Как отличается один и тот же луг в разное время дня и в разных обстоятельствах. Это мой луг. Он примыкает к лесу и отделяет мою дачу в глухом краю подмосковья от рядов сосенок, посаженных ещё при советской власти и поднимающих сейчас свои вершины высоко в небо. Три дачи, среди которых и моя, расположились на краю дачного товарищества и постепенно отделились от него не- занятыми участками, густо заросшими берёзками и кустами ивняка. Со старой работы меня уволили. Перебивался случайными заработками, иногда подрабатывал в газетах, печатая небольшие эссе. Жена от меня тоже ушла.
Летом я часто жил на даче. Дачу я построил ещё до женитьбы, и это был мой "схрон", куда я прятался, когда начались нелады в нашей совместной жизни. И всплывают в памяти сладкие минуты наших первых прогулок после случайного знакомства с Леной на ночной остановке автобуса. Наконец я осмелился пригласить её ко мне на дачу, и она, взволновавшись, боялась посмотреть на меня и, не справившись с голосом, только склонила голову в знак согласия. И я помню, как мы шли по моему лугу, боясь посмотреть друг другу в глаза, изредка касаясь друга друга руками. Наконец, наши ладони нашли одна другую, и дальше мы шли, взявшись за руки. На опушке леса она вдруг сжала мою ладонь. Я остановился, повернулся к ней, она отвела взгляд, грудь её высоко поднималась от сдерживаемого дыхания. Я наклонился к её лицу, и неловко чмокнул её в уголок губ. Она испуганно взглянула на меня. Я обнял её. Глаза её заволоклись истомой, как угли сгоревших дров, она обвисла у меня на руках, и мы свалились на траву, уже ничего не помня. Обратно мы шли, обнимая друг друга за талию. А я не мог насмотреться в восхищении звонкой нежной красотой луга с ковром из ромашек и колокольчиков, спускающегося к речке, почти полностью высыхающей летом. "Луг моей любви", - назвал я его тогда. Это было лето 1991 года.
Лето это, как вы помните, кончилось плохо. Плохо, прежде всего, для России, но и для меня тоже. Потом нашли много пророчеств, возвещавших нам беды. Будто бы было пророчество у древнего старца Иохима из староверческого скита, что придут на русскую землю за наше неверие и пороки три беса. Один, отмеченный лапкой дьявола на лысом черепе, другой - рыжий как лисица, а третий - кабаньего вида. И станут бесы творить непотребное с Россией. Рассказал мне об этом пророчестве один незадачливый патриот, который летом 1991 года пытался вразумить собравшихся у Белого дома людей не поддерживать "демократов". Ну и получил "демократический ответ". Отлёживался три месяца в больнице. Потом ходил по скитам, молился за Россию. Там и узнал про пророчество. И всех трех бесов по именам назвал. Горбач, Рыжий Толик и Боря. Особенно, на Борю напирал, потому что хряков всегда "Борями" называли. Посмеялся бы я в другое время, уж очень наивен был мой случайный знакомец, да не до смеху мне было. Я уже обмолвился о том, что сократили меня на телевидении. До нуля. Уволили. Начались материальные трудности, а что творилось с ценами в 92 году, многие ещё помнят. Жена моя Лена, поженились мы с ней после того случая на даче, не была готова к такому обороту событий. Выходила за неплохо зарабатывающего телевизионного журналиста, а жить стала с безработным. Известности у меня особой не было, перебивался случайными заработками.
Лена училась на зубного врача. Зубные врачи стали хорошо зарабатывать, так как им разрешили частную практику. Первое время я кое-что продавал из своих вещей, но на "нормальную жизнь", как говорила Лена, этого не хватало. Мы стали ссориться, и постепенно весь дым влюблённости стал рассеиваться. Я иногда делал героические усилия: мыл окна, разгружал вагоны, делал материалы для небольших газет, за которые не всегда получал оплату, но уже понял, что за очаровательным личиком Лены не таится никаких благородных мыслей, кроме упований на "достойную" жизнь. Я этих её ожиданий не оправдывал. Меня удерживала память о той влюблённости, которой я жил со времени нашей встречи и первых месяцев женитьбы.
