Вуолли Р.А. : другие произведения.

Старшие и младшие - общий файл

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой произведения - молодой охотник по имени Миклай, который хочет разгадать тайну лесов, в которых он охотится. Дорога в эти леса оказалась открыта лишь благодаря смерти двух дорогих ему людей - его отца Васса и подруги детства Мирабели. Поэтому он считает личным долгом разобраться в том, что все прочие посчитали обычным сумасшествием - почему эти леса, в которых нет ничего ценного, его близкие сочли дороже их жизней. В ходе попыток найти разгадку, он невольно оказывается на передовой вспыхнувшей с новой силой войны людей и духов, к которой человечество оказалось совершенно не готово. Чтобы выжить и вернуться домой, герой вынужден изучать волшебство и сражаться плечом к плечу с совершенными незнакомцами, все еще безуспешно пытаясь разгадать тайны своего прошлого.

1 часть - Старшие и младшие.

Вступление.

312 год от Бедствия, месяц последних листьев, день 15.

  
   На дворе стояла ночь. Тихая и спокойная ночь. Редкое явление в нынешние времена, но Фина это совсем не успокаивало. Сара уже давно спала подле него, но к нему самому сон не шел. Фина всегда, с их самой первой ночи вместе, умиляло, что во сне она тихонько сопела. Обычно, лишь только услышав этот звук, он тут же усыпал. Но не сейчас.
   Снова и снова он ворочался с боку на бок, но все никак не мог уснуть. Его не мучили никакие тяжелые мысли, и те обрывки воспоминаний, что порой тревожили его покой, тоже не давали о себе знать. Просто сон не шел, вот и все.
   В итоге, окончательно потеряв последнюю надежду выспаться, Фин лег на спину и, широко раскрыв глаза, уставился в потолок. Их спальная не была большой, нет. В ней едва хватало места для кровати и шкафа с одеждой. Но в тесной комнатушке было настолько уютно, настолько тепло и спокойно, как не было ни в одной другой комнате во всем мире. Он помнил свое детство, когда жил в особняке брата, просторном, с богато украшенными расписными стенами. Но, несмотря на всю свою кажущуюся роскошь и богатство, сам дом был холодным и пустым. И сейчас, лежа в своей маленькой спальне, Фин совершенно не жалел о том доме и о богатстве, которое ушло вместе с ним. Ведь взамен него он получил что-то гораздо более ценное.
   Лениво повернув голову, он посмотрел на спокойное лицо своей жены. Во сне ее лицо казалось много моложе своих тридцати пяти лет. Сара выглядела такой умиротворенной, такой беззащитной, что он не выдержал и, склонившись к ней поближе, нежно поцеловал ее в лоб. Боги, как же он любил ее!
   Хорошо, что Люси, их дочь, пошла в мать. Фин был уверен, что когда она вырастет, то будет такой же красавицей, как и его Сара. И, слава богам, не будет с каждым днем все больше полнеть и лысеть, как это происходило с ним.
   Откуда-то снаружи, обрывая спокойный ход его мыслей, раздался странный шум. Фин нахмурился, приподнимаясь на кровати. Их дом был посреди огромного поселения, окруженного со всех сторон надежными стенами. Они были в безопасности. Для волнения причин не было, но все же он, как ни пытался, не мог окончательно избавиться от беспокойства. Это было глупо - шуметь мог кто угодно. Припозднившиеся прохожие, оступившиеся в слабом свету ночных фонарей? Пьянчуга, перебравший в харчевне и пошатываясь бредущий домой? Да, можно было найти кучу объяснений, вполне вероятных и совершенно безопасных. Но беспокойство глубоко в его груди голос разума не слушало и никуда не пропадало. В итоге Фин, устало выдохнув, поднялся с кровати. Он должен был удостовериться в том, что все действительно было в порядке.
   Сара, разбуженная резким движением мужа, сонно пробормотала: - Милый?
   - Ничего, дорогая, - он ободряюще улыбнулся ей. - Я ненадолго.
   Шепнув ей эти слова, Фин наскоро накинул на себя простенький кафтан и, затянув его матерчатым поясом, уже было намеревался выйти из спальни, когда вспомнил кое о чем важном. Его глаза, уже привыкшие к сумраку, царящему в комнате, с легкостью обнаружили на спальном столике маленькую записную книжку и заложенный внутрь нее карандаш. Привычным движением он взял в руки книжку и открыл ее на чистой странице. В сумраке было видно плохо, но ему и не нужно было все рассматривать, чтобы записать пару слов.
   "Полночь, 15 число. Услышал шум на улице, иду проверить". Он вывел эти слова как можно разборчивее и положил записную книжку обратно на столик. Это была давняя привычка, в которой уже не было нужды, но бросить которую он все еще побаивался. Если это его успокаивало, то почему не продолжать вести записи, верно?
   Его спальню от единственного выхода из дома отделял всего лишь короткий коридор, да крохотная прихожая у самой двери. И вскоре, спустя несколько шагов по совершенно темному коридору, он уже застыл перед входной дверью и внимательно прислушался. Но на улице стояла полная тишина. Тот странный шум так и не повторился. Он нахмурился, в очередной раз размышляя о том, что же это могло быть. И тут же оборвал себя, понимая, насколько это глупо.
   - Боги, - шепнул Фин, устало проводя рукой по лицу. - Что я тут делаю?
   Он часто совершал глупости, особенно в молодости. Сам он никогда не был смутьяном, но совершенно не умел отказывать, особенно своему брату. В итоге брат затягивал его в такие дебри, о которых и вспоминать то было страшно! Но это было давно, в далекой молодости. И сейчас шляться ночами по округе, в его-то годы... Уже не было брата, который бы подталкивал его на безрассудства, не было никого, кроме него самого. Он устало покачал головой. Нужно было просто остаться в кровати рядом с его женой. Пытаться заснуть и дальше. Их поселение было совершенно безопасно. Последний раз духов видели когда? Лет двадцать назад? А какая еще могла быть опасность?
   Фин вновь устало улыбнулся. Опасности не было. Оставалось только уйти назад - к любящей жене и прелестной дочери, которые были в совершенной безопасности. И только лишь додумав последнюю мысль, он понял, что, как бы он этого не хотел, не сможет уйти отсюда, не проверив все до конца. Фин ничего не мог поделать с собой.
   - Во всем виновата эта проклятущая бессонница, - сонно пробурчал он.
   Открыв дверь, Фин вышел наружу, оказавшись в тесном и темном переулке, зажатом с двух сторон стенами домов. Таких переулков в Мудром было предостаточно. Поселение, подобно муравейнику, было тесным. Дом в два-три этажа стоял по соседству с точно таким же домом, и так от ворот поселения и до самого морского берега.
   Поселение кипело жизнью, кишело людьми. В воздухе витал странный привкус свободы и надежды, столь редкий в эти темные времена. Фин знал, о чем говорил - он был и в Столице, и в других, меньших поселениях. Но нигде он не чувствовал себя так, как в Мудром. Так, будто тут было возможно все.
   Вспомнив, зачем он вышел на улицу, Фин внимательно огляделся, но узкие ночные улицы были тихи и неподвижны. В очередной раз убедившись, что ему, скорее всего, всего лишь почудилось, Фин развернулся, чтобы вернуться домой. И замер, когда его глаза наткнулись на странный предмет.
   У самой двери из стены его дома торчал кинжал. Тонкий, будто игла, и черный, как крыло ворона, он казался чуждым и зловещим. И при этом он был странно знакомым. У кинжала не было гарды - просто обмотанная лоскутами кожи рукоять переходила в длинное лезвие с односторонней заточкой. Фин не мог вспомнить, где же видел его, но от одного вида этого тонкого и изящного клинка его руки начали дрожать.
   Фин поднес руки к лицу, удивленно наблюдая за все усиливающейся дрожью.
   - Что за... - протянул он с непониманием. Через мгновение непонимание сменилось страхом - его руки, перестав подчиняться ему, сами по своей воле потянулись к кинжалу. Глаза Фина широко распахнулись, а последние остатки сонливости бесследно растворились. - Что... - он попытался отдернуть руки назад, но те совершенно не слушались его. - Стойте!
   Но было уже поздно - его руки сумели дотянуться до рукоятки и жадно сомкнулись вокруг потертой кожи. А потом была лишь темнота.
   Из ближайшего переулка за Фином внимательно следила одинокая фигура. Высокий, плечистый человек, укутавшись в плащ, наблюдал за тем, как руки Фина смыкаются вокруг рукоятки кинжала. Лицо незнакомца было скрыто тенью, но его узко сощуренные глаза выдавали то напряжение, что он испытывал.
   - Наконец, - он шепнул и стойко кивнул собственным мыслям. Все прошло, как надо. Его учитель будет доволен. Возможно, самому незнакомцу и было немного жаль бедолагу. Возможно, - задумался он, продолжая следить за Фином, неподвижно замершим с кинжалом в руке. Но жизнь научила его одной простой истине - всегда кого-то жаль. Если ты хочешь получить что-нибудь, кто-то обязательно останется ни с чем. И у него был выбор - либо простоватый толстяк, которого он знал когда-то, но это было так давно, что уже и вовсе казалось вымыслом. Либо его учитель, единственный человек, который протянул ему руку помощи тогда, когда без нее он обойтись бы не смог. И выбор тут был совершенно очевиден.
   Незнакомец попытался отвернуться, чтобы уйти, но не смог оторвать взгляда от своей жертвы. Ткань плаща зашуршала, и на миг тени отступили от его лица, открывая стальную полумаску. Простая и гладкая, она скрывала левую сторону его лица и оставляла видимой лишь тонкую прорезь для синего глаза, цвет которого, казалось, потускнел от всех тех мыслей, которые бурлили в сознании незнакомца. Но вскоре эта серая пелена пропала, мысли успокоились, и он, наконец, смог оторвать взгляд от толстяка, продолжающего неподвижно стоять у входа в собственный дом. Сожалеть, о том, что он сделал, не было никакого смысла. Времена изменились, и новое время, как ненасытное чудовище, требовало новых жертв. - Ничего личного, Фин.

*_*

1 глава.

Все началось с Бедствия. Бедствие не было каким-то определенным ужасающим событием. Нет - это были долгие годы страха и лишений. Мир менялся, а человек не успевал измениться вместе с ним.

Говорят, что когда-то люди жили по всему миру. Не было такого места, куда бы ни ступала нога человека. Казалось, человек был властелином мира, его безраздельным хозяином. Казалось.

Итогом подобных убеждений стала беспомощность и слабость. Желаемое принималось за действительное до самого последнего вздоха, пока не стало слишком поздно.

После столетий Бедствия в живых оставались лишь жалкие крохи человечества - сотни, там, где раньше были миллионы. Теперь уже казалось, что весь род людской вот вот умрет.

Спустя четыре дня. Месяц последних листьев, день 19.

   Мика был охотником. Еще очень молодым, да, но он уже был охотником. Приложив немало усилий, в свои восемнадцать лет он получил право без присмотра со стороны наставника покидать лагерь. И, как он сам полагал, это было немалым достижением. Охота считалась опасным занятием и так просто людей на нее не отправляли. Чтобы получить право покидать лагерь, нужно было доказать, что ты способен выживать и, что еще важнее, добывать. И сегодня было утро первого дня, когда он сможет вместе с другими охотниками отправиться на добычу. Он был горд за то, что смог добиться этого. Точнее, горд он был вчера вечером, а сейчас, ранним утром, Мика просто хотел спать.
   Утро казалось серым и зябким. Он стоял в маленьком дворике, окруженном со всех сторон каменными стенами охотничьего дома. В этом дворике находились несколько деревянных чанов, водой из которых можно было умыться. Еще было рано, и пока что Мика тут был один, но он не сомневался в том, что вскоре во двор придут и другие охотники.
   Склонившись над чаном воды, он на мгновение вгляделся в свое отражение - его черные растрепанные волосы торчали во все стороны, а на щеке были отчетливо видны отлежанные за ночь следы от подушки. Образ завершали сонный взгляд полузакрытых серых глаз и короткая щетина. Картина была та еще. Фыркнув себе под нос, он с головой окунулся в чан с водой, тут же ощущая, как холодная вода прогоняет сонливость прочь. Выпрямившись, Мика отряхнулся, отчего брызги полетели во все стороны.
   - Полегче, парень, - он услышал знакомый голос позади себя. Обернувшись, Мика увидел, как во дворик вошел Старшой. Это был уже поседевший, морщинистый и высохший, но все еще крепко сложенный мужчина. Обычно он стригся коротко, но в последнее время до этого руки не доходили, и серые от седины волосы старого охотника немного отросли, отчего в глаза еще больше бросалось то, насколько этот человек был необычен. Ведь охотника, дожившего до седины, еще нужно было поискать. И Мика сомневался, что такие поиски привели бы хоть к чему-то - охота была опасным занятием и седину не приветствовала. Казалось, Старшой такой был один на весь мир - удачливый, умудренный опытом охотник, сумевший прожить гораздо дольше дозволенного ему века.
   Глаза Старшого немного объясняли, как такое было возможно - они были колючими и внимательными. Только человек с таким взглядом и мог выживать так долго. Правда, в последнее время эти глаза все чаще покрывала тонкая пелена рассеянности. То ли это было от старости, то ли от самогона, который он пил, порою, совершенно безо всякой меры. Но сейчас, с самого утра, взгляд Старшого пока еще был ясным и строгим. - Ты так нам весь двор затопишь.
   За ним внутрь уже заходили другие охотники, многие из которых добродушно посмеивались и переговаривались друг с другом. В ответ Старшому Мика слегка улыбнулся и пожал плечами. - Едва ли.
   - Что так рано? - с улыбкой спросил его мужик, идущий следом за Старшим. Он был широким, как шкаф, с коротко стрижеными волосами и густой, черной бородой. Мужику было явно за сорок, но в его насыщенно черных волосах седины не было и в помине. Внушительные размеры охотника вкупе с добротной бородой оставляли впечатление трудолюбия и надежности. Он казался добродушным великаном, который ко всем окружающим относился радужно - как к дальним родственникам, встреча с которыми была главным событием его дня.
   Мика не единожды видел его до этого, но, как ни старался, имя охотника ускользало от его памяти. В итоге Мика задумчиво уставился на него, усердно пытаясь вспомнить, как его зовут. Белог? Балака?
   Мужик обреченно вздохнул. - Опять? - в его голосе чувствовалось явное разочарование, на что Мика смог лишь выдавить виноватую улыбку. - Меня зовут Болека, парень, Болека!
   - Привет, Болека, - Мика немного виновато кивнул ему. На имена у него всегда была дырявая память, и, как бы он ни пытался их запомнить, они, как речная рыба, с завидным постоянством ускользали из его рук. - Меня зовут Мика.
   Болека хмуро покачал головой. - Я помню, как тебя зовут. Еще с первого раза.
   Старшой, застыв подле них, похлопал Болеку по спине, успокаивая его и уверенным толчком вынуждая пройти глубже во двор.
   - Не задерживай людей, - он кивнул за их спины, откуда на них с нетерпением поглядывали несколько охотников, вынужденные дождаться, пока Болека и Старшой не пройдут глубже во двор. - И не серчай на него, Болека.
   В ответ охотник махнул на них рукой. - Да не серчаю я. Но... - он вновь перевел взгляд на Мику, после чего, повторно махнув рукой и буркнув себе что-то под нос, прошел дальше. За ним тут же потянулась вереница людей, ждавших, пока проход освободиться.
   Мика же, провожая взглядом удаляющегося охотника, мысленно дал себе зарок запомнить его имя. В очередной раз.
   - Мика, Мика... - Старшой покачал головой, но под конец все же улыбнулся, будто признавая, что с некоторыми вещами ничего поделать нельзя. Старый охотник так часто видел, как Мика забывает чьи-то имена, что уже и представить не мог, что когда-то будет по-другому. - Так что так рано?
   Мика пожал плечами. - Первый день. Лучше прийти раньше, чем опоздать.
   - Да? - немного рассеяно ответил Старшой, ведерком зачерпывая воды из чана и обливая себя. - Обучение уже закончилось? Что-то быстро вы, молодежь, учиться заканчиваете. В мое время учили бы тебя еще год, а то и поболее.
   Мика лишь пожал плечами. - Я про наш уговор хотел спросить...
   - Уговор в силе, - Старшой кивнул ему, выливая на себя еще одно ведро воды, отчего брызги полетели во все стороны. Протерев лицо руками, он продолжил, как ни в чем не бывало: - Раз закончил учиться, то пойдешь сегодня со мной и Емоем. Покажешь себя хорошо, будем ходить тройкой. Как и договаривались. Не покажешь... - Старшой пожал плечами, - думаю, ты сам понимаешь.
   - Покажу, - сказал Мика, пытаясь убедить больше самого себя, а не Старшого. - И... спасибо, - скомкано попрощавшись, он развернулся и направился прочь со двора.
   - Рано благодаришь... - буркнул охотник, хмуро провожая Мику взглядом. За такую услугу не нужно было благодарить - медвежья эта была услуга, нехорошая. Если бы кто спросил у Старшого, то он сказал бы, что чем дальше молодые будут держаться от лесов, тем лучше. Несмотря на то, что духов в лесах не видели уже давно, опасность все еще никуда не пропала. Для того, чтобы понять это, нужно было просто оглянуться вокруг - тех, кто работал вместе с ним пять, десять лет назад, почти не осталось. Все либо пропали в лесах, либо убрались отсюда от греха подальше. Старшой устало подумал о том, что, возможно, лучше было бы и вовсе не брать с собой парня, но быстро отмел эту мысль. Если не возьмет он, то возьмет кто-то другой. Все равно Мика выйдет в леса, хочет того Старшой или нет. На сердце потяжелело, и старый охотник пожалел, что не взял с собой во двор флягу с самогоном. Один или два глотка непременно улучшили бы его настроение.
  

*_*

  
   Одежда Мики - рубаха и хлопчатые штаны, лежали на ступеньках у самого входа. Быстро накинув их на себя, он покинул уже изрядно забитый людьми дворик. За дверью был коридор, по обе стороны которого были двери в личные комнаты охотников. В одну из них он и зашел, оказываясь в маленькой комнатушке.
   Тут было лишь самое необходимое - деревянная кровать, маленькая тумбочка и высокий, до самого потолка, шкаф. Через маленькое окошко напротив двери можно было выглянуть во внутренний двор лагеря, но сейчас наружные ставни окна были захлопнуты. Свет, прокрадываясь в комнату через узкую полосу между створками, скупо освещал комнату, вырывая из сумрака небрежно разбросанное постельное белье, лежащее на кровати, и захлопнутую книгу, каким-то образом затесавшуюся между одеялом и подушкой.
   Мика хмуро уставился на нее, не сразу догадавшись, откуда она вообще взялась. Но потом он все же вспомнил - эту книгу, собрание преданий про богов и героев, подарила ему мама во время его последнего визита в поселение. Мика не читал уже давно - со времен школы, и, будь его воля, то он бы положил этот подарок на дальнюю полку и больше не вспоминал о нем. Но мама вручила ему книгу прямо когда они прощались. Деваться было некуда - вежливо улыбнувшись под ее пристальным взглядом, он был вынужден убрать книгу в заплечную сумку и увезти с собой в охотничий лагерь. Но как только Мика оказался в лагере охотников, так сразу и убрал книгу поглубже в шкаф. Как он думал - насовсем.
   Но вчера вечером, не в силах заснуть в ожидании следующего дня, он решил отвлечься и все же начал читать ее. Истории, больше похожие на сказки, были интересны и поучительны. Книга начиналась с того, как Сонмом был создан Старший брат, рассказывала о равновесии и появлении на свет Младшего брата и о последующем сотворении всего мира и человечества. Все эти предания были Мике уже знакомы - кажется, о них им рассказывали в школе. Но в книге эти истории были описаны гораздо красочнее, гораздо живее, отчего и читать их было увлекательнее.
   Взяв книгу с кровати Мика, немного помедлив, все же не стал убирать ее обратно в шкаф. Книга оказалась гораздо занимательнее, чем он думал. Поэтому он положил ее на стол, решив вернуться к ней позже, и стал поспешно заправлять кровать. После кровати последовали скорые сборы заплечной сумки и такое же быстрое переодевание в походную одежду.
   Из тусклой, но крепкой одежды, одетой на нем - кожаных ботинок, серых льняных штанов и рубахи, выделялся надетый поверх рубахи крепкий на вид кожаный жилет. На спине у него была заплечная сумка, лук и колчан для стрел, а на поясе висели простые кожаные ножны, скрывавшие охотничий нож.
   Скоро уже нужно было выходить, но перед тем, как покинуть лагерь, оставалось сделать последнее дело - посетить алтарную. Она была в противоположном конце лагеря, а времени было мало, поэтому Мика решил поспешить, быстрым шагом пересекая коридор за коридором, пока не подошел к простой деревянной двери.
   Ненадолго замешкавшись у входа, прислушиваясь, есть ли кто внутри, Мика открыл ее и шагнул внутрь. Помещение было узким - настолько, что можно было вытянуть руки в стороны и коснуться каменных стен. Точнее, их можно было бы коснуться, если бы они не были полностью покрыты густой растительностью. Вдоль стен рос королевский вьюн - начиная от пола, вьющиеся стебли устремлялись вдоль стены вверх, пока не спутывались между собой где-то у потолка. В отличие от обычного, побеги королевского вьюна были толще, некоторые даже толщиной с руку взрослого человека. Перепутываясь между собой, отростки полностью скрывали стены алтарной, образовывая причудливый естественный узор, состоящий из узлов и переплетений. То тут, то там от основных стеблей вьюна отходили более тонкие веточки, с которых прорастали широкие, плоские листья невыразительного серо-зеленого цвета.
   Впереди, в самом конце комнаты, побеги образовывали стол, на котором стояла широкая каменная чаша. В ней всегда равномерно горел огонь. Это был Кубок Старшего, а огонь, горящий в кубке, символизировал жизнь, которую Старший подарил им. Сам огонь горел без видимой на то причины - в пустой чаше не было сухих веток, не было и огонь-воды. Не было ничего, что могло бы подпитывать огонь.
   Жизнь, дарованная им Старшим, была безвозмездной. Поэтому и огонь, ставший ее символом, не требовал взамен ничего. По крайней мере, на первый взгляд. Мика знал, что огонь создавался благодаря хитрому плетению знаков на чаше, и на его поддержание постоянно тратились силы, влитые в плетение мастером. Но о том, как работают плетения, знали немногие. Для большинства вечно горящий огонь был не чем иным, как чудом.
   Мика подошел к чаше и, замерев на мгновение, прошептал короткую благодарность Старшему. Его взгляд быстро отыскал чернильницу и перо, которые лежали на краю стола. Чтобы завершить обряд сожжения, нужно было написать послание Старшему брату, но, в свою очередь, чтобы сделать это, нужно было сперва найти, на чем писать. В более богатых храмах жгли бумагу, но тут, в глуши, обходились более доступной заменой. Потянувшись рукой, Мика осторожно сорвал один из листков королевского вьюна. Достаточно широкий и ровный, лист прекрасно подходил для того, чтобы написать на нем краткое послание. Взяв в руки перо и осторожно смочив его в чернильнице, он без промедления написал на листке несколько слов, после чего бросил его в огонь. Листок вьюна мгновенно исчез во вспышке пламени.
   Считалось, что вместе с листком в огне пропадает и то, что человек хотел отдать - грехи, о которых сожалели, воспоминания, от которых хотели избавиться, мысли, которые мешали жить дальше. Различные неприятные вещи, без которых людям было бы намного проще. Мика отлично понимал это, но он недоумевал насчет другого - почему, если все эти вещи не нужны самим людям, они думали, что все это может пригодиться богу? Тому самому Старшему брату, который, согласно преданиям, может пожелать что угодно, и его желание сбудется?
   Все в Содружестве верили в Старшего - и в Столице, и в Свирепом, и в Мудром. И Мика верил, просто... не особо сильно. Может бог был, а может - и нет. Он не знал этого. Не мог знать, пока не встретиться с ним лицом к лицу, что навряд ли случиться, пока сам Мика жив и здоров. Едва ли Старший брат когда-нибудь решит проведать его, чтобы забрать у него назойливые мысли или еще чего... И, если честно, ему было немного все равно. Он ходил в алтарную каждое утро не из-за богов.
   Наблюдая за пламенем чаши, Мика никак не мог разобраться в собственных чувствах. Прошел уже год, но воспоминания и мысли все не хотели покидать его. Это было мамино предложение - каждое утро совершать обряд сожжения. Сперва он последовал ее совету лишь потому, что не хотел ее расстраивать. Тогда они все только пережили потерю, и... Мика тяжело вздохнул, наблюдая за огнем в чаше. Мама тяжело переносила все это. Наверное, гораздо тяжелее его самого. Поэтому Мика не стал ей перечить и просто сделал так, как она просила. Он стал каждое утро совершать обряд сожжения, а после это как-то устоялось, стало привычной частью его жизни. Обряд для него не имел никакого отношения к вере и к богу, просто он немного, но успокаивал.
   Его мысли нарушила резко распахнувшаяся позади него дверь. Промелькнула мысль о том, что же это за невежа вот так вот врывается в алтарную - все же это было место, где люди искали спокойствия и уединения... Но мысль тут же пропала, когда он повернулся на шум - позади него был Аккой - начальник их лагеря охотников. Это был мужчина средних лет, с загорелым и обветренным лицом, которое с тех самых пор, как его назначили начальником лагеря, начало непреклонно полнеть. Пока это еще не было слишком заметно, но через несколько лет, как полагал Мика, его будет уже не узнать. Коричневые волосы Аккоя достигали плеч, и эта длинная прическа ему категорически не шла - его волосы, от природы редкие и непослушные, всегда выглядели засаленными и грязными, а начинающая лысеть голова будто намекала, что она способна удержать лишь ограниченное количество волос - если решил отрастить побольше сзади, то сверху непременно убудет. И часть соли, которой явно с лихвой хватало для его волос, будто бы перебралась и на его лицо, отчего Аккой всегда щурился и выглядел чем-то недовольным. Особо неприятным был его взгляд - колючий и придирчивый, которым он, казалось, мог заставить усомниться кого угодно и в чем угодно.
   - Вот ты где, черт тебя подери! - раздраженно начал он, быстрым шагом подходя к парню. - Я тебя искал по всему Устью... - Аккой приблизился к нему, и Мика ярко ощутил исходящий от него запах перегара.
   - Зачем? - невольно скривившись, спросил он. Его глаза встретились с взглядом Аккоя, и Мика сумел заметить, как в их глубине мелькнула крохотная искорка злорадства. Будто бы Аккой рассчитывал часть своих забот переложить на плечи его ничего не подозревающего подчиненного. Мика сразу же насторожился.
   - Я нашел тебе пару, - резко сказал Аккой, явно стремясь побыстрее покончить с этим. - Сегодня пойдешь вместе с ним.
   - Что? - немного растерянно воскликнул Мика. - Но я уже договорился со Старшим...
   - Ничего, - Аккой отмахнулся от него рукой. - Старшой подождет. В другой раз с ним выйдешь.
   - Но...
   - Слушай сюда, - прошипел Аккой, вплотную приближаясь к нему. - Мне это нравится не больше твоего. Но... - Аккой, вспомнив, что имеет дело не с обычным подчиненным, остановился, тут же остывая и отступая от Мики на шаг. Он выдавил из себя слабую улыбку. - Это просто нужно. Ясно?
   Мика хмуро поглядел на него. Ему не нравилось все это, как не нравился и сам Аккой. - Ясно.
   - Хорошо, - Аккой натянуто улыбнулся, стремясь загладить впечатление от всего происходящего. - Теперь пошли, представлю тебя твоему новому напарнику.
   Мике не оставалось ничего иного, как поспешить вслед за Аккоем. Черт возьми. Чем дольше это продолжалось, тем меньше все это ему нравилось. Молодым охотникам часто сложно было найти себе пару или, еще сложнее, тройку. То, что Старшой согласился взять его к себе, было большой удачей. И Мика был ему за это очень благодарен. Но теперь... Теперь, когда Аккой заявил, что ему придется идти в паре с кем-то другим, все выходило как-то неправильно. Мика хмуро посмотрел на Аккоя. Не то, чтобы у него был выбор - Аккой все решил за него. Все, что он мог - это хотя бы извиниться перед старым охотником.
   Покинув алтарную, они быстрым шагом преодолевали коридор за коридором, пока не вышли из дома, оказавшись в небольшом дворике перед деревянными воротами. Там, за воротами, уже зеленели густые кроны деревьев и раздавалось непрерывное щебетание птиц.
   Во дворе стояло несколько знакомых Мике охотников, явно готовясь отправиться в дорогу. Кивнув им, Мика перевел взгляд на единственного незнакомого ему человека.
   - А вот и он, - сказал Аккой, указывая на незнакомца. Незнакомец кивнул в ответ, смерив Мику достаточно дружелюбным взглядом. Это был немного грузный мужчина сорока лет, с коротко стриженными темными волосами и лысиной на лбу. Округлое, чуть заплывшее лицо и большой нос довершали образ простоватого, недалекого мужика. Он был небрит, и выглядел неряшливо и рассеянно - не все пуговицы на рубахе были застегнуты, а кожаный жилет, надетый поверх рубахи, казалось, был натянут впопыхах и был явно маловат для грузного мужчины.
   - Парень не слишком молод? - спросил он, все еще поглядывая на Мику.
   - Он справится, - хмуро отрубил Аккой, явно не желая находится в обществе этого человека дольше необходимого. Кивком указывая на Мику, он сказал незнакомцу: - Все, бери его под свое начало. Куда ты хотел идти? На восток?
   - Да... - неспешно начал отвечать тот, но Мика перебил его.
   - Что? Но... зачем? - Мика перевел непонимающий взгляд с незнакомца на Аккоя. - Там же ничего нет.
   Аккой лишь раздраженно посмотрел на него. - На восток, потому что на восток. У меня больше нет времени. Мика, - он хмуро посмотрел на парня, - теперь ты под его началом, понял?
   - Понял, - пробурчал Мика. Чем дольше это продолжалось, тем меньше все это ему нравилось.
   - Вот и хорошо. Тогда удачного вам похода, - и сказав это, Аккой развернулся, собираясь уйти.
   - Погоди! - окликнул его Мика. - Старшой... Передай ему, что я не смогу пойти с ним.
   Аккой лишь небрежно кивнул в ответ, скрываясь в доме. Мика же все продолжал смотреть ему вслед, даже когда дверь за ним захлопнулась. Черт его подери. Судя по небрежности кивка, ничего никому Аккой не передаст. Едва ли он даже толком расслышал просьбу Мики.
   - Козел... - хмуро буркнул Мика себе под нос.
   - Да уж, ваш начальник - не сахар, - с добродушным смешком сказал незнакомец. - Ну да все они такие... Ах да, почти забыл, - спохватился он, протягивая Мике руку. - Финнар, но все называют меня просто Фином.
   Мгновение Мика просто недоверчиво смотрел на него, но в итоге все же выдохнул и протянул свою руку в ответ. "Фин" явно было лучшим именем, чем Финнар или тот же Болека - и звучало лучше, и короче. А значит вроде бы и запомнить будет проще...
   - Мика, - он пожал руку Фина.
   - Просто Мика? - спросил Фин, намекая на то, что имя явно было сокращением от более длинного.
   При рождении его назвали Миклаем, но ему никогда не нравилось свое полное имя, поэтому он упрямо буркнул в ответ: - Просто Мика.
   Фин лишь пожал плечами, трогаясь в сторону ворот.
   - Ах да! - вновь спохватился он, останавливаясь, как вкопанный и доставая из кармана жилета небольшую записную книжку и карандаш. - Сейчас... - отвлеченно протянул он, быстро записывая что-то и почти сразу же убирая книжку обратно в карман. - Старая привычка... - он открыто улыбнулся, извиняясь за задержку, и шагнул дальше в сторону ворот.
   Мика пошел за ним следом, задумчивым взглядом сверля дырку в его спине. Подумаешь, какие у кого привычки, верно? Возможно, все еще было не так плохо?
  

*_*

Спустя два дня. Месяц последних листьев, день 21.

  
   Прошло два дня с тех пор, как Мика и Фин начали работать в паре. И за это время Мика смог узнать Фина немного лучше. Это был мягкий, немного неуклюжий человек, совершенно не приемлющий ссоры и чрезмерно покладистый. Точнее, он был покладистым во всем, кроме одного - направления, на котором они охотились.
   Охота не складывалась, дичь встречалась до смешного редко, но несмотря на это, Фин с завидным упорством настаивал на том, чтобы день ото дня вновь уходить от лагеря на восток. Мика не понимал, зачем это было нужно. На востоке не было ни схронов, которые группы охотников использовали, как места ночевок для того, чтобы иметь возможность уйти глубже в леса, ни известных троп животных, ни водопоев. Для охоты восток был направлением совершенно отвратительным. Но, казалось, Фина это совершенно не волновало.
   Было сильно за полдень. Солнце все еще щедро освещало лесную полянку, на которой Мика расхаживал из стороны в сторону в нетерпеливом ожидании. Его темные волосы слиплись от пота, а грудь тяжело вздымалась от долгого бега. Ему не терпелось двинуться дальше, но Фин задерживался где-то позади. Мика знал, что скоро начнет темнеть - солнце медленно скроется за верхушками деревьев, тени будут становиться все длиннее, пока не сольются в одну большую ночную тьму. И ему было крайне желательно этого момента не дожидаться - оказаться ночью за пределами жилища было крайне опасно. Даже схроны не были совершенно безопасны - без особой нужды ночью в них не оставались, предпочитая вернуться в защищенный лагерь. Что уж говорить про те места, где охотились они с Фином - тут не было даже схронов.
   Еще в раннем детстве их учили, что вместе с темнотой в этот мир возвращались духи давно умерших людей. Неупокоенные, тела которых не очистили огнем, а души которых не смогли найти последнее пристанище в родовом Зале Покоя. Долгие годы от ночи к ночи они скитались по лесам и полям, страдая от одиночества и голода, пока не сходили с ума. Не забывали все о том, кем были при жизни. Голод окончательно брал верх над человечностью, и они отправлялись на поиски пищи туда, где ее было больше всего - в города. А питались они тем, чего в городах было в избытке - самой жизнью. Мика передернул плечами, отгоняя от себя эту неприятную картину.
   Охотникам строго запрещалось оставаться снаружи после наступления темноты. С приближением зимы дни становились все короче, а ночи - все длиннее, и времени на охоту оставалось все меньше и меньше. Охотники с каждым днем уходили на меньшие расстояния, все реже встречая на своем пути дичь. Но, несмотря на скудную добычу, им строго предписывалось возвращаться до наступления темноты. Немного выручали схроны, но и в них ночевали редко и с опаской.
   Сегодняшний день вышел особо неудачным. Полное отсутствие добычи - ни ему, ни Фину за весь день на глаза не попалось ничего, что можно было бы зажарить и съесть. Это сильно раздражало - уже шел третий день, как он охотился в паре, но особо знатной добычи он так и не смог принести. Конечно, в последнее время мало кто приносил хоть что-то, но это не помогало унять его раздражение. Создавалось такое впечатление, будто все вокруг внезапно вымерло.
   - Вот и ты, - раздался голос его напарника. - Мика, давай на перерыв, - облегченно сказал Фин, выбираясь из чащобы с другой стороны поляны. - Толку все равно нет - за весь день и стрелы ни одной не выпустил. Попьем, пожуем, а там уже и назад топать пора, - грузный мужчина, тяжело дыша, сел на крупную каменюку, лежащую на краю поляны, достал из заплечной сумки кусок вяленого мяса и, отдышавшись, начал неспешно и с явным удовольствием его разжевывать.
   - Мы весь день то и делаем, что пьем и жуем, Фин, - обреченно сказал Мика.
   - Не бурчи, - Фин добродушно усмехнулся. - А что еще делать? - и он тут же откусил еще кусок вяленого мяса.
   - Охотиться? - съязвил Мика.
   Фин усмехнулся и покачал головой. - Ну да, было бы только на кого. Думаю, что ушли отсюда животные. Не на кого тут теперь охотиться, - Фин пожал плечами и достал из кармана свою записную книжку. Быстро что-то отметив в ней, он тут же убрал ее обратно.
   Мика не мог не согласиться с таким выводом - животных тут было очень мало. Значит, они должны был куда-то отсюда уйти. Не могли же они все взять и бесследно пропасть, верно? Но эта мысль быстро исчезла из его головы. Вместо этого он с любопытством наблюдал за тем, как Фин что-то записывает в свою книжку. Это было уже далеко не впервые - Мика не единожды замечал, как Фин делает в ней какие-то заметки. И в этот раз он не смог сдержать любопытства и спросил его: - Что ты делаешь?
   - Это... - Фин неопределенно покрутил рукой. - Старая привычка. Раз в час я записываю, что собираюсь делать.
   - Но зачем?
   Фин вновь улыбнулся, но в этот раз улыбка вышла немного грустной. - Когда-то у меня были проблемы с памятью. Просыпался с утра, что-то делал, а вечером уже не мог вспомнить, что именно. Весь день казался одним сплошным белым пятном. Пришлось делать записи. Таких пробелов в памяти уже давно не было, но... - он вновь покрутил рукой, - привычка осталась.
   Мика кивнул. Это многое объясняло.
   Фин тем временем, добродушно усмехнувшись, посмотрел на него.- Мне почему-то кажется, что, как только я перестану вести записи, так сразу пробелы в памяти и вернуться. Как назло, понимаешь?
   Мика не смог удержаться и улыбнулся ему в ответ. - Назло - это когда, как бы ты ни старался, все равно забываешь имена всех людей, которые тебе встречаются.
   - Да? - он удивленно приподнял брови. - Выходит, не у одного меня проблемы с памятью. Тогда возьми пример с меня, - он похлопал ладонью по тому карману, в котором лежала записная книжка, - заведи такую же книжку и записывай.
   Мика, на мгновение задумавшись, неопределенно пожал плечами. - Может быть, и стоит записывать.
   - Стоит, точно стоит. Я... - но он не сумел договорить, оборвавшись на полуслове и неподвижно замерев, уставившись в никуда.
   Мика удивленно посмотрел на своего напарника. - Фин? - он подошел к замершему охотнику и легонько толкнул его в плечо. - Фин, что с тобой?
   Но, как только Мика прикоснулся к нему, глаза Фина обрели ясность, и он посмотрел на Мику, выдавливая из себя улыбку. - Все в порядке... Все хорошо.
   Мика кивнул ему, все еще не понимая, что произошло. Тем временем рука Фина скрылась в заплечном мешке, и вскоре извлекла из него бутыль. Не медля, охотник открутил крышку и на несколько мгновений припал к горлышку. Оторвавшись, от нее, он выдохнул с явным облегчением, после чего протянул бутылку Мике.
   - Нет, - Мика покачал головой, скривившись при виде бражки.
   В ответ Фин пожал плечами: - Как знаешь, - и он вновь надолго присосался к горлышку.
   Мика с отвращением отвернулся от громко булькающего Фина. Люди редко перебирались к ним в поселок просто потому, что хотели. Пьянство, воровство - за все это можно было быстро вылететь с нагретого местечка в Столице и оказаться в не самых гостеприимных реалиях поселковой жизни. Фин, несмотря на то, что немало пил, казался Мике неплохим, честным человеком. Не одним из тех преступников, которые чаще всего попадали сюда. Мике даже стало интересно, что же Фин тут забыл.
   - Холода еще далеко, - сказал Мика, смотря куда-то в сторону. - Животные обычно уходят гораздо позже.
   Фин пожал плечами и улыбнулся. - Может быть. Черт их разберет, этих животных.
   Усмехнувшись в ответ на слова его напарника, Мика еще раз смерил его взглядом.
   - Откуда ты, Фин?
   - Из Мудрого, - ответил он, явно о чем-то задумавшись.
   Мудрым сокращенно называли Поселение имени Хаана Мудрого, первое из поселений людей за пределами Столицы. И самое близкое поселение к ним.
   - Там мой дом, - все с той же легкой тоской продолжал он. - Жена, маленькая дочка - все там у меня есть. Вот разберусь тут кое с чем и вернусь к ним.
   Мика удивленно приподнял брови и решил было спросить, что же это за дело, но лицо Фина странно исказилось, после чего тот перебил его.
   - Все, Мика, отдых кончился, - натянуто сказал он, явно не собираясь продолжать разговор. Вместо этого Фин встал и убрал бутыль в заплечную сумку. - Ты говорил, что хочешь тут дичь найти, да? - он пристально посмотрел на Мику. - Ну так иди, ищи, - он обвел рукой близлежащие заросли. Мол, вали куда хочешь.
   Придурок. Мика угрюмо посмотрел на Фина, который как встал, так и сел обратно, опять присосавшись к возникшей в его руке бутылке. Надолго же тебя хватило, старый пень.
   - Вернусь через час, - и сказав это, Мика скрылся в зарослях.
   А Фин так и остался сидеть там, где сидел. Его глаза стекленели, пустели, и он чувствовал, как его сознание ускользает прочь. Поэтому Фин вновь жадно присосался к горлышку бутылки, и крепкий напиток потек в него, горячим теплом разливаясь по телу и хоть на мгновение, но отгоняя муть от его головы.
   - Черт возьми... - пробубнил он, все еще ощущая чужое присутствие внутри себя. Бражка больше не помогала сдержать это. Если в первые дни спирт хоть немного сдерживал чужое присутствие, то теперь обессилел и он. Время, отведенное Фину, подходило к концу.
   Его рука сама собой потянулась к кинжалу, висящему на его поясе, но он сумел сдержать себя и отдернул руку прочь. Сейчас было не время сдаваться. Фин уже был совсем близко - он чувствовал это! Нужно было еще немного времени, совсем немного! Но было ли у него это время? Он замотал головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от сомнений.
   Нужно было сделать новую запись, они всегда помогали ему сосредоточиться. Его рука неуклюже вытащила из кармана записную книжку, дрожащие руки открыли пустую страницу. Он покрепче сжал карандаш, поднес его к листу... и замер.
   Время шло, и хватка одеревеневших пальцев Фина все слабела, пока в итоге карандаш не выскользнул из его пальцев и не упал на землю. Но Фину уже было не до него - в его глазах все стремительно темнело.
  

*_*

  
   Мика облизнул сухие губы. Еще совсем немного... Косуля перед его глазами мирно жевала зеленые стебли травы и даже не смотрела в его сторону. Хорошо. Было бы обидно, если бы он спугнул первую возможную добычу за весь день. Мике казалось, что он давно так не хотел убить кого-то, как это случайно встреченное им животное.
   Косуля была гибкой и стройной. Короткая шерстка по-прежнему оставалась рыжей - до холодов еще было несколько месяцев, и сереть она пока еще не начала. Косуля повернула голову, и взгляд ее чересчур умных глаз скользнул по Мике. Но волноваться не следовало - зрение у косуль было не из лучших. Так и сейчас, скользнув взглядом по его неподвижной фигуре, она повернула голову назад, совершенно не обратив на него внимание.
   Животное устраивало себе лежку на ночь в ближайших кустах. Обычно косуля, обладающая острым слухом и обонянием, еще загодя приметила бы его. Эта же не только подпустила его на выстрел от себя, но и до сих пор не обратила на него внимания. Объяснение подобной невнимательности обычно очень чуткого животного было простым - небольшие рога на его голове выдавали в нем самца. Сейчас, в месяц последних листьев, было их время гона, и самцы, в поисках самок, становились менее осторожными, чем обычно.
   Крепко сжимая лук в левой руке, он медленно потянулся правой рукой за спину, вынимая из колчана стрелу. Спокойно... Он все также неспешно натянул тетиву лука, на мгновение замер, и на выдохе отпустил стрелу. Ну, давай! Через мгновение она уже вгрызалась косуле в бок. Есть! Косуля заблеяла и, изгибая шею от боли, богатырским прыжком рванула через кустарник прочь с поляны. И прочь от Мики.
   Стрела не смогла поразить животное. Сплюнув от досады, Мика побежал вслед за косулей, следуя просеке из поломанного кустарника, которое оставило за собой испуганное животное. То тут, то там на земле виднелись кровавые пятна. Через несколько мгновений бега Мика снова увидел ее - косуля прекратила бежать и растерянно топталась в небольшой рощице. Ее бока тяжело вздымались от внезапного рывка, а в боку из кровоточащей раны все еще торчал обломок стрелы.
   Так, медленно и спокойно... Мика опять натянул тетиву, опять замер, наблюдая за неподвижным животным. Ну, не сглазь, черт! И отпустил стрелу. И прямо в это мгновение животное, будто почуяв что-то, сорвалось в галоп. А стрела бессильно пронеслась мимо.
   Мика беспомощно сплюнул - удача явно была не на его стороне - и побежал легкой трусцой вслед за животным. Впереди редколесье, по которому он до этого преследовал раненное животное, превращалось в настоящие заросли. В них виднелся отчетливый след из поломанных веток и втоптанных в землю кустов. И пятен крови, которых было все больше.
   Хорошо, ей недолго осталось... Мика было шагнул вслед за косулей, но как только его ступня коснулась земли, он замер. Под его ногой из земли выступало что-то твердое и гладкое. Камень? Сделав еще несколько шагов, он насторожился - твердое нечто под его ногами тянулось вперед. Присев, он смел рукой тонкий слой земли и чертыхнулся - это была брусчатка. Это старая дорога. Что явно было плохо. Пробравшись через густые заросли вслед за оленем, Мика от досады поморщился - впереди, за кустами, были заросшие развалины старого города. А дорога, выложенная брусчаткой, начиная от того места, где стоял Мика, тянулась до самого города. И кровавый след косули вел туда же, пока не терялся среди домов.
   Старый город был не просто очень большой неудачей. Он был наиогромнейшей неудачей! Духи, - подумал он, - чтобы увенчать эту чертову череду неудач, осталось только встретить тут духов, - лицо парня скривилось от досады. Редкая возможность, черт ее подери.
   Заходить в города охотникам запрещалось еще строже, чем оставаться ночью за пределами лагеря. Продолжать преследовать косулю в этом городе одному явно не стоило.
   Мика неподвижно замер в кустах, изучая древние постройки. Здания в один, иногда два этажа высотой, обросли мхом и травой. Некоторые дома были целы, у других же провалилась крыша. Над всеми этими домами возвышался массивный купол. Храм, - подумал Мика, в этом городе есть храм. Не то, чтобы это должно было вызывать чрезмерное удивление, нет. Но Мика никогда не задавался вопросом, в кого люди верили до Бедствия. В Старшего? В других богов? Может быть, кто-то из учителей и знал ответы но эти вопросы, но Мике они известны не были. Поэтому один вид гигантского купола привел его в оторопь.
   Но он не мог позволить себе долго задерживаться тут. Да, ни один здравомыслящий охотник не пошел бы в старый город. Но Мика был здесь далеко не ради охоты. Охота была лишь предлогом, возможностью изучить эти места, в которых, как он верил, было скрыто что-то особенное. И вот, год непрестанного труда спустя, это что-то, возможно, было прямо перед его носом. Вопрос был только в том, действительно ли этот город был тем местом, которое он надеялся найти. Поэтому, несмотря на все предостережения других охотников, Мика был просто обязан проверить его! До темноты еще было немного времени, и он мог успеть хотя бы бегло осмотреть его. Поэтому, собравшись с духом, Мика сделал несмелый шаг вперед. Сперва один, потом другой, а потом, уже гораздо увереннее, он обогнул последние деревья и приблизился к городу.
   Город был тих, намного тише леса, в котором щебетали птицы и стрекотали насекомые. Тут царила полная тишина, будто бы все вокруг было мертво - ни птиц, ни насекомых, ни животных. Ни людей.
   Проклятое место, - подумал он. Но хоть оно и казалось зловещим, тем не менее таило в себе дикую красоту. Поросшие зеленью улицы были девственно пусты. Мика шел посреди улицы, боясь подходить слишком близко к домам. Повсюду вокруг него зелень причудливо смешалась с белым камнем. Здания, заброшенные и пострадавшие от времени, были покрыты вьюном и лишайником. Из трещин на стенах робко росли синие колокольчики, смешиваясь с маленькими, рассыпанными повсюду нежно фиолетовыми цветочками. Разросшись повсюду вокруг, цветы будто бы говорили всем, кто был достаточно смел, чтобы услышать, что, хоть люди и ушли отсюда, жизнь все еще бурлила посреди тишины и камня. Пусть и не в том же обличье, что раньше. Более робкая и осторожная, более тихая, она, тем не менее, хранила в себе надежду.
   Несмелым шагом уходя все глубже в город, Мика в очередной раз думал о том, поступает ли он правильно. Он не был уверен в том, что это именно то, что он искал. Черти, он даже не знал, что же именно он искал! Но начинать с чего-то стоило.
   Если это действительно было то самое место, то тут, в этом городе, должно было быть что-то очень важное. Важнее жизни. И первое место, которое стоило осмотреть - это тот огромный купол, который возвышался в глубине поселения. Значит, путь Мики лежал в самое сердце проклятого города. Поэтому, с опаской поглядывая на заросшие и пустые каменные дома по обе стороны от него, он направился к храму неведомых богов.
   Чем дольше он шел, тем яснее ощущал, что тишина, казавшееся до этого всего лишь странной, становилась все более неуютной и давящей. Гулким стуком своих ботинок по мостовой Мика посмел нарушить ее, и казалось, что она, как законная хозяйка этого города, возьмет и прогонит его отсюда. С непринужденной легкостью, так, как отгоняют назойливую букашку.
   Будто вторя его мыслям, в доме справа от него что-то загремело. Обернувшись, как ужаленный, в сторону дома, с бешено бьющимся сердцем он стал внимательно вглядываться в темноту оконных провалов. Но там все было спокойно.
   Мика...
   Ноги сами собой сделали шаг назад. Ему почудилось? Будто кто-то звал его...
   В окне дома внезапно что-то мелькнуло.
   - Черт возьми, - глухо буркнув себе под нос, Мика попятился назад по улице туда, откуда пришел.
   Мика...
   Теперь, когда он вновь отчетливо услышал свое имя, будто нашептанное ему на ухо самим ветром, тревога уже не покидала его. Он напряженно застыл, изучая окружающие его дома, но все вновь было тихо. Он определенно слышал свое имя! Кто-то или что-то звало его... При этом этот кто-то знал его имя! Но как это было возможно? Были ли это духи? Чувствуя, что от таких мыслей он пугается еще больше, он заставил себя успокоиться. Черт возьми, он даже не знал, могут ли духи разговаривать!
   Но теперь, когда он со всем вниманием прислушивался к своему окружению, вокруг него была лишь тишина. В себя его привели удлиняющиеся тени домов - близился вечер, и времени оставалось все меньше. Если он хотел дотемна добраться до лагеря охотников, то нужно было уходить.
   Развернувшись, Мика не стал медлить и бегом бросился прочь из города. Стук его ботинок о мостовую в окружавшей их тишине казался особо зловещим, а его сердце билось как никогда часто. Опомнился он лишь когда миновал последние из домов и, укрывшись за деревом, вновь стал внимательно вглядываться в ближайшие дома. Движения все еще видно не было. Если до этого, стоя посреди пустынного города, он и был уверен в том, что слышал, как его звали по имени, то теперь от этой уверенности не осталось и следа. Возможно, ему все это всего лишь причудилось? Могло ли это быть просто игрой его воображения?
   Мика вновь посмотрел на раскинувшийся впереди серый и заброшенный город и сразу же ощутил, как отступившее было чувство тревоги возвращается с новой силой. Казалось, что где-то там, среди заросших мхом домов, скрыто что-то очень опасное. И оно видит каждое его движение, внимательно следит за ним. Так же, как и он сам еще недавно следил за косулей. Перед тем, как выпустить стрелу.
   Мика встряхнул головой, пытаясь прогнать этот странный липкий страх. Он с облегчением отвел взгляд прочь от города и посмотрел в сторону медленно заходящего солнца - скоро уже начнет смеркаться. Нужно было поспешить. Еще раз оглянувшись в сторону города, он оглядел его с сожалением и немалой долей страха. Там было что-то, ему не могло просто почудиться...
   Тяжело выдохнув, Мика отвернулся и направился назад, на встречу с Фином. Он знал, что ему еще предстоит вернуться сюда - он просто не мог сдаться, когда находился, возможно, в шаге от тех ответов, которые искал. Но это уже будет другой день.
   Тени становились все длиннее, погружая лес в легкие сумерки. Ловко пробираясь между деревьев, он ступал легкой походкой привычного к лесу человека. Мика любил все это - любил лес, любил то нестись сломя голову, перепрыгивая с корня на корень, то, стелясь вдоль земли, подкрадываться к добыче. Эта любовь появилась неожиданно - он думал, что станет охотником не потому, что ему нравилось это занятие, а потому что он был обязан узнать, что за секреты таят местные леса. И все же эта любовь была - ему нравился лес, нравилась тишина и спокойствие. Шагая по лесу и с головой погружаясь в ненавязчивые лесные звуки, в пьянящий своею свежестью запах природы, он полностью забывал о том, что охота считалась опасным занятием.
   Но улыбка исчезла сего лица, когда он вновь вспомнил неудачную вылазку в город. Ему нужно было узнать, что же было скрыто в том городе. Он из кожи вон лез, стал охотником вопреки желаниям семьи, и все это не для того, чтобы теперь с позором опустить руки. И он их не опустит. Он еще вернется туда. В следующий раз все получится, - подумал он, ускоряя шаг и пробегая по редколесью.
   Через полчаса легкого бега Мика уже стоял на поляне, где совсем недавно он оставил Фина допивать его любимую бражку. Но на поляне было пусто. Все, что на ней еще было - это брошенный посреди поляны знакомый карандаш.
   Мика почувствовал, как в его сердце закрадываются нехорошие предчувствия. Как возвращается тот самый липкий страх, что он ощущал, полчаса назад убегая из старого города.
   На негнущихся ногах он подошел к карандашу и, чуть помедлив, поднял его. Мысли почему-то были путанными, и успокаиваться не желали. И одна глупая мысль с завидным постоянством вновь и вновь звучала в его голове. Это ведь был карандаш Фина, верно? Как он сможет вести свои записи, если он бросил его тут?
   - Фин? - но на его настороженный возглас никто не ответил.

*_*

   Охотничий лагерь располагался в самой настоящей глуши. На многие дни ходьбы вокруг были только леса и заросшие кустарником и высокой травой поля. В эти места жители их поселения попали совсем недавно - примерно год назад сюда был открыт Путь - проход, который позволяет мгновенно перемещаться из одного места в другое. Само то, что Путь сюда был открыт, было событием из ряда вон выходящим. Да, все поселения и Столица, а также некоторые другие особо важные места были связаны между собой Путями, но это место не было ни важным, ни нужным. Все, что тут было - это их охотничий лагерь, называемый Речным Устьем, в честь маленькой речушки, протекавшей неподалеку. В Устье проживало с полтора десятка охотников. И все.
   Но все же наличие Пути позволило им охотиться в этих забытых всеми местах, где до последнего времени все кишело дичью. Раз в день Путь открывался - одни охотники возвращались домой, а другие их сменяли. Уносили мясо и шкуры, приносили припасы - охотничий лагерь просто кишел жизнью. А остальное время в Речном Устье тихо и мирно жили всего полтора десятка людей.
   Когда Мика подходил к лагерю, уже смеркалось. Сам лагерь представлял собой одноэтажный каменный дом, обнесенный частоколом. Но этот каменный дом отличался от тех, что Мика видел в старом городе. Если те дома были построены из каменных блоков, то этот дом был цельнокаменным. Он не состоял из множества кирпичиков - он был одним целым монолитным камнем. Тут не было скрепляющих смесей, не было гвоздей. Мастер-строитель просто вырастил каменные стены именно такой формы, какая была необходима. Дом был возведен мановением руки одного одаренного.
   Частокол высокой стеной отделял дом от окружающего леса. Попасть внутрь можно было только через широкие деревянные ворота. Их всегда охранял один из охотников. Так и сейчас между кольями забора можно было разглядеть темный силуэт охранника. Перед входом в дом частоколом был огорожен небольшой дворик, в котором сейчас весело трещал костерок. Вокруг огня, сидя на поваленных бревнах, служивших тут скамейками, тихо шепталось трое человек.
   - Кто идет? - пробасил коротко стриженный громила, внимательно следящий за приближающимся к лагерю Микой из-за частокола. В просветах между кольями можно было видеть, как здоровяк по имени Угрюм недружелюбно хмурился. Он всегда был неприветливым, сколько Мика его помнил. Нос картошкой, пухлые губы и квадратная челюсть делали его лицо гротескным и грубым. Большой и хмурый, он напоминал медведя, которого оставили без меда. Но сейчас, в вечерних сумерках, его цепкий взгляд карих глаз и вечно серьезно сдвинутые брови выглядели куда грознее обычного. Почему-то казалось, что в ночную пору медведь может отказаться от медовой диеты и внезапно захотеть отведать человечины. Все три мужика у костра за спиной Угрюма настороженно посмотрели в сторону Мики.
   - Я это, я, - Мика немного смутился под столькими подозрительными взглядами. - Задержался немного, - сказал он, подходя все ближе к воротам.
   - А ну стой! Ближе не подходи, - прорычал Угрюм, и Мика увидел, как тот натягивает лук. Парень тут же замер, не доходя шагов шесть до ограды. Он попытался поднять руки вверх, но Угрюм еще раз гаркнул: - Не шевелись!
   - Стою, не шевелюсь, - нарочито бодро сообщил Мика, хотя и чувствовал, как его спина покрывается холодным потом. Но все же не удержался и добавил: - Придурок.
   В ответ глаза Угрюма сузились еще больше.
   - Брось, Угрюм, - Мика попытался улыбнуться, но под прицелом лука улыбка вышла не очень жизнерадостной. - Опусти лук.
   Рука Угрюма дернулась было вниз, но тут же вновь выровнялась. Здоровяк открыл рот, собираясь ответить ему что-то, но ничего сказать не успел.
   - Ты опоздал на два часа, - раздался мрачный голос от костра. Мика с облегчением узнал в говорившем Аккоя. Но облегчение пропало, когда их взгляды встретились - в глазах Аккоя не было приветствия, а были лишь подозрительность и недоверие.
   - Аккой? - Мика глухо обратился к нему, но его начальник продолжал молчать, внимательно изучая его своим неприятным взглядом. Придя к одному ему известному выводу, он все же еле заметно кивнул Угрюму. После чего здоровяк, облегченно выдохнув, тут же опустил лук и начал отворять ворота. Аккой, все также внимательно глядя на Мику, хмуро спросил: - Где чужак, Мика?
   - В том то и дело, - сказал Мика, проходя сквозь ворота во внутренний двор. Видя настороженные взгляды окружающих, он пояснил: - Мы разделились, а на месте, где мы договорились встретиться, он так и не появился, - Мика растерянно пожал плечами.
   Повисла тишина. Последнее время люди пропадали редко - один или два за год. Но все же это происходило, и происходило всегда одинаково - кто-то просто не возвращался до темноты. На следующий день стражи отправлялись на поиски опоздавшего, но чаще всего возвращались ни с чем. Поэтому все подумали о худшем - раз не вернулся до темноты, значит, они его больше и не увидят.
   - Ну и черт с ним, - сказал один из охотников у костра, сплевывая на землю. Он был курнос и худощав. Кожа его лица, туго натянутая на скулы, и вечно голодный блеск глаз делали его похожим на мелкого падальщика. - Это пришлый, - под удивленным взглядом Мики мужик пожал плечами, - чужак. О нем тут никто горевать не будет.
   - Заткнись, Владек, - грубо ответил ему Аккой.
   - Ну а что? - как ни в чем не бывало, продолжил Владек, блеснув глазами в сторону Аккоя. - И не говори, что тебе есть до него дело!
   - Нет, плевать я хотел на этого толстяка, - протянул Аккой. - Но все равно нужно хотя бы попытаться найти его, - нехотя выдал он. Аккой явно предпочел бы не тратить силы на чужака, но послушники Братьев всегда настаивали на том, чтобы они хотя бы попытались найти тела пропавших.
   Старики говорят, что духи всегда голодны... - вспомнил парень знакомые слова одного из послушников, и, чтобы отогнать страшную картину, всплывшую перед глазами, торопливо заговорил: - Я искал его, сколько мог, пока не начало темнеть...
   Аккой похлопал его по плечу и, натянув на лицо улыбку, сказал: - Ты сделал все, что мог. Завтра объяснишь, где вы были - попрошу прислать нескольких стражей из поселения на поиски. Черт возьми, - напоследок он раздраженно буркнул. - От этого чужака одни проблемы...
   - Но если пойти сейчас... - начал говорить Мика. То его, возможно, еще можно спасти. Но он не успел договорить.
   - Нет, - твердо перебил его Аккой. - Я не буду отправлять людей в ночь черти куда ради чужака.
   - Но если он еще жив, то точно не выживет ночью в лесах, - добавил парень, по очереди переводя взгляд с одного охотника на другого. Все они лишь безразлично пожимали плечами.
   Аккой как можно более понимающе улыбнулся: - Не переживай. У него еще есть пара часов до темноты. Может чужак еще вернется.
   А если нет?
   Будто почувствовав немой вопрос парня, Аккой добавил: - А если нет... Тогда завтра из поселения придут стражи, которые и будут искать его. Надеюсь, на этом все? - уже более нетерпеливо спросил он. Мика сдержанно кивнул в ответ.
   Замолчали. Аккой о чем-то заговорил с мужиками у костра, а Угрюм продолжил следить за ночной темнотой, краем уха прислушиваясь к разговору. Мика же стоял у костра и думал. И до сих пор не мог до конца понять, что Фин, тот чужак, которого и он то, его напарник, знал совсем немного, что он завтра не проснется и не отправится на охоту вместе с ним. Что он мертв? Нет, он еще может вернуться...
   - Что стоишь? - Аккой с явно притворным удивлением спросил его, вырывая Мику из раздумий. При этом его бровь с ленцой приподнялась, - иди, поешь и отдохни. Пары теперь у тебя нет, поэтому завтра кого-нибудь тебе подберу, - он снова похлопал Мику по спине, слегка подталкивая в сторону дома.
   Вяло кивнув ему, Мика поспешил скрыться в доме.
   Как только двери за Микой захлопнулись, Владек недовольно посмотрел на Аккоя. - Зачем ты сюсюкаешься с этим парнем? Сказал бы ему, чтоб дурью всякой голову себе не забивал и...
   - Не мели чепуху, - раздраженно отрубил Аккой, и под пристальным взглядом его сальных глаз, Владек отвел свой взгляд в сторону. Аккою и самому не нравилось то, что он не может указать парню на его место, но все и сразу получить было невозможно. В таких делах нужно было проявить хитрость. - Ты сам знаешь, кто его дед. И вообще держи язык за зубами, понял?
   Владек кивнул, пробурчав себе под нос что-то нелицеприятное, и Аккой довольно ухмыльнулся. Чувство собственного превосходства отлично поднимает настроение даже тогда, когда оно, казалось бы, уже безнадежно испорчено.
   - Хорошо, - продолжил он. - Тогда сегодня ночью вместо Угрюма сторожить будешь ты.
   Владек тут же ошарашено посмотрел на него. - Что? Но...
   - Что? - Аккой злорадно перебил его. - Что ты хочешь сказать?
   Владек мгновение поколебался, решаясь, говорить или нет, но все же обреченно отвел взгляд в сторону. - Я? Ничего...
   Улыбка Аккоя стала еще шире. - Хорошо. Угрюм, - он повернулся туда, где у ворот стоял здоровяк, - слышал?
   Угрюм хмуро кивнул, не испытывая совершенно никакой радости по поводу того, что ему не придется дежурить. - Слышал.
   - Можешь благодарить за это широкую пасть Владека, - сказал Аккой, отворачиваясь и, довольный собой, скрываясь в дверном проеме.
   Владек же пораженно наблюдал за тем, как безучастный Угрюм, коротко кивнув ему, скрывается в доме вслед за Аккоем. И Владеку не оставалось ничего иного, как бессильно сплюнуть на землю и злобно прошептать: - Черт возьми! Вот же ублюдок!
  

*_*

  
   Мика шел по темному коридору, погрузившись в свои мысли. Аккою было все равно. Черт, да им всем все равно. Фина тут никто не знал. Через месяц о нем никто и не вспомнит. В том числе, возможно, и сам Мика.
   Парень поспешил вспомнить, каким он был, когда Мика видел его в последний раз, будто боясь, что забудет его уже сейчас. С бутылкой бражки в руке, Фин сидел на камне, о чем-то глубоко задумавшись. До этого он рассказывал ему о своей семье, показывал записную книжку...
   Воспоминание прервалось, и Мика, остановившись как вкопанный посреди коридора, полез в рюкзак за карандашом Фина. И только лишь нащупав его среди вещей, он облегченно выдохнул. Даже такая мелочь, как карандаш, немного успокаивала.
   Понимая, что продолжать сидеть посреди коридора глупо, он вновь забросил заплечную сумку за спину и продолжил свой путь. Дойдя до его конца, Мика оказался в просторном продолговатом помещении, вдоль стен которого выстроился ряд дверей - проходы в столовую, на склад, в их личные маленькие комнатки... Из этого помещения можно было попасть в любую другую часть дома. В центре же комнаты был простой квадратный каменный постамент шаг в длину и в ширину. В высоту он доходил Мике до пояса и заканчивался ровной параллельной полу поверхностью. Его называли валькаром, алтарем защиты. Мике такие постаменты всегда напоминали маленькие причудливые столики. Они и были своеобразными столами. Письменными столами. На поверхности валькара писались знаки, которые обладали особой силой. Они могли защитить от духов, отогнать их. Более сильные знаки, которыми были исписаны постаменты в их поселении, могли даже сделать целое поселение незаметным для духов. Полностью скрыть его.
   Для большинства людей знаки были загадкой. Тайным знанием, узнать которое они не смогут за всю свою жизнь. Им его и не нужно было знать, так как применить это знание - составить из знаков плетение и влить в него силу, могли лишь те, у кого был особый дар. Такие, как дед Мики, мастер-целитель, известный и за пределами поселения. Такие, как и сам Мика. Дед с самого детства многое рассказывал внуку о знаках в надежде, что тот тоже станет целителем. Но Мика решил иначе.
   Он быстро миновал алтарь защиты, распахнул одну из многих дверей в просторном помещении и, пройдя по короткому коридору, наконец-то оказался в своей комнате. Наружные ставни еще были открыты, и вечерний свет краснеющего где-то за верхушками деревьев солнца скупо освещал скромное убранство его небольшой комнаты.
   Добравшись до кровати, Мика тяжело опустился на нее, чувствуя, как по всему телу привычно ноют мышцы. Особенно ноги. Он хотел было ненадолго прилечь, но вспомнил, что на его спине все еще одета заплечная сумка. Что он все еще грязен и голоден. И дед, скорее всего, как обычно ждет его на вечернее занятие. Последнее радовало меньше всего.
   Черт. Хотелось просто лечь и уснуть, в голове было пусто. Но он все же сумел отогнать усталость и заставить себя подняться с кровати и начать что-то делать. В итоге через полчаса Мика вновь стоял в центральной комнате перед одной из закрытых дверей.
   Двери данной комнаты, в отличие от других, были покрашены в белый цвет. А за ними было просторное помещение, в котором справа вдоль стены стояли три пустые кровати. Это была палата для больных. Несмотря на то, что сейчас в ней было пусто, в палате были заметны явные следы того, что незадолго до этого в ней кто-то был - постельное белье на кроватях было смято, а на полу было изрядно натоптано.
   Отметив это все краешком сознания, Мика повернулся налево - к одинокой двери, ведущей дальше, в личные комнаты деда. Он осторожно постучался и, не услышав ответа, в очередной раз устало вздохнул. Дед как всегда ничего не слышит. После чего он открыл дверь.
   Комната, в которую Мика вошел, была раза в два больше его собственной комнатушки. Тут был большой письменный стол, с множеством шуфлядок и оттого тяжелый на вид. Вдоль стен стояли шкафы, а там, где их не было, стены были расписаны странными символами. Знаками. Но в отличии от тех, что написаны на валькаре, эти знаки обладали куда меньшей силой. И совершенно другой целью - эти знаки были призваны лечить людей. И все - и стол и шкафы - было беспорядочно завалено всякой мелочью. Это был творческий беспорядок, который всегда преследовал деда - казалось, даже схемы знаков на стенах были написаны криво.
   На полу был расстелен палас - единственная вещь во всем помещении, не тронутая беспорядком, и Мика, ступая по нему, направился в другой конец комнаты, где за столом спиной к нему сидел старик. Его волосы, седые и немного неряшливые, спадали до плеч. На нем была одета простая белая рубаха и серые штаны, а на спинке стула висел его завсегдашний белый халат, весь старый и грязный - в черных чернильных пятнах, но со множеством карманов. Мама всегда хотела, чтобы дед выбросил его и заказал себе новый, но тот всегда с кряхтением отказывался. Привычка, говорил он. Что бы ни считала мама, но Мика всегда находил халат забавным. И уместным - казалось, что халат был именно дедовским. Дед всегда носил его, и тот настолько сросся с ним, что одного без другого представить было сложно.
   - Пришел, значит, - раздался ворчливый голос деда. Тот все также сидел сгорбившись за столом, и поворачиваться лицом к внуку не собирался. - Думал, уже и не увижу тебя сегодня.
   - Да, деда, это... - сказал Мика и неуверенно замолчал. И что мне ему сказать? Что я задержался, потому что мой напарник пропал и, скорее всего, умер?
   - Я знаю, почему ты опоздал, - размеренно произнес дед, поднимаясь из-за стола и поворачиваясь к нему. - Только что говорил с Аккоем.
   Только сейчас Мика смог увидеть выражение лица деда Йомура. И оно было, как всегда, недовольным. Его скулы были высоко подняты, а губы сжаты так, что их и вовсе не было видно под двухдневной щетиной. Под его густыми поседевшими бровями скрывались два серых глаза, взгляд которых буквально вцепился в лицо Мики. Почему-то он вспомнил о том, как мама радовалась, что ее детям по наследству достались лишь серые глаза деда, а не в меру широкие брови обошли их стороной. И сейчас эти брови грозно шевелились в такт произносимым словам, прекрасно выражая все недовольство деда своим отпрыском. Мика пожал плечами, не зная, что сказать в ответ - брови явно не сулили ему ничего хорошего.
   Наконец дед прервал тяжелое молчание: - Я согласился на всю эту авантюру не для того, чтобы ты пропал в лесах, внук!
   - Но... - Мика попытался сказать хоть что-нибудь, но дед его тут же прервал.
   - Нет, - он поднял руку, - помолчи! Само то, что ты не хочешь быть целителем - это глупость, не более. Но я потакал этой глупости!
   - Деда... - опять попытался что-то сказать парень, но Йомур продолжил, не обращая на него внимания.
   - Но не для того, чтобы ты умер, не дожив и до двадцати!
   - Да знаю я, - не выдержал Мика, - знаю! Все вышло случайно, я... - нужные слова упрямо не приходили на ум, и парень растерянно замялся, - ... больше так не буду?
   Еще раз взглянув на внука, дед вздохнул, пытаясь унять раздражение. - Почему боги наградили меня таким неблагодарным внуком?
   В голове Мики пронеслось несколько забавных ответов, но он решил их придержать при себе. Чем быстрее дед успокоиться, тем лучше.
   - Ты помнишь, - ворчливо продолжил дед, - что ты мне обещал, когда я согласился на то, чтобы ты стал охотником?
   Мика понуро кивнул: - Что я буду продолжать изучать мастерство.
   - Да, - дед отрывисто кивнул, - Твоя блажь со временем пройдет. Главное, чтобы ты не убился раньше, - пробурчал он себе под нос. - Не дело, если труд наших предков будет забыт только потому, что ты пропал, охотясь за каким-то кабаном! Ты должен научить всему своего сына, как я научу тебя, а мой отец научил меня. Это твой долг.
   Мика кивнул - он слышал эти слова от деда уже далеко не впервые. Йомур же вздохнул уже более спокойно. - Все, поговорили и хватит, - нетерпеливо сказал он. - Подойди сюда и скажи, что ты видишь, - дед указал рукой на стол, на котором лежал лист бумаги с каким-то рисунком.
   Беря в руки лист, Мика отвлеченно спросил деда: - Много заболевших сегодня?
   - Ты не представляешь, сколько, - пробурчал дед, устало закатывая глаза. - И все, как один с головной болью, у всех жар, - дед покачал головой. - Ума не приложу, что они подхватили... - но дед оборвал себя на полуслове, хмуро кивая на лист бумаги в руках внука. - Хватит об этом. Узнал, что видишь?
   Присмотревшись, Мика узнал в рисунке плетение знаков. Оно состояло всего из одной строки, написанной посреди листа. Мика уже видел нечто похожее - за последние годы дед показывал ему немало плетений. Плетение было упрощенным - оно не включало промежуточные направляющие знаки, а только основные четыре, без которых не могло обойтись практически ни одно плетение. Первая и последняя позиции всегда отводились ядру.
   - Что молчишь? - нетерпеливо буркнул дед.
   - Это Аз? - спросил Мика, вглядываясь в переплетение знаков на листе. Первым в строке действительно был знак души - вертикальная линия с раздоенными концами, заключенная в круг. - А это Эрь? - он указал на последний знак, и в ответ дед кивнул, но ничего не сказал, ожидая от внука продолжения. Эрь символизировал дух, его враждебные энергии, и изображался как закованный в круг крест без одной из четырех ножек. Как нечто незавершенное.
   Пока Мика мог сказать лишь то, что данное плетение использовало силу души для того, чтобы как-то воздействовать на дух. Какое именно будет это воздействие, должны были объяснить два знака в середине строки. Приглядевшись, Мика с легкостью узнал первый из двух знаков - это был Ом, знак разрушения. Почти у каждого плетения было определенное содержание - либо созидательное, либо разрушительное. Это не значило, что созидательные плетения будут исцелять, а разрушительные - убивать. Нет, все было не так определенно. Мике порой даже казалось, что эти имена для содержания плетения были подобраны очень неудачно. Речь скорее шла о притяжении силы, ее концентрации, в случае с созиданием и отталкиванием и рассеиванием в случае с разрушением.
   Значит, это плетение брало часть его собственной душевной силы и "разрушало", рассеивало и отталкивало ее, чтобы что-то сделать с духом. Что именно, должен был открыть последний знак. Третьим по порядку всегда шел один из знаков воздействия. В данном случае, это был знак проявления, Онь. И, если Мика верно прочел плетение, то Онь развеивал силу души вокруг одаренного, чтобы проявить дух, обнаружить его.
   - Это плетение поиска духов, - наконец сказал Мика. Но что-то все же не давало ему покоя. Этот Онь был каким-то неправильным. Обычный знак проявления был похож на повернутое на бок изображение глаза. Но знак, написанный на листе, был немного другим - будто бы у обычного знака Онь нижний уголок округлили. В итоге этот знак стал больше похож на каплю воды. - Это не Онь, - задумчиво пробубнил Мика.
   - Правильно, - довольно кивнул дед. - Этот знак - не более чем ошибка.
   - Ошибка? - глупо переспросил внук. Если дед его чему и научил по поводу знаков, то тому, что неправильно написанный знак лучше не использовать. Ни при каких обстоятельствах. Последствия могут быть слишком неожиданными. А главное - неожиданно смертельными.
   - Да, - кивнул дед и улыбнулся. - Давным-давно один нерадивый ученик ошибся в написании знака Онь. Он пытался написать обычное плетение поиска духов, - дед нетерпеливо махнул рукой, - обычное дело. Его используют, чтобы найти духов в ближайших окрестностях. Но он ошибся в написании знака Онь, и случилось неожиданное, - дед довольно улыбнулся.
   - С учеником все было в порядке? - спросил Мика.
   Дед пожал плечами. - Ему оторвало руки, - видя, как побледнело лицо его внука, дед отмахнулся от него. - Но это не главное. Зато какие открылись возможности! Изначально плетение потребляло огромное количество силы, но и позволяло искать духов на больших расстояниях. Этот неправильно написанный знак просто не мог пропустить всю ту силу, что была нужна для обычного плетения поиска. Поэтому он пропустил гораздо меньше силы, искажая работу плетения.
   - А излишняя сила оторвала тому парню руки? - хмуро пробубнил Мика, но дед не расслышал его, поэтому следующий вопрос он задал уже громче. - И что случилось?
   Дед хмыкнул. - А ты как думаешь?
   - Меньше силы, - Мика пожал плечами, - в итоге и область воздействия меньше... Возможно, плетение сможет искать духов лишь на маленьком расстоянии...
   В ответ дед улыбнулся. - Все так. Но что все говорить? Пошли, - он махнул рукой в сторону двери. - Найдем кого-нибудь, на ком можно будет показать!
   Накинув свой белый и заляпанный халат, дед было шагнул в сторону двери, но, внезапно опомнившись, хлопнул себя по лбу и подошел к одному из шкафов. Порывшись немного в нем, он достал маленькую железную табличку и убрал ее в один из многих карманов своего халата. - Пошли со мной, - дед взмахом руки поманил внука за собой и, бодро семеня ногами, вышел из комнаты и быстро направился в сторону личных комнат.
   - Деда, - позвал его Мика, с трудом поспевая за прытким стариком. - Ты куда?
   Но дед, не слушая его, уже стучался в дверь первой попавшейся личной комнаты и, не дожидаясь разрешения войти, распахнул дверь и вошел внутрь. Мика, стоявший за его спиной, лишь устало вздохнул. Дед, как всегда, был в своем репертуаре.
   И встретился взглядом с удивленными глазами лежащего на кровати Угрюма. Видимо, это его комната, - запоздало подумал Мика.
   - Бэр, - без намека на извинения дед быстро кивнул громиле, который уже успел вскочить на ноги. - Нужна твоя помощь, - не терпящим отказа тоном заявил дед.
   - Что... - начал было говорить Угрюм, поднимаясь с кровати, но дед перебил его.
   - Ложись на кровать.
   - Но вэр целитель, я... - начал было говорить Угрюм, но дед так по особому пристально посмотрел на него, что громиле не оставалось ничего другого, как буркнуть себе что-то под нос и улечься обратно на кровать.
   - Как тебя зовут? - спросил его дед.
   - Угрюм, вэр.
   - Смотри на мои пальцы, Угрюм, - он протянул открытую ладонь в его сторону. - Смотришь?
   - Да, вэр, - серьезно ответил здоровяк, неотрывно и с некоторой опаской наблюдая за пальцами деда.
   - Хорошо, - сказал дед, после чего щелкнул пальцами, и тело Угрюма, подчиняясь незримой силе, обмякло, а его глаза закрылись - здоровяк потерял сознание. - Так всем нам будет проще.
   - Черти, - прошептал Мика, невольно качая головой. - Нельзя же так...
   - Ничего, - дед отмахнулся от него. - С ним ничего не станется. А теперь смотри и запоминай, внук, - дед достал из-за пазухи лист бумаги, на котором еще недавно он показывал Мике плетение поиска духов, и расстелил его на животе беспамятного Угрюма. - В первую очередь необходимо подготовить само плетение... - он указал на листок бумаги, после чего задумчиво нахмурился. - Странно, почему я... - оборвавшись на полуслове, он хлопнул себя по голове. - Старая голова! Конечно, мы не можем использовать это плетение.
   - Не можем? - переспросил Мика.
   - Конечно, нет! Оно уже оторвало чьи-то руки, зачем ему отдавать наши? Нет, - буркнул дед, - мы давно придумали более действенный способ подачи меньших объемов силы в знак, чем писать этот знак неправильно, - дед убрал лист бумаги с живота Угрюма. Мика ощутил мимолетное движение тепла в руках деда, и лист вспыхнул в огне. Через мгновение бумаги уже не стало. Тут же он достал из-за пазухи чистый лист.
   - Достаточно между Ом и Онь разместить несколько знаков, ограничивающих поток силы, - сказал дед, твердой рукой вырисовывая знак за знаком на бумаге. - Ничего сложного.
   - Ага, - буркнул Мика, наблюдая за тем, как дед, совершенно без каких либо затруднений, пишет один сложный знак за другим. Конечно. Но когда он закончил писать знак Ом, то тут же перешел к знаку Онь, полностью минуя какие-либо второстепенные знаки. Мика нахмурился. - Почему ты не вписал в плетение знаки ограничители, как говорил?
   Дед хмыкнул. - Они мне не нужны. У меня, как у любого целителя, непревзойденный контроль над моей силой. Как будет и у тебя, - с нажимом сказал он, - если ты будешь больше заниматься. Я могу с точностью управлять ею и без всяких там вспомогательных знаков. И ты сможешь. Со временем.
   Наконец, дед закончил плетение и довольно выпрямился.
   - Запомни, что материал, через который ты будешь пропускать силу, каким бы прочным он ни был, пострадает. А эта бумага, - дед кивнул на лист бумаги, - сгорит почти сразу. Сам я предпочитаю использовать браслет, - он закатал рукав правой руки, показывая невзрачные на вид железные шарики, скрепленные тонкой цепочкой. - Но тебе свой иметь пока рано. Дай мне свою руку, - немного помедлив, Мика шагнул к деду и протянул ему руку. Взяв его руку в свою, дед приложил обе ладони к листку бумаги на животе Угрюма. - Задача плетения простая, - сказал он, поворачиваясь к Мике. - Оно позволяет обнаружить постороннюю духовную силу на близком расстоянии, например, в теле человека и, тем самым, узнать, болен ли человек духовным недугом. Там, - сказал старик, - где враждебный дух будет ближе всего, ты почувствуешь холод.
   - Что? - немного не понимая, о чем идет речь, переспросил Мика. - Но...
   - А теперь начали, - перебил его дед. И Мика тут же почувствовал, как от деда в плетение хлынула невидимая волна тепла, медленно распространяясь по телу Угрюма. Сила деда, будто взяв его под руку, направила и его собственную силу сперва в плетение, а после...
   После будто бы произошел качественный скачок. Один миг Мика ощущал часть своего сознания в плетении, а в следующий он будто бы ощутил тело Угрюма, как одно большое тепловое образование. Казалось, все это тепло пульсировало в такт ударам сердца, буквально билось жизнью. И Мика ощущал себя причастным к этим ударам, к этому пульсу. Будто это по его приказу билось сердце. По его желанию...
   Это закончилось также внезапно, как и началось. Лишь сейчас, вынырнув из всего этого тепла, Мика понял, что сжимает в руке один лишь пепел. Он и не заметил, как бумага, на которой было написано плетение, медленно истлела.
   - Это, - дед кивнул на пепел в его руках, вырывая Мику из мыслей, - самое первое, самое основное целебное плетение, которое ты должен знать. Чтобы изгнать духа, его сперва нужно найти, верно? - его косматая бровь приподнялась, и Мика кивнул ему. - Хорошо, что у меня есть еще один лист, - дед извлек из-за пазухи новый листок и протянул его Мике. - Теперь твоя очередь. Повтори все самостоятельно.
   Наконец придя в себя, Мика кивнул и, взяв бумагу, положил ее на стоявший рядом с кроватью стол. Написать плетение было легко - он все еще отчетливо помнил последовательность знаков. Сперва Аз, - он аккуратно написал знак души, потом Ом, после него несколько знаков-ограничителей, которые переходят в Онь... - его рука твердо вывела необходимые линии и закончила строку знаком духа, Эрь.
   - Перепроверь, - буркнул дед, стоя за его спиной. - Никто не хочет остаться без рук, верно?
   Мика кивнул ему в ответ, изучая написанное плетение. Все было в порядке.
   - Теперь, - сказал дед, - закончи начатое.
   Мика мгновение нерешительно потоптался, поглядывая то на деда, то на бессознательного Угрюма, но все же взял себя в руки и, подойдя к громиле, положил лист бумаги на его живот. Для уверенности глубоко вдохнув, Мика сосредоточился на тепле внутри его тела. Парень и сам не заметил, как ощутил по всему телу теплое и нежное нечто, осознал свою силу. И крохотная часть этой силы по его мысленному приказу двинулась внутрь плетения. В одно мгновение его сознание, следуя за силой, пронеслось по всему рисунку, Мика почувствовал, как этот рисунок становится его продолжением, он осознал насколько правильно написано плетение.
   - Не отвлекайся, - гаркнул дед, тут же возвращая его в реальность. Мика сдержанно кивнул и сумел распределить силу из знака в знак. И наконец, отпустить ее, позволяя плетению начать его недолгое существование. Все, - подумал он, - справился.
   Как только плетение заработало, Мика вновь ощутил все то тепло, из которого состояло тело Угрюма. В нем не было и следа холода. Это ощущение длилось недолго - бумага вскоре вновь сгорела.
   - Хорошо, - довольно сказал старик, наблюдая за внуком. - Немного опыта, и из тебя еще выйдет прок, - он протянул Мике железную табличку, которую до этого доставал из шкафа в своем кабинете.- Бери, это тебе.
   - Что это? - только лишь взяв табличку в руки, Мика тут же явственно ощутил тепло, которое просто переполняло ее. Ответ пришел сразу же - это был накопитель, призванный сохранять в себе значительные объемы силы, взятой либо из души человека, либо из окружающего их мира. Если первые были ограничены, то вторые - нет. Сила была во всем вокруг - в этом доме, в лесах и реках. Такую силу, содержащуюся вне разума, называли чистой. Силой природы.
   - К следующему занятию сделаешь свои собственные накопители.
   -Я? - удивленно спросил Мика. Конечно, он знал плетение накопителя, но до этого никогда не делал ничего подобного. - Дед, я не уверен, что...
   - Никаких "не уверен", - перебил его дед, грозно нахмурив свои большие брови. - Если я считаю, что ты готов, значит ты готов. Между прочим, это большая честь для каждого одаренного. Когда мой учитель сказал мне сделать свой первый накопитель, я был вне себя от радости, - дед покачал головой. - Это первый шаг к твоему собственному альтуну. Первый шаг к мастерству.
   Мика понимал, о чем говорит дед. Было много одаренных, но мастеров было гораздо меньше. И был один предмет, один знак отличия, который создавал невероятно огромную пропасть между обученными одаренными и мастерами. Это был альтун - нашейная цепь, каждое звено которой было особым самовосстанавливающимся накопителем. Это был инструмент волшбы, но одновременно с этим это был символ могущества и особого статуса. Его могли иметь лишь лучшие из лучших. Если мастер-учитель позволял ученику изучать искусство создания накопителей, то таким образом он утверждал, что его ученик достаточно способен для того, чтобы когда-нибудь стать мастером и иметь свой собственный альтун. И, может быть, достаточно талантлив для того, чтобы даже превзойти учителя.
   Дед всегда выражался предельно ясно по поводу того, чего он хочет от Мики. Он хотел, чтобы Мика пошел по его стопам, стал целителем, перенял семейное дело и, через годы, передал его дальше своим детям. Это было простым желанием, которое Мика отлично понимал. Наверное, на месте деда, он хотел бы того же. Черт возьми, еще год назад он думал, что так все и будет! Но жизнь сложилась иначе. Отвернувшись от деда, Мика как можно безразличнее пожал плечами и убрал железную табличку в карман. - Я охотник, - сухо сказал он. - Не мастер.
   - Об этом мы еще поговорим, - хмуро сказал дед, раздраженно щелкая пальцами. - Просыпайся уже! - и будто скинув невидимые оковы, глаза Угрюма тут же открылись. - Хватит спать, - сказал он хлопающему глазами здоровяку.
   - Что? - потерянно пробубнил тот. - Когда...
   Но дед, вновь не дослушав законного хозяина комнаты, перебил его. - У меня нет на это времени, - ворчливо сказал он. - Мика, - дед окликнул внука, - объясни ему, в чем дело, - и он бесцеремонно покинул помещение, оставив позади одного ошеломленного хозяина комнаты и одного растерянного внука.
   Мика хмуро смотрел вслед деду, все еще думая о его словах. Дед верил в то, что он сможет стать мастером. Но, раз так, должен ли он? Когда он найдет то, что искал в здешних лесах, то сможет делать что захочет. Но что он хочет?
   - Как долго я спал? - вырывая его из размышлений, растерянно спросил Угрюм.
   И только сейчас Мика вспомнил, в каком положении его оставил дед. Как объяснить Угрюму, почему дед ворвался в его комнату и вырубил его щелчком пальцев на неизвестное время? Но почему-то, вместо того, чтобы думать о том, как получше извиниться, его разум уцепился за то самое "неизвестное время". Настроение было плохим, да, но, может быть, стоило его немного улучшить?
   Мика не удержался, и состроил соболезнующую мину. - Несколько дней. Тяжелый был у тебя случай...
   - Что? - ошеломленно спросил здоровяк.
   - Считай, одной ногой ты был тут, а другой - там... - с важным видом продолжил Мика.
   - Где - там?
   - В гробу, - буднично заявил парень.
   Увидев ошеломленное лицо громилы, парень не выдержал и фыркнул. Угрюм же, только сейчас догадавшись, что все это ложь, пристально посмотрел на Мику, сощурив глаза. Кажется, шутки он не оценил.
   - Эм, - Мика дружелюбно улыбнулся, - это была шутка? Знаешь, такая штука, над которой смеются или которой хотя бы улыбаются? - когда Угрюм продолжил все также невозмутимо смотреть на него, Мике не оставалось ничего иного, как бессильно развести руки в стороны и признать поражение. Сегодня он явно не был в ударе. - На самом деле все в полном порядке. Ты спал всего несколько минут, Угрюм.
   Когда Угрюм продолжил сидеть и все также недоброжелательно смотреть на него, Мике оставалось только пожать плечами. - Ладно, забудем об этом... - он утомленно провел рукой по волосам. День был долгим, и все, чего Мика сейчас хотел - это побыстрее вернуться в свою комнату. Если Угрюм не хотел разговаривать, то не Мике его принуждать к этому. - Извини за то, что ворвались к тебе без приглашения. Дед, он... - Мика замялся, рукой еще больше взлохмачивая свои волосы, - он всегда был таким.
   Угрюм, немного помедлив, хмуро кивнул ему в ответ. Здоровяк хотел было что-то сказать, но его опять перебили. В этот раз виновником был громко заурчавший желудок Мики.
   Улыбнувшись, Мика смущенно почесал затылок: - Может, поговорим в столовой?
  

*_*

  
   Мика сыто потянулся, сидя за столом перед пустой тарелкой, на которой еще недавно была такая вкусная и теплая вареная картошка с мясом. Парень посмотрел на сидящего напротив него Угрюма. Громила гонял по тарелке ложкой последний кусочек картошки, явно погрузившись в свои мысли.
   Они были в столовой - в просторном помещении со множеством столов, где охотники утром и вечером собирались для того, чтобы не только поесть, но и просто поговорить. И даже сейчас, в час достаточно поздний, в столовой помимо них сидело несколько других охотников, переговариваясь о чем-то своем.
   - Дед... он неплохой. Просто он не слишком часто задумывается о том, как его поступки сказываются на других, - начал говорить Мика. На это Угрюм молча кивнул. Его Мика знал лучше других охотников. Угрюм был молчаливым, очень серьезным человеком лет двадцати пяти - не намного старше самого Мики. Шутки он не понимал напрочь, зато к каждому заданию подходил ответственно. Они вместе уже пару раз охотились, еще тогда, когда Мика лишь обучался делу охоты под присмотром наставников. И с Угрюмом работать всегда было приятно.
   - Ничего, - безразлично сказал Угрюм. - Вэры - они все такие. Особенно мастера.
   В ответ Мика пожал плечами. Говорить что-то в защиту мастеров он не стал - многие побаивались их, другие не любили. Юноша сталкивался с этим часто, и сколько бы он чего не говорил, его слова никогда ничего не меняли. Вот и сейчас он предпочел промолчать. В опять повисшем молчании парень подумал о том, не из-за этого ли он так сильно не хотел становиться целителем? Становится одним из тех, кто все такие?
   - Почему ты тут? - внезапно вновь заговорил Угрюм.
   - Что? - не понимая, о чем идет речь, переспросил Мика.
   - Ну, - здоровяк почесал затылок. - Ты одаренный. Ты мог бы получить гораздо лучшую работу, - мрачно говорил Угрюм. - Почему ты тут, в Речном Устье?
   Мика пожал плечами. Вопрос был не таким простым, каким казался. Сперва он был тут, потому что был должен пройти обучение, чтобы выбраться за пределы лагеря - в леса. Но сейчас, когда уже прошло больше года... - Мне нравится быть тут.
   - Но так не положено, - Угрюм покачал головой. - Твое место не здесь.
   - Положено, не положено... - протянул Мика. - Мне кажется, что нам слишком многое нужно "полагать", - он пожал плечами. - Вот тебе, - он кивнул Угрюму, - когда ты дежурил у ворот, что было положено со мной сделать?
   - Не пускать в лагерь.
   Мика отрицательно покачал головой. - По-моему, тебе нужно было подстрелить меня еще на подходе. И все же я сижу здесь, целый и невредимый. Потому что ты решил сперва меня окликнуть. Это был твой выбор. Мы не всегда делаем то, что предписано. И слава богам, что так, - в мыслях Мики тут же возникла картина того, как Угрюм, взяв его на прицел, вместо того, чтобы опустить лук, все же отпускает тетиву. Стрела летит в Мику, и... Мику передернуло, и он поспешил отогнать подобные мысли прочь.
   - Выбор... - буркнул Угрюм себе под нос. - Я... - он собирался что-то сказать, но так и замер на полуслове. Угрюм сидел за столом, мрачно уставившись в свою тарелку, в которой так и остался лежать последний кусочек картошки. Он взял в руку отложенную в сторону ложку и было занес ее над картошкой, но тут же со вздохом положил ее обратно на стол. - Придурок... - прошептал он.
   - Что?
   - Ничего, - здоровяк поднял на него взгляд усталых глаз. - В отличие от тебя, я в Устье потому, что мне больше некуда пойти. Я делаю то, что мне говорят делать потому, что у меня нет выбора. И не из-за того, что мне что-то нравиться. Мне нужна работа, и лишиться ее я не могу.
   Ненадолго повисло молчание, но Угрюм вновь прервал его. - Ты можешь уйти отсюда, куда захочешь. И все будет хорошо. А я... Я одной ногой тут, а другой - там... - он ответил ему точно теми же словами, которыми еще недавно отвечал ему сам Мика. Слова "в гробу", хоть и не высказанные, повисли между ними тяжелым грузом. Мика внезапно вспомнил о том, что и сам сегодня вернулся обратно без напарника. Ушел с человеком, у которого были жена и дочь, а вернулся уже без него. Люди действительно умирали на этой работе.
   - Поэтому, если бы тогда, у ворот Аккой сказал мне, чтобы я пристрелил тебя, - Угрюм пожал плечами, - то я бы пристрелил.
  

*_*

   - Кто? Фин? Какой, к чертям, Фин? Нет, не помню.
   - ...
   - Да, теперь припоминаю такого. Был у нас тут один... Ну и что с ним?
   - ...
   - Умер? И что с того? Мне что теперь, слезу пролить?
   - ...
   - Знаешь что? А не пойти ли тебе к чертям на кулички? Пошел вон отсюда! Ходят тут всякие, вспоминают одно непотребство...

Владек из рода Коль

2 глава.

Люди не сразу знали, что началось Бедствие. Не было слепящих вспышек огня на все небо, моря не вышли из своих берегов и не затопили всю землю. Нет, все началось с маленьких перемен. Сперва один недавно похороненный селянин поднялся из могилы, затем другой. Это было страшно, но не смертельно. Хуже стало, когда люди теплыми вечерами уходили купаться к рекам или озерам и пропадали. Когда богатые купцы просыпались утром, подходили к зеркалу, висящему на стене, чтобы причесать свои растрепанные волосы. И пропадали.

Люди не сразу разобрались, что тела мертвых нужно сжигать. Не сразу догадались, что в зеркальном отражении скрывается зло. А когда догадались, было уже слишком поздно. Бедствие было уже не остановить. Оно затянется на сотню лет и почти полностью уничтожит человечество.

Следующий день. Месяц последних листьев, день 22.

   Было раннее утро. Первые робкие лучи солнца уже согревали остывшую за ночь землю, пробуждая ее к жизни. А вместе с ней медленно оживало и Речное Устье, готовясь к новому дню. Мика с Аккоем стояли во дворе перед воротами. Мимо них туда-сюда сновали охотники, отправляясь наружу, в окружавшие их леса, и каждый из них обязательно подходил к начальнику перекинуться словом-другим. Краем глаза парень следил за Аккоем, который казался привычным ко всей этой утренней суете. На одних охотников он хмурился, другим - улыбался, на третьих - раздраженно шипел, явно недовольный чем-то, что ему сказали. Но последнее случалось редко - было видно, что сегодня его настроение было заметно лучше, чем вчера.
   Сонным взглядом наблюдая за этой кутерьмой, Мике все это казалось навязчивой суетой. Мысли в его голове роились сонными мухами, нехотя разлетающимися в разные стороны. Ночью спалось плохо. Он долго крутился с боку на бок, пытаясь не думать о событиях минувшего дня, но разум то и дело вновь возвращался к ним. В итоге он уснул лишь под утро, и, как казалось, только он сомкнул глаза, как их пришлось тут же открывать и собираться на выход.
   Фин так и не вернулся, а Старшой уже договорился отправиться на охоту с кем-то еще, поэтому Аккой должен был приставить к нему нового охотника. И Мика не имел ни малейшего понятия, кто это будет. Если честно, ему даже было все равно - он все еще не мог смириться с тем, что Фин погиб. Казалось, что, подожди он полчаса, и Фин войдет сквозь ворота и, как ни в чем не бывало, отправится в столовую, перекусить. Или к себе в комнату, поспать. Одним словом, будет делать то, чем занимаются обычные, живые люди.
   - Мика! Черт тебя подери! - злясь, окликнул его Аккой. Видимо, он звал его уже не первый раз, но сонный парень пропустил все мимо ушей. - Проснулся? - немного раздраженно спросил он. - Вот и хорошо. Это твоя пара, - Аккой указал на незаметно для Мики подошедшего охотника. Это был Угрюм.
   Здоровяк, одетый в удобную хлопчатую одежду зеленоватых оттенков, и с надетым поверх нее кожаным жилетом, угрюмо смотрел в сторону, лишь мельком глянув на Мику.
   - Отлично, - хмуро пробурчал парень. Как на это ни смотри, но человек, который, по его же словам, мог застрелить его без зазрений совести, у Мики теплых чувств не вызывал.
   Брови Аккоя вопросительно приподнялись. - Вы знакомы? - в ответ парень слабо кивнул. - Хорошо, - сказал Аккой, кладя руку на плечо молчаливого громилы. - Ты под началом Угрюма. Здоровяк, объяснишь ему все? - спросил он у Угрюма, и тот молча кивнул. - Тогда удачной охоты, - сказал он, направляясь в сторону дома.
   - Подожди! - окликнул его Мика, и когда Аккой, обернувшись, вопросительно приподнял брови, поспешил добавить, - Фин... Ты говорил, что сегодня отправишь людей на его поиски...
   - Да, - Аккой кивнул, объясняя. - В полдень откроется Путь, и я потребую, чтобы к нам прислали нескольких стражей. Вот они пусть его и ищут.
   - Понятно... - протянул Мика.
   Аккой догадался, чего от него хочет Мика, и на миг его глаза сузились, и в них промелькнуло раздражение. Но он быстро взял себя в руки.
   - Ладно, - сквозь зубы сказал Аккой. - Так и быть, если они что-то найдут, я скажу тебе. Теперь все?
   Мика удовлетворенно кивнул. Это было хоть что-то. - Все.
   Еще раз оглядев их, Аккой устало вздохнул и направился прочь, оставляя Мику и Угрюма стоять посреди двора наедине друг с другом. Между двумя охотниками тут же повисло неловкое молчание. Чтобы хоть как-то прервать его, Мика спросил: - Ну что? Пойдем?
   Здоровяк утвердительно кивнул и неспешным шагом направился к воротам. А Мика устало выдохнул - день обещал быть из рук вон плохим, и поспешил за Угрюмом. Вскоре они уже покинули лагерь. В этот раз они направились на запад от Речного Устья. Сперва шли вместе с другой группой охотников - те направлялись к одному из схронов в отдалении от лагеря, в то время, как Мика с Угрюмом далеко от лагеря уходить не собирались. Их задачей было проверить несколько ближайших водопоев и известных животных троп. Поэтому вскоре сопровождавшие их охотники ушли в другую сторону, а Мика с Угрюмом продолжили шагать по узкой тропе, петлявшей между деревьев, пока она бесследно не растворилась в траве. Дальше пришлось пробираться чащобами, прокладывая путь между поваленными деревьями и заросшими кустарниками. Угрюм шел впереди, а Мика молча и совершенно без настроения следовал за ним.
   Так день и проходил - они проверяли водопои и тропы животных, оставляли прикормки на обычных, уже устоявшихся местах. Но пока от животных не было и следа. Будто вся та дичь, которой обычно кишели окружающие их леса, куда-то испарилась. Время от времени они натыкались на взрыхленную землю или потертости на стволах, которые явно свидетельствовали о том, что животные тут были. Но все следы были старыми - сами животные могли уже день как покинуть эти места. Некоторый интерес у Мики вызвала странная сброшенная кем-то старая кожа, найденная у одного дерева. Сама кожа напоминала змеиную, но создание, сбросившее ее, в отличие от змеи имело две пары конечностей - передние и задние, и было гораздо крупнее всех змей, встреченных Микой ранее в этой окрестности. Когда Мика спросил у Угрюма, видел ли он тут таких больших ящериц, тот лишь задумчиво нахмурился и покачал головой. Похоже, и для него такое было в новинку. Но так как самой ящерицы видно не было, а с ее сброшенной кожи многого было не взять, они оставили странную находку позади и отправились дальше.
   Как-то, ближе к полудню, они шли по редколесью. Под ногами росла трава, местами виднелся мох, но также хватало и проплешин голой земли. Угрюм замер у одной из таких проплешин, вглядываясь в ясно различимые отпечатки копыт на земле.
   - Олень? - любопытно спросил Мика.
   Угрюм утвердительно кивнул. - Да, олени проходили тут. Они ушли куда-то на восток. И ушли не только олени, - хмуро пробурчал здоровяк. - Дичи все меньше...
   - Да... - рассеянно ответил молодой охотник, вспоминая точно такие же слова Фина. - Мы пойдем по следам?
   - Нет, - медленно покачал головой здоровяк. - Следы старые. Олени уже далеко.
   Мика кивнул. Перед глазами почему-то стояли кровавые следы убегающей в старый город косули. Алые пятна терялись где-то в глубоких тенях между домами. И там, в темноте заброшенных окон и дверей, кто-то настойчиво звал его по имени...
   Мика...
   - Пошли, - Угрюм окликнул Мику, но тот никак не отреагировал, глубоко погрузившись в собственные мысли. Тогда Угрюм, мгновение помедлив, неспешно подошел к нему и толкнул его в плечо.
   От толчка Мика покачнулся и чуть не оступился, тут же возвращаясь в реальность и удивленно поднимая глаза на Угрюма.
   - Ты чего?
   Угрюм всего лишь хмуро посмотрел на него. - Ты замер.
   - Подумаешь, - Мика пожал плечами, - задумался. Зачем толкать то?
   Мгновение молча посмотрев на него, здоровяк все же безучастно ответил: - Это такая шутка. Над ними смеются.
   Мика нахмурился, но не мог не признать, того, что в этом была доля правды. Прошлый раз, когда Угрюм был без сознания, над ним подшутил Мика, теперь же их роли несколько поменялись. Правда, - хмуро подумал он, сейчас шутка была совсем не смешная. - У тебя... - Мика потер рукой то место, куда пришелся толчок, - мощное чувство юмора.
   Здоровяк посмотрел на него, как на идиота, после чего, еле заметно вздохнув, поднял взгляд вверх, туда, где между кронами деревьев ярко светило солнце. - Уже полдень, - весомо сказал он. - Сделаем привал.
   Мика не стал возражать ему, и вскоре они уже сидели на небольшой полянке, перекусывая взятыми с собой запасами. Аппетита не было совершенно, поэтому, наспех запихав себе в рот последний кусочек хлеба, Мика достал из заплечной сумки железную табличку, которую вчера ему дал дед. Сегодня Йомур отправился в поселение по каким-то своим делам, но он должен был вернуться уже завтра. И к тому времени Мике нужно было закончить возиться с накопителями. Значит, сейчас можно было хоть чем-то себя занять.
   - Что это? - от изучения железной таблички его отвлек неожиданный вопрос Угрюма.
   Мика удивленно посмотрел на своего напарника. Это был первый раз за день, когда тот у него что-то спросил. До этого их поход проходил в основном в молчании.
   - Зачем мне... - отвечать тебе, хотел сказать Мика, но слова сказать не выходило. В итоге он замолчал, задумавшись. Стоило ли грубить ему? Это было легко - подначить, задеть и уйти от ответа. Можно было даже добавить что-то глупое, но смешное, как он любил это делать. Несколько дней назад он бы так и сделал, не задумываясь. Угрюм не был его другом и, наверное, заслуживал грубости. Наверное. Но сейчас, после бессонной ночи и полудневного похода, Мика не знал. Он устал, вчера погиб его напарник, и он просто не был готов так вот сразу оскорбить нового. Поэтому, сам себе немного удивляясь, Мика решил ответить честно и просто.
   - Это, - Мика подбросил табличку в руке, - хранилище. Для силы.
   - Ты будешь творить волшбу? - спросил Угрюм, с трудом скрывая любопытство и настороженность за грубым голосом.
   Мика пожал плечами. - Едва ли. Наверное... нет, - буркнул он себе под нос. - Дед хочет, чтобы я сам сделал такое хранилище, - Мика помахал железной табличкой, - но это не так просто.
   Сказав это, Мика замолчал, продолжив внимательно изучать плетение на табличке. На железной табличке были только самые главные знаки плетения. И Мика не был уверен, что сможет обойтись ими. Наверное, стоило подумать о нескольких знаках на ограничение потока силы, возможно, еще один на более тонкую работу с ядром природы... Мика задумчиво потер подбородок. Но все же первую попытку можно было сделать и без них, чтобы прочувствовать движение тепла по плетению и посмотреть, будут ли возникать какие-либо сбои. И уже тогда, когда он узнает, где именно возникнут сбои, можно будет конкретно определить необходимые вспомогательные знаки... Каково же было его удивление, когда из размышлений его вновь вырвал вопрос Угрюма.
   - Из железа?
   Мика хмуро посмотрел на него. - Что?
   - Новые таблички, - здоровяк неловко кивнул на табличку в его руках, - они будут из железа? - казалось, что так много слов сразу даются Угрюму с явным трудом.
   - Не обязательно. Можно и из дерева, - Мика настороженно посмотрел на своего напарника. - Угрюм, зачем тебе знать это? Какая тебе, к черту, разница?
   Здоровяк ответ взгляд в сторону, ничего не ответив.
   - Мы весь день молчали, - продолжал Мика, - и теперь ты спрашиваешь у меня, из чего будут таблички?
   Угрюм вновь ничего не ответил, продолжая хмуро молчать.
   - И теперь ты опять молчишь? - Мика в сердцах махнул рукой на своего напарника. - Да ты... - но он оборвал себя на полуслове, внезапно, кажется, поняв, в чем дело. Какой-либо гнев мгновенно пропал. - Тебе интересно, верно?
   Возможно, для обычного человека интерес к чему-то и был самым обычным делом, но для Угрюма, который всегда ходил молчаливым и хмурым, выразить интерес было чем-то большим. Человек, которого ничего не волнует, не возьмет и внезапно не спросит, почему, например, земля круглая. Или почему у человека две руки, две ноги, а вот рот - один? Такие знания не были важны для того, чтобы жить и работать, и большинству людей, не обремененных любопытством, на это все было глубоко наплевать.
   Здоровяк продолжал молчать, но Мике и не нужно было услышать от него признания, чтобы понять, что он был прав. Угрюм был не тем, кем так старательно притворялся - медведя интересовало не только то, где находился ближайший пчелиный улей.
   Мике это все почему-то показалось забавным. - Тебе просто любопытно, - повторил он, довольно наблюдая за тем, как Угрюм отрицательно качает головой. - Так же, как и всем нам - обычным смертным, да?
   - Нет, - упрямо буркнул он, - это не мое дело. Не нужно было мне спрашивать.
   Наблюдая за набычившимся Угрюмом, Мике не оставалось ничего иного, как устало вздохнуть. Это были не его заботами. Какая разница, что думал Угрюм? У Мики своих чертей хватало, чтобы за чужими гоняться. Но все же Мика не смог поступить иначе, и сказал: - Тогда ты просто можешь не слушать, когда я буду рассказывать, верно? Считай, что я говорю с самим собой....
   Угрюм вновь посмотрел на него, как на идиота. - Сам с собой? - спросил он. Будто одним лишь недоверчивым взглядом он молча спрашивал у него, что за сумасшедшие вообще разговаривают сами с собой.
   - Ну да, - Мика тут же начал серьезным голосом. - Все порядочные люди говорят сами с собой, И тебе бы явно не помешало, - Мика не сдержался и улыбнулся. - Помогает расслабиться... - а, как казалось Мике, уж что было бы не лишним сделать Угрюму, так это немного расслабиться.
   Когда на лице здоровяка не дрогнуло не единой мышцы, Мике не оставалось ничего иного, как пробурчать себе под нос что-то про отсутствие чувства юмора у кое-кого. Похоже, его шутки все еще не были в ударе.
   - Я не буду слушать, - повторил Угрюм, упрямо отворачиваясь в сторону. - Это не мое дело.
   - Верно, - Мика кивнул сам себе, собираясь с мыслями. Хоть Угрюм и говорил, что не хочет слушать, но, тем не менее, никуда не уходил, все также продолжая сидеть неподалеку от него. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
   - Смотри, - Мика достал из рюкзака маленькую деревянную табличку. Он вырезал ее сам, загодя. - Мне нужно перенести эти знаки с железной таблички на эту, деревянную.
   Сперва Угрюм смотрел в сторону, упорно делая вид, что не слушает его, но в итоге не выдержал и бросил беглый взгляд на табличку. - Перенести?
   - Да, - Мика кивнул, немного улыбаясь, - взять нож, и вырезать им на дереве эти знаки. Все волшебство, вся сила, она именно в знаках. Эти знаки, - Мика провел пальцам по высеченным в железе рисункам, - помогают удержать силу внутри железа.
   - Зачем это все? - спросил Угрюм, с трудом скрывая любопытство за грубым голосом.
   - Что? - переспросил Мика, совершенно не понимая, куда ведет здоровяк.
   - Вся эта сила, - объяснил Угрюм, почесывая затылок. - Разве у вас ее мало?
   Мика пожал плечами. - У большинства сил хватает. Но... - Мика провел рукой по волосам, собираясь с мыслями. - Эта табличка, она как лук для охотника. Это орудие.
   - Орудие?
   -Да, - Мика кивнул. - Возможно, кто-то из нас мог бы и голыми руками свернуть косуле шею, но из лука ее убить гораздо проще. Так и хранилища силы. Из них можно сделать альтун. Ты, наверное, видел, что мастера носят на шее цепи?
   Угрюм молча кивнул, нахмурившись.
   - Их делают из вот таких вот накопителей, - Мика еще раз показал ему табличку, - только более сложных. Больше знаков, гораздо больше, - уже тише пробубнил Мика. - С их помощью мастер получает в разы больше силы.
   - Но зачем?
   - Чтобы исцелять, чтобы строить... - Мика пожал плечами, - чтобы защищать. Знаки, они как язык, на котором можно сказать много разного. Смотри, я объясню тебе, - Мика подсел поближе к Угрюму, поднося железную табличку к нему. - На табличке всего четыре знака. Первое место - это место первого ядра. В нем мы указываем, откуда мы берем силы. Мы можем взять их от души, от духа или от природы. Этот знак, самый первый, - он указал на вертикальную линию с расходящимися концами, заключенную в круг, - это знак души. Немного напоминает человечка, правда, без головы - в ответ на недоумевающий взгляд Угрюма Мика пожал плечами. - Ладно, пример не очень удачный.
   В ответ Угрюм лишь покачал головой. Но и это уже было хоть что-то.
   - Знак души, правильно? - повторил, Мика. - Название говорит само за себя. Значит, мы берем силы из наших душ, чтобы что-то с ними делать.
   - Это не опасно? - настороженно спросил Угрюм. - Разве мы не останемся без души, если все время будем ее брать?
   - Нет, - Мика усмехнулся. - Душа, она... - Мика задумчиво почесал подбородок, - как бы существует вне времени. И в настоящем, и в прошлом.
   Видя, что Угрюм ничего не понял, Мика вздохнул. - Смотри, как только мы взяли часть наших душевных сил, ее стало немного меньше, правильно? - дождавшись кивка Угрюма, Мика продолжил. - Но она тут же вспомнила о том, что было мгновение назад, когда мы еще ничего не брали из нее. И вот она уже вновь полная. Душа будто бы постоянно помнит прошлую себя и возвращается к этому состоянию каждый раз, когда ей наносится вред. А мастера, выходит, тем и живут, что вредят своим душам, но никак не могут навредить.
   Угрюм сощурил глаза, обдумывая слова Мики. - Выходит, душа всегда целая?
   Мика кивнул. - Почти. Мало что способно навредить ей. Теперь посмотрим на последний знак - это тоже ядро. То, на что это плетение воздействует силами души. У нас, - Мика провел пальцем по линиям знака, - это знак природы, Мир.
   - Это крест Старшего, - удивленно сказал Угрюм, доставая из-за пазухи железный крестик - в точности такой же, как и знак, написанный на табличке. Крест состоял из трех линий - нижняя была горизонтальной. Из ее середины начиналась вторая линия и уходила вертикально вверх. И где-то на трети пути она под прямым углом пересекалась с еще одной линией, но более короткой,.
   - Да, - Мика кивнул, - это крест. Между двумя ядрами есть еще два знака. Второй из них указывает на то, что мы делаем. А первый - как мы делаем то, что делаем. Смотри, второй знак у нас - Акар, знак удержания и связи, - Мика указал пальцем на треугольник, с тремя параллельными линиями внутри него. Первый знак - это Уо, знак созидания. Это значит, что плетение будет создавать связи. Если бы вместо него был бы Ом, знак разрушения, то плетение бы связи разрывало.
   Накопителями пользовались повсеместно, поэтому и плетения создания накопителей были достаточно разнообразны. То плетение, которое Мика показывал Угрюму, было одним из наиболее простых - в нем было всего четыре знака. Это плетение, как пиявка, присасывалось к тем крохам собственной силы, что содержались в железе, чтобы, удерживаясь за эти крохи, хранить в табличке вливаемые туда одаренным силы. Такое построение очень сильно нагружало сам предмет, и когда его собственные силы сдавались под нагрузкой посторонних запасов, предмет разрушался. Бумага рассыпалась в труху за мгновения, но дерево, особенно свежеспиленное, держалось достаточно долго - день, два, а то и более. Металл - еще дольше. Но и они в итоге разрушались.
   - Хочешь, попробуем сделать накопитель сейчас? - неожиданно даже для самого себя спросил Мика.
   - Что? - Угрюм удивленно уставился на него, - сейчас? - он немного отодвинулся от Мики.
   Мика кивнул в ответ. Действительно, а почему бы и нет? Ему все равно придется делать эти накопители. - Это не займет много времени.
   Угрюм замер на миг, настороженно переводя взгляд с него на табличку. Мике показалось, что он с радостью посмотрел бы на то, как создается накопитель, но что-то останавливало его. Осторожность, страх? Может, что-то еще? В итоге, осторожность это была или что-то иное, она все же победила, и он отрицательно покачал головой. - Нет...
   -Да брось... - немного огорченно сказал Мика. - В этом нет ничего опасного... - когда он говорил это, перед глазами почему-то стоял тот парень, которому из-за небольшой ошибки в написании знака оторвало руки. Может, стоило сказать, что нет почти ничего опасного?
   Тем временем Угрюм вновь закачал головой. - Нет, - уже тверже возразил он, - это не мое дело.
   - К черту твои дела, - буркнул Мика. - От того, что ты посмотришь, у тебя глаза не выпадут, - и вновь, еще до того, как он договорил, перед глазами снова возникла картина отрубленных рук того парня. Или, все же может быть не выпадут?
   Пока голову Мики занимала различная бессмыслица, Угрюм уже поднялся на ноги. - Мы должны охотиться, а не сидеть тут и говорить, - здоровяк принялся собирать свои вещи, создавая видимость занятости. - Готовься к выходу, - хмуро сказал он, не отрываясь от своего занятия. - Пойдем дальше.
  

*_*

  
   После того разговора с Угрюмом обход лесов стал проходить намного бодрее. Они еще не были друзьями, нет. Но они хотя бы стали свободнее общаться друг с другом, что было неплохим началом. Компанию здоровяка Мика находил удивительно приятной. Тот говорил не часто, но поддержать разговор мог, как оказалось, и в те редкие случаи, когда парень заводил с ним о чем-то разговор, мнение здоровяка всегда было простым и понятным. Работу они старались делить поровну, будь то засада у прикормленного места или осмотр окрестностей.
   Это случилось ближе к концу рабочего дня. Они осматривали водопой за водопоем, звериную тропу за тропой, пока не наткнулись на долгожданную добычу. Угрюм еще на подходе к озеру приметил потертости на дереве - там вепрь по дороге к водопою терся об него шкурой. В итоге они, подойдя с подветренной стороны, сумели застать зверя врасплох. И вернулись с добычей, подстрелив крупного одинокого вепря.
   Заранее выпотрошив мясо и остудив немалую тушу, Мика с Угрюмом на волокушах притащили ее в лагерь, чему Аккой, казалось, обрадовался не меньше, чем сами охотники. В последнее время добычи становилось все меньше, и, если ее поток иссякнет окончательно, Речное Устье, скорее всего, опустеет. Никто не будет содержать лагерь, который не приносит выгоды.
   Они вернулись всего час назад, и Мика зашел в столовую с намерением отужинать. Оглядев полупустое помещение, он увидел знакомое лицо - за одним из столов в одиночестве сидел знакомый ему седоволосый охотник. Тарелка перед Старшим уже опустела, но старый охотник все еще продолжал сидеть за столом, о чем-то задумавшись. Вскоре, наложив себе в тарелку еды из общего чана, Мика уже подходил к нему.
   - Тут свободно? - с улыбкой спросил он у Старшого.
   Тот лишь равнодушно пожал плечами, и Мика тут же сел за свободное место напротив седого охотника. Ему всегда нравилось общество Старшого. Тот, хоть и был гораздо старше и опытнее, но все равно держал себя с Микой, как с ровней.
   - Ну, - начал он, - и кого же тебе дали в напарники?
   - Угрюма, - сказал Мика в перерывах между пережевыванием теплой еды, - знаешь его?
   На мгновение по лицу Старшого скользнула тень, и он осторожно кивнул. - Знаю, - кивнул он. - Угрюм... я знал его еще мальчишкой. Его отец был моим другом.
   Мика оторвался от еды и внимательно посмотрел на старого охотника, лишь сейчас отметив серьезность его голоса. Похоже, это была не лучшая тема для застольной беседы. - Был?
   Старшой пожал плечами. - Охотники гибнут молодыми, парень. Об этом все знают, - он ненадолго отвлекся, чтобы достать из-за пазухи флягу и плеснуть ее содержимое в пустой стакан на столе перед ним. Сразу запахло спиртным. Сходу опрокинув самогон в себя, он вновь обратил внимание на Мику. - Я сам - редкое исключение. В мои годы охотники уже землю не топчут.
   Повисло молчание, но его тут же прервал сам Старшой. - Не будем об этом, - он улыбнулся Мике, мимоходом наливая себе еще один стакан. - Как прошел день?
   - Хорошо, - Мика кивнул. - Работа спорилась. Даже сумели добыть кабана.
   - Неужто? - немного удивленно переспросил Старшой. - А что же стадо? Сейчас же, если кого и удается встретить, то только толпу здоровых хряков, уносящих свои копытца куда-то на юг.
   Мика удивленно посмотрел на охотника. Впервые он слышал хоть какое-то объяснение тому, что же случилось с животными. Ну, или хотя бы с кабанами. - Да?
   Старшой кивнул. - Я думаю, они уходят на юг - в ореховые рощи, которые как раз в это время начинают плодоносить. Кабаны просто обожают орехи, - старый охотник улыбнулся ему. - Не волнуйся, они должны вновь вернуться к следующему лету. Южнее в это время слишком жарко для них, - он замолчал и опрокинул в себя еще один стакан самогона. - Значит, вы стада не встречали?
   - Нет, - Мика покачал головой. - Это был старый, одинокий кабан, - он пожал плечами. - Может быть, он отбился от своего стада?
   - Может быть... - протянул Старшой, обводя столовую уже слегка помутневшим от выпитого взглядом. - Значит, все хорошо да?
   - Да. Только... - Мика замялся, не зная, стоит ли говорить об Угрюме. Это было не то, чтобы важно... Да, Угрюм был немного странноват, но кто из них не был, верно?
   - Что? - спросил Старшой, наблюдая за колебаниями Мики. - Что-то все же случилось?
   Мика улыбнулся. - Случилось то, что у моего напарника совершенно нет чувства юмора.
   Старшой усмехнулся, меланхолично покачивая головой. - Это да... Сколько его не смеши, но всего, чего ты добьешься - это в лучшем случае кивок головы, - охотник посмотрел на Мику, и его улыбка стала немного печальной. - Но ты ведь хотел сказать не это, да?
   Мика пожал плечами. Старшой слишком хорошо знал его. - Странный он немного. Я видел, что он хотел спросить у меня кое о чем, - Мика пожал плечами. - Но не спрашивал. Это не то, чтобы важно, но...
   Старшой кивнул, давая понять, что он понял, о чем идет речь, и опрокинул в себя еще один стакан. - Он не всегда был таким. Угрюм, - Старшой покачал пальцем, - он же умный. Он молчун, поэтому по нему и не скажешь, - он пожал плечами, - но он действительно соображает. И он любопытен, - усмехаясь, добавил Старшой. - Любопытен, как сам черт. В детстве все время сидел, уткнувшись носом в свои книжки. Думали, пойдет в учителя. Все лучше, чем работа за стенами поселения.
   - Он спрашивал меня про знаки, - сказал Мика.
   - Да, - Старшой вновь улыбнулся, - ему всегда нравилось узнавать про одаренных. Про волшебство. Помню, раньше его все время можно было видеть, что-то пишущим в маленькой книжонке. Подарок матери, - Старшой тяжело вздохнул, опрокидывая в себя еще один стакан, - да...
   Мика хмуро посмотрел на пустой стакан перед охотником. Не стоило Старшому так много пить. Так, если леса и не сумеют забрать себе старого охотника, то спиртное точно сведет его в могилу. Но Мика промолчал - не ему делать замечания старику. - Почему Угрюм не стал учителем?
   Осушив еще один стакан, Старшой пожал плечами. - Его отец умер, и... - охотник вновь перевел взгляд на свою тарелку, - все сложилось не так, как мы думали. Семья у них была немалая - кроме него, старшего, еще двое младших - брат и сестра. Нужны были деньги, вот он и пошел по отцовым стопам. А теперь, когда не стало Марты, их матери... - старый охотник замолк, уже изрядно помутневшим взглядом уставившись себе в тарелку.
   Мика кивнул словам Старшого. - Поэтому он молчит?
   - Он... - старый охотник покачал головой, - ошибся в прошлом. Но все мы ошибаемся, - глухо сказал Старшой, наливая себе еще один стакан. - Важно... - он замялся, грустно уставившись в стакан, - уметь себя прощать.
  

