Я не люблю мемуары, ни писать, ни читать. Жизнь большинства людей в России вроде бы не имеет каких-то ярких событий и происходит серо, заунывно и однообразно у большинства её граждан. Чаще всего кажется, что для написания биографии в том числе и моей, хватит пяти слов. Родился, учился, работал, вышел на пенсию, умер. Однако это не совсем так, у каждого в жизни происходило множество событий, пускай не вселенского масштаба, но значимых для него и его окружения. Особенно такие события ярки в раннем детстве, когда реки были широки, деревья огромны, а незначительное, на взгляд взрослого, происшествие оставляло глубокий след в памяти ребёнка. Поэтому я с уважение отношусь к тем, кто пишет мемуары. Это их жизнь, а уж читать или нет о ней дело вкуса каждого. Кому-то очень нравится, кому-то меньше, но право на существование они, безусловно, имеют.
Да и в принципе, как сказал один классик, - о ком бы мы не плакали, мы плачем о себе. Поэтому и я решил написать маленькую повесть или большой рассказ о поре своего детства, нашем четырёхквартирном доме, его обитателях и их жизни в середине двадцатого века, в пору, когда народ строил социализм.
Здесь на сайте имеется масса людей, которые помнят эти времена пишут о них и читают о них. Мне кажется, некоторым станет интересно сравнить написанное мной с их воспоминаниями. Люди помоложе, если пожелают могут окунуться в мир детства тех времён, когда не было никаких гаджетов и компьютеров, не было мобильной связи, редкостью были в селе: холодильники, газовые плиты, телевизоры и автомобили. Когда большинство продуктов не покупалось в магазинах, а выращивалось и выкармливалось на своих подворьях. И когда дети играли не в ходилки-стрелялки а большую часть свободного времени проводили на улице с совершенно иными развлечениями, чем сейчас.
Светлой памяти своих родителей: Евгении Ивановны и Михаила Андреевича посвящаю я написанное мной.
Глава 1. Дом
Я не застал строительство этого дома. Когда мы переехали из деревни в село, дом уже построили и уже довольно давно. Отцу предложили работу в школе. В тот год в школах ввели одиннадцатилетнее среднее образование с производственным обучением. Выпускник получал рабочую специальность.
Отца выдернули из колхоза, как подходящего по образованию. И сразу поставили руководителем школьной ученической производственной бригады. С сентября же дали часы труда и специальной подготовки у девушек. Спецподготовка предполагала изучение тракторов и сельхозмашин, агрономии и агрохимии. Для девушек ничего девичьего не придумали, и они изучали эти вещи наравне с пацанами. Закончивший сельхозтехникум по специальности: механик сельского хозяйства, по мнению председателя колхоза, отец подходил как нельзя лучше для вновь открывшегося дела. То, что у него нет педагогического образования и учительского опыта почему - то в расчёт никто не принял.
Нам дали квартиру, и ранней весной мы переехали на центральную усадьбу. Дом поначалу очень не понравился мне, пацану. Четырёхквартирный муравейник с общим двором, общим туалетом и огородом, зажатым между такими же маленькими вспаханными клочками соседей. Мне, привыкшему к деревенскому простору и широте окрестностей, поначалу казалось, что я попал в какой-то иной мир, где, куда не ступи, приходилось считаться с тем, что ты тут не один.
Стоял дом на единственной в селе прямой, как стрела, улице Советской. Улица просматривалась от начала до конца из любой точки и производила замечательное впечатление, утопая в весенней зелени и белых облаках цветущей черёмухи. Одно сразу не понравилось - на ней не было проезжей дороги, но, взамен, от дома начинался деревянный тротуар в направлении школы. Нам, пацанам, он компенсировал непролазную грязь дороги, когда нам купили велосипеды. Стало шиком проехаться по нему, не слезая с велосипеда, хотя тротуары имели множество ступенек. Но разве это может остановить мальчишку?
Понравился двор. Он казался ребёнку огромным. В одном углу располагался филиал военного музея в виде двух машин: полуторки Газ-ММ и легковой "Эмки"- Газ-М1. Машины принадлежали дяде Паше, одному из жильцов дома, механику колхоза, они редко бывали на ходу, но зато в них разрешалось играть, чего большего нужно пацану от жизни, когда можно сесть за руль и представить себя лихим фронтовым водителем, вроде Ивана Бровкина.
Сам дом казался огромным, да и был таким, потому что улица почти сплошь была одноэтажной, а тут два этажа. Таких домов построили несколько, и почему-то три подряд на одной стороне. Огромный снаружи, дом имел маленькие квартирки метров по тридцать пять - сорок жилой площади, с печным отоплением. Вода из колодца, на другой стороне улицы. Мне очень понравилось, что наша квартира на втором этаже и есть вход на чердак. На чердаке находилось окно, вид из которого на огороды напоминал вид из кабины самолёта, и я частенько играл в пилота, когда родители уходили на работу, а меня ещё не отдали в школу.
