Дюймовочка

  

  

   Мо сказал, что отбил её у каких-то подростков. Упоительное чувство безнаказанности тинейджеров, решивших всласть поиздеваться над крохотной девчонкой, как я выяснил из эмоциональной, но маловразумительной речи моего друга, чуть не довело дело до смертоубийства, и, конечно, в этой ситуации он не мог пройти мимо. Он вообще такой человек, который никогда не проходит мимо и готов впутаться в любую заваруху, если сочтет, что это поможет сделать мир немного справедливее.

   Герой. Кретин. Болван! Чёрт бы его побрал со всеми потрохами! Как мне хотелось ненавидеть Мо всеми фибрами души, но я любил этого парня, каждый раз при встрече ощущая себя последним подонком.

   Вот и сейчас опять был вынужден стать злодеем, негодяем, пытающимся смутить чистую душу, радостно поглощавшую суп.

   - Я в тебя посудой запущу, Мо. Зачем ты её оставил? У неё же есть кто-то её... - роста? статуса? проклятая политкорректность заставила меня призадуматься.  - Мо, у неё должен же быть хоть кто-то!

   Мы сидели в столовой, потребляя положенное по картам количество питания. Настроение и так было никчемным: с обедом вновь вышла беда, но который уже месяц обещали, что скоро всё наладится. Ничего не поделать, с присущим человечеству оптимизмом лишь на завтраки я приходил воодушевленный. В отличие от Мо - этот тип казался непрошибаемым для любых несчастий.

   - Не, Паш, она сирота, - мой друг шумно отхлебнул из миски. Здоровенный верзила с некрасивой головой и вечной ухмылкой. - Её ещё в детском доме уменьшили, а потом забрал какой-то богатей, но она от него сбежала. Этот жаба её поиметь хотел, понимаешь? У него, твари извращенной, даже специальный такой приборчик был...

   Выслушивать подробности модного нынче в среде больших людей фетиша мне категорически не хотелось, и я перебил:

   - Детский дом? Сколько ей лет, идиот?

   - Ну так-то... Четырнадцать... Почти... - в перерывах между громкими хлюпаньями донеслось до меня. - Не, Паш, ты не подумай, я-то ничего такого...

   Ещё бы он чего-нибудь такого.... Ну что за чудовищный дурак! Сколько помню, он всегда таскал в дом всякую живность...

   А теперь вот миника приютил.

   Я уставился в окно, покрытое патиной дождя. Там, за каплями, размазавшими грязь по прозрачному пластику, проступал серый силуэт города. Немногочисленные прохожие, опальные домашнему уюту, сиротливо жались вдоль домов, пытаясь спрятаться от непогоды под навесами, и лишь крохотный микро-автобус, почти невидимый из-за поребрика, гордо и бесстрашно виляя между лужами, промчался куда-то на полной скорости.

   - Это не игрушка, Мо, - предупредил я, отвернувшись. - Верни ее, сдай.... Их же можно куда-нибудь сдать? Не надо её тебе, честно.

   Мо лишь криво усмехнулся. Что ему мои слова, когда я по ту сторону стола...

   - Понимаешь, Паш, она никому не нужна, кроме меня. Она говорит, что они вообще все никому не нужны, что их уже никогда не увеличить обратно. Это неправда?

   - Твою мать, Мо! - я отшвырнул тарелку, привлекая к себе недовольное внимание посетителей. - Совсем отупел в своем цехе? Ты в курсе, что такое облучение? Там вся молекулярная связь так насилуется, что обратно это вернуть просто нереально!

   Игнорируя мою вспышку гнева Мо схватился за свою тарелку двумя руками и влил остатки мутного содержимого себе в глотку. После чего запил всё водой из стакана и вытер губы рукавом робы. Закончив с трапезой, сгреб остатки еды и крошки хлеба в пакетик.

   - Ты хочешь напугать меня, Паш, да? - спросил он. - Думаешь, я её брошу? А вот не брошу! Её все бросили, а я - не брошу!

   - Напугать? - я с трудом удержал себя в пределах нравственного поведения. И снизошел на гневный шепот. - Они мутанты, Мо! Я в институте видел выкладки последних исследований - это мрак сплошной! Они живут меньше, они болеют чаще, у них мозговая деятельность на порядок хуже нашей. Миники плохо усваивают новую информацию, а имеющийся запас знаний стремительно теряют...