*_*

  
   Угрюм был у себя в комнате, сидел за столом и безуспешно пытался читать книгу. И не важно, что эту конкретную книгу он читал уже в шестой раз - все равно он вновь и вновь находил в ней что-то новое. Но сейчас, хоть его глаза и смотрели на буквы, они почему-то категорически не желали складываться в слова. Смысл ускользал от него, а вместо него в голову лезли различные навязчивые мысли.
   Чтобы хоть как-то разобраться с мыслями, он встал из-за стола и решил сделать то единственное, что уже не единожды помогало ему в таких случаях - навести порядок. Он любил, когда все вокруг было чисто и убрано, когда все лежало на своих местах. Вещи должны были знать свои места, привыкнуть к ним. Тогда и сам Угрюм мог чувствовать себя в этой комнате, как на своем месте. Как дома.
   Вскоре пол был начисто вымыт, стол и шкаф - протерты, а вещи - сложены как можно порядочнее. Когда он закончил все это, на его брови перестали хмуриться, а лицо - разгладилось. Теперь, когда все было убрано, он почувствовал себя так, будто с его плеч сняли невидимый, но жутко тяжелый груз. Даже дышать стало легче.
   Здоровяк вновь сел за стол и взял в руки книгу. Теперь, смотря на исписанные черными буквами страницы, он видел только их - буквы, слова и предложения. Посторонние мысли больше не лезли ему в голову и не сбивали его с толку. Наконец-то он сможет вдоволь почитать...
   И тут, как назло, раздался стук в дверь. Лицо Угрюма невольно скривилось так, будто он съел что-то кислое. Почему, когда все, чего ты хотел - это чтобы тебя оставили в покое, весь мир вдруг ставил перед собой непосредственную задачу, например, спросить тебя о том, как у тебя дела или сделать что-то еще настолько же надоедливое и назойливое? Угрюм был терпеливым человеком, но даже его терпение в такие мгновения подходило к концу.
   Когда стук повторился еще раз, Угрюм понял, что выбора у него не было. Поднявшись, он неторопливо подошел к двери и открыл ее. И встретился лицом к лицу с Микой, человеком, которого он сейчас хотел видеть меньше всего. Ему хватило одного дня с его новым напарником, чтобы понять, что тот может быть назойливым сверх всякой меры.
   Мика же, не подозревая о мрачных мыслях Угрюма, приветливо кивнул ему. - Можно?
   Отвечать что-то его надоедливому напарнику не хотелось, будто здоровяк знал, что раз дав слабину, придется отвечать уже и на все последующие вопросы парня. Лицо Угрюма уже привычно нахмурилось. Большинству людей этого намека было достаточно для того, чтобы убраться от него подальше, но Мика продолжал настойчиво смотреть на него в ответ, ничем не выдавая свое неудобство. Когда молчание стало затягиваться неприлично долго, Угрюму не оставалось ничего иного, как неохотно кивнуть и пропустить Мику в комнату.
   Уже темнело, и комнату освещала лишь одинокая свеча на краю стола. Мика сам не до конца понимал, почему пришел сюда, но сейчас, стоя посреди скупо освещенной комнаты и краем глаза наблюдая за хмурым Угрюмом, ему казалось, что, возможно, он пришел не зря. И да, судя по недовольному лицу Угрюма, так думал он один.
   Вчера, когда они с дедом заходили к Угрюму, Мика не уделил должно внимания его окружению. Сейчас же у него была возможность осмотреться.
   Комната Угрюма мало отличалась от комнаты Мики. Мебель была точно та же - кровать, стол у ее изголовья, а у стены напротив - шкаф и тумбочка. Единственное отличие, которое ярко бросалось в глаза - это то, что на полках в шкафу стояли книги. В потертых, грубых обложках, они оставляли странное впечатление неуместности среди, например, наконечников стрел, аккуратно сложенных на полочке около, или рядом с собранием зубов различных животных, явно добытых Угрюмом в прошлом.
   Взгляд Мики замер на открытой книге, лежащей на письменном столе у окна. Видимо, Угрюм читал что-то буквально недавно? Но до того, как он успел рассмотреть название книги, Угрюм отвлек его.
   - Что тебе нужно? - хмуро спросил здоровяк, неотрывно наблюдая за ним.
   Вместо ответа Мика показал ему матерчатую сумку, которую держал в руках.
   - Что там?
   - Там? - переспросил Мика, подходя к столу и высыпая на него содержимое сумки. С глухим стуком по столу рассыпались деревянные таблички. Те самые, из которых нужно будет сделать накопители. - Там все, что нам необходимо для работы.
   - Нам? - хмуро переспросил Угрюм. - Не нам - тебе. Я же говорил, что мне это не нужно.
   - Не нужно, - Мика кивнул, чем немного удивил здоровяка. - Но ты можешь помочь мне. Знаешь, - Мика почесал затылок, - как одни хорошие люди помогают другим хорошим людям, которым эта помощь нужна? - он посмотрел на Угрюма. - И мне нужна твоя помощь, - Мика попытался встретиться взглядом с глазами Угрюма, но тот упрямо смотрел в сторону. - Так как, поможешь?
   Замолчали. Угрюм упорно глядел куда-то вниз, не желая поднимать взгляда, а Мика просто ждал его ответа. И, когда между ними вновь повисло молчание, Мика отметил еще одну особенность комнаты Угрюма.
   - А у тебя тут чисто...
   - Было чисто, - раздался монотонный голос здоровяка, и его взгляд красноречиво указал на пол под ногами Мики, где тот уже успел натоптать приличное количество грязи. Видимо, нужно было почистить обувь, перед тем, как идти в гости...
   Мика неловко улыбнулся и поднял взгляд на Угрюма. - Я помогу тебе убраться?
   - Не надо, - сразу же ответил здоровяк, качая своей квадратной челюстью из стороны в сторону. Ему не нужна была помощь. Чем быстрее Мика уберется из его комнаты, тем лучше.
   - Тогда что насчет моей просьбы? - Мика настойчиво повторил вопрос. - Поможешь?
   На мгновение Угрюм замолчал, но он знал, что не сможет отказать - его глаза уже заинтересованно косились в сторону табличек. Он сам себе удивился, когда сумел отказать Мике сегодня днем, в лесах, но сейчас, вечером, казалось, что его сила воли уже была на исходе. Черт возьми, это его проклятое любопытство когда-нибудь сведет его в могилу!
   - Только в этот раз, - все же хмуро ответил он, неотрывно глядя куда-то на пол. Мика лишь довольно кивнул. Начало было положено.
   Вскоре они уже приступили к работе. Вместе нависнув над столом, они внимательно вырезали знак за знаком на будущих накопителях. Угрюм работал под присмотром Мики, терпеливо выслушивая подсказки о том, как лучше сделать то или другое. Работа шла бодро, и вскоре первые заготовки были закончены.
   - Ну что? - задал вопрос Мика. - Попробуем? - немного неуверенно взяв в руки дощечку, он повертел ее в руках.
   - Что ты будешь делать? - спросил его Угрюм.
   - Встану посреди комнаты, - Мика важно вышел на середину небольшого помещения, - вытяну перед собой дощечку, ну, и... - он замялся. - Просто мысленно прикажу силе из моего тела перетечь в нее.
   - То есть...
   - Да, - Мика кивнул, невольно улыбаясь, - я буду молча смотреть на нее. Будет очень увлекательно.
   Угрюм провел рукой по лицу, толи от разочарования, толи от глупости его напарника.
   Мика предпочел бы первый вариант. - Ты уж прости, - он пожал плечами. - Бросать огненные шары буду в следующий раз.
   Здоровяк лишь обреченно покачал головой из стороны в сторону. - Начинай уже.
   Кивнув ему, Мика сосредоточился на своей силе. Тепло внутри него охотно отозвалось и поплыло в дощечку. Оно влилось в Аз, миновало Уо и Акар и стало медленно заполнять собой знак природы, Мир. И именно тогда, когда сила потекла в последний знак, Мика ощутил, как спокойный до того поток силы взбурлил и заметался из стороны в сторону. Мгновение, и окончательно вышедшая из-под контроля сила охватила огнем деревянную табличку. Вскрикнув от неожиданности, Мика выронил горящее дерево на пол.
   - Черт возьми... - прошипел он. Стоять столбнем времени не было. Сорвав с себя рубаху, он бросил ее на огонь и принялся затаптывать его. К нему быстро подскочил Угрюм, и уже две пары ног топтали огонь.
   Вскоре от огня не осталось и следа, и Мика облегченно выдохнул. Он ногой откинул свою почерневшую рубаху в сторону, и их взглядам предстало черное прожженное пятно на полу.
   - Черт возьми... - пробурчал Мика. Испорченный пол явно не входил в его планы. Когда Угрюм поднял взгляд со своего почерневшего пола на него, Мике оставалось лишь пожать плечами. - А вот и огнешар, - Мика нагнулся и с сожалением посмотрел на свою прожженную рубаху. Такую уже не оденешь. - Видимо, с первого раза не вышло... - Мика перевел взгляд на Угрюма и, видя его посмурневшее лицо, решил хоть немного разрядить обстановку. - Зато было бы еще неприятнее, если бы мы до этого вымыли пол, как я предлагал, верно?
   Когда Угрюм поднял на него свой взгляд, в нем ясно читалось, куда он хочет послать такого шутника. Но Мика не обиделся. Ему даже показалось, что, наверное, чего-то такого и следовало ожидать от Угрюма. Он бы больше удивился, если бы тот после одной из его шуток взял и внезапно рассмеялся. И, может быть, Мика бы даже испугался такого поворота.
   - Ну что? - спросил Мика после того, как Угрюм в десятый раз внимательно изучил прожженный пол пасмурным взглядом. - Продолжим?
   Когда Угрюм вновь посмотрел на Мику, то тот не сдержался и улыбнулся. Улыбка стала лишь шире, когда здоровяк пораженно выдохнул и еле заметно кивнул головой. Как Мика и полагал, прожженного пола было недостаточно, чтобы отбить у Угрюма охоту продолжать.
   Перед тем, как попытаться снова, они приволокли в комнату таз с водой, чтобы ненароком действительно не поджечь дом. Взяв в руки последнюю законченную заготовку и склонившись над тазом, Мика вновь попытался пропустить силу внутрь накопителя. Только для того, чтобы тот вновь загорелся ярким пламенем.
   Наблюдая за тем, как раскаленное дерево с шипением плюхается в воду, Мика думал о том, что они явно что-то делали не так. Он чувствовал, как сила текла в накопителе. Затруднения возникали именно когда сила достигала последнего знака - знака Мир.
   Мика устало выдохнул. - Нужно сделать перерыв.
   Угрюм буркнул себе что-то под нос, и Мика счел это знаком согласия. Его взгляд поплыл по комнате, пока вновь не зацепился за книжный шкаф.
   - Ты ходил в школу, Угрюм? - спросил Мика, присматриваясь к корешкам книг. Они были настолько затерты, что разглядеть что-либо представлялось невозможным. Но уже само наличие книг, которые порой стоили очень немало, говорило о многом. Продав все эти книги, можно было месяц кормить семью, но тем не менее Угрюм их не продавал.
   - Нет, - степенно сказал здоровяк. - Мы были слишком бедными для школы. Мать в детстве научила. Пока была жива.
   Немного запоздало Мика вспомнил о том, как Старшой говорил о недавней кончине матери Угрюма. Он лишь слабо кивнул в ответ.
   - Откуда книги?
   - Многие из них принес Старшой, - Угрюм пожал плечами. - Другие где-то нашла мать.
   Мике хотелось сказать, что и Старшой и его мать, наверное, очень любили его, раз, несмотря на бедность, смогли найти для него такие дорогие подарки. Но он счел за лучшее промолчать.
   - Продолжим? - в этот раз первым спросил Угрюм, прерывая не успевшее затянуться молчание.
   - Да, - Мика кивнул, желая быстрее уйти от неловкой темы. Он знал, почему у него были проблемы с плетением накопителя. Конечно, изначально шансы того, что у него выйдет рабочий накопитель без дополнительных знаков были невелики. Но теперь, проведя эксперименты, он знал, куда именно в плетении нужно добавить вспомогательные знаки, а куда можно и не добавлять. - Все дело во втором ядре, в знаке природы. Именно когда сила доходила до него, начинались колебания, и, в итоге, табличка загоралась. Я думаю, - сказал Мика, вырезая еще один знак после знака Мир, - что нам может помочь один из второстепенных знаков - знак дерева, Рошь.
   Угрюм увлеченно разглядывал новый знак. Он представлял собой прямоугольник, у которого верхнюю и нижнюю линию вогнули внутрь, образуя тупые углы. - Не очень похоже на дерево...
   Мика пожал плечами. - Знак и не должен быть похож на дерево. Тут нужно обращать внимание на более мелкие детали. Например, свой знак есть у воды, камня, металла - много у чего. Они не входят в основную четверку, но, тем не менее, очень важны, если ты работаешь с ядром природы. И среди них есть целое семейство знаков с похожей формой. Все эти знаки обозначают что-то живое и берут свое начало от знака воды - Ива. Он тоже такой же прямоугольный, как и Рошь. И так со многими знаками - все они связаны и по смыслу, и по форме, - сказав это, Мика как раз закончил вырезать дополнительный знак. - Готово. Попытаемся еще раз?
   Дождавшись кивка Угрюма, Мика отошел от стола и занес руку с зажатой в ней табличкой над тазом с водой. На мгновение сосредоточившись, он направил силы в накопитель. И в этот раз все было, как надо - поток силы тек ровно и спокойно. Если Мика и ощущал некоторую нагрузку на свое сознание, то она была вполне выносима.
   - Подойди, - Мика взмахом свободной руки подозвал к себе Угрюма. Когда тот настороженно приблизился, Мика фыркнул. - Все в порядке. Взрывов и огня не будет. Дай мне свою руку.
   Угрюм хмуро покосился на него. - Зачем?
   Закатив глаза, Мика не стал ждать и сам схватил его за руку, после чего приложил ее к накопителю.
   Угрюм хотел было отдернуть руку, но вместо этого удивленно замер. - Оно... теплое?
   - Да, - Мика довольно кивнул. Оно было не просто теплым, оно казалось еще и живым. Это было неповторимое ощущение, стойкое понимание того, что ничего более живого ты никогда не ощутишь. Наблюдая за тем, как в глазах Угрюма отражаются все те бесчисленные вопросы, которые он хотел бы задать, Мика улыбнулся. И лишь теперь он до конца понял, почему незваным пришел в гости к здоровяку. Казалось, Угрюм и сам позаимствовал частичку жизни из накопителя, который держал в руках - настолько живым он не выглядел никогда.- Сила всегда теплая.
  

*_*

  
   - Знаешь, я всегда хотел узнать больше об этом, - тихо сказал Угрюм. Они уже закончили работать и просто сидели и отдыхали. Угрюм - на кровати, а Мика - на столе, опираясь спиной о стену.
   - Я понял, - Мика кивнул. - Еще в лесу, - сказал он, пожимая плечами. - Это было сложно не понять. Зато я не понял, почему ты так не хотел делать накопители.
   Здоровяк хмуро посмотрел на него, и в итоге отвел взгляд в сторону, не став объяснять. - Спасибо, - глухо сказал он.
   Мика вновь улыбнулся, видя очередную возможность пошутить. - Твое спасибо дорого стоит. Прямо, - он кивнул вниз, указывая на пол, - как и твой прожженный пол.
   Угрюм не сразу понял, куда клонит Мика, но когда понял, его глаза тут же сузились. - Нет... - он закачал головой, - мой пол стоит больше.
   - Новые знания дороже любого пола, Угрюм... - покровительственным тоном начал Мика, но прервался, когда увидел хмурый взгляд своего напарника, - ...или нет, - легко согласился он усмехаясь. - Но мне стоило хотя бы попытаться.
   Тем временем Угрюм все также серьезно следил за ним. - Не думай, что сможешь увильнуть и не починить мой пол, Мика.
   Мика предпочел промолчать и красноречиво улыбнуться, отчего Угрюм нахмурился еще больше. Так оно какое-то время и продолжалось - Мика пытался всячески отвертеться от предстоящей работы, а Угрюм делал все возможное, чтобы Мике этого сделать не удалось. Самому Мике было несколько забавно наблюдать за изменениями, которые произошли в поведении его напарника. Он, хоть все еще и продолжал хмуриться, но теперь говорил гораздо охотнее. И не важно, что те вещи, которые он говорил, не предвещали ничего хорошего для Мики. Зато из него больше не нужно было силой вытягивать каждое слово. Возможно, именно таким его знал Старшой - немного неприветливым и хмурым, но, тем не менее, гораздо более открытым?
   Но в итоге их разговор вновь сместился туда, с чего начинался - к тому, почему Угрюма так интересовало все связанное с волшебством. Когда Мика вновь задал этот вопрос, Угрюм ответил не сразу. Сперва, ненадолго замолчав, здоровяк задумчиво уставился себе под ноги. Мике даже показалось, что он так и продолжит молчать, как это было не единожды до этого. Но Угрюм все же заговорил. - Мы повязаны волшбой, вашими знаками, - он кивнул на деревянную табличку, которую все еще держал в руках, - всю нашу жизнь. И даже после смерти.
   Мика пожал плечами, невольно соглашаясь. - Разве это плохо?
   - Для вас - нет. Вы знаете, что они делают, как они делают. А мы... - он повел плечами. - Мы не понимаем. И боимся.
   Даже Мика понимал, что страх ни к чему хорошему не приводит. Правда, он не до конца осознавал, как такое может быть возможно. Как волшебство могло испугать кого-то? Духи и страх? Пожалуйста - все их боялись, потому что они убивали и разрушали. Это было просто и понятно. Но волшебство и страх? Волшебство никого не убивало - оно строило дома, исцеляло, защищало. Без него люди просто не могли бы выжить. И как его можно было бояться, Мика понять не мог.
   Но с другой стороны, только слепой бы не заметил те проблемы, с которыми столкнулось их общество. Недоверие и неприязнь обывателей окружали одаренных плотным саваном. С тех пор, как духов в мире за стенами их поселений стало заметно меньше, власть, которой народ наделил одаренных, стала казаться чрезмерной и незаслуженной. Все чаще мастера, теперь не вынужденные ежедневно сражаться с духами за выживание всего их народа, злоупотребляли ею. И чем больше времени проходило, тем хуже все становилось, пока не достигло кульминации десять лет назад.
   Тогда в Столице казнили мастера Авена. Он пользовался очень большим уважением простолюдинов, и, еще когда его только бросили в темницу, начались обширные народные волнения. Казалось, чем дольше его держали под стражей, тем больше негодовал народ. Возможно, если бы бунтовщикам дали еще несколько дней, точка кипения была бы достигнута, и Содружество бы охватило народное восстание... Но мастер Авен был решительно казнен, а бунт - подавлен с особой жестокостью.
   Но если тогда, десять лет назад, бунт и подавили, то неприязнь от этого никуда не делась. Как болезнь, которую пустили на самотек, она крепла и высасывала силы из их общества. Тихо и медленно, но непреклонно, она подтачивала самые его основы. Вера в то, что силой были награждены избранники богов, лучшие из лучших, с каждым новым поколением наследственных мастеров уходила в прошлое. Одаренные и простые обыватели все больше отдалялись друг от друга. Что-то просто должно было произойти, хорошее или плохое. Им нужны были перемены. Всем им.
   - Думаешь, это поможет? - спросил Мика, поднимая взгляд на Угрюма. - То, что люди будут больше знать?
   - Может быть, - тихо сказал Угрюм. - Я хотел разобраться в этом. Узнать то, что знаете вы и рассказать об этом другим...
   - Хотел?
   - Да... Подожди, - он встал с кровати и шагнул к шкафу. Вскоре на свет появилась старая, потертая тетрадь в кожаном переплете. - Я писал о том, что мог узнать, - он листал страницы, показывая Мике то один отрывок, то другой. А Мика сидел и удивленно понимал, как много знаний по крупицам сумел собрать Угрюм. Они были неполны, во многом даже неверны и смешны, но все же... Мика понимал, что Угрюм сделал очень многое. Настолько, что просто поражала его настойчивость и целеустремленность. На это должен был уйти не один год.
   - Угрюм, - осторожно спросил Мика, - сколько лет ты писал это?
   Он пожал плечами, отворачиваясь. - Несколько.
   Мика покачал головой, с трудом веря в это. Любой одаренный мог бы написать такое за несколько дней, но охотник сомневался, что хоть один одаренный был бы готов добровольно поделиться своими знаниями. И не только одаренные - все их общество строилось на принципе монополизации знаний, особенно ремесленных, и удержании этих знаний в родах. Знания должны были всегда оставаться в роду, а разглашение их посторонним строго наказывалось. Так, род Коль обладал целыми гончарными и ткаческими производствами, а род Вадина - множеством бумажных мастерских. Эти рода хранили ремесленные знания в строжайшем секрете, стремясь сохранить монополию на определенные виды производства. Существовало лишь несколько профессий, которые были доступны всем, независимо от родовой принадлежности, такие, например, как охота, земледелие и скотоводство.
   И, если уж об обычных ремеслах старались не говорить, то о волшебстве - тем более. Знания о волшебстве, как зеницу ока, хранили высшие рода Столицы, передавая их строго от учителя к ученику. И никто из одаренных даже и подумать не посмел бы о том, чтобы выдать эти знания на сторону. Угрюму скорее всего пришлось собирать те сведенья, которыми он обладал, из третьих рук, по рассказам людей, далеких от волшебства. Но он все же сделал это, и многое из того, что он выяснил, было верно!
   - И... - начал Мика, все еще обдумывая то, что он узнал, - почему ты прекратил?
   Ответа не последовало. Угрюм, отвернувшись от него, смотрел куда-то в сторону и казалось, глубоко о чем-то задумался. А Мике почему-то вспомнились слова Старшого тогда, в столовой.
   - Угрюм? - осторожно спросил он. О том, что здоровяк все же услышал его, Мика понял лишь по еле заметному движению его плеч. - Я хотел узнать... - несмело начал Мика. Это был один из тех вопросов, которые, наверное, лучше было и вовсе не задавать, но не спросить Мика просто не мог. - Отчего умерла твоя мать?
   Здоровяк вздрогнул, но взгляда на Мику так и не поднял. - Болезнь, - хрипло сказал Угрюм, - ее унесла болезнь.
   Для Мики слышать это было по меньшей мере странно. - Сейчас целители могут вылечить все, что угодно. Что же это за болезнь...
   Все, что было необходимо делать для того, чтобы всегда оставаться здоровым - это всего лишь постоянно посещать целителей, этак раз в неделю, чтобы болезнь не развивалась слишком долго.
   - Кловья патока, - шепотом ответил Угрюм, все еще продолжая смотреть в сторону.
   Мика растерянно покачал головой, ничего не понимая. Это была болезнь, исцелить от которой было очень просто. Она передавалась по воздуху, и нередко случалось такое, что заболевали ею одновременно сотни человек. Но никто, насколько знал Мика, никогда от нее не умирал. Волшебство побеждало ее с легкостью.
   До того, как Мика успел озвучить свои мысли, вновь раздался голос Угрюма. - Мы с тобой живем по-разному, - продолжил говорить Угрюм. - К нам относятся по-разному. Когда ты приходишь к целителю, тебя обслуживают. Исцеляют. А мне - говорят "подожди", пока не обслужат таких, как ты, - он сухо пожал плечами. - Более богатых, более важных людей.
   Угрюм ненадолго замолчал, заворожено наблюдая за крохотным огоньком свечи.
   - Когда болезнь моей матери обнаружили, было уже слишком поздно. На исцеление такой старой болезни нужно было слишком много сил. И совсем скоро ее сердце остановилось. Нам сказали, что оно просто не выдержало такого длительного жара. Но... - он запнулся, решаясь, говорить или нет. И все же решился. - Позже, когда вел свои записи, - он кивнул на тетрадь, - я понял, что для лечения поздно еще не было. Не должно было быть... От начала болезни прошло не так много времени. Если бы собралось несколько целителей, их сил бы хватило, - он хмуро кивнул собственным мыслям. - Их должно было хватить.
   - Боги... - Мика сглотнул, отводя взгляд в сторону. Могли ли мастера оставить мать Угрюма умирать только потому, что ее исцеление обошлось бы слишком дорого? Стоили ли простолюдины в их глазах того, чтобы затратить на них все доступные силы? Мика покачал головой, стараясь не думать об ответе. Как такое вообще было возможно?
   - Но они не стали делать этого ради моей матери, - Угрюм лишь пожал плечами, как будто ничего другого от одаренных и не ожидал. И от этого Мике стало только хуже.
   - Мне жаль, - с трудом сказал он, сам не до конца осознавая, просто жалеет ли он о том, что матери Угрюма не стало, или же, как одаренный, извиняется перед своим напарником от лица таких же одаренных, как и он. Будто это и его бездействие убило мать Угрюма.
   В ответ здоровяк лишь слабо кивнул головой. - После этого я прекратил писать, - он указал на свою тетрадь и замялся, собираясь с мыслями. Он хотел сказать еще что-то, но никак не мог найти нужные слова. В итоге его лицо вновь будто окаменело, и он скупо покачал головой. С него хватило разговоров, в которых не было никакого смысла. Мика был хорошим напарником, но... Глаза Угрюма закрылись. Он устал говорить об этом.
   В наступившем молчании взгляд Мики сам собой притянулся к одинокому огоньку свечи. Этот огонь почему-то напомнил ему о точно таком же огне, горящем в Кубке Старшего. О том, как он каждое утро сжигал в нем листья вьюна, а вместе с ними и отрывки своих мыслей. И в это мгновение, сидя вместе с Угрюмом в его комнате, ему все это показалось настолько глупым, настолько бессмысленным... Сжигать свои же мысли... И почему? Только потому, что он не мог высказать их вслух? Потому что у него не было сил, не было смелости? И теперь, сидя в полтемной комнате, ему хотелось послать все это к чертям. Впервые за долгое время эти мысли перестали быть тяжелыми, а внезапно стали до глупости легкими.
   И неожиданно для самого себя он заговорил. - Мой отец тоже мертв, - в тишине наблюдая за маленьким, но ярким огоньком, эти слова почему-то дались так легко, как никогда прежде. Он ярко представил, как огонь внезапно выплевывает дымящийся лист вьюна. С него, одна за другой сбегают буквы и закрадываются обратно в его голову. Будто часть него самого, от которой он так долго пытался избавиться, вернулась домой. И, если до этого он старался избавиться от нее, то теперь он ее приветствовал, широко раскрыв свои объятья.
   Следующие слова дались еще легче. - Это случилось год назад, в Столице. Он был стражем и отправился туда по просьбе друга. Нам сказали, что он погиб по ошибке. Кто-то решил, что мой отец не имеет права быть там, где он был. Что же... - Мика улыбнулся, удивляясь сам себе. - Этот кто-то ошибся, а мой отец умер.
   В тишине, повисшей после слов Мики, Угрюм поднял взгляд на него и глухо сказал: - Мне жаль.
   Мика улыбнулся и покачал головой. - Тебе не о чем жалеть. Ты тут ни при чем.
   Но здоровяк настойчиво повторил: - Все равно...
   - Тогда, - начал Мика, и на его лице вновь появилась хитрая улыбка, - Твое сожаление дорого стоит, Угрюм. Прямо, - он вновь, в точности как незадолго до этого, кивнул вниз, указывая на пол, - как и твой прожженный пол...
   Услышав знакомые слова, не выдержала даже каменная стойкость Угрюма, и он улыбнулся. Это была слабая, еле заметная улыбка. Могло даже показаться, что это была всего лишь игра теней, но Мика знал, что это не так. Здоровяк улыбнулся, пусть слабо, но зато честно. В это мгновение Угрюм выглядел гораздо моложе и беззаботнее, чем прежде. Будто он наконец смог избавиться от того, что всегда удерживало его у земли и, как беззаботная птица, взлететь ввысь, воспарить к облакам. Но мгновение прошло, улыбка исчезла, а Угрюм вновь вернулся на землю.
   - Мой пол все же стоит больше...
   После чего между ними вновь повисло молчание. Но теперь оно было легким и непринужденным, таким, какое бывает только между хорошими друзьями.
   Вскоре за окном окончательно стемнело, и Мика понял, что настало время уходить. Он уже слез со стола и шел к выходу, когда за его спиной раздался голос Угрюма.
   - Мика? - все также глухо спросил Угрюм, и, когда Мика вопросительно повернулся к нему, то он встал с кровати и протянул ему свою тетрадь.
   - Возьми это, - сказал он, глазами указывая на свою записную книжку. - Если можешь, прочитай ее...
   Мика удивленно приподнял свои брови. - Хорошо, - Мика взял тетрадь, - я посмотрю ее. Ты... - Мика помедлил, переводя взгляд с книжки на Угрюма, - решил продолжать?
   Но в ответ Угрюм промолчал, неопределенно пожимая плечами. Он пока и сам не знал ответа на этот вопрос, и ему нужно было время обдумать это.
   Мика, уже привыкнув к привычкам своего напарника, не стал дожидаться ответа, а просто еще раз кивнул ему. Он уже шагнул к выходу, но внезапно остановился и окликнул здоровяка: - Угрюм?
   Когда тот хмуро посмотрел на него, Мика спросил: - Как думаешь, Фин вернется?
   - Фин?
   Видя, что Угрюм не понял, о ком идет речь, парень вздохнул: - Я о чужаке.
   - Ты о нем, - Угрюм мрачно посмотрел на парня. - Люди редко возвращаются.
   Мике не оставалось ничего иного, как вновь кивнуть ему. Верить в это не хотелось, и думать тоже. Но охотники пропадали - это было частью их жизни.
   - Мика...
   Оглянувшись, он вновь посмотрел на Угрюма. - Да?
   Здоровяк протягивал ему сделанный ими накопитель. - Ты забыл его...
   Мика легко улыбнулся. - Оставь его себе. За помощь.
   Оставив Угрюма удивленно сжимать в руке теплый от сохраненной в нем силы накопитель, Мика покинул комнату. Перед тем, как вернуться к себе, ему предстояло сделать еще одно дело.
   - Аккой? - в ответ на его оклик его начальник отвлекся от разговора с другим охотником и повернулся к нему.
   - Мика? - удивленно спросил он, будто совершенно не ожидал увидеть его здесь. Они были в столовой. Час был уже достаточно поздний, но Мика не был удивлен встретить его тут - охотники часто задерживались в столовой допоздна. Поэтому, не обнаружив Аккоя в его комнате, Мика сразу же и направился сюда.
   - Да, - Мика кивнул подходя к столу, за которым сидел сам голова и еще два мужика. - Я по поводу Фина.
   - Да... - Аккой перевел взгляд с Мики на своих собеседников, после чего, нехотя обернулся обратно к Мике и провел рукой по затылку. - Нет никаких новостей.
   - Что? - Мика удивленно переспросил. - Они ничего не нашли?
   - Как бы... - неопределенно протянул Аккой, мельком поглядывая по сторонам. - Пока ничего не известно.
   - Ясно, - немного расстроено сказал Мика. - Тогда я подойду завтра...
   - Не стоит, - поспешил ответить Аккой, проявляя все терпение, на какое был способен. - Я сам скажу тебе, если что-то узнаю.
   Растерянно кивнув ему, Мика, провожаемый взглядом Аккоя, ушел из столовой.
   В итоге, когда он лег спать, его веки тут же слиплись друг с другом, и вся ночь пролетела в мгновение ока - без снов и кошмаров. Казалось, только закрыв глаза, он уже открывал их из-за того, что кто-то будил его.
   Сонно пробурчав что-то, Мика сел на кровати и сумел разглядеть, что кто-то стоит рядом с ним. Черти, его действительно кто-то будил! Протерев глаза, Мика узнал в утреннем госте Аккоя.
   - Поднимайся, - тихо сказал он, - планы несколько изменились.
   - Планы? - сонно пробубнил Мика, и Аккой кивнул головой.
   - Да, нам придется самим отправиться на поиски твоего приятеля, - видя все еще ничего непонимающее лицо Мики, Аккой добавил, - и прямо сейчас.
  

*_*

  
   - А вот и он, - сказал Мика, рукой указывая на находящийся впереди них город. Тот самый, к которому позавчера его привела косуля. Городок, не город, - подумал парень. Действительно, сейчас, стоя на холме и взирая на город свысока, он мог увидеть, как вдалеке его плотным кольцом окружали зеленые кроны деревьев. Городок был небольшим и невысоким - все дома в один этаж, изредка в два. Лишь золоченый купол одиноко возвышался над собранием маленьких домов. Будто грибков, выросших под ветвями могучей ели.
   И еще казалось, что этот золотой купол вобрал в себя весь цвет, оставив у своего подножия сплошную серость и невзрачность - серокаменные стены, блекло карие черепичные крыши, серая брусчатка на улицах. Город под куполом блек и тускнел, а сам купол, казалось, вытягивал из него последние соки в тщетном стремлении вернуть былую красоту. Но величие навсегда осталось в прошлом - даже с окраины Мика видел на куполе дыры и пробоины. Как и весь город вокруг него, со ввалившимися внутрь крышами и многочисленными трещинами на домах, храм посреди городка доживал свои последние дни.
   Парень привел сюда пятерку охотников по требованию Аккоя. Их начальник полагал, что Фин каким-то образом забрел в этот проклятый город. Лично Мика думал, что Фин ни за что бы не сдвинулся с того камня, на котором сидел. Город находился в часе ходьбы от того места, где они договорились встретиться - слишком далеко для уставшего после дневного перехода Фина.
   Тем не менее, их отряд был тут, готовый обыскать это недружелюбное и заброшенное место. Мика знал почти всех, кто был в отряде. С ними пошел Старшой, Угрюм, Аккой, сам Мика и еще один охотник. Его звали толи Емай, толи Амай, и Мика с ним знаком не был, но не единожды видел его в Речном Устье.
   Они решили не спускаться в город сразу, а задержаться на холме. Аккой стоял в стороне и что-то обсуждал со Старшим. Но Мике было не до их разговора - с приближением к городу он чувствовал себя все уязвимей. Неприятное предчувствие, то самое, которое не покидало его еще в первом походе, мурашками пробегало по коже, заставляя содрогнуться. Будто не стоило ему возвращаться туда...
   - Мика, - раздался голос за его спиной. Парень удивленно повернулся и встретился лицом к лицу с Угрюмом. - Ты опять замер, - степенно сказал тот.
   - Да, - Мика кивнул, чуть улыбнувшись. - Но в этот раз ты хотя бы не начал толкаться. Понемногу привыкаешь вести себя пристойно, да?
   Угрюм так и продолжил хмуро смотреть на него, ничем не выдавая, что он вообще слышал Мику. Но молодой охотник и не ожидал от своего напарника ничего другого. Уже привык. Но это не значило, что стоило прекратить пытаться вызвать хоть слабую улыбку. Один раз ведь уже вышло, верно?
   Настроение сразу ухудшилось, когда Мика вспомнил, где же он находится. - Знаешь, я думал, что Фина будет искать кто-то другой, - тускло сказал он. - Кто-то кроме меня.
   - Да, - весомо ответил здоровяк. - Это странно. Это должны делать другие люди. Стражи, из поселения - обученные люди.
   Но отряд стражей, которые обычно и занимались поиском пропавших людей, вчера почему-то не пришел, а до следующего планового открытия Пути нужно было ждать еще полдня. И, как подозревал Мика, что-то заставило Аккоя попытаться найти Фина, не дожидаясь их прихода.
   Тем временем внимание Мики привлек Аккой, который все также продолжал говорить со Старшим, правда, чем дольше они говорили, тем больше Аккой раздражался, все чаще размахивая руками в сторону города.
   - Ты будешь делать то, что я сказал или нет? - раздраженно сказал Аккой, неотрывно глядя на Старшого.
   Но старый охотник легко выдержал его взгляд и спокойно, хоть и недовольно ответил ему: - Буду. Но мне не нравится все это.
   - Придержи свое мнение при себе, старик, - пригрозив Старшому пальцем, Аккой повернулся к ним.
   - Мика, - он окликнул парня, безуспешно стараясь скрыть свое раздражение. - Пойдешь со Старшим и Емоем, - он указал рукой на двух охотников, стоящих рядом с ним. Мика встретился взглядами со Старшим, и они обменялись еле заметными кивками, после чего он перевел взгляд на Емоя. Значит, его звали Емой? Мика пообещал себе, что попытается запомнить новое для него имя, но почему-то ему казалось, что вновь ничего не выйдет. Может быть, действительно нужно было записывать все эти имена, как советовал Фин?
   Хмуро оглядев Емоя, Мика понял одно - никаких положительных чувств он с первого взгляда не вызывал. Скорее, наоборот. Смотря на ехидно-гнусавое выражение его худощавого лица хотелось покрепче схватится за свой кошелек. Емой был молод - всего на несколько лет старше самого Мики, но одежды охотника сидели на нем с привычкой, которая возникает с годами. Скорее всего охотником он был опытным. Его лицо, несмотря на молодость и некую чрезмерную худобу, носило явное сходство с куда более упитанным лицом Аккоя. Тот же продолговатый нос с горбинкой, тот же острый, хоть и менее заплывший подбородок... Довершали картину волосы Емоя - они, немного длиннее, чем у Мики, но не такие длинные, как у Аккоя, тем не менее выглядели такими же коричнево-сальными, как и волосы их начальника. И даже несмотря на то, что лысины у Емоя и в помине не было, не заметить семейное сходство было невозможно.
   - Может, сам будешь с малым нянчиться? - Емой дерзко бросил Аккою, видимо, имея в виду Мику.
   Малой? Мика посмотрел на Емоя с легким удивлением. Уж от кого он не ожидал таких слов, так это от него. - Ты же сам всего на пару лет меня старше, Амой.
   Брови Емоя невольно приподнялись в недоумении, которое быстро стало сменяться раздражением. - Я не Амой.
   Мика, который ожидал всего, чего угодно, но только не того, что он умудрится уже забыть имя его нового напарника, растерянно спросил: - Да?
   - Да, - раздраженно ответил охотник. - Я Емой, черт возьми.
   - Эм, - Мика растерянно улыбнулся, - это хорошо. Емой звучит намного лучше, чем Амой, - и он протянул ему руку, - приятно познакомиться.
   Емой с неверием перевел взгляд с протянутой руки Микки на Старшого, который, глядя на все это, не мог перестать улыбаться. - Он это серьезно? - спросил он у старого охотника, и не подумав пожимать руку. Старшой лишь усмехнулся в ответ. Емой же, видя, что седой охотник всем этим наслаждается даже слишком сильно, решил не обращать внимания ни на смеющегося старика, ни на протянутую руку, и продолжил говорить: - Я не про это. Старшой вон, - он махнул рукой в сторону седого охотника, который и бровью на это не повел, видимо, уже привыкнув к выходкам своего напарника, - вообще стар как мир. Но он свое дело знает. И я знаю. А ты, - он ткнул Мику пальцем в грудь, вынуждая того, наконец, опустить руку, - нет.
   - Я справлюсь, Ем... Эм, - вновь замялся Мика, чувствуя немалое желание провести рукой по лицу. Почему он опять забыл его имя? Мика так и знал, что нужно было записать его!
   - Меня зовут Емой! - прошипел охотник, уже изрядно разозленный. - Ты даже не можешь запомнить мое имя - на черта ты нам сдался?
   Но Мике не пришлось отвечать на этот вопрос - в разговор вмешался Аккой. - Я сказал, чтобы вы его взяли, и вы его возьмете, - он хмуро смерил Емоя взглядом, с трудом сдерживая раздражение. Сегодняшний день с самого утра просто испытывал его терпение! - Не забывай свое место, брат, - он подошел вплотную к Емою, легонько толкая его рукой. - Или скоро вылетишь отсюда ...
   Емой лишь фыркнул, отталкивая брата прочь. - Прибереги свои угрозы для дураков. И для малого, - он насмешливо глянул на Мику, явно припоминая ему его забывчивость. - И мое место уж точно получше, чем та засранная задница, куда ты засунул свою голову.
   В глазах Аккоя что-то мелькнуло, и он уже было стал замахиваться рукой, намереваясь ударить наглого выскочу, но внезапно между двумя братьями возник Старшой.
   - Без рук, - крепкой рукой он отодвинул братьев друг от друга. - Нечего собачиться. У нас дело есть общее... - видя, что братья его не слушают и все еще раздраженно смотрят друг на друга, Старшой с нажимом обратился к Аккою. - Голова, идти на восток? - чтобы ответить, Аккою пришлось оторвать взгляд от брата. Чего Старшой и хотел.
   - Да, - Аккой отступил назад, избегая смотреть на брата. - А я с Угрюмом зайду в город с запада, - закончил он, кивая здоровяку, после чего взгляд Аккоя вновь скользнул по его брату. - Мы с тобой еще не закончили, Емой.
   Емой лишь фыркнул в ответ. Какое-то время они молча смотрели вслед уходящей паре охотников, пока те не скрылись за деревьями. И лишь после этого Старшой обратился к Емою.
   - Зря ты так, парень, - Старшой покачал головой.
   - А мы все время так, старый, - Емой пожал плечами, направляясь в рощу по правую сторону от города. Мика со Старшим были вынуждены последовать за ним. - Вроде бы братья, а терпеть друг друга не можем.
  

*_*

  
   Труп косули вонял. Сильный трупный запах, как казалось Мике, навис над всем городом, настолько он был силен. Но на деле этот запах заполнил собой лишь один единственный переулок между домами. Беда была в том, что именно в этом переулке стоял Мика. Серые, обвитые плющом стены нависали над трупом косули с двух сторон, оставляя его лежать на узкой дороге из брусчатки. На ней же стояла и троица охотников, которые пришли в этот старый, разваленный городок на поиски пропавшего охотника.
   - А вот и косуля, - с отвращением протянул Емой. Старшой лишь безразлично кивнул. А Мика стоял, зажав нос рукой, и говорить особого желания не испытывал. - Ты про нее говорил? - на кивок Мики Емой не обратил ровным счетом никакого внимания. - Ну и вонище, - продолжал он. Этот пробирающий до костей запах заставил его лицо скривиться в отвращении. - Что стоим, Старшой? Не знаю как ты, но я на такое идти не соглашался. Чем быстрее мы уйдем дальше, чем лучше. Скорее всего, этот пропавший тоже где-то здесь. И пахнет не лучше. Как, говоришь, звали этого ублюдка?
   Мика раздраженно посмотрел на Емоя. Фин, - подумал парень, - чтоб ты споткнулся, ехидная морда. Но ехидная морда спотыкаться и не вздумал - крепко стоял на своих двоих и лишь морщился от неприятного запаха.
   - Фин, парень, его звали Фин - сказал Старшой, тоже скривившись от запаха.
   - Да вспомнил я, - подойдя к трупу косули, Емой пнул его ногой, отчего мухи, жужжащие у гниющего мяса, разлетелись по округе. - Выходит, не врал ты про косулю, - сказал он Мике, повторно пиная труп.
   Мика лишь пожал плечами, предпочитая держаться от косули подальше.
   - Странно, - совсем не обращая на Емоя внимание, пробубнил Старшой, - труп уже должны были растерзать хищники. Запах - яркий, четкий. Они бы не пропустили.
   - Проклятое место, - тихо сказал Мика, но, как оказалось, Старшой его услышал.
   - Ты бы такими словами не бросался, Мика, - с упреком произнес он.
   Мика пожал плечами и, пройдя мимо косули, уже было хотел завернуть в ближайший дверной проем, но тяжело опустившаяся на его плечо рука Старшого помешала этому.
   - Мика, ты куда это?
   - Искать Фина, куда же еще? - ответил Мика, пожимая плечами.
   - Ты, кажется, кое-чего не понимаешь... - размеренно начал объяснять Старшой, но Емой перебил его.
   - Старый пытается сказать, что мы уже ищем.
   - Вот так вот стоя посреди улицы и ищем? - иронично спросил Мика, приподнимая бровь.
   - Так и ищем, - ухмыляясь, ответил Емой. - А потом мы пойдем туда, - он указал пальцем дальше по улице, где переулок выходил на небольшую площадь, - и будем стоять там. А через еще несколько минут мы неплохо постоим уже на следующем перекрестке.
   - Но как же... - начал было Мика, но его опять перебили.
   - Никто не будет всерьез обыскивать это место ради чужака, Мика, - сказал Старшой. - Тут опасно. Мы просто пройдем по улицам, никуда не заглядывая, а потом скажем, что ничего не нашли.
   - И тем более мы не будем этого делать по приказу моего брата, - с отвращением сказал Емой.
   Старшой лишь кивнул, явно соглашаясь с ним. - Что-то Аккой странное делает. Не нужно было нам сюда идти. Это работа стражей, а не охотников.
   - И все? - Мика разочарованно обвел их взглядом, но понимания в них не нашел. - На этом мы прекратим искать?
   Да, возможно, и было странно то, что Аккой приказал им идти сюда, но Мика уже один раз бежал из этого города. Теперь, когда, как казалось, сама судьба благоволила ему, он просто обязан был найти то, что искал. Я слишком близко, чтобы отступить сейчас. Но Старшой с Емоем о его мотивах не знали, и рассказывать им о них было не самой здравой мыслью. Тем не менее один выход был - можно было сбежать от них через ближайший дом. Едва ли они бросятся за ним...
   - Да, - видя несогласие в глазах Мики, Старшой нахмурился. - И ты поступишь точно также, Мика. Ты меня понял? - он положил руку на плечо парня, смотря ему в глаза. - Ты тут не для того, чтобы погибнуть по собственной глупости. Ты понял меня?
   Мика понимал Старшого. Старый охотник был хорошим другом, но... Он просто не знал всего, не мог знать. Ему нужно было осмотреть город! Мика дернул плечом, пытаясь сбросить руку Старшого, но ничего не вышло - хватка у старика была железной.
   Мика уже собирался, несмотря на хватку Старшого, попытаться рвануть в ближайший дом, когда внезапно откуда-то слева донесся отчетливый мужской крик. Это был крик боли, а может даже и смерти. В то мгновение Мика почему-то вспомнил, как заблеяла, нет, как закричала косуля, когда в нее попала стрела Мики. Точно таким же казался и этот человеческий крик. Полным непонимания и боли.
   Вся троица повернулась в сторону, откуда донесся крик и на мгновение замерла. Запад, - пронеслась напряженная мысль.
   - Крик с запада? - вырвалось у Мики.
   Старшой посмотрел на юнца и медленно кивнул. Мысль повисла в воздухе - оттуда, куда пошли Аккой с Угрюмом. Это не к добру...
   - Уходим, - резкий приказ Старшого вырвал Мику из забытья. Парень растерянно посмотрел на старика, но тот уже развернулся и начал уходить тем же путем, которым они сюда и пришли.
   - Мы идем на запад? - спросил Мика, поспешая вслед за Старшим и Емоем.
   - Нет, - на непонимающий взгляд парня Старшой пояснил, - возвращаемся к выходу из города.
   - Но как же... - неуверенно начал парень.
   - Голова и Угрюм? - на вопросительный взгляд Старшого Мика кивнул. - Справятся сами, - резко сказал он. - Мы ничем не можем им помочь.
   Емой лишь кивнул в ответ, продолжая внимательно осматривать близлежащие дома. - Черт возьми, - вырвалось сквозь его сжатые зубы. Ему показалось, или в окне справа что-то мелькнуло? Он напряженно присмотрелся, но теперь все было тихо. - Я знал, что это была глупая затея.
   - Да, - все с той же резкостью кивнул Старшой, тоже настороженно оглядываясь. - Нужно было кого-то из Столицы дождаться, как мы это всегда делаем.
   Мика выдохнул устало, но в то же время даже с некоторым облегчением. Теперь, когда раздался крик, он уже никуда не побежит. Чувства смешались в тугой комок внутри него - Мика одновременно и знал, что должен это сделать, но в то же время все его нутро говорило ему, что это плохая затея. Теперь же, когда там, за стенами домов таилась неведомая опасность, о том, что это глупо говорило не только его нутро, но и его голова.
   Поэтому он молча побежал вслед за отступающими охотниками. Всему было свое время. Он здесь был не для того, чтобы погибнуть, а для того чтобы выполнить обещание, данное Мирабель.
   Отступая, охотники старались держаться середины улицы, но те были узки - от стенки до стенки местами не больше трех шагов. Так что на каждое окно или дверной проем глядели с опаской. Крики больше не повторялись, но тревога, сжавшая сердце крепкой хваткой, пропадать не спешила.
   Казалось, что опасность поджидает их за каждым углом. Но они шли все дальше и дальше, а все так и оставалось неподвижны и тихим. Мертвым. Тишина, нежно обнимая их, щекотала нервы, заставляла потеть и чаще облизывать губы.
   Они смогли немного расслабиться, лишь выйдя на более просторную улицу. В два раза шире того переулка, который они покинули, когда-то она наверное кишела людьми и повозками. Но сейчас, улица была обветшавшей и заброшенной. Булыжник мостовой был все таким же надежным, как и сотни лет назад, но дома у дороги перенесли прошедшие годы заметно хуже. Прогнившие двери, провалившиеся крыши и принесенная ветром грязь - шло время, и разруха все нарастала.
   Когда охотники, шагая по все той же широкой улице, наконец, покинули город и скрылись меж деревьев, все они вздохнули с явным облегчением. Теперь оставалось только ждать, когда же вернутся Аккой с Угрюмом.
   Они стояли на том же холме у входа в город, с которого начинали свой путь. И с опаской и волнением глядели на запад, пытаясь заметить хоть какое-то движение. Но узкие улочки были полностью скрыты стенами одно - двухэтажных домов. Лишь редкие просветы там, где обвалились стены домов, позволяли взглянуть вглубь каменного лабиринта. Но там все было обманчиво спокойно. Город оставался безжизненно пустым. Проклятое место, - в очередной раз подумал Мика, чувствуя, как по его коже пробегают мурашки.
   Они ждали возвращения пары охотников уже полчаса, но те все не появлялись. Чем дольше они стояли, беспомощно вглядываясь в провалы в стенах с безопасного расстояния, тем меньше надеялись, что хоть кто-то из ушедших на запад вернется. Живым.
   Но вот в одном из провалов домов что-то мелькнуло. Мика сощурился, приглядываясь. Мелькнувшая тень была похожа на ... Аккоя? Не показалось ли мне? Но Старшой подобных сомнений не испытывал.
   - Луки на изготовку, - тихо и решительно сказал он.
   - Что? - Мика от удивления и не подумал потянуться за луком.
   - Доставай лук, Мика, - прошипел Старшой, напряженно вглядываясь в просветы между домами. - Мы не знаем, они ли это, - на слова старого охотника Мика неуверенно кивнул и, натянув тетиву лука с зажатой меж пальцев стрелой, прицелился. - Да и если и они, - продолжал старик, натягивая свой собственный лук. - Люди так от хороших вещей не кричат...
   Его слова тяжело повисли в воздухе. И в молчании они стали ждать приближения того, кто двигался в городе.
   Это Аккой, - облегченно подумал Мика, видя, как из-за угла ближайшего к ним дома, в шагах пятидесяти вниз по склону, показался Аккой. На плечах он тащил бессознательного Угрюма. При виде искривленного болью лица здоровяка на сердце Мики опять потяжелело.
   Выйдя из-за дома, Аккой, до этого сгибаясь под тяжелой ношей, выпрямился и увидел их, после чего с новыми силами потащил бессознательного здоровяка к ним.
   - Стой! - прогромыхал Старшой, тщательнее нацеливая на Аккоя стрелу.
   - Брось... - устало протянул Аккой, подтаскивая Угрюма все ближе и ближе. - Не стреляй.
   На мгновение Мике показалось, что старик выстрелит - было видно, как решительно застыло его лицо, как его взгляд пересекся со взглядом Аккоя... Казалось, что вот вот полетит стрела. А Аккой все продолжал тащить Угрюма вперед, медленно и обреченно направляясь к ним. Вот сейчас - сейчас пальцы разомкнуться, отпустят стрелу и...
   Но глаза Старшого скользнули на искривленное болью лицо Угрюма, и он невольно опустил лук. Старик тяжело вздохнул, еле слышно пробурчал что-то и решительно направился им навстречу.
   Подойдя к ним, он немедленно кинул на землю свой плащ и помог Аккою уложить на него бессознательного Угрюма. После чего старик нагнулся и осторожно прикоснулся к лицу Угрюма. - Боги... - шепнул он, пораженно. - Как же ты так, Угрюм?
   Но Угрюм ничего не ответил - он был в глубоком беспамятстве.
   - Что, черт возьми, случилось? - сухо спросил Аккоя подошедший к ним Емой, неотрывно наблюдая за Угрюмом.
   - Мы обыскивали дома и... - начал говорить Аккой, но замешкался, его глаза забегали, пока не уцепились за лицо Угрюма. И тут же его рука вытянулась в сторону Угрюма, и его палец обвинительно указал на него. - Он сам виноват в том, что случилось. Я был не при чем!
   - Нет, - сквозь зубы прошипел Старшой, переводя взгляд с Угрюма на Аккоя. В глазах седого охотника не было сомнений - он твердо знал, кто был виноват. И это был не Угрюм. - Это ты! Ты притащил нас сюда... - старик грозно поднялся на ноги и шагнул к Аккою. Рука того сама собой потянулась к одному из двух ножей, висевших у него на поясе, но, схватившись за рукоятку, нерешительно замерла, не став оголять клинок.
   Старшой тем временем сделал еще один шаг к Аккою. Угрюм не заслуживал этого. Нет, все должно было быть не так. Он вообще не должен был стать охотником! Парень должен был быть учителем и прожить долгую и счастливую жизнь... Он достоин гораздо большего! Старшой знал это, как никто другой - он сам и воспитал парня, когда его отца не стало. Таких, как Угрюм, еще нужно было поискать. Да что там поискать - не было больше таких! Не было! Старшой почувствовал, как в глазах защипало.
   И теперь Угрюм лежал без сознания прямо перед ним. А все из-за чего? Он знал ответ, более того - он знал Аккоя, знал, что тому было плевать на других. Во всем виноват он, в этом не было никаких сомнений! Взгляд Старшого продолжал неотрывно сверлить Аккоя. Все из-за него!
   - Подожди, Стар... - удар в челюсть прервал слова Аккоя, и он, утратив твердость в ногах, завалился назад. Придя в себя уже на земле, Аккой стал кое-как подниматься на ноги, попутно вытаскивая из ножен кинжал и выставляя его лезвием вперед - туда, откуда на него надвигался Старшой. - Не подходи ко... - но он не успел договорить, когда удар ногой откуда-то сбоку вышиб кинжал из его руки. В следующее мгновение что-то столкнулось с его лицом, и мир вновь ушел из-под его ног.
   Мика удивленно наблюдал за тем, как Емой только что ударом ноги обезоружил так и не успевшего встать брата, после чего подлетевший Старшой напрочь повалил его обратно на землю метким ударом руки прямо в голову.
   Взгляд Мики было проследил за блеснувшим где-то вдали черным лезвием выбитого из рук Аккоя кинжала, но быстро вернулся к тому, что происходило подле него.
   Старшой вновь нависал над лежащим на земле Аккоем, прочно схватив его за грудки. - Что ты натворил? - прорычал седой охотник в лицо Аккою. - Что с ним?
   Нужно было срочно вмешаться, пока Старшой не сделал того, о чем явно потом пожалеет, поэтому Мика незамедлительно подошел к старому охотнику. - Старшой... - Мика осторожно положил руку ему на плечо, пытаясь успокоить потерявшего контроль и все еще трясущего Аккоя охотника. - Старшой, оставь его.
   - Что? - наконец услышав его, старый охотник отвернулся от Аккоя и посмотрел на Мику дикими глазами. - Ты знаешь, что он...
   Но Мика перебил его твердым голосом: - Посмотри на него. Посмотри, - настойчиво повторил Мика и перевел взгляд на Аккоя, а вслед за ним, на него посмотрел и Старшой. И только сейчас старый охотник обратил внимание на то, что Аккой совершенно не двигался, обвисая в руках Старшого безвольным кулем, а глаза его были закрыты. - Он без сознания, - мягко повторил Мика. - Оставь его.
   И Старшой, наконец, окончательно придя в себя, кивнул и перестал сжимать кожаный жилет Аккоя, отчего тот тут же упал на землю.
   - Боги... - устало выдохнул он, невольно отступая на шаг назад.
   - Да... - вторил ему Мика. - Хорош у тебя удар для твоих-то лет.
   Старик ничего ему не ответил, но зато усмехнулся Емой, неотрывно наблюдавший за бессознательным Аккоем.
   - Зря это ты остановил старика так рано, - сказал Емой Мике, проходя мимо него и направляясь к своему брату. - Он явно заслужил еще парочку ударов, - и, подойдя к лежащему на земле Аккою, Емой без всяких угрызений толкнул его ногой в живот, отчего тот, похоже, начал приходить в сознание.
   Мика же, убедившись, что, несмотря на их отношение друг к другу, Емой не опустится до того, чтобы избивать бессознательного брата, устало провел рукой по лицу. Они были в месте, в котором лучше было не быть. Двое из них были без сознания, один - явно не в здравом уме, а последнему он бы не доверился и в лучшие из своих дней, не то, что сейчас! Одним словом, все было хуже некуда.
  

*_*

  
   - Почему я хотел взять Мику к себе в тройку? Не знаю. Наверное, просто потому, что он неплохой парень. Молодой еще и зеленый, да... но сердце у него на нужном месте. Из него вышел бы толк... даже несмотря на то, что он из одаренных.
   - ...
   - Почему передумал? Ну... когда Мика сказал мне, что попал в пару с Угрюмом, я подумал, что, может оно и к лучшему, понимаешь? Пусть и продолжают охотиться вдвоем. Кто бы что ни думал, но эти двое были похожи друг на друга больше, чем сами могли предположить. Они хорошие ребята...
   - ...
   - Да. Хорошие ребята, которым нужна была помощь. И одному, и другому. Я им помочь не мог и не знал того, кто сможет. Вот я и подумал - а почему бы и нет? Ведь чаще всего нам помогают те, от кого помощи ожидаешь меньше всего.

Вадьян из рода Коль, по прозвищу "Старшой"

3 глава.

Люди погибали, мертвые поднимались из могил. Людской род схватился с новым врагом - непонятным и неведомым. Кто-то говорил, что против них вышла сама Смерть, но другие не соглашались, утверждая, что, столкнись они со Смертью, и все было бы гораздо хуже. Они и не подозревали, что худшее было только впереди.

Когда люди столкнулись с умертвиями, то достаточно быстро нашли на них управу. Тела погибших сжигались, кладбища - опустошались. В итоге у врага не осталось тел, в которые он мог бы вселиться. Враг, силы которого были ограничены и не пополнялись, уже не казался столь страшным.

Именно тогда и началось то, что в итоге окрестили Бедствием. Земля, камень, дерево - за неимением человеческих тел, духи стали вселяться во все, что могли. Рушились города, гибли тысячи, сотни тысяч невинных и беспомощных людей. Начался хаос, который повлек за собой еще больше смертей.

И посреди всего этого беспорядка только одно место оставалось безопасным. Это был город, в те времена не самый большой и не самый важный. Но уже тогда в нем было то, чего не осталось больше нигде - надежда. Казалось, духи не могли подойти к стенам города - невидимая сила не пускала их дальше. И люди верили, что там, внутри городских стен, они будут в безопасности, несмотря ни на что.

Старое название города стерлось временем, давно позабытое и не нужное. Город пережил много такого, о чем уже и не помнят. Он стоял во главе новой эры, был свидетелем возрождения человечества, первых робких шагов вперед. И его новое название отражало всю его важность, всю исключительность. Это была Столица Содружества, Хор Ниер.

Тот же день. Месяц последних листьев, день 23.

   Аккой сидел на земле, наконец, придя в сознание и потирая челюсть. Страсти немного улеглись, и даже Старшой, все еще недобро поглядывая на их начальника, был готов выслушать его.
   - Мы шли по улице, особо никуда не заглядывая, - сказал он, все еще не поднимая глаз. - Все было хорошо. Но потом... Я задержался позади, а Угрюм пошел вперед. Я думаю, он что- то заметил в том храме, - Аккой кивнул в сторону большого позолоченного купола, который высился посреди города. - Он зашел туда, а через мгновение раздался крик...
   Именно этот крик они слышали с другого конца городка. Но как же надо было кричать, чтобы тебя было слышно так далеко? Что могло заставить так кричать?
   - Я нашел его, лежащего на полу без сознания, - Аккой кивнул на Угрюма. - А рядом... - он замялся, мельком наблюдая за выражением их лиц, - рядом был труп чужака. Похоже, Угрюм все же сумел найти его. И попытался сжечь его труп.
   Фин все же был в городе? - удивленно подумал Мика. Несмотря на то, что они уже несколько часов обыскивали город, Мика все не мог поверить, что Фин был там. Что он умер там. И, возможно, что бы ни приключилось с Фином, теперь добралось и до Угрюма.
   - Не нравится мне то, что ты говоришь, - чуть ли не прорычал на него Старшой. - Я не верю, что Угрюм сам по своей воле полез внутрь того храма. Не мог он...
   - Ты уверен, Старшой? - тихо спросил его Емой. Когда разгневанный Старшой повернулся к нему, Емой пожал плечами. - Ты сам знаешь Угрюма. Если мой брат не сказал ему не лезть, он будет делать то, что ему приказали до этого. А какой у нас был приказ?
   Когда Старшой мрачно отвел глаза в сторону, Емой лишь кивнул. - Правильно. Приказ был искать. Если и малой, - он кивнул на Мику, - собирался идти обыскивать дома, то Угрюм - тем более. Болван на многое способен... - сказал он, искоса поглядывая на бессознательного Угрюма, лежащего на земле подле них.
   Взгляды троицы вновь скрестились на Аккое, который немного неуклюже поднялся на ноги, но отвечать им не спешил. Было видно, что тот наконец начал приходит в себя, и растерянность быстро сменялась раздражением.
   - Что ты сказал ему, Аккой? - прошипел Старшой, вновь наступая на Аккоя.
   - Если ты еще раз замахнешься, старик, - сказал Аккой в ответ, сверкнув на него глазами, - то я позабочусь о том, чтобы ты вылетел отсюда...
   Но Старшому было плевать на угрозы Аккоя. Несколько шагов, и они уже стояли лицом к лицу. - Что ты сказал ему?
   - Да ты... - начал отвечать он, неотрывно следя за старым охотником взглядом, обещающим однозначную расплату, но Старшой вновь перебил его.
   - Что ты сказал ему? - прорычал старый охотник, продолжая наступать на Аккоя.
   - Стойте, - неожиданно для самого себя, Мика вмешался в их ссору, становясь между ними. - На это нет времени. Нужно... - его взгляд невольно скользнул по неподвижно лежащему на земле Угрюму, - сперва нужно помочь ему.
   - Да, - Емой поддержал его. - Я и сам не прочь набить морду своему брату, но сейчас не время. Пошли, старый, - он похлопал Старшого по плечу, оттягивая его прочь от Аккоя и не обращая внимания на гневный взгляд брата, - сделаем носилки...
   После того, как Емой со Старшим скрылись в лесу, Аккой тоже поспешил куда-то вслед за ними, и Мика остался наедине с беспамятным Угрюмом. Впервые с начала всей этой кутерьмы он смог внимательно рассмотреть его. Казалось, что тот спит. При этом сон, который он видит, был очень неспокойным, даже кошмарным. Лежа на земле под их ногами, Угрюм то и дело ворочался, его лицо напряженно хмурилось, а губы безмолвно открывались и закрывались. Будто он еле слышно что-то шептал, но, если это и было так, слова разобрать не удавалось.
   Мика присел на колено у пострадавшего охотника. Перед тем, как куда-либо нести Угрюма, нужно было осмотреть его. Мика, после множества дедовских уроков, знал, как это делать. Не до конца, не все, но он мог попытаться хоть немного помочь. Это казалось куда лучшей затеей, чем просто сидеть, сложа руки.
   - Мика, куда это ты лезешь? - его окликнул вернувшийся Аккой, но Мика не стал обращать на него внимания. Вместо этого он взял Угрюма за руку. Рука была мертвенно холодной. Плохо... Холод всегда был там, где были духи. Они были неразлучны - будто две стороны одной монеты.
   - Мика, - он услышал голос Аккоя прямо у себя за спиной, и у него не оставалось выбора, кроме как прервать осмотр и перевести взгляд на своего начальника. Тот уже стоял прямо за его спиной, наблюдая за ним странным, непонятным для Мики взглядом. Там в глубине его глаз, было никогда не покидающее их раздражение, но в то же время там было и кое-что другое - еле заметная неуловимая тень. Будто глубоко загнанный страх. Но почему? Чего Аккой боялся? Тем временем в голосе начальника прибавилось стали. - Отойди от него, или...
   - Или что? - за него вступился Старшой, быстро приближаясь к ним со стороны леса и становясь между ним и Аккоем. - Пусть Мика попробует помочь.
   - Но он... - Аккой на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки. - Что ты вообще тут забыл? Я думал, ты ушел делать носилки...
   - Пришлось вернуться, - сказал Старшой, смотря на него со все еще не утихшей злостью. - Нужна помощь еще одного человека. И... ты сам знаешь, чей он внук, Аккой, - сказал он, похлопывая Мику по плечу. - Если ты попытаешься что-то ему сделать, то вылетишь отсюда уже ты. Как пробка, - с нажимом повторил Старшой его же слова.
   - Черт вас подери... - раздраженно сказал Аккой, оглядывая их по очереди и нигде не находя поддержки. - Ладно, осмотри его, - он пренебрежительно махнул рукой. - Но ответственность за это я на себя брать не буду.
   - Давай, парень, - тихо шепнул ему Старшой, похлопывая Мику по плечу. Его глаза то и дело с тревогой посматривали на бледное лицо Угрюма. - А мы пока носилки подготовим.
   Кивнув ему в ответ, Мика немного рассеянно проводил взглядом охотников, уходящих в сторону леса изготавливать носилки. Он не знал, сможет ли чем-то помочь Угрюму. Черти, сейчас в его голове все настолько смешалось, что он сомневался, вспомнит ли он хоть что-то из того, чему его учил дед. Но нужно было попытаться. Потому что в отличие от остальных, он хотя бы мог попытаться помочь.
   Дед много рассказывал ему про духов. Души людей, после смерти покинувшие тела, но дальше не последовавшие. Куда это - дальше? Было ли какое-то посмертие - рай или ад? Мика не знал. Послушники говорили, что до Бедствия души после смерти следовали дальше, а после - проследовать больше не могли. Будто кто-то захлопнул двери и не давал их открыть. Теперь все души мертвых оставались тут - подле живых. Сперва они жили вместе с живыми вполне мирно. Настолько, что их присутствие выдавал лишь легкий холодок, пробегающий мурашками по телу, когда незримый дух пролетал подле тебя. Говорят, что таких духов можно было увидеть под светом луны или в зеркальном отражении, и они были вполне безопасны.
   Но время шло, и чем дольше дух бродил по этому миру, тем меньше разумного в нем оставалось. А вместо разума приходило нечто другое - чуждое, холодное и вечно голодное. Дух стремился вновь жить, перестать быть призраком и обрести новое тело.
   Говорят, раньше, в местах, где разница между призрачным и реальным была наименее ощутима - будь то у рек и озер или в зеркальном отражении, сотни духов врывались в наш мир и вселялись во все, что попадало им под руку - в деревья, камни, даже воду. Случилось даже так, что целый лес, пораженный духами, встал на ноги и посреди ночи ворвался в деревню, круша и убивая.
   Но дерево и камень не могли удерживать тела духов в нашем мире долго - через какое-то время они просто рассыпались в труху, а дух был вынужден вновь скитаться где-то за гранью сознания. Поэтому больше всего духи стремились найти себе человеческое тело, которое позволило бы им остаться тут навсегда.
   Те опасные времена, когда неисчислимые полчища духов бродили по земле, уже давно прошли. Духи, не в силах добраться до запершихся в поселениях людей, исчахли и покинули этот мир, скрывшись где-то там - за зеркальным отражением. Бедствие кончилось. Но даже сейчас нередки были случаи, когда людей поражало холодом. Когда они коченели и промерзали до костей без видимой причины. Именно тогда и нужны были мастера-целители.
   Мика достал из заплечной сумки листок бумаги. За неимением ничего лучшего, для плетение сгодится и он. Он медленно и осторожно выписывал один знак за другим, пока плетение поиска духов не было закончено, после чего Мика внимательно осмотрел каждый знак в поисках случайной ошибки, неуместной линии... Мика вдоволь наслушался рассказов деда о том, как невнимательным одаренным отрывало руки. Знаки имели именно ту форму, которую имели совсем не случайно. Они приобрели ее в ходе долгих лет опытов и часто случайного подбора. Итогом таких изысканий стал набор форм и знаков, наиболее подвластный силам одаренных. Шаг в сторону от этих форм, и сила могла повести себя совершенно непредсказуемым образом. В точности, как в той истории деда, когда какому-то ученику оторвало руки из-за слабой проводимости знака.
   Внимательно проверив плетение, Мика не обнаружил ошибок. Оно, хоть и имело погрешности, но все же вполне могло работать. Все будет хорошо. У него получится...
   Облизнув сухие губы, он сосредоточился на тепле в своем теле и приказал ему перетечь в плетение. Сила немного подрагивала из-за его волнения, но в целом вела себя послушно. Как только первые капли его силы попали в плетение, Мика почувствовал, как расширяется его сознание. И вот он уже ощущал тело Угрюма, как сложное образование потоков тепла. Там, среди этих потоков, была зараза, холодная и грязная. В мягком тепле человеческой души она казалась чуждой и противной. Зараза, целенаправленными толчками медленно распространяясь по всему телу, брала начало откуда-то в области живота. Именно там был самый плотный сгусток холода.
   Нахмурившись, Мика потянулся рукой, чтобы задрать рубаху Угрюма, но обнаружил, что она была порвана. Возможно, она порвалась, пока Аккой тащил Угрюма сюда? Мика пожал плечами и стал внимательно осматривать живот охотника. Все было в полном порядке, разве что... Присмотревшись, Мика обнаружил маленькую красную точку - круглую красную ранку. Такую, будто Угрюма чем-то укололи.
   - Странно, - тихо пробубнил Мика. Дух мог вселиться в тело жертвы как через ранения, так и совершенно бесследно. Чем была эта точка, понятно не было. Имела ли она отношение к заболеванию Угрюма? Возможно, он просто поранился, пока Аккой тащил его по улицам города, зацепившись за какую-то колючку? Мика не мог этого знать. И думать об этом сейчас времени не было, поэтому, он вновь опустил задранную рубаху.
   Он чувствовал холодную силу внутри Угрюма. Ему даже казалось, что он видел ее - гнойный нарыв, пульсирующий каждый раз, когда он крал еще частичку души хозяина тела. Помнится, Мика говорил Угрюму, что душе навредить почти невозможно. Да, это так и было, если пытаться отрывать от нее кусочки. Но духи... Они будто воздействовали на душу целиком, всю и сразу, миг за мигом высасывая из нее силы и ослабляя ее. Духи умели убивать души, как никто другой.
   До этого Мике никогда не приходилось сталкиваться с духами. Дед говорил, что ему пока рано, а сам Мика возражать не спешил. Теперь же, стоя на коленях перед слабеющим на глазах Угрюмом, он десять раз пожалел об этом.
   Мика знал только одно плетение, которое могло помочь в борьбе с духом. Это было плетение из семейства Акар, создающих и разрывающих связи. Предполагалось, что дух создает паразитическую связь с душой больного, через которую и ослабляет свою жертву. Для того, чтобы исцелить больного, эту связь требовалось оборвать.
   Мика снова стал рыться в заплечной сумке. Сперва ему под руку попалась бумага, но для этого плетения она подходила меньше всего. Мика не знал, какое время плетению понадобиться для работы, но был уверен, что бумага в любом случае сгорит слишком быстро. Нужно было что-то способное дольше выдержать тепло его силы... К счастью, в сумке была одна из деревянных табличек, приготовленных для накопителей. Схватив нож, он быстро вырезал необходимые знаки. Первым был знак духа, Эрь, который переходил в Ом, затем в Акар и, наконец, в душу, Аз. Мика не мог рассчитывать на то, что он сможет без затруднений использовать плетение без дополнительных знаков, поэтому пришлось добавить в плетение все, до чего он смог догадаться - это были несколько знаков на ограничение потока силы, чтобы в плетение поступало именно необходимое количество силы, а также знак Рошь для того, чтобы его сила текла по деревянному проводнику без колебаний. Такое сложное плетение потребляло гораздо больше силы, чем должно было - каждый дополнительный знак требовал еще одну крупицу силы для того, чтобы работать. Но у Мики не было выбора - сейчас, стоя на коленях перед погибающим другом, он не мог позволить себе экспериментировать и подбирать оптимальное количество знаков.
   Тяжело выдохнув в тщетной попытке успокоиться, Мика положил табличку на живот Угрюма. Чем ближе к заразе, тем лучше. Мысленно попросив богов о помощи, Мика приказал своей силе наполнить плетение. И плетение заработало - он почувствовал, как его сила, минуя ограничительные знаки, укладывается в тонкий поток и постепенно, один за другим, наполняет знаки плетения, активируя его. Тут же тепло послушно потянулось в тело Угрюма, пытаясь обнаружить связь духа и души. И разорвать ее.
   Но внезапно, когда его душа коснулась души Угрюма, все тело больного содрогнулось, а через мгновение его глаза распахнулись, потерянно оглядываясь до тех пор, пока не увидели его.
   -Мика... - слабо прошептал Угрюм, хватая его за руку.
   Мика почувствовал, как в его сердце закрадывается надежда. Возможно, у него получилось, и ему удалось изгнать духа? - Все будет хорошо, Угрюм, - Мика поспешил уверить его.
   Но в ответ Угрюм еле заметно покачал головой. - Возьми... - его рука потянулась в карман жилета и извлекла оттуда что-то небольшое. Присмотревшись, Мика обнаружил цепочку, а на ней - камень, синий, как капля воды. Амулет был простым, но вместе с тем и изысканным. Граненый камень, сверкая бликами чистой синевы, казалось, излучал спокойствие и умиротворение. Цепочка же, простая железная поделка, совершенно не подходила куда более утонченному камню, подвешенному на нее. Создавалось впечатление, что кто-то нашел камень и подвесил его на первое, что попалось под руку. Тем не менее, Мика не помнил, чтобы видел у Угрюма что-то подобное. Кроме того, камень казался ему до странности знакомым. Он определенно где-то встречал его...
   - Возьми, - напрягая последние силы, Угрюм положил цепочку ему в руку. - Спрячь... - прохрипел он.
   - Но что это? - спросил Мика но ответом ему была лишь тишина - глаза Угрюма вновь закатились, и он потерял сознание.
   Быстро написав плетение поиска духов на клочке бумаги, Мика вновь активировал его и в сердцах чертыхнулся - духовная зараза никуда не делась. Угрюм все еще слабел, и то, что он сумел прийти в сознание, было не чем иным, как чудом.
   Нужно было попытаться еще раз. Но перед тем, как пробовать снова, Мика невольно посмотрел на синий камень, который дал ему Угрюм. Откуда Угрюм мог взять его? Мог ли он найти камень в этом городе? Такая возможность, несомненно, была. Украдкой оглянувшись по сторонам, и обнаружив, что охотники все еще заняты сооружением носилок и совершенно не обращают на него внимания, Мика быстро надел амулет себе на шею и спрятал его под рубаху. Ему определенно нужно было вспомнить, где он видел этот амулет. Но не сейчас. Мика покачал головой, прогоняя лишние мысли. Его взгляд вновь упал на мертвенно бледное лицо Угрюма. Сейчас нужно было попытаться помочь его другу.
   Деревянная табличка была все еще цела, и Мика смог вновь активировать плетение разрыва связей. Тепло из его тела потекло в тело Угрюма и вновь начало свои поиски. Один поток силы за другим устремился в холод духа, пытаясь найти его связь с душой Угрюма. Вот первый поток настиг духа, соприкасаясь с холодом, проверяя его на прочность. Вот приблизились еще несколько потоков. Все шло хорошо, когда внезапно Мика ощутил резкий укол, и его сила отхлынула обратно, прочь от холода. Чтобы понять, что произошло, ему не потребовалось много времени - это был дух в теле Угрюма. Когда он почувствовал приближение Мики, то, не задумываясь, напал на его силу, прогоняя ее прочь. В этом не было ничего удивительного, но не было и ничего хорошего. Дух был слишком силен для того, чтобы победить его этим плетением, и, к несчастью, Мика не знал, как ослабить его для того, чтобы плетение смогло сработать.
   Кроме того, он, хоть и использовал всего несколько плетений, но уже чувствовал усталость. Душевные силы нельзя было исчерпать в привычном смысле, как много плетений не используй. Душа всегда восстанавливала себя. Можно было сказать, что душа - это всегда полный стакан воды, сколько из него ни пей. Но были и ограничения. Первое - это предельное количество силы, доступное одаренному. Если плетение требовало гораздо больше силы, чем было у одаренного, то он не мог использовать его. И второе - чем дольше одаренный пользовался силой, тем большей была усталость, и тем больше сил уходило на одно и то же плетение. В итоге все заканчивалось тем, что утомленному одаренному, хоть его душевные силы и были полны, не хватало сил даже на самые простые плетения, которые до этого давались ему с легкостью.
   - Черти, - сквозь зубы прошептал он, невольно крепко сжимая кулаки. Мика не знал, как помочь, и с каждой неверной попыткой все больше ослаблял себя. Казалось, что он был бессилен.
   За его спиной раздались чьи- то шаги. Обернувшись, Мика увидел Аккоя, за которым уже спешили Емой со Старшим. В руках у них были самодельные носилки.
   - Что-то узнал? - спросил Аккой, наблюдая за ним все тем же странным взглядом.
   - Я... не смогу ему помочь, - сказал Мика, с трудом выдавливая из себя эти слова. - Нужно как можно быстрее доставить его в Речное Устье.
   - Он может, ну... - внезапно заговорил подошедший Емой, - умереть?
   Мика смог лишь отвести глаза и сказать: - Его нужно как можно быстрее показать деду.
   - Вот болван... - прошипел Емой, отворачиваясь от них. - И из-за кого? Из-за какого-то пришлого? Да какого черта он вообще ему сдался?
   Мика невольно посмотрел на молча застывшего подле него Старшого. Он выглядел таким старым и потерянным, как никогда ранее. - Боги... - пораженно прошептал старый охотник, не сводя с Угрюма глаз. - За что же так?
   Ответа ни у кого не нашлось.
   - Положите его на носилки, - устало приказал Аккой. Им предстоял долгий путь домой.
  

*_*

  
   Было за полдень, и солнце только начало свой путь вниз, когда они заносили все еще бессознательного Угрюма в Речное Устье.
   Успели, - с облегчением подумал Мика, наблюдая за тем, как Старшой с Емоем опускают носилки на пол центральной комнаты охотничьего дома. Внешне Угрюм выглядел все также, как и когда Мика увидел его на холме у города. Лицо молодого охотника было искривлено от боли, а его голова время от времени дергано поворачивалась из стороны в сторону, будто он пытался отвернуться и не смотреть на что-то страшное. Дыхание Угрюма было тяжелым, а его губы все время беззвучно шевелились.
   Аккой убежал вперед еще когда они подходили к лагерю, и сейчас он, появившись из одного из коридоров, шел им навстречу.
   - Аккой? - спросил Мика, немного удивившись тому, что голова шел к ним один. - Где дед?
   Аккой покачал головой из стороны в сторону. - Его нет.
   От его слов, Мика чуть не споткнулся. - Что? Но как же...
   - Нет его, понятно? - сказал Аккой гораздо резче, чем собирался. Немного переведя дыхание, он тут же добавил. - Он еще в поселении.
   - Но... - Мика неверяще замотал головой. - Что нам делать?
   Тот лишь лениво пожал плечами. - А что мы можем? Ждать его.
   - Но... - Мика запнулся, переводя взгляд на Угрюма. Здоровяк выглядел совсем бледно и немощно. Но Угрюму осталось совсем немного.
   - Мика? - из размышлений его вырвал голос Старшого. Посмотрев на него, Мика с удивлением обнаружил, с какой надеждой старик смотрел на него. - Все ведь еще не так плохо, верно?
   Наверное, он думал, что, раз они сумели доставить сюда Угрюма живым, то все будет хорошо. Черт возьми, только что в этом был уверен и сам Мика! Но теперь, когда было дорого каждое мгновение, а его деда не было, от этой уверенности не осталось и следа. Правда, говорить об этом Старшому он сам точно не будет.
   - Да, - с трудом выдавливая из себя улыбку, сказал Мика, - не случилось ничего страшного. Мы подождем его. Главное, чтобы дед вернулся раньше отожравшихся орехов кабанов, верно?
   Старшой странно посмотрел на него. - Они вернуться только через полгода, Мика.
   - Тогда у нас еще целая куча времени, да? - Мика улыбнулся и с облегчением отметил, что Старшой улыбается ему в ответ. Часть напряжения вокруг них разом пропало - люди поверили, что все еще не было потеряно. Было бы просто прекрасно, если бы в это смог поверить и сам Мика.
   Когда Старшой, успокоенный его словами, кивнул ему в ответ и перевел взгляд обратно на Угрюма, улыбка с лица Мики тут же исчезла. Врать никогда не было просто, но эта ложь далась ему с особой тяжестью. Успокаивала лишь мысль, что правда сейчас гораздо вреднее той лжи, которую он нес.
   В себя его привел толчок в плечо. И, подняв взгляд, Мика обнаружил рядом с собой Емоя, который подозрительно смотрел на него.
   - Старшого ты может и обманул, - прошептал он, стараясь, чтобы седой охотник не услышал их. - Но я вижу, что ты темнишь. Дело плохо, да?
   Мика немного растерянно посмотрел на него и вновь попытался отшутиться: - Кабанов нам явно ждать не следует, - он улыбнулся, но когда в ответ на его слова лицо Емоя не изменилось, он устало выдохнул. - Возможно... - прошептал он, пожимая плечами, - у нас нет времени даже на то, чтобы ждать и деда.
   - Черт подери этого болвана... - горько выругался Емой, мельком бросив взгляд на Угрюма.
   - Нужно перенести его в лечебницу, - отчетливо сказал Мика, привлекая к себе внимание всех окружающих, и Аккой, стоящий от них в отдалении, согласно кивнул ему.
   - Вы слышали, что он сказал, - решительно приказал он Старшему, вырывая того из задумчивости, и Емою, который в этот раз даже не стал спорить с братом. - Хватайте носилки и тащите их в лечебницу.
   Они послушались его и послушно понесли Угрюма дальше, а сам Аккой тут же покинул их. Как он сказал - отправился в поселение, за помощью. Но Мике уже было не до этого. Теперь, когда их начальник ушел, ответственность за Угрюма ложилась полностью на его плечи. Он растерянно смотрел на лежащего перед ним Угрюма, бессознательного и замерзающего до смерти.
   - Боги... - тихо шепнул он. Он не знал, что делать. Не знал, сможет ли сделать хоть что-то. Да и что он вообще мог? Что он умел? Это был, наверное, первый раз, когда он действительно пожалел о том, что не посвящал обучению владению даром больше времени.
   Они стояли в лечебнице втроем - он сам, Старшой, и Емой. Старшой выглядел все также потерянно, а Емой неловко переминался с ноги на ногу. На кровати перед ними лежал Угрюм, и Мика никак не мог отвести взгляда от его измученного лица.
   - Я... - прошептал Мика, - не могу стоять просто так.
   Нельзя было терять еще больше времени. Стоило делать хоть что-нибудь.
   - А что мы можем сделать? - спросил Емой, пожимая плечами.
   - Зачем что-то делать? - немного подозрительно спросил Старшой, отрывая взгляд от Угрюма и оглядывая их. - Подождем, пока вернется мастер Йомур. Мы ведь можем подождать верно? - он сощурил глаза, вглядываясь в лицо Мики.
   - Верно, - хмуро буркнул Мика. Несмотря на его ложь, Старшой был в чем-то прав. Они могли просто подождать - ни Старшой, ни Емой тут были ни при чем. Но вот сам Мика... Он мог что-то сделать. Более того - это была его обязанность. Иначе Угрюм умрет, так и не дождавшись помощи. Я смогу, - он упрямо повторил, пытаясь убедить самого себя. Смогу. И начать нужно было с самого важного.
   - Я сейчас вернусь, - на ходу сказал он, направляясь к кабинету деда.
   - Мика? - окрикнул его Емой. - Куда ты?
   На миг их взгляды встретились, и Мике не оставалось ничего иного, как пожать плечами. - Одолжить кое-что.
   Дверь даже не была закрыта на ключ - никто бы просто не осмелился забраться в личные покои мастера. Никто, кроме его же внука, то есть. Поэтому, беспрепятственно попав внутрь кабинета, Мика тут же бросился к шкафам. Распахивая их один за другим, он бегло их осматривал, но не мог найти то, что искал - накопители. Если он хотел помочь Угрюму, то ему нужны будут силы. И много. Собственных скудных запасов будет недостаточно. Он чувствовал усталость даже после нескольких плетений, сделанных на скорую руку там, в лесу, а силы ему еще были нужны.
   Но в шкафах того, что он искал, не было. Мика в очередной раз удивился, как дед сам мог найти хоть что-то среди того бардака, который он развел в своем кабинете.
   - Черт его подери, - Мика выругался сквозь зубы. Время шло, а он до сих пор ничего не сделал. Создавать новые накопители времени у него не было...
   И тут будто что-то щелкнуло у него в голове - его осенило, и Мика со всех ног, под еще один настойчивый окрик Емоя, бросился прочь из лечебницы. Быстро миновав коридоры, он оказался в своей комнате и, распахнув тумбочку у кровати, достал оттуда самодельные деревянные накопители. Мика ни в жизни не мог подумать, что спустя всего день они будут ему настолько необходимы! Что от них будет зависеть чья-то жизнь.
   Накопители не давали одаренному силы в прямом смысле этого слова. Зачем ему нужны были силы, если его собственные душевные силы всегда восстанавливались? Нет, накопители создавали дополнительную емкость силы, из которой опытный мастер мог черпать столько, сколько захочет, постоянно наполняя ее снова и снова, пока сам сосуд не разрушался. При умелом использовании они расширяли предельное количество силы, доступное одаренному, тем самым позволяя ему использовать более затратные плетения. Сам Мика пока пробовал использовать лишь один накопитель, но более опытные мастера доводили их количество и до десятка.
   Он вернулся назад так быстро, как только смог, и застал все ту же картину - Старшой неподвижно стоял у кровати Угрюма, потерянным взглядом наблюдая за здоровяком, а Емой переминался с ноги на ногу рядом с ними и тут же, как только он зашел, посмотрел на него.
   - Нашел, что искал?
   - Нашел, - Мика кивнул ему, показывая одну из табличек.
   Емой с некоторым сомнением посмотрел на него. Будто он ставил под сомнение то, все ли у Мики было в порядке с головой. - Зачем тебе кусок дерева?
   Мика улыбнулся - недоверие Емоя было настолько же коренным свойством характера этого человека, как и молчаливость была отличительной чертой Угрюма. И вместо того, чтобы раздражать, эта подозрительность чудесным образом согревало его сердце. Тем не менее, мысли Мики быстро стали серьезными. Ему нужно было как-то ослабить дух, чтобы тот стал более восприимчив к его плетениям. Первое, что пришло Мике в голову, это, раз он не может ослабить духа напрямую, то, может, сможет это сделать косвенно? Да, он не знал, как ослабить духа, но он знал, как бороться с холодом, как нагревать. А холод всегда приходил с духами. Возможно, если он сумеет согреть Угрюма, то это ослабит духа хоть на немного?
   Плетение тепла было наипростейшим. Единственной его задачей было сконцентрировать силу настолько, чтобы излучение тепла, которое всегда сопровождало силу, хотели одаренные того или нет, достигло необходимого им уровня. В качестве очагов, в которых будет происходить концентрация силы, Мика решил использовать деревянные дощечки. Он показал Старшому с Емоем, как вырезать знаки, и посадил их за работу. Прошло всего несколько минут, а заготовки уже были готовы.
   Само плетение, немного подумав, Мика решил сделать составным, объединив два плетения в одно. Первым было само плетение тепла, оно шло нижней строчкой и должно было выполнится только после того, как заработает верхнее плетение. Верхним же шло плетение накопителя, которое еще недавно показал ему дед. Замысел был прост - создать запас силы в первом плетении, который будет использоваться для того, чтобы некоторое время подпитывать второе плетение. Две строки были соединены несколькими второстепенными знаками, призванными регулировать поток сил из одной строки в другую.
   Расставив рядом с кроватью заготовки, Мика не стал медлить и активировал их одну за другой. Плетения заработали, и в помещении быстро стало заметно теплее. Он улыбнулся - пока что все шло так, как надо.
   Пока он разбирался с волшебством, Емой со Старшим, по его просьбе, принесли одеяла, в которые они тут же закутали Угрюма с ног до головы - все ради того, чтобы сохранить ускользающее тепло в теле больного. Наблюдая за тем, как каждый из них вносил свою толику труда в общее дело, Мика не мог не почувствовать, как к нему вновь вернулась надежда. Возможно, у них еще все получиться?
   Наполнив каждое из плетений тепла силой, Мика мог заняться чем-то другим. До тех пор, пока в накопительной части плетений была сила, они могли действовать и без его непосредственного присмотра. Теперь, когда дух, возможно, ослабел, Мика хотел еще раз попытаться оборвать связь между духом и душой Угрюма. Шансов было немного, но это было его последним замыслом, тем единственным, что он еще мог попытаться сделать. Придумать что-то еще, как ни старался, он так и не смог. И скорее всего, как ни обидно было признаваться в этом самому себе, это действительно было все, на что он был способен.
   - Мика, - глухо обратился к нему Старшой, стоя подле него и наблюдая за тем, как Мика подготавливает новое плетение. - Думаешь, это ему поможет?
   Мика на мгновение отвлекся и, повернувшись, посмотрел на Старшого. Старик смотрел на него с такой незамутненной надеждой, что Мика, не выдержав, отвел взгляд, притворяясь, что должен проверить одну из заготовок. - Может быть, Старшой, - Мика все же нашел в себе силы посмотреть на старого охотника. - Я сделаю, все, что смогу.
   Тот, будто только и ждал этих слов, улыбнулся ему с затаенной надеждой и, кивнув, перевел взгляд обратно на Угрюма.
   Мика вновь шумно выдохнул, но волнение никуда не ушло. Он знал, насколько малы его возможности - вся надежда была на одно единственное плетение, которое до этого уже один раз не сработало.
   Сжимая в руках заготовку, он встал поближе к кровати и, собравшись с духом, приложил ее к животу Угрюма. Сила послушно забурлила в нем и хлынула в плетение. Вскоре она, распадаясь на множество потоков под руководством плетения, уже потянулась к духу в теле Угрюма. Тепло схлестнулось с холодом, грозясь его перебороть. Оно все наступало и наступало, повинуясь воле Мики, все продолжало давить. Но холод не поддавался. Сколько бы тепло не нападало, сколько бы Мика не терпел боль от их столкновения, холод все продолжал пульсировать, вытягивая из Угрюма жизненные силы.
   Оно не работало. - Черт... - он вновь пустил силу в заготовку, но ее потоки лишь бессильно скользили вокруг холода, не в силах прорвать его защиту. - Черт... - и он вновь пробовал. - Черт, - и вновь. - Черт!
   Мика и сам не заметил, как, после последней попытки пол ушел из-под его ног, и он чуть не упал на землю. Покачнувшись, но с трудом удержавшись на ногах, он тяжело облокотился об кровать Угрюма. Мика настолько устал, что его сил больше не хватало на это плетение. Но нужно было попробовать еще раз, еще было рано сдаваться. Может быть, в этот раз...
   Деревянная табличка с плетением, видимо, выпав из его рук, лежала на кровати рядом с его рукой. Мика хотел было вновь взять ее, но его остановила рука Старшого.
   - Хватит, Мика, - глухо сказал он, глядя ему в глаза.
   - Но...
   Но Старшой лишь покачал головой. - Хватит.
   - Ты не понимаешь, - Мика закачал головой из стороны в сторону. Старшой все еще верил, что у них есть время ждать, он думал, что, если Мика прекратит, еще будет на что надеяться. Старик верил в придуманную самим Микой ложь.
   - Не думай, что я вчера родился, - когда, в ответ на эти слова, парень удивленно посмотрел на старого охотника, тот горько улыбнулся. - Я знаю, что ты не сказал мне правду. И понимаю, почему, - Старшой вновь посмотрел на Угрюма. - Ждать Йомура не стоит, да?
   Мика немного смущенно отвел взгляд в сторону. - Нет, не стоит.
   На миг повисло молчание, но Старшой тут же прервал его, тихим отрешенным голосом: - Сколько у нас времени?
   - Немного.
   Старик тяжело кивнул и устало посмотрел на Мику. - Оттого, что ты делаешь сейчас, никому легче не станет. Ты не поможешь Угрюму, а только навредишь себе.
   Мика тяжело сглотнул, но не мог не признать правоты старого охотника. Мика видел, как тяжело Старшому дались эти слова, но он все же сказал их. Он признал, что они были бессильны. Стоило ли и Мике признаться себе в том же самом? Неужто... - Я...
   Неужто все зря?
   И именно в этот момент дверь в лечебницу распахнулась. Сперва показался Аккой, а за ним - глаза Мики радостно округлились - в своем извечном белом халате шел дед Мики, Йомур. Вид этого заляпанного халата еще никогда так не радовал Мику, как в это мгновение, когда дед только показался в дверях лечебницы. Он сперва шагал неспешно, выслушивая объяснение Аккоя, но как только увидел лежащего на кровати Угрюма, тут же оттолкнул Аккоя в сторону и, подбежав к больному, склонился поближе, вслушиваясь во что-то ведомое только ему, и тут же, выпрямляясь, спросил у Мики: - Как давно?
   - Несколько часов.
   Дед удивленно посмотрел на Мику. - И он еще жив?
   И, не обращая больше ни на кого внимания, дед быстрым шагом направился к себе в кабинет.
   - Вэр лекарь, - Аккой буквально схватил за руку уже уходящего старика, - Йомур, - более почтительно повторил он, когда дед, обернувшись, сверкнул на него раздраженным взглядом, - Вы сможете помочь ему?
   Дед посмотрел на Аккоя так, будто тот был крайне надоедливой букашкой: - Не знаю, - коротко бросил он и отвернулся, намереваясь идти дальше, но его остановил уже другой голос.
   - Йомур! - Старшой окликнул его, и в этот раз дед, оглянувшись, посмотрел уже куда более спокойно.
   - Вадьян, - с некоторым уважением кивнул дед, будто признавая за говорившим право обращаться к нему. У Мики возникло такое впечатление, что между двумя стариками была какая-то своя история, о которой Мике известно не было.
   - Помоги парню, - смиренно попросил охотник, немного склоняя голову. - Прошу тебя.
   Йомур мгновение изучал Старшого и определенно заметил, насколько растерянным и уязвимым выглядел седой охотник. Он перевел взгляд с Вадьяна на Угрюма. - Твой сын?
   - Нет, - Старшой медленно покачал головой из стороны в сторону. - Но он мне как родной.
   На миг их взгляды скрестились и так и замерли. Глаза одного просили, в их блеске не было обмана, а глаза другого, цепкие и придирчивые, искали в первых что-то одним им известное. И, похоже, нашли, потому что через мгновение дед уже отвернулся и проворчал: - Нашел о чем просить, старый дурак. Конечно, - буркнул он все также ворчливо, - сделаю все, что смогу, - и дед скрылся в своем кабинете. Оттуда послушался шум и грохот, будто Йомур рылся в своих вещах, в спешке разбрасывая их в разные стороны. А вскоре он вновь показался в дверях с несколькими железными накопителями в руках. Видимо, теми самыми, которые безуспешно искал и сам Мика.
   Подойдя к кровати, он посмотрел на внука и кивнул на таблички с плетениями тепла, расставленные вокруг Угрюма. - Твоих рук дело? - когда Мика кивнул в ответ, дед одобрительно улыбнулся. - Молодец. Знал, что из тебя выйдет толк...
   Положив железные накопители на кровать, дед закатал рукава своего белого халата так, что стали видны браслеты на его запястьях. Каждый камушек на этих браслетах содержал знак, расположенный таким образом, чтобы один такой браслет, чередуя знаки разными способами, смог создавать с десяток разных плетений. Дед приложил руку к груди Угрюма, и через мгновение Мика почувствовал, как в браслет хлынуло тепло, а из него - дальше в тело охотника.
   Время шло, тепло текло, а дед все больше хмурился.
   - Странно, - сказал он. - Лечение действует - я в этом уверен, но... - он задумчиво сощурился, - дух внутри охотника каким-то образом сохраняет свою силу...
   Проходило время, и ничего не менялось - дед все также стоял над больным, проводя в него силу и бурча себе под нос что-то непонятное. Слишком долго, - тревожно подумал Мика, наблюдая за тем, как плечи деда все больше опускаются. Лечение должно было давным давно завершиться.
   - У меня вот вот закончится сила, - пропыхтел дед. На его морщинистом лице блестело множество капелек пота. - Это очень странный дух... Никак не могу понять, как он может сопротивляться плетению...
   В итоге дед перестал пропускать в больного силу и отвел свою руку в сторону.
   - Дед? - спросил Мика, видя, что тот перестал использовать плетение. - Ты попробуешь еще раз?
   - Нет... - Йомур покачал головой из стороны в сторону, а его густые белые брови хмуро опустились на самые глаза. - Это странный случай. Боюсь, что мои силы могут закончиться раньше, чем я смогу понять, как же его вылечить.
   - Тогда что...
   - Нужно доставить его в поселение. Там у меня хотя бы будет доступ к большим запасам силы, - дед, кивнув собственным мыслям, направился к выходу из лечебницы. Не прошло и мгновения, как он уже скрылся за дверью.
   Мика растерянно переглянулся со Старшим.
   - Что теперь? - глухо спросил тот, тревожно поглядывая на Угрюма.
   - Я не знаю... - Мика покачал головой. Все происходило как-то странно. Сперва, когда они только пришли в лагерь и обнаружили, что деда не было, Мика подумал, что все - это был конец. Но нет - они смогли продержаться до возвращения деда. И все это только для того, чтобы дед сказал им, что не может помочь Угрюму. Теперь вся надежда была только на мастеров поселения.
   Вскоре дед вернулся, и Мика тревожно наблюдал за тем, как Старшой с Емоем перекладывают с кровати на носилки бессознательного, но живого Угрюма, после чего спешно выносят его из лечебницы. В специально отведенном помещении уже открылся Путь в поселение, по которому Угрюма смогут мгновенно доставить в Свирепое.
   Откуда-то из-за стен лечебницы был слышен громкий голос Аккоя, с кем-то о чем-то спорившим. Наверняка об Угрюме.
   - Подожди здесь, - сказал ему дед, - направляясь вслед за носилками. - Отдохни. Там, - он указал на выход, - и так будет не провернуться, - проворчав это, он вышел из комнаты и закрыл за собой двери.
   Теперь, когда Старшой с Емоем унесли носилки, Мика остался в лечебнице один. Часть него хотела отправиться в Свирепое вместе со всеми, чтобы убедиться в том, что с Угрюмом все будет в порядке, и, может быть, помочь в его лечении. Но другая часть, та, которая устала использовать силу и, что более важно, устала переживать, утверждала, что ничем помочь не сможет и просто хотела спать. Непрерывное использование нескольких плетений стоило ему почти всех его сил, и теперь Мика чувствовал себя смертельно уставшим.
   Поэтому он все чаще поглядывал на ближайшую кровать, а его воображение предательски представляло, какой она была мягкой и удобной. В итоге Мика не выдержал и присел на край чистой кровати, и сразу почувствовал острое желание прилечь. Еще немного, - подумал он. Ему нужно было знать, что все завершилось благополучно. Вот сейчас Угрюма унесут по Пути, дед вернется в комнату и скажет, что там о здоровяке позаботятся... Все будет хорошо.
   Но вместо деда в комнату влетели Старшой с Емоем вместе со все еще лежащим на носилках Угрюмом. А за ними семенил и разгневанный дед. При виде их сонливость Мики как рукой сняло.
   - Что случилось? - тут же спросил парень, вскакивая с кровати.
   - Они отказываются пускать нас через Путь! - гневно начал дед. - Эти ублюдки! Думают только о своем...
   Мика растерянно покачал головой. - Кто?
   - Мастер Лугин, кто же еще... - пробурчал дед. - Никто, кроме него, не посмел бы перечить мне...
   Мастер Лугин был главным мастером-целителем в поселении и, насколько знал Мика, его точка зрения часто не совпадала с мнением его деда.
   - Но почему? - Мика перебил отповедь Йомура.
   Вместо того, чтобы отвечать на вопрос внука, дед проследил за тем, как громилу укладывают обратно на кровать. Только после этого он мрачно сказал: - Такого острого заболевания не видели уже давно. Они хотят подождать и посмотреть, не заразно ли это. Только вот если...
   - Если они будут ждать, то Угрюм умрет, - закончил за него Мика. Дед также мрачно кивнул, проходя мимо него и направляясь в свой кабинет.
   - Йомур... - вновь начал Старшой вслед уходящему деду, но тот тут же перебил его.
   - Не сейчас, Вадьян! Я пока не намерен сдаваться. Мика, - дед окликнул его, уже скрываясь за дверями своей комнаты, - иди за мной!
   Зайдя в комнату, Мика увидел, как дед достает из шкафа несколько железных табличек.
   - Видишь это? - дед показал ему железную табличку с вырезанными на ней знаками.
   Плетение на табличке состояло из двух строк. Первой была обычная строка накопителя, в точности такая же, как и те, которые Мика писал на своих табличках. Но на данной дощечке была и вторая строка.
   Большинство плетений состояло из четырех знаков и больше, но это плетение состояло всего из трех. Это выдавало в нем плетение семейства предназначения или, как их еще называли, семейства памяти, Лира. Особенностью плетений данного семейства было то, что они не имели ни разрушительного, ни созидательного содержания, и обращались внутрь самой силы, к ее памяти. Они были способны, через фундаментальные изменения в памяти силы, изменять и физический мир. Это было сильное семейство, и очень сложное в освоении, требующее исключительного контроля над силой. Поэтому обычно с этим семейством имели дело только целители именно из-за их непревзойденного контроля.
   Данное плетение, называлось плетением дара души. Через всего три знака - Аз, Лиру и Аз, плетение взывало к глубинной памяти души, чтобы обезличить ее, лишить силу тех особенностей, которые делали ее именно силой конкретного человека. Это позволяло одаренным облегчить себе использование посторонней силы. Если один мастер хотел поделиться силой с другим, то он, конечно, мог и просто дать ему дощечку-накопитель, напитанный его силой. Но такая сила подчинялась бы новому обладателю крайне неохотно. Использовать ее без затруднений могли только очень опытные волшебники, но и те были вынуждены работать с нею с предельной осторожностью. Дед, хоть и имел немалый опыт, все же предпочел не тратить силы зря и доверить внуку более сложные плетения, чтобы тот сам обезличил свою силу для него.
   Йомур протянул ему накопитель. - Справишься?
   В ответ Мика нахмурился. Вопрос был непростым. Вторая строка была новой для него, но он думал, что при должном старании сможет справиться с нею. Сложность состояла в том, что все плетение не имело ни одного дополнительного знака. Деду они были просто не нужны, но Мике... Мика не знал, хватит ли его контроля, чтобы справиться с этим плетением. Но хватило лишь одного взгляда на искривленное болью лицо Угрюма, чтобы понять, что выбора у него не было. В итоге он взял табличку.
   - Придется справиться, - сказал он, пожимая плечами.
   - Хорошо, - сказал дед, вручая ему еще несколько накопителей. - Будешь наполнять их для меня. Силы нам понадобится много. Много больше, чем есть у меня.
   Взяв таблички, Мика вернулся в лечебницу и сел на кровать, соседнюю с той, на которой лежал Угрюм. За мгновение собравшись с силами, Мика подтолкнул тепло своей души в сторону плетения. Сперва он провел ручеек тепла сквозь плетение дара души, преобразуя свою силу так, чтобы она подчинялась и его деду. Сила менялась неохотно, Мика чувствовал явное нежелание тепла течь сквозь этот знак. Но все же он справлялся, изо всех сил избегая колебаний, способных нарушить работу плетения. Часть тепла уже преодолело первую строку и втекала во вторую строку плетения - в плетение образования связи, в сам накопитель.
   Это было трудно - поток колебался из стороны в сторону, его шатало и бросало. Сила казалась очень подвижным, так и стремящимся вырваться из под его власти горячим жгутом. Мике даже показалось, что ей вполне по силам разорвать знак на части и вырваться на свободу. Самое сложное началось, когда преобразованная сила достигла последнего знака второй строки - знака Мир. Без вспомогательного знака дерева Мир подчинялся Мике из рук вон плохо. Но предельно сосредоточившись на потоке, он все же смог сдержать колебания и направить все тепло в накопитель. Он справился - первый накопитель был наполнен преобразованной силой.
   Облегченно выдохнув, Мика стал наблюдать, как его дед подготавливает огромное плетение, выписывая знаки на полу посреди комнаты. Это была сложная кругообразная структура, состоящая из множества строк и второстепенных знаков.
   - Я представляю, что станет с полом после того, как вся эта сила пройдет через плетение... - невольно пробормотал Мика.
   - Плевать... - дед с легкостью отмахнулся от его слов. - Нет времени. Пол - его мы можем поменять. А жизнь обратно не вернуть. Готово? - дед спросил у Мики, поднимаясь с колен и поворачиваясь к нему. Мика кивнул в знак согласия. - Хорошо.
   По приказу деда, Старшой с Емоем переложили Угрюма с кровати на пол - прямо в центр сложного плетения.
   - Удерживайте его неподвижно, - проворчал дед, видя, что Угрюм стал ворочаться во сне. - Неподвижно, я сказал! - раздраженно прокричал он, видя, что непривычные к этому делу охотники никак не могут удержать заметавшегося во сне больного на месте. Когда охотники, наконец, смогли успокоить Угрюма, дед, тяжело вздохнув, подозвал Мику поближе жестом руки. - Сейчас ты сможешь увидеть работу еще одного плетения. Это плетение обрыва связи между духом и душой, - он смочил указательный палец в бутылочке с красной краской.
   Мика кивнул деду. - Я уже пытался разорвать связь.
   - Даже так? - дед удивленно повернулся к нему, отвлекаясь от других дел. - Не думал, что ты слушал меня настолько хорошо, чтобы вспомнить его.
   - Все же недостаточно хорошо, - буркнул Мика. - Что бы я ни делал, связь не обрывалась.
   Старик кивнул ему, будто другого исхода и не ожидал. - Этот дух силен. Тебе с ним пока не справиться. Но есть одно хитрое плетение...
   Дед задрал вверх рубаху Угрюма, оголяя живот. На животе красной краской он написал пентаграмму - второстепенный знак концентрации.
   - Этот знак, - он указал на пентаграмму, - используют, если работают с множеством плетений, - дед указал рукой на пол, который был испещрен разными знаками. - Он задает им общую цель. Этого должно хватить, чтобы избавиться от духа... - сощурившись, дед осматривал одну часть сложного плетения за другой. - Давай сюда накопитель.
   Не став медлить. Мика протянул ему табличку. Тут же он смог почувствовать, как его дед начал ворочать огромными объемами силы. Он подходил к одной части плетения и вливал туда силу, потом шел в другое место и повторял процесс. Так продолжалось до тех пор, пока дед не подошел к особому второстепенному знаку на краю плетения. И лишь когда он коснулся его пальцем, все те резервуары силы, которые он наполнял до этого, открылись, одновременно активируя разные строки плетения. Мгновение, и плетение заработало как отлаженный механизм. Разделившись на множество ручейков, тепло потекло от краев плетения к его центру, где, все еще удерживаемый охотниками, лежал Угрюм. И там вся эта волна силы, подчиняясь безукоризненному расчету его деда, влилась в последний знак на животе громилы. В это мгновение парень почувствовал, как в комнате стало ощутимо теплее.
   - Это действие плетения тепла, - объяснил дед. - Ты был прав, когда решил бороться с холодом. Это не позволит тебе выиграть сражение, но позволит не допустить поражения.
   Мика оторвал взгляд от плетения и посмотрел на своего деда. - Сражения с кем?
   - С духом, разумеется. Неважно, - старик небрежно отмахнулся от него и, осторожно ступая между начерченными линиями, подошел к Угрюму, к чему-то внимательно присматриваясь.
   - Это странный дух... - пробормотал Йомур, совершенно не обращая внимания на потеющих охотников, вынужденных все еще удерживать Угрюма на месте. - Он что-то делает...
   Тем временем плетение все продолжало работать. Хитросплетение линий исходило легким дымком, медленно прожигая пол под их ногами. Но деду до этого дела не было. Он, все еще сощурившись, присматривался к чему-то в теле Угрюма, будто мог видеть гораздо больше всех вокруг.
   - Мика, - окликнул его дед, - Возьми на столе еще один накопитель! Мне понадобятся еще силы.
   Мика кивнул и, взяв накопитель, вновь начал наполнять его своей силой. В этот раз наполнить его оказалось еще труднее - усталость накапливалась, а вместе с ней пропадала и его возможность управлять собственной силой.
   - Я не знаю, хватит ли моих сил на еще один, - сказал он, протягивая старику полный накопитель. Дед же, не оборачиваясь, отвлеченно кивнул и стал наполнять силой опустошенные части плетения.
   - Поразительно, - пробубнил старик, - теперь я вижу... - дед сощурился, внимательно всматриваясь в середину плетения. - Этот дух не убывает! Он что-то делает... Что-то со своей памятью... - старик на мгновение замолчал, а потом скривился от злости, - Он сам себя восстанавливает!
   - Что? - глупо переспросил Мика, но дед не обратил на него внимания.
   - Впервые вижу такое... - пробубнил он, неотрывно глядя Угрюму в область живота.
   - Что случилось? - настойчиво повторил Мика.
   Дед посмотрел на него так, будто только сейчас вспомнил, что в помещении есть кто-то кроме него. - Мы... - дед покачал головой. - Дух не отступает. Он оказался гораздо сильнее, чем я рассчитывал. Я...
   Чем дольше он слушал неясное бормотание деда, тем меньше ему все это нравилось.
   - Вся эта сила была потрачена просто так? - спросил Мика. Но глядя на лицо деда, он уже знал ответ - все это большое и сложное плетение не смогло сделать ровным счетом ничего! Вредоносный дух в теле Угрюма так и остался нетронутым. - Что теперь делать?
   - Я думаю... - неясно пробубнил дед, все также сосредоточенно наблюдая за плетением, - думаю...
   За хмурым выражением лица Йомура крылось нечто странное. Мика до конца не улавливал, что именно, но это было нечто важное. Растерянность? Нет, не только. Больше всего там было неподдельного интереса, будто дед обнаружил перед собой загадку, и хотел решить ее во что бы то ни стало. Только дед забыл, что за загадкой скрывался живой человек.
   - Дед... - Мика схватил старика за плечо, - очнись! - внук посмотрел старику в глаза, вырывая того из размышлений. - Если мы не сделаем хоть что-то, Угрюм умрет!
   Наконец, услышав слова внука, старик встрепенулся и уже куда более осмысленно посмотрел на Мику. - Я не знаю, что мы можем сделать, Мика. За все годы, что я лечу людей... такое я вижу впервые.
   Мика упрямо покачал головой. - Но нельзя же просто так...
   - Нельзя, - дед согласно кивнул, а его косматые брови вновь хмуро надвинулись на глаза. - Мы сделаем все, что можем.
   И Йомур тут же приступил к работе. Остатки неиспользованной силы в плетении зашевелились, и, повинуясь воле деда, стали стягиваться из знаков обратно в накопитель. Им пригодятся все крупицы силы, которые были в их распоряжении. Мика пораженно следил за исключительным мастерством управления силой, которое показывал дед. На то, чтобы вытянуть силу обратно из действующего плетения, нужен был такой уровень контроля, до которого самому Мике было еще расти и расти. На такое были способны лишь единицы во всем Содружестве!
   Остатки тепла сосредоточились в накопителях, и дед вновь сел на пол и принялся исправлять некоторые знаки. Часть плетения была стерта, став меньше, но в то же время и дешевле. Они не могли себе позволить тратить столько же силы, сколько тратили до этого.
   - Этого должно хватить, - пропыхтел дед, поднимаясь с колен. Опять заворочалась сила, опять тепло потекло в теперь уже измененное плетение. И опять Угрюм, все еще удерживаемый охотниками, заворочался из стороны в сторону. - Это плетение должно помешать духу причинить вред Угрюму, - объяснил дед. - Меньше затрат силы, чем до этого, - старик тяжело присел на стул, стоявший неподалеку. - Теперь у нас будет больше времени, - дед тяжело вздохнул. - Мика, - уставшим голосом окликнул он внука, - проследи за ним немного, - он указал рукой на плетение.
   Мика обеспокоенно посмотрел на уставшее лицо деда и кивнул ему. Он заслужил отдых. Йомур откинулся на спинку стула, и сразу же его глаза сами собой слиплись от усталости. Но перед тем, как дед окончательно уснул, Мика все же задал ему вопрос, который очень сильно волновал его.
   - Зачем мы тянем время? Что мы ждем?
   Старик посмотрел на него, и, казалось, на мгновение в его глазах промелькнуло сожаление. - Чудо, конечно.
  

*_*

   Чуда не случилось. Поздним вечером, после долгих, но безуспешных попыток сделать хоть что-то, душа Угрюма была окончательно поглощена духом. И сейчас, всего час спустя стоя у кострища во дворе лагеря, Мика все еще не мог понять, не мог до конца осознать, что вот так просто Угрюм погиб. И, казалось, его растерянность разделяли все вокруг.
   Полтора десятка человек стояло вокруг кострища, в котором сгорало тело погибшего охотника. Голодный огонь нетерпеливо поглощал бревна и ветки, без разбору пожирая все, до чего мог дотянуться, даже не замечая неподвижно лежащего среди веток тела Угрюма. Огню не было совершенно никакой разницы, чем питаться. Пламя не знало тоски и сожаления - для него не было прошлого, по которому можно было бы тосковать, было только здесь и сейчас. Говорят, Старший брат слышал в треске пламени что-то особенное, шепот чего-то настолько первозданного, чего люди никогда не смогут понять. Поэтому он и избрал огонь проводником своей воли. Мика пожал плечами. Он не знал, что же способно шептать пламя, но сейчас он отчетливо слышал его треск, громкий и жадный, будто рык голодного животного. И, наблюдая за тем, как тело его друга растворяется среди пламени и треска, Мика не был уверен, что готов вот так вот с ним проститься. Черти, он даже не был уверен в том, не сон ли все это! Но огню не было дела до его сомнений - он хрустел и хрустел, и теперь уже Мике чудилось, что некое невидимое взгляду чудище засело глубоко в огне и с треском перемалывает кожу и кости, а не сухое дерево.
   Мика устало покачал головой и провел рукой по лицу, пытаясь отогнать от себя подобные мысли. Слишком много смерти за последнее время... Он старался не думать об этом, но иногда мысли, непрошенные, сами закрадывались в его голову и оставались там, не желая уходить. Сейчас это были мысли о смерти, которая всегда подстерегала их, о дружбе, внезапно вспыхнувшей и также внезапно оборванной, и о том, значило ли все это хоть что то? Был ли в их гибели хоть какой-то смысл? Или все это было лишь одним большим и очень глупым совпадением?
   Взгляд Мики вновь привлекло кострище. Пламя - в итоге все они сгорят в нем. Все, что будет провожать их в последний путь - это молчание людей, стоящих вокруг кострища, и треск огня. Послушники Старшего утверждали, что огонь был лучшим из проводников - он сжигал все, что было позади, оставляя возможной лишь дорогу вперед. А сейчас, в вечерних сумерках, огонь, казалось, был особенно ярок. Наверное, душа Угрюма легко найдет путь в посмертие с таким проводником.
   Обычно тело не сжигали так быстро. Обычай предусматривал семидневный срок, когда тело должно было лежать в открытом для всех помещении. За это время его оплакивали и с ним прощались близкие и родственники. А в конце семи дней огонь провожал усопшего в Убежище. Но в тех случаях, когда душу усопшего погубил дух, нужно было спешить. Иначе душа такого человека не сможет найти дорогу к Убежищу и навсегда будет потеряна.
   Вперед, ближе к огню, шагнул дед. Йомур был мастером, человеком, из всех присутствующих наиболее приближенным к богам. И в случаях, когда рядом не было послушника, говорить от имени богов должен был именно он. Вечерние тени скрывали его утомленное лицо, и, стоя перед ними в своем белом халате, он казался посланником с того света, куда более знающим, чем они сами. По крайней мере, в это хотелось верить.
   - Старший - судья всезнающий, судья справедливый... - начал он тихим, но отчетливо различимым голосом. - Но для нас он не просто судья, не просто бог, - дед обвел всех собравшихся цепким взглядом своих серых глаз. - Он - один из нас. Старший ходил среди нас, он говорил с нами! Он жил рядом с нами, - куда тише закончил он и на миг замолчал.
   - Старший брат знает, что такое потеря. Его собственный брат погиб, как погибли и многие из наших братьев и сестер. Он своими руками сжег тело Младшего брата и, тем самым, наказал и нам сжигать тела погибших. Мы живем в темные времена, но Старший брат подумал и об этом - он оставил нам свой огонь, - мастер Йомур указал на кострище за его спиной, - чтобы наша жизнь стала хоть немного светлее. Огонь и Старший брат, - продолжил он, - это одно целое. Старший - судья всезнающий, судья справедливый. Может быть, он и покинул нас, но его огонь продолжает нести суд и справедливость за него.
   Собравшиеся, все как один, склонили голову перед кострищем.
   - Как неподкупный судья, огонь очистит душу павшего перед тем, как она попадет в Убежище. Охотник, - старик кивнул на кострище, где, скрытое языками пламени, сгорало тело Угрюма, - жил достойно. Его путь к Убежищу будет прямым и быстрым. И там, в рукотворном раю, он будет в безопасности. Он будет счастлив, - Йомур поднял взгляд на собравшихся охотников. - Прямого пути...
   - Прямого пути! - ответил ему нестройный хор голосов.
   Обычно после того, как тело сгорало, близкие все вместе шли в Зал Покоя, где висел портрет усопшего. И на их глазах неподвижный до этого рисунок оживал. Волшебным образом он начинал играть красками и двигаться. Так душа, лишенная тела, находила новое пристанище в своем же изображении, сделанном еще при жизни - в день совершеннолетия. В Зале Покоя находилось множество портретов уже усопших людей. Именно эти картины позволяли душам обрести посмертие, а не стать вечно голодными духами. Это было Убежище, созданное человеком для человека - рукотворный рай.
   Портрет Угрюма был где-то там - в поселении, за Путем, пройти через который охотники не смогут еще добрую неделю. До тех пор, пока в Свирепом не решат, что болезнь Угрюма не заразна и не выпустят их отсюда. Поэтому обычай до конца соблюсти они не смогут.
   Охотники один за другим стали уходить в дом, где в столовой был накрыт скромный стол. Но ушли не все. Старшой так и остался стоять у кострища, застыв рядом с Микой и невидящим взглядом вглядываясь в яркий огонь.
   - Старшой? - осторожно спросил у него Мика, подходя поближе. Поведение старого охотника немного настораживало его.
   - Как же так... - произнес он, не оборачиваясь. Его взгляд застыл там, где, скрытое огнем, покоилось тело Угрюма. - Почему он?
   Мика не знал, что сказать ему, и парню оставалось лишь наблюдать за скрючившейся спиной старого охотника.
   - Хватит, старый, - незаметно для них к ним подошел Емой. Он взял охотника за плечи и заставил его отвернуться от кострища. В отблесках огня, лицо старика было мокрым от слез. Но Старшой плакал молча, и голос его не дрожал.
   - Почему? - казалось, он спрашивал самих богов. - Почему не я?
   Емой тяжело вздохнул и неуютно повел плечами. Весь его вид говорил о том, что он на такое не соглашался. Но, тем не менее, он настойчиво повторил: - Пойдем. Если бы все вокруг было бы по-честному, то мой брат бы определенно разразился сыпью и волдырями. Куда ему, бедному, мучаться-то, да? - он с усмешкой посмотрел на Старшого, но тот совершенно не слушал его, погрузившись куда-то глубоко в себя. В итоге Емой раздраженно прошептал что-то себе под нос и настойчиво повел Старшого в дом.
   А Мика остался на улице один. Идти внутрь пока что не хотелось, и он стоял во дворе, заворожено вглядываясь в яркую пляску языков пламени. Угрюма больше не было. Эта мысль вновь и вновь настойчиво вкрадывалась в его мысли, а он вновь и вновь отмахивался от нее. Нет... - он покачал головой, вторя своим мыслям. Все это казалось бредом сумасшедшего. Либо с ума сошел он, либо с ума сошел сам мир. Сперва Фин, теперь Угрюм... Люди гибли слишком просто, слишком быстро - такого не должно было быть. Он вновь покачал головой, настойчиво стараясь прогнать все мысли, не думать ни о чем, но они не слушались его и лезли обратно в его голову.
   Почему-то он вновь и вновь вспоминал о записной книжке, которую Угрюм передал ему. Теперь, когда его не стало, она, казалось, приобрела особую важность. Она стала тем волоском, который все еще связывал его и усопшего.
   - Ты все еще тут? - ворчливый голос со стороны дома отвлек его от пасмурных мыслей. Это был дед. Йомур стоял на крыльце у входа в дом и хмуро смотрел на него. - Пошли внутрь.
   Уходить от огня не хотелось, но и возражать деду сил не было. Поэтому Мика застыл в нерешительности, не понимая, чего он хочет. Видя его колебания, Йомур спустился с крыльца и положил руку ему на плечо. - Пойдем, - его голос прозвучал непривычно мягко. - Сейчас лучше побыть с людьми. Это - наша общая скорбь.
   - Мне кажется, - сказал Мика, поднимая взгляд на деда, - что мы должны были сделать больше. Я должен был сделать больше.
   - Не кори себя, - дед покачал головой, - даже я ничего не смог.
   В ответ Мика хмуро посмотрел на него. - Тогда я не хочу больше ничего не мочь. Это бессилие... Оно... - Мика опустил взгляд, не в силах найти нужные слова. Вновь и вновь в висках билась мысль, что Угрюм погиб из-за него. Возможно, если бы он знал больше, владел своим даром лучше, то все бы сложилось иначе.
   - Я хочу научиться, - хмуро сказал Мика, вновь поднимая взгляд на деда. - Чтобы такого не повторялось.
   Йомур довольно кивнул ему. - Мне казалось, что я никогда не услышу этих слов. Я научу тебя, - сказал дед кладя руку ему на плечо, - всему, что знаю. Но сейчас нам нужно возвращаться.
   - Хорошо, - Мика позволил деду утянуть себя в сторону входа. - Но все же... - сказал он задумчиво. - Этот странный след от укола на животе Угрюма... Почему-то все время вспоминаю о нем.
   - Какой след? - немного удивленно просил дед, и в его голос вновь вернулись ворчливые нотки. - Не неси ерунды.
   - Подожди... - Мика решительно остановился. - Ты хочешь сказать, что не видел того следа?
   - Мика, - проворчал дед, - тебе показалось. Никакого следа не было.
  

*_*

  
   Мика уже лежал в кровати и, ворочаясь из стороны в сторону, пытался уснуть. Но несмотря на хмель, оставшийся в голове после прощального ужина, уснуть не удавалось - мысли настойчиво лезли в голову, неприятные пугливые мысли, которые лишь на мгновение облекались в слова и тут же убегали прочь, но оставляли на душе неприятный осадок. Но все когда-нибудь подходит к концу, и, незаметно для самого себя, он погрузился в сон.
   Он понял, что лежит в кровати.
   - Мика, - он услышал до боли знакомый женский голос. - Привет.
   Он открыл глаза и огляделся. В комнате напротив него сидела молодая девушка шестнадцати лет от роду. Мирабель, - тепло подумал он. Коротко стриженные светлые волосы, небольшой рот с чуть выпяченной нижней губой и маленький гордо вздернутый носик будто бы подсказывали, что она очень упрямая. Впечатление вполне верное, - подумал парень. Изящный изгиб шеи и идеальная осанка, в сочетании с тонкими чертами лица придавали ей весьма аристократичный вид. Но в то же время, ей недоставало той природной заносчивости, того эгоизма, который с самого рождения присущ всем благородным. За ее высокородной внешностью и порой вздорным поведением скрывался человек, куда более открытый и отзывчивый. В ней не было той спеси, которой от Мирабели с легкостью можно было бы ожидать, хоть раз увидев ее, а ее постоянное ребячество вкупе с короткой стрижкой придавали ее образу черты чего-то мальчишеского.
   - Привет, - он сонно буркнул в ответ. - Где мы?
   Она улыбнулась ему в ответ. - В моей гостиной.
   - Странно, - пробурчал Мика, не делая никаких попыток подняться. - Могу поклясться, что еще недавно я тут не был.
   Мирабель хихикнула. - Потому что ты не тут. Все это, - она обвела рукой комнату, - просто сон.
   Его тело ощущалось как-то непривычно. Он не мог определить, что именно казалось ему неправильным до тех пор, пока не провел рукой по подбородку - он был идеально гладким. Его легкая небритость испарилась без следа. Почему-то казалось, что он внезапно помолодел.
   Он сонно зевнул. - Что со мной?
   Мирабель улыбнулась ему все ой же незнакомой ему улыбкой. Та Мирабель, которую он хорошо помнил и знал, уже давно бы попыталась игриво ударить его, и вскочив с кровати заставила бы пойти за собой. Но эта девушка, которую он сейчас видел перед собой, лишь загадочно улыбалась ему. - Тебе шестнадцать, как и мне.
   - Почему шестнадцать?
   - Потому что именно такими ты запомнил нас, - сказала она, отводя глаза. - Запомнил меня.
   Мысли в голове ворочались крайне неохотно, и думать о том, почему он говорил во сне с теми, с кем говорить никак не мог, не хотелось.
   - Значит сон, да? - лениво спросил он.
   Мирабель вновь кивнула. - Я хочу показать тебе кое-что, - не обращая внимание на слабые возражения сонного Мики, она схватила его за руку и потянула за нее. - Давай, поднимайся, - в итоге, широко зевнув, он вынужденно встал, и она тут же потащила его куда-то вперед. Проводя его через одну дверь за другой, она вывела его из дома, и они оказались перед старым заброшенным городом, над которым все также высился золотой купол. Это был именно тот город, в котором Мика побывал совсем недавно.
   - Иди за мной, - прошептала Мирабель и улыбнулась теперь уже именно той улыбкой, которую он так хорошо помнил - той самой, которая неизбежно сулила неприятности как ей самой, так и Мике. После чего она бегом рванула вперед, скрываясь за ближайшим домом.
   Мика застыл в нерешительности, настороженно оглядывая знакомое место. Первые дома были прямо перед ним, но он не мог найти в себе силы, чтобы войти внутрь города. Там опасность, - что-то шептало в его сознании. Не иди туда!
   Но он все же решился и пошел дальше. Миновал первые дома, затем вторые и третьи. Он шел мимо все новых и новых домов. То там, то тут на стенах были видны пятна крови - следы свежие, горячие. Это кровь Мирабель? Нет, - подумал он. Это кровь косули.
   И действительно - через пару домов он заметил упавшую на землю косулю. Та лежала на каменной брусчатке, не в силах двинуться. Лишь ее грудная клетка тяжело вздымалась. Косуля из последних сил убегала от него, пыталась спастись, но не смогла. И теперь она лежала в луже крови и тяжело дышала в ожидании неминуемой смерти. Мике было даже немного жаль гордое, но испуганное животное.
   Но где же Мирабель? - пронеслась в его голове странная мысль. Мирабель? При чем тут Мирабель? Мика встряхнул головой, прогоняя назойливые мысли. Неважно. Думать ни о чем не хотелось, и Мика подошел к косуле, намереваясь выпотрошить ее. Только косули больше не было. Вместо нее на земле, истекая кровью, лежал Фин. И смотрел на него безразличными, пустыми глазами.
   - Это ты убил меня? - спросил он. И тут же сделал богатырский глоток из бражки, которая, как за два дня их знакомства успел заметить Мика, у него всегда была где-то под рукой. Даже лежа на земле и истекая кровью, он все пытался напиться.
   - Нет, - неуверенно ответил Мика, сам не зная, что он имеет в виду.
   - Ты, - продолжил говорить мертвец, но его слова прервались, а голос, из мужского, плавно стал девичьим. И вот уже перед ним лежал не Фин, а Мирабель. В луже крови, она с теплой улыбкой смотрела ему в глаза, и он видел, как последние крохи жизни угасают в ней. - Ты убил меня, Мика?
   - Нет... - Мика, сделал испуганный шаг назад, обернулся, но за его спиной уже не было улицы. Это была лечебница, и там, сзади него, на кровати лежал Угрюм.
   - Мика... - его синие от холода руки потянулись к нему. - Это ты убил меня?
   Мика в жутком испуге попятился назад, прочь мертвеца. - Нет...
   - Да, - убежденно сказал Угрюм, поднимаясь с кровати и делая шаг навстречу Мике, - это был ты. Ты мог помочь мне, но не помог.
   - Нет... - Мика закачал головой из стороны в сторону, пятясь назад.
   - Да, - мертвец направился к нему. - Это твоя слабость, - отрешенно сказал он, - это твоя вина.
   - Нет! - Мика рванулся назад, прочь от холода, прочь от нестерпимого чувства вины. Но его нога поскользнулась, и он покатился по полу.
   - Мика... - мертвец уже дышал ему в затылок. Испуганно обернувшись, Мика увидел глаза Угрюма в полушаге от себя. Они были холодными и пустыми. - Мика... - мертвец протянул руки к нему, хватая его за горло. - ... Ты ... - хватка его рук становилась все крепче, а слова постепенно скатились в рычание. - Убил...
   Нет, - Мика попытался вновь сказать ему, что это был не он, но он задыхался и не смог вымолвить ни слова. Нет...
   И внезапно, за мгновения до удушья, картина оборвалась, и он проснулся, резко поднимаясь в кровати. Мика был весь в поту, а его дыхание было тяжелым. Одеяла на нем уже не было - оно забилось куда-то в угол кровати. Все, что он слышал - это бешеный стук его собственного сердца. Это ты убил меня, - эти слова незаметно закрались в его мысли где-то между громкими ударами сердца. Черти, что же это такое?
   Он так и продолжал сидеть в кровати, потерявшись в собственных мыслях и переживаниях. Таких ярких, таких реальных. Казалось, что он все еще может вдохнуть тот воздух, которым дышал во сне, что он может протянуть руку вперед, и она испачкается в крови.
   Но это был сон, - напомнил он себе. Просто сон.
   Он так и сидел на кровати, пытаясь не думать, не вспоминать. Тем временем через узкую щель между оконными створками пробились первые утренние лучики света, проникая в темную комнату. Мика услышал, как за стеной громыхают чьи-то шаги, как там, в беззаботном внешнем мире раздаются чьи-то голоса.
   Люди просыпались, готовясь к новому дню, а он все сидел, боясь пошевелиться. Казалось, только двинешь рукой, и в памяти, как волна прибоя, вновь всхлынут совершенные им ошибки, а вместе с ними придет и нестерпимое чувство вины. Мика отогнал эти впечатления прочь от себя, в очередной раз обещая себе сделать все от него зависящее, чтобы больше не испытывать такой слабости.
   Он закрыл глаза, надеясь, что сон все же придет. Пусть это будет черный сон, в котором ничего нет, где не нужно думать и вспоминать. Но сколько бы Мика ни сидел, опустив веки, ничего не менялось - сон не приходил. Все, что у него было - это легкий гул приходящего утра и его же обещание.
  

*_*

  
   В то же время где-то в Свирепом, в зале, похожем на картинную галерею, произошло нечто необычное. Один из портретов, висящих вдоль стен, будто бы ожил. Сперва изображенный на нем молодой человек крупного телосложения двигался медленно и отрывисто, будто бы сквозь силу, но со временем краски заплясали куда более охотно, и человек в картине ожил окончательно - он ходил из одной стороны в другую, следя за редкими проходившими мимо картины людьми. Его рот открывался и закрывался, но звуков из него не доносилось. Портрет Угрюма, как и любой другой портрет, был нем.
   Но необычным было не то, что портрет ожил или то, что он не мог говорить - такое происходило с каждым усопшим. Странным было то, что в самой середине картины и краски, и сам холст немного почернели. Маленькая черная точечка была столь мала, что оставалась практически незаметной. Крохотное, ничтожное пятнышко - не более.
  