Обитатели встретили нас, новых жителей, очень приветливо. Во всех квартирах жили пацаны постарше меня, и они мгновенно взяли надо мной шефство. Поначалу девчонок не было ни в одной из четырёх семей. Парни все подобрались серьёзные. Забегая вперёд, скажу, что все они нашли в жизни свой путь и устроились успешно.
Наверно, потому, что все семьи в доме оказались учительскими. Пацаны постоянно затевали, как бы сказали нынче, разные проекты. Все поголовно играли на гитарах, несколько человек участвовали в бывшем тогда в школе духовом оркестре. Многие фотографировали. Были подкованы технически, что-то постоянно мастерили и изобретали. Почти все - прекрасные спортсмены. Немудрено, что и мою жизнь всё время сопровождал спорт: зимой лыжи, летом волейбол. В доме появился первый в деревне мопед "Рига", и я изучал все премудрости его устройства и вождения "на веществе".
Вспоминая, как терпеливо возились старшие со мной, пацаном, смахиваю непроизвольную слезу. Все фотографии моих детских лет сделаны старшими ребятами нашего дома. Смотрю на них и погружаюсь в те года, как на машине времени. Пора познакомить с населением нашего муравейника тебя, мой дорогой читатель.
Глава 2. Обитатели. Семья Панасенко
В доме жили четыре семьи. Сейчас я удивляюсь, как на такой площади все помещались. Во всех семьях имелись взрослые дети, и места на каждого приходилось крайне мало. Но в тесноте, как говорят, не в обиде.
Не знаю даже, с какой семьи начать? Все жили вровень - скромно так, почти по Высоцкому, который набирал в те годы популярность. Наверно, нужно начать с самых старших соседей. Это супруги Панасенко, жившие, как и мы, на втором этаже. Владимир Власович - глава семьи, в прошлом - военный фельдшер. Интеллигентнейший человек, с тонким чувством юмора, деликатнейший в разговоре. С войны пришёл инвалидом, но я никогда не слышал ни рассказов о том, как он получил инвалидность, ни жалоб на неё. Единственным доказательством его положения служила мотоколяска - С3А, которую выделили ему от Собеса.
Он работал в больнице, как обычный человек, а с мотоколяской изредка копался во дворе, объясняя попутно нам, пацанве, что и как в ней устроено, и как работает.
Его жена, Надежда Константиновна, работала в школе учителем начальных классов, но, к тому времени, когда я пошёл в школу, уже вышла на пенсию. По отзывам коллег она была прекрасной учительницей, но мне не повезло поучиться именно у неё, хотя много ребятишек с нашей улицы прошли через её руки. Тогда классы формировали так, чтоб большинство учеников жили недалеко от классного руководителя.
Всегда вежливые и доброжелательные, супруги производили замечательное впечатление. За те несколько лет, что они жили в нашем доме до переезда в город, я ни разу не слышал, чтоб они повысили на кого-то голос или поругались между собой, что случалось в других семьях нередко. У супругов росли два сына - погодка: старший - Юра и младший - Валера. Парни росли под стать родителям: серьёзные интеллигентные, добрейшие и умнейшие ребята. Они постоянно затевали что-нибудь интересное. Оба играли в духовом оркестре, были чудовищно начитаны и спортивны. Они задавали тон в своих классах, когда учились, и после окончания школы выбрали творческий путь. Характеризует их такой запомнившийся мне, ребёнку, факт. Однажды, завалившись к ним в гости, а дом их всегда оставался открытым для друзей и знакомых, я с удивлением увидел, что они и соседский их одноклассник Виталик, делают какие-то упражнения со стульями:
- Ребя, вы что - новую гимнастику разучиваете?
- Лёвка, сядь пока в сторонке, мы скоро закончим и всё тебе втолкуем.
- Поехали дальше: раз - два - три, и раз - два - три! - сказал Юра.
- Скоро выпускной, и мы разучиваем вальс, - продолжил он, когда они закончили.
- Так можно же попросить кого-нибудь, чтоб вас научили, - только и нашёлся сказать я.
- Нет, мы хотим, чтоб был полный сюрприз. Ты же никому не скажешь?
- Могила! - заверил я новоиспечённых танцоров.
И, в самом деле, получилось так, что нас, ещё не учеников, пригласили на их выпускной, как преемников, и парни на прощальный вальс пригласили своих учительниц. Они станцевали отменно, и весь огромный спортзал, заполненный выпускниками родителями и учителями, устроил им овацию. Их молодые учительницы расплакались.
Юра поступил в театральное училище и по его окончании стал сначала режиссёром Пермского ТЮЗа, а потом и его главным режиссёром. Валерка с Виталькой грезили морем, и, поступив в разные мореходки, стали капитанами боевых кораблей.
