Высокие-Каблуки : другие произведения.

История одного знакомства

Она одиноко лежала на скамейке. Брошенная, забытая, никому не нужная. Такая же, как сброшенные вокруг желтые осенние листья.

А ведь еще несколько минут назад, ласковые руки хозяйки поглаживали тонкую кожу, теребили ремешок и нежно касались застежек. Длинные музыкальные пальцы проникали глубоко в душу, ища что-то. И, стараясь подольше насладиться такими прикосновениями, она специально отодвигала это что-то в самую глубь, пряча под чем-то другим, а иногда помогала проскользнуть сквозь пальцы. Им было так хорошо вдвоем! А потом появился этот... Со старым поношенным рюкзаком, который не украшали сломанная молния и потрепанные лямки, так и норовящие переплестись с ее ручками. Она радовалась, смотрела свысока и ехидно скрипела застежкой, когда тот бросал свой рюкзак на пол, да еще задвигал под стул. А вот хозяйка никогда не бросала свою подругу, аккуратно устраивая рядом.

Однако сегодня... Сегодня этот мало того, что опоздал (чему она была только рада), но посмел обидеть хозяйку, обвинив в меркантильности и бездушности, а потом и вовсе ушел. Зря хозяйка побежала следом, позабыв обо всем на свете... Кто как не лучшая подруга могла бы помочь, утешить? Уж она-то бы постаралась: подсунула поближе носовой платок или мятную конфетку...

И вдруг... Настырные мужские пальцы ощупали кожу, раскрыли застежки и бесцеремонно залезли в душу, а после (это возмутительно!) вообще вытряхнули содержимое на скамейку. Она даже покраснела - на всеобщем обозрении оказался весь ее внутренний мир: ключи, платок, помада, мятные конфетки и еще кое-что, совершенно не предназначенное для мужских взглядов. Она уже была готова возмутиться столь нахальному обращению, когда вдруг увидела его - с настоящей черной кожей, классическим квадратным силуэтом и блестящими замками. Господин Дипломат. Мечта всех дамских сумочек. Он мягко посматривал на нее своими пряжками и явно был не прочь продолжить знакомство. И тогда она поступила как истинная леди - отдала самое сокровенное: записку с телефоном хозяйки.

- Здравствуйте, это не вы потеряли сумочку?

- Да, небольшая, белая, с красной подкладкой, тонким ремешком и большими карманами.

- Хорошо, встретимся через час.

Вскоре она, получив назад свой внутренний мир, лежала рядом с дипломатом на сиденье машины и наслаждалась знакомством, надеясь, что оно будет долгим. И хозяйка не подвела: они стали часто встречаться, а потом и жить вместе.

  Я долго искала нужную ноту, никак не могла подобрать мелодию. Я проигрывала ноты с начала до конца и с конца до начала... Которая из них главная для меня - в этой простой и знакомой каждому, кто имеет домашнего питомца, теме о друзьях наших меньших?

   Век их гораздо короче нашего. Они уходят, и сколько боли и печали остается в нашей душе, что их жизнь не соизмерима с человеческой...

   Они - наши питомцы. Мы учим, приучаем, дрессируем их - знать порядок, соблюдать приличия общежития... Или это они нас строят по струнке в нашем же доме - будьте любезны вовремя кормить, выгуливать, убирать горшок и никаких вам выходных и отпусков всей семьей!

   Как часто мы берем их в дом ради самих себя - чтобы не скучно было расти ребенку, не грустилось по вечерам у телевизора... Мы режиссируем их жизнь, лишаем свободы, делаем бесплодными... Тешим свой эгоизм, а они взамен дарят нам свою преданность и тепло.

   Домашний питомец - это член семьи. Но как и между родными людьми порой нет душевной близости: живет семья под одной крышей, и не семья вовсе, а собранная из разных наборов мозаика, так и с питомцем - "прописан" он на нашей территории вроде случайно, живет, ест, пакостит, а никакой душевной привязанности вы с ним не чувствуете. А бывает, что питомец - родное существо, друг сердечный, просто не в человеческом обличье.

