Ничего не предвещало. Как обычно: собрались, выехали в пять утра и потрусили ,не спеша, на Белую. По дороге в соседней деревне прихватили ещё одного такого же тихопомешанного. Без приключений добрались до места. Выгрузились и потопали на противоположный берег, потому что рыба всегда клюёт на другой стороне реки.
Светало. Пока суть да дело, рассвело настолько, что можно бурить лунки и забрасывать снасти. Между делом выпили по сто граммов. Первый раз приехали на серьёзную рыбалку в этом сезоне. Ритуал. Начало клевать. Напарники ударились ставить жерлицы, они-то у меня щукари, а я, в силу слабого зрения, в основном нужен для поимки живцов. Несколько штук поймал и отдал им. У них на начало были живцы, взятые с собой, и процесс ничто не тормозило.
Так первый день и прошёл в обычной рыбацкой суете. Днём я нашёл место, где ловился крупный окунь, и от души половил его. Дважды даже были обрывы, клевали солидные экземпляры. На этот случай, просто доставал другие удочки, заранее оснащённые дома. Напарники тоже ловили, поймав вместе больше десятка щук.
В шестом часу пополудни начало темнеть. Оставили рыбу и все рыбацкие причиндалы на льду и уже под светом фонариков вернулись в машину. Главный у нас не пьёт спиртного. Мы с другим напарником увещевали его съездить в деревню, купить бутявку, чтоб ночь прошла быстрее. Не согласился. Ну, да мы не очень-то и настаивали. Поужинали и завалились спать в машине. Завалились - сказано громко, потому что троим в Ниве не разлежаться - места мало. Худо ли бедно, сколько-то спали.
Ночью наш водитель несколько раз заводил двигатель. Одеты мы тепло и это в общем было лишним, но он, видно, мёрз. Запах от выхлопа чувствовался в машине, потому что поставили её не по ветру, как обычно, а просто убравшись с дороги. Но поскольку и раньше ночевали так же, никто серьёзно не подумал о том, что забортный воздух попадает в кабину.
Когда начало светать, вывалились из машины, чтоб продолжить рыбалку. Тут-то со мной и произошло странное. Я, глотнув свежего воздуха, едва не упал у машины, успев всё - таки схватиться за дверцу. Голова кружилась. Сделав над собой усилие, я со всеми отправился на другой берег. По дороге меня штормило и я мотался по накатанной снегоходами дороге из стороны в сторону. Списав это на угар, особо не озадачился, зная что через час-два это пройдёт.
Рассвело. Опять рыбалка покатилась тем же путём, но через полчаса мне стало настолько хуже, что я перестал рыбачить. Взял ключи от машины, ящик и пошёл обратно. Километр я шёл около часа практически на автопилоте, ноги стали ватными. Думал лишь об одном, если сяду на ящик мне уже с него не встать, поэтому шёл, не останавливаясь. Из последних сил вылез на кручу берега к машине. Завалился на заднее сидение и, замотавшись в одеяло, то ли уснул, то ли впал в забытьё. Мужики хотели убраться с реки в два часа, чтоб не ехать потемну, но после обеда начало клевать, и они просидели до темноты. В пять пришли, притащив и мои бур, и оставленную рыбу. Я разговаривал нормально и, не торопясь собравшись, поехали домой. По дороге друганы подкалывали меня, что рыбалка сегодня удачнее вчерашней, и я много потерял. Я уже почти не отвечал, меня начало рвать. Я приготовил пакет, но пока держался. Ничего за день я не съел, и меня не стошнило по дороге, видно было нечем.
Дома я вывалился из машины и, забрав свои рыбацкие игрушки, последним усилием воли преодолел двадцать метров. Бросив всё в сенках, я шагнул в дом через порог, сказал жене:
- Я, видимо, заболел, - упал в прихожей, и меня всё - таки вырвало. Дальше события развивались уже помимо моей воли.