Вскоре супруги Панасенко вышли на пенсию и переехали жить в Пермь, и я потерял связь с ними, но, хвала Интернету: Юра появился в одной из соцсетей, и мы с ним поддерживали контакт. А один раз, по-моему, лет на пятьдесят их выпуска, мы увиделись с ним на вечере встречи выпускников и очень хорошо поговорили, конечно и вальс со стульями вспомнили, и многое другое. Жаль, все трое уже ушли, а их родители ушли намного раньше. Война оставила свой след.
Глава 3. Семья Кулагиных
- Борь, а Борь, почему двигатель называется двухтактным?
- Понимаешь, Левка, в цилиндре происходят разные процессы, так вот...
- Борь, а почему двигатель называют дизелем?
- Ну вот, смотри, на мопеде есть свеча, она поджигает бензин в цилиндре, а у дизеля...
- Борь, а Борь, почему???
Так я "доставал" старшего сына наших соседей ежедневно. В любую свободную минуту я оказывался у "нижних", так их называли, и приставал к которому-нибудь из их сыновей. Возился со мной в основном старший - Борис. Борис оставил в моём детстве самые светлые и неизгладимые впечатления, но я, как всегда, тороплюсь рассказать о самом запоминающемся, нужно по порядку.
Кулагины жили под нами на первом этаже. Обычно, когда квартира наверху освобождалась, жильцы первого этажа просили в сельсовете, распределяющем жильё, разрешения занять её. Дом стоял не то, чтобы на болоте, но в квартирах на первом этаже бывало сыровато, и в подполье подходила весной вода. Однако, на второй этаж нужно носить дрова и воду, и, видимо, просчитав все плюсы и минусы переселения, глава семьи Кулагиных, Евгения Георгиевна, не дала на подобное действо добро.
Евгения Георгиевна, как и Надежда Константиновна работала в школе учителем начальных классов и являла полнейшую противоположность последней. Невзрачная на вид, небольшого росточка, одетая дома весьма затрапезно, она держала своих мужчин в ежовых рукавицах и все решения принимала единолично. Авторитетом в семье и доме она пользовалась непререкаемым. Если она поставила себе какую-то цель - она под неё нагибала всё семейство, пока не наступал желанный день воплощения задуманного. Основной её целью было перебраться в город и, в конце концов, они скопили нужную сумму на кооперативную квартиру и переехали.
Евгения Георгиевна в моей памяти осталась замечательной хозяйкой. У неё всё получалось, за что она не бралась, будь то торт "Наполеон", цветник перед домом, шитьё нарядов или огород. Она сегодня считалась бы трудоголиком, но тогда такого слова я не знал. Довольно скоро они переехали из нашего дома в другой, поновее и на две квартиры. Переезд запомнился тем, что вместе со скарбом в машину загрузили ящики с землёй для рассады, что изумило всех во дворе. Но теперь-то я понимаю, что Евгения Георгиевна и тут проявила свою житейскую мудрость, мало ли какая земля окажется на новом месте, а тут уже всё известно и проверено. Основательность и рукастость во всём, что она делала, запомнились мне на всю жизнь. Она тоже вышла на пенсию до того, как я поступил в школу, и как об учительнице воспоминаний о ней моя память не сохранила.
Полную противоположность Евгении Георгиевне являл её муж, Николай Софронович. Статный красавец, всегда прекрасно одетый, с пышными, рано поседевшими волосами и военной выправкой бывшего офицера. На внешности, пожалуй, и заканчивались его прекрасные качества, разве что ещё он замечательно играл на гитаре и пел старинные романсы. В остальном, к жизни не приспособленный вовсе, он по сути являлся в семье четвёртым ребёнком, всем рулила жена. Николай Софронович работал в школе учителем истории. Немного позже моего поступления в школу, его назначили директором, но проработал он меньше года, командовать огромной школой у него не получилось. Я удивляюсь, как он командовал солдатами, будучи офицером. Человек добрейшей души и характера, он никогда ни с кем не спорил и не повышал голоса, всегда соглашаясь в сложных решениях с мнением жены. В противоположность ей он ничего толком не умел делать руками, а то, что делал, получалось аляповато. Но, видно так устроено в жизни, что одному в радость, другому - горе. Как об учителе тоже не могу сказать ничего, я проскользнул по истории мимо него.
У четы Кулагиных росли три сына. Старший, Борис, унаследовал всё лучшее из характеров родителей. Добрейший в отца, он имел железный характер матери и, если что задумал, остановить его уже не мог никто. На мопед он сам заработал и сам купил его, в планы матери не входило тратить деньги, как она считала - впустую. Внешность ему досталась мамина. Невысокий, однако спортивно сложенный, он в любых ситуациях оставался авторитетом и не только во дворе. По моим детским впечатлениям он знал всё, ни одна моя почемучка не осталась без его ответа. Наверно, в нём пропал великий учитель, потому что он обожал возиться с младшими, и они платили ему тем же. Запомнился такой эпизод после приобретения мопеда. Ребята во дворе сгрудились около него и стали расспрашивать, что в мопеде и как работает?
- Да всё это вам сейчас Лёвка расскажет! - пацаны захохотали, мне не было и шести лет.
