То, что сенсей не отчитал её за прошедшую миссию, Рин относила исключительно на счёт его занятости. Она не надеялась, что пронесёт: Четвёртый обладал прекрасной памятью, так что экзекуция всего лишь откладывалась до более спокойного времени. Но, хотя последние дни назвать спокойными не поворачивался язык, услышав звонок в дверь, она почему-то решила, что это сенсей явился с выволочкой за недосмотр. Так что при виде Обито Рин испытала неописуемое облегчение.
Вообще их отношения с бывшим товарищем по команде были очень тёплыми, душевными, но из-за давней, детской влюблённости Обито Рин привыкла выдерживать дистанцию. Тогда она интересовалась только Какаши и новыми техниками, не умея ценить в людях душевные качества, а не внешность и уровень мастерства шиноби. Она вообще не умела ценить людей. Понимание пришло гораздо позже - когда лечила едва живого Обито, закрывшего собой Какаши, а спасённый пренебрежительно поджимал губы и твердил что-то о правилах. К тому моменту всем троим было по семнадцать, и влюблённость Обито давно прошла, но дистанция пережила её на многие годы.
- Привет, - улыбнулся Учиха. - Не отвлекаю?
- Даже если бы отвлекал, ничего страшного, - Рин посторонилась, и Обито шагнул в квартиру. - Что случилось?
Ради него она бы бросила многие дела, но было слишком поздно и, пожалуй, не нужно ни ей, ни, тем более, ему. Вернее, ей было нужно, ещё как, но нужна была взаимность, которой не предвиделось.
- Я не по делу. То есть, по делу, но это не касается миссий, - поправился он и вслед за Рин прошёл на кухню, но, как ни странно, садиться за стол не стал, предпочтя присесть на подоконник спиной к окну: чтобы хорошо видеть девушку и скрыть выражение своего лица.
- Рин, мы же с тобой взрослые люди, - заговорил Обито в не свойственной ему выспренней манере, явно декламируя выученную загодя речь, но, видя растущее недоумение на лице подруги, набрал побольше воздуха в лёгкие и выпалил: - Выходи за меня!
Рин, собравшаяся заваривать чай, пролила воду мимо чайника.
- Я знаю, ты не питаешь ко мне любви, - уже тише добавил он. - Но сейчас заваривается такая каша! Любой из нас может погибнуть, и я не мог не предложить... Давай помогу.
Они в четыре руки вытерли лужу на полу, и Обито всё-таки уселся на табурет. Спустя три минуты Рин поставила перед ним дымящуюся чашку и села рядом.
- Не говори, что все эти годы ты молчал из скромности. Я не поверю.
- Ну что ты, - ласково и одновременно беспомощно улыбнулся он. Обито вообще часто улыбался, особенно в её компании, но раньше Рин не обращала на это внимания, принимая как должное. - Не из скромности, конечно. Я не хотел навязываться. Какой смысл докучать девушке, если ты ей через порог не нужен? Мы сейчас хорошо ладим, для меня это уже много. Надеюсь, я ничего не испортил?
- Испортил, - вздохнула Рин, со странно сладким замиранием наблюдая, как потемнело лицо Учихи, особенно на фоне теперь уже натянутой улыбки. - Последние восемь лет моей жизни. Я ведь искренне считала, что ты меня давно разлюбил.
- Я заметил. Прости.
- Дурак!
Обито увернулся от карающей ладони и, поймав Рин за запястье, поцеловал тонкие пальцы.
- Дурак... Какой смысл докучать парню, если ты ему через порог не нужна?
- Мы - идиоты! - провозгласил мгновенно засиявший Учиха.
- Угу. Представляешь, какие дети получатся?
- Не скажи. Минус на минус даёт плюс! - подмигнул Обито и без всякого перехода спросил хриплым от недоверия голосом, с почти робкой надеждой вглядываясь в лицо подруги: - Ты серьёзно?
- Ты мне не враг, чтобы так шутить, - еле слышно ответила Рин, чувствуя, что наконец-то осознавшие происходящее щёки начинают стремительно алеть, как у девчонки на первом свидании.
В первый раз всегда неловко, особенно когда он у обоих: Обито впервые обнимал любимую девушку, а Рин впервые целовалась по-настоящему, в губы. В таком случае помогает только практика, так что ближайшее время влюблённые планировали посвятить ей.
Дела в департаменте внутренней разведки Конохи всегда делались оперативно, но сегодня, когда начальник чуть не на крыльях летал, всё вертелось даже быстрее обычного. А уж после визита главы Анбу штаб департамента и вовсе превратился в подобие горящего муравейника.
Обито был так счастлив, что даже разговор с сенсеем не испортил чудесного настроения, хотя в другое время Учиха вряд ли выдержал бы краткое изложение того, что знал по тайному собранию кланов, из уст Четвёртого. Изучив ученика за предыдущие годы, Намикадзе прекрасно понимал, что для Учихи значат семья, клан и долг перед ними. Он не ставил невыполнимых условий, зная, что родственников не выбирают, и Обито никогда не поднимет на них руку даже во благо Селения. Всё, чего потребовал сенсей, - пресечь заговор в зародыше, пока он не успел перерасти во что-то опасное, и организовать показательное наказание Хьюга, чтобы прочим неповадно было. Первое Обито собирался сделать так и так, не предавая дело огласке и, по возможности, не доводя до Четвёртого, а за второе взялся без удовольствия. Любезные родственники наверняка потребуют затормозить ход расследования, и отказать им будет непросто.
Впрочем, начав действовать в открытую, они сами навлекли на себя гнев Четвёртого, и хорошо, если обойдётся только устным порицанием. Обито по-настоящему боялся за Фугаку, в последнее время словно помешавшегося на своей идее продолжения рода. Это здорово походило на шизофрению, но чтобы устроить официальную проверку столь высокопоставленному лицу, требовался веский предлог, что непременно спровоцировало бы скандал, а выносить на люди семейные дела Обито не хотел. Поэтому оставалось пытаться как-то влиять на него с помощью разговоров, которые иначе как проповедями Обито про себя не называл. Но в последнее время Фугаку не останавливали даже прямые предупреждения, не говоря уже о тонких намёках.
Самое противное лучше делать сначала, так что первым делом Обито взялся за клан Хьюга и, прихватив с собой нескольких сотрудников, отправился в резиденцию союзников. Обратно он вышел в сопровождении Хиаши, вернее, это Хиаши вышел в его сопровождении. Все знали, что Учиха в целом и Фугаку в частности - отнюдь не просто орудие Хьюга, а самостоятельная сила, но формально заговор против Четвёртого возглавлял Хиаши.
Обито обещал, что серьёзных последствий не будет, и глава Хьюга с лёгкостью согласился проследовать в департамент для непринуждённой беседы. Однако сбыться этому обещанию было не суждено - на месте их ждал Четвёртый Хокаге. Очень злой Четвёртый Хокаге в обществе Наруто, Саске и нескольких членов клана Яманака.
Начальника внутренней разведки сразу же оттеснили, и Обито даже не пытался протестовать. Ему хватило одного предупреждающего взгляда сенсея, чтобы молча позволить насильственное сканирование памяти Хиаши, а затем сопроводить его в камеру и отдать распоряжения об аресте ещё нескольких человек из числа особо активных заговорщиков. Не тронули только клан Учиха, хотя под конец Хьюга принялись в один голос топить союзников. Все всё знали, но Четвёртый не терпящим возражений тоном объявил, что полиция верна Конохе, и клан оставили в покое. Обито счёл за благо не выяснять, что двигало сенсеем, когда он это говорил, особенно в свете невероятного события - похищения Микото.
В разгар следствия по делу Хьюга в помещение, где велись допросы, буквально ворвался разъярённый Фугаку и, не слушая никого и ничего, заорал что-то о похищении. Когда его привели в более-менее вменяемое состояние, у внутренней разведки появилась ещё одна головная боль: кто-то похитил Учиху Микото. На этот счёт от сенсея указаний не поступало, и Обито занялся происшествием всерьёз. По горячим следам отправили погоню, но всё, что удалось выяснить, - этот возмутительный акт осуществили члены "Корня". Их методы были весьма красноречивы, чтобы не сказать показушны. Пока трое расправлялись с охраной, четвёртый продефилировал через двор под ручку с Микото и растворился в начавшейся ни с того ни с сего метели. Правда, снег почти сразу растаял, а вместе с ним растаяли и похитители, оставив за собой несколько трупов и десяток тяжелораненных.
Это было неправильно, но Обито обрадовался. У него появилось дело, которому можно было посвятить себя целиком, оставив сенсею разбирательство с заговором. Правда, над душой стоял Фугаку, пытавшийся отдавать распоряжения, и в конце концов Обито вышел из себя и коротко пояснил дядюшке, что всё происходящее - закономерный итог его нетерпеливости и, мягко говоря, неумной игры в открытую. Пока Фугаку ворочал мозгами в попытках подыскать достойный ответ, Обито организовал поиски, а сам отправился в больницу - навестить Сая. Из всех членов "Корня" он единственный был под рукой.