*_*

   - Когда умер Угрюм... это подкосило всех нас. Но Старшой переживал особо сильно. Он знал его еще ребенком, дружил с его отцом.
   - ...
   - Отец Угрюма пропал на охоте. Тогда это случалось гораздо чаще, чем сейчас. И когда он пропал, Старшой сам стал воспитывать Угрюма. Тот стал ему сыном, которого у Старшого никогда не было.
   - ...
   - Семья? Насколько я знаю, матушка Угрюма тоже уже в Убежище. В живых только младший брат, да сестра. Угрюм очень радовался тому, что его брат смог стать стражем, а не охотником, как он сам.
   - ...
   - А что? Думаешь, что работа стража в наши дни опаснее охоты? Нет, стражи давно не знают беды. Как ушли духи, так они и расслабились. Теперь это работа непыльная, безопасная.
   - ...
   - А то! Не совсем зря Угрюм погиб - теперь хоть его братец вдоволь поживет...

Болека из рода Вадина

*_*

  

Отступление первое.

Спустя несколько дней. Месяц последних листьев, день 27.

   - Боги, - шепнул Перепел, проводя рукой по лицу. - Сколько крови...
   Он стоял в небольшом круглом помещении, вдоль стен которого вверх уходили белокаменные колонны. Колоны, как и само помещение, были выполнены с изыском - все было покрыто узором из переплетенных листьев и цветов, выполненных из того же белого камня, что и все вокруг. Сами колонны поражали не только тонкой работой каменщиков, но и своей высотой - потолок был настолько далеко, что, если задрать голову и смотреть вверх, то невольно чувствовал, как кружится голова. Колонны устремлялись ввысь до тех пор, пока вдали не сходились вместе, образуя купол. Но и это не шло ни в какое сравнение с тем, что Перепел ощущал, когда смотрел вниз. Посреди помещения был небольшой подъем, в центре которого располагался низкий каменный стол. Сам Перепел стоял рядом со столом, а по бокам, везде вокруг него, в случайно образованную канаву были свалены тела свежеубиенных. Теплая, алая кровь текла ручьями - она не задерживалась на столе и по специально выдолбленным канавкам сразу стекала вниз, туда, где в лужах крови лежали тела людей. С каждой новой жертвой ее было все больше, тел было все больше, беспорядочно, презрительно брошенных в сторону сразу же, как жизнь покинула их. Ритуал не терпел промедления. Теперь уже убитых было настолько много, что ложбина была забита ими под завязку. С мертвецами вели себя так, как нельзя было обращаться даже с животными, как обращались только с мусором, за ненадобностью откинутым в сторону. Да, они были всего лишь преступниками, но все же...
   Перепела ужа мутило от одного вида крови. Он устал смотреть на нее, устал пускать ее, перерезая горло одному бессильно трепыхающемуся в путах человеку за другим.
   - Что, больше не можешь? - знакомый женский голос раздался над самым его ухом издевательским шепотом. Даже не оборачиваясь, он с легкостью узнал того, кому принадлежал этот голос. Это была Сова - девушка двадцати пяти лет, рыжеволосая и со взглядом, в котором неизменно читался вызов. Дерзкая и всегда убежденная в своей правоте, она была одета отнюдь не женственно - черные штаны и серая рубаха, чуть более облегающие, чем то, что привык носить он сам, но, тем не менее, далеко не то, что предписывалось носить женщинам. Но ее это совершенно не волновало. Если юбки мешали тому, что она делала, то она их не носила - для нее это было легким решением, порожденным той самой убежденностью в своей правоте. Но в то же время именно это в ней его и очаровывало. Такой совершенной преданности делу, начиная от мелочей, вроде отказа от определенной одежды, и заканчивая готовностью посвятить этому делу все свое время и силы, Перепел не встречал больше ни в ком. Это было достойно уважения. Правда, она, похоже, не уважала его совершенно.
   - Устал, бедный... - Сова, дерзко рассмеялась ему в лицо, но в этот раз он не почувствовал обиды. Желания ответить на колкость колкостью не было совершенно.
   Он заставил себя оторвать взгляд от крови и медленно поднял глаза на нее. Но когда он посмотрел на девушку, ее русые волосы казались такими похожими на кровь... - Боже... - тихо шепнул он.
   Сова презрительно фыркнула. - Не распыляйся. Они всего лишь преступники.
   - Да, - он тускло ответил. Но все же...
   - Не сомневайся, брат, - позади них раздался голос их наставника. Ворон, высокий, мрачный мужчина, одетый в черный кафтан, всегда излучал уверенность и даже некую мудрость, которую Перепел находил завораживающей. Казалось, он знал лучше тебя, что тебе же и нужно. И казалось так только до тех пор, пока он не заговаривал с тобой. А после разговора ты был уже убежден в этом. Так случилось как с Совой, так и с самим Перепелом - Ворон привел их в это дело, вселил в них уверенность, что то, ради чего они проливают кровь, стоит того, чтобы замарать за это руки.
   Ворон приказал охраннику - крупному мужику со скрытым черной тканью лицом, закрыть за собой единственную дверь, ведущую в это помещение, и уверенной походкой подошел к ним. - Эти преступники, - он отрывистым кивком указал на гору трупов вокруг них, - погибли не зря. Это жертва, - тихо сказал он, переводя взгляд с Перепела на Сову, - необходимая жертва для того, чтобы мир изменился. Мы убили их не зря. Брат? - он посмотрел в глаза Перепелу, и тому не оставалось ничего другого, как кивнуть в ответ. - Сестра? - в этот раз он посмотрел на Сову, но та, в отличие от Перепела, кивнула в ответ уверенно и без промедления.
   - Да, учитель, - уважительно ответив Ворону, Сова тут же бросила презрительный взгляд на Перепела. - Я говорила вам, что Перепел не сможет справиться. Он слаб.
   - Брат Перепел? - услышав требовательный вопрос Ворона, Перепел сумел ответить далеко не сразу.
   - Все... - его взгляд вновь набрел на гору трупов посреди комнаты, и он невольно забыл, что хотел сказать, - ...хорошо. Просто... я не люблю кровь.
   - Хорошо... - не отводя от него взгляда, медленно выговорил Ворон. Казалось, что взгляд учителя проникал в его самую душу. - Брат, мы делаем благое дело, - он по-отечески положил руку Перепелу на плечо. - Осталось немного.
   - Да, - тускло ответил он. - Я... готов продолжать.
   - Хорошо... - еще раз протянул Ворон, после чего по взмаху его руки охранник распахнул двери и через нее двое крепких мужиков со скрытыми черной тканью лицами втащили следующую жертву. Это был мужчина в грязной заношенной одежде и с одетым на голову мешком. Он бился и извивался в руках своих будущих палачей, но те уверено удерживали его. Он не мог вырваться, как бы ни пытался - все было тщетно.
   Перепел постарался забыть, кто он, не думать о том, что ему сейчас придется сделать. Так было проще. Так было нужно.
   Они встали в центре круглого помещения, у низкого каменного стола, на который лицом вверх насильно уложили жертву. Из-под мешка доносился сдавленный и испуганный мужской голос.
   - Кто вы? Что происходит? Пожалуйста, я...
   Так было нужно.
   - Я могу...
   Пленник не успел договорить - кинжал одним плавным движением перерезал ему горло.
   - Да, брат, - Перепел услышал голос Ворона где-то за своей спиной. - Так надо, брат.
   Но все же... Перепел смотрел на обильным потоком идущую кровь, и пытался не чувствовать ничего. Его тут не было. Да, просто не было. Но все же... Он пытался не думать, действительно пытался. Он изо всех сил пытался представить, что вокруг него не лежали десятки трупов, пытался не чувствовать этот соленый привкус крови на губах. Но все же... Но все же он не мог не задаться вопросом: что будет дальше? Что за будущее они пытались построить на крови и боли?

4 глава.

Сохранилось немного свидетельств того, каким был король Верилий. Мы не знаем, был ли он любящим отцом, верным мужем, честным человеком? Возможно, да, а может, и нет. Но в первую очередь он был королем Аталанта, и, как король, Верилий совершил тот единственный поступок, который обязан был совершить. Когда повсюду вокруг него гибли его подданные, когда стало ясно, что человечество не выстоит, он двинул все свои войска туда, где все еще было безопасно - на Столицу.

Наверное, сперва он пытался договориться с жителями города о том, чтобы его подданных пустили внутрь, хотел решить все миром. Но Столица долгое время была переполнена беженцами, еды уже тогда не хватало на всех. Их отказ был очевиден. Верилию некуда было отступать - позади оставались только хаос и разруха. И тогда он повел свои войска в атаку.

Они погибли там, на полях у стен города - все до единого. Говорят, их окровавленные трупы так и остались гнить на холодной земле, беспощадно убитые волшбой и сталью. Смерти там было столь много, что поле вокруг Столицы до сих пор считается проклятым. Там нет места живым - теперь лишь бесчисленные полчища голодных духов бродят вокруг Столицы в поисках жертвы. И называют это место Воющим полем - за те крики и плач, которые, как говорят, до сих пор можно услышать по ночам с городских стен.

Мы не можем знать, каким был Верилий. Но в памяти выживших он навсегда остался тираном и убийцей, который попытался принудить их, но не смог. Он ушел в прошлое, сгинул в реке времени, как сгинуло и его королевство. Верилий стал последним королем некогда великого королевства Аталанта.

Тот же день. Месяц последних листьев, день 27.

  
   Из всех пяти поселений, основанных за пределами Столицы, поселение имени Грегора Свирепого было самым молодым и, соответственно, самым маленьким. В целом, в нем жило чуть больше трех тысяч человек, когда в других поселениях число жителей могло достигать и десятка тысяч. Строилось Свирепое по уже несколько раз до этого отработанному в других поселениях плану - строилось с запасом, строилось тесно, но уютно. Многие дома, хоть и были возведены около пятидесяти лет назад, все еще пустовали в ожидании будущих переселенцев из Столицы, которых все не было и не было. Пустовали также склады и производственные помещения, которые предназначались под родовые мастерские. Благо круглый год было тепло, и здания не промерзали.
   В итоге в поселении в изобилии были пустые здания, в которые заглядывали лишь изредка, но жильцов и работников для которых не хватало. И не будет хватать. Прошли те времена, когда Хор Ниер был переполнен людьми, и целые семьи отправлялись во все новые поселения. Рост населения в Столице замер, а вместе с ним - и поток переселенцев. Бурный поток жизни переместился из Хор Ниера в самые крупные из поселений, такие, как Мудрое или Храброе. В них, как рассказывали пришлые, людей с каждым новым поколением было все больше и больше.
   А Поселение Грегора Свирепого от этого всего будто бы стояло в стороне. Население, если и увеличивалось, то не намного, жизнь текла спокойно и размеренно. Порой кто-то пропадал, но лишь среди тех, труд кого был связан с опасностью - тех, кто должен был выходить за стены поселения. Чтобы полоть и пахать, чтобы охотиться или добывать. Такое удивляло разве что молодежь - жители постарше уже давно привыкли к тому, что раз в год один из знакомых крестьян не вернется вечером домой. Не появится и утром.
   Так привычным укладом и жило Свирепое. Несмотря на то, что столичане и жители других поселений ощущались весьма далекими, чужими и непонятными, в самом Свирепом жили очень слаженно.
   Посреди поселка располагалось огромное ступенчатое здание, которое в народе прозвали Крепостью. Казалось, это здание было способно выдержать не одну осаду - настолько надежным оно выглядело. Каждый следующий этаж отступал от края предыдущего, был все ближе к центру строения, образуя устойчивую ступенчатую структуру. Это делалось для надежности и устойчивости всего строения. Так теперь строили все дома, но другие дома были в два-три этажа высотой, и лишь на гораздо более высокой Крепости это бросалось в глаза столь ярко. Она казалась лестницей, ведущей до небес. На "ступеньках" Крепости раскинулись террасы и сады, пышущие зеленью и жизнью. Многоэтажное здание было сердцем поселения - надежным, несокрушимым оплотом безопасности.
   К Крепости прилегало множество небольших семейных домов. Люди проводили большинство времени либо в своих семейных домах, либо трудясь в родовых мастерских, либо на полях за воротами поселения. С наступлением темноты же все семьи направлялись в один из залов Крепости - в Спальную, где во множестве небольших комнаток каждого ждала принадлежащая ему с самого детства кровать. Все жители поселка просыпались и вставали вместе. Многие уже считали такие меры предосторожности излишеством, пережитком прошлого. Так, например, в Мудром уже не ночевали вместе лет двадцать, с тех самых пор, как последние духи растворились в небытие. Но в Свирепом это нововведение не перенимали - в сердцах людей страх перед темнотой и перед ночью все еще имел глубокие корни. И боролись с ним как могли - в том числе ночуя в одном месте.
   За семейными домами шла полоса зданий производственного назначения. Между домами петляли дороги, вымощенные гранитом. Некоторые из них были достаточно широки, чтобы по ним могла проехать телега, а по другим с трудом проходил и человек. И все это нагромождение построек было окружено каменной стеной в два человеческих роста. Стена была достаточно широка для того, чтобы человек мог пройти по ней, но недостаточно широка, чтобы проскакать по ней на лошади. Несколько проходов в стене позволяли выйти из Свирепого и попасть к окружающим его полям. На ночь все эти выходы надежно закрывались воротами с тяжелыми засовами, и на стенах не оставалось даже часовых. Желающих оставаться ночью снаружи не было. Сторожили лишь подходы к самой Крепости.
   Крепость была наиважнейшим зданием во всем Свирепом. Именно в ней располагались Пути, связывавшие одиноко живущее в глубине лесов и степей поселение с Хор Ниером, а также с другими важными местами. В том числе и с Речным Устьем.
  

*_*

   В достаточно просторном помещении висела одинокая картина. Она, эта картина, была огромна - полотно тянулось от самого пола до потолка - в полтора человеческих роста, и было шагов шесть в ширину. Картина была столь массивной, что тут же приковывала к себе внимание каждого вошедшего в помещение. Но как только вошедший начинал изучать саму картину, то приходил в недоумение от бедности того, что было изображено на ней. На картине было запечатлено всего лишь пустое помещение. Голые каменные стены полностью заполнили полотно, оставляя ощущение бедности, скупости воображения художника. Казалось, написать что-то подобное могла только полная бездарность.
   По бокам от картины стражу несли двое стражей с короткими мечами и в одинаковых доспехах из кожи. Кожа буйвола, сама по себе, даже вываренная в масле, не обеспечивала хорошей защиты, поэтому на кожаном доспехе, полностью закрывая грудь и живот, были закреплены тонкие железные пластины. Такой доспех уже мог выдержать даже выстрел из лука. Под нагрудник была одета светлая хлопчатая рубаха с вышитыми вдоль рукавов крестообразными узорами, а на ногах были серые штаны. Ни шлема, ни поножей, ни наручей на стражах не было. По предписанию они должны были быть, как и набитый войлоком кафтан, одеваемый поверх нагрудника, но охрана Путей считалась делом далеко не сложным, а кафтан был ужасно жарким, поэтому чаще всего стражи закрывали глаза на предписания и носили только нагрудник.
   Страж, стоящий слева от картины, был постарше своего напарника - ему было за сорок. И он помнил то время, буквально год назад, когда на картине красовался прекрасный лес, охмеляющий обилием зеленых красок. Казалось, смотришь на картину и чувствуешь даже богатый запах цветущей весны. Прекрасное было ощущение - будто и сам стоишь посреди леса. Но потом люди построили на том конце Пути дом, и все, что теперь можно было увидеть, взглянув на картину - это каменное нутро одной из комнат, нарочно пустое и блеклое.
   Голос правого стража отвлек левого от воспоминаний. - Кто-то идет по Пути, - медленно сказал тот, лениво кивая на картину.
   Действительно, в каменном помещении, изображенном на картине, сами краски зашевелились - на ней появился молодой парень лет восемнадцати. Черноволосый и растрепанный, с отсутствующим выражением лица, он выглядел так, будто немного заблудился - парню самое место было в теплой и уютной кровати. Ему явно следовало поспать несколько часов, чтобы избавиться от темных мешков под глазами и от пасмурного выражения лица. Поверх обычной рубахи на нем был одет кожаный жилет - отличительная черта одежды охотников.
   - Да, я его знаю, - ответил страж слева.
   Тем временем фигура парня приближалась к стражам, заполняя собой картину, становясь все больше, пока не стала ростом в обычного человека. Нарисованный юноша в картине, казалось, выглядел как настоящий. Единственное, что выдавало то, что он все же был нарисован - еле различимые мазки масляной краски, про которые, не обрати на них внимания, можно было с легкостью позабыть.
   Но тут парень потянулся вперед рукой, еще ближе к стражам. И рука, достигнув определенной грани, на мгновение замерла. И тут же начала вылизать из картины. Преодолев этот невидимый барьер, человек будто бы вышел из рисунка, в одно мгновение из двухмерного став трехмерным и оказавшись в одном помещении со стражами.
   Что совершенно не удивило ни одного из них.
   - Мика, - страж слева поприветствовал парня.
   - Дядя Оран, - Мика узнал в нем старого друга своего отца. Это был низкорослый, чуть полноватый мужчина. Его черные волосы, несмотря на короткую стрижку и лысеющую голову, казались непривычно колючими и жесткими. Дяде было за сорок, он уже дряхлел - живот все нарастал, волос на голове становилось все меньше, а ровная осанка под весом доспехов с годами все больше изгибалась, но в его глазах все еще было что-то юношеское. Они блестели каждый раз, когда дядя Оран начинал взахлеб рассказывать одну из своих веселых историй. Если взглянуть ему в глаза, казалось, что эта история происходит здесь и сейчас, что его глаза вновь переживают все то, что другие люди навсегда оставляют в прошлом. Все это создавало впечатление доброты и даже некоторой наивности говорящего.
   Когда-то дядя Оран был частым гостем в их доме, но после смерти отца стал заходить все реже и реже. Потом Мика стал охотником, все как-то закрутилось и... В итоге с дядей парень не разговаривал давно.
   - Думал, что ты вернулся еще вчера... - спросил Оран, приветливо улыбаясь, - вместе со всеми вашими.
   Мика пожал плечами. - Пришлось задержаться.
   Оран лишь понимающе кивнул. - Небось, соскучился по дому. Сколько вас там держали, неделю?
   - Почти, - скупо ответил парень.
   - Да... - протянул он, покачивая головой. - Что творится, да? Пошли, провожу тебя в алтарную, - сказал он, похлопывая Мику по плечу.
   В помещении, примыкающем к Залу Пути, как с важностью называли эту комнату с большой картиной, находилась небольшая алтарная. Одна из нескольких, расположенных в огромной Крепости.
   Открывая дверь и заходя в небольшую комнатку, поросшую вьюном, Мика привычно пересек ее в два шага и оказался перед алтарем - каменной чашей, стоящей на возвышении, образованном из множества побегов вьюна. В ней, как всегда, горел вечный огонь. Но не каменная чаша приковала к себе взгляд Мики, а большое зеркало, подвешенное на стену прямо за ней. Скованное деревянной рамой с искусной резьбой, зеркало растянулось на два шага в ширину и три в высоту. Погруженное в тень свисающих с потолка побегов вьюна, зеркало казалось таинственным и древним.
   Это было одно из немногих зеркал в Свирепом. Люди опасались зеркал и не держали их у себя дома. Говорили, что зеркала по природе своей устроены так, что они не замечают кое-чего очень важного - тонкой ткани, завесы между миром живых и миром мертвых. Эта завеса и так очень тонка, особенно по ночам, но если взглянуть в зеркало, то от духов мертвых твою душу не защитит даже она. Зло растерзает твою душу, если слишком тщательно всматриваться в свое отражение.
   Но от зеркал нельзя было просто избавиться, они все же были нужны. Были некоторые задачи, с которыми справиться могли только они. Поэтому их держали у алтарей - в местах, наиболее защищенных от зла.
   - Все в порядке, - голос Орана вывел его из раздумий. Мика вгляделся в свое отражение в зеркале. Его дед говорил ему, что зеркала способны показать настоящую сущность человека, как бы он не пытался ее скрыть. И если человек был бы одержим духами, то зеркало раскрыло бы это. В зеркальном отражении Мика выглядел несколько более неряшливо, чем обычно. Растрепанные волосы, помятая одежда, кое-где красующаяся грязными пятнами. Но его глаза не светились красным светом, и зловещей ухмылки на губах тоже не наблюдалось. Так что действительно - все в порядке.
   Мика взял лежащий у чаши кусочек бумаги и, привычно шепнув благодарность Старшему, кинул ее в огонь.
   - Недавно говорил с Анной, - продолжил говорить Оран, уже развернувшись и направляясь к выходу. - Она сказала, что послезавтра у твоей сестры день свершения души.
   Дней свершения, или совершеннолетий, в жизни каждого человека было всего три. Первое наступало в двенадцать лет и называлось днем свершения души, второе, в шестнадцать, было днем свершения тела. И наконец, в двадцать лет наступал день свершения разума. Житель содружества считался совершенно самостоятельным только после последнего праздника. Но именно день свершения души был исключительно важен для каждого - в этот день ребенок признавался полноценным членом общества, молодым взрослым.
   Мика поспешил за стражем, улыбаясь. - Да, наверное, ждет не дождется.
   - Если нужна помощь, обращайся, - Оран похлопал его по плечу.
   - Спасибо, - Мика покачал головой из стороны в сторону, - но все уже должно быть готово. Дед договорился с сола иссой из Столицы, - Мика задумчиво нахмурился. - Кажется, ее зовут Маргрет, - правда, учитывая его исключительные способности запоминать имена, он бы за это не ручался.
   - Да? - страж удивленно приподнял брови. - Где-то я уже слышал ее имя. Мне кажется, или она проводила и мое совершеннолетие? - Оран заливисто захохотал. - Сколько же ей лет? И она до сих пор пишет?
   Мика улыбнулся и кивнул. Его собственное совершеннолетие проводила не Маргрет, а Мирабель, так что старуху он не знал.
   - Смех смехом, но хорошо, что хоть она готова приходить сюда. Сложно представить, что бы мы делали без сола иссы, - уже более серьезно сказал Оран.
   - Оран, - окликнул его второй страж. - Хватит лясы точить, - его говор был медленным и размеренным, отчего у Мики создалось впечатление, что говоривший был не слишком сообразителен.
   - Да, да, - ворчливо пробубнил Оран. - Ты вот что, Мика... - он замялся, пытаясь найти нужные слова, - Подходи как-нибудь. Пообщаемся, - он посмотрел парню в глаза. - Я тебе об отце расскажу. У нас вместе много забавных историй было! - Оран добродушно улыбнулся. - Помню, вот один случай...
   - Хорошо, дядь Оран, - мягко перебил его Мика. Оран осекся и немного растерянно почесал затылок. А Мика отвернулся, зная, что не пойдет к нему в гости. Не то, чтобы парню не нравился сам Оран, отнюдь нет. Дядя был добродушным весельчаком, всегда готовым рассказать ту или иную забавную историю. Но говорить с ним об отце Мике не хотелось - рана еще глухо ныла где-то там внутри него, и лучше было о ней не вспоминать.
   Поэтому Мика знал, что не придет в гости к дяде. Также это знал и Оран. Он приглашал его чуть ли не каждый раз, когда они виделись, но парень никогда не приходил. И все же они тепло улыбнулись друг другу, перед тем, как Мика скрылся за дверью, ведущей в глубины Крепости, а Оран занял свой пост сбоку от картины.
   - Что... - спросил его другой страж все тем же медленным говором, - "дядя Оран"? - и он глухо усмехнулся.
   Страж был еще молод и подтянут - кираса сидела на нем гораздо лучше, чем на Оране. Его волосы, блекло коричневого оттенка, с виду грубые и не чесанные, были связаны в конский хвост простой веревкой. А в его глазах, блекло голубых, отражалась та же медлительность, что и в его речи. Будто этот человек жил гораздо медленнее других и ничего с этим не мог поделать. Но в то же время в нем была некая обстоятельность человека, привыкшего к ежедневному тяжелому труду. У каждого, кто хоть раз взглянул на него, не возникало никаких сомнений, что он без всякого ропота способен отработать с утра до вечера неделями напролет.
   - Да, да, - со слабой улыбкой ответил Оран. - Жора, помнишь Васса?
   - Это... - медленно протянул страж, - предыдущий начальник?
   Оран кивнул и довольно продолжил. - Вот - это его сын. Вымахал уже... Помню, как он...
   - Угу, - Жора, несмотря на всю свою природную медлительность, твердым голосом перебил его, пока Оран еще не начал рассказывать очередную историю. Конечно, порой истории были хороши, но сейчас страж хотел поговорить кое о чем другом. - Оран... - вновь медленно начал он, - это...
   - Что? - нетерпеливо переспросил Оран.
   Жора перевел взгляд на него и все же решился. - Когда деньги отдашь?
   Улыбка быстро пропала с лица Орана, и он поспешил отвернуться от своего напарника. Страж почувствовал, как хорошее настроение бесследно исчезает. - Как заработаю, так и отдам, - сказал он немного резче, чем собирался.
   Но Жора не сдавался так просто. - Ты уже месяц обещаешь, Оран, - вновь глухо сказал он. - А вместо того, чтобы отдать... - страж помедлил, подбирая нужные слова, - вновь рассказываешь непонятно что.
   Оран тяжело выдохнул и мельком посмотрел на своего нахмурившегося напарника. Правда была в том, что он с радостью отдал бы долг Жоре. Честное слово! Но у Орана сейчас не было денег. Совершенно не было - ни одного кладезя. Все деньги ушли несколько дней назад, во время особо неудачной игры в карты. А должен он был не только Жоре. Далеко не только ему... Вся его надежда была на карточную игру послезавтра. И от одной мысли о том, что будет, если он вновь проиграет, его ладони покрывал холодный пот. - Послезавтра отдам.
   Жора хмуро посмотрел на него и пожал плечами. Он не знал, что будет делать, если и послезавтра Оран скажет, что у него вновь нет и десятины. Оран был старшим в их двойке, и Жора подчинялся ему. Но в то же время он считал, что и дальше молча ждать было бессмысленно - это были его деньги, и он просто хотел вернуть их. Это было его право.
  

*_*

  
   Через несколько минут Мика уже был у входа в Зал Покоя, расположенный под Крепостью. Широкие просторные ступени уходили вниз и упирались в массивные дубовые двери, одна створка которых была открыта. Мика спустился по лестнице и протиснулся в приоткрытые двери. За ними лежал длинный прямой коридор, вдоль стен которого плясали теплые желтые огоньки. Коридор молчания. Идти по нему предписывалось степенно и молча, чтобы обитатели зала, расположенного впереди, могли привыкнуть к твоему присутствию.
   Коридор выходил в более просторное и продолговатое помещение. Из комнаты дальше вело три арочных прохода - в две такие же комнаты, расположенные по бокам от этой, и в одну точно такую же комнату, но расположенную дальше. И в той комнате, расположенной дальше, тоже было три других прохода, за которыми лежали точно такие же комнаты. Зал Покоя, подобно сотам огромного улья, состоял из множества комнат, похожих друг на друга, как две капли воды. Но его назначение крылось не в самих помещениях, а в том, что висело на стенах этих комнат - сотнях картин. В этом священном месте были собраны портреты как живых, так и умерших людей. Это место было данью памяти мертвым, попыткой живых спасти их души, которые после смерти неизбежно должны были стать духами. Стать злом.
   Души, после того, как тело умирало и не могло более сдерживать их, вселялись в эти портреты, где получали вторую жизнь. Нарисованные изображения людей улыбались и плакали на картинах, но все это делали молча. Картины двигались - краски плясали, оживляя рисованных персонажей. Они позволяли мертвым жить вечно, но не позволяли им говорить.
   Зал Покоя также называли Убежищем - рукотворным раем.
   Проходя зал за залом, Мика старался не обращать внимания на портреты вдоль стен. Он всегда чувствовал себя здесь неуютно - множество взглядов неотрывно изучали его со всех сторон, казалось бы, замечая даже то, о чем он и не подозревал. Парень никогда не мог понять, что же скрыто в нарисованных глазах покойных. О чем они думают, что чувствуют, когда смотрят на него? Это было неуютно. Поэтому Мика старался как можно быстрее добраться до комнат заведующих, быстрым шагом проходя их одну за другой.
   - Мика, - услышав этот знакомо спокойный голос, парень оглянулся и увидел вэра Никона - мастера-владетеля Свирепого. Титул мастера-владетеля получал тот мастер, который назначался из Столицы управлять всем поселением. Мастер Никон должен был отчитываться лишь перед столичным Советом и самим Иерантом, верховным правителем Содружества. То есть во всем Свирепом не было никого, кто бы смог оспорить приказы мастера Никона - это была огромная власть и еще большая ответственность. Обычно мастера-владетели менялись раз в два-три года в ходе межродовой борьбы за власть. Каждый род пытался назначить своего мастера владетелем и не допустить прихода к власти мастера, который бы помешал родовым делам. Но мастер Никон был исключением из этого правила. Уже девять лет он был бессменным мастером-владетелем Свирепого, и скорых перемен в этом вопросе ничто не предвещало.
   Посторонним этот статный, подтянутый человек в черном длиннополом кафтане казался чрезмерно отстраненным, даже холодным. Его лицо было утонченным - начиная от выдающегося вперед, даже острого, подбородка, продолжая явно выраженными скулами и впалыми щеками и заканчивая тонким носом без горбинки. Картину довершали короткие темные волосы, чуть тронутые сединой, и блеклая кожа, которую, несмотря на обилие солнца в этом году, загар совершенно не тронул.
   Каждому, кто хоть раз взглянул на ее отца, сразу становилось ясно, на кого так похожа Мирабель. Многие черты лица девушки, такие, как скулы и нос, были унаследованы ею от мастера Никона. Но на этом сходства и заканчивались - взгляд девушки, ее живое поведение будто вдыхали в нее жизнь, в то время, как мастер Никон за его холодными, отстраненными манерами казался откровенно мертвым. Часто Мика не мог с точностью сказать, чего в его взгляде было больше - жесткости, непреклонности или же просто усталости? Девять лет властвования все же оставляли свой отпечаток.
   Но все это было неважно, так как Мика помнил, каким он был для Мирабель. Он помнил, что мастер тоже мог улыбаться - совсем чуть-чуть, несколько неуклюже, но с неподдельной искренностью. Правда, парень не видел улыбки на его лице уже давно.
   - Здравствуйте, мастер Никон, - Мика немного склонил голову в знак приветствия. - Пришли увидеться с Мирабелью?
   - Да, - глухо ответил он, кивая в сторону стены. Там, отделенные от других портретов внушительным расстоянием, висели два портрета. Первым, в простой деревянной раме, был мужской портрет. Мужчина, с такими же черными волосами, как и у Мики, смотрел на них с портрета, улыбаясь. Это был отец Мики, Васс. И, как и между Мирабелью и Никоном, между Микой и его отцом тоже было немало сходства.
   Начиналось все с подбородка, который, хоть и не столь острый, как у Никона, тем не менее и у Мики, и у Васса выступал вперед столь удивительно похоже, что, даже несмотря на цвет волос, можно было с уверенностью заявить, что эти люди - родня. Нос с небольшой горбинкой, чуть более пухлые щеки и менее заметные скулы - все говорило о менее знатной родословной, чем у Никона, но Мике было плевать. Его всегда радовало, когда кто-то отмечал его сходство с отцом.
   Дальше, начиная с бровей, в лицах отца и сына появлялись первые отличия. Брови Мики были гораздо тоньше бровей Васса, а глаза Мики были серыми, в отличие от синих глаз его отца. Мама говорила, что все, что было выше носа, он унаследовал уже от нее.
   Портрет Васса был удостоен чести висеть в Зале Покоя рядом с портретом дочери мастера-владетеля поселения, Мирабели. Он руководил ее сопровождением, обеспечивал ее безопасность, пока она была в Столице. И Васс сумел выполнить свой долг, даже ценой собственной жизни.
   - Я часто вспоминаю их, Васса, - мастер Никон указал на отца Мики. - И Мирабель, - он скупо кивнул в сторону портрета его дочери. Отделенный от других портретов внушительным расстоянием, висел девственно чистый холст. На нем должно было быть изображение светловолосой девушки, но вместо этого на холсте было пусто. Потому что у созидающих, у сола исса, не могло быть портретов. Говорят, что их души были столь велики, что обычный образ был не в силах удержать их. В итоге в память о них не оставалось даже изображений.
   - Я тоже часто вспоминаю их, - ответил Мика, а в голове тут же всплыли воспоминания о том странном сне. С тех пор он больше не повторялся, но сон был настолько красочным, настолько насыщенным, что никак не выходил из головы. - Прошел уже целый год, а кажется... - он замолк на полуслове.
   - Да... - согласился с ним мастер Никон, не отрывая взгляда от холста. - Кажется, что все случилось еще вчера, - глухо сказал он. Помолчав немного, он добавил: - Ты был в Речном Устье, когда там обнаружили болезнь?
   - Да, - хмуро ответил Мика. Он пробыл в лагере целую неделю в ожидании того, когда их пустят обратно в поселение. Конечно, он не сидел сложа руки - работы хватало. Он ходил на охоту вместе со Старшим и Емоем, а по вечерам усиленно пытался выучить то, что должен был знать уже давным давно. В голову постоянно лезли мысли о погибших, и в итоге Мика делал все, что мог, лишь бы не сидеть, сложа руки. Дед же был только рад тому, что его внук наконец-то взялся за голову. И в итоге по истечению недели Мика научился не только обнаруживать болезни, но и исцелять их при помощи самых основных лечебных плетений. Это было лишь самое начало - ему предстояло еще долго работать над своим контролем, а также научиться использовать более сложные составные плетения, но одиночные плетения, самые основы, с которых нужно было начинать, он уже освоил.
   А больных, на которых Мика мог бы испытать собственные навыки, хватало. Хоть болезнь, от которой погиб Угрюм, и не оказалась заразна, но вместо нее Речное Устье тревожило кое-что другое. День ото дня охотники, по возвращению с охоты, жаловались на одно и то же - на жар и головные боли. Их было просто вылечить - одно единственно плетение, немного силы, и через несколько мгновений человек уже был полностью здоров. Но вот обнаружить причину такого заболевания так и не удалось. Дед подозревал, что дело было в пыльце какого-то ядовитого растения, цветущего в это время, которое так странно и влияло на людей. Хоть доказательств эта теория так и не получила, но, учитывая, что Путь в эти места был открыт недавно - всего год назад, и местные растения и животные были изучены далеко не полностью, звучало предположение деда очень правдоподобно.
   - Да, - все также хмуро повторил Мика. - Хуже всего то, что изоляция была совершенно не нужна. Та болезнь была не заразна.
   - Это было необходимо, - последовал спокойный ответ мастера Никона.
   Мика нехотя пожал плечами. С одной стороны, из-за этой изоляции погиб Угрюм. Возможно, если бы у них был доступ к большим запасам силы, которые были в Свирепом, они смогли бы вылечить его. Возможно, - Мика устало провел рукой по лицу, отгоняя от себя непрошенные мысли. С другой стороны, если бы болезнь оказалась заразной, в поселении могла начаться настоящая эпидемия.
   Мика понимал, что мастер Никон, как мастер-владетель поселения, явно знал о решении не пропускать Угрюма через Путь. Скорее всего, решение принимал не он, а, например, мастер Лугин, но тот точно сообщил ему о сложившемся положении... Мика перевел взгляд с картины на мастера, внимательно изучая его холодное лицо. Его взгляд сразу привлекли глубокие складки на его лбу, возникшие там оттого, что мастер постоянно хмурился. Управлять поселением явно было нелегко, и эти складки были тому подтверждением. Нет, - Мика покачал головой. Мика не станет винить мастера за свои же ошибки. Никон не заслужил этого. Он исполнял свой долг - уберечь поселение от возможной опасности. В то время, как Мика свой долг выполнить не смог.
   - Я понимаю, - просто ответил парень, а рука сама собой нащупала синий камень, который висел у него на шее. Он так и не снимал его с тех пор, как Угрюм передал его ему.
   Взгляд мастера Никона проследовал вслед за его рукой и застыл в области его шеи. - Что это? - скупым кивком он указал на синий амулет.
   - Это? - Мика посмотрел на мастера немного растерянно. Возникло такое впечатление, будто Никон узнал камень. Но откуда он мог знать его? - Это подарок друга.
   - Друга... - задумчиво протянул мастер, неотрывно наблюдая за амулетом. В итоге он протянул руку вперед. - Дай его мне, - беспрекословно приказал он.
   Глаза Мики сощурились, а его рука сама собой покрепче сжалась вокруг камня, прижимая его к груди. После долгих лет власти мастер Никон привык приказывать, но это не значило, что Мика привык подчиняться. Первым его порывом, когда он услышал приказ, было тут же отказать мастеру. Но все же, мгновение поколебавшись, Мика сумел взять себя в руки и протянул амулет ему.
   - Да... - Никон бережно взял его в руки. - Это он.
   Мика настороженно наблюдал за мастером. - Он?
   Вэр Никон еле заметно кивнул. - Это амулет Мирабель.
   В ответ Мика нахмурился. Еще до этого амулет казался ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где же видел его. А теперь Мика, кажется, вспомнил. Камень, синий, как капля воды - Мирабель всегда носила его на шее, но чаще всего прятала под одеждой. Она никогда не расставалась с ним. Но как он мог оказаться у Угрюма? Мог ли Угрюм найти этот камень в старом городе, куда столетиями не ступала нога человека, если еще год назад камень носила девушка из их поселения? Нет, он мог его найти там только в том случае, если кто-то принес его туда. Сама Мирабель просто не могла сделать этого, то есть... Значит, это сделал кто-то еще. Кто-то, кто смог безнаказанно пройти по Пути, ведущему в Речное Устье, миновать охотничий лагерь, выйти в леса и обнаружить старые развалины. Сам Мика потратил год своей жизни на то, чтобы получить разрешение покидать лагерь, и это было непростым делом. Возникал самый важный вопрос - зачем? Зачем это все нужно было? Кто-то явно столкнулся с немалыми трудностями, пытаясь выбраться в леса вокруг Устья. И только ради того, чтобы доставить камень в этот город? Нет, это все казалось бессмыслицей.
   - Мика, - голос мастера Никона прервал его размышления. - Могу я... - мастер перевел взгляд с камня на него, - оставить его?
   Первым, что удивило Мику, было то, что мастер Никон, человек, до мозга костей привыкший приказывать, просил его о чем то. Это было зрелищем столь редким, что Мика невольно не сразу уловил смысл его дальнейших слов. А когда уловил, то нахмурился.
   Сперва ему хотелось отказать Никону. Этот камень был в самом центре непонятных событий, начиная с того, как он оказался в старом городе, и заканчивая тем, что Угрюм счел достаточно важным тайно передать его Мике на смертном одре. Мика хотел понять, в чем же тут дело.
   Но в тоже время, это был не просто камень. Для Никона это было одно из немногих воспоминаний, оставшихся от его дочери. По внешнему виду мастера было легко понять, что год, прошедший после смерти Мирабели, оставил в нем глубокий отпечаток. Он стал более хмурым, более холодным и отрешенным. Мика не мог, глядя мастеру в глаза, отказать ему из одного лишь любопытства.
   - Конечно, - в итоге кивнул он, наблюдая за тем, как мастер Никон бережно прячет камень в карман. Расставаться с камнем было обидно, но это явно был один из тех выборов, когда выбора на самом деле и вовсе не было.
   - Мастер Никон, - раздался женский голос сбоку от них. Мика тут же оглянулся и, не сдержавшись, удивленно улыбнулся - к ним шла его мама. - Давно не видела вас, - Анна перевела взгляд с мастера на Мику. - Как и своего сына.
   Анна была темноволосой женщиной сорока лет от роду, одетой в простое белое платье и такого же цвета сандалии. Несмотря на подступающий возраст, она все еще сохранила часть той красоты, которой обладала в молодости. Ее шелковистые черные волосы свободно спадали гораздо ниже плеч и на вид казались столь мягкими, что, как помнил Мика, в детстве у него постоянно возникало желание их потрогать. Ее лицо было гораздо более изящным, чем лицо ее сына. Правда, с годами появились первые морщины, и оно становилось все более уставшим, а глаза, которые раньше всегда искрились улыбкой, особенно когда она была вместе с Вассом, теперь все чаще оказывались полускрыты веками, отчего их взгляд был сонным и немного отвлеченным.
   Все рукава ее белого платья, от самых плеч и ниже, были покрыты черным крестовидным узором. Наличие такого узора говорило о том, что одежда была отнюдь не повседневной. На дому обычно одевали более простую одежду - рубахи, штаны и платья тусклых оттенков и без узора, в то время как узорчатая и яркая одежда считалась парадной, а в некоторых случаях, и рабочей. Такие белые платья, в которое была одета Анна, предписывалось носить всем, кто работал в Зале Покоя.
   - Мам, - Мика приветливо улыбнулся, пожимая плечами.
   Лицо Анны при виде сына тут же озарила улыбка, и она, не теряя времени даром, подошла и крепко обняла его. - Привет, Мика. Отец рассказал мне, что произошло, - разомкнув объятья, она взглянула ему в глаза. - Мне жаль.
   Мика смог лишь кивнуть в ответ. Последнее, что он хотел - это вдаваться в подробности того, что произошло в Устье, при первой же встрече с мамой.
   - Что же, - мастер Никон окинул прощальным взглядом пустой портрет своей дочери, - Не буду более задерживать вас.
   - Что вы, мастер, - Анна вежливо ответила, - нам всегда приятно видеть вас.
   - До свидания, - все же сказал он, разворачиваясь. - И Мика, - сказал он, уходя, - спасибо тебе.
   Мика кивнул ему вслед. - И часто он сюда приходит? - спросил он, провожая мастера взглядом.
   - Постоянно, - грустно сказала мама. - Некоторым ранам нужно много времени, чтобы зажить. Но не будем об этом. Все ли у тебя хорошо?
   - Да, - сказал он, переводя взгляд на маму. - Болезнь Угрюма не была заразна.
   - Я не об этом, - она грустно покачала головой, неотрывно наблюдая за ним. - Но я рада, что все закончилось хорошо, - мама обняла его, опираясь головой ему в грудь. - Когда это ты успел так вырасти?
   Мика пожал плечами и улыбнулся. Возникло острое желание сказать что-то глупое, но что можно было ответить на такое заявление? Что он не вырос, просто стоит на цыпочках? Что он не ее сын, а просто похож на него? А ее низкорослый сын в росте никогда с ним не сравнится? Нет, все это было не то. - Чтобы так вырасти, последние годы пришлось есть за двоих.
   - За двоих? - спросила Анна в некотором недоумении, продолжая все также крепко обнимать сына.
   - Да, - кивнул Мика. - За себя и за Мари. Это было очень тщательно продуманное преступление. Съедал и то, что ты давала мне, и то, что ты давала ей.
   Анна подняла голову и с искорками смеха в глазах спросила сына: - Объедал свою бедную сестру?
   - Ну да, - Мика вновь кивнул, как ни в чем не бывало и, сжав одну из рук в кулак, поднес ее к лицу. - Угрозы решают все. Показывал ей кулак, и она тихо и мирно отдавала еду, - воображение Мики с трудом справлялось с таким покладистым образом его же сестры. Почему-то тут же живо представлялось, как она, при попытке отобрать у нее еду, бросается на него с пинками и пронзительным визжанием. Да, это куда больше походило на нее. От таких мыслей Мика улыбнулся и добавил: - Совсем без пинков и криков. Даже не жаловалась.
   - Марианна - и без пинков и криков? - мама засмеялась и покачала головой. - Что-то не верится...
   - Нет, - он убедительно покачал головой, - все правда. Я же говорю - продуманное преступление. А ты как думала, почему я такой большой, а она такая маленькая?
   Анна закатила глаза. - Потому что тебе - восемнадцать, а ей - всего одиннадцать?
   - Ну, может быть и поэтому, - Мика легко согласился, пожимая плечами, после чего он попытался отстраниться, на что явно привычная к такому Анна не обратила внимания, все также продолжая крепко обнимать его.
   - Дай мне обнять сына, Мика, - пожурила она. - Я рада видеть тебя.
   - Я тоже, - шепотом ответил он, после чего мама устало вздохнула.
   - Ладно, - мягко прошептав это, Анна отстранилась и еще раз оглядела сына с ног до головы. - Ты грязный, - она притворно нахмурилась.
   - Уж какой есть, - он пожал плечами. - Как там Мари? Кормила ее? - серьезным тоном спросил он и, видя недоумевающее выражение на лице матери, тут же с улыбкой продолжил. - Это ты зря - еще привыкнет к хорошему. Как я потом опять буду у нее еду отбирать?
   Анна неодобрительно покачала головой, но все же не смогла полностью скрыть свою улыбку. - Перестань задирать сестру, Мика. И она в школе. Но скоро уже освободиться.
   - Да? - удивленно переспросил он. - Еще же утро.
   - Сегодня у них короткий день. Сможешь забрать ее?
   Долго думать Мике не пришлось. Других дел все равно не было. - Да, заберу.
   - Хорошо. Тогда береги свои уши, - мама улыбнулась, - она только о совершеннолетии и говорит.
  

*_*

  
   Мика тихонько приоткрыл дверь в помещение и сквозь щелочку наблюдал за рядами столов, за которыми сидели дети разных возрастов. Дети сидели к Мике спиной, а в дальней части помещения выступал учитель, и ребята слушали его, изредка перешептываясь между собой. Его сестра, Марианна, сидела на одной из последних парт. Сидела одна. Ничего не меняется, - мрачно подумал парень, вспоминая, как и он в пору обучения точно также сидел один - никто из других детей сесть рядом с внуком мастера не решался.
   Он шагнул внутрь и, тихо прикрыв за собой дверь, подсел к сестре. Мари сперва удивленно посмотрела на того, кто подсел к ней, но потом, узнав Мику, по-детски радостно улыбнулась и тут же обняла его. Без одного дня двенадцатилетняя девочка была миловидным, ухоженным ребенком. Если Мика своим внешним видом больше напоминал отца, то Мари была вся в маму - более тонкое лицо, все еще по-детски округлое, но обещающее через лет пять покорить не одно сердце, и дедовы серые глаза, правда, еще лишенные прозорливости старика. Эта прозорливость придет с годами, а пока в них плескалось детское любопытство, радость от встречи с братом и немного природной вредности. Длинные черные волосы были аккуратно заплетены в косу. Мика, более привычный к тому, что волосы его сестры были растрепаны после того, как она носилась где-нибудь по Крепости, удивленно отметил, что мама превзошла саму себя - Марианна выглядела очень прилежно. И очень непохоже на себя.
   - Привет, - прошептала она, разрывая объятья и отстраняясь чуть назад.
   Мика улыбнулся. - Не сложно выглядеть так опрятно?
   - Так нужно, - буркнула она. - У меня же завтра совершеннолетие. Ты ведь помнишь?
   - Помню, - все также улыбаясь, ответил он.
   - Точно помнишь? - настойчиво повторила она. - Ты ведь все время все забываешь...
   Улыбка тут же пропала с его лица. Черт возьми, - хмуро подумал он. Почему-то его сестра все время вспоминала, как он забыл имя ее учителя. Это было давно и всего то один раз... Сам Мика считал, что такие случаи лучше оставить в прошлом и не вспоминать. Лучше для него, то есть. А еще в том случае был свой прок, потому что в итоге он смог запомнить имя ее учителя, которого, кажется, звали Ероним.
   - Такое сложно забыть. Не волнуйся, - добавил Мика. - Все пройдет хорошо.
   - Прошу новоприбывших, - сказал учитель, глядя на Мику, - вести себя потише.
   Мика коротко кивнул. А Мари, хихикнув над братом, поднесла указательный палец ко рту и зашипела на него.
   - Это относится и к вам, Марианна, - строго продолжил учитель, на что Мари мгновенно убрала палец ото рта и состроила удивленно обиженное лицо. Мол, я то тут при чем.
   Мелкая хитрюга, - тепло подумал Мика.
   - Итак, теперь, когда меня не прерывают, - сказал Ероним, - мы можем перейти к последней теме на сегодня - начнем говорить о том, как возникла Столица и окружающие ее поселения.
   Сам учитель был весьма упитанным, невысоким человеком, разменявшим пятый десяток и уже имевшим знатную проплешину на голове. На нем был длинный серый кафтан, подол которого был расшит богатым крестовидным узором белого цвета, что выдавало в кафтане официальную учительскую одежду. Вид Ероним имел добрый и покладистый, и Мику всегда удивляло, как он, при таком, казалось бы, добродушии, способен управиться с целой оравой маленьких кровожадных детишек. Но он мог - сколько бы Мика не заходил на его уроки, в помещении всегда было тихо. Единственный, кого можно было услышать - это сам Ероним, самозабвенно рассказывающий своим ученикам очередную историю.
   - Все началось с Бедствия, - продолжал говорить учитель, расхаживая туда-обратно перед партами. - Что такое Бедствие и когда именно оно началось, никто вам сказать не сможет. Но, - он повысил голос, призывая детей обратить внимание на его слова, - сейчас нам ясно другое - до Бедствия духи умерших не могли угрожать живым, а после - уже могли. Города, где жило больше людей, чем где-либо еще, стали настоящими ловушками. Духи слетались туда отовсюду, и вскоре выжить в городах стало невозможно. Таких, как нас, - сперва учитель похлопал рукой себя по груди, а после обвел широким жестом всех присутствующих, - в них не осталось очень быстро. Единственным известным нам исключением стала нынешняя Столица, Хор Ниер. Величайший герой древности - Ишей Спаситель, осенил ее стены священными знаками. Тем самым он оградил город от духов и их пагубного влияния... - поднятая рука еще одного ребенка заставила учителя отвлечься. - Да?
   - Я был у целителя, - мальчик повернулся и мельком глянул на Мику с Марианной. - И там тоже были знаки...
   - Да, - Ероним кивнул, - это те же знаки, что и наложенные Ишеем Спасителем. Прошли сотни лет, много что изменилось с тех пор, но знаки, которым нас научил Ишей Дорогой Гость, продолжают служить нам верой и правдой. Нынешние мастера, такие, как мастер Йомур, дедушка нашей Марианны, дополнили и усовершенствовали их.
   Дети оживленно загомонили, время от времени бросая взгляды на Марианну. Некоторые смотрели с восхищением и любопытством, но были и такие, кто смотрел настороженно или даже завистливо. Мика нахмурился, наблюдая за тем, как Мари старалась избежать всех этих взглядов, потупившись и смотря в сторону.
   Нужно было как-то улучшить ей настроение, и Мика, недолго думая , легонько ткнул Мари пальцем в плечо и, когда она вынужденно повернулась к нему, шепнул ей на ушко: - Совсем забыл, что у меня для тебя есть подарок.
   Глаза Марианны тут же загорелись. - Подарок?
   - Да, - продолжил Мика шепотом. - На твой день свершения души. Могу подарить и раньше, но если ты не хочешь... - сказал он, разводя в руки в сторону в притворном сожалении.
   - Хочу! - тут же громко выкрикнула она, за что сразу же получила выговор от учителя. Но это утихомирило Марианну лишь ненадолго, и вот, как только учитель отвернулся, она повторила уже шепотом: - Хочу, Мика!
   Мика усмехнулся и, покачав головой, вытащил из кармана небольшой предмет. Это был клык того самого кабана, которого они пристрелили вдвоем с Угрюмом. Еще тогда он отпилил фрагмент клыка себе на память, но, подумав об этом хорошенько, решил сделать из него подарок своей сестре. Теперь это был амулет на красной веревочке, который можно было носить на шее. Он протянул его сестре, которая удивленно изучала странную штуку.
   - Это амулет, Мари, - сказал он с улыбкой, наблюдая за тем, как сестра осторожно ощупывает подарок. - На удачу.
   - Из чего он? - любопытно шепнула она, не отрывая глаз от подарка.
   - Это клык сильного пресильного вепря, - шепнул Мика. - Моей первой добычи.
   - Вепря? - с круглыми от удивления глазами переспросила она.
   - Да, - он кивнул. - И я дарю его тебе.
   После этого его сестра вся расцвела и остаток урока провела за изучением неожиданного подарка. Благо, пропустила она немного - Ероним продолжал свой рассказ совсем недолго. Он рассказал про государства древности, которые существовали еще до Бедствия - про Аталант, раскинувшийся на весь континент, про Наверию - крохотный островок независимости в самом сердце огромного королевства. Он уже подходил совсем близко к непродолжительной войне между Аталантом и Наверией, когда урок подошел к концу.
   Учитель, вздохнув с сожалением, отпустил учеников. Он явно был не против продолжать и дальше, но дети его мнения не разделяли и тут же веселой и гомонящей волной направились к выходу.
   - Подождем, пока они пройдут, - шепнул брат Марианне. Та лишь слабо кивнула и продолжила, немного опустив нос, наблюдать за проходящими мимо детьми.
   - Миклай, - окликнул его учитель. - Будьте добры, на пару слов...
   - Учитель Ероним, - поприветствовал его Мика, подходя к нему. Сестра, крепко вцепившись в его руку, шла подле него.
   - Приветствую, - учитель кивнул в ответ. - Миклай...
   - Мика, - парень перебил его, - Называйте меня просто Мика.
   - Хорошо. Мика, я хотел попросить вас об одолжении. Видите ли... - он на мгновение умолк, отводя глаза. Казалось, будто просить ему было непривычно, что тут же расположило Мику к нему. У его деда часто просили одолжения, и парень успел повидать разных людей и разные просьбы. Некоторые просили так, будто бы вовсе и не просьба то была, а приказ. Другие просили, а по глазам было видно, что они боятся не только отказа, но и согласия. По третьим было видно, что они, что ни дело, всегда просят, даже если могли бы сделать это и сами. Таких людей он не любил больше всего. Но были и хорошие просьбы, - вспомнил он. Просьбы людей, просить не привыкших. Гордых, самостоятельных людей.
   - Вам нужна помощь целителя, - закончил за замявшегося учителя Мика.
   - Да... - несколько облегченно сказал Ероним. - Но не мне, а моему сыну. В последнее время к целителям просто не попасть, а он заболел...
   Мика нахмурился, вспомнив, что в похожее положение попала и мать Угрюма.
   - И часто так приходится ждать?
   - Нет, - Ероним поспешил закачать головой, - совсем нет, но сейчас прямо напасть какая-то. Будто все разом решили заболеть...
   - Ладно, - мгновение подумав, Мика кивнул ему. - Ладно, я помогу. Скажите, куда идти.
   - Я знаю куда, - вставила свое слово вновь повеселевшая сестра.
   - Спасибо вам, - учитель протянул руку, которую Мика без промедления пожал. - Скажите что нужно, и я...
   - Бросьте, - перебил его Мика, - Ничего мне от вас не нужно. Хорошо учите мою сестру - вот и все. Побольше заданий ей давайте, - Мика с ухмылкой посмотрел на мигом насупившуюся сестру. - Все время спрашивайте ее...
   - Эй, - Мари ударила его в бок маленьким кулачком, после чего поспешно повернулась к учителю. - Не надо меня спрашивать, учитель!
   Ероним добро улыбнулся ей и благодарно склонил голову. - Спасибо еще раз.
   Мика неловко кивнул и, отбившись от мигом ожившей сестры, поспешил утащить ее прочь из комнаты. А как только они оказались в коридоре, Марианна тут же, покрепче схватив его за руку, потянула их вперед.
   - Пошли! - громко заявила она, недовольно оглядываясь через плечо. - Быстрее, Мика!
   Мике оставалось только устало вздохнуть и бежать следом за прытким чертенком.
   Залы Обучения располагались в двухэтажном здании, примыкавшем прямо к Крепости. Выходя из здания, брат и сестра оказались в самом сердце Свирепого - на просторной Главной площади, вымощенной булыжником. Множество улиц сходилось на этой площади - и маленьких, зажатых между домами, и широких, людской поток на которых затихал лишь под вечер.
   Вообще, в поселении были улицы всего двух видов, и друг от друга их отличали мосты. Но они не были обычными мостами, которые ведут через реки и каналы. Эти мосты, настолько узкие, что казались неимоверно хрупкими, соединяли террасы домов на высоте второго, а порой и третьего этажа.
   Множество маленьких улочек почти полностью утопало в тени таких мостов. Их не было лишь над самыми большими и оживленными улицами, которых было всего несколько. Поэтому, если бы Мику спросили о том, что он считает отличительной особенностью Свирепого, то он так и сказал бы - мосты и террасы. Ступенчатые дома и зеленые сады. И тень, в которой поселение буквально утопало.
   Таких мостов не было больше ни в одном поселении. В других поселениях преобладала основательность и все те же стабильные ступенчатые дома, как и в Свирепом. А мосты... они были чересчур изящны, слишком хрупки. И более того - они были вредны. В случае нападения духов эти мосты рухнули бы от любого дуновения, тем самым становясь помехой для защитников. Но нападений не было уже столь давно, что люди предпочли красоту полезности, и, по мановению руки мастеров-строителей, мосты преобразили Свирепое до неузнаваемости. Казалось, поселение живет не на земле, а в воздухе - настолько много было мостов, ведущих от одной зеленой террасы к другой, от сада к саду, и настолько высоко они поднимались.
   Мари потянула его в тень одной из узких улочек, которые опутывали собой все Свирепое. С двух сторон от Мики с Мари возвышались каменные стены домов, а над ними то и дело мелькал узкий мост, с которого нередко доносился топот ног одинокого прохожего.
   Идти в тени нижних улиц пришлось недолго. Вскоре Марианна остановилась у одной из дверей, выходящих на улицу. Тут же ее кулачок быстро-быстро застучал по ней. Прошло лишь пару мгновений, и дверь приоткрылась. В щели показался любопытный женский глаз, который внимательно оглядев его и, видимо, не сочтя достойным доверия, перешел на Мари, и тут же загорелся узнаванием.
   - Марианна! - дверь распахнулась, и пышная румяная женщина, стоявшая в проходе, тут же шагнула на улицу и обняла его сестру. - Уж и не помню, когда мы виделись в последний раз. Что же ты не заходишь?
   - Привет, Иветта! - также радостно ответила Мари, привставая на цыпочки, чтобы получше обнять хозяйку.
   Иветте было около сорока, но вела она себя настолько живо, что ей смело можно было давать на десяток меньше. Русые волосы, видимо, от постоянной работы под палящим солнцем, уже утратили былой цвет, а на полном, румяном лице были заметны первые морщины. Одета она была так же, как и многие женщины в их поселении - в темно-синий сарафан без рукавов и в белую сорочку под ним, прикрывающую плечи.
   - Здравствуйте, - немного сжато протянул Мика, привлекая к себе внимание женщины. - Я тут по просьбе...
   - Мой брат пришел помочь Анву, - без всякого стеснения перебила брата сестра. - Он умеет исцелять.
   Мика хмуро посмотрел на свою сестру. - Спасибо тебе, Мари. Сам я бы лучше не сказал.
   В ответ Марианна показала ему язык.
   - Вы мастер? - спросила хозяйка, тут же склоняя голову и шире открывая дверь. - Прошу прощения, что не пригласила сразу же...
   - Ничего, - сказал Мика и улыбнулся по возможности дружелюбнее. - И я не мастер. Меня зовут Мика.
   - Иветта, - склоняя голову пробубнила она. - Это большая честь! - скороговоркой выдала женщина.
   - Да... - он растерянно кивнул, не зная, как ответить. Какая тут честь, черт возьми? Не обратив на его неловкий кивок внимания, женщина быстро провела его через несколько комнат, попутно выслушивая непрерывное щебетание Мари. Для себя Мика решил, что Иветта обладает просто дьявольским терпением, раз может так спокойно выносить его сестру.
   В итоге они оказались в маленькой спальной, умещавшей кровать и шкаф у стены напротив. На кровати, укутанный в одеяло, крепко спал маленький мальчик. Из-под одеял торчала лишь его рыжая голова, да одна рука, подложенная под голову.
   - Анву, дорогой, - тихо обратилась Иветта к лежащему в кровати мальчику, но тот ничего не ответил. - Видимо, заснул... Анву? - она потянулась к нему, чтобы разбудить его, но Мика положил руку ей на плечо, останавливая ее.
   - Ничего, - шепнул он. - Так даже проще.
   Мика подошел к мальчику и коснулся его руки. Холода не ощущалось. Значит, болезнь не была вызвана духами, что в разы облегчало Мике задачу.
   - У него жар, вэр, - прошептала хозяйка, наблюдая за ним.
   Мика кивнул. Жар - это было не так плохо. С ним он хотя бы знал, что делать. - Как давно это началось?
   - Вчера вечером.
   Не так давно. Моих сил должно хватить, - подумал Мика, небольшим движением своей силы погружая мальчика глубже в сон. Все пройдет гораздо проще, если он в ближайшее время не проснется.
   Мика вытащил Анву из-под одеяла и задрал рубаху, оголяя его живот. Ему предстояло использовать одно из плетений, которое непосредственно взаимодействовало с телом человека, поэтому писать его можно было на нем же. Тут же в его руках появилась бутылочка с краской, в которой уже привычным движением был смочен указательный палец.
   За те несколько дней после смерти Угрюма Мика многое почерпнул от деда. Например, как бороться с духами в теле человека. Теперь он знал, какие ошибки допустил тогда, когда неумело пытался вылечить Угрюма. Но также он узнал и многое другое. Например, плетение памяти души, которое использовало связь между телом и душой человека, чтобы, воздействуя на душу, воздействовать и на тело. Оно не было сложным в написании и состояло из всего трех знаков - Аз, Лиры и еще одной Аз. Но оно было чертовски сложным в исполнении. Это было одним из тех немногих плетений, которым не помогают второстепенные знаки. Все полностью зависело от контроля и выдержки самого одаренного. Поэтому с плетениями школы памяти, или Лиры, предпочитали иметь дело только целители. У других мастеров часто не доставало контроля на то, чтобы воспользоваться ими. У самого Мики на то, чтобы освоить это плетение, ушла почти вся неделя. И оно, как выразился его дед, было краеугольным камнем современной медицины. Почти все составные целительские плетения в той или иной форме использовали Лиру, и ни один начинающий целитель не мог продолжать обучение, пока он не освоил это плетение.
   На то, чтобы плетение подействовало, нужно было время - вплоть до нескольких часов. Стоять все это время у кровати больного он не хотел, поэтому, после того, как на животе мальчика появились нужные знаки, Мика решил второй строкой включить в него и плетение накопителя, для чего использовал одну из деревянных дощечек, которые у него были с собой. В итоге вышло что-то странное - часть плетения, призванная сохранять силу, была на дощечке, а вторая часть, призванная непосредственно лечить - была на теле мальчика.
   Тщательно изучив составное плетение и признав его исправным, Мика прикоснулся к накопителю и почувствовал, как тот становится частью его тела. Вслед за этим осознанием в знаки потекло тепло - сперва в накопитель, а после и в плетение памяти.
   В душе отражается все, что происходит с человеком. В том числе и болезни. В данном случае плетение памяти души использовало силу самого больного, чтобы вернуть душу в ее прошлое состояние, состояние до болезни. А вслед за душой тянулось и тело, оздоравливая само себя. Таким образом лечилась большая часть известных деду болезней, причиной которых не были духи.
   Недостатков у данного плетения было всего два - исключительный контроль, необходимый для того, чтобы хотя бы попытаться использовать его. И стремительный рост требуемой для использования плетением силы в зависимости от прошедшего с момента заболевания времени. Именно этот фактор стал причиной для отказа лечить мать Угрюма. Чем больше времени прошло с момента заболевания, тем больше силы понадобится для исцеления больного. Поэтому жители Свирепого должны были постоянно посещать целителя. Проще было обнаружить и вылечить болезнь на ранних стадиях развития, а не месяц спустя. Но этот мальчик, как и мать Угрюма, попасть к целителю не смогли.
   Даже сейчас, когда прошло меньше дня с начала заболевания, затраты силы уже были ощутимы. Мика почувствовал, как плетение, прежде чем заработать, значительной нагрузкой легло на его запасы силы. А дальше Мике уже стало не до этого - пришлось закрыть глаза и положиться на свои ощущения. Нужны были предельная концентрация и малая толика воображения. Намного легче работать с этим плетением было, если ты помогал своему разуму представить человеческую душу чем-то более понятным и доступным. Сам Мика обычно представлял ее воздухом. Он представлял себе, будто стоит в дверях, на сквозняке, и принюхивается к запахам бегущего вспять времени. Сперва в воздухе явно преобладал тлетворный аромат болезни, но вскоре он сменился свежестью и чистотой. Нащупав нужный отрезок времени, Мика тут же отдал мысленный приказ, и вот уже плетение, используя силу, запасенную в накопителе, стало целенаправленно возвращать душу мальчика к тому чистому состоянию.
   Никаких внешних признаков того, что происходит воздействие на душу мальчика, не было, разве что тот задышал заметно чаще, но Мика чувствовал, как вся сила Анву пришла в движение, направляемая плетением памяти и приказом самого Мики.
   - Если через полчаса жар не пропадет, пришлите кого-то ко мне, - немного устало сказал он, вновь укрывая мальчика и отходя от кровати. - Он еще немного поспит, а потом проснется уже здоровым...
   - Значит, с ним все будет хорошо? - спросила Иветта, переводя взгляд с мальчика на него.
   Мика вяло кивнул. Все эти плетения до сих пор не давались ему легко. - Да, все будет хорошо.
   - Спасибо вам большое! - Иветта на радостях обняла его так крепко, что парню показалось, будто его ребра вот вот треснут.
   Мика понимал, почему Мари так нравилась эта женщина. Она была искренней и очень заботливой. По сравнению с тем, как относились к их семье большинство окружающих, материнская забота Иветты была как глоток свежего воздуха. Но надо и меру знать.
   - Ну все, хватит, - вяло сопротивлялся Мика, извиваясь в железных объятиях хозяйки. Сестра, стоя в стороне, прикрыла ручкой рот, пытаясь сдержать смех. Черти.
   Смутившись своему порыву, женщина, наконец, отпустила его. - Еще раз спасибо вам, мастер!
   - Я не мастер, - хмуро пробубнил парень. - Я охотник.

*_*

   После того, как Мика с Марианной покинули дом Иветты, они вернулись обратно в их комнаты в Крепости. Все четыре комнаты принадлежали деду, но с тех самых пор, как умер отец, они с мамой жили вместе с ним. В одной комнате спала Анна, во второй комнате - дед, а в третьей, детской - Мика с Марианной. Также у них была и просторная гостиная.
   Конечно, обычные семьи так много комнат не имели - приходя в Крепость лишь на ночь, целым семьям приходилось ютиться в одной комнатке с несколькими многоэтажными кроватями. Но это было лишь по ночам, а дни они проводили в их собственных домах, куда более просторных.
   Они были в гостиной, большой комнате с диваном, стоящим рядом с ним столиком и картинами вдоль стен. Марианна сидела на полу, а перед ней были разбросаны листы бумаги и мелки. Девочка брала то один мелок, то другой, и, сосредоточенно прикусив язык, что-то рисовала. Ее лицо выглядело столь потешно, что Мике, сидя на стуле около, хотелось рассмеяться. Но он с огромным трудом сдерживался.
   - Откуда ты знаешь Иветту? - спросил он.
   - Меня с ней познакомил Анву, - не отрываясь от рисования, ответила девочка. Мари всегда нравилось рисовать. Настолько сильно, что она могла бы весь день отсидеть за рисунками, дай ей волю. Мику это всегда забавляло. - Она - его мама.
   - Анву - это тот рыжий мальчик? - на его вопрос сестра кивнула, так и не оторвав взгляда от рисунка.
   - Анву немного глупый... - она на мгновение задумалась, после чего, как ни в чем не бывало, продолжила рисовать. - Но он ничего. Мы иногда играем вместе.
   Мика улыбнулся. Хорошо, что у Мари были люди, которые не смотрели на нее с восторгом или страхом, а относились к ней так же, как к любому другому человеку. Отношение которых к себе она вызывала сама, своими поступками, а не заслугами их деда и его званием мастера. Брат был рад, что у его сестры были друзья.
   - Мика? - сестра спросила у него невинным голосом.
   Мика настороженно пригляделся к ней, отмечая то, как она будто бы невзначай то и дело посматривает на него. - Да?
   - А что завтра будет? - и тут же, не дожидаясь ответа, Марианна продолжила. - Завтра мы пойдем к сола иссе? Ты тоже ходил к ней на свое совершеннолетие? Ты...
   До того, как его сестра успела разогнаться, он решительно шикнул на нее и улыбнулся. - Да, ходил. В день свершения души портрет для меня писал мой очень хороший друг.
   - Я его знаю?
   - Ее, - полушепотом поправил он. - Да, ты знаешь ее. Она тоже была сола исса.
   Девочка задумчиво нахмурилась, но, видимо так и не сумев вспомнить, о ком идет речь, вновь посмотрела на брата. - Кто это?
   Мика помедлил, но все же нашел в себе силы ответить. - Мирабель.
   - Мирабель? - глаза Мари зажглись в узнавании. - Я увижу ее завтра? - любознательно поинтересовалась сестра. - Она будет рисовать меня?
   - Нет, - Мика улыбнулся. - Писать твой портрет будет созидающая по имени Маргрет. Ее знает наш дед.
   - Они оба старые, да? - она смешно сморщила носик. - Фууу.
   Мика засмеялся и, одним движением схватив девчонку в охапку, принялся ее щекотать.
   - Кто это старый? - он шутливо грозно спросил ее. - Это дед наш старый?
   - Нет... - она, заливаясь смехом, стала вырываться из его хватки, пока, извернувшись ужом, у нее это не удалось. - Это ты старый! - крикнув на прощание, она прытко выбежала из комнаты, все еще посмеиваясь.
   - Ну, держись! - бросил он ей вслед все тем же шутливо грозным тоном и, вскочив на ноги, побежал за ней.
   Раньше Мика проводил с сестрой гораздо больше времени, но сейчас, когда ему приходилось работать в Речном Устье целые недели напролет, Мари он видел все реже. И, несмотря на то, что она порой ему жутко надоедала, он скучал по ней.
   Когда они набегались, и Мари, усталая, но довольная, села на диван, она вновь любопытно глянула на него. - Расскажи мне.
   Мика лениво посмотрел на сестру со своего места рядом с ней на диване. - Про что?
   Марианна закатила глаза, совсем по-взрослому сетуя на то, откуда у нее взялся такой недогадливый брат. - Про то, как все было у тебя на совершеннолетии.
   Мика продолжил молча смотреть на нее.
   - Мика! - сестра обиженно посмотрела на него. - Ну, пожалуйста!
   Сперва он не хотел ей рассказывать. Все же день совершеннолетия бывает только раз, а своим рассказом он мог испортить впечатление... Но в итоге, смотря в ее большие и любопытные глаза, Мика не выдержал и улыбнулся ей. Маленькая хитрюга...
   - Хорошо. Это случилось шесть лет назад...
  

*_*

Шесть лет назад.

  
   - Слушай, - неуверенно начал Мика, сидя на табурете в двух шагах от Мирабель. - Ты точно можешь нарисовать меня?
   - Ну, спасибо, Мика, - пробурчала Мирабель из-за мольберта, - за то, что так уверен во мне.
   Светловолосая, коротко стриженая девочка гордо вздернула свой маленький носик, но, несмотря ни на что, было видно, что девочка очень волнуется. Она то и дело теребила подол простого белого платьица, которое ей теперь, как молодой сола иссе, предписывалось носить. Двенадцать лет ей самой исполнилось лишь недавно, и это был первый портрет, который она когда-либо писала. Ожидания окружающих непосильным грузом легли на ее плечи. То и дело Мирабель думала о том, что будет, если она не сможет написать его портрет. Что, если они ошиблись, и она - не сола исса? Что тогда?
   - Уверен, неуверен, - пробубнил Мика, юля на стуле. - Я тебя знаю - ты рисуешь хуже меня. И это при том, что я рисую плохо...
   - Моя наставница сказала, что это придет само, - неуверенно сказала она.
   - Ну, ну... - буркнул он и умолк. На самом деле в том, что она сможет написать ему портрет, сомнений у него не было. Раз она говорит, что придет само, то придет само. Ему просто нравилось время от времени подначивать ее.
   Они сидели в комнате вдвоем, в то время как его родители и мастер Никон остались в смежном помещении. Комнатушка была маленькой и пустой - за исключением их самих, гордо восседающих на табуретах, да мольберта и столика с красками рядом с Мирабель, тут ничего и не было. Зато одну из стен полностью занимало широкое окно, за которым, с высоты пятого этажа виднелось поселение, раскинувшееся под ними неисчислимым ковром крыш и садов.
   Какое-то время они просидели молча, Мика - смотря в окно, а Мирабель - отчаянно пытаясь написать его портрет. От созерцания очередного одинокого облака Мику отвлек звук ударившейся о край стакана с водой кисточки.
   - Все? - удивленно спросил он. Вышло очень быстро...
   - Нет, - буркнула Мирабель, отворачиваясь в сторону.
   - Что случилось?
   - Я... не знаю, - она все еще смотрела куда-то в сторону. - У меня не выходит.
   Мика тут же пожалел, что еще недавно подначивал ее.
   - Да брось, - бодро начал он, вставая с табурета и подходя к ней. - Что нужно для того, чтобы написать мой портрет?
   Мирабель немного помедлила, но все же ответила. - Мне сказали, что... - она неуверенно потеребила подол платья, - нужно знать того, кого пишешь.
   - Ты меня знаешь, верно? - видя, что она молчит, он присел перед ней на корточки. - Верно?
   Его лицо оказалось прямо там, куда она упорно отводила глаза, и у Мирабели не осталось ничего другого, как кивнуть. - Тогда если уж у тебя не получиться нарисовать меня, то у других созидающих уж точно. Хотя, - тут он погладил подбородок. - Может я тоже сола исса, раз ты не можешь меня нарисовать...
   - Дурак, - буркнула она, мельком поглядывая на него. - Сола исса могут быть только женщины.
   - Тогда рисуй, - с детской непосредственностью сказал он. - Даже если выйдет не очень, мне все равно сойдет...
   Его прервал толчок девочки, от которого его, сидящего на корточках, опрокинуло на спину. Тут же зазвучал ее звонкий смех.
   - Не неси чушь. Все будет очень даже очень, - скрывая улыбку, сказала Мирабель, разворачиваясь обратно за мольберт. Внезапно в ее лице что-то изменилось, будто она вспомнила что-то давно забытое. - Да, теперь я поняла... - она перевела взгляд с мольберта на него, - я вижу тебя...
   Мика посмотрел на нее так, будто она тронулась. - Мирабель, я в двух шагах от тебя. Конечно, ты видишь меня.
   - Нет, - она закатила глаза, - не так вижу. Я вижу тебя перед собой. Но еще я вижу тебя через двадцать лет. И через сорок. И стариком. Мика, ты весь старый и морщинистый, - ее лицо скривилось и она закачала головой, пытаясь избавиться от картинки.
   Мике не оставалось ничего другого, как кивнуть ей. Он слабо представлял, о чем она говорит, но тем не менее любопытство не оставляло его. - И какой я?
   - Высокий, - она пожала плечами. - Ты похож на твоего папу.
   Мирабель отвечала ему, а ее рука, будто обретя собственную волю, уже двигала кистью, выводя линию за линией. Не прошло много времени, а портрет Мики уже был закончен. И вышел он как нельзя лучше. Не раз Мика еще будет проходить мимо своего портрета в Зале Покоя и с неким священным трепетом отмечать, насколько похожим на него вышел рисунок. Будто смотришь в зеркало. Года будут проходить, а Мика, вновь и вновь вглядываясь в портрет, будет замечать все то же поразительное сходство. Но если в двенадцать лет на портрете был изображен двенадцатилетний мальчик, то в восемнадцать с портрета на него смотрел восемнадцатилетний юноша. Портрет старел вместе с ним, и Мика почему-то ни на мгновение не сомневался в том, что Мирабель видела того, кем он станет через десять или двадцать лет, и, возможно, даже знала, каким он умрет. Такова была сила сола исса. Им легко было поклоняться, но еще легче было бояться их.
   Но, смотря на Мирабель, и тогда и после, как бы он ни пытался, Мика видел перед собой не таинственную созидающую, а лишь маленькую девочку с кистью в руке, которая могла бояться и сомневаться, смеяться и радоваться. Как любая другая маленькая девочка.
  

*_*

   Оставшийся день пролетел незаметно, и вот, вечером, как только начало темнеть, вся их семья - Мика, его сестра, мама и дед, вместе вышли на улицы поселения. В любой другой день с приходом темноты люди спешили укрыться в Крепости, но не сегодня. Этим вечером на улицах было не протолкнуться от людей, праздновавших день проводов Весты.
   Вестой звали героиню древности, супругу Ишея. И, если Ишея называли когда Спасителем за то, что именно он защитил всех жителей Хор Ниера во времена Бедствия, а когда и Дорогим Гостем из-за его неуемной жажды к путешествиям и множеству друзей во всех уголках мира, которые всегда были рады видеть его в гостях, то Весту величали исключительно Прекрасной. Никто не знал, как именно выглядела Веста, поэтому, если ее где-то и изображали, то ее лицо всегда было укрыто черной вуалью. Но, несмотря на некую таинственность, в умах людей она была неразрывно связана с красотой, с теплом и жизнью. И сейчас, на празднике проводов, отмечаемом в два последних дня месяца последних листьев - двадцать седьмого и двадцать восьмого числа, жители Содружества прощались с теплыми месяцами года, которые скоро сменятся наступающими холодами. Согласно преданиям, именно Веста, со своим приходом, приносила тепло. И она же его и уносила, уступая место холодам.
   Мика с семьей стояли среди толпы людей, собравшихся на Главной площади, и наблюдали за тем, как посреди площади танцевало с десяток пар. Исшитые узорами платья и кафтаны развевались от быстрых движений, и пары, мужчины и женщины, держась за руки, без устали кружили друг друга в танце.
   Танец был изменчив, как и мелодия гуслей, которая его сопровождала. То музыка замирала, одежды смирно обвисали на телах танцоров, и они жались друг к другу в кратком мгновении передышки. Мужчины и женщины возбужденно вдыхали, но передышка не длилась долго - уже на их следующем выдохе струны гуслей звенели вновь. Стоять смирно было невозможно, музыка взвинчивала темп, и одежды вновь трепетали от стремительного кружения танцоров.
   Чем дольше играли гусли, тем больше пар присоединялось к танцорам в центре площади. Сперва их было всего десять, но чем ниже садилось солнце, тем больше людей танцевало. В итоге, когда горизонт покраснел, и солнце скрылось за крышами домов, танцующим уже едва хватало места на площади. А зрители и вовсе покинули ее и наблюдали за происходящим с ближайших к площади террас. Там, среди кустов и невысоких деревьев, были расставлены маленькие столики и стульчики.
   Мика, оставив деда на террасе за одним из таких столиков что-то ворчать себе под нос, сперва, взяв ее на руки, покружил в танце малютку Мари. Сестра все время весело смеялась и, вытягивая руки вверх, просила поднять ее выше. Лютни играли, они кружились, а Марианна счастливо озиралась по сторонам, поднятая братом гораздо выше голов всех окружающих танцоров. Она указывала куда-то пальцем и что-то восторженно говорила ему, но за гомоном и музыкой ее была не расслышать. Мика и не пытался - он просто улыбался, пока улыбалась она.
   Потом, утомившись держать сестру, он оставил негодующую Марианну деду, с трудом усадив ее за стол, и провел несколько танцев с мамой. Анна, несмотря на возраст, танцевала хорошо, гораздо лучше сына. Часто, когда лютня бренчала особо быстро, а люди вокруг них кружились так, что не только ноги - и голова шла кругом, Мика с трудом поспевал за танцем, хотя Анна, казалось, справлялась со всем с непринужденной легкостью. Мика лишь молча удивлялся и продолжал танцевать, то и дело наблюдая за улыбкой матери. Он уже и не помнил, когда, после гибели отца, она улыбалась так в последний раз. Не то, чтобы она все время хмурилась, нет. Она улыбалась весьма часто. Но всегда, даже если на ее губах и была улыбка, в глубине ее глаз все же таилось беспокойство о чем-то, будь то заботы по дому или мысли о ее детях. Но сейчас, этим праздничным вечером, Анна, похоже, смогла хоть ненадолго забыть обо всем, что ее волновало. И Мике было приятно видеть близкого ему человека таким беззаботным и счастливым.
   Но в итоге и танец утих, музыка гуслей с задорного бренчания превратилась в одинокие, затяжные ноты, а пары, обнимая друг друга, перестали кружиться и стали медленно покачиваться из стороны в сторону. Прошло время бурного веселья, и наступила вторая часть праздника - прощальный хоровод.
   На ступенях, ведущих в Крепость, появился послушник Старшего брата - старик, одетый в золотой кафтан, весь покрытый черными узорами. В руках он держал кубок Старшего - чашу, в которой полыхал никогда не затухающий огонь. Он пошел вперед, сквозь площадь, разгоняя вечерний сумрак огнем Кубка. Впереди него народ послушно расступался только для того, чтобы, пропустив его мимо себя, вновь сплотиться за его спиной, образуя длинный хоровод. В руках многих из тех, кто следовал за стариком, зажглись их собственные факела и светильники, которые будут светить тем ярче, чем темнее станет вокруг.
   В итоге этот хоровод, длинная череда огоньков в подступившей тьме, пройдет вокруг всего поселения и глубокой ночью вернется обратно на площадь, провожая Весту и осеняя Свирепое божественной защитой Старшего брата.
   Анна положила ладонь на плечо Мики, отвлекая его от мыслей о праздничном хороводе. - Пойдем, - мягко сказала она, все еще с легкой улыбкой на лице, - найдем отца с Марианной.
   Мика кивнул, и они быстро пробрались мимо замерших пар и поднялись на террасу, где их ждал ворчливый дед, которому его маленькая внучка уже полчаса безуспешно пыталась заплести косу. Он никогда не умел отказывать Марианне, и в итоге девочка смогла делать с дедом все, что взбредет ей в голову. Когда они подошли к ним, Йомур посмотрел на них, как на долгожданных спасителей. В итоге, после строгого взгляда мамы, Марианна перестала теребить седые локоны деда и согласилась оставить его в покое в обмен на недолгую прогулку по поселению. Йомура дважды просить не пришлось - он быстро согласился на требование внучки и повел их вперед.
   С началом хоровода сады и ближайшие к террасам дороги опустели, и они шли вперед в одиночестве. Дед держал в руках единственный светильник, скупо освещавший их путь. Огонек отбрасывал длинные причудливые тени на стволы деревьев, растущих вдоль дороги. В медленно сгущавшейся темноте они шли с моста на мост, с террасы на террасу, а тени гнулись и изгибались вслед за ними, сторонясь крохотного источника света. Они двигались вслед за хороводом, всегда находясь одним этажом выше него - маленький огонек, отбившийся от основного стада.
   - Уже стемнело достаточно, - сказал дед, после чего он неожиданно погасил светильник. - Посмотрите, - шепнул он, стоя на очередной террасе и указывая пальцем вперед. И там было на что посмотреть.
   Впереди, прочь от них по широкой улице, не прикрытой никакими мостами, уходила вереница крохотных шариков света. В подступившей темноте уже было не разглядеть людей, и все, что было видно - это парящие посреди тьмы огоньки, уплывающие прочь от них, будто уносимые темными водами загадочной реки.
   - Прекрасно... - прошептала Анна, с улыбкой наблюдая за уходящим прочь хороводом. Казалось, что звездное небо над их головами спустилось на землю, слилось с нею, и теперь небо было везде - и над ними, среди звезд, и под ними - среди так похожих на них огней.
   - Это как змейка, - довольно сказала Марианна чуть сонным голосом.
   Мама, тут же напрочь забыв о прекрасной картине перед их глазами, внимательно посмотрела на дочь. - Кто-то уже хочет спать, да?
   - Нет, - Марианна категорично закачала головой, всем своим видом показывая, насколько она не хочет спать. Правда, впечатление нарушил зевок, который она, как ни старалась, все же не смогла подавить.
   Анна лишь покачала головой и улыбнулась. - Пошли домой, - на недовольное бурчание дочери она уже куда строже добавила, - Не спорь, прогулка и так уже затянулась.
   Марианна еще немного побубнила что-то несогласное, но все же взяла маму за руку и сонно позволила себя увести. Мике оставалось лишь улыбнуться и пойти следом за ними - мама всегда умела найти подход к Марианне.
   Они спустились на главную улицу и медленно пошли домой. Прогулка обещала быть недолгой - впереди уже был виден темный массив Крепости. Но их путь быстро преградила пара стражей, выскочившая из ближайшего переулка и несколько удивленно уставившаяся на них, наверное, удивленная встрече не меньше их самих.
   Хоть лица стражей и были скрыты круглыми кожаными шлемами, а кожаные нагрудники скрадывали их фигуры, но все же возникло впечатление, что перед ними были два молодых парня, которые и сами не знали, что они должны были делать.
   - Что вы тут делаете? - после недолгой заминки подозрительно выдал один из стражей, на что его дед не преминул фыркнуть.
   - В поселении сегодня праздник, - проворчал дед, - если вы не заметили, олухи.
   Слова деда явно задели первого стража, и он попытался что-то ответить. - Я... - но второй страж тут же остановил его толчком в бок.
   - Извините за беспокойство, вэр, - сказал он, чуть склонив голову.
   Мика не был уверен, откуда именно страж понял, что имеет дело с благородными. По спесивости предыдущего ответа деда? Или у него, по долгу службы, уже появилась чуйка на такие вещи? Но, как бы то ни было, страж угадал.
   Дед раздраженно посмотрел на них, но все же устало вздохнул и, похоже, смилостивился. - Что случилось? - ворчливо спросил он, и два стража, уже было собравшиеся уходить дальше, нервно переглянулись между собой.
   - Вэр... - несмело начал первый, но второй тут же перебил его.
   - Мы искали целителя и...
   - Вы нашли его, - несколько недовольно, но не менее настойчиво ответил Йомур. - Что случилось?
   Стражи вновь переглянулись, после чего второй страж, более разговорчивый, ответил: - Если вы целитель, то... вам лучше увидеть это самим.
   Внимательно всматриваясь в скрытые подступившей тьмой лица стражей, Мика все же не смог не заметить, насколько встревоженными они выглядели. Если учесть еще и то, что они искали именно целителя, то не нужно было обладать выдающимся умом, чтобы понять, что случилось что-то недоброе.
   Дед, в точности также как и внук цепко изучив лица стражей, на мгновение перевел взгляд на свою семью, явно не испытывая ни малейшего желания никуда уходить, но в итоге с сожалением вздохнул. - Хорошо, ты, - он ткнул пальцем в ближайшего стража, - проводи мою семью до их покоев. А ты, - теперь он уже ткнул пальцем на другого стража, - показывай дорогу.
   Второй страж облегченно кивнул и пролепетал: - Меня зовут Вит, вэр. Нам очень повезло, что мы наткнулись на вас. Сейчас праздник, и найти целителя было бы непросто... - продолжая что-то нервно говорить, он стал без промедления уходить вперед, показывая мастеру дорогу.
   Но дед, сделав несколько шагов вслед за ним, внезапно остановился и, не обращая больше внимания не лепет стража, оглянулся через плечо и посмотрел на Мику. - Тебе отдельное указание требуется?
   Мика лишь улыбнулся в ответ и, кивнув на прощание обеспокоенно наблюдавшей за ним маме с сестрой, оставил их со стражем и поспешил за Йомуром. Он бы соврал, если бы сказал, что не хотел идти с дедом. Даже если не учитывать простейшее любопытство, которого Мика был отнюдь не лишен, после гибели Угрюма он понял, что все же, когда это было ему по силам, он хотел помогать людям. А сейчас, похоже, мог быть именно такой случай.
   Место, куда они направлялись, было недалеко. Быстрым шагом проскочив вслед за стражем несколько переулков, они подошли к большому производственному зданию. Несколько больших дымоходов над его крышей выдавали в нем одну из многих кузниц, принадлежащих роду Коль.
   Внутрь вели прочные на вид деревянные ворота, в открытых створках которых сейчас стояло несколько стражей. При виде стремительно приближающегося деда, один из стражей было шагнул вперед, пытаясь преградить им путь, но идущий рядом с ними Вит тут же окликнул их.
   - Это я, Вит!
   - Вит? - переспросил шагнувший им навстречу страж, поднося факел к их лицам. - Нашел кого-нибудь?
   - Да, - Вит кивнул, - мастера...
   Но он не успел договорить, когда дед уже протолкнулся мимо них и, буркнув себе под нос что-то про то, что у него нет времени на бессмысленные разговоры, вошел в кузницу. Мика тоже проскочил вслед за ним мимо ошарашенных стражей, и был прямо у него за спиной, когда они увидели, что же творилось внутри.
   В просторном помещении между наковальнями и перевернутыми рабочими столами лежали тела людей. Работники кузницы, все еще в рабочих фартуках, оказались застигнуты врасплох тем, что с ними приключилось. В итоге с десяток человек, казалось, попадали на пол там, где стояли. Кто-то из работников кузницы оказался просто лежащим на полу, кто-то упирался лицом в столешницу, а кто-то в падении раздробил под собой табуретку, и теперь лежал в ворохе щепок. Но взгляд Мики быстро покинул неподвижные тела людей и двинулся дальше. К тому, что не могло не приковать к себе внимание каждого вошедшего.
   Это была надпись, сделанная большими прописными кроваво красными буквами на всю стену кузницы. Написано было всего два слова, но только лишь прочитав их, Мика ощутил, как его сердце сжало нехорошее предчувствие. Потому что слова гласили: "Одаренные, почувствуйте бессилие".
   Тот, кто сделал это, явно не испытывал любви к одаренным. Но Мику не столько удивляло это, сколько последовавшие за обращением слова про бессилие. Какое, к черту бессилие? Мика еще раз обвел взглядом кузницу и лежащих на полу людей. Было ли бессилие одаренных в том, что эти люди были уже мертвы? Помощь подоспела слишком поздно?
   - Не отвлекайся! - гаркнул на него дед, тут же вырывая внука из раздумий. Да, - подумал Мика, время обдумать все будет и потом, а сейчас нужно проверить, нет ли выживших.
   Дед, явно привычный и не к таким зрелищам, уже склонился над ближайшим упавшим. И, только лишь прикоснувшись к пострадавшему, он удивленно шепнул себе под нос: - Он жив...
   - Что? - переспросил Мика, тоже прикасаясь к одному из тел и ярко ощущая, как под его кожей все еще теплится жизнь. И этот человек был жив, но в тоже время он был холоден, как кусок льда. Тело явно было заражено духом.
   - Они еще живы, - облегченно сказал дед, склоняясь над уже другим бессознательным человеком. - Но все они холодны... - он нахмурился, когда его рука коснулась тела. - Странно...
   Мика не мог не согласиться с дедом. Откуда посреди надежно защищенного поселения могли взяться духи? И как они могли настолько незаметно и прицельно напасть лишь на одно конкретное здание, совершенно не побеспокоив никого вокруг? Насколько понимал Мика, соседние постройки совершенно не пострадали. Возможно, работники кузницы сумели остановить то, что напало на них, и не допустить его продвижения дальше? Теперь, внимательней оглядывая кузницу, он все же сумел заметить следы борьбы - в стене, неподалеку от него, был явный отпечаток удара кузнечного молота, а один из упавших людей все еще крепко сжимал деревянную ножку стула, которой явно успел воспользоваться не по назначению. Значит, тут все же было столкновение. Но Мика сомневался, что работники сумели справиться с нападавшими. Скорее наоборот - кузнецов одолели легко и настолько бесшумно, что на улице никто даже не услышал чего-либо подозрительного. А потом виновники, вместо того, чтобы как можно быстрее покинуть место преступления, задержались, чтобы оставить на стене эту странную надпись...
   Взгляд Мики вновь привлекли кроваво красные буквы. "Почувствуйте бессилие"... Но в чем оно заключалось? Ведь, насколько понял Мика, все пострадавшие были все еще живы. Это значило, что, как только сюда приведут еще нескольких целителей, они несомненно смогут им помочь, верно?
   Мика решил отложить все эти вопросы на потом и стал внимательно наблюдать за тем, как дед, склонившись над одним из работников кузницы, лежащих на полу, готовится исцелить пострадавшего. Чувствуя себя неуютно из-за того, что он стоит без дела, парень спросил: - Мне тоже попытаться вылечить кого-то?
   - Нет, - не прерываясь, буркнул дед. - Ты еще неопытен. Сперва дай мне понять, что же с ними такое. Сейчас, - звякнул браслет на руке Йомура, и Мика почувствовал, как сила, подчиняясь воле деда, наполняет несколько знаков-камней, образуя плетение. И вот уже преобразованная плетением сила потекла в пострадавшего. Глаза деда напряженно сузились, наблюдая за тем, как внутри тела мужчины тепло схватывается с духовным холодом. Прошло всего несколько мгновений, и сила деда под его умелым руководством уже успешно подавила дух, насильно разрывая его связь с душой человека. Все прошло как нельзя лучше.
   Но дальше началось то, чего они не ожидали.
   - Черт возьми... - пораженно заговорил дед, но он мог и не продолжать - Мика уже знал, что он скажет дальше. Он кожей ощущал всю ту странность, которая происходила перед его глазами. Мика сам чувствовал, как связь между телом и духом на мгновение оборвалась. И только для того, чтобы вновь восстановиться. Наверное, он бы даже не смог сразу поверить в это, потребовав у деда еще раз повторить процедуру, если бы однажды уже не видел такое. Да, это была уже знакомая картина - все происходило в точности так же, как тогда, в Речном Устье, когда погиб Угрюм.
   Это была та самая болезнь, от которой погиб напарник Мики.
  

*_*

  
   - Это ты убил меня, - голос Угрюма упрекал его. - Ты...
   Мику резко вырвало из сна чувство ужаса. Он пришел в себя и понял, что лежит в кровати, вспотев и тяжело дыша. Смятое одеяло было загнано в угол. Ему вновь приснился кошмар. Он видел смерть Угрюма во сне далеко не в первый раз. Порой, кроме него, погибал еще и Фин, а иногда это была и Мирабель. Но если обычно Мика относился к таким снам, как к обычным кошмарам, то после событий этого вечера такие сны приобрели новый зловещий окрас.
   Все работники кузницы, все двенадцать человек, погибли от той самой болезни, которая за неделю до этого унесла жизнь Угрюма. Они не сумели спасти ни одного из них. Сперва вылечить заболевших пытались лишь они с дедом, но через какое-то время к ним присоединились и другие целители. И даже их совместных сил оказалось недостаточно, чтобы победить новую напасть. Медленно и уверенно, невзирая на их старания, болезнь забрала работников кузницы одного за другим. Казалось, от этой странной болезни лекарства не существовало.
   В голове Мики все еще роилась куча вопросов. Как эта болезнь оказалась в Свирепом? Была ли это случайная эпидемия, либо болезнь распространял кто-то разумный? И, если Мика был прав, и верным были второе, то почему эти разумные делали это? Почему они оставили им послание на стене? "Одаренные, почувствуйте бессилие"... Целители и впрямь почувствовали его - впервые за долгое время им противостояло что-то, против чего волшебство оказалось бессильно. Но зачем писать об этом на стене? Зачем им угрожать?
   Мика поднялся на ноги и оглядел комнату. В маленьком помещении было тесно - две кровати, одна - для Мики, а другая - для Мари, соседствовали со шкафом и столом, зажатом между ними прямо под небольшим окошком. Мика тихо, стараясь не разбудить сестру, подошел к окну и, опираясь руками о дубовую столешницу, вгляделся в ночную тьму. Хоровод давным давно завершился, поэтому за мутным стеклом все было темным темно, и лишь размытый полумесяц луны скупо освещал крыши домов.
   - Мика, - брат услышал голос сестры и повернулся к ее кровати, где из-под одеяла на него смотрели два серых глаза.
   - Разбудил? - извиняющимся тоном спросил парень.
   - Нет, - пробурчала сестра из-под одеяла, - плохой сон.
   - И у тебя? - Мика присел на край ее кровати. - Что за сон?
   - Только не смейся!
   - Не буду, - сказал он и, видя недоверчивое выражение лица сестры, закатил глаза. Она этого не могла знать, но даже если сестра и расскажет ему что-то умопомрачительно нелепое, после пережитого недавно кошмара он едва ли сможет смеяться. - Обещаю.
   Мари мгновение помолчала, насупившись и подозрительно поглядывая на него, но все же заговорила. - Я видела, как мы пошли к сола иссе. Мы пришли туда и стали ждать, когда она выйдет к нам. Мы ждали и ждали... Но к нам никто не выходил, и потом дедушка сказал, что, видимо, мне слишком рано проходить обряд, и что нужно будет подождать до следующего года...
   Брови Мики приподнялись в притворном удивлении. - Так и сказал?
   - Да... - она уверенно кивнула. - Но я не хотела ждать и...
   Мика улыбнулся и мягко прервал ее. - Не беспокойся. Все будет хорошо. С тобой буду я, мама и дедушка. И даже если случится что-то, чего мы не ждали, мы все равно поможем тебе.
   - Обещаешь? - сонно спросила она.
   - Обещаю, - он кивнул, поправляя ее одеяло. - А теперь спи, хорошо? Не дело, если завтра ты будешь клевать носом во время обряда.
   Девочка неохотно кивнула, и Мика, поднявшись с ее кровати, сел за стол.
   - Я зажгу свечу ненадолго?
   - Хорошо, - сонно буркнула она. - Что ты будешь делать?
   Мика достал из своей заплечной сумки записную книжку Угрюма и положил ее на стол. - Мне нужно кое-что написать, Мари.
   Он занимался этим уже несколько дней. Мика брал записи Угрюма, разбирал их, дополнял своими знаниями и мыслями. Он сам не до конца понимал, что же выйдет в итоге. Некий учебник для тех, кто ничего не знает о волшбе? Наверное - описания были поверхностными и годились лишь для общего ознакомления с мастерством. Но написать даже такой учебник было непросто. Сами записи, которые оставил ему Угрюм, уже подходили к концу, но Мика понимал, что этого будет недостаточно. Для того, чтобы создать у людей полное представление о волшебстве, нужно было гораздо больше.
   А еще он не раз ловил себя на мысли о том, что будет, если другие одаренные узнают о том, что он пишет учебник для простолюдинов. Конечно, все те сведения, которыми он делился, были поверхностные, но все же... В их обществе даже такую информацию не выносили за пределы рода. Что бы случилось, если бы кто-то все же сделал это? Скорее всего, его и всю его семью бы без промедлений из их рода исключили. А судьба тех, у кого не было рода, К Хай, была далеко не благодарной. Такие люди не имели возможности работать где-либо, кроме самых низкооплачиваемых и опасных работ. В старости лет никто не будет содержать их, как было бы в случае, если бы они были членами какого-то рода, а в случае их гибели их дети смогут полагаться только сами на себя - поддержки им было ждать не от кого. Более того, им не доверяли и не предлагали места в других родах - часто проходило несколько поколений, пока такую семью принимали обратно в один из родов. Они были изгоями.
   Хорошо, что у семьи Мики и не было рода. Еще Йомура, его деда, изгнали из одного из великих столичных родов за какой-то проступок, о котором Мика не знал. Мама рассказывала, что его даже лишили альтуна, отняли у него звание мастера. Это считалось высшей мерой наказания для заслуженных мастеров - лишить их того, ради чего они часто трудились всю свою жизнь. Альтун никому не доставался легко, и расставаться с ним было непросто.
   Но одаренному, даже не имея альтуна, выжить было гораздо легче, чем простолюдину. Там, где обычный человек, лишившись покровительства рода и привычной ему работы, оказался бы на самом дне жизни, одаренный все же мог найти выход из сложившегося положения. Мама рассказывала, что, оставшись без рода, Йомура и Анну ждали трудности, но дед все же смог их преодолеть и теперь, много лет спустя, даже вновь вернул себе и альтун, и звание мастера.
   Поэтому Мика не боялся исключения из рода - у него его и так не было. Если кто и мог написать такой учебник, без оглядки на мнение рода, то это был он. Но, даже если он и мог сделать это, все же зачем он делал это? Чего пытался добиться? Должна же была быть какая-то причина, верно? Мика и сам не знал ответов на эти вопросы. И, наверное, даже не хотел знать. Пока ему было достаточно делать то, что он делает. Поэтому, сидя за столом, он вновь стал разбирать почерк Угрюма, кое-где переписывая его слова, но больше дополняя их своими мыслями. И ему действительно становилось спокойнее. Возможно, от пляшущего огонька свечи, а может быть и от размеренного поскрипывания карандаша.
  

*_*

   - Мика с Мари всегда были близки. Помню, как только Мари научилась ходить, так намертво и вцепилась в брата.
   - ...
   - Да, представляешь? Всюду следовала за ним. Хорошо, что Мирабель не имела ничего против. Мари, наверное, уже плохо помнит, но Мирабель любила ее чуть ли не также сильно, как Мика. Они все время так и бегали по Крепости - Мика и Мирабель впереди, а за ними, как маленький хвостик, всегда семенила Марианна.
   - ...
   - Помню, когда Мирабель не стало, Мари сперва все время спрашивала, где же она. Очень скучала по ней. Но каждый раз, когда Мика слышал ее вопросы, он ощутимо вздрагивал. Я видела, как больно ему было. Будто каждый такой вопрос заново вскрывал чуть зажившую рану. В итоге я соврала ей и сказала, что Мирабель вернулась в Столицу. Слава богам, что вскоре она перестала спрашивать.
   - ...
   - Они же мои дети. Что еще я могла сделать, чтобы хоть немного облегчить их боль?

Анна К Хай

5 глава.

Люди еще не знали этого, но Бедствие близилось к концу. Мир никогда уже не станет прежним, но и худшее уже было позади. Столица оставалась последним оплотом человечества, последним городом, в котором все еще жили люди. Но даже в нем пережившие вероломную атаку короля Верилия медленно теряли надежду.

Смерть сжимала город своими грязными пальцами - она не могла раздавить его, но и отпускать не хотела. Духи погибших солдат Последнего Короля, голодные и алчные умертвия, несметными полчищами окружали Столицу, пытаясь попасть внутрь, но не в силах это сделать - святые письмена, коими испещрены были городские стены, держали их на расстоянии.

Ни зло не могло попасть внутрь, ни жители города - выбраться из него. Умертвий за стенами города было настолько много, что любые попытки сражаться с ними ни к чему не приводили.

Постепенно запасы еды подходили к концу, и каждый в Столице понял - раз Смерти не удалось взять город силой, то она возьмет его хитростью. В итоге они все умрут - если и не в схватке с духами, то от голода.

Это было лишь делом времени.

Следующий день. Месяц последних листьев, день 28.

  
   Близился полдень следующего дня, и вся их семья - дед, мама, Мика и Марианна, только вышли из Крепости и направлялись туда, где будет проходить день свершения Марианны.
   - Деда, неси меня вперед! - Мари сидела на плечах у деда и подгоняла его вперед. Ее ладошка, сжавшись в кулачок, отважно указывала вперед по улице. Мике казалось, что для полного образа ей не хватает только меча. Ну, и деду стоило правдоподобнее изображать лошадь.
   - Марианна! - мама строго посмотрела на развеселившуюся дочь. - Живо слезь с дедушки!
   Мари разочарованно посмотрела на маму. - Но почему?
   - Живо! - строго повторила Анна, и Мари, тяжело вздохнув на такую несправедливость, слезла с плеч дедушки.
   -Боги, моя спина... - Йомур с трудом расправился, морщась от боли.
   Теперь строгий взгляд Анны упал на Йомура. - Отец, ты не должен позволять ей все, что взбредет в ее голову!
   - Ничего, ничего, - пробурчал дед, с улыбкой наблюдая за внучкой, которая, отстав от дедушки, теперь о чем-то расспрашивала Мику. - Все в порядке. Сегодня - ее праздник. Пусть немного порезвится.
   - Если бы только сегодня... - Анна покачала головой.
   Тем временем они подошли к двухэтажному дому, расположенному недалеко от Крепости, на самой Главной площади. Дом не был огромным особняком, какие любили строить многие благородные - в нем было всего два этажа. Но, несмотря на это, украшен дом был на славу - тонкие каменные линии на стенах складывались в декоративные цветы и листья, узорчатой рамой огибая окна и двери. А терраса над ними, будто придавая цветам с узора жизнь, играла насыщенно синим, зеленым и фиолетовым - деревья и цветы, растущие на террасе, оставляли впечатление богатства и утонченного вкуса.
   Йомур, стоя у входной двери, повернулся к Мари. - Готова, внучка?
   Сестра, разом растеряв весь задор, неуверенно кивнула. И дед, улыбнувшись ей, несколько раз ударил кулаком в дверь. Ждать пришлось недолго, и в приоткрытой двери показалось лицо старухи.
   Седовласая, с дочерна загоревшим на солнце лицом и узким прищуром глаз, Маргрет встретила их строгим взглядом. Мику ее внешний вид, мягко говоря, удивил - в их поселении люди с другим цветом кожи встречались редко. Судя по загару, можно было предположить, что она родом из Храброго, жаркого поселения на краю пустыни. Все выходцы оттуда имели более темный оттенок кожи, нежели другие жители Содружества. А по тому, как сморщенная на солнце старуха неодобрительно смотрела на них, легко было догадаться, что она была строгой и не спускала ошибок ни себе, ни другим. И эта строгость в первую очередь выражалась в ее же внешнем виде - волосы, хоть и поседевшие, были аккуратно убраны в пучок, и каждый локон был строго на своем месте. Одетое на ней белое платье было простым, совершенно без узоров - именно такую белую одежду и предписывалось одевать всем сола исса. Но в то же время на платье не было ни одного пятнышка, ни одной складки - оно представляло собой то совершенство, к которому стремилась эта женщина. В глазах Мики это платье было не только одеждой - оно добавляло образу женщины некую завершенность. Будто наводя на мысль, что платье было ловушкой, в которую она попала давным давно и до сих пор так и не смогла выбраться. Может быть, она и не хотела следить за каждым пятнышком на белой ткани, но ни снять ее, ни поступить иначе просто не могла. Она уже и не пыталась - ее почерствевшие глаза таили в своих глубинах крохотный огонек смирения. Она была тем, кем она была - сола иссой по имени Маргрет, женщиной, строгой как к себе, так и к другим.
   - Кого я вижу, - глухо сказала она, не спуская строгого взгляда с деда. - Сам Йомур наконец пожаловал в гости к старой одинокой женщине. Да и то, лишь потому, что ему это было нужно... - в ее глазах не читалась упрека, но зато в ее голосе его хватало с лихвой.
   - Маргрет... - растерянно начал дед, не зная куда деть свои глаза. И Мика был немало удивлен таким поведением своего деда - его редко можно было заставить просто изменить свое мнение, не то, что признать свою вину. И, похоже, этой темнокожей женщине удалось сделать это, не прилагая особых усилий. Тем временем дед продолжал говорить. - Давно не виделись, с тех самых пор, как Эшом... - он замялся, оглядываясь на свою семью и ища в них поддержки. - Неужто бы я...
   - Да, - Маргрет решительно прервала Йомура, продолжая отстраненно смотреть на него. - Давно не виделись.
   - Вы... с Эшомом, - старик кашлянул в кулак, пытаясь скрыть неудобство.
   Маргрет продолжала отсутствующе смотреть на него. - Уже много воды утекло с тех пор.
   - Да... - задумчиво протянул Йомур, погрузившись в воспоминания.
   - Да, - тут ее взгляд упал на Марианну, и, увидев, как неуютно выглядит девочка, старуха будто вспомнила, что в дверях стоит не один только Йомур. Маргрет попыталась улыбнуться ее маленькой гостье, но ее улыбка вышла чересчур чопорной, отчего Мари испугалась еще больше и отступила на шаг назад - поближе к маме, а Анна с улыбкой обняла дочь.
   - Ваши манеры пугают ее, Маргрет, - сказала Анна с приветственной улыбкой. Так будто была рада видеть старую знакомую.
   - Анна, - Маргрет посмотрела на нее, и ее черты лица слегка смягчились. - Когда мы виделись в последний раз, ты была еще девочкой. Маленькой и такой же пугливой, как наша маленькая гостья.
   - Я не пугливая, - пробурчала Марианна в платье своей маме, и Анна тепло улыбнулась ей.
   - Конечно нет, милая, - после чего мама со все той же теплой улыбкой посмотрела на Маргрет. - Прошло много лет. И, как видите, теперь я набралась немного смелости.
   - Да... - сказала сола исса со все столь же стойким лицом, но в ее взгляде было что-то, из-за чего не возникало сомнений в том, что она говорит правду. - Я рада видеть тебя, как и твою дочь.
   Все взгляды скрестились на Марианне, и та снова вжалась поглубже в мамины объятья. Это движение будто бы вырвало хозяйку из размышлений, и старуха вновь безуспешно попыталась хоть немного улыбнуться ради ее маленькой гостьи.
   - Проходите дальше, - она широко раскрыла двери, пропуская их внутрь. Когда они все проходили мимо, ее взгляд вновь замер на Марианне. - А ты, как я вижу, - она наклонилась чуть ближе к Мари, и, хоть ее лицо и было все таким же отстраненным, даже несмотря на слабые попытки улыбнуться, ее голос был куда теплее, - виновница торжества?
   Мари сперва неуверенно посмотрела на маму с братом, но когда те лишь ободряюще улыбнулись, робко кивнула старухе.
   - И как тебя зовут? - продолжила спрашивать старуха, беря ребенка за локоток и провожая в гостиную. Мика с удивлением отметил, что Маргрет, общаясь с его сестрой, выглядела чуть иначе, чем до этого. В ее взгляде все еще была строгость, но теперь, когда она смотрела на ребенка рядом с ней, эта строгость будто бы обрела новый смысл. Если раньше ее взгляд казался неодобрительным и осуждающим, таким, будто она готова отругать тебя за малейшую ошибку, то теперь глаза старухи говорили Марианне, что, пока она следит за девочкой, с нею не может случиться ничего плохого. И как его сестра могла сомневаться в том, что ее защитит могучая созидающая?
   - Мари, - набравшись храбрости, ответила сестра, но услышав осуждающее покашливание матери, тут же поправилась, - то есть Марианна.
   - Это красивое имя, дитя, - продолжила Маргрет, усаживая ее в кресло посреди комнаты. Мама, брат и дед скромно уместились на диване у самой стены. - Сегодня особенный день для тебя, не так ли? Сколько лет тебе исполняется?
   - Двенадцать, - гордо заявила Мари.
   -Действительно, особенный день, - продолжила Маргрет. - Совершеннолетие, - хозяйка отошла от девочки к мольберту, который стоял в углу комнаты. - В этот день, - вновь заговорила она, присаживаясь на самый краешек стула. Даже несмотря на неудобство, ее спина оставалась идеально ровной. - В этот день такие как я... - она прервалась, вновь переводя взгляд на Мари. - Ты же знаешь кто я, дитя?
   Марианна быстро кивнула. Страх, который она испытывала перед строгой женщиной, остался где-то там - за порогом. - Вы сола исса.
   - Да, - продолжила старуха, слегка наклоняя голову в знак согласия. - Для кого-то сола исса, для кого-то ведьма. Важно другое, - она покачала головой. - Сегодня, в день твоего совершеннолетия, я напишу твой портрет. Портрет маленькой девочки, - услышав, что ее назвали маленькой, Мари тут же надулась, отчего даже на строгом лице Маргрет промелькнула тень улыбки. - Не огорчайся. С годами ты будешь расти. Сперва станешь молодой девушкой, потом женщиной и, наконец, старухой. И портрет будет меняться вслед за тобой. Сперва на нем будет изображена девочка, потом девушка, женщина и, наконец, старуха. Такова моя сила, дитя. И когда-то в далеком будущем, когда старуха, изображенная на портрете, перестанет жить, ее душа навеки поселится в этом рисунке, - видя, что Мари нервно заерзала на стуле, Маргрет ободряюще улыбнулась ей. - Но не волнуйся, дитя. Все, что нужно от тебя - это спокойно сидеть на стуле, пока я не напишу твой портрет.
   - Держи ровнее спину, - раздался тихий шепот мамы с дивана за ее спиной. Мари тут же спохватилась и выровнялась.
   - Вот так, - пробубнила старуха, смачивая кисть в краске. - Хорошо. Наверное, я начну с... - она поднесла кисть к холсту, но когда кисти оставалось совсем немного до холста, старуха замерла. Как бы она ни старалась, ее рука отказывалась приближаться к холсту.
   - Что-то случилось? - спросил Мика, увидевший, как разом изменилось выражение лица Маргрет.
   - Нет, - старуха спокойно положила кисть в стакан с водой, после чего встала и подошла к Марианне. - Дитя, - она нежно, с затаенной печалью провела рукой по щеке девочки, - Души некоторых людей не могут быть сохранены на обычном холсте.
   - Маргрет, ты говоришь... - обеспокоенно начал дед, вставая с дивана.
   - Сола исса - очень тяжелое слово, - Маргрет тяжело выдохнула. - Оно значит - та, что дарует жизнь. Та, что приносит солнечный свет, а вместе с ним - и надежду. Ты будешь нести надежду, дитя, - сказала старуха, не отрывая сочувствующего взгляда с Мари. - Как несла ее я и многие до меня.
   Нет! - пронеслось в голове у Мики. Он было попытался встать, но мама предостерегающе взяла его за руку, не давая подняться. Она ошибается.
   - Погоди, Мика, - пошептала ему Анна.
   Его руки сами собой сжались в кулаки. Она должна ошибаться! Все это слишком сильно напоминало ему о Мирабели. Ему хотелось вскочить на ноги, заорать на старуху. О том, что она ошиблась. Что этого просто не может быть. Но предательский голосок разума внутри него тихо шептал: может. И потому он продолжал сидеть, поскрипывая зубами от злости и бессилия сделать что-либо.
   - Судьба неравнодушна к нам, дитя, - продолжала говорить старуха.
   - Неравнодушна? - растерянно спросила Мари.
   - Да, - Маргрет кивнула, погрузившись глубоко в свои мысли. - Она многое нам дает. Ты никогда не будешь знать нужды. Тебе не придется трудиться в поте лица. Многие будут кланяться тебе в пояс. Но... - Маргрет задумчиво отвернулась, выглядывая в окно, - но подарив все это, судьба отберет у тебя то, чего ты хочешь больше всего.
  

*_*

  
   Всю недолгую дорогу до дома Мика молчал. Мама с сестрой шли впереди, держась за руки, в то время как он вместе с дедом шагал сзади. Краем уха Мика слышал, как мама что-то шепчет Мари, но его собственные мысли разбегались в стороны, и догадаться, что же она говорила, он никак не мог. Он все еще не мог понять, как это могло произойти. И почему это должно было произойти именно с его сестрой? Маргрет говорила что-то о судьбе, но плевать он хотел на такую судьбу.
   - Подумать только! Какая удача, - не выдержав, сказал дед Мике. - Созидающая! В нашей семье...
   - Удача? - осторожно переспросила Марианна, в силу своих лет все еще не до конца осознавая, что же произошло. Взрослые так восторженно говорили об этом, но ничего ведь не произошло, верно? Она просто сидела на стуле, а потом встала - и все. И ей даже не сделали картинку!
   - Конечно! - воскликнул Йомур, ободряюще улыбаясь внучке. - Конечно удача, Марианна!
   Мама обернулась и осуждающе на него посмотрела. - Отец, потом, - она мельком бросила взгляд на растерянную Мари. - Не при ребенке.
   - Да, конечно, - отвлеченно прошептал он, - конечно...
   Может для кого-то это и удача, но не для Мари, - мрачно подумал Мика, все также изучая землю под ногами. Если мастеров и одаренных народ не любил, то сола исса эта неприязнь обошла стороной. Дар созидания буквально боготворился простым людом. Но кроме сказочных преимуществ, данный дар налагал и определенные ограничения. Они не могли выходить замуж, не могли иметь собственных детей. Сола исса должны были писать портреты детей на их совершеннолетие, и, что самое важное и именно от чего еще недавно зависело выживание всего их общества - они при необходимости должны были открыть новый Путь. Расставшись при этом с жизнью.
   От таких мыслей на сердце у Мики стало совсем тяжело. К счастью такого от сола исса не требовали до самой старости. Он имел в виду совсем не это, когда думал, что для его сестры это неудача. Нет, - подумал он. Дело в отношении людей к тебе. В самом обыденном отношении самых простых людей. Все было плохо, даже когда она была просто внучкой мастера. Уже тогда почти все вокруг смотрели на нее по-другому - со страхом, с почитанием, со скрытыми надеждами, либо проклятиями. Теперь, когда станет известно, что она сола исса, все станет намного хуже.
   А еще, - подумал он. А еще через несколько лет ей придется уехать в Столицу на обучение.
   Пока Мика думал обо всем этом, они уже вернулись в свои комнаты в Крепости, и мама тотчас повела Мари в их спальню, а Мика с дедом остались вдвоем в гостиной.
   - Мы сможем вернуться в Столицу, - вновь заговорил дед, расхаживая из стороны в сторону. - Никогда не думал, что этот день настанет! Будем жить, как раньше, еще до того, как меня с Анной сослали в эту глушь... Мы больше не будем К Хай - нас с радостью примут в любом роду.
   Мика подумал, что те времена, о которых говорит дед, настолько стары, что Мики и Мари тогда еще и в живых не было. И им нет совершенно никакого дела до тех времен. Сейчас у них и тут все было неплохо, а там, в Столице, точно лучше не будет.
   Как рассказывала Мике мама, дед вместе с тогда еще совсем маленькой Анной приехали в Свирепое лет двадцать назад. Приезжих в те дни было много больше, чем сегодня, и маму с дедом, несмотря на то, что они уже тогда были безродными, быстро посчитали своими, местными. Но таковым они не были. Местный - это когда от тебя недалеко живут человек десять-пятнадцать близких родственников. А у них кроме немногих родных со стороны отца тут никого и не было. Другое дело - Столица. Как рассказывала мама, там у них был большой род. Множество родственников, которые, правда, без угрызений совести отказались от них и изгнали из рода.
   - Я знал, - увлеченно пробубнил дед, - знал, что дар в семье еще крепок!
   - По-моему, - сказал Мика, - ты еще недавно говорил, что дар в семье вот вот сгинет.
   - Да... - Йомур рассеянно кивнул, явно думая о чем-то другом, - все это из-за вашего отца. Никогда не понимал, что Анна нашла в нем.
   Дед имел в виду то, что Васс, отец Мики, был простолюдином, и в его крови не было ни малейшей предрасположенности к дару. У Анны же дар был, пусть и совсем слабый. А, так как дар передавался по наследству от родителей к детям, то и шансы того, что у их детей будет дар, в итоге были гораздо меньше, чем в случае, когда оба родителя были одарены. Если Мика еще с младенчества проявлял свой дар, то и дело излучая тепло из своего тела, то Марианна подобного не делала - она росла совершенно обычным ребенком. Они быстро пришли к выводу, что его маленькая сестра одарена не была, и, если Мика брал пример с мамы с папой и по этому поводу особо не переживал, то для деда это было настоящей трагедией. Йомур тут же обвинил в этом плохую наследственность Васса. А Васс на это только разводил руками - сам он в том, что у его дочери не было дара, ничего плохого не видел. К чести деда стоит добавить, что он никогда не относился к Марианне с чем-то иным, кроме заботы и любви. Но, если Мари он баловал, то Васса - в глаза видеть не мог. И чем больше времени проходило, тем большей становилась эта неприязнь. Правда, сейчас, когда они только что обнаружили, что дело было отнюдь не в плохой наследственности, а в том, что Мари - сола исса, это уже казалось просто очень глупой ошибкой.
   Мика нахмурился, но все же сумел удержать себя в руках и не сказать чего-нибудь лишнего. Гнев ничего не решит. Дед никогда не любил его отца, и пусть сейчас уже причины этой нелюбви и казались глупыми, никакие доводы Мики упертого деда не переубедят. На это он повлиять не мог, но Мика все же надеялся повлиять на то, что происходило сейчас.
   - Я не хочу ехать в Столицу, - решительно сказал Мика. - Не хочу, чтобы туда ехала моя сестра. Или моя мама, - он сощурил глаза. - Ничего хорошего нас там не ждет.
   - Это все из-за твоего отца? Брось! - дед отмахнулся от него рукой. - Твой отец погиб по своей собственной вине. Погиб потому, что был глупцом! Бездарным глупцом!
   Дед с отцом не ладили никогда, - Мика в сотый раз напомнил себе, но почему-то именно сейчас слова деда воспринимались особенно болезненно.
   - Дело не в нем, - Мика, как мог более терпеливо, покачал головой.
   - Тогда в чем? - ворчливо начал Йомур. - Неужто все дело в той девчонке...
   Мика не сразу понял, что дед говорил о Мирабель, а когда догадался, то все же не выдержал и перебил его. - Не надо говорить так о ней... - он прошипел, уже с трудом сдерживаясь.
   Дед хотел было ответить что-то резкое, но, видя рассерженное выражение лица внука, проявил несвойственную ему сдержанность. - Ладно, - он примирительно поднял руки. - Ладно, оставим это в прошлом! Оставим все это в прошлом, да... - он начал ходить из стороны в сторону. Боги видели, как сложно ему было сдержаться и не сказать внуку что-то более резкое. - Пусть это будет новым началом. Да, теперь перед нашей семьей откроются новые возможности...
   Возможности откроются перед тобой, - подумал Мика. В первую очередь дед всегда думал о себе. Где-то глубоко внутри него возник тихий голосок, который шепнул ему, что это не так - дед не так плох, но Мика предпочел этот голосок не замечать.
   - Плевать на эти возможности! - продолжил парень, сам не замечая, как говорит все громче. - Тут у Мари хотя бы есть друзья. А там кто?
   - Хватит вам уже! - войдя в гостиную и прикрыв за собой дверь в спальню, сказала Анна. - Я еле уложила Марианну спать, и если ваши крики ее разбудят, будете ее укладывать сами!
   Обведя взглядом пристыжено притихших Мику с Йомуром, Анна тяжело выдохнула и спросила: - Что случилось?
   - Кроме того, что Мари теперь может оживлять картины? - невинно спросил парень.
   - Мика! - строго сказала мама, на что он устало вздохнул и ответил.
   - Дед хочет, чтобы мы поехали в Столицу, мам. Вот прямо сейчас взяли и поехали, - парень сверкнул глазом в сторону деда. - Чем быстрей, тем лучше. Нас же тут ничего не держит, правильно?
   - А ты не хочешь никуда ехать? - на прямой вопрос Анны Мика сперва наигранно-удивленно посмотрел на нее, мол, а что - так не понятно? Но когда мама все также продолжила ждать его ответа, он сжато кивнул.
   - Мика, я понимаю, почему ты не хочешь уезжать отсюда, - мягко ответила мама. - Очень хорошо понимаю. И я хочу тут остаться. Но мы не можем...
   - Кто тогда может, если не мы, - пробурчал Мика. Благодаря положению деда их семья имела множество привилегий. Но какой толк от этих привилегий, - думал Мика, если то, что действительно важно мы все равно не можем себе позволить? - Может, дед сможет договориться с этой Маргрет, чтобы она никому не говорила о том, что Мари сола исса?
   Брови Анны удивленно приподнялись. - Ты предлагаешь это скрыть?
   - Да, - Мика кивнул. Стоило хотя бы попытаться это сделать. - Если никто не узнает, то...
   - Нет! - воскликнул дед, прерывая Мику. - Нет, я не буду этого делать! - видя, что Анна уже собирается что-то сказать ему, Йомур остановил ее жестом руки. - И не надо вставать на его защиту, Анна. Пора бы уже твоему сыну повзрослеть и понять, что для нас лучше. То, что твоя сестра сола исса - это не позор, который нужно скрывать от других. Нет, это большая честь для всех нас!
   - Отец, - Анна устало вздохнула, потирая лоб рукой, - прекрати. И... - она повернулась к Мике, - ты же знаешь, что это невозможно, сынок? Каждая новая сола исса - это очень большие новости. Сколько их сейчас во всем Содружестве - четыре, пять? Мика, - мама печально покачала головой, - этого не скрыть. Как бы мы этого не хотели.
   Сперва Мика хотел сказать, что может быть, еще есть время. Что все же можно попытаться что-то сделать. Но чем дольше он думал, тем меньше верил в то, что из этого что-то выйдет. В итоге, пересилив себя, Мика хмуро кивнул. Да, мама была права. Это ни к чему не привело бы - это было больше его желаний, даже больше желаний самой Марианны. Он устало покачал головой. - Но что нам тогда остается?
   Анна пожала плечами. - Ничего. Еще есть четыре года до тех пор, пока Мари не придется уехать на обучение. И до тех пор все будет так же, как прежде. Тебе ли не знать об этом, - как только мама сказала это, так сразу и пожалела, увидев, как окаменело лицо Мики. Все, что было связано с Мирабель, все еще сложно воспринималось ее сыном, и Анна старалась не напоминать ему о ней. - Извини сынок, я забыла... - Анна шагнула к нему и крепко обняла его.
   - Ничего, - прошептал он, - просто я не хочу, чтобы это повторилось.
   - Знаю, - она нежно провела рукой по его волосам. - Но у нас нет выбора. Марианне придется ехать туда, как пришлось ехать и Мирабель, - она на мгновение притихла. - И я бы хотела, чтобы во время обучения рядом с Мари была ее семья, на которую она бы могла положиться.
   - Да, внук, - опять нетерпеливо встрял дед. - Ты хочешь оставить сестру одну в Столице? Не знал, что нынче семья продается так дешево.
   - Тихо, папа, - шикнула на него Анна, все также обнимая сына.
   - Я имел в виду не это... - сказал Мика, мягко отстраняясь от матери.
   - Знаю.
   - Да что он говорит! - дед распаленно махнул рукой в сторону Мики. - Он просто разбалованный мальчонка! - он все продолжал ходить из стороны в сторону. - Я потакал его прихотям, когда он решил стать охотником. Даже помог ему! Все, имеющие дар в нашей семье всегда были целителями. Всегда. Другие мечтают стать мастерами, но не он. Он, видите ли, хотел стать охотником. И я помог ему...
   - Отец, пожалуйста, успокойся... - Анна подошла к отцу, пытаясь его утихомирить.
   Но Йомур не слушал ее. - Я думал, что это лишь прихоть. Дитя потешится, и успокоится. Но он все упорствовал. Так вот - теперь выбора у тебя не будет! В Столице охотится не на кого! Ты станешь мастером, хочешь ты того или нет, - он пригрозил Мике пальцем но, неудачно потянувшись, внезапно согнулся, скривившись от боли. Это произошло столь неожиданно, что Мика даже не сразу понял, что произошло. - Моя спина! - скривившись, протянул дед. - Черти...
   - Пап! - Анна взволнованно посмотрела на своего отца, но, услышав за спиной удаляющиеся шаги, обернулась только для того, чтобы увидеть скрывающийся в дверном проеме силуэт ее сына. - Мика, куда ты? - взволнованно спросила она.
   - Я... - начал он, приостанавливаясь в дверях. - Проветрюсь. Не волнуйся, - сказал он тихо. Запал и гнев, бивший из него до этого ключом, внезапно пропал, оставив позади лишь пустоту и усталость. - Лучше помоги деду, - он кивнул на с трудом ковыляющего к креслу Йомура.
   - Хорошо, - мама печально улыбнулась ему, - береги себя.
   Кивнув ей на прощание, Мика закрыл за собой дверь.
   Анна тем временем поднесла своему отцу стул и помогла ему поудобнее сесть на него. Тот, все еще потирая спину, наконец, смог облегченно вздохнуть.
   После недолгой тишины вновь прозвучал растерянный голос деда: - Зачем я помог ему стать охотником, дочь? Я же... - но он не смог договорить до конца и просто покачал головой.
   Такие сомнения посещали его далеко не в первый раз. Теперь, после очередной ссоры, когда гнев и раздражение пропали, на их место пришли растерянность и множество вопросов, и не только по поводу странного увлечения его внука. Зачем он спорил? Что пытался доказать? Йомур никогда не знал ответов на эти вопросы. А еще он, невзирая на преклонные годы, не уставал удивляться тому, что все эти вопросы появляются только после ссоры, когда смысла отвечать на них уже обычно и не было.
   Порой Анне казалось, что она понимает своего отца лучше, чем понимает себя он сам. Она осторожно обняла поникшего старика. - Потому что ты знаешь, что он такой же упертый, как и ты, - Анна горько улыбнулась. - Если бы ты не стал помогать ему, вы бы непременно поссорились, а потом он бы нашел другой путь, чтобы добиться своего.
   - Да... - он устало покачал головой, все еще потирая спину. Теперь он вспомнил, почему так разозлился. Это бессилие убедить своих детей в том, что они не правы, остановить их, пока еще не было слишком поздно... В точности как когда-то другие не смогли остановить и его. Возникал закономерный вопрос - зачем он когда-то допускал столько ошибок, если сейчас даже не может уберечь от них своих детей? - Да...