Лена стала задерживаться по вечерам, оправдываясь тем, что задерживают в поликлинике, где она проходила практику. Однажды я решил встретить её после практики. Время было опасное. И увидел её, садящуюся в такси, за которое протянул деньги водителю руководитель их практики - мужчина лет пятидесяти. Дома я устроил ей скандал, ударил её по лицу. Она будто ждала этого, одела снова снятое пальто, и с кинематографическим лицом произнесла ненавидящим голосом: "Не ищи меня. Я к тебе не вернусь. Между нами всё кончено". Развод прошёл без осложнений, и, странное дело, я даже вздохнул легко, расставшись. Так глубоко я пережил разочарование в своём выборе.
Переворот 93 года я встречал на баррикадах Белого дома. К тому времени я устроился спецкором одной из патриотических газет, и посылал материалы в газету из самой гущи событий. Защитники Белого дома, их личности вдохновляли меня. Казаки в одеждах времён гражданской войны; и рядом с ними коммунисты - анпиловцы; православный батюшка, идущий впереди крестных ходов, должных создать святую защиту для сторонников конституции; рижские омоновцы и приднестровские ополченцы - защитники союза народов, уже узнавшие запах пороха и продолжающие хранить в памяти пейзажи потерянной родины - все они рисковали своей жизнью, ещё не веря, что большой Народ - Народ СССР, Народ России не придёт им на помощь, а многие москвичи будут стоять, глазеть и развлекаться пожаром своего парламента, успевшего, в отличие от глазеющих, понять, в какую пропасть ведут страну.
После 4 октября 93 года (расстрела парламента и заключения в тюрьму ведущих политиков) я потерял интерес к жизни. Сидел на даче, стараясь не вспоминать недавние события в стране и в своей семейной жизни. Одиночество довело меня до того, что я стал вслух разговаривать сам с собой. Тогда я собрался и поехал на родину в мой родной город, где жил мой брат. Он приветливо встретил меня, сочувствовал моим переживаниям, но от прошедших событий он не раскис. Был он крупным чиновником в региональном правительстве.
- Мы, - говорил он, - сохранили компартию у себя в области. Областное правление нашей партии состоит из тех, с кем мы вместе на комсомоле работали. На этих выборах нам все опросы дают большинство. Я сам Ельцина не перевариваю. Перебежчик, и, кажется, не очень умный. Вступай к нам в партию.
- Да нет, ты знаешь, я с компартией не дружу. Она меня переучивала всё время, воспитывала, причём все эти воспитатели и оказались её внутренними врагами, "Борями", Ельцинами.
- Да, "Бори" в каждом из нас живут. И во мне и в тебе. Обывательское и сволочное в человеке всегда было и есть. Надо только ему власти не давать в себе.
- В этом и прецедент Ельцина?
- Не только в этом. У него непомерная жажда власти. Он гипертрофированно жил по поговорке "Ты начальник, я - дурак; я - начальник, ты - дурак. Обыватель он обычный, а спьяну и сдури - смелеет. Наполеоном себя мнит. Дурак. Его используют, а он - нежится от счастья.
Тогда - то я и рассказал ему о пророчестве старца Иохима. Никогда, как член компартии, он в церковь не ходил, в бога не верил. Но что-то сработало в нём религиозное, может, в этом была его реакция на обвал страны. Возможно, в этом проявились семейные корни. Во время войны нас с братом окрестили наша бабушка со своей сестрой. Они обе были из староверов, и крестил нас староверческий батюшка. В общем, брат как то серьёзно отнёсся к этому пророчеству, а сообщение о том, что Борями всегда называли хряков, вызвало у него сардоническую усмешку, сдержанный хохоток.
- Охота на кабанов откроется у нас, когда снежный покров будет следы сохранять. Ещё успею на Борь поохотиться,- как-то невесело пошутил он, - Ты тоже оставайся, вместе походим.
- Нет, Константин, я бы на глухарей да на перелётную утку поохотился.
- Утка, похоже, уже пролетела, а глухарей и тетеревов много. Давай охотничий билет, путёвку я тебе достану. На две недели хватит?
- Да, дней на десять.
