"Она проснулась и выглянула в окно. Сад встретил её росой, сияющей в лучах солнца..." - Сентинел со вздохом закрыл книгу и поставил на место. Возьми любую с полки, и там тебя встретит "прекрасная дева шла не оглядываясь; на крошечные следы от её ступней падали лепестки роз".
- Прости за долгое ожидание, - раздался голос от дверей. - Надеюсь, ты не скучал?
Сентинел обернулся: к нему летящей походкой шёл владелец библиотеки, древа, в котором она находилась, и добрых пятидесяти квадрастрел леса вокруг. Его Сиятельный Перст, младший корень рода Эруидатте, Лиелимати.
- Мой господин, - Сентинел, как и подобает верному слуге, поспешно опустился на одно колено и приложил руку к левой стороне груди.
- Ах, оставь, оставь, - взмахнул руками Лиелимати и, взяв Сентинела за плечи, заставил встать на обе ноги. - Лучше скажи: получилось? Ты привёз?
- Да, мой господин, - Сентинел поспешно полез в перемётную сумку, всё это время лежавшую на диване, и бережно достал оттуда небольшой свёрток. Количество слоёв, в которые он был завёрнут, скрадывало форму, а вес таков, что о его содержимом можно было предположить многое - от булыжника, до бутылки дражайшего вина. Он протянул его хозяину древа.
- Ах, - Лиелимати вновь всплеснул руками. - Положи его сюда. Вот сюда, - он указал на тяжёлый письменный стол у окна. И все те секунды, что Сентинел шёл к столу и ложил свою ношу на середину столешницы, не отрывал от него завороженного взгляда. - Можешь идти, - больше не глядя на Сентинела, будто забыв о самом его существовании, прошептал Лиелимати.
- Да, мой господин, - Сентинел поклонился и, подхватив свою сумку, поторопился уйти. Он всегда чувствовал себя неуютно в таких высоких древах. Их хозяева, сплошь знатные господа, никогда не покупали его ради приятных вещей. И доставка свёртка от Ведьмы - милая забава в сравнении с тем, что ему иногда приходилось делать. Хотя в этой посылке явно нет ничего милого. Наверняка, очередной яд. Интересно, о чьей смерти скоро будут трубить глашатаи?
Только оказавшись за внешним рядом ветвей Сентинел вздохнул с облегчением. Странное чувство, будто он испачкался в чём-то липком, ещё долго будет преследовать его. Что-то потекло по лицу. Неужели начался дождь? Сентинель посмотрел вверх, но сквозь кроны деревьев просвечивало изумительной голубизны небо. Он провёл рукой по глазам, и посмотрел на ладонь. Кровь? Это - его кровь? Стало тяжело дышать. И вдруг он понял, что лежит. Прохожие с криками бросились прочь. Почему? Паники не было, только странная апатия обволакивала разум. Сентинел всегда знал, что встретит смерть не в кругу любящих внуков, и не злился на Лиелимати. Но где и когда он успел его отравить? Да ещё и таким сильнодействующим ядом, не поскупился. В том, что Эруидатте заметает следы, сомнений не было. Ему не было жаль избавиться от неуместного свидетеля, пусть и самого надёжного, какого можно представить. Который молчал бы под многими изощрёнными пытками. Значит, в этом свёртке был не просто яд. Что-то намного более серьёзное. Но почему прямо возле древа? Почему он не мог подождать, пока Сентинел хотя бы отойдёт подальше? К чему такая спешка?
'Есть ли у меня неоконченные дела, ради которых я мог бы вернуться неупокоенным духом?' - отстранённо подумал Сентинел. - 'Нет, пожалуй, нет'. И сознание его поглотило ничто.
- Часовой внутренней стражи какого-то знатного рода, - как сквозь вату, донеслись до него слова. Каждое что-то значило, но вместе они складывались в какую-то неразборчивую какафонию. - Точнее сказать сложно, я не силён в геральдике.
- Эй, кажется, он пришёл в себя.
- Вставай.
Голоса вились над головой, вкручивались в уши, причиняя настоящую боль. Он зажмурился, пытаясь отгородиться от внешнего, но крепкий пинок под рёбра заставил широко раскрыть глаза. Грязный пол. Чьи-то ноги прямо перед лицом.
- Эй, а ну-ка вставай! - говоривший грязно выругался.
Он попытался сесть, но мир опрокинулся и закружился, как вокруг муравья, сидящего на самом краю ветки в сильный ветер.
- Ща блеванёт! - голоса стайкой перепуганных птиц метнулись в разные стороны.
Он хотел вернуться обратно в ничто. Но голоса не давали. Они вились надоедливыми мухами вокруг, больно жаля. И эти пинки. Почему ему не дадут спокойно отдохнуть?
