого твоего раза тружусь, заработок теряю. Опростаешься и к мамке да Агафье своей побежишь, словно и не сквернился с порочной бабой.

     А Прохор после слов Лилии вдруг словно окаменел, лежал на женщине, стараясь не шевелиться, чувствовал: чуть двинься внутри этого мягкого тепла, и уже не остановиться.

     - Чего замер? Так трудился, а тут ровно каменный стал.

     - Тётенька! Тётенька Лилия! Простите! Простите, я больше так никогда делать не буду. Простите! Я Агашеньку одну...простите. Никогда больше не буду!

     В висках паренька стучало, не хватало воздуху, сердце готово было выскочить их груди. Перед затуманившимся от напряжения взором возникла Агашенька во всей своей красе. А чуть позади, из-за плечика Агаши, на него смотрела мама: не укоризненно и не гневно смотрела, словно жалея попавшего в беду мальчика.

     - Ну, ты чего? Или ты удерживать надумал? Трудно это, но если сильно постараешься, может получиться.

     Прошка, собрав всю свою волю, последним усилием, высвободился из нежной плоти.

     - Ради чего маяться-то? Ради Агафьи своей, недотроги? Так от неё не убудет: снова любови изобретать будешь, как от моей науки опомнишься.

     - Нет! Нет! Нельзя мне сейчас! Простите, тётенька! Я никогда больше...

     - Не зарекайся! Только впредь не ходи к шлюхе любви учиться. Девку пригожую свою возьми замуж. Вот с ней и научишься, как твои родители... и как одна несчастная девушка по имени Лилия с её суженым Фирузом. - Лилия извлекла из-под топчана знакомый штоф, вложила бутыль в руку Прохора: на, выпей самогону моего на травках настоянного, больше проглотить постарайся!

     Прошка хватанул впервые в жизни такой глоток первача, что чуть не захлебнулся и не задохнулся от жара, охватившего глотку. Это отвлекло его от борьбы с семяизвержением:

     - Спасибо, тётя Лилия! Вы такая добрая, век не забуду! Ведь я чуть было... ну, в общем, добрая вы и хорошая. Матушка меня простит. А вот Агашенька, милая моя Агашенька...спать хочется, спасу нет.

     - Это от травок да самогону. Глотни ещё и засыпай. А я совсем не добрая. Я очень и очень злая! Жизнь меня такой сделала. Запомни: злая твоя тётя Лилия.

     ***

     Лилия вышла из палатки, держа в руках изрядно опустевшую бутылку.

     - Как там паренёк? - Загалдели хором мужики. - Замучила?

     - Чего? - Лилия покачнулась и сплюнула. - Он меня, как есть, уделал. Вот силища. Домой иду, спать буду.

     - Мы с тобой, курва ты эдакая, всегда по-хорошему. А ты - спать пойду! Ещё до тебя желающие есть.

     - Не могу я, мужики. Потом отработаю. Не поверите, что со мной вытворял. Меня курвой да потаскухой называете, а я и половины таких фокусов не видывала. Никому сегодня больше не дам. До дому бы добрести.

     А вы баб свих прячьте: он как одержимый, ещё искать будет, с кем потешиться!

     ***

     ... 'Вот такая я добрая тётенька! Погоди щенок, проснёшься, мою доброту мигом почувствуешь. И от батьки, и от мамки. Агашеньке тоже добрые люди расскажут, каков ты умелец. Нашел добрую тётеньку...

     Кто ж добрых тётушек за медные копейки надругательству телесному и душевному подвергает? Дайте время, всем припомню, кто ко мне в палатку шастал. Вот тогда и пошутим'...

     ***

     ...Любопытству мужиков не было предела: мало того, что их проверенная многократно на выносливость Лилька выползла из своей палатки едва живая, так ещё и на босу ногу по холоду бредёт, забыв про свои опорки. А земля уже инеем покрыта.

     Прошка всё не показывался. Надо посмотреть да поспрашивать: где такую науку постиг, что такую бабу заездил. А говорил, ничего не ведает: вошли - парень спит, во сне то ли смеётся, то ли всхлипывает...а внизу живота торчит поднятая мужским естеством рогожина. Не вырвалась бы баба от такого, до смерти мог замучить: вон силы ещё сколько. И это во сне! Проснётся, надо баб да девок по дворам прятать. Не иначе бес похотливый в паренька вселился! Да родителям сказать, чтобы волокли озорника домой. От греха подальше!

     Военный совет и марш бросок

     (Доклад Корнета Оболенского)

     Корнет Оболенский, он же батюшка Евлампий, обвёл присутствующих взором, через свои удивительные золотые очки:

     - Так сложилась моя судьба, что в свой смертный час не сподобился я испытать смерти. Архипку с дедом Писателя контузило, откинуло взрывом и лишь слегка землицей присыпало. Я же в самую золотую яму провалился. Точнее это уже была не яма, а упорядочившееся само собою под землёй хранилище. То ли взрывы так легли, то ли ещё какая причина была, но лежал золотой запас в полном порядке размещённый в огромной воронке, ставшей хранилищем и моим обиталищем на многие годы.

     Просидел я там достаточно времени, может год, а может и все десять - не понять под землёй в полном мраке и тишине. Ни есть, ни пить надобности никакой. Потом уразумел: золото, как универсальная субстанция действует, когда в таких количествах в недра возвращается. Простите алхимическую терминологию, другими словами сказать не получается.

     Ничего кругом не видно, только свет золотого металла глаза ощущали. Думаю, надо сквозь этот свет смотреть научиться: дай-ка я себе очки смастерю из монет старой чеканки да проволоки золотой. Её там огромное количество мотками сложено было. Уже одной рукой да обрубком всё делать научился. Изготовил я эти очки: всё видеть стал, а прошло время малое, стал и снаружи происходящее зреть.

     Только не совсем обычно видение моё для человека было. Думаю, тут универсальный принцип 'Solve et Coagula' действовал: взор мой в золотых очках, да в соседстве с золотым запасом словно разжижался, а сгущался в видение уже в других местах. Да штука в том, господа хорошие, что места те могли и в России времен Крещения, и в Америке Колумбовой эпохи оказаться. Хоть трактат по всемирной истории пиши. Постепенно освоил науку нового видения. Понял, что не я один заложником золотых нагромождений являюсь. Так впервые обнаружил и стал наблюдать жизнь пострадавшего за этот металла Племени Детей Невидимых Родителей. Затем увидел золото ацтеков и их Хранителей...

     А дальше стало совсем уж интересно: обнаружил, что не только Хранители золота и Племена, к нему привязанные, к данному металлу стремятся. Ложу, с которой мы с братцем моим покойным якшаться додумались в Париже, под наблюдение взял. Они тоже золотом сильно интересовались и интересуются: в первую очередь тем, что принадлежало Племени Детей. Больно уж надо было им завладеть этими запасами, потому, что мешало оно их обогащению и торговле. Однажды, став жидкой субстанцией и с нефтью соединившись, переправившись в далекие Северные края, стало снова субстанцией твёрдой. В результате глобального взаимодействия золота и нефти при их взаимной конвертации при Перемещении, возникло противодействие субстанций.

     И люди - целое племя, таинственным образом, словно жидкая суть перетекли вслед за золотом и нефтью, где снова пришли в обычное состояние: золото отвердело до прежнего вида, нефть так и осталась, отделившись от золотой массы в прежнем статусе, людской поток осел в местах хранения золота и нефти.

     Ложа увидела впервые в истории действие краеугольного постулата своего учения 'Solve et Coagula - Разжижай и Сгущай' в действительно вселенских масштабах.

     Правда, Ложа не могла дать никакого разумного объяснения Золотому Разбросу - явлению, благодаря которому часть людей Племени и часть металла при сгущении были оторваны от своих основных масс. Вероятно, это побочный эффект, вызванный самой колоссальностью объёмов Перемещения.

     Надо было Ложе, во что бы то ни стало, то золото Родительское своим алхимическим законам подчинить, поскольку находясь в противоречии, могли они всемирную катастрофу вызвать. Приведу цитату из доклада на одном из заседаний Ложи многолетней давности:

     Остро встаёт вопрос конвертации богатств недр в денежный эквивалент и адаптации золотого запаса Племени, влияющего недопустимым, для целей Братства, образом на мировой золотой запас, в пригодный для денежных расчётов формат. Связка Деньги-Золото-Нефть должна стать ключом к возвышению Братства.

     Однако на сегодняшний день прямой обмен добываемой нефти на денежный эквивалент - золото, несёт в себе мощный деструктурирующий заряд. Две основных ценностных категории современного мира в своём антагонизме грозят самому порядку мироздания.

     Земля - живой организм. Нефть - кровь этого организма. Вода - его пасока (лимфа). Золото - кристаллизующее начало. Катастрофа неизбежна в случае длительного со- и противопоставления жидкостей организма и его структурно-кристаллической основы. Планете грозит быть разорванной, подобно сосуду с водой, оставленному на морозе.

     С другой стороны, катастрофа неизбежна для Ложи, если мы не найдём способа обойти данное противоречие: наши интересы и долгосрочные проекты требуют колоссальных материальных вложений, причём потребность в капиталах возрастает год от года с неимоверной быстротой. Очевидно, что экономя на вложениях в развитие и углубление знаний Братства, мы рискуем потерять ключевые позиции, достигнутые нашими предшественниками во многих сферах.

     На сегодняшний день пока удаётся покрывать наши потребности за счёт мировых разработок проявленных на сегодняшний день месторождений, запасы которых те же Слёзы, но принадлежащие Духам-Покровителям неизвестных нам исчезнувших цивилизаций, возможно внеземного происхождения.

     Данные запасы, в силу особенностей этого своего происхождения, пока проявляют сравнительно меньшее сопротивление обмену на нефть. Однако с течением времени, активность противодействия неуклонно возрастает. Грядут времена новых видов топлива и новых областей использования нефти. Сырая нефть и керосин - объёмы мизерно малые по сравнению с будущим использованием интересующего нас сырья.

     И ещё отмечу: золотодобытчикам всё равно, какие жилы разрабатывать. Контроль разведки полезных ископаемых поглощает катастрофически для нас высокие суммы, что не даёт, однако, стопроцентной гарантии случайного неподотчётного нам обнаружения нежелательных на сегодняшний день для разработки месторождений в Сибири.

     Вот так господа масоны, или кто они там есть на самом деле, трактуют положение в нефте- и золотодобыче, которые, по мнению Ложи, являются ключом к мировому господству. В пределах их, надо отметить, достаточно скромных возможностей передвижения во времени, Члены Ложи ухитрились ценой больших материальных затрат создать в отправных точках своей деятельности структуры, призванные решить проблему деньги-золото-нефть.

     До недавнего времени наиболее дееспособной и реально опасной организацией подконтрольной Ложе я считал ИИВЖН - Институт исследования взаимодействия жидкостей недр, созданный в Сибирском городе Чумске, где мы с Вами сегодня имеем честь находиться. Город Чумск, вообще, в вопросах золота, нефти и мировых финансов стал для Братства после Перемещения Золота и Детей и Золотого Разброса главным опорным пунктом и вызывал мои самые большие опасения. Но что мог сделать беспомощный подземный наблюдатель-одиночка, даже если Господу было угодно наделить его некоторыми необыкновенными способностями: только уповать на Промысел Божий.

     Особо опасным и квалифицированным сотрудником ИИВЖН я считал некую Лилию Эльрудовну Чистозерскую. Сегодня выяснено, что уважаемая Лилия - представительница Племени Детей Невидимых Родителей и супруга присутствующего здесь господина Фируза Счастливого.

     Большое значение Ложа придаёт прочтению орнаментального письма, сделанного на золотой плите, которую долгое время хранил господин Писатель.

     Артистический смех певца Фируза нельзя передать никакими звукоподражательными возможностями. Мы и пытаться не будем. Скажем только, что после упоминания об орнаментальном письме певец смеялся так заразительно и с множеством вариаций и модуляций, что к нему сначала примкнул Писатель, затем Архипка Незванов. Вершиной звуковой пирамиды стало сопрано Аиды Невской. Очевидно, эти люди что-то знали смешное про орнаментальное письмо. Далее смеялись все присутствующие, смеялись до слёз, явно не понимая, зачем они это делают.

     ...Если вершиной звуковой пирамиды было профессионально поставленное сопрано госпожи Невской, то неожиданным громоподобным органным пунктом, требующим в данной партитуре немедленного прекращения странного веселья, стало мощное низкое рычание председательствующей Суки:

     - Чего гогочете-то? Объяснили бы хоть!

     - Милая тётушка Сука, это я виноват, прости старика, - Фируз потрепал слегка загривок важного председателя Совета. - Убеждён, что я единственный из присутствующих, кто точно может прочитать надпись на этой плите. Даже изложить полный текст наизусть. Мне было так смешно, когда корнет заговорил о важности надписи для решения мировых проблем, я так смеялся, что вовлёк в этот неудержимый хохот всех присутствующих. - Фируз выдержал короткую паузу, после которой не без доли гордости своим профессионализмом и умением увлекать за своими эмоциональными порывами массы слушателей пропел:

     - Что ж, Арлекин я, видно, неплохой!

     - Так скажите же нам, маэстро, что там написано! Мы как-то забыли, что вы тоже, как и госпожа Чистозерская, являетесь носителем Древнего языка. Ведь до недавних пор считалось, что Вы владеете только бурятским языком. Вся наша надежда была на то, что когда мы доставим оригинал надписи госпоже Чистозерской, она сможет нам его прочесть!

     - Гав-гав-гав! Теперь и мне смешно.

     - Господа, умоляю, ни слова больше о плите. Пусть это будет сюрпризом. Я или Принцесса Лилия (певец попытался снова откровенно расхохотаться, но сдержался), обязательно доведём до вашего сведения содержание столь интересующей вас надписи, - закрыл тему Фируз.

     - Надо бы уже трогаться! Что-то Резаный задерживается. Уже бы и позвонить должен. Да вот и он. - Сука выразительно посмотрела на тренькающий директорский телефон. - Подставьте мне трубку, не приспособлена эта техника для собачьих лап, непростительная недоработка. Алло! Говори по делу. Кольку с его Верочкой доставил? Скажи охране, пусть в директорский кабинет проводят. Чего? Отставить! Скажи, я приказала и директором уполномочена.

     Через пару минут дверь директорского кабинета открылась, и охранник виновато доложил:

     - Вот, к Вам. Сказали, ожидаете. Приятного вечера, господа, и вам, господин певец.

     - Доброго и вам вечера! Спасибо, Вы свободны, можете вернуться на свой пост.

     - А спросить можно? Что это за собачка такая, за которой кресло директорское носят то на сцену, то обратно в кабинет? Она, что, на коврике полежать не может? Или больная?

     - Я тебя сейчас больным и неполноценным на всю жизнь сделаю.

     - Вот! А я думал, давеча в зрительном зале послышалось, что она разговаривает! Вы, маэстро, ещё и фокусы с животными показываете?

     - Показывает, показывает Он у нас ещё и Арлекин - сам сегодня признался! - Серьёзно пояснила Сука.

     - Господин охранник, - прошу Вас, вернитесь на свой пост. У нас у всех сегодня был тяжелый день. Мы в ближайшее время покинем охраняемый Вами объект.

     - Ну, я пошёл...

     - Не смеем задерживать.

     Едва концертный блюститель порядка покинул кабинет, Верочка Красоткина восторженно захлопала в ладоши:

     - Браво! Браво! Никогда такого фокуса не видела. Мне как сказали, что Коленька на интересную вечеринку приглашает, я сразу почувствовала: что-то необычное будет! Ведь Коленька на меня раньше совсем внимания не обращал.

     - И чего ты, Резаный, наплёл? Куда это я Верку приглашал, и с какого такого перепугу?

     - Коленька, так он ошибся? Ты меня не звал?

     - Николай! Нельзя же так грубо шутить с людьми. Особенно с красивыми девушками. О! Простите, ради Бога, я не представился: Фируз, певец.

     - Я Вас узнала. А я Вера, студентка.

     - Да, спору нет, Верка - первая красавица на весь ваш колледж...а может и на весь город. Только всё равно, это подстава со стороны Резаного. Никуда я тебя не звал. ‑ Бубнил Колян, углублённо изучая рисунок паркета в кабинете...

     - Ну, Колян! Мне вот эта Сука приказала, чтобы я тебя с Веркой сюда подогнал. Она со мной из дома бы не пошла: у меня репутация плохая, - оправдывался Резаный.

     - А ко мне позвал, она сразу согласилась? - удивился Колька.

     - Сказал: пошли, Колян приглашает, она чуть без тапок, то есть...А вы, двое, в машине перетереть между собой не могли? Надо обязательно на публике?

     - Спасибо Вам, Резаный, конечно большое. Стеснялись мы в машине. Только зря Вы собачку, да ещё в присутствии приличных людей и тем более девушек Сукой ругаете!

     - А кто тебе сказал, что для собаки Сука - это ругательство. Да я и сама так себя называю. И ему так представилась. Сука - это же собака женского пола. Это почётно. Мы породу продолжаем.

     - Конечно, почётно, тётя Сука...ой, простите!

     -  За 'ой', так и быть, прощаю. 'Тётя' - лишнее. За Суку прощать нечего: правильное название. И не стесняйся так собак нашего пола называть. Это только люди неправильное значение слову придают, отсюда вся неразбериха...

     ***

     ...- Я не понял: у нас здесь что, брачное агентство организуется, а эти - Резаный кивнул в сторону счастливой парочки - первые клиенты? Так это не мой бизнес!