  

  

   Яшка

  

   Двухнедельного Яшку мне принесли сестра. Это был белый котенок с черными пятнышками на мордочке и вздутом животике. Сестра не могла взять найденыша к себе - на следующий день они с сыном Антошей уезжали к морю.

   Яшка был слепой и абсолютно беспомощный. И пока ему требовалось только материнское молоко. Я еще в детстве переняла от бабушки опыт вскармливания грудных котят. Она была "скорой помощью" для всех подранных котов и кошек, которые квартировались в нашем дворе, для выпавших из гнезд птенцов, раненных хищниками птиц и даже мышат... По ее примеру устроила теплый дом в обувной коробке, нашла маленький пузырек, соорудила из пипетки соску... Случилось так, что через несколько дней мы с Яшкой остались дома одни: мама уехала в санаторий, папа в командировку. А меня вдруг сразил вирус. Температура зашкаливала, не позволяла подняться с постели. В доме не оказалось не только нужных лекарств, но и молока. Позвонила близкой подруге. Она обещала быть в тот же вечер, но не приехала еще три дня...

   Я как никогда страдала от одиночества, чувствовала себя всеми покинутой, брошенной, не нужной... Понятно, что эти недобрые эмоции были следствием проклятого вируса, но тогда от них было не спрятаться, не скрыться. Сердце царапали боль, обида. И отчаяние - ведь у моей кровати стояла коробочка с Яшкой. Он хотел есть. Я опустила руку с дивана в Яшкин домик и не убирала ее ни днем, ни ночью. Котенок не мяукал, не царапался, лишь время от времени начинал облизывать теплым шершавым язычком мои пальцы... Он терпеливо пережидал плохие времена. Возможно, вспоминал, как лежал еще несколько дней назад на холодном асфальте. Как через него переступали огромные равнодушные существа... Это его нынешнее положение куда безопаснее, дружественнее. Смирение и покорность судьбе, молчаливое присутствие в моем одиночестве подняли в душе горячую волну любви к этому крошечному котенку. Порой нам так необходимо, чтобы просто кто-то был рядом...

   Выздоровев, стала обучать Яшку премудростям жизни. Купила горшок, приспособила блюдце для еды. И опять непредвиденный случай. Меня отправляли на несколько дней в командировку, а родители еще не вернулись домой. Хорошо, в квартире оставались добрые знакомые с Украины, которые приехали посмотреть столицу. Ребята - молодая семейная пара - были приятными, улыбчивыми. Со спокойной душой поручила им заботу о Яшке, рассказав, чем и когда нужно кормить. Особенно просила следить за тем, чтобы в доме не было сквозняков. Стояла осень, отопительный сезон еще не начался, от пола тянуло ледяным холодом.

   Ребята встретили меня через три дня с виноватыми лицами. Яшка чихал и кашлял - они однажды забыли закрыть балкон...

   Я укутывала Яшку шерстяным шарфом, отпаивала теплым молоком, пыталась влить в ротик растолченные в порошок таблетки. Но мой питомец слабел на глазах, и через несколько дней перестал есть и пить. Двое суток без устали носила Яшку на руках - из одного угла комнаты в другой, не в силах принять неизбежное. То, что все-таки случилось. Моему отчаянию не было предела.

   - Совсем с ума сошла! Тебе сколько лет? Ты что за котенком рыдаешь? По людям так не страдают! Это даже неприлично... - папа сидел в кресле в соседней комнате и то и дело поправлял галстук. Ему уже давно было пора выходить на работу, но мое состояние повергло его в недоумение и растерянность. На маму тоже нельзя было положиться - она тихонько плакала на кухне.

  

  

   Папе было пятьдесят пять лет. Начальник, коммунист - ему не до тонких материй... Крестьянский сын, он в детстве вместе с братьями часто спал в обнимку с телком - на полу единственной горницы в хате. И телка берегли больше, чем сынов - ведь он был будущей едой, а мальцы - нахлебниками. Свиньи, корова, куры, утки тоже были едой, их по часам кормили, поили, чистили. Лишь собака и кот были изгоями в этом большом семействе. Псу иногда подбрасывали кость, а кота - у него даже клички не было - гнали от порога кухни. Какая еда, если вокруг столько мышей?