- Теперь о собаках. Ладу я тебе дать не могу. Она главная у нас в бригаде. Проштрафилась она у меня. Загуляла и нагуляла трех щенков от очень породистого кобеля, но западносибирской лайки, от Соболя. А сама-то - восточноевропейская лайка. Конечно, у щенков никаких родословных. Так что у меня во дворе - целый собачник. Одного щенка хозяин кобеля взял. Всё равно хлопот с ними не оберёшься. Три собаки - это много. Надо кормить, гулять с ними. У жены на работе в прокуратуре - аврал. Вал преступности. Так что одного щенка я уже пообещал сотруднику на работе. Не знаю, какого отдать.
- Отдай Гая, а Дика оставь.
- Нет, братишка, я наоборот сделаю. Гай - звероватая собака. В охоте на зверя нужней будет, а Дик - добродушный ласковый пёс.
- К людям - умная собака и должна быть ласкова, а к зверю - нет.
- В общем, бери Дика на десять дней, а там посмотрим.
- Спасибо, Костя.
Погода стояла сухая и для конца октября тёплая. Падали последние листья с деревьев, и громко шуршали под ногами. Лес лечил меня от всех трагедий моей жизни. Охота была великолепная. Утки уже улетели в тёплые края, но те, что не успели улететь, ещё выпархивали с кряканьем и шумом из береговой травы больших озёр и с громким шлёпаньем падали в воду после удачного выстрела. Дик оказался золотой собакой-мечтой охотника. В свои четыре с половиной месяца он и утку мне из воды доставал, и облаивал глухарей на вершинах сосен и даже с лаем гонял почти по целому кругу выскакивающих из травы зайцев. Любил ласку и похвалы. Я налюбоваться не мог на умную собаку и часто обнимал его и возился с ним как с ребёнком. Окрас у него был белый с чёрным как у русскоевропейских лаек, но по хребту проходила гривка золотистых волос, характерных для западноевропейских.
Луг перед избушкой лесника, где я жил, чем-то напоминал мне луг перед моей дачей. Так же невдалеке протекал ручей, за которым находилось брусничное болото, которое мы часто посещали с Диком. Он быстро распробовал вкус ягод, и вместе со мной ел их. Он наклонял голову набок и откусывал брусничные кисточки с большим изяществом и видимым удовольствием. Потом мы шли с ним на край брусничного болота, примыкающий к большой вырубке, где на невысоких кустиках ещё сохранялись мелкие ягоды спелой малины.
Дик всегда бежал впереди, выискивая дичь. Вдруг он как-то высоко и тонко тявкнул и подбежал ко мне. Шерсть на нём стояла торчком. Я перезарядил ружьё, вставив в патронник пулю и картечь. Впереди послышался треск валежника. Дик было метнулся туда, но остановился, глядя на меня. Шерсть его показывала степень опасности: она вся напряглась. Вдали в конце просеки мелькнуло большое тёмно-бурое с блестящей шерстью тело и растворилась не известно где. Медведь. Я отозвал собаку, и мы пошли в противоположную сторону. Возвращаясь вечером на закате в избушку, я поразился, как изменился луг возле избушки. Казалось, по краям его в деревьях таилась опасность, а за ручьём притаился кто-то, прячась в высокой траве, даже тень от избушки, казалось, таила намёк на опасность. Притих и Дик, будто только сейчас поняв, какое опасное соседство появилось у нас. Вскоре мы вернулись в город, и я рассказал брату, какое сокровище его Дик, и он потом благодарил меня.
