- Как ты всё это делаешь? - вскричал я, гневно глядя на прозрачного человека, который равнодушно уставился на какой-то предмет за моим плечом.
Вернее даже будет сказать, что никакого человека там и вовсе не было. Его расплывчатые и едва угадываемые очертания складывали самые разнообразные предметы, а глаза казались просто двумя слегка размазанными каплями краски. Наверное, оттого и нельзя было определить, куда именно он смотрит. Может, он сейчас мысленно роется где-то в глубинах моей души, с характерной ему беспорядочностью выбрасывая оттуда вещи, как жизненно необходимые, так и балласт, от которого давно пора избавиться самому, но руки всё никак не доходят. Извечная проблема: время ведь не резиновое. За спиной моего собеседника копошились какие-то люди. Они постоянно перекладывая что-то с места на места, сооружая таким образом фантастические башни из разного рода хлама, в которых только опытный или же совершенно сумасшедший глаз мог уловить какую-то систему или даже красоту. В стенах фантастического лабиринта прохаживался тонконогий гигантский слон, словно грозный тюремный надзиратель, наблюдающий за тем, что бы рабы достаточно быстро превращали безжизненную серо-жёлтую пустыню, омываемую слева бледным морем, где почти на самом берегу, едва ли не касаясь волн, лежало яйцо, на которое никто почему-то не обращал внимания. Вдалеке, почти у самого горизонта, виднелись причудливо размытые туманом строения, но даже они выглядели куда более упорядоченными, чем всё это абсурдное кипящее безумие за спиной незримого человека, что его, казалось, даже не замечал, продолжая водить глазами, будто бы надеясь выхватить что-то интересное из самых обычных вещей за моей спиной. Бесполезное занятие. Я тысячи раз изучал свою комнату, знал здесь каждую пылинку, но так и не нашёл ничего, что могло бы помочь мне разбудить вдохновение. Всё тут было настолько скучным и обыденным, что хотелось то ли завыть, то ли просто уснуть. Отчаяние - это уже не просто творческий кризис, это нечто куда более серьёзное, а этот негодяй смеет так открыто демонстрировать свой прекрасный красочный мир необычных вещей и существ! Просто немыслимо. Как можно так хладнокровно издеваться над человеком, который давно уже похоронил все свои надежды?
- Что именно? - будто бы очнувшись ото сна, спрашивает невидимка, даже не глядя в мою сторону.
- Да всё вот это! - снова повышаю голос я, при этом прекрасно понимая, что вряд ли подобную реплику можно считать хоть сколько-нибудь интеллектуальной, но при этом так же справедливо я мог полагать, что собеседник всё прекрасно понял.
- Ах, это, - вздохнул он, протягивая слова с такой интонацией, будто бы ничего необычного и не происходило вовсе, а рядом с ним не сидела странная собака, ужасно напоминающая уменьшенный холмик, по которому в районе шеи проходил каменный мост-ошейник, - в этом нет ничего удивительного, да ты и сам это прекрасно знаешь.
Кто-то сдвинул в сторону мраморную статую, оторвав несчастному невидимке руку, но тут же на её место высокий чёрный человек водрузил какой-то странно изломанный предмет, ранее бывший, скорее всего, подзорной трубой или каким другим прибором. Изящная конечность аристократа превратилась в уродливый протез, даже менее подвижный и пригодный для действий, чем белый камень, в котором великие мастера вырезали живые фигуры. Но мой собеседник продолжал стоять, как будто ничего не случилось, ведь для него такие трансформации - обычное дело. Да и не было никаких метаморфоз на самом деле, просто мне жизненно необходимо упорядочить всё то, что происходило за спиной незримого человека, создать хоть некое подобие системы, потому что этот мир куда безумнее знаменитой Страны Чудес. Пустыня составляет с моей убранной, аккуратной и совершенно скучной комнатой такой яркий контраст, что хочется то ли навести порядок по ту сторону, то ли разворотить всё по эту, и эти два желания борются внутри с такой яростью, что после них остаётся лишь бездействие и пустая злоба на самого себя.
- Если бы я знал, не было бы нужды спрашивать, - уже чуть спокойнее замечаю я, провожая взглядом слона, прошедшего от нас в такой близости, что, казалось, вот-вот наступить на моего собеседника, разрушив даже тот хрупкий образ, что у него имеется сейчас.
- Ты любишь задавать много ненужных вопросов и думать много ненужных мыслей. Ты вообще делаешь много всего ненужного. Например, этот разговор. Вот к чему он должен нас привести?
- К пониманию того, как тебе удаётся жить там и даже управлять, быть самым главным. Это ведь всё ты создал: странные штуки, город вдалеке, даже людей и слона!
- Это не я. Не совсем я.
- Конечно, ты всегда отвечаешь одно и то же! - с досадой я взмахнул руками и хотел швырнуть что-нибудь в невидимку, но под руку мне не попалось даже какой-нибудь старой книжки, идеально чисто, настолько, что тошнит.
В первую очередь от болезненного осознания факта своей совершенной беспомощности в вопросах творчества и создания чего-либо. В сравнении с фантастическим миром моя жизнь была нестерпимо серой и монотонной, в ней не происходило ровным счётом ничего, но при этом изо дня в день мой мучитель продолжал методично пытать меня яркими картинками.
- А ты разве пытаешься что-то изменить? - прежним равнодушным голосом спросил он, наклонившись, чтобы подобрать с земли необычную вазу, напоминающую лицо, обрамлённое грушевыми шелковистыми локонами.
- Легко говорить тому, кто одним мановением руки может сделать всё, что угодно.