По здравом размышлении Обито пришёл к выводу, что похищение Микото было выгодно только Саске, а значит - сенсею, но "Корень" не подчинялся никому, кроме покойного Данзо. Концы не сходились. Судя по всему, у Фугаку тоже, потому что даже он при всей своей нелюбви к Намикадзе не спешил обвинять его в случившемся.
Разговор с Саем свет на историю не пролил и никаких зацепок не дал. Мальчика интересовали только его долг перед "Корнем" и отвлечённые философские размышления на тему жизни и смерти. Цунаде-сама, встреченная по дороге в больницу, сразу предупредила, что разговорить Сая пытались и Минато, и она сама, но не вышло.
Охрана поведала, что сенсей действительно был в больнице ещё до похищения и общался с Саем, но совсем недолго, не больше пары минут. Потом пришло время процедур, в течение которых Анбу не спускали глаз с мальчика, а когда они вернулись в палату, ни Намикадзе, ни проведшую ночь с пациентом Цунаде-сама на месте уже не застали.
Теоретически договориться можно и за меньшее количество времени, но только при условии взаимного доверия. При всём своём образе погружённого в себя человека, переосмысливающего законы бытия, и кажущейся неспособности оценивать внешний мир Сай не производил впечатления доверчивого человека, да и если бы сенсей как-то ухитрился с ним сговориться, передать товарищам информацию под надзором двоих Анбу мог разве что профессионал уровня Хокаге... или шиноби, специализирующийся на шпионаже.
Обито подробно выспросил, что именно, чуть не по минутам, делал Сай во время процедур. Оказалось, ничего подозрительного, разве что всё пытался что-то нарисовать, а потом с досадой комкал бумагу с неудавшимися набросками и выкидывал в урну. Учиха не побрезговал бы проверить содержимое искомой урны, но мусор в больнице утилизировали оперативно, и все возможные улики были давно уничтожены.
В любом случае от Сая добиться чего-либо не представлялось возможным, от сенсея - тем более (да и оснований не было), и оставалось только пытаться наощупь подобрать ключики к решению задачки.
Наверное, Саске полагалось ужасаться. Он и раньше видел разозлённого Минато, но сегодняшний день побил все рекорды. Старший Намикадзе не говорил - цедил слова так, словно усилием воли превращал зарождавшееся в горле шипение в членораздельную речь. От одного этого было немного жутко, и Саске малодушно отводил взгляд от льдисто-голубых глаз. У Наруто глаза тоже были голубыми, но всегда - тёплыми от симпатии или горячими от чистой ярости, и смотреть в них никогда не было страшно.
Однако Саске всё равно не ужасался. Да, он чувствовал себя неуютно и, пожалуй, даже неприятно, однако настроение Минато было полностью оправданным. Четвёртый Хокаге имел право злиться, раскрыв заговор в собственном Селении.
Как-то так вышло, что к Намикадзе Минато снова стали обращаться "Хокаге-сама", хотя никаких официальных заявлений по этому поводу сделано не было. Начали это Яманака, бледными равнодушными тенями скользившие за Четвёртым, куда бы он ни пошёл. Остальные просто подхватили привычное обращение.
Если уж на то пошло, именно Яманака вызывали у Саске настоящую оторопь. Почти безмолвные, бесцветные, они казались пыльными мотыльками в свете огня Минато. До этого знакомый только с Ино, бессменной главой фан-клуба его имени, Саске не представлял, что старшие члены клана настолько отличаются от обычных шиноби. Да, он был в курсе, что Ино - потомок одной из побочных ветвей, смешавшихся с обывателями, и в ней, как и в её отце, клановые способности почти сошли на нет. Но не думал, что полноценные телепаты будут [I]такими[/I].
Их было всего пятеро, а ощущались они как пятьдесят. Их присутствие невозможно было не ощутить, они гасили вокруг себя всё яркое, кроме Минато, Наруто и Фугаку. Насчёт себя Саске не знал - не имел возможности взглянуть со стороны, - а спрашивать у кого-то было неуместно и глупо.
Когда отец вошёл домой вместе с Яманака и велел сыновьям идти с ним, Саске вздрогнул от холода. Осень и зима в Конохе были мягкими, и он уже давно - с тех пор, как сменил футон в своей старой комнате, - не мёрз. К счастью, по дороге к департаменту внутренней разведки Минато беззастенчиво объяснил Саске с Наруто, как экранировать свои мысли от постороннего любопытства, и это помогло. Но удовольствия от компании Яманака Саске всё равно не испытывал.
Хотя самым отвратительным не только за сегодняшний день, но и за все последние месяцы стала казнь. На площади перед башней Хокаге зачитали сначала манифест о том, что Намикадзе Минато является действующим Хокаге наравне с Сенджу Цунаде, затем - приговор уличённому в государственной измене Хьюга Хиаши и двоим его ближайшим соратникам, а так же вынесли выговор всем остальным участникам. Приговор привели в исполнение на площади перед башней Хокаге. Неджи не попал в число казнённых только благодаря своему юному возрасту - Минато не тронул тех, кому ещё не исполнилось двадцати.
Однако и на этом "мероприятие", как мрачно выразился Обито, не завершилось. Финальным ударом стал приговор Анбу, которые сотрудничали со Старейшинами. Вернее, это Минато, Цунаде, Наруто с Саске и некоторые высокопоставленные Анбу знали, что предатели были заодно с Каору-сан и Хирако-саном, а для остальных придумали официальную версию: предатели сами спутались с Камнем и Звуком. Их казнили, но на этом дело не окончилось. Вслед за казнью зачитали обращение к "Корню", призывающее членов отряда явиться в департамент Анбу. Данзо объявили жертвой обстоятельств и вражеской провокации, гласившей, что Старейшины предали Селение. Сама мысль о подобном предательстве была абсурдна, и люди с готовностью поверили. Шпион Звука - тот самый, который должен был всего лишь доставить донесение Кабуто, - был обвинён и в провокации, и в присутствии при убийстве (никто не вспомнил, что на тот момент он уже давно находился в тюрьме) и публично четвертован.
Собравшиеся не аплодировали и никак не выказывали своего одобрения, но Саске нутром чувствовал, что толпа - даже дети - горит мрачным удовлетворением от чужой боли и непривычной, но сладкой жестокости происходящего.
Впервые в жизни ему стало не просто страшно, а по-настоящему жутко.
На этот раз миссия выдалась не просто нелёгкая - архисложная. Какаши попросту не понимал, как остался в живых.
Впрочем, виной тому было не желание сенсея его убить - уж если бы он этого захотел, мог придумать что-то похлеще выяснения личностей людей, захвативших власть в ортодоксальном Камне, где все считали конохцев кровными врагами и принципиально не желали иметь с ними дела. Какаши едва не попался, но этим он обязан был по большей части своей неосторожности: слишком много думал о себе, а не о задании.
К счастью, всё обошлось, и Какаши даже преуспел. Вот только возвращался домой он без особой охоты. Там ждали его сведений, а не его самого. Его уже давно никто не ждал.
Первые признаки одиночества он заметил сразу после смерти отца, но тогда рядом были сенсей и команда. Они ходили на миссии, Обито задирал Какаши, Рин смотрела на него с тщательно скрытой влюблённостью, а сенсей опекал всех троих. Шло время, все менялись, правда, Какаши заметил это постфактум. Процесс прошёл мимо него. Только когда команда как-то сама собой распалась: Обито ушёл в разведку, Рин стала личной помощницей сенсея и заодно исполнителем самых особых поручений, а сам сенсей окончательно погрузился в дела Селения и воспитание сына, Какаши вдруг обнаружил, что остался один. У Обито была работа и был клан, у Рин - работа, сенсей и его сын, а Какаши остался не у дел. Разумеется, раньше находились приятели, но Куренай с Асумой были заняты только друг другом, пока Асума был жив. После его смерти Куренай сначала замкнулась в себе, а затем резко вынырнула из отчаяния и взяла себе новую команду. С теми, с кем она общалась раньше, Куренай отношения почти порвала, и Какаши её понимал. Гай же при всём своём добродушии и отнюдь не наигранном дружелюбии был далеко не тем человеком, с которым Какаши желал проводить время. С ним невозможно было вместе помолчать. Наверняка можно было бы с Обито или Рин, но они, сойдясь, держали товарища на некотором отдалении от себя, что вместе, что по отдельности. Какаши долго пытался понять, что сказал или сделал не так, по крупицам перебирал их общее прошлое, но причины отчуждённости не находил. Он ведь всегда и всё делал по правилам.