- Давай, покажи-ка им как и что тут работает, - обратился Борис ко мне.
Я не спеша рассказал то, чему научил меня Борис. Ребята открыли рты и после этого так снисходительно ко мне не относились. Но главное, я запомнил, с какой гордостью за меня, посмотрел на них Боря. Наверно, повезло солдатам, у которых он стал командиром. А может и Николай Софронович тоже на войне был таким.
Мы долго дружили с ним. Он уже поступил в военное училище в Риге и приезжал в отпуск, но всегда во дворе рассказывал как там и что и интересовался, как я учусь и живу. После училища судьба закинула его в ЗГВ, в Германию, и связь с ним потерялась. Не знаю я, жив ли он сейчас и где, если жив.
Второй сын, Саша. Тоже мамина копия, но с полностью отцовским характером, учился он не напрягаясь и звёзд с неба не хватал. Достался ему и отцовский талант к гитаре и пению, однако никуда он его не приложил, просто гитара сопровождала всю его не очень длинную жизнь. Когда Кулагины переехали в город, он освоил какую-то рабочую специальность и трудился на одном из заводов. Возвращаясь как-то с работы, он умер прямо в автобусе, и его нашли родные в морге лишь через несколько дней. Так трагически закончилась его жизнь. Моя детская память сохранила его весёлым пухленьким добряком, с неизменной гитарой и песней Высоцкого о друге из "Вертикали", которая так и осталась его визиткой.
Младший сын, Вовка, рос маминым баловнем, как большинство младших во многих семьях. Постарше меня лет на пять, он представлял собой тот сорт дворовой шпаны, которой трудно удержаться в дозволенных рамках. Покуривал втихаря и баловался портвеем "три топора", как он его называл. Имея отцовскую внешность и умея играть на гитаре, кружил головы девчонкам и рано женился. Учёба давалась ему легко, и он не особенно в ней напрягался. Поступать, что тогда было престижно, в какой-нибудь вуз не стал и, как Саша, освоив незамысловатую специальность, работал в городе, куда они переехали, на заводе. Его я тоже потерял из виду, но, начав писать это повествование, думаю, что найду кого-то из них. Интернет мне в помощь и родственник в полиции того городка, куда они переехали. Пока я узнал только, что Николай Софронович умер в две тысячи втором году. Светлая память ему и Саше.
Глава 4. Семья Петуховых.
Петуховы жили на первом этаже под квартирой Панасенко. Сначала они жили вдвоём. Лилия Алексеевна, работала в коррекционной школе, учителем. Павел, Павлович, в колхозе заведующим гаражом и ли просто завгаром. Лилия Алексеевна, запомнилась нам пацанам, прекрасной хозяйкой. Когда у них появилась первая девчонка в нашем доме, Танюшка, и немного подросла, она приглашала нас на все её дни рождения и там мы объедались разными вкусняшками, приготовленными ею. Особенно запомнились пирожные-картошка. Всё это заливалось огромным количеством лимонада и мой братец даже несколько раз из-за стола бегал в туалет. Души Лилия Алексеевна тоже была прекрасной, я не помню случая, чтоб она нас поругала или ссорилась с соседями.
Павел, Павлович или попросту, дядя Паша, имел колоритную внешность жгучего брюнета иногда отпускал бороду и бакенбарды и мы его внешнего вида побаивались. Но человек он был добрейший и я не помню случая, чтоб он как-то пресекал разгулы нашей дури.
У дяди Паши имелся талант к музыке и иногда приняв на грудь он доставал баян и музицировал на свободную тему. Никаких нот он не знал и просто играл понравившиеся мелодии на слух. Особенной популярностью во дворе пользовалось Албанское танго. Играл он очень неплохо.
В доме у них постоянно толклись его племянники. Они имели примерно один возраст с другими мальчишками дома и самое смешное, что звали их так же как и Кулагиных. Старшего, Саша, а младшего Вовка. У них была ещё младшая сестрёнка, Татьяна, в честь которой видно дядя Паша и тётя Лиля, назвали и свою девочку. Парни играли на гитарах как и все остальные мальчиши во дворе.
Тут уместно вспомнить один случай. Первым на гитаре научился играть младший, Вовка. На просьбы старшего научить и его Вовка неизменно отвечал:
- Ну что-ты Сашка, посмотри какие у тебя пальцы, ими только в носу ковырять, какая тебе гитара?
- Саша покладисто молчал, но видно настолько его заело желание овладеть игрой на гитаре, что он научился практически сам, разве что основные азы ему преподал его тёзка Кулагин. Однажды в очередной раз между братьями разгорелся спор о гитаре и Саша взяв гитару, сбацал так, что Вовка просто открыл рот и ничего не смог сказать. И потом Саша довёл своё умение до виртуозного и бряканье Вовки померкло на его фоне.