   Как я могла объяснить ему? Как объяснить? Да, я большая. Мне уже двадцать семь. И я похоронила друга. Единственного на тот момент в моей жизни.

   Я не могла возвращаться с работы домой. Страшно было открыть дверь и не увидеть Яшку. Пусто и холодно стало в родных стенах. Несколько дней я ездила к той самой подруге - на ночевку. Скоро она устала - и от моего присутствия , и от моего горя.

   - Да хватит тебе! Подарю тебе нового Яшку... - сказала со смехом.

   Мы приехали на Птичий рынок. Долго бродили между рядами продавцов живым товаром. Я все высматривала беленького котенка с черными пятнышками, все надеялась, что найду его... Остановились у очередной тетки, у которой из-за пазухи выглядывало несколько пар ушей. Та с радостью отвернула полу пальто и стала выкладывать на ладонь котят. И вдруг один рыжий и лохматый комочек прыгнул мне на грудь. Уцепившись коготками за ткань пальто, он отчаянно пищал. Тщетно я пыталась отодрать его от себя и вернуть продавщице.

   - Смотрите, как он вас полюбил, - стала склонять меня к покупке тетка. - Почувствовал хозяйку, не иначе...

   - Давай купим, Яшку все равно не найдешь, - подключилась подруга. - Его утопят, если никто не возьмет, - шепнула мне на ухо. - Сколько? - уже в полный голос спросила у торговки.

   - Да бери за три рубля. Он породистый, сибирский.

   Подруга отдала трешку, отодрала от меня котенка, положила его в матерчатую сумку и вручила покупку мне. Дорога к метро занимала минут пятнадцать. Я несла сумку с котенком на вытянутой перед собой руке, не переставала плакать и повторять:

   - Это не Яшка, не Яшка...

  

   Гордый холостяк

  

   Котенок, которого подруга назвала Леопольдом, а коротко - Полем, очутившись в доме, сразу забился под диван. Его невозможно было выманить ни кусочком колбасы, ни блюдцем с молоком, ни кис-кис... Но на следующий день пыльное, с налипшей на шерсти паутиной сокровище стало полновластным хозяином квартиры. Он обследовал каждый угол, летал по шторам, стряхивал со столов вазы, ходил в туалет там, где ему приспичило... Родители, радуясь моему возвращению, дипломатично молчали.

   Конечно же, очень скоро Поль познал все правила общежития, привык к горшку в туалете, к своему столу на кухне. Завел и свои собственные правила. За обеденный стол, к примеру, садился первым - на собственный табурет, который сам себе и выбрал. Он клал подбородок на стол и закрывал глаза. Сидел так долго, пока наглость хозяев не переходила по его разумению все допустимые границы. Тогда он приоткрывал один глаз, протягивал лапу и медленно и важно сбрасывал с ближайшей к нему тарелки лакомый кусочек...

   Поль вырос большим, пушистым красавцем. Когда ему исполнилось года два, в семье начались проблемы. Поль время от времени становился буйным, начинал метить территорию и вел себя вызывающе, хватая всех за пятки. Однажды столкнувшись в лифте с одноклассницей, я поделилась тревогой за питомца. Оказалось, что у нее есть чудесная кошечка Нюша - завидная невеста. Мы быстро договорились.

   На следующий день приятельница пришла с Нюшей на руках. Белоснежная, пушистая, с розовым носиком кошечка дрожала от страха. Поль, учуяв чужой запах, угрожающе выгнул спину и пропеллером растопырил усы. Любовь - дело сугубо интимное. Закрыв двери в комнаты и оставив питомцев полновластными хозяевами в прихожей и на кухне, мы удалились. Погуляв часа полтора, со смешанными чувствами надежды и тревоги зашли в квартиру. Да, тут явно разворачивалась не любовная история, а настоящий триллер!.. Весь пол был усыпан склянками с духами, коробочками с косметикой, шарфами, перчатками и фетровыми шляпками... Среди этого добра валялись аппарат городского телефона, ложка для обуви, газеты и проч... Нюша сидела на полке для шляпок, забившись в угол, и отчаянно мяукала. Поль с грозным видом восседал на тумбочке для обуви. Приятельница с трудом выцарапала из угла Нюшу и понесла на руках к выходу. Когда дамы поравнялись с Полем, он не шелохнулся, но зарычал столь угрожающе, что кровь застыла в жилах.