Я внимательно следил за тем, как прекрасное произведение искусства поднимается, будто бы паря в воздухе. Словно бы совершенно эфемерные волосы слегка шевелились, а сама ваза продолжала таинственно улыбаться мне, предвещая что-то недоброе. Моё скудное воображение тут же дорисовало лик сказочной красоты, но тут же усилием воли я стёр его, оставив лишь обжигающее глаза белое пятно. Краем глаза заметил, как гигант на тонких ногах подбежал к какому-то маленькому забавному человечку с непропорционально большой головой и ловким хоботом вырвал у него из рук какой-то предмет, только что отрытый бедолагой на берегу, вдали от суеты. И сразу же невидимка прозрачными зубами зло вырвал клок волос у вазы и с характерным отвратительным звуком выплюнул его. С лёгкостью пера золочёно-грушевый локон медленно начал опускаться на землю в лучах несуществующего солнца, заставляя зародившийся крик застрять в горле скрежещущим нечеловеческим скрипом и после умереть, так и не улетев в бледные небеса торжествующей птицей.
- Зачем? Зачем ты это сделал?
- Ты же мне не веришь, - отламывая у вазы губы тонкими сильными пальцами, превратив мечту в уродливое подобие тех женщин, что ежедневно встречались мне на улицах, куда бы я ни шёл, - вот я и решил: не хочешь верить, значит, этого не будет. Я всего лишь наблюдаю, слежу за порядком и превращаю неясные очертания и чертежи в настоящие предметы, хотя даже это делаю я не полностью.
- Ну конечно! Ты можешь разъезжать верхом на этом слоне и растягивать проклятые часы, делая их словно резиновыми. Ты можешь жонглировать минутами и беседовать с Вольтером, глядя на пчёл. Это всё можешь ты, не я. Мой мир - однообразная грязь, в которой не за что зацепиться глазу. Мой мир - жалкая пародия на твоё чудо. Я ничего не могу, ничего. Ты слышишь меня?
- Ещё бы, - откидывая в сторону покусанную куриную грудку, ответил невидимка, - тебе ведь нравится жалеть себя. Нескоро мне удастся уничтожить все эти горы, привести в негодность даже самые странные предметы, выброшенные на берег моря, но мне просто придётся начать это делать. Слон ведь всё больше и больше вытягивается. Нравится думать, что это мир тебя сломал? Пожалуйста. Нравится видеть в себе всего лишь жалкого ни на что не годного человека? Это твоё право. Вот только зачем самому с таким усердием уничтожать красоту и искусство?
- Это не мои красота и искусство. Они принадлежат тебе.
- Но меня ведь даже нет. Ты можешь оторвать мне конечности и сложить, как тебе хочется, можешь убить выстрелом в упор, но ведь от этого мир не пропадёт, он просто станет чуть менее правильным, чуть менее ярким. Ты забудешь про него, все забудут, перестанут любоваться. Через какое-то время он увянет и станет таким же серым и обыденным, как тот, что каждый день ты видишь, вставая с кровати и собираясь на учёбу. Таких историй тысячи, потому что люди любят не видеть в себе ничего хорошего, зато восхищаются третьими лицами. Раньше было наоборот.
- Ну да, попробуй, встань на моё место. Куда проще заработать себе грыжу, чем кусочек счастья.
- Зачем тебе создавать себе клетку самобичевания?
- Мы и так живём в клетке, - зло ответил я, - я ничего сам не создаю.
- А ведь мог бы.
- Какой в этом смысл? Бегать и суматошно создавать какой-то бред, как эти твои подчинённые? Всё лучшее уже создано. Все мы - всего лишь часть блеклого мирка, который тут же сметёт ураганом всё, что бы ты ни создал. Так какой смысл пытаться что-то сделать?
- Смысл есть всегда, мир вокруг нас можно изменить только нашими усилиями.
- Мир не хочет меняться, а у меня нет сил! - крикнул я, снова замахиваясь на невидимку, но его удручённый вид и покорёженная рука-труба заставили меня задуматься.
Невольно я бросаю взгляд на остальные части его тела. Он стал более сутулым, слабым с момента нашего последнего разговора, а ведь я ещё помню его прекрасным сияющим колоссом, чьи очертания не только были хорошо различимы, но и заставляли завидовать. Его мир тоже был тогда прекрасной цветущей долиной, а кучи хлама выглядели более цивильно, казались более живыми, что ли. Но после каждой нашей беседы незримый человек становился всё слабее и слабее, будто бы кто-то намеренно и методично растаскивал его по кусочкам, как хищники разделываются с тушей убитого зверя. Зато вот слон, всегда пугавший меня своим странным видом и грозным топотом, которым сопровождались любые его передвижения, рос, крепчал и всё чаще уничтожал предметы, выдёргивая их из хранилищ и тут же жестоко пиная того человека, что принёс эту вещицу с берега. А ведь раньше невидимка мог водить его за собой, будучи сильнее и выше. Тогда я мог путешествовать к городам на горизонте, мог рассматривать невиданные изобретения чьего-то гениального разума так близко, как мне того хотелось. Теперь же приходилось довольствоваться ролью того, кто просто наблюдает за меняющимися картинками, и это ещё больше злило меня, ведь я всегда думал, что это лишь его трюки, ведь со своим миром он мог делать всё, что захочет, а я был просто бесполезным зрителем, жалким подобием того, кем когда-то хотел быть.
- Потому что сам убедил себя в том, что тебе это не под силу, - с дрожащей печалью и призрачной надеждой проговорил мой собеседник, взором глаз-пятен буравя мне душу.
- А мне и в самом деле это не удастся, - огрызнулся я и отвернулся от зеркала.