У дяди Паши была ещё одна страсть, он любил копаться в технике, ну и завгаром, наверно, его поставили в колхозе не зря. Сначала вся эта техника стояла в соседнем дворе и её хозяином был часовщик от которого я в памяти оставил одну фамилию - Лубенец. Но потом они куда-то переехали и вся техника Лубенца, перекочевала в наш двор. Полуторка и Эмка изредка бывали на ходу и я помню, как папа брал у дяди Паши машину и возил всех кто хотел по веники или по ягоды. Машины были дряхлыми и дребезжали и трещали при работе как телеги, но однажды папа так раздухарился, что на полуторке обогнал бензовоз. Мы сидели в кузове и орали от восторга.
Я уже заметил, что в доме жили одни мальчишки во всех семьях. Но в один прекрасный день, тётю Лилю, выписали из больницы с чудом в пелёнках, которое постоянно верещало. Так появилась, Танюшка. Надо ли говорить, что центр внимания у мужского населения дома, сместился на неё. Частенько нам приходилось водиться с ней, тогда не сидели в декретных отпусках долго, а бабушек в нашем доме почему-то не было. Танюшка скоро подросла и участвовала в наших шкодах наравне с нами и с другой Татьяной - соседкой из дома через дорогу.
Так медленно, как нам казалось в тогда, в мелкой суете, тянулось наше детство. Скоро я пошёл в школу, а во дворе стали стремительно происходить разные события.
Наш дом Глава 5. Мы
Я не могу припомнить в каком году мы переехали в село из деревни. Переезд запомнился только огромной лужей в которой у гусеничного трактора тащившего телегу с нами и скарбом, слетела гусеница и папа с трактористом по колено в воде долго возились надевая её а я в это время крутил головой по сторонам, вылезать из телеги посреди лужи не захотелось. Квартира поразила меня своими размерами после деревенской избы где нас ютилось человек до десятка.
Не припомню я и как появился мой брат и где? По происшествиям, которые я помню, однажды он по недосмотру выпал из окна в крапиву, бабушка долго увещевала меня не проболтаться. Конечно я проболтался значит мы переехали после его рождения. Поднимать документы мне лень. Да и не так важно это. Скорее всего наша семья на момент переезда уже имела полный состав, мама я и младший брат. Родители сразу устроились на работу, а меня оставляли водиться с братом до их прихода. Это сильно меня омрачало и ограничивало свободу вплоть до момента, когда братца отдали в ясли. Но всё равно приходилось часто с ним сидеть, особенно летом. К лету юные бандиты так громили свою альма матер, что её ремонтировали два три месяца, да и воспитатели отдыхали от них.
Брат моложе меня на четыре года и ему от меня частенько доставалось, а мне от соседки, которая постоянно на моей памяти сидела дома с очередным малышом. Брат орал, будучи наказан мною, соседка приходила на вопли и драла мне уши. Не зря Макаренко рассчитал, что для безбедного существования детей в семье интервал от одного дитя до следующего не должен превышать четыре года.
Я рос шкодливым ребёнком, не проходило и дня, чтоб я чего-нибудь да не натворил и частенько моя задница испытывала в качестве воспитательной меры - ремень. Из серьёзных шалостей помню как в кузове полуторки жёг спички. Как там промасленное и промазученое всё ничего не сгорело диву даюсь.
У отца в тот день произошёл несчастный случай в котором он в общем виноват не был, но дело могло принять серьёзный оборот. Они с другом ходили накануне на охоту и тот не разрядил ружьё. На другой день достав ружья из машины отец не проверил их и отдал ружьё друга его сыну, чтоб отнести в дом. По дороге пацан начал играться, целясь в детей игравших на улице и...выстрелил. Парнишке, что шёл впереди него вскользь зацепило задницу. Друг - директором школы сумел замять дело. Под горячую руку отец меня хорошенько выпорол. Это не привело, правда, ни к осознанию вины ни к уменьшению моей шкодливости. И попадать в нехорошие истории я не перестал.
Так жили мы с братом. Родители же постоянно работали. Мама в больнице детским фельдшером, отец в школе - учителем труда. На маме лежало ещё и наше хозяйство. Тогда мы держали: корову, курей и поросят без которых прожить в деревне невозможно, в магазине ничего такого не продавали ни молока, ни сметаны, ни яиц всё производилось жителями.
Отец заготавливал корма, а все остальные заботы лежали на маме и на нас, когда подросли. Мама была человеком добрейшей души. Она работала в детской консультации и за много лет на этой работе знала всех детей и их мам в селе и округе. Уважение к ней было безграничным. Даже когда она перешла на работу в коррекционную школу многие мамы по старой памяти обращались к ней за советом, как лечить своих чад. Мама иногда рассказывала смешные истории из своей практики. Некоторые запомнились.
Однажды, попросив раздеть малыша мама увидела, что на ногах у него перчатки вместо шерстяных носков. Мать что привела ребёнка, стала его ругать:
- Такой сякой ты почему перчатки напялил на ноги?
Малыш невозмутимо ответил.
- Ты же сама велела мне их надеть!