Только-только надев маску, Какаши самоуверенно решил, что одиночество ему на руку. Тогда - возможно, потому что ему хватало и взглядов - осуждающих или сочувственных, - и сближаться ни с кем не тянуло. Зачем? Чтобы нарваться на словесные изъявления чувств по поводу смерти его отца?
Но чем дальше, тем больше Какаши страдал от принятого решения. Пока его команда была цела, он этого почти не замечал.
Он искренне считал, что ему повезло, когда сенсей отдал ему команду, в которой был его сын. Раньше Какаши не обращал на Наруто особого внимания, но тогда присмотрелся к младшему Намикадзе пристальнее. Мальчик во всём походил на отца, не считая того, что был куда прямолинейнее. Впрочем, судя по рассказам Джирайи-сама и самого сенсея, старший Намикадзе в детстве тоже был прямолинейным. Гибкости и изворотливости он научился уже в должности Хокаге, и то характер иногда брал верх над разумом и опытом. Вообще все Намикадзе обладали очень сильным характером и яркой харизмой. Если они появлялись в жизни, то не обращать на них внимание было нельзя. С Намикадзе мог конкурировать только другой Намикадзе - по крайней мере, какое-то время Какаши разрывался между отцом и сыном. Однако, не зная, как выразить свою симпатию и слишком боясь показаться нетактичным, чтобы хотя бы пытаться это сделать, Какаши практически начал следить за обоими. В его жизни всё равно не было друзей, к которым он мог пойти в гости в свободное время, приятелей, с которыми хорошо было бы завалиться в какой-нибудь тихий бар, или любимой девушки, которой хотелось бы посвящать своё время.
Если бы не слежка, он бы никогда не узнал, что Намикадзе связывают отнюдь не только родственные чувства. О природе этих чувств Какаши сначала не очень задумывался: слишком оглушён был самим фактом. Только потом осознал, что происходящее неправильно, а Наруто слишком мал, чтобы это понимать. Значит, вся вина лежала на сенсее... Об этом следовало немедленно поставить в известность Старейшин или хотя бы Джирайю-сама.
...На человеке, предать которого Какаши физически не мог.
Оставалось одно - попытаться предупредить. Возможно, столь близкие отношения отца и сына со стороны не казались странными - но только на первый взгляд. Какаши мысли не мог допустить, чтобы умолчать о возможной угрозе. Однако то, что он фактически покрывал нарушение всех моральных устоев общества - мало того, что инцест, мало того, что вертикальный, мало того, что с несовершеннолетним, так ещё и однополый! - отнюдь не грело душу.
О том, что сам бы хотел оказаться на месте... кого?.. Какаши не думал. Этого всё равно не могло произойти. Даже если бы представилась возможность, он сам себе никогда не позволил бы. Разрушить счастье - очевидное счастье - двух самых дорогих людей?
С годами он привык к своему положению единственного-кто-знает, но вместо того, чтобы приблизить его к Наруто с отцом, это его отдалило. Он мог бы сообразить, что повторный разговор на ту же тему этого не исправит, наоборот, но не сдержался. В присутствии сенсея контролировать себя было легче - возможно, потому, что к старшему Намикадзе Какаши всегда относился с благоговением - несмотря ни на что. Разговор с ним о столь низменных вещах виделся чуть ли не кощунством. А вот Наруто казался куда ближе, что и послужило причиной несдержанности.
В этот раз Наруто не стал скрывать разговор от отца. Значит, они сблизились ещё больше, и как в семью попал Саске - а он попал, это было видно, если знать, на что обращать внимание, - Какаши не понимал.
Да, завидовал.
Когда пришло послание сенсея, предписывающее задержаться в условленном месте и в случае появления в этом месте Учихи Микото сопроводить её до Храма Трёх Огней, где сдать с рук на руки Джирайе-сенсею, а все донесения передать письменно или на словах с Гамакичи, Какаши непритворно обрадовался. Ему хотелось оттянуть возвращение домой и неизбежное общение как с обоими Намикадзе, так и с Саске. Последний разговор с сенсеем вышел не слишком приятным. Собственно, разговора как такового не было. Был короткий монолог насчёт пользы невмешательства в чужие дела, общей печальной судьбы всех любопытствующих мира и частной судьбы лиц, пытавшихся совать палки в колёса Четвёртого Хокаге. Завершилась тирада чётким приказом - отправляться в Страну Камня и любой ценой выяснить, кто дёргает за ниточки временного правительства, собранного после смерти Соджиро.
Какаши подчинился. Другого ему и в голову не пришло.
Коноха встретила Мадару более чем неприветливо. Мало того, что дежурные смотрели голодными волками, а ворота были наглухо закрыты, так ещё и по стенам прогуливались усиленные патрули. В своём нынешнем состоянии Мадара не мог с ними тягаться.
К счастью, он ещё помнил расположение тайных ходов. Два из них вели в башню Хокаге, три - в разные точки Селения, а ещё два - в дом, где раньше жил Хаширама. Первыми двумя вариантами Мадара пользоваться не хотел, так как в башню Хокаге соваться было смертоубийственно, а появляться на открытых местах, рискуя попасть на глаза ненужным свидетелям, Учиха не решался. Оставался дом Сенджу. По крайней мере, его планировку Мадара в своё время изучил очень хорошо. Собственно, один из ходов вёл в спальню Хаширамы, и знали о нём только двое Сенджу и один Учиха.
Внутри подземного туннеля, выбранного Мадарой, скопилось далеко не так много пыли, как можно было бы ожидать после почти столетней заброшенности: значит, им пользовались. Целую минуту Учиха прикидывал варианты, размышляя, не повернуть ли. Однако решил, что поздно, и двинулся вперёд, удвоив бдительность.
Это помогло заметить ловушку, но старое, немощное тело подвело в самый ответственный момент. Покрывшиеся какой-то мясистой коркой стены надвинулись на Мадару со всех сторон и поглотили его, не дав завершить начатую технику.
И без того отнюдь не бедный на события день сделался ещё богаче, когда в заднем кармане брюк Минато вспыхнула позабытая там Печать, отвечавшая за целостность ловушки в одном из потайных ходов Дома Советов. Так что взведённый до предела Хокаге едва не разрядил кошмарную атмосферу казни своим неожиданным подпрыгиванием и воплем. К счастью, как раз в этот момент кому-то в толпе стало так плохо, что всё внимание присутствующих обратилось к нему, а Цунаде, бросаясь на помощь бедняге, ненароком толкнула теперь уже официального коллегу. Так что подпрыгивания не случилось, а искривившееся в гримасе лицо Четвёртого и пара не принятых в высшем обществе слов в пространство никого не удивили.
Минато не собирался устраивать публичную расправу такого уровня, но весть о заговоре разнеслась по Селению быстрее ветра даже несмотря на обстановку строжайшей секретности, в которой велось расследование. Не чувствуя в себе сил заниматься столькими делами одновременно, Намикадзе взвалил поиск источника утечки на Обито и был возмущён, когда ученик поставил перед ним обычного уборщика, ненароком подслушавшего и тут же помчавшегося по друзьям и знакомым с беспрецедентной новостью. Он, видимо, думал стать героем дня. Рыдающих родственников ненавязчиво предупредили, что лучше молчать, а затем выразили соболезнования и выплатили положенную компенсацию. Но информация о заговоре уже просочилась.
Чудовищностью преступления были потрясены все: одно дело - ворчать по поводу политики Хокаге за бутылочкой саке или, в крайнем случае, предъявить ему официальную ноту недоверия, а затем выбрать нового, и совсем другое - затевать государственный переворот. А величина преступления требовала соразмерного - и публичного - наказания. Намикадзе Минато несмотря ни на что любили, Хьюга и прочих "аристократов" - нет. Сегодня эта нелюбовь приобрела пугающие масштабы, и Минато решил соединить две запланированные казни (заговорщиков и связанных со Старейшинами Анбу) в одну, таким образом убив двух зайцев сразу: во-первых, эта казнь была проведена за исключительные преступления и сама обещала стать исключительной, тогда как две казни подряд - уже почти правило. Разумеется, Минато нередко выносил смертельные приговоры, но предпочитал подобные дела вершить без огласки, дабы люди не нервничали и не боялись, что их самих может ждать нечто подобное. Так что он твёрдо намеревался сделать сегодняшний день единственным исключением. И во-вторых - он переключил ненависть готовой убивать и громить толпы с Хьюга - каких-никаких, а жителей Селения - на врага внешнего, на Звук и Камень. Теперь шпионам оттуда нелегко будет найти соучастников.
Но Минато прошёл по краю. Ему даже пришлось слегка изменить порядок казни - шпиона Звука первоначально должны были лишь обезглавить, как и всех прочих, но собравшихся людей это не удовлетворило бы. Сегодня Четвёртый Хокаге впервые так ясно понял, насколько сильно устали они все от бесконечных месяцев этой затяжной войны. Как озлобился даже мирный народ.