   Насильно мил не будешь. У кота тоже должен быть выбор. Я всерьез занялась сватовством и приглашала в дом еще нескольких невест. Увы, и они не подошли разборчивому жениху. Тогда стала распахивать двери квартиры - иди, котяра, гуляй, ищи свое кошачье счастье... Но Поль и носа не высовывал за порог. Может, его не отпускал пережитый в детстве, тогда, на Птичьем рынке, страх - страх быть утопленным, если не найдет хозяйку, не обретет дома... Наверняка тогда всем своим нутром он понимал неизбежность ситуации, потому и вцепился намертво в полы моего пальто. Потому и боялся теперь распахнутых настежь дверей - стены квартиры стали для него надежной крепостью, залогом жизни.

   Так и прожил Поль четырнадцать лет гордым холостяком, отдав все свое кошачье сердце тем, кто рядом.

   Я была молода и здорова, имела любимую работу и хороших знакомых. Для полного счастья не хватало собственной семьи, мужа. И поэтому я иногда приглашала в дом претендентов на руку и сердце. Конечно, меня всегда интересовало мнение мамы, но главным экспертом по делам сердечным выступал все же Поль. Он недолюбливал воздыхателей, не равнодушных к алкоголю, неизменно отворачиваясь от их приветствий и заигрываний. Бывал весьма нелюбезен с легкомысленными кавалерами, которые без предварительного знакомства и расшаркивания могли потрепать его по пушистой спине. Однажды зачастил в дом очередной поклонник. Он был стар, кос и лыс. Но какой милый человек и интересный собеседник! Поль люто возненавидел воздыхателя, и все свои чувства выливал то на его джинсовую кепи, то на шарф или ботинки... В конце концов ухажер перестал появляться у нас на пороге. Я недоумевала, а потом через дальних знакомых выяснила, что мой кавалер имел не "прошлую", как он рассказывал мне, а самую настоящую семью, в которой росли двое детей. Но как этот факт биографии вычислил Поль?

   Мой будущий муж покорил меня добрыми глазами, виртуозной игрой на барабанах, да много еще чем... В том числе и исключительно почтительным отношением к Полю. Он говорил ему "Здравствуй", смотрел прямо в глаза и протягивал руку, чтобы пожать лохматую рыжую лапу...

   Поль одобрил мой выбор. Я переехала в дом мужа, оставив Поля в родительском доме.

   Теперь мы встречались с Полем летом, на даче.

   Поль не был еще стар. Но годы брали свое. Его совершенно не привлекали радости привольной жизни. Он почти не выходил из дома, облюбовав место на диване, прямо напротив кухонного стола. Рыжий красавец в позе сфинкса - он воплощал собой мудрость и неизменное спокойствие, чего иногда не хватало его хозяйкам. Не всегда дачная жизнь протекала спокойно. Кончалась вода, еда, отключалось электричество, болели дети... Порой воздух в нашем маленьком домике был наэлектризован от взаимного раздражения и непонимания. В такие минуты один лишь Поль оставался неподвластен всеобщему нервному настроению. Он величественно возлежал на своем любимом месте, всем своим видом напоминая о том, что все преходяще. Пройдет и этот неровный день, а завтра будет новый...

   Кот, который отродясь не выносил фамильярности, на даче становился абсолютно другим ... так и хочется сказать - человеком. Конечно, ни я, ни мама не допускали панибратства, но вот дети обращались с Полем как им вздумается. Они его гладили, хлопали по нему ладошками, тягали за уши и хвост... Поль все сносил, потому что все понимал - ну что с этим малолетних возьмешь? Он терпел ласки не только от "своей" ребятни. К нам каждый день заходила в гости соседка Алина, ровесница средней дочери. Она обожала Поля и тут же начинала гладить его. Однажды за этим занятием девочку застала ее бабушка, Валентина Никитична.