Мать всплеснула руками и созналась, что да, целых носок не нашлось. Так тогда некоторые семьи и жили, очень небогато.
Ещё на маме лежала просветительская работа и раз в месяц она читала по местному радио лекции на медицинские темы. Мы с братом с замиранием сердец ждали когда она начнёт читать у радиоприёмника. И на другой день очень этим гордились перед детьми в дворе, что нашу маму слышало всё село. Лекции обычно включали довольно поздно, чтоб люди закончили работы по дому.
Как охотник, отец ещё держал собачку. Нашу любимицу, спаниеля, Золку. С ней мы в свободное время играли, пока её не отравила тётка из соседнего дома, кстати учительница, работавшая с папой и обидевшаяся за что-то на него. Помню, ревели мы по потере собаки целый день. Но в нашем окружении жили всякие люди.
У папы имелась кроме работы и охоты ещё одно хобби, как бы сказали ныне. Он учил водителей и страстно желал обзавестись машиной, что произошло когда мы жили в этом доме. Радость наша не знала границ, на машине мы гоняли в основном в лес по грибы, ягоды, веники и конечно на охоту когда папа нас брал. Почти все в селе водители и в окрестных деревнях учились шофёрству у папы, и я помню с каким уважением относились к нему на дороге. Стоило только остановится, как каждый проезжающий водитель останавливался и спрашивал:
- Михаил Андреевич, помощь нужна?
Обычно никакой помощи не требовалось, но наши детские души распирала гордость за родителя. Машина постоянно ломалась и я с детства приобщался к технике, помогая её ремонтировать. По уши в мазуте, но всегда с удовольствием, потому что общение с отцом в общем деле случалось нечасто. Он рассказывал, что для чего и как устроено, а я впитывал это как губка и сейчас взрослого никакая техническая проблема меня не может поставить в тупик. Спасибо отцу.
Отец же научил нас с братом пользоваться всем инструментом и станками, в школьной мастерской. Он вёл зимой, кроме уроков, один два кружка в которых мальчиши что-то мастерили. Несколько раз мы ездили на областные слёты юных техников и занимали там вполне приличные места. А я по путёвке областной СЮТ* ездил в Москву на две недели. За это я очень отцу благодарен. Да и все мальчишки в нашем дворе учились у отца и авторитетом у них он пользовался непререкаемым. Его слово в технических спорах почти всегда оказывалось последним.
Летом он руководил ученической производственной бригадой. Бригаде колхоз выделил технику и землю и ученики старших классов выращивали на ней зерновые и кукурузу, потому что эта культура понравилась генсеку когда он ездил в Америку. Урожаи школьники всегда получали выше чем в колхозе и об ученической бригаде и её руководителе Пермское телевидение сняло документальный фильм, чем школьники их родители и учителя очень гордились.
Вспоминаю те времена и мама и отец перед глазами, как живые и хочется написать о многом, но это окажется очень длинным повествованием, отца и мамы уже давно нет и воспоминания вызывают лёгкую грусть. Но это жизнь. И она продолжается.
Глава 6. Наша мальчишечья жизнь
Жизнь катилась своей колеёй вместе с жильцами дома. Каждый проживал её по-своему. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году я пошёл в школу. Мгновенно добавилось обязанностей и никуда не делись те, что лежали на мне до этого. Когда начинался учебный год дом пустел на первую половину дня. Взрослые на работе ребятня в яслях, детсадах и школе.
Муравейник наш оживал лишь к обеду, когда мальчиши возвращались домой. Сначала приходил я, уроков в первом классе немного. Затем потихоньку возвращались и все остальные. Сразу выходили во двор. Школа порядком уже поднадоела старшим и они не спешили браться за уроки назавтра. Эти несколько часов получались самыми интересными. Старшие вечно что-то затевали во дворе и мелочь вроде меня или помогала им, или путалась под ногами.
Помню огромное количество игр в которые мы играли. Тут уж возраст не служил помехой. Одна эпидемия сменяла другую. Тогда магазин, единственный в селе универмаг не изобиловал ни спортивными снарядами, ни другими товарами для детей и многое делалось "на коленке" и вдохновляло на новые игры.
Однажды из куска резины от сплошного колеса, были тогда и такие не бескамерки и не обычные шины, а литое резиновое колесо, как бублик, из резины называемой - гусматик, старшие сделали маленький мяч. Всё, на несколько недель, пока стояла сухая погода, наш двор и соседние захватила лапта. Конечно старшие немного злоупотребляли тем, что они сильнее, точнее и выносливее и нас мелюзгу гоняли иногда до рёву, но сейчас я благодарен им за науку упорства и простую физическую закалку.
Так же, на колене, изготавливались городки и опять дворы соревновались переживая очередную эпидемию и совершенствуясь в умении выносить "марку" из "письма" одним ударом. Биты делались сподручными и для нас маленьких и мы не отставали от взрослых. Зимой двор не затихал, хотя возможностей играть становилось меньше. Делались всевозможные санки, подобия лыж и буеров, а частенько всем двором мы выходили на школьную лыжню, она пролегала сразу за домом или уходили кататься в Советский лог, где носились по склонам. Когда погода позволяла дома никто не сидел. С трудом припоминаю, кода же мы учились. И учились очень даже неплохо. В нашем дворе никогда не появлялись двоечники или второгодники.
