Мы росли шкодливыми пацанами. Всё время что-то изобретали, порой весьма опасное. Пугачи, поджиги, куркачи и прочие мальчишеские забавы с оружием, сопровождали наше детство. Порой эти игрушки приводили к серьёзным травмам. Так одному нашему однокласснику другой выбил глаз из самодельного пистолета, сделав его на всю жизнь инвалидом. Но такая уж это притягательная штука - оружие и остановить пацанов, задумавших вооружиться, бесполезно. А старших классах мы начали ходить на охоту. Взрослые давали нам выстрелить из настоящих ружей, но эти сиюминутные удовольствия кончались быстро, а оружием хотелось обладать. Своим.
Со мной учился парнишка,которого звали - Иван. У его отца имелась мастерская и Ванька, когда отца не было дома, постоянно там что-нибудь мастерил. Отец, тоже Иван, слыл мужиком рукастым и постоянно изобретал. Зимой он ездил на работу на аэросанях, которые по дороге с трудом догонял наш старенький "Запор". Летом мотор с аэросаней перекочёвывал на лодку, превращая её в глиссер. Ваньку же интересовало оружие и он конструировал и делал то, что стреляет. Периодически он приглашал меня на испытания очередного "ствола". Сейчас, с высоты возраста, я понимаю, как это было опасно, но видимо Парень Наверху хранил наше детство. Лишь однажды у меня в руках взорвался пистолет, опалив щёку. Дома пришлось наврать, что у друга обжёгся горячим пирогом.
Однажды мы с Иваном испытывали очередное его изобретение - ружьё. Сейчас бы у меня встали волосы дыбом, стрелять винтовочными патронами из самопала с алюминиевой лыжной палкой вместо ствола. А тогда мы не задумывались об этом нисколько и шмаляли по двери туалета шагов с тридцати, весьма успешно, попадая в банный ковшик. Патроны вскоре кончились и мы решили их зарядить снова, потому что они тоже изготавливались самостоятельно.
Ванька притащил в мастерскую своё главное сокровище. Металлический сундучок, доставшийся от прабабки, в котором хранились стыренные у отца-охотника: дымный и бездымный пороха, капсюля "центробой" и "жевело", разная дробь и свинец, пули и пыжи.
Вывалив содержимое, упакованное в коробочки бутылочки и пакетики на верстак Иван принялся из свинцовой палочки катать самодельные пули под калибр трубки и гильзы от винтовки, с отпиленным горлом под трехлинейную пулю. Калибр у нас был неизвестен, главное чтоб пуля сидела в патроне и пролезала через лыжную палку ствола. Меня он попросил протереть сундучок тряпкой, он и вправду оказался внутри грязноват.
Так мы занялись каждый своими делами, но я конечно управился быстрее. И стал разглядывать сундучок. Сделанный добротно из довольно толстого стального листа на поверхности стенок и крышки он имел рисунки тиснением или чеканкой с остатками цветной эмали. Я понял, что вещица в своё время, выглядела нарядно и стоила денег немалых.
- Ванька, откуда сундук? - спросил я друга.
- Да прабабка, двинула кони, от неё остался, ну бабуся мне и отдала. Пристроил вот под боеприпасы, главное закрывается и никто не лезет. - ответствовал он, показав замысловатый ключик.
Я удовлетворился ответом, вспомнив прабабку, которую застал уже больной и лежачей, и видно с поехавшей крышей, потому что она постоянно твердила одно и то же в разговорах с нами - пацанвой:
- Прилетят, прилетят снова двуглавые орлы на Русь и будут денежки с царёвым гербом опять в ходу.
- Какие, какие денежки допытывались мы? - но бабка замолкала, глядя на нас не очень осмысленным взглядом.
Считая её сумасшедшей мы старались побыстрее смыться из той половины ванькиной избы где прабабка жила с дочерью, ванькиной бабушкой - Анисьей.
Сейчас это мимолётно вспомнилось и я продолжал крутить на верстаке забавную вещицу. Перевернув её вверх дном я заметил, что дно завальцовано толстым двойным швом. Это меня удивило, зачем делать двойной шов, если дно вставляется как у консервной банки и шов должен быть тонким. Ещё раньше сундук показался мне излишне тяжёлым, но это я списал на толстый метал стенок.
- Вань, а ящик-то похоже с секретом. Смотри! Я перевернул сундук и какой-то рейкой смерил глубину внутри и приложил рейку снаружи. Разницы оказалось сантиметров пять.
- Блин да у него похоже дно двойное, то-то я думаю он тяжелее обычной жестянки. Ну-ка давай вскроем дно. Мгновенно, вооружившись зубилом и молотком мы прорезали дно по контуру двойного шва и остолбенели, отогнув вырезанную пластину.
Под ней оказался плотно вставленный пакет из вощёной бумаги. Подковырнув его тем же зубилом мы вытащили увесистый свёрток. Руки у обоих тряслись. Развернув пакет мы разочаровались, там оказались завернутые по отдельности в пергамент три пачки денег, по несколько сотен купюр разного достоинства. Деньги были свеженькие, но... дореволюционные и никакой ценности не представляли. Под пачками оказался ещё один свёрток во весь размер пакета в котором сложенные пополам хранились десятка два векселей с ятями и твёрдыми знаками в текстах, выписанные на прабабку, что мы определили по её имени, а фамилию её мы никогда не знали. Из текста мы поняли ешё, что она дворянского звания. Удивлению нашему не было предела.
Ванька быстро сбегал за бабкой Анисьей и показал ей находку. Она нисколько не удивилась. Поворошив бумаги и деньги рассказала, что прабабка вовсе никакая не прабабка, а приблудившаяся после революции нищенка. Весь её скарб и составлял этот сундучок. Настоящая мать Анисьи в Гражданскую померла от тифа, а отец погиб и её семья приютила нищенку, которая работала наравне со всеми. Она так и прожила с ними всю жизнь до смерти. Лишь изредка, вспомнила бабушка, что нищенка была очень культурна и воспитана. Однажды она свободно разговаривала с пленными немцами, которых везли в сибирь. Голодные, они просили хоть чего-то поесть. В деревнях жили хоть и небогато, но не голодали и прабабушка, с разрешения "родных", вынесла немцам хлеба.
Денег оказалось очень много, больше двадцати тысяч. Векселя тоже имели трёхзначные суммы. Пристроить их оказалось некуда. В селе не имелось ни музея, ни коллекционеров-нумизматов. Мы не придумали ничего лучше, как играть на них в карты, потому что настоящих у нас никогда не водилось. Так потихоньку и разошлось всё состояние никому неизвестной дворянки. Сейчас бы можно попытаться найти её следы, да никто уже не станет этим заниматься.