     - Помолчи немного, дружище, дело тут серьёзное. А сводничаю я по совместительству. Впрочем, более время на них тратить не могу себе позволить. Сами теперь разберутся. Сейчас, ещё одного звоночка дождёмся: проводники прибудут. Мы тебя со всей нашей благодарностью отпустим.

     - А сейчас я, типа, временно задержанный. До выяснения обстоятельств?

     - Совсем парень рехнулся: обещал же другу своему должок, который за тобой числится, вернуть, так и валяй. Всё по чесноку. Мы с ним в деле. Ты пока обстановку доложи.

     - Да всё нормально! Базука со Стариком на моей вертушке какие-то дела обделывают. Ты, вроде, тут над всеми мазу держишь. Вон и мною командовать взялась. Я им сказал: 'Вертолет за мой счёт залить горючим из запасов нефтяников. Они на связи'.

     - А твоя мобила?

     - При мне и полностью заряжена.

     - Молодец! На Могучей Реке и в окрестностях работает?

     - Рад стараться, Ваше благородие! - Уже для смеху и куражу рявкнул мужик. - А связь там стопудово есть: из-за промысла вышку поставили.

     - Я не благородие! Ты же знаешь, как меня называть?

     - Я-то знаю, а Верка смущается! Вот и ещё какая-то девчушка между вами затесалась.

     - Рад представить, господин Резаный! Мои дети - Роза и Гильфан.

     - Здравствуйте!

     - Вот и познакомились, - улыбнулся Фируз, - А если угодно быть представленным настоящему благородию, пожалуйста: этот пожилой господин в необычных очках, как раз Их благородие корнет Оболенский! Корнет! Рекомендую вам нашего друга господина Резаного!

     Резаный озадаченно разглядывал однорукого старика в очках из золота и с червонцами царской чеканки вместо линз. Явный перебор: то с утреца Базука вертолёт выпросил, потом Сука командовать начала, Верка, Колян.... Теперь ещё старик златоглазый!

     - Это который, 'корнет Оболенский, налейте вина', что ли? Меня сегодня ничем не удивить уже.

     - Нет любезнейший, это не я. Это про одного из моих родственников. А песню знаю: там ещё и 'корнет Оболенский, седлайте коня', и 'корнет Оболенский, надеть ордена'. Все мы Оболенские по воинской части за Россию-матушку стояли. Я, позвольте доложить, полный Георгиевский кавалер. - Отец Евлампий слегка смутился, отвернулся от окружающих, что-то звякнувшее вынул из нагрудного кармана, приладил на место.

     Престарелый корнет сделал с неожиданной точностью и лихостью армейский разворот и щёлкнул каблуками: на груди Оболенского в ряд расположились четыре Георгиевских креста.

     - Господа, не думал, что мне, подземному сидельцу, ещё послужить придётся. Однако, хоть я лицо и духовное, боевых наград никто не отменял. Я за них свою кровь проливал. В войну Гражданскую наград не получал, уже духовный сан на мне был, да и позор были те награды, что у красных, что у белых.

     Ныне, думаю, вновь кровь может пролиться. По вине Ложи: зрю, готовят они войско какое-то небывалое, не могу пока толком разобрать, что за солдаты в нём служат. Одно скажу: сколько за ними наблюдал, такой активности не видел ни в одном временном пласте.

     ***

     Информация к размышлению:

     Георгий приобретался только на поле сражения, при осаде и обороне крепостей, и на водах в морских битвах. Им награждались те нижние чины, которые действительно проявили особую храбрость.

     Известен случай награждения солдатским крестом даже генерала. Им стал М. А. Милорадович за бой с французами в солдатском строю под Лейпцигом. Серебряный крест ему вручил наблюдавший сражение император Александр1, которого великий Лев Толстой отождествлял со старцем Фёдором Кузьмичом.

     В 20 веке, в годы Великой Отечественной войны солдаты и офицеры, имевшие в старой армии Георгиевские кресты, официально отменённые в 1917 году, стали носить их, не дожидаясь разрешения властей, явочным порядком, наряду с Советскими боевыми наградами.

     ***

     Телефон опять затренькал. Фируз приложил трубку к уху Собаки:

     - Алло! Прибыли? - Собака спрыгнула с кресла. - Рога трубят! Бьют барабаны! 'В двенадцать часов по ночам из гроба встаёт Император!'

     - У госпожи Суки 'чайник' кипит? Какой ещё  Император! - вежливо поинтересовался Резаный.

     - Увидишь! Пока свободен. Будь на связи.

     Охранник уже вполне уверенно вошел в кабинет с 'новой администрацией' филармонии:

     - К Вам ещё посетители. Говорят, тоже назначено.

     - Молодец! Возвращайся на пост!

     Страж концертного зала послушно удалился, оставив вновь прибывшего в переполненном кабинете.

     - Сударыня! Госпожа Чистозерская сказала, что мы с нашим водителем поступаем в Ваше полное распоряжение до окончания операции. - Доложил совершенно серьёзно Собаке здоровенный детина в дорогом костюме и при галстуке.

     - Правильно сказала! Наш водитель лимузин для Перемещения подготовил? Лимузинный извозчик не проснётся?

     - Большая машина готова! Её шофёр спит в нашем 'Форде'. Не проснётся: мы ему из запасов Магистра порошочек дали. С водичкой: пить парень сильно хотел, мы ему бутылочку и презентовали. Он на наших глазах половину её сразу оприходовал. Про зелёненькие радовался, только просил предоплаты. Но сейчас ему уже они без надобности. Утром разбудим, отдадим.

     ‑-Господа! Рекомендую: Прохор по прозванию Бугай. Из Красных кафтанов! - Представила парня Сука. - Фируз! Разборки на месте прибытия! Помни: только он сейчас может доставить нас к Лилии. Кафтаны полностью в её подчинении и они сейчас её единственная охрана. Доберёмся, с Ней вместе и решайте кто и что. На выход! 'В двенадцать часов по ночам из гроба встает Император!'

     Все дружно прошествовали на выход и разместились в лимузине.

     - Чего она опять? С ней не опасно в дело идти? - спросил обеспокоенный психическим статусом Суки Резаный.

     - Просто тётушка в последнее время пристрастилась к классическим романсам: она некоторое время жила в собачьем приюте, неподалеку от репетиционной базы 'Чумской романсиады'. Вот и наслушалась. Слух у неё собачий, и память хорошая. Это всего лишь строка из романса.

     Все дружно прошествовали на выход и разместились в лимузине.

     - Отец! А ведь уже ночь! Как же ты объявил всем родичам, что День сегодня не закончится до окончания Праздника?

     - Так сказали Невидимые Родители. А в их словах не стоит сомневаться. Там, где надо, обязатеьно будет день. Не передвигать же Планетарное времяисчисление из-за нашего скромного торжества! А мы завтра впишемся в общий ход времени. Очень разумно и удобно.

     - Господа! Прошу вас чувствовать себя свободно. - Он нажал кнопочку на заблаговременно перемонтированной приборной панели автомобиля. - Это часть программы прибора Перехода, разработанного Ложей. - Кабина полностью затемнилась. - Снаружи проникает свет городского освещения и виден только водитель.

     Путешествие было недолгим. Скоро машина затряслась по булыжной мостовой. Да и не лимузин это уже, а большая богатая карета, а сопровождающий верзила и шофёр уже в Красных кафтанах так знакомых Фирузу-Бабаю.

     У парадного поджидал Ливрейный, с поклонами отворивший дверцу кареты. Гости, не задерживаясь, прошли в странное здание с несуразным фасадом, украшенным невероятным количеством лепнины, резных скульптур и даже Атлантами, поддерживающими каменными руками крышу дома, словно небо.

     Долгожданная встреча и неожиданный суд

     Ливрейный, каким-то образом успел сменить свой наряд на красный кафтан. В гостиной, куда он проводил прибывших, собралась престранная компания. Самым интригующим непосвящённых было наличие в обществе трёх дам ослепительной красоты. Штука в том, что были они абсолютно одинаковы, к тому же и одежда их ничем не отличалась.

     Вторую удивительную часть общества представляли господа, одетые, словно арестанты, в одинаковую робу. У господ почему-то отсутствовала какая-либо растительность на лицах: ни бород, ни усов. Отсутствовали даже брови и ресницы. Странновато выглядели господа.

     Шагнувшие первыми в гостиную Фируз с Розой и Гильфаном, на мгновение замерли. Одна из дам обратилась к ним:

     - Не соизволите ли определить, которая из нас...

     - Мама! - воскликнула Роза, явно разрушая задуманную Лилиями шутку. Девушка уже повисла на шее одной из женщин. Секундой позже Лилию обнимали уже и Гильфан с Фирузом. Радость была велика.

     - Ну вот! Не могли для приличия хотя бы изобразить замешательство, смеясь, пожурили соединившуюся семью девушки.

     - Милые дамы!! Поверьте: вы ослепительны! Но не настолько, чтобы муж после очень долгой разлуки не узнал свою жену. А дети никак не могли спутать, кто их мать. - Фируз раскланялся перед француженками, галантно приложившись к ручке каждой. Гильфан неуклюже поклонился дамам. Роза скромно произнесла: 'Здравствуйте!'

     Лилия представила странных господ. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что позади них стоят воины в красных кафтанах с тяжелыми секирами наготове. Отчего скромность поведения лысых господ была выше всяких похвал.

     - Дорогой супруг! Позволь представить тебе цвет Чумской Ложи. На данный момент он же цвет Ложи в целом. Господа перебрались в наш город в ожидании великих событий. По-моему, они не ошиблись ни местом, ни временем.

     Фируз как-то странно холодно после первого бурного восторга встречи посмотрел на только что вновь обретенную жену.

     - Господа! Я - Фируз, сын Великого Хана Племени и законный наследник этого звания. До выяснения судьбы моего отца я - Законный правитель. Печально, но для многих присутствующих, правление моё начнется с суда. И суд этот будет суров. Я вижу здесь господ в знакомых мне красных кафтанах. Один из них убил при нападении на белую Гору мою жену. Это был первый день нашей жизни как мужа и жены. Думаю, вы понимаете, какие чувства я испытываю к этому человеку. Возможно, он уже умер, тогда ему судьями пусть будут Великие Духи. Но Разброс подарил некоторым весьма долгий век. Я спрашиваю: жив ли этот человек и, если жив, где он сейчас находится?

     Старик, предводитель отряда Красных кафтанов, вынул из-за пояса отточенный топор, с поклоном передал его Фирузу. Встав на колени, склонил голову и завернул редкие седые волосы, освобождая шею:

     - Секи голову, господин. Я тот злодей.

     Пальцы Фируза крепче сжали топорище:

     - Дай ответ, подлый человек, как мог ты стрелять в безоружную женщину?

     - Я барыне, то есть госпоже Лилии, уже говорил: целил я в тебя. Чести это мне не делает. Ты тоже был безоружен. Дурная лихость взыграла: хотел первым положить супротивника.

     - Что ж, разве ты так плохо стреляешь?

     - Из лука, отменно. - Надо было ружье брать: старинные ружья точностью боя не отличались. Тогда бы промахнулся по обоим.

     - Ты не промахнулся!

     - Так я и говорю: руби мою подлую голову!

     Топор в руках Фируза начал медленно подниматься вверх. Старик, подставив шею под удар, спокойно ждал своей участи.

     Роза в ужасе обняла брата и спрятала своё побледневшее лицо за его широкой грудью.

     - Повелитель! Каждый осуждённый, по обычаю, имеет право на защиту. Если он сам не может или не желает себя защищать, за него это может сделать любой, кто знает обстоятельства дела! - Голос Лилии был твёрд и даже грозен. Не боялась она своего супруга.

     - Жена моя! Ты хочешь стать защитницей своего убийцы? - удивился Фируз! - Помни, и с тебя спрос будет. Кто твоим адвокатом будет?

     - Сейчас ты немощного старика казнить собрался. О нём и поговорим. В чём его вина, спрашиваю я и отвечаю: в попытке убить тебя как врага. Ты всё равно через минуту уже бы вооружился и вступил в бой.

     В чём его оправдание, спрашиваю я и отвечаю: в нашей любви. Я хотела заслонить тебя своим телом, но злосчастная коряга под ногами не дала мне такой возможности. Любящее сердце и глаза, в которых навеки запечатлелся твой образ, помогли: глянув врагу в глаза, смогла стрелу его вместо твоего сердца направить в своё.

     - То-то я все года твои глаза, госпожа, видел, и в монастыре тебя сразу признал. Лицо-то не запомнил. Одни глаза сквозь тетиву и видел, когда целился. - Негромко сказал Ерофей.

     - Значит, намерения в убийстве твоём, Повелитель, не было. А в меня он случайно попал: я и сама не знала, что такое возможно - любовью от стрелы или пули заградить. Следовательно, старик ни в чём не виноват. Подумай, прежде чем невиновного казнить!

     - Хороший адвокат у тебя, старик. А долго ли в Чумске живёшь. И как разбойную дружину свою вновь обрёл? Ответь перед смертью.

     - Как завоевали мы Белую Гору, да казны вашей не нашли, отправили меня с отрядом Удинский Острог ставить. Там и служил, пока возраст не вышел. Выпросился доживать свой век в Чумск. Тянул меня сюда мой грех. В монастырь пошёл, постриг принять хотел. Игумен отказал: смирения должного не увидел. Наверное, из-за долгой воинской жизни моей с кровью да убийством связанной. Молиться ходить разрешил, а даже в послушники не принял. Живу, живу, а смерти Господь не посылает. Прибился вот в этот богатый дом служить. Им охранная дружина нужна была. Собрал своих: их легко опознать можно, коли сам всю жизнь в красном кафтане проходил. У них тоже судьба незавидная: разбросало, раскидало, душу покалечило им такое существование.

     - Это судьба всех завоевателей: Про Разброс не скажу, а души своей наёмник, за деньги чужие племена зорящий, сохранить не может!

     - Мы в доме вот этом наёмники были, покуда барыню защищать не взялись, господин, а ранее мы на государевой службе состояли, присягу давали. Земли новые Державе добыть отправлены были! Руби голову!

     - А кафтаны где вновь обрели?

     - Новые господа пошили. Была у них для чего-то надобность, чтобы потешный бой мы разыграли на Белой Горе в каком-то новом времени, где, считай, один Прохор раньше бывал. Обрядили половину дружины в красное, половину - в белое. И переместили.

     - Фируз! Оправдай старика: не его бы помощь, сидела бы я сейчас с сестрицами в подземелье под этим домом!

     - Принц, я бы советовал Вам подождать со скорой казнью. Поверьте старому отшельнику, - произнес тихо отец Евлампий.

     Фируз опустил топор. Вздох облегчения прокатился по гостиной.

     - Рано радоваться. Оставайся на месте, старик. Ты ещё не помилован! Убийцу жены моей я нашёл. Теперь желаю знать: жив ли ещё хоть один любодей, мою жену позору предававший? Хотел бы я посмотреть, что за нелюди могли мать моих детей шлюхой сделать!

     - Мама! - В голосе Розы был и ужас, и недоверие. Как-то по-новому глядела она на мать, когда отец прилюдно обвинил её в занятиях ремеслом проститутки.

     - Да, дочь моя, была я после смерти отца твоего и моего чудесного оживления в золотой усыпальнице полковой шлюхой. Вы двойней родились. А среди чужеземцев я в другом качестве и не нужна была. Тем вас и выкормила.

     - Отец! - голос Розы прерывался рыданиями, - и ты будешь маму винить, за то, что она ради нас с Гильфаном такую муку приняла!

     - Мне ведомо было её ремесло. Такова была плата за Оживление. Хозяйка Судеб любит иногда пошутить, только не понятны её шутки людям. Со мной она тоже пошутила: вместо того, чтобы стать Бабаем, обезуметь, состариться и умереть, я получил долгий срок жизни, где вынужден был наблюдать безобразную жизнь моей возлюбленной, а спасительного безумия Хозяйка не давала. Это было уже совсем не по обычаю. Год за годом я видел Лилию. Однако не могу при дочери и сыне чернить мать: и так лишнего сказал. Знайте, дети, я мою супругу и вашу мать Лилию, в той жизни не виню! Так есть здесь моей жены сквернитель?

     - Есть! Парень, что помогал им осуществить Переход в резиденцию Братства твёрдым шагом подошёл к Фирузу! - Руби мне голову без суда: сам признаюсь: был с твоей женой за мзду малую, медными монетками уплаченную!

     - Ну, тебе-то, мерзавец, я непременно голову отсеку. Без всякой защиты!

     - Тогда и мне секи, супруг возлюбленный. Признаюсь, что сама Прохора заманила в свои блудные сети. А его помилуй, он не виноват! Малолетним был, я его совратила! - Лилия присоединилась к подсудимым.

     - Неужто, по своему хотению и любви с ним прелюбодействовала?

     - Не было никакой любви, но совратила, сознательно!

     - Ну и сволочь ты, госпожа! - женский голос, произнёсший эти слова, был полон боли и страдания. - Конечно, как тебя сейчас узнать: барыней стала из потаскухи. А мы за тебя здесь жизнь готовы были отдать, змея подколодная! Жена я законная Прохора, а она чуть было совсем парня не сгубила!

     Фируз и прибывшие с ним с удивлением обнаружили, что в числе дружины старика Ерофея имеется женщина, статью и силой мало отличающаяся от прочего люда в кафтанах. А вот красоту женскую при этом имела: и статью, и фигурой вышла, и лицом приятна была. Просто дали Духи женщине изрядный рост и силу.

     - Ну, коли напомнила ты мне, жёнушка, что по нашему обычаю каждый обвиненный имеет право на оправдание, рассказывайте голубки-полюбовники, что себе в защиту предъявить можете, всё рассказывайте!