Когда погода портилась дома мальчишки занимались выдумыванием и воплощение в модели разных идей. Моделизм тогда культивировался на государственном уровне и Посылторг мог прислать набор для любого вида технического творчества придуманный организацией - ДОСААФ. Мы пилили, строгали, клеили, красили разные модельки кораблей, самолётов, машинок. На мальчиша который не умел ничего делать руками смотрели, как на убогого. Иногда такие вещи принимали оборот опасный. Кто-то изобретал скажем пистолет или ружьё и мгновенно мелкий народец захлёстывала эпидемия попалить из чего-нибудь похожего. Местный участковый в разговоре с отцом изумлялся:
- Иду через старое кладбище, стоит канонада, подошёл, нет у пацанов ничего в руках из чего палят, непонятно?
Отец пожимал плечами.
- Вроде ружьё пока не разрешаю брать без моего ведома.
- Из чего палите? - спрашивал меня участковый.
- Не знаю, это старшие, - отвечал я, хотя знал, что палили из самодельных пистолетов - куркачей, заряжая их головками от спичек.
Кроме таких игр мы занимались и другими делами, более благопристойными. В первом классе я начал фотографировать и под руководством старших очень скоро, начало хорошо получаться. Мне купили новенький "Зенит", который только, только появился в магазинах. Камера была первой советской зеркалкой для массового пользователя, до этого все выпускались дальномерными. С фотографией я не расставался потом очень долго, пока она не сделалась современной, когда не нужно заряжать фотоаппарат, проявлять плёнку и печатать фотографии в темноте с красным фонарём. Сейчас для получения снимка достаточно нажать кнопку, это замечательно, но многое утратилось навсегда и главное, воспитание терпения, аккуратности и немалых познаний, чтоб получить снимок.
Очень много времени у всех мальчишек нашего дома уходило на музыку. Музыкальной школы в селе не было, но нам повезло с учителем пения. Он затевал разные культурные проекты. Школе на открытие нового здания (старое деревянное сгорело), шефы подарили набор музыкальных инструментов для духового оркестра и Владимир Петрович, организовал его. Успех всегда сопровождал его выступления и ребята поднялись до исполнения классических произведений. Ни одно школьное событие без оркестра не обходилось. Старшие все играли в нём. В огромной школе одарённых ребят оказалось на несколько составов оркестра и каждый вечер в школе звучала духовая музыка. Однако главным увлечением стали гитары. Уже вышел фильм с Высоцким - Вертикали и хриплый баритон набирал силу, а в подражателях недостатка не ощущалось. Нижние ребята Кулагины, собрав гитары со всего дома могли запросто устроить концерт, даже глава семьи, Николай Софронович принимал в таких посиделках участие знакомя нас с дворовым фольклором тридцатых сороковых голов. Он брал семиструнку и заводил:
Гоп со смыком песня интересна.
Сто двадцать пять куплетов всем известно
Но теперь поют другую ленинградскую блатную,
Как живут филоны в лагерях.
Песни были диковинные, которых не услышишь по радио. Ему подпевала вся троица сыновей, а потом они пели "Скалолазку" и "Лучше гор могут быть только горы". Гвоздём же стала "Песня о друге", которая не теряла популярности никогда.
И сейчас, прикрыв глаза, я слышу их трио:
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так
Парня в горы тяни - рискни.
Не бросай одного его
Пусть он в связке с тобой - одной
Там поймёшь кто такой!
Учитель пения научил их азам нотной грамоты, а дальше уж они совершенствовались сами. Я был ещё маловат для гитары и сейчас вспоминаю то время с грустью. "Учителя" вскоре потихоньку закончили школу и разъехались кто куда.
Петрович, как все называли учителя пения за глаза, научил и меня сначала играть на горне, и я на всех школьных пионерских линейках с удовольствием горнил незатейливые мелодии. Пока однажды на общешкольном сборе не дал такого петуха, что вся школа хохотала надо мной и горн я забросил, да и перерос это. Немного позднее, Петрович, научил меня и моего друга Серёжку нотной грамоте и игре на аккордеоне, за что я ему очень благодарен, а аккордеон изредка беру в руки и сейчас, повеселить внуков.
Так и происходила наша ребячья жизнь в доме в те времена, от одной затеи до другой. между которыми мы успевали и учиться, и делать всё необходимое по дому, а старшие уже и играть в любовь. Но время неумолимо и в доме всё начало потихоньку меняться Мы взрослели.