*_*

  
   Мика чувствовал себя отвратительно. И, как бы это обидно не было признавать, но дед был прав - он не мог продолжать жить так же, как жил раньше. У него была ответственность, был долг, и даже не один. Но, как бы Мика ни старался, он не мог сделать все то, что сделать был должен. Он не мог быть и целителем, и охотником. Нет, ему придется выбирать. Но и этого он сделать не мог, особенно теперь, когда, казалось бы, он был так близок к тому, чтобы обнаружить в том заброшенном городе то, что он искал, ради чего он и стал охотником.
   Его поиск начинался с надежды на то, что там, в Речном Устье, что-то будет. Никто не верил ему, но это его не остановило. И теперь, когда оказалось, что там действительно что-то есть, что Мика все это время был прав, он не мог опустить руки. Город. Это что-то определенно было в городе - оставалось только добраться туда.
   Но, кроме того, неожиданно для себя он обнаружил, что ему нравилась и охота. Это была простая работа, во время которой окружающие не смотрели на него с подозрением и недоверием. Ему нравились леса - каждый раз, когда он оглядывался вокруг, он замечал не просто зеленые цвета, нет - вокруг него было настоящее царство спокойствия и непринужденного величия, где каждое дерево, каждый куст оттенками зеленого и карего добавляли этому прекрасному царству шарма и даже некоторой таинственности. Пока он был в лесу, ему нравилось даже просто оглядываться, смотреть по сторонам и замечать все те тайны, скрытые под тенью листвы - пусть это будут просто следы пробегавшего тут оленя, либо целая поросль цветов, не виденных им ранее. А уж когда он начинал бежать, минуя одно дерево за другим, улыбка не сходила с его лица. Мика будто становился частью огромного нового мира, намного более честного, чем привычный ему человеческий. Он погружался с головой в пение птиц, треск веток и шуршание листвы. Это была мелодия куда более красивая, чем музыка гуслей. Ей не нужен был тот, кто дергает за струны - она была тут до людей и останется после них.
   Отказаться от всего этого было не так и просто.
   Мика тяжело вздохнул, бредя вперед по коридору. Когда он узнал, что его сестра созидающая, то первым, что он почувствовал, был страх. Но не потому, что не сможет продолжать жить так, как жил раньше. Нет, отнюдь не поэтому. Как ни странно, он даже и не подумал об этом. А испугался Мика по другой причине. Как говорил отец, в Столице люди слишком много думают о богатстве, об известности и о власти. Особенно о власти. И чего не будет в умах этих алчных, порочных людей, так это мыслей о том, что лучше для самой Марианны.
   Возможно, Мика был чересчур предвзят. Он не был уверен в том, что был прав, но все же он делал выводы, основываясь на том, что знал. Его отец отправился в Столицу вместе с Мирабелью. И умер. Он не вернулся назад, к Мике с Мари, к маме - Хор Ниер забрал его себе. Сама Мирабель вернулась, но такой, как прежде, не была. Столичный град в своей жадности отобрал что-то важное и у нее.
   Мика просто боялся, что и его сестра лишиться чего-то. И он не мог ничего поделать с собой. Чувства смешались, и разобраться в себе становилось все сложнее. Казалось, события последних дней непосильным грузом давят на него, вминая в землю. Сперва пропал Фин, потом погиб Угрюм. После всего этого, когда, казалось бы, все худшее должно было остаться в прошлом, неожиданно последовало убийство людей в той кузнице. Это были живые люди, которые, казалось, просто спали там, где еще только что работали. И потом, на глазах Мики, на место сна постепенно пришла смерть - один за другим они все погибли. Никто из них не смог вернуться домой. И теперь вот оказалось, что Мари - сола исса...
   Еще немного, - подавленно подумал он, - и я поверю, что это какой-то заговор...
   - Мика, это ты? - сзади него раздался знакомый голос. Черт возьми, - мрачно подумал Мика. Говорить ни с кем не хотелось. Не успел даже выйти из Крепости, а тут уже...
   Сзади него по коридору шел дядя Оран. Он был явно не в лучшем виде - под глазами были мешки от недосыпа, а весь подбородок покрывала колючая щетина, отчего создавалось впечатление, что на бороде у него было больше волос, чем на лысеющей коротко стриженной голове. Тем не менее, несмотря на явно не лучшее расположение духа, дядя приветливо улыбнулся Мике.
   - Дядя Оран? - поздоровался Мика, сумев слабо кивнуть в ответ.
   - Он самый, - широко улыбаясь, сказал Оран. - Вот и встретились, - он усмехнулся. - Как ты?
   Мика неоднозначно покачал головой. - Хорошо, - скомкано ответил он.
   Дядя Оран лишь пристально посмотрел на него, кивая собственным мыслям. - Ладно, пошли, - он крепко ухватил Мику под локоть и потянул его дальше по коридору. - Пошли, пошли. Помнишь моего сына. Мэта?
   Мика отлично помнил Мэта - он знал его с самого детства. Их отцы были лучшим друзьями и всегда пытались подружить и своих сыновей. К сожалению, они с Мэтом совершенно не ладили.
   - Он по секрету рассказал своему любимому отцу, - тут Оран многозначительно указал рукой на себя, - что собирается сегодня, пока все вокруг празднуют на улицах поселения Проводы Весты и в самой Крепости - никого, посидеть с друзьями в одной из комнат. И тут я встречаю кого-то, кто явно нуждается в компании.
   - Дядь Оран... - попытался вставить свое слово Мика, но Оран отрицательно покачал головой.
   - И не надо отнекиваться. У тебя все на лице написано. В твоем возрасте лучшее лекарство - это хорошая компания и капелька смеха. Хотя, если подумать, - он задумчиво сощурился, - это хорошо помогает в любом возрасте.
   Мика сомневался, что, даже если он и нуждается сейчас в чьем-то обществе, то этим кем-то был Мэт. Он не видел его больше года и был готов не видеть еще вдвое дольше. Тем не менее, дядя продолжал тащить его вперед с такой настойчивостью, что Мике не оставалось ничего иного, как проглотить свои возражения и хмуро следовать за ним.
   Вскоре Оран открыл одну из дверей, и рукой указал парню внутрь. Видя, что Мика мнется на месте, Оран насильно затолкал его внутрь, и, ухмыльнувшись на прощание в ошарашенное лицо парня, закрыл за ним дверь.
   На мгновение Мика замер, глядя в захлопнутую ему в лицо дверь. Черт возьми...
   - Мика? - раздался удивленный мужской голос у него за спиной.
   Как только его окликнули, Мика тут же обернулся и несколько смущенно обвел взглядом спальную комнату. Тут было тесно - две двухэтажные кровати стояли друг напротив друга, оставляя между собой узкий проход. В таком тесном помещении можно было только спать, и ничего более. Хотя сидящая на кроватях молодежь явно считала иначе. Четверо - двое парней и две девушки все как один смотрели на него. А Мика тут же увидел того, кто окликнул его.
   Это был Мэт - молодой парень, примерно его лет, темноволосый и худощавый. На первый взгляд, единственным сходством с дядей Ораном, которое было заметно, были именно его волосы. Чуть длиннее, чем у дяди, но в точности того же темного оттенка и такие же колючие на вид. И на этом сходства заканчивались - лицо Мэта, гораздо более худое, чем у его отца, казалось резким и чуть жадным. Его глаза не блестели так радужно, как это могли делать глаза Орана, часто одной этой искренностью уже располагая к себе. Нет, если что и было в глазах его сына, то это была подозрительность, некая настороженность и обида. Правда, Мика не был уверен, выглядел ли Мэт так все время или лишь когда встречался с самим Микой. Все же, они уже давно не радовались встречам друг с другом...Наверное, Мике нужно было чувствовать себя польщенным тем, как много гадкого он способен вызвать в людях одним своим появлением. Мика фыркнул своим же мыслям, покачивая головой. Да уж - действительно достойная причина для гордости.
   Так, отвлеченно думая о чем-то постороннем, он не сразу вспомнил, что все еще стоит в чужой комнате, и четверо молодых людей продолжают внимательно изучать его в полной тишине. Сразу стало немного неуютно. Вот это гостеприимство, черт возьми... Но он не стал озвучивать это вслух, сочтя более разумным просто поздороваться.
   - Привет Мэт. Я тут... - Мика замялся, переминаясь с ноги на ногу, - встретил дядю Орана в коридоре. И он оказался чересчур... - парень замолчал, пытаясь подобрать слово помягче.
   - Настойчивым? - отзывчиво подсказала ближайшая из двух девушек. Ее лицо, до бледности белое, было, как и вся девушка, худым. Настолько, что оставляло впечатление некой хрупкости и болезненности. Будто ты на нее подуешь, а она упадет. Или, на худой конец, заболеет. Маленький носик, крохотные губы и тонкие изгибы бровей - все это, даже несмотря на худобу, сохраняло непринужденную красоту. Ту самую, которую можно назвать не иначе, как красотой уязвимости. Ее хочется защитить и отгородить от всего вокруг - как стеклянную фигурку, которая может разбиться вдребезги, если ее ненароком выронить.
   Единственное, что хоть немного развеивало впечатление о хрупкости девушки - это ее широко открытые миру глаза и приветливая улыбка. В них будто бы была искра жизни, та самая, которая не давала ее хрупкому телу ненароком сломаться. И, как почему-то показалось Мике, которая упрямо не позволяла никому ее защищать. Ее длинные светлые волосы были заплетены в толстую косу, которая теперь, подобно ручной змейке, лежала у нее на плече. На девушке было одето легкое платье светло-синего оттенка, рукава и подол которого были покрыты черными узорчатыми росписями.
   Она пожала плечами и добавила, будто отвечая на немой вопрос всех окружающих. - Он же на наших глазах затолкал тебя к нам... - девушка прервалась, привычным движением поднося руку ко рту и сдавленно покашливая в нее.
   Мэт тем временем, совершенно не обращая внимания на кашель девушки, продолжал подозрительно смотреть на Мику. - Что ты тут делаешь?
   Мика уже был привычен к такому поведению Мэта, поэтому всего лишь фыркнул в ответ. - И я рад тебя видеть, Мэт, - сказав это, Мика счел их весьма занимательный разговор законченным и перевел взгляд обратно на девушку, которая все еще кашляла. - Может, тебе нужна помощь?
   - Нет, - девушка быстро закачала головой, наконец, убирая руку от лица. - Все хорошо, - она улыбнулась и бросила мимолетный взгляд на Мэта. Видя, что тот все еще продолжает раздраженно смотреть на гостя, девушка поспешила заговорить, пока этого не сделал сам Мэт. - Я, кстати - София. А это, - она указала на девушку возле себя, - Жуни.
   Жуни еле заметно кивнула, тут же отводя от него взгляд. Это была полненькая девушка с коричневыми волосами, короткими и послушно спадающими чуть выше плеч. Она не была настолько полна, чтобы растерять свою природную привлекательность - ее лицо не отталкивало, как, например, это было с лицом Мэта. Нет, в нем была некая приятная плавность линий, начиная от чуть полных щечек, продолжая мягким подбородком и заканчивая маленьким, чуть широким носиком. Природная полнота не только скрадывала резкость линий, которое, например, в случае с Софией, и придавало ей такой болезненный вид, но, в сочетании со здоровым румянцем на щеках, даже усиливала впечатление здоровья и молодости.
   Жуни, одетая в легкое свободное платьице песочного цвета, сидела на кровати, скрестив руки под пышной грудью, и упорно смотрела куда угодно, только не на Мику. Такое поведение могло на первый взгляд показаться простой скромностью, но Мика видел в ее чертах и хорошо скрытое недовольство - она явно не любила знакомиться с новыми людьми.
   - А там, - маленький пальчик Софии уже было указал на противоположную кровать, где ютились двое парней, намереваясь их представить, когда она сама замолчала и, сузив глаза, посмотрела на ближайшего из них. - Свэн, ты же и сам можешь представиться... Почему я делаю это за тебя?
   Светловолосый щуплый парень даже не посмотрел на нее, продолжая, все также закрыв глаза, лежать на кровати, опираясь головой о стену. Черты его лица были грубы и, хоть и не имели той массивности, которая была присуща, например, Угрюму, все же выдавали в нем простолюдина, привыкшего к тяжелой работе. Его ладони были все в мозолях, давно затвердевших, превратившись в прочные кожные наросты. Это были не совсем мозоли от меча - Мика не раз видел такие на руках отца и с легкостью узнал бы их. Те тоже были широкими, но больше напротив большого пальца, вдоль всей левой части кисти. В точности такие, какие сейчас были на руках Мэта. Мика на мгновение перевел взгляд на своего старого знакомого и удостоверился, что да, его руки сейчас были именно в мозолях от меча. Кажется, что сын пошел по стопам отца, Орана. У Свэна же мозоли были более широкие, разнообразные. Они были и с левой стороны кисти, и вдоль всех пальцев. Может быть, от плуга? Лопаты? Возникало такое ощущение, что Свэн сперва работал плугом, а потом тот ему надоел и он, взяв в руки меч, принялся косить поле уже им. Мика улыбнулся и покачал головой, прогоняя смешную картинку. Вот уж причудится...
   Лишь одного взгляда на Свэна хватало, чтобы понять, что он был одним из тех всегда сонных флегматичных людей, которых мало что удивляет, и которые совершенно удивляться не хотят. В Свэне не было задора и энергии Софии, раздражения и обидчивости Мэта или молчаливого недовольства Жуни. Нет, наверное, некоторое недовольство могло бы возникнуть - как-никак, Мика нарушал то спокойствие, которое Свэн неимоверно ценил. Но недовольство Свэна расстроило бы это спокойствие еще больше, поэтому он предпочел не напрягаться и, откинувшись на кровати, плыть по течению. Рано или поздно их гость уйдет, и тогда все вернется на круги своя.
   - Свэн? - настойчиво повторила София, и глаз Свэна еле заметно дернулся. Похоже, "круги своя" все больше отдалялись от него.
   Если бы кое-кто в синем платье оставил его в покое, все было бы просто замечательно. Но некоторым мечтам сбыться было не суждено, и Свэн, вынужденно отрывая голову от стены, лениво посмотрел на нее. - Я устал.
   София закатила глаза. - Будто бы это кого-то удивляет! Ты всегда так говоришь, и это не значит, что ты можешь вести себя, как придет тебе в голову. Представься, ну же.
   Светловолосый юноша несколько раздраженно глянул на нее, но видя, что его взгляд не возымел абсолютно никакого воздействия, устало вздохнул и перевел взгляд обратно на Мику. - Ну, меня зовут Свэн... - похоже, сочтя знакомство состоявшимся, Свэн вновь закрыл глаза.
   Мика не выдержал и, усмехнувшись, покачал головой. Чудеса гостеприимства, да и только...
   Тем временем, зная, что от Свэна большего ей не добиться, София взяла разговор обратно в свои руки. - Мэта ты знаешь, - она кивнула на показательно отвернувшегося в другую сторону Мэта. - Ну а ты... - вопросительно протянула девушка, переводя взгляд обратно на Мику. А вслед за ней, на нем сошлись взгляды и всех остальных. Кроме Свэна, разумеется.
   Мика приветливо кивнул и представился: - Меня зовут Мика.
   София улыбнулась ему. - Странно, что мы еще не знакомы. Тут, считай, все друг друга знают. Ты приезжий?
   Взгляды опять устремились на все также стоящего у самой двери Мику, ожидая объяснений.
   - Нет, - так и не дав Мике ответить, неожиданно заговорила Жуни. - Я уже видела его пару раз. Он отсюда, из Свирепого, - на мгновение их взгляды встретились, и она тут же отвела глаза в сторону.
   - Отсюда, - согласно кивнул Мика.
   - Так в чем же дело? - любопытно спросила София, и все в ожидании ответа посмотрели на Мику. Но отвечать ему опять не пришлось.
   - Потому что он - мастер, - раздался недовольный голос доселе молчавшего Мэта.
   Тут все притихли, как-то настороженно поглядывая на Мику. Даже Свэн перестал пытаться заснуть, и теперь следил за гостем.
   - Внук мастера, - он отстраненно поправил Мэта, но на лицах окружающих от этого облегчения не появилось.
   - То есть одаренный, - недовольно добавил Мэт. - Какая разница? Все вы из одного теста сделаны...
   - Тебе явно виднее, Мэт, - Мика закатил глаза, давая понять, что он думает о нем. В такие мгновения очень хотелось кинуть на пол этих добрейших людей огнешар, а то и два. Благо, у него уже был опыт в таких делах. - Зря ты так про тесто. Я то думал, что мы друзья, - если он и хотел попытаться сказать это серьезно, то ухмылка на все лицо явно выдала его с головой. Друзья? Он мысленно фыркнул. Конечно...
   До того, как хмурый Мэт понял, что над ним издеваются, и успел что-либо сказать в ответ, его уже опередила София, поднимаясь на ноги и занимая большинство свободного места между кроватями. Комната была настолько просторной, что другим после нее вылезать стало уже просто некуда.
   - Ну что вы, ребят, - София легонько толкнула сидящую рядом Жуни, на что та от неожиданности ойкнула. - Он же не съест нас на ужин, правда... - но она не смогла договорить и вновь прикрыла рот рукой, с трудом сдерживая рвущийся наружу кашель.
   Мика посмотрел на девушку с соболезнованием - ей явно приходилось нелегко, и прошептал: - Нет, наверное.
   Несмотря на ситуацию, в которой они находились, ему нравилась София. И даже не из-за того, что она была единственной в этой комнате, кто хоть как-то пытался сгладить углы. Просто было в ее глазах что-то такое, что немедленно к ней располагало.
   - Кстати, - сказала София, наконец, справившись с кашлем, и проворно толкнула Мэта, сидящего на кровати напротив, - почему Мика вообще знает, где мы? Это же должны была быть тайная встреча...
   - Ну я, это... - забубнил Мэт, отворачиваясь прочь от Софии.
   Потому что ты сдал их папе? - на мгновение Мике захотелось озвучить эту мысль, создать Мэту, с которым он никогда не ладил, хоть немного неудобства... Но он всего лишь тяжело выдохнул, успокаивая себя. Настроение, на мгновение было поднявшееся вверх, вновь устремилось в угрюмую низину. Ему это не нужно. Ничего этого... - хмуро подумал парень.
   - Ладно, - сказал Мика, обращая внимание всех обратно к себе. - Приятно было познакомиться, - добавил он, уже повернувшись к ним спиной и открывая двери.
   - Но... - София было хотела задержать его, но Мэт перебил ее.
   - Да, - сказал он, - до встречи через еще пять лет. Вам, вэр, лучше с такими обычными людьми, как мы, не водиться.
   Видя, что никто возражать дружище-Мэту не собирается, Мика равнодушно пожал плечами, еще раз кивнул им и закрыл за собой двери. Похоже, этот вечер только набирал обороты.
   Выйдя из комнаты, он прислонился к стене и тяжело вздохнул. Он ненавидел, когда люди относились к нему так, будто он знал больше них, умел больше них. Был в ответе за что-то больше них. Был просто больше них. Был опасным.
   К черту это все, - пробурчал Мика себе под нос и пошел прочь по коридору. Тут дверь за ним распахнулась, и он услышал за собой чьи-то быстрые шаги. Мика обернулся и увидел, как к нему бегом приближается София.
   - Подожди, - она окликнула его. Но, не добежав до него пару шагов, девушка неожиданно остановилась и закрыла рукой рот, вновь борясь с приступом кашля.
   Мика с сочувствием посмотрел на нее. - Тебе, наверное, не стоит бегать...
   Девушка, справившись с кашлем, немного раздраженно глянула на него и решила пропустить его слова мимо ушей. - Извини, что все так вышло...
   - Ничего, - парень отмахнулся, отворачиваясь. - Вы меня не ждали, да и я к вам не шел... - неопределенно ответил он, уже шагая дальше по коридору.
   - Подожди! - она проворно оббежала его, преграждая путь и заставляя остановиться. И Мика даже не знал, чему удивился больше - ее назойливой настойчивости или полному отсутствию кашля у девушки в этот раз. - Мы с ребятами собирались кое-что сделать, и я хотела пригласить тебя с нами, - она улыбнулась. - Пусть это будет вторая попытка.
   Брови Мики приподнялись. - Что Мэт?
   - А что он? - озорно улыбаясь, ответила София. Мика почувствовал, что и ему захотелось улыбнуться в ответ. У нее определенно было свое обаяние.
   - Что делать то? - спросил он со вздохом. И наблюдая за тем, как лицо Софии расплывается в еще более широкой улыбке, в очередной раз подумал, что спокойного вечера точно не будет.
  

*_*

  
   София, Мика и Свэн подходили к спуску в Залы Покоя. Все остальные, насколько знал Мика, участвовать в этой авантюре не пожелали. Парень и сам не понимал, зачем он идет вместе с ними, но все же шел.
   - Подождите немного, - шепнула им София и побежала вперед, к одиноко стоящему у спуска в Залы стражу.
   Мика медленно перевел взгляд на Свэна и задумчиво посмотрел на парня, который выглядел все также сонно и лениво, как и раньше. Слишком сонно и лениво для того, чтобы хотеть идти сюда. - Почему ты пошел сюда?
   Заключалась авантюра в том, что, пока весь народ дружно праздновал Проводы Весты на улицах поселения, они собирались, воспользовавшись редким отсутствием возможных свидетелей, пробраться туда, куда пробираться явно не должны были. Мика не знал, почему пошел на это сам, а уж почему пошел Свэн не догадывался совершенно.
   - Не знаю, - Свэн лениво пожал плечами. - Не отпускать же ее одну. И... - он еле заметно повел глазом в сторону Мики. - Ты мне не нравишься, - глухо сказал он. - Думаю, отпускать ее с тобой еще хуже, чем отпускать ее одну.
   Мика почему-то совершенно не обиделся на предельно честный ответ Свэна. Это было даже в некотором роде облегчением. Он хотя бы не рассказывал всякие сказки про тесто и про то, кто из чего сделан, как это делал Мэт.
   В итоге Мика приветливо улыбнулся ему в ответ, что лишь еще больше насторожило Свэна. - Рад это слышать, Свон.
   Свэн удивленно посмотрел на него, и даже открыл рот, собираясь было уже спросить парня, все ли у него в порядке с головой. Но в итоге лень все же пересилила удивление, и он просто покачал головой с таким видом, будто незачем было напрягаться - Мике уже было не помочь.
   Мика же истолковал его взгляд несколько неверно. - Нет, - он закачал головой, - я действительно рад это слышать, Свон. Ты хотя бы честен. И мне кажется, мы действительно могли бы стать друзьями...
   Свэн вновь посмотрел на него, как на полоумного. - Нет, - коротко отрубил он. Видя, что Мика собирается продолжать говорить, Свэн вновь посетовал на свое невезение. Почему он вечно наталкивается на таких разговорчивых людей? Он было думал, что нашел родственную душу в Жуни, но и она разговорилась, когда познакомилась с ним получше. И теперь, глядя на этого Мику, Свэн обоснованно предполагал, что тот не оставит его в покое. Хуже того, он даже не смог запомнить имя Свэна, и все равно не оставлял его в покое! Нужно было срочно брать дело в свои руки.
   - Видишь его, - Свэн решительным кивком указал на стража, молодого парня, с которым о чем-то говорила София.
   Мика кивнул, недоумевая. - Да.
   Чуть отросшие карие волосы обрамляли круглое лицо стража. Его светлая кожа, чересчур нежная на вид, в сочетании с пухлыми губами и маленьким носом делали его лицо не только простоватым, но и немного женственным. Страж был одет в положенную по службе кожаную кирасу и в простые льняные штаны. Но бросалось в глаза не это, а отсутствие меча на его поясе. Парень явно был только учеником - на его лице даже усы еще не росли, куда уж там иметь звание стража и свой собственный меч! Весь в веснушках, с большими, широко открытыми глазами, он выглядел чересчур доверчиво и наивно. И оказался он на этом охранном посту, как предполагал Мика, тоже по наивности. В праздничный день дежурить не хотел никто, но кому-то стоять на посту все же нужно было. Либо его уговорил кто-то из старших соратников, который теперь плясал на площади, либо, на худой конец, он проиграл кому-то в карты.
   - Это Калли, - продолжал Свэн. - София совсем вскружила ему голову. Делает все, что она захочет, - в это мгновение София подозвала их взмахом руки. Мика хотел было уже идти к ней, но Свэн положил руку ему на плечо, удерживая его на месте. - Подожди. Как думаешь, этот Калли - ее друг?
   Мика еще раз посмотрел на стража и Софию, стоящих в стороне, но тут же перевел взгляд обратно на Свэна.
   - Я не понимаю.
   Свэн вздохнул и еще раз показал рукой на стража: - Посмотри на него, - Мика бросил взгляд на Калли, который все еще о чем-то разговаривал с Софией. Калли смотрел в пол, весь покрасневший, в то время как девушка довольно улыбалась. Как кот, съевший мышку. - Она вертит им, как хочет. Как думаешь - он для нее друг?
   - Едва ли, - нахмурившись, сказал Мика, на что Свэн кивнул.
   - И ты для нее не друг, - жестко сказал он. - Ни для меня, ни для нее. Ни сейчас, никогда, - тяжело сказал он. - Я уверен, что она, - он опять кивнул на девушку, - позвала тебя сюда отнюдь не по доброте душевной. София что-то от тебя хочет. Услуга в обмен на услугу.
   Мика хмуро посмотрел на Свэна. Честность честностью, но его прямолинейность уже начинала надоедать. Теперь уже казалось, что парень с мозолями нравился ему куда больше, когда он лениво молчал. - Почему ты говоришь мне это?
   - Точно не знаю, - Свэн пожал плечами. - Я бы предпочел вообще с тобой не связываться. От вас, одаренных, одни проблемы. Наверное, я не хочу, чтобы ты думал, что вы друзья. У тебя тут друзей нет. Она может быть с тобой мила, дружелюбна - называй, как хочешь. Но она тебе не друг! Ей просто что-то нужно. Понял?
   Да... - подумал Мика. Гостеприимство и дружелюбие, черт возьми. Сегодня явно был его день. До того, как Мика успел что-то ответить, сбоку раздался голос девушки.
   - Что вы замерли? - незаметно для них София вернулась назад. - Пошли уже! - она схватила Мику со Свэном за руки и потянула их вперед - вниз по лестнице. - Калли нас пропустит. Правда, Калли?
   - Да, - с трудом выдавил покрасневший парень, когда они проходили мимо него. - Конечно.
   - Спасибо, - она открыто улыбнулась ему, - я у тебя в долгу!
   - Да что ты, - пробубнил страж, - какие долги...
   Мика скептически посмотрел на Калли. - Ты-то сам там был?
   - Нет, конечно, - недоумевая, как такое вообще можно было спросить, ответил тот. - Туда же нельзя никому.
   - И поэтому ты нас пускаешь, - прошептал себе под нос Мика. - Гениально.
   - Так. Хватит разговоров, - девушка поспешила увести Мику вперед, подальше от молодого стража, пока он еще ненароком не переубедит Калли в том, что их можно пропустить. - А теперь, - Софа замерла перед дверью, ведущей в Залы Покоя, положив руку на дверную ручку. - Приготовьтесь увидеть то, что во всем Свирепом видели всего несколько человек!
   Действительно, заходить в Залы Покоя ночью строго настрого запрещалось. Считалось, что с приходом темноты там, внизу, начиналось что-то, чего видеть посторонним было нельзя. С закатом солнца, души, связанные со своими портретами незримыми узами, обретали некое подобие жизни. Как именно это происходило, простой люд не знал. Поэтому это время называли Ночным Таинством. Даже его мама, которая уже много лет работала в Залах Покоя, ни разу не была на Таинстве.
   София потянула дверную ручку на себя, открывая дверь.
   - Не открывайте полностью! - поспешил добавить Калли. - Дверь скрипит.
   София кивнула ему и, лишь чуть чуть приоткрыв дверь, приглашающе указала рукой вперед, после чего Мика и Свэн по очереди проскользнули внутрь. Потом их примеру последовала и она сама, мягко закрывая дверь за собой. И оставляя их в полной темноте.
   - Кто-то взял с собой факел? - в темноте раздался безразличный голос Свэна. В Залах не было ни единого источника света. Темнота была настолько плотной, настолько осязаемой, что казалось, будто она давит на них, лежит на их плечах реальной тяжестью.
   - Сейчас, - было слышно, как София закопошилась где-то сбоку. - Одно мгновение.
   Через несколько ударов сердца в руках у девушки загорелся факел, и она тут же поспешила отдать его Свэну.
   Крохотный огонек был не в силах осветить весь зал - он выхватил из мрака лишь небольшой кусочек помещения. Но то, что он осветил... Было абсолютно непримечательным - просто кусок пустого пространства, на котором не происходило ровным счетом ничего необычного.
   - Это несколько разочаровывает, - пробубнил себе под нос Мика, но в полной тишине, царящей тут внизу, его спутники все отлично услышали. - Где же кровавые зрелища?
   - Это... - разочарованно протянула девушка. - Это должно было быть не так!
   - Ну да, - усмехнулся Свэн. - Так-то наш мастер, - факел в его руке дернулся в сторону Мики, - за поход в темную комнату для тебя гор не свернет.
   - Помолчи лучше, - раздраженно ответила София, осматриваясь по сторонам, в надежде все же обнаружить нечто необычное. Но пока ничего этакого найти не удавалось. - Почему когда нужно говорить, ты молчишь, а когда не нужно, ты...
   - Подождите, - осек их обоих Мика. Он подошел к ближайшей картине и жестом подозвал Свэна. - Поднеси сюда факел.
   Зазвучали шаги, и огонек осторожно приблизился к портрету, освещая его. Брови Мики удивленно поползли вверх - на картине было пусто. Человека, который там должен был быть, не было. Тут же они прошли вдоль нескольких картин, осматривая и их - везде было пусто.
   - Что-то все же происходит! - довольно сказала София, бегло оглядываясь по сторонам.
   - Да... - протянул Свэн, безуспешно пытаясь скрыть интерес за напускным безразличием. - И где же они?
   - Они вокруг вас, - раздался строгий голос от входа. Наверное, все они в тот миг почувствовали, как их душа уходит в пятки - этот холодный голос явно не принадлежал робкому Калли. Поежившись, они ту же повернулись назад и увидели мастера Никона, над вытянутой рукой которого парил яркий огонек. Темные одежды мастера сливались с окружающей их тьмой, и в итоге казалось, что блеклое, отстраненное лицо мастера парит в воздухе и, не моргая, смотрит на них. Но самым страшным было то, что в этих глазах не было осуждения или, например, расстройства из-за того, что они нарушили оказанное им доверие. Нет, там была только определенность. Будто он уже вынес им приговор, все решил, и, как бы они не молили, все будет тщетно - ничто не пошатнет решимости в его взгляде. - Но вы их не видите.
   - Мастер Никон! - полу приветственно, полу испуганно воскликнула София. - Мы... Мы можем объяснить!
   - Мика, - мастер холодно кивнул юноше, напрочь игнорирую двух других молодых людей подле него.
   Мика также сжато кивнул в ответ. - Мастер Никон...
   - Не думал, что увижу тебя тут, - все тем же спокойным голосом продолжил мастер. - Кому, как не тебе знать, какие опасности тут могут таиться.
   - Я... - смущенно протянул Мика, переглядываясь с Софией и Свэном. - Я не знаю, что на нас нашло. Я прошу прощения, мастер.
   На мгновение лицо мастера застыло, тщательно изучая их, после чего, не отрывая от них взгляда, он резко произнес: - Страж!
   Тут же из-за его спины появился перепуганный Калли и затравленно обвел их взглядом.
   - Выведи нарушителей отсюда, - спокойно произнес Никон.
   Калли поспешно кивнул и, подойдя к ним, схватил парней за руки и потянул их к выходу, извиняющимся взглядом указывая Софии следовать за ними.
   - Мика, - обратился к нему мастер, когда страж уже провел его мимо него. - Задержись тут.
   Парень удивленно кивнул и тут же освободил руку из слабой хватки молодого стража. Если Софию этот приказ мастера испугал еще больше, то сам Мика лишь пожал плечами. Он не знал, почему его попросили остаться, но, зная мастера Никона, едва ли это предвещало нечто совсем уж плохое.
   - Вэр Никон... - Калли неуверенно обратился к мастеру. - Что делать с остальными нарушителями? - он кивком указал на Софию со Свэном.
   Брови мастера картинно приподнялись. - Отпусти, - холодно сказал он, отворачиваясь от стража. - И оповести их о том, какое наказание их ждет, если они попытаются совершить такую же глупость во второй раз.
   - А... - растерянно выдавил Калли, - что будет, вэр?
   Когда Никон медленно перевел свой холодный взгляд на стража, слова уже были не нужны. И Калли, и София со Свэном уже догадались, что ничего хорошего их не ждет. - Они будут казнены, страж.
   - Д-да, вэр, - испуганно выдавил из себя Калли, утягивая ошарашенных Софию и Свэна прочь.
   - То, как они сюда попали, - спокойно продолжил говорить мастер вслед Калли, - мы с тобой еще обсудим, страж.
   Калли сглотнул и поспешно пробормотал, невольно ускоряя шаг: - Да, вэр.
   Мика с мастером молчали до тех пор, пока за нарушителем и стражем не закрылись двери.
   Тут же парень перевел взгляд на мастера и спросил его: - Вы бы действительно казнили их?
   На лице мастера появилась слабая тень улыбки. - Нет. Но нельзя допустить, чтобы кто попало считал, что может безнаказанно приходить сюда.
   Мика хмыкнул. - И как, запугивание работает?
   Мастер еле заметно пожал плечами. - Вы - первые нарушители за полгода.
   Все это казалось Мике каким-то сумасшедшим спектаклем. Зачем прилагать так много усилий, чтобы скрыть то, что ночью портреты пустеют? Конечно, это настораживало, но все же... Мика покачал головой, собираясь с мыслями. Логично было предположить, что этим Таинство не ограничивалось. Было что-то еще, о чем Мика не знал.
   Зато он знал, что не они одни решили спуститься сюда - по словам мастера полгода назад тут был кто-то еще. И, скорее всего, это был не единичный случай - бывал тут немало кто. Явно среди тех, кто забирался сюда были ребята и поумнее Мики... В итоге закономерно возникал вопрос.
   - Раз сюда так много кто спускался, - начал Мика, - почему Таинство остается... Таинством? Почему никто ничего о нем не знает?
   Мастер терпеливо кивнул, будто и сам, окажись он на месте Мики, задался бы тем же вопросом. - Потому что, даже если кто-то и сможет пробраться сюда, то он все равно не будет знать, как увидеть Таинство.
   Мика задумчиво кивнул. - Вы видели его?
   - Да.
   Через мгновение мысли Мика уже потекли в другом направлении, и он спросил у мастера: - Почему я тут?
   Мастер-владетель внимательно посмотрел на него, но Мике показалось, будто видит он не просто его, а что-то гораздо большее, чем Мика когда-либо увидит в зеркале. - Подожди, - коротко сказал он.
   Мастер Никон прошептал что-то неразборчивое, и огонек в его руке разом приобрел синий оттенок. Мика почувствовал, как от него всюду вокруг побежали крохотные ручейки силы. Там, где эти ручейки тепла касались стен и потолка, загорались другие синие огоньки. Чем дальше от мастера разбегалось тепло, тем больше становилось огней, и тем ярче освещался зал.
   - Свет факела не способен открыть нашему взору более тонкие миры, нежели наш собственный, - мастер провел рукой по воздуху перед собой, и от его движения воздух заколыхался, открывая взору множество парящих вокруг них прозрачных белесых нитей. Под светом синих огней и эти нити приобретали мягко синий оттенок. От прикосновения мастера окружающее пространство будто ожило - там, где еще мгновение назад все казалось единым, внезапно возникло множество плотно прилегающих друг к другу волокон. Они расплывались по Залу, переплетаясь между собой в неповторимом полупрозрачном узоре.
   - Присмотрись, - мастер указал рукой куда-то в ту гущу волокон, которой стал Зал Покоя. Там нити стали огибать некоторые места, образуя...
   Людей? Казалось, из переплетения нитей возникают силуэты людей. Некоторые были явно мужскими - подтянутые, в богато расшитых кафтанах, в то время как другие - женские, были в длинных, пышных платьях, либо в более стройных сарафанах. Они двигались, жестикулировали, их рты открывались, но из них не доносилось ни звука. Прямо, как на картинах, - подумал Мика. Но самое главное - почти все они танцевали в парах друг с другом. Будто на огромном немом празднике. Их каблуки беззвучно ударялись о пол, платья бесшумно шуршали. Должно быть, их веселый смех разносился по округе. Души мертвых покидали портреты и, спустившись в Залы, начинали кружиться в медленном танце. Беззвучном, но, наверное, радостном. И этот танец был в точности, как две капли воды, похож на тот танец, который сам Мика танцевал вчера вечером. Это был прощальный танец Проводов Весты.
   - Таинство завораживает, не правда ли? - шепотом спросил Мастер Никон. - Они танцуют всегда - каждую ночь.
   - Это... - протянул Мика немного растерянно, пытаясь понять, но не в силах сделать это. Это призраки танцевали их танец? Или это они позаимствовали танец у призраков? Что все это значило?
   Мастер Никон будто услышал его немой вопрос. - Никто не знает, что было раньше - танец Весты или Таинство, он замолчал, наблюдая за тем, как призрачная пара совсем рядом с ним кружится вокруг друг друга. - Но известно, что прощальный танец Весты возник задолго до Бедствия.
   Значило ли это, что танец - выдумка живых? Ведь до Бедствия не было Убежища, не было портретов, из которых призраки могли выходить, чтобы танцевать друг с другом. Но действительно ли это означало, что танец Весты был раньше? Нет, ведь, даже если не было портретов, это не значило, что не было и призраков. Они вполне могли танцевать не в родовых залах, а где-то, например, на лесных полянах или в темных пещерах. Возможно, кто-то из живых все же обнаружил их, танцующими под лунным светом, и запомнил танец...
   Наверное, можно было гадать до бесконечности и все равно ошибаться.
   Тем временем танец продолжался - призрачные фигуры кружились по залу, освещенные синим огнем таинственного пламени. То они замирали для передышки, то ускорялись, подгоняемые резво забегавшей по струнам рукой неслышимого музыканта. Все было в точности так же, как и вчерашним вечером.
   - Наверное, так они хотя бы не одни... - задумчиво прошептал Мика. Сложно было представить, насколько одиноко может быть, если приходится проводить все свое время в картине, молча и в полном одиночестве. - Вы часто приходите сюда?
   - Нет, - сухо ответил мастер. - Но порой... Порой я ищу ее.
   - Мирабель?
   Мастер кивнул, продолжая неподвижным изваянием стоять посреди целого моря колышущихся нитей. Даже сейчас его взгляд жадно рыскал среди белесых привидений, выискивая ее тонкую фигуру. Но так ничего и не находя.
   Едва ли она могла оказаться тут - посреди этих немых кусочков прошлого. Кто-то верил, что души сола исса были благословлены Старшим братом, и каждый раз после смерти перерождались в новых телах. Им не нужны были портреты для того, чтобы не стать жертвой духов. Самому Мике казалось, что это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. И тогда, пусть он и не так хорош, как новая жизнь, но такой вечный ночной праздник становился неплохим местом для посмертия.
   - Ей бы понравилось тут, - сказал Мика.
   - Да, ей бы понравилось, - прошептал мастер Никон, и тут же щелкнул пальцами, отчего синие огоньки погасли, а нити погрузились в мрак. Через мгновение и огонек в его руке вновь заплясал красно-желтыми оттенками, утратив последние остатки синевы. - Маргрет сказала мне о Марианне, - холодно сказал он. - Мои поздравления.
   Слова мастера будто вернули Мику обратно на землю. Все мысли о Таинстве быстро забылись, а вместо них вернулось то, отчего он пытался убежать весь вечер: злость и обида, несогласие, упертость и настойчивость. А внутри всех этих чувств крохотные червячки сомнения медленно выгрызали им нутро, смешивая все - и хорошее, и плохое, и оставляя за собой лишь сумятицу и разруху. И чем дольше Мика стоял, чем дольше в его душе бушевала буря, тем меньше он понимал, что же вообще происходит.
   А потом его взгляд встретился со взглядом мастера Никона, и ему почему-то остро захотелось сказать мастеру в ответ, что тут не с чем поздравлять. Что не случилось ничего хорошего. Наоборот...
   И именно тогда что-то в его понимании мира сместилось. Это было похоже на тот раз, когда он говорил с Угрюмом об отце. Только что это еще было гораздо больше него, настолько, что он не мог выговорить ни слова, а спустя мгновение он внезапно сумел отпустить то, что и должен был отпустить. И говорить стало гораздо легче. Сейчас, стоя тут, внизу, с мастером Никоном и до боли сжав кулаки, он ясно понял, что это все же случилось. К худшему или к лучшему, но сегодня днем слова старухи по имени Маргрет полностью изменили их жизни. Ему придется, хочет он того или нет, оставить свои страхи позади. Шагнуть дальше, чтобы помочь его сестре. Либо останется позади уже он сам.
   Где-то на краю сознания промелькнула глупая мысль, что, черт возьми, он даже с первого раза запомнил имя этой Маргрет! Но сейчас это совершенно не радовало.
   - Спасибо, - через себя выдавил Мика, чувствуя, как от этого глупого слова рушиться его старый, привычный мир. Он представил, как завтра каждый второй проходящий мимо него человек будет точно также поздравлять его, Мари, маму или деда. И они все точно также будут выдавливать из себя это треклятое "спасибо".
   От этого не убежать.
   Холодное выражение лица мастера Никона постепенно стало легкой полуулыбкой. - Я испытывал нечто похожее, когда стало известно, что Мирабель сола исса.
   Мика хмуро посмотрел на него. Что такого он мог испытывать? - Гордость?
   - Нет, - он покачал головой. - Страх.
   Брови Мики удивленно поднялись вверх.
   - Я знаю, на что способны люди ради славы, ради силы, - его лицо вновь стало отстраненным. - И я не хотел, чтобы об этом пришлось узнать и ей.
   Между ними повисло молчание, но Мика не спешил его нарушать. Он редко полностью понимал мастера Никона. Чаще всего для него оставалось полнейшей тайной то, что творилось за его холодным взглядом. Но сейчас, стоя напротив него и смотря ему в глаза, Мика чувствовал, как между ними возникла некая связь. Впервые он действительно понял его. Было много такого, о чем Мари, будь его воля, никогда бы не узнала. Но, похоже, мир решил не спрашивать его мнения на этот счет. Как не спрашивал некогда и самого Никона.
   От подобных мыслей его отвлек блеск чего-то синего в руках мастера Никона. Это был... амулет Мирабель? Глаза Мики удивленно расширились. Мастер держал в руках тот самый синий камень на цепочке, который Мика передал ему днем ранее. Языки пламени причудливо плясали в глубинах камня, будто намекая, что синева камня простирается глубже, чем они способны разглядеть. Что в нем скрыто больше, чем они способны представить.
   - Возьми, - он протянул амулет ему.
   - Но... - Мика покачал головой из стороны в сторону. - Почему?
   - Ты нашел его. И, как бы мне не хотелось его оставить, - мастер отвел взгляд в сторону, - он должен быть у тебя.
   Все еще чувствуя себя немного растерянно, Мика все же кивнул и, взяв амулет, спрятал его к себе в карман.
   - Береги его, - сказал Никон, вновь изучая Мику пристальным взглядом.
   Мика поспешил кивнуть, все еще ощущая вес амулета у себя в кармане. - Конечно.
   Мгновение прошло, и мастер отвернулся в сторону, вновь вглядываясь во что-то во тьме. - Как продвигаются поиски?
   - Мне кажется, что я уже близко, - тут же перед его глазами возник старый город, тот большой храм посреди него и... Невольно вспомнилось бледное лицо умирающего Угрюма, и Мика поспешил выкинуть эту мысль из головы. Мика был близок к ответам, которые искал, он был уверен в этом. Но, похоже, получить их будет далеко не просто.
   - Хорошо, - мастер Никон кивнул. - Мне кажется, что времени на поиски остается все меньше...
   Внезапно их разговор прервал настойчивый стук в дверь, ведущую в Зал Покоя. На мгновение взгляды мастера Никона и Мики встретились, после чего он отчетливо произнес: - Входите.
   Дверь приоткрылась, и в щель заглянул испуганный страж. Его взгляд быстро приковал единственный источник света в полностью темном помещении - крохотный огонек в руках мастера Никона. - Мастер? - несколько неуверенно начал страж, но, видя, что мастер Никон неотрывно смотрит на него, страж украдкой оглянулся и, сглотнув, сказал: - Еще одно убийство, вэр... - ненадолго замявшись при виде Мики, он все же продолжил. - В этот раз - столярная мастерская, принадлежащая роду Трисса.
   Глаза вэра Никона сощурились. - Как давно?
   - Обнаружили полчаса назад, - залепетал страж, - но мы не сразу вас нашли и... - он опасливо замолк под внимательным взглядом мастера. - Вас уже ждут главы родов, вэр. Вэрисса Клементина рвет и мечет...
   Мгновение мастер Никон продолжал удерживать свой тяжелый взгляд на страже так, что тот боялся даже пошевелиться. Наконец, губы вэра еле заметно шевельнулись: - Я сейчас буду.
   Страж поспешно кивнул и тут же с облегчением скрылся за дверью, закрыв ее за собой. Но мастер не сразу пошел вслед за стражем. Какое-то время он стоял, задумчиво глядя на теперь уже закрытые двери. - Эта болезнь... - задумчиво прошептал он. - Как они это делают?
   Да... - подумал Мика. Он бы и сам с радостью узнал не только, как они это делают, но и кто это делает. Именно из-за этих людей погиб не только Угрюм, но теперь уже и люди в целых двух мастерских! Более того, впервые эта болезнь появилась именно в том городе, где, как подозревал Мика, было скрыто нечто ценное.
   - Кто - они? - спросил Мика, наблюдая за тем, как мастер направляется к выходу.
   - Если бы я знал... - не оборачиваясь, стойко ответил он.
   Мика не знал, что на него нашло, но в себя он пришел уже когда вслух произнес имя мастера:
   - Вэр Никон... - спросил он, наблюдая за тем, как мастер останавливается. - Можно... мне пойти с вами?
   Мастер повернулся и внимательно посмотрел на него.
   - Зачем тебе это?
   - Я... - Мика покачал головой, сам не зная, что на него нашло. - Мне кажется, что все это может быть связано, - он и сам не мог до конца разобраться в своих мыслях, куда уж там объяснить их другому. - Эти убийства, Речное Устье... - он поднял свой взгляд на мастера Никона, - Мирабель.
   Такое уже случалось между ними - Мика говорил ему какую-то совершенно безумную вещь, а мастер, пристально наблюдая за ним, решал, довериться ли Мике или нет. Так, почти год назад, Мика пришел к нему и сказал, что в Речном Устье может быть скрыто намного больше, чем они способны представить. И мастер Никон поверил ему. Теперь, в точности, как и тогда, узко сощуренные глаза мастера недоверчиво изучали его мгновение, другое, проникая глубоко под кожу, отчего так и хотелось отвернуться, посмотреть в сторону. Но Мика упрямо смотрел прямо на него, не желая отводить взгляда. И в итоге мастер Никон, чуть слышно хмыкнув, развернулся и быстро направился к выходу.
   - Не медли.
  

*_*

  
   Ее звали Клементина. Ей было всего тридцать, но она уже стояла во главе целого рода, сменив на этом посту своего рано почившего отца. Она не могла с уверенностью сказать, что скучала по отцу - он был холодным и отстраненным человеком, которого она, несмотря на семейные узы, видела редко и знала весьма плохо. Но все же он был ее отцом, и, если он и научил ее чему-то, то этим чем-то было чувство гордости за род Трисса и за то, что ей была предоставлена честь возглавлять его.
   Заходя в комнату, в которой вэр Никон всегда проводил совещания - небольшое помещение с тепло трещавшим камином, рядом с которым стояли пара диванов и столик, Клементина выглядела не только так, как подобает выглядеть главе рода - величественно и гордо, но и как подобает выглядеть женщине ее положения - неприступно и очаровательно.
   Она была красива, а ее одежда только подчеркивала эту красоту - темно-синее бархатное платье доходило до самых пят и было столь узким, что безупречно подчеркивало то, чем ее наградила природа - плавно облегая бедра, ткань стелилась вдоль женственного изгиба ее талии, после чего доселе ровный бархат превращался в белоцветный узор. Как куст диких роз, узор синего и белого окружал ее небольшую грудь и достигал плеч, где неожиданно и обрывался, оставляя оголенной нежную кожу ее рук. Ее длинные черные волосы всегда были убраны в сложную композицию - переплетение локонов, собранное на затылке в узел, а тонкие черты ее лица, которые так и кричали о благородном происхождении, всегда выглядели безупречно ухоженным. Все же, красота тоже была оружием, особенно, если дело касалось мужчин.
   А в комнате для совещаний ее уже ждал не кто иной, как мужчина. Только, к ее сожалению, это был один из тех редких мужчин, на которых ее чары не действовали. Его звали Аленкош и ему было уже за пятьдесят - он был старым, низким и располневшим мужчиной, который не имел совершенно никакого представления о том, как нужно одеваться. На его голове была затасканная шляпа-котелок, из-под которой во все стороны торчали его седые кучерявые волосы. Это придавало ему эксцентричный и даже несколько сумасшедший вид. Также на нем была одета песочного оттенка куртка со множеством пуговиц, которые явно не на что было застегивать - они были пришиты на перед куртки просто так, для красоты. Но из-за того, что все они были разными - большими, маленькими, коричневыми, синими, они вносили в облик владельца куртки лишь еще больший разброд и сумятицу, а не ту самую красоту. Простые льняные штаны несколько терялись на фоне шляпы-котелка и пуговичной куртки, если бы не одно но - штаны из настолько грубой ткани в высшем обществе носить было, мягко говоря, неприлично. Речь не шла о бархате - подходил и хлопок. Но отнюдь не грубо обработанный лен. Поэтому для более внимательных людей эти штаны были не менее экстравагантными, чем другие части гардероба Аленкоша.
   Клементине же на него было и вовсе больно смотреть. Она всегда внимательно относилась к своему внешнему виду, и терпеть подобное надругательство над тем, что она считала важным, было непросто. Как в таком виде вообще можно было выходить из дома, для нее оставалось загадкой.
   Если кто в Свирепом ей и не нравился, то это был этот полный и низкий мужчина. Его маленькие глазки, по-поросячьи пухлые щеки и совершенно заплывший подбородок неизменно раздражали ее. Можно было подумать, что перед тобой была очередная глупая разбогатевшая свинья, но это было отнюдь не так. В поросячьих глазах крылся холодный и методичный ум, а за неловким внешним видом - поразительная изворотливость.
   Много лет назад, когда родом управлял еще ее отец, Аленкош неожиданно для всех стал главой рода Коль, поправ наследственное право и потеснив настоящего наследника. Вскоре всем стало ясно, почему ему позволили так поступить - тогдашнему мастеру-владетелю нужна была поддержка глав рода, и вэр Аленкош, вчера - никто, а сегодня уже почтенный хозяин мира, ему это обеспечил, заняв место менее сговорчивого старого главы рода Коль. Возможно, будь отец Клементины чуть более упертым, то на месте рода Коль был бы род Трисс, и Клементины бы тут уже не было.
   Это взволновало многих, и за попытку сосредоточить власть в своих руках, старый мастер-владетель был смещен. Но Аленкош, несмотря на потерю своего покровителя, неким чудесным образом все же сумел сохранить новообретенное положение и продолжал руководить родом Коль. Если после всей этой истории и вызывал Аленкош какие-то чувства у других благородных, то это было исключительно презрение. А на что он еще мог рассчитывать, если вздумал нарушать вековые традиции?
   Но после того, что последовало после этого, у ее семьи он уже вызывал исключительно злость. И род Трисса, и род Коль происходил от одного великого столичного рода - рода Лар Вин. Род-покровитель всегда поддерживал некоторое соперничество среди зависимых родов, особенно в том случае, когда в одном поселении у него было аж два зависимых рода, что само по себе было исключительным случаем. И Аленкош этим воспользовался.
   Этот жалкий червяк, прикрывшись ширмой соперничества, стал переманивать их работников! Ее отец заметил это не сразу, а когда заметил, было уже поздно - сперва они потеряли монополию гончарного дела, а после - и вовсе все, до последней мастерской. Гончарное дело, все вплоть до самого последнего гончарного круга, оказалось в руках Аленкоша.
   Роду Трисса был нанесен удар, от которого оправиться было непросто. Множество членов рода оказались без работы и средств к существованию. Именно в то время и скончался ее отец, и Клементина, тогда только отметившая свое третье совершеннолетие, неожиданно стала главой рода. Молодая девушка оказалась перед испытанием, справиться с которым было сложно. Большинство бы испугались такого положения, но она удивила всех и безропотно взялась за работу. Как она и говорила, если отец и научил ее чему, то это гордости, и эта гордость не позволяла ей сдаться. Дальше годы неумолимо шли вперед, и Клементина, не раз доказав свои выдающиеся способности, настойчиво возвращала роду Трисс былое величие. И сейчас она могла с той самой гордостью сказать, что сумела добиться того, чего хотела - род вновь расцвел.
   - Вэр Аленкош, - поприветствовала его Клементина пустым голосом. Между ними теплых чувств было не сыскать, но все же о вежливости забывать не следовало.
   Аленкош, стоявший у самого камина, обернулся, и на его лице тут же расцвела радостная улыбка. Она знала, что эта радость была фальшивой - они были заклятыми врагами, и эта улыбка просто не могла быть настоящей! Но по лицу вэра Аленкоша этого было не сказать - казалось, что он действительно был рад их встрече.
   - Клементина! - сказал он с улыбкой, спеша ей навстречу. - Прекрасная вэрисса, - с проворством, которого не ожидаешь от его маленькой грузной фигуры, он наклонился и поцеловал ее протянутую руку. - Склоняюсь перед вашим неповторимым обаянием. Словами не передать, как я рад видеть вас.
   - Вэр Аленкош, - она с долей презрения посмотрела на согнувшего спину мужчину, который все еще удерживал ее руку в своей. Чем больше лет проходило, тем более экстравагантным он становился. Клементина даже порой задавалась мыслью, а не сошел ли он с ума, но быстро одергивала себя - тот, кто способен так улыбаться даже при виде заклятого врага, сойдет с ума не раньше, чем сведет этого врага в могилу. С ним нужно было быть предельно осторожной. - Вы красиво говорите, - холодно сказала она. - И много. Мужчине не пристало говорить так много.
   Если ее легкая шпилька и повлияла на Аленкоша, то он этого никак не выдал, продолжая все также довольно улыбаться. - В таком случае хорошо, что я никогда не слышал об этом. Видите ли, - сказал он заговорщицким тоном, - за звуком моего собственного голоса расслышать кого-то другого весьма затруднительно. И, кстати, - он задумчиво поднес руку к подбородку, - что вы сказали?
   Глаза Клементины чуть сузились, а слегка ужаленная гордость, как разъяренная кошка, извилась дугой, и женщина выдернула свою руку из его хлипкой хватки. - Вы - хам, - сказала она, удерживая свою злость как можно дальше от голоса.
   И вновь он не обратил ровным счетом никакого внимания на ее слова. - Нет, - он покачал головой, будто бы извиняясь, - все равно не слышу. Хотя, может оно и к лучшему, верно? Все же, если я рад видеть вас, то это не значит, что я буду рад вас слышать. Может вы, упаси боже, - он поднес руки к лицу в притворном изумлении, - будете оскорблять меня...
   Клементине очень захотелось пренебрежительно фыркнуть в ответ на такое заявление, но ее наследственные манеры не позволяли так поступить. Не дай бог она начнет вести себя также, как он!
   - Прошу прощения, вэрисса, - Аленкош вновь улыбнулся ей, чуть склоняя голову. - Похоже, я слишком увлекся. Возможно, шутка показалась вам слишком грубой, но я не смог удержаться. Надеюсь, вы простите старику небольшие вольности...
   Желание пренебрежительно фыркнуть никуда не пропало. Это оскорбление он называл шуткой? Не нужно ее смешить! И небольшие вольности? Да он был единственным из всех, кого она знала, кто мог позволить себе настолько "небольшие" вольности!
   В это время входная дверь вновь хлопнула, и в помещение вошли еще двое. Первым внутрь широким шагом важно зашел большой и толстый мужчина по имени Симан, а следом за ним внутрь засеменил его щуплый слуга Гришко.
   Симан был не таким уж и старым - ему было всего сорок лет. Гораздо моложе того же Аленкоша, например. Но к своим годам он успел растерять всю ту худобу, которой, как говорят, обладал когда-то в молодости. Его лицо обрюзгло, а тело - ожирело. И, если Аленкош напоминал Клементине свинью, то Симан был большим и жирным боровом - настолько он располнел. Также вместе с худобой ушло и его хорошее настроение - он был всем недоволен, всегда и на все зол. Терпение мастера Симана кончалось быстро, и в первую очередь от этого страдали его многочисленные слуги, которым доставалось за каждую провинность, а порой и просто так. Но если чего он и не потерял за годы своей жизни, так это острого стремления к чистоте. Он носил светло-зеленый кафтан, без единого пятнышка грязи, а его туфли были идеально вычищены и лоснились от воска. Но его чистоплотность оставляла двойственное впечатление - одежда была настолько светлой, что отпугивала, а обувь блестела так, что на нее даже не хотелось смотреть. Все это было явно чрезмерно. Клементина подозревала, что и в его доме царит такой же болезненный порядок, как и в его внешнем виде.
   Симан был мастером-оградителем Свирепого. Он отвечал за всю защиту поселения от духов, и его ученики ежедневно везде сновали, проверяя исправность валькаров, и пополняли запасы их силы. Это была очень важная должность и, несмотря на все свои недостатки, Симан отлично справлялся с ней.
   Его слуга Гришко был щуплым, чуть горбатым мужчиной, который вечно смотрел в пол, не осмеливаясь встретиться с тобой взглядом даже во время разговора. Он был небрит и непричесан, отчего внешне походил на разбойника и вора - личность однозначно неприятную. А учитывая темную, заношенную куртку, одетую на нем, Клементине он больше всего напоминал даже не вора, а таракана - маленького противного жучка, на которого не то, что смотреть не хотелось - от одной мысли о котором в голове становилось склизко и противно. О таких людях хотелось побыстрее забыть и больше с ними не встречаться. Почему Симан всегда таскал этого человека с собой, для Клементины было загадкой не меньшей, чем пришитые пуговицы на куртке Аленкоша.
   Тем временем пара зашла в помещение, и взгляд поросячьих глазок Аленкоша тут же сместился на Симана, заприметив новую жертву.
   - А... - задумчиво протянул он, - мастер Симан...
   Тот, будучи вдвое больше, чем его собеседник, хмуро кивнул ему, смотря сверху вниз. - Вэр Аленкош.
   - Да... - Аленкош прискорбно покачал головой. - Вас я не рад даже видеть, не то, что слышать...
   Глаза мастера Симана злобно сверкнули на него, но он промолчал. Это был уже не первый раз, когда чокнутый Аленкош нес какую-то несуразицу. И, как бы не хотелось поставить старикана на место, не стоило поощрять выходки безумца излишним вниманием.
   - Ну же, - Аленкош подошел к замершему мастеру и, привставая на цыпочки, по-дружески похлопал его по спине, отчего сам Симан заскрипел зубами, - не злитесь. Морщины совершенно не идут вашему лицу. Хотя, - он вновь задумчиво погладил подбородок, - этих морщин уже так много, что было бы уместнее сказать, что это лицо не идет им. Или... - он вновь задумчиво остановился, - это все же не морщины, а просто жировые складки? В этом очень сложно разобраться...
   Симан не выдержал и, оскалившись, уже было замахнулся на Аленкоша, но тот с проворством, которое не пристало человеку его телосложения, легко и непринужденно шагнул в сторону от удара. А Симан, не рассчитав силы замаха, внезапно обнаружил, что упал на колени.
   - Господин! - Гришко, ошарашено выпучив глаза, тут же подскочил к мастеру, хватаясь за него и пытаясь поднять его на ноги.
   Симан разозлено зыркнул на него, с трудом пытаясь поднять свое грузное тело с колен. - Я сам! - после чего, видя, что Гришко не успокоился, он и вовсе наотмашь ударил несообразительного слугу по лицу. - Я сказал, я сам!
   И, больше не обращая внимания на отброшенного прочь слугу, Симан поднялся на ноги и яростно сжал зубы. - Что... - он тяжело выдохнул, с трудом удерживая рвущуюся наружу злость, - что вам нужно, Аленкош?
   - Мне? - как ни в чем не бывая, спросил тот, с безопасного расстояния наблюдая за происходящим. - Совершенно ничего. Думал, возможно, стоит извиниться за неудачную шутку, но... - сомневаясь, протянул Аленкош, - наблюдая за вашим лицом, от этой мысли все же отказался.
   В глазах Симана промелькнуло что-то непонятное и опасное, будто там, на полу, он оставил и последние остатки разума. И теперь он был готов без промедления броситься на Аленкоша. Несмотря на то, что к главе рода Коль она теплых чувств не питала, Клементина решила вмешаться в разговор, пока еще не было поздно.
   - Не обращайте на него внимания, мастер Симан, - как только Клементина заговорила, взгляд мастера сместился на нее. Тут же его глаза жадно прошлись по ее платью, с вожделением отмечая и ее бедра, и талию, и явно жалея, что ее грудь скрыта этим цветочным узором. Так на нее смотрели уже далеко не в первый раз, и Клементина легко подавила возникшее было отвращение, и через силу слабо улыбнулась ему. Она тут же вспомнила все те сплетни, которые ходили про мастера Симана - что лишь его старший сын от его законной жены, а младший - от внебрачной связи со служанкой. И, чувствуя на себе похотливый взгляд толстяка, она могла с легкостью поверить в это. - Лично я тут потому, что хочу узнать про убийство своих подопечных...
   - А, - Аленкош покачал головой, отворачиваясь от них прочь - все это начинало отдавать смертной скукой, - еще одно убийство...
   Гордость Клементины вновь изогнула спину, и она раздраженно сверкнула на него глазами. - Не просто еще одно убийство! Напали на мою столярную мастерскую, погибли мои люди, и я не оставлю этого так просто...
   - Дорогая, - Аленкош примирительно поднял руки перед наступающей на него разгневанной женщиной. - Не я тот убийца, которого вы так жаждете придушить. Если вы помните, днем ранее точно также напали на мою кузницу. Но тогда, - он понимающе улыбнулся ей, - вам еще было все равно.
   Чуть успокоившись, Клементина не могла не признать, что в словах Аленкоша была доля правды. Пока горе не коснулось лично ее, она совсем не придавала этим убийствам значения. И, возможно, даже немного радовалась тому, что это случилось именно с Аленкошем. Но вслух об этом говорить было совсем не обязательно. - Теперь мне уже не все равно. И где Вислав?
   Вислав был главой третьего и последнего рода Свирепого - рода Вадина. И из них троих он был наименее заинтересован в том, чем занимался. Он был одним из тех людей, которым больше нравилось не зарабатывать деньги, а тратить их, при этом желательно даже не покидая своего дома.
   - Где? - Аленкой весело усмехнулся. - Как - где? В своих комнатах, конечно. На его мастерские никто же не нападал...
   После этих слов Клементина внимательно посмотрела на Аленкоша. - Вы намекаете на то, что это мог быть он? - она покачала головой. - Не смешите меня. От вас я еще могла ожидать чего-то подобного, но не от него.
   - Почему же, вэррисса? - Аленкош вопросительно приподнял брови. - Ведь когда-то и от меня не ожидали ничего необычного, - он развел руками. - И совершенно зря.
   Их разговор прервала вновь открывшаяся дверь. И на этот раз за ней стоял тот, кого они так долго ждали.
   - Мастер Никон! - радостно улыбнулся Аленкош. - Рад вас видеть. И слышать тоже рад!
   Никон, как всегда холодный и мрачный, не обращая внимания на странное приветствие, коротко кивнул Аленкошу и шагнул в помещение. Вслед за ним внутрь зашел и молодой темноволосый парень, который кого-то Клементине напоминал, но кого именно она вспомнить не смогла. Молодой человек имел явно благородное происхождение - его лицо было узким, а черты - выраженными, но вместе с тем его родословная была разбавлена и более простой кровью, что отражалось в скулах, чуть более широких, чем положено иметь благородным, и носе с горбинкой.
   Закрывая за ними двери, в помещение зашел сотник стражи - вэр Бартоза. Он был начальником стражи всего год, но за это время показал себя, как человек исполнительный, пусть и безынициативный. Лицо сотника чем-то неуловимо напоминало один из тех камней, которыми была вымощена мостовая - оно было грубым и квадратным, начиная от большого небритого подбородка и заканчивая маленьким приплюснутым лбом. Бартоза имел вид человека, который не слишком любил думать, а может даже и вовсе не умел делать это. Но как только кто-то имел с ним дело более близко, то с удивлением обнаруживал, что такое впечатление было ложным. Страж думать все же мог, и делал это скрупулезно и методично, чем и заслужил у мастера Никона честь руководить стражей Свирепого.
   Тем временем Клементина шагнула навстречу вэру Никону с твердым намереньем высказать ему все, что она думает о происходящем.
   - Вэр Никон, - начала она, с трудом удерживая голос в рамках дозволенного, - я требую разбирательства. Это дело не должно быть оставлено на произвол стражи и забыто...
   - И не будет, - Никон стойко поднял руку, останавливая ее. - Успокойтесь. Я обещаю вам, Клементина, - он кивнул ей, одним взглядом давая понять, что и для него важно разобраться в том, что происходило, - что лично займусь им.
   И Клементина, только что еще как никогда за последние годы желавшая наорать на него, внезапно обнаружила, что весь гнев куда-то испарился. Сейчас, стоя перед вэром Никоном и смотря ему в глаза, ей с легкостью верилось, что этот серьезный, мрачный человек действительно хочет помочь. И как на него после того можно было злиться? - Да... - за неимением лучших слов, немного растерянно ответила она. - Да, займитесь этим.
   Он еще раз кивнул ей, после чего отвернулся от замершей Клементины, беглым взглядом обводя все небольшое помещение.
   - Возможно, кто-то хочет присесть? - он указал на диваны за его спиной. Когда никто не шелохнулся, Никон продолжил: - В таком случае, мастер Симан, - он кивнул толстяку. - Начнем с вас.
   Но Симан ответил далеко не сразу. Вместо этого его взгляд подозрительно зацепился за Мику, который так и продолжал стоять рядом с Никоном. - Кто он такой?
   Мика уже был знаком с этим мастером, поэтому такому отношению к себе не удивился. Он даже испытал небольшое облегчение, когда понял, что Симан не помнит его - таким выдающимся людям в память лучше было не западать. Он мимолетно переглянулся с Никоном, после чего Мика закатил глаза, а по лицу Никона проскользнула тень улыбки - похоже, у них был единое мнение на счет Симана, и оно было не из лучших. - Не обращайте на него внимания, - бесстрастно продолжил вэр Никон. - Мастер Симан? Расскажите, что вам известно.
   Симан еще мгновение подозрительно поглядел на Мику, после чего нехотя перевел взгляд на Никона. - Да... Я был на месте происшествия. И... как и в прошлый раз, присутствия духов обнаружено не было.
   - Но как это возможно? - спросила Клементина. Она не была одаренной и, возможно, не так хорошо разбиралась в волшебстве, но все же... У них было больше двадцати человек, мертвых по вине духовной болезни. И после этого вэр Симан утверждал, что духов обнаружено не было? Это была какая-то бессмыслица. - Перепроверьте еще раз. Наверное, вы ошиблись.
   Симан раздраженно посмотрел на нее. - Я никогда не ошибаюсь, женщина.
   Глаза Клементины сузились - ее гордость вновь давала о себе знать, и она с трудом сдерживалась, чтобы не сказать ему в ответ что-то резкое. Не ошибается? Как бы ни так! Так и хотелось сказать, что первой его ошибкой был тот окорок, который он съел этим утром - учитывая количество жира на теле мастера, он явно был лишним. И не он один. Но Клементина все же сдержалась - у ее рода и так хватало врагов. Еще один был ни к чему. - Я не хотела оскорбить вас, вэр, - пересиливая свою гордость, выговорила она. - Но вы не можете не признать, что это звучит неубедительно.
   - Плевать, как это звучит... - вновь раздраженно начал Симан, но в этот раз его прервал холодный голос Никона.
   - Мастер Симан, - от строгого взгляда мастера Никона даже Симан заткнулся. Все же с бывшим мастером-воителем, тем более, настолько знаменитым, как Пятирукий Никон, не ему было тягаться. - Продолжим.
   - Хорошо, - Симан, с трудом выдохнув, кивнул, вопреки явному желанию доказать этой женщине всю ошибочность ее слов.
   - Значит ли это, что нападавшие были людьми?
   - Да, вэр, - вновь кивнул Симан. - Однозначно.
   И это было крайне необычно. С самого Бедствия еще не было известно ни одного такого случая, чтобы дух, в какой бы то ни было форме - вселившись в человека, в камень или дерево, смог пройти мимо защиты валькара необнаруженным. И то, что до сих пор совершенная защита начала давать сбои, мягко говоря, настораживало. А с учетом того, что духам это удалось сделать с помощью других людей, возможно даже добровольной, их положение становилось откровенно плохим.
   - Можно мне начать, вэр? - спросил Бартоза, и все тут же посмотрели на плечистого начальника стражи.
   - Да, - Никон кивнул ему, - конечно.
   - В таком случае... - Бартоза кашлянул, прочищая горло, - нам известно следующее... В первый раз напали на кузницу, которая принадлежит роду Коль и уважаемому вэру Аленкошу, - он кивнул низкорослому старику, и тот улыбнулся ему в ответ, - а во второй раз - на столярную мастерскую, которая принадлежит роду Трисса и уважаемой вэрриссе Клементине, - теперь его кивок уже предназначался прекрасной женщине, в ответ от которой он получил лишь задумчивый взгляд. - Сходств между двумя случаями множество. И в первый, и во второй раз работники были застигнуты врасплох, попытались оказать сопротивление, но, похоже, без особого успеха. Можно предположить, что нападавших было достаточно много для того, чтобы быстро обездвижить работников. После чего нападавшие каким-то образом, обходя все установленные защиты, заразили работников духами.
   - Как такое возможно? - спросила Клементина, все еще не в силах уложить такое в голове. - Мастер Симан говорил, что духи не сами попали в поселение, но... - она покачала головой. - Я охотнее поверю в ошибку достопочтенного мастера, чем в то, о чем говорит вэр Бартоза.
   Симан тут же оскалился. - Я же говорил тебе, глупая...
   - Симан! - строго прервал его Никон, и от стали в его голосе мастер-оградитель вздрогнул. - Тихо. Бартоза, - он кивнул начальнику стражи, - продолжай.
   - Да, - тот, кивнув в ответ, посмотрел на Клементину. - Мы не узнаем, как они это делают, пока мы не найдем свидетелей. Все зараженные духами работники, несмотря на старания целителей, в итоги погибали. От этой болезни невозможно исцелиться. Об этом, наверное, говорят и настенные надписи, обнаруженные в обоих мастерских.
   - "Почувствуйте бессилие", - прошептал Мика, вспоминая кровавую надпись на стене. Он не сразу заметил, что взгляды всех окружающих устремились на него.
   - Да, - Бартоза кивнул, наблюдая за ним. - Я тебя вспомнил. Ты - сын прошлого начальника стражи, Васса...
   Теперь Клементина взглянула на молодого человека по-другому. Она хорошо помнила Васса - он был отличным стражем, и теперь, когда Бартоза вслух сказал об этом, она не понимала, как сама не заметила сходства между отцом и сыном.
   Тем временем Мика согласно кивнул ему. - Я тоже вас помню. Вы не раз работали вместе с отцом... - только вот, как зовут плечистого мужика Мика, как не удивительно, вспомнить не смог.
   Видимо, угадав по его напряженному лицу, о чем он думает, начальник стражи добродушно усмехнулся и протянул ему руку. - Меня зовут Бартоза, парень.
   - Мика, - он кивнул и с улыбкой пожал протянутую руку.
   - Откуда ты знаешь это? - спросил Бартоза. - Про надпись на стене...
   - Я был в кузнице вместе с дедом, - Мика пожал плечами, - пытался исцелить работников, - он не стал говорить, что же из этого вышло - по молчанию, возникшему в комнате, всем и так было понятно.
   - Да... - Бартоза прервал молчание. - На надписи, обнаруженной в столярной мастерской, говорится, что "это только начало", - когда, после его слов, все в помещении напряженно переглянулись, Бартоза согласно кивнул. - Да, похоже, стоит ожидать новых убийств. Также стоит отметить, что на обоих надписях явное обращение к одаренным.
   - Но при чем тут одаренные? - чуть нетерпеливо спросила Клементина. - Погибли простые работники. Если бы те, кто это совершил, хотели выступить против одаренных, то они могли бы и напасть на них. Зачем было нападать на простолюдинов?
   Ненадолго повисло молчание, которое прервал сам мастер Никон.
   - Вэр Аленкош? - Никон обратился к старику. - Сегодня вы непривычно тихи. Скажите, что вы думаете.
   Аленкош улыбнулся. - Чего стоят мысли безумца, мастер Никон?
   В этот раз Клементина все же не выдержала и усмехнулась. - Вы безумны? Не придумывайте.
   Их взгляды пересеклись, и, под насмешливым взглядом его поросячьих глазок, Клементина внезапно вспомнила, что вести себя на людях так раскованно не пристало. От стыда захотелось закрыть лицо руками, но она не собиралась доставлять старику такого удовольствия. Через мгновение ее лицо уже вновь стало отстраненным, но все же, как она ни пыталась, раздражение скрыть полностью не удавалось, и глубоко в ее глазах все еще плясали огоньки.
   А вэр Аленкош, с улыбкой наблюдая за переживаниями Клементины, вновь заговорил: - Вспомните, когда последний раз кто-то погибал в стенах поселения.
   На мгновение воцарилось молчание, и в итоге общую мысль озвучил Бартоза. - Давно.
   - Очень давно, - Аленкош кивнул. - Такое редко случалось даже в худшие годы Бедствия. А уж теперь, в мирное время... - цокнув языком, он разочарованно покачал головой. - Если убийства продолжаться и об этом пойдут сплетни... А они непременно пойдут! На свете есть люди, знаете ли, которые любят говорить даже куда больше меня...
   - Трудно поверить... - прошептала Клементина, чем заслужила мимолетный предостерегающий взгляд мастера Никона.
   - Вэр Аленкош, - спокойно сказал он. - Переходите к сути.
   Низкорослый старик кивнул и поправил свою шляпу-колпак. - Убийцы понимают, что не смогут сами убить всех одаренных. Поэтому они и не пытаются...
   - И что вместо этого? - недоверчиво перебила его Клементина. - Они просто убивают простолюдинов?
   Аленкош пожал плечами. - Да. Но не ради самих убийств, а для того, чтобы посеять беспокойство. Люди заговорят, и они поймут, что они больше не в безопасности. Более того - они придут к выводу, что одаренные больше не могут им обеспечить эту безопасность.
   Клементина хотела было вновь оспорить Аленкоша, но с удивлением поняла, что согласна с ним. Несмотря на все ее нежелание это делать, нельзя было не признать, что в этом был определенный смысл. А учитывая, какие настроения сейчас преобладают в народе... Люди с радостью обвинят во всем случившемся одаренных.
   - А народ, который не чувствует себя в безопасности, - Аленкош вновь пожал плечами, - способен на многое.
   Мастер Никон хмуро посмотрел на него. - На что?
   - Если бы я знал все, вэр Никон, - Аленкош с усталой улыбкой покачал головой, - я бы и вправду был безумен...
   - В таком случае, - строго продолжил мастер, - нужно найти убийц до того, как мы это узнаем. Это все, Бартоза?
   - Нет, вэр, - страж покачал головой. - Кроме того, в мастерских были далеко не все работники, которые должны были там быть. Например, прошлой ночью в кузнице должен был работать бэр Ежи, но его тела там обнаружено не было. И с той ночи его так и не нашли. И это - не единственный случай.
   - Людей похищают? - спросила Клементина с тревогой в глазах. Убийства ее людей и так были плохими новостями, но похищения...
   - Похоже на то, - Бартоза кивнул ей. - И последнее, что мне удалось узнать. В ходе расследования мы обнаружили, что заказчиком работ в обоих мастерских было одно и то же лицо - некий Гавел К Хай, состоятельный перекупщик.
   - И где же он? - Никон терпеливо посмотрел на него, будто спрашивая, почему этот Гавел сейчас не стоял перед ними.
   - К сожалению, этим утром он был найден мертвым в своем доме.
   Повисло молчание, в котором отчетливо слышалась невысказанная мысль - тот, кто задумал эти убийства, знал, как замести за собой следы.
   - Эм... - несколько смущенно протянул Мика, и взгляды всех окружающих скрестились на нем. - Как он умер?
   - Что? - переспросил сотник, незаметно обмениваясь взглядами с Никоном. И только когда мастер также неприметно кивнул ему, он продолжил объяснять. - Он был стар, и, похоже на то, что его смерть наступила по естественным причинам.
   - Каким? - настойчиво повторил Мика. Он сам не знал, почему лезет в эти дебри, но, казалось, что смерть этого перекупщика может иметь какое-то значение.
   - Остановка сердца.
  

*_*

   Когда Мика подходил к двери, ведущей в их комнаты, было уже поздно. Поэтому он немало удивился, когда эта дверь внезапно стала открываться прямо перед ним. А через мгновение он оказался лицом к лицу с Маргрет.
   Темнокожая и седовласая старуха строго посмотрела на него и, пока он стоял с открытым от удивления ртом, она, даже не поздоровавшись, гордо прошла мимо. Мике оставалось лишь с удивлением глядеть ей вслед. Видимо, в глазах старухи он не был достоин человеческого отношения, которого, например, удостоилась его сестра.
   Хмуро буркнув себе под нос что-то про злых и вредных старух, Мика прошел в открытые двери и, минуя маленькую прохожую, оказался в гостиной. А тут на диване все еще сидела Анна, о чем-то глубоко задумавшись. Мама выглядела встревоженной, и Мика запоздало подумал о том, что это вполне могло быть и из-за его неожиданного побега.
   - Я вернулся, - глухо сказал он, отчего его мама еле заметно вздрогнула.
   Анна удивленно подняла взгляд на него. - Мика? Боже, я тебя совершенно не заметила...
   - Извини, - все также глухо сказал он. Мика не знал, за что извиняется - за то, что сейчас испугал маму, или за то, что заставил ее волноваться, когда на полдня пропал из дому. Наверное, стоило извиниться дважды...
   - Нет, - она покачала головой, проводя рукой по лицу. - Это не твоя вина. Мне нужно быть внимательней.
   Мика не нашел в себе сил уточнить, за что же извиняется, и просто кивнул головой. Порой все это давалось гораздо сложнее, чем могло показаться. Может, стоило пошутить? Шутки всегда помогали, когда он не мог подобрать нужных слов. Но, как назло, в голову ничего не шло. - Что она хотела? - спросил Мика чуть более грубо, чем собирался. - Эта Маргрет едва ли просто так в гости приходила.
   - Да, - Анна чуть рассеянно кивнула. - Говори потише, - отвлеченно добавила она, - твоя сестра спит.
   Мика кивнул ей, и, присаживаясь рядом с Анной на диван, настойчиво повторил: - Мам, что она хотела?
   Тяжело вздохнув, Анна подняла взгляд на сына и устало посмотрела на него. Все те кладки на лбу, которые обычно скрывала ее приветливая улыбка, сейчас проступили как никогда четко, вмиг состаривая маму на десятки лет. - Маргрет сказала, что твою сестру необходимо представить людям.
   Мика смотрел на нее, с сожалением отмечая то, какой уставшей она выглядела, и не мог найти в себе силы и дальше негодовать по поводу этой Маргрет. У мамы хватало забот и без его жалоб. - Значит, время подошло, да?
   - Да, - Анна кивнула, явно удивленная покладистостью сына.
   - И когда?
   - Завтра вечером, в Большом Зале.
   Мика устало кивнул. Он смутно помнил, как что-то похожее происходило и с Мирабелью, когда только узнали, что она была сола иссой. Вроде бы, само представление было достаточно простым - на сцене были семья молодой сола иссы, а также глава ее рода. Но вскоре она оставляла их стоять позади и вместе с другой, более опытной созидающей подходила ближе к людям, где старшая женщина и представляла ее всем собравшимся. Учитывая, что все это время на тебя смотрят тысячи глаз, Марианна едва ли будет в восторге от предстоящего. Но, к сожалению, выбора у нее не будет.
   Мика еще раз хмуро кивнул своим мыслям и, поднявшись с дивана, направился в свою комнату. Не было смысла долго думать о предстоящей церемонии - от этого его настроение лишь еще больше испортится.
   - Мика? - когда он обернулся, то обнаружил, что Анна с волнением смотрит на него. - Все хорошо?
   Он остановился и, чуть помедлив, кивнул ей. Мама устала, и едва ли ей стоило рассказывать сумасшедшие истории про синие амулеты и духовные болезни. - Да. Просто... - Мика неопределенно покачал головой, думая о том, говорить или нет, но все же решая промолчать, - я устал. До завтра.
   Анна так и продолжала с беспокойством смотреть ему вслед. - До завтра.
   Мика приоткрыл дверь в детскую и бесшумно проскользнул внутрь. Возможно, в другой раз он и расскажет ей об этом, но точно не сейчас. Незачем было ее беспокоить.
   Как мама и говорила, сестра уже спала в кровати напротив, поэтому дальше он двигался как можно тише, медленно и осторожно ступая на пол.
   - Мика? - из-под одеял раздался голос Мари. Черти. Видимо, он все же умудрился разбудить ее.
   - Разбудил, Мари? - буркнул он. Нужно было пробираться еще тише. - Извини.
   - Нет, - она сонно покачала головой, - я не могла заснуть.
   Да, на месте Мари он тоже не смог бы уснуть. День свершения души должен был быть самым важным днем за все ее двенадцать лет жизни. Он таким и оказался, просто не в том виде, в каком она ожидала.
   - Ты это из-за чего? - с притворным удивлением спросил Мика. В ответ сестра сердито посмотрела на него. Мол, не придуривайся. После чего тут же отвернулась, зарывшись в одеяло.
   - Брось, - он подошел к ее кровати и присел сбоку. - Ну, брось, - услышав из-под одеяла всхлипы, он нежно приобнял ее вместе со всеми пеленками. - Мари, покажись. Иначе я вот так вот прям схвачусь за это одеяло, - он для уверенности дернул за край одеяла, - и вместе с ним вышвырну тебя окно!
   - Нет! - удивленно воскликнула девочка, быстро забывая про слезы.
   - На улицу, к злым духам! - заговорщицким голосом продолжал рассказывать парень.
   - Не надо, - Мари все же показала свое личико из-под одеяла, а Мика, воспользовавшись этим, потянул за край одеяла, уволакивая следом и цепляющуюся за него девочку.
   - И там тебя съедят! - притворно зловещим голосом продолжал он.
   - Ну, Мика! - у нее на лице появилась тень улыбки. - Прекрати...
   Мика внимательно посмотрел на нее, в очередной раз отмечая все еще мокрые дорожки слез на ее лице. После чего он не выдержал и крепко обнял ее. - Все будет хорошо, Мари, - шепнул он. - Что бы ни случилось, все будет хорошо.
   Девочка некоторое время помедлила, но все же заговорила: - Я не хочу быть сола иссой. Не хочу ехать в Столицу. Не хочу, - продолжала она, крепко обнимая его в ответ, - всего этого. Ты ведь тоже не хочешь? Правда?
   - Немного, - буркнул он прямо в ее шею, отчего сестра засмеялась и оттолкнула его прочь. Правда, ненадолго, тут же вновь доверительно опираясь об него, будто на большую мягкую подушку.
   - Можно, я не буду созидающей? - тихо спросила она.
   - Очень не хочешь?
   - Очень.
   - Тогда можно, - совершенно не задумываясь, соврал он успокаивающим голосом.
   Возникшее ненадолго молчание вновь прервала Мари.
   - Врешь, - буркнула она.
   - Вру, - с легкой улыбкой согласился он. Это уже было неважно. Мика чувствовал, как напряженная до того Мари, наконец, расслабилась. Возможно, теперь она, наконец, сможет уснуть. И там, во сне, она будет, кем только захочет. Хотя бы до следующего утра.
   - Мика, ты всегда будешь со мной? - прозвучал сонный вопрос Мари.
   Невинный вопрос маленькой девочки тяжелым грузом лег на совесть парня. Вновь вспомнилась мысль, которая пришла к нему во время беседы с мастером Никоном про то, что ему придется выбрать - либо шагнуть вперед, либо остаться позади. И, похоже, ему нужно было решить уже сейчас.
   Мика знал, что ответить на этот вопрос будет для него гораздо тяжелее, чем должно было быть. Что можно было бы просто легкомысленно сказать да. Но... Будет ли он с сестрой всегда? Обещает ли он отправиться с ней в Столицу, забыв о том, чего хочет сам? Сейчас, сидя на кровати и обнимая Мари, Мика понял, что он не сможет сказать ничего, кроме правды. У него просто не хватит сил на что-то иное, кроме честного ответа. Что он должен дать обещание. Простое и честное обещание, которое нарушить не сможет.
   - Всегда, - в ночной тишине прозвучал его ответ, и Мика почувствовал, как внутри него все больно сжалось. Мечты не хотели уходить безболезненно.

*_*

  
   - Я хорошо помню Васса из рода Вадина. Он занял пост начальника стражи примерно в то же время, когда я стала главой рода Трисса. Это было лет восемь-девять лет назад, немногим после прихода к власти вэра Никона.
   - ...
   - Кое-кто говорил, что единственная причина, по которой он получил этот пост - это то, что его сын дружил с дочерью мастера-владетеля. Но я никогда не верила в это - злые языки всегда найдутся. Да, может, их дети действительно дружили друг с другом, но это совершенно не умоляло качеств самого Васса. А его было за что уважать, даже несмотря на то, что он был простолюдином.
   - ...
   - Каких качеств? Скажу вам так - редко встречаешь человека, который ставит служебный долг и впереди нужд своего клана, и впереди своих собственных интересов. И, с удивлением обнаруживаешь, что такому человеку можешь с легкостью довериться. А для меня и тогда, и сейчас доверие было и остается роскошью.

Клементина из рода Трисса

6 глава.

Люди умирали от голода, отчаяния и безысходности. Их дом стал для них тюрьмой. То место, что раньше приносило утешение, теперь несло лишь страх и боль. Это было темное время, которому не было видно конца.

Все изменилось, когда молодая девушка по имени Исса добровольно пролила собственную кровь. Ее кровь смешалась с краской, при помощи которой была написана картина. И в тот миг, когда полотно было закончено, Исса умерла, но ее жертва оживила рисунок. Кровь открыла Путь к тому месту, что было изображено на полотне. Туда, где можно было пахать и сеять, выращивать пшеницу, молоть муку и печь хлеб.

   Старуха с косой опять осталась ни с чем, но хватку вокруг Столицы так и не разжала. По сей день на полях вокруг города витают несметные полчища духов, не позволяя горожанам даже выйти за городские ворота. Но теперь это не имеет значения - открыто множество Путей, по ту сторону которых даже основаны новые поселения.

С тех самых пор людей, способных силой собственной жизни изменять реальность, называют сола исса. Сола - в честь солнечного света, надежды на счастье и на жизнь. И исса - в честь девушки, которая пожертвовала собственной жизнью, но спасла многие тысячи других.

Следующий день. Месяц первых холодов, день 1.

   Следующее утро прошло спокойно. Все они немного успокоились и приняли то, что случившегося обратно не воротишь. Мама, как всегда, ранним утром направилась в Зал Покоя, где работала заведующей. Дед же, не сказав никому ни слова, тоже быстро ушел по своим делам. Мика знал, что в поселении сейчас наблюдалась вспышка какой-то болезни, и дел у целителей было невпроворот, но, тем не менее, обида на деда все еще оставалась. Сам Мика большую часть утра провел с сестрой, но все это время некая мысль на самой грани сознания все не давала ему покоя. Казалось, было что-то, что после вчерашнего собрания он был обязан вспомнить. Но он не мог. Как он ни пытался, мысль все продолжала убегать от него. Это неимоверно раздражало, поэтому, смирившись с тем, что вспомнить так и не удастся, он отвел сестру к Иветте, а сам тоже направился в Зал Покоя. Мика долго откладывал этот визит, но сейчас тянуть дальше было уже просто некуда.
   Анна, как и подобает заведующей, быстро провела сына к нужной ему картине и, улыбнувшись ему на прощание, оставила его одного. А он сам чуть неловко замер перед портретом своего бывшего напарника - Угрюма из рода Трисса.
   Сам Угрюм на картине выглядел точно так же, как и в жизни - простые, крестьянские черты лица все еще отдаленно напоминали Мике о медведе, а хмуро сдвинутые брови бросали тень на его глаза, отчего взгляд здоровяка становился каким-то недобрым. Одетый во все тот же хорошо знакомый Мике охотничий жилет, Угрюм на картине был изображен стоящим на фоне книжного шкафа. Мика надеялся, что этот шкаф был не обычной декорацией, и здоровяк действительно мог почитать эти книги. Это было бы неплохим посмертием для любого, кто любил читать также сильно, как Угрюм.
   Мика стоял в нескольких шагах от картины, а взгляд его бывшего напарника замер на нем, совершенно не моргая, отчего становилось несколько не по себе.
   - Я смотрю, - глухо начал он, выдавливая из себя слабую улыбку, - ты такой же молчаливый, как и раньше?
   Если Угрюм и понял шутку, то, как обычно, совершенно не подал виду, и все, что оставалось сделать Мике - это устало вздохнуть. Эта встреча давалась ему тяжелее, чем он представлял себе.
   - Я пришел, чтобы проведать тебя. Узнать, как ты устроился, - Мика пожал плечами, не зная, что еще сказать изображению мертвого человека, пусть и вмещающему его душу. - После всех этих убийств... - он покачал головой, вновь невольно вспоминая вчерашний разговор в личных комнатах вэра Никона. - Люди продолжают умирать, Угрюм. От той самой болезни, из-за которой погиб и ты. Пока это еще держат в тайне от народа, но, похоже, долго это не продлиться.
   Тут, вместо того, чтобы продолжать думать о странных смертях, Мика вспомнил последние слова Угрюма. - Хотел бы я знать, - его рука нырнула за пазуху и нащупала там синий камень, - зачем ты дал мне амулет Мирабель. И откуда ты вообще взял его...
   Может ли быть связь между этими убийствами, происходящими сейчас, и девушкой, погибшей год назад? У Мики было неясное подозрение, что все это может быть как-то связано, но как именно он не знал. Мике оставалось только грустно посмотреть на Угрюма - тот единственный человек, который мог ему что-то объяснить, был мертв и не мог сказать ни слова.
   - Ладно, - он покачал головой, пытаясь отогнать это себя эти мысли. Сейчас было не время. - Ладно... Кстати, я прочитал твою записную книжку, от и до, - Мика улыбнулся ему, но здоровяк по прежнему смотрел на него без какого-либо выражения. Это начинало тревожить Мику, но он все же продолжил говорить. Если уж он пришел сюда, то не уйдет, пока не скажет все, что хотел сказать. - Мне кажется, ты был на верном пути. Я даже стал дополнять твои записи. Посмотрим, что из этого выйдет. И не бойся, - Мика вновь усмехнулся, - это не ради того, чтобы не чинить твой пол.
   Даже после этой знакомой им обоим шутки лицо Угрюма не шелохнулось, а его затененные глаза все также цепко наблюдали за гостем. Мике не оставалось ничего иного, как коротко кивнуть ему и, отведя взгляд в сторону, прошептать: - Я уже привел твой пол в порядок. Не знаю, зачем я это делал, но... - Мика покачал головой. - Сделал и все, да? - он посмотрел на Угрюма в надежде, что тот хотя бы кивнет ему, но все, что ждало его на картине - это все тот же чуждый Угрюму колючий взгляд. - Да... - протянул Мика, в очередной раз кивая собственным мыслям. Похоже, после смерти его друг сумел стать еще более молчаливым, чем был при жизни. - Какая неожиданность...
   Шагнув прочь от портрета его друга, Мика с некоторый удивлением зацепился взглядом за картину, висящую рядом с портретом Угрюма. На ней была изображена полная женщина в блекло желтом сарафане и белой сорочке под ним. Ей было около пятидесяти, но из-за седины в карих волосах, убранных в простой конский хвост, глубоких складок на лбу и усталого выражения лица ей, казалось, можно было дать и на десять лет больше. Тяжелый труд вкупе с переживаниями состарили ее гораздо быстрее, чем других.
   Это была мать Угрюма, та самая женщина, которая недавно погибла по вине целителей. Отстраненным взглядом изучая ее усталое лицо, Мика в очередной раз задумался над тем, была ли у целителей возможность спасти ее. И он быстро пришел к мысли, что ее не могло не быть - обязательно можно было сделать хоть что-то.
   Взгляд женщины упал на него, и Мика отвернулся прочь, испытывая не до конца понятное даже ему самому чувство вины за ее смерть. Он понимал, что, по сути, был ни при чем - ее лечили совсем другие люди. Это они были виноваты в смерти ни в чем не повинной женщины. Но все же...
   Мика плохо помнил слова Угрюма о том, как именно умерла его мать, но он знал, что от кловьей патоки быстро не умирают. Сколько она болела ею? Две, три недели? И все это время никто и пальцем не пошевелил? От одной мысли об этом становилось тошно. Мика в очередной раз хмуро покачал головой, и уже было шагнул прочь от портрета, когда его мысли внезапно замерли.
   Чувство того, что он упускает что-то важное, было таким сильным, как никогда прежде. Та мысль, за которой он охотился с самого утра, находилась на расстоянии вытянутой руки от него. Нужно было только немного напрячь мышцы, протянуть руку и схватить ее. Он даже замер, боясь ее спугнуть. Но, когда она была уже почти в его ладони, то в очередной раз легко проскользнула меж пальцев и умчалась прочь. Оставалось только тихо выругаться - чтобы понять, что же ему не давало покоя, нужно было вспомнить что-то важное, и он никак не мог этого сделать.
   Но все же ругательств из его рта так и не донеслось. Неожиданно для самого себя Мика понял, что мысль, хоть и упорхнула, оставила за собой кое что ценное - это был простой вопрос, который, на первый взгляд, казался простым любопытством. Этот вопрос не появился из ниоткуда, и его причина была прямо рядом с ним. Мика невольно еще раз посмотрел на портрет матери Угрюма, и в этот раз его взгляд и взгляд уставшей женщины встретились. К удивлению парня, мать его друга тепло смотрела на него, со спокойной понимающей улыбкой на лице. И, несмотря на такое кардинальное отличие от Угрюма и во внешности, и в поведении, ее спокойствие делало ее как никогда похожей на своего сына.
   Причина вопроса была в этой женщине, а точнее - в ее смерти. Мика хотел узнать, как именно умирают от патоки.
  

*_*

  
   Мика стоял на тесной улочке у входа в дом учителя Мари. Несмотря на то, что солнце было прямо над его головой, в этом переулке было достаточно темно - высоко над ними улицу пересекал мост, отбрасывая широкую тень прямо на них.
   - Спасибо тебе, Иветта, - он слегка наклонил голову перед пышной женщиной.
   Та, зардевшись, махнула на него рукой. - Ну что вы, вэр. А как иначе? Сколько я знаю малышку Мари, она всегда была милейшей девочкой. И сола исса она или нет, этого не меняет.
   Мика лишь еще раз благодарно кивнул. Если бы все думали так же, как Иветта, все было бы гораздо проще. Люди на улицах, уже сейчас, видимо услышав какие-то сплетни, то и дело оборачивались и указывали на них пальцами, когда они шли мимо. Что будет после сегодняшней церемонии представления, сложно было представить.
   - Мари! - он еще раз окликнул свою сестру, заглядывая глубже в дом. - Ты там долго еще?
   Прошло несколько мгновений, и из дома вышла недовольная Марианна. Помахав на прощание своему другу Анжу и Иветте, она ухватила брата за руку.
   - Я хотела еще погулять!
   Мика закатил глаза. - Ты всегда хочешь еще погулять.
   Они шли по узким улицам Свирепого, то и дело проходя под нависающими над ними мостами. Прохожих попадалось немного, но те, кто попадались, неизменно глазели на них. Все это выводило его из себя.
   - Мика! - раздался оклик позади них. - Эй, подожди!
   Обернувшись, Мика увидел тех девушек, с которыми познакомился вчера. Кажется, светловолосую худенькую девушку, которая постоянно кашляла, звали Софией? А ее полную подругу с достаточно короткими коричневыми волосами - Жури? Они спешили к ним, при этом София тянула за руку явно сопротивляющуюся Жури, что Мику почему-то совершенно не удивляло. Если имена он и помнил плохо, это не значило, что он забывал самого человека - в его памяти крепко укоренилось немного недовольное лицо полненькой девушки. И вновь увидеть на ее лице нежелание говорить с ним не было для Мики неожиданностью. Остановившись подле них и отдышавшись, София широко улыбнулась.
   - Привет.
   - Привет... - куда сдержаннее протянул Мика. Слова Свэна о Софии все не выходили у него из головы, но он, тем не менее, внимательно присмотрелся к по-прежнему болезненно выглядевшей девушке. - Как твой кашель?
   София отмахнулась от него рукой. - Уже лучше. Не будем об этом. Лучше скажи, хорошо ли все с тобой? - любопытно спросила она. - Ты тогда остался с мастером Никоном, и мы подумали...
   Мика покачал головой. - Все в порядке. Я знаю мастера уже давно.
   София удивленно посмотрела на него, явно не ожидая такого ответа. - Правда?
   Но до того, как Мика успел что-то сказать, его непоседливая сестра уже заговорила. - Правда! - довольно улыбнувшись, протараторила она. - Раньше мы часто ходили к нему в гости.
   - Да? - София наклонилась поближе к Мари, тепло улыбаясь. - А кто эта маленькая принцесса?
   Марианна просто просияла в ответ. - Мари! - она важно протянула свою маленькую ручку Софии.
   - Приятно познакомиться, принцесса, - София легонько пожала ее ручку. - А меня зовут София. Жуни? - она обратилась к своей подруге, которая до этого молча стояла рядом с ними. А Мика, чуть скривившись, понял, что ее звали совсем не Жури. Хотя, в этот раз он был близок к истине...
   Жуни с явной неохотой посмотрела на них, но встретившись взглядом с искрящимися радостью широко открытыми глазами Мари, не выдержала и все же протянула ей свою ладонь. - Привет, меня зовут Жуни.
   Мари с той же детской радостью пожала и ее руку. - Вы друзья моего брата?
   Пока Мари отвлеклась на Жуни, София шагнула в сторону и встала рядом с Микой.
   - Помню, - сказала она с легкой улыбкой на лице, - мне очень нравилось, когда отец в детстве называл меня принцессой.
   - Поверь мне, - Мика усмехнулся, - моя сестренка просто без ума от того, что ее назвали принцессой.
   Они дружно посмотрели на Марианну, которая все еще что-то увлеченно рассказывала покладисто слушающей ее Жуни. Лицо девочки так и лучилось от радости. Это было хорошо - последний день был тяжелым, и немного счастья ей не помешает.
   Как только его мысли коснулись нового положения его сестры, Мика со вновь возникшим подозрением посмотрел на Софию. - Ты же знаешь, кто она верно? - спросил Мика, внимательно наблюдая за ней. Та лишь молча кивнула в ответ, продолжая с улыбкой смотреть на его сестру.
   - Твоей сестре, наверное, очень тяжело...
   - Если ты, - Мика решительно оборвал ее, - делаешь это в поисках выгоды, то лучше прекрати.
   Ответом ему было сперва недоуменное, но все стремительнее багровеющее от обиды лицо Софии.
   - Ты думаешь... - она запнулась, недоуменно качая головой, - ты думаешь, что я бы могла...
   Он хмуро посмотрел на нее. - Меня бы это совершенно не удивило.
   - Дурак! - чего Мика меньше всего ожидал от Софии, так это пощечины, от которой его голова дернулась в сторону. Когда он вновь повернулся, потирая щеку, София уже, схватив Жуни за руку, убегала прочь по улице. Все, что оставалось делать Мике - это стоять и остолбенело глядеть ей вслед. Заторможено пришла мысль, что, похоже, с его стороны вышла небольшая ошибка.
   - Что ты сделал, Мика? - с детской прямотой спросила его сестра, неодобрительно качая головой.
   Мика посмотрел на свою сестру, потом перевел взгляд на стремительно удаляющихся по улице девушек. Все, что оставалось сделать, это провести рукой по лицу и со вздохом еще раз признать, что, похоже, он действительно ошибся.
   - Женщины... - хмуро буркнул он.
  

*_*

  
   К счастью, когда они вернулись домой, впечатления от прогулки немного улеглись. Сестра уже почти перестала дуться на него за то, что он прогнал ее новых подруг, и теперь лежала на полу гостиной и рисовала мелками на бумаге различные рисунки. Рисование было любимым занятием Мари - все стены в гостиной были буквально увешаны ее рисунками. Пусть местами по-детски небрежные, но в ее рисунках хотя бы всегда можно было узнать то, что она пыталась изобразить. Чего нельзя было сказать о Мике - у него рисовать получалось из рук вон плохо.
   - Черти, - буркнул парень, видя, что нарисованный им человечек такового напоминает лишь отдаленно.
   - Это медведь? - невинно спросила сестра, на что Мика хмуро глянул на нее в ответ.
   - Нет. Это ты, - с легкостью соврал он. - Не похоже?
   Марианна показала ему язык. - Не похоже. Я красивая. И не горбатая, - а то, что вышло из-под мелка Мики, было весьма и весьма горбатым. И явно не очень красивым.
   - Это только пока, дорогая сестра. В детстве все мы красивые... - довольно выдал Мика, за что тут же получил от Мари пинок в бок.
   Немного подурачившись, его сестра вернулась к рисованию, а Мика, бросив это безнадежное для него занятие, решил просто полежать, изредка поглядывая на Мари. Ей всегда нравилось рисовать, - подумал он. Но был ли в этом какой-то зловещий знак? Должно ли было это насторожить его? Нет. Рисовать различные каракули нравилось многим детям. Но не каждого из них в совершеннолетие признавали сола иссой. Не каждый мог наполнять рисунки силой, вдыхать в них жизнь.
   Созидающим не нужны были знаки для того, чтобы управлять силой. Их сила находила воплощение через различные внешние проявления, одним из которых было рисование. И силы сола исса были огромны! Мастера, используя упорядоченную и логичную систему знаков, не могли и мечтать повторить то, что делали сола исса. Достижения созидающих иначе, как чудесами, было не назвать. Пути, которые могли вести куда угодно, картины, в которые после смерти могли вселяться души людей... При этом их сила будто бы обладала собственным разумом, собственной волей, далеко превосходящей волю самих созидающих. Она сама подсказывала, как ее использовать.
   Как помнил Мика, именно так и было с Мирабель. Казалось, эта сила заставляла ее делать то, чего она сама не понимала. Будто играла с ней, как с куклой. Поэтому Мика с заметным напряжением следил за тем, как мелок в руке Мари скользит над бумагой, оставляя за собой цветные полосы. Будто бы ждал, что рисунок прямо на его глазах оживет и набросится на них. Но, поймав себя на этой мысли, Мика через силу выдохнул и отвернулся прочь. Да брось, - он устало провел рукой по волосам. Все это нелепо.
   Тут во входную дверь кто-то забарабанил, и Мика, нехотя встав с пола, пошел к двери.
   - Кто там? - спросила у него Мари, так и продолжая рисовать.
   Мика пожал плечами. - Без понятия.
   - Только возвращайся быстрее, - серьезно пробубнила она. - Тебе еще надо нарисовать мне оленя. Как ты обещал.
   - Хорошо, хорошо, - с улыбкой ответил Мика. Хотя после его предыдущего рисунка пытаться нарисовать оленя, как казалось ему, было делом заранее обреченным на провал.
   Мика миновал небольшую прохожую и открыл дверь, тут же оказавшись лицом к лицу с Емоем, за спиной которого виднелся Старшой. Оба охотника выглядели усталыми, но Мика не был этому удивлен - после событий в старом городе эта усталость не покидала черты ни одного из тех, кто был там. Лицо Емоя казалось куда более худым, чем обычно, а под его глазами залегли синие мешки от недосыпа. Но, если, глядя на Емоя, это бросалось в глаза не так сильно, то, глядя на Старшого, впечатление было в десяток раз сильнее. Небритое, хмурое лицо старого охотника за те дни, что они не виделись, осунулось и побледнело, отчего казалось, что вскоре оно будет таким же белым, как и его седые волосы. А его волосы, некогда короткие, за последнее время отросли еще больше, и теперь седые нечесаные космы почти достигали плеч, добавляя в его неряшливый вид еще больше беспорядка. Если бы не строгое выражение его лица и собранный, осмысленный взгляд, его можно было бы легко счесть за какого-нибудь попрошайку. Старшой переживал явно не лучшие времена.
   - Не устал сидеть в своем высоком тереме, вэр? - с иронией спросил Емой.
   - Угомонись, - Старшой тут же осадил напарника и тепло, хоть и устало посмотрел на Мику. - Привет.
   Мика кивнул им в знак приветствия. - Привет. Выглядишь не очень, - не удержавшись, тут же сказал он старому охотнику.
   - Я не пил уже два дня, - хмуро ответил Старшой, на что Емой, стоящий подле него, лишь усмехнулся. - Не будем об этом, - он покачал головой. - Лучше скажи, как у тебя дела. Я слышал про твою сестру...
   Настроение Мики тут же упало, но он выдавил из себя слабую улыбку и неоднозначно повел плечами. - Хорошо. Все хорошо. Что-то случилось? Не то, чтобы я не рад вас видеть, но...
   - Хоть в чем-то, но я с тобой согласен, - сказал Емой. - Когда старик вломился ко мне в дом, - он указал на Старшого, который в ответ нахмурился, - я тоже совсем не обрадовался.
   - Ты сам вызвался, - серьезно ответил он. - Никто тебя не заставлял.
   - Так-то нет, но...
   - Тогда и говорить об этом больше не будем... - с напором сказал Старшой. Он раздраженно сморщил лоб и перевел взгляд на Мику. - Завтра с утра из Свирепого выходит отряд. Направляется в Мудрое. Сам я не могу пойти, поэтому им понадобиться еще один проводник. Пойдешь?
   - Ого, - немного ошарашено пробубнил Мика, - Аж до Мудрого?
   В ответ Старшой кивнул. - Да, если согласишься, пойдете вместе с Емоем.
   Мика нахмурился. Дело было, без сомнения, интересным, но со всем тем, что происходило за последнее время... Он не знал, может ли позволить себе это. - Не знаю, - буркнул он, уставившись в пол. - Надо подумать.
   - Что тут думать то? - начал было Емой, явно намереваясь сказать еще что-то нелицеприятное, но Старшой пресек его толчком бок.
   - Мика, - начал тот. - Я понимаю, что это внезапно, но мне действительно нужна твоя помощь. Спросить больше просто некого. Как, - он несколько натянуто улыбнулся, - выручишь старика?
   По усталому лицу Старшого было видно, что просить он не любил. И без причины делать этого не станет. В то же время сам он был человеком, на которого всегда можно было положиться. Который готов был помочь при первой просьбе. Мика не забывал о том, что именно он после гибели Угрюма взял его в свою тройку. И теперь, когда Старшой просил об услуге, а Мика мог помочь ему, совесть не позволяла ему отказать.
   Мика еще раз перевел взгляд с одного гостя на другого. - К чему такая спешка?
   Старшой лишь устало покачал головой. - Последние дни черти что творится. Аккой куда-то запропастился, и теперь за весь лагерь отвечаю я...
   - Аккой пропал? - удивленно переспросил Мика.
   - Да, - кивнул Емой, совершенно без какого либо сожаления. - Уже второй день как.
   Мика хмуро посмотрел на него. - Он же твой брат.
   В ответ Емой пожал плечами. - К черту такого брата... - от продолжения его остановила только рука Старшого, предостерегающе сжавшая его плечо.
   Старшой успокаивающе покачал головой. - Не надо, Емой. Не стоит оно того.
   Емой, помедлив немного, все же сумел взять себя в руки и кивнул.
   Мика тем временем перевел взгляд обратно на старого охотника. - Там расстояние приличное... - пробубнил он, уже зная, что согласится.
   Старшой кивнул. - Дней пять ходьбы.
   - Ладно, - прошептал Мика. - Ладно. Можете на меня рассчитывать.
   Старшой облегченно кивнул, пожимая ему руку. - Спасибо, Мика. Буду тебе должен. А теперь собирайся.
   Мика удивленно посмотрел на него. - Куда?
   - Ко мне, - терпеливо ответил он. - У меня есть карта. Выход уже завтра, а мне еще нужно показать тебе дорогу. Какой толк в проводнике, который не знает, как добраться до Мудрого, верно?
   В этом был определенный смысл. Но просто так уйти он не мог. Поэтому Мика попросил охотников подождать и вернулся обратно в гостиную, где, все также лежа на полу, продолжала рисовать его сестра.
   - Мари? - обратился к ней Мика, но девочка лишь чуть повела головой, выводя очередную цветную линию. Парень вздохнул, обоснованно полагая, что ему предстоит непростой разговор. - Мари, мне нужно будет снова уйти.
   Девочка даже не оторвалась от рисунка. - Надолго? - отвлеченно спросила она. Видимо, она подумала, что речь идет о том, что ему нужно уйти на час или два.
   Наступал момент истины. - На несколько недель.
   Только теперь Марианна перестала рисовать и подняла взгляд на него. В ее по-детски круглых глазах удивление постепенно сменялось разочарованием. - Но ты же обещал, что...
   - Я знаю, - Мика поспешил прервать ее, не в силах вынести ее взгляда. - Знаю. Но... Это будет последним разом, когда я так ухожу.
   Она усердно закачала головой, поднимаясь на ноги и отходя от него прочь до тех пор, пока между ними не было нескольких шагов расстояния. - Все равно, Мика. Ты же обещал мне!
   Пока все шло отнюдь не так хорошо, как надеялся Мика. Его сестра стояла напротив него, скрестив руки и надувшись. И она была совершенно права, когда вела себя так - он действительно обещал ей, что теперь не будет никуда уходить с дому. Теперь, стоя перед разочарованной сестрой, Мика и сам не знал, почему так просто согласился на этот поход. - Мари... - Мика шагнул ей навстречу, но она тотчас отошла назад, сохраняя расстояние между ними.
   - Не подходи ко мне! - она рассержено указала на него пальцем. - Ты обещал мне Мика...
   Мике оставалось лишь замереть на месте и устало покачать головой. Ему было больно видеть ее такой разочарованной, но, как казалось, теперь, когда он уже дал свое согласие Старшому, выбора у него вновь не было. Нужно было хотя бы попытаться объяснить ей. Поэтому он присел на колени, и теперь его глаза были на одной высоте с глазами девочки. - Скажи, - вкрадчиво начал он, - ты ведь дружишь с Анву, верно?
   Со стороны его сестры раздалось неразборчивое бурчание, которое с трудом можно было принять за согласие.
   - И, если он что-то попросит у тебя, ты постараешься это сделать?
   Теперь его сестра уже повела плечами, что было куда лучше. - Наверное.
   Мика облегченно кивнул. Хорошо, что она хоть как-то отвечала на его слова. - Сейчас очень хороший друг попросил меня помочь ему, понимаешь? Точно так же, как ты бы помогла Анву, сейчас я очень хочу помочь ему... - но на это его сестра лишь еще больше надулась.
   - Если бы я что-то обещала тебе, Мика, - разочарованно сказала девочка, - Анву бы обошелся и без моей помощи.
   Парень устало вздохнул и покачал головой. Все это ни к чему не приводило - его сестра была такой же упертой, как и он сам. Но тут Мике в голову внезапно пришла другая мысль, и он решил зайти с другой стороны. - Конечно, я могу отказать ему, - он отвернулся от нее с задумчивым видом. - Сделать так, как хочешь ты.
   - Да? - недоверчиво, но со скрытой надеждой спросила Марианна, чуть опуская руки и поднимая взгляд на брата.
   - Да, - Мика кивнул ей. - Я могу сказать ему, что меня не пускает сестра, - вкрадчиво начал он, все больше улыбаясь.
   - Что... - чуть удивленно переспросила она, - но...
   Мика покачал головой с таким видом, будто все понимает. - Да, да, меня не пускает моя любимая сестра. А он тогда спросит у меня, что же это за такая нехорошая сестра, которая не пускает меня. И тогда, - Мика довольно улыбнулся, - я покажу ему этот рисунок! - тут же в его руках оказался тот самый неудачный рисунок медведя, который он еще недавно сравнивал с его сестрой. - Зачем говорить, если можно показать, да? Так вот же она, моя сестра, - довольно протянул он, указывая пальцем на изображение горбатого медведя.
   - Это неправда! - Мари, совершенно забыв о былом разочаровании, сжала зубки и обвинительно указала на него своим маленьким пальчиком. - Неправда!
   Мика, не стал спорить, а лишь покладисто кивнул, делая незаметный шажок ей навстречу. - И я бы ему сказал, что неправда. И что она вовсе не такая горбатая, как на рисунке, - но тут он улыбнулся и заговорщицки добавил, - хоть и медведь...
   Его сестра, надувшись, уже было шагнула к нему, намереваясь вырвать из его рук злополучный рисунок, но не успела - Мика сгреб потерявшую бдительность девочку в охапку и начал ее щекотать. Мари сперва еще пыталась отбиваться, но вскоре не выдержала и рассмеялась.
   Казалось, все прошло как нельзя лучше - он сумел отвлечь ее внимание этим нелепым рисунком, и теперь, вместо того, чтобы литься, его сестра и вовсе улыбалась. Но Мика, удивляясь сам себе, быстро перестал щекотать ее. Все это было не то. Он не хотел обманывать ребенка, нет, он хотел, чтобы она поняла его. А для этого нужно было что-то большее, чем простая щекотка. Улыбка на лице Марианны тут же пропала, но она не стала отходить от него прочь. Вместо этого, стоя совсем рядом, она неотрывно вглядывалась в его лицо большими и по-детски широко открытыми глазами. И, глядя в ее серые глаза, такие похожие на его собственные, он нашел в себе силы попытаться объяснить еще раз. - Мари, я...
   Она покачала головой, перебивая его. - Ты все же пойдешь, да? - грустно спросила Марианна, и, Мика, не выдержав, провел рукой по ее волосам.
   - Это в последний раз, - глухо повторил он, - я обещаю тебе. Хорошо?
   - Нет... - пробурчав себе под нос, она вновь уперто отвернулась от Мики, - ничего хорошего.
   Мика тяжело вздохнул. Видимо, все не могло быть так просто. Но, несмотря на явное нежелание соглашаться с ним, девочка, похоже поняла, что с этим ничего нельзя было поделать. Мика грустно улыбнулся ей и, на прощание погладив по голове, отстранился и направился к дверям в комнату деда. Похоже, добиться от девочки чего-то большего рассчитывать явно не стоило.
   Мика было постучался, но, не дождавшись совершенно никакого ответа, парень лишь закатил глаза - это было ожидаемо. Дед услышит чей-то стук в дверь лишь тогда, когда Мика перестанет забывать имена людей. То есть никогда. Поэтому он без промедления открыл дверь и вошел внутрь.
   Его комната была во многом похожа на кабинет в Речном Устье - всюду царил творческий бардак - на стенах беспорядочно висели бумаги с чертежами плетений, ими же был завален и рабочий стол, кровать была не заправлена, а одежда грудой торчала из полузакрытого шкафа. Зайди сюда мама, и деда бы ждала долгая отповедь и том, как важно держать свою комнату в чистоте и порядке.
   Сам Йомур, сидя за столом и напряженно сдвинув свои густые брови, внимательно изучал один из чертежей, на нем же делая какие-то заметки.
   - Дед? - окликнул его Мика, но тот продолжил все также увлеченно что-то бубнить себе под нос. В это мгновение Мика с удивлением заметил, насколько они с Марианной были похожи - та только что точно также не хотела отрываться от своего рисунка. - Дед? - погромче повторил он, и в этот раз Йомур, вздрогнув всем телом все же повернулся к нему.
   - А... - глухо протянул он, - это ты...
   - Да, - Мика кивнул, притворяясь, что оглядывается вокруг, лишь бы не встречаться с дедом глазами. - Мне нужно уйти, присмотришь за Мари?
   Дед лишь скупо кивнул и вновь отвернулся прочь, возвращаясь к своему чертежу.
   Мика было уже подумал и сам уйти прочь отсюда, но внезапно понял, что хочет задать еще один вопрос. Тот самый, на который его подтолкнул портрет матери Угрюма.
   - И... - протянул он. - Я хотел спросить у тебя про одну болезнь, кловью патоку.
   - Что с ней? - хмуро пробубнил Йомур, продолжая изучать чертеж.
   - Скажи, если бы человек умер от нее...
   Дед грубо усмехнулся, перебивая его, и повернулся к нему. - От нее нельзя умереть. Ты что, совсем ничему не научился?
   Мика нахмурился, запутываясь все больше. - Но если ею болеть достаточно долго...
   - Нет... - протянул дед, качая головой. - Нет, нет, нет. Только не с этой болезнью. Целителю не нужно полностью исцелять ее при помощи плетения памяти. Не нужно тратить столько силы. Даже в последние несколько дней, когда человек уже неделю не покидает кровати, можно повернуть время вспять всего на один-два дня назад, а потом продолжить лечить больного отварами. И он все равно выздоровеет.
   Мика нахмурился. Но, если дед был прав, как тогда погибла мать Угрюма? Что все это значило? - Но... - Мика покачал головой, пытаясь понять, на что же он наткнулся. Его интуиция не подвела его - тут что-то однозначно было нечисто.
   - Если от нее и умирают, - настойчиво повторил Йомур, - то только по глупости и лени целителя!
   - А если все же умирают, - настойчиво повторил Мика, - то как?
   Дед раздраженно посмотрел на непонятливого внука, после чего отвернулся и пробурчал: - Не выдерживает сердце.