     Начал Прохор:

     - В отрочестве моём любил я без памяти девицу Агафью, ныне жену мою. Это она сейчас барыню сквернословила. Я барыню тоже сначала не узнал. Столько лет прошло, одни прелести её женские помню!

     - Кобель проклятый! - Выкрикнула Агафья.

     - Так вот и было дело, что отрочество наступило, а с ним и плоть проснулась! Агашку всей душой любил, да больно строга была. А парни все, как один, дразнили, что не изведал я ещё, каково с женщиной быть. Выпросил у мамки медных денежек, будто Агафьюшке на гостинцы, и пошёл к непотребной девке, супруге твоей. Прости, барин, сам велел всё, как есть, рассказывать, чтобы плотским утехам обучила. Она меня приняла, всю премудрость развратную со мной проделала, а я только под конец понял, что натворил! Руби голову, барин!

     - Пожалуй, и отрублю! Но пока пусть жёнушка моя ответ держит!

     - Знаешь ты, Фируз, какую жизнь мне вести приходилось. Детки подросли, чувствую, пропадут они с такой матерью. Бежать от этой жизни надо. А куда бежать, когда вокруг ни одного соплеменника нет. Лес кругом непроходимый, а у новых хозяев Белой Горы, вернее, её вояк только одно мне применение. Вот и трудилась под ними в поте лица, самогонкой да водкой срам запивая.

     На то время уже знала, Силу могу использовать великую, обретённую в Усыпальнице. А как к ней подойти - невдомёк...

     Страсти и возмущение Белой Горы

     ...Открылось Лилии, что можно за краешек той Силы уцепиться и жизнь свою позорную изменить, если великий общий всплеск чувств в народе, Гору завоевавшем, произвести: хоть великую радость, хоть великое горе, хоть великое возмущение.

     Радости от неё - только животное совокупление с холостыми и женатыми солдатами без разбору. Не велика та радость, и у каждого сластолюбца по отдельности: дал денежку, получил от девки, что требовалось, да и забыл до следующего хотения.

     Горе тоже невеликое и не общее: жены да невесты горевали каждая за себя, что мужики у них такие неверные изменники.

     А вот возмущение великое придумала, как сотворить, чтобы весь народ всем миром: и бабы, и мужики, и власти все в ярость великую пришли. Но не на кого было эту ярость направить, как только на себя саму.

     Худое дело замыслила Лилия. Стала парнишек, непутёвых парочку наущать, чтобы ославляли меж сверстников Прошку, будто все сверстники уже бабу познали, а он как, телёнок за мамкиным подолом бегает, да Агашку недотрогу любит без толку: взял бы да показал характер, получил, что парню от девки причитается! Или пошел бы к Лильке, чтобы за малую денежку мужиком сделала настоящим.

     Лилия тем парнишкам из своих скудных доходов монетки давала, они, Прошку дразня, отрабатывали. Малый срок прошёл, а уже совсем житья парню не стало: все одногодки, как один, дразнили, да хвалились, что у Потаскухи побывали. И не по одному разу. Если один, да другой похвастали своим мужеством, так уж никто не сознается, что понятия не имеет, как с женщиной обойтись.

     Прохор доверчив да наивен был, что ни скажи, готов поверить, а плоть от тех разговоров всё более томила ночами. Агашка, как на грех, всё строже да строже делалась, одни разговоры вела про цветочки, про котяток, про ягняток. И леденцов всё время требовала, словно издеваясь: отец у неё Воевода, семья в достатке живет, у них даже и заморские лакомства водились, а без леденца не подходи.

     Дошёл Прохор до белого каления, храбрости набрался и к Лильке отправился. Она его ласково приняла, поигралась, поучила, хотя и злость в ней вскипела от глупого мальчишки, унизительно рассуждавшего про её ремесло; сотворила с ним блудное действо, да чтобы парня унизить, от обиды за свою поруганную жизнь, пока он над ней трудился, дразнила разговорами про Агашку. Под конец ещё устыдила, что отец Прошкин ни разу к ней не приходил, у его родителей любовь истинная, где всего вдоволь: и разговоров, и любови настоящей, без расчета медяками. Да и снова про Агашку прошлась.

     Не предвидела, что мальчишка сможет удержать себя, дело не докончив: ничего, так даже лучше для возмущения людского получилось. Была у неё под топчаном бутылочка заветная с самогоном, да не простым, а на хитрых травках настоянным. Она этот напиток держала для успокоения безобразников, которые совсем меры не знали, да болью мучали.

     Хлебнул Прошка того напитка с травами, а он отродясь хмельного не пробовал, и заснул с именем своей Агафьюшки на устах.

     Лилия же, совсем измученной притворилась, даже отказала, ждущим её ласки: сказала, что парень совсем озверел и её до полусмерти замучил. Качаясь, как совсем пьяная, пошла по инею осеннему босая домой, бросив свои старые пимы в палатке блудной. Мужикам любопытно: вошли в палатку, Прошка спит да во сне воет, истинный зверь. Лилька сказала: одержим парень бесом похоти, прячьте дочерей да жен с полюбовницами, проспится - пойдёт ещё искать, какую бабу мучить.

     А тут и отец Прошкин уже про лихо прослышал: прибежал, сдернул полусонного мальчишку с топчана, велел порты на возбужденный срам натягивать, поволок домой. Натянутая холстина, болезненно бередила восставшую плоть, не успел и шагу шагнуть, довершилось начатое с блудницей. Так и ш                                                                                        ёл по городищу в мокрых и липких портах до самого дома под смех народа праздного: отцу и матери позор великий. Бросил отец Прошку в чулан холодный под лестницей прямо в скверной одежке, и дверь на щеколду закрыл. Пошёл Воеводу молить, чтобы порядок в гарнизоне навёл и блуд прекратил. А Воевода на то безобразие сквозь пальцы глядел: есть куда солдатам пойти, мужскую потребность справить - и хорошо: меньше с местными жителями скандала. Ходят к Лильке, благо красива она сверх всякого представления, к деревенской простушке от нее уже не потянет, значит, нет скандалов по поводу порчи да насилия над местными бабами и девками.

     ***

     Лежал Прошка в конуре, куда его отец в сердцах посадил, и плакал: жизнь окончилась, осрамился навеки. Щеколда тихонько стукнула, открывается дверка, а за нею Агафья в сарафанчике да шубейке кое-как наброшенной: выходи, Прошенька милый!

     Парня словно ошпарило: выскочил и побежал в одних заскорузлых портах по холоду в лес. Бежал сколь силы хватило, Агафья за ним, отстать боится. Выбился из сил, повалился под сосну старую на прошлогодние заиндевелые иголки и плакать ещё сильнее начал. А Агафья к нему прижимается, ласкает, старается своей шубейкой прикрыть. Стожок совсем малый на полянке увидела, кто-то вывезти забыл, перетаскала под сосну, возлюбленного уложила и прикрыла ещё сверху сеном да своей шубейкой; стянула с парня непотребно запачканную одежду, побежала в ручейке ледяном отстирывать руками к грязной работе не приученными. Костерок умудрилась запалить да к нему на колышки стираные порты сушиться приладила. Сняла с себя сарафан и рубашонку девичью да к парню под бок в сено забралась:

     ‑ Вот она я, любезный мой, во всём тебе подчинюсь. Только не плачь и обиды не держи! Люблю тебя без памяти! Глупость да вредность девчоночья всему причиной. Делай со мной всё, что тебе тётка Лилия показала, не буду противиться, а с радостью приму, хоть и страшно и неведомо. Страх и стыд превозмогу. Ведь и нас родители не зачали бы, коли не делали, чего тебе надобно: если любовь у нас с тобой - обоим это занятие в радость будет, ты только не плачь. Я же знаю: люба я тебе и красотой женской не обделена!

     Принцессы

     На улицах было немноголюдно. Экипаж подъехал к указанному Лилией месту. Она попросила сестёр немного подождать, прошла краем Горы, и далее девушки потеряли свою сестру из поля зрения. Вскоре Лилия возвратилась с небольшим ковровым саквояжем, внутри которого, судя по её походке, находилось что-то тяжёлое. Прохор побежал помочь барыне...

     Бугай лихо подкатил к главному входу Скорбного дома. Суровый швейцар, увидав богатую карету с дамами, подбежал открыть дверцу.

     - Как доложить прикажете? - Спросил, а у самого глаза на лоб лезут: все три штуки на одно лицо оказались. Иностранки, судя по одежде.

     - Доложи, любезный, вашему самому главному начальнику: Принцесса Лилия с сёстрами. С благотворительным визитом.

     Побежал швейцар, ничуть не медля: надо же - иностранная принцесса с сёстрами пожаловала. Немедленно доложил Лхасарану Цэрэмпиловичу. Доктор удивился, но поспешил навстречу посетительницам.

     - Добрый день! Чему обязан счастьем видеть Вас в нашем скромном заведении?

     - Я Лилия, Наследная Принцесса небольшого княжества, входящего в состав Французской республики. Это мои сёстры Лили и Лилиан, тоже Принцессы, но, увы, не Наследные: что поделать: я появилась на свет несколькими мгновениями раньше моих сестёр, что не мешает нам нежно любить друг друга.

     Польщён знакомством с Сиятельными особами. Позвольте поинтересоваться, чем могло привлечь Ваше внимание наша скромная лечебница.

     - Мы совершаем путешествие по России. Нас весьма интересует проблема содержания и лечения душевнобольных в вашем государстве. Если у Вас содержатся особо важные персоны или просто кто-то из больных нас заинтересует, мы окажем более чем существенную помощь Вашему заведению. Если же не найдётся больных, которые бы вызвали наш особый интерес, благотворительный взнос тоже будет, но в более скромных размерах.

     - Уверяю Вас, Принцессы, один такой пациент , который Вас заинтересует, безусловно у нас имеется. Да вот он и сам изволил отправиться на прогулку! Простите, я должен организовать торжественный выход.

     Сцена величественного появления Их Сиятельства с соответствующими песнопениями и славословиями впечатлила француженок. Они присоединились к общим овациям по поводу выхода Сиятельного пациента, а когда он проходил мимо девушек, приветствовали его глубокими поклонами и реверансами.

     - Друг мой, Лхасаран. Будь любезен, представить мне сих очаровательных особ!

     - Наследная Принцесса Лилия с сёстрами Лили и Лилиан!

     - Сдаётся, я одну из Вас уже имел счастье видеть? Или всех троих? Да Вы и впрямь, голубушки, на одно лицо. Не в Париже ли мы с Вами встречались? Впрочем, нет: я тогда был совсем молодым офицером, все прелестные француженки, которых мне посчастливилось знать, теперь пребывают в почтенной старости...или душу Богу отдали! - Их Сиятельство набожно перекрестился на больничную часовню.

     - Доктор, а он не буйный? Припадкам не подвержен? - сделав испуганные глаза, тихо спросила Лилия.

     - Что Вы, Принцесса, таких больных, о которых Вы изволите говорить, свободно гулять не отпускают. Да и доступ посетителей к ним ограничен: только ближайшие родственники.

     - Тогда, доктор, испросите у Их Сиятельства согласия на нашу с ним прогулку: вы не ошиблись, именно такие неординарные больные нас и интересуют.

     - Почту за честь сопровождать столь прелестных особ! -галантно отреагировал седовласый старец, слышавший беседу Лилии с Доктором.

     Санитары Иван и Пётр с готовностью взяли под ручки Их Сиятельство.

     - Лхасаран Цэрэмпилович! Окажите любезность. Дайте нам побеседовать с Графом наедине. Ведь вы говорили, он не опасен.

     - Так-то оно так, но...ответственность. Тем более Ваш высокий титул...

     - Настоящий гусар даму не обидит! - Обиженно вмешался Сиятельный больной.

     - Что с вами поделать! Только прошу, не нервируйте пациента!

     - Ни в коем случае. - Хором удостоверили врача барышни.

     Чтобы рассеять последние подозрения насчёт сразу трёх визитировавших Принцесс и возможности оставить с ними больного tet-a tet, доктор полюбопытствовал:

     - Почтительно спросить осмелюсь: где Вы так хорошо говорить по-русски научились? Ваше благородство и манеры не вызывают подозрений, но... я уже говорил: ответственность...клятва Гиппократа. Не сочтите за обиду.

     - Ваше отношение к своим обязанностям вызывает глубокое уважение. Русский мы действительно знали неплохо ещё с детства: одна из наших фрейлин была русской дворянкой. Долгое путешествие по вашей стране дало нам возможность совершенствоваться. А Вы говорите по-французски?

     - Я стажировался в Париже.

     - Давайте побеседуем на нашем родном языке.

     - С удовольствием.

     Беседа удовлетворила обе стороны. Доктор рассыпался в комплиментах Принцессам. Те, в свою очередь, весьма высоко оценили французский доктора. Можно было, наконец, отправляться на прогулку. Едва отошли от парадного, Их Сиятельство огорошил девиц:

     - Ну что, шалуньи, сознавайтесь, зачем вам старый солдат понадобился? Принцессы! Да вы такие же принцессы, как я принц Датский Гамлет. Мне дорожка из этой богодельни в город известна, и видал я вас, дамочки, и в городе, и в монастыре. А одна из вас ещё и Иванушку до умопомрачения довела! Ответствуй: ради каких соображений?

     - Вы Граф одну меня изволили видеть, я в Чумске живу, а Лили, действительно, во французскую компанию изволили знавать: только не совсем...не знаю, как сказать...

     - Ну и ладно, я за тебя скажу: ты мне в разных Чумсках попадалась. Всё вокруг монастыря мужского да Белой Горы крутишься. У меня насчёт моего помешательства свои соображения имеются: сбегу от санитаров, глядь - то в один Чумск попадаю, то в другой. Как будто времена разные. Чумск, а ни одного конного экипажа, одни дымные и шумные повозки. А иногда ничего. Вот в этом, как раз, думаю и есть моё умственное повреждение.

     - Как раз и нет: я тоже Вас в разных Чумсках встречала.

     - Так ты, барышня, тоже больна, что ли, прости старика за такой вопрос. По своему помешательству в воды озёрные сходила и Ванек разума тем странным деянием лишила? - Их Сиятельство с новым интересом воззрился на Наследную Принцессу. - А как не утопла-то, что за секрет?

     - Уверяю Вас, это совсем не интересно. Позвольте девушке сохранить её маленький секрет.

     - Погоди-ка, барышня. Вот тогда чего спрошу: один гнусный тип из совсем дальнего Чумска, где повозки вонючие по улицам носятся, вертится вокруг лечебницы, всё ко мне на откровенную беседу нарывается. Лхасаран ему пропуск постоянный оформил. Я просил - отбери. А Лхасарашка упёрся: у них с Институтом, где этот тип работает какое-то сотрудничество. По этой причине и пропуском обеспечил.

     Ещё есть у меня в Верхнеудинске родственник и тёзка. Бывал я в его вотчине, и там такая же мамзель наблюдалась.

     - Это я была, Ваше Сиятельство! - доложила Лилиан и поинтересовалась. - И как вам Ваш Верхнеудинский родственник?

     Противен и скользок показался. Я к нему больше с тех пор ни ногой. Беда в том, что он ко мне наяву приходит здесь в лечебнице и беседы беседует: требует, чтоб я ему про какое-то золото секрет открыл. А я только в одном месте большую золотую коллекцию знавал, у поручика Адольфа Иваныча Гитлера. Говорил поручик, что ему золото сыскала странная собака по кличке Борман. А мне ныне чудиться стало, что как-то с монастырём то золото связано.

     - Так и есть: кровью и бедой те сокровища повенчались. Только не трудитесь искать. Нет в монастыре сейчас золота, почти нет. Во всяком случае, колчаковского.

     - Господьс ним, с этим золотом. На что мне оно? Сыт, одет, обут. В почёте содержусь. Мне и бумажных денег не надо. Зря я Ваньку туда с лопатой по ночам гонял.

     - Кстати, Граф, сделайте одолжение, познакомьте нас с этим Ванькой!

     - Я бы рад, да боюсь, у него снова видения начнутся. И так уже двойник к нему беседовать являетя. Да только мой Ванька в женской гимназии служил, где и напугал я его, да ещё на Чистом Озере стреляться требовал. Вот эта моя потеха вкупе с утоплением одной из Вас и послужила поводом к Ванькиному помешательству. Боюсь, как бы хуже ему не сделалось, коли сразу трёх утопленниц увидит.

     - Пойдемте, Граф! Уверяем Вас, хуже ему не станет.

     Уговорили старика.

     - Видите вон ту оранжерейку под стеклянной крышей? Там он все дни и проводит. За цветами ухаживает. В тайне от врачей букет Офелии для погребения неизвестной самоутопившейся девицы собрать мечтает. После выемки оной из пучин водных. Врачам я ему про это говорить больше не велел, теперь считается выздоравливающим.

     - Славно! Мы его исцеление ускорим: сразу втроём и не утопленными предстанем.

     - Решили, так идём. Заодно и от стужи осенней погреемся. Теплицу жарко топят.

     Повезло Лилиям: сразу двух Иванов застали.

     Иван Семёнович уронил из рук грабельки, которыми ровнял землю в кадке с каким-то заморским растением. Встал по стойке смирно:

     - Честь имею представиться - Иван Семёнович Козловский. Служил в женской гимназии. Ныне душевнобольной по причине самоутопления...одной из прекрасных дам, удостоивших меня посещением. Виноват: так Вы всё-таки не утонули? Или после утопления Вас стало трое? Рекомендую Вам моего знакомого - Иван Семёнович Козловский, преподаватель. Будьте добры, Иван Семёнович, дальше сами: сложно название вашей службы произносится.