   Мой собеседник презрительно фыркнул. Он тоже туго усваивал информацию.

   Окончательно потеряв интерес к еде, я вылез из-за стола и, схватив Мо за руку, потащил к выходу, по дороге безуспешно вталдычивая в дурную голову друга:

   - Послушай, увалень этакий, ты понимаешь, что им особый уход нужен? Она окочурится в твоей квартире без правильного питания и нужного температурного режима... Ну хочешь ты ей хорошо сделать, так купи квартиру. Сейчас для них жилье, говорят, сильно в цене упало - ученые новое гетто оборудовали...

   Но Мо было не пронять. В ответ на меня посыпались ненужные подробности: что у его новой гостьи уже есть дом, там, в его каморке, на подоконнике. С отоплением, санузлом, отдельной спальной... Мо рукастый, так-то. Его на ремзаводе холят и лелеют за мастерство, он мог бы пойти далеко, если бы не природная умственная ограниченность, направлявшая его умения постоянно в непонятную сторону.

   Странный талант - делать хорошо то, что делать не стоит.

   На улице промозглый ветер моментально выдул из меня остатки тепла, влитые в тело горячим обедом. Я поднял голову, окидывая взглядом взметнувшиеся вверх небоскребы. Небоскребов было много, неприлично много. Настолько, что небо, отсюда, снизу, казалось этаким серым мокрым одеялом, натянутым между крышами домов. И пусть половина этажей нынче пустовала - перекраивать архитектурные решения никто не планировал, оставив, видимо, на память. Или на всякий случай. 

   Тем временем Мо продолжал расписывать воздвигнутые им для миника хоромы. С ума сойти, он даже соорудил ей бассейн...

   - Она, когда тепло, булькается там, - похвастался доморощенный строитель. - Очень забавная, знаешь... У неё такие маленькие ручки, такие маленькие ножки, такие маленькие...

   - Заткнись, Мо, - не выдержав, попросил я. - Заткнись.

  

   В конце концов, я тоже был из тех, кто голосовал за минимизацию. Чёрт побери, и я подыхал в этом городе, жаждущий вдохнуть воздух свободной грудью, но вместо этого вжатый в серый бетон постоянно растущей массой людей! Мне плевать было на последствия, мной двигал животный инстинкт, всё мое естество вопило о необходимости выжить, пусть даже за счет других. Тогда это казалось гуманным, это озвучивалось, как лучший выход из ситуации, это рекламировалось как панацея и спасение, хотя, конечно же, вышло боком.

   Минимизации подвергали, как правило, людей не слишком благополучных, в основном преступников и стариков. Неоспоримо то, что значительно увеличилось жизненное пространство и сократились расходы на содержание населения, но жить стало легче лишь тому, кто остался в прежнем размере.

    

***

    

   После этого разговора мы долго не виделись с Мо. Не сказать, чтобы я не скучал или мне было неинтересно, что сталось с ним и его девчонкой, но куда более важные для собственного выживания дела завладели всем моим вниманием. В наше время, в этом городе вообще мало что занимает, кроме вопросов собственного выживания. Если не выживаешь ты, то выживают тебя. 

   Минимизация решила множество проблем, кроме главной - привычки жить в ожидании худшего.

   Очередной обед вновь столкнул нас лбами в той же столовой. Мо выглядел напряженным, осунувшимся, постоянно рыскал глазами по сторонам и, сев напротив меня, даже не притронулся к еде.

   Я бы тоже не притронулся к этим помоям, но, по-моему, лучше брезгливое чувство сытости, чем благородное голодание.

   Мы перебросились приветственными фразами, и оба замерли в неловком ожидании.

   - Беда, Паш, - наконец выдохнул Мо. - Я влип.

   Меня тряхнуло. Нет ничего хуже, чем чужие проблемы, которые пытаются повесить на тебя. Мало мне своих...

   - Мо, не нужно...

   Как будто это его могло остановить... Гибельный маховик судьбы начал свое движение...

   - Мы никому не мешали, Паш. Она плескалась в своем бассейне, когда за ней пришли. Четверо, понимаешь, Паш! Двое больших ментов и двое маленьких на одну мою девочку! Они говорили какие-то глупости, что она убила кого-то, а как она могла кого-то убить? Она же такая крохотная... Они хотели её забрать...