Наш дом. Эпилог
Мы взрослели, а дом стремительно старел. Если раньше о престижности житья в доме именуемом за глаза "клоповником" никто не задумывался, то сейчас дом превратился в отстойник для пережидания очереди на улучшение жилищных условий и очень скоро все те о ком я написал, покинули его. Первой собралась семья, Панасенко. Их дети первыми закончили школу, а носить воду и дрова на второй этаж пенсионерам оказалось обременительно. Они потянулись за детьми в областной центр. Как Ветераны Войны они быстро получили там квартиру.
На второй этаж переехали самые молодые в доме - Петуховы, но и они не прожили после этого в доме долго. Им дали квартиру напротив в доме-новостройке уже для двух семей, это считалось очень значительным улучшением условий жизни. В принципе квартира не отличалась ничем. То же отопление дровами, как и во всём селе и удобства на улице, но площадь побольше, да и сами такие дома назывались "полуособняк". Неизвестно чего в названии больше гордости или иронии. Всё равно за стенкой было хорошо слышно соседей и все проблемы сосуществования оставались.
Квартиру, Петуховых, заняли вновь приехавшие соседи - Вандышевы. А нижнюю квартиру так же новые, Ткачёвы. И те и другие в моей памяти уже не оставили почти никакого следа. Их дети оказались моложе меня и ещё у Ткачёвых обе девчонки и как-то несильно меня к ним тянуло. Причиной стала их мать. Набожная тётка несильно приветствовала контакты своих девчонок с мальчишками. Ни у тех, ни у других я не был ни разу в квартирах до окончания школы. Сами жильцы уже оказались простыми рабочими и не такими яркими личностями как их предшественники.
Кулагины тоже вскоре переехали в полуособняк и довольно далеко от нас, и контакт с их детьми потерялся. Затем Николай Софронович и Евгения Георгиевна, скопили денег на кооператив и переехали в районный город-новостройку Чайковский, и я окончательно потерял с ними связь. Сейчас не знаю кто жив из их семьи.
На место Куланиных поселили молодую семью, Васиных, что очень сильно меня омрачило. Дядя Слава, работал в сельпо водителем, а его жена Александра Ильинична в средней школе, преподавателем русского языка и литературы, в том числе и у меня. Ученик я по этим предметам был плохой и частенько меня дома наказывали по жалобам учительницы на мою нерадивость. Мне повезло лишь в том, что они прожили в доме очень недолго и вскоре переехали в благоустроенную квартиру. Дядя Слава вовремя устроился во вновь открывшееся предприятие "Кабельный участок", где построили первым делом огромный дом для персонала.
Вместо переехавших Васиных, вселились последние жильцы, которых я хорошо запомнил - Покрышкины. Молодые тётя Надя и дядя Лёня с прекрасной маленькой дочуркой, Олькой, они тоже уже не представляли интеллектуальную элиту села, но были простыми добрейшими людьми. С Олькой как-то наладился контакт и мы с братом частенько "гостили" у неё. Любимым занятием стало крутить пластинки на маленьком портативном проигрывателе, очень редкой тогда штуке в обиходе селян. Покрышкины прожили в доме довольно долго, я закончил школу и вуз, когда они переехали в свой дом.
Мы остались старожилами в доме который ветшал на глазах. Построенный на болоте со слабым фундаментом дом, начал крениться и вскоре пол уже имел приличную покатость. Окна и двери перекосило и вид у дома стал весьма непрезентабельным. Однако тогда почему-то в организации содержащей дом такие дома капитально ремонтировали, расселяя жильцов. Вместо того чтоб строить приличные новые дома. Дом за лето "перетряхнули" сделали другую крышу, сложили новые печи и под Октябрьские праздники жильцы вернулись обратно. Запомнилась эта эпопея тем, что я уже учился в вузе и привёз погостить к нам свою будущую жену. Все жители дома, в свободное время, помогали его ремонту и месяц мы с Валентиной конопатили свою квартиру и обшивали дранкой под штукатурку. Ровно год спустя в этом же доме мы и сыграли свою свадьбу. Это, пожалуй, последнее событие которое запомнилось в связи с домом. Мы с молодой женой вскоре переехали жить в районный посёлок и у родителей появлялись только по праздникам и выходным и всё реже, обустраивая свой быт на новом месте.
Жильцы в доме стали меняться с калейдоскопической быстротой и вскоре он просто превратился в отстойник для самого дна жизни. До сих пор не пойму, почему отец, имевший колоссальные организаторские способности, связи и массу друзей не построил себе новый дом. Мама никогда не спорила с отцом и довольно скоро ушла из жизни, наверно её похороны это самое долгое моё пребывание в родительской квартире после женитьбы. Отец пережил её на восемнадцать лет. Несколько раз мы с братом делали в доме косметический ремонт. Отец жил один до тех пор пока мог себя обслуживать. Когда это стало проблемно я забрал его к себе и вскоре он умер. Мне пришлось потратить много времени, чтоб оформить его квартиру на себя и продать её за чисто символическую плату молодой семье погорельцев. Теперь у меня нет родного дома в селе где прошло моё детство и этот рассказ главная память о той прекрасной поре.