Глава.2
Нет острых ощущений всё старьё рваньё и хлам.
Того гляди с тоски сыграю в ящик.
Балкон бы что ли сверху иль автобус пополам
Вот это дело, это подходяще.
Повезло наконец...
Владимир Семёныч
Я дополз до кровати, но лучше мне не становилось, а рвать меня уже оказалось нечем, только спазмы. Последний стакан чая я выпил утром. Жена позвонила водителю, с которым я приехал и он привёз нашего сельского фельдшера,... через час. В селе, где я живу вся медицина - ФАП, в котором один фельдшер, он же и акушер. К счастью фельдшер, Людмила, опытный медик. Посмотрев меня, она предположила, что это симптомы инсульта и, не сомневаясь, вызвала скорую из соседнего села. Минут двадцать, пока скорая ехала до нас, она проделала несколько неотложных процедур. Поставила два укола и катетер в вену. Приехавшая на скорой вторая фельдшер, тоже Людмила, вкатила мне лошадиную дозу нужного лекарства уже через готовый "порт".
Недолго посовещавшись, обе Людмилы вынесли вердикт: госпитализировать, причём, не в районную больницу, а сразу в город. Решение единственно правильное, то, что могли, они сделали. Путь до райцентра вдвое короче, но там могли сделать только то же самое, что и они здесь. В городе же есть томограф и, вообще, больница намного профессиональнее. И, главное, она распоряжением крайздрава обязана принимать больных и из другого района. Одно лишь обстоятельство напрягало медиков: до города Чайковский аккурат в два раза дальше, и время в дороге тоже. Мне же не становилось лучше, но выбора не оставалось. Поставив меня на ноги, обе Людмилы повели меня в скорую, или скорее, понесли. Жена быстро собрала, что считалось необходимым и поехала с нами. Дорогу я помню смутно, лежать я мог лишь на животе уткнувшись головой в согнутую правую руку, на спине или боку меня рвало, понять, жив я или уже нет - сопровождающие не могли. Фельдшер и жена пытались со мной говорить, чтоб знать жив ли я ещё, но отвечать я не мог и только показывал им поднятый вверх палец свободной руки.
Дорога, особенно первые двадцать километров - грунтовка, и не разгонишься, и трясучка, видимо, сознание я всё же терял. Выехали на асфальт, и водитель выжал из уазика всё. В час ночи оказались в городе. Последнее, что я запомнил - это инструктаж от фельдшера скорой: ничего не утаивать и ничему не сопротивляться. Однако, ещё попытался выйти из машины сам, но тут же угодил в кресло - каталку и двое суток потом своими ногами не ходил.
Тут всё завертелось мгновенно. Взяли на анализ кровь. Не оказалось свежей флюорографии - свозили на неё и так же мгновенно. Сделали компьютерную томографию и вызвали невролога из отделения. Посмотрев мою реакции на её несложные пассы она вынесла вердикт:
- Инсульт или нет - это бабка надвое сказала, но пациент, несомненно, наш - в палату.
Меня сгрузили с каталки уже в палате сосудистого отделения. Тут же образовалась медсестра и поставила мне капельницу через катетер, матюгнув фельдшеров, что он детский. А у них другого просто и не было. Мне полегчало через полчаса, и я нашёл положение, в котором меня не штормило до рвоты. Жена договорилась, что ей можно остаться в палате до утра. Санитарка и она принесли кушетку и одеяло, и, вроде, всё устаканилось. Я уснул, пописав, как неходячий, в специальный кувшин. Смутно запомнил, что в палате есть ещё один постоялец, но разговаривать сил уже не осталось. Времени было два часа ночи.
Глава. 3
Если б был я не калека
И сползал с кровати вниз.
Я б...
Владимир Семёныч
Утро наступило в шесть часов. Пришла медсестра с тонометром. Хорошо что у меня привычка вставать очень рано и шесть для меня уже разгар бодрствования. Давление оказалось в норме, несмотря на бурные приключения ночи и недостаток сна. Жена встала и отправилась на такси к дочери, успокоившись, что я на месте и в надёжных руцех эскулапов.