   - Что ты сделал? - я внутренне похолодел. Ответа слышать не хотелось, но он был неизбежен.

   - Они пытались её забрать, понимаешь, Паш? - тихо произнес Мо, опустив плечи. - А она говорила, что я большой, что я всё могу... Я не хотел, но я не мог им её отдать... А они умерли.

   Я с полминуты переваривал услышанное, в результате чего нашел в себе лишь один вопрос:

   - Чего ты хочешь?

   Он, конечно же, хотел моей помощи. Мне всегда приходилось отдуваться за все его "косяки", но на сей раз в своей глупости он зашел чересчур далеко. Убить двоих... То есть, четверых. Я суматошно соображал, чем грозит сокрытие подобного преступления, краем уха слушая безумный план. Он был прост, как и сам его создатель: Мо хотел уменьшиться и вместе со своей новой мини-подружкой, слинять из города.

   Сумасшествие какое-то... Все знают, что за городом не выжить. Все, что спасает нас от жесткого, убийственного мира снаружи - крепкие стены и спины горожан.

   - Нет, я не буду тебе помогать минимизироваться, - пришлось резко сбить полет мысли своего собеседника. - Если хочешь уменьшиться, то можешь валить в клинику, а оттуда - на все четыре стороны.

   - Не пори чушь, Паш, - рубанул рукой воздух Мо. - Ты знаешь, куда ведут эти клиники. Я больше никогда не увижу ее... А у тебя в институте должны быть аппараты, вы же проводите эти... испытания.

   Испытания... Да, мы проводили исследования. У нас было оборудование, с помощью которого, теоретически, можно уменьшить человека, хотя такие вещи и выходили за границы разрешенного... Да бляха-муха, о чем я вообще думаю?!

   -  Мо, ты замочил копов! Ты знаешь, что за это светит? Спрячься, заляг куда-нибудь, пережди, но не проси помогать. Мне не нужны проблемы с законом!

   Однако мои слова разбились о стену непроходимой тупости. Мо неожиданно улыбнулся и хлопнул меня по плечу, чуть не отправив в нокдаун:

   - Ну ты сперва подумай, Паш. Сообщи, как решишь. Рассчитываю на тебя.

   Он вышел, а я уткнулся лбом в холодное окно. Там, на улице, словно бы в немом кино, неслышно для меня, о чем-то вяло переругивались двое прохожих, то и дело указывая себе под ноги. Один постоянно шаркал ногой, словно пытаясь счистить что-то с подошвы...

   Никак миника раздавили...

   Надо уже прекращать смотреть  в окна.

  

   Никто не стремился создавать сколь-нибудь приличную инфраструктуру для миников. Их расселили в гетто, раскиданные по городу, а жизнеобеспечением озаботились отдельные муниципальные службы, моментально погрязшие в коррупции.

   Удивительное, какие большие деньги можно заработать на маленьких людях.

   Формально, миники считались горожанами и обладали всеми необходимыми правами, но кто будет смотреть на твои права, когда самого тебя разглядеть не всегда возможно. Существовать за пределами надзорных территорий для них оказалось практически невозможным...

  

***

  

   За мной пришли этим же вечером. Трое прилично одетых специалистов, посвятивших около получаса своего высокооплачиваемого времени на скромного обитателя городских окраин.

   Я пытался всё отрицать, по мере сил откреститься от знакомства с новоиспеченным криминальным элементом, но они без особого труда, применив лишь небольшую часть своих особых умений, нашли весомые аргументы для того, чтобы я связался с Мо и договорился о встрече.

   Время и место, естественно, было выбрано с учетом плотного графика уважаемых специалистов.

    

***

    

   То утро, ближе к концу рассказа, выдалось угрюмым, по-осеннему бесперспективным. Тонкое чувство отчаяния и безысходности медленно нарастало покуда я двигался задворками города вдоль плотного ряда стен. Дома здесь шли впритык, словно бы вжимаясь друг в друга, держась вместе, непроходимой преградой вставая на пути любого, желающего покинуть это мрачное место. Именно тут слагались легенды городской жизни и записывали прямо на бетоне, как правило, черной краской. Среди прочих творений то и дело встречались надписи: "Миники - не люди!", "Дави мутантов!" и куда менее приличные высказывания в адрес минимизированных людей.  