     - Преподаватель педагогического колледжа на Белой Горе. Знаете ли, там тоже исключительно девушки обучаются. Специальности такие: преподаватель начальных классов и учитель музыки в общеобразовательной школе. Позвольте поинтересоваться: топился кто-то из присутствующих дам или нет? Простите за нескромность.

     - Да ладно! Давайте без церемоний. В Озеро входила, но без намерений свести счеты с жизнью.

     - Так для чего тогда? Весна очень холодная была, хотя и жара весенняя стояла.

     - Закаливалась. По смешанной системе индийских йогов и Порфирия Иванова одновременно.

     - Да...закаливаться весьма полезно. А не опасно для здоровья в столь нежном возрасте?

     - Нисколечко: самой младшей из нас больше двух сотен лет.

     - А я думал, вы тройня. Ни лицом, ни фигурами не отличаетесь.

     - Мы тройня и есть, только матушка нас с большим перерывом родила.

     - А-а-а. Тогда понятно.

     - Вот и отлично, не будем больше об этом.

     - Дорогие Иваны Семёновичи! Мои сестрички не очень разговорчивы, они уполномочили меня с Вами побеседовать от лица всех нас.

     - Мы? Неразговорчивы?

     - Я хотела задать лишь один вопрос: довольны ли Вы своей нынешней жизнью? Отвечайте первым Вы, педагог гимназии.

     - Я? В целом доволен. Я цветы люблю, на прежней службе уже не восстановят. А здесь условия хорошие. И с Их Сиятельством мы подружились.

     - Вы, Иван Семёнович из колледжа?

     - Жить и здесь можно. Но доктор обещал документы о полном излечении оформить. Хочу попробовать заняться прежней деятельностью. Работа мне нравится, и платить стали сносно. А Хозяйка Белой Горы кто из Вас будет?

     - Я тебя, Ванечка, в твоём детском путешествии встречала. Просто гуляла по пещерам и пошутила. Но теперь это неважно, ведь ты здоров, так не будем тебя путать. Главное, братец твой Ерошка отыскался. - Лилия, сболтнув лишнего, прикусила язык.

     А вы так прямо из Франции под нашей Горой гулять приходили? - смущаясь, задал вопрос Иван из педколледжа. Помолчав пару секунд, добавил, - я один в семье.

     - Вот и прекрасно! Вопрос обоим: Вы понимаете, что два одинаковых человека, в разных веках, но с одним именем и профессией это несколько странно?

     - Понимаем. - В унисон ответили Иваны. - Но это ведь всё от болезни.

     - А если я скажу, что Вы оба абсолютно здоровы и есть способ объединить Вас в одну личность?

     - Простите, но мы две разных самостоятельных личности.

     - И то верно. А вы, Ваше Сиятельство, не желаете произвести какие-либо изменения в своей судьбе?

     - Зачем мне, старику, такая морока? Живу, как на даче. На особом положении. Что басни про меня плетут, так привык давно. Иногда сам поверить готов, поскольку болен. Братцы б мои двойники-тройники не досаждали, и совсем бы хорошо.

     - Дело поправимое! Лили! Куда подевался твой Лев Николаевич!

     - О! Он был вполне порядочным человеком. Не жадным. Содержал меня прилично. Но обстоятельства заставили его вернуться на Родину, где он с небольшим сдвигом во времени стал всем известным литератором. Мне выделил вполне достойную ренту. Домик наш за мною оставил. Писал иногда. Женился. Супругу, кажется, Софья зовут. Но, возможно, я что-то путаю.

     - Лилиан! Что с твоим спонсором?

     - Ты же знаешь, сидит в подвале...

     - Достаточно, сестричка, неразговорчивая. - Далее последовал вопрос Их Сиятельству:

     - Кто изо Львов, Ваше Сиятельство, беспокоит больше на сегодняшний день?

     - Этот, который скользкий из Верхеудинска, досаждает. Есть подозрение, что хочет как-то со мною объединиться, что-то выведать. Врачам не жалуюсь: микстуры у них больно противные. А второй, который приличный, давно не являлся.

     - Если мы избавим Вас от внимания этих господ?

     - Тогда мне вовсе хорошо заживется.

     - Итак: близнец-литератор сам ушел со сцены. Чумский и Верхнеудинский Вас больше не побеспокоят.

     - Спасибо, милочка! Прости, что так вольно к тебе обращаюсь, но это только доверчивый Лхасаран мог поверить, что ты Принцесса. Каковская-то. Видал я на своём веку и принцесс и герцогинь. Ты получше их будешь. Это я - старый вояка и придворный ловелас тебе говорю: определённо лучше. И сёстрам твоим ни одна герцогиня в подметки не годится.

     - Вот это комплимент!

     - Не разучился ещё дамам приятности говорить. Но сейчас от всей души сказал!

     - Подводим итог: все опрошенные своим положением довольны, учитывая внесенные сегодня поправки

     - Истинно так! - За всех резюмировал Граф.

     - Тогда просим Их Сиятельство проводить нас к Доктору. Наш визит завершён.

     Распрощались. Вернулись к главному входу лечебницы. Лхасаран Цэрэмпилович тут как тут: довольны ли Принцессы визитом?

     - Мы в восторге, Доктор! Примите в знак уважения к Вашим врачебным и учёным заслугам вот это небольшое пожертвование. Прохор, будь любезен, подай саквояжик!

     Лилия извлекла из саквояжа слиток золота размером с добрый кирпич. На немой вопрос Доктора ответила:

     - Мы, Принцессы, банкам не доверяем. Особенно в России, где, по словам вашего знаменитого писателя, две беды: дураки и бездорожье: Omnia mea mecum porta! Надеюсь, в сибирской глуши латынь ещё не позабыли.

     - Как же, как же: всё своё ношу с собой! Известная пословица.

     Трогательное прощание и отъезд Принцесс умилённо наблюдали присутствующие служащие и больные.

     - Прохор! Сестричек моих домой! Меня положь туда откуда взял - приказала Лилия

     - Как это, барыня??

     - Свези меня туда, откуда похитил, ненадолго.

     - Так это шофёр наш нужен. Я только лошадьми править умею, и как Переход совершать мне неведомо.

     - Так мы его с собой пригласим.

     Страсти и возмущение Белой Горы (продолжение)

     Не ведали ранее крепость и городок при ней такого возмущения: блудница Лилька до бесноватости парня довела своим умением бесстыдным! Мало, что самой ею до полусмерти потешился, так ещё из дома сбег и Воеводы дочь похитил! Не иначе уже испортил девицу!

     Искать дочь и злодея Прохора сам Воевода отправился. Всю дружину поднял. Вольные мужики своей охотой пошли, за ними взъярившиеся бабы потащились кто с ухватом, кто с кочергой. А Лилька своё получит. Воевода уже указ велел зачитать на плацу:

     'Поутру рано взять непотребную особу Лилию под стражу, донага раздев, облить дёгтем и перьями осыпать. Доставить на плац да на лавку, заранее приготовленную, положить. Гарнизону, мужикам вольным и бабам раздать шомпола, чтобы в очередь наказывали преступницу. А сотник же должен наблюдать, не бьёт ли кто вполсилы, и, если таковых заметит, охаживать плетью нещадно. Как все с шомполами по кругу над преступницей пройдут, коль живая будет - снести в её блудную палатку да бросить на топчан. Коли помрёт, схоронить без креста на арестантском кладбище. Детей, неведомо от кого зачатых, отдать в сиротский дом, предварительно, не беря во внимание малые года, нещадно выпоров розгами: дурное воспитание выбить, чтобы не несли заразы развратной другим сиротам!'

     Слушали люди указ, головами качали: не жилица на этом свете баба после такого наказания. Если сразу во время порки Богу душу не отдаст, то всё равно через малое время в муках преставится. Так и так можно могилку начинать рыть.

     Сильно любил Воевода свою красавицу дочь. Лютостью исполнилось сердце на её обидчика и подстрекательницу. А кто, кроме Лилии, мог парня на такие дела надоумить? Заигралась плотскими возбуждающими игрищами, чуть сама не угробилась, а парень, в помрачении развратном, девицу непорочную вон из города себе на потеху выкрал!

     ***

     Нашли их под утро: костерок малый горит, возле него порты сушатся, а Прохор, к дрожащей от холода Агафье приник и воет, видно новых сил набирается для разврата дальнейшего над девушкой.

     Соскочил Воевода с коня, сено разгрёб - жива его доченька-голубушка. Только совсем замёрзла, поскольку злодей все одежды с неё совлёк. Завернул дочку в шубу, на ноженьки озябшие тёплые валеночки, из дома припасенные, надел. Да не медля ни минуты домой поскакал, дитятко родное отогревать.

     Отец Прошкин ударами плети поднял опозорившего его навек сына с земли. Поперёк коня бросил да ускакал быстрее.

     'Дочь воеводина теперь наверняка ущербная: вон в каком виде застали. Шептали люди.- Замуж такую не выдать и дома содержать срамно. Один бедняжке путь - в монастыре век вековать.

     ***

     Воевода, домой прискакав, в тёплую горницу дочь сразу занёс, одежду, однако, подавать не велел: ждали Агафью доктор-немчина со своими инструментами и повивальная бабка. Велел им Воевода девство дочери удостоверить. Выгнала бабка всех прочь из горницы и взялись они с доктором за дело.

     Оглянуться не успел воевода - крик, грохот: вылетает из закрытой только что двери, кувыркаясь, тщедушный немецкий лекарь. За ним бабка повивальная поспевает.

     - Что скажешь доктор? Есть ли повреждение у моей дочери?

     - Есть! Истошно завопил доктор, поднимая вверх окровавленную руку.

     - Свят, Свят! - в ужасе запричитали домочадцы.

     - Говори толком, немчура!

     - Дочь твой, Воевода, есть сильно пофреждена! Диагноз ей - пешенство! Едва я приступить к осмотру её детородный орган, сей бешеный девица морда мне бить, об стену тело моё стучать. Да ещё кусала зубами до кровь! - Лекарь опять продемонстрировал руку, на которой чётко виднелся полукруг ровного прикуса. - Если она есть пешеный, я тоже дольжен болеть! Я на государевой службе состою, их бин военный фрач! Я ист не обязан женский орган исследовать! Ты, Воевода, отвечать будешь! Завтра губернский канцелярия доклад подам!

     Послушал Воевода крикуна, взял за шиворот, да вон вывел.

     - Это тебе за обиду, доктор! Не серчай! Понимать должен!

     Лекарь заглянул в протянутый ему кошель, оценил достоинство монет, прикинул вес.

     - Премного благодарен, Воевода. Всё тут ясно - нервы взыграли у дочь твой от пережитого. Рука она совсем мало укусала. До свадьба зажифёт! В канцелярию не пойду из-за царапины.

     Выпроводив немца, пошёл встревоженный отец опрашивать повитуху.

     - Я так тебе, батюшка, скажу: девка чистая, хоть проверять не допустила, многолетние труды мои так подсказывают Не было сраму! Только всё равно люди злословить будут. Знаешь, что делать?

     - Уважь, матушка, подскажи!

     - Накажи девицу, да не усердствуй: лозой маленечко посеки для острастки, да быстро и венчай голубков. Прохора же по своему усмотрению наказывай, он в твоей власти: хотя и только за прокорм по малости лет служит, но уже порядок знать должен. Да тоже, смотри, не усердствуй, зятя будущего пожалей.

     Пойду я, батюшка Воевода, - старуха спрятала монеты, пожалованные за беспокойство. - А со свадьбой не тяни: я ведь на глазок говорю, что не было между ними ничего. А вдруг ошиблась? Внука раньше срока получишь, опять пересуды пойдут.

     ***

     Подумал Воевода: жалко дочь, и так натерпелась. Но надо и воспитание давать. Нашел лозу, тоньше да легче выбирал, вошёл в горницу: ложись, мол, доченька разлюбезная на лавку, воспитывать тебя потребно.

     Агафья даже не убоялась, легла:

     - Секи, батюшка, только Прошенька люб мне и дурного ничего мне не делал. Сама я виновата, что парня так изводила! Это не он меня выкрал и в лес уволок. Я сама ему щеколду открыла, а он с горя в лес убежал. Там на сене лежал и горю предавался, а я винилась перед ним. И порты сама с него стянула и постирала, хоть и холодна уже вода в ручейке. Замуж за него пойду - век вину свою искупать буду.

     - Возьмёт ли с такой-то славой? Солдатское дело простое: всыплем ему завтра хорошенько заодно с Лилькой-блудницей, да служить дальше будет, а срок придёт - какая ни-на-есть бабёнка найдется, пригреет парня.

     - Батюшка! А Лильке что будет?

     - Зря тебя грамоте учили, что ли, - подал отец бумагу с указом. -Читай.

     - Батюшка! Это же смертельное наказание! Отмени!

     - Да уж и сам сердцем отошёл, а указ-то прочитан прилюдно. По закону теперь я обязан выполнить! Сам не знаю, как быть: в позоре баба век свой прожила, в муках помирать будет. И детей, безвинных ещё, по тому же указу, пороть обязан. Сердце разрывается!

     - Хорошо хоть ума хватило такой указ не издать, чтобы расстрелу всех троих перед строем подвергнуть! Убьёшь невиновную Лилию - не дочь я тебе! Из дома сбегу!

     - Вот! Так мы, доченька, и поступим!

     - Ты чего, папка, меня сразу из дома гнать решил? Знай: уйду.

     - Глупенькая, обнял любимицу Воевода, я о другом хотел сказать: обязан я к приговорённому охрану надёжную приставить до исполнения приговора, или в острог посадить под караул. А я по старости забуду-ка? Народ сейчас по домам сидит, после погони отдыхает, никто носа зря не высунет: вдруг я караулом стоять заставлю. Умудрится Лилька куда сбежать - её счастье.

     - Так не в тайгу же к зверям ей бежать?

     - Бог даст, доченька, она к татарам или эвенам прибьётся.

     - А с Прошенькой, возлюбленным моим, что делать собрался?

     - Он, хоть и в малых годах, но при службе состоит. Должен быть наказан. По-хорошему всыпать ему надо пару десятков горячих на пару с Лилией! А потом в сей же день повенчать вас, дурачков.

     - Спасибо, папенька! А без порки нельзя повенчать?

     - Какой же я Воевода, если дочь мной командует? Пойду сегодня же Прошкину отцу поклонюсь, хоть и в полном он моём подчинении: пускай, не мешкая, сватов присылает.

     - Дай я тебя, батюшка, расцелую!

     - Ладно уж, проказница. Вот одеялко тёплое, накройся да отдохни после волнений. Может, покушать чего приказать принести? Или чайку?

     - Лучше вздремну, батюшка.

     Воевода заботливо накрыл дочь пуховым одеялом и направился к двери.

     - Батюшка, - проговорила девушка, уже засыпая (после пережитого молодой организм требовал отдыха), - а пороть когда?

     - Вот сейчас я тебя, негодница, и правда вздую, чтоб вся округа слышала! Спи, пока не получила у меня!

     ***

     Поднялся поутру народ, вспомнили: надо воеводин приказ исполнять, блудницу наказывать. Горестно стало даже самым обиженным своими мужиками-изменниками бабам: такой жестокости никогда ещё Воевода не творил, поди, сам уже пожалел о своей горячности. Только приказ, публично зачитанный, отменить уже не в его власти. Собрали караул, барабанщика вперёд, чтобы всё по чину делалось, и двинулись толпою к лачуге блудницы.

     Пришли, а ни Лилии, ни деток словно и не бывало! Людям облегчение: и совесть, и душа радуются - не запятнали себя зверской расправой. Не сгубили жизнь бабы-горемыки. Мало надежды, но может примет её какой-нибудь таёжный народ. В лесу зимой точно не выживут.

     Не ведали люди, что женщина с детьми ушла в самый разгар их ярости: позже, когда разумом поостыли, не хватило бы уже возмущения для подключения к Силе.

     С тех пор о Лилии ни в казарме, ни в городке на Белой Горе никому ничего неведомо...

     Вместо экзекуции устроили свадьбу

     ***

     Слава Духам, не помнят дети горьких дней, когда пьяную, измученную ненасытным мужичьём мать под руки отводили после её презренных трудов в холодную лачугу. Щедрот любителей покупных ласк не хватало на покупку дров, дети целыми днями бродили по ближним перелескам, собирая валежник и сухостой. Дров, добытых детским упорным трудом на холоде и ветре, хватало лишь слегка подогреть избушку, чтоб вода в кадке не замерзала. Дома ходили, как и на улице. Особенно мёрзли ноги: давно прогнившие нижние венцы лачуги совсем не держали тепла. Кормились с огорода вокруг дома, возделанного опять же детскими руками: мать либо работала для удовольствия мужского населения, либо лежала пьяной после своих трудов на лавке, прижимаясь к почти холодной печке. Но удалось Лилии воспользоваться Силой, которая дала ей чудо Перехода. Дорого она за него заплатила...

     ...Переход, дававший возможность легализации в любом времени и обществе, безжалостно разорвал её связь с детьми. Оказались Роза и Гильфан в Детском доме, находившемся в Татарской Слободе, там и школу закончили, оттуда и в самостоятельную жизнь вошли. По документам значились они круглыми сиротами, помнили только свои имена, под которыми их и записали. Присвоили наобум общее отчество брату и сестре близнецам. И стали дети зваться Роза Ивановна Чистозерская и Гильфан Иванович Чистозерский. Хотели сначала отчество дать татарское: явно были среди предков детей татары, но обнаружили, что языка татарского дети не знают, говорят только по-русски и на каком-то никому не понятном наречии. С фамилией было проще: нашли детей в сквере на Чистом Озере.