- Ты кто? - наконец, слова прорвались в его разум и сложились в что-то осмысленное. Он попытался ответить, но понял, что не знает, что сказать. Действительно, кто он?
- Я... - этот хриплый звук - его голос? Кто он такой? Что он делает? Как он выглядит? Что он вообще такое? Но воспоминания были пусты. Только странная женщина во всём чёрном всплыла откуда-то из глубины прошлого. Приблизилась вплотную. Чёрные волосы развевались, будто водоросли колышатся на глубине. Она поцеловала его в шею и прошептала... Что она прошептала? Что-то важное. Она улыбалась. Она была довольно. Она смотрела на него, как... как... как победительница? Если он вспомнит, кто эта женщина, поможет ли это ему вспомнить себя? - Не знаю...
- 'Не знаю'? Что значит 'не знаю'?! - голос был... злой? Ещё один пинок подтвердил это предположение. Но сил прикрыться, увернуться, не было. Не было сил даже сфокусировать взгляд на чём-нибудь одном. Вроде бы они в комнате. Но что это за место? Кто эти люди, что мучают его? Почему не оставят в покое? Он - дерево. Да. Дерево. Ветки тянутся к небу, корни уходят в толщу земли... Сознание, поддавшись образу, поплыло прочь.
- Ща отрубится опять, - сказал один из голосов, и вновь пришло ничто.
- Пятнадцать золотых листьев, прекрасная госпожа.
- Десять.
- Это смешная цена даже для трупа. А он вполне себе дышит.
Опять голоса. И этот жар на лице... Он приоткрыл глаза, но яркий свет заставил зажмуриться вновь.
- Одиннадцать. - Прекрасная госпожа. Пока что безликая, но было что-то знакомое в её голосе. Это из-за него он проснулся. Вместо ничто пришла боль, и он едва слышно застонал. - И если вы не уберёте его с солнца, то действительно скоро будете продавать лишь труп. А за бездыханного много не выручишь.
- Тринадцать и по рукам.
Прекрасная госпожа сомневалась несколько долгих секунд. Он безучастно ждал своей участи. Он - всего лишь дерево.
- По рукам.
Лёгкий звон. Какое-то движение. Прикосновения. Не очень нежные. Мир окрасился в красный. В белый. В синие вспышки. Он опять застонал. Кажется, громче.
- Осторожнее, он нужен мне живым, - опять прекрасная госпожа. Где-то рядом. Ещё одно прикосновение, и пришла прохлада. Стало легко и свободно. Теперь он был не дерево, но лист, подхваченный потоком горного ручья. Несущийся в пустоту.
Он проснулся толчком, внезапно. Будто что-то встревожило его. Но что? Какой звук? За окном пели птицы. Тело лежало на простынях, укрытое мягкой периной. Он вдруг почувствовал его всё: пальцы на ногах, ладони, трущиеся о ткань. Спину. Голову на подушке. Вот здесь заканчивался он, а дальше начинался внешний мир.
- Здравствуй.
Он открыл глаза и посмотрел на говорившую. Прекрасная женщина сидела в кресле возле кровати. Во всём чёрном, с чёрными волосами и такими же глазами, она внимательно наблюдала за ним. Перед глазами встала сцена: она целует его в шею и что-то шепчет. Но что? Кто она? Где это место? Почему он здесь лежит? И кто он? Но вместо ответов в памяти она всё вновь и вновь целовала его.
- Как ты себя чувствуешь?
Ах, какой голос. Хочется забыться и слушать его не переставая. Пусть она говорит полнейшую чушь. Лишь бы только не останавливалась.
- Я... чувствую, - это звучало глупо. Но у него не было других слов, чтобы описать своё состояние.
- Хорошо, - она улыбнулась. Кажется, она поняла, что он имел ввиду. - Меня зовут Тиантей, я - твоя госпожа. Твоё имя - Рин.
- Рин, - повторил он за ней. Имя не вызывало никаких эмоций. Никаких воспоминаний. Оно как могло раньше принадлежать ему, так и быть придуманным ею секунду назад.
- Да. Сейчас ты опять заснёшь. А когда проснёшься, то будешь уже почти полностью здоров.
- Да, моя госпожа, - отозвался он, и что-то в этих словах было правильное. Он часто говорил так раньше. Может, она действительно была его госпожой? Это воспоминание, этот поцелуй...
Тиантей положила ладонь ему на лоб, и уже испытанное ранее чувство прохлады вернулось. Рин проваливался назад, сквозь простыни куда-то глубже и глубже, пока голоса поющих птиц не исчезли, стёртые расстоянием.