   Незадолго до прибытия на место встречи, на обочине улицы я увидел перевернутый микро-автобус, похожий на поломанную детскую игрушку, заляпанную красной краской. Миникам так и не выделили отдельных полос на дороге и каждый их автомобиль рисковал в любой момент быть раздавленным, но это не останавливало крохотных водителей. Их вообще мало что останавливало. Вместе с ростом, они теряли и страх.

   Интересно, хотя бы в новостях покажут?

   Задумавшись я не заметил, как мимо меня прошмыгнула парочка малолетних горожанок.

   - Говорят, эта мелкая сучка тому Жаббе, за то, что он хотел с ней позабавиться, пронзила во сне глазницу вязальной спицей! - донесся до меня возглас одной из них.

   - С ума сойти! Пять букв! Богатый, наверное, а она... Что за зверство! - ответила вторая, и это было последнее приличное слово, которое я услышал от них. Дальнейший разговор потонул в потоке нецензурной брани.

   Боже мой, она убила жабу...

   Чудовищное преступление, всколыхнувшее большую часть города. Немыслимое злодеяние, поправшее все законы сложившегося мироустройства. И я, стараясь всегда быть тише воды и ниже травы, оказался в центре этого события из-за недалекости Мо.

   Дурень! Проклятый гордец! Зачем он вообще влез во всё это? Да будь я его месте, плюнул бы на ту девчонку, оставив в руках злобных недорослей, сохранив хрупкий статус-о в своей жизни...

   И теперь не чувствовал бы спиной слепой взгляд закона.

   Но этой "мелкой сучке" угораздило встретиться с Мо, единственным городским идиотом. И она погубила все! Из-за неё я теперь должен стать предателем!

   Брусчатка мостовой ушла из-под ног, и мне пришлось прислониться к ближайшей стене дома. Рядом проходили люди, не обращая на меня никакого внимания, занятые чем-то своим, очевидно, неотложно важным. Что им какой-то несчастный, подыхающий от несправедливости судьбы?

   Как и большинство людей, я всю жизнь старался избегать общения с миниками. И дело не в трудностях общения или технических нюансах. Нет, просто мне было глубоко плевать. Миников легко не замечать, не обращать внимания, не воспринимать всерьез...

   А других людей?

    

   В последний раз мы с Мо встретились в пустынном переулке, заваленном грудой мусора. В полумраке отчетливо виднелась его величественная фигура. Он был крупным, чересчур крупным для этого города. Его широкие плечи зачастую обивали дверные косяки, а макушка то и дело задевала излишне низкие потолки отдельных помещений.

   Увы, Мо занимал слишком много места.

   Он улыбнулся, порывисто шагнув навстречу, и в этот момент его голова мне показалась неповторимо красивой, как кажется прекрасным все, что должно вот-вот погибнуть. С пугающей ясностью я осознал, что - это единственный человек, который дорог мне в этом городе людского равнодушия.

   И тут же захотелось закричать, как в каком-нибудь героическом кино: "Уходи, Мо, это засада!". Броситься вперед, заслонить его от угрозы, но, вопреки разуму, тело не сделало ни единого движения.

   Мир замер на мгновение...

   А после что-то тихонько ухнуло позади, и яркая вспышка озарила непривлекательную картину человеческой гибели. Тут же один из вчерашних специалистов деловито прошмыгнул мимо меня к трупу Мо, принявшись обыскивать тело, а второй мягко попросил свалить вон, чем я незамедлительно и занялся.

    

   Затем долго и бессмысленно плутал по извилинам улиц, проникаясь отвращением к себе и окружающему миру.

  

***

    

   Посылка пришла уже за полночь. Небольшой контейнер принес испуганный парнишка, едва не обделавшийся при виде моего истерзанного мучениями совести лица.

   Вместо ответа на вопрос - "От кого это?", он бросился наутек, оставив ящик у меня в руках.

   Вот только нежданных сюрпризов в этот несчастный час и не хватало. Хотелось спать, но ещё больше хотелось пить, чтобы не спать. Еле держась на ногах, я прошел в комнату, где и принялся разглядывать контейнер. Простая штука, в которых, бывает, хранят бомбы.

   Впрочем, в этот раз под крышкой, обнаружился небольшой домик и электронное письмо.

   Уже понимая, что это и зачем это здесь, я всё же достал и активировал послание. В воздухе повисла улыбающаяся рожа Мо.