     Лилия, войдя в новую жизнь, могла лишь издали наблюдать, как растут её дети. Радовалась, что детдом был хороший: и воспитатели и учителя - люди порядочные и не злые. Заботились об образовании и воспитании подопечных.

     Значит, надо ждать и трудиться. Лилии было не привыкать к тяготам жизни. Койка и тумбочка в студенческом общежитии в четырёхместной комнате казались раем по сравнению с убогой холодной лачугой и мерзкой палаткой. И был ещё общий платяной шкаф, стулья, и взятый в складчину напрокат чёрно- белый телевизор. Видавшая виды, измученная до предела молодая женщина была почти счастлива: дети учатся, сыты, одеты. Некоторую странность их манер и поведения коллектив работников детского дома объяснял педагогической запущенностью, радовались, что дети общительные, способные и быстро догоняют сверстников в освоении школьной программы.

     Пролетели годы, и в Чумске появилась молодая способная учёная дама Лилия Эльрудовна Чистозкрская.

     Гильфан прошёл обучение профессии ювелира (когда одноклассники в Татарской Слободе объяснили мальчику значение его имени, он сразу загорелся идеей стать именно золотых дел мастером). Имя себя оправдало, изделия молодого ювелира вскоре знали даже и за пределами Чумска. Жил парень небогато, но и на бедность не жаловался. Не было у него стремления обладать золотом или деньгами. Было лишь желание работать с благородным металлом, творить.

     Роза получила образование медсестры  и тоже была вполне довольна своей жизнью и работой.

     С сиротством своим они давно свыклись, но тайная надежда 'а вдруг, когда-нибудь появятся папа и мама...' всё-таки не оставляла их.

     Лилия радовалась простой, размеренной жизни детей. Особенно счастлива она была, когда они впервые посетили Праздник Племени на Левобережье Матери-Реки. Утверждение, что 'монастырский всегда монастырского узнает' и в этом случае оказалось верным. Пусть Роза и Гильфан не понимали всего, что говорят и делают их соплеменники, не знали значения многих Обрядов, они чувствовали сердцами: это их, это родное. И с каждым годом всё внимательнее вглядывались в лица 'взрослых' монастырских - а вдруг...

     Дети и не подозревали, что мать совсем рядом. А Лилия, тем временем, заняла высокое положение в Институте исследования взаимодействия жидкостей недр, куда её направила всё та же Сила. Сила помогала ей в работе, но в первые годы, чтобы к этой загадочной Силе подключиться, хотя бы для простого перехода, женщина должна была заново спускаться в ад своей прежней жизни. Конечно не в тот момент, когда была приговорена к позорной казни.

     Со временем Лилии, чтобы связаться с Силой, стало достаточно лишь секундного эмоционального воспоминания об ужасе полковой жизни, и она была готова и к работе, и к Перемещению.

     При небывалой красоте, которую отмечали все знакомые и коллеги, девушка абсолютно не имела ни 'личной жизни', ни поклонников, если не считать парочку странных Водяных, живших в Чистом Озере, которые добивались её внимания, когда она пользовалась водоёмом для Перемещения.

     Лилия была рада, что не ошиблась выбором времени Перемещения - конец 20 века. И теперь, когда дети выросли, а Фируз наконец нашелся среди путаницы его ипостасей Разброса, наступало самое важное...

     Суд и примирение сторон

     Много времени занял рассказ о событиях на Белой Горе: Лилия, Прохор и Агафья со страстью и болью, перебивая друг друга, все-таки сложили совместными усилиями грустную картину.

     Последнюю часть про Перемещение и судьбу сына и дочери рассказывала, естественно уже одна Лилия.

     Фируз, так неожиданно явивший себя в роли грозного судьи, в продолжение всего рассказа так и стоял с топором в руках:

     - Итак, мы имеем трёх обвиняемых. Внятные объяснения пока смогла дать лишь моя супруга Лилия. Старика, по её ходатайству, я почти готов признать не виновным.

     А вот, что прикажете делать мужу с изобличенным, и признавшим свою вину человеком по имени Прохор?

     Агафья передала свою секиру стоящему рядом воину, скинула красную шапку, тряхнула освободившимися густыми кудрями, ловко подвернула их, освобождая шею, и вдруг тоже бухнулась на колени перед Фирузом. Образовалась уже приличная компания претендентов на усекновение головы.

     - Вот что я скажу тебе Великий Хан: я - дочь Воеводы и сама в сражениях бывала. На мне вина: я над Прохором измывалась. Любила парня, а вот избалована была родителями без меры, себя слишком высоко ставила. Могла и приобнять бы скромно по девичьи, за ручку взять да прогуляться: был бы парень спокоен, ждал бы свадьбы. А я только смеялась и леденцов распроклятых требовала. И моя вина в том, что покупной любви искать он пошёл, хотя, конечно, и твоя, Хан, женушка - сволочь изрядная: парню сети расставила, но не попался бы он в них, не моя бы вредность. Так что, руби мне голову, но предупреждаю: Прошеньку тронешь - я тебя, на твой топор не глядя, голыми руками задавлю!

     - Шарман, мадам! Великолепно! Браво! - Лили и Лилиан дружно аплодировали монологу Агафьи, словно прерывая спектакль овациями после удачного монолога великой актрисы.

     - Дуры французские! Здесь же суд, а не театр! Что, совсем серьёзности нет! - возмутилась стоящая на коленях Лилия, всё ещё ждущая окончательного приговора.

     - А хотел бы я знать, дочь воеводина, как же ты голову свою под топор кладёшь, а меня душить собралась?

     - А ты руби, там увидишь: Прошенку хоть пальцем заденешь - задушу. Мне голова для этого без надобности, силушки в руках достаточно!

     Француженки опять настроились на овацию. Притихли лишь под строгим взглядом Лилии.

     Вперевалку к сообществу кандидатов на казнь подбежала Собака и театрально грохнулась на бок:

     - Руби уж и мне голову вместе с нерожденными щеночками, артист! Лучше бы песни пел. С драматическим талантом у тебя слабовато. И ты, Лилька-лохудра, какого пса на четвереньках стоишь да терпения не проявляешь? Есть за мной вина: я придумала сговориться, да всех на вшивость проверить перед великим делом. А ты, коза непоседливая, с тех пор, как я в своре твоего покойного батюшки бегала, так и не изменилась, помолчать не могла! И сестрички твои тоже козы. Чего добились-то? Только дочурку вашу Розу до смерти напугали. Моя вина, что с вами заодно этот цирк устроила. Руби голову!

     - Ты, тётушка, часом не сдурела? - Сейчас и я на карачки встану да на собачий язык перейду. Беда, не всем понятно будет. Кроме тебя собачьим языком лишь я да Лилия владеем! Обидно будет остальным, что наш лай не понимают! А ты, Собака, что-то совсем на человеческий язык перешла. Мемуары свои для потомства сочинять да пролаивать не разучишься? - Фирузу было явно неловко в роли грозного судьи, сбился с взятого вначале грозного тона.

     - Не бойся! Мои мемуары все при мне. Будет время, и про твой суд главу составлю, чтобы было щенкам моим над чем посмеяться.

     - Ну, совсем-то меня, тётушка, в своих сочинениях не позорь!

     - Ладно, договоримся как-нибудь. Чего людей на коленях держишь? Пусть встают. А я здесь полежу, место больно удобное.

     - И то верно! Вставать по-людски пора. Возьми свой топор старик. Я так понимаю, это знак твоего атаманства.

     Все поднялись. Ерофей неспешно и солидно поправил кафтан, заткнул за пояс топор. Фируз низко поклонился всем присутствующим.

     - Простите меня, друзья, за такую проверку: больно велика цена ошибки. Нельзя менять мир, если за спиной предатель окажется. Вы все из разных времён Разброса, а собрались под руководством вот этой лысой бандитской шайки. Проверить требовалось.

     Прости Роза, прости Гильфан! И ты, любовь моя, меня прости: хоть и совместно уговорам этой Суки беременной поддались, не думал я, что столь тяжкие для тебя воспоминания ворошить придётся!

     И вы, дружинники, простите!

     - Простим, братцы? - спросил у бывшей-нынешней Вольницы Ерофей.

     - Простили уже! Мы не в обиде! Чуем. Дело тут серьёзное! Как не испытать было! - Вразнобой загалдели Кафтаны.

     - Ну, Великий Хан, ты нас повеселил, дозволь и мы тебе небольшое представление покажем! Эй! Купидоны, амуры или как вас там! Явите себя!

     ‑-Здесь мы, Атаман! Дозволь на землю опуститься! Всем телом окаменели уже, столько не шевелясь! - почти под самым высоким потолком, изукрашенного лепниной зала зашевелились фигуры купидонов, как им по чину полагалось с луком и стрелами. Только сейчас, когда на них обратили внимание, стало ясно, что великоваты фигурки. И луки со стрелами у них настоящие. Раскрашены мужики были в тон лепнине и абсолютно неподвижны. Кто ж при таком накале страстей будет фигурки на потолке изучать?

     - Прыгайте вниз, да аккуратно, а то разобьёте чего в гостиной. А вот наша главная шутка. Смотри-ка! - Стена гостиной над камином чуть раздвинулась, явив потайную дверку, откуда сначала показался ствол с глушителем, а затем и вся винтовка с оптическим прицелом. Дверка полностью распахнулась, за ней обнаружился довольно ухмыляющийся детина.

     - Прыгай вниз! - отдал команду Атаман. - Это у нас, великий Хан, такая штучка весёлая есть, нынешними хозяевами предоставленная. Видишь, у ней сверху труба подзорная, только маленькая, с такого ружьеца промахнуться трудно: стреляет, как пукает, а вещь хорошая. Мы тоже вас проверили: идём под твою руку, Хан.

     А своим молодцам я наказ давал - если неправду чинить станешь, чтобы не допустили. Про себя им сказал: вина на мне есть, и воля Хана, казнить меня, или миловать. Велел не препятствовать тебе. - Ерофей усмехнулся. - Только подозрение есть: не послушались бы, на сей раз, молодцы Атамана. - И далее, уже со строгостью приказал 'амурам'. - Чего рты разинули? Подите, краску смойте да кафтаны наденьте. Оружие прибрать! Караулы проверить!

     - Господа! Мы, кажется, ужинать собирались? В чём дело? - Фируз широким жестом пригласил всех за стол!

     - Шампанского! Сей день надо отмечать! - Завопили Лили с Лилиан.

     Подали шампанское.

     - Мадам Агафья! Вы великолепны! И такая большая женщина. Мсье Прохор есть очень большой мужик: наверное, такой женщина любит его потому, что у него имеется большой сабля?

     Агафья лишь слегка повела бровью.

     - Доиграетесь, сороки! Даст Агашка вам легонького щелчка по лбу, вы и рассыплетесь. Не надо терпение серьёзной женщины своими дурацкими шуточками испытывать! - приструнила озорниц Лилия. - И хватит ломаться: вы давно русский язык знаете без изъяна.

     - Пусть пошутят барыньки, дело молодое. - Миролюбиво сказала Агафья. - Вот деток ваших с Ханом напугали - это неладно вышло. На девочке до сих пор лица нет. Ты, барыня, не серчай, что сволочью тебя обозвала, не ведала, твоей жестокой судьбы.

     ‑-Я тебя, тётя Лилия тоже не узнал, когда первый раз послан был, чтобы тебя выкрасть!

     - Повезло тебе Прошенька, что и я тебя увидеть не чаяла в автомобиле, да в костюме на заказ пошитом. Ты мне пареньком молоденьким помнился. Вот бы пошутила...

     - А что ты тётенька сделала бы в затемнённой машине на ходу?

     - Был ты дурачком, дурачком и остался. Да у первого же поста ГИБДД ваша машина бы остановилась, заблокировалась и начала на всю мощь сигнализацией блажить. Открыли бы стражи двери, а там двое громил уважаемую в городе женщину свободы лишили. За насильственное лишение свободы по закону много лет тюрьмы полагается.

     Думаешь, вы меня похитили? Нет, это я 'похитилась', по своей воле, ради дела, которому всю жизнь отдала. Часть его сегодня свершилась: семья моя в сборе, хоть и дети напуганы и столько гадости про мать одним духом узнали, и на отца с топором судным насмотрелись. Столько ждала, теперь стыдно детям в глаза глянуть.

     Роза и Гильфан вскочили со своих мест и бросились к матери с поцелуями и объятиями.

     - Мама! Мы тобой гордимся и любим! Отец вот, сначала напугал и разочаровал, но поняли сейчас, что и ему тяжко было! Дети - бросились обнимать сидевшего напротив Лилии Фируза. Хотел бы рядом с женой занять место. Но обычай Племени требовал, чтобы Хан и его жена находились на разных концах стола.

     - О! Наш братец плачет! Мадам Агафья, а Мсье Прохор больше не плачет?

     Дружине стало весело:

     - Устроили нам тут казарменное помещение в левом крыле дома. Прошке с Агафьей, как супругам, выделили комнатку отдельную в самом конце коридора. А нам-то всё слыхать: плачет Прошка больно жалобно, когда его жёнушка любиться не расположена.

     Наградой оратору была звонкий подзатыльник, который вполсилы отвесила Агашка.

     - А позвольте старику-священнику вас спросить, любезные супруги: где ваши детки, при вас ли находятся.

     После неловкого молчания Агафья, опустив глаза, ответила:

     - За грехи наши бездетны мы с Прохором

     - Главный грех ваш был злоба, которую на Принцессу держали. Теперь остыли сердцем?

     - Да, батюшка!

     - А ты, Принцесса Лилия?

     - Я на весь мир зла была, но не на этих двоих, тогда почти детьми бывшими. Мне и моим детям другого выхода не было, не до доброты тут. Однако, хоть и злая я, но сообразила: самое большое, что им грозит - выпорют да повенчают. А тут выяснилось, что и не пороли даже, а сразу под венец. Не ругать меня должны, благодарить: я им вроде свахи вышла. При агашкином норове да прошкиной нерешительности неизвестно, что бы у них вышло. А при моём сватовстве, сразу свадебку сыграли.

     - Стало быть, через годик младенца вашего крестить буду. - Уверил супругов отец Евлампий.

     - Да куда уж нам, годы не те. Как ребёночка зачать?

     - Будто не знаете после столь долгого супружества, что у старого попа спрашиваете? Годы ваши велики. Но старости-то нет. Прости нескромный вопрос Агафьюшка: по женской части у тебя как?

     - Как у молодухи, батюшка. - Воеводина храбрая дочь от такого вопроса потупила взор.

     - Значит, решено: не позднее чем через год крестины будут. Меня зовите: сам желаю таинство над вашим первенцем свершить. Я хоть и давно не служил, в подземелье сидючи, но не под запретом. Всё могу: и литургию, и всенощную, и венчать, и крестить.

     А теперь - настоящий суд

     - Господа! Перекусили, побеседовали, но сами понимаете, нам теперь настоящий суд предстоит.

     - Папа! Может довольно!

     - Простите, дети. Это необходимо. И, я думаю, даже весело. Сообщите же, Принцесса... скажи Лилия: что за люди сидят под охраной за отдельным столом. Да ещё наши товарищи их охраняют вместо того, чтобы к застолью присоединиться?

     - Я уже их представляла: это весь цвет великой и ужасной Ложи.

     - Принцесса! Я бы не стал столь категорично утверждать, что здесь все главари этой банды. - Поправил Лилию священник.

     - Это организация, которая миром завладеть решила. Веками к этой цели шли, по временам, как клопы, ползать научились. Рассчитывали, коли мировыми запасами золота и нефти завладеют - быть им владыками над всем миром. - Лилия глянула на отца Евлампия. - А Вам, батюшка, откуда про Ложу известно?

     - Много у меня времени было, чтобы понаблюдать, да поразмыслить, что это за публика. Не вся шайка в сборе.

     - Но Магистр утверждает, в Чумске сейчас всё их руководство...Продолжу для остальных собравшихся:

     Слёзы Родителей Невидимых им все планы спутали. После того, как с нефтью соединившись, на Север ушли, и Разброс через то учинился. Думаю, этого достаточно: я как ведущий специалист одного странного института, который щедро финансировался Ложей, могу сделать обстоятельный доклад, часов, скажем, на пять, но вряд ли кому-то из присутствующих это будет интересно: господа из Братства сами всё знают, остальным достаточно сказанного.

     - Конечно, уволь нас, любимая, от своего доклада. Можно выносить приговор. Но мы сгораем от любопытства: отчего у этих людей такой странный вид. Так принято в Братстве?

     Излишне говорить, что смех, среди знающей части присутствующих был оглушителен.

     - Господа взяли меня и моих сестёр в плен. Причина? Вся информация и документы Ложи по золоту и нефти, а также по очень интересовавшему их Разбросу, как ещё одному могучему средству вершить судьбы мира, были мною спрятаны в очень надежный и хитрый сейф. Сильно нужны были господам эти документики и моё сотрудничество: без меня бы они в тех бумагах и материалах ничего не поняли. Вот и решили нас, как слабых беззащитных девушек напугать: заточить в подземелье под этим дурацким домом, в камеры, куда загодя разложили приманки для грызунов. Само собой грозили обеспечить достаточное количество вшей и прочей гадости и создать нам очень неприятные условия быта.

     - Эх! Рано я пообещал, что страшного ничего больше на сегодня не планируется! Этих мерзавцев, поднявших руку на мою жену и сестёр, я бы строго наказал.

     - Любимый, дело в том, что никакой руки, ни правой, не левой они поднять не успели: верный наш Прохор, с которым ты был незаслуженно сегодня суров, уже готов был с дружиной прийти на помощь. Господ и поместили под надёжной охраной в приготовленные для нас казематы.