Глядя с возвышения на тёмные волны толпы, Минато видел чудовище, порождённое им самим, его медлительностью, неспособностью покончить с войной одним мощным ударом. И этим чудовищем он не мог управлять. Среди его многочисленных талантов не значилось способности к ораторскому искусству и манипулированию толпой. Реакцию одного человека просчитать можно всегда, особенно если хорошо его знаешь, а реакции толпы непредсказуемы. Он очень боялся оступиться и едва не сорвался, вдруг посчитав ужесточение казни шпиона ошибкой. Но выдержал, выплыл, не заметался в попытках исправить ситуацию, что было бы ошибкой ещё худшей, а переступил через себя и довёл начатое до конца несмотря на все свои сомнения. Теперь он собирался сделать не только то, что в его силах, но и то, что сверх них, чтобы закончить этот кошмар.
Вечером должно было прийти донесение от Какаши. Сомневаться в том, что бывший ученик справился с заданием и разнюхал, откуда растут руки правительства Камня, не приходилось. Значит, нужно было во что бы то ни стало нанести по нему удар и приниматься за Звук и Акацуки.
Но прежде всего - завершить казнь, успокоить толпу и разобраться с ловушкой.
Присутствие Цунаде уже давно не раздражало Наруто, хоть раньше он и демонстрировал обратное. Их первая встреча состоялась в далеко не радужных обстоятельствах, и Наруто попросту сорвал на ней свою беспомощность и злость, а затем дурацкое самолюбие не позволяло улыбнуться ей и наконец-то сердечно поблагодарить за спасение отца - что ни говори, а она сыграла в этом далеко не последнюю роль.
Но этим вечером, нервно выпивая чашку за чашкой горячего чая - едва ли не быстрее, чем он успевал завариваться, - Наруто наконец-то позволил себе оттаять и искренне поблагодарил Цунаде за всё сразу - как мальчишка, украдкой дёрнув её за рукав и на ухо прошептав сбивчивое "Спасибо". А она в ответ улыбнулась и обняла, одновременно подсунув Саске новую чашку.
От неё пахло лимоном и древесной корой, а тело, в противоположность отцовскому, было мягким и податливым. В других обстоятельствах Наруто постарался бы избежать и объятия, и возникавших в связи с ним мыслей, но сейчас он лишь бездумно грелся, наслаждаясь ощущением безопасности.
Они сидели на кухне дома Намикадзе: прильнувший к Цунаде Наруто и Саске, застывший рядом в позе проглотившего кол человека. Кожа Учихи побелела ещё больше, чем обычно, и казалась ледяной коркой, покрывающей скульптуру. Даже глаза не жили, превратившись в два чёрных драгоценных камня. Только руки и горло совершали механические движения - поднести ко рту чашку, глотнуть, отвести чашку от губ. Поднести, глотнуть, отвести. Поднести, глотнуть...
Наруто хотел было потянуться к нему, привлечь к себе - но Цунаде не позволила, мягко прошептав:
- Ему лучше самому совладать со своей слабостью. Сейчас ты только навредишь.
Это было правдой, и Наруто послушно опустил руку, так и не коснувшись напряжённого плеча. Он в трудных ситуациях искал поддержки у отца или - иногда - Рин, а Саске всегда был сам по себе. Каждый из них справлялся с собой наиболее привычным способом.
...После казни толпа никак не желала расходиться. Не рискуя применять силу или прямо просить возвращаться к своим делам, отец и Цунаде употребили всё своё красноречие хотя бы на то, чтобы успокоить её, приглушить чудовищную силу порождённого ненавистью монстра. Когда у Четвёртого это получилось лишь отчасти, и место на возвышении заняла Цунаде, Наруто заметил, что отец какое-то время очень пристально смотрел на одного из Яманака, настолько невзрачного, что взгляд с него словно соскальзывал, непроизвольно перемещаясь на другие, более достойные внимания объекты. Спустя минуту Четвёртый уже смело и уверенно взирал на людей внизу, а по периметру запруженной площади и вдоль забитых улиц, которые к ней примыкают, начали рассредотачиваться такие же невзрачные люди. Вокруг них толпа постепенно успокаивалась и потихоньку начинала редеть - пять капель относительного спокойствия в тёмной, плотно сбитой массе людей.
Когда на площади оставалась лишь половина пришедших, отец отправил их с Саске домой, строго наказав не задерживаться и на любые вопросы и приставания отвечать вежливо, но коротко, по возможности - односложно, ни в коем случае не провоцируя агрессии или даже мимолётного недовольства. Оба возразили и вызвались помочь, но не потому, что хотели принести пользу, а потому, что страшно было оставаться одним. Потому, что даже Четвёртый Хокаге испугался. Наруто не был уверен, что Саске это заметил. Совершенно точно этого не видел никто посторонний, но Наруто знал отца как никто другой. И знал, что ему, как и всем им, стало страшно.
К всеобщему облегчению, Цунаде - похоже, единственная сохранившая самообладание - вызвалась проводить их, и старший Намикадзе с лёгкой душой отпустил сыновей. А вот у Наруто на сердце было неспокойно. Отец оставался один.
...Лишь когда Четвёртый вернулся домой, и Наруто, и Саске по-настоящему расслабились, хотя на то, чтобы встретить его улыбкой, сил у них всё-таки не хватило.
Цунаде тут же поднялась и начала прощаться, но отец не дал, чуть не насильно усадив её обратно и буквально всучив ей чашку чая.
Внезапно Наруто осенило, и он почувствовал, как густая краска стыда медленно заливает его щёки. Пятая Хокаге этого не показывала, а он слишком мало её знал, чтобы заметить, но ей тоже было страшно, и она нуждалась в поддержке. А он вместо того, чтобы догадаться и помочь ей, распустил нюни!
Но теперь здесь был отец, и Пятой больше не требовались неумелые попытки младшего Намикадзе.
Вопреки всему Наруто испытал сожаление. Куда как заманчиво было бы заключить Цунаде в утешающие объятия.
Ядро толпы пришлось растаскивать чуть ли не вручную: так тесно сбились люди. Минато занимался этим лично с несколькими добровольными помощниками: Обито, Рин, Шизуне, Ибики, Куренай, Анко. Последние двое как раз недавно вернулись из долгосрочной миссии и были неприятно удивлены обстановкой, которую застали дома. Пока делали дело, Анко была милейшей женщиной, но как только с этим покончили, её (мерзкий) характер проявился в полной мере.
- Безобразие! - возмущалась она, энергично жестикулируя. Компания двигалась по главной улице, на всякий случай посматривая по сторонам и выискивая очаги беспокойства в народе. - Вот так раз в три месяца возвращаешься домой, желая хоть немного тишины и покоя, а тут - такое!
Минато криво улыбнулся. Из-за войны он был вынужден многократно увеличить нагрузку на всех шиноби, от генинов до дзенинов. В результате дзенины в одиночку месяцами пропадали на сложных миссиях, которые обычно поручали командам, треть чунинов гибла во время заданий, к тому же на них лежало бремя защиты Селения, а генины, забыв о безопасном существовании и прополке сорняков, объединялись в маленькие армии и выполняли миссии до B класса включительно.
- В гробу отдохнёшь, - мрачно ответила Куренай. С тех пор, как пришла весть о гибели Асумы, от хорошо известной всем милой женщины не осталось и следа. Возможно, роди она ребёнка, всё было бы по-другому, но спустя две недели после новости у неё случился выкидыш на нервной почве. Медики не смогли ничего сделать.
- Ну да, я могу себе это позволить. После моей смерти никто не превратится в монстра, терроризирующего всех окружающих.
Это прозвучало не только насмешливо, но и горько, но для Куренай существовала только одна беда - её собственная.
- Мстительная стерва!
- Кто бы говорил! О, данго!
- Девочки, успокойтесь, - засмеялся Обито. - Не хватало ещё и вас разнимать! Я положительно удивляюсь - и как вы обе выжили, работая бок о бок? - он наигранно вскинул брови. Но женщины были не в том состоянии, чтобы правильно воспринять его подтрунивание.
- А мы и не работали бок о бок. Разделили задание и пошли каждая своей дорогой, - призналась Анко, к которой при виде любимого ресторанчика вернулась присущая ей жизнерадостность. - Эй, хозяин! Открывай! Это я, твоя лучшая клиентка!
Куренай презрительно фыркнула и отвернулась.
- Если у вас нет для меня поручений, Хокаге-сама, то позвольте удалиться.
- Нет, можешь идти, - улыбнулся Минато. Ему тоже стоило покинуть компанию и проверить, что же за дичь попалась в его ловушку, но он был уверен, что сбежать из неё не удастся никому, так что без малейших угрызений совести растягивал первый приятный и беззаботный момент за долгое время. Моменты с Наруто и Саске в счёт не шли - мало того, что хоть приятными были многие, но беззаботных - ни одного, так с ними Минато связывали совершенно другие отношения. А здесь он наслаждался тем самым дружеским общением, которого Четвёртый не был совсем уж лишён, но которого ему всё равно не хватало. Должность накладывала слишком много рамок и ограничений.