   "Если ты читаешь эти строки... - зловещим голосом возвестила она, но долго быть зловещим не получилось, и дальше пошла типичная речь моего покойного друга. - Короче, Паш, походу, встряпался я конкретно, поэтому, чтобы перестраховаться, отправляю Ви к тебе. Ты уж реши по-справедливости, лады? Если думаешь, что не потянешь, то отпусти. Только на опыты не сдавай, ок? Но, если наша дружба для тебя что-то значила, помоги. Не смейся, я всё продумал. Наверное, сам где-то облажался, хотя тема-то хорошая. Я собрал самолетик, топлива хватит, чтобы улететь подальше отсюда. Он спрятан в надежном месте, там прилично накрошено еды, но об этом попозже. Всё полностью готово к отправлению. Главное, не чихнуть. Ви говорит, что где-то на востоке, есть поселение миников. Других миников, представляешь? Там хорошо, Паш. Там обязательно должно быть хорошо. Должно же быть место, где хорошо. Миники, они ведь добрые. Они маленькие, поэтому добрые. Мы тоже маленькие, Паш, но маленькие по-другому. Понимаешь, чем нас больше, тем мы меньше. Мы становимся меньше, мелочней. Мы большие снаружи, но мелкие внутри, и это вот нас грызет. А миники - они правильные. Они это... гармоничные. Короче, Паш, я сейчас всё буду тебе разжевывать, поэтому решай сам - если задело, дослушай, а если нет, то вырубай и отправляй Ви куда-нибудь, только, пожалуйста, аккуратнее, она у меня очень хрупкая и ранимая..."

   Не выдержав, я выключил запись, подошел к контейнеру, аккуратно достал оттуда домик и поставил его на подоконник. Разглядеть, что там, за стенами, не представлялось возможным. Нужно было вскрывать крышу, разламывать эту красоту, сотворенную Мо...

   Есть ли там вообще кто-нибудь? Может быть, Мо всё это придумал? Может быть, не было никакой девчонки, и он погиб только лишь из-за собственной больной фантазии? Или девочка была, но быстро сдохла... Запоздало я понял, что рассуждаю о минике, как о лабораторной крысе. Или, скорее, как о твари, убившей Мо, пустившей мою жизнь под откос, лишив единственного друга, с которым я мог быть самим собой, в свете простоты которого мой снобизм приобретал оттенки изощренной интеллектуальности...

   А может быть, она там спит, возникла иная мысль. Уткнулась своим маленьким личиком в подушечку, любовно сшитую Мо, и видит свои сны. Они же видят сны, наверняка... Как её там? Ви... Обычное человеческое имя. А ведь Мо любил ее. Любил её как я любил его, заботился о ней, как я заботился о нем и хотел спасти ее, как я его...

   И теперь она, неожиданно настигло меня понимание, это все, что осталось от Мо.

   Тело стало словно чужим: ноги подкашивались, руки тряслись, сердце исходилось в груди бешенным барабаном. Голова раскалывалась от схлестнувшихся внутри её противоречий. Укрывать у себя девчонку не получится. Найдут, как пить дать, найдут. Её заберут, меня убьют, а одной ей, в любом случае, не выжить. Гуманнее все-таки сдать. Да, если повезет и её не прикончат, она, скорее всего, опять окажется в лапах какого-нибудь очередного Жабба, который решит с ней...

   Требовалось решение, к которому я не привык. В городе всё просто, город не требует от тебя больших поступков и не любит больших людей. Такие люди не вписываются в урбанистический пейзаж. Мо вот не вписался, а я...

   Ещё недавно я был крохотным человечком, чёртовой Дюймовочкой. А теперь? Кем мне быть теперь?

   Я распахнул окно и вобрал носом запах улиц. Мое обиталище располагалось почти под самой крышей, но даже отсюда невозможно было разглядеть, где заканчивается город. Он огромен. Говорят, там, за его пределами, не выжить. Слишком опасно.

   Мой взор переместился вверх, к небу. Как раз в этот момент высоко над крышами пролетела семянка одуванчика, накрыв своей тенью дома, и мне неудержимо захотелось взлететь вслед за ней. Воспарить над городом, стать выше всей этой грязи, словно ласточка, вспорхнуть и улететь в волшебный город, где все иначе...

   Что-то еле слышно скрипнуло. Все еще находясь в плену мечтаний, я не сразу сообразил, что это отворилась дверь в маленьком доме, который построил мой друг.