     Шутки ради мы даже пообещали им ещё более суровые условия содержания. Думаю, это было справедливо: не сажать же в подземелье здоровых мужиков на таких же условиях, как слабых девушек, да притом, что две из них французские гражданки и привыкли к комфорту.

     Мы, конечно, всех страстей, что им наобещали, делать не стали: самим хлопотно. А обрили для забавы...и в гигиенических целях.

     - Да! Признаюсь, я в затруднении. Что прикажете с этими господами делать?

     - Дозволь сказать, Великий Хан. - Поднялся один из дружинников.

     - Говори, коли есть что предложить!

     - Все мы знаем, Разброс болезненно пошутил с многими из нас. Я вот, долго в конце 20-го и в начале 21-го веков маялся. Вы мня в кафтане, наверное, не признали. Это я с Прошкой барыню похищать ходил и за вами сегодня с ним приезжал. Шофером был, потом перестройка, безработица...Бомжем был - последним побродягой бездомным.

     - Это что ли каликой перехожим али изгоем? - поинтересовались дружинники.

     - БОМЖ - кратко называют людей Без Определенного Места Жительства. Много таких по Руси сейчас бродит, многие память о себе и прежней жизни потеряли.

     - Ты предлагаешь их в 21 век отправить такими вот бродягами беспамятными? - Спросил Фируз.

     - На себе испытал: память только в этом доме вернулась. Как они меня опознали, что я из Разброса, не знаю. В себя пришёл, объяснили, что им шофёр нужен и кучер.

     - Без памяти и мне довелось пожить, бродяжничал тоже много. Так говоришь, тяжко в том веке бездомном да беспамятному? Мне про то неведомо: я, когда детей своих узнал да все языки вспомнил, быстро известным певцом стал. Ту сторону жизни, о которой ты говоришь, не изведал.

     - Лилия, достаточно у тебя Силы, чтобы вон исторгнуть этих злыдней?

     - Маловато, Фируз! Не справлюсь. Шутка ли, целую организацию преступную с многовековой историей и традициями распылить!

     - Я могу Силу золота колчаковского прибавить к Силе ваших Слёз. Только нужно мне в руку дать ваше изделие золотое или самородок.

     - Где взять-то сейчас?

     - Удивлю тебя, Принц, и весь народ заодно потешу. Аида, давай свой сувенир! - Подмигнул артистке Корнет.

     Молодая певица подала старику 'комсомольский значок'. Тот стал разминать его, и алюминий вскоре приобрёл мягкость пластилина. Вскоре металл в руке корнета сильно увеличился в объёме. Он уже едва справлялся с тяжёлой металлической массой, помогая своей здоровой руке обрубком. Немного времени прошло, и масса в руках корнета стала жёлтой, понятно, что это уже вновь было золото. Придав тяжелой плите прежний объём, форму и качество, старик несколько раз огладил поверхность. По периметру проступил старинный орнамент, в центре - славянская надпись: 'Зде покоится...и далее'.

     Всех такое чудо заинтересовало, а бритые Братья пришли в крайнее изумление и возбуждение.

     - Вот почему она нигде не обнаруживалась! Наш человек следил за Писателем до самого его прибытия в Кострому. Что на ней написано, Принцесса Лилия? Умоляем, прочтите! Мы же всё равно по вашему приговору памяти лишимся. Последняя просьба осужденных всегда исполняется!

     - Лилия, будь любезна, объясни господам! - будничным усталым тоном попросил жену Фируз.

     - Объясняю: эти болваны надеялись, что, не выдержав заточения, я отдам им документы Института и прочту содержание надписи. Они считали, что эта надпись - ключ к пониманию сути Разброса. И граф Брюханов какие-то сплетни по всей Сибири собирал, про тайные письмена, которые приведут к небывалым сокровищам.

     Про документы могу сообщить: их просто нет, все нужные сведения хранились в более надежном месте, в моей памяти. В сейфе лежали исключительно одни никчёмные бумажки, вроде моей аналитической записки.

     Ментальный шифр - тарабарщина, выдуманная мною: если бы я хоть раз соединила свою энергию с мозгом Главного, то мигом поняла б, что он - кукла. Вот с ним Лысое Братство меня здорово околпачило.

     Пленники пришли в великое расстройство; столько времени и средств потрачено на Институт, а эта бестия, оказывается, просто водила их за нос!

     - Что касается второй части. Пусть Сука говорит. Давай матушка - твоё соло.

     - Почту за честь выступить вместо Лильки и певца. Как многие уже слышали, хозяином моим был Лилькин отец.

     Семья у них была не знатная и небогатая. По любви женились, не по родовитости.

     В те времена грамоте учили только ханских детей, шаманов, да ребятишек из очень знатных и богатых семей. Невидимые Родители, хоть и заботились о достатке Детей, но всё равно были среди них знатные и именитые, род свой напрямую от Отца Орла и Матери Рыси числившие. А были и попроще, значит и победнее. Им грамота была ни к чему, ремеслом да трудом земледельческим без орнаментов знали, как заниматься.

     Лилькин отец совсем не богатым был. Отродясь в их роду грамотеев не было. - Беременная Сука, закряхтев, взгромоздилась на задние лапы. Передние изображали барабанную дробь. Словно на цирковом представлении перед эффектным трюком. - Лилька - тоже неграмотная!!! Получили, господа-Братья? Зря вы, лысые черти, за ней гонялись!

     - Я вас утешу перед тем, как вы отправитесь каждый в своё путешествие: содержание орнамента было известно моей жене. - Сообщил ошалевшим от новости Братьям Фируз. - В день, предшествовавший свадебному обряду, Золотых дел мастер нашего Племени по приказу моего отца изготовил эту таблицу и надпись. Содержание надписи я прочёл моей невесте, прежде чем мы отправились для Обряда на Чистую Гору:

     'Сей день - день бракосочетания моего сына и наследника и нежно любимой им девицы Лилии. Надпись сия да украсит стену их супружеского дома по возвращении их с Чистой Горы мужем и женой'.

     А позднее, монастырские насельники, при погребении достойного человека решили украсить его могилу. Тут готовая плита, много лет пролежавшая в сокровищнице монастыря и пригодилась. Монахи сочли эту плиту просто памятником древнего изобразительного искусства. Решили использовать готовый красивый орнамент, по их мнению, не имевший никакой смысловой нагрузки.

     Шок, испытанный столпами братства описанию не подлежит. Они узнали, наконец всё, что хотели, чтобы вскоре навсегда забыть.

     - Я в Верхнеудинске любила забавляться игрой в города, - воскликнула Лилиан, - её все знают: забавно будет распределить наших пленников по городам России согласно этой игре.

     - Погоди сестричка! Корнет, Лилия! Теперь силы хватит?

     - С избытком, Фируз! Корнет! Соединяйте!

     - Эх! Грешно сие: я же не только корнет, но и священник. Думаю, Господь простит. Давай, матушка Лилия, потрудимся ради благого дела.

     - Итак, Лилия, представь нам господ из Ложи на прощание. Но попрошу: только наиболее занятных персон. Остальные пускай летят в своё  будущее без церемоний. - Попросил Хан супругу.

     - Магистр Иоганн Себастьян Бах - вероятно, на сегодняшний день самый главный из Братьев.(не приняла Лилия в расчёт слов старого священника).

     - Граф Брюханов-Забайкальский - что-то вроде председателя учёного совета.

     - Уважаемый (в прошлом и не всеми) глава ИИВЖН - Лев Николаевич Брюханов.

     Карл Перельман - глава 'разведслужбы'. По оперативной легенде туповатый иностранный турист.

     Далее последовало совсем краткое поимённое перечисление. И, в завершение:

     - Ещё пять господ, с которыми я не успела, да и не сочла нужным знакомиться: вероятно, тоже какие-то заметные фигуры в иерархии данной организации. Теперь это уже не интересно. Прибыли срочно из Парижа, чтобы присутствовать, как они считали, при блистательном завершении многовековых трудов.

     - Думаю, поимённо присваивать этим людям их новые места обитания - слишком большая честь, - высказал своё мнение Фируз.

     - Братец, так не честно! Мы же в города поиграть хотим! - Сестрички жаждали развлечений. Знали бы они, что этого добра будет с избытком, и в ближайшем будущем!

     - Ах вы, сороки-стрекотуньи неугомонные! Идите: господа бритоголовые в вашем распоряжении. Можете двигать их, как пешки, по всей территории нашей страны. Они теперь в любом месте безвредны будут. Поиграйте!

     - Ещё один вопрос! Умоляем! Лилия Эльрудовна, скажите, кто такая Хозяйка Белой Горы, и как Вы с ней общались?

     - Ладно, уважу осуждённых...

     Нет никакой Хозяйки, а в подземельях под городом тех самых бомжей полно, коими в ближайшее время вам стать предстоит. Люди лихие от суда законного, бывает, прячутся. Вот я, для собственного спокойствия, когда надобность недра Горы посетить случалась обряжалась в Белое одеяние: такое под землёй увидит лихой человек, бежит сломя голову. И мне спокойней.

     - А кто же тогда потоп остановил? - Не унимался Магистр.

     - Ладно, отвечу: никто. Я, когда вам про Хозяйку байки рассказывала, знала, что во время первой осады Белой Горы, Ерошкины вояки подкопы усердно пытались рыть. Гора им отвечала затоплением. Там даже болота образовывались. Закончилась вода - потопы высохли. Это Родители Небесные, не особо в воинском искусстве сведущие, уговорили Духа Земли, во власти которого подземные источники находятся, устроить так, чтобы при копании Гора водой отвечала. А здесь целый котлован в считанные дни соорудили. Вот Гора по старой памяти водой и ответила. Закончились подземные запасы, вода в свои недра опять и вернулась. А я просто пошутила с вами, господа. Ну всё! Больше вопросы не принимаются. Сестрички! Ваша пора игры играть!

     Сестрички поиграли. Арестантов словно и не бывало.

     - Дышится без них легче. Они же ещё и с керосиновым душком - тонкий нюх Собаки с самого начала был возмущён таким запахом в гостиной.

     - Я их специально в нефтепродукте велела от паразитов помыть: они сами - паразиты в своих странах и во Времени. Мечтали овладеть всеми богатствами мира - золоую плиту мы им напоследок показали. Запах нефти - самый лучший для Лысых парфюм. - Лилия устала за последние дни. Надо было скорее завершать Чумскую часть программы...

     ***

     В одной из многочисленных комнат возник переполох. Красные кафтаны выволокли отчаянно сопротивляющегося человека.

     - Как службу несёте, - возмутился Атаман. - Сказано было все покои обыскать, а всех, кто в дверь постучит задерживать для объяснений чего им тут за надобность!

     - Чем хочешь, поклянёмся! Не было его! Словно из воздуха сотворился! - в голос оправдывались служаки.

     - Кто такой? - Сурово и коротко спросил Фируз.

     - Где Магистр? Что за сволочь у него за столом сидит? Я - Великий Гроссмейстер Ложи - Пьер Анри Жан де Лафонтен! Ложа - это я. Из-за бездарности своих подчинённых вынужден был явиться в этот дикий город, чтобы на месте исправить ошибки Магистра!

     - Так это ты, брат Петер, в Институте хозяйничаешь в последнее время? Там временно исполняющий мои обязанности, говорят, завёл         ся? - поинтересовалась Лилия.

     - Я известен там, как Пётр Петрович Петров. Занимал пост до выяснения обстоятельств отсутствия Лилии Чистозерсекой.

     - Совсем за дураков нас не держи! А то не знал, куда это Чистозерская исчезла ни с того ни с сего. Братья уже получили своё. Осталось с тобой разобраться.

     - Ошибаетесь, господа! В пути кнехты Ложи. Посмотрим, как вы с ними справитесь. Жаль, они немного запаздывают: опыт перемещения такой массы живого материала у нас отсутствует. Что ж, я и без них скажу своё последнее и решающее слово!

     Петер-Пётр схватил, небрежно прислонённую к одной из колонн снайперскую винтовку, и успел сделать несколько выстрелов прямо в грудь Лилии. Секира Агафьи опустилась на голову стрелка. Фируз, по обычаю сидевший за столом напротив жены, ничем не мог воспрепятствовать столь неожиданному нападению.

     Но, ни одна пуля не достигла цели: могучая грудь Прохора закрыла цель Гроссмейстеру.

     - Дурак! Что ты сделал! - резко крикнула Лилия.

     Сознание ещё не покинуло Прохора.

     - Я тебе, тётенька Лилия, медных денежек задолжал: вот должок мой отработал. Прости, на серебро не взошёл. - Сказал воин. На том и жизнь его прервалась.

     - Мать вашу! - Вскричал Ерофей. - Велено же было оружие прибрать.

     - Так какое это оружие? Лук, пищаль, али секира - это оружие. Игрушка эта несерьёзная. Одно слово пукалка. - Попытался оправдаться детина, ещё недавно сидевший с этим 'не оружием' в тайной каморке над камином.

     - А парня насмерть убила. - Возмущаться Атаман.

     - Молчать всем! Все лишние - прочь от тела! Корнет! Ты со всяким металлом дружишь. Сможешь пули извлечь?

     - Дело нехитрое, Принцесса. А далее что?

     - Пули живо убирай!

     - Блюдечко какое-нибудь приготовьте. И тело мёртвое прочь уберите: мешать будет.

     Корнет подошёл. Протянул, едва не касаясь груди Прохора, руку, заговорил, спокойно, упрашивая:

     - Пчёлки, пчёлки! Полетали и довольно. Зачем в груди молодой застряли? На волю вам пора. Выходите, я вас привечу.

     В полураскрытую ладонь Оболенского со звуком, и впрямь похожим на жужжание пчёл, стали из кровавых пятен на Прошкином кафтане один за другим вылетать странные сгустки. Один, два, три, четыре. Каждая 'пчёлка', нестерпимо больно жалила ладонь старика.

     Четыре пульки успел выпустить Гроссмейстер.

     Корнет разжал кулак и перелил расплавленный металл со своей ладони на блюдечко. Ладонь была сильно обожжена.

     - Дайте льда кусочек. Вон в ведёрке с шампанским! А блюдечко прочь отсюда унесите и землёй присыпьте, чтобы связь этих смертельных пчёлок с Прошкой прервать.

     Льда нашли. Смотрели с жалостью теперь на Корнета: одной руки вовсе нет, вторую расплавленными пулями сжёг.

     Лилия выхватила острый нож из-за пояса близ стоящего Кафтана.

     - Порешить себя с горя, что паренёк вместо неё погиб, хочет. - Пронёсся испуганный шёпот.

     Лилия вспорола край кафтана, рванула мокрую от крови ткань. Обнажилась могучая грудь.

     - Господи! Да что же она удумала?

     Женщина, не обращая на шепот и возгласы внимания, полоснула своё запястье острой сталью. Кровь потекла обильно. Лилия держала надрез так, чтобы капли падали на пулевые отверстия. Кровь капала на раны и тут же с шипением впитывалась. С каждой каплей раны затягивались. Вот уже на лице Прохора проявился лёгкий болезненный румянец. Вот первый слабый вздох, второй...дыхание стало ровным, хотя и слабым. Прохор открыл глаза!

     - Мы на том свете? Он всех порешил? Так говорили, зарядов в этой хреновине совсем не много. Как он ухитрился?

     - Молчи болван! Силы береги! Натворил дел, теперь другим расхлёбывать! Такой же дурень, как когда в палатку ко мне заявился. Ни ума, ни фантазии. Какого рожна под пули полез?

     - Сама знаешь: всю жизнь должником твоим был.

     - Рассчитаться, стало быть, решил, одним махом? Опять дёшево ты меня ценишь! На ноги поставлю - в верной службе твой расчёт будет состоять.

     Сей глупый расчёт не принимаю: бесполезен он был: меня, после Ерошкиной стрелы в сердце и воскрешения в Золотой Усыпальнице, нельзя убить: Была уже мёртвой. Потому и глаза открыл, что бессмертной кровью с тобой поделилась. Так что, опять ты, Прошенька у меня в долгу.

     Прохор уже не слышал последних слов Лилии. Не смог побороть слабости, и сознание оставило его. Но дышал парень ровно. И румянец на побледневших смертельной бледностью после выстрелов гроссмейстера щеках, обозначился ещё ярче.

     - Грубая ты, Лилька, хамка истинная. Человек едва не преставился, а ты, как собака на него накинулась! - Над Лилией, склонившейся к впавшему в забытье Прохору, нависла могучая фигура Агафьи.

     - А ты бы, кобыла здоровая, помолчала, раз ума нет. Надо же, такое ляпнула: чуть не преставился! Как же тогда 'ни чуть'?

     - Грубиянка ты, барыня Лилька! - всхлипнула Агашка и вдруг грохнулась на колени и принялась целовать Лилии руки, которые та, смутившись, отдёрнула и предприняла безуспешную и неуклюжую попытку поднять плачущую женщину, крепко ухватившись за могучие плечи.

     - Надо же: бабы, вы что, совсем рехнулись - на том свете рукопашную устроили! - Прохор, опять выплывший из омута забытья, удивлённо глядел на свою жену и Лилию. -А ты, старый хрыч, Ерошка, куда смотришь? Надавал бы тумаков обеим. Пред вратами смертными сцепились.

     - Ты, шум за сценой! Нам тебя ещё на ноги поднять надо: у нас запасных воинов нет, особенно таких дюжих да глупых. Очухаешься, своей бабой будешь командовать,...если получится! - Осадила Прохора Лилия. - Фируз! Догадываешься, что делать?

     - Кажется я понял: кровь бессмертной вернула в этот мир убитого. Моя кровь закалена веками мук, страданий и почти безумия. Всё это я пережил и преодолел. Значит, Сила великая Духами мне была подарена. Надо парня укрепить.