   - Сейчас же отойди от кота! - вскрикнула она. - Он же блохастый! Иди сейчас же помой руки, на них теперь шерсть! Терпеть не могу котов, - сообщила она моей маме. - Только жрут и гадят!

   Вскоре у Валентины Никитичны стали пропадать огурцы. В этом году она посадила какой-то небывалый авторский сорт и очень гордилась щедрым и вкусным урожаем. Нет, она конечно же не пересчитывала ежедневно огурцы на грядках. Просто пару раз увидела на междурядье недоеденный пупырчатый плод. Нельзя сказать, что она плохо относилась к моим детям и все-таки искра подозрения запала в ее душу. Она невзначай, вскользь спросила у моей мамы - мол, не знаете, кто бы это мог быть?

   - Ума не приложу, Валентина Никитична! Но это не наши дети. У нас вон свои огурцы поспели, угощайтесь! Да и не ходят они на ваш участок. Все ведь у нас играют...

   - Так вот и я о том же, - поджала губы соседка. - Алиночка, пойдем ужинать, - позвала она свою внучку, которая вместе с моими тремя строила замок на огромной песочной куче, расположенной у калитки.

   Еще несколько дней, зазывая свою Алиночку на обед или ужин, Валентина Никитична острым недобрым взглядом сверлила моих детишек. Примерно через неделю напряженная ситуация разрядилась самым неожиданным образом. Обрабатывая смородиновые кусты, которые стояли прямо у границы с участком соседей, мы вдруг увидели Поля. Он важно переходил от Валентины Никитичны на свою законную землю, крепко зажав в пасти только что сорванный огурец! Мы с мамой онемели, но были возвращены к жизни громким криком соседки, которая подбоченясь стояла на границе наших огородов.

   - Полюшка, отдай огурец! - мама кинулась наперерез своему любимцу. - Полюшка, у нас же целая грядка!..

   Но Полюшка, оценив опасность ситуации, мгновенно перешел с шага на галоп и был таков.

   Соседка была в шоке. Да и мы с мамой тоже. И не потому, что предметом воровства были огурцы. Мы отлично знали вкусы своего кота-гурмана - больше всего он любил именно свежие огурцы, да еще изюм и дыни... Поразило другое - как виртуозно, в самое яблочко была выпущена стрела мести!

   Не перестаю удивляться нашей, человеческой наивности. Мы мним себя воспитателями и дрессировщиками братьев наших меньших. На деле же мы - их нерадивые ученики. Это они учат нас - верности и доброте, мудрости и свободе... Это они в любых обстоятельствах остаются верны себе. И даже в золоченой клеточке остаются свободными душой. Потому что только со свободной душой можно петь так, как пела моя Соловушка...

  

   Моя Соловушка

  

   Папу Чикуси мы с мужем обрели в зоомагазине. Зашли мы туда по делу - купить травы для кролика Сэма. В огромном зале, заставленном коробками с кормом и клетками с мышатами и крольчатами, сразу бросалось в глаза ярко-желтое солнышко, молчаливо сидевшее на жердочке. Ему, наверное, было холодно, потому что перышки его были растопырены и вся его фигурка напоминала пушистый мячик, и явно одиноко - кенор повернул к нам головку и грустно и испытующе смотрел черными крохотными глазками... Разве можно было оставить птаху в этой ледяной пустыне одиночества?

   Чик быстро полюбил свой новый дом. Он безбоязненно вылетал из клетки, садился на руки к детям, оживленно переговаривался со всеми, то короткими, то длинными трелями отвечая на вопросы... Вскоре мы принесли ему подругу - бледно-желтую канарейку.