*_*

  
   Жилище Старшого мало чем отличалось от жилья большинства семей в Свирепом - это были несколько комнат в многоэтажном доме, зажатом между мостами и соседними ступенчатыми домами. Сами комнаты были примечательны лишь бардаком, который тут творился. Немытая посуда на кухне, одежда, скинутая в кучу у самого шкафа, а поверх всего этого - многонедельный слой пыли. Все говорило об отсутствии женской руки, а также о полнейшем пренебрежении самого владельца к тому, что его окружает.
   Как только они вошли внутрь, Емой, даже не спрашивая Старшого, тут же пошел на кухню - было видно, что он не раз был тут и чувствовал себя как дома. Сам Старшой направился к стоящему посреди комнаты широкому столу, правда, заваленному всякими бумагами. А Мика нерешительно застыл у самого порога.
   - У тебя тут... мило, - выдавил из себя он, оглядываясь. Комната его деда по сравнению с этим была сущими цветочками.
   - Да... - глухо сказал Старшой, сметая на пол все те бумажки, которые лежали на столе. - У меня до этого всего, - он кивнул в сторону соседней кучи с одеждой, - руки никогда не доходили. Спасала Марта, пока была жива.
   - Марта?
   Старшой кивнул, глядя куда-то в сторону. - Мать Угрюма. Хорошая женщина...
   - А... - выдавил из себя Мика, хотя чувство было такое, будто его ударили под дых. Почему Старшой должен был упомянуть мать Угрюма? Теперь, как бы он ни пытался думать о чем-то другом, мысли сами вернулись к последнему разговору с дедом. К тому, что от кловьей патоки не умирали. Было ли это глупой ошибкой целителя, неверно определившего причину смерти? Может, сам Угрюм неверно понял объяснение целителя? Или за смертью матери Угрюма скрывалось гораздо большее, чем он думал? И убедиться в том, что из его предположений верно, а что - нет, с легкостью можно было, задав Старшому пару вопросов. Правда, тогда бы пришлось спрашивать человека, с трудом пережившего потерю ближних, о тех, кого он потерял. Чудесный выходил вопрос...
   Но сейчас было не до этого, и Мика, с трудом выбросив все эти мысли из головы, вновь огляделся. Вокруг валялось множество бутылок с самогоном. Большинство из них были пусты, но хватало и недопитых. Тем не менее, по осевшему на них слою пыли было видно, что к бутылкам не притрагивались несколько дней.
   - Почему ты не пьешь? Не то, чтобы я был против, просто... - Мика пожал плечами. На самом деле он был только за - Старшой явно перебарщивал с самогоном, особенно в последнее время. В его то годы столько пить явно не стоило.
   - Ты либо пьешь, - хмуро сказал он, освобождая стол от последних ненужных бумажек, - либо руководишь людьми. Я бы, честно говоря, предпочел пить. Но с тех пор, как пропал Аккой, мне приходится держать ответ за все Речное Устье. Не до выпивки пока, - он пожал плечами, извлекая из-под стола бумажный рулон и расстилая его на столе.
   Этот рулон оказался той самой картой, о которой говорил Старшой. Большая и подробная, она детально описывала всю местность вокруг Свирепого, уделяя особое внимание северному направлению.
   - Емой! - Старшой окликнул пропавшего на кухне охотника. - Иди сюда.
   - Подожди, - раздалось в ответ из-за приоткрытых дверей. Вскоре в них появился и сам Емой с помидором в руке, но к ним идти не стал, а вместо этого облокотился об косяк и смачно откусил от помидора. - Я голоден, - прожевав, сказал он. - Старик, хватит гнать коней.
   Старшой улыбнулся ему в ответ, отнюдь не удивленный таким поведением своего напарника. - Я гоню тебя, а не коня.
   - Тем более, - он запихал в рот остатки помидора, и быстро проглотив их, сказал. - Я то от голода точно быстрее издохну, чем конь. Короче, пока не поем, я к вам - ни ногой, - и, сказав это, он скрылся на кухне.
   А Старшой, под удивленным взглядом Мики, всего лишь махнул на него рукой и склонился над картой.
   - Мы не будем его ждать?
   - Нет, - Старшой покачал головой. - Пусть занимается, чем хочет. Я и сам виноват - вырвал парня с дому с самого утра и заставил помогать мне. Тем более, он уже ходил до Мудрого - дорогу должен помнить.
   После чего Старшой стал объяснять Мике, как добраться из одного поселения в другое. Мудрое находилось примерно в пяти днях пути на север от Свирепого. Ходили до него достаточно часто - не реже одного раза в месяц, и дорога от одного поселения в другое была весьма удобной. Идти предстояло хорошо утоптанными тропами через поля и леса в направлении севера и северо-востока. И примерно на третий день тропы должны были вывести их к старому аталантскому тракту. Древняя каменная дорога прекрасно сохранилась и вела на север и северо-запад - прямо до самого Мудрого. Конечно, в итоге выходило, что они двигались не по самому прямому пути, а по косой, но какие-либо потери времени враз окупались благодаря возможности преодолеть почти половину пути по хорошо вымощенной дороге. Особо это сказывалось потому, что с ними должна была быть повозка, лесными тропами пробираться с которой всю дорогу до Мудрого было бы непросто. Старшой особо тщательно отметил для Мики расположение схронов - мест вдоль дороги, предназначенных для ночевки.
   Вскоре к ним присоединился Емой, и они стали тщательно продумывать, какое расстояние смогут преодолеть в каждый день, и какие схроны подойдут для ночлега лучше всего. В поход отправлялось примерно двадцать человек вместе с лошадью и одной телегой, в которой будут находиться все их припасы. Такой отряд мог двигаться только наиболее широкими тропами, что Старшой с Емоем тут же учли, выбирая определенные пути, ведущие через леса, и отметая другие.
   И пока двое охотников выбирали наилучший путь, а Мика был предоставлен самому себе, его взгляд вновь поплыл по комнате, пробегая мимо пустых бутылок и грязной одежды, пока не зацепился за странный предмет, лежащий на одной из полок. Это была сброшенная шкура ящера, очень похожая на ту шкуру, которую Мика уже однажды находил в лесах вокруг Устья, еще когда охотился вместе с Угрюмом. Она, хоть и принадлежала родственнице змеи, была намного больше кожи, сбрасываемой последней. Кроме того, у владельца шкуры, в отличие от змеи, были задние и передние лапы. Перед глазами тут же возникал образ большой четвероногой ящерицы, которая карабкается по веткам высоких деревьев в поисках добычи.
   - Чья это шкура? - не сдержав любопытства, спросил Мика.
   Старшой прервался, и его взгляд скользнул туда же, куда смотрел и Мика. - А... это, - он тут же хмуро посмотрел на Емоя. - Ты так и не выбросил ее?
   По сощуренным глазам Емоя можно было легко догадаться, что он только сейчас вспомнил об этой шкуре. - Нет... - медленно протянул он, выдумывая себе оправдание. Но, видимо, так ничего и не придумав, он решил просто все отрицать. - А почему я должен ее выбрасывать, а? Мы с самого утра уже носимся по всему Свирепому из-за этой ящерицы, а потом мне еще нужно выбрасывать шкуру?
   В ответ Старшой нахмурился. - Когда я попросил тебя сделать это, ты не возражал.
   - Да? - чуть растерянно ответил Емой, но тут же взял себя в руки. - Да... Все потому что...
   Мика закатил глаза. Как за последнее время успел понять парень, Емой был одним из тех людей, кто никогда не признавал свою вину. Так и сейчас молодой охотник пытался придумать какую-то нелепую небылицу, хотя мог бы просто сказать, что совершенно забыл об этой шкуре. Этот разговор мог затянуться надолго, поэтому Мика решительно перебил охотника. - Так чья это шкура?
   Они переглянулись, после чего Старшой терпеливо спросил. - Ты когда-нибудь слышал про ираманского ящера?
   Мика хмуро кивнул в ответ. Конечно, он слышал о них - все о них слышали. Ираманский ящер был крупным и крайне ядовитым холоднокровным, который обитал в достаточно засушливых местах. Говорят, его видели у краев пустыни рядом с Храбрым, но это были не более, чем слухи. Этот ящер появлялся во многих преданиях народа Содружества, олицетворяя зло и разрушение. Именно в одного из таких ящеров вселился злой дух Зелеман и, овладев ядовитым дыханием, присущим каждому ираманскому ящеру, убил этим ядом Младшего брата. Позже, в ходе сражения в городе Ирамане Старший брат все же победил злого духа, но и он в итоге, не сумев пережить потери своего брата, покинул человечество и отправился странствовать по дальним просторам Сонма. Многие говорили, что беды их народа начались именно тогда, когда их покинул последний из богов-покровителей, что, будь хоть один из братьев все еще с ними, и Бедствия бы не случилось. Но это все было лишь досужими домыслами.
   С тех самых пор, как случилась битва в Ирамане, ящера стали называть в память о городе - ираманским. Потому что, хоть Зелеман и был повержен, но за это пришлось заплатить дорогую цены - в ходе сражения злой дух своим ядовитым дыханием сумел убить всех жителей Ирамана до единого. Поэтому, хоть само животное и было невинно в том, что в него вселился злой дух, относились к нему до сих пор с опаской - как к вестнику скорой беды.
   Тем временем Старшой продолжал говорить. - Эти ящерицы зачем-то покинули свои теплые края и приползли в леса вокруг Речного Устья. И... на самом деле это многое объясняет. Помнишь, последнее время много кто жаловался на головные боли? - на слова Старшого Мика утвердительно кивнул. Парень отлично помнил, как ему каждый день приходилось помогать деду исцелять по несколько охотников с одними и теми же жалобами. - Я думаю, ты помнишь и то, как мы удивлялись тому, почему так мало животных осталось в округе... - хмуро сказал Старшой.
   Мика вновь кивнул, вспоминая очередную загадку.
   - Все это именно из-за них. Ящерицы помечают свою территорию ядом, который отпугивает непривычных к нему животных, отчего те и покинули окружающие леса. А у людей этот яд вызывает головные боли, - Старшой устало потер переносицу, будто от одной мысли о ящерицах у него уже болела голова.
   То есть, все это было не из-за цветов, как думал дед, а из-за ящериц и их яда? Теперь многое действительно становилось ясным.
   - То есть... - протянул Мика, размышляя вслух. - Если вдыхать их яд, то появится слабость и начнет болеть голова... Но что будет, если этот яд попадет напрямую в кровь? - спросил он из обычного любопытства, но, когда ответом ему было лишь молчание и странное переглядывание между Старшим и Емоем, Мика нахмурился. - Что?
   - А то, - хмуро ответил Емой. - Умрешь ты. - Один из наших уже успел погибнуть, дебил...
   - Емой... - устало протянул старый охотник. - Хватит уже, - после чего он посмотрел на Мику. - Двое охотников обнаружили ящериц раньше других - около месяца назад они наткнулись на одного такого ящера. Никому об этом не сказав, они стали скрытно охотиться на них. Когда я вчера узнал об этом, эти охотники уже долгое время тайно продавали яд ящеров на сторону, имея с этого неплохие деньги. Это были Владек и Анджей. Может, ты помнишь Владека... - Старшому хватило одного взгляда на недоумевающее лицо Мики, чтобы понять, что тот не имеет ни малейшего понятия, о ком идет речь. Несмотря на усталость, Старшой улыбнулся - было приятно вспомнить, что кое-что не менялось. - Он все время крутился рядом с Аккоем. Не самый лучший человек.
   - Ага, - Емой фыркнул, - он - крыса и вор.
   Старшой пожал плечами, никак более не реагируя на уточнение Емоя по поводу того, что же значило "не самый лучший". - Вчера эти двое доигрались - одна из тварей сумела укусить Анджея, и он погиб на подходах к лагерю. Кажется... - задумчиво протянул Старшой, - у него остановилось сердце.
   Если до этого, Мика слушал со слабым интересом - все же эти двое сами были виноваты, и, что еще хуже, не рассказав другим про ящериц, подвергали опасности каждого их охотников. Одним словом, они заслужили то, что получили. Но как только Мика услышал про то, как именно погиб Анджей, его мысли тут же приняли совершенно другой поворот. Яд, который вызывает остановку сердца? И эти двое уже долгое время продавали этот яд кому-то в поселении? Черт возьми... - мысли Мики побежали вскачь.
   Конечно, покупатель яда мог использовать его и для того, чтобы травить крыс, но в то же время была и другая возможность. Он мог с легкостью устранить при помощи него перекупщика, который так своевременно скончался от остановки сердца. Боле того...
   Мика с раздражением обнаружил, что его мысли возвращаются обратно к Марте, матери Угрюма. Ее смерть из-за корысти одаренных была поворотным моментом в жизни Угрюма, но теперь, когда могло оказаться, что она умерла вовсе не из-за корысти, а из-за... Из-за чего? Из-за яда ираманского ящера? Марта погибла примерно месяц назад - тогда, когда эти охотники только начали продажу яда, так что...
   - Мика? - из мыслей его вырвал хлопок по спине. А, придя в себя, он с удивлением обнаружил, что Старшой внимательно наблюдает за ним. - С тобой все в порядке?
   - С ним? - Емой фыркнул. - Старик, парень явно не единожды ударился обо что-то головой. Он же даже не смог запомнить моего имени!
   Мика хмуро посмотрел на Емоя. Если Мика часто задумывался, это не значило, что с ним что-то было не так.
   - Помолчал бы, Елой, - сказал Мика, с особым удовольствием отмечая, как сузились глаза Емоя, когда он в очередной раз неправильно произнес его имя. То, что в этот раз Мика сделал это нарочно, к счастью, будет знать только он сам. Кто бы мог подумать - у его дырявой памяти была и полезная сторона!
   Но эти мысли занимали его недолго. И Мика неожиданно для себя самого обратился к старому охотнику. - Старшой?
   - Да?
   - Я хотел спросить... - Мика замялся, проводя рукой по затылку. Он явно зря начал говорить об этом, но сейчас уже было поздно останавливаться, - про Марту.
   Когда в ответ Старшой лишь молча посмотрел на него, Мика продолжил: - Я говорил о ней с Угрюмом, и он мне сказал, что его мать умерла от кловьей патоки...
   - Да, - кивнул охотник, отворачиваясь от него и будто намекая, что на этом было бы лучше разговор закончить, - все так.
   Но Мика пока не мог этого сделать. Самый главный вопрос все еще был не задан. - Скажи, как долго она болела?
   - Она... - хрипло протянул Старшой, вновь оглядываясь на Мику.
   - Ты что это, - грубо начал Емой, огибая старика и направляясь к Мике. Даже такой грубый человек, как Емой имел представление о том, какие вопросы задавать стоит, а какие - нет. И, видимо, терпение молодого охотника подошло к концу. - Совсем не соображаешь...
   Мика не винил Емоя за это. Его можно было винить за много что, но за это - нет. Несмотря на все свои подозрения, зря Мика вообще начал этот разговор... Но, к его удивлению, Емоя остановил сам Старшой, положив руку ему на плечо. - Емой, - он покачал головой, - остынь.
   - Но...
   - Нет, - он размеренно сказал. - Не стоит. И... - Старшой вновь посмотрел на Мику.- Это произошло очень быстро. Ей внезапно стало плохо, прямо посреди рабочего дня. Ее дочь рассказывала мне, что она пошла к целителю, но... было слишком поздно. К вечеру она уже была мертва.
   - Да... - Мика покачал головой, не в силах сразу уяснить услышанное. Конечно, дед говорил ему, что от кловьей патоки не умирают, но все же Мика должен был удостовериться. И теперь, когда выяснилось, что мать Угрюма погибла в течение одного дня после того, как ее здоровье ухудшилось, у Мики больше не было никаких сомнений в том, что она не была больна кловьей патокой. Все произошло слишком быстро для этой болезни.
   Но вот в том, что всему виной был яд ираманских ящеров, он все еще не был уверен. Хорошо, может, Марта погибла не от кловьей патоки, а от чего-то другого. Кроме яда, причин для остановки сердца могло быть великое множество, а то, что кловья патока всплыла во всей этой истории - было не чем иным, как обычной ошибкой какого-нибудь одаренного... Одним словом, дело явно было запутанным.
   Мика, отогнав назойливые мысли в сторону, встретился взглядом со Старшим. - Спасибо, что сказал мне.
   Но Старшой лишь хмуро посмотрел на него в ответ. - Мика, ты не из тех, кто задает такие вопросы просто так. Скажи, - он вопросительно посмотрел на него, - что-то случилось?
   - Я... - Мика покачал головой, пытаясь собраться с мыслями. Он не знал, стоит ли говорить о своих догадках, тем более, что сейчас это все еще были всего лишь догадки. Перед тем, как рассказывать об этом кому-либо, нужно было разобраться в том, что же вообще происходило. К счастью, его прервал настойчивый стук в дверь, и, когда Старшой отвернулся от него и ушел ее открывать, Мика облегченно выдохнул.
   Парень краем глаза успел заметить подозрительный прищур Емоя. Казалось, молодой охотник вот вот был готов устроить ему допрос, но возвращение Старшого вместе с еще одним охотником прервало его.
   Подошедший человек был явно знаком Мике, но вот сходу вспомнить, где же он видел его, парень не смог. Мужик был большим, как шкаф. Волосы на его голове были сострижены столь коротко, что его можно было счесть лысым, но, казалось, волосы на голове ему были и не нужны - его черная и густая борода все равно затмила бы любую прическу, какая только могла бы у него быть. Настолько она была богатой и самобытной. Ему было около сорока, но в насыщено черном цвете бороды не было и намека на седину. Круглощекий и с большим мясистым носом, мужик, широко и открыто улыбаясь, оставлял впечатление надежного, добродушного человека.
   Поздоровавшись с Емоем, он явно нехотя протянул руку Мике. - А... - пробурчал он. - Опять ты.
   Парень тут же насторожился, судорожно вспоминая, откуда же он может знать этого человека. Вывод напрашивался только один - это был один из охотников Речного Устья. Но кто именно?
   До того, как Мика успел вспомнить его имя, охотник заговорил. - Я пригласить вас хотел...
   - Куда? - спросил Емой.
   - На сбор один... - неопределенно начал мужик. - Но без него, - он кивнул на Мику, отчего парень сразу насторожился.
   - Почему это? - подозрительно спросил он, тут же замечая, как голову в нем подняло детское упрямство, которое будто намекало, что лучше всего быть там, где тебя не ждут.
   - Потому что... - мужик посмотрел на Старшого, но не найдя в нем поддержки, вновь перевел свой взгляд на Мику, - ты не один из нас.
   - Как это - не один из вас? - ничего не понимая, переспросил Мика. Этот мужик не считал его охотником? - Я уже год как с вами.
   - Нет, ты не понимаешь... Да что я вообще! - мужик махнул на него рукой, и именно в это мгновении в глазах Мики промелькнуло узнавание. Он вспомнил его! Вспомнил! Тогда, утром, во дворе охотничьего лагеря, этот охотник точно также махнул на него рукой! Тем временем мужик с недоверием посмотрел на Мику. - Небось, ты даже не помнишь моего имени.
   - Нет, нет, - Мика поспешил уверить его, втайне улыбаясь. Хоть раз, да его память выручила его. Да и в четвертый раз забыть имя этого охотника было бы явным перебором даже для него. - Я помню тебя. Болека, да?
   Охотник тут же переменился в лице. - Да, - довольно сказал Болека. - Все же запомнил? Я знал, что ты запомнишь... - он расплылся в улыбке, отчего его лицо подобрело еще больше.
   - Болека, - Старшой посмотрел ему в глаза. - Я ручаюсь за Мику. Чтобы это ни было, - старый охотник мимолетно посмотрел на Мику, явно вспоминая их последний разговор, - ему можно доверять.
   - А я бы не стал... - начал было говорить Емой, но подзатыльник от Старшого вынудил его резко поменять точку зрения. - Ладно, ладно. Можно ему доверять, - пробурчал он, хмуро наблюдая за Старшим, - наверное...
   - Ладно, так и быть, - Болека покладисто махнул рукой, все еще широко улыбаясь. - Мика может пойти вместе с нами.
   Мике оставалось лишь любознательно спросить: - Куда?
  

*_*

   Вскоре Мика понял смысл странных слов Болеки о том, что он не один из них. Сперва он истолковал эту фразу совершенно неверно подумав, что речь идет о его принадлежности к охотникам. Но речь шла совершенно о другом. Кем бы он ни работал, Мика все же принадлежал к благородным, в то время, как другие охотники были простолюдинами. Именно об этой принадлежности говорил Болека, и почему в итоге он все же решил поведать Мике о предстоящем собрании, оставалось для парня загадкой.
   Охотник с черной бородой рассказал им, что в последнее время некие люди, недовольные текущей властью, все чаще проводили собрания для единомышленников. Это была достаточно закрытая группа людей - попасть на одно из собраний можно было только по приглашению одного из тех, кто уже был на нем, и одобрении других членов. Сам Болека, как и другие охотники из Речного Устья впервые попали на такое собрание лишь позавчера - после того, как закончилось время их заточения в лагере. Многие были недовольны подобным решением их руководства, и с радостью пошли выразить свое несогласие тем, кто полностью разделял их точку зрения.
   Что именно происходило на этих сборищах, по туманным объяснениям Болеки Мика понять не смог. О том, что много кто недоволен диктатом одаренных, Мика знал. Но вот о том, что это недовольство становилось все более и более организованным, Мика слышал впервые. Одно дело просто роптать, а другое - роптать под чутким руководством кого-то, кто из этого ропота, при желании, может сделать что-то гораздо большее. И Мика был уверен, что это едва ли понравилось бы мастеру Никону. Сейчас, подходя к зданию, где и проходило это собрание, Мика должен был решить для себя одну вещь - он был на стороне мастера Никона и был тут, чтобы выведать больше о тех, кто проводит эти собрания, или же он был тут, потому что он "был одним из них"? Потому что сам был недоволен тем, как они жили? Быть и одним, и другим, как ему бы того хотелось, к сожалению Мика не мог. Но это был неприятный выбор, и выбирать он не спешил. Пока можно было просто посмотреть, что же там будет происходить, а уж потом и принять решение. Наверное.
   Тем временем, проходя один узкий залитый тенью переулок за другим, они подошли к неприметной двери, у которой стояло двое людей. Первым был высокий молодой парень. Его светлые волосы были коротко подстрижены, а лицо, квадратное и угловатое с сонно полуопущенными веками, выглядело усталым. Так и хотелось сравнить его с улиткой, вполне довольной тем, что можно замереть и не двигаться. Грубая рабочая одежда изо льна лишь усиливала сходство, напоминая крепкий и надежный панцирь.
   Второй охранник был низким - его голова доставала всего лишь до плеч его более высокого напарника. Вся его одежда говорила о том, что он был куда состоятельнее своего напарника - начиная с простых, надежных на вид, хоть и в конец запачканных сапог - в точности того же образца, который носили стражи, и продолжая одетой на нем темно-зеленой хлопчатой безрукавкой и простыми льняными штанами. Значит, - подумал Мика, на их стороне есть стражи? Стражи были куда более состоятельными, чем, например, крестьяне или обычные работники мастерских, и то, что даже они роптали, было весьма показательно.
   У стража были коротко стриженные темные и колючие на вид волосы, которые Мике смутно о ком-то напоминали. Несмотря на то, что нижняя часть его лица, до самых глаз, была скрыта черным платком, по одним только его глазам можно было с легкостью сказать, что он улыбается и что-то увлеченно рассказывает своему напарнику. Но, как только их кампания приблизилась к охранникам, разговор тут же стих, и оба охранника скрестили свои взгляды на Болеке.
   Охотник с черной бородой состроил скрытное выражение лица, явно предполагая, что именно так должны выглядеть люди, хранящие важные секреты. Но Мике это показалось скорее забавно, чем серьезно. Тем временем Болека кивнул им и, молча указав на компанию у себя за спиной, прошел во дверь. За ним последовали Старшой с Емоем, с некоторым подозрением косясь на охрану, но все же беспрепятственно пройдя внутрь. Но, когда настала очередь Мики, путь ему внезапно преградил низкий охранник с черным платком на лице.
   - Стой, - начал он жутко знакомым голосом - если этот платок и мог скрыть его лицо, то голос этого человека остался прежним.
   - Мэт, - хмуро сказал Мика, понимая, что ничем хорошим это не кончится. - Какая... встреча.
   В ответ Мэт лишь раздраженно посмотрел на Мику. - Ты что, пришел на собрание?
   Мика пожал плечами. - Как видишь...
   - Нет, - Мэт покачал головой, наблюдая за ним с немым удивлением. - Ты посмотри на него, Хорин! - он толкнул локтем своего напарника, но когда тот лишь растерянно посмотрел на него в ответ, Мэт вновь сосредоточился на Мике. - Ты хоть знаешь, зачем мы все пришли сюда?
   - Чтобы... - Мика улыбнулся, - поговорить?
   Мэт его предельно очевидного и краткого ответа не оценил и, шагнув к нему, прошипел: - Таким, как ты тут не место.
   Мэт явно хотел если не драки, то ссоры уж точно - Мика прекрасно видел это в его рассерженных глазах. Но Мика не собирался поступать так, как тому хотелось. Тем более, залезать неприятным тебе людям под кожу было гораздо приятнее, чем злиться на них в ответ.
   - Мэт, - Мика широко улыбнулся, не в силах сдержаться, - мое место там, где ты, дружище!
   Хорин лишь недоуменно поглядел на них, не понимая, ссорятся они или мирятся, а Мэт раздраженно зашипел, что еще больше улучшило настроение Мики. Мэта всегда неимоверно бесило, если Мика называл того своим другом. Чем Мика непременно пользовался при каждой их встрече.
   Тем временем низкорослый страж вновь повернулся к своему напарнику. - Хорин, - он окликнул светловолосого парня. - Проследи, чтобы он не вошел внутрь.
   Высокий парень немного удивленно посмотрел на Мэта, но все же кивнул. - Хорошо, Мэт.
   Мэт не стал ждать ответной реакции Мики, и, кинув на него еще один раздраженный взгляд, тут же скрылся за дверями. А Мика остался слегка удивленно смотреть ему вслед. Он ожидал, что Мэт попытается оскорбить его в ответ, но отнюдь не того, что тот, как вольный голубь, нагадит и улетит, скрывшись за дверями. Все еще не осознавая, что произошло, Мика шагнул вслед за Мэтом, но Хорин тут же преградил ему путь.
   - Сказали - не заходить, значит - не заходить, - весомо сказал тот.
   Мика хмуро посмотрел на охранника. - Может, передумаешь, Харин?
   Услышав свое исковерканное имя, Хорин нахмурился и с еще большим напором повторил: - Нет.
   - Чудесно, - пробурчал Мика себе под нос. Что-то подсказывало Мике, что переубедить этого парня у него не выйдет. - Просто чудесно...
   Так они и стояли друг напротив друга, полностью перегораживая вход в здание. По крайней мере, стояли до тех пор, пока Мику кто-то грубо не схватил за плечо, пытаясь оттолкнуть в сторону. Но вместо того, чтобы послушно отойти прочь, Мика вместе с толчком стал удивленно оборачиваться. И оказался нос к носу с еще одним разозленным, но смутно знакомым лицом.
   Этот человек был укрыт в плащ с капюшоном, явно пытаясь скрыть свою личность. И, до столкновения с Микой, у него это успешно удавалось - капюшон был глубоким и, если идти чуть наклонившись, то лицо оказывалось полностью скрытым в тени. Но Мике как всегда посчастливилось, и теперь он имел возможность рассмотреть не самое приятное лицо этого человека во всех подробностях. Небритое худощавое лицо, вкупе с маленькими бегающими глазками-бусинками и кривым, явно не раз сломанным носом создавали впечатление, что этот человек нечист на руку и ничего хорошего затевать по своей природе не может. И именно это ощущение неблагонадежности и позволило Мике вспомнить, кто же перед ним. Благо, видел он его только вчера вечером - это был Гришко, правая рука мастера Симана.
   До того, как Мика успел сказать ему что-либо, Гришко, явно недовольный тем, что его лицо кто-то увидел, раздраженно оскалился и гаркнул на него: - Прочь с дороги! - после чего, наконец, сумев оттолкнуть Мику в сторону, он поспешно скрылся за дверью.
   А сам Мика остался удивленно глядеть ему вслед. Сегодня определенно был какой-то день неожиданных столкновений. Сперва Мэт, теперь, вот - Гришко. И, если присутствие Мэта в подобном месте было понятно - тот никогда не любил одаренных, то присутствие тут Гришко вызывало вопросы. Что помощник мастера Симана делал на собрании, на котором он и появляться то не должен был в силу своего положения? Близкий приближенный мастера выступает против власти мастеров? Мика нахмурился. Едва ли мастер Симан был настолько глуп, чтобы держать такого ненадежного человека в помощниках. Какие бы недостатки у Симана не были, едва ли глупость относилась к их числу - все же он был мастером-оградителем и отвечал за целое поселение! Скорее всего, за попыткой этого Гришко тайком пробраться на собрание скрывалось нечто другое.
   Мика еще раз с сожалением посмотрел на вход в здание, за стенами которого проходило это таинственное собрание. Но Хорин, с беспристрастным выражением лица, все еще перегораживал проход и по-прежнему не намеревался пропускать Мику внутрь. Все, что Мика мог сделать - это душевно поблагодарить Мэта за мелочность и уйти отсюда прочь.
   Его мысли прервала вновь распахнувшаяся дверь, после чего из здания показался Старшой, следом за которым шел Емой.
   - Мика? - заметив его, старый охотник тут же направился к нему. - Куда ты пропал?
   - Опять ударился головой? - ехидно спросил Емой, на что Мика лишь закатил глаза.
   - Если я об кого и ударился, то об этого парня, - Мика кивнул на Хорина и пожал плечами. - Меня не пускают.
   Дальнейших объяснений не потребовалось - и Старшой, и Емой знали, почему его могут не пустить. Мика хотел было уже распрощаться с ними, но вовремя вспомнил о еще одном деле, которое требовало решения. Записная книжка Угрюма. На днях он закончил переписывать ее и сегодня утром, после не самого удачного посещения портрета Угрюма, подумал, что правильнее всего будет отдать ее его родным. Оставалось только найти их.
   - Вы знаете, где жил Угрюм? - спросил он.
   Старшой хмуро посмотрел на него. - Зачем это тебе?
   - У меня осталось кое-что от Угрюма, - сказал Мика. - Хотел передать его семье.
   Немного помедлив, Старшой все же кивнул. - Ладно, дело доброе. У самого у меня времени нет, но Емой, - Старшой похлопал его по плечу, - покажет тебе.
   - Не по... - начал было Емой, с явным интересом поглядывая на дверь за спиной Хорина, но получив подзатыльник от Старшого, резко изменил свою точку зрения. - Хорошо, хорошо, - пробубнил он, потирая свой затылок. - Боги, что вам всем от меня нужно?
   Вскоре Емой уже увел Мику прочь, а Старшой так и остался стоять рядом с молчаливым Хорином. У него действительно было немало дел, но уходить отсюда он не спешил. Это собрание... Старшой уже слышал о подобных ему, и не раз. Недовольных было много и, похоже, кто-то хотел воспользоваться этим недовольством. Сам Старшой, или Вадьян, как его называли еще до того, как он поседел, не всегда был охотником. Много лет назад он служил в Столице, охранял порядок древнего города. И он уже видел подобные собрания. Это было давно - больше десяти лет назад. Тогда это закончилось настолько огромной кровью, что он до сих пор не мог смыть ее со своих рук. Все, что оставалось делать - это бежать от нее прочь. Поэтому он бежал от нее и бежал, и вот, много лет спустя, казалось бы, вновь оказался лицом к лицу с тем, от чего пытался скрыться. И теперь он уже был слишком стар, чтобы продолжать свой побег.
   - Зря ты ввязался во все это, парень, - он хмуро посмотрел на молчаливого Хорина. Глаза того, пусть молодые и наивные, в то же время были честными. Он чем-то неуловимо напоминал Вадьяну самого себя в молодости. - Это дело - дрянь.
   Хорин лишь пожал плечами, все еще полусонно наблюдая за стариком. До тех пор, пока тот не решит буянить, парень был не прочь поговорить с ним. Стоять все одно было скучно. - Для тебя, отец, может и дрянь, а для меня - нет. Конечно, хотелось бы, чтобы всем было хорошо, но... - он улыбнулся и пожал плечами. - Мы стоим за свободу, отец. Кому мы мешаем?
   Вадьян горько усмехнулся, покачивая головой. Да, когда-то и он был таким же простодушным. - Посмотрим, что же у вас за дело, - хмуро сказал он, вновь открывая двери и направляясь внутрь здания. Грустная правда была в том, что, сколько ни стой за свободу, хорошо не бывает никому.
  

*_*

  
   Это был один из многих многоэтажных домов поселения. Первое, что Мика заметил, подходя к нему - это дверь, которая вела на первый этаж дома, но они прошли мимо нее. Их путь лежал в один из переулков, огибающих дом, и дальше по расположенной сзади лестнице. Поднявшись по ней, они оказались на просторной площадке перед одинокой дверью. Терраса выглядела запустелой - зелени почти не было, а та, что была, была неухоженной и позабытой, оставляя после себя впечатление бедности и заброшенности.
   - Вот мы и пришли, - Емой указал рукой на дверь перед ними, приглашая Мику пройти вперед.
   Но парень не спешил, вместо этого предпочитая оглядеться.
   - Почему тут все так заброшено? - спросил Мика.
   Емой пожал плечами. - За всем этим ухаживала мать Угрюма, а после ее смерти... - он пожал плечами. - Об этом все как-то забыли? И вообще, хватит меня спрашивать. Почему ты меня обо всем спрашиваешь? - он обвинительно указал на него пальцем, на что брови Мики приподнялись.
   - Потому что мне любопытно?
   Емой посмотрел на него, сузив глаза и явно ожидая более подробного объяснения. Но так ничего и не дождавшись, он хмуро отвернулся от своего надоедливого напарника и пробурчал себе под нос: - Надеюсь, что ты сломаешь ногу.
   Не зная, что ответить на такое заявление, Мика кинул ему. - Спасибо, я всегда хотел сломать ногу.
   Такой ответ явно не устроил Емоя, и он, еще раз зыркнув на него, недовольно забарабанил по двери. Ждать пришлось недолго - совсем скоро раздались звуки поднимаемого засова, и дверь открылась. Каково же было удивление Мики, когда он обнаружил, что видит перед собой знакомое лицо.
   - Жуни?
   День неожиданных встреч продолжал набирать обороты. Перед ним действительно стояла Жуни, полненькая девушка, которую он встретил на улице совсем недавно. В этот раз на ней было одето не легкое платье, а красный домашний сарафан с длинными белыми рукавами, более подходящий для работы. При виде Мики ее брови хмуро сдвинулись, и даже при том, что смотрела она на него снизу вверх, у красивой девушки выходило выглядеть достаточно грозно.
   - Что тебе надо, придурок?
   Услышав от нее такое, Мика недовольно скривился. Похоже, что его слова Софии так быстро забыты не будут. А Емой рядом с ним довольно ухмыльнулся.
   - Слышал, да? - он с издевкой обратился к Мике, толкая его локтем. - Это почти также хорошо, как если бы ты сломал ногу. Я не думал, что смогу любить ее еще больше, но после этих слов я... - его слова оборвались сами собой, когда Емой увидел раздраженное выражение лица девушки.
   - Ты - она посмотрела на Емоя, - не лучше его. Что вам нужно? - она настороженно отступила на шаг назад, явно намереваясь захлопнуть дверь. - Я позову брата...
   Емой странно посмотрел на нее. - Твой брат еще на службе.
   Глаза Жуни подозрительно сузились. - Откуда ты знаешь?
   - Ну... - Емой несколько смущенно выставил руки перед собой, - я...
   Ее глаза подозрительно сузились. - Ты преследовал меня...
   - Нет... - он посмотрел на Мику, ища поддержки, но тот не стал вмешиваться в этот опасный разговор. Ему даже было интересно понаблюдать за всем этим - с одно стороны была Жуни, которая проявляла настоящие чудеса гостеприимности, а с другой был Емой, ведущий себя куда более покладисто, чем обычно. Такое его поведение даже несколько настораживало. - Я просто знаком с твоим братом... - попытался объяснить он, но настороженная девушка перед ним ничего подобного слышать не желала.
   - Ты следил за мной, - теперь уже все сомнения из ее голоса пропали. - Ты действительно...
   - Нет, - он поспешил прервать ее, - что ты! И мыслей таких не было.
   - А этот, - она, не веря ни единому его слову, разгорячено кивнула на Мику. - Он с тобой на пару...
   Мика понял, что лучше прервать ее, пока еще не было поздно. Ненароком получить от разозленной девушки его явно не прельщало.
   - Я ищу родных Угрюма, - сказал он решительно, чем совершенно вышиб почву из-под ног Жуни.
   -Что? - растерянно переспросила она.
   - Я ищу родных Угрюма, - еще раз повторил Мика.
   - Угрюма... - раздражение на лице Жуни медленно размылось, уступая место сперва растерянности, а после - и печали. - Зачем?
   - Я хотел кое-что передать им.
   Вместо ответа она молча посмотрела на него. - Ты знал моего брата?
   Она - сестра Угрюма? Брови Мики удивленно приподнялись. - Брата? - в ответ девушка закатила глаза так, будто имела дела с непроходим болваном. Это тут же привело Мику в чувство, и он кивнул. - Мы с ним охотились в паре.
   - Я думала, ты одаренный, - несколько подозрительно спросила она.
   - Да.
   Жуни посмотрела на него все с тем же подозрением и с немалой долей растерянности. - Но ты работал охотником вместе с моим братом?
   - Да.
   Вновь услышав от него лишь односложный ответ, Жуни раздраженно провела рукой по волосам и глянула на Емоя, который посмотрел на нее в ответ как человек, который вынужден терпеть такое изо дня в день. После чего между ними опять повисло молчание.
   Жуни внимательно посмотрела на него. - Ты странный.
   Мика старательно пропустил ее слова мимо ушей. - Угрюм дал мне это, - он протянул ей записную книжку ее брата, - перед тем, как погиб. И я... решил отдать ее вам.
   Когда Жуни так и продолжила смирно стоять, не делая даже попыток взять у него книгу, Мика раскрыл ее, указывая на рукописные строки. - Это записи Угрюма. Он...
   - Я знаю, что это, - тихо оборвала его Жуни. В ее глазах что-то блеснуло, и только сейчас Мика заметил, что по ее лицу одна за другой стекают слезы. Она быстро отвернулась от них и, спрятав лицо в руках, тяжело выдохнула. После чего она вновь несмело посмотрела на книжку. - Что... - она протянула руки и бережно взяла у него ее. - Что она делает у тебя?
   - Он дал мне книжку, чтобы я... - он замолчал и, чуть помедлив, в итоге лишь покачал головой. - Неважно. А потом он умер, и я... - Мика обреченно указал на книгу в ее руках, после чего устало вздохнул. - Объяснение вышло не очень, да? - он знал, что нужно было все же придерживаться односложных ответов.
   На лице Жуни появилась слабая вымученная улыбка. - Не очень, - она кивнула, еще раз вытирая слезы. - Похоже, мой брат доверял тебе.
   Мика лишь неуверенно пожал плечами в ответ.
   - Ладно, - она вновь мимолетно взглянула на него, тут же отводя глаза и повторно протирая их от слез. - Может быть, ты не так плох.
   - Да... - несколько неловко сказал Мика, не зная, что ответить. - Моя сестра бы с тобой не согласилась. Сегодня я лишил ее двух отличных подруг...
   Жуни вновь улыбнулась ему. - Передай ей привет.
   - Обязательно, - сказал Мика, и, кивнув, развернулся, чтобы уйти. Дело было сделано.
   - Подожди, - она окликнула его, и он удивленно оглянулся. - Я собиралась идти на встречу с друзьями, не хочешь со мной? Ну, - она несколько нерешительно посмотрела на Емоя, - пожалуй, ты тоже можешь пойти.
   - Правда? - обрадовано спросил Емой.
   Увидев его улыбку, девушка испуганно отступила на шаг. - Только если он пойдет, - она поспешила кивнуть на Мику.
   - Конечно, он пойдет, - Емой преувеличенно сильно ударил Мику по спине, отчего тот пошатнулся. Но все, что Мика мог сделать - это раздраженно посмотреть на него. Похоже, что выбора у него не было.
   - Хорошо, - в итоге он согласился.
   Жуни довольно кивнула. - Подождите немного тут, я... - ее рука сама собой прикоснулась к лицу, - ненадолго.
   Когда она прикрыла за собой дверь, оставляя их стоять на террасе, между ними повисло молчание. Но Мика, искоса поглядывая на обрадованного Емоя, не смог долго сдерживать улыбку. - Ты по уши влюблен в нее.
   - Нет. Ты ничего не понимаешь... - Емой попытался отмахнуться от его слов, но вскоре и сам понял, что этого сделать не выйдет. - Это так заметно, да?
   Мика кивнул, уже вовсю улыбаясь. - Ты и вправду следил за ней?
   - Черт возьми! - раздраженно ответил Емой. - Я тут ни при чем! Ее брат сам сказал мне... - но он замолчал, видя, что улыбка Мики после его слов стала лишь шире. В итоге Емой схватился за голову и обреченно пробубнил: - Если бы старик не сказал мне проводить тебя, все было бы хорошо... Почему же мне так не везет?
  

*_*

   Жуни была самой младшей в их немалой семье. Отца она почти не помнила - когда тот погиб, она еще была совсем мала. И сейчас, будучи почти взрослой, она, честно говоря, не считала, что из-за этого много потеряла. Ведь Угрюм, ее старший брат, был не столько братом, сколько именно отцом. Он вместе с мамой окружал ее с Савви такой заботой, что они и не догадывались о том, как тяжело приходится их семье до тех пор, пока не повзрослели.
   А когда они подросли, оказалось, что Угрюм позаботился о них и тут. Он уже нашел им подходящую работу - Савви пошел в стражи, а Жуни устроилась работать туда же, куда и мама, но прачкой, а не уборщицей, как работала Марта.
   Это было странное время открытий и внезапного взросления. Когда широкая спина ее брата перестала скрывать от них все то, что происходило вокруг, мир внезапно перестал быть прекрасной сказкой, и стал куда менее приветливым и более опасным местом. Савви так и не понял, что же произошло - до сих пор, даже после смерти их близких, он оставался легкомысленным и немного разбалованным. С него все было, как с гуся вода. Возможно, виной тому была легкая работа в страже, а также то, что за нее ему платили неплохие деньги - впереди его ждала безбедная жизнь.
   Но сама Жуни была не такой - часто молчаливая и задумчивая, в этом она была, как никто в их семье, похожа на Угрюма. Девушка понимала, как тяжело должно было быть маме с братом после неожиданной гибели отца, какой самоотверженности от них потребовала жизнь, чтобы, наплевав на их собственные нужды, отдать все ради нее и Савви, и оттого еще больше любила их. И она, и Савви были умными, но, если Савви предпочитал использовать свой ум для остроумных шуток в веселой компании, то Жуни была молчаливой и наблюдательной. Она любила понимать, почему окружающие ее люди поступают именно так, а не иначе, и часто не чувствовала себя с ними уютно до тех пор, пока не разгадала их.
   С тех самых пор, как Жуни с Савви устроились на работу, жизнь для их семьи стала понемногу налаживаться. По крайней мере, до тех пор, пока одного за другим смерть не забрала у нее сперва маму, а спустя жалкий месяц - и Угрюма.
   Она не могла вспомнить, когда еще чувствовала себя столь беспомощно и одиноко, как в первые дни после смерти брата. Савви, как всегда, дома не было. Но его не было и тогда, раньше - она уже привыкла к его постоянному отсутствию. Что задевало ее больше, так это отсутствие Угрюма. Да, он редко говорил с ней, но он всегда был рядом. Всегда! А теперь Жуни шла по дому, в полной пустоте и тишине. И даже молчание старшего брата теперь вспоминалось таким приятным и родным, что без него тишина становилась пустой и бессмысленной. Дома находиться было просто невыносимо.
   Выход Жуни нашла быстро - она старалась сразу же уходить с дому и проводить вечера после работы с друзьями. Сейчас, накинув на себя легкое, но длинное - до самых ног, светло-желтое платье, вместе с неожиданными попутчиками в лице Мики и Емоя, она и направлялась на одну из таких встреч в таверне у Аленкоша.
   Это было очень известным местом для отдыха - еда там была вкусной и недорогой, а музыка - простой и ненавязчивой. Самого Аленкоша, растолстевшего от долгого владения харчевней, на людях видели редко. Тем более, что немало его времени уходило на исполнение обязанностей главы рода Коль.
   Ему и не нужно было появляться - за него всю работу уже давно делали наемные работники. Но более старые завсегдатаи еще помнили те времена, когда он сам ходил вдоль столов и уважительно спрашивал у них, чем они изволят отобедать. Правда, чем дольше он владел харчевней, тем более эксцентричным становилось его поведение. Доходило до того, что многие посетители не знали, когда он говорил всерьез, а когда - шутил.
   Снаружи таверны были расставлены небольшие деревянные столики, на которые, как воробьи на хлеб, каждый день слеталась молодежь. Там они пели песни, разговаривали и смеялись до тех пор, пока с приближением ночи не приходилось уходить в Крепость. И именно за одним из таких столиков и сидели София со Свэном.
   София выглядела все также хрупко, как и обычно - бледная, в светло-голубом платье, на первый взгляд она могла показаться невесомой и прозрачной. Как листик дерева, легко уносимый ветром. А ее светлые волосы были заплетены в большой и сложный узел, который, как узорчатая заклепка, казалось, и удерживал этот листик на ветке. Девушка увидела Жуни еще загодя и тут же широко улыбнулась, приветствуя свою подругу. Правда ее улыбка тут же пропала, когда она заметила рядом с ней Мику. Вместо этого его ожидали хмуро опущенные брови - сразу стало ясно, что парню его небольшую ошибку так просто не забудут.
   София неодобрительно посмотрела на него, но тут же перевела взгляд на свою подругу. - Что он тут делает? - она красноречиво спросила Жуни.
   Жуни замялась и, чувствуя себя несколько виноватой, отвела взгляд в сторону. - Оказывается, Мика - хороший друг моего брата...
   - Савви? - София пренебрежительно отвернулась. - Что в этом удивительного - у него тут все друзья...
   - Нет, - Жуни покачала головой, - Угрюма.
   После этого София, уже готовая было сказать еще что-то нелицеприятное, тут же замолкла, удивленно поглядывая на Мику. Она даже и не знала, что у почившего брата Жуни были друзья...
   Жуни же решила воспользоваться растерянностью подруги и попыталась все объяснить. - Не дуйся. Я подумала...
   - Ты подумала? - София перебила ее и сердито фыркнула. Как к этому моменту понял Мика, девушка, несмотря на ее дружелюбное поведение, умела держать обиду. - Мне кажется, ты не слишком хорошо подумала.
   Тут уже в ответ нахмурилась и Жуни. - Не слишком хорошо? Он не так плох, как ты думаешь. Почему ты сразу...
   - Потому что я лучше тебя разбираюсь в людях.
   - Но я...
   - Хватит! - громко сказал Мика, чем привлек недоуменные взгляды всех окружающих. Особенно удивленно выглядели две спорящие девушки, и вовсе позабыв о том, что он стоял рядом. - Хватит, да? - Мика повторил уже чуть тише. - Если бы я знал, что вы начнете ссориться из-за меня, то я бы не приходил.
   Его прервал смешок явно развеселившегося Свэна, который, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть рядом с Софией и с ленивым интересом наблюдать за ними. Мика лишь закатил на это глаза - учитывая, что все это началось именно из-за слов самого Свэна тогда вечером в Зале Покоя, то уж кто-кто должен был сидеть и помалкивать, так это Свэн.
   Мика вновь посмотрел на Софию. - Я хотел извиниться...
   - Не стоит, - быстро ответила она, все также подозрительно смотря на него.
   Опять возникло острое желание закатить глаза - ершистость девушки явно была выше всякой меры. Но он сдержался и пожал плечами. - Хорошо.
   Настороженность в глазах девушки быстро сменилась растерянностью. Было видно, что София не ожидала столь быстрого согласия с его стороны, и это несколько выбило ее из колеи.
   - Хорошо? - медленно переспросила она, вновь сердясь. - Что значит "хорошо"? - она даже встала из-за стола, указывая на Мику пальцем и грозно наступая на него. Но впечатление от ее гневных слов было изрядно испорчено, когда сидящий рядом с ней Свэн громко фыркнул.
   София тут же перевела упрекающий взгляд на него. - Почему ты смеешься?
   Он пожал плечами и широко улыбнулся. - Теперь ты пилишь не меня одного.
   Девушка хмыкнула и отвернулась, скрестив руки на груди и всем своим видом выражая свое мнение по поводу его слов. - Я не пилю тебя.
   Судя по ухмылке Свэна, он думал несколько иначе.
   Они еще немного поспорили, но вскоре после этого страсти поутихли, и София нехотя, но позволила Мике сесть вместе с ними за стол. Она все еще подозрительно поглядывала на него, но уже не пыталась прогнать его прочь. Мика был немало удивлен тем, насколько злопамятной может быть девушка. При первой встрече она показалась ему куда более дружелюбной, а слабый и болезненный внешний вид наталкивал на мысль, что она и за себя-то с трудом постоять может, куда уж там спорить с кем-то. Но, как показала жизнь, спорить она могла, и еще как.
   Вскоре они разговорились и узнали друг друга немного лучше. Оказалось, что Свэн с Софией были знакомы с самого детства. Их отцы знали друг друга с давних пор - когда-то оба вместе работали в полях вокруг Свирепого. Но времена менялись, и отец Софии, Августин, стал состоятельным перекупщиком, в то время, как отец Свэна, Вислав, так и продолжал вспахивать поля.
   Сама профессия перекупщика вызывала определенный интерес. Их общество было строго разделено на рода. В первую очередь, это выражалось в том, что многие товары, такие как хлопчатая одежда или бумага, производились только одним родом. Внутри родов купить этот товар можно было совсем легко - член рода шел к родовому купцу и приобретал, например, бумагу по достаточно низкой цене. Но если бы к этому же купцу пришел член другого рода, то цена на бумагу для него была бы существенно выше. Особенно, если один род не ладил с другим - тогда купить этот товар для члена другого рода становилось практически невозможно. А так как бумагу во всем поселении производил только один род, то искать более справедливую цену больше было просто негде.
   Именно на основе этого неравенства в ценах и появились перекупщики. Если обычные купцы просто продавали товары, производимые их родом, при этом устанавливая для одних покупателей высокие цены, а для других - низкие, то перекупщики шагнули дальше и стали продавать все товары всем по равным ценам. Цены на бумагу у перекупщиков были несколько выше, чем цены на бумагу у купцов для членов того рода, который ее и производил, но в то же время они были существенно ниже цен, устанавливаемых для чужаков. Достигали этого перекупщики весьма просто - они добровольно покидали свой род, становились К Хай, тем самым получая возможность оставаться вдали от межродовой политики. Они не занижали цены для одного рода и не повышали для другого, пытаясь оставаться беспристрастными. Вместе с членством в роду они лишались защиты, которую предоставлял род каждому своему члену, но, при наличии деловой хватки, получали возможность иметь немалый заработок - перекупщики быстро становились весьма состоятельными людьми.
   Августин много чем рискнул, лишая свою семью покровительства рода и начиная заниматься перекупкой, но в итоге это оправдалось, и теперь им не приходилось гнуть спину с утра до вечера. Все, что делала его дочь - это изредка стояла за прилавком, убеждая покупателей приобрести тот или иной товар, когда сам Августин в ее годы с утра до вечера вспахивал поля. Правда, стоило отметить, что продавать у девушки получалось отменно. Та самая жилка, которая позволила отцу Софии вырваться в люди, по наследству передалась и его дочери, так что Августин не сомневался в том, что и в ее руках семейное дело будет спориться. Но куда больше Августина волновало не то, на кого оставить семейное дело, а слабое здоровье Софии. Казалось, она заболевала от всего: попадет на слабый сквозняк - простудится, выйдет на улицу после купания - и кашля не избежать. А если уж по поселению идет поветрие кловьей патоки или еще чего, то София непременно этим чем-то и заболеет.
   Тем временем, пока семья Софии вела безбедную жизнь и сетовала на ее слабое здоровье, семейство Свэна трудилось в поте лица. И отец, и мать, и сам Свэн с утра до вечера проводили в полях за стенами города. Работа была тяжелая и плохо оплачиваемая, но позволяла сводить концы с концами. Вислав даже рассчитывал накопить достаточно, чтобы отдать сына в ученичество в одну из мастерских, когда тот немного повзрослеет. Все же, даже если самому Виславу с женой и не удастся покинуть поля, то их сын такой судьбы сумеет избежать.
   Несмотря на то, что одна семья была богата, а вторая - бедна, связи они друг с другом не теряли и часто проводили время вместе. Дети Августина и Вислава знали друг друга еще с тех пор, когда могли лишь ползать, и их родители с легкостью видели между Свэном и Софией ту же связь, что была и между самими Августином и Виславом. Маленькая и болезная София цеплялась за Свэна, а тот с мальчишеской гордостью отталкивал ее прочь, но делал это столь неуверенно и слабо, что не мог обмануть никого - ни их родителей, ни саму Софию. Жизнь текла размеренно и неторопливо - работа сменялась редкими свободными днями, которые семьи проводили вместе. Как помнил Свэн, это была неплохая жизнь, хоть и тяжелая.
   Так продолжалось до тех пор, пока одним пасмурным днем родители Свэна, тогда еще мальчишки тринадцати лет, не пропали. В тот день у Свэна была простуда, и с самого утра его вместе с мамой Софии отправили к целителю, а сами родители как обычно ушли в поле. Вечером он сидел дома и ждал, когда дверь в их дом откроется, и усталые, но счастливые видеть Свэна родители зайдут внутрь. Но они так и не появились.
   Позже ему объяснили, что Вислав с женой пропали в полях. Явление было частым и особых вопросов ни у кого не вызвало - пропали и пропали. С тех пор жизнь Свэна резко изменилась. Род всегда заботился об осиротевших детях своих членов, но забота эта далеко не простиралась - он был сыт и обут, но впереди его ждала профессия крестьянина, как у его отца, или, на худой конец, охотника. А, как к тому моменту уже догадался мальчик, работа за стенами поселения для всех завершалась одинаково - люди, раньше или позже, но пропадали. И он отнюдь не хотел закончить жизнь так же, как и его отец.
   Но тут произошло неожиданное - Свэна забрал к себе Августин. Парень до сих пор не знал, что двигало стареющим перекупщиком - дружеский долг или что-то еще, но с тех пор и по сей день Свэн жил вместе с семьей Софии. Он добровольно помогал в лавке, делая все, что только можно - мыл полы, расставлял товар, а, в итоге, стал и торговать, пока сам перекупщик и София были заняты. Как говорил Августин, это у него выходило не хуже, чем у Софии. Если даже не лучше - расслабленное и ничего не навязывающее поведение парня вызывало доверие у многих покупателей. Казалось, он стремится не столько продать что-то, сколько помочь покупателю выбрать то, что ему нужно. Чему многие покупатели оказались рады. Продажи не стали ждать и взлетели так высоко, как никогда, чем Августин был, несомненно, доволен.
   А два года назад, к большому удивлению всех вокруг, Свэн внезапно решил перестать работать в лавке и пойти служить в стражу. И, судя по лицу Софии, в то мгновение, когда он об этом рассказывал, довольна ни она, ни ее семья, этим не были.
   С Жуни их познакомил Савви, один из сослуживцев Мики и по совместительству старший брат Жуни. София до этого если и знала много кого в силу дружелюбного характера, то мало с кем действительно сближалась. Открытое поведение девушки могло ввести в заблуждение, но друзей у нее, кроме Свэна, не было. Поэтому удивлению Свэна не было предела, когда она буквально за одно мгновение спелась с молчаливой Жуни. И теперь, спустя больше года после их знакомства, они были не разлей вода. Всегда шептались над чем-то своим. О чем именно они говорили, Свэн, честно говоря, и спрашивать боялся. А если они и ссорились, что происходило редко, то тут же мирились.
   У самого Свэна с Софией отношения были весьма примечательными. Девушка всегда что-то хотела от него, в то время, как парень хотел лишь того, чтобы никто от него ничего не хотел. В итоге София чего-то у него всеми правдами и неправдами выпытывала, а Свэн с как можно более безразличным лицом ей лениво отказывал. Было забавно наблюдать за тем, как они постоянно спорили друг с другом по причине и без нее. Это было танец, который они за годы дружбы отточили до совершенства.
   Не менее веселыми были и разговоры Емоя и Жуни, если их можно было таковыми назвать. Охотник, как мог, пытался завести с девушкой разговор, в то время как Жуни продолжала относиться к нему с явным подозрением. В итоге на неловкие вопросы парня, призванные начать разговор, он получал в ответ лишь односложные ответы и пристальный взгляд сощуренных глаз. Похоже, Жуни обладала настолько же долгой памятью, как и София, и странное поведение Емоя немногим раньше забудет еще нескоро. Но молодой охотник не опускал рук, вновь и вновь спрашивая ее об одной бессмыслице за другой.
   Между тем оказалось, что все они уже знали Емоя и до этого. Мика подумал было, что его познакомил с ними Угрюм - он был наиболее очевидной связью между Емоем и Жуни, но Емой быстро опроверг это заблуждение.
   - Нет, - он покачал головой. - Я даже и не знал, что у Угрюма есть сестра. Сам его знаешь - из него и слова выудить было непросто, куда уж там попросить его представить кому-то!
   Жуни сощурила глаза, подозрительно наблюдая за молодым охотником, будто ожидая, что тот скажет о ее брате что-то плохое. Но сегодня Емой явно старался держать себя в руках и никого не оскорблять. В итоге она неодобрительно хмыкнула и промолчала. Хоть Жуни и любила брата, но тут Емой был прав - Угрюм был редким молчуном.
   - Мы с Жуни впервые встретились тут, - Емой рукой указал на таверну. - У Аленкоша работает Нора, жена моего брата. А у Жуни тут... - Емой замялся, переводя взгляд на Жуни. Будто он неожиданно понял, что собирался сказать что-то, чего без ее разрешения говорить явно не стоило.
   Жуни хмуро посмотрела на него и отвела взгляд в сторону. - Тут работала моя мама. Пока ее не уволили.
   - Уволили? - удивленно переспросил Емой. - Когда ее успели уволить? Она же... - Емой явно собирался отметить тот очевидный факт, что Марта была мертва, но от одного недоброго взгляда Жуни, сдержался и замолчал.
   - Незадолго до смерти, - нехотя ответила Жуни. - Одному из посетителей что-то не понравилось, и ее вынуждены были уволить.
   Только лишь вспомнив о своей матери, Жуни сразу ощутила, как хорошее настроение мгновенно пропадает, а взамен нему приходит острое желание заплакать. И первой, кто заметила, что с Жуни что-то было неладно, конечно же была ее лучшая подруга.
   - Жуни, - сидящая рядом София взяла ее за руку. - Ты... не надо нам рассказывать, если не хочешь.
   - Нет, - она слабо улыбнулась своей подруге, крепче сжимая ее руку. - Все в порядке, - после чего она вновь с упреком посмотрела на незадачливого Емоя. - Это не была вина моей мамы.
   Тот лишь обескуражено выставил перед собой руки. - Да ты что, я же...
   Но девушка перебила его, даже не дослушав. Казалось, что она говорила это не Емою, а пыталась убедить в чем-то саму себя. - Я даже слышала, что сам вэр Аленкош звал ее обратно, но она... - девушка покачала головой, - не успела согласиться.
   София что-то усердно зашептала Жуни на ушко, пытаясь успокоить девушку, а Мика задумчиво уставился в столешницу. История принимала все более подозрительные очертания. Сперва Марта повздорила с кем-то в таверне, а двумя днями спустя уже погибла от болезни, от которой погибнуть за эти два дня было очень сложно. Все это вызывало определенные вопросы.
   - Жуни, я не имел в виду... - начал говорить Емой, видимо, пытаясь сгладить впечатление от своего последнего неудачного вопроса, но София мягко перебила его.
   - Емой, - она пристально посмотрела на него, - сходи и купи нам что-то попить.
   - Что? - он удивленно перевел взгляд с Жуни на ее подругу. - Но...
   София лишь понятливо кивнула, мило улыбаясь. - Яблочный сок, пожалуйста.
   Рот Емоя сперва открылся, он попытался что-то сказать, но не смог выдавить и звука, в итоге просто молча закрыв его. - Ладно... Но, - он неожиданно кивнул на Мику, - Мика пойдет со мной.
   София лишь пожала плечами, чуть насмешливо глядя на Мику, а сам Мика такому повороту событий совсем не обрадовался. Ему вполне нравилось и за столом сидеть. - Зачем? Ты что, сок бочками вздумал покупать?
   - Просто пошли со мной, - чуть раздраженно выдал Емой, стаскивая Мику со стула.
   - Тогда, - парень огляделся, и совершенно случайно его взгляд наткнулся на полуспящее тело последнего мужчины в их компании, - может, и Свэна возьмем? Чтобы никому хорошо не было?
   Свэн приоткрыл один глаз и неодобрительно посмотрел на него, предпочитая лишний раз не двигаться и притвориться, что он их не слышал. Мике же так легко отделаться не получилось, и Емой все же утащил его с собой в таверну.
   Как только они попали внутрь харчевни, их взглядам открылось просторное полутемное помещение, освещенное причудливо изогнутыми канделябрами вдоль стен и большой узорной люстрой со множеством свеч у потолка. Также у дальней стены, рядом со стойкой, за которой разливали напитки, приветственно трещал камин. Все это создавало атмосферу уюта и уединенности даже в таком большом и открытом помещении, заставленном столами и скамьями, как это.
   Вместо того, чтобы идти к стойке продавца в другом конце помещения, Емой сразу свернул направо - в коридор, ведущий к лестнице на второй этаж. А там, сверху, насколько знал Мика, были комнаты постояльцев, в которых при желании можно было даже переночевать. Все здание было оснащено своим собственным валькаром, что, хоть и создавало дополнительные затраты, но позволяло безопасно ночевать за стенами Крепости. Правда, в их поселении, в отличие от Столицы или Мудрого, таких валькаров за пределами Крепости было совсем немного - тут все еще предпочитали жить по старинке и ночевали вместе.
   Но зачем им понадобилось идти к лестнице, Мика не понимал. - Ты не ошибся поворотом?
   - Нет, - оглядевшись вокруг и не обнаружив в узком коридоре никого, кто мог бы их подслушать, Емой подозрительно посмотрел на него. - Что происходит?
   Мика хмуро посмотрел на него. Вместо того, чтобы идти покупать этот сок, Емой сам притащил его черти куда, а теперь спрашивал, что здесь происходит? Этот вопрос было бы куда уместнее задать самому Мике. - А? - он не смог выдавить из себя ничего, кроме этого невнятного звука.
   Емой, будто не замечая растерянности Мики, продолжил говорить: - У тебя что-то на уме. Я знаю, что ты не просто так расспрашивал старика о Марте. А теперь, когда о ней заговорила Жуни и сказала, что ее уволили незадолго до смерти... - Емой покачал головой. - Ты что-то знаешь, да?
   Мика медленно кивнул, пристально наблюдая за Емоем. Теперь, когда стало ясно, почему охотник привел его сюда, Мика тут же вспомнил подозрительный взгляд Емоя еще тогда, у Старшого. Наверное, если бы Болека не отвлек их, он бы расспросил Мику уже там. Но это было не главное - Емой еще в Речном Устье доказал, что он не в меру догадлив. Важнее было понять, стоило ли рассказывать Емою все то, что было у него на уме. Он не мог сказать, что доверял молодому охотнику, но не мог утверждать и обратного. Тем более, что помощь в том, чтобы разобраться со всем этим делом, ему бы не помешала. - Мне кажется... - медленно начал он, все же решившись, - Марта умерла не от кловьей патоки.
   Емой хмуро посмотрел на него, явно желая сказать ему в ответ пару крепких слов. - Кажется?
   Мика поспешил кивнуть. - Я уверен в этом. За неделю или даже две до того, как ты умрешь от кловьей патоки, ты сляжешь в кровать от усталости и жара. А Марта... умерла быстро, даже не успев прилечь.
   После этих слов Емой перестал подозрительно смотреть на него и задумчиво отвел взгляд в сторону. Вскоре в его глазах уже промелькнуло понимание. - И умерла она сразу после того, как ее уволили? Ты к этому клонишь?
   -Да, - Мика кивнул, встречаясь с ним взглядом. - Более того, она умерла от остановки сердца именно тогда, когда к нам в Речное устье приползли ящерицы, яд которых как раз и вызывает остановку сердца. Поразительное совпадение, да?
   Емой пожал плечами, все еще не веря в весь этот заговор. - Тогда почему целители сказали, что она умерла от патоки? Мастера ошиблись? - он тут же покачал головой. - Едва ли.
   Мика согласно кивнул. Едва ли мастер, кем бы он ни был, мог ошибиться. - Скорее всего, мастер и не видел Марты. Ее осматривал какой-то ученик, и этот же ученик рассказывал близким всю эту чушь о патоке. Но то, что он ошибся с патокой, вполне ожидаемо. Редко кто знает все тонкости болезни, которую исцеляют одним щелчком пальцев, - Мика пожал плечами. - Но тут начинается то, в чем я немало сомневался.
   Емой все также задумчиво посмотрел на него. Мика видел, что все еще не сумел убедить его, но, похоже, был к этому близок. - Что?
   - Чем были эти слова о патоке - ошибкой или ложью? - Мика отвлеченно провел рукой по волосам. - Они с легкостью могли быть простой ошибкой - вокруг нас хватает глупцов, одаренные они или нет. Один из них мог и не только патоку придумать.
   - Тогда почему ты вообще заговорил об этом?
   - Из-за этого увольнения. Оно кажется слишком... - Мика пожал плечами, - своевременным? Таких совпадений не бывает.
   - И что? - удивленно спросил Емой. - Ты думаешь, это было убийство? - видя, что Мика неопределенно пожимает плечами в ответ, Емой усмехнулся. - Брось, Марта была обычной уборщицей. Кому может понадобиться убивать ее?
   Мика повел плечами. У него были мысли на счет того, кто мог с легкостью убить ее. - Недавно умер один старик... - Мика неопределенно покачал рукой, - тоже от остановки сердца.
   - Я не целитель, Мика, Но, - с явным сомнением сказал Емой, - по-моему, у старых людей такое случается.
   - Да, - Мика кивнул. - Только у этого старика сердце остановилось очень уж вовремя. Только он успел оставить заказы в двух мастерских и только в них всех убили, как у него остановилось сердце. Само вот так вот взяло, - Мика в притворном сожалении развел руки, - и остановилось.
   - Убийства в мастерских? - Емой удивленно посмотрел на него. - О чем ты?
   В ответ Мика нахмурился. Похоже, мастеру Никону удалось пока что не придать новости об убийствах огласке. Правда, в то, что никто так ничего и не узнает, Мике не верилось. Рано или поздно, но слухи все же пойдут.
   - Это неважно, - сказал он. - Пока неважно. Тебе просто нужно знать, что в поселении есть люди, готовые убивать других людей. И успешно это делающие.
   Емой, внимательно посмотрев на него, нехотя кивнул. Ему не нравилось то, что Мика что-то темнил, но, если не брать во внимание это, а просто взвесить его слова об убийцах... То вывод был прост - Емой тоже не верил в такие совпадения. - И ты думаешь, что это связано? Что это - дело рук одного убийцы?
   Мика пожал плечами. Если это было так, то они наткнулись на иголку в стоге сена. Убийцы явно и не подозревали, что на смерть обычной женщины по имени Марта, погибшей месяц назад, кто-то обратит внимание. И, что еще менее вероятно, заметит схожесть с последними убийствами. Если это действительно было так, то они могли попытаться найти тех, кто убил не только Марту, но и десятки людей в тех двух мастерских. Для этого нужно было всего лишь продолжать идти по следу: у них был ученик целителя, которому кто-то заплатил за ложь, у них был убийца, непосредственно отравивший и Марту, и, возможно, того старика-перекупщика. А убийца, в свою очередь, должен был купить яд ящериц у этого Владека с Анджеем. Следов было множество. Но также у них было и кое-что еще.
   - Та ссора, из-за которой Марта оказалась без работы... - Мика улыбнулся и посмотрел на Емоя, который в ответ лишь подозрительно сощурился. Ему не нравилось, когда люди так улыбались.
   - Почему ты на меня так смотришь? Нет... - он даже отступил на шаг назад. - Нет, чтобы ты ни хотел, я не стану тебе помогать.
   - Емой, - вкрадчиво начал Мика, не замечая протестов своего напарника. - Ты говорил, что жена Аккоя работает тут, верно? Нора, да?
   - Что именно из тех "нет" тебе было не понятно? - обреченно спросил Емой.
   - Нам нужно узнать имя того посетителя, из-за которого Марту уволили, - довольно сказал Мика. - И, возможно, эта Нора сможет подсказать нам его.
  

*_*

  
   Емой все же согласился отправиться к Норе, но идти к ней он решил один, попросив Мику не мешаться под ногами и убраться с глаз долой. Мика не стал спорить и быстро покинул узкий коридор, наконец, направившись к стойке за яблочным соком.
   В просторном полутемном помещении за столами всюду сидели люди, тихо общаясь под ненавязчивое дребезжание лютни. И, под аккомпанемент туго натянутых струн, их голоса были похожи на легкий шорох страниц толстой книги, перелистываемых терпеливым читателем. Этот звук успокаивал, а не отвлекал. Убаюканные ленивым звуком и погруженные в свои дела, они не обращали ровным счетом никакого внимания на проходящего мимо них парня. Поэтому и Мика долго не глазел по сторонам - он быстро добрался до стойки, где приветливая женщина тут же налила ему два стакана того самого сока, за которым он с Емоем и пошел сюда. Наверное, София уже выпила всю кровь бедняги-Свэна, пока ждала его. Улыбнувшись этой мысли, Мика поспешил к выходу. Все же не стоило заставлять девушек ждать так долго, а то недоверчивые взгляды до самого вечера им были обеспечены.
   Мика почуял странное, когда только подходил к распахнутой двери, ведущей наружу. Все столы там, за дверью, один за другим попадая в его поле зрение через приоткрытую дверь, были пустыми. Хотя буквально только что, когда он уходил оттуда вместе с Емоем, там еще сидели люди. Приметив эту странность, Мика пожал плечами - мало ли из-за чего они могли уйти, верно? И он вышел наружу.
   За исключением их столика, занятыми снаружи было всего пару мест - молодежь разбежалась, а те, кто все еще был тут, старательно делали вид, что не замечали того, что творилось за их столом.
   Возмутителем спокойствия был пухлый парень в бежевом кафтане и с изрядно покрасневшим от выпитого лицом. Его лицо настолько походило по цвету на его одежду, что он казался одной большой свекольной головкой, что-то громко и раздраженно заявляющей Свэну. Это было бы забавно, если бы кулаки этого человека не покачивались столь угрожающе близко от лица Свэна. А сам Свэн, загородив собой Софию и Жуни, стоял между девушками и пьяным парнем, внимательно наблюдая за возмутителем спокойствия.
   - Пошел прочь! - громко заявил парень, пьяно замахиваясь на Свэна. Удар еще даже не направился к цели, а Свэн уже шагнул немного в сторону, с легкостью уходя от последовавшего удара. Для молодого стража избежать удара, о котором сам противник заблаговременно сообщил ему таким широким размахом, совершенно не составляло никаких трудностей. Но в ответ Свэн бить не стал, вместо этого продолжая смирно стоять между противником и девушками.
   Чтобы понять, почему Свэн ничего не делает, Мике не понадобилось много времени - он узнал пьяного нападавшего. Это был Фрэнсис, старший сын Симана, мастера-оградителя Свирепого. Он был одаренным, и, насколько помнил Мика, учился где-то в Столице. Его коричневые волосы, отпущенные чуть ниже плеч, обычно были аккуратно уложены в одну из зализанных причесок, так популярных среди благородной молодежи. Но сейчас его волосы настолько растрепались, что с этим кустом на голове Фрэнсиса было не узнать. На его пухлой щеке остались следы грязи от одного из предыдущих падений, и в том же падении, видимо, пострадал и кафтан парня - он тоже был покрыт землей и грязью. Лицо Фрэнсиса, все в веснушках, хоть и было не столь полным, как лицо его отца, тем не менее, явно носило некое родовое сходство. Но оно проявлялось не столько во внешнем виде - веснушки, испещрившие лицо парня и явно унаследованные от матери, полностью приковывали к себе внимание любого смотрящего, отчего все прочее на его лице блекло. Из-за столь яркой черты заметить что-либо другое было затруднительно. Нет, Мике о Симане напоминало не внешнее сходство, а некое характерное выражение лица, унаследованное сыном от отца. Это был гнев и злость, в которой глаза как отца, так и сына, одинаково блестели обещанием мести. И сейчас Фрэнсис, хоть и был изрядно пьян, но смотрел на Свэна именно таким взглядом, обещая тому скорую расправу.
   Свэн мог лишь настороженно следить за руками Фрэнсиса, прекрасно понимая, чем для него закончится дело, если он начнет драться с одаренным. Скорее всего, он тут же окажется в тюрьме на ночь-другую. Более того - хорошо, если по выходу из нее у него еще будет работа.
   - Не мешай мне! - Фрэнсис шагнул вперед и потянулся мимо Свэна, к Софии. И Свэну не оставалось ничего другого, как оттолкнуть приблизившегося парня прочь. Но этого толчка для Фрэнсиса оказалось достаточно - не устояв на ногах, он с грохотом упал на ближайший стол, своим весом опрокидывая и сам стол, и ближайшие стулья.
   Свэн пораженно смотрел на лежащего посреди поваленной мебели одаренного, не зная, как поступить. Тем временем на поднявшийся грохот из таверны один за другим стали выбегать люди. Но никто из них не стал вмешиваться в происходящее - большинство предпочитали наблюдать за представлением с безопасного расстояния. В дела, связанные с одаренными, лучше было не лезть.
   - Что тут происходит? - повернувшись на крик, раздавшийся откуда-то с улицы, Мика с удивлением обнаружил еще одно знакомое лицо. Это был младший брат Фрэнсиса, Килиам. Похоже один брат в поисках другого проходил мимо харчевни и неожиданно для самого себя обнаружил то, что искал. Килиам был немного моложе Мики, на год или на два. И он многим мимолетно напоминал своего брата - тяжелым телосложением, полнотой и немного заплывшим лицом. Но все же были и отличия. Его волосы, карие, как и у брата, были коротко пострижены, а его кожа была белой, даже бледной, что говорило не только о привычке много времени проводить внутри дома, но и о том, что он, в отличие от брата, был трезв. Мика особое внимание обратил на его глаза, но не увидел там той злости, что была в его брате и отце. В них было гораздо больше растерянности и нерешительности, чем в двух его родственниках вместе взятых.
   Килиам в ужасе уставился на своего упавшего брата. - Что... Что случилось?
   Долго его ступор не продлился, и Килиам быстро поспешил к Фрэнсису и протянул ему руку помощи. Но Фрэнсис, все еще стоя на карачках, грубо отмахнулся от него.
   - Я сам! - с трудом поднявшись на ноги, он с пьяной обидой на лице указал пальцем на Свэна. - Ты... - он запнулся. - Ты покойник!
   - Что? - Килиам немного удивленно посмотрел на простолюдина у столика рядом с ними, и лишь теперь заметил, что тот с явной опаской наблюдает за ними. Как будто ждет наказания, которое неминуемо настанет. - Это из-за тебя мой брат лежал на земле? - от его слов Свэн невольно напрягся, и это было всем подтверждением, необходимым Килиаму. Он шагнул навстречу наглому простолюдину. - Ты ответишь за это. Мы...
   - Нет! - Фрэнсис вновь отмахнулся от него, все еще с обидой наблюдая за Свэном. - Я сказал, что все сделаю сам!
   И, не обращая более внимание на своего растерявшегося брата, Фрэнсис не заставил себя долго ждать. Даже с расстояния в несколько шагов, Мика отчетливо ощутил, как тот стал собирать силу в вытянутой руке, явно проводя ее через заготовку неизвестного плетения. Вся эта ситуация стремительно выходила за всякие рамки дозволенного. Как только тепло пришло в движение, Мика понял, что пора было поставить точку, пока еще можно это сделать. Стаканы с соком были небрежно оставлены на ближайшем столе, и Мика шагнул вперед.
   Это было нетрудно. Огибая поваленные стулья, он быстро и легко скользнул к Фрэнсису. Два шага, и Мика уже был подле так и не заметившего его одаренного. Через мгновение его рука уже схватила кисть вытянутой руки Фрэнсиса, и, повинуясь приказу Мики, его сила точным уколом нарушила движение тепла в готовившемся плетении. Парень даже удивился тому, насколько гладко все прошло.
   Фрэнсис перевел свой немного заплывший взгляд на него, но далеко не сразу понял, что происходит. - Ты... - нечленораздельно промычал он, пытаясь избавиться от его хватки, но она оказалась гораздо крепче хватки его брата - рука Мики по-прежнему продолжала уверенно сжимать запястье Фрэнсиса, несмотря на все его попытки. - Убери от меня руки... - его лицо искривилось в отвращении. - Ты, грязный червь...
   Мика мысленно закатил глаза. Фрэнсис выглядел жалко. Вся его шелковая одежда, некогда бывшая изящной, была измазана в грязи, а от него самого несло крепчайшим перегаром, который теперь, когда Мика подошел к Фрэнсису совсем близко, особо раздражал обоняние. Да и к чему все эти оскорбления? Если Фрэнсис хотел, чтобы его отпустили, то Мика будет только рад это желание исполнить. И он легонько оттолкнул пьяного одаренного подальше от себя, отчего тот вновь покачнулся и, как мешок с картошкой, рухнул на землю.
   - Уж если кто тут и грязный, - сказал Мика, с неким сочувствием наблюдая за вновь упавшим одаренным, - то это не я. Тебе, Фрэнсис, - даже несмотря на сморщенный от неприятного запаха нос, Мика постарался придать своему голосу радужные нотки, - не помешало бы привести себя в порядок.
   Совет был определенно дельным, но, если судить по недовольному лицу Фрэнсиса, то тот ему совершенно не обрадовался. Мика, отвернувшись от своего старого знакомого, перевел взгляд на Свэна с Софией. - Как вы?
   Свэн коротко кивнул ему, облегченно вздыхая. - Хорошо. Пока еще хорошо...
   Взгляд Мики скользнул дальше и встретился глазами с испуганными глазами Жуни, но от дальнейших расспросов его отвлек голос Килиама.
   - Я знаю тебя... - сказал он, вновь безуспешно помогая брату встать. - Ты всегда был с мастером Йомуром, - он тут же перевел взгляд с Мики на Фрэнсиса, - верно, брат?
   В этот раз позволив брату помочь себе встать, Фрэнсис посмотрел на Мику. - Да... - моргнув несколько раз, он уставился на него с узнаванием. - Я помню тебя... Миклай, да?
   - Мика, черт возьми, - хмуро пробубнил он. - Меня зовут Мика.
   - Миклай, - Килиам обратился к нему в поисках поддержки. - Эти трое, - он кивнул на Свэна, за спиной которого все еще стояли обе девушки, - напали на моего брата...
   - Неправда! - оскорблено прервала его София, выступая из-за спины Свэна. - Мы спокойно сидели за столиком, когда он, - она указала на Фрэнсиса, - стал лезть к нам и...
   - Она врет, - убежденно заявил Килиам. - Мой брат не мог...
   Слушать эту перепалку Мике не хотелось, поэтому он решительно перебил молодого одаренного. - Забирай своего брата и уходи отсюда.
   Килиам, явно не привыкший к такому обращению, раздраженно посмотрел на Мику. - Ты не можешь... - но он прервался на полуслове, когда увидел выражение лица Мики.
   - Я могу, - спокойно возразил Мика. - Я одаренный, как и вы, - отчетливо проговорил он. - Я могу избить вас, сделать все то, что твой брат хотел сделать с ними, - он указал рукой на троицу его друзей, - и мне ничего за это не сделают. Как не сделали бы и вам.
   - Но... - Килиам неуверенно оглянулся по сторонам. - Мой брат не хотел...
   - Тогда его, видимо, неверно поняли, - Мика закатил глаза. - Хотя когда кто-то идет на тебя с кулаками, его сложно неверно понять. Бери своего брата, - Мика настойчиво повторил, - и иди прочь отсюда.
   Похоже, в этот раз Килиам отлично осознал то положение, в котором оказался. Он обвел взглядом собравшуюся вокруг них толпу, но никто из зевак не стал спешить ему на помощь. Все отводили взгляды в сторону, а кое-кто даже злорадно усмехался. Редкий простолюдин был бы готов прийти на помощь одаренным. В итоге Килиам испуганно отступил на шаг назад - ближе к брату.
   - Что тут происходит? - раздался изумленный вопль со стороны харчевни, и, обернувшись, Мика с удивлением узнал в кричавшем Емоя. Емой же, растолкав людей и прорвавшись к ним, совершенно не обратил на него внимания. - Жуни! - обнаружив девушку рядом со Свэном, он прямиком бросился к ней. - Как ты? Все хорошо?
   Жуни, немного сбитая с толку после всего пережитого, слабо кивнула ему. - Да...
   Емоя это совершенно не убедило, и он стал внимательно осматривать ее. - Точно все хорошо?
   Жуни такой напор лишь еще больше сбил с толку. - Да, я...
   Мика закатил глаза. Казалось, что никто, кроме Жуни Емоя и не волновал. - Со мной тоже все хорошо, Емой. Спасибо, что спросил.
   Сумев с трудом оторвать глаза от девушки, Емой повернулся к нему и фыркнул. - Будто с тобой что-то произойдет... Ты же до сих пор и ногу не сломал!
   Мика, с улыбкой вспомнив недавнее пожелание Емоя, пожал плечами и придирчиво оглядел свои ноги. Сломанными они точно не были, что, наверное, было к лучшему.
   - Ты! - раздался пьяный возглас Фрэнсиса, который вновь нашел в себе силы подняться на ноги. Он погрозил Мике рукой, проходя мимо брата и нетвердым шагом направляясь к Мике. - Я доберусь до тебя!
   Мика на это лишь фыркнул и перевел взгляд на его брата. - Что ты решил?
   Килиам, боязно поглядывая то на нетвердо стоящего на ногах Фрэнсиса, то на Мику, все же решился, и, схватив своего брата за руку, стал утягивать его прочь.
   - Нет! - раздался очередной вопль Фрэнсиса. - Отпусти меня... - он попытался оттолкнуть его от себя, но в этот раз его младший брат проявил не свойственную ему настойчивость. В итоге борьба двух братьев затянулась - с одной стороны толкал старший, с другой - не отпускал младший. Все закончилось закономерно - Фрэнсис оступился и с грохотом вновь оказался на земле.
   Наблюдая за тем, как Килиам в который раз пытается поднять на ноги брата, Мика с удивлением понял, что не испытывает злости по отношению к этим двум. Скорее все это было забавно и глупо. Один напился до безобразия - всего то. Он таких пьяных часто видел в охотничьем лагере, правда, те пьяные не имели такой власти, как этот. Второй вообще всего лишь пришел на выручку первому и несколько неверно оценил положение дел. Все это было как-то нелепо.
   Тем временем Килиаму все же удалось поднять Фрэнсиса на ноги, но вот уходить тот все еще не желал. В итоге между ними вновь завязалась борьба, которая, скорее всего, опять бы ни к чему не привела.
   В толпе вокруг них все чаще раздавался смех, а кто-то был даже достаточно храбр, чтобы выкрикивать какие-то оскорбления в адрес двух братьев. Где была их храбрость, когда нужно было вступиться за Свэна, оставалось только гадать.
   Тем временем Фрэнсис вновь покачнулся, чудом не оказавшись на земле, но все еще упрямо отбиваясь от брата. Похоже, без посторонней помощи Килиам его отсюда увести не сможет. Тихо чертыхнувшись себе под нос, Мика посмотрел на Емоя. Тот все еще ни шагу не отходил от Жуни, которую все больше настораживала такая забота охотника. Если он будет продолжать в том же духе, то как бы это не вышло для него очередным боком... - Емой? - окликнул его Мика.
   - Что? - спросил тот, все еще неотрывно наблюдая за Жуни.
   - Пошли, - Мика нехотя кивнул на братьев, - поможем им.
   В этот раз Емой все же повернулся к нему. - Ты что, сдурел? Они же чуть...
   - Я понял, понял, - Мика отмахнулся от него. Ему это нравоучения были ни к чему. - Пошли.
   - Ты... - но Емой запнулся, удивленно наблюдая за тем, как Мика, совершенно не слушая его, направился к братьям. - Черт возьми... - и, видя, что выбора у него нет, Емой обреченно вздохнул и побрел вслед за ним.
   В итоге Мика с Емоем отогнали Килиама прочь и, шикнув на недовольного Фрэнсиса, подхватили его с двух сторон за руки и понесли его вниз по улице. Лицо Килиама было забавным - сперва он смотрел на них с недоверием, но, тем не менее, послушно шел впереди и указывал им дорогу к их дому. И шаг за шагом подозрения в его глазах пропадали, медленно сменяясь удивлением. Похоже, последнее, чего он ожидал - это то, что те, кто еще недавно прогоняли его брата, теперь будут помогать тащить его же домой.
   Честно говоря, Мика и сам не ожидал, что будет тащить куда-то Фрэнсиса, который, помимо того, что был не в меру тяжел, так еще вонял перегаром и был грязен. Но выбора не было - сам Килиам бы с этим точно не справился. Оставалось только сморщить нос и тащить поразительно покладистого одаренного вперед по узким улочкам Свирепого.
   Их домом оказался многоэтажный особняк, даже с подножия которого были видны шикарные зеленые сады, раскинувшиеся на террасах верхних этажей и свисающие вниз богатыми побегами вьюна. Он был большим и роскошным - таким, каким и полагалось быть дому мастера-оградителя поселения.
   Они уже были у самого порога входной двери, которые держала открытой разволновавшаяся при виде Фрэнсиса служанка, когда Фрэнсис, настроение которого по пути медленно скатывалось во все большее уныние, вырвался из рук Мики с Емоем и, неуверенно покачнувшись, вцепился в брата.
   - Фрэнсис? - удивленно спросил Килиам, когда тот неожиданно схватился за него, чуть не утянув вниз их обоих. Удивление сменилось беспокойством, когда он заметил, насколько потерянными выглядели глаза его брата. - Фрэнсис?
   - Я... - протянул тот, с силой сглатывая подступившие к горлу слезы. Но он не смог, и вот уже первые слезинки потекли из его широко открытых растерянных глаз вниз по его щекам.
   - Фрэнсис, что случилось? - обеспокоенно спросил Килиам, наблюдая за его пьяным братом, все больше впадающим в уныние.
   - Это... - Фрэнсис выдавил из себя между все возрастающими всхлипами. - Это из-за меня он пропал...
   - Что? - Килиам растерянно покачал головой, с трудом удерживая Фрэнсиса на ногах.
   - Аннам. Малыш Анни, он... - неразборчиво сказал Фрэнсис, пытаясь остановить слезы, но все было тщетно.
   По лицу Килиама пробежала тень узнавания, и он стойко ответил: - В этом мы все виноваты.
   - Нет, - Фрэнсис настойчиво закачал головой, - ты не пони...
   - Тихо, Фрэнсис, - мягко сказал Килиам, передавая его в руки прибежавших слуг. - Это все из-за выпивки. Не нужно было тебе столько пить.
   Чем дольше Мика наблюдал за всем этим, тем больше хмурился. По невнятному бормотанию Фрэнсиса можно было догадаться, что их семья недавно пережила какую-то потерю. Видимо, именно ее старший сын и пытался заглушить выпивкой. И теперь, когда Мика подозревал, какие были причины для того, чтобы так напиться, этот Фрэнсис уже не казался таким ублюдком, как раньше. С кем не бывает, верно?
   Тем временем, слуги унесли Фрэнсиса внутрь особняка, и Килиам повернулся к ним и, чуть помедлив, благодарно склонил голову. - Спасибо, что помогли. Мы...
   Но Мика решительно прервал его. Он тащил на себе тушу его брата не из-за того, чтобы выслушивать благодарности Килиама. - Не нужно. Лучше скажи ему, чтобы похудел немного,- Мика улыбнулся, давая понять растерянному Килиаму, что это шутка. - Если он так и продолжит толстеть, в следующий раз мы с Емоем его уже не утащим.
   Килиам из вежливости попытался через силу улыбнуться, но улыбка вышла кривой. - Да, он... - он рассеянно отвел взгляд в сторону и замолчал.
   Молчание прервал сам Мика, чем себя же и удивил. - Кто погиб?
   - Что? - переспросил Килиам, застигнутый врасплох столь резким вопросом. Но, еще раз посмотрев на Мику, он все же счел нужным ответить. - А... это Анни, наш новорожденный брат. И он не погиб.
   - Нет? - Мика удивленно приподнял брови. Он почему-то был уверен, что...
   - Он пропал. Просто взял и... - Килиам на мгновение замер, вспоминая что-то неприятное, но в итоге вновь поднял взгляд на них. - Спасибо вам, но я должен идти.
   - Да, конечно, - пробубнил Мика, наблюдая за закрывающим входную дверь парнем. Новорожденный младенец пропал? Это же не была нелепая шутка, верно?
   Мика покачал головой, не зная, что и думать, и перевел взгляд на молчаливого Емоя.
   - Ну что, узнал что-то у Норы?
   - Да, - тот отстраненно кивнул, тоже думая о чем-то своем. - Она хорошо помнила тот переполох. Хозяина таверны, этого... - Емой задумчиво потер затылок, пытаясь вспомнить нужное имя, - Аленкоша не было, а один из посетителей вдруг стал кричать на работников. Насколько я понял, Марта убирала одну из комнат и ненароком подслушала что-то, - Емой пожал плечами. - Он был очень недоволен этим - много чем грозился всем им. Чуть ли не...
   - Убить? - перебил его Мика, встречаясь с ним взглядом. Емой чуть помедлив, согласно кивнул ему.
   - В итоге управляющему пришлось уволить Марту, чтобы хоть как-то успокоить посетителя.
   Это многое объясняло. Если мать Угрюма сумела узнать что-то, связанное с этими убийствами, и ее саму вполне могла ждать та же судьба.
   - Кто это был? - нетерпеливо спросил Мика. - Из-за кого уволили Марту?
   - Вот из-за него и уволили, - Емой кивнул на дом, в котором только что скрылись братья.
   Мика нахмурился. - Что, из-за Килиама?
   - Нет, - Емой покачал головой, - из-за его отца - Симана.
  

*_*

   Уже вечерело, когда Мика, вместе со всей своей семьей стоял на краю сцены Большого Зала. После всех событий сегодняшнего дня он немало устал, но пропустить это событие он себе позволить не мог. Это был день, когда Марианну должны были представить народу, как сола иссу. Его сестра, чуть испуганно оглядываясь по сторонам, стояла подле Анны, крепко сжимая маму за руку. И особо воодушевленной тем, что ей придется с кем-то знакомиться, она не была.
   Большой Зал, предназначенный в первую очередь для утренних и вечерних обрядов, с трудом вмещал всех тех, кто пришел посмотреть на представление новой сола иссы. Люди не только заняли десятки скамеек, но и полностью заполнили все подходы к сцене. Их взгляды, полные ожидания и надежды, жадно изучали их семью, то и дело цепляясь за лицо юной Мари. Многие из них уже слышали о том, что была обнаружена новая сола исса, но каждый из них все равно жаждал получить подтверждение слухам.
   Сам зал был устроен просто - с одной стороны было небольшое возвышение - сцена, с которой во время обряда обычно выступали послушники Братьев, а перед ней тянулись десятки рядов скамеек. Их было столь много, что Мика и не помнил, когда ряды были переполнены в последний раз. Стены Зала были богато украшены гобеленами - длинными расписными коврами, свисающими от высокого потолка и аж до пола. Самым выдающимся гобеленом было полотно, расположенное прямо за сценой - на огромном ковре, заслонившем собою сразу целую стену, была изображена сама Крепость во всем ее величии. Художник отлично сумел передать то чувство, которое возникало при взгляде на толстые серокаменные стены и уходящие в небо сады пирамидального здания - они внушали непоколебимую веру в собственную безопасность. Казалось, оказавшись за этими прочными и надежными стенами, люди смогут избежать любой опасности.
   Но Мика не смотрел ни на гобелен Крепости за его спиной, ни на маму и деда, стоящих подле него. Мысли парня все чаще покидали пределы этого зала и возвращались к смерти Марты и тому, кто, возможно, был виноват в ней. Был ли мастер Симан причастен не только к убийству Марты, которая похоже, сумела подслушать что-то такие, ради чего на ее убийство не пожалели яда ираманского ящера, но и к убийству старика-перекупщика, который тоже вполне мог погибнуть от того же яда? А если шагнуть дальше и предположить, что Симан был лично заинтересован в убийстве перекупщика, потому что тот, как и Марта, знал что-то про мастера-оградителя, чего знать явно не следовало, то становилось вполне вероятно, что мастер Симан мог быть замешан и в убийствах, произошедших в двух мастерских. Ведь недаром же его правая рука - Гришко, шел на то собрание недовольных, верно? Наверное, и оно играет какую-то роль во всем этом спектакле...
   Мика даже успел поделиться своими подозрениями с мастером Никоном, но тот, несмотря на обилие доказательств, не выглядел убежденным. Ведь прямых доказательств не было - только косвенные. Тем более, что у мастера Симана не было очевидного мотива в этих преступлениях. Зачем одному из одаренных было желать зла другим одаренным? В этом просто не было смысла. Поэтому Мике и самому с трудом верилось в вину Симана, несмотря на то, как хорошо друг к другу подходили другие части головоломки.
   Глаза Мики с легкостью отыскали грузную фигуру мастера Симана, сидящего в первом ряду, совсем рядом со сценой. Даже сейчас, выслушивая что-то шепчущего ему на ухо Гришко, мастер выглядел раздраженным. Легко было представить, как Симан, в очередном приступе гнева, переступает черту обыденного и, не рассчитав силы, убивает кого-то. Но сейчас речь шла не столько об убийстве в приступе гнева, сколько о хладнокровно спланированном и тщательно продуманном действе, итогом которого стали десятки трупов и полное отсутствие следов, указывающих на убийц. Был ли Симан способен на такое? Мика не был столь уверен в этом.
   Тем временем Маргрет, одетая в длинное белое платье, подошла к Марианне, все еще сжимающей руку матери, и, чуть склонив голову, как можно мягче прошептала взволнованной девочке: - Нам пора.
   Женщина протянула ей руку, но Мари не стала хвататься за нее, вместо этого неуверенно посмотрев на маму. - Я не хочу, - пробурчала она, глазами умоляя Анну забрать ее прочь отсюда.
   Анна печально улыбнулась дочери. - Знаю, - мама присела на корточки рядом с ней и провела рукой по аккуратно уложенным волосам дочери. - Ничего, Мари, - она нежно обняла ее, стараясь не помять белое платьице, одетое на Марианне. - Это ненадолго. Ты всего лишь выйдешь к ним, и все - сразу назад. Хорошо?
   Мари явно не хотела никуда идти, но видя, что ни мама, ни брат не могут ничего поделать, она все же нехотя кивнула. Она уже была взрослой девочкой, и не станет плакать только потому, что ей чего-то не хочется. Хотя не хотелось очень сильно. - Хорошо, - шепнув это, Мари все же взяла старуху за руку и пошла вслед за ней к самому краю сцены.
   Зал загомонил еще громче, и многие увлеченно стали показывать на нее пальцами, отчего очень сильно захотелось убежать обратно к маме. Но Мари всего лишь потупила взгляд, смирно стоя подле Маргрет. Скоро все это кончится - нужно было всего лишь немного потерпеть.
   И на Маргрет, и на Марианне были одинаковые белые платья. Белый цвет в умах людей был неразрывно связан с чистотой и правдой, и сола исса, как и более низкостоящие послушники Братьев, такие, как Анна, которая работала заведующей Зала Покоя, предпочитали носить если и не белый цвет, то светлые оттенки. А для людей, наблюдающих за старухой и Мари, цвет платьев служил еще одним признаком того, кем была девочка.
   - Жители Свирепого! - громко заговорила Маргрет, и ропот в зале мгновенно стал стихать. - Сегодня радостный день для всех нас. Старший брат, несмотря на опасения многих, не покинул нас в это непростое время. И доказательством тому является еще одно маленькое чудо, явленное им для тех, кто верует в него. Я, от имени Сестринства, представляю вам Марианну К Хай, - Маргрет торжественно указала на Мари, и ропот в зале возобновился с новой силой. Люди, наконец, получив подтверждение своим догадкам, старались получше запомнить олицетворенное чудо, стоящее перед ними. - Марианна К Хай вступит в Сестринство по достижению дня свершения тела, в шестнадцать лет. Потому что она - сола исса, - весомо сказала Маргрет, - единственная, обнаруженная за последние шесть лет.
   Народ самозабвенно захлопал маленькой девочке, стоящей на возвышении перед ними. За последнее время развелось множество слухов и предположений о том, почему сола исса больше не рождались среди них. И с каждым годом, в котором новые сола иссы так и не появлялись, этих слухов становилось все больше. Начиная от того, что народ Содружества прогневал Старшего брата, и заканчивая тем, что близился конец времен. И сейчас перед людьми стояло живое опровержение всех этих теорий. Марианна не казалась им маленькой девочкой. Нет, они думали, что перед ними загадочное создание, лишь по случайности похожее на человека.
   Аплодисменты продолжались. Кто-то выкрикивал что-то хвалебное, но Мику больше насторожили их взгляды. В них было столько обожания и превознесения, что даже его это выводило из себя, что уж говорить о Мари, которая растерянно отступила на шаг назад и попыталась укрыться за ногами Маргрет. Старуха что-то ободряюще зашептала ей на ухо, после чего девочка все же перестала скрываться и вновь нехотя шагнула вперед - обратно на всеобщее обозрение.
   И именно в это мгновение произошло то, чего не ожидал никто из них. Большое полотно с изображением Крепости, которое украшало стену прямо за их спинами, с грохотом упало вниз, чудом не задев ни Мику, ни маму с дедом, стоящих прямо рядом с ним. Но обескуражило людей не столько падение гобелена, сколько то, что скрывалось за ним.
   Первое, о чем подумал Мика, когда увидел это, почему-то была его сестра. Пришла ошарашенная мысль, что она не должна была увидеть это. В следующий миг он с некоторым удивлением обнаружил, что его тело уже двигалось само по себе. Не прошло и мгновения, как он оказался рядом с Мари и, не обращая внимания на застывшую рядом с ним Маргрет, ладошкой закрыл ей глаза еще до того, как она успела повернуть голову.
   - Мика? - она попыталась убрать его руки, но он настойчиво удерживал их на месте. - Что случилось?
   - Ничего, - хрипло сказал он, невольно крепче прижимая к себе сестру. К этому времени к ним вместе с дедом уже подбежала и побелевшая Анна, хватаясь за своих детей, как за спасительный якорь.
   - Мама? - все также растерянно спросила Мари, ощущая прикосновение матери. - Что такое?
   - Все хорошо, дочка... - мама зашептала ей еще что-то, но Мика уже не слушал их, пораженно оглядываясь на страшную картину за их спинами.
   К каменной стене, до этого скрытой гобеленом, железными штырями был прибит труп мужчины. Он казался насекомым, вдавленным в стену некоей гигантской силой, продолжавшей давить до тех пор, пока во все стороны от жертвы не брызнула кровь. Вся стена вокруг него была залита кровью, до сих пор обильно текущей из сквозных ран в запястьях жертвы. А один штырь торчал прямо из живота, насквозь прошивая не только жалкие лоскуты одежды, но и окровавленную и истерзанную плоть. Крови было настолько много, что она, одинокими дорожками стремясь вниз, даже стала медленно стекать в лужу на полу. Но ее еще было все же недостаточно, чтобы размыть послание, написанное кем-то на стене хорошо различимыми большими и красными буквами прямо над головой жертвы. "Бойтесь, пособники одаренных. Умрет каждый вне круга".
   Глаза Мики ошарашено пробежались по буквам. Вне круга? Вне какого круга? Эта надпись вызывала больше вопросов, чем давала ответов. Но Мика не смог долго смотреть на буквы - его взгляд тут же притянуло к себе лицо мертвеца, знакомое и оттого еще более отталкивающее.
   Мика узнал его - это был Фрэнсис, сын Симана. Его лицо не было красным от выпитого, каким было еще несколько часов назад, когда Мика помогал Килиаму донести его до дома, и даже его веснушки не бросались в глаза так, как ранее. Вместо этого его лицо было нечеловечески бледным, будто вся кровь покинула его. Холодное, заживо замерзшее лицо было, как гнилая коряга, искривлено ужасом и болью. Фрэнсис смертельно боялся того, что видел перед смертью, того от чего погиб. И от этого по спине Мики побежали мурашки.
   Мика не сразу догадался, зачем было подвешивать труп Фрэнсиса посреди Большого Зала. Но догадаться ему помогли те люди, которые собрались в зале и теперь спешно пытались его покинуть, всеми правдами и неправдами пробивая себе путь к выходу. Они были так испуганы, что не обращали внимания ни на что вокруг, даже на призывы стражей к спокойствию. Именно это и было ответом - страх. Впервые со дня основания Свирепого, люди не просто боялись - они испугались чего-то в самой Крепости. Безупречная репутация их твердыни, их надежного убежища, была разрушена. Отныне нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности - ни в поселении, ни, тем более, за его стенами.
   Тем временем хаос нарастал. Люди пытались оказаться как можно дальше от ужасной сцены, но выход был узким, и пройти через него всем и сразу было невозможно, о чем люди, похоже, забыли, все с тем же остервенением пытаясь выбраться из зала. Лишь несколько человек бежали в обратную сторону - к гобелену. И первым из них, несмотря на всю свою неуклюжесть, цели достиг мастер Симан. Все еще не до конца осознавая, что там, впереди, на стене был распят его сын, Симан робко потянулся вверх, с трудом доставая даже до его ноги и хватаясь за свисающую окровавленную штанину.
   - Фрэнсис? - прошептал он, пораженно уставившись на своего сына. Казалось, он был удивлен тем, что труп не может ему ответить. - Фрэнсис, что...
   Мика, не в силах оторвать глаза, наблюдал за тем, как к отцу медленно приходит осознание того, что его сын погиб. Что он был мертв, и не сможет сказать что-то в ответ. Как в глазах отца, широко открытых и растерянных, промелькнули злость, недоверие и, наконец, горе. Казалось, его веки пытаются опуститься на глаза, укрыть их от ужасного зрелища, но мастер Симан, уже со слезами на глазах, все также продолжал жадно смотреть на своего сына, одеревенелой рукой держась за кровавую штанину.
   - Фрэнсис...
   Мика с трудом отвернулся и еще раз прошептал на ухо своей сестре: - Ничего не случилось. Все хорошо... - он шептал это и не знал, кого пытается успокоить - ее, ничего не понимающую и надежно укрытую за спинами самого Мики, Анны и деда, или же себя, до глубины души потрясенного кровью и смертью.
   А в голове у него тем временем промелькнула никчемная мысль о том, что теперь ни один человек в здравом уме не поверит в то, что мастер Симан был причастен к убийствам. Куда уж там... Сейчас, замерев на сцене посреди бегающих туда-сюда людей и крепко прижимая к себе сестру, в это не верилось даже самому Мике.

*_*

Следующий день. Месяц первых холодов, день 2.

   Было раннее утро следующего дня, но почти вся семья - мама, сын и сестра, уже собрались в гостиной, где Мика собирал последние вещи перед выходом.
   - Не забудь взять с собой сменную одежду... - приговаривала Анна, наблюдая за тем, как ее сын укладывает что-то в сумку. После событий вчерашнего вечера, она волновалась за него куда больше обычного. - Ты точно взял все необходимое?
   - Да, да... - устало выдохнул Мика. - И одежду сменную я тоже взял. Мам, - он прекратил собирать заплечную сумку и повернулся к ней, - не волнуйся. Я же не первый раз так ухожу, правда?
   Анна целое мгновение смотрела на своего сына, внезапно ставшего таким взрослым, после чего не выдержала и обняла его. - Знаю, - шепнула она ему на ухо. - Но все же...
   - Мика, ты надолго? - сонно спросила примостившаяся на стул рядом с ними Марианна. Даже несмотря на то, что его сестра все еще была обижена на него, она все же проснулась достаточно рано для того, чтобы проводить его.
   Улыбнувшись ее заспанному лицу, Мика ответил: - Дней на десять, может, немного больше.
   - Возвращайся поскорее, - пробормотала она. - Без тебя будет скучно. И возьми с собой подарки, - она, надув щеки, отвернулась в сторону. - Много подарков.
   Это заявление вызвало улыбку на лице не только у Мики, но и у мамы. Его улыбка чуть потускнела, когда он вспомнил о событиях вчерашнего дня. Искривленное болью лицо Фрэнсиса так и не уходило из его головы. Мика покачал головой, прогоняя наваждение и вновь переводя взгляд на сестру. Подарки, да... Хорошо, что она не видела всей той крови, что стекала по стене.
   - Ладно, - он выдохнул, прогоняя прочь мрачную картину и последний раз оглядываясь вокруг, - вроде бы все...
   - Береги себя, - прошептала мама, еще крепче обнимая его. Мика почувствовал, как Мари, встав со стула и подойдя к ним, пытается обнять их с мамой.
   - Все будет хорошо, - сказал он с напускной уверенностью, высвобождаю одну руку из маминых объятий и притягивая в себе сестру. - Идите, поспите еще немного. Не волнуйтесь.
   - Угу, - неразборчиво буркнула Мари, но объятья разрывать не стала.
   - Мика... - внезапно сбоку от них раздался голос его деда. За время, прошедшее с их ссоры, они с дедом, за исключением нескольких случаев, успешно избегали друг друга. Слова, сказанные сгоряча, никак не забывались и все еще бередили старые раны. Каждый раз, когда Мика видел деда, они вновь звучали в его голове и вновь больно жалили его. Как в тот вечер, в день совершеннолетия Мари, так и сейчас.
   - Дед, - сжато поприветствовал его Мика.
   Йомур неловко помялся на месте, после чего резко протянул ему сверток.
   - Бери, - грубо сказал старый целитель. После того, как парень неуверенно взял сверток, дед заговорил вновь. - Там твой браслет.
   - Но... - Мика удивленно посмотрел на деда.
   - Что бы я ни говорил тебе в последние дни, - сказал Йомур, отвернувшись, - но ты заслужил его.
   Раскрыв матерчатый сверток, Мика извлек на свет свой браслет. Это были с десяток круглых и немного приплюснутых железных шариков с вырезанными на них знаками, соединенные цепочкой. Быстро пробежавшись по ним глазами, Мика обнаружил уже знакомые ему плетения памяти души, разрыва связей и другие. Этот браслет, выступая проводником для его силы, позволял использовать плетения множество раз, не беспокоясь о том, что проводник разрушится. Конечно, когда-нибудь и это железо, выкованное особым образом, под воздействием силы распадется на части. Но это произойдет лишь через несколько лет. Как и альтун, браслеты служили одаренным не только орудием, но и доказательством их способностей. Подтверждением силы их дара. И чего Мика от деда после их ссоры не ждал, так это признания того, что он был способным учеником.
   - Там, - дед кивнул на браслет, которые внук все еще немного ошеломленно сжимал в руке, - все, что необходимо для того, чтобы исцелить кого-то. И... если в пути что-то случится, ты будешь знать, что делать. Надень его, - сказал Йомур, видя, что Мика все еще неуверенно мнется с подарком, - если хочешь, конечно.
   Кивнув, Мика молча одел браслет на руку. Он удобно облегал запястье и очень просто скрывался под рубахой. Железо немного холодило кожу, лишний раз напоминая о том, что именно было у него на запястье, но Мика не сомневался в том, что скоро перестанет обращать на это внимание.
   - И... - дед опять замялся, скрывая неловкость за покашливанием, - возвращайся обратно в целости.
   Скупо кивнув на прощание, Йомур развернулся и вновь скрылся за дверями своей комнаты.
   - Он любит тебя, - мягко прошептала ему мама, когда дверь за дедом закрылась. - Папа всегда был несколько грубоват, но это не значит, что он...
   - Я знаю, - перебил ее Мика. - Просто, иногда, - он замолчал, пытаясь собраться с мыслями, - иногда об этом забываешь...
   - Деда хороший, - по-детски просто сказала Мари, наблюдая за ними сонными глазами. - Просто он старый.
   Слова сестры вновь вызвали улыбку на лице Мики. У Мари всегда было это поразительное качество - заставлять его улыбаться.
   - Если бы ты помнил, как он радовался, когда выяснилось, что ты одаренный... - Анна с легкой грустью покачала головой. - Знаешь, мой дар очень слаб...
   Мика хмуро посмотрел на нее. - Это не важно...
   Мама с улыбкой приложила указательный палец к его губам, останавливая его. - Знаю, но... Я способна лишь на самую малость и не смогла пойти по стопам отца. А папа, - она провела рукой по волосам своего сына, - из-за этого он очень переживал. У нас нет рода, и семейные знания передать было бы некому. Поэтому он так много и требует от тебя. Последний год... - она прервалась, задумавшись, - он был тяжелым для всех нас.
   Да, он был очень непростым. Сперва в Столице погиб отец, а потом по его следам ушла и Мирабель. Одна потеря следовала за другой, не позволяя Мике опомниться. Целый год у него ушел только на то, чтобы заговорить об отце хоть с кем-то. Последняя мысль послужила Мике напоминанием, что этот кто-то по имени Угрюм на следующий день после того разговора погиб и сам, что тут же заставило нахмуриться. Из тяжелых мыслей его вырвали слова мамы.
   - Твое решение стать охотником... - Анна вновь прервалась, - оно больно ударило по нему.
   - Я знаю, - шепнул Мика.
   - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сынок, - она устало положила голову ему на грудь и закрыла глаза.
   - Мика ничего не знает! - уверенно заявила до того притихшая Марианна. - Вчера он сказал, что я больше не буду красивая, и у меня будет горб, и...
   - Ну, ну... - мама погладила дочь по голове, успокаивая ее. - Я уверена, что все это было сказано в шутку, верно, Мика?
   - Да... - сказал Мика, когда Анна строго посмотрела на него. - Конечно, - он настолько серьезно посмотрел на сестру, что та показала ему язык. - Но мне пора, - буркнул он, разрывая объятия и мягко, но настойчиво отстраняясь от матери с сестрой. - До встречи.
   - Береги себя, - услышал он прощальные слова матери, перед тем, как входные двери захлопнулись за ним. Вы тоже, - подумал он и, перебросив рюкзак за спину, уверенным шагом пошел дальше. Впереди его ждала долгая дорога в Мудрое.
  

*_*

   - Почему я сказал так Мике о Софии? Наверное, мне он не понравился. Тогда, во время нашей первой встречи, он показался мне таким же, как и все остальные одаренные - то есть высокомерным подонком. То, что точно также считал Мэт, делу не помогало.
   - ...
   - Да. София - она тоже тот еще подарок. Порой она готова приласкать каждую бездомную собаку, которую встретит по пути. Глупая женщина...
   - ...
   - Я пытался остановить Софию еще когда она побежала за Микой в коридор, но она не стала меня слушать. Представьте себе - я добровольно сдвинулся с места, а мой поступок не был оценен по достоинству... Совершенно несправедливо! Тогда я решил зайти с другой стороны и сказал Мике то, что сказал.
   - ...
   - Да, я стал подозревать, что ошибался еще тогда, когда Мика вступился за нас у Аленкоша. А потом случился поход в Мудрое, и любые мои сомнения пропали.

Свэн из рода Трисса

*_*

Отступление второе.

Тот же день. Месяц первых холодов, день 2.

   Дверь за Микой захлопнулась, и Анна устало вздохнула. Ее сын шел по своему собственному пути, и она переживала за него, не зная, куда эта дорога приведет его. С тех самых пор, как погиб Васс, ей все сложнее было понять Мику. Он был молод, порывист. Порой ей казалось, что он сам не знает, чего хочет. Знала ли я, когда была молода?
   Анна всегда завидовала своему мужу. Васс мог завести с тобой разговор, непринужденно и с такой теплой заботой... И когда ты говорила ему что-то, то в его глазах всегда горел мягкий огонек понимания. Будто он знал, о чем ты говоришь, уже думал об этом раньше. И всегда сможет тебе помочь, что бы ни случилось.
   Анна так не могла. Она хотела помочь своим детям, но не знала как. Она действительно старалась, изо всех сил. Она выслушивала их, переживала вместе с ними, ее сердце разрывалось на части. Но порой ей казалось, что этого было недостаточно.
   Какое-то время она просто смотрела на захлопнувшуюся за сыном дверь, представляя, как он размеренным шагом удаляется по коридору, потом спускается вниз по лестнице. Гордый и упрямый, еще совсем молодой... Но уже так похожий на своего отца.
   На ее глазах выступили слезы. Радости, печали? Она не знала, но почему-то очень хотелось заплакать. Так сильно, что ей пришлось прикусить губу, лишь бы отвлечься.
   - Мам, - раздался обеспокоенный голос Мари, - все хорошо?
   Боже, она совсем забыла о том, что не одна в гостиной...
   - Да, доченька, - прошептала она, незаметно вытирая слезы и крепко обнимая дочь. - Все хорошо. Пойдем, поспим еще немного.
   И она увела дочь в спальную и уложила ее спать, ложась около и сама. Сперва Мари сонно спрашивала о брате, о том, куда он пошел и когда вернется, все ли будет в порядке, но вскоре ее веки слиплись, и она уснула.
   Анна заботливо поцеловала дочь в лоб, крепко прижимая ее к себе. Все будет хорошо. Иначе и не могло быть. Она, как можно тише, встала с кровати и покинула комнату. До начала работы еще было время, поэтому Анна скромно постучалась в комнату отца. Не услышав в ответ ровным счетом ничего, она приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
   Старик сидел в кресле, о чем-то глубоко задумавшись. Его лицо было настолько хмурым и усталым, что Анна не выдержала и, подойдя к нему, крепко обняла его.
   - Все будет хорошо, - она прошептала ему на ухо. - Когда Мика вернется из похода, он уже обо всем забудет. Будешь, как раньше учить его по вечерам целительству. И рано или поздно он одумается. Вот увидишь.
   - Надеюсь, - буркнул Йомур. - Два Брата знают - мой внук может долго держать обиду.
   Анне не могла ему ничего возразить. Мика был очень упрямым, также, как и Васс. Также, как и сам Йомур.
   - Но меня беспокоит не только это, - старик пробурчал, и Анна, прервав объятья, еще раз взглянула на него. Старость принесла на лицо ее отца множество морщин, которые оставили там оттенок вечной хмурости и недовольства. Годы изменили его, сделали более привередливым, более грубым и пренебрежительным. Его косматые седые брови раньше не были опущены так низко в теперь уже привычной хмурости. Нет, раньше он был гораздо счастливее.
   Но, если папа и был груб, то только не с семьей. Казалось, когда он смотрит на нее или ее детей, морщины на его лице разглаживаются, а недовольство - испаряется. И сейчас, когда она взглянула в его глаза, она, как и всегда, не увидела недовольства, только тревогу.
   -Что случилось?
   - Никон попросил меня помочь мастеру Лугину. Говорит, тот не справляется со всеми больными. Их столь много, что он успевает лечить только тех, причиной заболевания которых послужили духи. А всех остальных - нет. И даже так Лугин еле справляется... - старик задумчиво замолчал. - Что-то происходит, дочь, - тревожно пробурчал Йомур. - Мои кости это чувствуют.
   Перед глазами Анны вдруг возникла картина-воспоминание, которое нередко преследовало ее по ночам. В нем были двое - лишь она и ее муж. Вот Васс последний раз обнимает ее. Они не хотят разрывать объятия, но он должен спешить. Он смотрит на нее, молча прося прощения. За то, что должен уйти. За то, что оставляет ее одну с детьми. Но он, все также молча, одним взглядом, говорит ей, что это ненадолго, что он скоро вернется. И все вновь будет хорошо.
   Анна почувствовала, как ее сердце тревожно сжалось. Это был последний раз, когда она видела своего мужа. Все будет хорошо.
   - Думаешь, с Микой все будет в порядке? - ее голос дрогнул.
   Старик, кряхтя, поднялся с кресла и ласково обнял свою дочь. - Надеюсь.
  

7 глава.

Сейчас человечество больше не стоит на грани вымирания. Те страшные дни остались в прошлом. Отгородившись от духов за стеной священных знаков, люди смогли, в буквальном смысле, пережить своих врагов.

Духи, долгое время скитаясь по просторам опустевшего мира, в итоге утратили доступ к тому единственному, что позволяло им навсегда вырваться из зазеркалья - людям. Лишившись возможности убивать, они медленно истаяли из нашего мира.

Конечно, все еще остаются места, в которых ткань реальности настолько искривлена, что они будут таить опасность всегда, сколько бы времени ни прошло. Люди до сих пор внезапно заражаются странным холодом, который сперва отбирает их сознание, а после - и жизнь. Но таких случаев с каждым годом становится все меньше. Настолько, что новое поколение стало забывать о том, почему стоит бояться темноты. Во многих поселениях жители даже перестали собираться вместе на ночлег, хотя лет пятьдесят обратно о таком и помыслить нельзя было!

Кажется, человечество сумело победить еще одного могучего врага. Бедствие завершилось.

  

Девять лет назад.

   Это был самый обычный вечер девятилетней давности, и Йомур собирался отправиться на ужин к мастеру-владетелю. Обычно он не обращал внимания на все эти светские сборища, но в этот раз все было несколько иначе. Причины Йомура были куда весомее, чем те, руководствуясь которыми туда шли другие благородные. Те годы, когда он видел смысл в том, чтобы, гордо подняв подбородок, кичиться своими достижениями перед стадом баранов, давно прошли. Нет, Йомур направлялся туда не для того, чтобы бахвалиться. Скорее, он отдавал должное. Не так давно мастер Никон, которого сам Йомур знал еще мальчишкой, восстановил его звание мастера и вернул Йомуру альтун, за что дед был ему несказанно благодарен. Боги знали, как нелегко ему приходилось без альтуна все эти годы! И именно из-за этой благодарности он, собственно, и шел на прием к мастеру-владетелю. Хоть и был этому походу отнюдь не рад.
   Анна осталась дома присматривать за еще совсем маленькой Марианной, а Васс сумел успешно от данной обязанности увильнуть, поэтому на обед к мастеру Никону недовольный дед взял с собой лишь Мику. Почему взрослые так не любили эти обеды, мальчик не знал. На таких мероприятиях он еще побывать не успел, но сходить в гости, чтобы поесть, не представлялось для него такой уж плохой задумкой. Поэтому ворчание деда он тут же списал на очередную его странность. Как и его белый халат. Если так подумать, у деда было много таких странностей, так что еще одна ничего не изменит.
   Званый ужин проходил в Крепости, а их семья в то время жила в отцовом доме. Уже смеркалось, и они шли по пустым и узким улочкам, тонущим в тени мостов. Если сильно зажмуриться, можно было даже представить, что улицы освободили специально для них. Будто Мика с дедом были очень важными и очень большими людьми, которые вместе с другими прохожими на улице просто не помещались. Мика даже надул щеки, пытаясь стать немного побольше, но дед заметил это и тут же сказал внуку прекратить дурачиться.
   Путь от их дома до Крепости был недолог. Вскоре они уже пересекли Главную площадь и сквозь большие дубовые двери вошли в Крепость. А дальше последовал один подъем по лестнице за другим. Эти подъемы чередовались коридорами, похожими друг на друга, как родные братья. От них рябило в глазах. Поэтому мальчик очень сильно обрадовался, когда, пройдя по очередному коридору до самого его конца, они уперлись в закрытую дверь, у которой дежурили двое стражей. Увидев Йомура, они тут же почтительно склонили головы и расступились в стороны, попутно отворяя двери. Дед же, не обращая на них ровным счетом никакого внимания, покрепче ухватил глазеющего внука за руку и потащил его вперед. А Мика все вертел головой, поглядывая то на стражей, то, вытягивая шею, пытался разглядеть, что же было там за дверью.
   А за дверью была просторная комната с низкими круглыми столиками, полная незнакомых мальчику людей. Под ненавязчивое бряцанье гуслей, эти люди сидели на роскошных кожаных креслах вокруг столиков, по трое-четверо человек на один стол. И, как успел заметить мальчик, они то и дело привставали в кресле - уж больно удобно было в нем откинуться на спину, и их руки тянулись к столику, чтобы ухватить оттуда очередное лакомство. Потом они откидывались обратно и, полулежа, поедали сладости.
   Мика тут же захотел сделать также, и, уже даже усмотрев свободное кресло, было направился туда, но дед, крепко схватив его за руку, потащил мальчика в другую сторону. Туда, где, вдали от столиков, было выделено пустое пространство, явно предназначенное для танцев. Но никто из множества взрослых, которые стояли там, не танцевал. Все, что они делали - это тихо о чем-то общались друг с другом. Мике показалось, что там, среди всех этих взрослых, было гораздо скучнее, чем в одном из кожаных кресел.
   - Деда, пошли, сядем... - попытался было намекнуть деду мальчик, но тот лишь шикнул на него, выискивая кого-то среди праздно отдыхающих на танцевальном поле людей. Искать долго не пришлось.
   - Мастер Йомур, - обратился к ним высокий, стройный человек в черном длиннополом кафтане. Его бледное лицо, утонченные черты которого лишь подчеркивала излишняя худоба, показалось мальчику очень строгим, а глаза - холодными и колючими. Когда незнакомец посмотрел на Мику, мальчик тут же поспешил отвести взгляд в сторону. Уж больно он пугал его.
   - Мастер Никон, - дед немного склонил голову в знак почтения, хотя, как заметил Мика, он, даже здороваясь, умудрился выглядеть ворчливым и недовольным тем, что ему пришлось сюда идти.
   - Вижу, вы все же смогли найти время, чтобы посетить мой званый ужин, - вежливо начал мастер-владетель. - И взяли с собой внука. Надеюсь, что он найдет общий язык с моей дочерью, - с тенью улыбки на лице сказал деду мастер Никон. - Как бы то ни было, мой дом - ваш дом, - сказав это, он посмотрел на Мику. - Как тебя зовут, мальчик?
   - Мика.
   - Миклай, - ворчливо перебил его дед. - Его зовут Миклай.
   Мастер-владетель скупо кивнул и сказал одному из слуг, которые незаметно перемещаясь по комнате, следили за тем, чтобы на столах никогда не пустовало. - Отведи Миклая к другим детям, - он указал рукой в дальний угол помещения, где за одним из столиков сидели дети. Настроение Мики тут же улучшилось - все же с его сверстниками время проводить было заметно веселее, чем со взрослыми. Они хотя бы не были такими странными.
   - Да, мастер, - с поклоном ответил слуга и, взяв мальчика за руку, повел его в дальний угол. Мика еще успел заметить, как дед с мастером Никоном уходят к одному из столов, тихо что-то обсуждая, после чего они скрылись из вида, а сам мальчик оказался прямо перед детским столом.
   Их было всего трое - два мальчика и девочка. Оба мальчика были пухленькими, со старательно вычесанными карими волосами. Сперва Мике даже показалось, что они близнецы, но потом, присмотревшись, он понял что один заметно старше другого. Лицо старшего было все в веснушках, в то время как кожа младшего была чистой, но куда более бледной, чем кожа его брата. Но, даже несмотря на все эти отличия, в том, что они были братьями, сомнений не возникало.
   Слуга молча указал ему на свободное кресло, куда мальчик не преминул забраться, после чего слуга также молча удалился.
   - Мы тебя не приглашали, - заявил старший из двух мальчиков. Видя, что Мика пропустил его слова мимо ушей и вместо этого тянулся рукой за сладостями, пухлый мальчик своей рукой неуклюже ударил по вытянутой руке Мики, в которой тот уже сжимал пирожное. Неловкий удар все же попал в цель, и Мика, раскрыв рот и выпучив глаза, беспомощно наблюдал за тем, как сладость падает на пол.
   - Эй! - воскликнул он обиженно. - Ты чего?
   Видя, что сумел привлечь внимание новоприбывшего, пухлый мальчик довольно улыбнулся. - Мы не звали тебя сюда. И не разрешали ничего брать.
   - Как будто ему нужно твое разрешение, Фрэнсис, - заявила девочка, раздраженно сверля старшего мальчика взглядом. Наблюдая за тем, как девочка строго смотрит на Фрэнсиса, Мика решил для себя, что она была забавной. В ее лице, все еще по-детски округлом, уже были заметны зачатки будущей независимости и упрямства. Но сейчас выпяченная вперед нижняя губа в сочетании с по-детски серьезно нахмуренными бровями казались не грозными, а смешными и даже милыми. Светлые локоны ее волос, длинные и шелковистые, были убраны в косу, простую и непритязательную. В то же время ее платье казалось мальчику очень сложным - нежно голубое, оно было особенно пышным в нижней части, скрывая ноги девочки под веером синих складок. Но, чем выше ткань поднималась, тем уже она становилась, сперва плотно облегая талию девочки, а после, волной кружевных узоров поднимаясь к плечам, где неожиданно и обрывалась, оставляя ручки девочки обнаженными. За этим роскошным платьем ее прическа как-то блекла и терялась. Казалось, будто в платье девочку заставили одеться силком, а вот заставить ее усидеть смирно так долго, чтобы привести в порядок прическу, уже не смогли.
   От разглядывания девочки Мику отвлек пискливый голосок старшего мальчика.
   - Все должны спрашивать мое разрешение! - напыщенно заявил Фрэнсис.
   - И мое, - не до конца дожевав пирожное, неразборчиво промычал младший, сидящий подле него.
   - Да, - кивнув, согласился старший, - и твое, Кили!
   - Не должны! - упрямо заявила девочка. - Вы тут - просто гости. И никто у вас не должен ничего спрашивать!
   Фрэнсис, чуть растерявшись под напором девочки, оглянулся на брата в поисках поддержки. Но Килиам казался таким же растерянным, как и сам Фрэнсис. В итоге мальчик не нашел ничего лучшего, чем просто сердито закричать на девочку: - Молчала бы! Если мы гости, то ты тут - вообще никто.
   - Никто? Ты дурак? - обиженно спросила девочка. - Это мой дом!
   Фрэнсис быстро закачал головой из стороны в сторону, раздраженно глядя на девочку. - Нет, ты - никто. Отец мне говорил, что ты - никто, - он ткнул в нее пальцем, - позор семьи.
   Лицо девочки покраснело - от гнева или обиды, Мика не знал. Ему показалось, что она вот вот расплачется. Но было видно, что гордость в ней победила обиду и, хорошенько размахнувшись, она ударила своим маленьким кулачком пухлого мальчика прямо в лицо. Удар не нанес много вреда, но настолько сбил с толку Фрэнсиса, что тот мог лишь ошарашено смотреть на то, как девочка, гордо отвернувшись прочь, встала из-за стола и ушла.
   Все это показалось Мике странным - Фрэнсис был раза в два больше девочки и, тем не менее, не мог сделать ничего, кроме как сидеть на месте, пораженно раскрыв рот и потирая щеку. Это вызывало улыбку. Но когда Фрэнсис, наконец, очнувшись после удара девочки, начал жаловаться на нее, а Килиам стал ему поддакивать, улыбка на лице Мики пропала - он понял, что за этим столом более сидеть не хочет. Поэтому мальчик молча встал и, петляя между столов и ходящих туда-сюда взрослых, пошел вслед за девочкой. Вскоре Мика уже обнаружил ее, сидящую в одиночестве за одним из свободных столиков.
   Как только Мика присел за свободное кресло, это тут же вырвало девочку из раздумий, и она подняла свой взгляд на него.
   - Почему ты пришел сюда? - настороженно спросила девочка с таким видом, будто, если ответ ее не устроит, она бросится на него с кулаками.
   Мике это вновь показалось забавным.
   - Тут тоже есть пирожные, - Мика улыбнулся ей и ухватил со стола угощение. Откусив кусочек, и, не обращая внимания на настороженный взгляд девочки, с наслаждением прожевав сладость, он добавил. - И те мальчишки мне не нравятся.
   Девочка фыркнула. - Мне они тоже не нравятся.
   После чего между ними повисла тишина. Мика хотел было и дальше продолжать есть пирожное, но, ненароком посмотрев на грустное лицо девочки, со вздохом отложил его в сторону.
   - Почему они так себя вели?
   Вместо того, чтобы отвечать, девочка удивленно посмотрела на него. Видимо, она настолько погрузилась в свои печальные мысли, что совершенно забыла о Мике. - Что?
   Мальчику оставалось лишь пожать плечами и повторить вопрос. - Почему они грубили тебе?
   Она неуверенно пожала плечами. - Я... - начала она, но осеклась. - Это дети мастера Симана, - видя непонимающее выражение лица мальчика, будто бы говорящее "ну и что?", она добавила, - дети мастера-оградителя. Они вырастут и тоже станут мастерами.
   - Если смогут, - Мика поправил ее со знанием дела. - Дед говорил мне, что не все одаренные смогут стать мастерами.
   Девочка раздраженно фыркнула. - Но они одаренные, понимаешь?
   - Поэтому они делают, что захотят? - Мика удивленно спросил. Несмотря на то, что и он был одаренным, мама никогда не позволяла ему так себя вести.
   - Да, - девочка отстраненно кивнула и замолчала, все также грустно уставившись на столешницу. Похоже, она сочла разговор законченным.
   Мику это совершенно не устраивало, поэтому он настойчиво переспросил: - А ты?
   - Я? - девочка вновь настороженно посмотрела на него.
   Мика не сразу понял причину настороженности, но потом все же догадался. Видимо, девочка подумала, что он спрашивает ее о том, одаренная ли она. Мика мысленно пожал плечами - зачем ему было знать это, если он даже не знал ее имени?
   - Как тебя зовут?
   Когда девочка поняла, что же он от нее хочет, она облегченно улыбнулась ему. - Я Мирабель. Мой отец - мастер Никон. Он недавно стал мастером-владетелем этого поселения, - и, чуть промедлив, она спросила в ответ. - А ты?
   Он приветливо улыбнулся ей. - Меня зовут Мика. Я пришел с дедом.
   - С дедом? - переспросила Мирабель, не понимая, о ком идет речь.
   - Ну... - протянул Мика. Дед и был дедом, верно? Как его можно было не знать? - Кажется... другие люди называют его Йомур, - с трудом припоминая, сказал он. Мика никогда не ладил с именами, тем более с таким забавным, как имя деда.
   Похоже, Мирабель ладила с именами куда лучше него. - Да, я знаю его, - она довольно закивала. - Это мастер-целитель?
   Мика кивнул и удивленно посмотрел на нее. - Откуда ты знаешь это?
   Она пожала плечами. - Отец говорит, что мне нужно знать всех важных людей.
   - Мой дед не важный, - недоумевая, заявил Мика. - Он просто старый, - мальчик задумчиво почесал голову, - и он носит белый халат.
   Девочка засмеялась. - Он мастер, Мика. Это значит, что он очень важный.
   Мика нахмурился, не понимая, о чем она говорит. Его дед был его дедом. Он жил вместе с ними, все время бурчал и жаловался на что-то. Мике казалось, что важные люди так себя не ведут. В итоге он решил, что не стоит ломать голову по этому поводу, а вместо этого можно поговорить о чем-то другом. - Значит, ты тоже будешь мастером?
   Но, из-за этого невинного, казалось бы, вопроса, улыбка с лица Мирабели тотчас исчезла. - Нет... - она покачала головой, отводя взгляд в сторону. - У меня... нет дара.
   Мика нахмурился. Все эти разговоры про важность и про дар совсем сбили его с толку.
   В этот раз воцарившееся молчание прервала сама девочка. - Отец говорит, что такое случается.
   - Поэтому они смеются над тобой? - хмуро спросил Мика.
   Она неуверенно пожала плечами, избегая смотреть на него. Мика тут же подумал, что это неправильно. Вся эта важность и дар - все это было чушью. Его собственная сестра, малютка Марианна, тоже не проявляла никаких признаков дара. Но это же не значило, что она была плохой, верно? Или его отец, Васс? Он же тоже не был одаренным...
   Мика твердо знал одно - Мирабель ему понравилась. Она была хорошей, во много раз лучше Фрэнсиса и того, второго... Мика вновь задумчиво почесал голову. Как звали того второго вспомнить никак не удавалось.
   - Все это неправильно, - пробормотал он, а Мирабель удивленно подняла взгляд на него. - Мой папа очень важный человек. Но у него нет дара.
   - А кто твой папа? - заинтересованно спросила она.
   - Страж, - гордо выдал Мика. На что девочка тут же захихикала. - Что?
   - Это совсем неважная работа.
   - Важная!
   Девочка уперто повторила: - Неважная!
   Мика хмуро посмотрел на нее. У него было такое чувство, что Мирабель могла очень долго продолжать в том же духе. В итоге он решил просто пожать плечами. - Неважно, что неважная... - Мика почувствовал, что запутывается в этих сложных словах. - ...Я все равно люблю его.
   Вместо того, чтобы спорить дальше, Мирабель улыбнулась ему. - Ты смешной, - она оглянулась по сторонам и, увидев, что все слуги чем-то заняты, а ее отца вообще не видать, решительно встала с кресла. - Пошли, - она протянула ему свою маленькую ручку. - Я хочу показать тебе кое-что.
   Мика, немного нехотя встал с кресла и взял ее за руку, с тоской поглядывая на оставшиеся на столе пирожные. За разговором он совершенно забыл про них, а теперь и вовсе собирался уходить куда-то. Он так и знал, что нужно было быстрее съедать их...
   Заметив, как он смотрит на угощения, Мирабель хихикнула и прихватила парочку пирожных. - Возьмем их с собой.
   Это тут же подняло мальчику настроение.
   Пройдя чередой коридоров, девочка привела Мику на открытую террасу. Это был яблоневый сад. Усаженные ровными рядами, мальчику деревья казались гордыми стражами, стоящими в строю. Их парадные кафтаны, которыми выступала зеленая листва, выглядели так, будто были одеты впервые - в густой листве не было ни пятнышка. Все было вымыто и выглажено до блеска. Настолько, что Мике это все даже показалось несколько неестественным. Настоящие деревья не росли так упорядоченно, и они не были так безупречны. У них же должна была быть хоть одна сухая веточка, верно?
   Но перед тем, как Мика успел разочароваться, подумав, что этот сад и был их целью, Мирабель уже потащила его вперед по вымощенной булыжником дорожке. Дорога проходила вдоль яблонь и уходила куда-то дальше - совершая круг по саду, она направлялась к другому входу в Крепость. Но Мирабель недолго шла по ней. Вместо этого, она быстро отбросила прочь маленькие туфельки и босиком побежала по траве, туда, где за зеленой листвой ухоженных деревьев скрывался самый край террасы, огороженный перилами.
   Только лишь подойдя к ограждению, у Мики перехватило дыхание - внизу, на расстоянии восьми этажей, раскинулось все поселение. А он смотрел на него сверху вниз, удивленно хлопая глазами.
   - Прекрасно... - заворожено выдохнул Мика. Страх, если он и был, быстро пропал, и вот мальчик уже свешивался с перил, изумленно вертя головой по сторонам и пытаясь увидеть все и сразу. Это действительно стоило всех оставленных позади пирожных!
   Поселение казалось огромным и таким живым, что Мике не верилось, что еще совсем недавно он был частью чего-то настолько большого и сложного. Хоть уже и темнело, но внизу все еще было видно движение. Как трудяги-муравьи, люди спешили по своим делам, и не подозревая, что кто-то наблюдает за ними. Среди множества каменных домов и протянутых между ними узкими лентами мостов, их движение выглядело настолько выверено, будто все они были частью одного сложного механизма.
   - Да... - Мирабель выдохнула, стоя подле него у самых перил. Она потянулась рукою вниз, будто пытаясь достать до людей вдали. - Это мое любимое место.
   Мика отлично понимал почему - тут было превосходно! От осознания того, сколько всего было под их ногами, кружилась голова. Поэтому он вновь свесился вниз с перил, ощущая, как по его волосам пробегает ветер.
   На мгновение повисло молчание, пока девочка вновь не заговорила: - Когда я тут стою и смотрю вниз, мне кажется, что я могу быть кем угодно, - она широко улыбнулась.
   - Даже птицей? - переспросил Мика.
   - Может быть, - Мирабель пожала плечами. - Я бы хотела быть облаком.
   Мика задумчиво потянулся рукой к ближайшему облаку высоко в небе, но, к его сожалению, не смог достать до него. Казалось, не хватало совсем немного. - Не знаю, - он пожал плечами, - оно очень скучное, - после чего его лицо задумчиво нахмурилось. - Оно просто там висит и висит... Целый день.
   - Оно не скучное! - упрямо заявила Мирабель. - Облако очень пушистое. Оно не может быть скучным.
   Мика посмотрел на нее в недоумении. Почему, если облако было пушистым, оно не было скучным? Так и не поняв, о чем она говорит, Мика пожал плечами. Похоже, что эта девочка была такой же странной, как и его дед. Ей не хватало только своего белого халата.
   - Все равно оно скучное, - наконец, выдал он.
   - Нет, - Мирабель упрямо покачала головой, отчего ее белокурая коса забавно замоталась из стороны в сторону, - оно не скучное!
   - Скучное!
   - Не скучное!
   Так продолжалось еще долго. Он не помнил, о чем они говорили, но помнил, что они много спорили из-за всяких глупостей. Спорили тогда, и продолжат спорить еще долгие годы спустя. Но, несмотря на все ссоры, это был прекрасный день. Потому что именно в этот день Миклай К Хай и Мирабель из рода Кан Гор стали друзьями.