Глава 2
Дик действительно был замечательной собакой. Константин стал его брать с собой на охоту вместе с его матерью Ладой. На охоте всегда находилось время поразмышлять. Особенно он любил утреннее пробуждение. Просыпался он раньше своих партнёров и, лёжа в кровати, решал беспокоящие его проблемы. Привычка эта образовалась в институте и использовалась им в начале для "раскалывания трудных орешков", плохо понятых им на лекции. Потом стала рабочей практикой, экономившей ему много времени в его непростой работе. Сейчас, лёжа в егерской избушке, он пытался понять, как могла так легко раздробиться страна, которой он служил верой и правдой. "Клюнули, легко клюнули на враньё о "рынке", который всех обогатит и сделает людей в СССР не беднее, чем на Западе. Причина?! В многолетней привычке партийной власти быть не подконтрольной народу. Народ разучился думать. Наша ошибка. В общем, это ошибка всех материковых стран, где история требовала от народа быть единым, быть готовым к войне и потому к необходимости единовластия. Тоталитаризма, как сейчас говорят. Можно подумать, что сейчас "демократы" не вправляют всем мозги, как это было при нашей власти. Ещё хуже, ещё изощрённее. Нет! Всё-таки не в этом дело. Всё дело в предательстве! Власть решили употребить не в пользу народа, а в свою пользу. Партийные верхи. Всегда же была групповщина там, в ЦК, в Политбюро. Решающим было укрепление еврейской группировки в партийных верхах. Александр Яковлев, Андропов, Горбачёв, и они активно друг друга тащили наверх, когда Брежнев уже не мог руководить из-за плохого здоровья. А как Ельцин проявился. Он что ли был идейный политик? Ну, входил он в группировку Андропова, а был он обычный "Боря", как я брату его назвал. Обыватель. Жажда власти была его тайной страстью. Реально по его способностям он на должности ретивого областного начальника и должен был закончить свою карьеру. Андроповцы поняли, что он на любые условия согласится ради того, чтоб стать главным начальником. Сделали его президентом и, смеху подобно, вертят им, как марионеткой. А ведь и у меня соблазн был в ЦК попасть. Во всех людях властолюбие есть. Как я перед комиссией ЦК тогда себя показывал, выкомаривался. А даже сейчас жалко, забаллотировали меня. Открылось, что я ещё студент пятого курса. Отложили приглашение в инструкторы ЦК. Но я всё-таки ни при каких условиях против русского народа как Ельцин не пошёл бы. Боря - он и есть "Боря", как старец сказал. Надо и в себе это обывательское вытравлять, убивать... А время уж - пора вставать".
- Подъём! - стал будить охотников Константин.
Жизнь в городе и во всей области стала резко ухудшаться. Останавливались заводы, посевные площади резко уменшались, люди лишались зарплаты, дети голодали. Региональные парламенты принимали законы, которые не обеспечивались финансированием. Зато появились капиталисты, строящие на берегу реки большие красивые особняки. Дурной сон о превращении страны в страну третьего или четвёртого мира воплощался ежедневно и неустанно. Все субботы и воскресенья Константин проводил на охоте. Он будто преследовал какого-то мифического зверя, не дающего покоя его душе. И через три года этого преследования они встретились.
Снега выпало так много, что охотник, сойдя с лыж, сразу мог провалиться по колено, а то и по пояс. Собаки иногда плавали в снегу, но под поверхностью свежевыпавшего снега был небольшой наст, и они могли передвигаться. Быстро нашли кабанью тропу и предполагаемое место лёжки стада. Трое местных охотников, взяв собак на поводки, пошли в загон, делая большой круг, а четверо приезжих и среди них Константин расположились цепью в распадке, где шла кабанья тропа. Константин стоял совсем близко от тропы, протоптанной копытами. Попытка сойти с лыж окончилась тем, что он провалился по пояс, и нехотя снова встал на лыжи. Чего никогда раньше не делал, так как в охоте на крупного и опасного зверя неустойчивое положение во время выстрела недопустимо, а на лыжах всегда можно поскользнуться. Но позиция была занята, и через короткое время послышались крики загонщиков и удары палками по стволам деревьев. Константин встал в стойку и сдернул с указательного пальца правой руки верхнюю часть вязаной перчатки. Холодный курок обжёг палец. Метрах а ста пятидесяти среди мелких ёлочек мелькнул силуэт зверя. "Ну, вот, "повезло". Лось. А у нас и лицензии на отстрел нет. Как бы кто не соблазнился", - разочарованный подобным оборотом событий, подумал Константин. Но зверь шёл прямиком по кабаньей тропе. И метрах в ста от охотника обрисовался весь. Это был не лось, но размером он был не