И, признаться, он изрядно устал от интриг и даже от Наруто с Саске.
Он вообще быстро уставал от людей. Знавший это Наруто не обижался, как поступил бы почти любой на его месте, а давно разработал график тренировок и миссий с таким расчётом, чтобы не надоедать отцу. Но из-за войны режим сбился, и Намикадзе стали видеться куда чаще, чем привыкли. Младшему это не доставляло неудобств, а старший уже не знал, как тактично объяснить Саске эту не очень приятную черту своего характера. Наруто можно было прямо сказать, и он понял бы всё правильно. Кстати, вариант. Перевалить эту необходимость на Наруто.
Пока Куренай прощалась со всеми, кроме Анко, Обито с Рин о чём-то шептались, а когда Юухи развернулась, чтобы уйти, Обито её остановил.
- Погоди. Это не займёт много времени, - сказал он и торжественным тоном объявил: - Все присутствующие приглашаются на нашу с Рин свадьбу! Через неделю в Храме Огня.
Минато рассмеялся первым, оценив иронию происходящего, и хлопнул ученика по плечу, а потом потрепал Рин по голове, как в детстве. Она застенчиво улыбнулась. Сразу за этим на невесту с женихом посыпались поздравления остальных - даже Ибики сподобился на нечто вроде радостного оскала. Под весёлую трескотню Шизуне и Анко Минато незаметно сделал несколько шагов назад, отметив, что Куренай совершила такой же манёвр. Она безукоризненно смешалась с толпой, умудрившись моментально затеряться в ней, но от Четвёртого ей скрыться не удалось. Он вынырнул из ниоткуда слева от неё и предложил:
- Давай провожу.
- Спасибо, здесь недалеко.
- Знаю.
Какое-то время они просто шли плечом к плечу, а потом Юухи агрессивно выплюнула:
- Я не пойду на свадьбу. Не уговаривайте.
- И в мыслях не было, - усмехнулся Минато, ничуть не обидевшись. Он как никто понимал её состояние. Ещё семь, да что там, пять лет назад он тоже и мысли допустить не мог, чтобы пойти на чью-то свадьбу и весь день любоваться на счастливых молодожёнов. - Пяти дней на отдых хватит?
Она не стала ничего уточнять, только расправленные плечи вдруг поникли, и вся она как-то поблёкла, превратившись из уверенной в себе стервы в потерявшуюся девочку.
- Спасибо.
- Не за что.
Минато грустно было наблюдать за ней такой - эта ипостась нравилась ему даже меньше, чем мрачная. Такой, наверное, была бы Кушина, если бы он погиб, как и должен был. Но она не только любила Минато, она ещё и была к нему привязана - накрепко, так, как не способен был он при всей своей любви. Он смог подняться после её смерти, а она - вряд ли. Возможно, Кушина знала, что не сможет жить даже ради сына?..
Однако как бы то ни было, прошлое не должно загораживать настоящее. Куренай прямо на глазах Минато ушла назад, в те дни, когда была счастлива с любимым человеком. Она нашла в себе силы жить дальше, но отнюдь не полноценной жизнью. У неё не было детей, чтобы отвлечься на них... у неё не было своих детей.
Намикадзе Минато преобразился в Четвёртого Хокаге.
- Юухи-сан, а теперь позвольте выразить вам своё недовольство.
Она ощутила перемену, встрепенулась: её работа до сих пор не вызывала ни у кого нареканий.
- А именно?
- Ваша команда. Вы, похоже, даже не знаете этих детей. Вы ведь прекрасный педагог, почему же они до сих пор беспомощны? Они - обуза для любого, к кому я пытался их прикомандировать. С ними отказываются работать, мотивируя это тем, что куда больше сил уходит на их защиту, нежели на выполнение задания. Извольте объясниться.
- У меня миссии.
- И ничто не мешает вам брать команду с собой.
- Чтобы их убили?
- Так позаботьтесь, чтобы этого не произошло. Это приказ, - отрезал Четвёртый.
- Как скажете.
Он усмехнулся этому маленькому бунту - Куренай полагалось бы сказать "Да, Хокаге-сама" - и, оставив начальственный тон, почти дружески, но всё ещё покровительственно добавил:
- С тебя ещё одно спасибо. Впрочем, не обязательно сегодня.
- Мы пришли. До свидания.
Минато попрощался кивком и улыбкой. Куренай - действительно прирождённый педагог, хотя и не такого типа, как Майто Гай или Умино Ирука. Но к детям она привязывается не меньше, чем они. У неё в команде славные ребятишки, и если не помогут они, не поможет уже ничто. Впрочем, если бы действительно ничто не могло помочь, Куренай вела бы себя немного по-другому.
Самая большая несправедливость пришлась на долю бедных детей. Пока Куренай не вернётся к жизни, им предстояло пережить немало неприятных дней, а то и недель. Минато было их жаль. Но он выбрал меньшее зло.
Часть 20
За более чем столетнюю жизнь человек может успеть собрать коллекцию чего-нибудь интересного. Кто-то собирает картины, кто-то - оружие, кто-то - предметы старины. Но Учиха Мадара не желал уподобляться ограниченным идиотам. Более того, он обладал своеобразным чувством юмора, и его коллекция была, мягко говоря, нетипичной.
Один из самых знаменитых людей в мировой истории коллекционировал матерные ругательства.
Стоило ему попасть в ловушку, и его мысли приняли исключительно нецензурное направление. Мадара последними словами проклинал своё немощное тело и свой тронутый старческим маразмом ум. Однако самые сочные выражения достались тому умнику, который установил западню.
За последний час Мадара перечислил половину ругательств из своего богатого арсенала и уже начинал серьёзно нервничать. Он почти завершил начатую технику, но дело двигалось куда медленнее, чем он рассчитывал: сжавшие его со всех сторон стены впитывали в себя почти все выплески чакры. В любой момент кто-то мог прийти... и этот кто-то, скорее всего, будет не по зубам ветхому старцу, в которого за последние несколько недель превратился величайший Учиха.
...Получив Вечный Мангекьо, Мадара искренне посчитал, что обрёл бессмертие. Повысившиеся регенеративные способности заодно с замедлившимся обменом веществ убедили его в том, что его организм больше не подчиняется общим для всех законам. Окончательно Мадара уверился в своей полной неуязвимости, когда отрастил новую руку, почку и селезёнку взамен потерянных в битве с Хаширамой.
Сенджу так и не добил давнего соперника. Что послужило причиной, уже не узнать, но он оставил искалеченного Мадару в Долине, не зная, что совершает ошибку и что Учиха сумеет выжить даже после таких ран. Мадара и сам этого не знал и попрощался с жизнью. Больше ему этого делать не приходилось - даже в самых паршивых ситуациях.
...Когда пять месяцев назад он заметил у себя признаки подступающей старости - едва видимые морщинки у глаз, - то посчитал, что они не стоят внимания.
Зря.
С каждым днём старение набирало обороты, и за две недели Мадара из сияющего молодостью мужчины превратился в сушёный гриб, которому на вид было никак не меньше пятидесяти. Вот тут-то он и обеспокоился по-настоящему. Все его планы, его стремления в жизни летели коту под хвост. Более того, на карту явно ставилась сама жизнь, и рисковать ей Мадара не считал возможным. Ему даже пришлось пожертвовать Итачи, с помощью которого он рассчитывал контролировать Коноху.
В намерения Мадары входило управление всеми Селениями. В Тумане он стал Каге, но в Листе ему такая должность не светила ни при каких обстоятельствах. Там все знали их с Хаширамой историю и никогда не допустили бы к власти Учиху Мадару, а управлять селением шиноби с помощью насилия - слишком опасно и ненадёжно. Поэтому он рассчитывал исподволь сделать Хокаге Итачи - послушного, верного ученика, воспитанного на идеалах служения учителю. Но его пришлось отозвать, хотя цель была почти достигнута.
...Много лет назад Мадара открыл в себе способность переносить своё сознание в тело другого человека и успешно его контролировать. Но у этой техники имелись определённые минусы - находясь в не приспособленном для этого теле, он не мог пользоваться Шаринганом, и обратный перенос осуществлял на чистой силе воли. Более того, чем дольше продолжался контакт, тем сильнее сознание роднилось с чужим мозгом, подавляя изначальную личность и закрепляясь в нём. Мадара был совершенно уверен, что сможет продолжить существование в другом теле и на крайний случай собирался так и поступить, но остаться без возможности использовать Шаринган? Нет. Возможно, смерть была бы лучше.
Мадаре нужен был другой Учиха.