   Поначалу кенары жили в отдельных клетках, но ближе к весне мы их воссоединили. Парочка несколько дней притиралась друг к другу, меряясь характерами, а потом зажила душа в душу. В начале мая я заметила, что молодая жена собирает перышки и пытается сложить что-то наподобие гнезда на дне клетки, и в этом ей очень помогает Чик. Мы приобрели специальное металлическое гнездо, я обшила его мягкой материей, и женушка кенара, оценив мои труды, почти не покидала его. Чик, такой прекрасный певун до женитьбы и во время сватовства, теперь все больше молчал. Он без устали подбрасывал в гнездо перья и занимался кормлением суженной.

   Вычитала в сети, что кенары редко плодятся в неволе. Только опытный заводчик может вырастить потомство - обеспечить птенцам и их родителям особый уход, кормление, температуру и проч. Обремененная заботой - нет, сотней забот о собственных детях и муже, работой и бытом, заранее смирилась с любым исходом событий.

   Через положенное время канарейка разродилась тремя яйцами! Они были крошечными, в мелкую крапинку. По правилам яйца нужно достать из гнезда, определенным образом выяснить, какое из них с зародышем, и оставить только его. Куда там - я боялась притронуться к кладке и полностью доверилась воле судьбы. Школьные дни уже закончились, дети отдыхали на даче. Единственное, что я могла сделать - поставила клетку на второй этаж детской кровати, поближе к солнцу и свежему воздуху. Потянулись томительные дни... Канарейка высиживала яйца со всей ответственностью, лишь изредка позволяя себе попить из поилки и размять крылья. Я подстерегала эти редкие моменты и тут же, уцепившись руками за перила, повисала на кровати. Ну, что там с яйцами?

   - Да оставь ты яйца в покое, - сердился муж. - Не ты ж рожаешь!

   А мне казалось, что я! Я жила радостью и ожиданием потомства, маленьких птенцов, которые, если родятся у моих кенаров, будут и моими детьми тоже. Как же иначе? Моя душа то пела, то приходила в трепет - а будут ли малыши? Все прислушивалась, не пищит ли под матерью младенец. Но звуки большого мира, шум дороги, врывающийся в открытое окно, не давали шанса услышать какие-либо звуки. А молодая мать все реже стала покидать кладку...

   И вот однажды я услышала еле слышный голосок. Короткий, трогательный и слабый писк. Меня окатило горячей волной восторга и нежности. Я не отлипала от клетки, ловя момент, когда можно будет взглянуть на новорожденного. Наконец мамаша оставила свой пост. На дне гнезда среди двух целых яиц лежало нечто. Это было совершенно невероятное существо - с шеей ниточкой, просвечивающимся сквозь голую кожу скелетом и огромным клювом... Оно не могло даже держать головку, его глазки были закрыты, только клювик то и дело распахивался, требуя еды. Родители кормили своего первенца хорошо раздробленной клювиками пищей. Было страшно смотреть, как эта жвачка медленно сползала по пищеводу в крошечный желудок птенчика. Глядя на жалкое создание, я не чаяла увидеть его прекрасной птицей.

   Но птенец рос и развивался. Через несколько дней у него приоткрылись глаза, а через неделю уже появились первые признаки оперения, окрепли лапки, более могучим стал голос. Теперь он часто отчаянно пищал, требуя еды и питья. Мы с мужем назвали его Чикусей. Через месяц это был крепкий птенец ярко-лимонного цвета, который без устали пробовал силу своих крылышек и радовался жизни.

   За это лето женушка снесла еще одну, увы, пустую кладку, к осени еще одну... Вылупившиеся два птенца были слабы и умерли один за другим. А к следующей весне неблагополучные роды забрали из жизни и маму-кенара. Так и стал наш Чикуся единственным и неповторимым, даром, подарком судьбы.

   Отец и сын кенары жили в детской комнате - каждый в своей клетке. Дети просыпались под пение птиц задолго до звонка будильника. Эта звонкая песня нового дня наполняла радостью весь дом.