меньше лося. Его можно было принять и за небольшого мамонта, так велики были его клыки отсвечивающие желто-коричневым оттенком. Поводя вокруг маленькими невероятно злобными глазками, он негромко хрюкнул, услышав новые удары палок по стволам деревьев, и, семеня ногами, неторопливо побежал вперед, приближаясь к замершему Константину. Сзади вожака мелькали между стволами деревьев тени других зверей. "Вот он хряк, "Боря" - цель моих поисков",- мелькнуло в голове Константина. Он прицелился в лопатку Кабана. Гулко отдаваясь в морозном воздухе, протрещали два выстрела. Кабан дёрнулся, боль обожгла его. Но то ли лыжа скользнула при движении стрелка, то ли зверь был так велик, что пули застряли в слое жил и жира, и кабан, проваливаясь в снегу, побежал на охотника. Мгновенным движением Константин раскрыл ружьё, стреляные гильзы вылетели из ствола. Приготовленные заранее два патрона: в одном пуля, в другом картечь мгновенно вставлены в стволы. Ружьё закрывается, но не может закрыться. Картонная гильза смялась и не проходила в ствол. (Настоящие охотники сами заряжают патроны, когда идут на крупного зверя. Иногда используются стреляные гильзы, которые после зарядки обжимают специальным кольцом. Но эти гильзы уже потеряли прежнюю жёсткость и при экстренной перезарядке после долгого ношения в патронташе они "морщатся", наползают на металлическое основание патрона какими-нибудь долями миллиметра и не дают ружью закрыться.) Константин пальцем пытается вдавить один патрон за другим в ствол, но ружьё снова не закрывается. "Конец! Боря выиграл! Что тут сделаешь против этой туши с ножом", - проносится мысль, но мгновенно ощупывается рукоятка ножа. Она, к счастью, не пристёгнута. Сойдя с тропы, кабан тоже проваливается в снег, но, не останавливаясь, гоня перед собой грудью волну снега, приближается к поваленному дереву, за которым стоит Константин. Видны налитые злобой глаза, прижатые уши, огромные клыки, пар, вылетающий из ноздрей огромного зверя. Новая попытка закрыть ружьё не удаётся. Мелькает в голове воспоминание, как отец увозил его из пионерского лагеря, когда он сломал руку, а вожатые скрывали это, пока рука не опухла, не стала жёлто-синей и не стала страшно болеть. Как отчётливо видны все волоски на морде зверя. Уже понятно, что времени вытащить и вставить новые патроны нет. Мелькает мысль, что как только зверь полезет на поваленное дерево, ударить его ножом под левую лопатку.
Какая-то тень возникает за тушей огромного страшного кабана. Чёрно-белый клубок с лаем подкатывается сзади зверя и хватает его за гачи. Мгновение выиграно у смерти. Зверь оборачивается к новому врагу, стремясь подцепить его клыком - бивнем. Лай, прыжок в сторону, кабан поворачивается к прежнему врагу, но Дик, это был он, снова хватает его за ногу. Константин успевает повернуть непослушный патрон вокруг его оси и закрыть ружьё. Первый же выстрел обездвиживает зверя, но удержаться от нового выстрела нет никакой возможности, и Константин вгоняет ещё одну пулю в чудовище. "Дик!Дик! Ко мне!" - кричит спасённый от смерти охотник. Пёс обегает тушу кабана и попадает в объятия хозяина. "Спаситель ты мой! Я что хочешь для тебя сделаю", - целует взволнованную напряженную собаку Константин. "А всё-таки мы его взяли. Мы тебя взяли, Боря", - зло пинает тушу охотник. И действительно, когда Дик, прожив 19 лет, ослеп и оглох, он продолжал оставаться любимцем семьи. Когда, через несколько лет Константин привёз клыки кабана на выставку "Охота и охотничье хозяйство" в Москву выяснилось, что это самый крупный кабан, добытый в России и, кажется, даже в СССР, и в мире меньше десятка кабанов могли бы соревноваться с ним в величине клыков. Мы с Костей обмыли бриллиантовую медаль чемпиона, и вспоминали наши совместные охоты и наших друзей.
Я на кабанов не охотился раньше, а после добычи "Бори" решил, что наш семейный долг в этой части выполнен. Но иногда по весне возле своей дачи ходил на тетеревиные тока. И вдруг птицы перестали собираться на брачные игры и токовать по весне. И опять тут вмешались кабаны. На них была в охотхозяйстве закрыта несколько лет охота. Периодически какие-то, видимо или возможно, Высшие силы насылают на кабанов кару эпизоотий, и те массово погибают. Сразу перестают разоряться птичьи гнёзда, прекращается ловля кабанами птенцов, и возобновляются весной тетеревиные тока, и свободней себя чувствуют другие звери и птицы. Но оставшиеся кабаньи особи отсиживаются в дебрях, и снова огромными стадами высыпают на наши поля и леса. Единственное для человека оправдание этих бесчинств - это необыкновенно вкусное мясо кабана.