...Итачи принял объяснение учителя так, как оно было подано: нужно получить Мангекьо, убив самого дорогого человека, и увезти из Селения брата - чтобы перетянуть его на свою сторону. На самом деле Мадаре срочно требовалось тело Итачи с Вечным Мангекьо.
Но ученику не удалось убить Четвёртого, и после этого он фатально оступился. Уверенный, что сможет завершить начатое вместе с Кисаме, Сасори и Дейдарой, Итачи вместо того, чтобы хватать Саске и бежать, решил получить полноценный Мангекьо. В результате он погиб сам и упустил брата, оставив Мадаре совсем уж мизерный, призрачный шанс на нормальное существование.
...Мадара почувствовал, что техника почти завершена, и удвоил усилия, ругаясь сквозь зубы последними словами. Наконец, чёрное пламя Аматерасу вспыхнуло, сжигая стенки ловушки. Обессиленный Учиха вывалился на холодный пол, ознаменовав своё освобождение кратеньким монологом по существу. Но стоило ему замолчать, как в коридоре раздался насмешливый голос:
- Продолжайте-продолжайте. Я почерпнул для себя массу интересного.
Проводив Куренай, Минато с тоской вспомил о поджидавшем его деле - отнюдь не последнем на сегодняшний день. И, как оказалось, вовремя. Когда он вошёл в коридор, ведущий из Дома Советов за пределы Конохи, он обнаружил, что внутри ловушки происходит какое-то невнятное шевеление. Быстро прикинув, сколько у него в запасе времени до получения отчёта Какаши, Минато с удобством устроился у стены, выбрав самое затенённое место, и приготовился подождать. До сегодняшнего дня он не сомневался, что в желудке скальной жабы даже дёрнуться нереально, не говоря уж о шевелении. Ему было чрезвычайно любопытно, что же это за дичь попалась в силки и сумеет ли она самостоятельно освободиться. К тому же, этот шиноби должен был быть очень опасным, а освобождение отнимет у него немало сил, что повысит шансы справиться с ним.
Между тем "дичь" невнятно выругалась, после чего стенки желудка жабы вспыхнули чёрным пламенем, и в куче осыпавшегося пепла на пол весьма неизящно шлёпнулся какой-то старичок.
Когда говорят об очень пожилых людях, часто употребляют выражение "из них песок сыпется". По отношению к "гостю" это было поистине монументальным преуменьшением - дедуля выглядел ровесником этого мира.
Минато только вздохнул - везло ему на представителей далеко не молодого поколения - и... заслушался. То, что излагал явно не заметивший Четвёртого старик, повергло бы в изумление даже бывалого возчика. К сожалению, речь закончилась довольно быстро, и Минато не удержался:
- Продолжайте-продолжайте. Я почерпнул для себя массу интересного.
Дедуля подскочил так резво, что рука Минато сама собой дёрнулась к кунаю, но неожиданный гость тут же с оханьем осел обратно, держась за поясницу. В том, что он не притворяется, сомнений не возникало: глаза незнакомца расширились от боли, на лбу выступила испарина, лицо пожелтело. Тем не менее приближаться к страдальцу Минато поостерёгся.
- Кто вы такой? - не дождавшись от старика ни слова, поинтересовался Четвёртый.
Дед промолчал. Когда-то его глаза были, должно быть, чёрными, сейчас выцвели до карих с красноватым проблеском. Длинные пегие волосы, словно припудренные сединой, лежали на плечах спутанной копной. Лицо было настолько сморщенным, что Минато даже не мог предположить, какие черты скрываются за морщинами.
Но взгляд у него был острый, пронзительный, нехороший. Минато весь подобрался, не зная, чего ожидать, и пригрозил:
- Не желаете говорить - не надо. Попытка незаконного и тайного проникновения в Коноху с неизвестной целью... Думаю, в пыточной вы будете разговорчивей. Больше трёх дней у нас ещё никто не выдерживал.
Высказанная перспектива внешне не вызвала у молчаливого незнакомца никаких чувств, но Минато интуитивно почуял, что сумел-таки задеть какую-то струнку. Вряд ли этот шиноби боится боли. Возможно, ему дорого время?
- Думаю, вы сломаетесь на первый же день. И вы не умрёте в процессе. В селении как раз находится Цунаде, она - самый квалифицированный медик...
Не дослушав, старик закатил глаза и потерял сознание. Минато приготовил Призрачные Когти и аккуратно подошёл к своей жертве. Уровень чакры был катастрофически низкий, пульс почти не прощупывался, прочих признаков жизни тоже не наблюдалось. Повторив пару слов из давешнего монолога, Минато схватил деда в охапку и сконцентрировался на дзюцу перемещения.
После казни Рин очень не хотелось оставаться одной, но, будучи воспитанной в строгих правилах, она не решилась попросить Обито составить ей компанию на эту ночь. Поэтому она очень обрадовалась, когда Шизуне пожаловалась на одиночество, и предложила ей погостить ближайшие пару дней. Как оказалось, решение было исключительно удачным. По крайней мере, сенсей очень обрадовался, что застал двух лучших (после Цунаде, разумеется) медиков в одном месте.
Но Рин и Шизуне радоваться не спешили: им явно предстояла бессонная ночь. А ведь предыдущий день был отнюдь не лёгким, и обе они так устали...
Сенсей же, поручив их заботам какого-то старика, испарился в неизвестном направлении, пообещав скоро вернуться.
Девушки вздохнули и приступили к исполнению своего долга.
Минато же, оставив непрошеного гостя на попечении Рин и Шизуне, быстренько наведался домой, чтобы проверить, как там сыновья, и послать их на поиски Цунаде. Он не отнёс старика сразу к ней только потому, что не знал её точного местонаходения.
Пятая обнаружилась в доме Намикадзе в обществе расклеившегося Наруто и не менее расклеившегося, но хотя бы не так демонстрирующего это Саске. Компания заседала на кухне, литрами поглощая чай. Вернее, это мальчики поглощали, даже не додумавшись предложить Цунаде.
Минато поспешил исправить их оплошность. И хотя ему было очень неуютно при мысли, что Рин и Шизуне остались наедине с шиноби, предсказать действия которого невозможно, он всё-таки потратил целых пятнадцать бесценных минут на то, чтобы напоить Пятую чаем и недолго подержать в утешающих объятиях.
Наруто явно обозлился на себя за то, что сам не додумался это сделать, и, насколько понял Минато, позавидовал ему. Но тут, к счастью, Саске ожил и, проявив не свойственное ему ранее понимание вкупе с тактичностью, переключил внимание брата на себя. А Четвёртый задумался - когда в последний раз вот так обнимал кого-то из женщин, кроме Цунаде? Лет десять назад, когда горе потери чуть притупилось, а организм ответил психозом на вынужденное воздержание. Впрочем, на большинство дам, особенно похожих на Кушину хоть чем-нибудь, организм реагировал ещё хуже. Вернее, не реагировал никак. А те, что оставались для Минато привлекательными, были либо замужем по любви (так что не собирались изменять мужьям), либо настолько самостоятельны, что не уживались с ним больше, чем на одно свидание. С годами же его аура, подавляющая волю окружающих, только усилилась. И как сам он не выносил людей подолгу, так и они не могли оставаться с ним. Редкие, редкие личности способны были выдержать его присутствие. Сенсей - потому, что фактически заменил Минато отца и понимал его как никто другой. Сыновья - Наруто потому, что потенциально был ничуть не слабее, Саске потому, что ему нравилось это ощущение власти над ним. Ученики, принимавшие всё как должное.
Почему его обществом не тяготилась Цунаде, Четвёртый пока не понял.
Он впервые увидел её, очнувшись на койке в своём кабинете. Разумеется, сенсей показывал её фотографии и много чего рассказывал о подруге, но прежде Минато никогда с ней не встречался.
В жизни она оказалась куда лучше, чем на снимках чуть ли не двадцатилетней давности. Глубже, красивее. Во всём её облике чувствовалась яркая индивидуальность, слегка припорошенная застарелой болью потери. Возможно, не идеальная Хокаге, какой он хотел бы её видеть, но сильная женщина и интересная, необычная личность.
Нет, разумеется, у него были догадки. Пару раз Джирайя обмолвился о неком Дане, который когда-то был небезразличен Цунаде, и Минато сильно подозревал, что чем-то напоминает её погибшего возлюбленного, но информации было слишком мало, чтобы утверждать что-то с уверенностью. Так что загадка её хорошего к нему отношения пока оставалась неразгаданной.
Не то что бы это уменьшало её привлекательность.
Минато, полностью отдавая себе отчёт в своих действиях, легко коснулся губами светловолосой макушки. Наруто смотрел в другую сторону, а Саске встретился с ним взглядом поверх головы Цунаде. В его глазах отразилась грусть, но не ревность, и именно это не дало Минато зайти в утешениях дальше, чем следует. То, что он устал от мальчиков, - не повод причинять им боль. В конце концов, они в этом не так уж виноваты.