     Не всё же дар Духов на песни тратить!

     Хан приблизился к раненому, принял из рук Лилии нож, тоже сделал надрез на своём запястье. Кровь омочила грудь Прохора. Прошло малое время, и тот повёл широкими плечами, потянулся и предпринял попытку встать.

     - Сиди уж, кровный родственничек! - Фируз мягко придержал за плечи выздоравливающего на глазах вояку.

     - Так вроде, на Царском месте расселся: не по чину мне.

     - Сиди, сиди: мы же теперь родня кровная. Не беда, если ближний родственник, утомившись, немного на кресле Ханской жены отдохнёт.

     - Не торопись, болезный! - Включилась в процесс исцеления Собака. - Ранки обработать, зализать надо. Инфекция может попасть.

     - Послушай, барыня, так если я убиен был и воскрес, стало быть, я теперь тоже бессмертен. И целить, сражённых, смогу?

     - Прошенька, угомонился бы ты. Опять меня ругаться заставишь. Какой из тебя бессмертный? Я погибла, и меня сам Золотой Разброс своей Великой Силой воскресил. Да ещё жизнь адову вытерпела. А тебе только, всего-навсего, бессмертная глупая женщина помогла, сама не зная, что из того получится. Не приходилось мне таким делом заниматься. Знаешь, как мне страшно было!

     Лилия уткнулась лицом в уютную грудь Агашки и тоненько по бабьи завыла.

     - Поплачь, голубушка. От слёз бабе всегда облегчение. Хочешь, я тебя на руках баюкать буду. Силы у меня достанет.

     - Сначала баюкать, а потом, словно дитя малое, привыкну. Смотри, Агашка: пелёнки за мной менять будешь, как описаюсь. - Не могла Лилия надолго позволить себе слабость. - Хватит баклуши бить, посты проверить! Тебе, Агафья, пост - при муже своём состоять и о нём заботиться. Ни шагу от него, пока я сей приказ не отменила.

     - Слушаюсь, барыня!

     - Вот и молодец. Ещё приказ тебе: впредь не называй меня барыней. Обижусь: сама посуди, какая из меня барыня. Это когда для дела надобно, мы с сестричками и барынями, и принцессами побыть готовы, но недолго. А ты нам теперь тоже вроде сестрички будешь, если обзываться перестанешь да кричать. Конечно, больно уж здорова, но мы будем всем говорить, что нас не тройня родилась, а четверня. Кому не нравится, пусть не верят.

     Прохор поднялся с кресла.

     ‑-Дозволь, бары... сестричка службу исправлять, некогда прохлаждаться.

     - Сядь на место. Приказ тебе: сидеть смирно при своей супруге, пока я другого занятия для тебя не найду.

     Сеча

     - Атаман! - в гостиную вошёл проверявший посты Кафтан. - Мы окружены, да так, что мышке малой отсюда не сбежать! Какие-то воины при хорошем оружии плотным кольцом стали вокруг усадьбы! Такие вот ружья с подзорной трубой у них имеются.

     - Злобен Гроссмейстер. Своей смертью нас задержал до прибытия кнехтов! - Сокрушался Корнет.

     - Знать, сеча будет! - загалдели Кафтаны.

     - Какая сеча: положат всех из автоматических винтовок! - решительно охладила воинственный пыл своего войска Лилия.

     - Дозволь, матушка, нам в атаку кинуться! - Против их стрелялок, может, несколько минут продержимся, со своими мушкетами да саблями. А вы, все кто воинской клятвой не связан, уйти успеете.

     - Почтенный атаман Ерофей! Разреши полюбопытствовать: у вас что сегодня, праздник самоубийц? То один под пули сиганул, теперь все решили разом под расстрел пойти. Я думала, ты опытный боевой атаман, который людей своих сберечь стремится! - Строго старалась глядеть Лилия на старика. Не очень у неё получалось. А опасность и вправду велика была.

     - Матушка, я людей своих попусту на смерть никогда не гнал. Каждый подтвердит. Однако взялись мы исполнять службу дружины охранной: тут сам погибни, а тех, кого охраняешь, спаси.

     - Знаю я, Ерофей, воин ты исправный и атаман честный. Но тут смертельной атакой дело не решишь.

     Мы близки к завершению скитаний. Скоро завершится наша миссия. Хотелось бы, чтобы большинство из нас дожили до победы.

     Мы на прямом пути. И летопись, что про нас пишется, уже давно прямым слогом излагается, а не прыгает по сказанию, словно белка с ветки на ветку да с дерева на дерево: под конец надо всё по порядку излагать, чтоб потомки поняли и помнили. - Лилия посмотрела на Собаку. - Не так ли, Матушка? Ответь, ты у нас специалист по мемуарам.

     - Ясен пень: я, когда очередную повесть заканчиваю, под конец прыгать, как блоха перестаю, все линии свои мемуарные в одну точку свожу, чтобы каждый из моих потомков понял. Ведь через века детали теряются, а надо, чтобы и через сто, и двести лет всё понятно было.

     - Литературный диспут окончен. Атамана мы выслушали. Теперь предлагаю узнать мнение ещё одного присутствующего кадрового военного. Корнет Оболенский, Ваше мнение!

     - Наконец-то вспомнили, что я ещё и кадровый офицер. Мнение моё, Принцесса, таково: Вы за свою судьбу и счастье боролись, долгой и трудной была ваша борьба. Дело довершать потребно. Я так понимаю, ещё с судьбой Племени его законный Хан должен всё уладить. Посему заключаю: гибнуть самим, недопустимо. Дружину сгубить - глупо.

     - Ну ты, Корнет, загнул! Где научился так воду в ступе толочь?

     - Был грех! При ставке Главнокомандующего состоял. В обязанность вменялось формулировать стратегическую линию и доводить её до армии, включая нижних чинов.

     - Нам-то, зачем соловьём разливаешься?

     - Ты, Принцесса, далее слушай. Есть она мысль.

     - Что так мало?

     - А ты и сейчас, перед лицом опасности, шутить не перестаёшь. Это похвально. Даже для бессмертных. Да только, когда войско и соратников погубишь, толку от твоего бессмертия мало будет. - Дайте мне комнату, да не мешайте: могу по памяти тот давний взрыв, что меня на долгие годы подземным жителем сделал, воспроизвести.

     - Ты что, полгорода и нас заодно решил взорвать?

     - Что ты, Принцесса! Я сей взрыв, как бы это сказать, лишь ментально произведу, воспользуюсь его Силой, вроде как ты своей пользуешься. Его дальше нашего двора никто не услышит, а огнестрельное оружие из строя тем ложным взрывом выведу. Вот тогда и сечу можно творить.

     - Дерзай, Корнет. Освободите ему помещение, на которое укажет, и стерегите, чтобы кто случайно не потревожил. - Приказала Лилия.

     Ушёл корнет. Запёрся. Через короткое время страшной мощности взрыв потряс дом. Корнет, ослабевший от нервной нагрузки, но явно довольный проделанной работой, вышел из пустой комнаты:

     - Командуй, Принцесса! Пусть Ерофей свою дружину на смертную сечу выводит.

     - Ерофей! Выводи своих молодцов на дело ратное. Помни - кнехты те могут оказаться непростыми противниками. Не все ещё возможности ныне почившей Ложи нам известны: могут привет прощальный послать. Шофёр, а куда, позволь спросить, ты отправился? Ранят тебя, или не дай того Духи, убьют, кто нас на лимузине катать будет? Сядь рядом с Прохором. Под командование Агафьи поступаешь.

     А Ерофея с уже готовыми к бою Кафтанами вопрос мучил:

     - Матушка! Коли они теперь без своих винтовок безоружны, не честь будет с таким противником биться!

     - А ты, старик, выйди да глянь. Они и ножевому бою, думаю, обучены. Пойдут на равных на ваши сабли. Может, и хитрость тут, какая имеется. Не воинами называл сих кнехтов гроссмейстер Пьер Анри Жан де Лафонтен, а живым материалом. Как думаешь, Атаман, к чему бы это?

     Обнажили клинки Кафтаны да разом и ринулись в атаку со всех выходов и окон. Глядь, а вместо винтовок у каждого кнехта по сабле хорошей работы образовалось. Да ножи боевые в левой руке у каждого зажаты.

     Корнет требовал, чтобы и ему дали саблю, как офицер не желал в стороне оставаться, когда товарищи насмерть биться вышли, Лилия запретить пыталась. Воинская дисциплина сильна ещё была в старом воине. Но взмолился, как о милости:

     - Не заставляй, Принцесса, впервые в жизни приказ нарушить! Пусти на сечу. Уйду ведь самовольно! Рука почти не болит.

     - Дайте ему саблю. - Ничего больше Лилия не сказала старику. Хотела, но не время ныне для церемоний.

     ***

     Великая была сеча. Выстояла Вольница.

     ***

     Вошёл Ерофей в гостиную - глаз от крови не видно.

     - Ранен?

     - Слегка старую голову поцарапал о вражеский нож. Товарищей наших полегло много. Мне старому смерти нет. Значит, понадобится ещё моя служба.

     - Послужишь ещё, старый вояка! Какие потери у кнехтов?

     - Не понять их потерь, барыня: они вроде и мёртвые, а вроде живые.

     - Не понять, что такое ты рассказываешь. Вели сюда для образца доставить одного точно живого, а второго, который по-твоему, ни живой, ни мёртвый. Освидетельствуем с Корнетом. - Приказала Лилия.

     Доставили.

     - А что это, господа дружинники, лица у кнехтов одинаковые? Или мне мерещится?

     - Не мерещится, барыня. - Загалдела Вольница. - Мы, как ратиться с ними вышли, сразу сие сходство заметили: перед смертными вратами и перед доброй сечей зрение острее становится; да некогда было в гляделки играть. Рубились они исправно, но странно, словно на плацу воинские артикулы отрабатывая: все одним приёмом. Таких вроде перебить просто, а они наших другов вон сколько положили.

     - Что скажешь, Корнет? - Лилия с надеждой глядела на подземного провидца.

     - Не пойму, Принцесса. Думать надо. - Усталый воин наклонился над телами побеждённых врагов.

     - Некогда думать. - Вмешалась Собака. - Я, по людским понятиям, существо неразумное. Дайте мне бездумно вражин освидетельствовать. - Не дожидаясь согласия, Сука подбежала к 'образцам'. Обнюхала. - Они оба неживые. Вернее - оба живые. Торопиться надо.

     - Ты здорова ли? Что такое тут нам рассказываешь?

     - Спасибо, Матушка. - Оболенский, нашёл недостающее звено в своих рассуждениях. - Собака истину говорит. Я, старый, сразу и не сообразил: это и есть тот самый живой материал. Торопиться потребно. Сии кнехты по подобию одного живого человека сотворены, и одна у них с ним общая жизнь. А человек сей в этом самом дому бывал. Теперь в путешествие отправился. Он к нему все устремления кнехтов направил. Чувствуют они его на любом расстоянии. Малое время пройти должно, чтобы через этого человека их общая жизнь восстановилась. Только не получится на этот раз: прототип их ныне беспамятен. Не признает своих двойников. Стало быть и помочь не сможет.

     - Кто же это, Отче?

     - А много здесь постояльцев было. Присмотритесь. Может, признаете.

     - Некогда нам с личностями разбираться. Скажи, Корнет: куда этих ни живых-ни мёртвых девать будем?

     - А пусть молодцы снесут их в дом. Немного времени пройдёт, и нелепое здание это рассыплется в прах. Даже следа его горожане не приметят. Никто и не вспомнит, что оно здесь стояло.

     - Это как?

     - Так вот, Матушка: видала мои таланты уже. Стало быть, понимаешь - мне в пыль стереть этот притон вместе с материалами ничего не стоит. И греха на душу не возьму при этом: кнехты - не Божье творение.

     Судьба дома и его кратковременных постояльцев была решена.

     ***

     Лилия обернулась к уже пришедшему окончательно в себя Прохору:

     - Теперь твоя с шофёром служба. Заводи лимузин, активируй прибор, что от Ложи достался. Нас на Празднике Лесной Благодати ждут. Сколько можно терпение Духов испытывать. Они всё ещё там день держат. Где шофёр?

     - Машина готова, барыня: как я понял, её из машины в карету преобразовывать не понадобится. Это много легче.

     - Дружина пешим порядком, не привлекая внимания, движется к порталу. Проводник - Собака. Лично, Матушка, отвечаешь за транспортировку. Всем быть в боевой готовности. Тяжелораненых и погибших лимузином доставить к Золотым Вратам! Раненых вылечим. Почивших достойным погребением почтим. Лимузину не задерживаться, нас переправлять будешь.

     Все бросились исполнять распоряжения. Кажется, мига не прошло, а растворившийся в темноте лимузин уже во дворе стоит, новых пассажиров принять готов.

     Праздник Лесной Благодати

     Невиданный летающий чум с блестящими белыми боками возник посередине Праздничной Поляны...

     Лимузин опустился прямо в самую гущу празднующих. Из дверей вышли Фируз и Лилия с детьми, Собака, все вновь прибывшие.

     Вольница, доставленная через Золотые Врата, стояла отдельно: негоже на праздник с мертвецами и ранеными являться.

     - Приветствуем Вас, почтенные господа! Духи свидетельствовали Ваше появление. Не ждали так рано. Едва по первой чаше испили. Сейчас только настоящее веселье начинается. Присоединяйтесь к нашему торжеству!

     - Присоединимся, только чуть позже. Пока я должен спросит тебя, Шаман, - по-какому праву ты выступаешь здесь как главный?

     - Я отвечу тебе, незнакомец. Отвечу потому, что подсказывают мне Духи - имеешь ты право спрашивать. Я - Турухан, шаман Племени Детей Невидимых Родителей. Наш законный Владыка, Хан Тогизбей, исчез много дней и лун назад. Невидимые Родители приказали мне взвалить на свои плечи нелёгкий груз правления. А в день Праздника Лесной Благодати я на один день становлюсь Вождём всего живого в Тайге.

     - Понятно, уважаемый Турухан. Командуй и далее праздником. А от обязанностей Хана я тебя освобождаю.

     Ужас объял Племя: что говорит этот несчастный, явившийся не понятно откуда? Не накликал бы беду! Знать лихие времена наступают для Детей: не успели отойти от внезапного появления вооружённых людей, обременённых скорбной ношей, а тут неизвестный дерзает отменять распоряжения самих Невидимых.

     - Тяжела ноша правления. Рад бы передать её достойному.

     - А ваш Хан Тогизбей - достойный?

     - Истинно достойный! - в один голос с Шаманом провозгласило Племя.

     - Куда ж он подевался??

     ‑-Про то одним Духам известно, - отвечал Турухан. - Одно только сказали Невидимые: жив ваш Хан и нового пока избирать не следует.

     После небольшой паузы Шаман добавил:

     - И невозможно это избрание: Ханом можно стать лишь по праву наследования.

     - Скажи, Шаман, что сталось с Великим Ханом, который привёл Племя в Тайгу?

     - Много-много лет назад почтенный Великий Хан, убедившись в благополучии Племени на новом месте, и оставив нам устав, по которому должно нам было жить в тайге, отправился в Небесные Чертоги пировать с Невидимыми Родителями. С тех пор много зим и лет прошло. Достойные Правители приходили на смену один другому. Тогизбей - последний в череде вечного наследования.

     - Ну, тогда всё в порядке. Теперь ты, Шаман, можешь заняться с большим усердием своим камланием. Я, Фируз Счастливый - Хан по праву наследования...и первый по праву наследования. Я - сын Великого Хана, приведшего Племя в Тайгу!

     - Не берусь спорить с тобой, Незнакомец: пророчествовали Духи появление Хана на Праздник. Только странно: такое великое дело, а посредником в нём беременную собаку избрали! Правда, Небесным даром человеческой речи отмеченную. Так значит, тебе, пришелец, несколько сотен лет?

     - Я их не считал. Я и моя супруга просто умеем ждать. Количество лет совсем не важно.

     'Вот и делай при таком отношении людям добро! Собака их не устраивает. А когда эта Собака, как собака мечется туда-сюда через Врата, чтобы все вопросы согласовать и все действия состыковать. Хорошо ещё, этот Камлатель сразу уверовал, что говорящую собаку непременно Духи послать должны. Сама дороги не найду по его разумению! Такова людская благодарность'. На Собаку вдруг накатило философское настроение. И усталость.

     - Воистину он безумен и речи его - поношение и хула Невидимым! - Возмущались Дети.

     Племя готово было решительно и сурово приструнить самозванца.

     ***

     Вольница, оставив лишь караул возле своих раненых и погибших, сомкнулась кольцом перед теми, кого они поклялись охранять.

     - А скажи, Тётушка: нам тут вооружённый переворот нужен? А то я один такой уже наблюдал, когда в двадцатый век заглядывал. Путч называется. Ничего хорошего.

     - Ты, Хан, правильно соображаешь. Тут не человеческого разума дело. А Духи чего-то мешкают. Среди нашей делегации 'нечеловек' с 'нечеловеческим' разумом только я. Пойду-ка я пока их облаю. Глядишь, и Духи вату катать закончат.

     Собака вперевалку подбежала к почётному месту, где при Матери Оленице - пристроилась ряженная Праздничная Мать Собака.

     - Подвинься, сука, - обратилась Собака к ряженой. - Мне нервничать противопоказано, так что сваливай по-быстрому.

     Праздничная Мать поняла сразу и свалила. А Племя только начинало понимать: творится нечто, не поддающееся осмыслению, и те, кто всё это творит уверены в своём праве на такие действия.