   Однажды у нас в квартире случился пожар. Был март, глубокая ночь. От брошенного сверху окурка загорелся какой-то хлам на балконе... Огонь стремительно переметнулся в комнату, разорвав на мельчайшие осколки окно. Квартиру заволокло дымом. Мы выскочили на улицу в спальных пижамах, лишь накинули на плечи пальто. В квартире осталось все добро, документы, деньги, а еще две клеточки с птицами. Приехавшие пожарники полчаса заливали квартиру водой и пеной. Когда нам позволили зайти в почерневший, усыпанный стеклами и остатками сгоревших вещей дом, мы первым делом кинулись в детскую. Живы ли? В клетках сидели два черных комочка, два трубочиста. Увидев нас, кто-то из кенаров подал голос. Как же мы ликовали!

  

   В ту ночь, когда мы с детьми уезжали в мой родительский дом, мы не везли с собой вещей, взяли только клеточку с Чикусей. Чика к тому времени уже не было. Да, мы с мужем расстались. Я осталась с детьми, а он - с остатками бизнеса, нашим домом, и всем тем, что было в нем. Это были страшные минуты, после которых наступили такие же страшные и тяжелые дни и месяцы...

   Родительский дом был хоть и в три комнаты, но маловат для большого семейства. Мы с младшей дочкой поселились в одной комнате, поставив клетку с Чикусей между нашими кроватями, прямо у моего изголовья. И с этого дня началась моя настоящая дружба с Чикусей.

   Первый месяц я не находила себе места от гнетущих чувств, которые известны каждому, кто пережил распад семьи. Не могла и не хотела ничего делать. Но каждый мой день отныне начинался с пения кенара. Он просыпался, лишь начинал брезжить рассвет. Сначала исполнял радостную песню, посвященную восходящему солнцу, а затем принимался за туалет. Долго и тщательно чистил клювик о прутья решетки, повторяя эти действия десятки раз. Потом начинал очищать клювом каждое перышко на крыльях. Плескался в купалке, разминал лапки, прыгая с одной жердочки на другую... Он словно подавал мне пример - смотри, делай как я! Жизнь продолжается!

   И я делала. Приводила в порядок квартиру, занялась поиском работы... Нашла. Каждый день я приходила в семь вечера, полумертвая от усталости. С одним желанием - хотя бы полчаса отдохнуть. Чикуся, увидев меня, тут же начинал приветственно чирикать. Я ложилась и со страхом ожидала, что он сейчас начнет оглушительно и нескончаемо петь. А так хотелось тишины. Чикуся действительно заводил звонкую песню...

   Как же он пел! Поднимал голову высоко вверх, его грудка раздувалась как меха, перышки на горлышке трепетали, весь он был устремлен ввысь... Иногда его голосок срывался - он быстро прыгал к поилке и, промочив горло, продолжал свою песню.

   - Соловушка ты моя! Дорогая Соловушка! Как же ты чудесно поешь! - благодарила я его.

   Это было ни с чем несравнимое удовольствие, радость - слушать пение Чикуси. Его неизменный гимн жизни, каждого дня, его восхищение солнцем, всем сущим... Он прогонял от меня хмурость, усталость, сомнения, страх, печаль о прошлом и тревогу о будущем. Он-то знал, что именно под его песню я быстро усну и прекрасно отдохну!

   Меня удивляло, что такая кроха, птаха, у которой мозг не больше спичечной головки, все понимает! Она знала всех домочадцев, приветствовала каждого, входящего в комнату. Но только при виде меня начинала чирикать быстро и просительно, требуя еды. Я насыпала в кормушку корм, меняла воду, втыкала между прутьями то листик салата или капусты, то яблоко...Чикуся благодарственно чирикал, прежде чем приняться за трапезу.

   К сожалению, мы так и не смогли приручить Чикусю. От рождения он был очень боязлив, никогда не решился покинуть клетку. И при любом вторжении в его жизненное пространство - при уборке кормушек и настила - готов был лишиться чувств. Он никогда не знал большого мира и даже не подозревал, наверное, о своей родине - Канарских островах. Вселенной была для него комната, в которой стояла клетка. И он совершенно не выносил чужаков на этой территории. Однажды к нам пришли двое мастеров ставить новую батарею. Мужики громко разговаривали, стучали молотками... Растопырив крылья и открыв клюв, Чикуся привалился к прутьям своего дома - ему стало дурно. Я тут же вынесла клетку на кухню, и там мы с дочкой долго обихаживали птаху, прежде чем она очнулась.