И уж тем более не виновата Цунаде, после поцелуя вцепившаяся ему в руку с такой силой, что ногти вспороли кожу и потекла кровь.
- Прости, - подавив невольный всхлип, выговорила она. Её пальцы тут же окутались тёплым голубым свечением, залечивая ранки.
- Это ты прости, - повинился Минато. - Наруто, Саске...
- Вы успокоили жителей? - как ни в чём не бывало обернулся Наруто. Он справился с собой и смотрел с прежней теплотой и уверенностью. Кажется, понял, чем было вызвано такое поведение отца.
Минато вздохнул с облегчением.
- Кое-как, - по правде говоря, Четвёртому сейчас очень не хотелось говорить об этом. Он считал срыв толпы своим промахом, а собственные ошибки предпочитал исправлять сам, ни с кем не обсуждая. - Но даже это не главное. Пойдёмте к Рин. Я хочу вам кое-кого показать.
Саске не очень хорошо знал Рин. Разумеется, слышал, что она - прекрасный шпион и очень талантливый медик, что она широко известна в узких кругах. Последняя миссия и вовсе дала возможность познакомиться с ней поближе. Тем не менее, придя к ней вместе с отцом, Саске понял, что его выводы о ней оказались весьма поверхностны. К примеру, он не думал, что её можно вывести из равновесия до такой степени, когда даже тренированный шиноби уже не контролирует свою мимику. А именно это и произошло - на лице Рин, выскочившей из комнаты при звуке открывавшейся двери, было написано потрясение.
- Сенсей! - явно испытав облегчение при виде знакомой фигуры, воскликнула она. - Вы не представляете!..
- Сбежал? - тут же напрягся Четвёртый.
- Нет. Пойдёмте, вы должны это видеть!
Вслед за Минато в небольшую комнату зашли и все остальные, отчего уютное и не захламлённое лишней мебелью помещение тут же стало тесным. Правда, этому никто не придал значения - все сгрудились у кровати, на которой лежал полутруп старика. Невооружённым глазом было видно, что в ближайшее время это ложе станет смертным одром... если ещё не стало.
- И что в нём такого? - нетерпеливо уточнил Минато.
- Сейчас-сейчас, - роясь в бумагах, сваленных на прикроватном столике, откликнулась Рин. - Вот, смотрите. Мы не узнали его в лицо и решили сверить образцы его чакры с картотечными. Они совпали кое с какими, хоть и не полностью, но совпадение получилось слишком невероятным... тогда мы взяли кровь. Вот результаты анализов. Этот человек не числится в списках шиноби Селения, образцов его чакры нет в картотеке. Равно как и образцов его крови - в больничном хранилище. И вообще никаких документов на него нет. Тем не менее я могу с точностью сказать, что он принадлежит к клану Учиха. В его крови Шизуне обнаружила ген-носитель Шарингана. Чистый ген.
Саске понятия не имел, как отреагировали на это заявление остальные присутствующие. Ему было не до того, чтобы следить за ними - уследить бы за своим лицом! Лично для него слова имели эффект взорвавшейся под самым носом Печати.
- Что это значит? - спросил где-то далеко, словно за стеной, Минато.
Объяснений Рин Саске не слушал - и так прекрасно всё знал. Даже лучше, чем она. Три поколения назад в клане Учиха обнаружили, что при смешении их крови с обычными людьми и даже с другими шиноби способности детей от таких браков сначала постепенно, а со временем всё быстрее тают. Тогда Учиха поспешно перешли на инцестные браки, чтобы хотя бы сохранить то, что ещё осталось. Но чистого гена-носителя Шарингана уже не было ни у одного из них. Доподлинно известно было, что носителем чистого гена являлся Учиха Мадара - хотя его мать и не принадлежала клану. Видимо, он наследовал случайную комбинацию генов, и ему просто повезло. Но подобное случается раз в столетие в лучшем случае, и после него таких детей не рождалось.
- Но этот человек ведь не может быть Мадарой? - первым нарушил ошеломлённое молчание Наруто. Погружённый в себя Саске и не замечал тишины, пока брат не заговорил. - Я имею в виду, Мадару же убил Первый Хокаге?
- Ты про Долину Завершения? - уточнила Цунаде, когда все взгляды невольно обратились к ней. - Да, поединок в Долине был... а вот убийства не было. Я плохо помню, что рассказывал дедушка, я была ещё маленькая. Но могу заверить, что он не стал добивать раненого Мадару. Если я правильно поняла, они слишком долго были друзьями, чтобы он мог это сделать.
- Выглядит он вполне на свой возраст... и всё равно невероятно, - пробормотал Минато, изучающе рассматривая человека на кровати. - В любом случае мне необходимо с ним поговорить. Когда он придёт в себя?
- Боюсь, что он уже на это не способен, - помолчав, призналась Шизуне. - Его вообще лучше перенести в больницу - может, тогда он проживёт на несколько часов дольше. Судя по всему, он растратил почти всю чакру за один раз, а процесс восстановления идёт слишком медленно. Организм скоро перестанет справляться с нагрузкой, и клетки мозга начнут стремительно отмирать. Они уже постепенно отмирают, но мы пока сдерживаем процесс. Вряд ли у нас получится долго.
- Совсем ничего нельзя сделать? Мне необходимо знать, кто он всё-таки такой и зачем пришёл в Селение, - нахмурился Минато. - Цунаде-сан, а вы?..
- Я постараюсь, но ничего не гарантирую, - Пятая уже несколько минут сосредоточенно водила светящимися от чакры ладонями вдоль безжизненного тела. - Возможно, мне удастся привести его в чувство, но вряд ли он после этого проживёт дольше, чем несколько минут. Тебя это устраивает?
- Не совсем... Саске, - спохватился Минато, - ты его не узнаёшь?
- Нет... совсем нет, - покачал головой Саске. Он действительно не знал этого человека, как не представлял, откуда мог взяться член клана Учиха, который не числится в Конохе.
- Да, Фугаку мог тебя и не посвящать... кстати, о Фугаку. Рин, тебя не затруднит сбегать к Обито, чтобы он пригласил его сюда? И сам пусть приходит. Но не говорите Фугаку, что здесь мы с Цунаде. Наруто, проводи Рин.
Наруто с Рин убежали, едва Минато закончил говорить, и он тут же повернулся к Цунаде.
- Вы сможете вернуть ему сознание прямо сейчас? Мне хотелось бы не только устроить ему очную ставку с Фугаку, но и успеть задать пару вопросов до того, как этот болван будет здесь.
Вместо ответа Цунаде сосредоточилась, сложила несколько печатей и начала осторожно массировать виски старика. Спустя некоторое время он открыл глаза, и Саске едва успел оттолкнуть Пятую.
Ещё чуть-чуть - и она взглянула бы в Мангекьо. И последствия от этого могли быть какие угодно.
- Какого чёрта?! - возмутилась Цунаде. - Я столько сил потратила!.. Теперь всё надо начинать сначала!
- Хокаге-сама, можно вас на минуту? - не глядя на неё, попросил Саске. Он обращался к Минато, потому что Цунаде была слишком сосредоточена на дзюцу, чтобы обратить внимание на необычную форму Шарингана, а вот Четвёртый, хоть и не подал виду, наверняка всё заметил. Теперь предстояло объясниться.
Когда он очнулся второй раз, больше не предпринимал опрометчивых попыток проникнуть в сознание незнакомого медика. Тем более, что шанса ему всё равно не предоставили. И женщина, лечившая его, - неужели действительно Цунаде? - и другая, которую Мадара заметил краем глаза, смотрели куда угодно, но не на него. Намикадзе, хоть и не последовал их примеру, тоже явно не стремился встретиться взглядом с Учихой. А вот Саске, малыш Саске, о котором довольно-таки пренебрежительно отзывался агент, бесстрашно рассматривал своего предка в упор. На бледном, слишком бледном даже для Учихи лице горели красные огни Мангекьо.
Выходило, что шпион серьёзно недооценил мальчишку. Неужели он за всего лишь сутки успел убить младшего Намикадзе да ещё и скрыть это от его отца? Или есть ещё что-то, о чём шпион не сообщил? Не знал или предал? Мадара не собирался выяснять. Если он останется жив, то убьёт недотёпу. Но это если он останется жив.