*_*

Сегодняшний день. Месяц первых холодов, день 2.

   Мика стоял на одной из многочисленных террас крепости. Ему казалось, будто прошлое и настоящее в это мгновение сошлись вместе, объединились здесь и сейчас. Казалось, что он может повернуться налево и увидеть девочку, стоящую подле него и с восторгом смотрящую на раскинувшийся под их ногами муравейник.
   Но девочки не было. Это было всего лишь старым воспоминанием. Приятный отголосок счастливых дней детства. Он стоял на террасе один, и с тоской смотрел на поселение, будто утопшее в густом белом тумане.
   Рука сама собой нащупала под рубахой синий амулет, который Мика теперь постоянно носил на шее. На ощупь небольшой камень казался теплым, будто он был рад тому, что Мика вспомнил о своей подруге.
   Мика не мог задерживаться на террасе долго - отряд вскоре должен был выдвинуться, поэтому скоро он уже покинул Крепость и нырнул в густой туман утренних улиц. Такой, когда и в десяти шагах от себя что-то разглядеть становится сложно. Было зябко, а под ногами хлюпали лужи, оставшееся после прошедшего ночью дождя. Мика брел по широкой улице, которая вела с самой Главной площади и до Крестьянских ворот, одного из немногих выходов из поселения, за которым далеко вперед тянулись поля.
   Он шел неспешно, задумчиво шагая по самой обочине вымощенной дороги. В голове одна другую сменяли мысли, думать которые не хотелось. О сестре, о маме с дедом. И, конечно же, о том, что случилось вчера вечером во время церемонии представления Марианны. Даже предвкушение будущего похода не могло отогнать прочь мрачных мыслей. Мика до сих пор помнил, как выглядело обескровленное лицо Фрэнсиса, распятого на стене прямо за их спинами. Мика никогда не ладил с разбалованным одаренным, но все же не мог найти в себе силы утверждать, что тот заслуживал такой участи. Кто бы не сделал это с ним, он однозначно был крайне жестоким человеком.
   Несмотря на туман, Мика заметил Крестьянские ворота еще издали - огромный темный монолит возвышался над крышами ближайших домов, поражая своей надежностью и основательностью. Эта громада, как и все прочие выходы за стены Свирепого, открывалась всего два раза в день - утром, чтобы выпустить крестьян вместе со скотом на поля за стенами поселения, и вечером, чтобы впустить их обратно. Все остальное время они были наглухо закрыты. Если в течение дня и появлялись желающие войти или выйти из поселения, коих было немного, то ради них никто тяжеленные ворота открывать не собирался. Для таких случаев в воротах была устроена куда меньшая дверь, через которую они входили и выходили. Именно через такую дверь их отряд и собирался покинуть поселение, чтобы не пришлось ждать открытия самих ворот, которое должно было произойти только через час.
   Вскоре медленный шаг уже привел Мику к небольшой площади перед воротами, на которой сейчас толпились смутно различимые силуэты людей, скрытые туманом. Так как крестьянам, желающим попасть на поля, тут собираться пока еще было рано, то это, скорее всего, и был тот самый отряд, который Мика с Емоем должны будут провести до Мудрого.
   Стражи, человек десять-пятнадцать, были облачены в кожаные доспехи. С кирасой из темной кожи и с нашитыми на нее металлическими пластинами на груди, с поножами на ногах и шлемами-котелками на головах, стражи представляли собой весьма грозный вид. На их поясах висели ножны с мечами, а из-за спин выглядывали круглые щиты. Поперек их груди были перекинуты ремни, с которых свисало множество колбочек. Мика уже и не помнил, когда видел стражей настолько вооруженными. Обычно, неся службу в поселении они носили лишь нагрудник и меч, в то время как сейчас они с ног до головы были облачены в темно-коричневую кожу и потертое железо. Это тут же наводило на мысли о серьезности похода, в который они отправлялись. Правда, такие мысли быстро развеивались, стоило только прислушаться к громким восклицаниям и беззаботному смеху, который доносился из их рядов. Туман скрывал их лица, но, судя по звукам, казалось, что эти люди собрались не за стены Свирепого, а на простую прогулку по улицам поселения.
   Мике оставалось лишь пожать плечами. Эти люди же должны были знать, на что шли, верно? Сделав пару шагов вперед по площади, Мика все же сумел разглядеть Емоя. Их охотничий жилет по цвету был похож на кожаную кирасу стражей, отчего охотник почти полностью сливался с людьми вокруг него. Единственным ярким отличием, которое и привлекло внимание Мики, было отсутствие шлема на голове Емоя. Парень не стал терять времени зря и пошел к нему, чем тут же привлек на себя его недовольный взгляд.
   - А вот и он, - хмуро пробурчал Емой, после чего он зевнул, широко раскрыв рот. - И будто бы не ждал я тут тебя четверть часа...
   - Да, да, - хмуро отмахнулся от него Мика. - Я тоже рад тебя видеть.
   Емой раздраженно посмотрел на него. - Я был бы больше рад поспать еще пол часика. После вчерашнего... - он передернул плечами, отгоняя воспоминания прочь, - я заснул далеко не сразу.
   Мика отвлеченно кивнул ему. - Не вериться, что за пару часов до этого мы помогали пьяному Фрэнсису добраться до дома, да?
   - Да... - буркнул Емой. - Хоть он и был ублюдок, но такой смерти не пожелаешь даже ему. И... - он посмотрел на Мику. - Что это за чушь про то, что умрет каждый вне круга? Вне какого, черти, круга?
   Мика пожал плечами. Это уже было третьим сообщением, оставленным убийцами рядом с их жертвами. Но, кроме явной неприязни убийц к одаренным, ясности эти послания не привносили. - Если бы я знал. Единственное, что могу сказать тебе точно, так это то, что мастер Симан все же в этой истории ни при чем.
   - Это тот, из-за которого уволили Марту? - Емой фыркнул. - Либо так, либо он убил собственного сына. Хотя... - Емой погладил подбородок в притворной задумчивости. - С вами - одаренными, никогда нельзя быть в чем-то вверенным полностью. Ты вот, - он кивком указал на Мику, - вообще решил охотником стать.
   Мика закатил глаза. - И это то же самое, что убить собственного сына?
   Емой пожал плечами. - Безумие - оно везде безумие. Кстати, к слову об одаренных... - он огляделся вокруг, и, видимо обнаружив то, что искал, указал рукой куда-то в гущу людей. - Пошли, представим тебя нашему мастеру.
   Мика проследил за его взглядом - на краю площади, прямо у стены одного из домов, стояла повозка. В отличие от обычной крестьянской повозки, эта повозка была в два раза уже и выше, что делало ее гораздо более приспособленной для походов. Такие повозки называли вагонами.
   - Мастеру?
   - Да, - кивнул охотник, переводя взгляд на него. - На бумаге он руководит отрядом.
   - А на деле?
   - А на деле, - Емой хмыкнул, - На деле руководит десятник стражей - тоже редкостный ублюдок.
   - Ага, - буркнул в ответ Мика, отчетливо представляя, что Емой думает о нем самом.
   Видимо, почувствовав сомнения в его голосе, Емой перевел взгляд на него. - Нет, я серьезно. Я знаком с этим десятником. Его зовут Парриг, и он старый друг Аккоя. И они, - Емой усмехнулся, - друг друга стоят.
   Мика кивнул, прекрасно зная, что его напарник думал об Аккое. Но он все еще сомневался в том, что этот Парриг был так уж плох. Правда, спорить по этому поводу с Емоем он не собирался. - Ты уже ходил в такие походы, да?
   - Да, - отвлеченно кивнул Емой, - несколько раз. И ходил именно в Мудрое по этой же дороге. Тут ходят часто - этак раз в неделю. Опасности тут нет. Считай, что ты в этом походе просто для того, чтобы глазеть по сторонам, - сказал он с усмешкой. - А теперь пошли.
   Они углубились в толпу, огибая одного стража за другим, пока не подошли к повозке. Сам деревянный вагон, сколоченный из простых досок и обтянутый сверху льняной материей, был чуть выше головы Мики, но отнюдь не он привлек его внимание. Это был конь, запряженный в повозку. Серый в белое пятнышко с густой длинной гривой, молодое и статное животное меланхолично жевало овес, почти не обращая внимания на проверяющего упряжь стража.
   А вот Мика, пока Емой полез внутрь повозки, внимание на стража обратил. Тот был низкорослым, а его внешний вид, начиная от чуть великоватого нагрудника и заканчивая торчащими вразброс из-под шлема котелка карими волосами, был несколько несобран. Будто этот страж, немного робко поглаживая коня по гриве, не понимал, что вообще забыл тут. Его простоватое лицо, светлокожее и круглое, было чрезмерно испещрено веснушками. А широко открытые потерянные глаза с подростковой наивностью смотрели на меланхолично жующую овес лошадь.
   - Я тебя помню, - тут же выпалил Мика, с прищуров вглядываясь в лицо молодого парня. Этот был тот самый молодой и до глупости наивный страж, которого София уговорила пустить их в Залы Покоя двумя днями ранее! - Ты... - но имя, как Мика не старался вспомнить, ускользало от него.
   Страж, лишь сейчас обратив внимание на Мику, и сам с узнаванием посмотрел на него. - Меня зовут Калли, - он кивнул головой, теперь уже несколько неприветливо поглядывая на Мику. - Я тоже помню тебя. Из-за тебя со Свэном я и оказался тут.
   - Тут? - Мика несколько удивленно посмотрел на него. В последний раз, когда они виделись, у парня даже не было собственного меча! Ему явно было не место в данном походе. - Ты уже закончил ученичество и получил свой меч?
   - Нет, - он хмуро покачал головой. - Меча у меня нет. В наказание за то, что я впустил вас тем вечером в Залы Покоя, я буду всю дорогу присматривать за Хвастуном, - он еще раз погладил серогривую лошадь по гриве, но та продолжала все также отрешенно жевать овес, не обращая на стража внимания.
   Мику это позабавило. - Похоже, - с улыбкой сказал он, - за Хвастуном много присмотра не нужно...
   Возможно, стоило немного серьезней отнестись к тому, что Калли наказали частично и по его вине. Но вместо этого Мике хотелось пожать плечами. Все же, с одной стороны, это не было самым худшим возможным наказанием - прогулка до Мудрого была даже интересной, а с другой - никто не заставлял Калли пускать их внутрь. Он сделал это по собственной воле, пусть и по просьбе Софии. И, возможно, теперь он такой ошибки больше повторять не будет.
   Перед тем, как они продолжили разговор, раздался нетерпеливый голос Емоя. - Мика, черт возьми... - пробубнил он, подходя к ним и подозрительно изучая Калли. - Не застревай, где попало. Закидывай свою сумку в вагон и пошли дальше.
   Если поведение Емоя и вызвало у Калли некоторую оторопь, то Мика к такому уже привык и просто улыбнулся. Еще раз кивнув молодому стражу, он быстро забросил заплечную сумку в вагон, где уже лежали не только сумки всех членов отряда, но и все вещи, которые могли пригодиться им в пути, начиная от запасов еды и заканчивая путевыми палатками.
   Идти пришлось недалеко - в нескольких шагах от повозки, на невысоком каменном выступе рядом с домом, в одиночестве сидел старик. Его кожа была гораздо более темной, чем у любого местного жителя, что тут же выдавало в нем выходца из Храброго. Казалось, что жаркое солнце родных краев старика не остановилось на его коже и иссушило его всего, оставив его исхудавшим, невысоким и немного сгорбленным.
   Голова старика была выбрита налысо, отчего смуглость его лица бросалась в глаза еще больше, а его тонкие губы обрамляли седеющие усы, свисающие вниз на добрую ладонь и куда более светлые, чем его кожа. На нем был одет простой темно синий кафтан, который, хоть и был плотным и надежным на вид, выглядел далеко не новым. Утративший былую яркость цветов после многих стирок, такой кафтан смотрелся бы впору на ремесленнике среднего достатка, но никак не на мастере, который мог позволить себе каждый день одевать новую одежду. Все это напомнило Мике о его собственном деде и белом халате, который тот неизменно носил. Более того, этот чернокожий лысый старик напоминал Йомура не только странным вкусом к одежде и преклонным возрастом, но и неким характерным взглядом его куда более узких глаз. Казалось, что и этот старик, в точности как его дед, знал, что делал. Йомур, что бы Мика не думал о нем, умел исцелять. И делал он это очень хорошо. Также и этот старик - чем бы он ни занимался, Мика был уверен, что он это делает так, что другим остается только завидовать его мастерству.
   Емой, подойдя к старику, заговорил как можно почтительнее, что, насколько Мика успел узнать своего напарника, было для него само по себе немалым достижением.
   - Мастер Эшом, - Емой неуютно повел плечами и еле заметно склонил голову. - Это, - он небрежно указал на Мику, - мой напарник. Звать Микой.
   Старик неспешно перевел взгляд на него, и только сейчас Мика заметил темные круги под его глазами. Издали из-за темной кожи старика это было не столь заметно, но теперь, вблизи, следы усталости и бессонницы на его лице были очевидными. - Здравствуй, юноша, - устало поприветствовал его мастер, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век. - Я надеюсь, бэр Емой, - он медленно кивнул на него, - объяснил вам ваши обязанности?
   - Да, - ответил Мика, несколько настороженно наблюдя за этим Эшомом. Казалось, старик выглядел настолько уставшим, что мог проститься с жизнью в любой момент.
   - Хорошо. Знаете, - он обратился к Мике, - Бэр Вадьян посоветовал вас, как хорошего проводника... и я доверюсь его суждению, - он весомо покачал головой.
   Мика вопросительно посмотрел на Емоя, одним взглядом спрашивая "бэр Вадьян?". А Емой в ответ закатил глаза и беззвучно зашевелил губами "Старшой". Мика тут же еле заметно кивнул ему. Старшой... конечно. Только сейчас он понял, что совершенно позабыл настоящее имя Старшого. От этого откровения Мике стало немного стыдно. Да, он все время забывал имена, но все же это был Старшой...
   Из размышлений Мику вырвал вопрос мастера. - Вы кажетесь мне знакомым... - Эшом пристально посмотрел на него. - Мы не встречались ранее?
   - Сомневаюсь, - Мика пожал плечами.
   - И все же... - протянул старик, внимательно наблюдая за ним. - Может, мы ходим к одному брадобрею?
   - Я не хожу к брадобрею, - Мика покачал головой.
   - Тогда, - продолжал мастер, - может я видел вас в Столице несколько дней назад? Там был один молодой человек...
   Мика хмуро посмотрел на него. - И там я тоже не бываю.
   - Может, вы делаете куклы, для кукольного театра? Я иногда имею с ними дело...
   - Я охотник, - для убедительности Мика похлопал по луку, закрепленному у него за спиной. - Я ничего не знаю про куклы.
   Но старик не успокаивался. - Может, вы тот молодой человек, который...
   - Нет, - хмуро перебил его Мика и закатил глаза. - Я тот молодой человек, которого один назойливый старик закидывает бессмысленными вопросами... - продолжить ему не дал Емой, незаметно толкнувший его в плечо.
   - Ты что, сдурел? - прошипел он.
   Мика хмуро потер свое плечо, не желая признавать за собой вины. Почему-то очень хотелось по-детски показать на мастера Эшома пальцем и сказать, что тот первым начал.
   Мастер же, казалось, не обратил на слова Мики никакого внимания, все еще внимательно изучая его. - Нет, не могу вспомнить, - он разочарованно покачал головой.
   После этих слов Мика даже облегченно выдохнул, надеясь, что теперь странный старик оставит его в покое.
   Тем временем к ним подошел один из стражей и, заметив Емоя, незамедлительно высокомерно задрал нос. - А... - протянул он. - Нас сопровождаешь ты, Емой. Не скажу, чтобы я был рад этому.
   Этот страж выглядел куда более напыщенно, чем прочие. С, казалось, навеки застывшим выражением самодовольной важности на его худощавом лице, его маленькие глаза всегда пытались смотреть на окружающих сверху вниз, даже несмотря на то, что сам он был не так уж высок. Волосы стража были достаточно коротки, чтобы спрятать их под шлемом, но их цвет с головой выдавала жиденькая и светлая козья бородка, которая делала его и так заостренный подбородок еще более острым и выступающим вперед. Курносый и со впалыми щеками, он был похож на исхудавшую лису, которую голод заставил выйти на охоту.
   Нагрудник, одетый на страже, был куда богаче тех, которые носили его соратники. Его основа тоже была из кожи, но, если у других стражей на нагруднике были широкие железные пластины, то у этого стража их заменяло множество маленьких стальных блях. Все эти стальные кругляши, начищенные до блеска, успели сверкнуть всего раз, после чего страж одел поверх доспехов плотный красный кафтан. Набитый конским волосом, кафтан предоставлял очень неплохую защиту от стрел и секущих ударов.
   Тем временем, Емой, повернувшись лицом к новоприбывшему, похоже, тоже узнал его.
   - Парриг, - также хмуро поприветствовал того Емой. Но хмурость скоро уступила место ухмылке. - Значит, купил себе место десятника, да?
   - Что? Я... - по лицу Паррига на мгновение скользнул страх, но он также быстро сменился все нарастающим раздражением. - Следи за языком, бэр... Я не твой брат и терпеть такие выходки не намерен.
   - Вэр Парриг, - спокойный голос мастера Эшома перебил их. - Что вы хотели?
   - Мастер Эшом... - потерянно протянул Парриг, но, похоже, все же сумел вспомнить, зачем он пришел. - Ээ... да. Нам пора выступать.
   - Хорошо, - произнес старый мастер. - В таком случае, выступаем...
   Когда, после этих слов, не ожидавший такого быстрого согласия Парриг так и остался стоять на месте, Эшом вновь спросил его: - Вы хотели еще что-то, вэр?
   - Ээ... - протянул Парриг, собираясь с мыслями. Похоже, мастер Эшом приводил его в замешательство. - Нет. Нет, не хотел. Выступаем, значит - выступаем.
   И, еще раз кивнув Эшому, десятник оглядел все еще слегка туманную площадь и отдал своим людям приказ построиться в колонну. Вскоре, когда все еще переговаривающиеся между собой стражи уже выстроились попарно один за другим, Парриг вновь обвел их недовольным взглядом.
   - Стражи, где ваши кафтаны?
   Действительно, Мика только теперь обратил внимание на то, что в красном кафтане был один лишь Парриг.
   - Парриг, - с легкой располагающей улыбкой обратился к нему один из стражей откуда-то из середины строя, - в них же заживо закоптиться можно. Может, пусть первое время парни пройдут так? Первый дневной переход все же...
   Окружающие стражи одобрительно закивали головой, явно не спеша натягивать на себя жаркую одежду.
   Но вместо того, чтобы прислушаться к мнению других стражей, Парриг недовольно нахмурился. - Раз положено одевать кафтаны при выходе за стены поселения, то мы будем одевать кафтаны. А Ярек, - Парриг кивнул на заговорившего стража, - получит почетную возможность первым сопровождать наших проводников.
   Стражи тут же зароптали, а лицо Ярека недовольно скисло. Никто из них не хотел бегать по лесам вслед за прыткими охотниками не только в отнюдь не легких доспехах, но и в жарком кафтане. Тем не менее, стражи подчинились. После недолгого промедления они все же направились к вагону и, достав оттуда свои кафтаны, все же с неохотой одели их.
   Наблюдая за тем, как недовольные стражи, теперь уже все как один в красных кафтанах, вновь строятся в колонну, Мика с некоторым удивлением покачал головой. Он так и не понял, этот Парриг приказал стражам одеть кафтаны из-за соображений безопасности или же просто потому, что был упертым ослом?
   Емой таких сомнений не испытывал. - Я же говорил, что он ублюдок?
   Мике оставалось только закатить глаза и направиться вслед за своим напарником во главу колонны - туда, где перед самыми воротами их уже ждал Ярек.
   Он был молод - лет двадцать пять, не больше, но, тем не менее, у него уже было спокойное лицо человека, который знал свое место в жизни и которого это место полностью утраивало. Темноволосый и чуть заросший щетиной, Мике этот человек мгновенно пришелся по душе. Приветливая улыбка, с которой он их встретил, этому отнюдь не помешала.
   Ярек протянул руку и поздоровался сперва с Емоем, а после - и с Микой.
   - Надеюсь, вы, парни, не слишком спешите вперед? - он улыбнулся. - В моем кафтане особо не побегаешь.
   Емой фыркнул ему в ответ. - Зато, теперь ваш ублюдок-десятник не будет волноваться за безопасность своих потеющих подчиненных.
   Мика усмехнулся и покачал головой. - Мне кажется, или ты говоришь о сердобольной старушке, а не о страже?
   Ярек рассмеялся и дружественно похлопал Мику по плечу. - Если что, там, в вагоне еще остались свободные кафтаны, - он подмигнул Емою. - Можете их накинуть. Чтобы Парриг не волновался и за вашу безопасность, конечно.
   Емой уже хотел было сказать что-то в ответ, но не успел. Подчиняясь приказу Паррига, к двери подошел один из стражей, охранявших ворота, и стал отворять дверной замок. Все тут же притихли, занимая свои места и готовясь к выходу. Мика еще услышал, как позади фыркнул Хвастун - лошадь, которая, под присмотром Калли, потащила вагон вперед. После чего заскрипела отворяемая дверь, достаточно широкая для того, чтобы в нее прошел не только человек, но и одна лошадь с вагоном, и Мика вслед за Емоем шагнул за пределы поселения.
  

*_*

   Их отряд состоял из пятнадцати стражей, призванных отвечать за безопасность, двух проводников, которые должны были провести отряд сквозь леса, и мастера Эшома, которого, собственно они все и сопровождали в Мудрое. Также не стоило забывать о Хвастуне с вагоном, в котором не только уместились все их вещи, но где с некоторым удобством ехал и сам старый мастер. Стражи шагали длинной колонной по двое, в середине которой, окруженная со всех сторон людьми в красных кафтанах, ехала повозка. А охотники вместе с Яреком шагали впереди всех.
   Сперва их отряд шел по широкой дороге, уложенной камнем, а вокруг, по обе стороны от дороги, раскинулись пшеничные поля. Золотистые, словно самородки драгоценного металла, они колыхались на ветру, проникаясь его малейшим дуновением. Время от времени они проходили мимо деревянных складов, в которых крестьяне хранили все, необходимое для работы. Но самих крестьян видно пока не было - хоть туман уже и рассеялся, оставив за собой лишь росу и слякоть, утро все еще было столь ранним, что все крестьяне, как и другие жители поселения, пока еще спали.
   От монотонной ходьбы и Мика с Емоем ощущали некоторую сонливость. Правда, этого нельзя было сказать о Яреке, который уже некоторое время без умолку рассказывал про своего сына.
   - Он очень сообразительный. Прямо, весь в отца! - он широко улыбнулся, но видя, что ответом ему были лишь сонные взгляды охотников, не стал огорчаться, а вместо этого полез за пазуху. - Но он умеет не только говорить, - он вытащил из кафтана бумажку и с энтузиазмом протянул ее Емою. - Посмотрите, что он нарисовал!
   Емой кисло посмотрел на бумажку. Рисунок был совсем простым. На нем было изображено несколько человекоподобных фигур, которые держались за руки и широко улыбались. Навыки рисования сына Ярека были примерно такими же выдающимися, как и навыки самого Мики. Почему-то сразу вспомнился тот человеко-медведь, которого он нарисовал совсем недавно, что тут же вызвало на его лице улыбку. Емой же веселья не испытывал - чем дольше он смотрел на рисунок, тем больше хмурился. - Что это за бред? - в итоге недовольно выдал он. - Кто это вообще может разобрать? Научи своего сына толково рисовать, и уже потом ходи и показывай всем вокруг его рисунки.
   Ярек обиженно убрал рисунок обратно за пазуху. Но она быстро пропала, а взамен ей пришла улыбка - Ярек был не из тех людей, кто умел держать обиду. Он пожал плечами. - Сомневаюсь, что в три года ты рисовал лучше, Емой.
   - Может, и нет, - недовольно сказал тот, - но мой чокнутый батя не бегал вокруг и не показывал всем мои рисунки... А чокнутый батя этого малого, - палец Емоя указал туда, куда был убран рисунок, - как раз это и делает...
   Мика, слушая их перепалку, лишь с улыбкой покачал головой. Ярек, как он и подозревал, был хорошим парнем. Было в нем что-то такое, что тут же вызвало доверие. Которое только укреплялось, когда Мика слушал его бесконечные рассказы про чудесную жену и очаровательного трехлетнего сына. Казалось, что его семья и была всей его жизнью. За все время, пока они шли, не было сказано ни одного слова, про то, какая у него работа или про то, как плохо себя ведут одаренные. Зато Мика знал, какое красивое платье одела его жена, когда провожала Ярека, или про то, что его маленький сынишка недавно подружился с одним из соседских мальчишек. У Мики это неизменно вызывало улыбку, а у Емоя - бурчание по поводу того, что пора бы уже кое-кому заткнуться. Но даже несмотря на это, Мика был уверен в том, что уж кого кого, а Ярека Емой ублюдком не считает, что уже было своеобразным достижением.
   Так, за разговором, их путь и продолжался. Поля довольно быстро кончились, и дальше широкая дорога сошла на нет, постепенно превратившись в узкую тропу, к которой с двух сторон подступили леса. Если у самого поселения нужда в хорошей, широкой дороге была, то там, где кончались поля, и не было почти никакого движения, такие дороги были попросту не нужны. Их и не поддерживали.
   Стиснутая с двух сторон наступающим лесом, тропа с каждым пройденным шагом становилась все уже. Сперва лес вокруг них не был густым - это было всего лишь редколесье. Охотники то и дело ныряли в сторону и беспрепятственно пробегали по мху между деревьями, разведывая окружающий их лес. Они редко возвращались на тропу, вместо этого предпочитая брести по лесу в пределах видимости друг от друга, оставив вспотевшего в толстом кафтане Ярека шагать в одиночестве на тропе. Но со временем редколесье сменилось самым настоящим буреломом, заросшим и непроходимым. Уходить в стороны теперь было невозможно, и они вновь вернулись на тропу, которая все также уверенно змеилась сквозь густой лес.
   Так, в дороге, наступил и миновал полдень. А они так и продолжали идти, лишь изредка совершая короткие остановки, чтобы перекусить. Со временем от окружавших их деревьев вправо поползли все более длинные тени, пока, к вечеру, дорога полностью не погрязла в сером сумраке. Воздух, нагретый за день, стал медленно охлаждаться, чему Ярек был, несомненно, рад. Мику же волновали другие мысли. Где-то поблизости уже должно было быть убежище, но он так и не смог увидеть признаков какой-либо постройки. Вокруг был все тот же густой лес, в котором в наступивших сумерках пройти мимо чего-то было проще некуда. И именно когда он уже стал беспокойно оглядываться по сторонам, они и вышли на полянку - небольшой, но удивительно чистый участок леса рядом с тропой.
   Их заставила замереть поднятая рука остановившегося Емоя. Охотник, пристально присмотревшись к чему-то на поляне, видимо, все же обнаружил искомое, и посмотрел на них. - Видите, там, на поляне? - он указал куда-то вперед.
   Далеко не сразу, но Мика сумел увидеть скрытое в зелени начало каменной лестницы, уходящей вниз. Но, даже поднимаясь на цыпочки и вглядываясь, он все равно не смог рассмотреть что-либо больше. Но было не сложно предположить, что то, что было под землей, и было их убежищем на ночь.
   - Увидели? Хорошо, нам туда, - Емой кивнул в сторону спуска. И Мика шагнул вперед, но его тут же остановила рука его напарника, схватившая его за плечо. - Куда это ты? - спросил он. - Ты, конечно, мне не нравишься, что тут скрывать... - он усмехнулся, а Мика вновь закатил глаза. Учитывая то, сколько раз Емой просил его сломать ногу, об этому уже можно было догадаться. - Но... - Емой задумчиво замолчал. - Нет... - все же протянул он с ухмылкой. - Это того не стоит.
   - Что "не стоит"? - переспросил Мика, подозрительно сощурив глаза.
   Вместо того, чтобы отвечать, Емой перевел взгляд на сопровождавшего их стража. - Ярек, ты это, - Емой указал рукой туда, где за поворотом тропы шагал их отряд, - скажи им, что мы пришли.
   Ярек кивнул ему и пошел навстречу колонне, оставив их наедине. Скоро он уже вернулся - Ярек шел впереди вместе с другим стражем, а за ними тянулась вся оставшаяся колонна. Сам Ярек остался стоять рядом с ними, а второй страж прошел мимо них и направился к спуску. Через несколько мгновений он уже скрылся где-то там внизу.
   - Что происходит? - Мика шепнул Емою, не в силах сдержать любопытство.
   Емой сперва чуть раздраженно посмотрел на него, но в итоге все же вздохнул и ответил. - Страж пошел проверить, есть ли там духи, - он безразлично пожал плечами. - Обычное дело. Убежище пустовало примерно неделю. Всякое могло произойти.
   - И что, - спросил Мика, - часто в таких местах что-нибудь находят?
   - Духов? - уточнил Емой, и Мика кивнул. - Не припомню, чтобы находили. Но проверить все равно нужно.
   Так вышло и в этот раз. Прошло немного времени, и страж вновь поднялся к ним.
   - Все в порядке! - раздался его крик, после чего Мика вместе со всем отрядом подошел к спуску. Это была обычная каменная лестница, немного заросшая травой, но все еще надежная на вид. Она уходила вниз и упиралась в ныне распахнутую деревянную дверь, оббитую железом. А за дверью было просторное помещение, в котором рядами вдоль его краев стояли двухэтажные кровати, каменные и холодные на вид. В центре комнаты был валькар - испещренный знаками постамент, с размещенной на нем массивной алтарной чашей.
   Мика еще только оглядывался по сторонам, когда Емой, а за ним - и многие стражи, потянулись внутрь помещения.
   - Все, - сказал Емой, забираясь на ближайшую кровать, - на сегодня наша с тобой работа закончилась.
   - Не самая сложная работа, - пробубнил Мика, занимая кровать около. Даже охота было гораздо сложнее, того, чем они занимались сейчас.
   В ответ Емой усмехнулся. - Наше дело - провести отряд до Мудрого. И... - он пожал плечами, - если что и встретиться, то в первую очередь пострадаем мы.
   Мика удивленно посмотрел на него. - То есть мы приманка?
   Емой неопределенно покрутил рукой в воздухе. - Если попадется на пути какой дух, то пока он будет есть нас, основной отряд успеет подготовиться. Но, я тебе говорю, - он безразлично пожал плечами, - нету тут духов. И уже давно.
   - Чудесно... - пробубнил парень, в очередной раз вспоминая, что любая работа за пределами поселения считалась опасной. - И... Что делать, если мы все-таки кого-нибудь встретим?
   Емой устало вздохнул и раздраженно посмотрел на своего напарника. - Говорю же тебе, не встретим мы никого.
   - Но все же...
   Еще раз вздохнув, Емой достал из кармана своего жилета небольшой рог. - Это сигнальный рог. В него дуешь, - он поднес его к губам и со всей мочи задул в него. Затрубило так, что Мика невольно зажал уши, а в сторону Емоя со всех сторон полетели оскорбления. В ответ стражам охотник лишь усмехнулся и убрал рог. - Так вот, в него дуешь, и все в округе знают, что случилось что-то нехорошее.
   Пока они обсуждали рог, стражи успели занять свободные койки, и в достаточно просторном до этого подземном убежище вмиг стало тесно. Люди ходили туда-сюда, носили припасы и личные вещи. Среди всей этой толпы отчетливо выделялся худощавый силуэт мастера Эшома, облаченный в темно-синий выцветший кафтан. Старик медленным шагом подошел к постаменту посреди помещения и приложил к нему руку. Мика тут же почувствовал, как невидимые волны чужой силы растекаются по комнате. Старик задействовал оградительные знаки, - подумал он, наблюдая за тем, как мастер убирает руку от алтаря, устало вздыхая. Наверное валькар имел свои собственные накопители, наполнив которые, Эшом позволил тому начать самостоятельную работу. Едва ли этот валькар был способен на многое - даже на то, чтобы скрыть что-то от духов, требовалось огромное количество силы. Поэтому, как предполагал Мика, большее, на что был способен этот валькар - это предупредить их, в случае приближения духов.
   Тем временем атмосфера в их подземном убежище становилась все более расслабленной. Наконец, избавившись от ненавистных кафтанов и кожаных кирас, стражи становились все веселее - то и дело, с одной или с другой стороны доносился смех. А Мика, оглядевшись, неожиданно для себя заметил знакомое лицо - недалеко от него был Свэн. Светловолосый парень, подобно другим стражам, занял одну из кроватей и теперь медленно выбирался из кожаных доспехов, развязывая один шнурок за другим.
   Видя, что Свэн тоже заметил его, Мика подошел к нему. - Не думал, что мы встретимся в этом походе.
   Свэн лениво кивнул ему в ответ. - Да. Я даже не знал, что ты охотник, - сказал он, пожимая Мике руку. - Вроде бы Мэт говорил, что ты мастер...
   - Мой дед мастер. А я, - Мика развел руки в стороны, - а я охотник. И ваш проводник.
   - Да, вижу... - немного растерянно протянул Свэн. - При этом ты - одаренный, но работаешь охотником...
   Мика пожал плечами. Его уже начинало понемногу раздражать то, что все обращали на это внимание.
   - Не ломай над этим голову, - кинул им проходящий мимо Емой. - Просто Мика - дурак.
   В ответ Мика улыбнулся. - И я тебя люблю, дружище.
   - Пошел к черту, - беззлобно ругнувшись, Емой показал ему на прощание кукиш и скрылся на лестнице, ведущей наружу.
   Тем временем Мика вновь посмотрел на Свэна, лениво наблюдающего за ними. Он помнил, еще по разговору в харчевне, что Свэна, после того, как пропали его родители, взял к себе отец Софии. Как его звали, Мика забыл, но то, что тот был весьма состоятельным перекупщиком, помнил хорошо. - Ты и сам то, насколько я знаю, мог бы быть перекупщиком. Почему пошел в стражи?
   Свэн отвернулся в сторону. Сперва он хотел пропустить его вопрос мимо ушей - он часто так поступал, когда разговор поворачивался в неприятную для него сторону. Конечно, это было достаточно грубо, но Свэну было на это плевать. Страж в основном общался только с теми, кто уже хорошо знал его и были готовы стерпеть и не такое. Но Свэн вовремя напомнил себе, что Мика не знал его привычек. Они и виделись то всего пару раз, и, тем более, в прошлую их встречу охотник немало помог ему, заступившись за них тогда, у таверны Аленкоша. И, как бы Свэну не было лениво, этим Мика заслужил хотя бы нескольких ответов. В итоге Свэн нехотя заговорил: - Не знаю, - он пожал плечами. - Все, что у меня есть, мне дал дядя Августин. И... мне показалось, что и дальше продолжать пользоваться его добротой не стоило.
   Мика несколько удивленно посмотрел на молодого стража. - И поэтому ты решил убежать от него и вступить в стражу?
   Свэн чуть раздраженно посмотрел на Мику. - Я ни от кого не убегал, - он вновь пожал плечами. - Наверное... У меня был знакомый в страже, и он помог мне устроиться. Может, это и не так хорошо, как быть перекупщиком, но уж точно лучше, чем работать в поле.
   Выслушав его, Мика пожал плечами. Скорее всего, и сам перекупщик, и его семья за годы совместной жизни настолько привыкли к Свэну, что его попытку стать самостоятельным видели совсем не в том свете, в котором видел ее Свэн. Как ему показалось, София была далеко не в восторге от этого поступка. Но Мике ли было говорить об этом, когда и его собственная семья была в недоумении от его решения стать охотником? По сравнению с его собственным выбором работы, вступить в стражу казалось куда более зрелым решением.
   До того, как Мика успел что-то ответить, их разговор был прерван неожиданным окриком. - Эй, Свэн! - раздался мужской голос откуда-то из глубины комнаты. Повернувшись, Мика увидел недалеко от себя нескольких стражей, рассевшихся на койках. Кричал один из них - это был крупный черноволосый парень, на вид не намного старше самого Мики. Его волосы, хоть и длиннее, чем у Мики, были все же слишком короткими, чтобы убрать их в косу, поэтому они просто беспорядочно свисали во все стороны - страж явно не уделял должного внимания своей прическе. Единственное, что волновало его - это чтобы волосы не лезли в глаза, для чего он то и дело небрежным движением руки убирал назойливую челку прочь от лица. На его подбородке, гладко выбритом, было множество маленьких шрамов, намекающих на то, что брился он либо в спешке, либо сам по себе был человеком не самым аккуратным и при бритье постоянно резался лезвием ножа. Учитывая также то, что на его рубахе и штанах виднелось не одно пятно, Мика был больше склонен ко второму объяснению. Но, несмотря на неряшливость, задорный блеск глаз и веселая улыбка черноволосого стража неизменно привлекали окружающих. Крупный парень казался беззаботным и энергичным, готовым увлечь за собой людей на какое-то плохо продуманное, но от того не менее веселое дело. И, похоже, его последним делом стало во что бы то ни стало вынудить Свэна подойти к нему.
   - С кем это ты там разговариваешь? Идите сюда! - весело пробасил он, а сидящие рядом с ним стражи тут же одобрительно поддержали его разношерстным гомоном.
   Сам Свэн слышать эти окрики был далеко не рад, и теперь, скривившись, как человек, которого принуждают к чему-то неприятному, следил за тем, кто его звал. - Черти, - обреченно выругался он. Видя вопросительный взгляд Мики, Свэн пояснил. - Это Савви. Брат Жуни...
   Услышав это, Мика взглянул на стража по-новому. Если он был братом Жуни, то, соответственно, был и братом Угрюма... Не нужно было быть особо наблюдательным, чтобы увидеть сходства между братьями. Все то же крупное телосложение, что и у Угрюма, та же квадратная челюсть, пусть и менее выраженная, чем у старшего брата. Если смотреть издали, то казалось, что Савви был меньшей версией своего брата, более заросшей волосами и растерявшей чистоплотность и педантизм, которые были присущи Угрюму. Но вблизи эта иллюзия рассеивалась, потому что у Савви не было того, что Мика привык видеть в Угрюме - у младшего не было той серьезности и методичности, с которой Угрюм подходил к любому делу, за которое брался. Вместо этого младший брат производил впечатление человека, который все делает спустя рукава. Лицо Савви не хмурилось, а взгляд не был таким цепким, как у брата, отчего он выглядел куда более приветливо, чем Угрюм.
   Мике пришлось силой заставить себя перестать сравнивать младшего брата со старшим. Уже сейчас можно было сказать, что это были совершенно разные люди, и эти сравнения не привели бы ни к чему, кроме разочарования. Потому что Угрюм был мертв, а его младший брат, как бы Мике того не хотелось, не мог быть его копией.
   В итоге Мика оторвал от него глаза и посмотрел на Свэна. - И тебе он не нравиться?
   Свэн неоднозначно покачал головой. - Нет, не то чтобы... просто он очень много говорит... - он устало выдохнул, а Мика понимающе усмехнулся. Он успел заметить еще в таверне, что молодой страж предпочитал молчать. Промелькнула мысль, что он бы отлично поладил с Угрюмом, но Мика поспешил отогнать ее от себя. Не стоило об этом думать.
   Тем временем Савви продолжал настойчиво звать их, и его выкрики уже стали порядком надоедать не только Свэну, но и самому Мике. Нужно было что-то с этим делать.
   - Ну, что? - спросил Мика. - Пошли?
   Судя по кислому лицу Свэна, он был далеко не в восторге от предстоящего, но все же направился к группе стражей вместе с Микой. Сам Савви на кислое лицо своего соратника не обратил ровным счетом никакого внимания. Когда они подошли к ним, улыбка Савви стала еще шире, и он протянул Мике руку. - Ну, - начал он. - Зови меня Саввум, или Савви. А ты...
   - Мика, - представился парень, пожимая протянутую руку. - Ваш проводник, вместе с Емоем.
   - Ну, - опять протянул Савви, улыбаясь. - Емоя я знаю. Паршивец до сих пор пытается приударить за моей сестрой...
   - Это за Жуни? - спросил другой страж. Он тоже был молод - лет двадцати пяти. Одетый в мешковатую одежду, страж был худосочным и высоким, отчего напоминал длинную нескладную жердь. Его короткие сероватые волосы обрамляли вытянутое лицо, которое, несмотря на худобу, казалось не в меру округлым. В нем не хватало некоей остроты - полные губы, округлый нос, плавно изогнутые брови, даже его подбородок был куда более круглым, чему большинства других людей - все на его лице выглядело так, будто кто-то нарочно убрал все острые углы, оставив позади странную серость и неопределенность. Как показалось Мике, эта же неопределенность передалась и в характер стража.
   Савви закатил глаза. - У меня что, несколько сестер, Йол?
   Йол пожал плечами и мечтательно посмотрел куда-то в сторону. - Я бы тоже приударил за ней... - но тут он замялся и добавил, - будь она немного пообщительнее.
   - Удивляюсь, как это тебя остановило, - отстраненно сказал Свэн. - Ты бегаешь за каждой юбкой, которую заметишь.
   - Да, да, - Савви по-свойски ударил его в плечо, - Даже тогда, когда эта юбка сохнет на бельевой веревке, - он засмеялся, а вслед за ним смех подхватили и другие стражи.
   Йол тут же стушевался. - Я тогда был пьян... - если страж рассчитывал на то, что эта отговорка успокоит его напарников, то ошибался - после его слов смех стал только громче.
   Отсмеявшись, Савви одной рукой приобнял Свэна, лицо которого тут же скисло, и вновь повернулся к Мике. - Рады знакомству. Друзья малыша Свэнни - и наши друзья, - в ответ на повторно раздавшийся хохот уже изрядно повеселевших стражей Свэн что-то нечленораздельно пробурчал. И, хоть Мика и не расслышал слов, он был уверен, что это "что-то" было про Савви, и было далеко не лицеприятным.
   Вскоре Мика перевел взгляд на других стражей вокруг них. Первым ему на глаза попался щуплый парень небольшого роста, который, чуть сгорбившись, сидел на самом краю кровати. Его темные волосы были коротко острижены, отчего его большие уши, ничем не прикрытые, забавно торчали в стороны. Ему тоже было около двадцати пяти, но из-за лопоухости и не в меру покладистого выражения лица казалось, что он был гораздо моложе.
   Заметив взгляд Мики, лопоухий парень уже было открыл рот, чтобы представиться, но хлопок по спине от незаметно подошедшего Савви заставил его замолкнуть, так ничего и не сказав.
   - Знакомься, - бодро сказал Савви, все еще похлопывая парня по спине, - это Эр.
   Мика недоуменно перевел взгляд с Савви на Эра, который покладисто улыбался ему, несмотря на то, что хлопки его напарника явно доставляли тому неудобство. - Эр?
   Наверное, это была кличка. Ведь кто в здравом уме назовет своего сына Эром, правда?
   - Нет, - неожиданно покачал головой Свэн, то и дело чуть раздраженно поглядывая на Савви. - Не неси чушь, - сказал он Савви, после чего перевел взгляд на Мику. - Его зовут Грен.
   Савви пожал плечами и улыбнулся. - Но сам парень любит, когда его называют Эр, - еще раз хлопнув Грена по спине, Савви с ухмылкой посмотрел на него, - верно, Эр?
   В ответ Эр лишь неопределенно пожал плечами, на что и Савви, и, как успел заметить Мика, Йол, усмехнулись, а Свэн закатил глаза.
   - Как ему может нравиться имя, которое он не может выговорить? - сказал он.
   Усмешка Савви стала еще шире, после чего последовал еще один хлопок по плечу незадачливого Грена.
   - Эр, давай дружище, представься.
   - Пхривет. Меня зовут.. Эххр.
   Только лишь услышав это, Савви, а вслед за ним и Йол, не выдержали и рассмеялись.
   Мика же ничего особо забавного не увидел. - Что?
   - Он плохо выговаривает "р", - пояснил Свэн. - Отсюда и эта глупая кличка, которую придумал Савви.
   Судя по довольным усмешкам Савви и Йола, они мнение Свэна не разделяли. Мике оставалось лишь пожать плечами и перевести взгляд на следующего стража.
   - Это... - начал было представлять его Савви, но Мика перебил его.
   - Калли, да? - спросил он молодого ученика стражей, сидящего на кровати рядом с Греном, после чего получил настороженный кивок в ответ. Похоже, парень все еще с недоверием относился к нему после того случая в день проводов Весты. Мике оставалось лишь пожать плечами - возможно, это были и к лучшему, если Калли поймет, что идти на поводу у кого попало не следует, будь это красивая девушка или один из других стражей. - Мы знакомы.
   Мика не стал долго задерживаться и перевел взгляд на противоположную кровать, где, рядом с уже присевшим Свэном, сидел последний член этого маленького сборища.
   К удивлению Мики, Савви не полез его представлять, а вместо него это сделал Свэн, лениво кивнув в сторону сидящего рядом с ним парня. При этом жест Свэна был совершен с такой привычной небрежностью, что сразу становилось понятно - эти двое знают друг друга уже давно.
   - Его зовут Жора...
   Выглядел страж примерно на тридцать, но все еще сохранял стать молодости - даже мешковатая хлопчатая одежда не могла скрыть широкие плечи и плотные руки стража, явно привычного к тяжелой работе. Его волосы, блекло коричневого оттенка, с виду грубые и не чесанные, были связаны в конский хвост простой веревкой.
   - Привет... - он медленно кивнул Мике. И это неспешно сказанное слово, та медлительность, с которой он сказал его, тут же добавила образу Жоры завершенности. В его серых глазах была некая еле заметная пелена, которую Мика сперва списал на усталость после дневного перехода, но сейчас он не был уверен в этом. Кто казался Мике всегда усталым, так это мастер Эшом - его полузакрытые веки так и наводили на мысль о том, что старику не помешало бы немного поспать. Но Жора выглядел отнюдь не так - его глаза, пусть и не смотрели на мир с полной ясностью, все же были широко открыты. В то же время это не была и лень, которой хватало во взгляде Свэна, чуть раздраженном тем, что его отвлекают очередным разговором, тем самым мешая не делать ничего. Нет, - чем дольше Мика думал, тем больше убеждался в том, что это было что-то другое. В его чертах была не усталость и не лень, а некая навсегда застывшая там растерянность. Он просто был медленным человеком, которого угораздило жить в окружении быстрых людей. Его серые глаза всегда спрашивали окружающих о том, куда все так спешат, и никогда не получали ответа.
   Более того, Мике эта медлительность показалась знакомой. - Мне кажется, - спросил он, чуть сощурив глаза, - или я где-то тебя уже видел?
   - Да... - Жора медленно кивнул ему, внимательно изучая его лицо. - Ты - сын вэра Васса.
   Мика удивленно посмотрел на стража. Конечно, еще полтора года назад Васс был начальником стражи, и отца Мики узнавали часто, но с тех пор прошло немало времени, и теперь Васса вспоминали редко. То, что Жора не просто узнал Мику, но и знал, кто его отец, было странно. - Да... - чуть настороженно ответил Мика. - Но откуда я тебя знаю?
   Жора довольно улыбнулся. Кроме него, в этом походе было мало тех, кто успел хорошо узнать прежнего сотника, вэра Васса. Они все больше служили уже при вэре Бартозе, нынешнем начальнике стражи. Но сам Жора хорошо помнил его - вэр Васс хорошим человеком, честным и справедливым, и, присмотревшись, Жора мог увидеть в глазах его сына те же качества. Страж вновь улыбнулся ему и ответил: - Ты проходил через Путь несколько дней назад...
   - Да, - Мика медленно кивнул головой в узнавании, в нетерпении перебивая медленного стража, - и ты вместе с дядей Ораном охранял его, верно? - он улыбнулся. - Теперь я тебя помню.
   После того, как все они были друг другу представлены, время побежало быстро. Один разговор подходил к концу и тут же начинался другой. Савви с Йолом предпочитали шутить обо всем подряд, то и дело выхватывая слова у друг друга изо рта. Один из них мысль начинал, а заканчивал ее уже другой. Савви объяснил Мике, что с Йолом они дружили уже давно, больше пяти лет назад вместе поступив в стражу, поэтому и знали друг друга так хорошо. Их шутки то и дело были направлены на Грена с Калли, которые из-за робости и молодости ответ на них находили с трудом.
   В стороне от этой круговерти сидели Свэн с Жорой, которые, как Мика и подозревал, действительно знали друг друга уже давно - они познакомились около десяти лет назад, когда оба вспахивали поля. Свэн, бывший тогда еще мальчишкой, нашел в более старшем, но молчаливом и терпеливом подростке, хорошего товарища для игр.
   Первым, когда пропали его родители, с полей ушел Свэн, а через некоторое время за ним последовал и Жора. Сперва молчаливый страж не хотел рассказывать, почему он решил уйти, но после очередной шутливой подначки Савви все же признался - он решился на это после того, как в конце одного рабочего дня бесследно исчезла его жена. После этих слов притих даже Савви - о пропавших старались не говорить. Но Жора просто пожал плечами и все также медленно продолжил свой рассказ.
   После пропажи его жены, он с трудом сумел устроиться в стражу. Несмотря на то, что стражам тоже приходилось покидать поселение, эта работа была куда безопаснее его предыдущей. На дежурства за стены поселения ходили лишь для вида - нередко несколько десятков крестьян работали под присмотром всего одного стража. А если нужно было искать пропавших людей, то обычно такие поиски ничем не заканчивались - в самых безопасных местах, которые стражи и обыскивали, ничего не было, а, туда, где, может, что-то и было, никто идти не хотел. Что уж там говорить - никто и не помнил, когда последний раз бесследно пропадал кто-то из стражей, а об исчезнувших крестьянах или охотниках вспоминали с легкостью. Но на это уже давно закрывали глаза - стража из опасной работы превратилась в место, куда люди шли, чтобы этой опасности избежать.
   В то время стражей руководил отец Мики. И, если Жора что-то и говорил о Вассе, то исключительно с уважением, за что Мика был благодарен - после слов деда, пусть и неверных, но все еще свежих в памяти, радовало любое доказательство того, что тот был не прав.
   Именно знакомство Свэна и Жоры позволило Свэну, спустя многие годы, устроиться в стражу. Его старший и медлительный друг без лишних вопросов помог парню попасть на обучение, которое тот завершил всего за год. Если Свэн и предпочитал ничего не делать, это отнюдь не значило, что он, когда нужно было, не умел работать.
   Время прошло быстро, и от разговора их отрывал уже возглас одного из стражей, сообщивший им, что близится время вечернего обряда. Вскоре все уже собрались в центре помещения - перед валькаром с чашей. С другой стороны алтаря стоял мастер Эшом. Темнокожий старик, склонив голову и устало сощурив глаза, отвлеченно скользил взглядом по знакам, высеченным на постаменте. Он знал их, и, даже несмотря на усталость, чувствовал силу, скрытую в этих плетениях. Для него это было сродни тому, чтобы дышать - как бы ты ни устал, ты все равно продолжишь это делать. Пока Эшом был жив, он был мастером от начала и до конца. Его взгляд на миг обрел ту самую ясность, которая ушла вместе с молодостью, и он приподнял руку, призывая всех окружающих замолчать. И собравшиеся перед ним стражи, даже их высокомерный десятник по имени Парриг, который, как казалось Эшому, делал все возможное, чтобы вывести старика из себя, послушно подчинились ему.
   - Близится ночь, - начал он в наступившей тишине. - Вспомним же о том, что принес нам прошедший день. Вознесем благодарности тому, кто позволил нам прожить его, - он на мгновение замолчал, наблюдая за склоненными головами всех присутствующих, после чего достал из-за пазухи своего темно-синего кафтана маленький амулет - стальной крестик Старшего, который тут же покрепче сжал в кулаке. Краем глаза старик заметил, как большая часть собравшихся достает свои собственные кресты и точно также сжимает их в руках, и продолжил говорить. - Вознесем хвалу Старшему брату. Но лучшее восхваление - это отнюдь не слова, какими бы красивыми они ни были, - мастер покачал головой. - Лучшая благодарность Старшему - это жизнь без стыда и сожалений. Чтобы Старший брат, увидев то, как мы провели этот день, не захотел забрать его назад, - мастер Эшом обвел взглядом всех собравшихся. - Более того - чтобы он с радостью подарил нам и следующий день. И так один день за другим всю отведенную нам жизнь, - старик замолчал и убрал цепочку с крестом Старшего обратно за пазуху. Те среди собравшихся, у кого были свои кресты, последовали его примеру. - Ясный ум, чистое сердце!
   - Ясный ум, чистое сердце, - хором повторили все вокруг. После чего старик взял с алтаря чашу, до краев наполненную огненной водой. Он смочил в ней два пальца - средний и указательный, и поднес их ко лбу. Лишь слегка прикоснувшись мокрыми пальцами ко лбу, он тут же резко отвел их прочь, сбрызгивая жидкость в сторону. Жидкость, оставшаяся на его лбу, тут же испарилась, а капли, летевшие в сторону, вспыхнули и сгорели еще в полете.
   Старик шагнул в сторону, и к чаше один за другим стали подходить стражи. Все без исключения смазывали себе лоб, после чего стряхивали капли, наблюдая за тем, как они сгорают. Обряд помогал избавиться от грехов и сомнений и, очистившись, обрести защиту Старшего брата. Также во время вечернего обряда было принято сжигать кусочки бумаги или листьев вьюна, но в походе этим можно было пренебречь.
   Когда все прошли обряд, мастер Эшом вновь подошел к чаше и прикоснулся к ней рукой. Тут же вся оставшаяся вода воспламенилась, и из чаши вверх взметнулся огонь, яркий и высокий. Он горел, обдавая жаром всех собравшихся, до тех пор, пока жидкость в чаше не иссякла.
   - Ясный ум, братья, - попрощался с ними старик, вновь немного склоняя голову.
   - Чистое сердце, - вразнобой прошептали стражи, направляясь каждый в свою сторону.
   Мика уже было пошел вслед за ними, когда позади него раздался усталый усталый старческий голос. - Юноша, - повернувшись назад, Мика увидел, как мастер Эшом с улыбкой смотрит на него. - Мика, да?
   Он кивнул головой. - Да.
   Старик сперва внимательно посмотрел на него, и, хоть его веки и были полузакрыты, взгляд темнокожего мастера был настолько глубоким, что никакая усталость не могла помешать ему проникнуть парню под кожу. - Я вспомнил, почему ты кажешься мне знакомым, - старик медленно кивнул собственным мыслям.
   Мике почему-то очень захотелось закатить глаза. И кого теперь напомнил ему Мика? Того мальчишку, который утром чистил ему обувь? - И почему же?
   - Ты из рода Ан Нара, - тихо сказал старик.
   Почему-то при упоминании рода стало уже совсем не смешно. - Из какого такого рода? - настороженно переспросил Мика.
   - Рода Ан Нара, - еще раз с полной уверенностью повторил мастер Эшом. - Твое лицо показалось мне знакомым. Не полностью... - он задумчиво покачал головой. - Есть и посторонние черты, но твои глаза полностью выдают тебя. Такой насыщено серый цвет может быть только у настоящего аннарянина.
   - Наверное, это совпадение, - Мика пожал плечами, как можно беззаботнее. - Я никакого рода не знаю.
   Мастер мгновение изучающее посмотрел на него, после чего устало добавил: - Тогда, есть еще одно объяснение, - настойчиво продолжил он. - Возможно, ты состоишь в родстве с мастером Йомуром?
   Мика вновь настороженно посмотрел на мастера. - Он мой дед...
   - Ты его внук... - на лице мастера Эшома смешалось удивление и неверие, и он покачал головой. - Ты действительно его внук... Подумать только. Как быстро пролетело время...
   Этот старик немного пугал Мику - его чуждый внешний вид и невнятное поведение удивляли и настораживали одновременно. Почему-то Мике казалось, что мастер Эшом, с трудом выдавив из себя очередную фразу, внезапно умрет, но до этого, как мстительный злой дух, непременно попытается утянуть с собой в могилу и того, с кем разговаривает. Одним словом, было бы разумнее с ним долго не разговаривать. Тем не менее, Мика не мог унять свое любопытство и осторожно спросил его: - Вы знаете деда?
   - Конечно, - глухо сказал он, поднимаясь со скамьи. - Я уже давно знаю его, - он прервался, задумчиво закрывая глаза и поглаживая свои длинные усы. - Очень давно. Странно, что он ничего не рассказывал тебе про ваш род. Когда-то он очень гордился им.
   Пока его вместе с мамой не изгнали оттуда? - Да, - хмуро сказал Мика, поднимаясь вслед за мастером. Он совершенно не удивлялся тому, почему дед не говорил о роде. - Странно. Но теперь мы не Ан Нари. Мы К Хай.
   Мастер Эшом молча кивнул и скрестил руки за спиной. - Как повернулась жизнь... Я помню девочку, его дочь. Единственный ребенок... - он покачал головой.
   Он говорит про мою мать, - подумал Мика.
   - Конечно, она была одарена, но не настолько, чтобы последовать по стопам Йомура. Как жаль, - он тяжело вздохнул, затуманенным взором глядя куда-то себе под ноги. - Я сожалею, что и вы не одарены, юноша.
   Мика растерянно поглядел на старика. Почему он думает, что я не одарен? Но тут Мике вновь вспомнились слова Мирабель девятилетней давности, и он быстро догадался до ответа. Кто станет пахарем или охотником, если можно быть по-настоящему важным человеком? Можно быть мастером? Какое либо расположение к старику тут же пропало, а вместо него все ближе к горлу стало подступать раздражение. Вновь всплыла в памяти ссора с его дедом, но кроме этого промелькнула и другая мысль, думать о которой не хотелось.
   - Да, - кратко ответил он, желая побыстрее закончить разговор и всем своим видом давая это понять.
   И, похоже, старик понял. - Передайте Йомуру от меня приветствие, - мастер выдавил из себя уставшую улыбку и, кивнув на прощание, развернулся, направляясь прочь.
   Мика не стал отвечать ему, вместо этого тут же направляясь к своей кровати. Пошел ты! - раздраженно подумал он, быстро забираясь на свою койку на втором этаже. Эти разговоры все больше выбивали его из колеи. Он делал то, что считал нужным делать. Он был уверен в верности своих поступков. Должен был быть... Будто желая придать своим мыслям весомости, Мика даже кивнул сам себе. Но все же... Думать об этом не хотелось, но он чувствовал, как с того самого дня, когда умер Угрюм, капля за каплей эта уверенность утекала сквозь пальцы. Что, если он ошибался? И что, если из-за его ошибок страдали те, кто не имел к ним совершенно никакого отношения? Ведь это было вполне возможно. Если бы не вся эта затея с охотой и попытками разгадать тайну Речного Устья... Если бы он все это время посвятил изучению целительства, как того хотел дед... Может быть, если бы все это было иначе, Угрюм до сих пор был бы жив?
  

*_*

   Он плохо понимал, где находится. Это был сон? Или нет? Его сознание будто плыло в размытых образах, не в силах ухватиться за что-то конкретное. Он чувствовал беспомощность, но в то же время было и безразличие - ему было все равно, что он ничего не может. До тех пор, пока он не услышал знакомый голос.
   - Мика...
   Это было его имя, он знал, что кто-то зовет его. Кто-то знакомый.
   - Мика...
   От звука собственного имени по его телу пробежала дрожь.
   - Мика, открой глаза...
   Знакомый голос звал его, настойчиво, вновь и вновь, пока сознание Мики не устремилось навстречу звуку. Отталкивая в сторону бесполезные образы, он поплыл на звук.
   - Открой глаза, Мика...
   Взмах рукой, его тело устремляется вперед, ближе к голосу, еще один, потом еще и еще, пока вода, состоящая из невнятных образов, неожиданно не закончилась - он вынырнул, и муть отступила от его сознания. Образы прояснились, обрели четкость. Мир наполнился красками, звуками и запахами. Но самым первым он почувствовал не их. Он ощутил прикосновение. Кто-то мягко водил пальцем по его щеке. Было слегка щекотно, но, тем не менее, приятно.
   - Ты со мной? - голос опять спросил его, и, Мика, наконец, узнал говорящего. Это была Мирабель. И будто бы одного этого факта не хватало, чтобы его мир стал целым, краски и запахи мгновенно выстроились в ряд, заняли свои места, и мир, наконец, упорядочился, обрел смысл.
   Это была комната Мирабели - просторное помещение с большим шкафом и настолько широкой кроватью, что на ней могло бы уместиться и несколько девушек, а не одна Мирабель. Все это выбирала не она сама, а было куплено ее отцом, который часто не знал, как иначе выразить свою любовь к дочери, кроме как роскошными подарками. Правда, сама Мирабель эти вещи не ценила совершенно - шкаф всегда был наполовину распахнут, а кровать никогда не была заправлена. Часто она даже нарочно срывала уже заправленное служанками постельное белье только для того, чтобы немного позлить отца. Как помнил Мика, их отношения были далеко не идеальными - работа Никона, мастера-владетеля, занимала очень много времени. Он честно пытался как можно чаще видеться с нею, но этого было недостаточно. Время шло, Мирабель взрослела, медленно из девочки превращаясь в молодую женщину, и мастер Никон совершенно не представлял, что делать с его так внезапно повзрослевшей дочерью. Как подозревал Мика, не знала, как говорить с отцом, и сама Мирабель. В итоге он дарил ей все, что могло прийти в голову, начиная от роскошных платьев и заканчивая большими кроватями, а она спала на полу и бегала по Крепости босиком, одев на себя то, что первым попалось под руку.
   Пришел в себя Мика именно на ее кровати. Он лежал поперек мягких перин, положив свою голову на колени девушки. И это ее пальцы нежно гладили его по щеке.
   Мика не выдержал и фыркнул, пытаясь отодвинуться подальше от ее пальцев. - Перестань...
   Она улыбнулась. - Щекотно? Я помню, что тебе всегда было щекотно, когда я так делала... - ее пальцы скользнули по его подбородку, но внезапно замерли, когда ее глаза наткнулись на синий амулет, висящий на его шее.
   Мирабель со странным выражением лица посмотрела на камень. - Как... - она трепетно провела по нему рукой. - Где ты взял его?
   Мика пожал плечами, внимательно наблюдая за ней. У него тоже было немало вопросов к ней, но был ли смысл в том, чтобы задавать их порождению его собственной фантазии? Что мог знать образ, возникший в его голове такого, чего не знал Мика? Ответ был прост - ничего. Та, кого он видел перед собой, не была настоящей - это было всего лишь игрой воображения.
   Тем не менее, он не мог не ответить ей, пусть и считал все это вымыслом. - Мне его дал друг.
   Мирабель закатила глаза, давно уже привычная к его односложным ответам. - Как его зовут?
   - Звали, - буркнул Мика, - его звали Угрюм.
   - Угрюм? - она непонимающе покачала головой, окончательно запутавшись. - Но откуда он у него?
   У Мики были определенные подозрения на этот счет. - Мне кажется, он нашел его.
   - Где?
   - Глубоко в лесах есть старый заброшенный город. Он мог найти его только там. Но, - Мика пожал плечами, - откуда твой амулет мог взяться в этом городе, я не имею ни малейшего понятия.
   В повисшей тишине Мика повернулся так, чтобы удобнее было смотреть на его подругу. Сейчас, когда ее лицо было прямо перед ним, он как никогда остро ощутил, насколько же ему ее не хватало. - Знала бы ты, - тихо прошептал он, - сколько вопросов я хотел бы тебе задать... Но это все ведь просто сон, верно? Ты не сможешь ответь мне.
   Мирабель отвернулась от него, задумчиво покусывая губу. Казалось, что она даже не слышала его шепота - настолько глубоко она задумалась. Наконец, девушка вновь посмотрела на него и указала на камень. - Я хочу, чтобы ты выбросил его.
   Мика удивленно посмотрел на нее, приподнимаясь с кровати. - Что?
   - Обещай, что выбросишь его, - она настойчиво повторила. - Пожалуйста!
   - Но... - он не успел договорить, не смог задать вопрос. С миром вновь что-то происходило - краски перемешивались, а звуки затухали еще до того, как успевали раздаться. Все вокруг вновь утратило ясность, но в этот раз совсем ненадолго. Мир превратился в воспоминание.
   Это случилось шесть лет назад. Был званый обед, пышное торжество в честь совершеннолетия дочери мастера-владетеля. Начался он с ужина и разговоров, но плавно перетек в главное событие вечера.
   Мика, стоя посреди толпы гостей, наблюдал за тем, как незнакомая ему женщина пишет портрет Мирабели. Его подруга, с богато украшенными волосами, одетая в пышное бежевое платье, на вид в два раза большее, чем сама девочка, сидела на стуле посреди комнаты и неотрывно смотрела на сола иссу - тощую невзрачную женщину средних лет, пока та водила кистью по листу бумаги.
   Когда взгляд Мирабели, наконец, скользнул по толпе гостей и наткнулся на Мику, он не удержался и показал ей язык. Девочка мгновенно надулась, но показать язык в ответ не смогла - взгляды всех вокруг были устремлены на нее, отчего ей было неуютно. Было страшно даже двигаться, не то, что показывать кому-то язык! Поэтому Мирабель смогла лишь раздраженно посмотреть на него. Мика довольно улыбнулся ей в ответ и вновь показал язык. Он бы так и продолжить дразнить ее, если бы его мама не заметила этого и не стала шепотом ругаться на него. Но все равно Мика считал, что это того стоило.
   Вскоре портрет Мирабели был завершен, и гости вновь вернулись к праздничному столу. Все, и взрослые, и дети, сели за общий стол, где то и дело кто-то поздравлял Мирабель с совершеннолетием, а она, вежливо улыбаясь, кивала в ответ. Мика сомневался, что, окажись он на месте своей подруги, он смог бы так много и так вежливо улыбаться. Наверняка у нее от всех этих улыбок уже болели скулы!
   Когда их, наконец, отпустили из-за стола, Мирабель выглядела настолько утомленной, что Мика даже решил больше над ней сегодня не шутить. День свершения души для девочки выдался настоящим испытанием. К сожалению, в отличие от него Фрэнсис думал по-другому.
   Пухленький мальчик в очередной раз затеял с ней ссору. Он что-то сказал, она раздраженно, но тихо ответила, и вот уже Фрэнсис чуть ли не с криком заявил ей что-то в ответ. Остановить разбалованного мальчика смог лишь его отец, незаметно подошедший к нему и положивший руку ему на плечо.
   - Тише, сын, - спокойно, но строго сказал мастер Симан Фрэнсису.
   - Но пап, она... - заныл Фрэнсис.
   - Я сказал тише! - гораздо жестче перебил сына Симан, отчего тот сразу же испуганно умолк. Его взгляд поднялся на Мирабель. - Не стоить тратить свое время на тех, кто ниже тебя, - он презрительно посмотрел на Мирабель.
   Мика не смог вынести того, как этот гнусный человек говорил о его подруге. Он шагнул вперед, решительно сжав кулачки. - Она во много раз лучше Фрэнсиса! - его глаза встретились с глазами Фрэнсиса, и Мика, не удержавшись, показал ему язык. Фрэнсис, покраснев от обиды, уже собирался что-то выкрикнуть в ответ, но его отец остановил его.
   - Мальчик... - он снисходительно покачал головой, при этом в его глазах блеснул злорадный огонек. - Маленький глупенький мальчик... У этой девчонки, - он кивнул на Мирабель, - без дара нет никакого будущего. Она имеет хоть какую-то ценность только до тех пор, пока имеет ценность ее отец. Без него она - никто, - он вновь презрительно посмотрел на нее. - Позор семьи.
   - Она не... - вновь начал говорить Мика, но его отвлек легкий топот ножек за его спиной. Оглянувшись, он увидел, как небрежно отбросив в сторону туфли, босыми ногами Мирабель убегала прочь по коридору. Мгновение, и она скрылась за поворотом.
   - Мирабель! - закричал он, совершенно забыв о противном мастере, и побежав вслед за ней, - подожди!
   Но когда Мика добрался до поворота, за ним уже никого не было - девочка будто сквозь землю провалилась. Но он не опустил руки и отправился на поиски. Мика обыскал все места, о которых мог подумать, но Мирабели нигде не было. Куда она могла убежать? На террасах ее не было, в ее комнате - тоже. Почему-то плохие предчувствия не отпускали его. Поэтому он решил сделать то единственное, что, как он думал, не сделает никогда - он пошел за помощью к взрослым.
   Найти отца Мирабели, мастера Никона, было просто. Он был в своем кабинете, сидел за письменным столом напротив входа, когда Мика, предварительно постучавшись, зашел внутрь.
   Мастер Никон тут же смерил его холодным взглядом. - Да?
   Мика немного стушевался, но все же заговорил. - Я ищу Мирабель? Вы не знаете, где она?
   Мастер хмуро посмотрел на него, но до того, как он успел ответить что-либо, в его кабинет без стука быстро зашла та самая сола исса, что писала портрет Мирабель несколькими часами ранее.
   - Вэр Никон, пройдемте со мной... - взволнованно сказала она и указала рукой куда-то в гостиную. Когда мастер холодно посмотрел на нее, она добавила: - Это очень важно, прошу вас.
   В итоге еле заметно вздохнув, мастер Никон неохотно оторвался от своего занятия и поднялся из-за стола, направляясь вслед за ней в гостиную. А Мика, на которого взрослые совсем перестали обращать внимания, не в силах унять любопытство, последовал за ними.
   - Я первый раз вижу такое... - растерянно сказала женщина, указывая рукой на картину, все еще стоящую посреди комнаты.
   Но картины, как таковой, больше не было. Вся краска, что еще недавно изображала Мирабель, теперь стекла вниз, прочь с листа. Будто краски внезапно оказались не в силах прилипнуть к бумаге.
   Если Мика счел это просто забавным, то взрослые придали стекшим краскам куда большее значение. Мастер Никон, преодолевая оцепенение, подошел к картине и коснулся рукой последних капель краски, что все еще оставались на листе и медленно текли вниз. - Что случилось?
   Но ответом на его вопрос была лишь тишина и недоумение.
   Объяснение тому, что произошло, нашлось не сразу, но все же нашлось - оказалось, что Мирабель была сола иссой. Ее дар почему-то дремал, когда писали ее портрет, и проснулся лишь днем позже, из-за чего картина, призванная стать вместилищем ее души, больше не могла делать то, что от нее требовалось, и расплылась. Случай Мирабель был единственным, когда дар пробуждался после двенадцатилетия ребенка, после дня свершения души.
   Тогда, когда стало ясно, что Мирабель была сола исса, далеко не все сразу поверили в это. Всеобщее признание пришло лишь позже, после того, как она успешно написала портрет Мики. Но все же разительные перемены произошли в жизни девочки уже на следующий день.
   Они тогда были в Большом Зале. Ряд в ряд скамьи стояли одна за другой, и везде, где бы ни было место, на них сидели люди. И где-то там, в гуще взрослых людей, умостились и Мика с Мирабелью. Они немного опоздали на начало вечернего обряда и разминулись с родителями, поэтому сидели одни в окружении незнакомцев. Не то, чтобы это было так важно - все же они ходили сюда каждый вечер. Но Мика уже предчувствовал, какую взбучку устроит ему мама, когда он придет домой. Тем временем, пока он предавался таким невеселым мыслям, рядом сидящие уже передали ему кубок Старшего, почти до краев наполненный прозрачной жидкостью.
   Мирабель хмуро наблюдала за тем, как он смачивает средний и указательный палец в чаше, после чего подносит их ко лбу. Мановение руки, и капли воды сгорают в воздухе вспышкой огня и пара.
   Когда Мика протянул чашу ей, она тут же передала ее следующему человеку.
   Это вызвало у Мики недоумение. - Почему ты не совершила обряд?
   - Потому что не хотела, - сказала Мирабель, отводя взгляд в сторону.
   - Да, но... - Мика замялся. - Старший брат не сможет увидеть тебя, если ты не совершишь обряд...
   - Он и так много чего не видит, - она показала ему язык. - Много плохого.
   Мика пожал плечами. - Может, он, как мой дед? Он тоже плохо видит... - сказал он, но женщина, сидящая около, похоже, услышала его и тут же зыркнула на него злобным взглядом. Он натянуто улыбнулся. - Но очень старается смотреть? - он попытался выкрутиться, но женщина, совершенно не поверив его честным глазам, фыркнула и отвернулась. Мика облегченно вздохнул.
   Тут Мирабель наклонилась к нему и шепнула ему на ухо. Тихо, но разборчиво - так, чтобы слышать мог только он. - Мне кажется, что его нет, Мика.
   - Кого нет?- спросил он, но его взгляд невольно привлек синий камень, висящий не ее шее. Странно, - подумал он. Я не видел у нее раньше этого амулета.
   - Бога нет, Мика...
   И, будто этот шепот обжог его, Мика резко вынырнул из воспоминания, широко распахнув глаза. И понял, что смотрит в удивленные глаза Мирабели. Повзрослевшей на несколько лет, уже не девочки, а девушки. Они опять были в ее комнате, а его голова вновь лежала на ее коленях.
   - Что-то случилось? - она обеспокоенно спросила.
   - Нет, - он устало провел по лицу рукой. - Нет... Просто видел одно воспоминание. Помнишь, когда ты во время молитвы сказала мне, что Старшего брата нет? - ее рука на мгновение замерла, после чего продолжила медленно перебирать его волосы. Видя, что Мирабель все продолжает молчать, он спросил ее: - Ты все еще не веришь в богов?
   Она немного печально улыбнулась и показала ему язык. - Я больше не могу не верить в богов. Я же сола исса...
   Мика улыбнулся. Наверное, она до сих пор в них не верила. Но вскоре его мысли уже были заняты совсем другим. - Почему ты состригла свои волосы? - он провел рукой по ее коротким шелковистым волосам. Когда-то ее светлые волосы были намного длиннее, и она носила их заплетенными в косу. Мике нравилась ее коса. - Раньше у тебя были длинные волосы...
   Мирабель пожала плечами. - Это было так давно, что я уже и не помню.
   - А я помню, - сказал Мика. - Ты состригла их сразу после того, как тебя назвали сола иссой.
   - Мое двеннадцатилетие... - Мирабель печально улыбнулась, и ее рука, прекратив гладить его волосы, вновь коснулась амулета на его шее. - Как давно это было...
   Лишь когда она прикоснулась к синему камню, Мика вспомнил о том, что она говорила до того, как он погрузился в воспоминание. - Почему ты хотела, чтобы я его выбросил?
   Услышав его вопрос, Мирабель тут же убрала руку прочь от камня, но так ничего и не ответила.
   - Мирабель? И, если так подумать, - задумчиво протянул Мика, - откуда ты взяла этот амулет? Я не помню, чтобы он был у тебя до твоего совершеннолетия...
   Она подняла глаза на него, на мгновение их взгляды встретились, и, неожиданно для себя, Мика увидел в них гораздо больше, чем когда-либо до этого. Там, в глубине ее глаз, была настоящая карусель чувств и цветов - это были и любовь, и тоска, и мириады других желаний и чувств, не менее ярких, чем первые. Но сейчас внимание Мики привлекли другие, куда более непонятные оттенки - это были неуверенность, непонятное желание и борьба, все смешанные вместе. А поверх всего этого были сомнения, из-за которых она и молчала.
   Но мгновение прошло, она отвела взгляд в сторону, разрывая ту связь, благодаря которой он понял так много, и все, что он видел теперь - это девушку, молчаливо смотрящую в сторону. Вскоре она сама нарушила молчание и спросила его: - Ты хочешь увидеть меня вновь?
   Мика не медлил с ответом. - Конечно.
   - Тогда... забудь о моих словах. Не думай о том, откуда этот камень и как он оказался в том городе. Главное, что пока ты носишь его, - ее рука вновь коснулась синего камня, и она грустно улыбнулась, - мы всегда сможем увидеть друг друга.
  

*_*

Следующий день. Месяц первых холодов, день 3.

   На следующий день выступили рано утром. Шли по тропе, которая петляла по заросшему лесу. Лес вокруг них полнился разнообразными звуками - щебетали птицы, жужжали насекомые. И порой то тут, то там мелькала стремительно удаляющаяся тень животного, привлекая к себе внимание лишь слабым хрустом веток там, где копытца косули касались земли. В этот раз, как и в предыдущий, Парриг тоже приставил к проводникам стража, но этому стражу до Ярека было очень далеко.
   Его звали Бартоломей, и он был низкорослым коротко стриженным человеком сорока лет от роду. Что при взгляде на него сразу бросалось в глаза, так это внушительный хмельной животик, заметный даже из-под кафтана. Его небритое лицо, с отвисшими полными щеками, неизменно кривилось, всегда чем-то недовольное, отчего его брови уже и не знали другого положения, кроме как хмуро нависать над глазами. Но от этого он выглядел отнюдь не грозным, а, скорее брезгливым и мелочно-раздраженным. Обрюзгший и ожиревший от долгих лет спокойной службы в поселении, сейчас, когда на его долю выпало идти по лесу с утра до вечера, облачившись не только в нагрудник, но и в отнюдь не легкий кафтан, Барти еле волочил ноги. Все, что он делал - это потел, тяжело дышал и ругался на свою нелегкую судьбу. Мика не спрашивал его, какими судьбами тот оказался в этом походе - незачем было давать и так не затыкавшему свой рот стражу лишнюю причину поговорить. Потому что когда толстяк не жаловался на то, как тяжело ему приходится в этом походе, он начинал рассказывать истории, одну нелепее другой. В этих историях он всегда был самым сильным, самым умным и самым везучим. Доходило до такого бреда, что все это можно было бы счесть глупой шуткой, если бы вдумчивое выражение лица самого Барти не намекало на то, что говорит он совершенно серьезно.
   Одна из историй особенно развеселила Мику.
   - И вот захожу, значит внутрь, - рассказывал Барти, то и дело тяжело вздыхая из-за долгой ходьбы, - а там - одни трупы.
   Мика, уже привычно пропустив мимо ушей все, что тот рассказывал до этого, заинтересованно посмотрел на стража. Помещение с трупами? Это звучало очень знакомо. Сам Мика знал о нескольких местах, которые подходили по описанию, и это невольно привлекло его внимание. - Где - там?
   За те полдня, что они уже провели вместе, и Мика, и Емой стражу вопросов старались не задавать. Поэтому теперь, когда любопытство Мики все же пересилило в нем здравый смысл, Емой устало провел рукой по лицу с таким видом, будто такой глупости он не ожидал даже от Мики.
   Но Бартоломей на Емоя внимания не обращал. - В кузнице, - ответил он, чуть удивленный тем, что Мика спросил у него что-то. - Я же говорил уже, разве нет?
   Емой перестал сверлить Мику взглядом и посмотрел на толстого стража, презрительно фыркнув себе под нос. - Нет, повтори еще раз, придурок. Мы тебя не расслышали...
   Барти, вновь совершенно не обратив на Емоя внимания, махнул на Мику рукой. - Короче, не перебивай, - продолжил он между тяжелыми вздохами. - Захожу, значит, в кузницу, а там все мертвы. Другие стражи сразу испугались, не знают, что делать. На дворе ведь праздник - проводы Мары, и помощи сейчас с огнем не сыскать. А я говорю им - не беспокойтесь, - он, несмотря на тяжелое дыхание, сумел довольно улыбнуться. - Я все сделаю.
   Мика с трудом поборол желание закатить глаза. Барти врал настолько впропалую, что у парня от этого скрежетали зубы. Более того, он врал о том, о чем Мика знал куда лучше его. - И что, сделал?
   - Конечно, - Бартоломей самодовольно кивнул. - Быстро нашел какого-то неудачника-целителя, и привел в кузницу. Нужно было всего лишь показать ему мой меч и намекнуть, - он многозначительно ударил кулаком в ладонь, - что я знаю, как им пользоваться, и этот трус тут же был готов сделать все, что ни попроси. А еще говорят, что эти одаренные чего-то там могут... - лицо стража надменно скривилось.
   Тут уже Емой не выдержал и презрительно рассмеялся. - Придурок...
   - Ага, - довольно кивнул Барти, очевидно, подумав, что Емой имел в виду того одаренного. Мика не стал разочаровывать его и говорить, что придурком охотник считает самого стража.
   В словах Барти, несмотря на всю их бредовость, было и кое-что ценное. Конечно, он не помнил, как звали того стража, который нашел их с дедом той ночью, но он был уверен в том, что это точно не был Барти. Едва ли Бартоломей и вовсе был в той кузнице, где произошло странное убийство. Иначе он бы с такой легкостью об этом не рассказывал.
   Скорее всего, Барти услышал о кузнице от одного из тех, кто там был. А это значило, что слухи уже пошли. Сколько еще людей слышали о произошедшем? Многие ли уже знали, что тот случай в Большом зале был не единственным, когда действовали те же таинственные убийцы, которые так любили оставлять на стенах кровавые послания? Можно было предположить, что стражи однозначно были об этом осведомлены. А это, в свою очередь, значило, что вскоре об этом будет известно всем. Убийства уже не выйдет утаить от общества, и вскоре люди начнут требовать найти виновных.
   Тем временем они все продолжали идти вперед. То и дело поперек тропы лежали стволы поваленных непогодой деревьев. Тогда Мика с Емоем брали в руки топорики и прорубались сквозь ветки, освобождая путь для лошади с вагоном. А Барти стоял около и пытался отдышаться, совершенно не собираясь им помогать. Охотники бросали на него раздраженные взгляды, но толстяк притворялся, что не замечает их, в очередной раз протирая вспотевшее лицо какой-то тряпкой. Хорошо хоть, ему хватало ума, чтобы держать рот на замке и не лезть с "ценными" советами.
   Уже было за полдень, и Мика изрядно утомился от непрерывной ходьбы. Пока они шли, он много думал не только об убийствах, но и о том, что видел во сне. Мирабель... В последнее время он очень часто вспоминал о ней. Рука сама собой нащупала под рубахой синий камень. Может быть, все дело в нем? В этом камне? Может быть, не стоило брать его с собой?
   Колонна людей осталась где-то позади, и даже Барти немного отстал, уже совершенно выбившись из сил, но охотники не стали ждать его. Впереди тропу перегораживало еще одно упавшее дерево, и они поспешили вперед, чтобы расчистить путь. Все равно от назойливого охотника помощи было не дождаться. Они уже подошли к поваленному дереву, и Мика даже потянулся за топориком, когда его неожиданно отвлек вопрос Емоя.
   - Что это? - удивленный голос Емоя заставил Мику посмотреть вперед. Там, куда указывала рука охотника, у самой тропы, было дерево. И на его стволе, примерно на высоте пяти шагов, прижимаясь к дереву всем телом, замер силуэт человека. Насколько сильной должна быть хватка человека, чтобы суметь вот так вот вцепиться в древесную кору? Если это вообще был человек...
   Емой прицелился в фигуру из лука. - Может, это какое-то животное? - он шепотом спросил Мику.
   - Едва ли, - со все нарастающими подозрениями ответил Мика, а в его руках сам собой возник лук.
   Человеком фигура, замершая на дереве, была лишь с виду. Присмотревшись внимательнее, Мика понял, что на нем не было ничего, даже отдаленно похожего на одежду. На древесине и коре, заменявшим этому созданию кожу, отчетливо проступал белесый иней, отчего существо казалось промерзшим насквозь, почти ледяным.
   И тут же, ухватываясь за этот иней, подозрения Мики окончательно оформились в мысли. Духам не обязательно нужно человеческое тело, - пронеслось в его голове. И эта тварь... Она была человекоподобной, но полностью состояла из промерзшего дерева.
   - Мне кажется... - Мика сглотнул, - мне кажется, это дух.
   - Дух? - обескуражено переспросил Емой, невольно перестав шептать и став говорить все громче. - Какой, к черту, дух? Да ты сошел с ума...
   Это был дух. Мика судорожно сглотнул. Именно их всегда выдавал холод. Да, их не видели уже десятилетиями, но, черт возьми, это был дух! - Доставай рог.
   Емой обескуражено посмотрел на него, все еще не веря происходящему. - Что?
   - Тихо, - прошипел Мика. - Доставай сигнальный рог, - видя, что Емой все еще неподвижно смотрит на него, Мика оскалился. - Ну же, живее!
   Наконец, чуть помедлив, Емой кивнул и достал из-за пазухи небольшой рожок. На мгновение он замер, в очередной раз неуверенно посмотрев на Мику, будто спрашивая его "а стоит ли?".
   Мика кивнул ему. Стоит.
   И после этого, бросив еще один взгляд на тварь, Емой поднес рог к губам. Но не успел он в него подуть, как за их спинами раздался так раздражавший их голос.
   - Черт возьми, что это такое? - спросил Барти, добравшись до них в самый неподходящий момент, и теперь, тяжело вздыхая, он растерянно указывал на прилипшую к дереву тварь. Звук его голоса в окружающей их тишине был столь резок, что Мика невольно вздрогнул, а вместе с ним, будто разбуженная этим звуком, вздрогнула и деревянная тварь.
   - Черти, - выругался парень, видя, как с глухим треском голова твари оборачивается вокруг своей оси и прицельно отыскивает источник громкого звука - Бартоломея. Если бы обычный человек решил также повернуть голову, то он однозначно сломал бы себе шею. Взгляд единственного глаза твари, круглого и такого же деревянного, как и все ее тело, устремился прямо на толстяка.
   - Ну ничего себе... - внезапно осевшим голосом сказал Емой, растерянно замерев на месте.
   Первым сообразил, что к чему, как ни странно, Барти, который тут же развернулся и неожиданно прытко пустился наутек. Почему-то очень сильно захотелось бросить ему вслед что-то тяжелое - засранец пришел сюда, выдал их этой твари, и теперь, как ни в чем не бывало, убегал прочь! Но вместо того, чтобы кидать что-то, Мика настороженно наблюдал за тем, как глаза твари проследили за удаляющейся фигурой стража, как ее тело напряглось, готовясь броситься следом. И он понял, что времени на то, чтобы сделать хоть что-то, оставалось совсем мало. Потому что, даже если дух и бросится за Барти, до него с Емоем он доберется гораздо раньше.
   - Дуй в рог! - прошипел Мика, вырывая своего напарника из ступора. Емой, тоже догадавшись, чем все это может для них обернуться, не стал больше медлить и подул в рог. Высокий, трубный звук звонко разнесся по округе, окончательно разрушая остатки того спокойствия, которое еще совсем недавно царило в лесу.
   Глаза твари тут же перестали следить за Барти и переместились на них, отчего оба парня тут же замерли. Они еще успели подумать о том, что во всем этом явно был виноват чертов Бартоломей, когда мышцы твари вновь напряглись. На смену страху тут же пришла мысль о том, что им нужно было срочно валить отсюда.
   - Беги, - прохрипел Мика внезапно пропавшим голосом. Видя, что Емой продолжает заворожено смотреть на тварь, Мика толкнул его назад по тропе. - Беги назад!
   Толчок сумел привести Емоя в чувство, и тот сорвался с места, со всех сил побежав в сторону оставшейся где-то позади колонны людей. Мика не стал медлить и рванул вслед за ним.
   А тварь, оттолкнувшись от дерева с грацией лесного хищника, спрыгнула на тропу. Мгновение, и она, припадая к земле, уже устремилась в их сторону. Бросив взгляд назад, Мика понял одно - тварь была очень быстрой, намного быстрее их. Они убегали от нее со всех ног, но всего за несколько мгновений она сократила расстояние между ними в два раза. И, будто не ведая усталости, она продолжала нагонять их. Мика бежал вслед за Емоем по узкой тропе, и каждый раз, когда он оглядывался, тварь была все ближе. Она слишком быстрая, - эта мысль навязчиво билась в его голове. Слишком быстрая для того, чтобы убежать от нее.
   Черти, - подумал Мика, в очередной раз оглянувшись, и обнаружив, что от твари их отделяет всего с десяток шагов. Мы не успеем.
   Да и если успеем, то что?- его сердце бешено билось. Выведем тварь прямо на колонну?
   - Сворачивай с тропы! - крикнул Мика Емою.
   - Что?
   - Сворачивай влево! - как можно убедительнее выкрикнул Мика. - Сейчас! - И Мика нырнул в заросший лес, прикрывая лицо руками. Ветки барабанили по его рукам, цеплялись за его одежду, но он смог продраться сквозь заросли и, ныряя между деревьев, углубиться в лес. Он бросил взгляд набок и увидел, как слева от него сквозь лес пробирается Емой. Хорошо, он тоже свернул.
   Мика рискнул оглянуться - тварь свернула вслед за ними. Но в отличие от охотников, в таких зарослях она чувствовала себя прекрасно. Чудище, не отрывая от них взгляда своего пугающе круглого глаза, будто бы даже не бежало, а летело вслед за ними. Оно прыгало от дерева к дереву, цепляясь лапами за стволы - оттолкнувшись от одного, оно тут же хваталось за другое, пролетая над зарослями там, где охотники вынужденно теряли время, пробираясь сквозь цепкие кусты.
   И тварь все также неумолимо приближалась к ним.
   Но вот деревья расступились, и они выбежали на полянку. Нужно что-то делать, - подумал Мика. Она скоро догонит нас! Лук! - внезапно он вновь ощутил в руках успокаивающую твердь дерева, у меня есть лук! Слава богам, что лук за все время бега так и остался в его руках. Пришло время им воспользоваться. Мика остановился, и, резко разворачиваясь, за мгновение прицелился.
   Он краем уха слышал удивленный оклик Емоя, но тварь, огибая немногие деревья, оставшиеся на ее пути, уже неслась на него, то и дело хрустя так, как хрустят сминаемые под ногами сухие ветки. Стелясь вдоль земли, всего за один миг она сблизилась с ним. Время будто замедлилось, он ясно видел огромный глаз твари, видел, как бугрятся от напряжения ее покрытые инеем древесные мышцы. Как она готовится к броску...
   Куда стрелять? В голову? Куда бы он ни смотрел, парень видел лишь иней и древесную кору. Времени думать не было - нужно было отпускать тетиву. Казалось, Мика прицеливался всего одно краткое мгновение, но тварь уже была совсем рядом. Вот она оттолкнулась лапами от дерна, готовясь покрыть оставшееся между ними расстояние, добраться до добычи... Но лук уже натянут, стрела смотрит прямо в морду твари... Тварь оттолкнулась и прыгнула... и стрела, выпущенная Микой столкнулась с нею прямо посреди прыжка, с треском вгрызаясь в ее огромный глаз. От неожиданности чудище потеряло равновесие и, приземлившись рядом с отпрыгнувшим в сторону охотником, покатилось по земле.
   Мика же, не спуская глаз с чудища, попятился назад, как можно дальше от нее. Черт возьми! - он судорожно втянул в легкие будто бы потяжелевший воздух.
   Тварь зашевелилась, получеловеческий, полузвериный силуэт поднялся на лапы, потряхивая головой, пытаясь избавиться от стрелы, застрявшей в ее глазу. Мике показалось, что чудище было не столько ранено, сколько просто удивлено наглостью добычи, посмевшей атаковать ее. И осознание того, что его выстрел, несмотря даже на меткое опадание прямо в глаз, не причинил совершенно никакого вреда этой твари, заставило его отступить еще на шаг назад, борясь с подступившим отчаянием. Как они могли победить, если их оружие даже не могло ранить противника?
   Тем временем чудище подняло одну из передних лап, пытаясь ухватиться за стрелу, выдернуть ее. Но вместо этого длинные и острые когти на лапах твари переломили древко пополам, оставив обрубок так и торчать из ее глаза. Тогда тварь громко затрещала и, перестав обращать внимание на древко стрелы, могучим прыжком кинулась в его сторону.
   Вот черт, - пронеслось в голове парня одновременно с тем, как лапы твари вновь оттолкнулись от дерна и понесли ее вперед - прямо на Мику. Он тут же выпустил в тварь еще одну стрелу, но она непринужденным взмахом лапы отбила ее в сторону. Еще одну - но и она была также легко отбита. И чудище беспрепятственно продолжило приближаться к нему.
   Плохи дела, - только и успел подумать он. Мгновение, и она врезалась в Мику всем своим весом. Мика почувствовал, как острой вспышкой боли хрустнули его ребра, и спиной врезался в дерево, прижатый к нему холодным телом твари. Еще миг, и тварь, оскалив пасть и обдав его холодом, клацнула зубами - тонкими деревянными иголками, казалось, тысячами заполнившими ее рот, у самой его шеи.
   Нет! - его глаза расширились от страха, он попытался отмахнуться от нее, но руки двигались медленно, куда медленнее зубастой пасти. Нет!
   И за мгновение до того, как тварь вгрызлась бы в его горло, метко выпущенная стрела попала ей прямо в голову. Удар заставил ее пошатнуться, позволяя парню, спотыкаясь, вывалиться в сторону - прочь от твари и древесного ствола, между которыми он был зажат. Чудище затрещало, выискивая нападавшего, но вместо благодарности за свои старания получила еще одну стрелу в голову, после чего отступила еще на шаг назад.
   Мика тем временем сумел подняться на ноги и теперь, невзирая на боль в сломанных ребрах, настойчиво ковылял прочь. Он был жив. Он выжил, черт возьми! Тварь за его спиной вновь раздосадовано затрещала, обламывая оба древка ударом лапы и вновь оборачиваясь к Мике.
   - Ты как там? - он услышал обеспокоенный голос Емоя. Охотник стоял на расстоянии от них, укрывшись за одним из деревьев, и, вновь прицелившись в древесное чудище, выпускал в него стрелу за стрелой. - Убирайся от нее! Быстрее...
   Мика попытался ускориться, отбежать в сторону, но после первого же опрометчивого шага его бок пронзило острой болью, и он чуть не споткнулся. Он хотел бежать, хотел... Но все, что он мог, это лишь беспомощно ковылять прочь.
   - Мика! - раздался панический крик Емоя. - Сзади!
   Парень обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как тварь, утыканная стрелами, но, как оказалось, совершенно невредимая, прыгает на него.
   Нет! - в приступе паники, Мика вскинул обе руки в сторону твари и сделал то, что много лет его учил делать дед - он направил на тварь все то тепло внутри него, за которое мог ухватиться, которое мог подчинить своей воле. И чудище будто бы врезалось в невидимую преграду. Иней, покрывавший ее мерзлое тело, зашипел, превращаясь в пар, и она со скрежетом отпрыгнула назад, подальше тепла.
   А Мика, внезапно вспомнив, как дышать, облегченно втянул в себя воздух. Я жив. Не обращая внимания на усталость и боль, он удивленно посмотрел на свои руки. Я жив, черт подери!
   - Ты что замер? - обеспокоенный окрик Емоя вырвал его из ступора. - Уходи оттуда!
   Мика оторвал взгляд от своих рук и увидел, что одноглазая тварь - циклоп, вновь приближается к нему. Он вновь поспешно развернулся и заковылял прочь. Но Мика понимал, что не успеет. Она была слишком быстрой. Даже если бы он мог бежать, все равно она бы с легкостью догнала его. И та сила, что спасла Мику только что, то тепло - он все еще чувствовал его внутри себя - благодаря свойствам души, его силы восстановились мгновенно. Но в то же время он ощущал и неимоверную усталость. Мика знал, что теперь его силы просто не хватит на то, чтобы оттолкнуть тварь. Он слишком устал. Поэтому Мика отчаянно ковылял прочь, слыша треск за спиной, представляя, как в тварь одна за другой попадают стрелы Емоя, но все без толку. Как обезумевший медведь, она ломилась вслед за добычей, не обращая внимания ни на какие преграды. Я... - мысль сбилась, когда он чуть не споткнулся о выступающий из земли корень. Я не хочу умирать!
   - Мика! - раздался знакомый старческий голос, и Мика, все еще ковыляя прочь, осмелился посмотреть назад. Из-за деревьев за спиной несущейся на него твари появился мастер Эшом. Старик, как мог, бежал в их сторону, но это было слишком медленно. Он не успеет.
   - Закрой глаза! - крикнул ему мастер. Сперва Мика хотел было прокричать в ответ, что старик спятил. Закрывать глаза, когда эта тварь летит на тебя... Но видя, как губы старика зашевелились, нашептывая название плетения, Мика все же решил довериться ему, и пересиливая все инстинкты своего тела, хором кричавшие, что так делать не надо, он зажмурился. В следующий миг парень почувствовал, как все его лицо обдало множество маленьких колючих пещинок. А спустя еще мгновение хруст, с которым чудище передвигалось, внезапно растерянно затих в нескольких шагах от Мики.
   - Это пылевое облако, - все еще стоя с закрытыми глазами, он услышал голос мастера. -До тех пор, пока древесный дух в этом облаке, он ничего не видит, - сообразив, что к чему, парень тут же продолжил ковылять дальше - прочь от потерявшего добычу чудища. - Зато я, - голос старика прервался, и Мика услышал тяжелый удар, за которым последовал звук хрустящего дерева, - прекрасно знаю, где он.
   Через мгновение Мика перестал чувствовать уколы маленьких пещинок по его лицу, и тут же открыл глаза. Впереди, над поверженными останками древесной твари стоял мастер Эшом. Его тело, начиная от ног и вплоть до самой головы, было заковано в толстую земляную оболочку, как в доспех, из-за которого мастер выглядел в несколько раз крупнее, чем был на самом деле. На первый взгляд казалось, что этот доспех состоял из уплотненной земли, наиболее массивная часть которой приходилась на кулак, которым он и пробил дыру в грудной клетке твари. Но в то же время Мика всей кожей ощущал то тепло, которое исходило от доспеха - он явно был не таким простым, как мог показаться.
   Вокруг руки мастера, по локоть уходящей в тело врага, по дереву стала расползаться чернота. Стремительно расширяясь, черная гниль охватила все тело твари, пожирая его на глазах, вытягивая из него все соки до тех пор, пока от дерева не осталась одна труха.
   Когда от тела врага осталось лишь несколько черных пятен на земле, мастер Эшом прекратил подпитывать силой неизвестное Мике плетение, и земля, будто лишившись невидимого стержня, опала с него вниз.
   Но сам молодой охотник уже не обращал на это внимание. Так просто, - пронеслась в голове Мики ошарашенная мысль. Он сам не заметил, как осел на землю, сжимая отдающий резкой болью бок. Только сейчас он понял, что этому старику для победы над врагом, которого они с Емоем не могли даже ранить, потребовались считанные мгновения. Мгновения! Он убил ее за мгновения...
   - Мика... - из мыслей его вырвал оклик Емоя, уже подбежавшего к нему. - Ты как? Встать можешь?
   На ноги? Мика удивленно обнаружил, что сил на то, чтобы подняться самому, у него нет. Вместе с тревогой за свою жизнь его покинули и силы, а на их место пришла боль. Болели ребра, ныли порезы от когтей твари, обдавая его внутренности холодом. Он ярко чувствовал, как сквозь раны духовная зараза пытается попасть в его тело, как холодная и чуждая сила наскоком пытается подавить тепло в нем. Если бы на его месте был бы обычный страж, то холод духов непременно бы укоренился в теле. Но Мика не беспокоился по этому поводу - одаренные были гораздо более устойчивыми к духовному воздействию, чем простолюдины. Отдав четкий приказ теплу внутри себя, он с легкостью выдавил не успевший окрепнуть холод из своего тела. После чего с помощью Емоя Мике все же удалось подняться на ноги.
   И только сейчас охотники обратили внимание на неподвижно застывшего рядом с ними мастера Эшома. Старик стоял и настороженно смотрел куда-то в гущу леса, отчего и они невольно тоже устремили свои взгляды туда.
   Там, впереди был не просто густой лес. Казалось, что стволы деревьев слиплись вместе, сплелись друг с другом, при этом изогнувшись так, как никогда бы не смогли изогнуться естественным образом. Исковерканные, соединенные нечистой силой деревья образовывали то, что называлось Ульем. Там, где сосредотачивалось множество духовной силы, она изменяла и корежила все вокруг себя. Деревья ломались, расплывались и изгибались, их корни поднимались над землей, камни текли, а земля чернела и промерзала. Улей был безжизненным кладбищем, чудовищным надругательством над всем естественным и красивым. Это был муравейник духов, лабиринт, в котором заплутать было проще простого.
   - Они вернулись, - глухо сказал мастер Эшом, напряженно изучая темные изгибы поломанных деревьев. Чтобы такой Улей появился на полпути между Мудрым и Свирепым, тут, одним своим присутствием излучая нечистую силу, должны были пройти огромные полчища духов - целая армия. Старик повернулся и тяжело посмотрел на охотников. - Духи... они вернулись.
  

*_*

  
   - Я на такое не соглашался!
   - ...
   - Ну да... Нас учили, как сражаться с духами, но... Мы никогда не сражались с ними, понимаете?
   - ...
   - Нет, нет, нет... Я на такое не соглашался. Я вообще пошел в стражи только потому, что это безопасная работа. Да сейчас все так делают! И... когда я увидел Улей, тот самый Улей, которым всех нас пугали с детства, я понял, что сделал это зря.
   - ...
   - Выживем? Ты что, шутишь, что ли? Как я могу надеяться на то, что выживу после того, как увидел это? Нет, идти дальше - это самоубийство. Нам надо возвращаться назад, и как можно быстрее...

Парриг из рода Коль

8 глава.

После того, как угроза духов отступила, наступила новая эпоха. Это было время робких, осторожных исследований земель, еще недавно густонаселенных, но теперь заброшенных. В страхе последних лет многое было забыто, еще больше - навсегда утеряно. И теперь наступило то время, когда все это было необходимо найти и вспомнить.

Путешествуя Путями, люди основывали новые поселения, одно за другим, пока не возникло целое государство. Его назвали Содружеством, Илионой. Для человечества Илиона была символом нового начала, золотого века, пришедшего на смену смерти и запустению.

Тот же день. Месяц первых холодов, день 3.

   Их отряд расположился на той самой поляне, где только что произошло столкновение с духом. Люди настороженно замерли, наблюдая за Ульем, раскинувшим свои искореженные ветви в сотне шагах от них.
   Мика же присел на край повозки, стоявшей чуть поодаль от стражей. Ребра все еще ныли, поэтому он старался не двигаться.
   - Мне не очень даются целебные плетения, - сказал мастер Эшом, подходя к Мике. - Особенно знаки памяти. Но, думаю, я смогу помочь тебе...
   - Не надо, - сжав зубы, сказал Мика. Он хотел было по привычке покачать головой, но вовремя опомнился - от этого движения ребра бы заболели еще больше - лучше было сидеть смирно. - Дайте мне один из ваших накопителей, - он прекратил сжимать свой бок и протянул руку старику. - Я сам все сделаю.
   В усталых глазах мастера на миг промелькнуло удивление, после чего он извлек из-под мантии свой альтун. Это была тонкая железная цепочка с висящими на ней металлическими табличками. Протягивая его Мике, мастер произнес: - Хорошо. Приготовься, я преобразую для тебя силу.
   Звякнул браслет старика, на котором, как подумал Мика, явно висели знаки дара души, которые и отвечали за преобразование силы, и Мика ощутил, как ему открылся доступ к новым резервуарам силы. Податливой, легко управляемой силы. Часть силы теплыми ручейками разбежалась по его телу, равномерно разливаясь внутри него и немного заглушая ту усталость, что он ощущал.
   - Ты уверен? - все еще с сомнением наблюдая за молодым охотником, спросил у него мастер.
   Мика все же не выдержал, и кивнул ему в ответ, отчего в его боку тут же стрельнуло болью. Черт возьми! Он ведь знал, что нужно было сидеть неподвижно!
   - Вполне, - сквозь зубы прошептал он, перебирая в руках бусины своего собственного браслета. В отличие от конкретного плетения, на браслете было много различных знаков, и Мике нужно было самому провести силу сквозь нужные из них, тем самым образовывая необходимое ему плетение. Для того, чтобы исцелить свои ранения, Мике было нужно лишь одно плетение - плетение памяти души. И, если Мика был с собой честен, то это плетение нравилось ему куда больше прочих. Да, оно требовало огромных навыков управления силой, и Мике пока давалось с трудом, но в то же время, плетение чем-то притягивало его. Там, где другие плетения будто отбирали у тебя контроль над силой, делая все необходимое самостоятельно, это плетение лишь преобразовывало силу должным образом, открывало доступ к глубинным воспоминаниям тела. И лишь от тебя самого зависело, сможешь ли ты ими воспользоваться должным образом. Оно наделяло одаренного такой свободой действий, какой Мика не встречал больше ни в одном другом плетении.
   Тем временем он приступил к делу. Сперва Мика направил силу в бусину со знаком души, Аз, после чего тепло протекло сквозь знак предназначения, Лира, и, наконец, оно вновь вернулось в знак Аз. Как только сила укоренилась в последнем знаке, Мика почувствовал, как сила будто бы взглянула вглубь самой себя. После чего все зависело уже от него самого. Он нырнул глубже в теплые потоки силы, туда, ко времени до битвы с духом. Заставляя вечно изменчивую силу вспомнить, какой она была тогда, буквально полчаса назад. И она вспомнила, и, стремительно расходуя саму себя, стала такой, какой была еще совсем недавно. А вслед за такими значительными изменениями в силе, изменилось и его тело. Его ребра захрустели, и через мгновение боль пропала, а ссадины, полученные во время бега по лесу, тоже бесследно исчезли. Мика бы смело назвал это чудом, если бы взамен боли не пришла чудовищная усталость.
   Тем не менее, Мику поразило, насколько быстро и легко исцелилось его тело. До этого он испытывал это плетение только на других людях и в случаях, когда после ранения или заболевания уже прошло немало времени. В итоге исцеление не только давалось ему тяжелее, но и проходило куда медленнее - плетению памяти души для того, чтобы подействовать, порой требовалось по несколько часов, как, например, в случае с другом Марианна - Анву. Сейчас же все прошло быстро и непринужденно.
   - Очень неплохо... - глухо сказал темнокожий мастер, наблюдая за тем, как Мика использует браслет на своем запястье. - Для твоего возраста у тебя очень хороший контроль. Не помню, чтобы даже сам Йомур был на такое способен в твои годы. Наверняка он очень горд тобой.
   - Нет, - устало прошептал Мика, теперь уже облегченно покачивая головой. - Не очень.
   От дальнейшего разговора старика отвлек подошедший к ним начальник стражи. Парриг выглядел взволнованным, то и дело поглядывая в сторону Улья, будто все время ожидая нападения. И нервничал не он один. Бросив беглый взгляд вокруг себя, Мика отметил, что многие стражи выглядели испуганными и напряженными.
   - Вы закончили? - нетерпеливо спросил Парриг - Теперь мы можем идти назад?
   - Назад? - старик удивленно посмотрел на него. - Боюсь, я вас не понимаю, вэр.
   - Назад в Свирепое, конечно, - немного нервно повторил Парриг, все еще оглядываясь по сторонам. - Тут духи, мастер. Целый Улей. Вы же не думаете, что мы пойдем глубже в леса, где их может быть еще больше?
   - Думаю, - спокойно ответил мастер. Парриг ошеломленно посмотрел на него, но Эшом не обратил на это внимания. - Более того, вы тут именно на такой случай. Стражи тут, - он указал пальцем на растерявшегося начальника стражи, - чтобы сражаться с ними, - теперь его палец указывал в сторону Улья. - Разве не для этого вы пошли в стражу?
   Одного взгляда на испуганное лицо десятника хватало, чтобы понять - нет, не для этого. - Но... - Парриг нервно сглотнул, оглядываясь по сторонам, - возможно, это настоящее нашествие! Их так давно никто не видел, и теперь такое...
   - Это так, - старик кивнул. - Возможно, этот дух не единственный, который встретиться нам. Но у нас нет выбора. Нам нужно добраться до Мудрого любой ценой. Любой, - с нажимом повторил Эшом. - Вы меня понимаете, вэр?
   - Да... - кивок начальника стражи был таким же неуверенным, как и его растерянное лицо.
   - В таком случае готовьтесь к новым столкновениям, - видя, что его слова не смогли развеять сомнений десятника, Эшом добавил. - Да и разве не выживет обученный отряд там, где сумели выжить два простых охотника?
   Услышав эти слова, Парриг облегченно кивнул и заметно приосанился. Действительно, если сумели выжить два обычных охотника, то отряд обученных стражей сможет однозначно. Слова мастера Эшома явно придали Парригу уверенности. А Мика тут же обменялся с мастером беглым взглядом. То, что охотники были не совсем обычными, знать начальнику стражи было совсем не обязательно.
   - Готовьте ваше снаряжение, вэр, - весомо сказал мастер Эшом. - Дальше отправимся во всеоружии. Может, дух тут был один, и мы их больше и не увидим, но все же...
   Парриг заметно ободрился. - Вы правда так думаете? А как же Улей?
   Вместо того, чтобы тут же отвечать, Эшом задумчиво перевел свой усталый взгляд на Улей. - Если бы поблизости были другие духи, они бы уже напали на нас. Да, день или два назад они тут были - только так мог возникнуть Улей. Но с тех пор они куда то ушли, может даже, и вовсе покинули наш мир. За редким исключением, - сказал мастер, вспоминая духа, убитого им ранее. - Тем не менее, впредь нужно быть внимательнее, - Эшом пожал плечами. - В Мудром явно что-то случилось, - старик задумчиво потер усы, - это не простая потеря связи. И мы должны добраться до него, что бы ни случилось. Вы понимаете меня, вэр? Поселению, кроме как от нас, больше ждать помощи не от кого.
   Парриг еще раз сглотнул и, взяв себя в руки, сказал: - Да, мастер.
   - Хорошо, в таком случае продолжим путь, - после слов старика, десятник поспешил уйти. А мастер Эшом повернулся к Мике.
   - Ты сможешь идти? - после усталого кивка Мики, старик придирчиво посмотрел на него. - Ничего больше не болит?
   Мика покачал головой.
   - В ранах не чувствуется неприятного холода? - продолжал расспрашивать мастер, и Мика вновь закатил глаза.
   - Нет, все отлично, - хмуро пробубнил он. Если не считать того, что его изрядно покачивало от слабости, конечно. Но об этом он мастеру Эшому благоразумно говорить не стал.
   - Хорошо, - нехотя сказал старик, все еще пристально наблюдая за парнем. - Тогда поспешим вперед.
   Мика облегченно кивнул головой и вместе с мастером Эшомом направился обратно к тропе, но они не ушли далеко. На поляне рядом с ними по-прежнему стояли стражи и настороженно наблюдали за Ульем, но теперь посреди них наметилось оживление. Внимание Мики тут же привлек громкий голос Емоя. Он стоял напротив Бартоломея и обвинительно указывал на того рукой.
   - Ты нас подставил, ублюдок, - раздраженно сказал охотник и грубо толкнул Барти, который, оступившись, чуть не упал на землю.
   Возможно, Бартоломей и сожалел, что так неосторожно повел себя, тем самым натравив духа на проводников, но признаться в этом он не мог ни себе, ни своим товарищам - не позволяла гордость. Загнанно посмотрев на Емоя, Барти недовольно ощерился. - Я тут не причем. Вы сами вышли на эту тварь...
   Но Емой не стал слушать его оправдания и нетерпеливо перебил его. - Если бы ты, дебил, не заорал на всю округу, она бы нас и не заметила.
   - Что? - с наигранным удивлением воскликнул толстый страж, незаметно оглядываясь вокруг себя и наблюдая за реакцией окружающих. Его голос звучал так, будто он собирался рассказать очередную историю. А учитывая, что все они были несусветной ложью, не нужно было долго думать, чтобы понять, что вины за собой признавать Барти не собирался. - Да я молчал! Это вы сами зашумели и привлекли эту тварь...
   Обычно Емой не был склонен сразу доводить дело до кулаков. Сперва нужно было несколько раз оскорбить того, кто не понравился ему. Тем более этот лживый дурак по имени Барти этого заслуживал. А уж после, если бы идиот вышел из себя, можно было выяснить и то, кто же из них был сильнее. Но сегодня, после того, как они с Микой чудом избежали смерти, терпение охотника было как никогда коротко. Все больше раздражаясь, Емой медленно шагнул навстречу стражу. - Мне кажется, что кое-кто должен заткнуться...
   В ответ на это Барти, уже окончательно утвердившись в своей лжи, беззаботно усмехнулся. - Что? Да ты...
   Но он не смог договорить - его прервал удар Емоя, метко попавший стражу в челюсть, отчего Барти покачнулся и сделал несколько нетвердых шагов назад. - Ты... - он провел пальцами по своей щеке и с удивлением понял, что по его лицу течет кровь. Заторможено посмотрев на красную жидкость на его пальцах, он вновь перевел взгляд на Емоя. - Ты ударил меня? - растерянно спросил он, а через мгновение растерянность стала быстро сменяться злостью. - Да ты... - и, так и не договорив, страж бросился на своего обидчика.
   Этого не ожидал ни Мика, ни, тем более Емой. И, если первый просто с удивлением наблюдал за всем происходящим, то второй, совершенно пропустив бросок, в итоге сцепился со стражем и покатился по земле.
   Растаскивали их уже общими силами - с одной стороны был Мика, который удерживал на месте Емоя, а с другой - высокий и сутулый страж возрастом под тридцать, который в точности также не отпускал беснующегося Барти. И один, и другой продолжали злобно смотреть друг на друга, намереваясь при первой возможности вновь продолжить начатое. Нужно было как-то успокоить их, и эту роль взял на себя Ярек. Он встал между ними и примирительно поднял руки.
   - Мужики, спокойнее, - он легко улыбнулся им. - Нечего друг на друга с кулаками лезть.
   Но Барти уперто покачал головой. - Он первый начал, Ярек, - после чего страж недовольно посмотрел на высокого мужика, который удерживал его на месте. - Пусти меня, Мыс. Дай добраться до этого ублюдка.
   Тут уже Емой не выдержал и презрительно спросил: - И что будет, если он тебя отпустит? - он усмехнулся. - Вновь получишь по морде, как и в первый раз?
   Справедливости ради стоило отметить, что и Емой из их короткой драки не вышел без последствий - фингал под его глазом был тому доказательством. Но Барти, во взгляде которого вновь полыхнула обида, всего этого не видел. Он помнил, что по вине этого охотника по его лицу текла кровь, помнил, что сумел повалить его на землю, но, как ему казалось, должок вернуть пока еще не успел. - Я тебе покажу, что будет...
   В ответ на это Емой фыркнул. - Лучше бы ты так на духов бросался, идиот. Сейчас то, небось, много храбрости не надо, чтобы кулаками махать, да?
   Бартоломей заскрежетал зубами, а Мыс покрепче схватил его, на всякий случай, чтобы тот ненароком не вырвался. - Да я тебя...
   Емой лишь еще шире ухмыльнулся в ответ.
   Видя, что это все ни к чему не приходит, Мика покачал головой. - Емой, успокойся.
   В ответ Емой удивленно посмотрел на него. Уж от кого он не ожидал этих слов, так это от своего напарника, ребра которого еще только что были сломаны по вине одного идиота. - Черт возьми, Мика... Ты же видел, что сделал этот ублюдок!
   - Да... - Мика пожал плечами. Он видел и он помнил, но сейчас обиды не было совершенно - была лишь усталость и острое желание продолжить путь. Тем раньше они его начнут, тем быстрее закончат. Оставалось только убедить в этом его упертого напарника. - Драка - это последнее, что нам сейчас нужно.
   Емой раздраженно посмотрел на него. - И что нам нужно?
   - Идти, - просто ответил парень. - Вместе с этими стражами, одного из которых ты сейчас пытался побить.
   - Не пытался, а побил... - недовольно пробурчал он, на что Мика закатил глаза.
   - И что бы мы делали, если бы ты все же смог побить его? - Мика усмехнулся и покачал головой. - Сами бы и тащили на своем горбу бессознательного стража, да?
   - Нет, наверное... - недовольно пробурчал Емой. Как бы ему не хотелось признавать этого, но, похоже, Мика был прав. - Ладно, - он нехотя кивнул. Теперь, когда злость чуть отступила, драться больше не хотелось. Но и вину за собой признавать он не собирался. - Ладно, я понял. Отпусти меня, и пошли вперед.
   Мика прекратил держать своего напарника, и тот, поднявшись на ноги, принялся отряхивать свою одежду. Краем глаза парень заметил, как Барти недалеко от них делает тоже самое. Похоже, товарищи стража сумели его успокоить, и теперь оба бывших спорщика старались показательно не замечать друг друга.
   Вскоре охотники уже направились обратно на тропу, чтобы вновь идти впереди отряда, но неожиданно путь им перегородил Парриг.
   - Подождите, - важно начал он. - Бартоломей был назначен сопровождать вас, и он продолжит это делать...
   Емой решительно прервал десятника: - Только без этого толстяка, Парриг.
   Глаза десятника сузились. - Ты смеешь оспаривать мой приказ? Я тебе не Аккой, чтобы...
   Но до того, как успела вспыхнуть еще одна драка, Паррига вновь прервали - в этот раз это был Ярек, незаметно подошедший к ним. - Я заменю Барти.
   - Но... - Парриг уже начал недовольно качать головой, все еще испытывая непреодолимое желание добиться того, чтобы его приказ был выполнен в точности, но неожиданно от стражей вокруг них начали доноситься возгласы одобрения.
   - Не начинай нести чепуху, Парриг, - сказал один из незнакомых Мике стражей.
   - Да, - поддержал его другой. - Пусть Ярек идет вместо Барти.
   В итоге, несмотря на явное нежелание, Парриг вынужденно уступил, пропуская охотников вместе с Яреком вперед колонны.
   - Я же говорил, что он - придурок? - пробурчал Емой.
   Мике оставалось ничего иного, как закатить глаза и, под смех Ярека, согласиться с охотником.
   Вскоре отряд вернулся на тропу и продолжил свой путь, оставив на поляне позади себя одну вытоптанную траву. Правда, зеленые стебли выпрямятся уже через день или два и беспрепятственно продолжат расти дальше - топтать их больше будет просто некому. По этому месту ходили столь редко, что едва ли в ближайшие годы тут появится хоть кто-то.
   Но всего через час, опровергая все предположения, на ту же вмятую траву вновь ступила нога человека. Их было пятеро. Все, как один, в тусклой, неприметной одежде серых и зеленых оттенков, с лицами, укрытыми черными платками, они хмуро смотрели на Улей. У четверых на спинах были тяжелые сумки, в то время как один из них, в темном длиннополом кафтане, был совершенно без поклажи, что тут же выдавало в нем предводителя.
   - Ну, ничего себе... - прошептал один из них, пораженно наблюдая за переломанными деревьями. - Я... на такое не соглашался...
   Предводитель тускло посмотрел на него, но ничего не сказал. Он сам бы с радостью на все это не соглашался, но в отличие от его попутчиков, выбора у него не было. Ему нужно было нагнать отряд, во что бы то ни стало.
   - Где они? - хмуро спросил он, и люди с заплечными сумками настороженно переглянулись друг с другом. Если друг с другом они были знакомы, то их предводителя они видели впервые, отчего человек в темном кафтане немало настораживал их.
   В итоге один из них все же решился и, кивнув обратно на дорогу, с которой они свернули, чтобы исследовать это место, сказал: - Ушли дальше по тропе.
   В ответ на это, предводитель обвел их всех нетерпеливым взглядом: - Тогда чего же мы ждем? - и он тут же, не дожидаясь ответной реакции, поспешил обратно на дорогу, вынуждая его уставших попутчиков, поудобнее поправить тяжелые сумки и бежать за ним.
  