Больничная жизнь, о которой я стал забывать, лежал по-серьёзному с парой операций аж в двухтысячном году быстро напомнила о себе. Поневоле сравнивалось с той порой, но сравнение получалось неделикатным. Лежал я тогда в лор отделении и народ там обретался хоть и больной, но в основном ходячий. Сосудистая неврология от этого отличалась как земля и небо. Люди в массе оказались прикованы к кроватям и я в их числе. Попытка самостоятельно сходить в туалет встретила отповедь медсестры, да и сам я тут же потерял баланс и хорошо что не оторвался от койки плюхнувшись в неё обратно.
Познакомился с "сокамерником". Толя, оказался одного года со мной, но чуть помоложе. В больнице он обретался уже третью неделю. Он знал все ходы и выходы, был на ходу и в общем уже восстановился после настоящего инсульта настолько, что разборчиво говорил, ходил в столовую, на процедуры и ЛФК. Он мне обрисовал диспозицию во всей её жутковатой красе. Начав с того, что вчера в соседней палате помер мужик, как раз из райцентра района, что и я. Наверно поднапряги я память, мужика бы вспомнил, потому как семь лет проработал в райцентре и знал там очень много народу. Но сходить глянуть на тело не мог, а фамилия была сильно распространённой. Трупики по иронии судьбы покоились за дверями нашей палаты потому что она была крайней в отделении. За моё лежание за стенкой побывало пять человек.
Пока мы мирно беседовали до завтрака, а темы нашлись, потому что мой зять оказался другом сына Анатолия. Да и так в мире есть о чём поговорить, а Толя не вылезал из телефона. В больнице работал вайфай. То есть он от событий в мире не отрывался. За то время пока мы общались фон суеты в больнице прерывался громкими воплями - Мама! Мама! Света! Света! и чудовищным то ли хрипом, то ли храпом из палат невдалеке от нас. Толя просветил меня, что орёт благим матом неходячая молодая девица в соседней палате, а хрипит мужик с трубкой в гортани.
- Ну да ничего, попривыкнешь. - подытожил он.
Тут принесли завтрак мне как неходячему. Есть я ничего не смог и завтрак пришлось санитарке унести нетронутым. Я не ел уже двое суток, но аппетита не ощущал. Попытки поменять позу заканчивались состоянием близким к обмороку, всё плыло и качалось перед глазами.
Сокамерник пояснил мне каков режим порядки и обхождение здесь. Жизнь больничная покатилась согласно уставу. После завтрака пришла медсестра с капельницами. Катетер убрала и поставила капельницу просто так. Потом через неё же вкатила двадцать кубов лекарства из шприца. Мне сразу полегчало, но ненадолго. В это время появилась вчерашняя врачиха. Милое создание: молодое, но шибко суровое и неразговорчивое. Оказалось, она заменяет главврача отделения, который в отпуске и кроме лечения озадачена ещё и административными делами. Посмотрев меня и не слова не проронив она пощебетала с Толей и удалилась. Толя сказал мне, что сие действо есть обход. Челюсть у меня наверно слегка приотвисла, потому что такого дивного обхода я не видал в прошлой жизни. Но ничего скоро привык. Да и что могла сказать, Александра Сергеевна, за глаза именуемая Пушкиной, если ни анализы, ни расшифровка ЭКГ и КТ не готовы.
Наступило время обеда. Затолкав несколько ложек пюре внутрь себя я больше ничего съесть не смог. Помня наказ матери, тоже медика, что когда болеешь хоть через силу, но нужно есть и пить иначе и так слабый организм будет слабеть и дальше. Меня всё ещё чудовищно мутило при каждом движении. Санитарка сказала:
- Не вздумай вставать, если что захочешь зови меня или вон кувшин.