     Собака, наконец, устроилась удобнее, набрала полные лёгкие воздуха и оглушительно залаяла. Она не рычала, не показывала клыков и не дыбила свою шерсть.

     То был приветственный лай.

     То был призывный лай.

     Прощальный свет предзимнего солнца сменился нестерпимо ярким сиянием: впервые в истории Племени не Шаман отправлялся в Ладье через бушующее Подземное Море в Великое Путешествие, чтобы получить благословение Невидимых - Сами Невидимые нисходили на Землю в сияющей Ладье Небесной.

     Вмиг образовалось пустое пространство, на котором Ладья и встала, Преобразившись в Огненную завесу от Света Невидимых. Общий голос Родителей прокатился гулко по Тайге:

     - Приветствуем тебя Лесной Родич! Приветствуем вас, Возлюбленные Дети! Можете взирать, не опасаясь: Ладья и Купол защищают вас от нашего нестерпимого Света. Великий Хан Фируз и его супруга Лилия, а также их дети Гильфан и Роза, Мы впервые в истории порождённого нами Племени посетили Землю, дабы приветствовать Ваше возвращение и начало нового счастливого века в жизни наших Детей. Мы удивлены, что Племя во главе с Шаманом не ликует вместе с нами.

     - Я, Фируз - законный Правитель Племени по праву наследования, приветствую Вас, Родители, и благодарю за великую честь, оказанную Вашим Появлением всем Вашим Детям.

     Племя склонило головы, затем в едином порыве пало ниц. Стояли только Фируз с семьёй, их спутники ...и Вольница, которая не знала, что им предстоит: вроде Хана с его близкими теперь защищать не от кого. За него сами Высшие Силы вступились. Однако не надумали бы эти же Силы призвать Вольницу к ответу за давнюю осаду Белой Горы?

     - Негоже возлюбленным Детям на мёрзлой земле валяться. Подождите немного, от нашего Тепла скоро лес и земля прогреются, тогда и приляжете, кто устал или мёда лишнего потребил.

     Дети спешно вскакивали с земли, торопливо отряхиваясь от прошлогодней травы, листьев и иголок. Они были совсем смущены: грозные Родители не грозят и не сердятся. Они шутят!!!

     - Люди в красных одеждах! Вы не склонили головы при Нашем появлении. Вы знаете свою вину и готовы принять кару?

     - Вина наша не перед Вами, господа Духи. Воевать мы шли по воле своих Правителей. Воевали честно. И товарищей наших немало полегло у подножья Белой Горы. Виновен я один перед Фирузом и Лилией за горькие века, ими прожитые. Перед Вами вину не признаём! А в иных делах отчёт дадим, но не Вам при всём уважении: Вера у нас иная, Вам мы не подсудны. - За всех чётко ответил Ерофей.

     - Смелый Старик. Смелые и честные люди. Смелостью Вашей и оправдание заслужили. Не добраться бы Хану Фирузу до своих владений, не будь вашей помощи. Не суд заслужили, награду. Просите!

     - От награды законной служивый человек отказываться не будет, - молвил Ерофей.

     - Золота вам, честные воины, дадим. Сколько ваша странная белая ладья поднять сможет. Вы же за золотом на Белую Гору рвались!

     Опять слово за Атаманом. Такая его участь, за всю дружину в ответе быть:

     - Благодарствуем. Золотом не интересуемся.

     - Чего же просить будете?

     - Знаем, что есть Сила, способная мёртвого живым сделать. Наша нынешняя госпожа вот и сама воскресла, и от одного из дружинников смерть отвела. Просим наших павших к жизни вернуть. Другой платы не примем!

     - Куда бедным Невидимым Духам деваться? Должниками быть не привыкли. Сами милости раздаём, а тут задолжали.

     Может, показалось людям, но многие утверждали, что слышали за светящимся куполом сдерживаемый смех.

     - Супруга Великого Хана, что скажешь?

     - Невидимые! Горько мне видеть бездыханные тела смерть за нас принявших. Тяжко смотреть на страдания верных воинов и защитников наших, потерявших в бою за нас своих товарищей. Старые обиды давно забыли. Была бы в силах - всем бы жизнь вернула!

     - Сила твоя и так невиданна для человека, даже бессмертного. Воскресила одного - считай, сделала свою часть работы. Дай нам немного потрудиться.

     Трепет объял собравшихся на Праздничной Поляне. Раненые бойцы, уже сноровисто поправляли свои кафтаны и спешили помочь подняться с земли своим недавно ещё числившимся среди погибших товарищам.

     - Кафтаны! Работу принимаете? - Раздалось из-за Огненной Завесы.

     - Век благодарны будем!

     - Рады были быть полезными. - Купол даже слегка надулся от неудержимого смеха Небожителей.

     А далее смеялись все. Громче всех воскресшие и бывшие раненые.

     - Вам-то смех: вы, господа Духи - бессмертные. А нам, смертным, каково? Гогочут тут! - Ерофей пригрозил куполу.

     Смех на секунду замер. Атаман и сам, поняв, что зарвался, так и стоял с назидательно воздетым перстом.

     Камни с неба не посыпались. Огонь никого не спалил. Ерофей махнул рукой и тоже включился в общее веселье.

     ***

     Из лесу вышли новые гости. Числом четверо. Веселье умолкло. Чего ждать от новых людей? Пригляделись, не все там люди. А при них сам Дух Могучей Реки.

     В одном из людей подданные мгновенно опознали своего без вести пропавшего Великого Хана Тогизбея. Второй был неизвестен лесной общественности. Старался держаться независимо.

     - Приветствую Вас, Небесные Родичи! В срок ли мы явились?

     - В срок, Речной Родич! А где же наш Родич Подземный?

     - Гм-Гм-Кхе! - Дух Земли избавился от своей вечной глиняной жвачки и прочистил горло:

     - Чего звали? Зачем старика тревожите, Родичи?

     - Рады видеть тебя, Подземный Родич! А помнишь, лет триста тому, а может два по триста, опростоволосились мы всем нашим обществом: золото Небесных Родичей наших не совсем ладно путешествовать отправили? - спросил Подземного Дух Могучей Реки.

     - Припоминаю. Там ещё Отец Солнце чего-то напортачил!

     - С тобой, Родич на пару!

     - Не отрекаюсь, немного запутался.

     - А целое Племя наших Детей, вместо обещанного скорого возвращения на Белую Гору на много веков в тайге остались! - Довели до сведения Родственника Небесные.

     - Эка невидаль, веков! Вот на десяток тысячелетий - это да!

     - Напомнить осмелимся, уважаемый Родственник: люди смертны ... как правило. - Давай исправлять.

     - Я разве против? Только, помнится, собачонка какая-то в наблюдателях у нас была.

     - Не собачонка, а гнусная фашистская собака Борман. Сбежала она!

     - А что это за собака в наш разговор лезет? - Дух Земли даже не рассердился от такой беспардонности. Ему любопытно было. - Голосок твой собачий знакомым кажется.

     - Правильно! Содержал меня в своих подземных казематах. Склонял к сожительству с преступником. А теперь, вишь, голосок ему знакомый!

     - А, жива ещё, худая сучка! Я ж тебя из жалости под Утёс пустил да пищей обеспечил. И тебя пожалел, и этих вот, которые чуть собачье поголовье не извели. И кто же тебе такое сказал, что у меня, Духа Земли, кто-то сбежать может?

     - Сама встречала этого Бормана. Далеко, между прочим, отсюда!

     - Так я его погулять отпустил. Интересно было, как далеко удрать сможет. А бегать от меня бессмысленно: любая ямочка или колодец на пути, да каждая канавка по первому моему знаку беглеца остановят и путями подземными на место вернут. Ну, так что - потащим золото на место?

     ‑-А не угодно ли уважаемым Духам выслушать тех, ради кого они сегодня потрудиться собрались? - Раздался голос Фируза.

     - Это кто нам тут мешает. Родственники раз за полтысячелетия встретились, а он побеседовать не даёт! - Дух Земли собирался возмутиться.

     - Не серчай, Родич. Это Великий Хан Племени. Думаем, что следует выслушать его мнение. Он говорит от имени людей, в жизнь которых мы собираемся вмешаться.

     - Ладно, пусть скажет, - проворчал Земной.

     - Почитаемые Родители, Уважаемые Духи - Родственники наших Родителей! Я со своей семьёй и многие из моих сегодняшних спутников, много раз за эти века бывали на Белой Горе. Грустно, но той Белой Горы, что знало моё Племя, сегодня не существует. На месте Родительского Дома - нашего святилища - стоит Святилище другой Веры. Со мною прибыли люди, которые следуют этой вере. Эти люди когда-то воевали с нами, затем, как и мы, скитались в Золотом Разбросе. Неужели сегодня мы будем заново переживать те ужасные времена, когда боролись с единоверцами наших верных сегодняшних союзников?

     - Как-то негоже выходит. Получается, мы можем теперь войну новую учинить...

     Духи призадумались: ведь верно, собрались в полном составе, чтобы этих людей наконец осчастливить, а чего те желают спросить забыли!

     ***

     Итоги референдума были предсказуемы. Племя давно уже ощущало себя как жителей Тайги. Переселяться на новое место и ещё, возможно, воевать с кем-то за обладание этим неизвестным (лишь в преданиях известным) местом никто не желал. Тайга, явившая в первые годы свой суровый характер, давно уже испытала и приняла Детей Невидимых. Таёжная жизнь, диктуя свои правила, многому научила. Здесь не было ни войн, ни раздоров. Единственная связь с внешним миром - фактория, где приобретались охотничьи припасы и необходимые товары. С Племенем всё было ясно.

     - А те, кто сегодня впервые на этой поляне, Монастырские татары, соплеменники, проживающие в краях, откуда Племя пришло в тайгу? - Вопросили Духи.

     Не хотели городские жители со своей жилплощади съезжать, работу терять, семьи с места сдёргивать: своя у них жизнь сложилась, хотя и чтили Духов и обычаи соблюдали. Да ведь и обычаи новые появились у таёжных и городских Детей. Основа осталось, а на неё в разных краях разная ткань соткалась.

     - Что ж, решайте свою судьбу сами. Только, чтобы не было больше раздора из-за наших Слёз, надо с ними что-то сделать: давайте совет держать, Родичи.

     - Почтенные Духи! Позвольте мне высказать некоторые соображения, которые, надеюсь, помогут Вам принять правильное решение.

     - Кто же это такой, что дерзает нам советы навязывать?

     - Я старый солдат и священник. В золотом плену много лет провёл. Кое-что в золоте смыслю.

     - Ты шаман?

     - Нет. Я - Священник. Православный. Считаю, обязан своё мнение до Вашего слуха донести. И мои единоверцы от златого тельца жестокие страдания и искушения не единожды претерпевали.

     - Чего же ты хочешь?

     - От власти золота людей оградить.

     - Говори.

     - Огромен запас Ваших Слёз, кровью обагрён и простыми людскими слезами Детей Ваших омыт.

     Огромен запас золота адмирала, кровью и слезами политого, в моём тайном хранилище.

     Огромен и кровью со слезами обильно орошён запас золота Ацтеков. Не всё колумбовы собутыльники разграбили, далеко не всё.

     Я единственный из присутствующих, кто в подземном затворничестве общался с Ацтекскими Хранителями!

     - Зачем ты нам об этом рассказываешь, Священник?

     - Я единственный хранитель золота колчаковского.

     Я один знаю, где оно сокрыто.

     Вы - одни знаете, где сокрыты Золотые Слёзы.

     Мой совет, ‑ священник-алхимик-офицер смутился и обратился за помощью к Лилии. ‑ Принцесса, будьте любезны, объясните господам Духам...попробуйте растолковать им принцип 'Solve et Coagulа'.

     - Сложновато, но попробую.

     Дивились Духи: совет не совет, а курсы по обучению Высших Духов. И учителя - люди.

     Но совет выслушали и приняли:

     В упрощённом изложении Лилии он сводился к тому, что необходимо, имеющиеся массы золота, сгущённого в Тайге, и золото Адмирала заново привести в состояние текучести, а затем сгустить, но уже не в один массив, а распылить в необработанном виде как песок и самородки по значительным просторам в виде месторождений различного масштаба. Распыление не должно касаться бого(духо)служебной и домашней утвари и личных вещей граждан. Небесным Родителям впредь от Плача Золотыми Слезами воздержаться. Вместо слёз умиления о счастливой жизни Детей прибегать для выражения своих эмоций к радостному смеху, в искусстве которого сегодня имели достаточно возможностей поупражняться.

     Для реализации проекта требуется внешний запас энергии, который может дать третье, независимое скопление драгоценного металла. При этом Хранители третьего запаса сами решат, присоединяться им к проекту распыления или оставить свой запас в прежнем виде...

     В целом что-то такое смогла Лилия объяснить Духам, хотя слова подобрать было трудновато. Но с родными Духами Племени всегда можно объясниться и без слов. Потому Оболенский и обратился к посредничеству Лилии.

     Поняли Духи замысел. Одно было неясно: как достигнуть контакта и взаимодействия с Третьим Золотом, которое Священник называл Золотом Ацтеков? Проще простого оказалось.

     Напомнил Корнет Великому Хану Фирузу про замечательную гитару, сработанную ему в подарок неким Доном Хуаном с учениками Карлито и Флориндой. Говорил Хан, что в украшении инструмента использовано настоящее золото ацтеков, к которому никогда не прикасалась рука европейца.

     Совсем весёлой стала жизнь Великих Духов: теперь Великий Хан на гитаре играть примется. Вечеринка удалась! Замысел отца Евлампия тоже удался, Роза при начале перемещения очень переживала за медальон в виде маленькой лилии, подаренный ей и Гильфану таинственным бурятским старцем-сказителем Гэгээном, то есть их отцом, а ныне ещё и Великим Ханом.

     Состоялось, (как принято нынче говорить).

     После невероятно эмоционально насыщенной музыки, после мощнейшего энергетического водоворота, в который невольно погрузили людей исплолняющие свою часть программы Духи, обратили, наконец, собравшиеся внимание на скромно стоящнего в сторонке человека в странной обуви. (Сапоги резиновые были на Великом Хане Тогизбее! Ну и что?) и в странной одежде (роба с надписью 'Чумскнефтегазпром'. Подумаешь!).

     - Позвольте полюбопытствовать: кто Вы, уважаемый, и какова цель Вашего посещения нашего скромного Праздника. - Поинтересовался Фируз на правах старшего по званию (в категории 'Человек').

     Только сейчас, заворожённые водоворотом событий люди сообразили, что у них образовалось целых два Великих Хана. И оба законные. Что прикажете делать?

     - Я до сегодняшнего дня я был Великим Ханом Тогизбеем и рабочим на нефтепромысле. Нефть добывал. - Загадочное слово 'нефть' заметно повысило рейтинг Хана в резиновых сапогах: тоже не прост, тоже к таинствам причастен, если знаком с самим Нефтью. А этот Нефть, наверное, совсем тайный Дух. Даже на сегодняшнем всеобщем Духовном сборе не присутствует.

     - И как Вы уважаемый коллега-Хан предполагаете разрешить наше двоеханствие?

     - Пойду обратно на промысел. Дух реки путь укажет. Я, когда дом Монастырских татар снесли, потерял дорогу к Племени. Значит Духам так угодно. Сегодня меня почтенный Дух Могучей Реки вывел к родному поселению.

     - Дожили! Все известные Духи собрались в одну кучу, чтобы помочь людям, а какой-то нефтяник рассуждает что этим Духам угодно, а что нет. А почему бы для разнообразия нас не спросить, чего нам на самом деле угодно?

     У нас ведь сегодня, считай, кроме возвращения в строй убиенных воинов, к тому же иноверцев и бывших врагов, и дел-то самостоятельных не было. И то Атаман этих воинов нас надоумил. С золотом вообще иноверный Священник всё придумал. Мы получается что - просто грубая сила?

     Тогизбей вежливо попросил прощения. Духи сказали, что не имеют претензий, даже рады: так весело никогда за тысячелетия время не проводили. Шутят сегодня Духи. Шутя, великие дела делают. Потому и ошибок не случается, как в прошлый общий сбор, когда из-за маленьких для них и катастрофических для смертных, ошибок учинился многовековой Золотой Разброс.

     По просьбе Фируза сошлись на том, что Великим Ханом 'де факто' останется вернувшийся из длительного отпуска Тогизбей. Решение аргументировалось большим опытом Тогизбея в делах государственного управления.

     'Де юре' Великим Ханом будет Фируз. Решение аргументировалось отсутствием опыта управления, при наличии неоспоримых заслуг перед Племенем (Хан-Певец их вовсе не выпячивал) и древним правом наследования.

     Совсем странный для Детей аргумент привёл попросивший слова отец Евлампий:

     - И ничего странного в том, что певец у власти стоять будет. Знаем мы такой пример: Святой Великий Псалмопевец, Пророк и Царь Давид. Книгу его песнопений мои единоверцы почитают Священной.

     - Как же, и мы Святую Псалтырь ещё, слава Богу, не забыли в скитаниях многолетних - радостно отреагировали Кафтаны.

     Не совсем понятно для Духов. Но, вероятно, уважаем был среди кафтанных единоверцев этот Дух Давид. И Псалтырь его, должно быть, мудра.

     Впрочем, что Невидимым вкупе с Земным, Водным и Речным за дело. Каждый по своему...

     ***

     Так вот всё и было.

     Так всё и закончилось.

     Впрочем, как это было, как началось, как развивалось и чем для множества участников событий всё окончилось желающие проследить дальнейшую судьбу героев могут, не откладывая дело в долгий ящик, узнать из заключительной части повествования. Милости просим!

     Чумск, ноябрь 2013.