*_*

  
   Они пошли в обход Улья. Огромный массив исковерканных, мерзлых деревьев тянулся слева от них, а они, свернув на одну из еле заметных троп, взяли правее и углубились в леса. Дорога была столь узкой, что лошадь с вагоном еле проходили по ней, а в некоторых местах и вовсе приходилось сворачивать с тропы и прокладывать обходной путь через кустарники. В итоге их путь до Мудрого несколько удлинится, но никто по этому поводу не роптал, зная, что выбора у них не было - наиболее короткую дорогу теперь преграждал Улей.
   Оставшийся день прошел без происшествий. Охотники все еще шли впереди отряда, и, даже несмотря на присутствие Ярека, шутки которого то и дело вызывали улыбки на их лицах, в воздухе постоянно ощущалось незримое напряжение. Казалось, что опасность может таиться за ближайшим поворотом тропы, отчего нервы всегда были предельно натянуты, а рука постоянно сжимала во многом бесполезный лук.
   Емой, как и прежде, шел впереди, но теперь рядом с ним шагал и Ярек, вновь изрядно вспотевший из-за теплого кафтана и быстрой ходьбы. Но, в отличие от Бартоломея, жалоб от него слышно не было. Мика же устало брел следом за ними, все еще страдая от усталости после пережитого столкновения. Он с трудом следил за тем, чтобы не споткнуться об очередную корягу под ногами - о том, чтобы смотреть по сторонам, речи не шло.
   Они уже шли так какое-то время, тени вокруг них становились все плотнее, а внимание Мики все чаще ускользало прочь, отчего он начал спотыкаться. В очередной раз зацепившись ногой за выступающий корень, он невольно привлек внимание Емоя, который внимательно посмотрел на него.
   - С тобой точно все в порядке? - спросил охотник, наблюдая за ним краем глаза и пытаясь притвориться, что и вовсе смотрит в другую сторону.
   Мика пожал плечами. Его силы давно подошли к концу, но с этим ничего нельзя было поделать - нужно было просто идти дальше. Что они сделают? Понесут его на руках? Эта мысль невольно вызвала улыбку на его лице, и он усмехнулся. - Я не знал, что это тебя так сильно волнует.
   - Ты это, - Емой запнулся, мимолетно бросая на него взгляд и тут же отводя его в сторону, - не подумай чего лишнего. Так-то мне все равно...
   Мика покачал головой. - Я вижу.
   - Я просто... - Емой раздраженно зыркнул на него, пытаясь придумать какую-то отговорку. - Я просто хочу знать, могу ли на тебя рассчитывать, если вдруг эти...
   - Духи? - подсказал Мика.
   - Да... - нехотя протянул Емой, явно все еще нехотя признавая, что-то древесное чудище было именно духом, - если вдруг они вновь нам встретятся.
   Ярек, до сих пор молча слушавший их, улыбнулся, наблюдая за метаниями охотника, и решил ему помочь. - Емой просто хотел сказать, что волнуется о тебе.
   Эти слова тут же вызвали раздраженный взгляд охотника. - Вовсе нет. Я хотел сказать то, что сказал.
   - "Ты это"... - повторил за ним Ярек донельзя глупым голосом. - Или вот еще: "Так-то мне все равно"... - после чего страж очень правдоподобно притворился, что у него изо рта текут слюни.
   - Пошел ты, - Емой беззлобно толкнул его, хмуро отворачиваясь прочь. - Это звучало не так глупо...
   Мика с усталой улыбкой посмотрел на них. - Все в порядке, - сказал он. - Это просто усталость. Доберемся до убежища, и к утру все будет отлично...
   - Хорошо, - Ярек кивнул и вновь улыбнулся им. - Тогда, если мы закончили с этим... - он полез за пазуху, медленно доставая оттуда лист бумаги, - я хотел показать вам еще один рисунок моего сына. Он нарисовал его, когда...
   - Нет! - Емой, все еще не в духе после недавней драки, закрыл уши руками и тут же поспешил вперед по тропе прочь от них. - Я не хочу опять слушать про твоего сына!
   В ответ на это Ярек ухмыльнулся и, подмигнув Мике, как ни в чем не бывало, убрал лист обратно за пазуху. - Ну что же ты так? Может, ты хочешь послушать про мою жену? Смотри мне, - он грозно покачал пальцем, - я могу неправильно понять такой яркий интерес...
   - Пошел к черту, придурок!
   В ответ на это Ярек рассмеялся.
   Так их дорога и продолжалась. Правда, добрались до убежища они не так скоро, как рассчитывал Мика - шагали до самой темноты. Постепенно лес сошел на нет и уступил место полям, поросшим различными травами, редкими деревьями и кустарником. Теперь, когда места для лошади с вагоном стало намного больше, движение вперед стало куда более резвым. И все же до убежища они добрались лишь поздним вечером. Они втроем все также шли по тропе, когда впереди, шагах в пятидесяти, в поле показалась каменная постройка. Оконные проемы были заколочены досками, отчего дом выглядел несколько пугающе. И несмотря на то, что это убежище выглядело куда менее надежным, чем предыдущее, Мика был рад чему угодно, лишь бы можно было немного отдохнуть.
   В этот раз никто из стражей проверять здание не пошел. Вместо этого вперед вышел мастер Эшом и, задумчиво пошевелив усами, шепнул себе что-то под нос. Мика тут же почувствовал, как от старика во все стороны разносится слабый отголосок силы.
   Видя любопытный взгляд парня, мастер пожал плечами и пояснил: - Плетение поиска духов. На него уходит много силы, но сегодня я решил сделать исключение, - он осторожно кивнул на стоящих чуть в отдалении стражей и шепнул Мике. - Зачем зря заставлять их переживать, верно? Сегодня все мы устали больше обычного.
   Мика в ответ вежливо хмыкнул. Старый мастер был куда более хитрым, чем можно было подумать. Посмотрев на его уставшее лицо. - И что, есть что-то?
   - Нет, - старик покачал головой, - ничего.
   Вскоре стражи, во главе с Емоем уже хлынули к дому. Подойдя ко входу - крепкой и надежной с виду двери, к которой вели небольшие каменные ступеньки, Емой нагнулся и пошарил рукой под ступеньками. Когда он выпрямился, в его руке уже лежал ключ, которым он и открыл дверь. Со скрипом, старая громадина подалась в сторону и, не дожидаясь приглашения, люди один за другим прошли внутрь.
   Дом, темный и неприветливый, но, тем не менее, безопасный, состоял из нескольких помещений. Меньшие комнаты тут же были отведены под временный склад, а в главном куда более просторном помещении расположились сами путешественники. В нем было с десяток коек, очаг и небольшой валькар. Казалось, людей тут не было годами - все было сырым и покрытым толстым слоем пыли, а воздух в помещении был затхлым. Насколько понял Мика, это убежище было в таком удручающем состоянии потому, что находилось не на основной дороге в Мудрое, с которой они вынужденно свернули, а на дополнительной. Если полвека назад, когда духи еще появлялись в округе, эту дорогу еще и использовали, то последнее время в ней уже не было нужды. Утешало только то, что, несмотря на затхлый и плачевный вид самого дома, плетения валькара все еще работали исправно, а, значит, ночью они будут в безопасности.
   Мика занял свободную кровать, с облегчением упав на нее. Краем сознания он помнил, что все еще был одет, а на его спине до сих пор была сумка. Но желание заснуть накатывало на него волнами, и с каждой новой волной сопротивляться становилось все сложнее. Было плевать и на сумку, и на грязь - хотелось просто лежать и не двигаться.
   Тем временем, пока он лежал, находясь на грани сна, люди уже перетащили в дом вещи и даже сумели завести в одну из комнат лошадь. А вскоре после того, как затихло недовольное ржание ведомого вглубь дома Хвастуна, Мику кто-то уже толкал в плечо.
   - Эй, друг, - услышал он оклик рядом с собой и, с огромным нежеланием открыв глаза, увидел стоящего рядом с его кроватью Савви. Тот приветливо улыбался, но почему-то возникло острое желание приложить его чем-то потяжелее. Правда, было настолько лениво, что Мика решил ограничиться просто словами. Он попытался сказать стражу, чтобы тот отстал от него, но из его рта раздалось какое-то нечленораздельное мычание.
   Савви настороженно посмотрел на него. - С тобой все в порядке?
   - Да... - все же сумел пробурчать Мика, нехотя садясь на кровати. - Просто... я устал.
   Здоровяк серьезно кивнул ему, но тут же его лицо вновь расплылось в улыбке. - Ну... я думаю что немного общения точно пойдет тебе на пользу, верно?
   Мика лишь хмуро поглядел на него в ответ, отчего на лице Савви стала куда более натянутой.
   - Ты это... - Савви чуть растерянно почесал затылок - он явно рассчитывал получить куда более теплый прием, а теперь, когда стало ясно, что все, чего Мика хотел - это немного отдохнуть, что делать не знал. Можно было просто оставить их проводника в покое, но привычка всегда получать то, чего он хотел, все же взяла свое: - Парни были бы не прочь узнать, как это все было... Духи, схватка... - он вновь улыбнулся. - Сам понимаешь, да?
   Мика тяжело выдохнул и хмуро ответил: - В другой раз.
   Савви посмотрел на него с растерянным удивлением, будто ожидал услышать совсем другое. - Ты уверен?
   Мика хотел было еще раз повторить уже сказанное, но его перебил знакомый голос. - Да, он уверен, - раздраженно сказал Емой, подходя к ним. Даже он понимал, что просить полумертвого охотника делать что-то иное, кроме как спать, явно не стоило. Но Савви был Савви, и Емой почему-то совершенно не был удивлен такому поведению молодого стража.
   - А! Емой, - довольно сказал Савви, изучая охотника, - тебя-то я и искал...
   Емой, чувствуя, что добром это не кончится, посмотрел на Мику так, будто все это было его виной. Так и оказалось - вскоре Савви, догадавшись, что, раз рассказывать не был согласен Мика, с этим вполне мог справиться и второй очевидец, уже утянул охотника куда-то вглубь помещения. А Мика, наконец, остался один.
   Чему парень был только рад. Ему совершенно не хотелось обсуждать то, что случилось сегодня. Казалось, он все еще ощущал, как зубы твари клацают у самого его лица, как ее мерзлое дыхание обдает его щеку... Воспоминание казалось таким настоящим, что он невольно провел рукой по лицу, пытаясь избавиться от мурашек. В итоге от неприятного ощущения он избавился, но вместе с тем его сонливость бесследно исчезла.
   В итоге, отбросив надежду заснуть, он поудобнее сел на кровати и достал из заплечной сумки свою тетрадь, в которую он перенес исправленные записи Угрюма. Работы над заметками предстояло еще много, но начало было положено. Последнее время он старался занести в тетрадь все те знаки, которым учил его дед, не ограничиваясь одним лишь рисунком и скупыми комментариями. Нет, его задачей было объяснить каждый знак настолько доступно, чтобы даже не сведущий в этом человек отлично все понял. Зачем знаки были нужны, в какой последовательности они должны были использоваться, почему одно и то же плетение могло содержать десять знаков, но в то же время прекрасно могло обойтись и всего четырьмя - вопросов было множество. И постепенно, с каждой новой перечеркнутой строкой и заново написанным предложением, он все ближе подходил к ответам. Неожиданный открытием стало то, что пытаясь объяснить волшебство как можно лучше кому-то другому, он начинал понимать все больше того, о чем раньше и не задумывался. То, что до этого воспринималось, как обязательное к изучению, но крайне скучное, теперь таило некий неясный интерес.
   - Право, юноша, - раздался сбоку от него старческий, чуть монотонный голос. Оторвавшись от тетради и повернув голову, Мика увидел мастера Эшома. - Сегодня вы меня немало удивили.
   В ответ Мика неприветливо посмотрел на него. Общаться со стариком не хотелось - небольшая неприязнь к нему после прошлого разговора все еще теплилась где-то внутри него. Но все же мастер Эшом спас ему жизнь, чем заслужил хотя бы вежливость. И Мика, проклиная свое воспитание, все же нехотя спросил его: - Почему?
   - Когда человек, который не должен уметь летать, внезапно раскрывает спрятанные крылья и летит, - мастер чуть заметно пожал плечами, - притом летит хорошо... Это вызывает не только удивление... Ты же умеешь летать, верно?
   - Нет, - хмуро пробурчал Мика. Все эти странные сравнения лишь еще больше раздражали его. Казалось, что старик не только несет полную чушь, но и делает это нарочно медленно, будто испытывая терпение парня.
   Эшом же не обратил на резкий ответ парня должного внимания. - Правда? А мне почему-то показалось, что ты умеешь это делать, - когда Мика никак не отреагировал на его слова, мастер устало выдохнул. - Признаюсь честно, - старик слегка склонил голову, будто извиняясь, - я подумал, что ты не одарен. Посуди сам - внук известного мастера, и работает охотником...
   Мика пожал плечами и вновь промолчал. У него возникло такое чувство, что единственной целью этого разговора было узнать у него причины, по которым он те самые "крылья" прятал, отчего еще больше захотелось послать этого старика куда подальше. Он уже и до этого заметил, что мастер Эшом был очень настырным человеком, но от этого понимания легче терпеть старика не становилось.
   - Как необычно, - продолжил мастер, не обращая внимания на хмурый вид собеседника. - Чтобы кто-то, одаренный с рождения, предпочел мастерству что-то другое... Ты же не проходишь ученичество в Столице, верно?
   Мика коротко покачал головой, но мастера Эшома такой ответ не устроил.
   - Может быть не в Столице, а, скажем, у кого-нибудь из местных мастеров? - продолжал допытываться старик.
   Глаза Мики раздраженно сощурились. Почему этот старый пень не мог просто оставить его в покое? - Нет. Меня кое-чему научил дед, вот и все.
   Мастер Эшом еще раз кивнул ему, будто, наконец, признавая то, что он не врет и не скрывает чего-либо, а действительно просто работает охотником. - В таком случае, ты хорошо усвоил то, чему Йомур тебя научил.
   Мика пожал плечами и отвернулся от назойливого собеседника. Он с радостью подсказал бы тому, куда он мог засунуть свою похвалу.
   - Знаешь, - через какое-то время мастер вновь заговорил, - я вижу, что не нравлюсь тебе, Мика. Могу даже догадаться, почему. Но прожив на белом свете столько, сколько прожил я, начинаешь понимать, что тебе все равно.
   Мика настороженно посмотрел на него. - Все равно? - переспросил он. Ему послышалось или мастер Эшом только что сказал, что ему плевать на мнение окружающих?
   -Да, - мастер еле заметно кивнул. - Старость приносит много равнодушия, но в этот раз это хорошее равнодушие, а не плохое. Потому что, несмотря на твою неприязнь, я все равно хочу помочь тебе.
   - Помочь? - хмуро спросил Мика, вновь чувствуя острое желание ответить странному мастеру парой крепких слов. Ты мне поможешь, если оставишь меня в покое. Но Мика не сказал этого вслух, а просто промолчал, предпочтя буравить своего собеседника недружелюбным взглядом.
   Мастер Эшом не обратил на взгляд парня никакого внимания. - Я задам тебе вопрос. Один из самых важных в нашем с тобой мастерстве...
   - Я не мастер, - буркнул парень, - я охотник.
   - Хорошо, - легко согласился старик, - но на вопрос ты все же в силах ответить. Все же, разговаривать умеют и мастера, и охотники. Не будешь ли ты так любезен немного потешить старика? - когда Мика нехотя кивнул, старик вновь монотонно кивнул. - Отлично. В таком случае, знаешь ли ты, как изгнать духа? Я думаю, ты заметил, что, сколько бы ты с напарником не пытался нанести вред духу, сделать этого у вас не выходило.
   - Да, - Мика нахмурился, вспоминая, как в древесную тварь прилетала одна стрела за другой, но ему это совсем не причиняло вреда, - это так.
   Мастер Эшом вновь кивнул. - Все потому, что обычному оружию духи неподвластны. Чтобы нанести им вред, необходимо использовать силу. Но знаешь ли ты, как?
   Мика пожал плечами и задумался. - При исцелении тоже необходимо изгонять духов.
   Старик терпеливо посмотрел на него. - И как же это?
   - Нужно разорвать связь между духом и душой. Не будет этой и связи, - парень пожал плечами, - и дух не сможет нанести вреда больному.
   Мастер Эшом вновь кивнул ему. - И почему ты не сделал так с духом, напавшим на тебя?
   - Дух... - Мика вновь пожал плечами, - он сопротивляется разрыву связи. Его сперва нужно ослабить. Ну... - он провел рукой по волосам, собираясь с мыслями, - и на это нужно время. Едва ли он смирно ждал бы, пока я нащупаю связь между ним и тем деревом, в которое он вселился.
   - Но и это не убивает духа, - настойчиво повторил старик. - Разрыв связи просто лишает его возможности нанести вред. И то, - он покачал головой, - лишь временно.
   Мика кивнул ему. - После того, как дух ослаблен, и связь между ним и телом разорвана, можно использовать одно из плетений памяти. Оно заставляет духовную силу вспомнить о том времени, когда она была частью природы, и, в итоге, превращает ее в чистую силу. После этого духа больше нет.
   - Это так, - мастер Эшом кивнул, соглашаясь. - Ты знаешь, о чем говоришь. Приятно видеть, что Йомур все же смог передать хотя бы часть своих знаний.
   Парень вновь отстраненно пожал плечами, а старик продолжил говорить.
   - Чтобы изгнать духа так, как умеешь это делать ты, нужно много времени и сил. Нужно быть неподвижным, нужно, чтобы дух был прямо перед тобой... - старик загибал пальцы один за другим. - Много условий, которые в бою редко соблюдаются, - он с сожалением покачал головой.
   Мике не оставалось ничего иного, как только согласиться. Более того - он даже и не подумал использовать одно из известных ему плетений в бою. Все, на что его хватило - это на целенаправленный выброс голой силы, после которого он не мог прийти в себя до самого вечера.
   - Но есть и другие возможности уничтожить дух, - продолжил старик, - есть два пути - просто и сложный. Каждый дух, оказываясь в нашем мире, нуждается в теле. Через тонкие, податливые места, он попадает в наш мир и тут же вселяется в первое подходящее вместилище. Это не обязательно человеческое тело. Подходит и много что другое. Это может быть дерево, или камень, лежащий у дороги. Или даже обычная земля. Дух привязывает себя к этому предмету, и строит из него новое тело.
   - То существо... - Мика вспомнил, как выглядело деревянное чудовище, - оно очень напоминало человека.
   Мастер Эшом кивнул. - Большинство духов о многом забывают, но то, что они были людьми, духи помнят всегда. И новое тело тоже создают по человеческому подобию, - мастер Эшом, вздохнув в длинные усы, продолжил. - Но мы говорили о двух путях к изгнанию духов. Простой заключается в том, чтобы уничтожить то, к чему привязал себя дух при попадании в наш мир. Так называемую сердцевину духа. Чаще всего это какой-то небольшой предмет в области груди. Там же...
   - Где было бы сердце у человека? - закончил за него Мика, и сам не заметив, как увлекается рассказом.
   - Да, - мастер кивнул, с довольной, хоть и усталой улыбкой наблюдая за молодым одаренным, - духи многое наследуют от людей. Уничтожишь их сердце, их сердцевину, и дух ослабнет настолько, что не сможет более оставаться в нашем мире. Он исчезнет сам.
   Перед глазами Мики тут же всплыло воспоминание о том, как тело твари чернеет и исчезает, после того, как земляной кулак мастера пробил ее сердце.
   - По сложному пути идут тогда, когда нет возможности уничтожить сердцевину. Целитель не может убить больного только ради того, чтобы изгнать духа, верно? - мастер Эшом спросил Мику, и сам же сразу закачал головой. - Нет, конечно не может. Весь замысел лечения в том, чтобы этого не допустить. Но если говорить о легком пути... - мастер протянул руку к нему, - можно? - старик указал на тетрадь в руках Мики.
   Мгновение поколебавшись, он все же протянул ее старому мастеру. Да, может быть старик и не нравился ему, но все же он сумел разжечь его любопытство. Тем временем мастер Эшом, быстро открыв чистую страницу, стал выводить один знак за другим. - Уничтожить сердцевину духа намного проще, если наносить удар силой наших душ, - он оторвал взгляд от рисунка и посмотрел на Мику. - Столкни душу с духом и посмотри, кто выйдет победителем... чудесная мысль, правда? - старик еле заметно улыбнулся и посмотрел на Мику.
   - Да... - протянул Мика и тут же усмехнулся. - Меня поражает, как при таких "чудесных мыслях" мы сумели выжить так долго...
   В то же время, хоть это и звучало откровенно самоубийственно, но, как можно было догадаться, отлично работало.
   - Оружие всех этих стражей, - мастер кивком указал на группу людей в другом конце комнаты, не прекращая при этом чертить что-то в тетради, - имеет особые плетения. Они не могут по своей воле управлять собственной силой. У них нет дара, - он многозначно глянул на Мику. - Поэтому каждый раз, когда они берут это оружие в руки, плетение самостоятельно заимствует их силу и наполняет ею оружие.
   Мика с уважением глянул на меч ближайшего стража, все еще убранный в ножны. - Их мечи - это артефакты? Но я думал, что они запрещены...
   - Кое-что запретить очень сложно, - Эшом задумчиво посмотрел в сторону. - Если бы и мечи можно было бы запретить, власти запретили бы их, не сомневайся. Но мы нуждаемся в них слишком сильно. Пока есть духи, без оружия, способного их поражать, нам не обойтись.
   То есть... Мысли в голове Мики медленно заворочались. То есть то, что духи все еще угрожают нам - это чем-то даже хорошо? Без них в руках простолюдинов не было бы даже такого оружия? - Это... - Мика, не в силах поверить в то, что это правда, покачал головой.
   А мастер Эшом, как ни в чем не бывало, продолжил говорить. - Такие мечи - это не самый лучший способ убить духа - он подобен тому, чтобы бить молотком тогда, когда нужно отрезать ножом. Нужно действовать тоньше. Но, - он пожал плечами, - за неимением других способов...
   На мгновение Мику от слов мастера отвлек гомон стражей. Повернув голову в их сторону, он увидел, как Емой с недовольным лицом что-то рассказывает десятку собравшихся вокруг него людей, а те увлеченно слушают, то и дело нетерпеливо перебивая его. Наверное, они уговорили Емоя рассказать про столкновение с духом, чему сам охотник было далеко не рад. И, как подозревал парень, завтра в своем невезении Емой обвинит его. Чудесно... - хмуро подумал Мика.
   - У тебя же, - вновь раздавшийся голос мастера отвлек его от созерцания, - есть дар. Тебе не нужно, чтобы что-то управляло твоей силой за тебя. Ты можешь это сделать и сам. Достаточно этого, - он протянул тетрадь обратно Мике.
   Мика удивленно приподнял брови. - Это - обычное плетение накопителя? - на тетрадном листе были нарисованы уже знакомые ему знаки. Это было в точности то же, что использовал и он, когда не так давно сам создавал накопители в Речном Устье.
   - Да, - кивнул мастер Эшом, - этого должно быть достаточно. Оно, - он указал на плетение, - позволит твоей силе попасть в оружие. А дальше, - старик сделал многозначительную паузу, - дальше, все уже будет зависеть от тебя и твоего контроля...
   Мика вспомнил, как дед рассказывал ему о том, чем целители отличаются от других мастеров. Оградители и строители полагались на плетения и большие запасы силы, в то время как целители - на тонкое, филигранное владение той силой, что у них была. Знаки могли помочь в исцелении лишь до определенного этапа, после чего значение имело лишь мастерство целителя в управлении собственной силой, так называемый контроль.
   Парень хотел было спросить о том, что именно нужно делать с силой после того, как она влита в оружие, но внезапно в его голове промелькнула другая мысль. - Почему вы идете в Мудрое?
   Этим вопросом он задавался еще на поляне после схватки с духом. И, как думал Мика, вместе с ним то же самое спрашивали и все другие стражи. Все же, после того, как они увидели Улей, самым разумным было бы тут же вернуться назад и сообщить об этом в Свирепое. Но вместо этого их отряд продолжал уперто двигаться вперед, не обращая внимание ни на какую опасность.
   Мастер Эшом ответил не сразу. Он сидел на кровати напротив него, поглаживая усы и задумчиво глядя в никуда. Тишина уже становилась неуютной, когда старик все же заговорил. - Три дня назад Путь из Столицы в Мудрое закрылся. И... больше не открывался, как бы мы ни пытались его открыть.
   - То есть, - начал Мика, - связь с Мудрым была потеряна?
   - Не совсем, - старик покачал головой. - Отказ Пути, сам по себе - еще не причина для беспокойства, - добавил он, видя обеспокоенное лицо Мики. - Такое случается куда чаще, чем можно было бы предположить - даже то, что создано руками сола исса, иногда просто перестает работать. Для таких случаев в каждом поселении содержат посыльных птиц - голубей, которых тут же отправляют в ближайшее поселение с просьбой восстановить Путь, если они сами этого сделать не могут. Но в этот раз... - мастер устало отвел взгляд в сторону, - голубей не было. Никто не знает, что приключилось в Мудром. Возможно, они не отправили голубей потому, что со дня на день они решат возникшую проблему сами, и Путь заработает. Пока что Совет предпочитает думать именно так. Духов не видели столь давно, что никто и не предполагал, что они могут быть как-то связаны с этой потерей связи.
   Мика настороженно посмотрел на старика, вспоминая тот Улей, который видел каждый из них. Он мог остаться только там, где прошло целое полчище духов. Сразу же возникал вопрос - куда они направлялись? В Мудрое? - Духи могут быть виновны?
   Мастер устало пожал плечам, но в этот раз таким коротким ответом не был доволен уже сам Мика. - Ну а если дело не в том, что они пытаются справиться сами? Если что-то все же случилось в самом Мудром?
   Эшом, тяжело вздохнув, все же перевел взгляд на Мику. - Если Путь не заработает в течение недели, это будет значить, что мы не справились со своей задачей. Тогда Совет примет новое решение.
   - И какая у нас задача? - хмуро спросил Мика.
   Мастер улыбнулся. - Прибыть туда и восстановить Путь, конечно. К сожалению, сами сола исса о своих творениях знают даже меньше, чем обычный простолюдин. Для них создание одного из Путей - это творчество, это инстинкт. Но людям нужно большее - им нужны знания. Смею заметить, - он гордо приложил руку к груди, - что я являюсь наиболее сведущим в данном вопросе человеком во всей Столице, - задумчиво подергав усами, мастер поправился, - даже во всем Содружестве.
   Эшом тяжело выдохнул и с заметным напряжением привстал с кровати. - Эх, старые кости... Похоже, пора готовиться ко сну. Доброй ночи, Мика, - обернувшись, старик улыбнулся ему. - И да, - добавил он, - как бы нам не хотелось вновь не встречаться с подобным тому, что случилось сегодня... - он серьезно взглянул на Мику. - На твоем месте, я бы подготовился к худшему и нанес нужные знаки на твое оружие. В следующий раз, - он отвел взгляд в сторону, - я могу уже не успеть, - последний раз кивнув на прощание, старик удалился.
   А взгляд Мики сам собой замер на написанном в тетради плетении. Пальцем он провел по знакомым с самого детства линиям, вспоминая, как дед заставлял выучивать их наизусть. Тогда это казалось скучным, даже бессмысленным занятием. Но он всегда, всегда знал, что, как бы он ни относился к науке деда, он все равно станет целителем. У него был дар, у него были силы и знания. Его путь в жизни был предопределен с самого рождения. Тогда, в детстве, единственное, чего у него не было - это выбора. И вот, спустя годы, он был на полпути из одного поселения в другое. Он был проводником, охотником. Его жизнь непредсказуемо изменилась. Но в то же время...
   Взгляд Мики упал на открытую тетрадь. В то же время был вечер, а все, о чем он мог думать - это знаки, плетения. Как будто где бы он ни оказался, кем бы он ни работал, он все равно был одаренным. Его губы сами собой растянулись в грустной улыбке.
   Был ли у меня выбор хоть когда-нибудь?
  

*_*

  
   Во сне он опять был вместе с Мирабель. До сих пор это казалось ему странным - находится рядом с человеком, который уже умер, но при этом все выглядело так, будто она все еще жила. Сперва ему было тяжело даже смотреть на нее, и он, столкнувшись с ней взглядом, то и дело отводил глаза в сторону. Потому что, в чем бы Мика ни пытался себя убедить, ему все же хотелось верить, что все это было настоящим - что она была жива и невредима. А вместе с тем разум подсказывал ему, что, приглядись он слишком тщательно, и морок развеется, растает, не выдержав испытания. Нет, вместо того, чтобы испытывать иллюзию, Мика с радостью был готов не искать возможных погрешностей и смотреть прочь. Ему не хотелось признавать, что все это - сон. Странный, из ряда вон выходящий, но все же сон. А чем еще это могло быть?
   Мика все же привык, перестал незаметно следить за ней и все время бояться, что она пропадет. Страх прошел, затаившись на время где-то глубоко внутри него, и теперь он вновь мог говорить с ней, смеяться с ней - также, как раньше. Не задавая вопросов и не боясь услышать ответов.
   Они сидели на одной из верхних террас Крепости. Просторный зеленый сад с тут и там расставленными скамеечками и аккуратно вымощенными булыжником дорожками был пуст - кроме них двоих тут не было ни одной живой души. Облокотившись спиной об перегородку на самом краю террасы, Мика сидел на каменных плитах и лениво следил за тем, как Мирабель босыми ногами ходила по траве рядом с ним. С короткими светлыми волосами и в легком темном платьице, девушка увлеченно порхала от яблони к яблоне, что-то выискивая. Мика плохо помнил что, пропустив ее объяснение мимо ушей. Кажется, ей нужна была какая-то ветка? Он мысленно пожал плечами. Она всегда была куда большей непоседой, чем он, и даже сейчас не могла усидеть на месте. Сам же Мика даже во сне не мог избавиться от пасмурного настроения, которое оставил за собой разговор с мастером Эшомом.
   Сперва в Мудром нарушилась работа Пути, который вел оттуда в Столицу. Насколько знал Мика, Свирепое и Мудрое прямые Пути не соединяли, поэтому тот Путь был единственным, который вел из поселения во внешний мир. И он перестал работать. Голуби, которых должны были отправить власти поселения либо так и не были отправлены, либо с ними что-то произошло, на месте или уже в пути - неважно. Главное, что ни одна птица не достигла Свирепого. Но и этому было множество объяснений - предполагать, что случилось что-то совсем плохое, оснований не было. Поэтому в итоге было решено отправить в Мудрое отряд с мастером, способным восстановить тамошний Путь. Только этот отряд неожиданно обнаружил, что путь в соседнее поселение перекрывает свежеобразованный Улей. И вот тут уже пора было начинать беспокоиться. Пропавшая связь? Духи в округе? Как казалось Мике, все необходимое для того, чтобы испугаться, они уже знали. Мастер Эшом не слишком переживал по этому поводу, но, возможно, им все же стоило повернуть назад, пока еще было время это сделать? Кто мог поручиться, что за следующим поворотом их не ждало с десяток древесных тварей? Или даже больше?
   - Эй, - из мыслей его внезапно вырвал голос Мирабель. Она, сев рядом с ним, игриво ударила его кулаком в плечо. - Что такое?
   Мика хмуро посмотрел на нее. - Что?
   В ответ девушка пожала плечами и, как ни в чем не бывало, сказала: - Ты сегодня очень кислый.
   - Я не кислый, - буркнул Мика. Ладно, может он и был немного хмурым, но говорить об этом девушке не собирался. Последнее, что он хотел, так это рассказывать ей о том, что, возможно, завтра они все умрут из-за неожиданного нападения духов. Нет, это было одной из тех вещей, которые нужно было держать при себе.
   Но Мирабель не была бы сама собой, если бы успокоилась так просто. Она упрямо закачала головой: - Нет, ты так хмуришься, когда тебя что-то волнует. Я же знаю тебя...
   Он как можно безразличнее пожал плечами. - Ты ошиблась. Все хорошо.
   Мирабель не успокоилась и на этом. - И ты всегда начинаешь вот так вот все отрицать, когда не хочешь говорить правду, - она закатила глаза с таким видом, будто Мика был крайне предсказуемым человеком. - Хорошо, что ты не начал шутить - это бы значило, что все совсем плохо.
   Мика нахмурился, внезапно обидевшись на слова девушки. Он же не был таким очевидным, верно? - Я так не делаю.
   - Делаешь!
   - Не... - вновь начал отвечать Мика, но оборвал себя на полуслове и вместо этого хмуро посмотрел на девушку. Они так спорили с самого детства, но, черт возьми, они уже давно не были детьми, и пора бы уже прекратить играть в эти игры...
   Но Мирабель, похоже, могла играть в эту игру и одна. - Делаешь, - вновь передразнила она, даже несмотря на то, что он ничего не сказал и, довольно улыбнувшись ему, показала язык.
   Мика закатил глаза и с трудом подавил ответную улыбку. - Лучше скажи, как там поиски твоей... палки?
   Теперь уже настала очередь Мирабели раздраженно смотреть на него. - Я не искала палку! Я искала хоть одно спелое яблоко!
   - И... - Мика немного виновато улыбнулся, - видимо, раз у тебя в руках пусто, то ты так ничего не нашла?
   Мирабель его улыбка совершенно не примирила, и она обвинительно указала на него пальцем. - Ты совсем меня не слушаешь.
   - Слушаю, - буркнул он в ответ.
   - Не слушаешь...
   - Слуша... нет, - он упрямо покачал головой. - Нет, я не буду продолжать это.
   - Не слу... - Мирабель хотела было продолжить дальше спорить с ним, но, в итоге прервала себя на полуслове и повела плечами. - И не надо.
   Мика подозрительно посмотрел на нее. - Что не надо? Слушать тебя? - в ответ на это Мика тут же получил удар в плечо и раздраженный взгляд девушки.
   - Нет, не надо спорить со мной, - она покачала головой и неожиданно улыбнулась. - Потому что ты и так уже совсем не такой кислый, каким был раньше.
   Действительно, удивленно прислушавшись к себе, Мика понял, что его беспокойство бесследно исчезло. Сперва его вытеснило раздражение на девушку, а после, в ходе их очередного спора, оно и вовсе сменилось хорошим настроением. Мика подозрительно посмотрел на Мирабель. - Ты все так и задумывала, верно?
   В ответ она просто улыбнулась и пожала плечами. - Мика, я знаю, что ты многое не хочешь рассказывать мне, но... - она грустно посмотрела на него, - я хочу помочь тебе... Я не буду настаивать, но помни - я всегда буду готова выслушать тебя, хорошо?
   - Хорошо, - чуть нехотя пробурчал он, но все же не сдержался и улыбнулся. - Почему то ты напоминаешь мне мою маму...
   Мирабель гордо задрала свой маленький носик. - Я сочту это за комплимент...
   - Правда, - перебил ее Мика с хитрой улыбкой на лице, - моя мама все же не такая назойливая... - в ответ на что он вновь получил очередной удар в плечо и еще один раздраженный взгляд девушки.
   После этого настроение Мики посветлело, и их прогулка продолжилась куда более живо. Они говорили и смеялись, то и дело вспоминая что-то, что раньше вытворяли вместе. Но на разговорах все не закончилось, и вскоре непоседливая девушка уже убедила его снять обувь и играть вместе с ней в догонялки, бегая между деревьями по мягкой траве и пытаясь ее словить. Она была куда более юркой, чем можно было подумать. И то и дело в последний миг ускользала от него. Сам он не заметил, но довольная улыбка за все время игры так и не покинула его лица.
   В итоге, запыхавшись, они сели на одну из скамеек, чтобы перевести дыхание, и между ними повисла приятная, ни к чему не обязывающая тишина. Правда, чем больше времени проходило, тем чаще Мирабель поглядывала на него краем глаза.
   - Мика? - все же осторожно спросила она. - Ты... ведь был в том городе, да?
   Вопрос тут же заставил Мику насторожиться, и та расслабленность и спокойствие, которые принесло ему общение с девушкой, тут же испарились без следа. Она могла говорить только об одном месте - том заброшенном городе, из-за которого погиб сперва Фин, а после - и Угрюм. Мика хмуро посмотрел на нее. Зачем Мирабель спрашивала его об этом? - Да.
   Она, не обращая внимания на настороженный взгляд парня, продолжила все с той же осторожностью в голосе: - Покажи мне его.
   Мика невнятно покачал головой. Даже если не учитывать то, что он не слишком хотел возвращаться туда, что она имела в виду? Как он мог показать ей этот город с террасы Крепости? Он ведь был очень далеко отсюда... - Как я могу тебе его показать?
   Мирабель улыбнулась и закатила глаза, сетуя на его непонятливость. - Это же твой сон, Мика. Ты можешь показать мне все, что захочешь, - после чего, видя, что Мика все еще не понимает ее, девушка взяла его за руку и потащила прочь с террасы. Идти долго не пришлось - вскоре они уже замерли у ближайшей двери, ведущей вглубь Крепости. Мирабель провела рукой по ровной деревянной поверхности и с улыбкой посмотрела на Мику. - Представь, что город начинается за этой дверью.
   Мика хмуро посмотрел на нее. - Но там же коридор Крепости...
   Мирабель покачала головой. - Нет, не думай об этом. Ты же не видишь сейчас этого коридора, верно? - она дождалась его невнятного кивка и улыбнулась. - Все, что ты видишь - это дверь. И она может вести куда угодно. Просто на мгновение представь, что за ней не коридор, а город, хорошо?
   Мика еще раз хмуро посмотрел на нее, но видя, что девушка говорит все это совершенно серьезно, утомленно выдохнул и решил выполнить ее просьбу. Переведя взгляд на дверь. Он как можно отчетливее представил, что за ней был отнюдь не обычный коридор, а, например, одна из тех узких улочек, на которой он вместе со Старшим и Емоем искал Фина.
   - Представил? А теперь, - она кивнула на дверь и вновь выжидающе посмотрела на Мику, - открой ее.
   Мика немного помедлил, пытаясь сохранить картину той улицы перед глазами, после чего шагнул к двери и открыл ее настежь.
   Почему-то он почти не удивился, когда оказался именно на той улице, которую представлял. Город выглядел таким же серым и выцветшим, как и раньше. Они вдвоем нерешительно замерли на узкой улочке, вымощенной булыжником, а всюду вокруг них были дома - от одного конца улицы до другого, рядом друг с другом, зажимая улочку в надежные тиски, стояли осевшие и покосившиеся двухэтажные постройки, похожие друг на друга, как кровные братья. Они поросли вьюном и кустарником, а местами даже обрушились, и теперь в домах, среди обломков камня и кирпича, зияли дыры. Провалившиеся крыши, дырявые стены, пустые дверные и оконные проемы - город встретил Мику уже знакомым ему запустением. И. как всегда, над всей этой мертвой разрухой вдали возвышался золотой купол неизвестного храма.
   Оглянувшись назад, Мика с удивлением обнаружил, что дверь, через которую они попали сюда, теперь вела не назад на зеленую террасу Крепости, а в один из серых безликих домов.
   - Получилось... - глухо прошептал, вновь оглядываясь вокруг себя.
   Мирабель же куда более привычно кивнула головой. - Да, - тускло сказала она. - Какое тут запустение...
   Еще раз осмотрев грустным взглядом заброшенные и частично разрушенные здания, Мирабель неуютно поежилась. - Я не хочу оставаться здесь.
   Мика хмуро посмотрел на нее. Он прекрасно понимал ее нежелание долго тут задерживаться - в этом городе было что-то такое, отчего по спине бегали мурашки. - Мне, эм... вывести тебя назад?
   - Нет, - девушка покачала головой, - мы можем поступить иначе. Я хочу показать тебе кое-что. Но... - она помедлила, вглядываясь в его глаза, - для этого ты должен довериться мне. Ты же мне веришь, правда?
   Мика нахмурился. К чему были все эти вопросы? - Конечно, верю.
   - Тогда... - девушка подошла к ближайшей уцелевшей двери, ведущей в совершенно непримечательный дом, и приложила к ней руку, - эта дверь теперь будет моей. Я заберу ее у тебя, - она улыбнулась ему. - С этого времени, когда бы мы ни проходили сквозь нее, мы покинем твой сон, и окажемся в моем.
   Мика хмуро посмотрел. Все это казалось каким-то странным. - В твоем сне?
   - Да, - кивнула она и протянула ему свою руку. - Мика, доверься мне.
   Чуть помедлив, он пожал плечами. Если он и мог кому-то доверять, то именно Мирабели. И, только лишь подумав об этом, он взял ее руку в свою, отчего Мирабель тут же просияла.
   - Спасибо... - шепнула она, крепче сжимая его ладонь. После чего она открыла для него дверь и взглядом пригласила его пройти первым. Еще раз пожав плечами, Мика не стал медлить и ступил через порог. И вместо того, чтобы оказаться в покрытой пылью комнате давным давно заброшенного дома, он очутился в совершенно другом месте - в самом сердце каменного города, посреди оживленной улицы, зажатой с двух сторон невысокими домами - в два, реже три этажа.
   Тут все вокруг кипело жизнью - мимо него туда-сюда носились люди, спеша уладить свои дела. Кто-то торговал на прилавках вдоль улицы, но еще больше людей толпились у этих прилавков, пытаясь что-то купить. Вокруг стоял крик и гомон, неотделимый от жизни в городе. Но на этой улице шум был столь насыщенным, что невольно хотелось зажать уши. Всюду пестрило от ярких полотен, которыми были украшены не только торговые лотки, но и сами дома. Яркая цветная ткань, как своеобразное украшение, укрывала наружные стены строений. Цвета, которыми соседние дома украшали свои стены, часто были похожи друг на друга - темно красный соседствовал с чуть более светлым оттенком того же цвета, синий - с голубым, отчего улица, часто от одного ее конца до другого украшенная оттенками всего одного цвета, в итоге гармонично переливались из темного в светлое. Мика успел отметить, что помещения, явно не жилые и служившие, например, складами для торговцев, украшались материей исключительно блекло серого цвета. После чего голова Мики завертелась от всего этого многообразия, и он недоверчиво протер глаза.
   - Что... - он покачал головой, вновь оглядываясь, - что это за место?
   - Это Аль Мара, город Тюльпанов, - с легкой улыбкой тихо сказала Мирабель, но, несмотря на шум, царивший вокруг, он отлично ее расслышал. - И не пугайся их. Они ничего тебе не сделают.
   - Пугайся кого? - растерянно спросил Мика. Но его вопрос отпал сам собой - на его плечо село непонятное нечто.
   Существо напоминало кота - красного и летающего на маленьких крылышках, явно не способных поддерживать его вес. У него была короткая мягкая шерстка, которой зверь тут же потерся о шею парня.
   - Брось, - он дернул плечом, пытаясь спугнуть его. Но существо лишь посмотрело на него своими большими и хитрыми глазами и потерлось еще раз. Щекотно... Невольно, у него вырвался смешок. И будто бы смех послужил существу сигналом к действию, летающий кот оттолкнулся лапами от его плеча и взмыл в воздух. Зверь выглядел настолько довольным, будто единственным смыслом его жизни было вызывать у прохожих улыбки.
   Провожая его взглядом, Мика посмотрел в небо и удивился еще больше. Там, над крышами домов, будто стая птиц, сотни этих существ парили в воздухе, гоняясь друг за дружкой под мягким солнечным светом.
   - Кто это? - вырвалось у него шепотом.
   Мирабель улыбнулась ему. - Черти.
   Черти? Удивление боролось в нем с любопытством, порождая сотни вопросов. Что тут делало создание, которое по праву считалось вымершим? Более того, которое было настолько же значительной частью преданий народа Содружества, как и Ишей или Веста? Что уж там говорить, если каждый второй человек неизменно в ругательствах вспоминал именно чертей, которые считались редкостными проказниками? Мика уже хотел задать эти вопросы, когда его взгляд наткнулся на кое-что еще. И, казалось, его сердце пропустило несколько ударов.
   Мика увидел купол - большой, позолоченный и величественный купол огромного храма, подобно шляпке гигантского гриба, накрывший собой город впереди него. Но замереть Мику заставило не его величие. Это был тот самый купол. Тот самый! Из старого, заброшенного города, в котором пропал Фин, в котором погиб Угрюм, и из воспоминания о котором только что сквозь сотворенную его подругой дверь и пришел сюда сам Мика.
   Он несколько настороженно перевел взгляд на Мирабель. Но девушка с широкой и беззаботной улыбкой на лице гладила одного из летающих котов.
   - Они такие милые, правда? - когда она улыбнулась ему, он не смог не улыбнуться в ответ. Но в то же время, Мика думал, и глубоко в его разуме появилась мысль, а вместе с ней - и сомнение. Его взгляд сам собой вновь отыскал купол неизвестного храма. Наверное, именно так и этот храм, и сам город выглядел много веков назад, когда в нем все еще жили люди. С торговцами на улицах, с украшенными яркой материей стенами, он был по-своему прекрасен.
   Но Мику вся эта чуждая ему красота только настораживала. Откуда в его голове могли взяться знания, необходимые, чтобы представить во сне это место? Могло ли все это быть обычной выдумкой? Мика покачал головой, пытаясь избавиться от подозрительных мыслей, но все же не смог. Еще там, в реальности, он подозревал, что в этом старом городе была некая тайна, но если до этого это были всего лишь подозрения, то теперь, увидев во сне другое его обличье, он все больше убеждался в этом. Могло ли все это быть просто плодом его воображения? Да, конечно. Но именно тут Мика нашел амулет, который когда-то принадлежал Мирабели. И теперь, каждый раз, когда во время сна амулет был рядом с ним, он неизменно видел ее во сне. Его рука невольно покрепче сжала синий камень, будто боясь, что тот внезапно пропадет. Все это становилось все страннее и страннее. Что, если это не сон? Что, если это нечто большее?
  

*_*

  
   Глаза Мики открылись. Он, не в силах забыть о том, что видел во сне, поднес руку к лицу и посмотрел на нее так, будто ожидал обнаружить на ней одно из этих странных созданий. Но там было пусто. Сон казался таким реальным, таким живым, что он до сих пор стоял перед его глазами.
   Во сне он видел множество странного, но почему-то его разум то и дело цеплялся за тех странных созданий, которых Мирабель назвала чертями. В преданиях его народа было два священных животных - черти и домовые.
   Черти, часто изображаемые, как крылатые красные создания, были беспокойными созданиями, любящими более всего привносить бардак и разруху всюду, куда только могли. По преданию, Старший брат, бог сотворения, создал их в качестве спутников для Младшего брата, бога разрушения. Несмотря на то, что Младший, в противовес Старшему, всегда должен был разрушать, чтобы поддерживать в мире равновесие, делал он это с тяжелым сердцем. Поэтому Старший, чтобы хоть немного развеселить его, и сотворил для него таких странных, но смешных спутников. С тех пор черти преследовали Младшего по пятам, куда бы он ни шел. Может, кого другого эти надоедливые, но относительно безобидные зверьки и раздражали бы, но Младший в них души не чаял, неизменно улыбаясь их шуткам и проказам. Говорят даже, что любого, кто хоть раз обидел чертей, непременно настигал гнев Младшего. Поэтому священных животных, в древние времена подобно птицам парящих над городами, никто не осмеливался тронуть. Правда, от народной молвы это их не защитило. И с тех пор их неизменно вспоминали почти в каждом ругательстве.
   Согласно преданиям, черти исчезли сразу же после смерти Младшего брата. Говорят, что, когда злой дух Зелеман, вселившись в ираманского ящера, сумел убить бога, полчища чертей добровольно лишились жизни и направились в посмертие вслед за ним. Наверное, именно поэтому Мику и удивило присутствие этих созданий в его сне. Черти, если они действительно существовали, а не были просто выдуманы в одном из преданий, могли населять города лишь задолго до Бедствия - во времена, когда Младший брат был жив, а среди людей еще ходили боги.
   Домовых же, невидимых хранителей дома, изображали неясными темными тенями, гораздо более длинными и тонкими, чем те же черти, отчего изображение домового часто напоминало изогнутую линию с ответвлениями в виде лап. Они были покладистыми и спокойными до безразличия - полной противоположностью чертям. Эти животные, хоть в древности и жили почти в каждом доме, неким странным образом охраняя от вреда и сам дом, и всех его жителей, считались символом Старшего брата, точно также, как черти были символом Младшего. Согласно приданиям, после столкновения у Иримана домовые последовали за своим покровителем, покинув дома, которые до этого защищали, и вслед за Старшим отправившись в путешествие по неизведанным уголкам Сонма. С тех пор их никто больше не видел.
   Мысли о том, что же значило присутствие священного животного в том древнем городе, не покидали Мику, отпугивая всякую надежду на сон далеко прочь. В итоге, встряхнув головой, он со вздохом сел на кровати, понимая, что более заснуть будет не в силах. По ощущениям близилось утро, и Мика обвел взглядом большое помещение, в котором они все ночевали. Тишину нарушало лишь слабое похрапывание одного из стражей - вокруг все спали. Даже часовой, сонно прислонившись к стене и выглядывая в окошко, клевал носом. Присмотревшись к нему, Мика с удивлением узнал в нем Калли. Похоже, подростка опять вынудили нести стражу тогда, когда никто больше этого делать не хотел.
   В самом углу просторной комнаты все же возникло неясное движение. Присмотревшись, Мика понял, что это был мастер Эшом. Как всегда в своем неизменном заношенном кафтане, старик медленно подошел к часовому и прикоснулся к его руке, отчего прикорнувший было страж аж подскочил на месте.
   Обеспокоенно глянув на старика сонными глазами, Калли виновато залепетал: - Мастер, я не спал... Я...
   - Ничего, - устало перебил его старик. - Иди на свою кровать, поспи. Я постою тут за тебя.
   - Вы уверены? - страж оторопело уставился на мастера, все еще гадая, не влетит ли ему за сон во время службы. Правда, к чести подростка стоило сказать, что он все же выглядел виноватым за то, что заснул на посту.
   - Иди, иди, - Эшом понимающе кивнул, и Калли, неуверенно и чуть виновато кивнув, все же пошел к своей кровати. Вскоре мастер уже остался стоять один. Его лицо в предутренних сумерках выглядело так, будто это была далеко не первая ночь, когда его мучила бессонница. Похоже, - подумал Мика, выспаться старик не может уже давно. Может быть, ему не давали покоя мысли о том, смогут ли они добраться до Мудрого, а может и что-то другое. Сложно было сказать.
   В итоге Мика отвернулся прочь, оставляя старика наедине с его переживаниями. Он не знал, как относится к мастеру Эшому. Все же, несмотря на небольшую неприязнь, возникшую в одну из их первых встреч, у Мики не было никаких оснований плохо думать о старике. Даже если не смотреть на то, что мастер Эшом спас ему жизнь и о многом рассказал этим вечером, старик сам по себе не был так плох, как Мике сперва показалось. Мика повел плечами, отгоняя подобные мысли прочь. Он устал и, вместо того, чтобы обдумывать все до мелочей, с радостью просто поспал бы. Но, к сожалению, сон больше не шел.
   Его взгляд вновь начал блуждать, и, оглядывая свое спальное место, его глаза наткнулись на колчан со стрелами, лежащий подле кровати. Почему бы и нет? - подумал Мика, доставая одну из стрел. Делать все равно больше было нечего.
   Ножом, как можно тщательнее, он начал вырезать на древке стрелы узор. Он помнил свои опыты с накопителями, поэтому решил к обычному плетению накопителя добавить знак подвида природы, который бы позволил сохранять силу в стреле. Аз, в знак души - проговаривал он про себя. Уо, чтобы сохранить, а Акар, чтобы удержать. Мир, в знак природы. Узор медленно, но уверенно приобретал знакомые очертания. И Рошь, в знак дерева.
  

*_*

Следующий день. Месяц первых холодов, день 4.

  
   В дальнейший путь они отправились ранним утром. Улей, еще вчера беспокоивший каждого в отряде, они обогнули широкой дугой, оставив его много западнее. И, теперь, когда он остался далеко в стороне от них, люди вздохнули с некоторым облегчением.
   Поля кончились, и они вновь шли лесными тропами, которые, словно тонкие вырубленные просеки, тянулись сквозь густой заросший лес, с трудом пропуская сквозь себя их путевой вагон. Это вновь был сплошной бурелом, такой, что и с тропы не сойдешь. Стражи, все в тех же толстых красных кафтанах, продолжали потеть, но больше не роптали - после того, как люди увидели Улей и осознали опасность, которая могла таиться за следующим поворотом тропы, все недовольство кафтанами испарилось без следа. Теперь одна рука насторожившихся людей всегда покоилась на рукояти меча, а вторая беспрерывно отгоняла назойливых слепней от их лица - болотистая низина, через которую они пробирались, просто кишела назойливыми и больно кусающими мухами.
   Мика с Емоем почти все время шагали впереди отряда, разведывая путь. Как Мика и предполагал, после вчерашнего допроса, который ему устроили стражи, Емой был далеко не в лучшем расположении духа, которое еще больше ухудшилось из-за непрерывной борьбы с озверевшими слепнями. В итоге утро постепенно сменилось днем, и Мику теперь сопровождал крайне раздраженный напарник.
   К ним в охрану в этот раз Парриг отрядил Йола - того самого высоко и нескладного стража, с которым его познакомил Савви еще в первый день пути. И, как еще тогда подозревал Мика, характер Йола был таким же нескладным, как и его внешний вид. Он то и дело рассказывал о том, как недавно хорошо выпил вместе с другими стражами или о том, как он пытался приударить за какой-то служанкой. Но делал он это столь невнятно и скучно, что порой и сам терял нить разговора, что уж говорить о Мике, который вскоре перестал даже пытаться понять, о чем идет речь. Если этого не понимал сам рассказчик, то как это мог рассчитывать сделать слушатель? Именно Мика чаще всего и был вынужден слушать стража, так как не в меру раздраженный Емой уже давно послал их попутчика туда, где не светит солнце.
   Мика нехотя даже сравнил Йола с Бартоломеем и был удивлен тем, что в итоге вышло. Барти, куда более разговорчивый и намного более лживый, тем не менее рассказывал гораздо увлекательнее Йола. Если бы вранье толстяка так не резало уши, его истории можно было бы даже с интересом слушать. О Йоле же такого сказать было нельзя - его рассказы переваривались с огромным трудом, даже несмотря на их явную достоверность. Спасало только то, что молодой страж говорил куда меньше Барти, а после обеда и вовсе все больше помалкивал.
   Лес все редел, вновь сменившись полями и кустарниками, что радовало хотя бы тем, что вместе с буреломом и болотами позади остались и надоедливые мухи. Теперь, на куда более открытой местности, можно было перестать беспрерывно отмахиваться от слепней, и просто облегченно смотреть по сторонам. Даже то, что от долгой ходьбы ныли ноги, совершенно не беспокоило - отсутствие мошкары настолько всех обрадовало, что отряд невольно даже прибавил в скорости.
   И вот, когда уже вечерело, тропа внезапно привела их к широкой выложенной камнем дороге. Видимо, это и был тот старый аталантский тракт, который Старшой показывал Мике на карте еще в поселении. Дорога проросла травой и мхом, отчего выглядела старой и неухоженной, но даже при всем при этом оставляла впечатление основательности и надежности. Будто она служила людям уже сотни лет, и прослужит еще столько же, невзирая на подступающую со всех сторон природу. Мике эта дорога показалась напоминанием о прошлом - о былом величии. О том, что они когда-то могли строить где хотели и что хотели. Строить на века.
   - Подождем отряд здесь, - сказал ему Емой, остановившись у самого выхода на дорогу.
   Мика молча кивнул ему, а отставший было Йол тем временем нагнал их и устало оглядел дорогу.
   - Что это?
   Мика пожал плечами. - Старая дорога, она ведет на северо-запад - аж до самого Мудрого.
   - А это не опасно? - Йол искоса глянул на запад, туда, где должен был быть Улей, который они обошли стороной. И мысли стража прекрасно читались на его лице - зачем было обходить Улей, если их отряд вновь направлялся на северо-запад? Опять приближался к Улью? Тем временем Йол вновь обеспокоенно заговорил: - Может, лучше взять еще восточнее?
   Мика неопределенно пожал плечами - он не мог не согласиться с ним, но в этот раз в разговор вмешался Емой.
   - Дальше восточнее брать больше некуда, - хмуро пробурчал он. - Там дальше, - он указал рукой куда-то на восток, где, сколько хватало взгляду, тянулись поля, - Малура.
   - Малура? - переспросил Йол.
   - Да, - Емой кивнул, - это широкая, бурная река. Она течет до самого Мудрого, и ее мы не пересечем. Все равно придется идти на северо-запад, что сейчас, по дороге, что потом, вдоль реки.
   - Понятно... - нервно протянул Йол. Было совершенно ясно, что приближаться к Улью хоть на шаг ближе, чем они были сейчас, молодой страж считал явной глупостью, но высказывать это вслух не решался.
   Мика тем временем перевел взгляд на Емоя. Тот тоже напряженно всматривался на запад, невольно разделяя мысли Йола. - Ты в порядке?
   - Я? - Емой фыркнул, стараясь скрыть свое волнение за показным раздражением. - Не мне вчера поломали все ребра и чуть не откусили голову, дебил!
   - Со мной все хорошо, - буркнул Мика. - Спасибо, что спросил, - добавил он.
   - Всегда пожалуйста, - раздраженно ответил Емой. - Но следующий раз, когда решишь сдохнуть, будь добр, предупреди заранее. Я, хотя бы, отвернусь.
   Мика устало посмотрел на своего напарника, невольно задумываясь над тем, зачем он вообще спрашивал? Чего он еще ожидал услышать от Емоя, кроме еще одного оскорбления? - Иди к черту, - устало кинул ему Мика, отворачиваясь и уходя вперед по каменной дороге.
   А Емой так и остался стоять позади него, хмуро наблюдая аз ним. Вспышка раздражения уже прошла, и теперь он жалел о том, что невольно сказал Мике.
   - Зря ты так... - протянул Йол, отчего Емой почувствовал, как внутри него вновь всколыхнулось улегшееся было раздражение. Уж что ему было не нужно, так это поучения этого дебила!
   - Заткнись, идиот чертов! - прошипел он стражу, быстрым шагом направляясь вслед за Микой. - Жди тут отряд и скажи им идти вслед за нами.
   - Но... - вновь неопределенно протянул Йол, но Емой уже не слушал его, убежав далеко вперед и изо всех сил стараясь лишний раз не смотреть на запад. Не дай боги, он еще что-то там увидит.
  

*_*

   В этот раз на ночевку остановились в полуразрушенной круглой крепостной башне. Когда Мика подходил к ней, она казалась ему ветхой и запущенной. Высокая, в три этажа, она когда-то оканчивалась грозными каменными зубцами. Когда-то. Теперь же из многочисленных зубцов остался лишь один - обрушившаяся под косым углом стена полностью уничтожила большую часть верхних этажей башни вместе с почти всеми зубцами. Сама башня, когда-то необходимый охранный пост на пути между крупными городами, сейчас больше напоминала памятник давно минувшему прошлому - бессмысленный, но по-своему красивый.
   Нижний этаж башни был восстановлен и превращен во временное пристанище. От входных дверей вперед вел прямой коридор, за которым начинался просторный зал, заваленный старой разломанной мебелью. Этот зал продолжался аж до самой лестницы, узкой и круглой, ведущей на второй этаж. А посреди зала, на полпути к лестнице, стоял каменный валькар. Мика даже и внимания на него особо не обратил - наличие постамента в убежищах, подобных этому, воспринималось, как само собой разумеющееся. Больше удивляло то, сколько помещений вмещалось в башню, снаружи показавшуюся отнюдь не такой просторной. Тут могло с удобством переночевать и раза в три больше людей, чем восемнадцать человек, бывших в их отряде.
   Они разместился не в большом зале - все уже устали от просторных помещений и хотели вновь вспомнить, какого это, когда совсем близко от тебя есть стены. Поэтому люди, по трое-четверо человек, заняли маленькие комнатки. В них вели пустые дверные проемы с двух сторон того самого коридора у входа башню. В комнатках, тесных и узких, стояло по две двухместные кровати. Как их туда вносили, Мика не представлял - разве что собирали уже в самой комнате, так как, чтобы вынести кровати оттуда, места в комнате совершенно не хватало. В итоге, чтобы освободить одну из комнат под стойло для лошади, пришлось эти кровати разбивать и выносить в коридор уже по частям.
   Уже смеркалось, когда люди, покончив с дневными заботами и подготовив заброшенное убежище к ночлегу, собрались внутри своих комнат. Мика сидел на первом этаже кровати, совсем близко от выхода, и вновь отвлеченно вырезал на древке стрелы знаки накопителя. Тем не менее, большая часть его внимания была направлена не на нож в его руках, а на людей, сидящих на кроватях рядом с ним, и на карточную игру, бывшую в самом разгаре на самодельном столике между кроватями. Сам Мика в карты не играл, но понаблюдать за тем, как это делали другие, порой было весело.
   Ради карт в его комнатке собралось немало людей - тут были Савви с Йолом, Свэн и Килли. И даже Емой, хоть он и не пытался скрыть свое недовольство тем, что в их комнатке собралось столько посторонних, не спешил никуда уходить, продолжая хмуро кидать на стол карту за картой. После событий минувших дней всем им необходимо было немного отвлечься, что хоть немного позволяла сделать игра и веселый разговор.
   Правда, в этот раз веселья в разговоре было не видать. Хоть настроение людей, по сравнение со вчерашним днем, заметно улучшилось, но все еще было отнюдь не радушным. С одной стороны, после первой стычки прошел целый день, а духов никто так и не видел, что укрепляло слабую надежду на то, что оставшийся путь пройдет спокойно. Но с другой, все собравшиеся глубоко внутри себя знали, что новое столкновение с врагом - лишь вопрос времени, хоть и не хотели себе в этом признаваться. Поэтому вместо того, чтобы разговаривать, люди кидали карты на стол и все чаще хмурились, молчаливо отводя взгляд в сторону.
   Первый, кому это надоело, был Савви. Он то и дело пытался шутить, но единственный, кто хоть изредка посмеивался вместе с ним, был Йол, что Савви отнюдь не радовало. В итоге страж, кинув свои карты на стол, недовольно ударил рукой по стене. - Черт возьми... С вами жуть, как весело, ребята.
   В ответ на это Свэн, сидевший рядом с Савви, лениво повел плечами. Хоть Савви и сумел притащить его сюда, но вот заставить играть в карты уже не смог. В итоге молодой страж, точно так же, как и сам Мика, просто сидел и с ленивым интересом наблюдал за игрой. - А что нам делать? - его брови вопросительно приподнялись. - Станцевать тебе что-нибудь?
   Услышав это, Емой фыркнул. Если что и могло поднять охотнику настроение, то это было немного иронии. Но легкая улыбка тут же пропала с его губ, как только он вновь вспомнил, что недавно проходил мимо настоящего Улья и, более того, имел редкостное счастье познакомится с одним из его обитателей. В итоге он хмуро посмотрел на Савви. - Мы тут не тебя развлекать собрались, а в карты играть.
   - Да, Савви, - покладисто сказал Йол, то и дело бросая взгляды на свои карты - эта рука была у него на редкость хороша. Еще немного, и игра была бы за ним. Оставалось только убедить его друга вновь взять брошенные им карты в руки. - Давай играть дальше... - как можно непринужденнее сказал он, но нетерпеливое покачивание головы Савви прервало его.
   - Нет, все это, он обвел рукой и стол с картами, и всех собравшихся, - скука. Я знаю, что нам нужно, - Савви обвел их всех хитрым взглядом, после чего довольно достал из-за пазухи бутылку с мутной белой жидкостью. - Ребят, - протянул он с улыбкой, - у меня для вас кое-что есть...
   Мика, как и другие собравшиеся, удивленно посмотрел на бутылку самогона в его руках.
   - Как ты смог принести с собой самогон? - озвучил общий вопрос Йол, явно обрадованный появлению бутылки. Настолько, что даже забыл про хорошие карты в своих руках.
   Савви пожал плечами все с той же хитрой улыбкой. - Я подумал, что наша лошадь вполне способна пронести одну или две лишние бутылки... - еще раз обведя взглядом всех собравшихся, он не без труда вытащил круглый кусок пробкового дерева, которым было закупорено горлышко. - Так что, есть желающие?
   Среди собравшихся пронесся одобрительный ропот. Даже Мика, хоть обычно и не пил, сейчас был не прочь глотнуть немного самогона и, может быть, наконец-то суметь избавиться от вечного напряжения, которое не отпускало его со вчерашнего дня. И не его одного - казалось, на лицах Емоя и Свэна промелькнули похожие мысли. Но громче всех свое согласие выразил Йол.
   - Конечно, есть, - довольно протянул он, бросая свои карты на стол и выхватывая бутылку из рук своего друга. После чего он тут же приложился к горлышку.
   Савви на это лишь усмехнулся. Йол, как и он сам, всегда был мастаком выпить и побегать за девками. Именно это, вместе с неуемной жаждой веселья, и держало их вместе уже не первый год. Поэтому, уже привычный к такому поведению друга, он одним движением выхватил бутылку из рук Йола. - Моя очередь, - и теперь уже Савви приложился к горлышку. Но, в отличие от Йола, он помнил, что выпить хочет не он один, поэтому бутылка вскоре была передана следующему человеку, которым оказался Свэн.
   Молодой страж, безразлично пожав плечами, уже было намеревался и сам немного выпить, но его прервал настойчивый голос Калли.
   - Что вы делаете? - Калли смотрел на них круглыми от удивления глазами, поднимаясь с кровати. - Нам же нельзя пить в дороге...
   Савви на мгновение переглянулся с Йолом и, закатив глаза, вновь посмотрел на Калли. - Да брось, Калли, - сказал он со снисходительной улыбкой. Этот ученик порой поражал его своей наивностью. - Все мы устали всегда быть настороже. А эта штука, - он указал на самогон в его руках, - поможет нам расслабиться.
   - Но... - неуверенно протянул Калли, переводя взгляд с бутылки на Савви.
   - Все, что происходит в этой комнате, тут и останется. Никто не узнает об этом... - после чего Савви с располагающей улыбкой протянул самогон молодому ученику.
   Но в ответ на это Калли сперва медленно, но с каждым мгновением все более решительно закачал головой, так и не взяв протянутую бутылку. - Нет... - парень не до конца понимал, откуда в нем возникло это желание возражать, но он был уверен в том, что поступает верно. Калли не раз до этого попадал в неприятности из-за того, что делал что-то в угоду другим, невзирая на свое собственное мнение. Он дежурил за других, шел на уступки, когда об этом просили... Да взять хотя бы этот поход! Если бы он не поддался уговорам Софии, то его бы тут вообще не было! Он был бы в Свирепом, укрытый от духов за надежными стенами. И сейчас, наблюдая за тем, как стражи пьют во время службы, он ярко осознал, что не станет в этом участвовать. - Нет. Прекратите пить, иначе я расскажу все вэру Парригу!
   Савви удивленно переглянулся с Йолом, пораженный такой настойчивостью обычно куда более покладистого Калли. Но если Савви пока был всего лишь удивлен, то Йол, похоже, был куда менее доволен, чем его друг.
   - Ты что несешь, Калли? - недовольно сказал он, поднимаясь с кровати и, делая шаг навстречу застывшему в дверном проеме ученику. Знатный глоток самогона сумел немного развязать стражу язык, и Йол теперь не медлил в выражении своего недовольства.
   Калли, чуть испуганно наблюдая за шагнувшим к нему Йолом, отступил немного назад, еще ближе к выходу из комнаты. Краем сознания он услышал голос Савви, который призывал их сесть на места и успокоиться. Да, наверное, так и стоило сделать. Он ведь не собирался на них доносить, а всего лишь хотел пригрозить им, чтобы они перестали пить... Калли уже было согласился с Савви, но именно в это мгновение Йол вновь шагнул вперед, ненароком спотыкаясь о карточный тол. Это было последним предупреждением, которое требовалось парню - Калли быстро развернулся и выскочил вон из комнаты.
   - Эй, - выкрикнул ему вслед Йол, отталкивая стол прочь с дороги и покидая комнату вслед за Калли, - стой!
   Мика раздраженно закатил глаза - именно ему, как сидящему ближе всего к выходу, пришлось подниматься и выскакивать в коридор, устремляясь за стражами. Зачем он вообще бежал за ними? Чтобы остановить Калли, если тот все же решил сдать их? Мика мысленно пожал плечами - едва ли. Поступок молодого ученика не так и волновал его. Тогда, может, чтобы остановить Йола до того, как тот начнет махать кулаками? Может быть, но Мике не казалось, что тот вообще начнет ими махать - недовольство и порывистость стража как спонтанно начались, также резко и закончатся.
   Оказавшись в коридоре, Мика заметил сперва Калли, настороженно отступающего назад - прочь из коридора и все глубже в зал, а затем и преследующего его Йола. Как Мика и предполагал, если до этого Йол выглядел разозленным, то теперь на его лице появилась и растерянность - будто он уже не знал, что с этой злостью делать и продолжал идти за Калли просто по привычке.
   Но вместо того, чтобы и дальше бежать за ними, Мика неожиданно обратил внимание на возглас одного из стражей, стоящих в просторном зале.
   - Что это с ним?
   Взгляд Мики тут же устремился туда, куда указывал страж - на валькар в центре зала. Алтарный постамент, на котором стояла чаша - широкая каменная плита, вдоль и поперек исписанная знаками, дымилась. Присмотревшись, он обнаружил, что легкий дым исходил именно от знаков - они были раскаленными докрасна.
   Тем временем на возгласы в коридор из комнат выходило все больше людей, и все они направлялись в зал и собирались вокруг дымящегося валькара.
   - Что это он? - с легким любопытством спросил кто-то. Среди собравшихся прокатилась волна шепотков, кое-кто даже усмехнулся тому, что, наверное, алтарный камень сломался.
   Но мастер Эшом не разделил всеобщей беспечности. Терпеливо отодвинув в сторону нескольких стражей, он подошел к алтарю и внимательно оглядел его. - Это предупреждение, - хмуро сказал он, оглядывая собравшихся вокруг стражей. - Приготовьтесь.
   Стражи переглянулись друг с другом, после чего один из них растерянно спросил темнокожего старика. - К чему, мастер?
   Эшом нетерпеливо посмотрел на стража. Обычно мастер не обращал на такое внимание, но сейчас, когда важным был каждый миг, глупость стала непозволительной роскошью. А вопрос этого стража был не чем иным, как глупостью. - К нападению, - жестко ответил он. - Приготовьте свое оружие - духи уже близко.
  

*_*

   - После первого столкновения ребята были взволнованы. Видели опасность там, где ее не было. А там, где она быть могла, ее старались не замечать.
   - ...
   - Что, думаешь это смешно? Мне смешно не было. Дома меня ждали жена с сыном, и больше всего тогда я хотел не добраться до Мудрого, а забыть про этот поход и повернуть назад - в Свирепое. Вернуться к своей семье...
   - ...
   - Никто из нас не шел в стражу, чтобы сражаться с духами. Нет, как это ни странно, но мы были в страже, чтобы держаться от этих духов как можно дальше. Сперва мы еще продолжали идти просто потому, что таков был приказ, но в итоге недовольство все нарастало. С каждым мгновением мы все больше хотели повернуть назад.

Ярек из рода Коль

9 глава.

Следующие за Бедствием двести лет вошли в историю, как время расцвета Содружества. Прокладывались новые Пути, одно за другим строились поселения. Умение использовать силу требовалось повсюду, а немногочисленных одаренных было явно для этого недостаточно. Именно по этой причине и стали разрабатываться различные артефакты.

Артефакты позволяли использовать силу на определенные цели даже тем, кто от рождения этого делать не мог. Тем, кто не был одарен. Особо удачными были артефакты, используемые в воинском деле - мечи и стрелковое оружие, а также в строительстве - особые накопители, позволяющие возводить здания согласно заранее заданному чертежу распределения силы. Новые поселения и многочисленные сооружения по всему Содружеству возводились отнюдь не руками одаренных, занятых обороной поселений в постоянных схватках с духами и исцелением раненных. Все строилось силами обычных простолюдинов, вооруженных артефактами.

Это значительно изменило их общество. Возможно, настолько же значительно, как и само Бедствие. Впервые в истории родословная перестала иметь решающее значение. Артефакты стали символом равноправия. До тех пор, пока они были у простолюдинов, между ними и одаренными не было отличия - использовать силу могли и те, и другие.

Тот же день. Месяц первых холодов, день 4.

  
   Те немногие стражи, что вышли в зал, тревожно заозирались, пытаясь понять, верить старику или нет. И никто из них даже не потянулся за оружием. Мика же, лишь раз взглянув на мастера Эшома и увидев, каким обеспокоенным выглядело его лицо, не стал медлить и тут же бросился в свою комнатку. И сразу же на входе чуть не столкнулся с Савви, который как раз выходил узнать, что за шум стоял в коридоре.
   - Мика? - удивленно спросил он, оказавшись лицом к лицу с молодым охотником. - Что происходит? Йол с Калли что-то натворили?
   Мика отвлеченно посмотрел на него, быстро пробираясь мимо сидящих в комнате людей и направляясь к своим вещам, лежащим у изголовья кровати. - Нет, это духи...
   Савви тут же настороженно переглянулся со Свэном и Емоем. - Что?
   И только сейчас Мика. Кажется, понял, что никто кроме него в этой комнатке не слышал слов мастера Эшома. - На нас нападают, - коротко ответил Мика, взглядом пытаясь донести до них серьезность его слов. - Всем нам нужно подготовиться к сражению...
   Савви со Свэном вновь переглянулись, после чего на лицах каждого из них отразились разные чувства. И, если, Свэн тут же поверил тому, что дело плохо, и разом направился к выходу из комнаты, то Савви с недоверием уставился на него. - Ты что, шутишь...
   Но закончить ему не дал уход Свэна, и Савви тут же, еще раз подозрительно глянув на Мику, бросился вслед за ним. - Свэн, ты что, поверил ему? Да брось... Это все явно шутка...
   Когда стражи ушли прочь, Мика продолжил копаться в своих вещах, а Емой остался потерянно стоять рядом с кроватью, провожая умчавшихся стражей растерянным взглядом.
   - А... что мне делать? - протянул он.
   Только теперь Мика, наконец, прицепив колчан себе на спину и крепко сжимая в руках лук, поднял взгляд на Емоя и увидел, как растерянно тот выглядит. И ему было, отчего так себя вести. Действительно, что в случае нападения было делать человеку, у которого даже не было оружия, чтобы защититься от духов? Да, Емой отлично стрелял из лука, что он доказал еще во время первой стычки, но обычные стрелы не могли навредить духам. Нужны были стрелы, способные проводить силу - такие, какие были у Мики. Но давать их Емою не было смысла - стрелы Мики не были артефактными, и в руках человека без дара они будут не лучше простого куска дерева. На первый взгляд казалось, что Емою придется вступить в бой безоружным.
   Правда, Мике все же пришла в голову одна мысль. - Емой, - он окликнул охотника, вынуждая того перевести его потерянный взгляд на него. - Помнишь, стражи переносили все, что было в повозке, в одну из комнат?
   Продолжать не пришлось - в глазах Емоя промелькнуло понимание. - Думаешь, там будет какое-то оружие для меня?
   Мика пожал плечами. - Либо там, либо нигде.
   В итоге Емой все же кивнул ему и побежал к складу, а Мика тем временем вновь подошел к валькару. В зале особых изменений за время отсутствия Мики не произошло - стражи все также продолжали спорить друг с другом, но многие из них, тем не менее, успели вооружиться, и теперь стояли в красных кафтанах и с оголенными мечами.
   Рядом с мастером Эшомом стоял десятник стражей - Парриг, и взволнованно смотрел на старика.
   - Мастер, вы это серьезно? - нервно задал вопрос Парриг. - Если вы шутите...
   - Какие тут шутки, - пробурчал Эшом, легким движением кисти активируя незнакомое Мике плетение, отчего во все стороны слабым дуновением разлетелся поток тепла. - Их около десяти. Может меньше, может больше. Осталось немного времени, приготовьтесь, - еще раз повторил старик.
   - Но вы же говорили, что духов больше не будет? - панически спросил Парриг, явно находясь на грани истерики. В ответ мастер Эшом лишь хмуро глянул на него.
   - Собирай стражей, вэр, - строго сказал он. - Подготовь их к обороне этого коридора. Исполни свой долг.
   И десятник, и стражи вокруг него на мгновение замолкли, обеспокоенно переглядываясь.
   - Да ладно вам, - с плохо скрываемым страхом выкрикнул уже знакомый Мике Бартоломей. - Я уже не раз видел таких людей, как этот старик. Он явно, - толстый страж махнул рукой в сторону старика, - сошел с ума...
   - Да, может... - подхватил другой, но его тут же прервал голос десятника.
   - Тихо! Никто никуда не сошел, - попытался грозно сказать Парриг, но его голос тоже заметно подрагивал. Стражи было притихли на мгновение, но вскоре ропот возобновился вновь. - Я сказал тихо!
   В этот раз они не стали слушать Паррига, продолжая все также перекрикивать друг друга. Чем дольше это продолжалось, тем дальше все катилось к чертям - паника все усиливалась.
   - Подождите, - посреди толпы промелькнуло знакомое лицо Ярека, а в следующее мгновение самый громко кричавший страж, получив от Ярека по лицу, внезапно оказался на полу. Когда все окружающие несколько удивленно уставились на него, Ярек хмуро посмотрел на них в ответ. - Успокойтесь, черт вас подери! Я не собираюсь умирать тут. Нет, я еще хочу увидеть день свершения моего сына... - он ненадолго замолчал, и уже с легкой улыбкой добавил. - Желательно все, вплоть до третьего.
   Некоторые из стражей усмехнулись ему в ответ, понимая, что он имеет в виду двадцатилетие, но улыбки тут же пропали с их лиц, когда Ярек вновь заговорил: - И если единственное, что помешает мне - это ваш страх, то я из вас этот страх выбью. Все меня поняли?
   По раздавшемуся недовольному шепоту было понятно, что далеко не все стражи были согласны с ним, но от резких действий их остановили собравшиеся за спиной Ярека единомышленники, все как один уже вооруженные и одетые в красные кафтаны.
   Тем временем внимание Мики привлек странный холод, исходивший со стороны двери. От него по телу парня пробежали ощутимые мурашки. И именно возле двери, ближе всего к странному холоду, застыл мастер Эшом. Старик прислонил к ней руку, после чего его лицо тут же поникло. Мастер Эшом напряженно уставился себе под ноги, о чем-то глубоко задумавшись, но, заметив подходящего к нему Мику, его лицо быстро прояснилось.
   - Мика! - он подозвал его взмахом руки. - Быстрее, иди сюда! Древесные духи, - он кивнул на дверь, - пытаются подчинить себе дерево, из которого сделана дверь... Черт возьми, - он глухо ругнулся, мельком кинув взгляд на середину комнаты, - плетения на валькаре ни на что не годятся. Они должны были помешать духам так быстро попасть в дом, но... - он покачал головой. - Плетения стары, и дверь долго не продержится.
   - Это плохо? - спросил Мика, неуверенно замерев за спиной мастера. Даже для него самого вопрос прозвучал несколько глупо - конечно все это было хуже некуда! Но мастер Эшом, сперва просто отвлеченно кивнувший в ответ, внезапно оборвал сам себя и задумчиво посмотрел на Мику.
   - Как сказать... Возможно, было бы намного хуже, если бы они просто выломали дверь. Сомневаюсь, что они смогут пробиться сквозь каменные стены... Значит, дверь - это единственный путь в здание, и пока мы удерживаем эту дверь, мы в безопасности. Но я сам не могу оставаться тут и удерживать ее... - он изучил Мику внимательным взглядом. - Ты перехватишь контроль над моим плетением. Сможешь?
   Парень умел делать то, о чем говорил старик уже давно - еще тогда, в Речном Устье, он перехватывал контроль над большим плетением деда, при помощи которого тот пытался вылечить Угрюма. Это было отнюдь не сложно. Поэтому, чуть помедлив, Мика все же кивнул. - Что делать?
   - Слава Старшему... - мастер Эшом облегченно вздохнул и протянул ему железную табличку. - Я привязал плетение к таблице. Возьми ее.
   Как только Мика прикоснулся к ней, так тут же почувствовал себя частью активного плетения. Тут же он направил в нее свою силу, и тепло, не прерывая работы плетения, свободным потоком направилось от него к двери, пока не столкнулось там с мертвенным холодом. Одного прикосновения к двери хватило, чтобы понять, что там, по ту ее сторону, в нескольких шагах от Мики терпеливо замер враг. От этого осознания по телу Мики прокатились мурашки.
   - Чувствуешь холод? - на поспешный вопрос старика Мика кивнул. - Это духи пытаются вобрать в себя то дерево, из которого состоит дверь. Ты должен помешать этому. Оставайся тут, - сказал мастер, разворачиваясь и быстро направляясь прочь от него.
   - Куда вы? - растерянно спросил Мика, продолжая пропускать тепло в плетение. Старик решил бросить его тут, у самой двери? В то время, как там, за такой тоненькой деревянной дверью, то и дело раздавался хруст? До глупости страшный хруст сухих веток? Мика бы никогда не поверил, что можно бояться такого простого звука! Но каждый раз, когда там что-то хрустело, ему казалось, будто он чувствовал молчаливое движение десятка древесных тел, замерших в ожидании малейшей слабины с его стороны. И старик действительно решил его тут бросить? Черт возьми...
   Тем временем мастер Эшом с сожалением оглянулся на него. - Мне нужно подготовить плетение. Это требует времени. Так что удерживай дверь, сколько сможешь, - сказал старик, отталкивая в сторону стража, оказавшегося на его пути.
   Мике оставалось лишь хмуро поглядеть ему вслед. Почему-то Мике казалось, что это "сколько сможешь" будет совсем недолгим. И вполне может неожиданно прерваться его пробитым черепом.
   - Ярек! - раздался громкий голос мастера Эшома. И Ярек, стоявший в стороне от других стражей вместе с несколькими единомышленниками, тут же отозвался.
   - Да, вэр?
   Эшом смерил его внимательным взглядом и, видимо, сочтя то, что видит достаточным, кивнул ему. - Возьми с собой пятерых людей и иди за мной. Мне понадобиться ваша помощь.
   Ярек чуть растерянно огляделся, и его взгляд невольно устремился к двери, за которой их уже поджидал враг. - Но как же...
   - Они справятся и без вас, - резко ответил Эшом, уже направляясь прочь от стража - к лестнице на второй этаж. Шаг старика был настолько уверенным, будто у него не возникало никаких сомнений в том, что Ярек выполнит его приказ. И он был совершенно прав.
   - Да, вэр... - пусть и немного растерянно, но кратко ответил страж, уже выбирая подходящих людей. Но его взгляд быстро зацепился за растерянное лицо молодого ученика, который в походе ухаживал за лошадью.
   - Парень, как тебя зовут? - задумчиво спросил его Ярек.
   - Меня? - переспросил тот, будто вырванный из глубоких мыслей. И, судя по тому, как часто он поглядывал на дверь, мысли его были далеко не радужными. - Меня зовут Калли.
   - Хорошо, - Ярек кивнул ему, - пойдешь со мной.
   В ответ Калли удивленно посмотрел на него. За все время похода он и словам не перемолвился с Яреком, хоть и знал о нем понаслышке от других стражей. И почему тот теперь решил позвать его с собой не представлял совершенно. - Что? - растерянно начал он. Не то, чтобы он не хотел пойти, но... - Но я...
   Ярек решительно перебил его. - Нечего ученику и близко делать рядом с этой схваткой. Надеюсь, там, наверху, будет поспокойней...
   В итоге Калли согласился и пошел вслед за Яреком к лестнице. Мика прекрасно понимал парня - он и сам с радостью бы отправился наверх, вместо того, чтобы сидеть у самой двери, за которой собрались враги. Мика еще успел заметить, что вместе с Яреком наверх пошли Свэн, Савви и Грен, после чего группа из шестерых людей скрылась на втором этаже.
   Потерянно посмотрев им вслед, Мика еще раз обвел взглядом помещение - с уходом Ярека, все вернулось к тому, с чего начиналось. Повсюду стражи спорили друг с другом, не делая никаких попыток организовать хоть какое-то подобие обороны. Пусть они и облачились в доспехи по настоянию Ярека, но за это время можно было сделать гораздо больше - завалить проход, создав баррикаду, грамотно расставить людей... Но вместо этого голоса стражей все не утихали. А Парриг, их десятник и тот человек, который должен был отвечать за порядок, был в самом центре этого безумия, пытаясь перекричать Бартоломея.
   Плохи дела... И как только Мика подумал это, будто искушая судьбу, дела мигом стали еще хуже. С грохотом и треском входная дверь была насквозь пробита деревянным копьем, чудом не задев Мику. Видимо, твари бросили бесплодные попытки подчинить себе дверь и решили просто разбить ее. Мика тут же отскочил назад, поспешно пятясь прочь от двери. И как раз вовремя. Сперва дверь пробило одним копьем, потом другим, потом и третьим. Трещали доски, перемолотые в щепки прошившими дверь насквозь деревянными снарядами. А еще через мгновение, втягивая копья обратно в свое тело так, будто те были жидкими, в пробитую дыру в двери пролезла деревянная голова. Безо рта, но с двумя круглыми выпирающими из орбит глазами.
   Деревянная тварь, вползшая в комнату, была похожа на ту, с которой ранее столкнулся Мика. Но в то же время она была немного другой - больше и сильнее. В отличии от предыдущей, бегавшей на всех четырех конечностях, эта ходила на задних лапах. На ее спине был деревянный горб, выпуклый и подрагивающий, будто он состоял вовсе и не из дерева, а из разбухшей плоти, готовой лопнуть в любое мгновение. И с ее передних лап вниз свисали когти длиною в локоть, которые то и дело угрожающе покачивались.
   На миг Мика замер, пораженно уставившись на когтищи. Но ступор продлился недолго - до тех пор, пока тварь не навела когтистую лапу на ближайших стражей совсем рядом с ним, в одном из которых Мика узнал уже знакомого ему Жору, и эти когти не выстрелили вперед, мгновенно набирая скорость. Оторвавшись от лапы твари, они мелькнули со скоростью стрелы и тут же врезались в стражей. Именно когти и были теми самыми копьями, только что пробившими дверь насквозь. И весили они в разы больше стрел. Жора вместе с еще одним стражем тут же были отброшены назад, оглушенные и сбитые ударом с ног. А один страж, упав на землю, беспомощно схватился за шею, из которой, пробив ее насквозь, торчал обломок дерева. Он безуспешно пытался зажать рану руками, но кровь шла сумасшедшим потоком - так ее было не остановить. Его товарищи в бессильном ступоре смотрели на то, как страж истекает кровью на полу перед их глазами.
   Как ошпаренный, Мика попятился прочь от твари, неотрывно наблюдая за опасным противником. Лапа чудища теперь, оставшись без когтей, была похожа на жалкий обрубок. Может быть, оно не сможет больше выстрелить по ним? Но на глазах парня когти твари стали отрастать вновь, а горб на ее спине немного уменьшился. Будто позаимствовав оттуда строительный материал и создав из него новые снаряды, оружие было вновь готово выстрелить. Черти!
   Отросшие когти заметил не один Мика, и четверка стражей шагнула вперед, щитами полностью перегораживая проход. А Мика оказавшись за их спинами, навел лук на тварь. Теплый поток силы, подчиняясь его воле, тут же хлынул в стрелу, равномерно разливаясь по всему древку. Мика представил, как тепло, меняя форму, приобретает острие, само становится подобным наконечнику стрелы. Пронзи ее насквозь, - отчаянно приказал он своей силе, заостряя ее на пределе доступного ему контроля. Нужно найти сердцевину духа, - поспешно думал он, внимательно изучая тварь. Старик говорил, что она должна быть в груди... Мика сжал зубы, отметив, что чудище вновь навело свои когти на стражей. Времени медлить не было. Пусть будет грудь. Мгновение, и заряженная теплом стрела улетела в чудовище. И была с легкостью отбита в сторону когтистой лапой. Тварь перевела взгляд своих больших и круглых глаз со стражей на него, но долго смотреть Мика ей не позволил - выпущенная сразу же вслед за первой вторая стрела удачно юркнула между когтями твари и попала ей в живот.
   Вздрогнув всем телом, чудище пошатнулось и, замерев, уставилось на выступающее у нее из живота древко. Несмотря на то, что стрела не сумело поразить сердцевину, она все же причинила твари боль. Мика явно ощутил, как на стрелу нахлынула волна холода, пытаясь подавить раздражитель, но накопленная в ней сила устояла. Тварь затрещала еще пуще, вновь направляя холод в стрелу. В этот раз тепло поддалось. Оно, капелька за капелькой, было поглощено холодом, и дух, с легкостью втянув обломок стрелы в свое тело, вновь выстрелил когтями в стражей.
   Копья столкнулись со щитами, и державшие их стражи силой удара вновь были откинуты назад. Но одному из них повезло куда меньше - копье прошло между щитов и с легкостью пробило кожаный доспех стража насквозь. Мика, пораженно вглядываясь в тускнеющие глаза упавшего мужика, пораженно понял, что его лицо было знакомым. К собственному удивлению он даже обнаружил, что прекрасно помнит его имя - это был Мыс, тот самый высокий и нескладный страж, который еще день назад оттаскивал Барти прочь от Емоя. Черт возьми, он даже ни разу не говорил с этим стражем, но почему-то помнил его имя и теперь, когда тот без сознания лежал на полу, Мика не мог отвести взгляда от его лица.
   Возможно, если бы на Мысе был одет плотно набитый конским волосом кафтан, то он пережил бы удар. Может, сломал бы ребра, или и вовсе бы отделался ушибом. Но в итоге, по беспечности наплевав на душный кафтан и выйдя на бой в одном доспехе, Мыс лежал на полу, его дыхание быстро скатывалось в хрип, а изо рта шла кровавая пена.
   Мика понимал, что Мыс все еще не погиб, а просто потерял сознание. Еще была возможность исцелить его. Нужно было всего лишь добраться до его бессознательного тела, лежащего в нескольких шагах от парня, и немного поработать плетением памяти души. Но ни подойти к поверженному стражу, ни, тем более, воздействовать на него силой сейчас не было ни малейшей возможности - чудище, вновь отрастив когти, шагнуло в их сторону.
   Теперь между тварью и Микой не было никого - все стражи, осмелившиеся стать на пути копий, все еще лежали на полу или медленно поднимались на ноги, а стоявшие поодаль - аж в зале, так и продолжали заворожено следить за стычкой. Нужно что-то делать, - судорожно думал Мика, наблюдая, как когти твари нацеливаются на него. Нужно хотя бы попытаться....
   Мика навел стрелу на тварь, со странным трепетом ожидая того, что случится раньше - он отпустит тетиву, или же тварь выстрелит своими копьями. Но не случилось ни того, ни другого. Неожиданно в сторону твари мелькнуло что-то стальное и быстрое, и вот чудище, вынужденно отбив этот снаряд лапой, уже взвыло от боли в обожженной конечности - снаряд оказался столь мощным, что напрочь оторвал один из когтей, оставив на его месте дымящийся обрубок.
   Удивленно оглянувшись, Мика увидел позади себя Емоя, нацелившего на чудище самострел. Даже по самым скромным оценкам, устройство выглядело мощным - стальная дуга, на вид толстая и неподатливая, неким чудесным образом была стянута тонкой тетивой. Эта дуга переходила в надежную деревянную рукоять с желобом для болта, чуть изогнутую так, чтобы самострелом было сподручнее стрелять от плеча.
   Наблюдая за своим напарником, Мика улыбнулся. - Смотрю, кое-что ты все же сумел найти.
   Емой ухмыльнулся - самострел в его руках был не просто кое-чем. Гораздо мощнее лука, охотник был готов поспорить, что болт, пущенный из такого оружия был способен прошить духа насквозь! Но настроение Емоя быстро из восторженного вновь стало хмурым. Жаль, что на складе такая машина была только одна, да и болтов, исписанных знаками - всего несколько десятков. Было бы их больше... От мыслей его оторвал враг, который, все же отрастив новый коготь, вновь направил лапу на них.
   Не теряя времени зря, Емой, согнувшись и уперев самострел в деревянный пол, подцепил тетиву крюком у пояса и, разгибаясь, стал быстро натягивать ее. Правда, чудище выстрелило еще быстрее, и единственное, что спасло его - это щит прикрывшего его Йола, на который тот и принял опасное копье.
   Несмотря на то, что страж плохо знал Емоя, да и не был таким уж храбрецом, но позволить охотнику погибнуть прямо перед его глазами все же не мог. Тело Йола само двинулось наперерез, рука сама подняла щит, принимая на него удар копья. В следующий миг сила удара уже отбросила стража назад - прямо под ноги другим стражам, но Емоя прикрыть Йол сумел и позволил тому и дальше беспрепятственно натягивать тетиву самострела.
   Тем временем Мика стал посылать в чудище одну стрелу за другой, вынуждая его то и дело махать лапами, чтобы отбиться от назойливых укусов тепла. Нужно было выиграть совсем немного времени, не дать твари вновь выстрелить. И он понял, что справился, когда краем глаза заметил, как Емой подносит самострел к плечу и нажимает на спусковой рычаг. Белый снаряд рванул вперед, с легкостью минуя когти твари, все еще связанные стрелами Мики, и буквально вгрызаясь в грудь чудища, уходя глубоко в тело врага. Туда, где за толщей дерева было скрыто сердце духа. Тварь последний раз удивленно затрещала, будто не понимая, что случилось, и, упав на землю, замерла, стремительно прогнивая изнутри.
   Значит, - наконец сумев выдохнуть, запоздало подумал Мика, сердцевина у них все же груди...
   Стражи, до того пораженно смотревшие на чудище, стали радостно переглядываться.
   - Она мертва? - робко спросил Бартоломей, на безопасном расстоянии переглядываясь с другими стражами.
   - Да... - слабо ответил Йол, тяжело поднимаясь на ноги и направляясь ближе ко входу, все еще немного прихрамывая.
   - Кажется...
   - Она мертва! - кто-то радостно воскликнул. И остальные стражи тут же подхватили радостный рев.
   Но он продолжался недолго - внутрь, выламывая из петель остатки двери, вломились сразу две древесные твари. Одноглазые и быстрые - такие же, как и та, с которой Мика сражался в первый раз. Они, не став даже осматривать помещение, молниеносно бросились вперед - к не ожидавшим такой скорости стражам.
   С трудом успев перегородить проход щитами, четверо самых расторопных стражей сдержали бросок духов, а через мгновение в противников уже вонзились их клинки. Будто ужаленные, твари затрещали и отпрыгнули. Из чернеющих зарубок на их теле не шла кровь - из ран валил пар.
   - Так держать! - раздался радостный крик, который был подхвачен подбадривающими возгласами от стоящих позади стражей. А одноглазые чудища, получив отпор, стали настороженно окружать ощетинившихся сталью людей. Но и этого у них сделать не удавалось - коридор, в котором стражи держали оборону, был достаточно узок для того, чтобы полностью перегородить его.
   Люди воспряли духом. Казалось, что враг, встретив сопротивление, оказался беспомощным перед слаженными действиями отряда. Даже те, кто до этого держался в стороне, теперь добровольно становились вперед, занимая места своих уставших товарищей. Внезапно пришло понимание того, что выжить можно будет, только если действовать сообща. А выжить хотелось всем - и тем, кто изначально держал щиты, падая на пол от ударов тварей, и тем, кто держался позади. Мика с некоторым удивлением даже заметил Паррига, впервые за время боя несмело шагнувшего на передовую. Но вскоре времени глазеть по сторонам больше не было - через выломанную дверь уже пробирались новые духи.
   - Бейте их в грудь! - крикнул Мика, оглядывая прибывших противников. Три... шесть, семь! - мысленно считал их он. А за спинами одноглазых тварей, их более большие товарки уже нацеливали на стражей когти. Мика почувствовал, как от страха руки наливаются свинцом. Их было гораздо больше, слишком много...
   - К черту, - тут же прошипел он, сквозь силу заставляя свои руки слушаться. Они победили одного, смогут одолеть и десяток. Стрела тут же полетела в ближайшую когтистую тварь. Но в этот раз она не смогла даже долететь до цели - одна из одноглазых тварей молниеносным выпадом лапы выцепила ее из воздуха. Хрустнуло дерево, и сломанные обломки стрелы по инерции покатились по полу. Правда, скользнувший вслед за ней болт самострела с легкостью нашел свою цель, насквозь пробивая грудь чудища, и вот уже вторая тварь упала на землю грудой гниющих останков. Люди вновь возликовали.
   А потом начался хаос. Одноглазы рванули вперед - на сомкнувших щиты стражей. И щиты приняли удар на себя, с трудом удержав напор. Стоящие подле щитоносцев бойцы замахнулись на духов мечами, целясь им в грудь, но их удар так и не настиг цель. В этот миг по строю ударили копья когтистых тварей. Они били по всем - и по одноглазам, и по стражам, не жалея ни своих, ни чужих. Но копья оказались одноглазам не страшны - попадая в тварей, они чуть толкали их вперед и, будто жидкие, полностью растворялись в древесных телах чудищ, не причиняя им никакого урона. Зато когда такое копье попадало по щиту, то стражей от силы удара откидывало назад. Щит смещался, страж, пошатываясь, оступался, с трудом удерживаясь на ногах.
   Но и этого не хватило, чтобы сломить оборону - даже когда одно из копий, скользнув по щиту, попало Йолу в шлем, оглушая его и отбрасывая назад, товарищи тут же подхватили его, а в строй вместо оглушенного стража уже стал другой человек - люди держались крепко. И это несло свои плоды - вот меч стража метким ударом прямо в грудь сразил одноглаза, вот самострельный болт Емоя нашел еще одну цель, а вот и стрела Мики отыскала еще одну жертву. Конечно, чаще их удары не были смертельными, и тогда каждый в строю с раздражением наблюдал за тем, как порезы на чудищах с шипением затягиваются, а отрубленные конечности - отрастают. Окончательно поразить врага мог только удар в сердце.
   Одноглазы продолжали лезть на щиты, не страшась смерти. Один за другим они падали на пол грудами гнили, но и для людей это не проходило бесследно - с каждым их броском строй, пошатываясь, отступал все дальше и дальше по коридору. Руки стражей все больше уставали, держать щиты под напором тварей становилось все тяжелее. Но они старались держаться и не отступать - коридор был не бесконечным, а там, в куда более просторном зале за их спиной, твари с легкостью окружат их. Поэтому все понимали - они живы до тех пор, пока удерживают узкий проход. А там глядишь, медленно, но уверенно выбивая одного врага за другим, они и одержат победу...
   Их подвела самонадеянность. На мгновение, привыкнув к тому, что твари с глупым постоянством бросаются на их щиты, они потеряли бдительность. И когда один из одноглазов, вместо того, чтобы вновь броситься на щиты, прыгнул на стену коридора и, неожиданно цепко ухватившись за деревянную стену, одним рывком преодолел строй и оказался в тылу людей, стражи на мгновение замерли. Этого мига чудищу оказалось достаточно - его игольчатые зубы тут же сомкнулись на шее ближайшего стража, разрывая мягкое мясо и одним движением челюстей ломая бедолаге хребет.
   Мика тут же выпустил в одноглаза стрелу, метким выстрелом убивая замершее с жертвой в зубах чудище. Но было уже поздно - к ним в тыл по стене проползла еще одна тварь, а за ней и еще одна. Они тут же бросились на спины ближайших стражей.
   - Круговой строй! - закричал Парриг, и, хоть в его голосе и слышались панические нотки, но, тем не менее, он впервые за бой отдавал четкий приказ, как и подобает десятнику. - Круговой строй, быстро!
   И стражи, сбросив оцепенение, послушались его, с трудом успев сомкнуть щиты прямо перед носом у проскочивших в тыл тварей. А Мика с удивлением обнаружил себя со всех сторон окруженным плотным кольцом стражей - строй сомкнулся вокруг него с Емоем. Вновь клацнули челюсти чудищ, но теперь вместо податливой плоти их ждали лишь дерево, оббитое железом. Через мгновение одну тварь убила стрела Мики, а вторую - самострельный болт Емоя.
   Несмотря на то, что строй они смогли удержать, он был настолько тонким, что следующий бросок тварей его чуть не прорвал - один из стражей покачнулся от броска одноглаза, но на смену ему прийти было уже некому. Все шестеро стражей уже и так оборонялись щитами от атак врагов. Стало ясно, что вшестером строй на две стороны было не удержать.
   Парриг нашел решение удивительно быстро. Похоже, когда дело касалось его собственного выживания, десятник мог соображать, как никто другой. - Отставить круговой строй! - прокричал он. - Все лицом к выходу!
   - Но... - было начал Бартоломей, но Парриг быстро перебил его.
   - Отставить, я сказал! - заорал он. - Стрелки, бейте только тех тварей, что лезут по стенам! Остальных мы сами сдержим.
   Задумка Паррига была простой - раз они не могли держать круговой строй из-за того, что не хватало людей, то не стоило и пытаться. Был и другой выход - можно было, понадеявшись на меткость Мики и Емоя, просто не пускать чудищ к ним в тыл.
   Но проверить, удастся ли этот план, у них так и не вышло - ход битвы вновь изменился. Мика с Емоем уже отступили назад, чтобы начать отстреливать врагов, когда позади них раздался странный треск. Обернувшись, Мика пораженно уставился на одноглаза, который, спускаясь с лестницы на другой стороне просторного зала, крадучись подбирался к ним со спины.
   Откуда он там взялся? Мимо их строя никто не пробирался! Разве что... Ответ напрашивался только один - одноглаз спустился сверху, с крыши. А это значило, что он мог быть далеко не один. И, будто бы повинуясь его мыслям, по лестнице вслед за первым, стали спускаться еще несколько чудищ.
   Стараясь не думать о том, какая судьба постигла мастера Эшома вместе с шестеркой стражей, последовавшей за ним, Мика стал отправлять в одноглазов у лестницы одну стрелу за другой. Но, сколько бы он не стрелял, в голове настойчиво билась мысль - они были в ловушке. Если их строй зажмут с двух сторон, то раньше или позже, но он не выдержит.
   Решение, как бы это ни удивляло, нашел Бартоломей. Он был во втором ряду строя, когда, оглянувшись и увидев чудищ, подкрадывающихся к ним сзади, понял, что нужно что-то делать.
   Тут же в его руках оказалась одна из склянок, доселе висевшая на наплечном ремне. Мгновение помедлив, он еще раз оглянулся назад - одноглазы подбирались все ближе. Выстрелы Мики и Емоя сумели сразить двух чудищ, но одно из них сумело избежать смерти, и теперь было уже совсем рядом с ними. Нужно было действовать. И, одновременно с броском одноглаза, он решился.
   Сделав короткий шал вперед, Барти заслонил щитом Емоя и принял удар твари на себя. Чуть покачнувшись, он с удовольствием наблюдал за тем, как мимо пронеслась стрела и вонзилась чудищу прямо в грудь. Ногой оттолкнув в сторону гниющий труп, он размахнулся и бросил склянку вперед - прямо на лестницу и на ползущих по ней врагов. Это был сосуд с настойкой эруни, особой, легко воспламеняющейся жидкостью, в народе прозванной огонь-водой. Мгновение, и по комнате разнесся звук бьющегося стекла. А следом за ним вспыхнул огонь, пожирая нескольких одноглазов в большой и яркой вспышке.
   Духи, ослепленные огнем и болью, зашипели, заметались, пытаясь избавиться от огня, но все было без толку - они сгорали заживо. В итоге, растеряв в огне остатки разума, твари в отчаянном прыжке бросились вперед, но добраться до людей не смогли и замерли горящими грудами посреди просторного зала.
   Именно сейчас другие стражи, до того занятые попытками удержать строй, повернулись назад и увидели бушующее на лестнице пламя.
   - Бартоломей! - раздраженно начал Парриг. - Ты что творишь? Сжечь нас хочешь... - но он замолчал, когда увидел, как в огне мелькнул силуэт одноглаза. - Черт подери...
   Похоже, их окружили, и только огонь, бушующий на лестнице, не давал тварям зажать их в клещи.
   Стражи, сперва удивленные неожиданно вспыхнувшим огнем, вновь воспряли духом. - Да! - закричал Йол, и другие ответили ему довольными улыбками. - Мы сможем победить их! Твари боятся огня!
   Тут же кому-то в голову пришла еще одна отличная мысль, и стеклянная склянка с настойкой эруни полетела уже вперед - в тварей, наступавших на строй. Стражи зажмурились, ослепленные вспышкой пламени, и отступили прочь от огня, впервые за время боя покидая узкий коридор и оказываясь в просторном зале. Но это стражей не огорчило - протяжный треск заживо сгорающих врагов превосходно улучшал настроение, и по рядам стражей пронесся победный крик.
   Но далеко не все разделили общую радость.
   - Что вы делаете? - со страхом в голосе начал Парриг, грубо толкая первого попавшегося стража, - оглянитесь вокруг себя! Тут все, кроме внешних стен, деревянное! Полы, стены - все! Если продолжим поджигать все вокруг, то сгорим заживо вместе с этой чертовой башней!
   И действительно, настойка эруни оказалась настолько горючей, что порожденный ею огонь, сожрав духов, перекинулся на пол, и теперь медленно разрастался в стороны, неизбежно приближаясь к самим стражам. Пришлось отступить еще глубже в зал.
   Смотреть на плескающийся рядом огонь им долго не дали - если у лестницы, на которой теперь бушевало пожарище, все было тихо, то из-за огненной завесы перед ними сквозь огонь полетели копья. А следом за ними из огня, презирая жар и боль, на них прыгнули одноглазы.
   Оказавшись между огнем и духами, стражам пришлось разорвать строй, и, разбившись по двое-трое, встать спиной к спине и отбиваться от тварей сталью. Духи были везде - будто обезумев от жара, они мелькали из огня в огонь. Многие сгорали, так и не достигнув людей, но те, кто выживали, бросались на щиты с особым остервенением, стремясь перед смертью забрать с собой хоть одного защитника. И у многих это удавалось - с каждым мгновением все больше стражей оказывалось на полу.
   Мысли Мики растерянно прыгали с одного на другое, не позволяя сосредоточится. Вспышки пламени и духи, то и дело мелькающие на краю зрения, не давали понять, как еще недавно успешное сражение так быстро смогло обернуться полным провалом. Из мыслей Мику вырвали две твари, выскочившие из огня прямо рядом с ним. На мгновение все противники - и Мика, и духи, замерли, растерянно глядя друг на друга. Затишье не могло продолжаться вечно, и Мика решил нарушить его первым. Натянутая тетива, выстрел, и ближайшее чудище отшатнулось назад - стрела буквально разорвала его деревянную морду. Мика было понадеялся, что это выведет ее из строя, но прямо на глазах у парня тварь задергалась, пытаясь встать на лапы, а ее морда стала восстанавливаться, вновь обрастая деревом. Оставалось только чертыхнуться - тварей действительно пробирало только пронзенное сердце.
   Мика хотел было выпустить в нее еще одну стрелу, на этот раз в грудь, но не успел - второй одноглаз уже прыгнул в его сторону. Оставалось только убегать прочь, пытаясь удержать чудище на расстоянии. Мика было впустил в него стрелу, но та была с легкостью отбита. После чего он со всех ног побежал прочь от духа, ловко прыгая через разломанные кровати и покрытые пылью скамейки, в самый конец комнаты, пытаясь разорвать расстояние, успеть достать стрелу, успеть выстрелить... Сердце вновь бешено застучало, а обострившийся слух посреди звуков боя отчетливо улавливал топот лап одноглаза прямо за его спиной. Тварь все приближалась. Быстрая и ловкая, она буквально дышала ему в затылок. Четыре шага. Тварь, оттолкнувшись от очередной перевернутой кровати, оказавшейся у них на пути, прыгнула вперед. Три шага. Еще прыжок.
   Понимая, что она сейчас вгрызется в его спину, Мика отчаянно обернулся, резко останавливаясь и наводя стрелу на чудище. Тварь оказалась прямо перед ним, их разделяли всего пару шагов. В ее глазах промелькнуло удивление, но уже было поздно - она не успевала увернуться. Получай! Мика отпустил стрелу, и через мгновение, они столкнулись в воздухе - стрела в полете и тварь посреди прыжка. Стрела насквозь пробила грудь одноглаза, взрывом тепла и пара сминая промерзшее дерево.
   Да, черт возьми! - но он не успел улыбнуться - тварь, мертвая, чернеющая груда дерева, по инерции врезалась в него. И они вдвоем покатились по полу до тех пор, пока Мику больно не приложило спиной об очередную кровать. Последовала вспышка боли, и тут же в его ноздри ударил запах гнили - труп чудища, придавивший его к полу, прогнивал чернью прямо на нем.
   Скривившись, Мика поспешил оттолкнуть гниющий труп в сторону, и тут же сплюнул. Эта черная гниль выглядела совершенно отвратительно... В следующее мгновение со всплеском адреналина он, выбросив все лишние мысли из головы, уже вскакивал на ноги и отпрыгивал в сторону. Туда, где он только что лежал, тут же приземлился еще один одноглаз. Мика, с трудом избежав смерти, ошарашено уставился на нее и понял, что тварь выглядела знакомой. Черт возьми, он совершенно забыл про нее! Голова чудища, некогда разорванная в клочья стрелой Мики, вновь отросла. Злобно сверкнув на него своим единственным глазом, одноглаз открыл пасть и затрещал.
   Мика оскалился ему в ответ. Стрела уже была в его руке, нацеленная в грудь твари. И, когда он увидел, как лапы твари напрягаются, готовые оправить ее в прыжок, он отпустил тетиву. Пошла ты! Но зверь небрежным движением лапы легко отбил стрелу в сторону. Черт возьми! - сжав зубы от злости и бессилия, Мика вновь бросился прочь - теперь уже назад к основной схватке. Ему вновь нужно было время, совсем немного времени, чтобы вытащить новую стрелу и прицелиться. Но тварь уже была совсем рядом, слишком близко! Он не успевал убежать, не успевал вытащить стрелу из колчана - не успевал сделать ничего, что могло бы спасти его жизнь.
   Черт, - успел подумать он, обреченно наблюдая за тем, как хрустят деревянные мышцы твари, поворачивая ее тело в строну Мики, как она готовится к прыжку вперед, прямо на него. А Мика мог лишь бессильно наблюдать, за оставшееся время не успевая сделать ровным счетом ничего...
   Нет, - подумал он, судорожно цепляясь за эту мысль. Еще можно кое-что сделать... Подталкиваемый отчаянием, он вспомнил предыдущую схватку, то, как он сумел выжить тогда, во время самого первого столкновения с духом. Тут же ладонь Мики разжалась, и лук выскользнул из нее, отправляясь в короткое падение на пол. Но он не стал ждать, пока тот упадет, тут же разворачиваясь к твари и выставляя ей навстречу открытые ладони. Теплые потоки силы в его теле пришли в движение, направляя тепло в руки, все, сколько он успел схватить за то время, что оставалось до их столкновения. И Мика ясно представил, как его сила становится тараном, отталкивающим и сминающим врага. Отбрось ее!
   Тепло было непослушным - без знаков и плетений оно не хотела толкать, не хотело покидать его тело, но он должен был заставить его. Ну, давай же! Иначе он умрет. Сжав зубы, он отчаянно толкнул все собранное тепло вперед. Давай же! И, в итоге, оно нехотя подчинилось.
   И вот уже древесная тварь, вместо того, чтобы оттолкнуться от пола и в прыжке набросится на него, бессильно скользила по полу назад, придавленная к нему невидимой силой. Она растерянно и беспомощно скрежетала по полу когтями до тех пор, пока не уперлась в очередную полуразрушенную кровать. Мерзлый иней на ее теле шипел и испарялся, а она лишь бессильно трещала и скалилась.
   Да! Мика облегченно выдохнул, продолжая направлять поток силы на тварь. Он ощущал, что удерживать плетение становится все тяжелее, как он слабеет с каждым мгновением. Еще немного! Он стал наклоняться, чтобы поднять лук и добить тварь. Но тут по его телу будто бы пробежали мурашки, он затылком ощутил некую неясную опасность. Мика бросил мимолетный взгляд вправо и замер, предельно ясно разглядев летящее прямо в него копье. Мгновение, всего мгновение, и его тело само начало отклоняться назад, делая все, лишь бы избежать смерти. Будто замедлив время, он пораженно наблюдал, как копье, разминувшись с его лицом на волосок, проносится на волосок от него. Черт возьми... - облегченно выдохнул он... и покатился по полу от удара еще одного копья, зацепившего его по касательной.
   Мика оказался на полу, лежа на спине с ноющими ребрами. Лука в руке уже не было. Мир перед глазами немного плыл, и он с трудом привстал, то и дело покачиваясь. Не до конца понимая, что произошло, Мика поднял голову и встретился взглядом с одноглазом. Тем самым, с которым он только что сражался. Их разделяли всего несколько шагов.
   Чудище, все еще обескураженное после его тепловой атаки, сперва медленно, но с каждым мигом все увереннее поднималось на лапы, а затем на всех четверых заковыляло в его сторону. И вот оно было уже совсем близко. Его пасть, полная острых как иголки зубов, распахнулась в оскале.
   Мика из последних сил оттолкнулся от пола, отползая назад, хоть не на много, но прочь от чудища. Мысли в голове ползли медленно, а уставший разум отказывался продолжать сопротивление. Тварь уже покрыла разделявшее их расстояние, и ее пасть была готова сомкнуться сперва на его руках, выставленных вперед в попытке защититься, а потом и шее. Чтобы убить его. Беззащитного. Слабого.
   Но именно в этот миг, когда Мике казалось, что все уже кончено, мир вновь окунулся в хаос. Деревянный потолок над их головами рухнул на них ворохом щепок, досок переломанных балок. Когда одна из таких балок упала в шаге от Мики, чуть не зацепив его, он не сразу осознал свою удачу - пусть балка и разминулась с ним, но одноглазу повезло гораздо меньше, и теперь тот был придавлен к полу огромным куском дерева. Наблюдая за слабым трепыханием чудища, пусть и обездвиженного, но все еще живого, Мика не знал, смеяться или плакать.
   Пораженно оглядевшись, Мика с трудом сумел различить среди пыли и дыма высокую и могучую фигуру, медленно поднимающуюся с колен в груде щепок, некогда бывших потолком. Но Мика не смог долго изучать силуэт гиганта - одноглаз, уже вылезал из-под балки, ненадолго оглушившей его, и вновь ковылял к парню. Мика пораженно покачал головой - казалось, что чертову тварь ничто не могло пронять.
   Но и эта мысль тут же была опровергнута - откуда-то сбоку прилетел странный снаряд и, как пушинку, с хрустом напрочь снес тварь. Удивленно хлопая ртом, Мика сумел опознать в снаряде продолговатый каменный осколок длинною в четверть шага. Парень ошарашено посмотрел туда, откуда тот прилетел - там, посреди зала, вытянув руку в сторону Мики, стоял тот самый гигант. Но теперь, когда пыль немного рассеялась, Мика с удивлением узнал в грозной фигуре мастера Эшома.
   Внешний вид щуплого старика совершенно преобразился. Его тело было полностью покрыто камнем, с легкостью увеличивая его размеры в три - четыре раза. Камень пусть грубо, но повторял очертания обычных доспехов, одетых на любом страже - были отчетливо видны нагрудник с наплечниками, а на ногах явно выделялись поножи. Но еще больше удивляло другое. Все его тело, за исключением лица, было полностью заковано в грузный доспех - не было ни одной подвижной части, способной позволить ему двигаться. Он напоминал навеки застывшую статую, бессильную пошевелить и пальцем. По крайней мере, так казалось до тех пор, пока мастер с легкостью не переместил руку в сторону, наводя ее на другого одноглаза. Камень не был застывшим - он послушно плыл и изменялся в нужных местах, позволяя мастеру Эшому с легкостью двигаться.
   Тем временем одноглаз уже подмял под себя очередную жертву, в которой Мика не без труда узнал Барти - всего помятого, в истерзанном, порванном кафтане, но все еще отчаянно сражающегося за свою жизнь с придавившим его к полу врагом. Через мгновение осколок камня уже напрочь снес чудище, а Барти ошарашено, не веря в то, что выжил, смотрел на своего спасителя. Но взгляд мастера Эшома не стоял на месте - он уже отыскал новую жертву.
   Теперь уже обе руки мастера были направлены в сторону сражающихся, и он то и дело накапливал в них снаряды, стягивая излишки камня со всего массивного доспеха. Будто бы жидкие, сгустки камня с легкостью изменялись и заострялись, превращаясь в каменные осколки. И эти осколки, будто стрелы, выпущенные из лука, летели в духов, поражая древесных тварей одну за другой. Мике почему-то все это очень напомнило когтистых тварей с их копьями, за тем лишь исключением, что мастер Эшом вместо дерева использовал камень.
   Многие твари, будто осознав ту опасность, которую нес новоприбывший мастер, оставили в покое стражей и тут же в едином порыве кинулись в его сторону, но ни одна из них не смогла добраться до своей цели. Мастер Эшом не знал промаха - он стрелял по ним каменными глыбами, при попадании отрывая у тварей лапы, с хрустом пробивая насквозь их грудные клетки и уничтожая их сердца.
   Он методично продвигался по залу, оставляя за собой лишь гниющие чернью тела врагов. Стражи, до того сцепившиеся с противником в схватке не на жизнь, а на смерть, зажатые между врагом и все разрастающимся огнем, облегченно вздыхали и отходили назад - за спину мастера. И так продолжалось до тех пор, пока все одноглазы не пали жертвами осколков - зал быстро опустел.
   Тогда взгляд мастера Эшома устремился на огненную стену, из-за которой в зал то и дело влетали деревянные копья. Мика почувствовал, как от старика к огню устремилась невидимая волна тепла, а через мгновение пожарище перед ним уже послушно опало, бессильно стелясь вдоль обугленного пола, пока и вовсе окончательно не утихло. И тогда старик шагнул к последним противникам - застывшим у входа когтистым тварям.
   Горбатые чудища, оставшись одни, все как одна стали поливать деревянными копьями закованную в камень фигуру старика. Копья забарабанили по доспеху, оставляя на нем длинные борозды и удерживая мастера на месте.
   Мика с удивлением наблюдал за тем, как, в ответ на деревянный град, броня старика стала преображаться - камень перетек со спины на левую руку мастера, образовывая на ней широкий и круглый щит. И, когда к нему приблизилось особо плотное скопление копий, без труда бы повалившее любого стража, мастер резким ударом плоскостью щита смел их в сторону. Одна из тварей уже вновь была готова выстрелить, но сейчас, всего на мгновение, путь между ним и противником был чист. Чего мастер и добивался.
   Сила внутри старика пришла в движение, и мастер Эшом, сам уподобившись снаряду, исполинским прыжком мгновенно сблизился с врагами. Камень на его правой руке потек, преображаясь в острое лезвие. Вооруженный каменным щитом и мечом, старик вступил в бой. И тут же разрубил пополам голову ближайшей твари. Еще мгновение, и лезвие прошло и сквозь ее грудную клетку. Вторая тварь пала также быстро - удар, другой, и ее грудь была размолота в щепки. Третья тварь успела навести на него свои когти... но тут же была разрублена на части каменным лезвием.
   Все выжившие пораженно замерли, наблюдая за тем, как мастер Эшом за мгновения уничтожил врага, который только что чуть было не разорвал их на части. В то, что они видели перед своими глазами, не верилось. Эти копья, от ударов которых старик лишь слегка покачивался, с легкостью сносили с ног взрослого мужчину, а скорость одноглазов, которых мастер так просто расстрелял этими каменными осколками еще в начале боя, была столь высока, что не то, что мечом - в них и стрелой попасть было сложно!
   Пораженно наблюдая за тем, как старик отточенным движением пронзает меч сквозь грудь очередного чудища, стражи даже забыли, что схватка все еще продолжалась. Из-за чего они далеко не сразу поняли, что же происходит. Последняя горбатая тварь, встав на все четыре лапы, неожиданно проворно бросилась прочь от мастера - в сторону стражей. Старик попытался достать ее мечом, но она ушла от удара, буквально на волосок разминувшись с лезвием.
   Миг промедления со стороны замерших совсем рядом стражей, и когти твари, пробив уже порванный кафтан, и доспех под ним, пригвоздили к полу тело Мыса - одного из раненных в начале боя стражей. Мгновение, и освещенное лишь стремительно разрастающимся пламенем за их спинами, чудище припало к умирающему стражу. Со скрежетом на деревянной морде образовалась зубастая пасть, и она вонзила тонкие как иглы зубы в шею своей жертвы, разрывая мягкие ткани и окрашивая все вокруг в красный цвет.
   Пролившаяся кровь сумела наконец вывести уставших стражей из ступора, и, обступив тварь со всех сторон, на нее со свистом опустились мечи. С шипением и треском, неистово и яростно вгрызаясь во врага своими мечами, стражи порубили последнего противника на щепки. Но было уже слишком поздно.
   - Отойдите от него! - предупреждающе закричал старик, в очередном рывке, казалось бы, невозможном для столь массивного доспеха, подлетая к ним.
   Но он опоздал - все случилось слишком быстро. Йол сумел даже удивленно поднять голову на приближающегося старика. Врагов же больше не было. Чего было бояться? - Что... - он не успел договорить. Удар огромной силы, как куклу, отшвырнул стража в ближайшую стену. Еще один удар уже почти настиг Паррига, застывшего рядом, но подоспевший старик сумел грубо отбросить его в сторону, принимая предназначенный зазевавшемуся десятнику удар на щит. От силы удара камень хрустнул, а старик, сжав зубы и с трудом сдерживая врага, присел на одно колено. Стражи, наконец, осознав, откуда исходит опасность, бросились в разные стороны.
   Теперь Мика смог разглядеть того, кто наносил эти удары. Там, где среди гниющих останков порубленной твари должно было лежать тело погибшего стража, оно больше не лежало. Вместо этого погибший страж, как готовый броситься на добычу хищник, припадал к земле, опираясь на все четыре конечности. Глаза мертвого Мыса с неимоверной ненавистью и жаждой смотрели на мастера Эшома, легко отмечая каждое движение старика.
   Дух обманул их. Видимо, вовремя заметив на полу еле живого, но еще с самого начала боя отравленного духовной заразой Мыса, чудище посчитало его душу достаточно легкой жертвой. Не теряя времени зря, тварь захватила его тело за мгновения до того, как предыдущее тело духа было разрублено на щепки. И теперь напротив мастера Эшома, припадая к полу, застыл куда более грозный противник - это было умертвие.
   Тварь зашипела, обнажив пока еще человеческие зубы. Вскоре они отрастут и заострятся, став намного более грозным оружием. И изменятся не только зубы - руки и ноги станут длиннее и проворнее, а мышцы - больше. Лицо заостриться до такой степени, что перестанет быть похожим на человеческое. Но этого всего пока еще не произошло, и перед ними, стелясь вдоль пола, застыл хорошо знакомый все стражам Мыс.
   - Боги... - пораженно прошептал Парриг, поднимаясь с пола и не спуская глаз с нового врага. - Что же это такое...
   Но ответить никто не успел - события вновь понеслись вскачь. Рука умертвия изогнулась под невероятным углом, после чего, разрывая собственные сухожилия и ломая кости, тварь нанесла чудовищный по силе удар, с легкостью расколовший щит мастера Эшома. Рука твари, на мгновение повисшая бесполезной плетью, на глазах всех собравшихся стала выпрямляться и исцеляться, подпитываемая холодной силой духа.
   Старый мастер не стал медлить. Трещина, расколовшая его щит на две части, затянулась, и он шагнул навстречу врагу. Удар щита отбросил ощерившуюся, но все еще ослабленную после недавнего захвата тела тварь прочь, а последовавший выпад каменным лезвием не разрубил ее надвое лишь потому, что умертвие с трудом извернулось, отпрыгивая прочь - еще ближе к лестнице и огню, уже полностью поглотившему ее.
   В итоге чудище оказалось зажато между мастером, каменной глыбой застывшим впереди нее, и огнем, все стремительнее пожиравшим старую башню. Оглядевшись вокруг загнанным взглядом голодных глаз и не найдя другого выхода, тварь вновь бросилась на мастера, обрушив на него череду нечеловеческой силы ударов. Камень трещал, крошась и разрушаясь, с каждым ударом мастер Эшом был вынужден отступать все дальше. И он так и поступал - шаг за шагом старик отступал все глубже в зал, но делал это не просто так - с каждым новым ударом убывала и сила твари. Она сама, нанося столь сильные удары еще не перестроившимся телом, ломала свои кости, сама рвала сухожилия в надежде, что успеет их восстановить. Старик не дал ей этого времени.
   Вместо того, чтобы смирно принять очередной удар на щит, он в самое последнее мгновение двинул щит навстречу твари, нанося удар его плоскостью до того, как тварь успела замахнуться, и отбрасывая оглушенную тварь назад - еще ближе к огню. За ударом последовал стремительный рывок вперед, и, сблизившись с ошеломленным противником, старик нанес могучий рубящий удар каменным лезвием.
   С нечеловеческой ловкостью тварь извернулась, и спасая свое сердце, умертвие выбросило навстречу клинку руку. Удар, дробя кости, отсек ее напрочь, но это позволило врагу выиграть несколько так необходимых ему мгновений. Осознав своими жалкими остатками сознания, что гибели можно избежать лишь одним способом, умертвие бросилось прочь от мастера Эшома - прямо в бушующий на лестнице огонь.
   Эшом было шагнул вслед за ним, но когда его лицо обдало жаром, он опомнился и лишь мрачно посмотрел вслед умертвию. На мгновение в помещении повисло молчание - раздавался лишь рев огня, неистово пожирающего башню.
   Бой окончен? После долгой и утомительной битвы, когда каждое новое мгновение несло в себе опасность, просто не верилось в то, что все это могло хоть когда-то подойти к концу. Теперь, когда у Мики была возможность оглянуться, он хмуро отметил, как выжившие стражи, в изорванных в клочья кафтанах, стояли посреди разрухи и треска стремительно расширяющегося огня. Он испытал облегчение, увидев лицо Емоя, все еще сжимающего его самострел. Да что уж там говорить - даже заметив все еще потрясенное лицо Барти, Мика облегченно выдохнул. Тут же попался в глаза Парриг, приводящий в чувство бессознательного, по, похоже, целого Йола. Но ни Свэна, ни Ярека, ни Калли - никого из тех, кто ушел вместе со стариком на второй этаж, видно не было. В итоге прекратив рыскать глазами и нахмурившись, Мика подошел к мастеру Эшому. - Как думаете, умертвие погибло?
   - Нет... - покачав головой, старый мастер грузно развернулся и направился к выходу.
   Мика, все еще немного пошатываясь, осторожно пошел за ним и вслед за мастером выглянул за поломанную дверь, на улицу, где в вечерней темноте, вдали отчетливо виднелась одинокая припадающая к земле фигура. Старик было сделал шаг в ее сторону, но умертвие, а это было именно оно, тут же развернулось и скрылось за деревьями.
   - Мы отпустим его? - спросил Мика, пытаясь в темноте разглядеть хоть что-нибудь. Но тварь уже растворилась в ночи.
   - Да, - глухо пробормотал мастер. За их спинами все громче трещал огонь, постепенно охватывая все большую часть здания. Очнувшиеся стражи под командованием Паррига бегали туда-сюда, вынося наружу раненных и пытаясь спасти от огня как можно больше снаряжения. - Мы не можем сейчас гнаться за умертием по лесу. У нас, - мастер оглянулся на медленно отступавших под натиском огня стражей, - есть и другие дела.
   Мастер Эшом приложил руку к стене, и камень стал медленно перетекать с его тела на стену. Кроха за крохой, доспех на нем убывал, пока, спустя несколько минут, его и вовсе не стало. Перед Микой вновь стоял тощий старик, устало согнувший голову. Эшом отряхнулся от оставшегося на нем каменного крошева и, отвернувшись от двери, медленно пошел к стражам.
   Наблюдая за тем, как старик медленно и устало бредет вперед, в ночной темноте освещенный лишь ярким огнем их сгорающего убежища, казалось, что только что они не одержали победу. Мика хмуро посмотрел себе под ноги - на пол, весь залитый кровью, на тела погибших стражей, пропадающие в огне. И на измученные лица людей, пытающихся спасти из огня хоть что-нибудь. Никому из них не казалось, что они победили. Нет, с трудом пережив страх, бессилие и боль, они в итоге потерпели поражение.
  