Но пустые кишки несильно стремились наружу.
После тихого часа приехали толпой жена дочь зять и внучка. Это оживило моё пребывание. Они привезли всё что необходимо в палате, забрали мои верхние шмотки и обувь, чтоб не убежал. Шучу, их оказалось некуда ночью сдать. И Анатолий объяснил мне, что они надолго не понадобятся и лучше если их заберёт родня, чтоб при выписке не терять времени. Родственники конечно расстроились, но дочка воспрянула духом. Закупая нужное она думала, что я тут уже вроде овоща. Список включал: памперсы, впитывающие пелёнки, пена для очистки кожи против пролежней и жидкость для полоскания зубов, если чистить их человек уже не в состоянии. Только внучка сильно обрадовалась и такому деду, потому что дед самый лучший дед и давно не виделись.
Так в разговорах и лежании прошёл мой первый день пребывания в больнице, ужин я тоже не тронул невзирая на наказы матери. Пища не шла. Даже вкусняшки привезённые родными. Часов в десять вечера под хрипы и вопли из соседних палат я уснул. Впечатления победили.
Глава 4
Человек не блоха ко всему привыкает.
Михаил Зощенко.
Жизнь больничная, покатилась проторенной дорогой. День второй получился копией предыдущего. У неходячих в этом отделении она одинакова. Если Толя ходил в столовую, на процедуры, тренажёр и лежал только под капельницей и в тихий час, имея контакты с миром и общение, то я просто лежал, раздумывая о превратностях судьбы. Меня всё ещё штормило и врачиха с обходом сказала мне лишь пару слов, поприветствовав и велев лежать.
На третий же день на обходе она разрешила подняться. Помахав перед моим носом молоточком невропатолога и заставив сделать несколько упражнений, она удовлетворилась и сказала, что можно начинать ходить. Под её руководством я прошёл шагов пять от кровати до дверей и обратно. Пожал девичьи ладошки со всей возможной силой. Удовлетворившись моими успехами и ничего не сказав больше она удалилась.
Приехала в часы посещения жена. Она осталась у дочери до прояснения ситуации. Диагноз врачиха так и не сказала, да видимо она его ещё и не поставила окончательно, хотя меня исправно кололи и кормили таблетками. Глядя на Толю я смутно ощущал, что со мной не так, как с большинством пациентов отделения. Вместе с женой я предпринял поход в туалет, благо тот располагался напротив нашей палаты. Стараясь как можно меньше пользоваться её помощью. Попытка удалась, но умыться оказалось проблематично. Наклонившись к раковине я "поплыл". Предусмотрительно, заняв место в углу между раковиной и стенкой в узкой щели я не упал, но ориентацию в пространстве потерял. На этом попытки хождения в этот день завершились.
Получив капельницу огромный укол и поев таблеток я провалялся на кровати до отбоя. Да собственно никакого отбоя в отделении, где большинство лежит, не оказалось. Ходячие утихомирились часам к десяти вечера и жизнь отделения притихла насколько это возможно. Полностью отделение затихало часа в два-три ночи. Персонал выкраивал несколько часов сна и себе, если больные вели себя мирно.
На следующий день врачиха на обходе проделала те же самые манипуляции со мной, осталась довольна и велела ходить. Буквально вцепившись в неё я вытряс диагноз. Ишемический инсульт. Это расстроило, но определённость и возможность передвигаться, пусть пока как "фитиль" из рассказов Шаламова, вселяла оптимизм. Толя рассказал, что у него инсульт не первый и что восстановление возможно почти до полного возврата к нормальной жизни. Его привезли во второй раз с работы.