Он не собирался выпрашивать жизнь, тем более - унижаться ради неё. В своё время, когда думал, что рано или поздно умрёт, Мадара свыкся с неизбежностью смерти. Но сейчас он хотел попробовать договориться. Скорее всего, раз его так и не перевезли в больницу, присутствующие знали, кто перед ними. У него было что предложить Четвёртому. А учитывая всё то, что Мадара о нём знал, Намикадзе не побрезгует купить такого союзника даже ценой нескольких жизней. Разумеется, сильных шиноби или дорогих ему людей он не отдаст и уж вряд ли предоставит в распоряжение врага кого-нибудь из Учиха. Но Мадаре было не до жиру. Он хотел жить. Хоть как-нибудь, но жить. Да, он был слишком горд, чтобы молить об этом, но давно и прочно укоренившаяся в его подсознании мысль о бессмертии стала столь привычной, что на пороге перехода в иной мир Мадара не выдержал. Мало того, что он на миг потерял над собой контроль и безрассудно напал на медика, так ещё и готов был почти на любых условиях договариваться с врагом.
Он себя ненавидел и утешался тем, что это всё-таки будет не мольба, а сделка. В том, что она состоится, Мадара не сомневался, хотя условия её могли быть, мягко говоря, обременительными...
Однако вместо того, чтобы начать разговор, он ждал. Терял время, но не мог себя заставить произнести хоть слово. И наконец заговорил Намикадзе.
- Учиха Мадара-сан.
- Намикадзе Минато...-сан.
Оба замолчали, и Намикадзе наконец-то взглянул ему в глаза.
Глаза как глаза, не узкие и не широкие, красивого голубого цвета, напоминающего чистый тонкий лёд в солнечную погоду. Вот только Мадаре стало не по себе - слишком сильным противником был Четвёртый Хокаге. В лучшие времена основатель клана Учиха, разумеется, не побоялся бы выйти на поединок с ним и, скорее всего, одержал бы верх. Но тот период остался позади, и та дряхлая развалина, в которую превратился некогда сильнейший шиноби мира, не представляла для Намикадзе ни малейшей угрозы.
Мадара пожевал губами и всё-таки начал разговор, поскольку оппонент явно не стремился что-либо выяснять.
- У меня мало времени, - тихо и очень хрипло выговорил он. - Поэтому буду краток и откровенен. Попрошу не перебивать и вопросы, если таковые возникнут, задавать по окончании моего рассказа.
Четвёртый согласно кивнул, и Мадара, набрав в лёгкие побольше воздуха, без обиняков заявил:
- Я умираю, - его голос не дрогнул, и он ничем не выдал, как нелегко дались ему эти слова, но сам он почувствовал, как суматошно затрепыхалось сердце, отсчитывая, может быть, последний десяток ударов. - Вы должны были это понять. Как понимаете и то, что я, к сожалению, нахожусь в полной вашей власти. То, что вы меня до сих пор не убили, позволяет надеяться, что вы осознаёте возможную выгоду от сотрудничества со мной. Да, это сотрудничество будет, и оно будет честным. Я готов предоставить гарантии. Взамен мне нужен человек, в чьё тело я смогу перенести свой разум. Желательно - с неустойчивой психикой: так будет проще для всех. Детали техники, если пожелаете, я объясню постфактум. Также я обладаю ценной информацией о ваших врагах в Звуке и Камне и готов оказать посильную помощь в их устранении. Прошу вас поторопиться с принятием решения, поскольку мне осталось очень недолго.
- Меня интересуют гарантии, - невозмутимо, словно не услышал ничего необычного, заявил Намикадзе. - Но прежде всего - то, под каким видом вы собираетесь жить в Конохе: под именем прошлой личности или под своим собственным?
- Думаю, появляться здесь под собственным было бы крайне неблагоразумно, - осторожно предположил Мадара. Значит ли этот вопрос, что его предложение уже приняли, или это всего лишь попытка вытянуть побольше информации? - Но и под известным чужим тоже небезопасно. Думаю, лучше представиться кем-то совершенно незнакомым. Идеальным было бы стать собственным правнуком от внебрачного ребёнка, тогда проблем с легендой и с Шаринганом не возникнет, но для этого мне нужен кто-то из Учиха.
- А вы сможете одолеть здорового Учиху в вашем состоянии?
Мадара внутренне возликовал. Намикадзе понятия не имел, что способен сотворить его враг, если подарить ему тело Учихи... любого, даже самого никчёмного. И на этом можно будет замечательно сыграть. Только выбраться, только договориться! И тогда... Мадара закашлялся, но тем не менее заверил:
- Да. Конечно, процедура пройдёт не так гладко, как хотелось бы, возможно, понадобится несколько дней, чтобы справиться со старой личностью, но результат я гарантирую. В любом случае вы ничего не теряете - либо я подавлю личность, либо человек просто и незатейливо сойдёт с ума. В первые дни при любом раскладе симптомы такими и будут, а его поведение будет, мягко говоря, странным. Поэтому рекомендую его изолировать.
- Что произойдёт, если такого человека обследуют Яманака? - продолжал допытываться Намикадзе. Чёртов зануда, не может даже сказать, согласен он или нет! Остальные присутствующие и вовсе как воды в рот набрали, словно и нет их тут. Только Саске сверлил прадедушку подозрительным взглядом, а женщины даже и не думали поворачиваться.
- Не могу сказать - никогда не имел с ними дела.
- Сейчас здесь будет Учиха Фугаку. Отсюда он должен выйти вполне вменяемым и сойти с ума только дома, в окружении своего клана. Обследование Яманака я организую через пару-тройку дней, и в ваших же интересах, чтобы телепаты не обнаружили ничего странного, но вынесли заключение о невменяемости Фугаку. После этого я помещу Фугаку в изолятор, и у вас будет минимум две недели, чтобы полностью подавить его личность. Этого времени вам хватит? Отлично. Ориентировочно через две недели - точную дату я сообщу позднее - вы инсценируете самоубийство. "Фугаку" будет похоронен, вы присоединитесь к Наруто и Саске, возвращающимся с миссии. Цунаде-сан, вы проводите его к ним и слегка измените ему внешность, в этом вопросе я очень рассчитываю на вас, а затем вернётесь в Селение так же тайно, как и покинули его. Инструкции ясны?
- А гарантии? - всё ещё не веря своим ушам, уточнил Мадара. Его предложение приняли вот так просто? Не может быть. Намикадзе ведь не дурак и понимает, что, если дать врагу волю, добра не жди, хотя и не представляет себе истинных масштабов грозящих ему неприятностей. Значит, что-то крутит? Но не мог же он придумать хороший гибкий план за те пару минут, пока Мадара излагал своё предложение? Или мог? Впрочем, он в любом случае человек и вполне способен ошибаться, чем грех будет не воспользоваться...
- Саске станет главой клана. На первых порах вы должны будете постоянно находиться рядом с ним или со мной, или с Наруто, или с Цунаде-сан; потом - посмотрим. Если я узнаю, что вы хоть на минуту пропали из нашего поля зрения - а я узнаю, - я вас убью несмотря ни на что. Такие условия вас устраивают?
- Вполне, - согласился Мадара, стараясь не показывать своей радости, но демонстрируя толику облегчения, чтобы Намикадзе не усомнился в искренности.
- И последнее. Я поставлю вам Печать Хьюга. Сейчас сюда поднимется Фугаку, у вас на раздумье десять секунд. Да или нет?
- Нет, - помимо воли произнёс Мадара и тут же ужаснулся своему ответу. Он ведь хотел жить! А способы обойти Печать существуют. Любую печать можно снять или разрушить, можно научиться подавлять её действие... так неужели эта досадная мелочь остановит Учиху Мадару? - Впрочем... у меня нет выбора, да? Я принимаю условия.
Намикадзе удовлетворённо сложил руки на груди и откинулся на стенку.
- Замечательно. Кстати, хочу предупредить всех присутствующих, что произошедшее должно оставаться между нами... Приветствую, Фугаку-сан. Вы очень вовремя.
Вернувшись вместе с Рин, Обито и Фугаку, Наруто застал Саске в полнейшем шоке, куда более глубоком, чем после возвращения с казни. Что могло случиться? Неужели этот непонятный старик постарался? Нет, вряд ли, Саске не трогают слова чужих людей, кем бы они ни были. Значит... отец? Но что он мог сказать или сделать такого, чтобы выбить Саске из колеи?
Гадать Наруто не стал, тем более, что ему стало не до того. Тело на постели вдруг задёргалось с такой силой, что отбросило к стене пытавшихся его удержать Цунаде с Шизуне, и обмякло. Пока отец помогал Шизуне, Наруто поспешил подать руку Пятой и легко поднял её с пола. Для женщины она была чуть тяжеловата, но, с другой стороны, её бюст... в общем, этот вес был вполне оправдан и укладывался в рамки нормы. Да, Наруто предпочитал девушек потоньше, вроде Рин, своей первой почти детской влюблённости, или Сакуры, но всё-таки остаться равнодушным к Цунаде не мог.
Цунаде поблагодарила и с достоинством выпрямилась - Фугаку оглядывал комнату и всех присутствующих с откровенным пренебрежением, так что даже Наруто, не особо чувствительный к таким вещам, невольно развернул плечи и приподнял подбородок в ответ на этот взгляд.