*_*

  
   Здание горело. Языки пламени взметнулись так высоко, что приходилось задирать голову вверх, чтобы увидеть насколько. Огонь, охватив всю башню, обдавал Мику жаром даже несмотря на то, что он стоял в двадцати шагах от сгорающего здания. Те, кто выжили, уставшие и избитые, теперь мрачно наблюдали за тем, как огонь пожирает место, где еще недавно пролилась их кровь.
   Мика не смог долго смотреть на бушующий в башне пожар и отвел взгляд в сторону, туда, где на брошенных наспех плащах неподалеку лежали раненные. Два, три... семь человек! Это были далеко не все, кто пострадал в этой битве - лишь те, кого удалось вытащить из огня. В напрочь изорванных кафтанах, с колотыми ранами от копий и рваными следами от укусов, все раненные выглядели измученными и бледными. Многие из них заметно дрожали от холода, явно зараженные духовной проказой. Мика почувствовал, как от одного вида всего этого к его горлу подступает тошнота. Мастер Эшом уже направлял свою силу в плетение, склонившись над одним из раненных, а несколько стражей толпились вокруг него, напряженно наблюдая за волшбой.
   Мика понимал, что, наверное, и ему стоит шагнуть вперед, попытаться помочь, но он не знал, сможет ли. Его силы все еще были невелики, а после попыток остановить того последнего одноглаза, их стало и того меньше. Наверное, он что-то сможет, но будет ли этого достаточно для того, чтобы помочь этим людям? Глядя на них, лежащих на земле, он не мог отвести взгляда от их ран, от крови. Его мутило, хотелось закрыть глаза, ущипнуть себя и надеяться, что, когда он их откроет, уже будет утро. Что ничего этого не случилось, что все это - просто сон.
   Но это не сон. Люди перед его глазами страдали, истекая кровью или медленно теряя свои души под напором духовной заразы. Им было больно, и, сколько бы Мика не закрывал глаза, надеясь, что этот кошмар закончится, он не кончался - эта боль никуда не пропадала. Жаль... - хмуро подумал он. Жаль, что все было далеко не так просто, как того хотелось. Наоборот - все было куда сложнее. Если им не помочь, люди не просто погибнут. Нет, их души проиграют, а дух - победит. И восстанут новые умертвия.
   Из мыслей Мику вырвал голос Емоя.
   - Ты поможешь им? - спросил Емой, подходя к нему. Хватало одного взгляда на его напарника, чтобы понять насколько тот устал - его побледневшее после пережитого лицо вкупе с лихорадочным взглядом, который до сих пор пытался отыскать уже давно не существующую опасность, говорили все за него. Охотник все еще не выпускал из рук самострел, то самое оружие, которому, скорее всего, он был обязан тем, что пережил эту сумасшедшую ночь.
   Мика хмуро отвел взгляд в сторону. Наверное, и он сам выглядел не лучше. Тем временем его взгляд невольно привлек старый мастер. Лицо старика было усталым, а глаза слипались. Он не целитель. Было видно, с каким трудом ему дается каждое плетение исцеления, как много времени оно занимает у него. Но он все же продолжал пытаться помочь людям, несмотря ни на что.
   Тут пальцы Мики сами собой нащупал висящий на его руке браслет, подаренный ему дедом отнюдь не для того, чтобы он стоял в стороне и сомневался в своих силах. Нет, браслет был нужен для того, чтобы помогать людям, чтобы исцелять их. Мика покрепче сжал его в руке, перебирая камни-бусинки, и провел пальцами по вырезанным знакам, как никогда ярко осознавая их предназначение. Я могу помочь...
   Если, когда погибал Угрюм, Мика имел лишь смутное представление о том, что нужно делать, то теперь все было иначе. Да, может быть, его силы и не были столь велики, но теперь он знал, как применить их. Он мог помочь.
   Решившись, Мика подошел к ближайшему раненному и присел на колено рядом с ним. Бегло осмотрев его, Мика обнаружил что и этого стража подвела самонадеянность - на нем не было кафтана. В итоге одно из деревянных копий беспрепятственно попало прямо в сочленение между наплечником и нагрудником, разрывая мясо и дробя кость. Вся рука стража была в крови, но Мику испугало отнюдь не это. Прикоснувшись к его руке, парень тут же ощутил исходящий от нее холод - страж был не только тяжело ранен, но и заражен духом через открытую рану. Оставалось только выругаться - это заметно усложняло задачу. Почему они не носили этих долбанных кафтанов, черт возьми?
   - Эй, парень, - крикнул ему страж, стоящий поблизости. - Ты куда лезешь? - он было попытался схватить Мику за плечо, но внезапно между ними возник Емой.
   - Не мешай ему, - сказал охотник. Видя, что страж открывает рот, чтобы ответить что-то явно нелицеприятное и при этом продолжает тянуться рукой к Мике, Емой схватил его за руку и мрачно посмотрел на него. - Что, еще не намахался кулаками? Поздно ожил...
   После чего Мика перестал слушать их, доверившись Емою. Для уверенности его рука покрепче сжала бусины браслета, и Мика было вновь вспомнил о том, что до этого он такого никогда не делал, что у него может ничего не получиться... Но тут же понял, что все это было неважно. Все это было чепухой, потому что он должен был попробовать. Человек перед ним умирал, и только Мика мог помочь ему. Сил мастера Эшома не хватит на всех раненных. Поэтому у него должно было выйти. Либо у него выйдет, либо они умрут также, как умер Угрюм. Зубы Мики упрямо сжались - он отказывался допустить этого. За прошедшее время он освоил столько нового в искусстве исцеления не для того, чтобы люди вновь умирали из-за его бессилия.
   Мика пытался все делать так, как объяснял ему дед. Его сила теплым податливым ручьем потекла в первое плетение - плетение памяти души. Погрузившись на самую поверхность воспоминаний, плетение совсем незначительно изменило его силу, сделав ее безличностной. Совсем небольшую часть, призванную служить приманкой. После чего этот небольшой кусочек безличностной силы покинул Мику и проник в тело стража.
   И приманка сработала - душа самого раненного, все это время безуспешно сопротивлявшаяся духу, почувствовав свободную силу поблизости, тут же попыталась поглотить ее, чтобы использовать в своей борьбе.
   По-отдельности ни ты, ни больной не смогут победить, - вспомнил Мика слова деда. Но вместе...
   Используя доступный ему контроль, Мика наполнил собственную силу своими чувствами - желанием помочь, спасти и защитить, и стал добавлять ее в поглощаемую душой раненного обезличенную силу. Сперва, почувствовав новое присутствие, душа стража отпрянула, будто напуганное дикое животное. Но также, как голодный зверь, почуявший запах пищи, все же вернулась назад.
   Мика улыбнулся. Теперь он мог мягко направлять усилия души раненного - чужие силы, почувствовав его намеренья, стали охотно подчиняться ему. Единым фронтом они напали на дух, свирепствующий в теле стража, и стали его теснить. Мике показалось, что волна тепла наткнулась на маленький островок холода. Ближайшие к острову горячие потоки силы тут же остыли, и, действуй сила раненного самостоятельно, так бы и продолжалось. Дух умело бы остужал все тепло, посылаемое в его сторону. Но Мика знал, что делал - он тут же использовал свой контроль, концентрируя большие объемы силы в ограниченном пространстве, собирая ее вокруг духа, нагревая силу, что граничила с островком холода, до кипения.
   Сила запела, забурлила, а дух, взвыв от боли, заметался в своей горячей тюрьме. Под напором кипящей силы островок холода начал уменьшаться. Пора, - подумал Мика, и прошептал следующее плетение - плетение разрыва связей. Его сила взметнулась и рывком кинулась к холодному духу.
   Раздался крик, и Мика далеко не сразу понял, что кричит раненный страж. Он замотался из стороны в сторону, его рука мелькнула рядом с Микой, в полоумном бреду чудом не ударив парня по лицу.
   - Я держу его, - тут же Емой, напряженно кивнув Мике, схватил бессознательного стража за руки.
   Тем временем плетение вот вот уже должно было закончить работу. Почти, - приговаривал Мика, ощущая последние отчаянные метания духа в теле стража. Почти. Наконец, его сила смогла ухватиться за дух, всего на мгновение, пока тот еще не остудил все тепло, и ненадолго сжать его, ослабить. Но этого мига ему хватило, и, с натужным треском, которое, скорее всего, было лишь в его воображении, плетение оборвало связь между человеком и духом.
   Дух был насильно изгнан из тела и, извергаясь сквозь рот и ноздри струями дыма, застыл над койкой фиолетовым потерянным облачком.
   Мика на мгновение растерялся, глядя, как странное парящее нечто приобретает очертания лица человека. То, как духи выглядят вне тела, он видел впервые, и он не мог утверждать, что зрелище было пугающим - странный дым скорее настораживал, не более.
   Тем временем рот на дымчатом лице широко открылся, и вокруг разнесся низкий вой.
   - Жарко! - проорал обезличенный голос. - Так жарко!
   Лицо на миг замерло, выпучив призрачные глаза на того, кого заметило первым - Мику. Прошло мгновение, и оно, сорвавшись с места, внезапно бросилось к парню. Но он был готов. Сила, подчиняясь его малейшему усилию, метнулась навстречу врагу, и дух, вот вот уже готовый вцепиться в него, был отброшен назад невидимой преградой. Бестелесный дух был гораздо слабее одного из одноглазов, и Мика с легкостью удерживал его на расстоянии даже без помощи особых плетений.
   Еще мгновение, и Мика перенаправил силу в четвертое и последнее плетение в браслете. Его сила, до того толкавшая дух назад, сжала свою жертву, цепко ухватившись за нее. Плетение взывало к воспоминаниям о далеком прошлом, хранящемся в любой силе. О том, как когда-то она была частью природы, была чистой и дикой. Даже дух, ядовитый и искаженный, помнил о том, как в далеком прошлом он был частью природы. И сила Мики, повинуясь плетению, стала преображать дух, заставлять его вспоминать о том, как ему стать чистой силой.
   В течение нескольких мгновений слабо подвывающий дух становился все меньше, преобразовываясь в чистую силу и разбегаясь по помещению волнами тепла. Пока и вовсе не пропал.
   Усталость, и до того существенная, легла на плечи парня тяжелым грузом. Но дело еще не было завершено - теперь, когда с духовной заразой было покончено, нужно было исцелить физические ранения.
   Следующим на очереди было еще одно плетение памяти. Мика сжал в руках браслет, теперь взывая к памяти силы самого раненного. Уже привычно погружаясь в воспоминания, он с легкостью нашел то время, когда тело стража было здоровым. И, подчиняясь его силе, раны на теле стража начали медленно затягиваться, а крохотные осколки кости, оставшиеся на месте плеча, срастаться вместе.
   Страж с новой силой забился в руках Емоя, и тот с трудом продолжал удерживать его а месте. Мика не был особо удивлен этим - его сила рвала и перекраивала сломанное плечо стража, и это не могло быть безболезненно.
   Тем временем, несмотря на серьезное ранение, вылечить стража оказалось куда проще, чем вылечить того мальчика в поселении. Наверное, это было из-за того, что раны стража были совсем свежими, в то время, как жар Анжу мучил его почти целый день. Как бы то ни было, но спустя несколько минут раны стража окончательно исцелились. Справившись с работой, Мика устало провел рукой по лицу и обнаружил, что оно все вспотело. Мелькнула мысль о том, что можно было бы его протереть какой-то тряпкой, но тут же пропала. Потом, - подумал он, целенаправленно направляясь к следующему раненному. Все потом.
   Второй раненный страж был знаком Мике - это был Грен, тот покладистый парень, который не мог выговорить букву "р", за что Савви так и прозвал его - Эр. Крови на нем видно не было - даже его кафтан не был изорван, что непременно случалось, если страж вступал в схватку с одноглазами. Грен оказался всего лишь оглушен. Мика предположил, что его отбросило от удара одной из тварей еще в начале боя и хорошенько приложило головой, отчего страж и лишился сознания на весь оставшийся бой. Осторожно повернув его голову и внимательно прощупав его затылок, Мика быстро убедился в верности своего предположения - на затылке был внушительных размеров синяк.
   На мгновение закрыв глаза, Мика устало выдохнул и вновь воззвал к памяти души Грена. Синяк на затылке стража без помех рассосался, а взамен ему на Мику со все большей тяжестью навалилась усталость.
   С трудом подняв голову, парень увидел, как мастер Эшом, пытаясь пройти от одного раненного к другому, спотыкается и падает на пол. К нему тут же подбежали стражи и помогли ему подняться, но Мику это уже не волновало - он понял другое. Силы Эшома подошли к концу, а на кроватях еще лежали два раненных, которых только предстояло исцелить. И никто, никто кроме самого Мики помочь им был уже не в силах.
   Тут же появилось дурное предчувствие, но Мика приказал себе не обращать на него внимания - его силы должно было хватить на обоих. Он подошел к следующему раненному. Вглядевшись в его лицо, Мика с удивлением понял, что смотрит на Савви. Всего окровавленного, с животом, проткнутым насквозь одним из копий. Выстрел твари оказался столь мощным, что снаряд, миновав распахнувшийся в ходе боя кафтан, пробил нагрудник и вошел в тело стража, прочно застряв в нем. В итоге Савви мог лежать только на боку, бессознательно ворочаясь из стороны в сторону. С каждым движением его лицо искривлялось от боли, а выпирающее из его тела с двух сторон копье все больше расшатывалось. Кровь вытекала из сквозной раны обильным ручьем, щедро орошая землю и с каждым мгновением все стремительнее приближая смерть стража.
   Глядя на агонию стража, хотелось отвернуться и опустошить желудок, но Мика заставил себя не отводить глаза. Нагнувшись, Мика прикоснулся к его руке - та была словно ледяной. Оставалось только выругаться - Савви был в очень тяжелом состоянии.
   На мгновение Мика перевел взгляд с Савви на последнего раненного, лежащего в отдалении. Может быть, тот страж не был заражен духом? Может быть, лучше было бы начать с него? Несомненно, это было бы намного проще... Но Мика тут же прогнал от себя эту мысль. Он не мог выбирать кому жить, а кому умереть. У него не хватало сил выбирать. Оставалось только надеяться, что сил на то, чтобы помочь обоим раненным, у него хватит. Я справлюсь, - он устало выдохнул, готовясь к предстоящему. Выжить должны были все. Я должен справиться.
   Из части своей силы Мика вновь создал приманку. Сперва сила Савви даже не заметила ее - вместе с усталостью контроль Мики значительно ослаб, отчего его приманка была далеко не так привлекательна, как раньше. Но прошло мгновение, другое, и сила стража все же клюнула. Мика вновь объединил усилия с чужой силой, но управлять ею в этот раз оказалось значительно сложнее - она не хотела подчиняться, то и дело грозя вырваться из-под его контроля. Собственные силы подчинялись Мике все хуже, а вместе с контролем над ними пропадала и возможность управлять силой Савви.
   Чем дольше он посылал волны тепла на холодную силу духа, угнездившуюся в теле стража, тем сложнее становилось поддерживать давление на духа. Но он должен был продолжать - нельзя было давать духу возможность вырваться из тисков. И, через несколько минут равной борьбы, он все же справился, чувствуя, как его плетение оборвало связь между душой и духом, как тело насильно отторгло дух, и тот, извергаясь наружу, фиолетовым облаком завис над телом.
   В этот раз Мика не дал времени духу бросаться куда-либо - он не мог позволить себе потратить даже крохотную частицу силы на отталкивание. Прошло всего мгновение, а его сила уже вцепилась в духа, начиная преобразовывать его силу в силу природы. Дух заверещал, затрепыхался, но в своем ослабленном состоянии он был бессилен навредить кому-либо, и вскоре уже окончательно растворился в воздухе.
   Оставалось сделать самое неприятное.
   - Емой... - Мика мельком посмотрел на своего напарника, но тут же перевел взгляд обратно на Савви. - Держи его крепче...
   - Что ты... - начал было Емой, но в его глазах тут же проскользнуло понимание, а рот пораженно открылся. - Ты собрался вытаскивать копье?
   Мика, не отрывая взгляда от стража, пожал плечами. Не то, чтобы у него был выбор - пока древко не будет извлечено из тела Савви, раны не смогут затянуться. И, как бы ему не хотелось убежать как можно дальше от окровавленного и измученного болью стража, кому-то это нужно было сделать.
   В итоге Мика не придумал ничего лучшего, как еще раз повторить уже сказанные им слова. - Держи его крепче.
   И он приступил. Как только его руки коснулись выступающего из живота стража древка, лицо Савви вновь скривилось от боли. Страж попытался изогнуться дугой, но Емой, вместе с неожиданно пришедшим на помощь Барти, сумели удержать его на месте. И Мика, с трудом сдержавшись от того, чтобы не зажмуриться, вновь потянул древко на себя. Его зубы сжались, наблюдая за тем, как медленно медленно, будто нехотя, древко покидает тело стража. Савви вновь задергался, обагряя свежей кровью все вокруг, а Мика превозмогая тошноту, с удвоенной силой потянул древко на себя, надеясь как можно быстрее покончить с мучениями стража. Пока, в итоге, с противным чавкающим звуком копье не поддалось и не вышло из тела.
   Мика облегченно вздохнул, отворачиваясь прочь и перебирая в пальцах бусины браслета. Смотреть на оголенную рану - отвратительную смесь кишков и крови, не было сил. Краем сознания он услышал, как кого-то рядом с ним стошнило, но попытался как можно быстрее отгородиться от этого звука, из-за которого и его желудок вновь подступил к горлу. Наконец, найдя нужную бусину, Мика воззвал к памяти души измученного стража, и раны на теле Савви стали медленно затягиваться. И вот перед ним лежал не тяжело раненный боец, а мирно спящий и здоровый мужчина. О сквозной ране на животе теперь напоминал только рваный шрам, затянуть который окончательно у Мики уже просто не хватило сил.
   Мика тяжело выдохнул, борясь с дрожью в руках. Оставался еще один раненный, всего один. Он поднялся на ноги и покачнулся, чуть было не упав, но чья-то рука схватила его за плечо, помогая устоять.
   Заторможенно оглянувшись, Мика встретился взглядом с Емоем. - Ты как? - его голос раздался совсем рядом. - Качает тебя, будто ты пьяный...
   Мика устало повел плечом, не удосужившись отвечать. Нужно было идти вперед. Он шагнул к последнему раненному, но вновь покачнулся и чуть было не упал.
   - Эй, - в этот раз рука Емоя ухватила его за плечо гораздо крепче. - Похоже, тебе хватит...
   - Остался последний, Емой, - уперто повторил Мика, и, не слушая возражений охотника, пошел дальше. В этот раз он все же сумел добраться до раненного. И Мика вновь увидел перед собой знакомое лицо - это был Калли, тот ученик, который присматривал за лошадью. Его испещренное веснушками лицо было неестественно бледным, и сейчас, вспотевшее и искривленное болью, казалось куда старше своих шестнадцати лет.
   Внешний осмотр укутанного в немного порванный кафтан юноши ничего не выявил - Калли казался целым и невредимым, в точности как и Грен. Поэтому, устало приседая на землю рядом с ним, Мика отчаянно надеялся на то, чтобы у раненного ученика не было духовной заразы. Он не был уверен в том, что сможет вылечить даже простое ранение, настолько уставшим он был, но и с ранением, и с заразой он не справился бы определенно.
   Но его надежды были тщетны - еще лишь поднося руку к внешне нетронутому телу, он уже почувствовал, как от того веет холодом. Черти, - его зубы бессильно сжались. Калли буквально трясло от холода - дух в его теле угнездился очень прочно. И Мика не знал, сможет ли помочь ему.
   - Мика... - протянул Емой, привлекая к себе внимание замершего Мики и кивком указывая на правую руку ученика, нарочно скрытую кафтаном. Нахмурившись, Мика приподнял ткань рукава, заглядывая внутрь, и тут же немного отшатнулся - три из пяти пальцев на руке Калли отсутствовали, а на их месте торчали грубые обрубки, истекающие кровью. Пальцы были небрежно оторваны челюстями чудища, видимо, сумевшего подловить Калли во время удара мечом. И этого ранении было вполне достаточно, чтобы духовная зараза проникла глубоко в тело парня. Возможно, слишком глубоко для того, чтобы ему можно было помочь...
   Мика нахмурился и закачал головой, отгоняя от себя пасмурные мысли. Я справлюсь, - повторил он, пытаясь убедить себя. Я должен справиться...
   Одним уже привычным преобразованием был создан маленький слепок безличностой силы. Он был настолько мал, насколько возможно - силу нужно было беречь. Меньше силы на его создание Мика затратить в своем состоянии просто не мог. Он направил его в тело парня, ожидая реакции сил раненного. Но ее не было. Чужие силы просто не замечали его приманку, настолько сильно ослаб его контроль. Нужно сделать ее больше. Немного увеличив ее, Мика стал ждать реакции силы стража. И она тут же клюнула. Да! - устало обрадовался Мика, но улыбка ту же пропала с его лица - сила Калли пыталась вырваться из-под его контроля, не желая подчиняться тому, кто был так слаб.
   Нет, - его пальцы сжались в кулаки, пока его сознание балансировало в теплых потоках чужой силы, пытаясь удержать ее, подчинить своей воли. Нет же! Но сила все же вырвалась, а Мике не оставалось ничего иного, как раздраженно сжать зубы. Черт ее подери!
   Бессознательный страж перед ним вновь содрогнулся от холода, а Мика мог лишь беспомощно наблюдать за этим. Если я не помогу ему, он умрет. Он почувствовал, как глубоко внутри него страх сжимает его сердце своей липкой хваткой. Он не смог, он был бессилен.
   - Хватит, Мика... - рука Емоя вновь опустилась на его плечо. Мика хотел было сбросить ее, но, раз взглянув на своего напарника, не смог этого сделать - несмотря на то, что охотник выглядел неуютно - в точности как тогда, когда успокаивал Старшого на проводах Угрюма, в его глазах все же была искренняя обеспокоенность. - Ты сейчас сам свалишься. Остановись.
   - Нет, - Мика упрямо покачал головой. - Если я остановлюсь, он... - слова застряли в его горле. Черт возьми, этому мальчику было всего шестнадцать...
   Вместо того, чтобы говорить, Мика еще сильнее сжал в руках браслет и вновь создал приманку. Перед глазами тут же потемнело, и он чуть было не потерял сознание. Ну же, - перед глазами немного прояснилось, и Мика стал внимательно следить за тем, как последние остатки его силы проникают в тело Калли. Как сила юного ученика, подавляемая все крепнувшим холодом, кидается на свежий поток тепла. И в это мгновение на плечи Мики будто упала гора, вдавливая вниз - такой тяжелой казалась сила мальчика. Он попытался заставить ее двинуться в сторону духа, как делал это до этого. Мика вспомнил то чувство непринужденной легкости, с которым силы раненных подчинялись ему тогда. Но, сколько бы он ни взывал к тому чувству, оно не возвращалось - вместо этого все было в сотни раз хуже. Мика почувствовал себя так, будто его ударили по голове чем-то тяжелым. Мгновение, и он очутился на полу - ноги отказались слушаться его, и мир вокруг него поплыл. А от его приманки в теле стража не осталось и следа.
   Мика отстраненно поднес руку к лицу и с удивлением обнаружил, что по его щекам текут слезы. Я... он попытался подняться, но тело не слушалось его. Я не смогу ему помочь? Будто одурманенное, его сознание отметило, как его поднимают двое людей и несут прочь от раненных. Но ему было все равно. Если я что-то не сделаю, он умрет. Калли умрет...
   Мир перед его глазами померк.
  

*_*

  
   Когда он пришел в себя, его воспоминания казались смутным и размытым пятном. Мика снова был во сне, стоял посреди улицы того самого города, над которым возвышался купол храма. А рядом с ним вновь была Мирабель. Светловолосая девушка как всегда хотела что-то показать ему и настойчиво звала вперед. Вспоминать, что же случилось перед тем, как Мика заснул, не хотелось, поэтому он с радостью позволил девушке увлечь его за собой.
   Они бродили по улицам небольшого города, перекидываясь словом-другим с улыбчивыми и отзывчивыми прохожими. Но они никогда не говорили с ними подолгу - Мирабель вновь увлекала его дальше вперед, спеша показать что-то новое. Все вокруг было покрыто разноцветными тканями, отчего у Мики, привыкшему к каменным стенам и зеленым садам Свирепого, даже рябило в глазах. Синий, красный, зеленый - цвета смешивались перед глазами в причудливую круговерть ярких впечатлений. Кроме ткани, у города была еще одна особенность - тюльпаны. Они тут были везде - росли в клумбах, продавались на прилавках, многие горожане держали в руках букеты с цветами. В итоге вывод напрашивался один - либо город всегда был таким оживленным, либо сегодняшний день был особенным.
   - Сегодня какой-то праздник? - невольно спросил Мика.
   - Да, - Мирабель кивнула, с улыбкой провожая взглядом пару ребятишек, пробежавших мимо них. - День города. Говорят, давным давно именно тут Старший брат создал первых людей. Время прошло, и люди основали тут город. Но днем города считается именно тот день, когда человек первый раз ступил сюда.
   - Почему?
   Она пожала плечами. - Наверное, им хочется верить, что это была судьба. Что это было предначертано свыше - основать тут город.
   Мика кивнул ей, все еще то и дело забывая, что это яркое и красочное место было тем самым заброшенным городом неподалеку от Речного Устья. Эти места казались столь разными - один серый и пустой, а другой до самых краев переполненный жизнью, что это никак не укладывалось у него в голове.
   Тем временем Мирабель продолжала рассказывать. - Но история Аль Мары на этом не завершается. По прошествии столетий, именно в этом городе был построен самый главный храм Старшего брата во всем мире.
   Внимание Мики тут же привлек золотой купол доселе неизвестного ему храма, нависший над городом. - Это купол этого храма?
   - Да, - девушка кивнула ему. - Говорят, что давным давно именно оттуда Старший брат следил за всем, что происходило в мире...
   Чем дольше она рассказывала, тем больше это все настораживало Мику. Кто, по ее словам, об этом говорит? Кто вообще об этом знает? Точно не Мика и не его учителя - о времени до Бедствия было известно очень мало, и парень точно не слышал ничего ни об Аль Маре, ни о городе, в храме которого восседал Старший брат. Тут же возникал закономерный вопрос - откуда это все было известно Мирабель, которая, предположительно, была всего лишь его сновидением?
   В итоге он чуть настороженно посмотрел на нее. - Я впервые слышу об этом...
   Мирабель грустно улыбнулась ему. - Мы знаем о прошлом только из летописей аталантских ученых. А Аль Мара... Позже, когда Наверия отделилась от Аталанта, именно этот город стал ее столицей, - она пожала плечами так, будто это все объясняло. - И с тех пор в Аталанте о ней предпочли забыть.
   Действительно, это объясняло многое, но отнюдь не то, что так хотел узнать Мика - откуда его подруге это все было известно.
   - Мирабель... - уже начал спрашивать он, но его неожиданно перебил пролетевший мимо него черт. Странный летающий кот, немного покружив вокруг них, все же приземлился рядом с их ногами, и, навострив острые ушки, внимательно пригляделся к странным людям.
   Крылатый кот выглядел столь необычно, что Мика не сдержался и медленно протянул руку к нему, и, дав тому настороженно себя обнюхать, осторожно погладил его по мягкой короткой шерсти.
   Мирабель улыбнулась, наблюдая за тем, как Мика играет с приветливым животным. Сейчас, бережно поглаживая все еще настороженное животное, он как никогда напоминал того мальчика, которого она так хорошо знала. Порой, украдкой наблюдая аз его повзрослевшим лицом, ей казалось, что перед ней был незнакомец. Но стоило лишь немного приглядеться, как сейчас, и это впечатление бесследно пропадало - так говорил, так улыбался только ее Мика.
   В итоге она не выдержала, и, присев на корточки рядом с ними, стала вместе с Микой гладить зверя. Мика было вопросительно посмотрел на нее, но в ответ Мирабель просто улыбнулась и показала ему язык. Парню оставалось только пожать плечами.
   А черт, искоса наблюдая за людьми, довольно урчал каждый раз, когда его гладили. Но тут умное животное повернуло голову, уставившись на что-то глубже в переулке рядом с ними. Откуда-то из глубин дома раздался слабый писк, и зверь, отпрянув от людей, тут же скрылся между домов.
   Мика было удивленно посмотрел на Мирабель, гадая, что же случилось, но девушка, кажется, уже знала ответ.
   - Смотри, - Мирабель кивнула в сторону переулка, в котором скрылось животное. Там, выглядывая из-за угла дома, скрывалось несколько маленьких мордашек, большеглазых и любопытных. Зверьки то и дело бросали настороженные взгляды своих больших и черных глаз на прохожих.
   - Похоже, - шепнул Мика, боясь спугнуть животных, - там у них целая семья.
   - Да, похоже, - Мирабель, осторожно шагнув к самому переулку, присела на корточки и положила на землю перед собой сливу.
   - Откуда у тебя слива?
   Мирабель лишь закатила глаза, продолжая приманивать пугливых детенышей. Самый смелый из малышей, увидев сливу, уже вышел из тени и медленными, осторожными шажками подбирался к ней. Мирабель улыбнулась, внимательно следя за приближающимся малышом. Вскоре котенок, с чуть заметными наростами там, где в будущем распустятся его крылья, еще раз осторожно глянув на них, проворно схватил сливу и, не тратя времени зря, тут же вернулся обратно в тень.
   Наблюдая за тем, как чертята в шутливой потасовке делят между собой сливу, Мика не удержался и усмехнулся. - Маленькие проказники...
   Девушка тоже улыбнулась, хоть и жалела, что не удалось погладить одного из котят. Тут ей голову пришла одна мысль, и она, быстро схватив удивленного Мику за руку, вновь потащила его дальше по улице.
   - Пошли туда, - Мирабель с широкой улыбкой кивнула на вход в один из домов.
   Мика не оставалось ничего иного, как закатить глаза - когда ее вот так вот что-то увлекало, Мирабель было уже не остановить - даже если он скажет, что не хочет идти туда, все равно в итоге окажется в том доме. Лучше было плыть по течению. - Что там?
   - Увидишь... - она хитро улыбнулась ему и, бесцеремонно открыв дверь в случайно встреченный ими дом, завела его внутрь.
   А за дверью их ждала обычная прихожая, вправо и влево от которой уводили закрытые сейчас двери, а впереди, прямо напротив входа от горшка на полу и до самого потолка высилось вполне обычное лиственное дерево. Совершенно голое у основания, дерево распускало ветки и пышную листву лишь у самого потолка. Мика не раз уже видел такие не только в лесах, но и на террасах Крепости. Поэтому, недолго посмотрев на это дерево, Мика перевел свой взгляд обратно на Мирабель.
   - И... что ты хотела мне показать? Если это дерево, то...
   - Нет, - Мирабель перебила его, закатив глаза. - Посмотри, на дереве...
   И Мика все же заметил то, про что она говорила - там, на стволе дерева, вцепившись когтями древесную кору, сидел ящер. Длины в нем, начиная от толстого хвоста и заканчивая чуть выступающим носом, было где-то с шаг, может даже два. Мике почему-то показалось, что будь его пасть открыта, она непременно была бы полна острейших зубов. Но ящер и не подумал о том, чтобы открыть рот - лениво приоткрыв один глаз и будто к чему-то прислушиваясь, чешуйчатое создание посмотрело на вошедших, и, видимо не сочтя их достойными ее интереса, этим и ограничилось, при виде Мики с Мирабель даже не шелохнувшись.
   - Это домовой, - Мирабель улыбнулась. - Раз ты уже видел чертей, я подумала, что ты захочешь увидеть и его. Когда я сама впервые оказалась в этом городе, они удивили и меня...
   Но Мика был слишком поражен, чтобы придать значение ее словам. Он все еще не мог поверить, что ящерица перед его глазами - чертов ираманский ящер, яд которого был для людей смертельным, и была домовым.
   - Это же, - он с показной небрежностью кивнул на спокойно сидящую на дереве ящерицу, - ираманский ящер, верно? И ты хочешь сказать, - продолжил он, дождавшись ее ответного кивка, - что ираманский ящер - это домовой?
   Мика не сказал все то, что думал, нет, он многое умолчал. В особенности ту часть, где он должен был на весь дом кричать о том, что она совершенно выжила из ума. Что не может быть хранителем дома чертова ящерица, способная любого из них отравить. Но он не сказал этого, проявив поразительную для него терпеливость. Вместо этого в его голове почему-то промелькнула глупая мысль про то, что ему как всегда не повезло, и Мирабель в его сне была такой же сумасшедшей, как и в реальности. Во снах же все должно было быть гораздо лучше, верно? Тогда почему, вместо того, чтобы, например, во всем с ним соглашаться, она рассказывала ему черти что? Вновь появилась мысль о том, что, это все может быть чем-то гораздо большим, чем просто сон, отчего глаза Мики подозрительно сощурились.
   Мирабель в ответ на подозрительный взгляд Мики совершенно не обиделась и даже грустно улыбнулась ему. Она и сама отреагировала бы также, если бы год назад кто-то сказал ей даже крохотную долю того, что она знала сейчас. - Забавно, как мало мы знаем о нашей истории, да? То существо, которое мы все считаем средоточием зла, оказывается, когда-то жило почти в каждом доме и огораживало его от всего плохого.
   - Но... - Мика не смог долго подозрительно смотреть на нее и в итоге растерянно покачал головой, - как? И почему?
   - Когда-то их яд не причинял вреда людям, но с легкостью отпугивал враждебных животных и мелких вредителей. Кроме того у ящеров очень мирный нрав, и в древности они с радостью жили по соседству с людьми. Но... - Мирабель оторвала взгляд от Мики и грустно посмотрела на спокойно сидящего на дереве ящера, - с тех пор многое изменилось. Яд стал причинять вред не только животным, но и людям. А этот город... Аль Мара всегда была особенным местом для домовых. Всегда... - она покачала головой. - И даже после того, как их яд изменился, они до сих пор возвращаются сюда вместе с приходом холодов...
   В голове у Мики тут же будто что-то щелкнуло, и все то, что он знал, выстроилось в безукоризненно ровный ряд. Месяц назад, вместе с первым незначительным похолоданием, в окрестностях Речного Устья пропали животные, отпугнутые ядом ящеров, которые приблизительно тогда и появились в округе. Мика и так знал об этом со слов Старшого, но он и не подозревал, что эти странные домовые целенаправленно ползли в тот старый город. Мика растерянно покачал головой. Чем больше он узнавал, тем более важным казалось то место.
   - Зачем? - спросил он, поднимая глаза на Мирабель. - Зачем им ползти в эти старые руины?
   - Руины... - неопределенно протянула Мирабель. - Кто знает? Может быть, это просто старая привычка. А может их память намного лучше нашей, и они стремятся в Аль Мару для того, чтобы почтить память их создателя.
   - Да... То есть... - протянул Мика, уже не в силах разобрать, где был сон с его домыслами, а где - реальность, - выходит, что Зелеман, чтобы убить Младшего брата, вселился не просто в случайную ящерицу, а в одного из домовых?
   Мирабель, чуть помедлив, в итоге неопределенно пожала плечами. - Кто знает...
   Но Мика не смог расспросить ее - в следующее мгновение входная дверь за их спинами хлопнула, и ящер, до этого неподвижно замерший на дереве, вздрогнул и мигом забрался выше на дерево. Все еще настороженно поглядев вслед странному животному, Мика обернулся, чтобы встретиться взглядом с тем, кто к ним пожаловал.
   Через входную дверь внутрь ввалился странный человек. Его одежда была порвана и покрыта кровью и грязью. Но при этом ни одного ранения, из которого эта кровь могла течь, видно не было. Сделав шаг вперед, гость чуть было не свалился, но Мика успел подхватить его за руки.
   - Черти... Тебе явно нужна помощь, - обеспокоенно сказал Мика. - Мирабель, - он повернулся к ней лицом, - его нужно доставить к целителю!
   Но ответа девушки Мика услышать не успел - раненный гость неожиданно сильно оттолкнул его в сторону, отчего Мика ударился спиной о стену. В следующее мгновение он уже оказался лицом к лицу с подошедшим к нему гостем.
   - Ты сделал это, - на лице еще даже не мужчины - молодого парня, даже мальчика, была спекшаяся кровь. Его глаза оказались совсем близко, и Мику почему-то удивило, насколько пустым был их взгляд.
   - Сделал что? - сумел выдавить из себя парень, пытаясь отступить назад, но лишь бессильно упираясь спиной в стену. Мальчик поднес свою руку прямо к его лицу, отчего рукав, до этого скрывавший его кисть, скатился вниз, оголяя три кровавых обрубка там, где должны были быть пальцы. Мика почувствовал, как от одного вида оголенной белок кости, обтянутой разодранным кровоточащим мясом, к его горлу подступает тошнота.
   - Мика, - взволнованно сказала Мирабель, пытаясь оттолкнуть кровавого человека прочь от Мики. - Не слушай его!
   Но Мика не мог не слушать - он не мог отвести взгляда от руки человека. Все это в своей отвратительности казалось смутно знакомым, но откуда именно он вспомнить не мог.
   Тем временем руки этого ходячего мертвеца, несмотря на отсутствие пальцев, сомкнулись вокруг шеи парня. И их хватка, несмотря на все усилия Мирабели оттолкнуть юношу прочь от Мики, становилась все прочнее. До тех пор, пока не стала удушающей.
   - Ты убил меня, - уверенно сказал мальчик. - Это твоя вина!
   - Но... я... - но Мика не смог ничего выговорить - хватка мертвеца оказалась слишком сильной.
   - Ты не помог мне...
   И только тут Мика узнал его - это был Калли, тот самый молодой парень, которого Мика не смог спасти. На которого у Мики не осталось сил.
   - Я... - он все не мог отвести взгляда от пустых глаз мертвеца, совершенно неуместных на таком молодом лице. Мика, с трудом стряхивая оцепенение, вновь попытался что-то сказать, но хватка была слишком прочна, он задыхался. - Я...
   Прости меня.
   - Я не прощу тебя, - монотонно вымолвил мертвец, и каждое слово, как приговор палача, четко въелось в сознание Мики. Калли оскалился кровавыми зубами. - Никогда не прощу. Ты... это твоя вина. Ты - убийца...
   А дальше все звуки - и обвиняющий голос Калли, и разгневанные речи Мирабель, все пропало, как погас и свет, и Мика с облегчением встретил темноту.
  

*_*

  
   - Это было чертово сумасшествие! Везде был огонь и кровь и... Где-то там, посреди стали и дерева, был я. Черт подери, думал, сделаю шаг в сторону и умру - убьют если и не чужие, так свои уж точно. Они так махали этими своими мечами, что точно бы меня порубили...
   - ...
   - Хорошо, что я нашел тот самострел - без него я бы точно пропал. На что я бы еще мог рассчитывать? На стражей? Конечно... еще чего!
   - ...
   - Что значит, я должен был знать, что моя работа опасна? Ничего я не знал, понятно? И на такое не соглашался... Никто из нас на такое не соглашался. Сперва кровь, потом смерть...
   - ...
   - Да, мы никогда не видели такого. Говорят, раньше тоже было так - везде были духи, и люди гибли каждый день. Но это было так давно, что даже моего отца, наверное, в живых не было. Куда уж меня-то!
   - ...
   - И, я надеюсь, что ни мне, ни моим детям такое больше видеть не придется.

Емой из рода Коль

10 глава.

Содружество утратило многие отличительные черты того общества, которое было еще до Бедствия. Больше не было рабства, не было полового неравенства. Во многом общество стало намного более справедливым. Во многом, но не во всем.

Равноправие достигло своего пика в начале третьего столетия, после чего медленно и необратимо пошло на спад.

Чем меньше оставалось духов, тем меньше было нужды в том, что могло их сдерживать - артефактах. Вскоре и вовсе последовал первый запрет на их использование - 12 числа Младшего месяца равновесия 205 года от Бедствия запретили использовать строительные артефакты. Но на этом все не закончилось. Совет Хор Ниера пошел дальше, и в течение пятидесяти лет после введения первого запрета были запрещены почти все артефакты, кроме воинских, отныне распространяемых в ограниченных количествах. С артефактами боролись жестко и методично, как с заразой, требующей искоренения, до тех пор, пока сила вновь не осталась лишь в руках тех, кто был с нею рожден - одаренных.

Тот же день. Месяц первых холодов, день 4.

  
   Глаза Мики резко распахнулись, и он тут же сел, тяжело дыша. Кошмар все еще стоял перед глазами - ему до сих пор казалось, что руки Калли были сомкнуты вокруг его горла, с каждым мгновением сжимаясь все сильнее и сильнее. К горлу подошел комок, и он поспешил встряхнуть головой, пытаясь прогнать страшное видение. Но это не помогало - картина все еще стояла перед глазами. Мике даже пришлось провести рукой по своей шее, чтобы убедиться, что никто ее не сжимает, и что кошмар уже остался позади. И только после этого стало немного легче.
   Далеко не сразу, но Мика все же понял, что лежит в походной палатке - одной из многих, которые хранились в их вагоне. Но сосредоточиться на окружении не удавалось - тревога все еще не отпускала его, и его рука с облегчением нащупала лежащий рядом с ним лук. Лишь крепко сжав изогнутое дерево, его сердце перестало тревожно биться. И только после того, как он немного успокоился, в голову стали закрадываться первые осторожные мысли. Ни то, что он видел во сне, ни, тем более, то, что случилось до него, вспоминать не хотелось, поэтому Мика сосредоточился на своем окружении. Он не помнил, как оказался в палатке. Видимо, после того, как Мика потерял сознание, кто-то перенес его сюда...
   Все это было неважно. В первую очередь он хотел выяснить, где находился. В итоге Мика поднялся на колени - оставаться более неподвижно сил не было, и выполз наружу. И оказался посреди утоптанной травы, еле различимой в бликах отдаленного пожара. Вокруг было темным темно, и лишь все еще горящий неподалеку остов башни хоть немного освещал округу. Палаточный лагерь - с десяток палаток, уцелевших в пожаре, был разбит на поле прямо между башней и лесом. Видимо, отряд решил не уходить далеко ночью и, заночевав поблизости, уже с утра двинуться дальше.
   Палаточный лагерь был пуст и тих настолько, что, казалось, будто он один находится в нем. Конечно, могло оказаться, что все просто тихо спали, но... После кошмара Мику все еще одолевала тревога, поэтому на всякий случай он все же заглянул в ближайшую палатка - в ней было пусто. Нахмурившись, он поспешно заглянул еще в несколько, но людей не было и там. Возникал закономерный вопрос: Куда, черт подери, все запропастились?
   - Они у дороги, - раздался спокойный голос справа от него. Повернувшись, Мика увидел Свэна вместе с еще одним стражем - Жорой, идущих к лагерю со стороны дороги, скрытой за небольшой рощицей. Мика помнил, как еще в самом начале боя Жора перегородил проход щитом вместе с другими стражами, заслоняя Мику от удара копий, после чего принял на себя выстрел и покатился по полу. Дальше бой помчался вскачь, и Мика не уследил, что же произошло со стражем. Сейчас же, все еще одетый в подранный кафтан, Жора выглядел целым и невредимым, пусть и усталым.
   Мика хмуро посмотрел в сторону дороги, но в темноте за деревьями ничего разглядеть не удавалось. Зачем стражам понадобилось выходить на дорогу посреди ночи? Может, - промелькнула напряженная мысль, пока он спал на них снова напали? - Что-то случилось?
   - Нет, - сказал Свэн, видимо, догадавшись, о чем подумал Мика. - Нет, все в порядке. Они... - начал было он, но в итоге лишь устало покачал головой и повернулся к Жоре. - Ты не передумал?
   В ответ ему Жора медленно покачал головой. - Нет, - на мгновение его взгляд перешел на Мику, решаясь, стоит ли говорить при нем, но в итоге он все же продолжил. - Ты знаешь, что я думаю об этом, - он медленно пожал плечами и посмотрел на Свэна. - А ты сам? Пошли вместе со мной.
   Свэну не оставалось ничего иного, как отвести взгляд в сторону. Он бы с радостью пошел вместе со своим другом, но, похоже, не в этот раз. - Я хочу уйти, честно, - он пожал плечами. - Но не могу.
   Жора какое-то время тяжело посмотрел на него, но в итоге все же кивнул - как Свэн решил, так пусть и будет. - Хорошо. Тогда... - протянул он, уже направляясь к своей палатке. Перед выходом нужно было собрать немало вещей, а времени на все не хватало. - До встречи в Свирепом.
   Свэн усмехнулся. В то, что они когда либо увидятся, не верилось. - Если бы...
   И только сейчас, подняв взгляд с земли, он вспомнил, что рядом с ними все еще стоял Мика. И взгляд Мики был весьма хмурым.
   - Что происходит? - спросил молодой охотник, то и дело бросая взгляды на ушедшего в глубину лагеря Жору.
   Свэн с трудом подавил в себе желание провести рукой по лицу. Разговор обещал быть из тех, которые ему нравились меньше всего - слишком сложным и запутанным. Но что-то ответить Мике все же нужно было. - Это случилось незадолго после боя. Начал все это Парриг, но... другие легко подхватили, - тут Свэн махнул на все это дело рукой. Легче было просто отвести Мику туда, где все и происходило. - Пошли, сам послушаешь, - он отвернулся, призывая следовать за собой, и направился прочь от лагеря в ночную тьму.
   Идти пришлось недолго - обогнув ближайшую рощу, они оказались у поляны рядом со старым трактом, на которой и стояли выжившие. То тут, то там в руках стражей мелькали горящие факелы, освещая напряженные лица людей. И все они смотрели на самую середину поляны, где, в окружении толпы стоял мастер Эшом. А напротив него, сжимая в руке трясущийся факел, застыл Парриг. Он что-то гневно выкрикнул, чуть ли не плюясь старику в лицо, а тот лишь устало покачал головой, примирительно поднимая руки и пытаясь что-то объяснить. Мика не смог расслышать, что они говорили, и шагнул вперед.
   - Они уходят, - прошептал Свэн, следуя за ним.
   - Что? - растерянно переспросил Мика, замирая как вкопанный. - Как это уходят?
   - Вот так, - не отрывая от них взгляд, спокойно пожал плечами Свэн. - Идут обратно в Свирепое. Говорят, никто в здравом уме не пойдет туда, где может быть еще больше этих тварей. Сперва мы наткнулись на одно такое чудище, теперь, вот, на десяток. Что дальше? - Свэн вопросительно посмотрел на Мику. - Следующую схватку мы можем и не пережить.
   Мика, немного подумав, не мог не согласиться. Может быть то, что они возвращаются, не так и плохо? Так они хотя бы вернуться домой живыми, а в Мудрое вместо них направится куда больший отряд?
   - Так что же, мы идем назад?
   - Нет... - Свэн покачал головой. - Уходят только они, - он указал на группу людей вокруг Паррига.
   - Что... - начал Мика, не понимая, что происходит, но Свэн перебил его.
   - Нам нужно идти дальше, - он пожал плечами. - Так говорит мастер Эшом, - он кивнул на старика. - Он думает, что Мудрому нужна наша помощь.
   Мика нахмурился. Наверное, он понимал, почему мастер Эшом решил идти дальше. Если в Мудром что-то случилось, то помощь к ним можно будет прислать только в том случае, если удастся привести в порядок Путь. Поэтому, чем быстрее Эшом окажется в Мудром и сможет его починить, тем лучше. - Думаешь, эти твари напали на поселение?
   - Не знаю, - Свэн пожал плечами, - но Мудрое сейчас без связи со Столицей. Лично мне кажется, что все это может плохо кончится.
   Видимо, - подумал Мика, со мнением Свэна согласны не все.
   - Я смотрю, - хмуро начал Мика, - что с тобой согласны не все.
   Свэн посмотрел на него и пожал плечами. - Нет, - он покачал головой. - Согласны все. Тут сложно что-то возразить. Все понимают, что Мудрому может грозить опасность.
   - А эти тогда что? - Мика махнул руко й в сторону столпотворения.
   Свэн безразлично пожал плечами. - Просто им, по большей части, все равно, что произойдет с Мудрым. Как все равно и мне. Мы их не знаем, они нас - тоже, - он отвернулся от Мики, задумчиво глядя куда-то в сторону. - И свои жизни отдавать за незнакомцев мы не хотим.
   Мика покачал головой. Он понимал, что никто из пришедших сюда не ожидал увидеть то, с чем столкнулся этой ночью. Но все же бросить отряд на полпути между поселениями и уйти назад - это казалось парню подлым. - У нас есть долг...
   - Был долг, - отрезал Свэн. - И он кончился там, - он кивнул на горящую башню, ясно различимую темной ночью, - в башне. Мы - простые люди. И наша шкура нам дороже... - Свэн прервался, подыскивая нужное слово, - ...шкур других людей.
   - Да, но... - Мика покачал головой, не зная, соглашаться со Свэном или нет. И ему не хотелось умирать, а после прошлой ночи казалось, что именно это и случиться, если они продолжат путь. Но все же мыслей о том, чтобы бросить отряд и сбежать у него не возникло. В итоге Мика хмуро посмотрел на Свэна. - Почему тогда ты остался?
   Свэн пожал плечами и неохотно пробубнил: - Мастер Эшом вылечил меня. Я...
   - Должен? - подсказал нужное слово Мика. Свэн подозрительно посмотрел на Мику, но тот лишь улыбнулся, похлопывая парня по плечу. - А тебе не настолько все равно, как ты говоришь...
   - Отвали, - буркнул тот, отталкивая Мику в сторону и направляясь к толпе. Мика же с улыбкой последовал за ним. Несмотря на то, что в происходящем не было совершенно ничего смешного, его все же радовало то, что и он сам, и Свэн думали одинаково. Но улыбка быстро сошла с его лица, когда он вспомнил о событиях прошлого вечера. - Свэн! - Мика окликнул его. Видя, что тот обернулся, Мика спросил: - Калли... Что с ним случилось?
   Возможно, некоторые вещи лучше было не знать, но он не мог ничего поделать. Как бы ему не хотелось промолчать, но он должен был задать этот вопрос.
   В ответ Свэн отвернулся от него прочь и хмуро пробубнил: - Мы сожгли его тело...
   Плечи Мики поникли, а по голове тут же ударила странная пустота. Черт возьми... Наверное, он, хоть и понимал, что это было невозможно, но все же глубоко внутри себя надеялся, что с Калли все было хорошо. Что, возможно, мастер Эшом успел прийти в себя или случилось еще что-то, и в итоге молодого ученика вылечили. Что его слабость вновь не привела к чьей-то смерти... Но этого не случилось. На его совести теперь была смерть еще одного человека.
   - Ты хорошо знал его? - тихо спросил Мика.
   - Нет, - Свэн покачал головой. - Даже София знала его лучше меня. Его всегда было легко убедить в чем то, и она вечно этим пользовалась...
   - Кроме последнего раза с выпивкой, да? - тихо сказал Мика, смотря себе под ноги. Страшно было подумать, что случилось бы, если бы Калли не помешал им, и они бы успели напиться до нападения. Сумел бы он или Емой также метко стрелять после бутылки самогона? Едва ли. Думать об этом было бессмысленно, но возможно внезапное упрямство одного шестнадцатилетнего парня спасло жизни не только Мики и Емоя, но и вообще всего отряда. Ошибка тут и там, одна стрела, в ключевой момент пролетевшая мимо, вместо того, чтобы убить чудище, и в итоге уже весь строй мог не устоять под напором духов... Мика поспешил отбросить такие мысли прочь - даже если упрямство Калли и помогло всем им, себе самому помочь он уже не смог.
   - Понятно... - Мика устало выдохнул, вновь испытывая острую усталость. - Много погибших?
   - Пять человек, - хмуро протянул Свэн. - Треть отряда.
   В это просто не верилось. Еще только когда смеркалось, все пятнадцать стражей еще были живы. Они шли спать, даже не подозревая, что треть из них утра уже не увидит. Эту мысль трудно было уложить у себя в голове. Но в то же время сейчас, после битвы, которая казалась чередой нелепых совпадений, легко было представить, что и сам Мика уже мог быть мертв. Один шаг, сделанный не туда, и все могло сложиться совершенно иначе.
   Тем временем они подошли к толпе. Свэн похлопал ближайшего стража по спине, которым оказался Йол. Тот тут же развернулся и устало кивнул Свэну в ответ. Но после его глаза упали на Мику, и лицо стража тут же переменилось. Он тут же толкнул ближайшего соседа, а тот, оглянувшись, толкнул следующего. Вскоре все ближайшие стражи - среди них и Савви, и Грен, и Бартоломей, уже пристально смотрели на Мику. Под их настороженными взглядами Мика ясно понял одно - теперь, когда они узнали о том, что Мика был одаренным, прежнего отношения к себе уже можно было не ждать. Кто-то благодарно смотрел на него, другие почтительно кивали, а кто-то и вовсе недоверчиво изучал его, будто одно из тех чудищ, с которыми они еще недавно сражались.
   Это невольно сбивало с толку, но Мика, взяв себя в руки, как мог отмахнулся от этого внимания и шагнул вперед - к стражам, отчего ближайшие из них тут же молча расступились, впуская его на середину поляны. Это несколько удивило его, но он вновь постарался не подать вида.
   Тем временем посреди поляны друг напротив друга застыли двое - Ярек, явно принявший сторону мастера Эшома и стоящий подле него, и Парриг, вместе с несколькими стражами застывший чуть в стороне от остальных.
   Нервно окинув взглядом толпу, Парриг раздраженно посмотрел на Ярека, тыча пальцем ему в грудь. - Ты сошел с ума, Ярек! Все вы, - теперь его палец уже указывал куда-то в толпу, - сошли с ума, раз остаетесь тут!
   В ответ на это Ярек спокойно пожал плечами. - Может быть. Но я охотнее доверюсь мастеру Эшому, чем десятнику, который готов бросить свой десяток ради собственной шкуры.
   - Пошел к черту вместе со своими нравоучениями, - прошипел Парриг. - Я передам их твоему сыну, когда тот останется без отца!
   Брови Ярека сузились, и он шагнул навстречу десятнику. - Закрой свой рот... - но до того, как он успел довести дело до кулаков, его остановила рука мастера Эшома, сжавшая его плечо.
   В ответ на удивленный взгляд стража Емой устало покачал головой. - Не надо. Сейчас не время для этого. Вэр Парриг, - старик хмуро, но вежливо обратился к настороженно замершему напротив него десятнику, - если вы уйдете сейчас, то не выживете. Будьте в этом уверен.
   Парриг насторожился еще больше. - Вы угрожаете мне...
   - Нет, - мастер Эшом покачал головой. - Я вас и пальцем не трону. Но... Все, кто повернут назад, погибнут. Все...
   Парриг, совершенно не поверив старику, ощерился, оглядывая собравшихся вокруг стражей и замечая сомнения на их лицах. Это было нехорошо - сомневаться им явно не следовало. Чем больше из них уйдет вместе с Парригом, тем лучше. Ведь, если вдруг на обратном пути они вновь наткнуться на тварей, ему нужны будут люди, чтобы с ними сражаться. А если вдруг стражи из-за своих сомнений решат остаться тут, и в итоге Парригу придется идти одному, то такая схватка ничем хорошим для него не кончится...
   Он старательно отогнал эту мысль подальше от себя, чувствуя, как следом за ней к нему подкрадывается и страх, и еще раз раздраженно глянул на мастера Эшома - тот явно говорил именно об этом, когда утверждал, что никто из ушедших не выживет. Но все же Парриг готов был десять раз испытать свою удачу на обратной дороге, чем на пути в Мудрое. - Стражи, - закричал десятник, стараясь не показывать подступавшей к горлу паники, - не слушайте этого старика! Он выжил из ума. Вы все можете уйти со мной назад... Незачем оставаться тут умирать.
   Еще раз окинув собравшихся взглядом, Парриг сделал шаг в сторону, к тракту проходящему рядом с ними. Но почти все стражи так и остались стоять на месте, неуверенно переглядываясь между собой. Лишь трое пошли вслед за десятником.
   Заметив это, Парриг крепче сжал зубы - во всем был виноват этот чертов старик! Нужны были еще люди, хотя бы несколько человек! Его взгляд скользнул по ближайшим к нему людям, пока не запнулся за лицо знакомого ему толстяка.
   - Бартоломей, почему ты еще стоишь там? - спросил он, старательно скрывая отчаяние за притворным удивлением.
   - Я... - Барти неуверенно оглянулся по сторонам, но в итоге, не найдя поддержки, вновь посмотрел на Паррига. - Нет...
   - Бартоломей... - начал было Парриг, но Барти тут же перебил его, быстро качая головой из стороны в сторону.
   - Нет, я не могу уйти...
   Слыша сомнения в голосе стража, Парриг вкрадчиво повторил: - Бартоломей, хорошо подумай. Ты ведь хочешь жить, правда?
   - Нет... - Барти продолжал все также качать головой, старательно не слушая его.
   Парригу не оставалось ничего иного, как махнуть на него рукой. Черт подери этого глупого толстяка! Парриг уже было думал уйти прочь, но тут его раздраженный взгляд зацепился за еще одно знакомое лицо.
   - Емой... - он с улыбкой посмотрел на охотника. Тот стоял у самого края толпы, задумчиво глядя куда-то в сторону. Десятнику хватило одного взгляда на охотника, чтобы понять, что тот явно не хотел оставаться тут. - Пошли вместе с нами. Проводник нам не помешает.
   В ответ Емой неуверенно посмотрел на Паррига, все еще не зная, как поступить. Парриг же, видя его колебания, шагнул ближе и положил руку ему на плечо. - Ты же знаешь, что мы правы, верно?
   Но, если до этого Емой сомневался, то в тот момент, когда Парриг положил руку ему на плечо, сомнения охотника пропали, и он тут же скинул руку десятника со своего плеча, раздраженно сверкнув глазами. - Пошел ты... Ты слишком напоминаешь мне моего брата, - лицо Емоя скривилось от отвращения. - Такая же крыса...
   В ответ Парриг побагровел от обиды. - Аккой хоть чего-то добился в этой жизни, в отличия от тебя, - зло выплюнул он, - ничтожество!
   Но, если Парриг рассчитывал, что сказанное заденет Емоя, то он сильно ошибался. Емой уже давно привык как слышать оскорбления, так и оскорблять в ответ. Поэтому охотник привычно ухмыльнулся. - Катись к чертям, ублюдок! - Емой показал ему кукиш. - Чудовища уже ждут тебя, - он махнул рукой на ближайшие деревья, - вон за теми ясенями. Шаг в темноту, и, спорю, ты уже запищишь от страха.
   Парриг хотел было ответить еще что-то оскорбительное, но, видя довольную ухмылку Емоя, оборвал себя на полуслове, лишь еще раз злобно зыркнув на него. - Не слушайте его. Пошли, - он кивнул окружавшим его стражам, и они двинулись прочь.
   - Стойте! Вы совершаете ошибку, - мастер Эшом было попытался броситься за ними, но он был все еще слаб после схватки и нетвердо стоял на ногах. Покачнувшись, старый мастер чуть было не упал на землю, но оказавшийся ближе всех к нему Мика успел подхватить его. - Подождите!
   - Спокойней, - пробубнил парень, видя, что мастер все еще пытается идти вперед.
   - Нельзя позволить им уйти, Мика, - отчаянно повторил старик, наблюдая за тем, как спины четверых стражей удаляются. Мика вгляделся в лицо старика, но так и не смог понять, из-за чего мастер так переживал - из-за того, что нуждался в каждом страже, чтобы добраться до Мудрого. Или, может быть, его предыдущие слова не были блефом. И старик был совершенно уверен в том, что все ушедшие сейчас однозначно погибнут, и просто переживал за их жизни?
   В итоге, так и не разобравшись в том, почему мастер Эшом так пытался остановить уходящих, Мика все же кивнул ему и, попросив Ярека придержать старика, побежал вслед за ними.
   - Стойте! - Мика крикнул им вслед, быстро догоняя их. На его окрик стражи все же развернулись. - Вернитесь! Вы не можете просто так бросить нас.
   - Еще как можем, - сказал Парриг, разворачиваясь к нему. - Беги назад, к этим смертникам, парень. Или иди с нами.
   Понимая, что выбор у него невелик, Мика выставил перед собой лук.
   - Я должен помешать вам, - прошептал Мика, наводя натянутую стрелу на грудь Паррига.
   - И что? - Парриг нервно рассмеялся. - Ты выстрелишь? Не смеши меня...
   Тут голос подал один из других стражей, и Мика был немало удивлен, когда узнал в говорившем Жору с его медленным говором. - Да и даже если он выстрелит... - сказал страж, безразлично пожимая плечами. - Все одно лучше умереть так, чем под когтями этих тварей.
   Мика все еще пытался справиться с удивлением из-за того, что, оказывается, один из его знакомых уходил вместе с Парригом, когда Парриг вновь усмехнулся, в этот раз, после неожиданной поддержки в лице обычно молчаливого Жоры, гораздо увереннее.
   - Слышишь это, парень? - Парриг расставил руки в стороны, будто приглашая Мику выстрелить.
   Но Мика не смог заставить себя отпустить стрелу. После стольких смертей, он не мог убить одного из тех, кого, возможно, еще несколько часов назад пытался вылечить. Тем более, если это был Жора. Просто не смог. И он опустил лук.
   - Так-то лучше, - презрительно кинул Парриг, отворачиваясь прочь. - Когда вернемся в Свирепое, мы сожжем за вас кусочек бумаги, - и он натянуто усмехнулся.
   - Ты бросаешь своих товарищей ради собственной жизни, - зубы Мики сжались от бессильного гнева. - Ты падаль! Все вы! - он обвел их всех рукой.
   - Я падаль, которая останется жива, мальчуган, - лицо Паррига искривилось.
   - Черта с два! - прокричал Мика в ответ. - Даже если ты вернешься в Свирепое, тебя вздернут за измену.
   На лице десятника вновь появилась натянутая улыбка. - Только если они узнают, что меня за что-то нужно вздернуть.
   Мика на мгновение растерянно замолчал, не понимая, о чем он говорит. Гнев и обида бурлили в нем, мешая ясно думать. А потом его осенило. В поселении узнают только в том случае, если мы вернемся и расскажем им. Если будет, кому возвращаться. Он хмуро сплюнул, наблюдая за исчезающими в ночи спинами стражей. Если мы выживем.
   И, судя по удаляющимся спинам покинувших их стражей, они считали, что шансов выжить у них не было.
   Мика попытался было вновь остановить их, но ему помешала рука Свэна, крепко сжавшая его плечо. Незаметно подошедший к нему страж хмуро провожал взглядом уходящих людей.
   - Не нужно, - Свэн покачал головой.
   - Да, но... - в итоге Мика замолчал и просто покачал головой. Хватит. Пора было успокоиться. Этот сумасшедший день и так выжал из него все соки. - Их уже не остановить, да?
   - Да.
   Но к их удивлению одна из фигур все же не спешила уходить прочь. Остановившись и развернувшись к ним, Жора хмуро посмотрел на Свэна, и на мгновение их взгляды встретились. Свэну не нужно было долго гадать, чтобы понять, почему его друг остановился. Это было извинением за то, что он оставляет его одного. Но Свэн не винил его за это. Совсем. Они знали друг друга так долго, что было бы глупо винить человека за то единственное, в чем он был бессилен. И даже помимо этого... Можно ли было винить кого-то, если сам Свэн не был уверен в том, что, будь у него выбор, и он сам сейчас не ушел бы вместе с ним?
   В итоге он просто кивнул ему вслед и улыбнулся. - До встречи в Свирепом, Жора...
  

*_*

   Они шли по тракту уже несколько часов, и тьма, с приближением утра, постепенно начала отступать. Но Жора не обращал на это особого внимания. В его разуме одна за другой сменялись мысли, то и дело погружаясь во все более глубокое прошлое. К тому времени, когда погибла его жена - Агнеша.
   Она пропала в полях точно так же, как пропадали и многие другие. Это не было такой уж неожиданностью, и новость о ее пропаже была воспринята всеми весьма спокойно. Точнее, всеми кроме Жоры.
   Когда пропадали чужие люди, это совершенно его не трогало. Жора крепко спал по ночам даже тогда, когда знакомые ему крестьяне испарялись среди бела дня. Ему было все равно. По крайней мере, до тех пор, пока беда не пришла и в его дом и не забрала у него его любимую Агнешу
   До этого он будто и не замечал той опасности, которая ежедневно окружала их, и только гибель Агнешы открыла ему глаза. Именно тогда, сидя в разом опустевшем доме в полном одиночестве и как никогда остро ощущая отсутствие Агнешы, он поклялся себе, что уберется как можно дальше от всего, что связано с духами. Жора не был слишком сообразителен, и многое изменить было просто не в его силах, но он пообещал себе, что найдет способ и сделает это. И он нашел.
   С трудом устроившись в стражу через знакомых, он с полной уверенностью считал, что оказался как можно дальше от духов. Потому что стража была куда безопаснее, чем можно было подумать. Когда-то, когда вокруг было множество духов, стражи, охраняя поля и рудники, гибли не реже, чем любой крестьянин. Но те времена давно прошли, и теперь в стражу шли все больше те, кто хотел остаться в стороне от опасности. Поля, как и все прочее, охранялось спустя рукава, и все на это закрывали глаза. Потому что духов не видели давно, а тем людям, что все еще пропадали, стражи помочь ничем не могли - уследить за каждым шагом крестьянина, рудокопа или охотника было невозможно даже сотне стражей, не то, что тем двум-трем людям, которые их и охраняли.
   Поэтому Жора и пошлее в стражу. Он никогда не вызывался идти в походы, в различные охотничьи лагеря и рудники, предпочитая нести службу в стенах поселения, часто выполняя даже самую скучную работу, лишь бы оставаться в Свирепом. И это было отнюдь не из-за трусости. Нет, он не был трусом. Все дело было в обещании. Оно крепко укрепилось в его голове и казалось той единственной памятью о жене, которую Жора сможет всегда иметь при себе. Оно было тем обетом, который он дал Агнеше и нарушать который не собирался.
   Тогда Жора еще не знал об этом, но все в корне изменилось, когда он одолжил деньги Орану, своему более старшему напарнику. Когда тот так и не вернул деньги в обещанные сроки, это насторожило Жору - он уже знал людей, которые проигрывали все до последнего кладезя, но, несмотря ни на что, продолжали играть. Правда, молодой страж впервые кому-то из них по незнанию одалживал деньги и теперь просто не знал, как их вернуть назад. Так что сперва парень решил подождать и посмотреть, что будет. Может, все разрешиться само собой, и Оран просто вернет ему деньги?
   Но время шло, а Оран находил все новые отговорки, чтобы деньги не возвращать. Это немало раздражало - его говорливый напарник всегда уходил от разговора, умело запутывая его, а куда более медленный Жора не мог ничего поделать. Страж даже словил себя на мысли, что, если это продолжиться, он будет готов набить Орану морду. Он не любил прибегать к насилию, но как еще можно было вернуть деньги, не знал.
   А затем, несколько дней назад, Оран внезапно сказал, что вскоре сможет отдать долг. Это был настолько прямой ответ, что Жора даже растерялся. Он уже и не помнил, когда его напарник не юлил в последний раз. Правда, радовался Жора недолго - в обещанный день, вместо того, чтобы получить свои деньги, он нежданно-негаданно оказался записан в этот самый поход. И, как он небезосновательно подозревал, случилось это по воле Орана, который, вместо того, чтобы отдать долг, видимо решил еще немного потянуть время, избавившись от Жоры хотя бы на две недельки - пока тот будет в походе, требовать назад свои деньги он явно не сможет. Но в итоге у Орана чуть было не вышло избавиться от своего напарника насовсем.
   Из мыслей его вырвал раздраженный голос Паррига. Десятник напряженно оглядывался по сторонам, в утренних сумерках пытаясь разглядеть что-то справа от тракта. - Кто-то из вас помнит, где нужно было свернуть?
   - Нет... - протянул дин из стражей, настороженно переглядываясь с другими, - разве вы не знаете?
   Парригу уже было все равно. Если до этого он и пытался показать окружающим, что он знает, что делает, то теперь ему на это было плевать. - Нет, черт тебя подери! Я даже...
   - Я знаю, - спокойно перебил его Жора, к немалому удивлению всех окружающих.
   - Правда? - Парриг удивленно посмотрел на него, после чего натянул на лицо слабую улыбку. - Отлично. В таком случае, выведи нас на нужную тропу.
   - Да, вэр, - тускло ответил Жора.
   Ему было совершенно не до их трусливого десятника. Жора до сих пор был удивлен тем, что Парриг сумел взять себя в руки во время боя в башне и, пересилив свой страх, отдал несколько своевременных приказов. Это было не чем иным, как чудом, так как во все остальное время справиться со своим страхом десятник уже не мог.
   Тем временем они свернули на нужную тропу, уходящую вглубь редколесья, и мысли Жоры быстро перешли в другое русло. Он вновь и вновь вспоминал Свэна, которого оставил позади. Жора бросил его одного, он прекрасно понимал это, отчего на душе становилось только пакостнее. Стоило ли продолжать держаться за обещание, данное давно погибшей жене, если из-за него приходилось бросать друзей на произвол судьбы? Жора не знал, и его мысли приходили во все больший кавардак.
   Все дальнейшее, вырывая его из размышлений, произошло мгновенно. Это была настоящая бойня. Арбалетный болт, возникший будто бы из ниоткуда, вошел в основание черепа Паррига, дробя хребет и черепную кость. Глаза десятника удивленно выпучились - он еще даже не почувствовал боли, а арбалетный болт уже вышел сквозь открытый в беззвучном крике рот, пробивая ротовую полость. На мгновение растерянный взгляд Паррига метнулся вниз - туда, где из его рта теперь выходило острие болта, все еще не в силах осознать произошедшее, но вскоре его глаза стали стекленеть. Ноги Паррига подкосились, и тело завалилось набок, безвольным кулем рухнув на холодный камень тракта. Парриг был мертв.
   Никто ничего не понял, а тела еще двух стражей уже последовали за десятником. Жоре повезло гораздо больше прочих. Краем глаза заметив блеск мелькнувшего в его сторону болта, он сумел чуть отклониться, саму малость, но этого оказалось достаточно, чтобы болт, вместо того, чтобы пробить его шлем, ударился об него под углом и, больно ударив его по голове, отскочил в сторону. Внезапно Жора оказался последним живым стражем в их небольшом отряде. И. если он хотел таким и оставаться, нужно было действовать быстро.
   Стрелки скрывались где-то за деревьями, и Жора, понимая, что жить ему оставалось лишь до тех пор, пока нападавшие не перезарядят арбалеты, быстро принял решение. На самом деле выбор у него был небольшой - либо убегать, в тщетной надежде на то, что четверо стрелков не попадут по нему, либо попытаться самому убить нападающих. И то, и другое казалось невозможным, но медлить и сомневаться было нельзя. В итоге он бросился в лес - туда, откуда прилетели болты.
   Жора быстро обнаружил их, благо, они и не пытались скрыться. Их было пятеро - все в тусклой одежде неприметных цветов и с повязками, призванными скрыть лица. Но больше всего внимания привлекали не четверо мужчин с рюкзаками, спешно перезаряжающие арбалеты, а пятый человек - их предводитель.
   Это был низкорослый мужчина в темном кафтане и капюшоном на лице, полноватый и немного сутулый. Он не поражал своим внешним видом, при этом другие члены отряда по одному лишь его молчаливому приказу тут же перестали заряжать арбалеты и отложили их в сторону, что мгновенно насторожило Жору. Противник добровольно давал Жоре больше времени на то, чтобы сблизиться с ними? Что-то тут было нечисто...
   Но когда Жора увидел, что именно незнакомец держал в руках, то понял, что шансов у него не было. Это был камень, который, будто жидкий, плыл и преображался меж ладоней незнакомца, быстро приобретая форму заточенного осколка. Оставалось только сплюнуть - напротив Жоры неподвижно застыл одаренный.
   Но, даже несмотря на то, что в схватке с одаренным ему было не победить, страж не побежал. Жора не был трусом, отнюдь. И сейчас, когда он понял, что выжить, как бы ему того не хотелось, не получится, он не стал поворачиваться к врагу спиной.
   Жора с мечом наголо побежал к незнакомцу. Шаг, другой - он был все ближе. Его рука уже размахнулась, меч уже зазвенел, готовый разрубить противника пополам. Время замедлилось, и на миг ему даже показалось, что одаренный опоздал, переоценил свои силы, подпустив стража слишком близко. И Жора все же сможет победить. Возможно, он все же, несмотря ни на что, сможет увидеться со Свэном с Свирепом, как они и обещали друг другу... А в следующее мгновение он почувствовал легкий толчок, вслед за которым его мир тут же померк. Его вспыхнувшие было надежды даже не успели окончательно рухнуть, а он уже был мертв.
   Незнакомец отстраненно наблюдал за тем, как каменный снаряд насквозь прошивает не только доспехи стража, но и мясо, и даже кости, забрызгивая кровавыми ошметками кусты за спиной стража и оставляя в груди мужчины зияющую дыру. Зрелище было настолько отвратительным, что, несмотря даже на подступающую к горлу тошноту, он не мог отвести от него взгляда. Это было неправильно - убивать других людей. Его силы должны были защищать человечество, а не уничтожать его. Но у него не было выбора. Его задача была ясна - никто в отряде, идущем на Мудрое, не должен был выжить.

­*_*

Следующий день. Месяц первых холодов, день 5.

  
   Утром они вновь отправились дальше, но отнюдь не также, как раньше. Их лошадь, Хвастун, погибла во время боя, и вагон тащить было больше некому. Поэтому теперь все вещи тащили в сумках за собственными спинами, отчего прыти в шагах заметно поубавилось. В этот раз уже не было длинной шеренги людей, оживленно шагавшей вперед. Теперь их было всего девять, и они двигались дальше медленно и настороженно, внимательно изучая окрестности и оглядываясь на каждый шорох. Шагали вдоль полей, которые то и дело переходили в редколесье. Однажды им на пути даже попалось озеро, но его осторожно обошли стороной - после ночи люди все еще опасливо косились по сторонам, и к водной глади подходить не решались. У водоемов, таких как реки и озера, была почти такая же дурная слава, как и у зеркал.
   Руководство оставшимися стражами взял на себя Ярек, и никто из присутствующих по этому поводу не возражал. Мику немного удивила такая покладистость - явно было видно, что тот же Савви не слишком хорошо ладил с Яреком и сам бы с радостью взял руководство на себя, но вместо этого молча согласился. В чем же дело, объяснил ему Свэн. Оказывается, Ярека, по правде, давно уже должны были повысить до десятника. Многими в отряде он уже так и воспринимался - как руководитель, который не только был в доску своим, но которому еще и можно было довериться. Люди уважали молодого стража, пусть он порой и раздражал их вечными разговорами о своей семье.
   Но по неизвестным причинам повысили в десятники не Ярека, а Паррига, которого в отряде до этого не особо жаловали. Почему так случилось, гадать долго не нужно было - поговаривали, что у Паррига были надежные знакомства где-то в верхах, и он отнюдь не гнушался ими воспользоваться. Вообще, по мнению Свэна, он мало чего гнушался.
   Несмотря на то, что самому Яреку, похоже, было все равно, да и Парриг был их десятником уже несколько месяцев, многие до сих пор были недовольны такой несправедливостью, и с радостью восприняли новость о том, что Ярек наконец-то будет ими руководить.
   Изменения последовали тут же. Мика с Емоем по-прежнему шагали впереди отряда, но вместо того, чтобы назначать им одного из теперь уже немногочисленных стражей, Ярек нарядил их в плотные красные кафтаны - одни из немногих, чудом уцелевших в бою. А Емою, помимо кафтана, достался также и так полюбившийся ему арбалет. Теперь они хотя бы сами могли защитить себя, в случае столкновения. Также им не пришлось тащить заплечные сумки - Ярек распределил их часть груза между стражами, здраво отметив, что с такими сумками особо не побегаешь.
   Так вперед и отправились - Мика с Емоем впереди, то и дело скрываясь в редколесье, чтобы проверить очередную подозрительно тихую чащицу, а семеро оставшихся людей шли по тракту следом ними.
   Чем дальше по тракту они продвигались, тем тревожнее становилось - немного западнее от них редколесье кончалось, переходя в густой лес. И именно там, в его глуши, тянулся Улей, который они так пытались обойти стороной. Бывший некогда далеко в стороне, он неумолимо приближался к ним. А вместе с Ульем близилась и опасность.
   Лишь вчера Мика до конца понял, насколько он слаб. Что, если бы вчера ему сопутствовало хоть на чуточку меньше удачи, он бы уже не смог идти дальше просто потому, что был бы мертв. Но даже на этом бы все не закончилось - он бы не умер без последствий. Если бы Мика не пережил схватку, были бы мертвы и те три стража, которых он в итоге смог вылечить. В том числе и Савви, и Грен... Такая мысль навела его на одно простое умозаключение - казалось, что теперь он был в ответе не только за свою жизнь. Что весь отряд мог пострадать, если он допустит ошибку. Эта была очень тяжелая мысль, и Мика потряс головой, пытаясь отогнать ее от себя.
   - Смотри по сторонам, - хмуро буркнул Емой, идущий подле него, - а не себе под ноги.
   В последнее время Емой был куда раздражительнее, чем обычно. Мике казалось, что так на его напарника действует ощущение постоянной опасности, которое будто нависло над всем отрядом. Оно всегда держало их в напряжении, не позволяя даже вздохнуть спокойно.
   Но, несмотря на все его раздражение, Емой был тем не менее прав - нужно было больше смотреть по сторонам. Поэтому Мика кивнул и попытался сосредоточиться на их окружении. Но это было не так просто, как казалось - тяжелые мысли все возвращались, не давая ему покоя. И они были не только про сражение в башне и гибель Калли. Все чаще он вспоминал то, что видел во сне, до того, как Калли попытался задушить его. На первый взгляд это могло показаться незначительной мелочью - подумаешь, какие-то ящеры оказались теми самыми домовыми, которых его народ почитал, как хранителей очага. Скрипя зубами, можно было признать, что предания на то и были преданиями, а не историей, что могли в чем-то ошибаться. Но больше поражало то, как он вообще увидел что-то подобное в его сне. Черт возьми, это же был его сон, верно?
   Вновь всхлынули сомнения, и, чтобы хоть как-то отвлечься от них, Мика посмотрел на Емоя. - Емой?
   - Да? - бросил тот, не оглядываясь.
   - Почему ты... - Мика помедлил, не зная, стоит ли спрашивать об этом, но все же решился, - не ушел вместе с Парригом?
   Теперь уже Емой обернулся и хмуро посмотрел на него. - Издеваешься?
   Мика пожал плечами. - Я почему-то думал, что ты уйдешь.
   Большинство из тех, кто остались либо были обязаны мастеру Эшому или Мике жизнью, либо не захотели оставлять друзей. Емой же не был обязан жизнью никому из них, а, как казалось Мике, друзей у него тут не было. Возможно, за исключением Старшого, у него их и вовсе не было.
   - Значит, - хмуро буркнул Емой, вновь отворачиваясь, - ты думал неправильно.
   Мике оставалось только пожать плечами. Похоже, говорить об этом его напарник не собирался, что совершенно Мику не удивляло. Они и так немного говорили друг с другом. Поэтому Мика немало удивился, когда, после недолгого молчания, Емой все же заговорил.
   - Это... из-за моего брата, - наконец, сказал он.
   Мика осторожно спросил у него: - Ты не очень ладишь с Аккоем, да?
   - Аккой... - Емой отмахнулся от него рукой. - Я сейчас редко вспоминаю, но, знаешь, в детстве мы были довольно близки. Отец тогда был гончаром и получал неплохие деньги. Всего хватало, и мы жили хорошо. Даже и не вериться... - Емой прервался и покачал головой. - Ну а потом род Коль отобрал у нашего рода гончарное дело, - Емой скривился и сплюнул под ноги. - Чертовы ублюдки... В итоге мой отец тут же лишился работы. Дела быстро пошли на спад. Всем в роде Трисса тогда приходилось тяжело, и моя семья не была исключением. Со временем родители устроились в прислугу, а я с братом пошли в охотники. Так хорошо, как раньше, уже не жили, но все же... - Емой пожал плечами. - А потом у Аккоя появились какие-то свои знакомства с родом Коль и... В итоге он уговорил отца вместе с ним уйти из рода Трисса в род Коль. Тогда многие так делали. Род Коль переманивал людей повсюду. И... - Емой пожал плечами. - В итоге отец смог вернуть работу гончара, правда, теперь уже в другом роду, а Аккой стал начальником лагеря, хотя, как мне кажется, тот же Старшой справился бы с этим делом гораздо лучше.
   Мика хмуро посмотрел на Емоя. После недавнего рассказа о Парриге, ему казалось, что все и всюду продвигались по службе исключительно по знакомству. - Аккой уговорил только отца?
   - Да, - Емой усмехнулся, - моя мама всегда была очень гордой. Она бы никогда не согласилась предать тот род, в котором родилась. Ну а я... - он пожал плечами. - Я остался вместе с ней. Первое время мы вообще не разговаривали. Они же нас бросили... Но с тех пор все немного поутихло. Аккой даже порой навещает мать. Приносит какие-то подарки ... - Емой презрительно фыркнул. - Так и хочется сказать ему, что он может засунуть их обратно в свой зад. Да и сам он может отправиться вслед за ними.
   - В свой же зад? - Мика усмехнулся, на что Емой ответил ему такой же усмешкой. - Это будет непросто...
   - Это будет тот самый подвиг, который и обеспечит ему широкую известность, - Емой фыркнул. - Этот ублюдок только о ней и мечтает.
   Они переглянулись и вместе усмехнулись шутке, но прошло мгновение, и улыбка тут же сползла с лица Емоя. - Почему я вообще рассказываю тебе об этом?
   Мика пожал плечами. - Может, потому что я хороший парень?
   В ответ Емой вновь фыркнул. - Конечно... Тогда, почему я не рассказываю ничего Яреку? Он тоже хороший парень.
   Мика закатил глаза. - Я хороший парень, который не рассказывает тебе о своих детях?
   - У тебя нет детей...
   - Который пока что не рассказывает тебе о своих детях?
   - Свэн? - хмуро спросил Емой, молча соглашаясь с его доводами.
   - Хороший парень, которому не все равно?
   Емою оставалось лишь фыркнуть. - Черт возьми, меня окружают одни ублюдки...
   Мике вновь захотелось рассмеяться. Видимо, в голове его напарника "хороших парней" от "ублюдков" совершенно ничего не отличало.
   После этого они еще о многом говорили. Мика не раз подшучивал над Емоем из-за его влюбленности в Жуни, а Емой то и дело напоминал Мике о том, что он ублюдок. Просто так, чтобы тот не забывал об этом. И, если до этого Мике было сложно подолгу говорить с Емоем и не чувствовать раздражения, то теперь этого ощущения больше не возникало. Будто пропала какая-то незримая стена между ними.
   Но, спустя какое-то время, лицо Емоя вновь нахмурилось. - Знаешь, я же чуть было не ушел тогда с этим скотиной Парригом.
   Мика перестал смотреть по сторонам и перевел взгляд на своего напарника. - Но ты не ушел.
   - Нет, - Емой медленно покачал головой. - Я не знаю, но... - он замялся, - наверное, он слишком сильно напомнил мне брата. И, что испугало меня гораздо больше, я сам был бы слишком похож на Аккоя, если бы ушел. После всего, что случилось в ту ночь... - он хмуро посмотрел в сторону, - я просто не мог уйти.
   В памяти тут же всплыла картина того, как дымился валькар, как мастер Эшом призывал всех подготовиться, но почти никто его не слушал. А потом была кровь, смерть и огонь. Из мыслей Мику вырвал голос Емоя.
   - Только что мы сидели, пили самогон и играли в карты, а потом, - он покачал головой, - все покатилось к чертям. И, черт возьми... - он хмуро посмотрел себе под ноги, бессознательным движением руки нащупывая за спиной древко арбалета, - это было паршиво.
   Мика кивнул ему, вспоминая, как он чувствовал себя, когда, сколько бы стрел он не отправлял во врага, тот с легкостью уходил из-под выстрела. В лучшем случае попадала одна из пяти, в худшем - не попадало ни одной.
   Мика не считал, что Емой в чем-то виновен - он сделал все, что мог. Гораздо больше многих стражей, которые сперва не делали вообще ничего, в то время как Емой сразу же пришел ему на выручку.
   В то время, как Мика всего что мог не сделал - он был способен на гораздо большее. Казалось, все мысли последних часов, неспокойные и мутные, собрались вместе и внезапно прояснились.
   - Емой, - он вновь обратился к своему притихшему напарнику. - Мне нужно ненадолго вернуться к отряду.
   Тот лишь рассеянно кивнул ему, все еще о чем-то крепко задумавшись. - Только быстро.
   Не прошло много времени, а Мика уже подходил к медленно бредущему за ними отряду. Идущий впереди всех Ярек тут же окликнул его. - Что-то случилось?
   Но Мика лишь покачал головой и прошел мимо него.
   - Старик, - Мика нехотя окликнул мастера, как только увидел его, мирно шагающего в окружении стражей. Теперь, когда больше не было возможности ехать в повозке, он уставал куда больше обычного, но, тем не менее, продолжал идти вперед.
   Видя, что молодой охотник целеустремленно идет к нему, старый мастер вздохнул и устало посмотрел на парня. - Прошу тебя, не называй меня так. Хочется верить, что я еще достаточно молод.
   - Достаточно для чего? - спросил Мика, подходя к нему. Стражи, кинув на них несколько любопытных взглядов, прошли дальше, оставляя их наедине в хвосте колонны.
   - Для того, чтобы меня не называли стариком, - мастер пристально посмотрел на него. - Что ты хотел?
   Под взглядом старика Мика стушевался и пожал плечами. - Я хочу помочь.
   - Помочь? - брови мастера Эшома недоуменно поползли вверх.
   - Да, помочь, - немного раздраженно ответил парень. - В следующей битве... я бы хотел суметь сделать больше.
   - Ты охотник, Мика, - мастер по-отечески похлопал его по плечу. - Делай свою работу, и ты уже поможешь достаточно.
   - Но... Я могу больше, - Мика покачал головой, понимая, что хотел сказать совсем не это. Он не просто мог, нет... - Я должен сделать больше.
   Старик пристально посмотрел на него. Их взгляды встретились, и на мгновение Мике показалось, что мастер Эшом прекрасно понял его. Будто старый мастер знал о том, почему парень подошел к нему, что и ему было знакомо это чувство вины. Что и он не хотел никогда больше испытывать его. Старик пригладил усы и улыбнулся, но продолжил молчать, пристально наблюдая за Микой.
   - То плетение, - начал Мика, - которое создало каменную оболочку вокруг тебя...
   - Да? - мастер Эшом кивнул ему, вынуждая продолжить.
   Оставалось только раздраженно посмотреть на старика - тот явно слишком сильно наслаждался внезапным косноязычием Мики. - Научи меня ему.
   - Это не так просто, - старик вздохнул.
   - Но это возможно, верно? - настойчиво повторил Мика, чем вызвал у старика еще одну улыбку.
   - Знаешь ли ты, почему мастерство делится на три основные ветви? Почему есть мастера-воители, мастера-целители и мастера-оградители?
   Мика пожал плечами. - Дед рассказывал про то, что у целителей должен быть хороший контроль...
   Мастер Эшом кивнул. - У каждого мастера есть свои сильные и слабые стороны. Но даже они обобщаются. Обычно, чем больше у мастера силы, тем меньше он способен управлять ею. Тем меньше у него контроля над собственно силой. Контроль - это способность управлять силой без использования плетений. В целительстве он особенно важен. А вот в ограждении - нет. Чтобы избежать необходимости прямого контроля, мастера-оградители используют сложнейшие по своей структуре составные плетения. С другой стороны, мастерам-оградителям для таких плетений необходимы просто огромные запасы силы, которых нет у целителей. То есть...
   - Либо у тебя много силы, либо хороший контроль над ней, - перебил его Мика. - Я понял.
   - Да, - мастер кашлянул в кулак. - Ты - из рода Ан Нара. Я понимаю, что твоя семья больше не носит это родовое имя, но это не меняет того, чья кровь течет в твоих жилах.
   - И чья же это кровь?
   - Кровь людей, - мастер вновь задумчиво пригладил усы, - которые на протяжении поколений целенаправленно улучшали свой контроль над силой. Всеми возможными способами. И они сумели довести его до совершенства, став лучшими целителями Содружества. Но взамен они поплатились запасами силы, которые стали очень малы. Ты унаследовал эти особенности от своего деда, а он - от своего отца. И твои дети унаследуют их от тебя.
   - То есть, - Мика хмуро посмотрел на него, - у меня мало силы?
   Это звучало не очень хорошо.
   - Да, - старик кивнул, - как у каждого хорошего целителя, у тебя ее не так много.
   Ответ старика Мике не понравился. Мало силы? Ладно, не больно то и хотелось. Но было ли у него достаточно силы для того, что он хотел? - Значит ли это, что я не смогу изучить это плетение?
   - Нет, - старик улыбнулся, видя, как лицо идущего подле него юноши меняется. - Воинское дело, к которому относится плетение доспеха, не требует таких огромных запасов силы, как ограждение. Если на многие плетения школы ограждения, я боюсь, у тебя не хватит силы никогда, то это плетение тебе еще доступно.
   - Но... - начал говорить Мика. Но старик перебил его.
   - Но ненадолго, - он серьезно посмотрел на него. - Всего пару минут. Твои силы будут стремительно убывать, усталость будет быстро накапливаться. Тебе придется использовать это плетение очень осторожно.
   Все же это не может быть хуже того, что я делал со своей силой в предыдущих битвах. Мика ясно вспомнил, как только лишь на то, чтобы немного оттолкнуть одноглаза, уходили почти все его запасы.
   Заметив, что парень отвлекся, Эшом переспросил. - Мика, ты понимаешь, насколько это опасно? Ты можешь не только потерять сознание, но и умереть.
   Мика кивнул. - Да, я понимаю.
   - В таком случае вечером я покажу тебе само плетение.
   Мика не смог скрыть разочарования. - Только вечером?
   - Да, - мастер улыбнулся, - а пока займемся твоими запасами силы.
   Мика удивленно посмотрел на мастера Эшома. - Их можно увеличить?
   - Да, - старик хитро улыбнулся. - Если кто-то из рода Ан Нара узнает, что я тебе предлагаю, боюсь, меня признают врагом рода.
   Мика настороженно посмотрел на него. - И вы все же поможете мне?
   - Только если мы сохраним это в секрете, - мастер Эшом заговорщицки подмигнул ему, а Мика подумал, что, возможно, старик не так и плох. - Видишь ли, запасы силы все же можно увеличивать. Это долгий и упорный труд, но все же, это возможно.
   Мика задумчиво нахмурился. - Тогда почему все одаренные не делают этого?
   - Не забывай - чем больше запасы, тем сложнее сохранять контроль над силой. Если кто-то предложит целителю увеличить тому запасы силы, пожертвовав при этом частью контроля, то ни один целитель на такое не пойдет. Им попросту это не нужно, наоборот - им это вредно. К счастью, - старик хитро улыбнулся, - вы, уважаемый Миклай, не целитель. Вы охотник, и все эти рассуждения вас совершенно не волнуют.
   Услышав от старика свое полное имя, Мика вновь невольно скривился. - Я просто Мика, - хмуро буркнул он. Но хмурость быстро сменилась подозрительностью. Ведь он же ни разу не говорил тому своего полного имени, верно? - Откуда ты знаешь мое полное имя, старик?
   - В этом нет особой тайны, - мастер Эшом пожал плечами. - Я знаю твоего деда еще с тех лет, когда мы малыми детьми вместе бегали по Столице. И даже после того, как его изгнали из рода, мы продолжили поддерживать связь... - Эшом печально улыбнулся, - до недавнего времени. В одном из писем Йомур и рассказал о тебе. Тогда еще ты был совсем мал. Боги, как давно это было...
   Мастер замолчал, погрузившись в воспоминания, а Мика хмуро посмотрел на него. Их разговор вышел далеко не скучным, но надолго оставлять Емоя одного во главе колонны не хотелось. - Старик...
   - И я не старик, а... - мастер перебил его, - ...а Эшом. Просто Эшом.
   Мика кивнул ему. - Я понял тебя, Эшом. Никаких стариков, никаких Миклаев, - невольно Мика улыбнулся. - А вы хитрый дед.
   - Я бы предпочел быть просто хитрым. Без деда, старика и прочих... - старик устало вздохнул. - Но спасибо.
   Мика кивнул. - Что мне делать?
   - Есть несколько упражнений. Все из них предусматривают работу с немного большим объемом силы, чем привычен одаренному. Первый прост, - старый мастер задержался у одного из придорожных деревьев и приложил к нему руку. - Ты должен, используя плетение, заимствовать чистую силу, - Мика почувствовал, как в дереве зашевелилось невидимое нечто, перетекая сквозь руку мастера в его тело, - и преобразить ее в собственную силу.
   Тут же тепло в старике пришло в движение, видимо, преображая чистую силу.
   - Такое преображение - процесс долгий и утомительный. Мастера силу от природы пытаются не брать, так как затраты времени на это просто не окупаются. Но мы никуда не спешим, верно? - мастер Эшом улыбнулся Мике, отчего его уставшее лицо даже чуть чуть помолодело. - Так как твое тело не знает, куда девать такие объемы силы, то ты должен ее как-то использовать. Например, вот так, - свободной рукой он стал перебирать маленькие камни-знаки на браслете у него на запястье, пока не нашел нужный. Тут же в этот камень потекла сила, и Мика увидел, как воздух вокруг камня исказился от хлынувшего в него тепла, а через мгновение в раскрытой ладони мастера загорелся небольшой огонек. Он горел всего миг, после чего мастер захлопнул ладонь, и огонек пропал. - Но выбрасывать полученную силу не совсем разумно, поэтому мастера могут перенаправить ее в свой альтун, - Эшом достал из-за пазухи цепочку, с висящими на ней металлическими пластинками.
   Мика посмотрел на цепочку и пришел к выводу, что этот альтун был почти в точности такой же, как и у его деда. Металлическая цепочка, продетая сквозь десяток небольших пластинок. На каждой пластинке виднелась сложная вязь знаков, призванная создать не простой накопитель, который сможет продержать в себе силу лишь пару часов, а настоящее хранилище, способное верно прослужить своему хозяину десятки лет.
   - Дед уже поручал мне делать простые накопители, - сказал Мика, отводя взгляд от альтуна. - Но никогда - чего-то настолько сложного.
   - Да, - старик кивнул, - альтун - это особый инструмент. Обычно полноценный альтун делают лишь в самом конце обучения одаренного. Но... - мастер покачал головой, - нам придется поступиться этим обычаем. Если ты хочешь развить свои запасы, альтун тебе просто необходим. Мы сделаем тебе альтун, но пусть это останется только между нами, - старик пристально посмотрел на него, - хорошо?
   Мика кивнул, понимая важность того, что предлагал ему сделать мастер Эшом. Альтун позволял одаренному мгновенно стать в разы сильнее, значительно увеличивал его предел усталости. Это был инструмент, право на ношение которого стремился получить каждый одаренный, но получали его лишь единицы. А тех, кто пытался без разрешения использовать этот инструмент, ждала тюрьма.
   - Почему вы готовы пойти на это? - спросил Мика, не отводя взгляда от Эшома. - Вы же знаете, чем все это может кончиться...
   Мастер Эшом устало кивнул. - Знаешь, те люди, которые ушли вместе с вэром Парригом вчера ночью... - он поднял взгляд на него. - Они во многом были правы - шансы выжить, если мы продолжим двигаться вперед, невелики, - он устало покачал головой. - Я не знаю, что происходит тут, но столько духов не видели уже почти целый век. И... мы оказались к этому не готовы. Если с Мудрым что-то случилось, то мы - последняя надежда его жителей. Нам обязательно нужно добраться до поселения и восстановить связь со Столицей. А для того, чтобы добраться до поселения, мне пригодится любая помощь. И твоя в том числе, Мика.
   Мике стало немного плохо, и он отвел взгляд в сторону. Если он сам лишь сейчас начал осознавать ту ответственность, которую он нес за членов отряда, то на старике лежала гораздо большая ответственность. От него зависела судьба целого поселения. Страшно было представить, что будет с Мудрым, если оно так и останется без связи со Столицей посреди лесов, которые просто кишели духами. А когда туда отправится следующий отряд из Свирепого, не знал никто, в том числе и столичный Совет. Как мастер Эшом и сказал, они оказались совершенно не готовы к такому.
   - Поэтому я с радостью сяду в тюрьму... - Эшом вновь поднял взгляд на Мику, - потому что это будет значить одно - мы сумели добраться до Мудрого, вновь открыли Путь в Столицу, туда, где у меня и появится та самая возможность сесть в тюрьму. И мы выполнили свой долг.
   Мика вновь задумчиво окинул взглядом окружающее их редколесье. Теперь, когда ему напомнили о том, как много зависит от успеха их похода, леса внезапно показались Мике гораздо мрачнее и опаснее, чем были до этого.
   Из созерцания его вырвал голос мастера Эшома. - Но начнем мы не с альтуна. Сперва ты должен будешь доказать мне, что готов использовать его. Сделай себе несколько накопителей и поработай с ними. Их должно хватить на несколько часов. Скажи, - спросил мастер, - что случилось с тобой, когда ты вчера использовал всю доступную тебе силу на исцеление раненных?
   - Я потерял сознание?
   - Да, - старик кивнул. - Так вот, теперь тебе будет доступно намного больше силы, чем обычно. Но твое тело привыкло к определенным объемам силы, намного меньшим, чем тебе теперь будут доступны. Что случится, если ты вновь перестараешься?
   Мика пожал плечами. - Я потеряю сознание?
   Мастер Эшом отрицательно покачал головой. - В крайнем случае, - мрачно сказал старик, - ты умрешь.
   Видя, как Мика разом подобрался, мастер печально улыбнулся. - Не зря альтун доверяют ученику лишь спустя десятилетия обучения, когда он уже успел изучить себя и свои возможности. Это делается, в том числе, и ради безопасности самого ученика.
   - У нас нет такого времени, - Мика прошептал.
   - Да, - мастер Эшом кивнул ему. - Поэтому будь предельно осторожен, Мика. Дело не только в альтуне - любые нагрузки сверх привычных могут привести к печальным последствиям - даже постоянное использование обычных накопителей. Это не шутки - ты действительно можешь погибнуть.
   Мика хмуро посмотрел на него. - Я понимаю.
   Все это радовало его все меньше. Если до этого, всего неделю или две назад, он не хотел обучаться даже просто так, то теперь был вынужден делать это под страхом смерти, и совершенно ничего не мог с этим поделать.
   Мика кивнул мастеру на прощание и стал ускорять шаг, намереваясь догнать Емоя. Но в итоге он остановился и снова развернулся к старику.
   - Знаете, - он промедлил, собираясь с мыслями. - Это было слишком... - он вновь замялся, - просто? Я думал, мне придется убеждать вас научить меня чему-то. А вы согласились так просто...
   В ответ мастер Эшом устало посмотрел на него. - Знаешь, если бы ты не пришел ко мне до вечера... - старик замолчал, отводя взгляд. - Я бы сам предложил тебе выучить это плетение, - он вновь тяжело замолк. - Дети не должны сражаться за нас, стариков. Но сейчас у меня просто нет выбора. Долг - это очень тяжелое слово, Мика. Он требует от тебя все, и даже больше. Для того, чтобы попасть в Мудрое, нам понадобятся все наши силы. И даже их может не хватить.
  

*_*

  
   Дорога, выложенная белым камнем, вела их вперед, а с двух сторон от нее стелились поля, поросшие высокой травой и кустарниками. Мика с Емоем все также шагали впереди отряда, в пределах видимости их товарищей. Время от времени либо Мика, либо Емой углублялись в поля, разведывая окрестности и то и дело высматривая, нет ли в ближайших рощах странных фигур, замерших на древесных стволах. С особой опаской они следили за тянувшимся далеко слева, почти у самого горизонта, темным массивом изломанных деревьев. Улей все время оставался в пределах видимости, но дорога под ними пока еще держалась на расстоянии от него, за что Мика был ей благодарен.
   Остановки отряда были скупыми и краткими. Утолив жажду и перекусив, они спустя четверть часа уже отправлялись дальше. Во время одной из таких остановок Мика успел вырезать несколько деревянных табличек с дырочкой в верхней части, через которую он пропустил веревку. На всех табличках он вырезал простые плетения накопителя.
   Знаков-бусинок на его браслете хватило на то, чтобы составить новое плетение. Это было очередным плетением памяти. Знаки взывали к глубинным воспоминаниям силы природы, чтобы превратить ее в силу души. Как многие плетения семейства Лира, оно состояло всего из трех знаков: ядра природы, Мир, знака предназначения, Лира, и замыкающего ядра души, Аз. Если в случае, когда приходилось работать с памятью души человека, вспомогательные знаки и нельзя было использовать из страха навредить больному, то теперь, когда он собирался погрузиться в память куска камня или дерева, это вполне можно было сделать. Поэтому, немного подумав, Мика решил обезопасить себя и добавить к ядру природы, с которым у него всегда возникали проблемы, уточняющий знак, который будет меняться в зависимости от того, откуда он будет брать силу, будь то Рошь для дерева или Тер для камня.
   Смысл упражнения, показанного мастером, был прост - взять силу природы, превратить ее в силу души, как можно дольше удерживая излишнее тепло в себе, и, когда удерживать его больше не выходило, направить излишки силы в накопитель.
   Вновь шагая впереди колонны, Мика нагнулся и поднял с дороги камень. Раз он собирался брать силу этого камня, то уточняющим знаком ему послужит Тер. Прислушавшись к собственным ощущениям, он ярко ощутил как свою собственную силу, так и ту силу, что содержалась в камне. Ее было немного, еле теплая, в отличие от его собственной горячей силы, но она там была. Хорошо.
   Повинуясь его приказу, тепло в нем хлынуло в браслет, в нужном порядке проходя сквозь бусинки. Мир, - он почувствовал, как его сила потянулась к чистой силе камня, пытаясь уцепиться за нее, но бессильно соскальзывая. Тер, - наконец, пройдя сквозь знак камня, его сила преобразилась достаточно для того, чтобы суметь ухватиться за свою цель, опутать ее. Лира - как только сила прошла сквозь этот знак, Мика ощутил, как она разом потяжелела, управлять ею стало сложнее. Начался медленный и трудоемкий процесс погружения в глубины памяти камня. Мика ощущал мутные и неясные образы, служившие маяками в море серых воспоминаний. Его сила перебирала их один за другим, пока, наконец, не наткнулась на нужный. И только тогда он смог направить силу в последний знак. Аз - сила наполнила знак, и Мика ощутил, как начался процесс преобразования.
   Тяжело выдохнув, он утер пот со своего лица. Это действительно утомляло. А сила, которую Мика получил от камня, лишь ненамного превосходила силу, потраченную на само плетение. Он тут же сник - теперь он понимал, почему одаренные предпочитают наполнять накопители собственной силой. Возиться с силами природы было одной морокой.
   Вскоре почти вся чистая сила, которая была в камне, оказалась преобразована в его собственную силу, а сам камень, который он все еще держал в руках, стал крошиться и разваливаться на куски - вместе с силой его покинула и способность сохранять целостность. Когда последние частицы силы покинули камень, он рассыпался на песчинки. В итоге Мика стряхнул руки, и песок осыпался на землю.
   Сила была неотъемлемой частью любой вещи, и, лишившись ее, вещь более не могла существовать. Слава богам, что сила, содержащаяся в разумных существах, не подчинялась данным законам. Ее память была куда ярче, и, в большинстве случаев, она успевала восстановиться быстрее, чем ее могли опустошить.
   Когда преобразованная сила попала в Мику, ему тут же стало жарко. Тепло, до того мирно ютившееся в его теле, попыталось выбраться наружу. Сперва Мике удавалось удерживать его в себе, но чем больше времени проходило, тем ощутимее становились колебания тепла. Пот стекал с него ручьем, когда он, наконец, не выдержав, направил излишки силы в накопитель.
   Емой, идущий подле него, подозрительно посмотрел на него. - С тобой все в порядке?
   Мика лишь слабо улыбнулся. Со стороны, наверное, казалось, что он вдруг, ни с того ни с сего, начал стремительно потеть, просто мирно шагая по дороге - такое даже на их душные кафтаны списывалось с трудом.
   - Все хорошо.
   - Ну, смотри... - подозрительный взгляд Емоя после его заверений никуда не исчез. - Если ты тут свалишься, я тебя никуда не потащу...
   Ответом Мики была улыбка - несмотря на все слова его напарника, Емой все же продолжал с беспокойством следить за ним.
   Кажется, это будет долгим занятием, - угрюмо подумал Мика, без какого-либо энтузиазма подбирая с дороги еще один камень. Чтобы вновь превратить его в пыль. И так снова и снова.
   Время шло, они брели вдоль бесконечных полей, а Мика подбирал все новые камни, после чего превращал их в пыль, забирая их чистую силу себе. Кроха за крохой, дощечки его накопителей заполнялись. Пока первая из них, не выдержав, не рассыпалась трухой. Мика сперва глупо уставился на то место на веревке, где она только что была, но толчок Емоя привел его в себя.
   - Ты почему остановился? - окликнул его охотник. - Пошли дальше.
   Устало кивнув ему, Мика бросил еще один грустный взгляд на таблички. Похоже, при таком использовании надолго этих горе-накопителей не хватит. Почему-то теперь я жалею о том, что подошел к старику...
  

*_*

  
   В этот день они остановились раньше обычного - еще даже не начало темнеть, как справа от дороги показалось небольшое деревянное строение, почему-то напомнившее Мике чрезмерно большой сарай. Оно выглядело старым и ветхим. Зайдя внутрь, они обнаружили, что внутри было не лучше, чем снаружи - под их ногами была голая земля. Пола не было вовсе. Все помещение было разделено на квадраты столбами, уходящими к самому потолку, а вместо кроватей их ожидали гамаки, натянутые между этими самыми столбами.
   - Чудесно, - разочарованно протянул Емой. - Чем дальше, тем лучше, - он пнул ближайший столб ногой.
   - Не унывай, Емой, - Савви широко улыбнулся. - С хорошей компанией мы нигде не пропадем, - он тут же одной рукой приобнял за плечи идущего около Свэна, но лицо того стало настолько кислым, что Савви тут же и отпустил его.
   - Кажется, - пробубнил Емой, - не я один тут готов поменять эту самую хорошую компанию на кровати.
   - И полы, - буркнул рядом с ним Свэн. - Без полов сделки не будет.
   - Да бросьте, - Савви легко отмахнулся от них рукой, - бывало ведь и хуже, верно, Йол, Грен?
   Упомянутые стражи ответили ему невнятным мычанием, в котором с трудом можно было угадать согласие. Дневной переход с полными рюкзаками настолько вымотали их, что оба стража, бросив вещи в сторону, тут же попадали в гамаки и теперь просто устало лежали в них. Мика в очередной раз облегченно вздохнул из-за того, что Ярек не приказал нести заплечные сумки и ему с Емоем.
   Тем временем Савви, получив необходимое ему согласие, довольно повернулся к Емою. - Ну, что я говорил?
   Охотник в ответ лишь фыркнул. - Эти двое всегда на все согласны. Придумай что-то другое.
   В таком ключе их разговор и продолжался. Мика улыбнулся, слушая, как Савви вступает в перепалку с Емоем и Свэном. Они спорили друг с другом без лишнего запала и злости. И, если Свэн говорил лишь изредка, то Емой с Савви с легкостью находили, чем безболезненно уколоть друг друга. Будто один бросал другому мячик, а тот, как истинный игрок, с легкостью отбивал его обратно. Наблюдать за этим было по меньшей мере забавно.
   Пока они перебрасывались колкостями, отряд успел разойтись по помещению и занять себе спальные места. Мика было и сам захотел прилечь, но тут его внимание привлек мастер Эшом, замерший у самого выхода. Его взгляд встретился со взглядом Мики, и мастер молча указал на дверь, приглашая Мику последовать за ним. Парню говорить дважды не пришлось - похоже, пришло время выучить то самое плетение, которое позволило мастеру так легко победить духов. Вскоре они уже вышли наружу и углубились в рощицу у дороги. И, как только их убежище скрылось за деревьями, старик нашел полянку, чистую от богато растущего повсюду кустарника, и присел на колено.
   - Присаживайся, - мастер Эшом взглядом указал на место рядом с собой. Мика незамедлительно присел рядом с ним, наблюдая за тем, как старик выводит пальцем на земле различные знаки. - Это плетение связывает твою силу с частицами чистой силы, которые заключены в окружающем тебя мире. В земле, в воде, дереве...
   - И камне? - добавил Мика, с интересом изучая плетение и, кажется, уже догадываясь о том, как будет работать нужное ему плетение.
   - Да, - мастер кивнул. - Плетение создает вокруг твоего тела оболочку из того материала, с которым ты установишь связь.
   - Доспех? - подсказал Мика, вспоминая, что больше всего каменная оболочка напомнила ему именно броню.
   Мастер кивнул. - Да, доспех. Существует одна закономерность - чем тверже материал, тем сложнее им управлять.
   - А как же вода? - Мика вопросительно посмотрел на мастера.
   Эшом кивнул, отчего его длинные усы забавно закачались. - Водой управлять легче всего, но в этом нет особого смысла, - видя, что Мика уже готовиться задать новый вопрос, старый мастер улыбнулся и приподнял руку, останавливая молодого ученика. - Мы используем доспех для двух наиважнейших целей - защиты, - он загнул указательный палец, - то есть, чтобы можно было выдержать удары духов. Вода может защитить нас от ударов?
   - Нет.
   Мастер Эшом развел руки в стороны. - Значит, одну цель она уже выполнить не может. Вторая цель, - теперь он загнул большой палец, - это атака. Доспех помогает значительно усилить наши удары. Может ли вода усилить наши удары?
   Мика задумчиво провел рукой по волосам. Вода, как жидкость, едва ли могла бы ударить настолько же сильно, как, скажем, камень. - Наверное, нет?
   Старик неоднозначно покачал головой и повторил за своим учеником: - Наверное, нет. Возможно, воду и можно применить в бою, но для этого необходим опыт, которого у тебя пока нет. Самый подходящий для тебя материал - это земля. Она тверже воды и подчиняется гораздо проще камня или железа. Тем более, - он обвел рукой вокруг себя, - земля есть везде. Такой доспех можно сделать где угодно, в отличие от каменного или железного, для которых нужно наличие поблизости их источников. И он создается быстрее, например, каменного. Если на создание доспеха из камня нужно несколько минут, то земляная броня может быть создана почти мгновенно. Теперь положи руку на плетение, - видя, что парень медлит, мастер взял его руку в свою и приложил к земле, прямо на плетение. - Направь свою силу в плетение, - шепнул мастер Эшом. - Прислушайся, как она течет по знакам, - повинуясь голосу старика, Мика закрыл глаза и ярко ощутил, как его сила двинулась в написанное на земле плетение. Попав в плетение и пройдя сквозь один знак за другим, сила будто распылилась по участку земли, после чего потекла назад, захватив с собой землю, в которой была распылена. Сила вернулась в его тело, а земля, сохраняя с силой незримую связь, сперва перетекла на его руку, обволакивая ее, а потом, двигаясь вслед за сковавшей ее силой, продолжила ползти вплоть до локтя.
   - Ты заметил, - спросил старик, рукой указывая на его земляную перчатку, - что земля связана определенными частицами твоей силы и, передвигая эти частицы, ты можешь передвигать и землю?
   Мика кивнул ему и для проверки приказал частичкам тепла, которые только что побывали в земле, перетечь с правой руки на левую. С удивлением он наблюдал, как вслед за силой на другую руку перетекла и земля.
   - Отлично, - с улыбкой сказал мастер Эшом. - Навсегда запомни это свойство. Именно оно - ключ к тому, чтобы победить в схватке с духами. Перед тем, как давать волю плетению, сосредоточь в нем больше силы, - сказал мастер, изучая его земляную перчатку. - Тогда ты сможешь собрать больше земли.
   - Хорошо, - пробубнил Мика, разрывая связь его силы с землей и позволяя той осыпаться вниз. Отряхнув руки от пыли, он под руководством мастера Эшома вывел на земле новое плетение и, прислонив к нему ладонь, начал собирать в нем силу. Все больше и больше, до тех пор, пока сила не стала пытаться вырваться из-под его контроля. И только тогда он отпустил ее, доверяя дальнейшую работу плетению.
   В этот раз сила захватила просто огромный кусок земли. Примерно три шага в глубину и столько же в ширину и длину. Земля, вместе с силой, потекла на него, оставляя за собой яму, в которую Мика, оказавшись на ее краю, чуть сразу же и не упал.
   - Осторожней, - предупредил старик, отступая прочь от образовавшейся ямы, - и следи за тем, чтобы земля не приближалась к лицу.
   Мика лишь закатил глаза, увлеченно наблюдая за тем, как земля сперва огромным неподъемным комом прилипла к его руке, но после, повинуясь его воле и распределяемой им по телу силе, стала равномерно растекаться по всему телу. Вот это да!
   Когда земля закончила свое движение, вся фигура Мики оказалась покрыта плотным слоем земли. Мика все еще не знал, сколько именно силы нужно вливать в плетение, сколько времени ему нужно, чтобы закончить работу. Он многого не знал. Но из всего опыта Мика однозначно усвоил одно - воздействуя на ту силу, которая имеет связь с доспехом, он мог воздействовать и на сам доспех. Он мог с легкостью перекидывать землю из одной части своего тела в другую.
   Он пошевелил рукой, но движение далось ему непросто - непривычно большой вес конечности делал ее куда более неуклюжей, чем обычно. Мика попробовал сделать шаг в сторону, но шаг вышел медленным и вязким, неловким.
   - Почему так тяжело? - спросил Мика, с трудом сохраняя равновесие.
   - А что ты хотел? - бровь мастера вопросительно приподнялась, а его длинные усы при этом забавно зашевелились. - На тебе сейчас множество лишнего веса, к которому твое тело совсем не привычно.
   - И что мне делать? - Мика попробовал сделать еще один шаг в сторону, но, оступившись, начал медленно заваливаться на бок. Он попытался замахать руками, хоть как-то выровняться, но медленное и неуклюжее тело не стало подчиняться ему, и Мика беспомощно грохнулся на землю. Весь удар приняла на себя броня, так что Мику лишь немного встряхнуло от падения. Но все равно было обидно.
   - Привыкать, - мастер Эшом рассмеялся, наблюдая за неудачами ученика. - Не спеши так. Скажи мне, как ты делаешь шаг вперед?
   - Как понять, как? - раздраженно переспросил Мика, с трудом поднимая свое потяжелевшее тело с земли. - Просто беру и шагаю, - и он тут же сделал шаг вперед, в этот раз более успешно - он закачался, но хотя бы не упал.
   - Твое тело сковано в доспех, может быть и тяжелый, но в тоже время сохраняющий связь с твоей силой. Эта земля, - он постучал кулаком по все еще достаточно рыхлой броне Мики, - она полностью подчинена твоей воле. Подумай, как иначе ты можешь передвигаться, - мастер многозначительно посмотрел на ученика.
   Мика хмуро зыркнул на него в ответ, но невольно принял вызов и стал размышлять. - Нужно как-то воздействовать на землю силой, с которой она связана? - выдал он, вопросительно глядя на старика. - Может, как-то согласовать движения тела и потоки силы?
   Видя, что старик лишь молча улыбается, Мика раздраженно фыркнул и попытался осуществить то, о чем только что рассуждал. Он сделал шаг вперед и неуверенно зашатался на месте. Сделал еще одни, посылая вперед не только ногу, но и силу, которая удерживала землю вокруг ноги. Нога ушла вперед гораздо стремительнее, чем он ожидал, и Мика вновь с грохотом оказался на земле.
   Позади него раздался веселый смех старика. - Молодец... - Мика ярко представил, как старик рукой вытирает выступившие от смеха слезы. - Продолжай в том же духе...
   Молодому охотнику не оставалось ничего другого, кроме как затолкать подальше свое раздражение и вновь подняться на ноги. Мика решил попробовать еще раз и сделал третий шаг, изо всех сил стараясь согласовать движение собственных конечностей и частиц его силы, связанных с земляным доспехом. Сделать так, как в предыдущий раз, но не столь быстро, не столь порывисто. Сделать так, чтобы они двигались в одном направлении, чтобы двигались вместе. И разница была ощутима - шаг вышел легким, будто и не было у него лишнего веса в виде огромной кучи земли, облепившей его тело. Обрадовавшись, Мика шагнул вперед еще раз, и вновь вся груда земли без всякого сопротивления двинулась вперед. Он было повернулся к старику хотел радостно сказать ему что-то, но невольно с непривычки отпустил ту силу, движение которой продолжал мысленно согласовывать с движениями своего тела, и тут же весь вес доспехов, только что еще бывших легче легкого, вновь навалился на него. Не ожидая столь резкой перемены, Мика вновь повалился на землю.
   - Черт возьми... - пробурчал он, вновь поднимаясь на ноги. Доспех нужно все время держать под контролем. Сделав еще несколько неловких шагов, пока он пытался обрести утраченный контроль над доспехом, Мика вновь свободно зашагал вперед и даже смог перейти на легкий бег и вернуться к довольно хлопающему мастеру.
   Но остановившись подле него, Мика вновь чуть было не споткнулся от перепада веса. Черти, - он, неловко замахав руками, с трудом все же сумел удержать равновесие, к этому нужно привыкать.
   Это было утомительно - все время помнить о том, что часть твоей силы должна двигаться вместе с твоим телом. Как только ты забывал о ней, доспех тут же начинал тянуть тебя к земле. Мика шагал по поляне, делая один круг за другим, и, чем дольше времени он проводил в этом странном доспехе, тем больше он привыкал к нему, но несмотря ни на что, то и дело все же забывал поддерживать контроль и вновь спотыкался. Правда, чем больше времени проходило, тем реже такое случалось.
   - Молодец! - от улыбки мастера его усы радостно зашевелились. - Это было не так сложно, не правда ли?
   Мика, наконец, прекратил шагать по поляне и замер перед мастером. - Могли и просто сказать, что мне делать - буркнул он, изо всех сил пытаясь сдержать радостную улыбку.
   - Нет, - мастер Эшом покачал головой, - нет, твое величайшее оружие - вот тут, - он прикоснулся пальцем ко лбу Мики, для чего ему даже пришлось привстать на цыпочки. - Разум - вот что отличает нас от этих тварей. Они закованы в дерево, в камень, даже в металл. И им не нужно учиться ходить в броне, как приходится учиться тебе. Они будто рождаются на свет с этим знанием. Им даже не нужны плетения - они совершенно беспрепятственно управляют силой и без них.
   Слушая старика, Мика с удивлением обнаруживал, что мастер Эшом был прав. Способности духов действительно напоминали то, чему Мика учился сейчас. Их тела были доспехами, призванными защитить маленькую сердцевину глубоко внутри. - Но мы же побеждали до сих пор...
   - Эти твари были слабы, - взгляд старика опустился на землю. - Есть чудища гораздо сильнее, быстрее, - он вновь посмотрел Мике в глаза. - Мы обречены, если не будем думать. Противника, который не думает, всегда можно перехитрить. Всегда! - он наставительно покачал пальцем. - И если я и научу тебя чему-то, то именно этому. Думать!
   Мика хмыкнул и пожал плечами. - Лучше научите меня пользоваться этой броней.
   Старик горько улыбнулся, покачивая голову. - Конечно, Мика. Но боюсь, что этого будет недостаточно, - он тяжело посмотрел в сторону убежища. - Всем нам придется столкнуться с тем, к чему мы просто не готовы.
   Мастер Эшом посмотрел вверх, за кроны деревьев, туда, где медленно темнело вечернее небо. - Пора заканчивать. Тогда, - старик вновь повернулся к Мике, - последнее на сегодня, - тут же он провел силу сквозь один из камней на браслете, и земля потекла по его ногам вверх, послушно покрывая все его тело равномерным слоем.
   - Можно мне тоже такой же камешек? - Мика кивнул на его браслет.
   Старик лишь улыбнулся. - Потом. Теперь приготовься. Сейчас я толкну тебя.
   Мика немного удивленно посмотрел на него. - Что? - это было все, что он успел сказать перед тем, как старик таранным прыжком врезался в него. Мир завертелся, и в себя Мика пришел уже на земле.
   Черт возьми... - подумал он, оплевываясь от земли и с трудом поднимаясь на ноги.
   Дождавшись, пока потрепанный ученик встанет, старик покачал головой с притворным разочарованием. - Эх, куда катиться молодежь? Это я "старик", - сказал он с притворной горечью, - "дед"! Валю на землю молодых и сильных...
   Мика тут же насупился. - Если бы ты дал мне больше времени, то я бы справился лучше.
   - Враг тебе даст еще меньше времени, Мика, - мастер Эшом покачал головой. - Но неважно. Теперь твоя очередь. Толкни меня так же, как я толкнул тебя.
   - Ты уверен? - спросил Мика, но после того, как старый мастер кивнул, долго колебаться не стал. Неуклюже разбежавшись во все еще непривычном доспехе, он врезался в старика. Но вместо того, чтобы полететь на землю, тот с легкостью устоял на ногах, лишь немного проскользнув назад.
   Мика удивленно посмотрел на него, отступая на шаг назад. - Как это?
   - А это ты мне скажи, - с улыбкой сказал старик, обводя свое тело руками. - Ничего не привлекает внимания?
   Внимательно осмотрев старика, Мика быстро заметил то, о чем говорил мастер. - Твои ноги стали толще - в них теперь больше земли. Откуда она?
   - Из других частей доспеха. Оттуда, где она пока что не нужна. Этот доспех, - старик еще раз обвел себя руками, - он полностью подчинен твоей воле. Все, что тебе нужно сделать - это подумать, как его использовать. Только что я переместил больше земли к ногам, чтобы сделать свое тело более устойчивым.
   Мика хмыкнул. - И поэтому ты смог выдержать мой толчок?
   - Да, - мастер Эшом улыбнулся. - Способность быстро перемещать землю из одной части доспеха к другой открывает много возможностей.
   - Каких? - спросил Мика, но старик лишь неоднозначно покачал головой.
   - Думай, Мика, - мастер Эшом приложил указательный палец к своему виску. - Догадайся сам. Ты способен на гораздо большее, чем можешь себе представить.
  

*_*

   Уже наступила ночь, а Мика лежал в гамаке и все никак не мог заснуть. Сон просто не шел. Прошедший день был тяжелым - сперва дорога, а потом и попытки освоить новое плетение сильно вымотали его. Но все же, лежа в гамаке и уставившись в потолок, ему казалось, что он мог бы сделать больше. Глубоко внутри него ворочалось странное недовольство. Всегда выходило так, что он мог больше и лучше, но вместо этого он опускал руки и смирялся с тем, что было. И сейчас, лежа в гамаке, это недовольство прогоняло сон вновь и вновь, как бы он ни пытался уснуть. Оно оставалось на краю его сознания, непонятное и назойливое, и, похоже, никуда не собиралось уходить.
   В итоге Мика не выдержал и вылез из гамака. Все еще было темно - на дворе стояла глубокая ночь, но лежать сил больше не было. Ступая как можно тише, он направился к выходу.
   - Куда это ты? - раздался знакомый голос Емоя. Присмотревшись, Мика увидел, что тот сидит рядом с дверью.
   - Что не спишь? - буркнул Мика, подходя к нему.
   - Стерегу ваш сон, - безразлично сказал он, намекая на то, что будь его воля, то никого бы он не стерег. - А ты?
   - Не спиться, - Мика пожал плечами и открыл дверь.
   - Осторожней там, - кинул ему вслед Емой. - Не то, чтобы мне до этого было дело... - он протянул, отворачиваясь в сторону. - Но... сам знаешь.
   - Знаю, - шепнул Мика, слегка улыбаясь. - Спасибо.
   - Иди уже отсюда, - Емой махнул рукой в сторону двери.
   Оказавшись под звездным небом, Мика удивился тому, насколько вокруг было темно - разобрать что-либо в нескольких шагах от себя было невозможно. Казалось, мир состоял только из трех вещей - темноты, звезд над головой и шелеста легкого ветерка в листве окружавших их убежище деревьев. Вдохнув полную грудь по-особенному свежего ночного воздуха, он направился в ту рощицу, где вчера вечером мастер Эшом показывал ему плетение.
   Вновь застыв посреди знакомых деревьев, Мика присел на колено и нарисовал на земле уже выученное на зубок плетение доспеха. Тут же, повинуясь его приказу, плетение наполнила теплая сила, и земля потекла вверх по его руке. Все больше и больше, пока все его тело не покрыл земляной доспех.
   Он осторожно поднялся на ноги, попытался сделать шаг вперед и вновь покачнулся, едва не упав. Направление силы в нужную сторону все еще давалось ему не всегда. Но он вышел наружу ночью не из-за этого. Нет, причиной этому послужили последние слова старика. Про то, что возможности этого плетения куда больше, чем Мика себе представляет. Оставалось только понять, о чем именно говорил старый мастер.
   Начал он с того, что попытался собрать больше земли в ногах, чтобы увеличить свою устойчивость в точности так, как показывал старик, но земля текла к ногам медленно и неохотно. Совсем не так быстро, как это произошло у мастера Эшома.
   Мика раздраженно сжал зубы, представляя, сколько времени придется обучаться использовать доспех. Стоит ли оно того? Но он легко нашел ответ на свой вопрос, вспомнив Калли, который умер прямо перед ним. Стоит. Он уже понял, что одних навыков исцеления будет недостаточно. Если он продолжит в том же духе и будет просто пытаться лечить раненных, люди будут умирать в этом походе, как бы он ни старался этого не допустить. Нет, выход был один - освоить это плетение и пытаться просто не допускать ранений. Все, что ему было нужно - это время. Время, и немного упорства. Слава богам, вся ночь еще была впереди.
  

*_*

  
   - Я узнал Мику еще тогда, у Крестьянских ворот. Как я мог не узнать его? Все в нем - от того, как изгибаются его брови, когда он хмуриться, до ослиной упертости в его взгляде, так и кричало мне о Йомуре. Да, те, кто знают, куда смотреть, с легкостью обнаружат это пугающее сходство между дедом и внуком.
   - ...
   - Йомур - мой друг детства, мой лучший друг. Даже несмотря на то, что мы не видели друг друга долгие годы.
   - ...
   - Я не буду объяснять, почему мы с Йомуром перестали поддерживать связь. Но скажу лишь, что я не мог поступить иначе. Нет ничего важнее, чем сохранять верность. Верность своей родине, своей семье, друзьям, но, в первую очередь, это должна быть верность самому себе. Никогда нельзя забывать, кто ты такой.

Эшом из рода Лар Вин, по прозвищу "Беспощадный"

*_*

Отступление третье.

Тот же день. Месяц первых холодов, день 5.

   Была глубокая ночь, и мастер Микелл стоял у алтаря в главном зале Восточного храма. Последний день был очень тяжелым и очень долгим. Они спасли стольких, скольких смогли, но этого все равно было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Всех выживших, от крепких мужчин до немощных старух, они собрали в этом храме, и теперь люди спали, расстелив спальные мешки прямо на холодном каменном полу просторного главного зала. Возможно, через день или два они смогут освободить еще несколько комнат в жилом крыле для женщин с детьми, но пока приходилось довольствоваться тем, что было.
   Алтарь перед его глазами невольно приковывал к себе взгляд. Постамент, исписанный защитными плетениями, был их единственной защитой от того хаоса, что творился в поселении. Если бы не этот валькар, и они бы, скорее всего, сгинули точно также, как все остальные. Он дарил им возможность выжить, продержаться еще немного. А большего мастер и не смел просить.
   На постаменте, согласно обычаю, стояла алтарная чаша со слабо тлеющим огоньком внутри нее. Его внимание невольно привлек этот слабый огонь, как нельзя лучше отражающий их положение. Еле заметный, чуть живой, но все же живой. Он был столь мал, что создавалось впечатление, что он держится из последних сил, чтобы не погаснуть. Как держался каждый в этом храме. Но все же он не угасал, что невольно вселяло в мастера надежду.
   Мастер Микелл оторвал взгляд от алтарной чаши и осмотрел помещение - по всему залу перед ним в ночном сумраке были расстелены мешки. За одну ночь мир этих людей перевернулся с ног на голову, и теперь у них не было ничего - ни дома, ни работы. У многих теперь не было и родных. Это был сложный день для всех них. Сперва казалось, что, переживи они его, и ночью станет хоть на чуточку, но легче. Но это была ложь - ночь не принесла взамен ничего, кроме еще большего страха.
   Микеллу показалось, что он услышал странный шорох за своей спиной. Он повернулся, пытаясь разглядеть хоть что-то в тенях заалтарных декораций. Прелестные позолоченные картины, которые окружали алтарь, теперь, в темноте, казались мрачными и зловещими.
   - Кто там? - тихо спросил он, стараясь не разбудить спящих за ним людей.
   - Никто, мастер, - ответил явно мужской голос, после чего мастер Микелл смог разглядеть приближающийся к нему силуэт.
   Мастер Микелл облегченно улыбнулся. Это был человек, всего лишь человек. Обычные люди были последним, чего стоило бояться в их положении. - Не одному мне не спиться этой ночью, правда? - с облегчением спросил он.
   - Да, мастер...- от шепота, раздавшегося в ответ, по спине мастера почему-то пробежали мурашки. А когда мужчина подошел к нему на расстояние вытянутой руки, очень захотелось отступить назад, подальше от него. Он было подумал, что все это вздор и разыгравшееся воображение, но закончить свою мысль не успел. Лезвие короткого клинка пронзило сердце мастера легко и почти бесшумно, оставляя позади себя лишь легкое хлюпанье и еле различимый скрежет стали, проникающей меж ребер.
   - Что... - пораженно выдавил из себя мастер, стекленеющим взглядом наблюдая за своим убийцей. Только сейчас он смог разглядеть его лицо - темные, сальные волосы обрамляли лицо, огрубевшее и заросшее щетиной. Но больше внимания приковывала к себе стальная полумаска, скрывавшая левую половину лица незнакомца. А из-за маски, по самым ее краям, выглядывали рубцы десятков шрамов, которые она, вероятно, и скрывала.
   - Ничего страшного, мастер, - тихо сказал мужчина, осторожно укладывая обмякшее тело мастера на пол. - Просто закройте глаза, - их взгляды встретились, отчего умирающего вновь пробрала дрожь. В серых глазах его убийцы не было откровенной жестокости или злорадства, но разобраться в том, что же скрывалось за серым цветом никак не удавалось.
   Микелл хотел что-то сказать ему, спросить, зачем это все. Они ведь люди, все они! Но силы покинули его, и все, что он смог - это бессильно наблюдать за тем, как к его лицу приближается рука убийцы. Мгновение, и убийца осторожно закрыл веки мастера.
   - Не бойтесь, - шепнул убийца. - Все скоро кончится.
   Как только дыхание мастера окончательно оборвалось, мужчина поднялся на ноги и шагнул к алтарю. - А теперь... - он приложил руку к каменной глади валькара, явственно ощущая текущее внутри камня тепло. - Нет... - он покачал головой. - Этого тут быть явно не должно, - после чего его ладонь резко сжалась в кулак, а по постаменту, порожденные невидимой силой, побежали трещины. Одна за другой они все змеились и змеились, пока не раздался треск, и части некогда цельного валькара обломками не рассыпались по полу. Громче всего хрустнула обрядная чаша, упав на пол и разбившись на множество осколков. А маленький огонек, с робкой надеждой теплившийся в ней, окончательно потух.
   Именно хруст чаши разбудил одного из спящих поблизости людей. Это была женщина по имени Дита, простая ткачиха, работящая и честная. Выросшая в большой семье со множеством сестер и братьев, она и сама всегда хотела создать такую же. Благо, ее муж, Вит, не возражал, и вскоре у них уже появились первые дети, число которых спустя годы доросло аж до десяти. Вит уже давно ворчал и качал головой, совершенно не представляя, что делать с такой оравой, но она сама лишь улыбалась, и мужу, в итоге, не оставалось ничего иного, как устало выдохнуть и улыбнуться ей в ответ. Они жили счастливо, несмотря ни на отсутствие богатства, ни на часто чрезмерную непоседливость детей.
   Вит погиб почти в самом начале этого безумия, пытаясь пасти их старшего сына - Фери. Никто из старших, кроме Фери, тоже не выжил. Ни Яна, ни Ивона, ни Колек... Но младших она сумела уберечь, и теперь все шестеро выживших спали на полу подле нее.
   Дита привстала на руках, сонными глазами наблюдая за незнакомцем. - Кто... - но тут ее взгляд натолкнулся на тело мастера Микелла, лежащее на полу, на те жалкие обломки, что остались от их постамента, и она увидела то, что произошло. Она узнала, что произойдет. Нет... И ее оторопевшие губы смогли вымолвить лишь одно слово: - Боже...
   Мужчине было плевать на то, что его заметили. Ему не успеют помешать - уже было слишком поздно. Он раскинул руки в стороны, будто пытаясь обнять все еще беспечно спящих людей.
   - Идите сюда... - отчетливо произнес он.
   И тут же, будто принимая его приглашение, где-то за пределами храма раздался жуткий, леденящий кровь рев. Он пробирал до костей холодом и смертью, настолько, что многие люди проснулись и взволнованно вскочили на ноги, с тревогой оглядываясь по сторонам. Но было уже поздно.
   С грохотом и треском огромный каменный великан врезался в купол храма, пробивая его насквозь. Было мгновение напряженного спокойствия, когда великан, заглядывая в дыру, алчными маленькими глазками смотрел на людей, тщательно изучая свою будущую добычу. А потом время рванулось вскачь. Тварь забралась через дыру внутрь и, протяжно завыв, прыгнула вниз, на застывших в страхе людей.
   А мужчина, который стал причиной всему этому, спокойно развернулся и направился прочь. Он не стал смотреть на то, как чудище сеет смерть и разруху, убивая одного мирного жителя за другим, как тварь в итоге все же с великим трудом побеждают. Но в пролом уже забираются все новые и новые враги. Он не стал смотреть на то, как сперва погибают последние защитники, а вслед за ними и немногие выжившие к тому времени женщины и дети, а чудища, покончив со смертными, начинают пировать на их костях.
   Мужчина поступил так не потому, что ему доставляли удовольствие страдания других. Нет, скорее наоборот. Он не мечтал о чем-то больше, чем о мире без боли и страданий - шрамы на его лице были тому доказательством. Но он все же сделал это. Не потому, что он считал этот поступок правильным, а потому, что был должен. И долг этот был большим, даже огромным. Гораздо больше его совести.
  

  
  
  
  
  
  
  
  

406

  
  
  

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"