   А вообще-то Чикуся был очень общительный! Он любил, когда в дом приходили родные люди. Он точно выдерживал паузу: пока гости раздевались, здоровались, обменивались любезностями, певец молчал. Но вот все усаживались за столом и Чикуся заводил песню. Он мог петь без перерыва и час и два, заглушая общий разговор, заставляя собеседников кричать друг другу на ухо. Это был его триумф!

   Когда мы уезжали в отпуск, Чикуся отправлялся в гости к моей сестре. Удивительно, но чужой дом никогда не вызывал у него стресса. Может быть потому, что его там любили - и он это чувствовал. К тому же его соседями по жилищу становились не только люди, но и петушок с курочкой, черепаха, кролик... Большая многоликая семья внушала доверие. Именно здесь он " подсел" на Сальваторе Адамо. Моя сестра - большая поклонница шансона - часто слушала своих любимых певцов. Чикуся всегда внимательно прислушивался к звукам музыки, часто начинал подпевать... Но ни с кем он не пел таким слаженным вдохновенным дуэтом, как с Адамо!

  

   Какой крошечной, невесомой была птичка, и какое огромное, неподъемное чувство вины...

   В последнее время мне было не до общения с ней. Собиралась уезжать на работу в Америку старшая дочь. Предстояла долгая разлука, и мое сердце сжимала печаль. Младшая, Маня, заказала связать свитер, который, приноравливаясь к запросам заказчицы, я то и дело распускала и начинала вновь. До сердечной боли тревожило здоровье и настроение сына. И каждый день звонил с дачи папа. На дворе давно октябрь, соседи зимуют на теплых квартирах, а он один, в теплом доме, но все же один... Ходит он уже с двумя палками, что очень помогает при передвижении, и совершенно не дает шансов на любую работу. Вот, некому даже бросить лук-сеянец в остывающую землю. Когда же я приеду?

   Конечно, вся наша жизнь - это мелкие и крупные дела, заботы, которые иногда окружают плотной стеной. Но это же не повод, совсем не повод не слышать, что говорит твой маленький друг.

   А Чикуся молчал. Последние недели он почти не пел, все время спал, уткнув клювик в крыло. Крошечный желтый комочек почти бездвижно сидел на жердочке, лишь грудка его тяжело вздымалась и опускалась при дыхании. Мы с дочкой подходили к клетке, окликали Чикусю... Ничего страшного, успокаивала саму себя. Погода, атмосферное давление, день стал короткий, я бы и сама весь день спала. Чикуся просто переживает осеннюю хандру. Кушает-то и пьет он с аппетитом, купается, и каждое утро начинает с тщательной чистки.

   Но вот однажды вечером, вернувшись домой, я застала Чикусю сидящим на дне клетки. Его клювик, как и все последнее время, был уткнут в крылышко. Он тяжело дышал и совсем не обратил внимание на то, что я насыпала в кормушку свежий корм, воткнула между прутиков кусочек сочного яблока. ..

   Мы похоронили его под старым высоким деревом прямо напротив наших окон. Хорошо, что земля еще не очерствела от морозов. Вырыли могилку поглубже, устали ее желтыми кленовыми листьями. Страшные сомнения разъедали душу. А вдруг Чикуся умер не от возраста? Ведь, как вычитали в Интернете, кенары могут жить в неволе до пятнадцати лет. А нашей Соловушке было только девять... Вдруг он простудился в те самые дни, когда еще не включили отопление, и в доме было холоднее, чем в погребе? Может быть, нужно было вызвать врача, делать уколы... Тяжелее чувства утраты были мысли о том, что ты не сделала все, что могла.

  

   Конечно же, конечно я буду заходить в зоомагазины. Долго буду стоять у клеток и всматриваться в черные, с пшеничное зернышко, глаза. И в какой-то миг мне покажется, что я нашла то, что потеряла. Но это будет совсем другая история, другие мелодии. И никогда не умолкнет, не стихнет в душе песня моей Соловушки.