Воспрянув духом я потихоньку начал ходить в туалет и по коридору отделения придерживаясь стен. Отделение сильно отличалось от тех где мне приходилось лежать раньше. Пустынный коридор, тишина в палатах, кресла каталки и тележки у каждой из них. Детские бизиборды на стенах фойе. Пара тренажёров. Сновали туда сюда санитарки да щебетали медсёстры на посту. Вторая половина, куда не пускали пациентов и родственников, была безлюдна и безмолвна. Там, как объяснил, Толя, лежали "овощи" и путь оттуда намечался общем один. Все кто мог рассчитывать на другой, находились в нашей половине. Разделял их пост персонала.
Смирившись с произошедшим и успокоившись я в несколько дней втянулся в больничный быт. Жена уехала домой, всё таки зима и за домом нужен контроль, да она и немного работает. Дочка приезжала каждый день, когда не работала, привозила поесть. Привезла она и средства развлечения: планшет и огромный журнал сканвордов. Телевизора отделению не полагалось, зачем он неходячим? В сестринской он однако был. В холле валялись ещё два-три десятка книг и время стало течь быстрее.
Я самостоятельно начал ходить в столовую и общаться с тремя-четырьмя ходячими, которые могли пусть и малопонятно, но говорить. В общем ничего особенно не омрачало, но чтоб жизнь мёдом не казалась нам подселили во второй бокс палаты бабушку восьмидесяти лет. Бокс был приспособлен для интенсивной терапии, а бабушку родные привезли умирать, сидеть с ней дома они не могли, и сын, и сноха, и внучка работали. Наша с Толей жизнь значительно оживилась.
Глава 5
Из двух частей мы состоим,
неравных в весе и значеньи:
из тела, духа, а мучение
дано в противоборстве.
Несчастий наших в том причина,
что дух стремится ввысь, вперед,
телесное, наоборот,
нас тянет в страшную пучину.
Но расстается тело с духом,
когда земля нам станет пухом,
Александр Дольский.
Первое краткое нелирическое отступление. Персонал больниц. Как сказал кто-то из классиков: - армией командует фельдфебель. Больница может быть прекрасной. Укомплектована чудесными врачами, оснащена современной техникой, мебелью, отделана со вкусом и озеленена, с комфортными тёплыми палатами, но не это делает её хорошей больницей. Главное это проводники врачебных идей и назначений медсёстры и санитарки. Именно они делают больнице "лицо".
Попав в такое отделение впервые человек сталкивается, мягко говоря, не с таким отношением персонала к себе, к какому он привык находясь в других местах, когда был не в таком беспомощном состоянии. Никакой широты души, альтруизма и лучших человеческих качеств не хватит ежедневно работать с человеческими отбросами. Это ожесточает, очень быстро и сильно. Попадают на такую работу люди близкие к социальному дну. Работа эта по определению не может приносить радости от содеянного и никогда не кончится. Сделай ты её сегодня хоть как хорошо она завтра останется такой ж, будто и не было предыдущего дня. Санитарки, они оказались в больнице в большинстве не по своей воле. Это уже налагает отпечаток на отношение к всему миру, а тут ещё и больные, которые не в состоянии обслуживать себя сами и целиком зависящие от посторонних людей.
Да ещё как-то так хитренько получилось, что почти в любом месте страны смена в нарушении конституции стала в полтора раза больше узаконенной. Если ночью иногда и удаётся отдохнуть несколько часов, то днём приходится пахать с восьми утра и до восьми вечера с небольшими перерывами на перекус и не только в больницах. И никаких позывов у правительства менять это положение нет. Самый добродушный человеколюбивый и альтруистичный человек становится мизантропом в несколько дней, как щенок которого, чтоб не остался добрым, колотят каждый день валенком, превращается в цепного пса.
Но я сильно отвлёкся, есть за мной такой грех.
Итак к нам подселили за стенку бабушку, которую привезли умирать. Вряд ли она адекватно воспринимала окружающее, но организм её продолжал жить. Несколько дней, по обязанности, больница боролась за её жизнь. Её кормили через зонд, который она постоянно выдирала. Это видимо было болезненно и она кричала, невзирая на время суток. Дышала она с хрипом, который не давал нам заснуть и будил, если мы всё таки ухитрялись это сделать. Все естественные отправления она делала под себя. За одну смену, выпавшую на долю, Светы, хорошей в общем девочки и так хватившей лиха в детдоме, она раз шесть навалила. Света, выгребавшая из под неё, подмывающая и меняющая пелёнки, и памперсы, валилась с ног, а на ней были ещё и другие такие же больные их кормёжка, и уборка отделения. Понять её отношение к бабульке казалось несложно и обороты, которые она употребляла сопровождая свою работу, отнюдь не вызывали у нас с Толей осуждения.
Другая санитарка постарше, Лена, была в выражениях спокойнее, она дорабатывала последний год до пенсии, потому что её сократили на службе, когда разогнали их часть и конечно понимала, что деваться ей некуда, пусть такая, но есть работа. Поменяв несколько раз под бабулькой расходники она махнула рукой и сказала:
- Опять навалила, ну и пусть до утра лежит так.
Однако воспитанное человеколюбие пересилило и она в следующий раз сделала то что и входило в её обязанности.
Нужно ли говорить, что вонь в нашей палате стояла, как от разворошенной выгребной ямы и мы по возможности старались в ней не находиться. Толя уходил на процедуры или к родственнику на другой этаж, а я сидел в холле изредка крутя велотренажёр и мусоля сканворды. Но на капельницы мы вынуждены были ложиться на свои места и ночевать в палате. Я не совсем понимаю, почему для таких больных не сделаны специальные палаты или их просто не хватило, но мы стали заложниками живучего бабушкиного организма.
Бабушка умерла ранним утром. Толя уже ушёл делать зарядку, а я умывался когда что-то меня насторожило. Выключив воду я понял, что в боксе стоит необычная тишина. Мгновенно вызвав тревожной кнопкой сестёр и санитарок я посчитал за лучшее убраться в холл. Сестры быстро вернулись назад, по дороге обсуждая какое время поставить в заключение о смерти. Бабушку положили на железную каталку и вывезли в коридор за нашей стенкой, накрыв клеёнкой. В восемь появилась Александра Сергеевна и велела закатить каталку обратно в палату, чтоб не пугала людей. Морг работал с девяти, но за утреней суетой каталка простояла до полудня потом её всё же увезли.
Это напоминание о бренности нашей жизни нас уже несильно и расстроило. Человек в больнице в несколько дней становится циником в последнем градусе.
Толю в тот же день выписали и я остался в палате один на несколько дней в компенсацию за предыдущие. Я несильно впечатлителен и спокойно отоспался. Хотя санитарки, которые пользовались боксом для выкроенного ночью недолго сна этого больше не делали. Блаженство моё однако скоренько закончилось.
Глава 6
Второе краткое нелирическое отступление. Медсёстры. Главные проводники врачебных назначений. Народ совершенно разный по возрасту, и отсюда, и по отношению к пациентам. Пенсионерки, работающие не то, чтоб в своё удовольствие, а скорее, чтоб свести концы с концами, сохранили ещё остатки закалки социалистических времён, когда главным в больнице приказано было считать больного. Отношение к больному доброжелательное. Молодые, ещё не потерявшие надежд на карьерный рост, занятые, как правило, больше собой, и относящиеся к работе как к временному явлению для набора опыта, который возможно пригодится в дальнейшем. Мечтающие о врачебной карьере и устройстве в приличное место, что в их понимании, частная медицина. И средний возраст, когда уже понятно, что это твой потолок, ты отягощён семьёй, которая не позволит тебе стать врачом, потому что это невозможно, как в других профессиях - заочно. Недовольные всем и вся: пациентами, недостаточной зарплатой, невозможностью профессионального роста, отягощённые семейными проблемами, знающие все свои права и обязанности, со здоровой долей пофигизма, основанной на убеждении, что заменить их некем. Самая профессиональная часть корпуса сестёр, но и самая прожжённая, в смысле - не делать резких движений. В отделении работали все. Когда ты уже в состоянии самостоятельно делать всё, а времени достаточно понаблюдать за работой людей, с которыми ты непосредственно связан - удовольствие.
Итак, в палате после выписки Анатолия и переселения бабульки на другую сторону Земли, я остался единственным постояльцем. Однако, музыка играла недолго. Я пролежал уже неделю и втянулся во все порядки и потихоньку восстанавливался, меня так же почти штормило, но вполне сносно я мог ходить. Пришёл врач ЛФК назначил упражнения, и я в свободное время крутил велотренажёр по самочувствию и больше двигался, чем лежал. Хотел попроситься у Александры Сергеевны в город, чтоб помыться, но получил отповедь:
- Я не желаю отвечать за тебя перед прокурором твоего района, случись что с тобой! - заявила она на мою просьбу.
- Хочешь помыться, на другом этаже есть душ.
- Ну да, а кто меня туда отпустит или поведёт?
Все перемещения вне отделения, особенно на другие этажи, разрешались только в сопровождении. Большинство народу возили сёстры и санитарки на креслах-каталках и тележках на процедуры и обследование. Но проблема с душем решилась. Снова приехала жена и в одно из посещений сводила меня помыться, на нашем этаже душ тоже был, но не работал, как и один из тренажёров ЛФК. Никто и не думал ничего ремонтировать. Этот всеобщий пофигизм понятен - нас ходило человек пять, остальные лежали, и излишества цивилизации им не требовались.
Так, прожив дня три в курортных условиях, омрачаемых лишь капельницами да уколами, я потихоньку возвращался в нормальное состояние. Но судьба подкинула мне ещё один опыт. В бокс интенсивной терапии привезли в десять часов вечера алкаша-диабетика. Не знаю, как можно так себя не уважать, но он, по словам жены, пил четыре дня до полного вырубона и, как диабетик, впал в кому. Жена вызвала скорую реанимационную бригаду, и мужика вернули на этот свет, решив госпитализировать. Почему он не оказался сразу в реанимации - для меня осталось загадкой. Он выдал в соседнем боксе многочасовой концерт, именуемый в народе отходняк. Сначала ему поставили капельницу и вкатали уколы. Сын, приехавший с ним сходил в аптеку напротив и закупил все расходники. Они с женой помыли мужика, сходившего под себя, он вроде успокоился и жена с сыном уехали домой. Капельница подействовала, и мужику слегка похорошело. Что он только не вытворял! Сначала выдрал капельницу и полил кровью палату. Затем впал в эйфорию и начал вспоминать свою жизнь, и орать на тех, кто его когда-то обидел, ковыряясь в открытой ране, видимо, хирурга. Действие капельницы кончилось, и он начал хрипеть так, что конь в запарке ему бы позавидовал. Прибежали сёстры и Александра Сергеевна. Она назначала мужику процедуры, которые сёстры незамедлительно делали. Поставили литровую капельницу, держа его впятером и... ушли, вроде как он успокоился, не оставив никого. Через несколько минут мужика стало трясти так, что стенка заходила ходуном, а реанимационная кровать подпрыгивала на полметра. Естественно, он всё выдрал и опять полил кровью палату. Я вызвал персонал. Они уже летали бегом. Привязали мужика к кровати и стали колоть. Ничего не помогало, он дико орал. Сёстры санитарки и врач все вместе держали его, а он бился как сумасшедший. Плюнув на всё я ушёл в холл - ни о каком сне речи не шло. Где-то через час терпение лопнуло у всех, и мужику вкатили лошадиную дозу реланиума. Когда я вернулся, он уже почти затих. Сёстры искали обронённые впопыхах ампулы от наркотика, за их утерю - тюрьма. В палате царил полнейший разгром. Александра Сергеевна вызвала коллегу из реанимации. Ни слова не говоря, та показала на лифт, и все, кто был в палате дружно, как бурлаки, покатили мужика в реанимацию. Шёл четвёртый час ночи. Мне подумалось. Как же нужно не уважать себя, чтоб так жрать? И ведь очухается, и это его не остановит, а ему шестьдесят шесть лет, всего?!
Тут вспомнили и обо мне, медсестра пришла с тонометром. Давление хоть и подпрыгнуло, но не катастрофически. От укола я отказался. Санитарки убирали в палате. Я предложил:
- Девчонки, если принесёте кипятка, у меня есть неплохой чай и всё к нему.
Предложение единодушно приняли и просидели остаток ночи до подъёма. Ещё раз померили давление, и я завалился наконец-то спать. Напоследок спросил у Александры:
- Зачем вы делали работу реанимации?
- Он наш, диабетик, у него сосуды полопались. И мы просто держали его у нас, бывает и похлеще.
Через день вышел из отпуска главврач, Владимир Владимирович, псевдоним читателю ясен. Он ознакомился с моими результатами и через день отпустил к дочке домой на пару дней, напутствовав:
- Что ни случится - скорую не вызывай, пусть родственники привезут в отделение. Выпишу я тебя в воскресение, как раз дежурю. Если сможешь, приезжай поутру - назначу капельницы.
- Одну прямо сейчас.
- А я-то обрадовался, что они сегодня кончились.
- Рано обрадовался! - усмехнулся врач.
- В воскресенье, памятуя что выписка проходит после двух, я аккуратно в два пополудни и прибыл.
- Не готово, - сказал ВВ.
- Подожду, - ответил я.
- Капельницу сегодня делали?
- Я думал, что выписка будет не готова и сделают, пока вы наберёте бумаги.
- Иди в палату, я позвоню сестре.
Я поднялся на свой этаж бросил в палате, где ещё был прописан куртку, гардероб не работал, и пошёл на пост. На посту работала, Ирина, вчерашняя медсестра. Не знаю почему, но она была обижена на весь белый свет, но уколы делала так, что я не понимал они были или нет. Но меня она тихо ненавидела, почему - догадываюсь.
- ВВ звонил? - спросил я её.
- Звонил, но я тебе ничего делать не стану, устала, отдохнуть хочу. Вовремя нужно приходить!
- ???
Спустившись к врачу я сказал:
- Здесь подожду. Ирина устала сильно.
Он хмыкнул, я вышел в коридор и минут через пятнадцать с выпиской в руках, пожав врачу руку, и, получив напутствие от него - больше сюда не попадать, вышел на улицу.
Вместо эпилога
Выписка предписывала мне встать на учёт в поликлинике своего района. Попытавшись записаться на приём к неврологу, я не смог этого сделать. Запись была только на январь, и то на конец месяца. ВВ предупредил меня, что каждый день без лекарств чреват рецидивом, и чем скорее я их буду принимать после больничных, тем лучше. Пришлось ехать к врачу без записи, на авось, потому что у меня не было рецепта, только назначение врача. Да и на учёт нужно встать.
В поликлинике я занял живую очередь после пяти записанных. Чтоб не сидеть, извинился, и попросил у очереди разрешения, задать вопрос врачу, примет ли она меня, если не примет чего мне тут делать? Молоденькая врачиха ответила:
- С больничным или на медкомиссию приму, а по-иному нет.
- Девушка я после инсульта и мне нужен рецепт на лекарства.
- После одиннадцатого января.
- А вам не станет стыдно, если со мной без лекарств что-нибудь случится за эти две недели?
- Ничего не знаю, я всё сказала, - было мне ответом.
Что бы предпринял ты, мой читатель?
Правильно, я нашёл способ как обойти этого "врача" и встать у него же на учёт, и получить рецепт. Пожалел я лишь об одном, что не все могут воспользоваться способом, который проделал я. А врачи? Ну время такое.
Хомо хомни люпус эст.